Polonez dla trzystu trzecich

- Заключенный Томаш Вавжиняк!
Надзиратель окликнул меня, через раскрытое окошко в двери моей камеры, через которое три раза в день подают еду.
Я отвечаю ему:
-Заключенный Томаш Вавжиняк. Осужденный по статье 122 и статье 124 уголовного кодекса Польской народной республики, измена родине и участие в деятельности иностранной разведке. Осужден на пожизненное заключение, нахожусь на месте.
Голос надзирателя монотонно, но подавляюще продолжает:
-После команды разрешено лечь. Запрещается поворачиваться лицом к стене, вставать без нужды, ходить по камере. Руки всегда должны находится сверху на одеяле.
- С правилами ознакомлен.
Без эмоции отвечаю я.
- Заключенный Томаш Вавжиняк. Отбой!
Я быстро ложусь на откинутый от стены деревянный лежак. На котором я перед поверкой постелил тонкий матрац одеяло. Все это только названия, сами предметы не имеют ни чего с ними смыслового обобщения.
Окошко в двери камеры захлопнулось, и последовал лязг засова. Включилась синяя лампа ночного освещения.
Я смотрю в потолок, смотрю бессмысленно, просто смотрю и ничего больше.
Постепенно прихожу к понимаю, что именно теперь я могу быть свободен, несмотря на мое положение, на свое место нахождение. Они не могут забрать мои мысли, мои воспоминания. Будущее смогли, а прошлое не смогут. И в этом и состоит моя свобода. Правда, ее у меня снова заберут по команде подъем!
………………………………………………………………………………………..
На мне бежевое пальто и широкополая шляпа в тон. Я шикарно одет по меркам довоенной моды.
Идет дождь, и весь мой шикарный вид ровным счетом ни чего не значит. Струи дождя уже давно свели его на нет. Я изрядно промок, но это меня не заставляет спуститься с мокрой палубы корабля в каюту.
Уже относительно светло, но пасмурно. Из трубы валит черный дым, изнуряющее кричат мелькающие чайки. Меня раздражают их крики.
Я обращаю внимание как за бортом качается на волнах буй. Облезлая краска,, уже даже трудно сказать, какая она была первоначально. Наверное, что-то красное.
На душе так плохо, что я даже не знаю, как это можно выразить словами. Если бы сейчас из неоткуда донесся бы полонез «Прощание с отчизной», я бы разрыдался. Но, он не звучит, а я держу себя в руках.
Пароход зашел в акваторию порта Дартмута и застопорил ход. Мне объяснил, совершенно не знакомый мне человек стоявший рядом, что сейчас подымится на борт лоцман который проведет корабль до места швартовки.
Я понимающе покачал головой, соглашаясь с ним.
В небе раздался гул, который я не перепутаю ни с каким другим.
Над кораблем прошли на высоте примерно триста метров три Харикейна Мк I (Английский истребитель), показав мне раскрашенные на половину в черный и белый цвета свои «брюшка».
Перед тем как уйти на вираж и набрать высоту помахав крыльями. Наверно они так показали свое почтение нашему прибытию в Великобританию.
………………………………………………………………………………………..
Я прожал взглядом падающий PZL (Польский истребитель верхоплан) майора Скульского превратившийся в факел, оставляющий черный дымный шлейф в небе. Я надеялся увидеть раскрывшийся парашют, но его не было.
Больше я не мог уделять этому времени.
Передо мной наш пытался уклониться от вышедшего в хвост Мессершмитта 109Е.
Наш сделал вираж вправо, но скорости ему не хватало и без особого труда немец поймал его в прицел и…
Из-под капота PZLпотянулась вначале тоненькая струйка белесого дымка, потом она стала серой, черной, вырвалось пламя, Анжей Сикора, это был его истребитель, ткнулся лицом в приборную доску не шевелился.
Его самолет завалился на бок, и полностью окутавшись дымом, стремительно понесся к земле, оставляя за собой черную дугу, которую ветер не сильно торопился стереть с неба.
Пилот сто девятого не заметил меня во время своей атаки, и наклонившись стал выходить после набирая высоту, тем самым выйдя на мою линию огня.
Хрипя двигателем, неимоверными усилиями, выжимая все возможное из своей  машины, я поймал «Немца» в пересечения прицела.
Длинная очередь попала ему в бак. Вспышка, взрыв. Я уклонился он несущегося на встречу обломка крыла Мессершмитта.
Чтобы набрать скорость, я начал сбавлять высоту. Зависнув неподвижно на несколько мгновений в воздухе. Именно в эти самые несколько мгновений я почувствовал удары по корпусу моего самолета.
Через очки забрызганные маслом, я все же разглядел яркое пламя, которое подбиралось ко мне.
Череда судорожных движений и я вываливаюсь из тесноты кабины.
Перед глазами мелькнул черный крест, который затмил собой все небо.
Толчок раскрывшегося  парашюта вернул меня к способности понимать происходящее, по всей видимости, я на небольшое время потерял сознание.
Вероятно, меня это и спасло. Мое безвольное тело немец принял за мертвое, и не стал меня расстреливать в воздухе, а прошел мимо.
Оказавшись на земле, отстегнув лямки парашюта, я поспешил в недалекую от места моего приземления рощу.
По дороге приближалась немецкая танковая колонна.
К вечеру я вышел к небольшому хутору.
………………………………………………………………………………………
Переодевшись в крестьянское, с зашитыми под подкладку документами, я ушел ночью.
20 октября прекратила сопротивления и капитулировала военно-морская база Хель. Это был последний очаг сопротивления. Обо всем этом я уже узнал в Румынии куда мне повезло пробраться.
Через полгода моих странствий я оказался в Сирии.
Мои стремления завербоваться во Французские ВВС не увенчались успехом. Мне по непонятным причинам отказывали в консульстве. Вернее сказать тянули с ответом, прямого отказа не было. Я слышал, что некоторым повезло с этим больше.
Меня оставили без внимания.
Франция пала 22 июня сорокового, подписав перемирие. Образованное правительство маршала Петена окончательно отбила у меня охоту иметь с ними дело.
Решение было единственное. Великобритания.
…………………………………………………………………………………………
-Does someone speak English?( Кто-то говорит по-английски?)
Задавал один и тот же вопрос офицер всем кто спускался с трапа.
