Рецензия - Сергей Герман - Фраер

Три года назад мы собирались встретится с Сергеем, он позвонил мне, но я тогда не смог приехать в Питер на встречу. В то время, он сам предложил ознакомиться с его новой работой «Фраер», опубликованной летом четырнадцатого на страницах прозыру. Я собрался с рецензией, но забросил. Нынче излагаю полный разбор полёта.

Итак, в аннотации читателю предлагается такое толкование : «Эту книгу тяжело, порой невозможно читать. Но она совсем не о том, как выжить в российской тюрьме. Она о том, как в ней остаться человеком. Рекомендуется для прочтения юношам 16– 20 лет, только лишь выбирающим свою дорогу в этой жизни». И я не совсем разделяю подобное мнение стороннего рецензента. Хотя бы оттого, что сам прошёл  зоновский ликбез в колониях усиленного режима во времена перестройки и имею несколько иной взгляд на прочитанное. Личность человека под рентгеном особых условий пенитенциарной системы, проверка на прочность без подпорок вольной жизни, без поддержки близких - чудовищная катастрофа, страшнее только смерть? Уверенно утверждаю: и выжить можно и остаться человеком! 

В чём тут дело? Если рассматривать авторскую манеру изложения,  то примерно такое мнение и создаётся у читателя. Эта точка зрения весьма правдоподобна и подталкивает к параллелям со сталинским Гулагом. Как поясняет Герман, в переписке с читателями, страшная эпопея создавалась от первого лица бывшего осуждённого Алексея Солдатова. И хотя Герман трактует свой взгляд на события с чужого голоса, создаётся иллюзия его собственного участия в этой трагедии. А может автор пишет о себе, не раскрывая всех перипетий биографии? Уж очень правдоподобно, хотя я и споткнулся в нескольких местах с неточностями. Герман соотносит свой опыт службы в армии, участие в чеченской войне с буднями за колючей проволокой, создавая талантливый и пронзительный рассказ о той жизни.   

Отмечу главное -  противодействие Солдатова  администрации, подлым сокамерникам и осуждённым на зоне, ежеминутная готовность постоять за себя, не склонять голову перед режимом и сохранить силу духа даже тогда, когда ломают об колено - особенности сильной личности. Встраиваясь в аспекты бытия за решёткой, главный герой постоянно находится под гнётом выбора своего места  в зековской иерархии. Не «вор», не «мужик», не «ссученый». Точный портрет дал ГГ старый сиделец Колесо: «Фраер ты, Лёха. Даже не фраер, а пока всего лишь фраеришка. Не простой, битый. Но человек с тебя получится, если не ссучишься. Главное запомни, никогда не вздумай примерять на себя воровской крест. Это не твоё!».

Вот он леймотив повествования - оставайся человеком несмотря ни на что! Не верь не бойся, не проси! С этими негласными арестансткими заповедями, прописанными когда-то Варламом Шаламовым, живёт Солдатов, с ними отбывает срок и тянется к будущему освобождению. Место Солдатова усугублено особенностями личности - он жесток, справедлив, умён и постоянно готов к смертельной схватке. Таким чрезвычайно сложно - жизнь на грани, ошибся - на больничку или новый срок.

Бытописание знакомо и убедительно, но читать совсем не просто. Повествование без конца дробит вереница колоритных сидельцев, а специфическое арго из смеси фени, мата и приземлённых сентенций, усложняет до нельзя восприятие текста. Но какой образный и ёмкий язык, потрясающие своей жизненной правдой диалоги и мини-истории, и уж без чего совсем нельзя - так это специфический юмор. «У твоего адвоката из под юбки торчат хромовые милицейские сапоги», «Не Господь создал людей суками или беспредельщиками. Они вылезли на Божий свет уже с подспудным осознанием своей никчемности», «Не переживай. В России сидеть не стыдно. Стыдно не сидеть».

Надо отдать должное автору, который прописывает сидельцев сочными мазками. В нескольких предложениях являя читателю выпуклые, запоминающиеся образы. «Завхоз отряда дядька лет за пятьдесят по имени Гоша. Гоша похож на белорусского полицая-коллаборациониста. Он кривой на один глаз, и моpщинист, словно стоптанный зэковский сапог», «Русик происходил из старинного казикумухского ханского рода. Всё в нём было породистым, руки, жесты. Зэковский бушлат он носил, как смокинг и даже в арестантской робе походил на лорда», «Но сучилось неожиданное. Владимир Иванович снова шокировал всех. Он назвал судью - «старой ****ью». А когда та замерла, потеряв от неожиданности дар речи, ещё и «старой овцой». Не менее интересны повествовательные зарисовки, которыми пестрят зоновские серые будни: «Ранним утром в барак пришёл невзрачный офицер, лет тридцати. Бросалось в глаза испитое, но не злое лицо человека, ведущего постоянную борьбу с алкоголем. Судя по одутловатости, морщинам и красному носу победа всё же оставалась за алкоголем».

Несколько моих вопросов к автору:

- «Курево - главная валюта в зоне» - вообще-то всегда был чай, странность, на мой взгляд.

- Не везде удаётся проследить взаимосвязь поступков и последствий. Например, читатель так и не понял, за что сперва держали Солдатова на подписке и внезапно закрыли. Хищение государственного имущества - статья не простая, при Советах за неё могли расстрелять, а вторая 188 статья  - неисполнение судебного решения - вообще непонятка какая-то.

«Через пару месяцев, прокуратура пришла к выводу, что совершённое мною преступление относится к категории тяжких и внесла протест. Меня снова этапировали в СИЗО для замены режима на более строгий».

- Прокурор уже потребовал срок на суде и вдруг протест!? Смена режима отбывания происходит только по решению суда в случае совершении нового преступления, что в жизни, естественно, случается. ГГ заслужил новый срок за нанесение телесных повреждений - случай со шлёмкой или госхищение не дотянуло? Про суд ни слова.

- Новый эпизод, что совсем невероятно - побег нашего сидельца как-то вдруг, от нечего делать и без особой мотивации. Коллективный «рывок» с «крытки» - чья-то легенда от гражданина Солдатова в вольной интерпретации писателя Германа.

- Ещё странность:  БУР (барак усиленного режима) и ШИЗО (штрафной изолятор) - одно и тоже, лишь из разного времени, но автор дважды пишет через союз «и». В смысле, что на зоне и то, и другое. Кой-какие мелочи, но авторское видение рецензенту не подвластно.

Идейно-нравственные принципы под большим вопросом. И это главная составляющая за которой тянется цепь поступков и событий. По Герману получается, что в той среде можно всё - главное не попадаться, а жить по понятиям, что гораздо легче чем по законам советской власти. Впечатления оставляю на откуп читателю: кто-то бросит чтение в начале, лишь слегка окунувшись тюремную грязь; кто-то, дочитав, воскликнет: «Ништяк, правильный пацан!». Морализировать не стану, но подчеркну главное для читателя, не замаранному горькой правдой. Есть прекрасные воспоминания узников времён сталинских репрессий - Шаламова, Жигулина, Разгона, Жженова и есть современная проза вроде повести, которую я сегодня разбираю. Их объединяет чудовищный режим содержания и порядки, но никак не духовное наполнение действующих лиц. На мой взгляд, в данном случае - одно другому не мешает. Современники должны знать и такую «неотъемлемую» часть нашего бытия, описанную жёстко и качественно.