Собака часть 1 умка книга в трех частях

                Часть-1   УМКА               

                Блинчики с яйцом               
  Лекция шла не впрок. Слова учителя то всплывали, откуда-то из глубины, как из глубо-кой, бездонной ямы, то снова куда-то проваливались, тонули, быстро удаляясь и затухая, а на их место появлялись неприятные ощущения голода. Казалось, что желудок всё сильнее подтягивается к грудной клетке и позвоночнику, словно хочет на них повиснуть, прикле-иться, и присохнуть навсегда за ненадобностью. Какое это неприятное тянущее чувство, вызывающее помутнение в глазах и звон в голове. Какие-то чёрные круги расплывались, словно чернильные пятна в пространстве, занимая всё поле зрения. Пропадали: доска, учитель и вообще всё вокруг, и не хотелось ни слушать, не писать, и вообще ничего не хотелось делать. Вся жизнь сводилась к одному – поесть. Не случайно Максим Горький сказал: « Всё дело в брюхаве». А Некрасов сказал: «В мире есть царь: этот царь беспощаден, голод название ему… Он-то согнал сюда массы народные. Многие – в страшной борьбе, к жизни воззвав эти дебри бесплодные, гроб обрели здесь себе». Вспомнились Саше из школьной программы. Как здорово они сказали и как точно. Это он   понимал сейчас не только головой, а всем телом. Прошло 150 лет, сменились две формации. Пало крепостное право, капиталистический строй заменился социалистическим, а голод, как был царём, так и остаётся, по сей день. И снова появились слова учителя: «Беспорядком называется ряд чисел…». И опять пропали. А в голове продолжение: «Неужели и среди чисел существуют беспорядки?  Что беспорядки среди живых – это, как-то понятно, хотя и совсем не понятно для людей, обладающих грамотой, которая помогла все вычисления привести в порядок. А беспорядки не исчезают, а прибавляются. Вот и с подготовкой студентов. Кому не ясно, что голодному учёба на ум не идёт. А хотят получить грамотных специалистов, и нужда в них огромная. Это только нашим правителям непонятно, что чем больше будет грамотных специалистов, тем быстрее произойдёт подьём развития промышленности и экономики. Быстрее справимся с нуждой. Всех накормим досыта. Верно – « Сытый голодному не верит». Они смотрят в цифры бюджета, а смотреть нужно вокруг – где что взять. У нас целая Сибирь не пахана. Если её вспахать – весь мир накормим. Моя старая мать, имея клочок земли, полностью себя кормит. А тут целая Сибирь от Урала до Тихого океана. Что нужно? Нужны грамотные специалисты, а их кормить не хотят даже в самом малом количестве. Нет техники, не хватает народа. Да при такой системе их и не будет. Студентов, как солдат, нужно содержать на полном государственном обеспечении. «Слава Богу», что они пришли получать нужную специальность. Это же громадный труд, а специалисты нужны стране, а не только студенту.  Разве я, когда выучусь, не создам для деревни самоходный плуг. Не трактор, он слишком дорог, хотя и много функционален. Нужно сначала всю землю вспахать с малым количеством людей. После революции, когда землю дали крестьянам, хотели сделать просто электроплуги. Прямо на плуг поставить электромотор. Но нужно тянуть провода, делать много подстанций. Плуг, как коза, будет привязан кабелем. Это всё не рационально. Можно поставить бензиновый мотор. Плуги спаривать. Нужно малый плуг, для малых участков, – пожалуйста, для больших –  можно соединить  два, три блока.  Пожалуй я возьму эту тему для дипломной работы. Мотор можно взять от мотоцикла. Разработать только рыхлитель земли и охлаждение. Никаких кабин. Тракторист будет сидеть в легковом автомобиле рядом с полем и управлять сразу многими рыхлителями на поле: десятью, тридцатью и более. Всё поле ими уставит и сразу вспашет. Это и для здоровья тракториста замечательно – не будет слышать мощного шума. А как сразу повысится производительность?.. Потребуется мало народа, да и работа с комфортом, и земля будет не просто перевёрнута, а взрыхлённая – мягкая.
И, вообще. Студенты это – наше будущее страны: её мощи, культуры, да и всех достиже-ний. Без них нет движения вперёд. Мы не вылезем никогда из нужды. После окончания института три года отработать куда пошлют, а потом десять лет отработать по своему ме-сту выбора, но по своей специальности.  Жаль, что правители этого не понимают.   
  Снова, – где взять денег до стипендии? Это сейчас основной вопрос. Как говорил Ленин, совершая революцию 1917 года:  «… Архи важно. Промедление смерти подобно!» А о каком безобразии говорил учитель?.. На той неделе удалось немного заработать на разгрузке вагонов. Но у Галки был день рождения. Пришлось потратиться на подарок. Это сделать я просто обязан. Она стоит большего. Ради этого не только голодать, жизнь отдать не жалко. Надеялся ещё на шабашку, но не получилось. Выгрузку вагонов с зерном запретили. Нашли какого-то клеща – черепашку. Когда и что ещё удастся?.. А есть хочется. Третий день во рту макового семечка не было. Идёт к концу третья лекция.
Тут к нему долетел отрывок фразы учителя: «…Следовательно, решение кубических уравнений умерло вместе с великим математиком, якобы решившим это уравнение».
– Неправда! – как продолжение своих, а не профессорских мыслей, возмущённых дей-ствиями правительства, держащими студентов на голодной пайке, произнёс Саша, и, даже, стукнул кулаком по столу. Он хотел ещё добавить: – «Не умрём! Будем искать решение». – Но эта фраза уже осталась в его голове.
Прогремел долгожданный звонок. – Лекция закончена, – объявил учитель и хотел подойти к студенту, чтобы узнать в чём он заметил неправду в прочитанной лекции. Но сделать это не удалось, так как навстречу шли, спешащие в столовую, студенты. Саша, в числе первых выскользнул за дверь. 
«Перерыв 40 минут Можно сходить в столовую, но денег только на чай.
В своей столовой даже неудобно от девочек заказывать, в который раз, только чай».
  Он вышел на крыльцо института и остановился в растерянности: «Что бежал? На лекции ждал звонка, а выбежал и стою. Спрашивается.  Куда спешил, как напуганный? Но 40 ми-нут надо чем-то занять. И желудок тянет до неприятности. Разве что  в забегаловку схо-дить? «Голубой Дунай». Нет. Это не официальное название. Скорее кличка – прозвище. Как хотите, считайте. Вообще-то, вроде большого ларька, выкрашенного в голубой цвет, без лишнего напряжения ума, что попалось. Отсюда и название  – «Голубой Дунай», крещённое людьми с ограниченным достатком воображения. Там можно чем-то перекусить, наскоро, выпить чаю, пива, водки – «остограмиться», как тогда называли. Это, как у кого позволяли средства. 
И, хотя это не для студента, он направился туда
  За стойкой всё  та же Зинка: обсчитывающая, обкрадывающая на порциях, не доливаю-щая водку и пиво и всё это, как бы случайно. Если заметят, она улыбнётся довольно ласко-во, и в шутливой манере извинится, и выдаст недостаток. Но это смотря кому. Чаще она так зло глянет, что не захочется брать, кинутую небрежно сдачу.   
  Саша  взял чай и сел за столик. Пара глотков горячего сладкого чая слегка взбодрили его.
Он не спешил. Надо занять 40 минут, и он откинулся на спинку стула, испытывая прият-ное чувство успокоения желудка. Вдруг он видит: входит его однокурсник Фёдор, и, не замечая его, направляется к стойке и заказывает150 г. водки. Зинаида с улыбкой взглянула на него, как на приятного заказчика, подняла мензурку, изрядно наклонив в сторону клиента, и стала наполнять, одним глазом следя за уровнем жидкости, другим за реакцией покупателя, и быстро опрокинула содержимое в стакан. Чтобы покупатель не успел сообразить. Ещё Фёдор взял для закуски бутерброд, если так можно назвать кусок чёрного хлеба с такой же по цвету и виду сухой котлетой. Было ли в ней мясо, сказать невозможно. Как однажды высказался один проверяющий: « Ни одна лаборатория доказать не сможет, есть ли там мясо». Что он имел в виду остаётся загадкой. Может, там нет мяса и нечего искать, или неспособность наших лабораторий, в силу их плохой оснащённости. Есть и другие факторы. Все с пищеблоками связаны, потому что хотят есть. А отсюда и заключение: ешь, что дают, и не жалуйся.
  Отоварившись, Фёдор сел за тот же столик и с удивлением обнаружил своего товарища со стаканом чая: «Ты что не в нашей столовой? Там, вроде, неплохо кормят?» – обратился он к Саше. Потом взял его стакан и, поднеся к своему носу, понюхал и сказал:
 - Не понял?.. Чай и там есть. Тебе, что, заварка там не нравиться?» – и криво улыбнулся.
  Саша пропустил мимо ушей замечание о чае, а сам с любопытством заметил:
- А, ты, кажется, разбогател. Что?.. была шабашка?    Почему меня не оповестил?  Вроде всегда вместе дела делали. Пожадничал?..
- Да, тут подвернулось персональное дело, – начал оправдываться приятель.
- Это что за дело, лично для твоей персоны?
- Надо было вывеску для магазина состряпать. Ну, я и сработал.
- Что-то я не заставал тебя за выпуском стенной газеты, а мне там приходилось оформлять и не однажды.
- Так, то газета. Там думать надо. А тут пустяки.
- А я, по-твоему, с пустяками не справлюсь? Понятно. Замалчиваешь свою халтуру.
- Почему халтуру? Маслом на стекле. По всем канонам искусства.
   Тут к столу подошла Зинаида и поставила, перед Сашей, тарелку с блинами, хорошо по-литыми, хотя и жидкой, сметаной. А поверх лежало уже облупленное и разрезанное попо-лам яйцо. Саша переадресовал их соседу, но Зина снова вернула их на прежнее место.
Он вопросительно посмотрел ей в глаза, ища ответ на непонятное обслуживание.
- Я не заказывал. Вы наверно спутали. Это ему.
- Нет тебе.
   Зина, без лишних церемоний, перешла на «ты» очень уверенно, не допуская возражения.
- Но, у меня нет денег, заплатить за это. Упирался он.
- А есть, ты, хочешь?
- Есть хочу. Но…
- Вот и ешь, а, НО! себе оставь. Заплатишь, когда разбогатеешь.
   Саша был в растерянности и замешательстве: « Когда  разбогатею?»
   Из этого состояния его вывела Зина: « Вечером зайди, объясню. Буду ждать».
Всё, вроде – как, сразу встало на свои места. Но, тут же, родило ещё больше вопросов:
« Почему, к нему такое внимание?» И даже почувствовал неудобство перед своим това-рищем от этого неожиданного жеста. Обычная порция состояла из трёх блинов, а тут лежа-ло сразу пять, да ещё яйцо и столько сметаны. – Отказаться?.. – Он долго смотрел на «сва-лившееся счастье» в нерешительности. Потом поднял глаза, чтобы взглянуть на покровите-ля. Но она была уже за прилавком, возле которого толпился народ.      
Саша в нерешительности  уставился на порцию с блинами, не зная, что делать.
Фёдор посмотрел на смущенного товарища и сказал:
  – Чего думаешь? «Дают – бери, а бьют – беги». Ну вот, а ты не верил в персональное счастье. Вот оно и тебе свалилось. Может помочь надо?  А-а-а! Может и на вечерний ат-тракцион сходить вместе, а то, вдруг,  не справишься?
   В голосе приятеля чувствовалась ироническая насмешка, в связи с поворотом дела.
- Справлюсь. Думать не надо, – пытаясь взять реванш, съязвил Саша и решительно начал есть. Порция быстро убывала, а в голове крутился вопрос: « Что она хочет? “От меня, как от козла молока”. Что она думает получить от бедного студента? Может помочь бочки с пивом катать после работы? Так я пожалуйста, но если что-то серьёзное – извини». Первой по очереди стоит учёба, все последующие не должны даже пристраиваться».
Когда он пришел в институт, нашел тихое место  и сел на стул в коридоре с блаженным чувством сытости. Его даже слегка потянуло ко сну, и он вспомнил меткую шутку студентов: «Вся жизнь – борьба. До обеда боремся с голодом, а после обеда со сном».
И всё было бы хорошо в этом приятном расположении чувств, мешал только загадочный вопрос: зачем пригласили придти вечером?
  « Идти вечером, или нет? Никогда и в мыслях не было на неё обратить внимание. Для этого и институтских много. Галина, к примеру. Не сравнится с ней. Может не ходить? Но, как-то не честно будет, к тебе с добром, а ты задом. Да и блины совсем неплохие бы-ли. Получить временную помощь. А почему нет? Ещё не знаю, что предложат. Я же не думаю заходить далеко. Вечером, может, заработаю или займу у неё денег до стипендии, чтобы пережить трудный период. Со стипендии расплачусь. Всё решено. Иду».
  И тут к нему подошел профессор математики и спросил:
  – Вы сказали, что сказанное мною в лекции – «неправда». Хотелось бы уточнить с  чем, конкретно, Вы, не согласны? 
   Только тут Саша вспомнил случившееся на лекции.
  – Простите. Я это сказал не Вам.
  – Тогда потрудитесь объяснить, с кем Вы разговаривали во время моей лекции? 
Саше стало неудобно перед профессором. Он встал и виновато опустил голову, как нашкодивший ученик младших классов.
– У меня были свои мысли в голове, и я сказал сам себе.
– Этому я могу поверить, – сказал профессор, – вы действительно, по моим наблюдениям, были не на моей лекции, а где-то далеко. Но произошло всё на лекции перед студентами, и объяснять нужно не только мне, но и им. Согласны ли Вы с этим?
– Да. Я понял и согласен.
– Хочу, чтобы Вас и другие поняли. Желаю успеха, – и профессор приятельски, словно хотел подбодрить студента, потрогал его локоть и отошел.
На лекции профессор снова поднял эту тему:
  – На предыдущей лекции, Вы, – он обратился к Саше, – заметили, что-то неверное  в мо-ей лекции. И это стало поводом моих домашних поисков и переживаний. Что же неверное я сказал? – и учитель остановил взгляд на Саше.
Было понятно, что он ждёт публичного объяснения. Саше ничего не оставалось…
– Я прошу прощения. Это сказано не Вам.
– Достаточно, – сказал профессор. Но я действительно был неправ. По телевиденью услышал сообщение и был крайне удивлён. Оказалось, решение такого уравнения уже найдено. И кем? Нашим советским математиком. И ему даже назначена Нобелевская пре-мия. Правда, он от неё отказался, что вызвало удивление народа, пожалуй, больше чем само решение уравнения. Почему?.. при своей бедности и больной матери он это сделал. Возможно, дело в том, что решение сделано другими учеными, он только указал путь к решению, которым они и воспользовались. Математик этого не объясняет. Нам стоит только учиться делать столь благородные поступки. Я тронут и благородным поступком нашего студента, решившегося публично принести извинение. Это тоже очень смелый и благородный поступок. Я преклоняюсь перед этими высоко порядочными людьми.
Профессор, на момент, склонил голову в сторону Саши, и удержал этот момент несколько секунд.  – У этих людей нужно учиться порядочности, – сказал он в заключении. – А сейчас продолжим разговор о математике.               
После лекции студенты обступили Александра. Первым начал разговор Федя:
– Ну, Сашуля, тебе повезло. Теперь можно на лекции совсем не ходить – пятёрка в зачётке уже обеспечена.
– Это почему же? – спросил Саша.
– Он ещё и жеманничает, как «не целованная» девочка, которую тискают. Не понимает, что перед ним профессор голову преклоняет, – сказал уже другой студент, и продолжил:
– Слушай, Сашка. Так несправедливо. Нужно поделиться с нами опытом – по-братски, – продолжали студенты разыгрывать товарища,.
– Так это очень просто, – отшучивался он, – нужно только произнести заклинание и стук-нуть кулаком по столу.
– По столу?... А может по профессору?...
– Ну, это кто чего хочет получить, чтобы себя проучить.
– А как надо? – допытывались студенты.
– Надо сказать заклинание: «Силы чёрные спасите, лекцию остановите. В помощь вот моя кувалда, – и скажите: – всё неправда!» И стукните по столу кулаком. Только чтобы всё это было убедительно, иначе не сработает.
– И всё?
– Всё.
– Но нас много. Если все разом – получится?
– Вот на этот вопрос я не отвечу, какое количество могут участвовать сразу. Надо экспе-риментировать. Установите очерёдность: сначала двое, потом трое. Да что я учу? Вы, что сами не грамотные? Я даже не уверен по любому ли столу можно стукать и по какому ме-сту. Может, только, по моему столу? Там, под краской, что-то замазанное есть, типа сучка. Ищите!
С этим он и отделился от студентов, оставив их решать задачу.   