-Damn, how are you going to fight? (Черт побери, как же вы собрались воевать?)
Выругался он в сердцах, после того как ступившие на Британский берег проходили мимо ни как не реагируя на его вопрос.
- I say, but very badly and slowly.( Я говорю, но очень плохо, и медленно.)
-Скажите, чтобы все шли в том направлении…
Офицер указал направление.
-Там приготовлены для вас автобусы. Вас отвезут к месту расположения. Там вы сможете поесть, отдохнуть после дороги и привести себя в порядок. Там вас ждут.
Я понял его в общих чертах, про автобусы и просто догадался, что нас отвезут в подготовленное место, где и накормят.
Через рупор я несколько раз прокричал это объявление.
…………………………………………………………………………………………
Сидя в автобусе, я рассматривал, как капельки дождя скатываются по стеклу, и когда она исчезала, на ее место падала новая. То, что дождь продолжал идти не очень-то меня и огорчало. Не так удручал меня унылый пейзаж порта, не так чувствовалась безнадежность, даже пробивались нотки оптимизма.
Я снова буду летать, я буду мстить за своих погибших товарищей, за поруганную честь моей страны, за…
Что-то отвлекает меня от моих мыслей…
Только сейчас я обратил внимание, что со мной разговаривает сидящий рядом, тот самый пан, что при заходе в порт объяснил мне причину остановки.
- … я сам родом из Гданьска, а там, как вам известно, порт. Вот от того я и знаю, что если приходит судно и капитан не знает лоцию акватории, то на борт подымается лоцман…
- Я извиняюсь, это все ваши вещи?
Я кивком головы указал на большую толстую тетрадь в дорогом кожаном переплете.
- Увы, это пока все, что у меня есть. Но, это очень важная вещь.
С серьезным видом и с патетикой в голосе ответил мне мой сосед по креслу в автобусе.
- Матерь Божья, не преувеличивайте, это всего лишь тетрадь, которую можно купить в любой лавке, которая торгует конторскими принадлежностями.
Без всякого энтузиазма ответил я ему и повернулся к оконному стеклу.
- Пан совершенно не прав. Эта тетрадь войдет в историю, я очень на это полагаю надежды. Ей в очень скором времени предстоит стать дневником эскадрильи. Польской эскадрильи. После победы это будет не просто тетрадь, а исторический документ.
Историки будут изучать его, и ссылаться на него как на первоисточник, про нас будут рассказывать в школах на уроках. Глядя на нас, будут воспитывать новое поколение поляков. Их будут на нашем примере учить любить свою родину, как бы трудно не было…
- А кто будет его вести?
Снова перебил я его.
- Я, вы, мы. А вы, как я понял, говорите по-английски?
Задал он мне встречный вопрос.
- Не так хорошо, как бы мне этого хотелось. Так, практически на уровне «London is the capital of Great Britain»
Я улыбнулся сквозь силу.
- Это уже кое, что.
- Я до службы закончил, университет Яна Казимира в Львове. Признаюсь, что сожалею, что лентяйничал. Я считал, что мне вполне будет достаточно сказать фразу «I do not speak English» (Я не говорю по-английски) и тут же любой англичанин начнет говорить со мной на польском.
Ума не приложу, почему я так считал?
- Позвольте, мне представится, капитан Станислав Войтович. Военно-воздушные силы Польши.
- Поручик Вавжиняк, Томаш. Рад приветствовать пана капитана на земле «Туманного Альбиона».
- Называйте меня по имени. Я думаю, в данной ситуации это будет правильнее.
- Пожалуй, так будет действительно лучше.
Мы пожали друг, другу руки.
За разговором мы не заметили, что мы уже в пути.
………………………………………………………………………………………….
Нас разместили в казармах на территории воинской части. Ну а где еще нас можно было разместить.
Вся эта суматоха, которая бывает когда надо накормить, устроить с ночлегом большое, ну относительно много, так будет вернее сказано, людей. Причем те, кто старается создать условия, не понимают тех, кого расселяют. А те в свою очередь, совершенно не могут понять тех, кто пытается им, что-либо втолковать.
Вначале это выглядит забавно, а потом нарастает раздражение.
Когда кое-как это все обустроилось, я уже был заведен на столько, что хотел только одного, чтобы все оставили меня в покое.
Это произошло по тому, что я пытался переводить с английского на польский, и в противоположном направлении, с польского на английский.
Получалось, скажем, не очень, что называется, через слово. Это раздражало, в первую очередь меня, ну и моих собеседников, как с одной, так и с другой стороны. Я был вымотан, накладывалось волнения, которое присуще всем кто волей судьбы оказался в другой стране, причем далеко не в качестве праздного туриста.
Мне, как и прочим, кто был сейчас рядом, предстояло воевать за эту, совершенно незнакомую страну. Но я был готов сложить за нее голову только лишь хотя бы за то, что она предоставила мне возможность поквитаться с теми, кто забрал у меня мою Родину.
От моих патриотических размышлений отвлек плюхнувшийся на койку, что стояла рядом с моей, соотечественник.
- Это теперь моя койка! Теперь это место приватное и без моего на то разрешения…
- Я попросил бы пана так не орать. Тем более это собственность Его Величества.
Не дав ему завершить изложение до конца его мысли, я перебил его.
- Какого еще Величества?
Произнес он, смотря на меня непонимающе.
- Короля Георга шестого.
- А кто это?
- Глава страны, в которой мы сейчас находимся.
- А, Черчилль, кто тогда?
- Премьер министр.
Продолжил я, еле сдерживая свое раздражение.
- Ладно, пусть это будет койка короля Георга, но спать на ней буду я.
- Шестого.
Вновь внес я свое дополнение. Мне вдруг стало интересным лесть, что называется на рожон.
- Что?
Переспросил мой сосед.
- Короля Георга шестого.
Повторил я, не скрывая ехидной улыбки. Честно говоря, мне хотелось выбросить накопившееся у меня в душе черт знает, что. А, что там могло еще накопиться?
- Я так понимаю, что пан здесь самый умный?
-Это, только на вашем фоне я так великолепно выгляжу. Это не так уж сложно.
- А если в морду?
Задал он мне ненавязчиво вопрос в свою очередь.
- А знаете ли, это весьма любопытное предложение.
