Случайный поцелуй

 
 
 
             Всё было как всегда. По обычаю,  начавшееся лето    радовало жителей города то нарастающим долгожданным теплом, переходящим в зной, палящий над их головами, заставляющий крепко жмуриться от яркого солнца до боли в глазах,  стекать каплям  пота по разгорячённой коже их тел, прикрытых летней одеждой, плавиться асфальт, в который они буквально погружали свои ноги, обутые в сандалии,   и следом оставлять в нём мягкие неглубокие следы своего пребывания здесь, на этой улице. Потом температура воздуха и уже нагретого тротуара, от которого только что поднимался пар,  резко падала, наступало недолгое облегчение от только что жары и зноя, появлялась вновь возможность дышать полной грудью, не заполоняя лёгкие запахом раскалённого, расплавленного асфальта,  и только отпечатки от ног прохожих, казалось,  навсегда оставшиеся совсем  внизу — на бордюрах, шоссе, на белых разметках для пешеходов свидетельствовали о  том, что ничего ещё не закончилось, а только – только  началось, что значит,  жди вновь наступающей на пятки жары.
 
       Ведь это лето вступило в свои обычные  права, и поэтому прохожие продолжили своё продвижение дальше, вперёд по улице, медленно и тяжело меся ступнями почти   что лаву  у себя под  ногами, напоминающую   текущую сладкую конфетную массу по  конвейерной ленте, от которой неожиданно отделилось двое—   мужчина и женщина.  Продвижение толпы, как ни в чём ни  бывало,   продолжилось в уже начатом ритме, машины рядом тоже  не прекратили шумно крутить колёсами и грозно  реветь моторами, напирая  одна на другую,  только эти двое застыли посреди  всего этого шума и больше не замечали ни нагрянувшей вновь жары, заставившей широко открыться поры их  тел  и выпустить оттуда всю накопившуюся влагу наружу, предательски скатывающуюся сейчас мелкими  каплями  по лицу женщины и мужчины,   ни бегущих мимо них разноликих людей, даже  не останавливающихся  и не задерживающихся около них, но  иногда задевающих своими локтями потные спины  этой пары.
 
       Всё   пытаясь что-то разглядеть сквозь слепящие лучи солнечного света,   мужчина сделал попытку шагнуть в сторону, и в этот момент налетевшая тень, словно крыло какой-то огромной птицы, коснувшаяся кончика носа на лице женщины  и её всё ещё жмурящихся  глаз,  заставила  мужские губы, иссушенные невероятным пеклом  и  ещё больше усугубляющимся  паром, исходящим от  раскалившегося  асфальта,  только  что наложившим печать молчания, раздвинуться в весёлой  улыбке и произнести:
 
         —  А, я,  кажется,   вас знаю!
 
     Но сказанная,  хоть и со смехом,   фраза, прозвучала   вымученно банально,  и  он,   неожиданно стыдливо опустив глаза вниз, следом  резво встрепенулся, заметив,  наконец – то, что-то  помимо самой женщины среди этой толпы.
 
       У ног незнакомки сидел  маленький  чёрный пёсик, в этот момент  плотно прижимающийся к ней  всем своим крохотным кудрявым  тельцем   и будто,  совсем сухим языком без  признаков какой-либо влаги, мокрым оставался только его  подвижный  кожаный нос-пуговица,  пытался  слизнуть  редкие капли пота, скатывающиеся по её голым  ногам.
 
         —   А как зовут собачку? —  обрадовался  вышедший сходу их состояния недолгого  ступора мужчина, лысую голову которого прикрывала парусиновая кепи,  светло-серого цвета, а цветная майка совсем потемнела от обильно стекающего по его спине  пота.
 
     Но, не дождавшись ответа, он  тут  же продолжил:
 
          — А у меня тоже был пудель. Ну, вот, точь-в точь такой же. Только серенький.  —  И,  чуть задумавшись, словно пытаясь  что-то вспомнить,  медленно добавил:  —  Девочка. А это точно ваш? —  Ещё раз  для верности поинтересовался он. И всё же решив сменить смех на серьёзную мину, присовокупил:
 
            —    Десять лет с нами прожила, пуделиха наша,  жена так плакала, когда её не стало. И я до сих пор забыть не могу.
 