                Обман
Вначале следующей лекции, по физике, он ещё героически боролся с тяжелым сном, но к концу героически  преодолел, и тут он услышал лекцию учителя о строении атома, которая не доходила до его ушей раньше. И сам удивился своему обострённому вниманию. В конце лекции учитель спросил:  «У кого есть вопросы?» – Саша, неожиданно для себя, поднял руку.– «Слушаю Вас», – обратился к нему учитель. 
– Я не согласен с выводами Резерфорда, что атом состоит из тяжелого положительно за-ряженного ядра и далеко отстоящей электронной оболочки.
– Вот как. У вас есть своя точка зрения, и вы можете её обосновать? Интересно, интерес-но. Так что же вас не устраивает в его толковании?
– Он, в своих рассуждениях, изначально заложи ошибку, что тяжелое ядро отделено от электрона, а так как электрон имеет малую массу, то не может влиять на отклонение альфа частицы. А если считать, что электрон жестко сидит в атоме, то его масса будет общей с ядром. Но он мало окажет влияние на движение альфа частицы. Так как электрон очень мал, по сравнению с протонами, то его на поверхности атома не видено. Там будут видны крупные  частицы - протоны. Их-то и заметил Резерфорд. Если же считать, что электроны свободно вращаются вокруг ядра и очень далеко, то альфа частица их захватит и увлечёт за собой, поскольку она окажется между ядром и электроном и  будет сильнее влиять на элек-тронную оболочку, нежели протоны атомов золота, и атомы  потеряют их. Но этого не происходит и рассеивания электронов не замечено.             
– К сожалению, время заканчивается для дискуссии. Вы меня поразили. Я наблюдал за вами во время лекции и мне казалось, что вы вообще были отключены не только от лекции, но и от аудитории полностью. И вдруг! Если человек задаёт вопросы, значит, он активно работает – осмысливает, а кто не задаёт вопросов, тот, или всё хорошо и глубоко усвоил, или не понял ничего. Причём, второе, встречается, горазда чаще. А по вопросу строения атома мы можем дискуссировать только в свободное  время. Жду Вас в кабинете в 18 часов.               
 После занятий, при выходе из института, из группы стоявших, невдалеке, девчат, отдели-лась Галина, подошла к нему и спросила: « Я тебя жду, чтобы узнать, – вечером мы встре-тимся?»
Саша замялся в нерешительности.
– Понимаешь, у меня вечером назначена встреча с нашим физиком. Он хотел поговорить со мной по теме курсовой работы. Поэтому я не сумею прийти. Давай отложим это до завтра.
  Галина с сожалением и с пониманием посмотрела ему в глаза, двинула плечами, повер-нулась, чтобы уйти, ещё раз обернулась и с улыбкой сказала: « До завтра».
  В груди Саши что-то неприятно шевельнулось и сжало сердце. Ему очень не хотелось ей отказывать. И встреча с учителем была на втором плане. Сначала нужно занять денег.
  Он планировал сделать это очень быстро и потом успеть к физику.
- Что с Зинкой обсуждать? – думал он, – Если она считает, что купила меня этими блина-ми, то глубоко ошибается, слишком дёшево ценит. Моя главная задача – институт. Во что бы то ни стоило, его надо закончить успешно. И для этого все средства хороши. А девчата и женитьба – дело второстепенное – подождёт.
Зинаида была ещё за прилавком.  Увидев его - засуетилась, показала на укромный столик и скрылась на кухне. Скоро на столе появился обед из трёх блюд.
– Ешь. Я сейчас только переоденусь.
 Пока он справлялся с обедом, Зина уже стояла у двери, давая знак, что будет ждать на улице.
 – Да, – подумал Саша, – тут, ясно, она пригласила не бочки с пивом катать.
Это нужно делать днём. Она что-то задумала большее. Но я на большее не согласен. Мне нужны  деньги, и только они.
Зина ждала его в скверике, если его так можно назвать: низкая ограда с несколькими деревьями и неухоженными кустами: поломанными и засыпанными мусором. Идя к ней, он думал с чего начать разговор и как перейти к делу. Но, он ещё не дошёл нескольких шагов, как она нетерпеливо шагнула ему на встречу, крепко вцепилась под ручку и уверенно куда-то повела.
– Куда? – поинтересовался он, не ожидая такой смелой хватки.   
– Идём в театр. Приехали ленинградские артисты с оперой « Риголетто».
– Но, там, наверняка, нет билетов, тем более такая знаменитость, да и денег у меня нет. 
« Сейчас к месту начать разговор о деньгах», – подумал он. – Я хотел у тебя просить взаймы до стипендии. Всего на неделю, – и посмотрел на её реакцию. Но реакция была неожиданной.
  Зина залезла в свою сумочку и быстро выхватила из неё два билета, поднося их близко  к лицу Саши.– Вот видишь? А сколько и зачем тебе деньги? Если на еду, то их не нужно. А на другие нужды могу принести только завтра, и при условии, что сегодня мои билеты не пропадут. Поэтому поговорим о деньгах после театра.   
– Да, – подумал он про себя,- с ней просто дело не сделаешь. Отказаться,- теряю всё: обе-ды, деньги и дальнейшую «выручалочку», так необходимую для успешного окончания института, когда бывает не на что надеяться. А пойти: вроде как изменяю Галине. Но об этом ей можно не говорить. И замечательную оперу посмотрю – Риголетто,- это счастье не часто улыбается  бедным студентам. Не воспользоваться им – грешно. Даже с деньгами попасть в театр, да ещё на такие спектакли, проблема. Наверняка, тут не без блата.
  Вообще-то ему был противен блат, подкупы, ты мне – я тебе и прочая грязь нашей дей-ствительности, но когда это в твою пользу, всё сильно меняется: « С волками жить,-
по волчьи выть», оправдывали себя счастливчики. В его голове уже звучала ария:
« Сердце красавицы склонно к измене»… Красавицы изменяют, а я что? Пока ещё холо-стой могу себе это позволить. Галине всё объясню. Если любит – должна понять и про-стить.    
   Опера его полностью захватила. Он был очарован и забыл про всё и всех. Только Зинаи-да крепко вцепилась в его руку. Он попытался освободиться, она ослабила клещи, но от-пускать не собиралась. Провожая её до автобуса, он был под таким впечатлением, что за-был про деньги. Зина, уже садясь в автобус, спросила: « Завтра придёшь?» И только тут он, вспомнив про деньги, успел крикнуть вслед: « Приду обязательно».
  На другой день он ждал Галину на выходе из института.
  Выйдя из института, Галина мельком взглянула на него и хотела пройти мимо.
Саша окликнул её и подошел ближе.
  – Что? Хочешь рассказать, как прошла твоя консультация с учителем в театре. Мне уже рассказали. Будешь оправдываться? Ты вчера меня обманул – могу ли сегодня тебе верить? Хуже, всего, когда лгут. С такими лучше не связываться. Я считала тебя порядочным – ошиблась. Жалею тех, кто с тобой свяжет себя.
 Она с жалостью и отвращением взглянула на него и, опустив вниз глаза, тихо сказала:
– Как земля держит  таких людей?
Затем отвернулась и уверенно пошла к подругам, которые её ждали, наблюдая сцену. Все сразу ушли, не повернув головы.
   Саша стоял, как каменное изваяние. Как будто его превратили в чучело, горько плюнув в душу и растерев плевок подошвой грязного башмака. У него не было слов для возраже-ния. Все приготовленные оправдания разом превратились в не что, и больше не имели никакого значения. Ему нечего было сказать. Было противно стыдно за то, что он продал свою совесть, душу, себя, за тарелку блинов с яйцом.  Да и сам себя чувствовал опустошенным, разом превратившись в ничтожество. Было горько и обидно. Он, как бы со стороны посмотрел на себя, и оценил свой грязный низкий поступок. Пожалел себя за разрыв с девушкой, которая нравилась, а может уже любил. Галина была права. Она раздавила в нём человека, как червяка, но он, почему-то был с ней полностью согласен. Потому ли, что она ему нравилась, или он глубоко осознал свою ошибку, но на сердце было тяжело и противно. Он понял – всё кончено, и осталось только сожалеть. Словно оборвался ненадёжный канат, связывавший их между собой. Но дело сделано и назад всё не прокрутишь.
  Он отошел в дальний угол институтского садика, сел на скамейку, и стал вспоминать прошлое: как они познакомились. При каких обстоятельствах. Была ли это любовь, или простое знакомство, которое должно было кончиться вот так?
                Галина
   Он вспомнил, как это было ещё на третьем курсе. Он  стоял у колонны в институтском зале, опёршись на одну ногу, другая отдыхала, и была полусогнута. Руки подняты за голо-ву. Он не обращал ни на кого внимания. Мысли были заняты решением простой проблемы, которая в данной ситуации выросла до значительной: Нужно купить учебник и общую тетрадь. Но ресурсы стипендии были настолько ограничены, что пришлось решать: Если купить учебник и тетрадь – не будет денег на хлеб и даже на кильку, которую студенты называли: «На рубль – досыта». Покупая её, шутили, как бы оправдываясь: в ней много фосфора, полезного для мозгов. Книгу можно взять и у ребят, когда они спят, а тетрадь нужно иметь свою. Но все эти мысли проносились в мозгу, как попутный ветер, а основной тяжелый камень – нужно найти работу для подкачки ресурсов. Работы на погрузке и разгрузке вагонов были распределены между группами студентов строго по дням. Нарушать этот график было нельзя.
 В это время мимо него проходила девушка из соседней группы, и, не сдержавшись, фыркнув, рассмеялась и быстро убежала. Он видел её и раньше, и даже выделял среди дру-гих девушек, даже задерживал на ней своё внимание. Девушка была красивая. Тёмно-карие глаза, тёмные, почти чёрные волосы, нежные, слегка розоватые щёчки. Лицо немного за-ужено к низу, как у его матери. Симпатичная девичья фигурка, словно искусственно срабо-танная талантливым скульптором. В простом, красиво облегающим фигуру, платьице, привлекавшим его внимание: « Ну и что?.. – думал он. - Сейчас главное – учёба. Все увлечения после института, - но смех девушки заставил его взглянуть на самого себя. - Что ей показалось на мне смешным?» Он пробежал глазами по своей серой, много раз самим стираной рубашке. По стареньким брюкам, которые правильней назвать – штанами, ставшими узкими и короткими по случаю, что он растёт, а материал, как правило, садится. Но другой замены нет, и не ожидается. Но ничего смешного в одежде он не нашел. На другой день он опять стоял, как часто и раньше, у той же колонны, и снова та же девушка, проходя мимо, задержала на нем взгляд с улыбкой, и, как ему показалось, со сдержанным смехом и снова убежала. Так повторялось и в другие дни. К чему он стал привыкать. Но, наконец, она подошла к нему, и, взявшись за пуговицу его рубашки, и глядя на неё, а не ему в глаза, спросила: « Ты из соседней группы? – и, не дожидаясь ответа, сказала: – Я – Галя, а ты, кажется,– Саша».
  Сашу удивила эта осведомлённость, но он не подал вида, и ждал, что будет дальше. Как будут развиваться действия.
Галина тоже молчала и внимательно поглядела на него, ожидая, что он скажет. Но он молчал и смотрел на неё. Она не выдержала немой сцены и продолжила разговор:
- Я давно за тобой наблюдаю.
- Понял. Подрабатываешь в госбезопасности. Ловишь шпионов.
  Галина рассмеялась.
- Нет. Ты какой-то не такой как все. Простой деревенский парень. Всегда о чём-то дума-ешь и молчишь. Я думала, что ты и говорить-то не умеешь. А ты, оказалось, можешь ост-рить. Мне это даже интересно.  Я собираю… – она замолчала, продолжая обтирать и кру-тить пуговицу. 
- Собираешь пуговицы, - словно догадавшись, пошутил Саша. - Но они все при деле. Ко-нечно, для Вас могу пожертвовать своим ценным капиталом.
  Она отпустила пуговицу и, подняв глаза, поглядела на него и весело рассмеялась.
- Нет. Я собираю сведенья…
- Кого, как зовут? – добавил Саша. – КГБ очень заинтересован в этом.
Она снова рассмеялась. И уже, с какой-то лукавинкой и лаской, присущей только женщи-нам, внимательно посмотрела ему в глаза, словно хотела там что-то найти, или загипноти-зировать. С нежной обворожительной улыбкой, которую нельзя описать словами. Можно только констатировать – она завораживает, действуя, как сильный гипноз, против которого мужчина не может устоять.
- Я собираю материал для нашей стенной газеты,- наконец она закончила мысль.
- Ты читаешь нашу стенгазету?
- Нет. Она сухая и не интересная. Я с детства люблю книжки с картинками, а ту их нет.
- Да. У нас нет художника – оформителя. Но мы стараемся рассказывать о жизни наших студентов, - лицо её немного скисло, и отвернулось в сторону,- но в нашей жизни нет ничего интересного. Все одни будни.
  Она снова посмотрела ему в глаза каким-то просящим взглядом. 
- Никто не хочет с нами делиться своими мыслями и делами. Расскажи мне о своей жизни в институте: чем занимаешься, что интересует, о чём мечтаешь? У тебя есть что рассказать?
- Сначала у меня есть что спросить. Что ты заметила во мне, или на мне, смешного?
Почему, проходя мимо, всегда смеёшься. Вот об этом и напиши. А я - прочитаю.
  Она смущенно, с застенчивой улыбкой, снова посмотрела ему в глаза.
- Ты обиделся? Я не имела ничего плохого. Просто ты какой-то не такой, и всегда стоишь у этой колонны, словно подпираешь её, удерживаешь, чтобы не упала. Это и было мне смешно видеть тебя за одним и тем же занятием. Словно античные боги подпирают и удер-живают небо. А, в общем, ничего смешного нет. Уж очень ты какой-то простой. Как дере-венский мальчишка. Все студенты в костюмах с галстуком, а у тебя серая рубашка на вы-пуск, даже не заправлена. Ты не похож на наших студентов. Наверно поэтому я и обратила на тебя внимание. Все какие-то напыщенные, а ты простой.
 А я и есть деревенский мальчишка. И не люблю костюмы. Они сильно стесняют. Нет свободы в движении. А галстук – это же удавка. Может ещё приколоть жабо, или крахмальный воротник высотой в 20 сантиметров. Какие носили короли, герцоги, графы. Лев Толстой тоже презирал всякую чопорность, и ходил в рубашке с кушаком. Хотя и был графом. Да если я в костюм с галстуком наряжусь, то ты ещё больше будешь смеяться.
- А знаешь. Я послушала тебя, и взгляды мои изменились. Раньше я считала ребят в ко-стюме и с галстуком – галантными, а ты казался смешным. Вроде сказочного Иванушки. А вот поговорила с тобой, - ты какой-то рассудительный. А наши студенты с галстуками – пустые, испорченные цивилизацией. А ты простой русский парнишка из деревни, ещё не испорченный городскими нравами, без напыщенности, актёрства и грима. Как есть – настоящий русский мужик. А о чём ты всё время думаешь, стоя у колонны? Расскажи.
- Да всё банально. Как и все студенты думают: побыстрей сдать зачёты, спихнуть  экзаме-ны, а главное: где заработать деньги? На стипендию не проживёшь.
- О! Это уже интересно. Пойдём к нам в редакцию. Там расскажешь, как студенты зараба-тывают деньги.
Она взяла его выше локтя и повела, словно арестанта, как будто боялась, что он может сбежать, и тогда для газеты не будет нужного материала.    
  Там ему дали бумагу и ручку, посадили за отдельный столик и он начал рассказ, как сту-денты разделились по группам, образовав бригады, о графике их работ, и о разных работах. Но когда он стал читать своё сочинение, оно показалось слишком большим, с ненужными подробностями, как для следственного органа. Он вспомнил свои слова:  газета сухая, не интересная и без картинок. И попросил ещё листок. Редколлегия встревожилась:            
- Что? Такая большая заметка? На нескольких листах?
 Ему дали второй листок, предупредив: «Много не пиши. В газету не поместится».
- Понял. Я и хочу укоротить.
И выбросив почти всё, он написал заголовок:
       Студент Сашка и его шабашка.
                или
                Как выжить студенту?
  Как-то, в перерыве, подошла ко мне очень, ну, очень красивая девушка, имя которой я
не называю, боюсь, чтоб не украли. И спросила: «Как студентам удаётся выжить на такую маленькую стипендию?» - отвечаю: выручают шабашки.
А она, хоть и учится не первый год в самом высшем учебном заведении в нашем городе, а что такое ШАБАШ не знает. Вот я и решил: всех незнающих,  через газету, с этим делом познакомить. Чтобы наши студенты не умерли с голода, живя на стипендию, которую нам дают, приговаривая: «Государство, руководимое ЦК КПСС, заботится о наших студентах!» Когда, уважаемого, по словам прессы, Генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева, спросили, что он думает о стипендиях, он невозмутимо ответил: «Пусть подрабатывают. Я, будучи студентом, тоже вагоны разгружал». К его «мудрым» словам добавить нечего. Вот поэтому все должны знать, что такое шабашка. В иудаизме - субботний отдых, в средневе-ковых поверьях - сборище ведьм.    
В современном языке: шабашить – кончать работу. А поскольку у студентов основная ра-бота – учёба. То, шабашка - занятие во время отдыха, в перерыве между учёбой. Шабашек бояться не надо! От учёбы мозги тупеют, а шабашки их просветляют. Думать о жизни за-ставляют. Для их выполнения не требуется больших знаний: высшей математики с инте-гралами и рядами сходящихся и расходящихся чисел, не надо знать сопромат и прочее. Надо запомнить лишь четыре правила:
1. Плоское – тащи.
2. Круглое  -  кати.
3. Копай глубже.
4. Кидай дальше.
    А главное: получай больше, тогда не умрёшь.
И ни о чём не надо думать. Голова должна отдыхать. Это же шабаш!
 И под текстом художественный шарж: студенты на шабашке.
 Но этого ему показалось мало. Он вспомнил анекдот про русский бизнес. И предложил новую рубрику для газеты: «Всякая всячина».
И в неё поместил анекдоты:
  Бизнес по-русски: Украли ящик водки, продали по дешевке, а деньги пропили.
  Бизнес по-еврейски: Купил яйца по 10 рублей за десяток. Сварил. И продал их по той же цене. Его спрашивают:
         – А что ты от этого имеешь?
         – Ну, во-первых, бульон, а во-вторых, все при деле. Нет безработных.
Бизнес студента: Взялся студент помочь абитуриенту сдать вступительный экзамен. Залез под стол. Абитуриент взял билет и сунул ему. А там задача по арифметике, на сообрази-тельность, из задачника Магнитского для 3 класса: “Летела стая гусей, навстречу им летит гусь, и кричит: «Здравствуйте сто гусей». А вожак стаи отвечает: «Нас не сто, а столько, полстолька, да четверть столько, да ты гусь с нами, тогда и будет 100». Сколько летело гусей?”
 Студент думал, думал, а решить арифметически не смог. Забыл? как решаются задачи на части. И решил задачу с помощью высшей математики. Абитуриент отдал решение комис-сии. Те сильно удивились. Школьник так владеет высшей математикой, чему же его учить? И отдали ректору. Он посмотрел листок с решением, потом посмотрел в сторону абитури-ента, пошел к тому столу и, вытащив за ворот из под стола студента, сказал: «Вы оба пока-зали отличные знания. Больше вам у нас делать нечего».  Выдал им дипломы об окончании института по курсу: «Весёлых и находчивых ребят». И выпроводил из института.
  Саша отдал листок Галине. Та, лишь начала читать и сразу фыркнула от смеха. Все чле-ны редколлегии с любопытством уткнулись в листок. Когда знакомство со статьей было закончено, все стали искать автора, но его уже не было.
- Где ты такого интересного корреспондента откопала? – обратились к Галине подруги. - Без него нам газету всё равно не выпустить. Кто будет рисовать? Ищи и приводи сюда. Да держи его крепче, чтобы не убежал, – а сами заливались смехом.
  Весь оставшийся день она его смотрела, но нашла только на следующий день всё у той, же колонны, и в той, же позе.
У неё уже не было смеха, а была радость. Со счастливой улыбкой она подошла, взяла за руки и, с заискивающим взглядом, которому нельзя отказать, посмотрела на него, забыв поздороваться.
- Я тебя второй день ищу, как собачка за тобой бегаю, - она склонила к нему голову
- Сащка и его собащка, - в ответ пошутил он и погладил её по волосам. - Здравствуй Галя, - сказал он просто, и внимательно посмотрел на неё. - Что-то ещё нужно сделать?
- Здравствуй Саша, - как-то машинально ответила она, продолжая смотреть в его глаза, словно изучая их, и ища там что-то новое, чего она ещё не успела заметить.
  – Ещё вчера я думала, что ты деревенский, не развитой, и ничего не умеешь делать. А сейчас вижу, что ты всех умнее, и талантливей – русский Левша.
- Ты, что-то уж очень меня расхваливаешь, как Иванушка дурачка – едущего на печке сва-таться к царской дочке. Так и хочется закричать: «По щучьему велению, по моему хотению, студентка Галя сделайся принцессой, и выйди за меня замуж!»
- А ты крикни. И я уверена, что у тебя всё получится!
Нет. Сначала надо окончить институт, а сказки потом.
- Вот и опять ты рассуждаешь, как крестьянский мужик. Выделяешь основное – нужное. А мне  зачем учёба? Я в ней не вижу цели.
- Я хочу твёрдо встать на ноги. Чтобы под ногами была надёжная опора.
- А мне хочется такого надёжного друга, как ты. Чтобы я жила за ним, как за каменной стеной, и ничего не боялась, и всё бы для него делала. Зачем мне институт? Всё равно где мне сидеть и перебирать бумажки. А иметь мужскую опору куда важнее. За ним спокойнее и увереннее. Вот я встретила тебя и сердце радуется. Готово из груди выскочить. Послу-шай:
  Она на миг, пока никого нет, взяла его руку и приложила к своей груди, а потом положила на его грудь свою голову. Ему так и хотелось поцеловать её волосы. Но он сдержался, считая это непристойно, при столь коротком знакомстве.
- Будь, пока, моей желанной принцессой!
- А ты моим Русланом – спасителем от всех кощеев. Чтобы я была только твоей!
В вестибюле появились студенты. Саша поспешил сменить тему.
- Ну как, пройдёт ли моя статья в вашу серьёзную газету?
- Ой. Я размечталась и совсем забыла, зачем тебя искала. Мы же не можем выпустить га-зету. Там твои рисунки. А у нас рисовать никто не умеет. Мне велено тебя привести.
- Это что же там за щука, по велению которой я должен прийти?
- Щука – это я. Главный редактор. А все остальные просили.
  – Ну, раз по щучьему велению.  Придётся идти.
 Саша пришел в редакцию. Перед ним разложили свеженький номер стенгазеты, выпол-ненный на обратной стороне простых обоев. Для заметки было оставлено место. Он мель-ком пробежал по тексту передовицы, и слегка отпрянул назад.
  – Так дело не пойдёт. Моя заметка с вашим текстом не вяжется.
  – Так твоя будет под своей рубрикой, – уточнила Галина.
  – Да нет. Газета праздничная, посвящена Великой Октябрьской революции. А тема моей заметки с ней в ногу не шагает. Скорее идут в разные стороны, и будет в виде насмешки. Давайте выстрижем из газеты или журнала толпу людей, можно одного или несколько, а я пририсую к ним знамёна и плакаты. Так она будет более нарядной. А мою заметку, поме-стим в следующем номере
  Галина задумалась. Ей очень хотелось пустить в печать Сашину заметку с шаржами и  другими рисунками.
  – Конечно, Александр прав, - сказала одна из группы. Её поддержали другие.
  – Что-то много у тебя сразу появилось защитников. Даже подозрительно. Моё кресло,  главного редактора, опасно качнулось, если не сказать – тряхнулось. Как бы ни вывалиться.
  – Можете не беспокоиться, вас все поддержат. Ибо, нет желающих на это место, – 
  сказал Саша, и посмотрел на Галину.
  – Что мне остаётся? Только согласиться. Один голос, что в поле колос – урожай не изме-нит. Я, да наверно и девчата, рады уйти из редколлегии. Но это нагрузка по комсомольской работе.
 Саша про себя подумал: «Вот напечатаете мою заметку, и тогда могут сбыться ваши меч-ты. Освободят вас от газеты. Только не было б хуже, из института не удалили бы».
  В следующем номере её снова не поместили, так как газета была посвящена дню консти-туции. Дальше был новый год, где Саша поместил дружеский шарж на преподавателей. Шарж был очень удачный. Все изображенные были хорошо узнаваемы и со своими при-вычками и костюмами. Газета была нарядной и весёлой. И главное: никого не обидел, только повеселил.
Около неё всегда толпились не только студенты, но и преподаватели, и вся обслуга института.
  Но вот началась зимняя сессия, потом каникулы. Они долго не встречались.
После каникул, придя в институт, Саша услышал по институтскому радио чудесную пес-ню:

                Сашка – сорванец, голубоглазый удалец,
                Вообще чудесный, славный парень.
                Саша, ты помнишь наши встречи
                В приморском парке, на берегу…