Перехватить его руку было дело не сложным, да и отправить его в нокдаун тоже сложности особой не составило.
В студенчестве я занимался боксом. Не настолько, чтобы достигнуть спортивных успехов, но постоять за себя при случае у меня получалось. В основном получалось. В этот раз получилось.
Поединок не состоялся, нас растащили.
- Панове, прекратите! Вы сюда приехали не за тем, что бы калечить друг друга! Мы тут собрались совершенно по другому поводу. Не забывайте вы тут не дома. Нам этот «Дом» еще предстоит отвоевать. Мне стыдно за ваше поведение! Как вы пойдете в бой, если вы готовы избивать один, одного, без особых причин?
Я майор Вузняк. Представьтесь теперь вы!
Я и мой визави поднялись с коек и приняли подобающие позы.
- Подпоручик Михал Радовецкий, пан майор!
- Поручик Вавжиняк. Томаш.
- Обоим делаю замечание! Надеюсь, этого будет достаточно.
-Есть замечание.
Произнесли мы одновременно.
- Не позорьте, ни себя, ни меня, ни Польшу.
Майор удалился после этих слов, но я понимал, что этим все не закончится. Судя по выражению лица моего соперника, он примерно также видел возникшую ситуацию.
Но, прошло минут пятнадцать, и возникшее между нами, я бы сказал трение, может размолвка, постепенно сошла на нет.
Потом, усталость за день, новое место, все это взяло верх, глаза начали у меня слипаться, все слилось в единый шум. Я подумал, что не плохо просто полежать с закрытыми глазами…
………………………………………………………………………………………..
Утро следующего дня, опять суматохой. Я вообще не люблю утро, особенно когда ни чего не ясно, что сулит день грядущий. Или наоборот, ясно, что он не сулит вовсе ни чего хорошего.
После завтрака построение. После предстояло прохождение медицинской комиссии.
От роли переводчика, меня по-прежнему не освободили. Языковая проблема была камнем преткновения, и мои скудные но, хоть какие-то знания, не играли значительного облегчения в общении.
Тем более, что я и так не важно справлялся а тут еще специфические медицинские термины ставили меня в тупик, и если бы только меня.
Врачи были естественно англичане, а мы были поляки. По-другому как Вавилонское столпотворение, это все нельзя было назвать.
Врачи ставили свои вопросы так, чтобы на них можно было отвечать, YES или NO.
Дело как-то пошло, если считать основным словом «как-то».
И тут у меня подвернулся случай, которым я без всякого на то размышления воспользовался.
- Following! (Следующий)
Сказал врач, отмечая записью в ведомости прошедшего его пилота.
Следующим был подпоручик Радовецкий. Тот самый, который вызвал у меня вчера вечером приступ антипатии.
- Вас приглашают.
Сделал я перевод.
Он встал напротив стола, за которым сидел врач.
- There are complaints about health? (Есть жалобы на здоровье?)
Подпоручик вопросительно взглянул в мою сторону.
Я покачал отрицательно головой.
- Nо.
- Good (Хорошо).
Пробубнил себе под нос док.
- Have you had sexually transmitted diseases? (Вы болели венирическими заболеваниями?)
- Что он спросил?
Спросил меня Радовецкий.
Я не мог пропустить такого случая.
Я кивком обозначил знак согласия.
- Yes.
Врач, оживившись, поднял на него глаза.
А, я, прикладывал массу усилий, чтобы мое внутреннее ликование получившейся мести не стало видным снаружи.
- Come on. I need to examine you. (Пройдемте. Мне необходимо вас осмотреть.)
- Доктор сказал, чтобы пан подпоручик прошел на осмотр. Он хочет убедиться, что у пана подпоручика великолепное здоровье.
После как, врач и Радовецкий удалились, ко мне обратился Станислав Войтович.
- Куда его?
- На массаж простаты. Я знаю только один путь как до нее добраться.
- Да, месть это, то блюдо, которое должно подаваться вовремя и холодным.
Мы хихикнули переглянувшись.
- Надеюсь, это попадет в историю после соответствующей записи в дневнике, который вы ведете.
Мы снова хихикнули.
…………………………………………………………………………………………
Надо сказать, что Радовецкий, не понял, что он подвергся усиленному массажу простатой железы по моей милости, а свалил все на придирчивого доктора.
Мне, даже стало его, немного, жаль. Как минимум это больно, не говоря уже про остальное.
…………………………………………………………………………………………
А веселого было мало в то время. Гитлер планировал вторжение своих полчищ на Британские острова. Он был намерен осуществить свои амбициозные планы 17 сентября этого года, назвав эту агрессивную задумку «Морской лев».
Но. Все же его смущали некоторые обстоятельства. Например, пролив отделяющий Британию от материка. И еще Грант Флит с его калибрами.
Этому зарвавшемуся маньяку нужно было господство в воздухе. Если он его получит, то тогда его авантюра вполне может приобрести реальные черты. Даже более того.
Англия готовилась к отражению агрессии.
Побережье обрастало минными полями, оборонительными позициями, инженерными линиями. Формировалось ополчение, в небе над городами поднимались аэростаты. Британия с каждым днем становилась похожа на крепость в осаде.
Насколько я владел ситуацией, ну, по тому, что я в силу сложившихся, обстоятельств занимался переводом,
Королевским воздушным силам остро не хватало летчиков с боевым опытом и самолетов.
………………………………………………………………………………………
Из нас были сформированы две эскадрильи, которым были присвоены номера 302 и 303.
Я был зачислен пилотом-истребителем в триста третью. Станислав вместе с его дневником, и чтобы, не все было так хорошо, Радовецкий тоже попал к нам.
Нас переодели в униформу Royal Air Force, отличием служило то, что на левом рукаве была пришита черная матерчатая полоска, на которой значилось вышитая надпись «Poland». И еще, мы носили польские воинские знаки различий, на рукавные были обозначения Британские, равные по значению.
Те, у кого были кокарды на головной убор в виде «Белого орла» прикрепили его к тулье фуражки, или пилотки.
Нареканий это не вызвало.
Местом базирования эскадрильи стал аэродром рядом с Нортхолтом.
………………………………………………………………………………………
Летнее утро 22 июля. Это было яркое, солнечное утро.