     В этот момент,  внимательно слушающий этот разговор  живой ещё и невредимый той-пудель незнакомки, решил всё же напомнить,  что речь-то идёт  конкретно о нём, и, вильнув обрезанным хвостиком с кисточкой на конце, которая сейчас выглядела  как-то уныло, повисшей грустно вниз от  утомившей не только людей жары, что-то вставил в речь этого случайного прохожего, отвлекающего внимание  его хозяйки на себя,  громко несколько  раз  протявкав,  и при этом настойчиво  тронул женщину коротко  подстриженной  лапкой.
 
     А средних лет  бывший афганец  в парусиновой кепи продолжил рассказывать о своей   умершей давно собачке, совсем не обращая  внимания на то, что его неожиданная спутница,  всё порывающаяся  продолжить свой путь дальше, старалась вежливо кивать ему в ответ, пытаясь вторить    что-то  в унисон его  повествованию.  Она чувствовала лёгкий запах алкоголя, исходящий от мужчины, прорывающийся сквозь монотонную жару и его слова, но продолжала слушать,  что-то там про дочь, потом опять  про его почившую маленькую  собачку, про то, как она сама - то хороша и прекрасна, как этот новый день, наступивший в тёплом, перемежающимся со зноем  лете.
 
     В общем, снующие мимо них прохожие, туда и обратно,  медленно сквозь жару спешащие по своим делам,  напомнили  о том, что всё, как всегда, всё, как обычно, и незнакомка, наконец,  очнувшаяся, выйдя из случайного оцепенения, стала прощаться.
 
      Бывший афганец тоже, вспомнил, зачем он на самом деле остановился в этой толпе и торопливо произнёс, то ради чего, собственно, и начал эту  беседу:
 
        —    А можно, я вас поцелую? — Уже совсем не смущаясь,  спросил он.
 
Хозяйка чёрной собачки весело расхохоталась и ответила:
 
         —    Можно,  конечно, можно.  Только теперь уже в следующий раз. — Добавила она, так как успела отойти на довольно солидное расстояние от мужчины.
 
     Тот,  сходу оценив ещё раз  не только всю привлекательность женщины, но и  услышав  в её беззастенчивом  ответе какую-то беззаботность, лёгкость, то, чего ему на самом деле так  не хватало, не смотря на весь наличествующий   в нём  весёлый нрав, но  то, где он побывал, что увидел, будучи ещё молодым солдатом-призывником, наложило неизгладимый  отпечаток на  всю его жизнь,  уже пожалел, что так долго говорил о том,  о чём вовсе  и не собирался, остановившись около этой женщины. Но ничего не оставалось, как только поинтересоваться у незнакомки, где же она живёт и в ответ,  махнув рукой  в неопределённом  направлении, он добавил:
 
       —    А я  в этом доме. Но я  вас всё равно  найду!   Я хочу вас поцеловать.
 
      И они оба вновь слились с толпой, с гнетущей жарой, что текла вместе с людьми, идущих каждый  в свою в сторону, будто река, несущая свои воды из устья в огромное океаническое или морское пространство, а там,   где-то понизу, течение, становящееся очень холодным на ощупь,  двигалось совсем в противоположном  направлении.
 
          И время тоже пошло неумолимо вперёд, а не вспять. После изнуряющей летней жары наступила  осень со слякотью и дождями, иногда с сухой желто-красной листвой,  на фоне бледнеющего солнца  кажущейся совсем прозрачной, которая потихоньку спадала вниз, накрывая серый  асфальт буроватым ковром, часто шуршащим под ногами прохожих, оставляя позади себя голые ветки деревьев, которые выглядели жалко и одиноко, как и стоящая у окна своего дома женщина.

 
     Всё так же у её ног крутился чёрненький пудель, виляя высохшей распушившейся  кисточкой своего обрезанного  хвоста. Он весь день,  словно верный паж,  следовал по пятам за своей госпожой,  не оставляя её ни на минуту, перемещаясь из комнаты в комнату, глухо ударяясь своим мокрым теплым носом-пуговицей об  её  икры.
   
      А когда, страшное ненастье  неожиданно накрывало лавиной дождя улицу, на которой среди небольших пяти-этажек затерялся дом, в котором жила  незнакомка, когда крупные водяные капли сплошным потоком сползали со стёкол её  окна, у которого она теперь частенько  стояла и вспоминала то жаркое лето и тот день, когда случайно повстречала  бывшего афганца, который обещал обязательно её найти, и она вынуждена была  без своего верного сопровождающего выходить  в эту бурю ненастья,  а  потом возвращаться  обратно, чёрный пёсик громким лаем оповещал всех соседей о её приходе, пытаясь запрыгнуть почти ей на плечи, и поцеловать свою хозяйку,  лизнув гладким и одновременно,   совершенно   шершавым языком,  куда придётся.
   