. Он первый раз слышал её, и она сразу понравилась.  Песня звучала так свежо и красиво в стенах делового института, что казалось – это пришла весна. Студенты останавливались в коридоре, завороженные чудесной музыкой и ещё более чудесным исполнением. Саша ещё не знал эту певицу, да и вообще, кроме Руслановой, не знал никого, и даже не интересовался ими. Но эту ему сразу захотелось узнать. Он подошел к знакомой комнате, в которой до сессии выпускали стенгазету, и где размещалась примитивная радиостудия с проигрывателем пластинок и усилителем, и смело, как по привычке, вошел в комнату. Там была только Галя. Она повернулась на вошедшего, и лицо её вспыхнуло радостью. Она не удержалась на месте и бросилась Саше на шею, крепко обнимая.
  – Я знала, что ты, услышав эту песню, обязательно зайдёшь сюда. Это будет наш сигнал для  встречи всё там же, у старого пруда в семь часов вечера. Я так соскучилась, что нет терпения ожидать встречи! – тараторила она, держась за шею. А он слегка поднял, прижал её к себе, держа за узкую девичью талию, отчего ноги её согнулись и поднялись над полом. Он хотел её покружить, но в дверь постучали. Галя побежала открывать дверь. За дверью стоял Федя. Галя его не знала.
  – Тебе чего? – возмущённо спросила она, недовольная прерванной встречей.
  – Хотел узнать, почему в репродукторах только скрежет, а песен нет. Нельзя ли дать за-явочку на повторение песни? А то, как только Сашка в студии пропал, так и песни пропали.
 Увидев Сашу, Фёдор вскрикнул: – Сашка! Сорванец! Жив!.. А я уже думал…
  – Я знаю, что ты думал: хотел учиться в театральном, а попал… сам знаешь куда – ар-тист.
  – Не сердись, Саня, я удаляюсь. Хотел познакомиться с девушкой, думал тебе-то тяжело одному справиться, помочь хотел.
  – Ладно, иди… помощник. Очень любопытный, – сказал недовольный Саша.
 Галина вытолкнула его из проёма двери, закрыла её и, красная, как летний мак, пошла заниматься забытым проигрывателем.               
  – Кто это – твой товарищ? – поинтересовалась Галина.
  – Да, Федя – шутник неудачник из нашей группы. Вот... уже звонок. Галя, я пошел...
  – Я тоже пошла. Не забудь о наших позывных, – напомнила вслед Галина.
  Саша так и забыл спросить про исполнительницу песни. Об этом он узнал во время дру-гих встреч, которые назначались согласно договорённости, по исполнению любимой песни. И всё шло своим чередом: лекции, практика, лабораторные занятия, разгрузка вагонов.
Но, однажды, вдруг, после последней лекции, Галина услышала знакомую песню: «Сашка сорванец».
  – Как? – спохватилась она. – Я же пластинку спрятала.
  Она побежала к радиорубке намереваясь отругать девчат. Но, открыв дверь, увидела сек-ретаря комсомольской организации и секретаря компартии института. Они что-то искали, смотрели заметки в газету и не обратили внимания на дверь. Галина попятилась назад, и, закрыв дверь, побежала искать Сашу, чтобы предупредить о ложном сигнале. Но его не нашла. Пришлось идти к условленному месту встречи, хотя обещала девочкам прийти на день рождения подруги. Но Саша не пришел. Она подождала, но всё было напрасно. Он этого сигнала не слышал и с ребятами ушел разгружать вагоны.      
  На другой день они встретились в радиорубке за выпуском стенной газеты. Она расска-зала о случившемся, они долго смеялись над тем, как можно обмануть самих себя, выдум-кой условного сигнала.
Но сигнал всё же, работал: сначала редко, потом чаще, и наконец, почти каждый день, по-ка дотошные девочки не раскусили их секрет. После этого они стали о встрече договари-ваться. Прогулки их затягивались и однажды, когда уходить надо, а расставаться не хоте-лось, Галина сказала:
- Саша, мне нужно идти … нужно написать статью для газеты, а я прогуляла и не знаю что писать. Ни с кем не встречалась, ни о чём не говорила. Расскажи что-нибудь.
  - Что-нибудь? М-да. Задание довольно расплывчатое… сформулировано очень кратко и не чётко, нет определённой темы, политической направленности, идеологической состав-ляющей, моральной стороны, - он умышленно затягивал время, чтобы что-то придумать, и продолжал перечислять: - нет идеи и, наверно, должна же быть цель. Против кого  или в кого направлено. Это даже интересно, когда «ничего нет, а что-то очень надо».
  Начнём с научного предположения именуемого - гипотезой, и проверим её правильность. Цель: занять пустующее время. Подходит – оно у нас есть. В чём научная идея – создать неведомо что, но интересное и поучительное.
Галина терпеливо ждала чем он закончит свой экскурс, чувствуя его иронию. А Саша продолжал: - интересное… поучительное. Ура! Это конечно - басни. В них есть цел, идея, а тема?
Тему найдём в процессе… это не важно. Кажется, гипотетически всё обозначилось.
 И так, начнём с самых азов. Первым баснописцем был Эзоп, живший в Греции ещё шесть веков до нашей эры. Он тогда и стихами-то не писал, только прозой. Это его    «Цикада и муравьи», Крылов переписал в стихотворной форме: «Стрекоза и муравей».  И другие его басни: «Волк и пастухи», «Лиса и виноград». Ну, кто же их не знает? На взгляд-то хороша, да ягодки нет спелой. Зеленовата…
-Это ты про кого? – спросила Галя.
- Всё равно не поймёшь. Она написана прозой и на греческом языке. Лучше другую:  Крылов, «Волк и ягнёнок». Волк, конечно, - мужик, ягнёнок – девочка. Ну, та, что ещё зелёная. Тут, конечно, всё ясно: схватил и в темный лес ягнёнка пригласил… Но о волке тебе ещё рано рассказывать… можешь напугаться. Лучше «Ворона и лиса».
Вороне где-то Бог послал кусочек сыра. На ель ворона взгромоздясь, позавтракать совсем уж собралась, да призадумалась, и даже задремала, да так, что сыр её лиса поймала. Вы спросите, как басню понимать: на лекциях, как и в лесу, не следует дремать.
- К кому это относится?
- Вот ты и снова не поняла. Эта басня о зелёной студентке, чтобы не дремала на лекции.   
- Кто эта студентка, я что ли?
- Ты удивительно догадлива, но я этого не говорил, - сделав испуганную мину, сказал Са-ша. - Мне бы никогда и в голову такое не пришло.
- Издеваешься надо мной. Сочиняешь басни. Но я на лекциях не дремлю.
- Завидую тебе. А меня всё время в сон клонит. То от недоедания, то от переедания.
Тогда лучше Михалкова «Заяц во хмелю». Это ближе к некоторым моментам студенче-ской жизни: В день именин, а может быть рождения, студент был приглашен к друзьям на угощения… далее по тексту… Мораль: Лев (ректор) пьяных не терпел, сам в рот не брал хмельного, но слабость глупых понимал, и потому не выгонял. На глупость эту лишь ко-сился, но по-отцовски относился. 
- Это ты предлагаешь для газеты?
- А что? Посмеются, разойдутся. А, ну да, ректор может не так понять шутку и начнёт вы-гонять пьяниц. Ты права, надо подумать. Я дома подумаю, и завтра принесу что-то смеш-ное и поучительное. Да можно ректора и убрать. Прощаемся? Пока...
- Пока, - сказала Галина, и, почему-то растерянная задержалась на месте. Словно что-то важное хотелось добавить, какая-то сила связывала её с ним, которую она не могла устра-нить. – Только ты меня не обмани. Приходи сразу после лекций прямо в редакцию. Буду ждать!  Поможешь оформлять,- хотя сказать хотелось совсем другое.
- Понял. Буду… И только когда он пошел, она сдвинулась с места.   
- Придумай что-нибудь смешное, - крикнула она ему вдогонку.

На другой  день Сашу Галина поймала ещё на перемену в коридоре. Ей нетерпелось...
- Здравствуй Саша, - сказала она с нескрываемой радости в улыбке и начала перебирать  складки на его рубашке, словно это её только и интересовало.
- Здравствуй,  Галинка, - он посмотрел на её действия с рубашкой, но ничего не сказал, ждал её  вопроса о домашнем задании. Но она словно забыла о нём и что-то хотела спро-сить другое, но стеснялась. Саша не выдержал паузы и сам начал разговор.
- Я принёс басню «Осёл и школа». Но она длинна для газеты. Вот послушай.
 И он начал её читать. Галя только сейчас вспомнила о газете, о заданье Саше.
 Когда он прочитал всю, она недовольно спросила: - Опять басня? Что-то я такую даже не знаю. А другого ничего нет? А кто написал? Что-то такого я даже не знаю, чем он заслужи-вает внимания, чтобы о нем писать в газете. Сам текст о школе, студентам не подходит. Какой-то наивный.
- Не правда, ты его знаешь лучше всех других. Могу предложить его другие басни.
- Кого это я знаю лучше всех? – она внимательно взглянула на него. – Уж не ты ли пи-шешь басни? - Нет, басни, по твоему заказу, пишет твой покорный слуга.
- Мой слуга? – Галина рассмеялась. - Мой слуга да ещё и  пишет басни? Что же ты мол-чал? Это же совсем другое дело. Это же институтская сенсация. Мы все твои басни обяза-тельно напишем и объявим конкурс среди студентов на лучшую басню, и стихи  есть?
- Есть и стихи и песни.
- Да ты находка для института и для редакции. Теперь нам не нужно собирать, сами сту-денты принесут свои стихи, басни, рассказы. Как это я раньше об этом не подумала. Дай я тебя… Ой, кажется, нужно идти на лекцию. Жду в редакции. Приходи!
С тех пор газеты стали более привлекательными и материалом и красочностью оформле-ния. Студенты несли свои краткие юмористические рассказы, стихи, басни, породи. Саша всё оформлял с рисунками, шаржами, карикатурами. Газета стала интересной. 
 Они подолгу засиживались за выпуском газет, и Саше приятно было провожать Галю до её общежития. Потом они стали встречаться просто потому, что им этого хотелось. Они чувствовали себя близкими людьми, бродя по далёким немноголюдным улицам, чтобы никто не видел. Как говориться: «Влюблённому семь вёрст не крюк». Зато как это было им обоим приятно, ходить и говорить ни о чём. Она всё плотнее могла к нему прижиматься, крепко держа его руку, и голова её была совсем близко от его губ, и ему так сильно хоте-лось её поцеловать хотя бы красивый шелковый платок. Но он держался, говоря себе: «За-кончи учёбу, тогда…».   
  А однажды, перед самым общежитием, Галя быстро поцеловала его в щёку и убежала в общежитие. Он стоял ошеломлённый, не зная, что делать. Весь остаток вечера и даже на другой день он думал, чем должен ей ответить? Таким же поцелуем? Что дальше? Идти расписываться? А как учёба? Нет! Этого делать нельзя. А Галина позволила и в другой раз, и так же, смеясь, убегала. Так закончился третий курс. Он уехал в трудовые лагеря, чтобы подзаработать денег, и купить себе одежду. В этой ему, почему-то, стало стыдно ходить. 
  И вот уже последний курс. Снова газета. Конечно, основной вопрос: « Как провели ле-то?» – И только теперь они вспомнили о забытой Сашиной заметке: «Студент Сашка и его шабашка» - которая сумела не затеряться, и была написана с теми же рисунками. 
  Всё так и случилось. Этот номер наделал много шума. Особенно скептицизм Гонсека Л. Брежнева: «…Не нужно прибавлять стипендии. Пусть работают. Я, когда был студентом, тоже работал».  По коридору, где висела газета, невозможно было пройти. Целая толпа студентов, преподавателей и прочего персонала толпились у газеты. Одни уходили, унося новости и, передавая их другим. На их место спешили те, кто что-то о новой газете услы-шал. К концу дня газета исчезла. Начались комсомольские и партийные собрания. Что там было, Саша не знал. Только вечером, по красной, словно взмыленной Гале, он догадался, что на собрании была хорошая «парная». Он не стал спрашивать. Галя была немногословна.
  – Слава Богу, освободили! Теперь у нас больше времени быть вдвоём. Я даже рада. Хотя выслушивать упрёки  в политической близорукости было очень неприятно. Очень мне нужна их дальнозоркость, Я хочу иметь близкое, - проворчала она и прижалась к Саше. – Пойдём куда-нибудь подальше от этого института   
 Саша чувствовал необходимость отвлечь её от случившегося. Они пошли вдоль набереж-ной. Ему было приятно, что девушка жмётся к нему, словно ждёт от него защиты. Был уже вечер. Легкий морозец напоминал о конце осени. Стояла тихая ядрёная погода. Звёзды украсили небо. Он поднял голову и вспомнил рассказы по астрономии, которые, ещё в школе читал в книжке «Занимательная астрономия».
  – Смотри. Вот та – самая яркая звезда – Сириус. Она к нам самая близкая, хотя свет от неё идёт к нам четыре с половиной года. Её, южные народы, зовут Каникула.
Когда она поднималась над горизонтом, у них начинались каникулы. А выше её три звез-ды – это пояс охотника Ориона. Если ты внимательно посмотришь вокруг, то найдёшь его плечи и поднятую руку с палицей. Он замахнулся на быка – созвездье Тельца. Вот его голова, в виде треугольника из нескольких ярких звёзд, с большим красным глазом. Это громадная звезда Альдебаран. А вот четыре звезды – это созвездие Персей. Он на своём крылатом коне Пегасе возвращается после битвы со страшной медузой Горгоной. Она была страшна: со звериными ушами, тупым носом, страшным оскалом зубов.  На голове её, вместо волос, – вились змеи. И кто на неё посмотрит, тотчас превращались в камень. Персей, чтобы не смотреть на неё, до блеска начистил свой щит, и, глядя в него, отрубил ей голову и прикрепил к своему щиту. Из крови Горгоны родился крылатый конь –  Пегас. Возвращаясь, на своём крылатом коне домой, он увидел на берегу моря прекрасную  девушку – Андромеду, прикованную цепями к скале. Вон это созвездие Андромеды. Её принесли в жертву страшному морскому чудовищу – Киту, которое пожирало людей. Персей спустился вниз и стал поджидать чудовище. Когда оно всплыло над водой, он показал ему голову Горгоны, и оно превратилось в камень. Так была спасена красавица Андромеда.   
Галя, тяжело вздохнув, сказала:
  – Как это здорово! Я тоже хочу, чтобы меня кто-нибудь спас.
Она не понимала, что сейчас, своими рассказами, именно её спасал Саша, после тяжёлого комсомольского собрания. Конечно, она чувствовала это душой, ей стало легко, и про со-брание, которое так взбунтовало – совсем забыла.
А  Саша рассказывал и рассказывал мифы о греческих героях, в честь которых названы созвездья.
  Галя совсем успокоилась, слушая его. И обоим им было приятно, словно весь этот звёзд-ный мир был для них двоих, и они были маленькой его частицей – его звёздочками. И не было больше ничего вокруг: ни института, ни студентов, и никаких комсомольских собра-ний.
 Так они проводили и другие вечера. Она всегда просила его что-нибудь рассказать, и у него всегда находилось. И ей и ему было интересно и приятно быть вместе. Они оба ждали момента встречи, и были этому рады.
  – Как ты много знаешь из школьного курса. Наверно очень хорошо учился? Я, вот, этого ничего не знаю, а так интересно. А училась почти на пятёрки, даже четвёрок было мало. А ты, наверно, был отличником – одни пятёрки. Да?
  Саша заулыбался. – Пятёрки вперевёртку. Так, средненько.
  – А как же ты в институт поступил? Был же большой конкурс. 
  – Это для девчат конкурс. Институт-то машиностроительный. Ребят брали охотно, как льготников.
Ты наверно хочешь узнать, но стесняешься спросить, как я здесь успеваю? Предметы сложные, многие их пугаются. А я так скажу: через пень колоду. Правда, по сравнению со школой, – лучше. Троек почти не стало, но и пятёрки – редкие гости. Ответственности стало больше. Появилась цель, да и нужда подстёгивает. Хочется получить специальность, которая будет кормить. В деревне этих трудностей было не видно. Думал, – буду трактори-стом или комбайнёром. Особых знаний не требуется. А здесь понял, что всё не так просто. Даже сложно. Но надо осилить.
  – А у меня всё наоборот, – грустно сказала Галина. В школе училась почти на одни пя-тёрки. Хотелось быть не хуже, а лучше других. А здесь… думаю: зачем всё это. Всё равно я за станок не встану, разрабатывать новые станки тоже не буду. Посадят куда-нибудь в тех отдел перебирать бумажки и составлять отчёты о выпуске продукции, о рационализаторах и изобретателях, внедрении новой техники. Да лучше бы не видеть и не слышать об этих бездушных железных тварях. Лучше бы иметь много, много детишек и заниматься с ними. Они такие занятные, не то, что эти холодные истуканы, с которыми не поговоришь.   
  Даже нет к учёбе интереса. Лучше выйти удачно замуж, чтобы он был толковый и надёжный человек, нарожать детей и заниматься с ними.
   
                Сытая жизнь
  Но вот связь с Галиной оборвалась. Он оказался в свободном плаванье, куда понесёт. А понесло его к «Голубому Дунаю». И началась, его, сытая жизнь, которую он не оправдывал, и не ругал. Она, ему, стала безразличной.
  – Вот окончу институт, а там будет видно, куда повернуть,– утешал он себя.
    Когда Зина закончила работу, он напомнил ей о деньгах. Она посмотрела на него,и, что-то прикинув в голове, сказала:
  – С собой нет. Придётся идти ко мне домой.
 « Как же так? – подумал Саша. – Вчера договаривались. Что, забыла? – и как-то непроиз-вольно, в душе, произнёс:  «Собака!», – но, сказал только: – Домой, так домой.
   Зина жила в общежитии семейного типа. Саша остановился у двери, не
решаясь войти, Думая, что деньги ему вынесут. Но Зина его, просто втолкнула в дверь,
не желая глаз соседей. Жила она одна. Отдельная небольшая комната с прихожей в два метра, где теснились вешалки для одежды, шкаф для платьев и обуви, маленький столик для приготовления  и приёма пищи, два табурета и узкий проход к двери в комнату. Под столом ящик с картофелем и прочими овощами.
Конечно, шикарным жилищем это не назовёшь,  но, всё же, это был свой уголок,
о которых, некоторые, только мечтали. В комнате было чисто, и даже уютно. Чувствова-лось женское присутствие: большое зеркало с полочкой для помад, кремов, духов, одеколо-нов. Стол под скатертью и диван, который служил и кроватью. Все было опрятно и прибрано.   
   Она усадила его на диван, сунула в руки вчерашнюю газету и скрылась в прихожей. Он пробежался по заголовкам, ища интересное, но остановился лишь на спорте. Зина появи-лась сравнительно быстро, уже переодетая, в обоих руках были тарелки с едой и, даже, бутылка с водкой.
« Интересно, – прикинул в уме Саша, – до магазина сбегать не успела. Что? себе купила, или… всё  продумано для гостей?.. – И, какая-то настороженность возникла в голове. 
  – Что она хочет? Я же пришёл за деньгами». 
Зина была радушна, улыбчива и внимательна. Такой он её ещё не видел. Она подала бу-тылку Саше, мягко попросив открыть. Намекнув, что это мужское дело. Он принял её и, широко открыв глаза, с вопросом уставился на хозяйку.
  – Зачем? Я же пришел не за этим.
  – А мне хочется выпить, а одной не интересно. Составь мне компанию.
  Хотелось спросить её, уж не пьяница ли она, но, конечно, не рискнул, хотя в голове про-мелькнуло. Но напрямую отказаться – равносильно этому.               
  – У меня завтра занятия, да и Вам, наверно на работу.
  – А мы понемногу, для веселья и близкого знакомства. Чтобы не чуждаться.
Я всё одна, да одна. С тоски запьёшь. Но одной не интересно, поговорить надо.
 А с симпатичным кавалером – как не расслабиться? Да и поесть надо. Это
для аппетита. Меньше слов, а больше дела – наливай. Нет терпения.
   Саша больше не нашёл причин для отказа и вспомнились слова Феди: «Чего думаешь? Дают – бери…». Да и показаться в глазах женщины не мужчиной, а каким-то трусливым хлюпиком, тоже не хотелось.
« Наливать, так наливать»,– подумал он про себя: «Дают – бери».
   Выпивали: за знакомство, за успех в учёбе, за здоровье, за всё хорошее, за Вас, за нас. Закусывали, ели. Зина подробно интересовалась студенческой жизнью:
Как сумел  поступить, трудно ли учиться, сколько лет ещё осталось и кем будешь
работать. И, конечно поинтересовалась институтскими девочками: много ли их, бывают ли вечера знакомств  и так далее.
   Вопросов была масса и беседа затянулась. В голове стало веселее и развязнее.
Начальное напряжение пропало. Зина включила музыку, но так как танцевать было негде, она села к нему на колени и обняла за шею. Халатик её распахнулся,
открыв ножку до трусиков. Ножка стала сползать с колена, и ему пришлось подхватить её и поднять выше. За это он получил крепкий поцелуй.
  Она распахнула грудь. Там, из лифчика, зажатые между пышными девичьими грудями выставлялись деньги. Саша понял, что это сюрприз для него, и хотел их достать, но полу-чил по руке, легонько, как кошка лапкой. – Руками нельзя, губами.
   Он нагнулся, а она обхватила его голову и крепко прижала к груди.
 – Целуй,– тихо прошептала она бархатным, просящим голосом,– потом возьмёшь.   
    Деликатная просьба была очень приятной, и он выполнял её сначала с нежной осторож-ностью, осмелев, позволил делать крепче и везде, где была возможность.
Она выключила свет, скинула халат и попросила расстегнуть лифчик. Он долго
ощупывал  застежку, пытаясь разобраться в неизвестных ему премудростях, чем вызвал её смех: «Тоже мне – инженер ». И сама сняла лифчик.
  Его удивило то, что он совсем не собирался добиваться от девушки каких-то благ для себя. Эти блага ему предлагались. И это, в его мозгу, не имеющем такого опыта, было каким-то противоречием во взаимоотношениях мужчины и женщины. Ему всегда казалась недоступность такого сближения, доступно только дружить. Правда и дружбу с Галиной тоже не он начинал. Для него, занятого изучением технических наук, вопросы любви были не просто далеки, а вообще посторонними. Да он мог свободно общаться, как с ребятами, так и с девушками, но не более чем дружественные отношения. И подход к нему Галины, он расценил не более, чем нужду в оформлении газеты. А что после они стали встречаться – этими мыслями он не занимался. Просто так само собой получилось. Она попросила проводить – как отказать?
   Да. Природой сделано так, что сближение происходит легко и быстро. Не требуется ни знания языка, не условностей, ничего. Она всё предусмотрела не только для говорящих и на одном языке, а для всех, от человека до насекомого на безязычие. Заложила в виде сильных  чувств и влечений к удовольствию, в виде естественной потребности, для продолжения жизни рода. Разное у всех только начало, а конец у всех одинаковый.
   После всего, когда уже возвращался домой, он обдумывал происшедшее.
« Как сильно я ошибался, считая девушек капризными недотрогами. Что с ними нужно долго дружить, чтобы они привыкли, глубоко  познали человека, полюбили.
Чтобы было обоюдное чувство. А оказалось совсем не так. Горазда, всё, проще. Без каких – либо условностей и излишеств, само собой - без всякой договорённости».
   Город спал. Было темно и безлюдно. Лишь редкие фонари скупо освещали улицу, когда он возвращался к себе в общежитие. Голова кружилась до тошноты. Тело висло как грязь, шатало и, страшная усталость во всём теле просила отдыха. Он зашел в парк, с намереньем посидеть. У самой лавочки его вырвало. Он тяжело сел на лавочку. Подбежала  какая-то, вероятно бездомная, чёрная лохматая собака, почуяв запах, остановилась в двух шагах от рвотной массы, посмотрела на неё, потам уставилась на него. «Что смотришь? Может ска-зать что - то хочешь?» И, не выдержав  длительного взгляда,  закрыв глаза, услышал: «А ещё человеком называешься. С высшим разумом. Ни одно существо эту дрянь принимать не будет даже в голод. Вы - люди уже достигли высшей  точки цивилизации – экстремума, так это у вас зовётся, когда вся необходимая пища есть. И теперь скатываетесь по обратной стороне этой кривой с пика вниз к извращению и уродству. Достигнув благ, вы хотите ещё что-то новое в потребностях, но всем  уже удовлетворены, всё есть, но всё равно что-то хочется. И начинаются извращения, ведущие к краху – гибели человечества, его вымира-нию. Ибо, естественная потребность стала использоваться – лишь, для получение удоволь-ствия. К животному чувству, к превращению снова в скотину, в зверей».
 – Неправда. У человека, как у всего живого, есть свойство самосохранения, – громко, по-чти крикнул он. И голос отвечал: «Свойство-то есть, но запретный плод сладок. Это ещё в библии сказано 2000 лет назад. Он-то и привёл к грехопадению. Помните о нём». Саша очнулся и поглядел вокруг. Никого. Нет даже той собаки. « С кем же я разговаривал?»  Он отчётливо слышал все слова и мог не только всё повторить, но и готов с этим согласиться.
               