Выстроившись на летном поле, на котором еще не было самолетов, чувствовалось небольшое томление от ожидания и предвкушения торжественного момента. Я это точно чувствовал и становился сентиментален.
Но я этого не стеснялся и особо не пытался скрыть от остальных.
……………………………………………………………………………………….
Командование было назначено из англоговорящих офицеров.
Я специально употребил термин англоговорящие, так как командир у нас стал капитан Джон Кент, который был не англичанин. Он был Канадец.
Ну, тут ни чего не поделаешь, командиры это не девушки, которые нравятся, или не нравятся. Командиры назначаются, и все.
В свою очередь он был подчиненный майора Роберта Келенса, который смотрел на нас, не скрывая своего раздражения. Он воспринимал нас как, недоразумение которое было ему послано за его грехи.
Мне показалось, что он тоже не был в восторге от своего назначения. Скажу больше, насколько я мог судить он был… в отчаянье.
Приветствие, по-военному скупая речь, из которой мало, что было понятно.
В общих чертах, напутствия и надежды, что мы себя проявим с лучшей стороны.
После произошло самое главное.
- Shun!
Мы замерли, выполнив команду «Смирно».
- Flags raise!
На флагштоках стали подыматься три полотнища. Флаг Великобритании, Королевских ВВС, и наш бело-красный стяг.
Над летным полем зазвучал хор, состоявший из нас.
-Ещё Польша не погибла,
Если мы живы.
Всё, что отнято вражьей силой,
Саблею вернём.
………………………………………………………………………………………
Каждое утро нас увозили на автобусах за пятнадцать километров в Аксбридж, где с нами проводили занятия по английскому языку.
Такая постановка вопроса, была понятна по своей логике, но сильно раздражала.
Занятие вела пожилая учительница, говорившая по-польски, с невыносимым акцентом.
На первом занятии при ее первых фразах послышался приглушенный смех.
- Панове. Вы будете смеяться с моего произношения, когда примерно так будете говорить на английском, как я, в данный момент, по-польски.
Смех смолк.
- И так, панове. Начнем наше обучение с тех слов, которые употребляют английские пилоты в полете. Эти фразы имеют специальное значение.
-Angels. Ангелы. Повторяйте за мной хором.
-Angels.
- Это означает высоту, с которой производится обзор. Angels! После называется цифра. Не забывайте, что в Великобритании принята своя система измерений. Но на этом я остановлюсь немного позже.
- Flapjack. Лепешка. Означает посадку. Повторяем!
- Flapjack.
- Bandit. Бандит. Мессершмитт 109Е.
- Bandit!
Повторяем мы хором.
…………………………………………………………………………………………..
У капитана Кета, в свою очередь был подход к преодолению языковой преграды.
После приезда эскадрильи из Аксбриджа, он подозвал меня и повел на стоянку, на которой уже находились «Хрикейны» ожидавшие окончания нашей предполетной подготовки.
Капитан Кетн подвел меня к одному из истребителей.
Дотронувшись до крыла он произнес:
- Wing.
Я понял, что он хотел от меня добиться.
- Крыло.
- Крыло?
- Именно так, крыло.
Кент достал блокнот и с гримасой усердия записал. После показал запись мне произношения по-польски английскими буквами.
Я покачал головой, мол, более, менее.
- Пши, жи, ши, кши.
Произнес он и показал жесты, которые означали, что ему хочется застрелиться.
В ответ я развел руками.
Кент дотронулся до двигателя.
- Engine.
- Двигатель.
Он опять вздохнул и принялся делать запись в блокноте.
Примерно так мы «разобрали» весь «Харикейн».
В конце он указал на себя.
- John Kent?
Я отрицательно покачал головой.
- ?
- Ян Кентовский.
Улыбнувшись, он протянул мне руку, которую я пожал.
……………………………………………………………………………………….
Занятия продолжались уже больше, чем неделю, а тем временем Luftwaffe приступили к операции «Adler Tag».( День орла).
Немецким двум с половиной тысячам самолетов противостояли шесть сот истребителей Королевских ВВС.
В небе на Ла-Маншем кружились в кровопролитной схватке пилоты, неся потери оставляя совсем не надолго дымный шлейф в небе.
А мы продолжали учить английский.
Многие из нас уже про себя бегло читали газету и понимали смысл прочитанного, но произнести не получалось.
Я пополнил свой словарный запас, и даже стал высказываться в среднем темпе.
Такими знаниями могли похвастаться еще четверо членов эскадрильи.
………………………………………………………………………………………….
- Томаш. Что у тебя с настроением?
Спросил у меня Станислав Войтович, во время перерыва в занятиях, когда мы стояли в курилке.
Я тяжело вздохнул.
- Они нам не верят.
- Кто?
- Англичане.
- Почему ты так считаешь?
- Я вчера случайно подслушал разговор Кентовского, (к тому времени за Кентом закрепилось это прозвище.) и Келенса.
- И что ты там услышал?
- Келенс считает, что мы «Битая карта». Он знает о нас только то, что мы смогли противостоять Luftwaffe всего три дня.
- А Кентовский, что?
- Сказал, что он надеется на то, что за Англию мы будем сражаться лучше.
- Мда. Неприятно. Неприятно и обидно.
В наш разговор вмешался Радовецкий, который курил рядом.
- А собственно, в чем они не правы? Или вы такие ассы, что этот упрек вправе считать незаслуженным.
Обернувшись в его сторону, я постарался парировать.
- Я сбил одного немца. А у пана подпоручика сколько побед?
- Наверно немцу стало просто стыдно и не хватило духа покончить жизнь самоубийством. А тут, как раз, пан поручик пролетал… Вот и вся ваша победа.
- Не связывайся, Томаш.
Остановил меня Станислав.
- Да. Пожалуй, стоит отложить выяснение отношений до конца войны.
…………………………………………………………………………………………..
Раздражали всякого рода тренировки на тренажерах.
- Если они столько времени обучают боевых пилотов, то, сколько же они лет готовят летчиков с нуля?
Не сдерживаясь в сердцах, спросил Войтович.
Все это уже стало не просто раздражать, а уже выводить из себя.
А больше всего доводило, лично меня, до «Кондиции кипения», это занятия по радиосвязи.