    Следом, как обычно, уже вторая зима сменила грустную  осень, порадовав природу и людей  белыми красками  пушистого снега, опустившегося теперь   уже лёгким  блестящим ковром на   унылые стёртые буровато-жёлтые  краски прошлого, заиграв и заискрившись падающими  весёлыми снежинками, знаменующими наступление ещё одного нового года.
 
      Женщина всё продолжала коротать свои вечера вместе с преданным пуделем, наблюдая  из окна   сменяющиеся краски  природы и  времён  года, когда пришла ещё одна весна, а она даже сбилась со счёту, какая же в её жизни после той,  случайной встречи, о которой она всё никак не могла забыть, помня про обещание незнакомца найти её.
 
     Никто,  кроме  почтальона,   не стучался  в двери её квартиры, где скрывалось это странное  одиночество, ожидающее обещанного поцелуя, никто не окликал её  на улице, когда она  по устоявшейся привычке, брала в руки зонтик,  надевала ошейник  на  пуделя, пристёгивала поводок  и шла гулять, проходя мимо того же скверика, рядом с которым по мостовой,  так же тарахтя,  проезжали машины, не останавливаясь проходили люди, и где почему-то   не ждал её бывший афганец.
 
     Но однажды, в очередную  наступившую суровую зиму, женщина, открыв двери подъезда, куда сразу же залетел  свежий морозный  ветерок, в момент  окутав стужей плечи незнакомки в надетой шубке, сделав шаг навстречу ожидающим её будням, вздрогнула от неожиданности.
 
     Прямо перед ней стоял укутанный во что-то тёплое и плотное мужчина средних лет. На голове его совсем  не по сезону надета была  военная пилотка, почти сползающая на лоб  и обнажившая лысину, на которой когда-то красовалось серое парусиновое  кепи. На усах,   цвета лежащего по краям от  дверей дома  дорожек снега, застыли две крупные длинные сосульки, смешно и нелепо смотрящиеся на  лице мужчины. Он напоминал постаревшего пуделя незнакомки, который давно  из чёрного  превратился  в   седовато-серебристого, и даже   без малейшего намёка на бывший свой  тёмный окрас.
 
     Снежинки, летящие откуда-то сбоку,  оседали на головном уборе  случайного прохожего, но тут же исчезали,  скатываясь мокрыми каплями по его   разгорячённому  лицу, как в то лето,  когда они повстречались на улице среди той разномастной  толпы людей, скользящей мимо них, а они тогда стояли и как заворожённые пытались что-то разглядеть  друг   в друге.
 
     Но сейчас  мужчина, уже  не задавая никаких вопросов, сделал шаг, уткнувшись твёрдыми сосульками в лицо женщины,  он  ждал её с самого утра и страшно замёрз, не только его усы заиндевели и стали прозрачными от мороза, и холодными твёрдыми губами коснулся губ женщины.  Но уже не случайно, а навсегда слившись с ней в таком долгожданном  поцелуе.
 
            —   Я ведь обещал тебе, что найду тебя. Я так хотел тебя поцеловать. — Только  и  смог прошептать  он, на секунду оторвавшись от лица женщины и  тут  же вновь прильнув к её щекам и раскрытому рту, из которого только вырвалось:
 
           —    А я знала, что ты найдёшь меняЮ   Я ждала тебя всё это время. Я знала, что ты вернёшься,  раз обещал.
 
    И от этих слов,  от горячего  обжигающего дыхания незнакомки  из глаз мужчины потекли слёзы, которые смешивались  по пути с таящими сосульками, застывшими  на его усах от   долгого времени ожидания этой встречи  и  случайного поцелуя, превратившегося в вечность   их обоюдных чувств, вспыхнувших в момент того первого и единственного  свидания, перекроившего всю их дальнейшую  жизнь, превратив её  в мечту об обещанном поцелуе в реальность,   который мог состояться гораздо  раньше.   Ведь окна их домов, находящихся тоже по чистой случайности  друг напротив друга,  загорались порою    в различное  время суток, и  женщина, стоящая в ожидании,   не могла видеть афганца в надетой пилотке, который тоже часто выглядывал  из  своей квартиры в надежде на перемены не только времени года  на улице, но и в своей  жизни, которые всё же состоялись,  хоть и  миновала ни одна осень и ни одна зима, начавшаяся с того лета и с тех  слов:

      « А можно я вас поцелую…»