 На другой день, на лекциях, состояние было, мягко говоря, не рабочее, а вообще против-ное. Не хотелось ни писать, не слушать. Всё шло впустую, как отбывание наказания. По окончании последней лекции учитель физики остановил его в коридоре.
  – Опять наблюдал  за вашим участием, и снова мне показалось, что Вы были, где-то не на лекции. Что, опять какие-то сомнения и новые идеи в голове? Мне интересно. Вас я ждал разобраться с прошлой темой. Но Вы не пришли. Почему?
  – Мне Вам нечего было сказать, больше того, что уже сказал. Нужны доказательства, а их у меня нет. Нужны расчёты. Истинно то, что доказано математикой, а этих расчётов нет.
  – По части расчётов, я договорился в деканате, Вам разрешили работать на электронной вычислительной машине. Вы согласны?
  – Конечно. Очень рад. Большое Вам спасибо. Когда можно начинать?
  – Можете даже сейчас. Фамилия ваша там уже есть. Желаю успеха.
   Профессор протянул руку для пожатия и добродушно улыбнулся. Саша ответил взаим-ностью. И они разошлись. Теперь все мысли были о знакомстве с машиной.
   После столовой он направился туда. Машина была новой разработкой в сравнении  с прошлым вариантом, выполненным на лампах и занимавшей несколько комнат.
Эта  занимала два шкафа в одной небольшой комнате. Её, электронная память, была запи-сана на магнитофонной ленте. Студентам о ней рассказывали, показывали  работу, удивляя всех её способностями, но подходить близко – запрещалось, тем более на ней работать. Поэтому Саша был бесконечно рад.
  В комнате, где стояла вычислительная машина, за столом сидела темноволосая девушка с чёрными, как смоль, глазами. И, должно быть, южного происхождения: с Кавказа, а мо-жет из Средней Азии. В, общем, откуда-то оттуда. СССР – многонациональное государство и национальность, теперь, не имеет значения, и думать об этом не стоит. Просто  красивая и это –  главное.
   Обычно работу со студентами проводил мужчина, а увидев молодую, да ещё и красивую девушку,- Саша слегка стушевался, словно попал не в ту комнату, но увидев машину, нерешительно спросил:
  – Мне сказали, что из деканата к Вам должно поступить разрешение на допуск меня к работе на машине. Так ли это?
   – Как ваше имя?
   – Александр.
  – Имя-то, какое: Александр Македонский, Александр Пушкин, Александр -1, 2… .
Вы-то какой будете? – В голосе её он уловил мягкую ироническую нотку.
  – Я десятый,– шуткой ответил он.
  – У десятого фамилия была?
  – Да, кажется, была, сейчас вспомню. – Он назвал свою фамилию. Девушка приятно улыбнулась, ещё раз внимательно посмотрев на него.
  – Можно Вас просто Сашей называть?
  – Это я могу позволить только Вам!  И при условии, если Вы скажете мне своё имя.
  – Елена.
  – Очень красивое имя. Что-то с полноводной сибирской рекой роднит, где золото роют в горах, бродяга судьбу проклинает, увидев прекрасную – Вас.
  – Кто же этот бродяга? Не Вы ли?
  – Да. Вам присуща женская смекалка, – оба расплылись в приятной улыбке.
Так в шутливой форме прошло их знакомство. Так уж повелось: мужчина хочет показать себя остроумным рыцарем, с добрыми комплиментами, стараясь произвести впечатления. Правда не всем и не всегда это удаётся. Но все стараются.
  – Значит – я Вас жду? Старший сотрудник уже ушёл. В следующий раз приходите рань-ше. У нас тоже рабочий день ограничен временем.
  – Прошу прощения. Виноват, постараюсь исправиться.
  – Сегодня машиной Вы заниматься не будете. Сначала, вот Вам документация.
Когда Вы это всё изучите, старший Вас проверит и решит вопрос о допуске.
   И, перед Сашей положена пачка журналов – документация на машину.
  – Ого-го! – только и сумел он произнести, взглянув на её размеры, и сел на стул, словно под их тяжестью и своей безысходностью. Он ещё раз задержал внимание, взглянув на девушку, потом на документацию. В глазах его был вопрос. Лена улыбнулась, заметив это.
  – Тут не один том «Война и мир» Толстова, а наверно все его произведения вместе взя-тые. 
  Взглянул на часы – осталось двадцать минут. Обратился к девушке:
  – Можно взять с собой? 
  – Нет. Документы уносить не разрешается.
   Он, с тоской в глазах, открыл первый журнал и начал читать. Но вчерашнее угощение тормозило его мысли. Техническая документация оказалась тяжелой для чтения. Нужно было соображать, удерживать в памяти прочитанное и увязывать с последующим материа-лом.
  Едва он перевернул листок, как почувствовал, что в комнате наступила полутьма. И на месте Лены он увидел чёрную лохматую собаку. Ту самую, с которой встречался ночью. Она смотрела прямо на него.
  – Наконец – то явился, –  сердито прорычала она, – а я так тебя ждала. Надеюсь, что бу-дешь заниматься делом, как все люди. Поздравляю.
   Тут он почувствовал, что его тянут за волосы, поднял голову и открыл глаза. Лена дер-жала его за волосы и с прискорбьем сказала: «Урок окончен, дети. Пора идти домой спать. В следующий раз приходите выспавшись. Иначе будет только потеря времени».    
– Почему дети?
– Потому что ведёшь себя, как ребёнок, безответственно. И дома нужно не читать, а спать. И завтра приходить со свежей головой. До свидания.
  Она выключила свет и они вышли. 
   На улице было уже темно. В голове тоже довольно смутно. Какие-то мысли всплывали тёмной тенью, проплывали, и, не получив развития и завершения, куда-то уходили и без-возвратно пропадали за зрительным экраном. Он ни о чём не думал. Просто переставлял ноги в сторону своего общежития. Вдруг ему показалось, что кто-то все время за ним идёт. Он повернулся, но  никого не увидел. И только входя во двор своего общежития, он заме-тил, как из тени одного дома, вынырнула и скрылась, в тени другого дома, чёрная собака. Впрочем, на него это никак не подействовало. Он открыл дверь и вошел в общежитие.
   В середине ночи, во время сна, он снова увидел себя, как бы со стороны и ту чёрную собаку, с отвращением глядящую на его рвотную массу, и снова, но как-то издалека, из-за сцены, слова: «А ещё человеком называешься». И опять ту сцену, и  что видел в кабинете, где сидела Лена, и во дворе общежития. И этот сон остался в голове, когда он уже проснул-ся и встал.
  – Что бы это значило? – подумал он. И эта мысль не оставляла его до самого института.               
   На большой перемене он хорошенько заправился в столовой, рассчитывая сразу, после лекций, заняться вычислительной машиной.
   В кабинете его встретил старший сотрудник. Он был и преподавателем и ответственным за машину. Саше снова подали документацию и он, с лёгким выдохом, сел за её изучение.
  – А можно сразу теорию с практикой сочетать? – спросил он у старшего.
  – Так быстро освоил?
  – Вы же нам её рассказывали. Вспоминается.
  – Тогда давай начнём вместе. Как включается машина и как выключается? Пока на сло-вах. Саша уверенно сказал и указал. – Хорошо. Найди программу калькулятор.
Саша и с этим справился. – Произведи вычисление, …  сделай сброс. Выключи.
Простейшие операции усвоил. А как ввести формулу, интеграл я тебе помогу.
   Началась работа по освоению машины. Студент учителю понравился.
По окончании Саша попросил взять документацию домой.
  – Если бы ты спросил её недели две назад, то получил бы отказ, а сейчас разрешаю.
И разрешил бы взять всю эту машину, если у тебя будет место куда поставить. Нам её надо списывать. Техника быстро движется вперёд. За рубежом уже давно пользуются ком-пьютерами. Наш институт приобрёл несколько штук и сейчас идёт освоение. Вместе с ними приобретена печатающая техника. Мы уже начали распечатку документации. Один экземпляр я тебе дам. А в следующие дни ты поможешь нам. Будем всё осваивать вместе. И со студентами поможешь проводить учебную практику. Так что готовься основательно, я помогу.
   Такого поворота дела он не ожидал. Об этом можно было только мечтать.
« Вот здорово, – подумал он, – можно в совершенстве  освоить, да ещё и самую новейшую технику. Это же прекрасно!»
  Домой он не шел, а как будто летел, словно влилась великая энергия, способная      
вершить большие – огромные дела.
  В общежитии, на скорую руку, сготовил чай с примитивной закусью, и уже за чаем начал изучение документации. Началась активная работа на все последующие дни.
   Саша так увлёкся делом, что забыл о студенческом дне. Просто случайно его спросил Федя:   
  – Стипендию получил?..  Иди, там  мало народа, а то скоро закроют.
   Саша стукнул ладонью себе в лоб и поспешил в кассу.
  – Надо отдать долг Зине, но уйдёт старший. Сначала к нему. Деньги можно унести до-мой.
   
                В сетях у Зины   
   К Зине он пришел уже поздно. Открыв дверь, она изрядно удивилась.
  – Саша!? Какая неожиданность. Как я рада! Ты по делу?
  – Получил стипендию, и поспешил рассчитаться.
  – Заходи. Я тоже только пришла. Вместе поужинаем, я тут кое-что принесла. Ты наверно меня искал в Дунае, а я там два дня почти не была, только забегала. У нас тут ЧП произо-шло. Сейчас, только подогрею еду, и, всё расскажу. Раздевайся и садись где хочешь. Я быстро. Как хорошо, что ты пришел. Хочется рассказать, а некому.
   В комнате было тепло. Он снял куртку, обув, свитер и, расположившись на диване,
расслабился – откинувшись на спинку и раскидав руки по спинке дивана.
Сам удивился своей развязности – как хозяин у себя дома. «Что-то очень смело?»    
  Зина посуетилась, и на столе, довольно быстро, появился ужин.
  – Выпить хочешь?
  – Ни, ни. Завязал. Времени нет совсем на всякие излишества. В институт поступило но-вое оборудование. Меня попросили помочь с ним разобраться, а дальше проводить практи-ку со студентами. Надо срочно изучить документацию.
  – Значит, ты ко мне больше не придёшь?
  Саше не хотелось резко сказать: « больше не жди», – как-то неудобно было ему говорить резко, человеку, сделавшему доброе дело, и постарался смягчить,– «в ближайшем времени – возможно».   
  – Тогда я сегодня тебя не отпущу долго. Ты ешь, а я буду рассказывать:
   Вчера, студенты высшей партийной школы, праздновали свой выпускной день.  Один мой знакомый, как и ты ходивший к нам есть, попросил меня организовать вечер для вы-пускников. Но, так – как у нас тесно, я договорилась в кафе в центре с помещением и уго-щением. И всё было отлично. Но когда все подгуляли и расслабились, одна девушка реши-ла сплясать на столе, поскользнулась, упала и разбила много посуды.
 Сегодня пришел тот студент с девушкой и просил уладить это дело. Больше всего боя-лись сообщения в институт или в милицию, да и в прессу – упаси бог. Мне пришлось всё это дело улаживать. Посуду я принесла со своей работы. Часть даже пришлось купить, остальное списали  в нашей закусочной.  Заведующую кафе я уговорила не жаловаться никуда. Дело закрыли. Сегодня, ещё раз, приходил этот студент и, когда всё узнал, очень обрадовался, благодарил и рассказал, что эта  девушка - его подруга. Поэтому я бегала оба дня, как заводная. Переживала  за себя, что связалась с этим делом, да и за них тоже.
   Ужин закончился. Зина быстро унесла посуду в кухню, села к нему на диван совсем близко, обняла и прижалась. Потом выключила свет. – Пожалей меня, я так устала и пере-нервничала за эти два дня.
   Поскольку руки её были у него на шее, он попытался обхватить на уровне груди. И хотя он не помышлял о каком – то сближении, руки  коснулись её грудей и он почувствовал их упругость, напряжение и невольно задержал руку на одной, перевёл на другую. Она ещё тесней прижалась к нему, а он гладил и слегка жал,  испытывая неописуемую приятность и желание притянуть к себе.
  Руки произвольно двигались по её спине, шее, волосам и захотелось ласкаться, целовать, мять её в своих объятиях. По спине они спустились вниз, перешли на ноги до колен и стали возвращаться назад. Он почувствовал, как она мелко, мелко задрожала и стала мякнуть в его руках. И всё шло само собой в порыве страсти, влечения, чувств, с которыми невозможно бороться. Все мысли ушли куда-то, как ненужные, лишние, никчемные. Был только порыв наслаждения. И когда этот порыв стих, ему показалась, что в темноте опять эта собака. И, как будто бы говорила: «И зачем люди свет гасят, как будто что-то скрывают, прячутся, но никого же нет. Значит, от самих себя прячутся, - и словно засмеялась, - вот и стал ты  зависимым от её и своих желаний». И действительно, он почувствовал, как у него появилось чувство ответственности перед ней, желание ей помочь во всём, защитить, оградить от всех бед и несчастий. « Странно,- подумал он, - я же не желал с ней ничего иметь, только на время занять денег. И всё получилось само собой. Но почему эта ответственность перед ней? Не думаю же я на ней жениться. Странно природа всё придумала. И как легко я попался. Теперь не выцарапаешься. Не мог устоять против соблазна. Так и с институтом можно распрощаться».       
   В общежитие он пришел, когда все уже спали. На столе пустая бутылка из-под водки, пустые банки из-под рыбных консервов, недоеденные куски хлеба и беспорядок.
« Обмывали стипендию», – догадался он и лёг спать.
   Ночью снилась Зина и опять чёрная собака, которую, вроде и не видел, а только слышал слова, но которые, к утру уже улетучились из памяти.
 
               
                Разговор с Федей
  В институтской  столовой, на большой перемене, к нему подсел Федя.
  – Саша, ты более грамотный, растолкуй. Меня девчонка обозвала приматом. Это – что
 то же самое что мат с приставкой при?  Означающей приближение к чему-то, присоеди-нение. Вроде как мат присоединила. Если это так. Иду к ректору на неё жаловаться.
  – Не советую. Он тоже может тем же тебя назвать. И русская грамматика  не выручит.
  – Но он-то культурный человек?
  – Он-то культурный. А вот ты с этим явно отстал. Приматы – человекообразные обезья-ны: орангутанги, шимпанзе, гориллы. В общем те, которые до человека ещё не доросли, хотя и приблизились. А о Непал ты знаешь?
  – А откуда я должен его знать? Он в нашей группе не учится. И зачем мне он?
  – Это не он, а оно – государство. 
 Федя сделал удивлённое лицо. О чём-то подумал и решил быстро сменить тему.
 – Что-то тебя вечером в общежитии не было. Мы одни угощались. Где-то более тёплое место нашел? Уж, не с Зиной ли встречался?
  – А что тебя это заинтересовало? Уж, не шпионом ли за мной следить  приставлен?
  – Да, что-то вроде этого. Ты меня извини. От тебя я ничего не скрываю, а, следовательно, не являюсь шпионом, но на тебе зарабатываю дивиденды.
  – И как же тебе это удаётся? – с усмешкой спросил Саша,- много заработал? Может, сов-местно работать будем? Тогда и сведенья получишь.
  – Сашка, друг! С тебя тоже приходится должок на посошок.
  – Это за что же? Я у тебя, помнится, не занимал, и в работники тебя не нанимал.
  – Да. Но мне приходится тебя выручать, защищать перед девчонкой. Информацию ей добывать. Плести  всякие выдумки.
  – Не пойму, что за корзину ты плетёшь, какую информацию добывать?
  – Тупой ты, Сашка, как сибирский валенок.  Пора из института тебя выгонять. Ничего полезного в перспективе от тебя не будет. Мне за тебя приходится даже с твое девушкой   гулять, и от неё дары получать. Хорошо, что она по-честному расплачивается, а иначе, всю эту работу, с затратой моего драгоценного времени, пришлось бы тебе самому делать. А их вопросы бесчисленны. Голову сломаешь, чтобы на всё ответить и, причём, логично. Ника-кая  шпаргалка не поможет. Сам понимаешь.
  Я, чтобы не задавала вопросов, отвлекаю её разными рассказиками. Даже сочинять при-ходится. Наверно к окончанию института книжку напишу из них. Это  не просто.
 Тут Фёдор смачно икнул.
  – Вот тебе подтверждение, что всё истинно, правда. Это тебе не формула Бернулли, на экзаменах ввернули, для вычисления трёх видов давлений в жидкости. Тут одним разом давление в желудке выскочило. Естественное подтверждение. Чего тебе ещё надо?
  – Да не понятна доброта её. Чего она к тебе так воспылала?  Да, и вообще ничего не по-нимаю. Ты мне толком объясни твои хитросплетения.
  – А чего можно объяснить тупице. Всё равно не поймёшь. Вся наша группа знает, а её тем более. Я же не прячусь, это она пытается прятаться. А когда секрет знают двое – это уже не секрет. Поэтому я тебе, не скрываясь, говорю.
  – Ты это о чём? Не понял.
  – Да всё о том же. Чего ты Галку бросил, а за Зинкой увязался. Был ты Сашка дураком, им ты и остался.
  – Я у Зинаиды денег до стипендии занял. Это, что, воспрещается?
  – А это ты не мне, а Галине исповедуйся. Тогда она ко мне не будет липнуть, чтобы о тебе подробности узнать.  Зря ты так с Галиной. Она тебя любит. Вчера меня в ресторан водила,                чтобы о тебе сведенья достать. Сама переживает, что так с тобой резко поговорила. Пого-рячилась и теперь кается. Но к тебе с поклоном идти боится, может у тебя с другой серьёз-но. Вот и хочет всё узнать. Так, что мне ей  сказать? Я-то её успокаивал, что ничего нет и быть не может. Но, может, я ошибаюсь?
  Саша не знал что ответить. Он и сам не знал правды. И серьёзных намерений у него не было, и уже далеко зашло, чтобы мог рассказать Галине и она его могла простить. 
  – Замнём этот разговор. Пока учусь об этом говорить не хочу. Вот закончу, тогда и ду-мать буду об этих проблемах.
  И  поспешил изменить тему разговора:
  – Ты сны толковать умеешь? – и, не дождавшись ответа, спросил – К чему бы? Мне уже много раз чёрная собака снится, да и так в потёмках я её встречал. Уж не женщины ли кол-довство напускают? Они это могут. Не зря же в русских сказках ведьмами да Бабой-Ягой женщин выставляют. И все творят пакости. Добрых-то фей почти нет. Довольно редко.
  – Собака – друг человека. Раз появляется, значит от чего-то тебя спасать надо. Вот кош-ка, это другое дело – оборотень. Поэтому собаки кошек не любят, отгоняют их, как нечи-стую силу, – попытался толково объяснить Фёдор. Сам, при этом, улыбался.
  – Тебе-то чёрные кошки дороги не перебегали? И во сне не снились?   
  – Да, вроде нет. Но утверждать не берусь. Те же женщины – кошки оборотни.
– Ладно. Пойдём на лекцию.
  Лекция снова была не в прок. Он понимал, что совершил великую глупость, после которой подойти к Галине ему не просто стыдно, а невозможно. Понял, что влип в грязь по самые уши, и теперь ничем не отмоешься. Он ругал себя как только мог, но дело сделано, и уже не исправишь. Догадается ли о его связях Галина – теперь это уже не важно, важно то, что эту грязь он понимал сам, и это сильней всего другого терзало его душу.
  «Как легко я проявил слабость и попался на крючок».
  Он думал об этом и старался понять, что его заставило? Что им руководило. Нет, сам он до этого додуматься не смог. Вот и сейчас не понимает, как всё получилось. Его же могут заставить жениться. Что с институтом?  Почему он в то время не мог обо всём этом поду-мать? Неужели природные чувства столь сильны, что выключили его способность мыслить. Но, кажется, всё так и было. Как легко сближаются мужские и женские особи, и это у всех в природе. Вероятно природа хорошо позаботилась о продлении рода, создав такие чувства. Пожалуй, они самые сильные из всех существующих, кроме разве страха за жизнь. Но людям немало известно случаев, когда из-за любви добровольно и сознательно умирали. Хотя бы Ромео и Джульетта. Кажется, и страха смерти они сильнее.
  « Если бы я об этом знать. Но сказать, что я не знал о Ромео. Знал. Но верно тех знаний мало, пока не поймешь на своём опыте. Но это тоже абсурд. Нельзя же все трагические случаи на себе проверять. Нет. Верно, нас учили поверхностно, не убедительно, вроде раз-влечения чужими судьбами. Делали упор на характеристики героев, чтобы разбирались в людях,  и учились у них быть лучше, а не на страшных последствиях, к которым приводят необузданные природные  чувства, влечения. Кажется о них-то вообще не говорилось, или говорилось вскользь. Может это дело не только литератора, копаться глубоко в самой при-роде человека. Есть  учитель биологии. Он-то должен рассказать всё о человеке, и о его естественных потребностях и страстях, и как с ними совладать, чтобы не делать ошибок. Да и знают ли они сами, и не делают ли такие же ошибки. И, верно, поэтому выпускники школ получают аттестаты зрелости, оставаясь незрелыми. Не потому ли, когда достигают зрелости, к ней они совсем не готовы. Отсюда разводы, трагедии жизни, и ещё много всяких ошибок делают люди. Теперь я понял, сколь коварны животные чувства, и  хотелось бы всех предупредить: «Не идите на поводу чувств – живите разумом». Не правда, что чувства сильнее разума. Разум всё правильно рассудит и может внушить страх, а это чувство может быть сильнее естественных. Страх может остановить от любых необдуманных поступков. Нужно жить рассудком!
  Это в животном мире естественно и не противоречиво, правда, без пробы сил соперников не обходиться. Но мы-то люди. У нас другие взаимоотношения.

   Дальше в учёбе всё шло своим чередом. Лекции, курсовая работа, которую он писал па-раллельно изучению компьютера. Свободного времени не было.
  Скоро начались практические занятия со студентами, и Саша стал получать дополни-тельную зарплату, за проведение практических занятий. Это была хорошая добавка к сти-пендии, и он уже не стал испытывать нужды в деньгах.
   Вот уже миновала  и зимняя сессия. Впереди последняя практика на заводе,  дипломная работа, защита диплома и всё. Прощай институт, всё и все. Новая жизнь с чистого листа – продуманная, осмотрительная, без ошибок и огрех, какие были сейчас.
               