Трое изображали тройку летящих самолетов, на велосипедах. Спереди на специальном багажнике была установлена рация, а у меня на голове шлемофон.
Кентовский сидел на площадке за столом и по рации отдавал команды, беря на себя роль базы. Он база, мы истребители, и перестраиваемся в порядке по соответствующей команде.
Мне это уже порядком надоело, как я понял, Войтовича это тоже уже допекло окончательно.
Когда мы пошли на «разворот», я, голосом изображавши испуг и отчаянье, стал кричать.
- Вышка, вышка! Я «Синий двойка»! У меня экстренная ситуация! Тяги киля поворота отказали! Обороты двадцать, пятнадцать! Двигатель глохнет!
Я начал отчаянно звонить в велосипедный звонок на руле!
В эфире с истошным криком ворвался капитан Войтович.
- Вышка! Я «Синий первый»! Вижу «Синюю двойку»! С его велосипедом, неполадки! Он крутит педали, но теряет высоту! Из-под сиденья у «второго» вижу дым! Как меня поняли? «Вышка»?
Я врезался в заднее колесо велосипеда Войтовича и проговорил умирающим голосом.
- Развейте мой прах над Польшей. На велосипеде мне туда не доехать.
Аккуратно положив велосипед, я лег на бетонное основание площадки и закрыл глаза. Рядом лег «мертвый» Войтович.
-Прекратить! Прекратить! Встать!
Выскочил из-за своего стола Кентовский. Капитан Кент.
Мы встали.
-Это не допустимо! Это серьезные занятия, для отработки…
- Сэр! Это дерьмо! Я боевой летчик в чине поручика. Мне его за, что-то дали! Или вы считаете, что в Польше это раздают всем подряд.
Я не приехал сюда черт знает откуда-то, для того, чтобы кататься на велосипеде, и изучать английский язык.
Я приехал убивать немцев! Я хочу сражаться в небе Англии, понимая, что только так я смогу очистить небо над моей Польшей! И по-другому у меня не выйдет.
Прошу пана капитана заметить, что я все произнес по-английски.
Кент, помолчав, совершенно спокойным тоном сказал.
- Программа тренировки на тренажерах окончена. После обеда начинаются полетные занятия.
………………………………………………………………………………………..
- Башня. Башня. Я второй «Синий».
Сделал я запрос.
- Башня на связи.
- Прошу разрешения на взлет.
- Взлет второму «Синему» разрешаю.
Я не торопясь подвинул ручку газа.
Стрелка на тахометре начала подбираться к отметке 30 выделенная на шкале красным квадратом.
Двигатель набрал обороты, и я плавно отпустил рычажок тормоза на рукоятке управления.
«Хрикейн» пополз вперед, я давно не испытывал такого предвкушения, скорость нарастала, педалями поворота я удерживал машину на взлетно-посадочной полосе.
Скорость достаточная для отрыва. Я медленно, не спеша тяну рукоятку на себя.
Отрыв от земли. Полет.
Я набираю высоту.
………………………………………………………………………………………
Эскадрилья идет выстроившись боевым порядком, и взяла предписанный курс.
- Точка поворота. Курс 160.
Слышу я в шлемофоне.
- Есть поворот, курс 160.
Не нарушив строй, эскадрилья совершила маневр.
…………………………………………………………………………………………..
- Башня. Я «Синее» звено, прошу разрешение на посадку.
- «Синий» три. Посадку разрешаю. «Синие» уходите на дополнительный круг.
- «Синий» понял. Ухожу на дополнительный круг.
- «Синий» тройка захожу на посадку.
…………………………………………………………………………………………
Капитан Кент, совершенно не сдерживал эмоции и орал так, что, как мне показалось, дрожали стекла в «домике разбора полетов».
- Вы сейчас сработали на немцев! Четыре самолета, целых четыре! Теперь они требуют ремонта! Из-за вашего неумения обращаться с техникой.
Сержант Франтишик, сержант Войта, подпоручик Радецкий, поручик Загура.
Почему вы посадили свои машины на брюхо?! У вас был отказ механизма выпуска шасси?! Вы создали аварийную ситуацию!!!
-Пан капитан.
Обратился к Кенту сержант Франтишек.
- Сэр! Когда в Британской армии обращаются к своему командиру первое слово должно звучать «Сэр»! Вам ясно?!
- Так точно пан капитан! Виноват. Сэр! Дело в том сэр, что на польских самолетах шасси не выпускалось. Я забыл. Я забыл с непривычки.
Кента это объяснение, судя по выражению на его лице, совершенно не устраивало.
Я не сильно злорадствовал. Я понимал, то, что если бы Радовецкий не допустил бы, этой оплошности, заходя на посадку передо мной… Я тоже забыл бы выпустить эти проклятые шасси, и также посадил бы свой «Харикейн» на брюхо.
- Пусть только кто-то из вас мне попробует сказать, что он готов идти в бой или он опытный боевой летчик, или еще что-то в этом духе… Я… Вы еще… Черт бы вас всех побрал! Как вы собираетесь драться с Luftwaffe, если не можете управлять самолетом!
Когда Кент все это высказывал сержанту Юзефу Франтишику, он не знал того, что во Франции он сбил одиннадцать самолетов противника.
На его французском самолете, «Dewoitine D.500» на котором, тоже не убирались шасси.
…………………………………………………………………………………………
На протяжении следующих трех дней продолжалась отработка, взлета, полетов «Английским строем», посадки. Оплошностей с выпуском шасси уже больше ни кто не допускал.
………………………………………………………………………………………..
- Томаш, я не пил пива уже целую вечность.
Начал, было, разговор Станислав Войтовичь, не скрывая своей цели подбить меня на поход в паб.
- Стас, я не хочу.
Совершенно не в настроении ответил я на это, не скрою, соблазнительное предложение с его стороны.
- А почему? Выпить по бокалу пива…
- Мне стыдно. Мне будет стыдно зайти в это, как его, не важно… и все будут смотреть на меня и шептаться:
«Это те самые поляки, которые плещут наше пиво и еще не сбили ни одного немца, которые бомбили нас прошлой ночью и собираются бомбить и в эту ночь». Ведь именно так про нас будут говорить. И они будут правы.
- Чего-то и мне перехотелось. Ладно, проведем еще один летний вечерок на базе, тут не так уж и плохо.