  Однажды, когда Саша выходил из института, откуда-то со стороны, вынырнула и повис-ла у него на шее, девушка, и стала жарко целовать на глазах огромного количества людей скопившихся в вестибюле. Видела это и Галина.
   « Кажется я её уже знаю, – про себя подумала Галина. – Она же из нашего города. Мы встречались с ней на танцевальной площадке. Она училась в другой школе, кажется, тоже в десятом классе». – Начала вспоминать Галина.
  Город, где жила Галина, был небольшой и располагался недалеко от областного центра. В нём было всего три школы и три детских садика. После школы она даже думала устро-иться работать воспитателем в детский садик, но её классный руководитель отсоветовала: – «У тебя такие способности пропадут зря. Ты легко можешь поступить в институт». Она послушалась совета и поступила в институт областного центра. Выбора не было. Семейная обстановка не сулила ей помощи, в случае устройства учиться где-то далеко, в столицах или других городах. Отец развелся с матерью и уехал в другой город. Мать, как-то сразу, вышла замуж за другого. Словно он у неё уже был заготовлен, и возможно отец знал об этом. Поэтому так быстро всё произошло. Галина почувствовала, что она стала у матери лишней помехой, как будто все ждали, когда она закончит школу, и только тянули время с разводом. Мать полностью занялась новым мужем и, как казалось Галине, дочь ей была уже помехой.
Её отъезда в институт даже ждали. Ехать к отцу, который сам жил на частной квартире, тоже не привлекало Галину. Спасибо, что он, в отличии от матери, помогал деньгами. По-этому, поступление в институт было даже продиктовано обстановкой.       
  С Зиной она встречалась много раз, поскольку в городе была всего одна танцплощадка, в единственном городском саду, куда сходилась вся молодёжь. Когда в школе закончились экзамены и начались выпускные вечера, в городе появился вербовщик ткацкой фабрики из областного центра. Это был статный, привлекательный молодой человек лет тридцати, выдававший себя за холостяка, яко бы даже не целованного жениха. Он обошел все школы, для общения с выпускниками, рассказывая о прекрасных условиях работы на фабрике. Всем предоставляется общежитие, чуть ли не царские палаты, фабрика с прекрасными столовыми, дворцы для молодёжи, где можно каждый вечер танцевать, множество кружков по интересам: музыкальные, танцевальные, хореографические, драматические и другие. А самое главное: высокая зарплата, премиальные, бесплатные дома отдыха. Он не лгал. Действительно всё это было. Правда, выглядело всё это горазда серее и скромнее, чем слышалось из уст вербовщика. Он рассказывал о современных ткацких станках, работающих без участия рук человека, где нужно только следить, чтоб не лопнула нить и вовремя её связать, чтобы станок не простаивал. И у многих уже кружились головы от его рассказа. Бывал он не только в школах, а и на танцплощадках, в клубах, да везде где водилась молодёжь.
  Галине не раз приходилось с ним танцевать и выслушивать его, словно заученные и за-писанные на магнитофон речи. Правда, в отличии от общественных речей, индивидуальные добавляли его личное участие и помощь в благоустройстве и внимании. Что он может сопроводить, всё устроить, и даёт гарантию, что никому не нужно даже ни о чём думать, всё он сделает сам,
«садись только на лопату, а в печь тебя бросят». 
 Галина не отказывалась от его помощи и работы на заводе, но держала это как запасной вариант. А ему говорила, что будет поступать в институт, и помощь его не требуется. Зря он тратил свои убедительные речи. Всё не помогало. Тогда он решил увести её с танцпло-щадки и, сказав: поговорим в тихом месте, потащил, крепко держа её за руку, за собой. Она упиралась, но это не помогало. У выхода с танцплощадки она размахнулась и хлёстко уда-рила его по щеке. Он отпустил её руку и больше к ней не подходил. С тех пор ей стали говорить, указывая на него: вон твой вербовщик.
  Как-то прогуливаясь по ночным аллеям парка с девчатами, в довольно тёмном уголке парка, поросшего кустарником, навстречу им подбежали две девочки, и шепотом сказали:
- Галка, иди-ка посмотри, как, твой, девчонку вербует, - и, так же, потихоньку смеясь в кулак, побежали дальше. Галина, не поняв намёка, продолжала идти с двумя девушками, слегка сделав более осторожный шаг, и прекратив разговоры. Вдруг, совсем рядом, из ку-стов вышел вербовщик, на ходу застёгивая ремень брюк. И хотя было темно, но хорошо все разглядели его измазанное помадой лицо и встрёпанные волосы. Он остановился в нерешительности, но быстро отвернулся и прошел мимо. Пройдя шагов пять, они встретили и девчонку, вышедшую из кустов, тоже с лицом измазанным помадой, встрёпанными волосами и сильно помятом платье.   

  С тех пор прошло три года. Зина действительно устроилась на ткацкую фабрику. Но ра-ботать на станках автоматах ей только обещали, а пока направили в цех, где стоял густой туман, горячая вода в котлах, в которых нужно было мочить сырьё для пряжи. Рабочие в этих цехах не задерживались долго, поэтому нужно было вербовать новых. Она тоже не-долго выдержала. То ли ей помог вербовщик, или случай, но она перешла работать в завод-скую столовую, сначала посудомойкой, затем в заводской буфет, и, получив новую профессию, перебралась в только что открывшийся павильон « Голубой Дунай». Так она закрепилась в областном центре.       

  – Так вот кто моего Сашу окручивает, – догадалась Галина. – Он даже целоваться стес-няется. А эта уже не только целованная.  Как бы предупредить Сашу? А вдруг он сам её любит? Надо узнать у Феди. 
 
  – Зина? Ты откуда тут взялась? – возмущённо спросил Саша. – И вообще, к чему весь этот цирк? – возмутился он. – Зачем пришла?
  – А ты не догадываешься?.. Просто соскучилась. Потому, что ты давно не приходил.
Вот я и решила прийти сама. Ты разве не рад?
  « Собака, – зло в душе сказал он, – только этого мне и не хватало.
   Саша стоял в растерянности. Такого он не ожидал, и не знал что делать. Он понимал, что сделано это продуманно, специально на глазах у всех, как бы показать, что она, и толь-ко она имеет на него полные права. Как бы оставить на нем свою метку. Чтобы все это видели и знали. Он её!  Нужно бы обратить это в шутку, но от растерянности ничего не приходило в голову, и он повёл её к выходу в сопровождении студенческих усмешек. Он понял, что дальнейшие объяснения кому угодно – бесполезны, и с этим придётся  просто смириться.
   Выйдя  из института, он резко отдёрнул свою руку от цепкой хватки подруги.
  –Ты что себе позволяешь? – грозно начал он, – пришла, специально, чтобы меня опозо-рить. Я тебе кто?.. – муж, жених, давал тебе какие-то  клятвы или обещания?..
  – Я думала, ты будешь рад, как и я рада встрече.            
  – Не хитри. Ты всё продумала и сделала это умышленно в вестибюле, а не, где-то, на улице. Больше ты этого не сделаешь. Иначе, так же при всех, я тебя выставлю на посмеши-ще и вообще… – он хотел сказать: – нам незачем встречаться, но увидел на её щеках слёзы, и ему стало её, почему-то, жалко.       
   Он ещё не знал о сильном воздействии женских слёз на мужчину. Что, благодаря им, женщины могут многого добиваться. Что мужчина сделает всё, лишь бы она не плакала. Не переносят они женских слёз.
  – Ладно. Утри слёзы. Говори, зачем пришла?
  – Сегодня в городе открывается новый ресторан,- сказала она, ещё всхлипывая сквозь слёзы.
 Саша рассмеялся.
 – И это ты пришла мне сообщить? Очень важное для меня событие. Пусть их хоть деся-ток открывается, мне-то, какое до них дело?
  Зина посмотрела на него смеющегося, и ей самой стало весело.
  – Дурашек, – мягко и ласково проговорила она.
  – Нас с тобой пригласили на это торжество.      
  – Интересно, у кого там возникла такая в нас нужда. Это только если крыша у него по-ехала. Больше и объяснить нечем, – и снова продолжил смех. – В толк не возьму. Объясни, а то умру со смеху.
 Зина тоже развеселилась.
  – И нечего смешного. Это не им надо, а нам.
  – Нам?.. Зачем нам ресторан?
  – Там будут приглашены руководители почти всех крупных предприятий города.
И у нас есть возможность с ними познакомиться. Будет там и директор самого крупного машиностроительного завода. Возможно, он возьмёт тебя к себе на завод.
«Так вот куда заглянула подруга. Довольно далеко – сообразил он, – сам бы до этого не додумался и даже не решился б на это. Неужели у неё имеются, для этого, какие-то шансы? Кто я? Кто она? перед этим гигантом. Даже интересно»,– подумал он.
  – Я не думаю, что это он нас пригласил. Так кто же?
  – Помнишь, я рассказывала тебе о выпускном вечере студентов высшей партшколы.
Так этот, бывший студент, теперь инспектор в горкоме КПСС. Он-то и вспомнил о нас.
– О тебе, меня-то он не знает, - поправил Саша.
– Знает. Я ему говорила. И он пригласил обоих. Он уже женился на своей девушке и у нас есть возможность с ними познакомиться поближе. С такими людьми надо вести дружбу.   
– И когда же это открытие?
– В воскресение в шесть вечера. Ты приходи ко мне пораньше. Пойдём вместе. Жду.
  Она оставила его, а сама поспешила на подходящий автобус, помахав оттуда рукой.
  В воскресение он был встречен серьёзным взглядом Зины. Она строго осмотрела всю его одежду: начиная с верхней, костюма, обуви и всего прочего не пропустив и его галстук.      – Снимай брюки, да и пиджак, тоже. Поглажу и пятна отпарю. А галстуком ты что дела-ешь? Он так засален, что можно думать ты им губы вытираешь после еды, вместо салфетки, а потом, на палец навиваешь.
   Голос её был жёсткий, твердый, не допускающий возражений. И он, повинуясь, выпол-нял все её указания, словно солдат перед генералом. Сам, удивляясь такой повинности. А, ведь, до этого он чувствовал себя неким петухом перед курицей.
«Как быстро, женщины, берут командные высоты, и как легко мы их отдаём,– думал он, – но с ней нельзя не согласиться». 
   В ресторан они пришли чуть раньше. Не торопясь разделись и медленно с остановками прошлись, рассматривая его роскошь: люстры, картины, интересные богатые украшения. Чувствовалось, что тут поработали и художники и мастера. Они заглядывали во все уголки и закоулки, в буфет и на кухню, небольшую сцену с богатым занавесом и оркестром. Это вроде музея. По нему не скажешь, что наша страна бедная, что в магазинах нет необходи-мых продуктов – все столы уставлены доброю едой. И только диву даёшься, почему это лишь здесь, а у студентов мизерная стипендия, в магазинах нет мяса и мясных изделий. Да что перечислять, чего нет, легче назвать что есть. Но и этим заниматься не хочется – надое-ло.
Все жмутся к сфере питания, по знакомству и блату что-либо достать. Не зря родилась са-тира в лице Аркадия Райкина: «Без дефицита, я – кто? Никто! А с дефицитом – князь. Все ко мне на поклон ходят. Поэтому, дефицит нужен».
   Саша, как и большинство людей, не любил блат, знакомство, отоваривание  со служеб-ного входа, которым пользовались работники горкомов и обкомов. За это он не любил и систему под руководством КПСС. Но, как и другие, смотрел сквозь пальцы, если что-то выпадало для него. Вот и сейчас он пришел на угощения и развлечения за счёт государства. Но это, опять, не для всех – для избранных.
  Гостей разместили по столикам, соразмерно чинам.
Были: Грибоедов, Гоголь, Зощенко, а что изменилось? В школах учат новому, а в жизни всё, как было. 
  На сцену поднялся председатель горисполкома, попросил тишины и предоставил
 слово секретарю городской парторганизации. Было, что-то вроде отчёта о работе
партийной организации, хотя работали и руководили совсем другие люди. Но везде по-вторялась фраза: «Под мудрым руководством нашей партии». И хотелось добавить: «Со-здаём вместилища для пьянства, с которым потом будем отчаянно бороться».
  Неизвестно - слушал ли кто? Все ждали его окончания. И вот, наконец, ритуал закончен и начались тосты, поздравления и всё, как всегда. Гости угостились, развеселились,  зазву-чала музыка, начались танцы. 
  Весь период пребывания в ресторане, Зина была отменным гидом. Она знала для чего отдельные закутки с занавесками, и шепотом рассказывала об их тайном назначении, слов-но там уже сидели кто-то, и могли услышать их разговор, где и зачем всевозможные аксес-суары, роль буфетчика и официанта. Саша видел рестораны проходом - не садясь. Поэтому слушал с интересом. По мере прихода гостей, она знакомила с их занимаемой должностью, подробно, на сколько, была осведомлена, называла фамилию,  имя и отчество.
               
                Завод
  Во время танца, к их столику подошла пара. Мужчина протянул Саше руку.
                – Будем знакомы, Георгий, просто Жора.               
  – Саша. Очень приятно познакомиться, – с амплуа ответил Саша.
  Они пожали друг дружке руки. Жора внимательно вгляделся в лицо Саши, словно изучал его. Потом спросил: 
  – Вы не будете возражать, если я приглашу вашу даму на танец?
  – Только с её согласья, – улыбнувшись, сказал Саша, уже ранее осведомленный, что это тот самый  инструктор горкома, пригласивший их на открытие.
  – Вы согласны, – обратился он к Зине. Она была уже готова и быстро встала. Улыбну-лась, и они скрылись среди танцующих.  Саша еще не пришёл в себя, обдумывая  чопор-ность Жоры. А дама, оставленная ему кавалером, уведшим жену, поспешила взять инициа-тиву, сказав:
  – Поскольку мы остались одни, и знакомить нас некому, будем это делать сами, - и, про-тянув руку, сказала: – Вика, а полное имя – Виктория.
  – Саша. Рад с Вами познакомиться, – и пожал её руку. Она задержала его руку.            
– Поскольку кавалер стеснительный, придётся мне предложить потанцевать, если Вы не против. Вы танцуете?
  – Да. Я буду рад. Правда, девушки отмечают, что я не умею водить. Они никак не могут догадаться, куда я их поверну, и боятся, что наступлю им на ногу или они мне.
  – Ну, это дело поправимо. Несколько шагов Вам придётся запомнить, а дальше будете повторять. Тогда дама запомнит ваши движения. И конфликта не будет.
   Они быстро вошли в ритм танца. Вика завела разговор:
                – Простите за любопытство, Вы работаете или учитесь?
  – Учусь.
  – А можно чуть подробнее, а то, как-то знакомство наше не получается. Мы с Зиной ма-ло встречались, и о Вас не было разговора. Кажется, Вы ещё не женаты? 
- Да, не женаты. Я ещё учусь в институте машиностроения на последнем курсе.
– Мы с Георгием тоже только что закончили студенчество и сразу поженились. Все в это время сходятся. В коллективе легче найти себе пару, а Вы в разных коллективах, наверно труднее узнать друг друга, чтобы быть уверенным в нём.
  – Вы правы. Пока нет уверенности.
  –Тогда я чуть, чуть познакомлю Вас с ней. Вы первый узнаёте. Сегодня состоялось со-вещание в горкоме, и решили её сделать заведующей кафе, а бывшую заведующую, утвер-дили директором этого нового ресторана. Об этом ещё и Зина не знает.
  – Спасибо за информацию. Мне, что, сказать ей, или?.. 
  – Наверно Георгий уже сказал. За этим и пригласил на танец.
  – А почему заведующего кафе назначает горком, а не торг, или горисполком?
  – Это же общественное место с большим количеством  посетителей. Там могут быть  сходки, встречи людей опасных для общества и государства. Поэтому партия ставит своих людей во все многолюдные места.
  – А что, Зина – член партии?
  – Конечно. Вас, я вижу, это удивило. Вы разве не знали?
  Саша лишь улыбнулся. А в душе был такой сарказм на Зину, на партию, на всех её чле-нов, вступающих в партию ради получения выгоды: карьерного роста, щита для защиты от правосудья. Известно, что сначала идет обсуждение в партии, и только потом, если сочтут нужным, дело передадут в суд.  А может дело прикроют, как невинное. И, конечно, для личного материального обеспечения. Он вспомнил рассказы своего отца, который был в партии с двадцати лет. Времена  Сталина и борьбы со всякого рода нечистью.
  «Он лазал по чердакам, чтобы следить, кто занимается воровством продуктов из столо-вых. Сам никогда себе не позволял взять, хотя в стране был голод, а у него семья. Известно, как люди сопровождали эшелоны с продуктами  для голодающей Москвы, падали в голодный обморок, но продукты не воровали. Это были истинные коммунисты. Разве Зина подходит под это определение – честного служителя народа? Да и другие члены партии, включая руководство. Они, за счёт народа, обогащаются: получают лучшие квартиры, строят бесплатные дачи, отдыхают в санаториях и на курортах. Да разве всё перечислишь? А если лишить их всех этих привилегий? Тогда останутся только истинные коммунисты. Но не  будет ли это грозить партии её существованием? Грозит! Значит, без привилегий  партия быть не может. А за привилегиями идёт вся шваль, которая честно заработать не может.
 Я в такую партию вступать не желаю», - подумал, про себя,  Саша.
– Почему Вы замолчали? Не согласны с такой постановкой дела?
  – Вспомнил, как дед Щукарь спрашивал: «Какой Вы мне портфель дадите, если я вступ-лю в вашу партию?» Наверно нужно выбирать по деловым качествам, а не по членству в партии.
 – Это тоже учитывается, если есть выбор среди членов.
   Танец закончился. Жора чопорно откланялся перед Зиной и подошел к Саше.
– Никуда не уходи, есть дело, я сейчас, – и скрылся в публике.    
Скоро он вернулся и, взяв Сашу за руку, повёл за собой. Они подошли к довольно солид-ному человеку с крупной фигурой и внушительным видом. Жора начал:
- Вы жаловались, что у Вас нет специалиста для освоения нового станка с программным управлением. Вот я Вам его привёл. Познакомьтесь,- это директор нашего самого крупного машиностроительного завода, Павел Николаевич, а это – Александр. Более подробно по-знакомитесь в отделе кадров. 
  – Что-то очень оперативно работаете. Даже боюсь поверить. Очень молод для специали-ста. Вы знакомы с автоматическими станками? – обратился он к Саше.
  – С вашим станком, пока, не знаком, но их мы изучали. А вот с компьютерами знаком хорошо. Веду практические занятия  со студентами по их освоению.
  – Знаком с компьютером? Это очень хорошо. Нам такой нужен. А где вы работаете? 
  – Пока нигде, учусь в институте.
  – Ну- у- у, – протянул директор, – нам сейчас нужен.
  – А я могу сейчас начать. У нас начинается преддипломная практика, за тем - защита ди-плома и окончание. Правда, на практику, пока, меня прикрепили к другому заводу.
  – Значит в том списке, который нам прислали из института, Вас нет?
  – К сожалению так. Но наверно можно исправить?
  – Хорошо. Завтра я жду Вас в нашем отделе кадров с документами. Там всё решим.
  – Спасибо. Обязательно буду.
  – Ну вот, а Вы жаловались. А оказывается целый список плюс ещё один, – резюмировал Георгий.
  – Но нужен специалист – работать на станках, а это пока студенты, – упирался директор.
  – Сейчас станок установят, и будут настраивать иностранцы, насколько, я понимаю. Фирма вам пришлёт специалистов?
  – Да, пришлёт, но они настроят и уедут.
  – Так вот, пока идёт настройка, ребята и пусть присматриваются. В СССР это первый станок. Где же взять специалиста, чтобы прислать к Вам в ценной посылке и завёрнутого в мягкую тряпочку. Надо готовить своих. Если выписать  из-за границы, то для вас это будет дорого стоить. Саша, ты иди, а мы ещё побеседуем.
«Как этот работник горкома о моих нуждах узнал? Вероятно, Зина во время танца его просила, – догадывался Саша, – сам я этого делать, конечно, не стал бы, а вот женщины могут. И я её даже не просил. Сама догадалась о моих проблемах, о которых  я даже не думал. Как это у них всё просто получается. Даже странно».
   Весь вечер он был под этим впечатлением. И даже возвратившись к себе в общагу
 мысли эти его не оставляли.
               
Утром он прослушал две лекции, и предупредил старосту, что уйдет на встречу с директо-ром завода, договариваться о производственной практике. Ещё не был уверен в том, что это удастся, но желание попасть на столь привлекательный завод, да ещё на освоение нового станка, было огромно. Он уже забыл про планы уехать после окончания куда-то далеко и начать жить с чистого листа.
  Дверь, в отдел кадров завода, была открыта. За столом сидела женщина со стажем рабо-ты, судя по возрасту и отношению к людям. Она внимательно выслушала, просмотрела документы, нашла список прикреплённых для практики студентов.
- Вы, с первого числа должны приступить к практике? Значит, учёба заканчивается.
  Она подняла трубку телефона: «Павел Николаевич, у меня студент, о котором Вы гово-рили. Нам проще взять его на работу, а не на практику. По штату, для работы на станке у нас положена штатная единица. И  не нужно вести переговоры с институтом, об изменении списка, и с Главком».
 Вероятно, согласие было получено, потому  что она начала записывать все данные доку-ментов себе на листок.
- Вам нужно получить разрешение в институте на работу у нас. С этим разрешением при-дёте, и всё оформим окончательно. Желаю успеха. Не затягивайте. До свидания.
     Он уже подходил к выходной двери из заводского здания, как вдруг собака охранника, опередив его, подбежала к выходной двери и легла, не позволяя выйти.    Самого охранника  не было. Она смотрела ему в глаза, словно хотела понять его дальнейшие действия. Саша осмотрелся вокруг, ища охранника, но увидел заведующую. Она шла к нему, держа в поднятой руке бумажку. – Вот заявка от нас о приеме на работу. Без неё Вам могут не выдать справку. Собака тут же отошла в сторону, словно, её действий больше не требуется. Как будто её задача и состояла в том, чтобы получить эту справку. «Неужели она лучше меня поняла эту необходимость, а я – человек, не обученный этому – не знал и поэтому не делал.
Может собаке крикнула заведующая? Но почему я не слышал? Или тут телепатия?»          
 С этой загадкой он вышел на улицу, чтобы идти в институт.
В  институте  справка была получена без промедления. Казалось, что здесь даже рады та-кому повороту дела. Может здесь проблемы с расселением студентов по заводам, потому что студентов неохотно принимали: лишняя канитель и ответственность,  или за их стажи-ровку нужно платить, а лишних денег ни у кого не бывает. Поэтому получение справки по заявке завода, оказалось самым простым и быстрым. На заводе дело сложнее. Кто-то дол-жен отвечать за молодого рабочего: обучать и принимать экзамены по технике безопасно-сти. Вводить в курс дела, знакомить с дисциплиной и различными отделами, с которыми придётся работать. И как в армии: выполнять, что скажут.
  Пройти по заводу для знакомства, удалось только с мастером, совместно с другими сту-дентами, пришедшими на практику. При этом всех распределили по точкам, где они будут работать. Остался только Саша.