…………………………………………………………………………………………
На следующий день наступил август. Август 1940 года. До намеченного немецкого вторжения на землю Британии оставалось сорок семь дней.
К этому времени Королевские ВВС потеряли уже половину своих боевых летчиков.
Если и дальше будет продолжаться в таком духе, Немцы получат полное господство в воздухе, и вторжение неизбежно.
Что же касается нас, мы продолжаем тренировочные полеты, отработку маневров, слаженность строя. Меня не покидает мысль, что Англичане просто отмахиваются от нас, проявляя воспитанность, не преследуя цели нас обидеть. Они не видят в нас боевых пилотов.
При этом бросают в бой восемнадцати летних мальчишек, для которых первый вылет становится последним.
Их противник опытные пилоты Luftwaffe «понюхавшие порох» у нас, во Франции, в Голландии, в Норвегии,…
…………………………………………………………………………………….
- Ангелы 3. Строй «шеренга».
Раздался в наушниках голос Кента.
- «Красные» понял. Строй шеренга.
- «Синее» звено. Выполняю. Строй «шеренга».
- «Белые». Выполняю построение «шеренга».
Заполнился фразами эфир.
- Курс 320.
Вместо подтверждения команды в эфире я услышал по-польски.
- Я «Белый» тройка. На три часа вижу группу «Хенкелей-111»( Немецкий бомбардировщик). Они перестраивают порядок.
- Курс 320. Как меня поняли?!
Повторил Кент.
Самолет Радовецкого сделал разворот и с набором высоты направился в сторону противника.
Через несколько секунд вся эскадрилья повторила маневр за Михалом не произнеся ни звука по рации.
- Прошу подтвердить! Курс 320.
Продол заполнять этой фразой эфир Кент.
Его самолет шел первый, и он не сразу понял, что остальные уже атаковали обнаруженного противника над городком Сентолбанс.
Радовецкий пользуясь преимуществом с высоты, приблизился к «Немцу», с расстояния, не более, двухсот метров, открыл огонь.
Левый двигатель бомбардировщика вспыхнул, и заваливаясь на крыло «Немец» устремился к земле.
Радовецкий, маневром вправо ушел с набором высоты.
Эфир заполнила оживленная польская речь.
303 атаковала.
……………………………………………………………………………………….
Ложась то на левую плоскость, то на правую я приближался к «Хенкелю» уворачиваясь от пуль посланных мне навстречу стрелком из верхней точки на фюзеляже бомбовоза.
Наша атака была для немцев полной неожиданностью и застала их врасплох.
В прицеле самолет врага становился все больше и больше.
Приблизившись еще немного, я нажал гашетку и шесть пулеметов моего «Харекейна» потянули к «Немцу» свои огненные трассы.
Прозрачная кабина стрелка в одно мгновение стала бордового цвета. Пули разорвали седевшего там нациста.
Полетели на встречу куски обшивки, «Хенкель» вспыхнул.
Я принял вверх и влево.
-Два «Синий»! Бандит у тебя на хвосте! Уходи вправо!
Это был голос Кента.
В зеркало заднего вида я отчетливо увидел «Мессершмитт».
Я увернулся от его очереди.
Оглянувшись я заметил, что истребитель врага, задымив густым черным дымом, и сорвался в штопор. Над ним на скорости прошел самолет капитана Кента.
Еще три «Хенкеля» опустив носы и окутавшись дымом, покидали небо, при этом издавая вой который сопровождает падающий самолет.
Остальные беспорядочно освободившись от бомб, стали уходить в сторону материка.
- Выходим из атаки! Курс 320!
Раздался раздраженный голос Кента.
- «Красный». Курс 320. Выполняю.
- С вами я дома поговорю!
Еще более раздраженно прокричал в эфире Кент.
……………………………………………………………………………………….
- Поручик Вавжиняк! Переводите! Я хочу, чтобы все поняли, что я говорю! Переводите слово в слово!
Опять в «домике разбора полетов» дребезжали стекла от голоса Кентовского, капитана Кента.
- Я не знаю как в Польской армии, но во всех остальных армиях мира принято выполнять приказы командира! В Королевских воздушных силах, это тоже было. До недавнего времени!
-Переводите поручик!
 Я перевел слово в слово.
- Второе!
Продолжал Кент.
- Я не потерплю в дальнейшем то, что в эфире ведутся Polskie rozmowy prywatne. Все переговоры исключительно на Английском.
Естественно, что последние три слова я не стал переводить, так как Кент произнес их по-польски.
- О сегодняшнем вопиющем проступке я вынужден был подать рапорт командованию.
Поздравляю нашу эскадрилью с подтвержденными шестью победами.
С завтрашнего дня мы несем боевое дежурство по воздушной обороне Британской Империи!
Переводите поручик! Переводите, что вы на меня смотрите?
……………………………………………………………………………………….
Утром следующего дня я стоял и смотрел на небо, неторопливо курив сигару.
- Да, затянуло.
Подойдя со спины, констатировал Войтович.
- Я спрашивал у синоптиков, говорят, что это, на дня два.
Продолжил он свою мысль.
-Похоже на то.
После построения, на котором окончательно стало ясно, что полетов не будет, мы были предоставлены сами себе.
- Не повезло «Зеленым». Их звено оставили на боевом дежурстве, хотя и так ясно, что при такой погоде Luftwaffe сюда не доберется.
- Станислав, что ты там говорил про пиво.
- Что я его не пил последних лет двести.
- По злосчастному стечению обстоятельств, я тоже.
…………………………………………………………………………………………
Пинта. 1 английская пинта равна 0,56826125 литра.
Трудно себе представить, что парень, зашедший, где, ни будь, ну скажем в Кракове, в подобное заведение, обратится, чтобы ему налили 0,56826125 литра пива.
А тут пинта пива, и это 0,56826125 литра. Удивительная страна, в том смысле, что умеет удивлять своим своеобразием и отличиями от всего остального мира.
Но вот, что я заметил.
Англичанки мне напоминают гусынь, не смотря на то, что во мне уже две, этих самых пинты пива.
Нет, нет ни какие другие, не сравнятся с польской женщиной. Таких, как у нас в Польше, ни где не найти.
У нас они все…они шляхетни. Будь она из Варшавы с изысканными манерами, хоть на самом деревенском хуторе.