                Фундамент
  – А что делать с тобой? – и мастер почесал затылок. – Твой объект ещё в упаковке на за-водском дворе. Ещё и фундамент не заложен. Наша с тобой задача – заложить фундамент, чтобы он был надёжным. Что будем делать?
 И мастер посмотрел на Сашу, в общем-то, не ожидая ответа.
  – Тогда мне нужно знать вес станка, свойства грунта, механические нагрузки на станок и фундамент, чтобы произвести расчёты для фундамента, выбрать марку цемента, его массу, Чтобы не было резонанса фундамента со станком, крепления, согласно техдокументации. 
Мастер с любопытством посмотрел на новичка.
  – И ты всё рассчитаешь?
  – Если будут данные, то – да, – мастер снова посмотрел испытующе на него.
  – Молодец. Но! Все эти данные надо искать самому в тех. отделе, в документации, а она на иностранном языке. Кроме строительных работ. Как ты с  иностранным языком? Впро-чем, пойдём в техотдел.
  В техотделе сидел молодой  мужчина и две девушки, болтающие меж собой. Мастер ко-ротко познакомил их с молодым рабочим, и попросил оказать ему необходимую помощь, по его просьбе, для ознакомления с новым станком.
На столе, тут же, появилась высокая стопа документации.
  – Вот тут  всё. Изучать можно только здесь, без выноса. Папок много. С чего начнёте?
  – С перевода на русский язык. А выносить не придётся. Изучать будем вместе. Вы-то её читали? Это ваша обязанность. Вы же инженеры, а не хранители документов, как библио-текари.
  – Молодой человек прав. Вы знаете, что входит в ваши обязанности, или будем подни-мать документы с  обязанностями? – поддержал мастер. – И если там нет этого – придётся внести. Об этом я поговорю с руководством.
  – Мне нужен ещё справочник по строительным работам, – добавил Саша.
  – Да, ещё исследования грунта под заводом, – добавил мастер. Потрудитесь. Иначе, за-чем вас держат за инженеров, мы через час придём, надо познакомиться с местом – объек-том работ.   
  – Кажется, спокойная жизнь закончилась,– констатировал мужчина – Главный инженер завода. –  Нина, узнай, где в городе занимаются переводами и их таксу. Вера помоги ей со звонками. Я переговорю с Главком, а может и с министерством по этим вопросам. Да… Нужно найти документы об испытании грунта. Вера, сначала документы.
   Саша с мастером пришли на место установки нового станка. – Мы планировали, старый станок убрать, и на этот фундамент поставить новый, – сказал мастер.      
- Но у них не совпадут крепления.
- Для этого сделаем переходную плиту, которая будет крепиться к старому фундаменту, и иметь крепления для нового станка.
- Из чего она будет сделана? Если из цемента, то нужно толстый слой, тонкий от вибрации разрушится. Станок будет высоко поднят. Но здесь нужен расчёт на резонанс,  и вся конструкция, с поднятием, ослабнет и будет иметь другие резонансные данные.
- Но, можно плиту сделать металлической. Тогда не будет поднятия и больших резонанс-ных отклонений.
- А старый станок не нужен? На нем работает человек и что-то производит. Его уволят, и как с этой продукцией? Она не нужна? Без неё другие станки не встанут?
- Новый станок должен его заменить.
- Но его ещё нет. И когда будет - не ясно. Так можно весь завод остановить. Если Вам  больше нечего сказать, то я пойду в техотдел.
  Мастер стоял озадаченный неожиданным поворотом дела, не зная решения.
   В техотделе полное разочарование: организаций, занимающихся переводами, нет.
Документы на грунт не найдены.  С этим Саша вышел в коридор и побрёл, не зная куда.
 
                Совещание у директор
  В это время из кабинета вышел директор, увидел его и, остановился ожидая. - Жду Вас, Александр. Познакомились с нашим заводом? Довольны?..
Саша задумался. – Вижу вашу заминку, что-то не понравилось. Пройдёмте в кабинет.
  Так, что Ваш свежий глаз заметил плохого? Только честно.
- В городе о вашем заводе, я слышал очень лестные отзывы,– начал Саша.– Огромный ги-гант индустрии, в ряду ведущих гигантов страны на видном месте, огромное количество людей нашего города заняты работой. Короче – кормилец города и создатель всех его благ. Но, осмотрев  внутри, увидел: старую консервную банку, вспухшую от гнили его содержи-мого. Старые станки, даже дедовских времён, имеющие биения за пределами норм. На них  невозможно выточить точную деталь.
- Но мы начинаем внедрять новую технику – куплен станок-автомат, и это только начало. Скоро приедут иностранные специалисты по наладке. – А что налаживать? Станок в не-сколько миллионов долларов стоит не в цеху, а на улице под снегом, который скоро начнёт таять, и последствия неизвестны. А его надо суметь доставить на место, закрепить, подвести электричество, воду, организовать доставку заготовок и отгрузку готовой продукции и  отходов.
- Это мы всё знаем.
- Но пока ничего не делаем.
- А вот тут Ваша задача. Засучайте рукава и за дело.
- Я хотел взяться за дело. Но для того чтобы рассчитать что-то, нужны данные.
Обратился в техотдел: Документация на иностранном языке. В техотделе её даже не от-крывали, а там все технические и строительные параметры. Их должны знать все мастера. У них на руках должны быть документы – копии на русском языке. Без них ни один мастер ничего не может делать. Я просил найти документы на пробу грунта под заводом – не нашли. А как рассчитать без этого фундамент? Да и для расчёта у них нет даже счёт, каль-куляторы только в бухгалтерии. Но и они уже устарели. Расчет по формулам ведётся на компьютере. Размножение документации тоже, и на копировальной технике. Всё это долж-но быть в техотделе.
 В кабинет заглянула секретарь: « Я могу уйти на обед?»
- Прежде запишите: В 14часов собрать в мой кабинет главного инженера, всех мастеров, техотдел, экономиста и главного бухгалтера. Кого ещё? - он посмотрел на Сашу.
 – Ещё студентов – практикантов, - добавил Саша.
 – Вот всех и соберите, и обеспечьте всех стульями, бумагой и карандашами.         
   Директор начал собрание совершенно спокойно. Не было и тени волнения.
- Я Вас собрал, чтобы определить нашу готовность к приезду иностранных специалистов для включения и настройки новой техники. Наше оборудование давно устарело и требует срочной замены для повышения производительности труда и улучшения качества продук-ции. На нас обратили внимание в главке и  даже в Министерстве, выделив нам крупную сумму денег, и закупили, очень нужный нам станок, у иностранной фирмы. Меньше месяца остается до их приезда. Я хочу услышать от каждого, что уже сделано. Пожалуйста, главный инженер, начинайте. 
- Я надеюсь, что приезжие специалисты лучше знают, как и что надо делать. Мы можем
всё только испортить.
– А кто будет оплачивать их командировку, пока делается фундамент: роется яма, делает-ся опалубка, стынет бетон и прочие мелочи, как пойдёт транспортировка станка на место и его крепление. Или мы и для этих дел вызовем из-за границы специалистов, а сами будем только любоваться, да посмеиваться?
Вы слышали, что приедут налаживать, а не строительством заниматься. Вы место  для станка выбрали?
- Этим занимается мастер цеха.
– Хорошо. Послушаем мастера.
- Мы решили убрать старый станок, и на его фундамент поставить новый. 
- Что, они взаимозаменяемы? И фундамент выдержит новый станок. Вы в этом уверены и имеете все расчёты?
- Расчеты должен дать техотдел. У меня их нет, – отфутболил мастер.
- Техотдел, у вас готовы расчеты и вы дали своё заключение установить новый станок на место старого?
– Нет. Нам таких указаний не поступало.
– А сколько вам нужно времени, чтобы эти данные были, если сейчас дам указание?
– Мы к этому не готовы. Обычно всё приходило с документацией. Это впервые…         
- Садитесь. Послушаем строительный цех. Как вы собираетесь транспортировать станок?  Кран в цех не въедет. Что, будем демонтировать  станки на его пути; может, весь завод остановим? 
- Нужно делать специальную тележку.
– И вы её уже заказали или готова? 
- Нам надо знать вес, размеры и центр тяжести груза. Нам этого не давали. Где они?
- В техотделе, конечно. Наверно они сами должны об этом побеспокоиться. На это и глав-ный инженер есть.
– Что? начать второй круг с главного инженера. Скажите главный, а Вы документацию станка уже хорошо изучили? У Вас нет даже вопросов к иностранным специалистам, и все данные по станку у Вас в голове. Сейчас Вы всем их выложите, дадите на руки необходи-мую документацию на русском языке, удобочитаемую, и начнете делать все расчеты, сов-местно с теми, кто этим должен заниматься? Кстати, на чём Вы собираетесь считать? На пальцах? В техотделе есть вычислительная техника? Вы её заказали? – Главный ничего не мог сказать.   
 - Молчите. Придётся с Вами поговорить отдельно. Но с сего дня всем начать подготовку. За ходом  работ отвечает главный. Все вопросы к нему. От него я жду ежедневного отчёта в конце дня о проделанной работе. А сейчас послушаем нашего нового рабочего, что требуется, чтобы ускорить выполнение поставленной задачи. Тебе слово, Александр.
 Саша встал, лицо его залило румянцем. В такой аудитории, перед мастерами ему ещё не приходилось выступать. И он начал говорить, волнуясь:
- Я предлагаю закупить компьютер, лучше не один. Он, очень нужен, не только в техотде-ле, но и в бухгалтерии, и экономисту, и статисту, и отделу кадров, секретарю и директору. Я всех научу на нём работать. Это огромные возможности. Он может всё, или почти всё. У него огромная память. Может считать, писать, рисовать, чертить, да всё. С ним можно объ-ясняться, как с человеком. С помощью его на печатающей аппаратуре печатать и размно-жать документы, делать переводы с других языков. Не нужны всякие книжки учёта. Он все запишет в своей памяти и выдаст по первому требованью: хотите на экран, хотите на бума-гу. Никому не надо писать, сразу печатать, исправлять, добавлять, стирать. Дело за деньга-ми. И это чудо техники у вас.
– Всё? – спросил директор, - а перевод документации на русский язык он тоже сможет делать?
– Нет, технический язык сложный. Нужен специалист с компьютером, иначе можно не так понять. Надо обращаться к специалистам по переводу.
– Экономист и бухгалтер поняли, что от вас требуется? – спросил директор.
– Как всегда – деньги, деньги, – тяжело вздохнув, отозвалась бухгалтер,- может заказать по безналичному расчёту, и с помощью главка оплатить.
– Вот Вы и решите. Но нужно срочно. Все свободны. Главного прошу остаться.
 Саша пошел в техотдел сам искать документы и взять справочник по строительству.
  - Вера, Вас, кажется, так зовут? Как Вы искали пробы грунта, в каких документах?
- Я не знаю где их искать. При мне ничего не строили.    
- Дайте мне опись всех документов, я сам найду.
- Вот, на дверце шкафа, читайте.
-  И всё?.. А, Вы, какое учебное заведение закончили?
- А, Вы меня на работу принимаете? Зачем вам это?
- В некотором роде. Интересно, кто работает в техотделе.
   Вошел главный инженер, и сердито покосился на Сашу. Вероятно, с директором у него был неприятный разговор, что было видно по настроению.       
- Вам что здесь надо? – строго спросил он у Саши.
- Хотел получить характеристику грунта для расчёта фундамента.
- Вы в какой должности приняты на работу?
- По освоению работы на станке.
- А зачем Вам грунт, для работы на станке?
- Тогда дайте документы на станок.
  Снова перед ним выросла стопа. Он просмотрел её содержимое, выбрал технические ха-рактеристики и сел рядом, для их изучения.  Главному, его присутствие, было не по нутру. Но и выгнать его не мог. Пришлось терпеть до конца рабочего дня, постепенно остывая и привыкая к нему.
Саша, чисто интуитивно, нашел что-то нужное, записал себе в блокнот, некоторые слова, с целью перевести дома. Просмотрел описание работы на станке, выбрал некоторые абзацы и тоже записал. Что-то он узнавал, вспоминая английские слова, и те, что успели обрусеть. И хотя целой фразы не получалось, но намек, о чём идёт речь, появлялся. После работы шел в институт и на компьютере добивался полного перевода. Что непонятно, спрашивал у учителя по английскому языку. Так он первый начал знакомство с новым детищем.   
                Чудо компьютеры
  На другой день, войдя в здание завода, он увидел в середине длинного коридора скопле-ние женщин. Они, увидев, повернулись к нему. «Чем это я им интересен» -  промелькнуло в его голове. Едва он поравнялся, как его окружили. Инициативу взяла бухгалтер:
  - Подождите девочки я первая. Мне надо знать, что заказывать: наименование, цену, ко-личество и всё другое.
  Скажите мне Александр, лучше проще Саша. Зачем компьютер  нужен бухгалтеру, мы справляемся  и с арифмометром?
- О-о-о.- протянул он. Сколько вам приходиться вести всяких книжек для записей прихо-дов и расходов, а потом по ним делать выборку от кого, за что получили или заплатили. Вы же все дни только по ним и лазаете. А если заносить не в журналы, а в компьютер, то он сделает любую выборку, подсчитает и выдаст за секунду в обобщенном виде на экране или на бумаге. Составит мигом годовой отчёт, разложит всё по полочкам, только бери.
– Годовой отчёт за секунды и без ошибок!? Ой, держите меня, падаю, – и бухгалтер схва-тилась за сердце. – Да как же это чудо зовётся? 
- Компьютер состоит из операционного блока, клавиатуры, для ввода информации и мы-ши для поиска. Для печати нужен принтер. Они разные. Для бухгалтерии – лазерный прин-тер, для бумаги А-4, для техотдела другой – струйный. Можно печатать фото и документы. И ещё программы на дисках, для бухгалтерии - одна,  для других – другая.
- Я боюсь даже слова – мышь, - сказала девушка статист, и все засмеялись.
- Вы её назовите котёночком и все дела.
- Ой! Теперь спать не буду,- воскликнула бухгалтер,- скорее покупать.
- Позвольте, наконец, мне спросить, - возмутилась экономист,- чем он мне полезен?       
Саша повернул голову в сторону говорящей и увидел заведующую кадрами, в начале ко-ридора. Он быстро ответил экономисту:
- Вы закладываете выработку продукции, количество браков, стоимость сырья, продукции и другие цифры и в любое время получаете графики,  показывающие, как идут процессы с подъёмом или упадком, что мешает и что поднимает доходность предприятия.
  Конец. У нас ещё будет время поговорить во время  изучения.
- 8 часов. Все по рабочим местам, – скомандовала кадровик. Окружение исчезло.   
- Зайдите ко мне, - обратилась она к Саше.
- Чем вы так увлекли наш персонал. Ничем производственным они не увлекаются, а дру-гим, в рабочее время, заниматься запрещается.
- А мы говорили только о работе.
- Странно. Ваша работа далека от работы экономиста и бухгалтерии. Что же тут общего?  Потрудитесь объяснить.
- Пожалуйста. Вчера у директора было совещание, и я предложил закупить для завода  компьютеры. Всех это заинтересовало. Возникли вопросы. Вот и обсуждали.
- Я слышала об этом. Чем же он интересен для нас?
- Вас интересует, для вашей работы, или для всего завод? Для завода - слишком долго рас-сказывать. А в кадровой работе?..– Саша замялся.
- Мне трудно говорить, я Вашу работу не знаю. Вы, принимая на работу, спрашиваете до-кументы, где работали, что знаю, чем увлекаюсь? А зачем Вам нужна моя характеристика? Чтобы знать, кого берёте, и с кем придётся  работать. А у Вас тысяча рабочих. Каждому нужна характеристика. Вы всех не запомните. Кого-то нужно поощрить. При увольнении за провинность, с Вас спросит профсоюз на его характеристику, чтобы защитить рабочего. А в карточке только паспортные данные. Очень бедно. Нужно следить за всей его работой: отношение к работе, рационализацию, карьерный рост, поощрения, наказания, дисциплина, да и семейные отношения. Разве всё упомнишь. А компьютер имеет огромную память. Но не только. Он, без вашего труда, запишет с компьютеров: экономиста, бухгалтера и других, все данные в его карточку о зарплате, премиях, рационализации, и многое другое, и при необходимости выдаст подробную характеристику. Сравнит её с характеристиками других рабочих и скажет, кто лучший, для поощрения, да и при переводе на другую работу или к повышению. Вам не нужно вести личные карточки на рабочих, все будет вести он.      
- Что-то удивительное Вы мне рассказали. Трудно поверить. Это – мечта…
   Тут по радио объявили, что Сашу ищет главный инженер. Саша извинился и вышел.
  Главный был суров.
   – Почему опаздываете? Вас нет на рабочем месте, и приходится искать по всему заводу. – Так встретил он Сашу, едва тот вошел.
- Здравствуйте? – Его приветствие прозвучало, скорее сарказмом, насмешкой.
- Где это моё рабочее место? Если станок, так он во дворе под снегом.
- Вас прикрепили к мастеру, который за вас отвечает.
– Но мастер ещё вчера сказал, что не знает, куда меня деть. А сейчас, я был приглашен в отдел кадров, можете проверить. Теперь пойду к мастеру.
  И он повернулся, чтобы уйти от неприятного разговора. Но главный его остановил:
– Ты нужен здесь, для составления заявки.
– Простите, это мы не проходили, это нам не задавали. В институтской программе   
по этому вопросу дыра.- Девчата фыркнули в кулак. Главный криво улыбнулся.
– Вот и будем её затыкать вместе. Садись ближе. Что заказывать будем?
– Вы о чём спрашиваете? О новой документации, пробе грунта, или…?
– Или – подтвердил главный, – из чего состоит компьютер, и какие к нему причиндалы?
– Ну вот, теперь всё понятно.
  Главный инженер смяк, поняв, что студента строгостью не возьмёшь, и перешёл к дело-вому разговору: «Я не знаю, как всё называется правильно. Ты сам напиши, а
дальше девушки оформят»,– и подал листок бумаги и карандаш. Саша быстро написал, инженер,  с интересом прочитал и передал девушкам. Те, так же быстро, оформили заявку и Сашу послали к директору на подпись.
– Что новенького, Александр, – начал директор, после обмена приветствиями.
– Вот заявка на компьютеры.
– А почему Вы её приносите? Это должен сам инженер принести, потому что есть к нему вопросы. Верно, боится показываться. Ну, тогда с тобой будем разбираться. Всё заказыва-ется в одном экземпляре. Этого нам достаточно?
– Вы меня спрашиваете?
 – Так других-то здесь нет.
– Моё мнение, надо не меньше десяти. Что они потребуются и в большем количестве, я не сомневаюсь. Просто люди ещё не знают пользы от них. Я уже говорил с бухгалтером, эко-номистом, отделом кадров, техотделом, все его хотят, и вот сейчас с Вами.
Вы в любое время сможете получать сведенья о работе любого цеха, выпуск продукции, простои, браки, сбои, количество сырья на складе, реализованной и не реализованной про-дукции, рост и падение производительности труда в цифрах и графиках. И, не спрашивая никого. Разве это не интересно, так оперативно за всем следить? Кроме этого – обучение. Можно за каждый прибор посадить двоих, троих человек, и сразу научим целую армию работать на них. А на одном научим только техотдел. Я слышал разговор главного  инже-нера с главком. У них этой техники много и не знают куда спихнуть. Все отказываются по незнанию. Предлагают сами всё оплатить, лишь бы взяли. Правда, тут я не очень точен. Трубка телефона была не у меня.
– Хорошо, я это уточню в главке. После обеда зайди сюда. А пока занимайся станком. Свободен.
  После обеда Саша снова был у директора. Настроение директора было  приподнято.
– Ну как? – обратился он к Саше,– в командировку  в Москву за приборами можешь ехать, на два дня, возможно на три и более, как там сумеете их растормошить.
– Никогда не был в Москве. Ничего не знаю.
– Получать поедет знающий человек. Твоё дело проверить комплектацию и загрузиться. Взгляни на заявку. Саша посмотрел. Там к единице везде приписан нуль. – Что, десять комплектов? – Это же целый грузовик. Каждый комплект 4 ящика. Всего 40 штук. Сообразил он. Нужны ещё двое помощников, можно студентов взять?      
– Можно. Выбери сам и согласуй с мастером. К 16 часам все собираетесь здесь с докумен-тами. Познакомлю вас с ответственным лицом, и оформим командировку.
 Выезд завтра рано утром. Дам свою Волгу и крытую машину.

  Командировка  прошла успешно. У главного инженера были крупные глаза, и чесался затылок, когда его спросили: « Куда выгружать?..»
– Наверно на склад. Со склада возьмут, кому надо.
– Как на склад? – возразил Саша,– а как проводить учёбу? Что, на складе или по точкам?   
– Учебу? – спохватился главный.– Учёбу в актовом зале. Носите туда. Сейчас возьму ключ.– И он схватился за голову. «Нужны столы, стулья есть. Где взять столы? В столовой. Кормить по очереди. Изменить график обедов по цехам. Голова кругом от этого новенького студента. Дался он на мою голову. Как было всё тихо».   
  Но всё оказалось не так страшно. И столы найдены, и приборы расставлены с помощью студентов, и даже без особых трудов найдено время для учёбы за счёт чаепитий и утренних туалетов женщин. Все шло своим чередом. Саша вёл  утром занятия с большой активно-стью всех. Какой-то, даже, азарт наблюдался. Наверно позавидовали бы учителя школ, институтов и других учебных заведений, такой прыти учеников. Вероятно, все хотели быстрее увидеть и получить то - волшебное будущее, - которое обещал им учитель.    
                Место для станка
   После общих занятий он, и работники техотдела, садились за компьютеры для изучения и размножения документации станка. Общими усильями расшифровывали иностранные слова, термины. И чем дальше продвигались, тем легче, проще, быстрее шла работа. Уже девушки начали распечатывать схемы, нашли и вес станка, и крепление станины, но нере-шён вопрос с фундаментом.
« Как же так, – мыслил Саша, – столько станков уже стоят, и десятки лет работают надёж-но, а мы бьёмся над этим вопросом. Тут же всё просто: взять вес любого станка с фунда-ментом, разделить вес станка на площадь опоры, определим  нагрузку на грунт. А  зная её, и вес нового станка, легко рассчитаем площадь нового фундамента. Детская задача: Во сколько раз, тяжелее старого будет новый станок, во столько раз надо увеличить под ним площадь».
– Эврика-а-а!  – закричал Саша, насмешив  девчат.    
 « Теперь надо выбрать ему место, – подумал он.– Для этого надо знать, какие станки он заменит, там и следует его установить у транспортёра, а не в конце всех станков, как пла-нировалось. Этим сократим длину транспортёра, и освободим целый цех, после демонтажа старых станков. Целое поле для нового оборудования!».
– Эврика-а-а!  – снова закричал он. Тут уже девчата засмеялись, поджав животы. А он снова накинулся на документацию, ища  технические возможности станка. Вот и они:Takarnaitonki, delikcates, – Так, тут и переводить не надо. Токарный с тонкой деликат-ной обработкой, – заключил Саша. – Ладно. Пойду разбираться дальше со станками.
   В цеху он нашел мастера, к которому его прикрепили. Вместе прошлись по ряду станков до того, который решено убрать. Три токарных, и шлифовальный станок, с тонкой доводкой. – Значит вот этот, с тонкой обработкой и решено убрать, – просил Саша. - Да, его. – А без этой обработки детали кому – то нужны? – Кому же они нужны, если на своё место не полезут. – Тогда продукция и этих трёх станков бросовая? – подытожил Саша, – а почему решили убрать этот, а не токарный? Убытку было бы меньше на две трети. Два токарных и шлифовальный станок останутся в работе.
– В другом месте тоже лента рвётся, и до последнего не дойдёт. Да и фундамент у них меньше. Основное – фундамент.
– А если сделать свой фундамент и в стороне, не обрывая ленту, чтобы всё оставить в ра-боте, а в дальнейшем, после пуска нового и демонтажа старых станков и транспортёрной ленты, освободить помещение для новой техники, Вы, где бы поставили новый станок?      
– Конечно не в конце ленты, а там – в начале.
– Пошли туда, – предложил Саша. – Отлично! Наши мысли совпадают. Вот копия основа-ния нового станка, – Саша развернул широкий лист,– здесь все размеры. Как мы его поста-вим? – Мастер вынул рулетку.
– Сейчас прикинем, – он мигом взглянул на план и начал мереть на полу.– Все встанет, и ничему не будет мешать. Здесь ему отличное место. И установка проще. 
– А вон и директор. И, кажется, идёт сюда. На ловца и зверь бежит,– произнёс Саша.
– Это, кто же зверь, и  кто его ловит? Мне казалось я ловлю вас,– сказал директор.
– Вы очень кстати,– начал Саша.– Вот мы с мастером пришли к единому мнению: новый станок ставить здесь. Пусть мастер вам объяснит, почему.
– Ну, слушаю, объясняйте.
– Нет, это его инициатива, я только согласовал место.
– Мне не важно, чья инициатива, важно, почему здесь?
– Так, мы поставим станок, не нарушая работы всей линии. Пусть она работает, пока но-вый станок  пустим, он приработается, освоится персонал, тогда и старые станки уберём, – пояснил мастер.
– А вот это очень существенно! А он тут уберётся? Вы всё продумали?
Саша открыл схему, а мастер ещё раз отмерял на полу.
– А как с фундаментом? Помню, у Вас были проблемы,– обратился он к Александру.
– Это решается очень просто: Берём вес и площадь опоры любого старого станка, сравни-ваем с новым. Во сколько раз вес больше, во столько раз надо увеличить площадь опоры.
– Гениально. Я одобряю ваше решение, но всё делаем в секрете от главного инженера. Пусть занимается выпуском продукции. Не будем его травмировать. Вы ссылаетесь на моё распоряжение, а я сам с ним поговорю. Ничего ему не объяснять. Александр, принесите мне все расчёты, сколько чего надо, и мы совместно начнём это дело. Жду.   
  Он ушел. Уже на следующий день дана команда, делать опалубку и арматуру под фун-дамент. Подготовили из студентов бригаду для рытья котлована.
  Всё шло хорошо, хотя от глаз инженера ничего скрыть не удалось. Он спрашивал, для чего готовится арматура, ему отвечали, что выполняется заказ по распоряжению директора. Такие заказы делались и раньше. Но когда стали в цехе ломать пол, его насторожило, и он пошел разбираться к директору. В душе кипело возмущение: «Почему не ставят в извест-ность? И делают за его спиной»
Директор указал на стул и попросил успокоиться, и сам спокойно начал:
  – Вы хорошо продумали свой план по установке нового станка?
  – Да, конечно.
  – Значит, я что-то не понимаю. Пожалуйста, расскажите ещё раз и подробнее. Меня ин-тересует работа завода. Не остановим ли мы всё? Вы же собираетесь снять старый и поста-вить новый станок на его место. Как будет выполняться план, без станка? Ведь, на него работает вся линия. Что он не нужен? Зачем же мы его раньше держали?
  – Я считаю, что это займёт два, три дня и выйдем на новый повышенный план работы и наверстаем упущенное.
  – А чем подкрепляется ваша уверенность?
  – Иностранцам нет интереса, затягивать. Честь фирмы теряется.
  – Честь фирмы?  А недавно по телевиденью сообщалось, что иностранная фирма отзыва-ет сто тысяч автомашин, из-за неполадок. Как вы это объясните? Не получится то же с нашим станком? Он даже хранится не под крышей. Они Вам дали письменное обещание, что будет пущен в два, три дня, и Вы с них можете взять неустойку за простой. А если станок придётся заменять, и ждать несколько месяцев. Какой Ваш резервный вариант?  Мы не выпустим продукцию. Не будет денег на зарплату. Что Вы скажете людям? Фирма виновата. А что Вам скажет жена, если месяц и больше не принесёте денег, и детей нечем будет кормить? Вы не думаете даже о станках, а мне приходится думать и о людях. Поэтому я дал задание на резервный вариант. Если  что-то будет мешать производству, Вы мне скажите. Если нет, занимайтесь своими  обязанностями. Снимать станок разрешу, когда дадите резервный вариант, без ущерба для производства. У меня всё. Жду ваших решений. Можете идти.   