Они в равной степени могут себя преподнести и знают себе цену. У наших женщин есть достоинство, которым они дорожат. Это точно. Да они все колдуньи, в хорошем смысле этого слова. Они пани причем все.
Меня, кажется, развозит. Больше пива я не хочу, я хочу танцевать.
Тем более, что играет такой ностальгический фокстрот, довоенный фокстрот.
Вот это скорее легенда, что англичане все поголовно джентльмены. Нет. Мы куда выглядим галантнее на их фоне.
Я заметил одну панянку в форме вспомогательного корпуса.
Я подошел к ней и учтиво поклонившись, пригласил ее на танец.
Она мне не отказала.
- А вы поляк?
- Неужели меня так сильно выдает акцент?
Ответил я на ее вопрос.
- Это тоже. Но, просто у вас на рукаве надпись.
- Я как то не сообразил. Z Twojej zgody, mog; przedstawi;… Извините, мое имя Томаш.
Она попробовала повторить мое имя.
-Нет. В конце не «Ч», а «Ш». Томаш. Эс и Эч.
Я в воздухе изобразил пальцем «sh».
Она попробовала и в общем то получилось.
Мы проговорили весь оставшийся вечер. Ее звали Маргарет, она помогала во время воздушной тревоги в бомбоубежище. А сегодня они с подругами отмечали, честно говоря, я не понял, что именно они отмечали.
Мы после еще танцевали и говорили про все, про все кроме войны.
После я проводил ее к дому, где она жила.
Мы договорились опять встретится, в следующий раз, когда будет плохая погода.

………………………………………………………………………………………..
Воет ревун тревоги и все бегут.
Я на бегу продолжаю застегивать желтый спасательный жилет, и когда это получилось, натягиваю на голову летный шлем.
Возле самолета механик помогает мне надеть парашют.
Все я в кабине своего истребителя.
- Башня! Я «Синий» двойка. Разрешите взлет!
……………………………………………………………………………………..
В кружке моего прицела «Юнкерс-88». Он увеличивается в размерах с каждой секундой. Промахнутся невозможно, и я нажимаю гашетку.
Из восемьдесят восьмого повалил дым, и он стал крениться на правое крыло.
- Spali;! Spali;! …kwitn; Phillips. Kyrva. Тфу.
Кричу я и делаю вираж с набором высоты влево.
………………………………………………………………………………………
- «Синий» три! Михал! «Бандит» на хвосте! Уходи влево! Я иду!
Радовецкий пытается уйти от насевшего сзади «Мессершмитта».
Я не успеваю, хотя до самой крайней точки продвинул рычаг газа.
Я вижу как отверстия от пуль ровной строчкой по очереди ложатся в капот «Хрикейна» Радовецкого.
Одна, вторая, третья… на уровне кабины. Михал уронил голову на фонарь кабины, и после его голова сползла вниз, оставляя на стекле алый след.
Нам не суждено теперь выяснить наши отношения даже после конца войны.
Пристраиваюсь в хвост «Бандиту» который убил Радовецкого.
Не все так просто, это «АС». Вираж, еще и еще… Я не могу поймать «немца» в прицел, он постоянно уходит от меня.
Но у меня все равно есть важное преимущество. У меня больше горючего! На «Мессершмитте» нет дополнительного бака, и он может быть над Англией не более двадцати минут.
А я могу.
«Немец» сделал петлю и оказался у меня в хвосте. Я так глупо попался.
По приборной доске проскочила искорка. Двигатель чихает и из него валет белесый дымок.
Я теряю скорость. Мой «Харикейн», не слушает управление. Если «Немец» даст еще одну очередь, мне конец.
Мысль, о которой я только, что подумал, обожгла меня изнутри.
А где я? Этот берег куда я тяну изо всех сил… Это Англия или Франция?
Я во время боя полностью потерял ориентир. Выбор у меня не особо и большой.
Открыв фонарь я переваливаюсь из кабины наружу.
- Сто пятьдесят. Сто пятьдесят. Сто пятьдесят.
Отсчитал я вслух три секунды и дернул за кольцо.
Купол наполнился воздухом. И я спускаюсь… Это Англия или Франция?
………………………………………………………………………………………
Отстегнув наощуп лямки парашюта, я стал протирать глаза от попавшего в них песка. Очки я потерял во время прыжка.
Я видел три силуэта, которые приближались ко мне.
Это Английский берег или на мою беду Французский? Не давал мне покоя этот вопрос.
Я расстегнул кобуру, и достав револьвер на котором взвел курок. Я еще не избавился от песка в глазах.
Рядом в песке подняв «фонтанчик» вошла пуля.
- Вот курва, это все же Франция. Матерь Божья заступись.
Я стал целиться в силуэт. Слеза избавила мое зрение от песка, и я отчетливо увидел на тех, кто приближался ко мне британскую форму. Английскую каску- «тазик» трудно перепутать с какой либо еще.
- Фух! Англия.
Успокоил я себя.
Англичанин опять выстрелил, и пуля попала рядом со мной в песок.
- Не стреляй! Не стреляй! Я пилот союзник! Я поляк! Я польский пилот!
Я положил перед собой оружие и поднял руки.
Солдат сделал еще два шага и застыл на месте.
- Сэр! Я вижу, что вы наш летчик!
- Так какого черта ты в меня стрелял?!
- Сэр! Я стрелял, но в вас не целился!
- Идиот! За каким чертом ты это делал?!
- Чтобы вы сэр, не смогли двигаться с места! Сэр! Вы приземлились на минное поле!!!
…………………………………………………………………………………………
Битва за Британию продолжалась. Я довел число своих побед до восьми.
Майор Келенс, не сильно доверял докладам Кентовског, капитана Кента, считая, что мы преувеличиваем результаты наших схваток и сам решил убедиться, поведя «триста третью» в бой.
После на аэродроме он сказал:
- Я не верил вам, но теперь убедился лично, в доблести польских пилотов. Приношу свои искренние извинения, что усомнился в вас. Ваша храбрость находится на тонкой грани от безумия. Это похвала, джентльмены.
После подойдя к капитану Войтовичу, обратился к нему лично.
- Спасибо, за то, что скинули тех двух нацистов с моего хвоста.
- Не за что, сэр.