  Шли дни. Уже почти все компьютеры растащили по кабинетам. Строительство фунда-мента и все прочие работы, по установке станка, ведутся под руководством мастера строи-тельной бригады. Саша уже сам, как ученик, только наблюдает за процессом. Река завод-ской жизни успокаивалась, как после весеннего паводка, и входила в привычные берега, но её русло стало чуть шире и глубже. И ему было приятно  сознавать, что это – чуть шире и глубже – сделано им, что его везде узнают, с его мнением считаются, его помощи ждут, просят зайти. Потому, что всегда есть вопросы по освоению нового, и он охотно заходит свободно во все кабинет, как свой человек, подсказывает, консультирует. А сам думает: « Как просто сделаться узнаваемым, нужным, почитаемым. Надо только чуть-чуть знать и уметь больше, и этим подняться, хотя бы  немного, выше и раньше других ».
                Чувства и разум
   Наконец – то с работы он вышел облегченный, без забот о завтрашнем дне. Словно сва-лился огромный груз с его плеч. Ноги несли легко, но голова ещё не дала ориентир, куда идти. Он зашел в городской сквер, посидеть, окончательно расслабиться и подумать: «Что дальше? Куда идти? Общага сразу отпадала. Куда ещё? Ещё только к Зине. Но к ней не хочется. Надо же с этим кончать и навсегда. Но других вариантов тоже нет». В нём боро-лись две силы: рассудок и чувства. Рассудок упрямо утверждал: «Для дальнейшей жизни нужна другая женщина. С этой у него нет ничего общего не по взглядам на жизнь, не об-щих интересов, ни общих друзей. С ней даже не о чём поговорить. Мы разные по уровню развития, по культуре, да вообще во всём». А чувства силой толкали, диктовали свою волю, не ссылаясь ни на что: «Живи настоящим. Тебя мучают мужские потребности. Тебе, есть, где их удовлетворить. Чего же ты мучаешься? Надо справиться с одним, а потом будешь думать о другом. Тебя же ничто не обязывает с ней жить. А если насчёт связи, так ты уже связан. Большее-то, что может быть?..» - «Но есть, же другие женщины,– говорил разум.– Как у мужчин, у женщин есть та же потребность. Те, кто не имел этих потребностей – вымерли, не оставив после себя потомства. И все ходят и решают эту проблему, не понимая, что сами её создали. У животных и птиц, и даже у насекомых этой проблемы нет. Разум человека запутал все взаимоотношения, и упрямиться вырваться из этого круга глупости. Да, но что-то его заставляет так делать,– спорил сам с собой разум.– Что будет, если людям дать ту же свободу? Мало того, что это будут производить на площадях и в общественном транспорте, будет и борьба за обладание, для удовлетворение собственного желания. Раве кто не видел грызню собак, бои петухов?.. Так, это и надо решать. Разводить всех по укромным местам. Разве это трудно?»
   Вот мимо проходит девушка. И Саше показалось, что она чуть приостановилась, загля-девшись на него, и посмотрела на свободное место скамьи, возможно, даже, хотела при-сесть рядом, но не решилась. Женщины боязливы. Да и весь женский пол. Если к сидячей на лавке кошке подбежит кот, то она проявит, сначала агрессивность, сработает инстинкт  самозащиты. И это знают коты. Поэтому они садятся не рядом, и позволяют ей привыкнуть, убедиться, что тут нет агрессии. И только после начинается их знакомство – снюхивание.  «Женщина тоже боится. Может поэтому она прошла мимо, а я не проявил инициативы. Но ведь есть же любовь. Не с любой хочешь себя связывать. Есть красивые, другие наоборот, или простушки. Но главное ли это? Разве он сошелся с Зиной из-за её красоты. И, если,  другая женщина, проявит желание иметь временную близость. Разве ей должен отказать мужчина?  Как говорил приятель: Лицо можно и шапкой закрыть».   
   И тут его, кто-то, вывел из-за бытия, окликнув:
  – Саша? Вот неожиданность. Ты что тут делаешь? – он поднял глаза. Перед ним стояла Зина. Удивлению его не было предела.
  – Отдыхаю после работы. А ты куда идёшь?
  – А я иду к тебе. Давно не видела, соскучилась.  Ты наверно ещё голодный? Пойдём я тебя покормлю.
  Она взяла его под руку и потянула встать. А он, почему-то, даже не сопротивлялся и по-шел с ней. Зина о чём – то говорила, но до него сознания эти слова не доходили, как ник-чемные, ничего не значащие, а он думал о своём:
« Странные эти существа – женщины. Как им удаётся найти, того, кого ищут? Ему бы в голову не пришло такое ясновиденье. Любая собака позавидует такому чутью. И, просто повернуть дело как они хотят. В них есть какая-то сила, против которой мужчины не могут бороться, просто обезоружены. Говорят, что в Германии судьями на футболе назначают женщин, и мужчины играют более корректно. И в гражданскую войну, командовать на флоте и в пехоте, людьми с разными противоречивыми мнениями, назначали комиссарами  женщин. Да и знаменитая Жанна д-Арк и другие. А разве в семье не мать всеми верхово-дит? Странно всё устроила природа: слабый пол управляет сильным полом. Вероятно, так нужно для сохранения жизни на земле. Иначе она погибнет. И в этом - вся мудрость приро-ды».   
  В кафе Зина вела себя хозяйкой. Усадила Сашу за стол, дала распоряжения персоналу, как своим слугам, и скрылась в апартаментах.
  Коротая ожидание обеда, Саша разглядывал помещение. На столах чистые скатерти, кра-сивые лёгкие занавеси на окнах, приятного кремового цвета. Помещение просторное. Много воздуха и света. Кое-где, без излишнего тяжёлого загромождения, лёгкие современные акварели с изображением природы. Все ему нравилось, и всё он отнёс к её заслугам, хотя всё это могло быть раньше, кроме чистых скатертей. Вот и официантка с красивым блестящим подносом, и всё его содержимое быстро разместилось на столе: тушеное мясо в горшочке, обильно сдобренное соусом и специями издавало блаженный аромат, от которого сразу потекли слюнки, жареный картофель, солёные грибочки и зелёный салат с помидором и разрезанным яйцом. И ему, почему – то, вспомнились бедные блины с яйцом, которые он ел в закусочной « Голубой  Дунай».
– Да. Разница существенная. Здесь, как в хорошем ресторане. Не зря свадьба Георгия про-ходила тоже здесь.
  Официантка посмотрела на Сашу, и он узнал в ней ту, которая проходила мимо, когда он сидел на лавочке. И про которую подумал, что она желает с ним познакомиться. Ему показалось, что она снова задержала на нём взгляд и загадочно улыбнулась. И произошло, какое-то её раздвоение, Вместе с реальным – появилось ещё полупрозрачное бесцветное тело, которое могло двигаться самостоятельно; и на лице его была ироническая,  даже издевательская улыбка. Что-то злое промелькнуло в её глазах. Словно это была ведьма, и её взгляд завораживал, или гипнотизировал его.
« Вот если бы я с ней познакомился, было бы очень неудобно от Зины, – подумал он.– И хотя с Зиной я думаю кончать связи, но не так. Чтобы её не обидеть, променяв на другую. Да и чем она лучше? А Зина уже много для меня сделала, и платить так за добро – не чест-но. Надо разойтись мягко, без обид, оскорблений, унижений и скандалов. Вообще без рез-костей. Просто, уйти на второй план и исчезнуть».   
   Обед очень понравился. О таком обеде он мог только мечтать. И, хотя, он получил
на заводе первый в жизни аванс, сам этого бы не заказал. Но,  раз  принесли, придётся, есть и расплачиваться. «Пусть это будет плата за первую получку на заводе. Вроде ритуа-ла»,– оправдывал он себя, наслаждаясь едой.
  «Теперь нужно расплатиться, но с кем? Официантка куда-то скрылась. А вот и Зина по-явилась. Отдам ей. Она знает куда заплатить.  После такого ужина хорошо бы и отдохнуть на постели, пойти в общежитие», – подумал он.
– Всё ли понравилось, может ещё чего надо? Есть пиво, вино, коньяк,– сказала Зина.
– Ничего не надо. Всё прекрасно. Лучше этого не бывает. Огромное спасибо. С кем я могу расплатиться? 
– Всё уже уплачено. Пошли домой, я закончила работу.
  «Отправить её домой одну, как-то стыдно, после её внимания и заботы»,– подумал он, – да и расплатиться, всё же, надо». 
– Зина, у меня есть деньги. Я получил первый аванс на заводе. И мне не хочется быть иждивенцем. Возьми деньги за обед.
 –Лучше расскажи о заводе, а про деньги забудь. Купи лучше цветов.
   Вероятно, Зине это подсказал цветочный киоск, мимо которого они шли.
– Извини. Должен был сам догадаться. Я сейчас.
   Он, не торгуясь, приобрёл две красивых розы.
– Вот, от всего сердца, для хорошего человека, дарю!
 Она лукаво улыбнулась, подумав: « Не скажи, не купил бы».
– Спасибо. Очень красивые розы. Дай я тебя за них поцелую.
   Он подставил щёку, но она притянула его за шею и крепко поцеловала в губы.
– А теперь расскажи о заводе всё, всё: Как приняли,  чем занимаешься, понравился ли коллектив и ты им, и много ли девушек? Слушаю всё, всё подробно.
– Я думал, что сначала возьмут как практиканта – учиться. Но оформили рабочим.
Ездил в Москву, за компьютерами на директорской «Волге». Учил работников работать на них. Поэтому со многими познакомился. Приняли меня хорошо. Коллектив хороший. Женщин много, а насчёт девушек – не знаю. Близко не знаком.   
  – Приду проверить, – озорно сказала Зина.
  Они подошли к дому Зины. Саша остановился, и хотел откланяться и уйти. Но она с та-ким укором посмотрела на него, что он замялся, а она, воспользовалась заминкой, втолкну-ла его в дверь. После этого он уже не сопротивлялся. Так начались  его регулярные посе-щения, сначала раз в неделю, потом два, три, и дальше при необходимости, когда появля-лась потребность. Всё вошло в норму и в привычку. Наверно всё так и должно быть.
                Иностранцы
  На заводе всё шло своим чередом. Уже застыл, и совсем готов для установки нового станка, фундамент. Главный инженер не только свыкся с новым местом для станка, но уже оправдывал и находил, что так будет лучше. Не надо останавливать линию, да и количество станков, за счёт нового, увеличится, а значит и продукции будет больше, и работа без напряжений. Уже готовились к встрече иностранных специалистов. Новый станок очистили от снега и закрыли плёнкой от весенних дождей. Удалили весь снег и с территории. Завод подчистили, убрали лишний хлам, и он посвежел, казался просторнее. Вымыли стёкла окон от годовой копоти, и в цехах появился солнечный свет и совсем другой воздух. Завод словно помолодел вместе с весенним обновлением всей природы. Казалось, что вместе с ним помолодели и люди. Он ждал гостей. Как это хорошо!
  Саша продолжал изучать документы станка. Уже становились знакомыми иностранные слова.  Делал перевод документов с помощью компьютера и справочника. Сложные пере-воды просил помочь сделать своего учителя. Копировал и размножал схемы, которые снабжались уже русским текстом. И хорошо стал понимать иностранную речь. Он стал задумываться над случаями повреждения станка, реакции его, если вдруг придёт нестан-дартная деталь: больше или меньше по габариту, или с дефектами. И стал заготавливать такие детали для подачи на станок, когда его будут налаживать иностранцы. Всё готови-лось к их встрече.             
     Конец марта. День заметно прибавился. Больше солнца, тепла, радости. С появлением проталин, дали о себе знать грачи своим гамом на деревьях вокруг завода. Всё просыпалось от зимней спячки. И словно вместе с перелетными птицами  прилетели иностранные специалисты. Их встречал директор и главный.
Отвезли в кафе, потом в гостиницу, и лишь после обеда они появились на заводе.
   Сразу же приступили к распаковке  станка. Руководили иностранцы, пока не подошел кран. С приходом крана подкатили сделанную, по расчётам Саши, тележку. На неё устано-вили станок, и простыми людскими усилиями, вкатили в цех. И, пользуясь поворотной рамой тележки, точно опустили на крепёжную раму фундамента. – О кей! – раздался голос иностранцев, их овации и какое-то бурное обсуждение. Переводчик сообщил: «Гости удив-лены столь простому решению. Без техники, подъёмников, домкратов, так быстро и просто поставили станок. Спрашивают, – чьё изобретение?» Несколько раз щелкнули фотоаппара-ты. Директор сказал уклончиво:
  – Коллективное решение.
  Сразу произвели крепёж, началось подключение электрокабеля и других
устройств. На этом и закончили день. С утра следующего дня, иностранцы начали уста-навливать электронную начинку, привезённую с собой, и разные датчики. Оказывается, станок был пустой. Одно железо да пластик. Любопытствующие, заводские рабочие,  стали расходиться по своим рабочим местам. У станка остались, вместе со специалистами, только главный и Саша. Но и главный, спросив, – когда начнётся проверка станка, – тоже отлучился. Иностранцы посмотрели на Сашу. Переводчик поинтересовался: – Вы, почему не уходите? У Вас нет работы?
– Я здесь не работаю. Я студент, пока на заводской практике.
– Английский язык знаете?
– Нет. Никакие языки  не знаю. Даже  русский знаю плохо, – переводчик засмеялся и пе-ревёл своим, вызвав их смех.               
  Конечно, разговорную речь на английском, он знал слабо. Но, изучая документы
станка, он сумел хорошо ориентироваться в технических терминах и названиях. Но гово-рить об этом он не хотел.
  Главный появлялся иногда, между своей работой, как бы по пути. И Саша информировал его  о ходе работ. И вот, первая заготовка подана в станок.  Он принял деталь, установил в патрон, и, пикнув,– заглох. Оба специалиста уткнулись в окно информации. Саша тоже поинтересовался. Там, на иностранном языке появилась запись:   « Сменить габариты» – перевёл он для себя.
Специалисты начали нажимать кнопки, но станок не реагировал. – Генератор, – сказал один. И другой полез в ящик, первый открыл блок управления станка. Саша наблюдал, что и куда ставится. Генератор заменили, с помощью пульта выбрали другой габарит и станок заработал. Сначала, детали с соседнего станка подносили сами иностранцы. Но станок увеличил скорость, и специалисты обратились к переводчику, чтобы студент помог подносить им детали. Саша начал подносить, и подсовывал свои, приготовленные ранее, негабаритные детали. Станок снова встал, но с помощью пульта его удалось запустить. Пришлось только изменить характеристики. И снова ему не успевали подносить детали. Наконец, старший настройщик, переговорив с напарником, решил брать детали непосредственно с конвейерной ленты. Снова произвели регулировку под новый габарит и работа пошла. Проверяли микрометром детали на выходе. Производили доводку точной обработки станка. Некоторые детали пропускали вторично через станок. Регулировали датчики, и другие устройства…  Наладка шла полным ходом. Саша с интересом наблюдал за всеми процессами. Вспоминал материал из лекций о работе станков автоматов, и всё ему становилось  уже знакомым и простым. Казалось, что вот сейчас встанет он за станок и легко начнёт на нём работать.– А как среагирует станок на посторонние предметы, – подумал он, и решил проверить забавную авантюру, хотя практически таких случаев и не бывает. Но, теоретически, всё может быть. И он на несколько минут отлучился, как в туалет. Когда он пришел, станок не работал. Иностранец держал двумя пальцами за хвост высоко поднятую   крупную мёртвую крысу, показывая её главному инженеру. Тот стоял окаменевшей статуей. «Конечно, крысы у нас есть, но, чтобы попасть в станок,– это невероятно».
   Вечером специалисты и главный инженер собрались у директора. Разбирали случай с крысой. Специалисты возмущались, а главный не мог ничего сказать и сидел, понурив голову. Директор пообещал разобраться. И специалисты ушли. Он и сам впервые, за всё время своей работы встретился с этим. Конечно, у него возникло подозрение:  «Наверно тут причастен студент. Но зачем? Детская шалость? Нет?»  Он обратился к главному инженеру: « Найдите студента».
  Искать  его не пришлось. Он стоял за дверью кабинета и ждал вызова.
– Что ты скажешь по части крысы? – спросил директор. Саша сразу признался.
– Это моя работа. Хотел проверить защиту станка от попадания посторонних предметов.   Главный инженер сделал огромные глаза. « Ты?..  Каких предметов?»
– Предметы могут быть самые разные: Гаечный  ключ, чья-то одежда, обломок транспор-тёра, а может рука человека.
– Ну, и что же ты выяснил? – спросил директор.
– Станок остановился, значит, есть защита.
– А что ты ещё выяснял? Хотел бы я знать наперёд, и, что еще думаешь выяснять?
– Я подавал к станку бракованные детали и наблюдал, как он на них реагирует.
 И как же? 
– Одни он просто скидывает, а другие не принимает и останавливается. Скидывает с меньшим габаритом, а с большим – не принимает. Если на детали трещина, он подаёт сиг-нал. И когда останавливается, тоже сигнализирует.  Это я прочёл в документации, и решил всё проверить.
– Что проверяешь, это хорошо,– директор даже улыбнулся, – но как мы будем объяснять случай с крысой?       
– Скажите, что уборщица увидела её на полу, стукнула шваброй, не попала, крыса вско-чила на швабру. Уборщица подняла швабру с крысой, и та спрыгнула на транспортёр, где её  она и убила. А сама, со страху, убежала. Пусть посмеются.
– Сочинение, конечно, детское. Не проще ли сказать, что есть у нас студенты – шутники? В следующий раз спрашивай меня или главного инженера, чтобы не попасть в неприятно-сти со своими экспериментами.
– Хорошо, буду советоваться. Мне, главное, узнать их  действия  в различных ситуациях.             
–Значит, ты не только станок проверяешь, но и работу наладчиков?
– Так мне же на нём работать придётся. Вот я и учусь у них, что делать в разных ситуаци-ях.
– Даже так? – удивился директор.– Молодец, что учишься. Это нужно.   
– Они меня спросили, - знаю ли я их язык,- я им сказал, что и русский - то плохо знаю, а иностранные не знаю вообще.
– Но, ты, же делаешь переводы? – вмешался главный. 
– А Вы им не говорите, иначе будут от меня скрываться. И так они смотрят на меня косо.
Спрашивали, почему не ухожу. Я сказал, что студент на практике, интересуюсь.   
– Хорошо. Всё понятно. На сегодня всё. Можете идти, – закончил директор.
    Домой Саша взял дубликаты документации, с переводом  и на английском языке.
Изучал технические характеристики и готовил гостям вопросы: Может ли станок рабо-тать,  целые сутки, не выключаясь? В каких пределах можно изменять скорость обработки, без ущерба качества? И другие. Надеясь получить ответ.
 Но специалисты держали уши востро: – Тебе это зачем?
  – Для отчёта о практике, – сказал Саша.
  – Это спросишь у мастера. Мы студентам консультаций не даём.
  На этом и закончился разговор. Осталось только наблюдать, без вопросов.
  Все воскресение он думал: «Как их заставить говорить. Может передать вопросы глав-ному  инженеру, или мастеру цеха. Им – то должны отвечать. Но, захотят ли они это делать. Сочтут за своё унижение, выполнять поручения студента ». 
Наконец ему пришла мысль: «Надо играть на интересах фирмы. Им нужен покупатель, а покупателю нужны данные станка. На этом и надо играть».
   В понедельник он пришел подготовленный, и обратился к переводчику:
  – Вчера в общежитии у нас был разговор о практике. У кого и как она проходит. Я похвастал, что присутствую на пуске нового станка. Ребята с других заводов заинтересова-лись. Просили узнать, что он может делать, его характеристики, чтобы рассказать директо-рам своих заводов: адрес фирмы, стоимость, и как сделать заказ?
– Нам лучше самим поговорить с директорами, - сказал переводчик.
– Но, я не знаю, ни адресов, не их места. А следующая встреча через неделю.   
– Да. Мы уже уедем. Тогда я тебе  всё напишу. А ты передашь им. Завтра будем переда-вать станок заводу и улетим, если всё будет нормально.
   В конце дня Саша получил все характеристики станка в наилучшем виде. Вечером в, общежитии, изучал их, и думал, что ему не ясно из заводской документации, и этих дан-ных. И приготовил вопросы. Их было мало. Всё уже ясно.
 На следующий день у станка собрались: Директор, главный инженер, мастер цеха и Са-ша. Специалисты стали объяснять, как включить и выключить станок, процесс обработки, показания табло станка и чуть о его настройке, не вдаваясь в её подробности. Не рассказав о работе и настройке датчиков и других контролеров, их сбое и настройке, и много других тонкостей этого сложного механизма. Надеясь, что для этого их должны вызвать, и, конеч-но, не бесплатно. К станку встал мастер цеха. Началась практика. Стали подаваться заго-товки. Станок запел. Ровно пошла серебристая стружка. Менялись автоматически резцы и другие приспособления для чистой обработки. Деталь   передавалась от одной операции, к другой, третей, четвёртой. Тут Саша спросил:
– Свободны первые окна для обработки. Может подать деталь, чтобы не было их простоя? Наладчики ответили не сразу.
– Можно, но нельзя допустить, чтобы одна деталь догнала другую. Будет сбой.
– А сам станок не следит за этим? 
 Наладчик зло покосился на переводчика.
– Не мешайте проводить учёбу. После спросите, – сказал переводчик.      
  Учёба проходила успешно. Мастер был сообразительным и быстро схватывал.
Много времени ушло на смену резцов и другого материала. Вот и конец. Саша снова со своими вопросами, но на них отвечать не хотели, пока не спросил сам директор:
  – Я бы тоже хотел услышать ответы на вопросы. От них зависит производительность.      Специалисты долго думали. Наконец, старший сказал:
– Может быть перегрузка станка, мы не уверены в чёткой работе. Лучше не делать.
– А сколько времени он может работать без остановки? – спросил Саша.
  – Только одну смену – 8 часов. И нужно техническое обслуживание.
– В техдокументации об этом не сказано. Вы можете описать подробно, что в это входит.  Да и весь процесс длительного обслуживания и эксплуатации.
– Мы Вам пришлём.
– Значит, эксплуатация станка, откладывается? – спросил директор.
  Наладчики задумались. Станок они должны сдать. Но теперь его могут не принять.
– Хорошо. Мы напишем. Завтра будет готово.
– Значит до завтра, – подвёл итог разговора директор. И все разошлись.