После того как майор удалился, Станислав произнес тихо себе под нос.
- Шесть. У тебя на хвосте висело шесть. Ты не заметил. Сэр.
……………………………………………………………………………………..
Гитлер отложил план вторжение в Британию на неопределенный срок. Это была победа.
До этого момента я еще трижды был на свидании с Маргарет.
Когда наступило затишье, я воспользовался этим и взял увольнительную.
Уже во всем было заметно, что осень вступает в свои права и сентябрь передаст эстафету совсем скоро октябрю.
………………………………………………………………………………………
Я, остолбенев, стоял перед грудой битого, обуглившегося кирпича и куском стены, которая осталась от дома, где жила Маргарет.
……………………………………………………………………………………….
- Кем она вам приходится?
Задал мне вопрос пожилой чиновник в местном центре вспомогательного корпуса.
- Ни кем, сэр. Но я надеялся, что станет. Она жива?
- Да, и в тоже время нет. Мне очень жаль.
- Как это понять?
- Ее отыскали под завалом. Балка. Тяжелая балка. У нее очень серьезная травма головы. Мне искренне жаль, сэр. Она в госпитале, но… Я сожалею. Война сэр. Мне очень жаль.
……………………………………………………………………………………..
В госпитале врач мне сказал, что шансов почти нет. Очень сильный удар она приняла на себя.
Даже если все будет все хорошо, она обречена до конца дней будет прибывать в своем мире, за которым необходимо наблюдать санитарам.
Он пытался меня успокоить и говорил, что я еще молод и обязательно встречу свое счастье, что все наладится, когда закончится война.
Война закончилась в сорок пятом. В мае.
Я был повышен до капитана, имея на своем боевом счете семнадцать побед и четыре как вероятных. Четверо вражеских самолетов, оставляя за собой дымную черту со снижением, покинули место боя, но падение их не было подтверждено.
Я был участником сопровождения самолета Уинстона Черчилля в Северную Африку. Его сопровождали только Польские летчики. И хотя, на наших «Спитфайрах» были английские опознавательные знаки, на капотах наших машин были нарисованы маленькие «шаховицы» (опознавательный знак Польских ВВС).
Мы не считались больше «Битой картой» а наоборот «Козырной».
……………………………………………………………………………………
                1946 год.
-Томаш. Подумай еще раз. Я тебя прошу как твой боевой товарищ, как твой друг.
Упрашивал меня Станислав.
- Ну, про, что ты говоришь? Войны больше нет. Польша свободна. Я поляк и возвращаюсь на Родину.
- Польша теперь изменилась! Как ты этого не можешь понять?! Или не хочешь?
- Не хочу. Я соскучился.
Мы стояли возле трапа парохода, который заходил по пути в порт Гдыня.
- Стас, лучше покажи, ты много написал в своем дневнике?
- В нашем. Я написал там все и по всех.
Ответил Войтович.
- Мне пора. Время.
- Удачи тебе Томаш.
- Ты же знаешь, я везучий.
………………………………………………………………………………………
Когда я сошел на берег, для меня это был трогательный момент. Я столько раз представлял его. Я так долго его ждал.
- Одну минуточку пан.
Я отвлекся от своих мыслей. Передо мной стояло трое в плащах и шляпах. У них лица,… не выражали ни каких эмоций.
Один из них предъявил мне удостоверение.
- Попрошу ваши документы.
Я предъявил.
-Уберите вот это.
Сказал другой, указав на нашивку на рукаве с надписью «Poland».
- Тут Польша и все поляки.
Я согласился.
- Что-то не в порядке с документами?
- Все в порядке.
Получил я ответ.
- Тогда верните мне их. Я очень давно не был в Польше.
-Вам надо проехать с нами. Это не большая, но необходимая формальность. Прошу пана капитана в машину.
………………………………………………………………………………………..
Я с трудом подымаюсь, перед глазами все плывет, тело ноет от боли. Я не отдаю себе отчет. Я что-то подписываю и погружаюсь в болезненный затянувшийся сон.
………………………………………………………………………………………..
                1954 год.
-Подъем! Убрать постели!
Открывается окошко в двери камеры.
-Заключенный Томаш Вавжиняк. Осужденный по статье 122 и статье 124 уголовного кодекса Польской народной республики, измена родине и участие в деятельности иностранной разведке. Осужден на пожизненное заключение, нахожусь на месте.
- Приготовится, на выход с вещами!
Окошко закрылось. Залязгал замок, и двери открылись.
…………………………………………………………………………………….
-Заключенный Томаш Вавжиняк. Осужденный по статье 122 и статье 124 уголовного кодекса Польской народной республики, измена родине и участие в деятельности иностранной разведке. Осужден на пожизненное заключение, по вашему вызову прибыл, гражданин начальник.
Сделал я доклад начальнику тюрьмы.
- Присаживайтесь. Не стесняйтесь, присаживайтесь.
Про себя я отметил необычное обращение ко мне. И тем не менее я присел на предложенный мне стул.
- Я доведу до вашего сведения документ.
И так. Ваше дело рассмотрено Верховным судом Польской народной республики. По окончании рассмотрения суд постановил: С Вавжиняка Томаша, снять все предъявленные ему обвинения и полностью реабилитировать.
Срок отбытия наказания засчитать как трудовой стаж.
- И куда я теперь?
Задал я вопрос после того как пришел в себя после услышанного.
- Получите документы… и куда хотите. Где вам понравится. Кроме Варшавы.
- А почему кроме Варшавы?
- По тому.
С долей раздражения ответил мне начальник тюрьмы и добавил:
- Можете быть свободны.
Я не сразу поднялся со стула, ноги были «ватные» и не слушались.
Я пошел к двери.
- По месту обратитесь в соответствующие органы. Вас обеспечат общежитием и трудоустроят. Будете трудиться в народном хозяйстве.
Я остановился и обернулся.
- Я понял.
- А вы везучий человек Вавжиняк.
- Да. Мне везло всю жизнь. Мне повезло выпрыгнуть из горящего самолета, в тридцать девятом. Мне повезло остаться в живых и победить. Мне повезло вернутся. Мне повезло, когда Владислав Гомулка заменил мне расстрел на пожизненное заключение. Мне и теперь повезло.
Вы правы. Я необычайно везучий человек.