Саша догнал директора.
– Извините. У меня тут свои соображения. Я провёл хронометраж. Можно Вас с ним по-знакомить?
– Если это важно – познакомь.
– На выпуск одной детали на новом станке тратится 3 минуты, или 20 деталей в час. Наша старая линия выпускает 26 деталей в час. За 8 часов на 48 деталей будет не выполняться план завода. Старая линия должна работать 2 часа, чтобы ликвидировать этот пробел. Там заняты 4 человека. Следовательно, 8 человеко-часов, или рабочий день. Увольнять придётся не 3 человек, а только двух.
  – Это интересно. Экономист дала другие цифры. Зайдём в кабинет.
   Директор взял трубку и велел придти экономисту.
  – Экономист, может и права, – сказал Саша. – Она взяла цифры из рекламы, – и Саша достал рекламный листок, полученный от переводчика, и прочитал: « Станок обрабатывает 30 деталей в час». Если исходить из этой цифры, то старую линию можно убирать. Новый станок высвободит около 3,5 человек. Но Вам они сказали, что станок будет перегружен. Значит, Вас обманули на рекламе.
   Вошла экономист. – Что случилось?
 – Садитесь. Надо разобраться. Где Вы брали данные для экономического расчета станка?
  – Из рекламы.
Директор протянул ей рекламный лист. – Из этой? 
 – Да, – подтвердила экономист.
 – Похоже, что нас обманули. Станок может обрабатывать не 30, а только 20 деталей. У Вас окупаемость станка около 3,5 лет. А если взять реальные цифры, то окупаемость воз-растёт до 6 лет. А гарантия завода на работу станка 4 года. Значит, он не окупит сам себя. Так ли? – спросил директор экономиста.
 –  Выходит, что так.
 – Мне срочно  нужен расчет, какие убытки мы терпим, чтобы предъявить  фирме, прежде  чем подпишем документ о принятии станка. И дадим отказ.
 – Может фирма выплатит эти убытки? Ей же не выгодно увозить обратно станок, когда он уже   настроен, – спросила экономист. Её поддержал Саша:
 – Наверно надо оставить. А завтра попросить их выпустить 30 деталей в час в течении смены, и если они откажутся выпустить, мы это используем для получения компенсации.  Торговаться легче. Там же, когда идут 2-я и 3-я операции, 1-я простаивает. Может они про-сто боятся? Тогда мы сами доведём до совершенства, но без них. Если станок оставить, то, по его образцу, можно новые станки делать, и для себя, и продавать другим заводам. А с этими просто поторговаться. Нам же надо обновлять технику. Этот случай опускать нельзя.
  – Вы меня взбодрили и обрадовали, а то я уже растерялся. До завтра, – закончил дирек-тор.  И все разошлись.

                Диплом
  На другой день, когда Саша вошел в цех. Вместо настройщиков на станке сидела   огромная собака породы бульдог, с отвисшими губами с которых тянулась верёвкой слюна. Морда её была страшная и злая, чем-то даже была похожа, как ему показалось, на старшего наладчика. Она сразу заметила его, и морда её, стала ещё злей и страшнее. Глаза широко открылись, словно два кроваво-красных блюдца. Ему пришло в голову, что она на него зла за то, что он обманул наладчиков, для получения торговых документов и натравил на них директора.
  Корпус собаки становился всё крупнее, а морда всё злее. И словно в кино, она прибли-жалась, закрывая собой всё пространство цеха, как поле экрана. И тут, ему показалось, что она слегка присела и, вдруг, прыгнула на него. Он хотел бежать, но ноги его были словно связаны. И он, в страхе, закричал.    
  Тут он почувствовал, что кто – то его толкает. Он открыл глаза. Над ним склонилась Зи-на.      
  – Зина? Откуда ты взялась? – не догадываясь, спросил Саша.
  – Ты же у меня спишь. Чего кричишь? Всех соседей, наверно, разбудил. Приснилось что-то страшное?
  Саша огляделся, и все стало вставать на свои места. Он вспомнил, как после работы, пришел к Зине в общежитие.
  – Ну, слава богу, что это сон. С ума можно сойти. Огромная собака бросилась  на меня. Даже сейчас голова кругом, всё плывёт и даже поташнивает. 
  – Ты весь белый, как полотно. Наверно заболел. Нужно вызвать врача.
  – Куда врача? Я в чужом общежитии – и сюда врача? Нет, я пойду в свою общагу.
  – Я тебя никуда не пущу. Два часа ночи. Твое общежитие уже заперто. На улице дождь. Спи до утра. Надо бы валерьянки дать, но у меня нет, а соседи спят.    
   Зина уложила его, легла рядом. Обняла. И ему стало, как будто легче и спокойнее. Словно это чудесное спокойствие исходило от неё – женщины. Он снова заснул. Как засы-пают дети на груди матери.
   Ночь не сняла с него неприятного состояния. Идя на работу, он чувствовал, что его  по-шатывает, предметы видятся раздвоенными – нечёткими, в ушах звон и голова, как у пья-ного. Придя в техотдел, он попросил разрешения у главного сходить к врачу.
 Заводской врач с недоверием посмотрела и велела дохнуть в стакан, а за тем его понюха-ла. Саша был удивлён такой процедурой. Врач ещё внимательно  изучала его лицо.
  – Вчера выпивали?
  – Нет не выпивал ни вчера, не после, никогда, – ответил Саша.
  – У вас спазм сосудов головного мозга. Вероятно, Вы перегрузили голову, или был силь-ный стресс, понервничали. Что вы из этих двух зол выбираете?
  – Я бы согласился и с тем и с другим. Было много работы с пуском нового станка. А се-годня ночью даже закричал. Собака на меня бросилась.
  – Дам больничный лист, для освобождения от работы на три дня. Больше гуляй на возду-хе, отдыхай. Никаких нагрузок на голову и на нервы.  Но лучше взять отпуск за свой счёт. Вам надо хорошо отдохнуть. И это главное. Таблетки, которые выпишу, принимать  не больше недели. Организм молодой, справится без них. Больничный лит продлять не могу. Только могу положить в больницу. Но Вам нужно гулять. Всё.    
  Саша пришел в техотдел, показал больничный главному. Тот велел унести лист в отдел кадров. Там, женщина, очень подробно его расспросила. Саша сказал, что врач велела взять отпуск за свой счёт. И сейчас у него начинается работа над дипломом, и отпуск был бы кстати.
  – Пишите заявление, – она подала лист бумаги и ручку, – я продиктую: «Директору заво-да… Прошу предоставить академический отпуск для занятий в институте. С какого числа, и по какое число? Свою подпись и дату.  И к директору на подпись. Принесёшь заявление сюда. Всё.
  Директора не было. Пришлось ждать. Он пришел после разговора с работниками фирмы, довольный переговорами.
  – Здравствуй  Александр. Заходи. Я только  что договорился с фирмой. Они обещали ре-шить вопрос в нашу пользу. Станок пока включать не будем. Включим, когда к нам придут от них деньги. А ты с чем?
  – У меня к Вам заявление. 
  – Что такое? Уж не бежать ли собираешься?
  Директор, даже, чуть стал суровее. Быстро взглянув на текст, он заулыбался.
  – Ну, это даже кстати. Что? Дипломная работа? Можешь заканчивать спокойно. 
   Он быстро подписал заявление. Вернул Саше. Пожал ему руку и пожелал удачи.
  – Пока станок, всё равно стоит, занимайся своими делами. А потом жду…
  На лице его была добрая отцовская улыбка, от которой, на душе Саши  стало  легко и весело. И ноги понесли его словно  ветром, забыв про спазмы.

  «Ну вот. Наконец-то я свободен. Можно начинать писать дипломную работу. Надо схо-дить в деканат выбрать тему и встретиться с референтом», – подумал Саша, и начал осу-ществлять свой маршрут. Списки тем дипломных работ уже висели на стене. Он быстро пробежал глазами по списку и остановился: « Станки автоматы».
  «Это то, что нужно, – решил он. – Теперь найти преподавателя по станкам».
   Долго искать не пришлось. Преподаватель записал выбранную им тему. Уточнил, каки-ми станками желает заниматься? Какой литературой будет пользоваться, кроме учебника? В чём видит трудности и нужна помощь? Саша рассказал, что на заводе  уже познакомился с новым станком и хочет его доработать. Преподаватель одобрил идею и обещал помощь. На этом встреча закончилась.
   Забрав в общежитии техническую документацию, ручку, тетрадь, он пошел работать в библиотеку. Но едва вступил в зал и огляделся, как глаза его остановились. Он увидел Галину, сидящую вместе с Фёдором. Сердце его встрепенулось и замерло, и словно обожгло в груди.  «Моя первая  любовь. Как бы я хотел быть на месте Феди, – подумал он. – Но она такая чистая, а я так запачкался с этой Зиной, что стыдно к ней даже приближаться, чтобы, вдруг, не услышать опять те её страшные слова, после которых  боялся с ней встретиться глазами. Да и тот приход в институт Зины с её поцелуями при всех».   
Он сел совсем сзади, чтобы его не могли видеть. Но ничего не шло в голову. Его попытка читать ничего не прибавляла в голове, словно она была прочно закупорена для всего остального, кроме Галины. Видя бесполезность занятий, он поднялся и вышел.   
Снова почувствовал, как голова начинает кружиться, как это было утром. Он понял, что теперь без таблеток уже не справиться и пошел в аптеку выкупить таблетки по рецепту. Гуляние на природе не помогало даже с таблетками. Пришлось идти в общежитие спать. Но, подходя к общежитию, он увидел  Зину.
«Послал тебя чёрт, когда совсем не надо», – подумал Саша. Ему страшно не хотелось встречаться  с ней, тем более сей час, после того, как он разбередил старую рану, увидев Галину. «Непременно ведьма. Появляется там, где я. И в тот момент, когда с ней встречать-ся совсем не хочется. Какое-то страшное колдовство, от которого невозможно спрятаться».
  Он почувствовал своё бессилье перед ней. И ему даже стало неприятно страшно. Голова ещё сильнее дала о себе знать. Стало тошнить. Земля поплыла под его ногами, а дома зака-чались. Он схватился за дерево. Зина быстро шла к нему, и ему показалось, что она в длин-ном чёрном одеянии ведьмы, с выпученными глазами и с длинными костлявыми пальцами с чёрными когтями, которыми она может жадно вцепиться и задушить. И он ничего не сможет противопоставить. И что его страшная слабость – это её колдовская сила, которая сделала его таким, чтобы не мог бороться.
  Она подошла, взяла его под руку, и повела на скамейку. И хотя теперь он видел её нату-ральную, но в душе понимал, что это оборотень. И никто его в это не разубедит. У него даже потянуло кожу, словно её пытаются стащить с живого.
  – Зачем ты здесь? – чуть слышно спросил Саша, когда они сели на скамейку.
  – Как же мне не быть? Я видела, что ты утром ушел больной. И сейчас такой же бледный и еле стоишь на ногах. Меня это беспокоит. Сходила в аптеку. Рассказала им. Они дали таблетки и валерьянки.
   Она достала из своей сумочки и положила всё ему в карман.
  – Я был у врача, – сказал Саша. – Он мне уже выписал лекарство, я выкупил и уже при-нял.  Мне дали освобождение от работы на три дня.
  – Пойдём ко мне, я тебя полечу, – заботливо сказала Зина.
  – Нет. Я пойду в своё общежитие.
  – Но, тебя же, шатает. Ты и до своего общежития не дойдёшь. Дай мне твою голову.
   Она положила его голову к себе на грудь. Он не сопротивлялся. Голова ещё кружилась, но он чувствовал, вроде становиться легче. Уходила неприятная тяжесть, он, как ребёнок, попав в руки матери, начал про всё забывать, словно отключаться от реального мира. Успо-каивался. И к нему возвращалась сила. Невероятно странное это, огромное воздействие женщины. Она может заворожить своими чарами, убить, или воскресить душу человека.
  Он, уткнувшись в руки Зины, не видел, как мимо них прошли Фёдор с Галиной.
Галина посмотрела на него и наверно поняла, что ему плохо, и просила Фёдора вернуться и узнать что случилось. Вероятно, в сердце её шевельнулась жалость к ещё близкому чело-веку. Не зависимо с кем он находится.
  – Саша, что с тобой? – окликнул Фёдор.
  Саша поднял голову. Увидев Федю, он сразу вспомнил, что с ним была Галина. Поэтому огляделся вокруг. Да, она стояла на аллее метрах в ста от них. И ему снова стало плохо.
  – Мне плохо. Проводи до общежития, а то я могу упасть. Кружится голова.
  – Конечно, провожу. Пошли.
  Он помог ему встать, и, держа под руку, повел, простившись с Зиной.
  Саша поднял глаза, чтобы увидеть Галину, но её уже не было. Фёдор увел Сашу в обще-житие.      
               
      Саша проснулся от лёгкого толчка в плечё. Над ним склонился Федор.
  – Жив?.. Как чувствуешь? Врача нужно вызывать? – заботливо спросил Федя.
  – Спасибо Федя. Пока сам не знаю. Вот встану, тогда определю.
  – Тебе привет.
  – Тебе тоже.
  – От кого же?
  – А ты не знаешь? От старых штиблет, – пошутил Саша.
  – Тебе, что опять собака приснилась? Или что ещё хуже?
  – А ты мне от кого сказал привет? Наверно от старых штопаных носков, или того гряз-ней.
  – Я тебе передал чистосердечный привет от Галки, правда, с опозданием, сказано ещё до встречи с тобой. А ты мне какую-то грязь суешь. Любит она тебя. Всё время спрашивает о твоих связях с Зиной. Видимо хочет наладить с тобой отношения. Я её успокаиваю, что никаких связей нет. А тут она сама всё увидела. Что я ей после этого сказать могу?
  – Извини, друг, я не понял, думал – твоя очередная шутка, шуткой и ответил. А насчёт налаживания отношений…
  Саша задумался: «Какие я могу теперь строить отношения? Запачкался с этой Зинкой по уши. Она чистая, а я…»
  – Передай своей галке, если она ещё сидит на том суку, что все отношения, как и прино-шения, будут только после получения диплома. Сначала нужно закончить институт. 
  И тут ему захотелось перед другом показать себя настоящим мужиком: суровым, упря-мым, решительным, не преклонным перед женщинами.
  – Скажи ей: пусть хвост свой не распускает павлином. Родилась не петухом, а курицей, пусть ей и остаётся, – и тут же испугался. – «А если он ей так и передаст?» – Ему страшно не хотелось её обидеть, и он попросил Федю:
  – Ладно, ты про хвост-то ей не говори. Не обижай. Скажи только первое.
  – Так-то – петух – пожалуй, будет лучше. А то я слышу, ты уже закукарекал победу, ко-торой нет. Не похоже на тебя. Без этого ты выглядишь красивей, больше похож на челове-ка, а не на глупого  расфуфыренного петуха, или индюка.
  – Ты, Федя, как всегда прав. Только не понятно, при всей твоей правоте как-то не вяжет-ся,  почему ты обираешь её через ресторан. Разве у неё есть лишние деньги?
  – А тут, пожалуй, ты прав. Моё: «Дают – бери, а бьют – беги», пожалуй, не подходит. Учту твои замечания. Мужика это не красит. Давай будем исправляться от глупостей му-жицких. Чувствую, что и ты любишь её. Пожалел! Это больше на мужика похоже, да и на человека тоже, но свою гордыню пересилить не можешь. Слабаки – не мужики. Это к нам обоим. Давай посмеёмся над собой, над нашей глупостью.
  А что мне с вами-то делать? Подтаскивать друг к другу? Сами-то вы серьёзно можете поговорить?
  – Зачем же подтаскивать? Она мне запретила подходить. Я выполняю её указание.
  Перед Галиной я очень сильно виноват, и мне стыдно к ней подходить, и просить прощения.  Ты расскажи всё как есть, всё что видел и знаешь. Чего не знаешь, я тебе не говорил, не придумывай. Среди женщин Галина у меня единственная в списке, и в душе я ей не изменял. Но так всё получилось. Пусть она сама всё решает. Может эта честность тебя перед ней реабилитирует. 
  – А сам-то ты этого сделать не хочешь? Опять начинаем всё сначала. Какие-то вы оба чумными стали. Любовь для вас что чума.  Погибните оба во цвете лет. Вас, дураков, и жалеть-то не стоит.
  – Ты прав – дураки! Никто уму разуму не научил. Учат как станки делать, а как людей изменять, наверно ни в одном заведении не учат. В школе смеялись над поступками героев Гоголя, Грибоедова. Посмеялись и продолжаем их законами жить. А теперь нужно плакать над своими поступками. Нет. Нужно людей переделывать, не как Господь бог сотворил, а так же, как люди станки делаю, чтоб работал в нужных пределах, и не выходил за указан-ные пределы.
  – Уж не думаешь ли ты такие станки делать?
  – Думаю, Федя, да вот аргумент ясен, да функция не понятна. Слишком широки её пре-делы изменения. Кажется, взять бы из книжек всё, над какими глупостями люди смеются, вложить в программу станка, пропустить через него людей и пожалуйста – люди очищены от грехов. Новые люди, новое общество без ошибок. Всё логично, всё оправдано.
  – Ну да. С моей стороны над вами можно только смеяться, а вам, над этими последстви-ями, горько плакать. Так людей и не соединишь вместе. Погибнет род людской пока ты с функциями разбираешься. Функции, аргументы, ротации, дивергенции. Как это всё уже надоело. Спустись на грешную землю и прими своё решение. 
  – Ладно, Федя,  сами разберёмся.
  – Ну, ну, разбирайтесь, только потом не кайтесь, когда ваш мёд в другой рот уйдёт.
  Федя понял, что разговор пустой, не нужный. Повернулся и ушел.
  И тут Саша подумал о продолжении: «Наверно нужно, честно  во всем ей признаться – во всех грехах, получить прощение, а его может и не быть, и это правильно. Только после того, когда она всё поймёт и оценит, вынесёт своё решение – можно говорить о чём-то существенном, или лучше просто скрыться с глаз долой. Но что дальше? Ну, с ней не полу-чится, а как будешь объясняться с другой девушкой? Объяснять ей свои грехи и тоже про-сить прощения?  А у ней может были такие же ошибки, с кем не бывает это по молодости, по неопытности. Тебе нужны её исповеди? Не будут они помехой всю дальнейшую жизнь?  Наверно, лучше об этом не знать, и начинать всё с чистого листа. Наверно и Галине мои исповеди не нужны. Пусть всё будет  похоронено, и наши отношения останутся прежними, если она захочет. Между нами было всё чисто. В душе я ей не изменял, и тем более не из-меню, если будем вместе. В этом я уверен.
  А эти ошибки нашей глупой молодости надо уметь прощать. Все мы по неопытности слишком доверчивы: идём слепыми на легкую добычу, которая оказывается приманкой на остром крючке, или в хитроумной ловушке, вроде вёрши. И это не только в отношениях мужчины и женщины, а во всех ситуациях, если нет опыта в голове – мы не научены. Вот электричество мы знаем в чём его сила и опасность. Сумеем уберечь себя. А как уберечься от выдумки людской? Разве можно их все перечислить, запомнить и узнать. Это даже ком-пьютер не способен. Мудрость человека безгранична. Когда всё узнаешь, будет страшно из дома выходить. Будешь, как мудрый пескарь сидеть в своей норе: «жил – дрожал, умирал – дрожал». Конечно, учиться надо. Но невозможно прожить без ошибок. Значит нужно уметь их прощать и доверять людям. «Не ошибается тот, кто ничего не делает», –  говорит посло-вица. «На ошибках учатся, а за учёного двух неученых дают». Но ошибившись… не допус-кай повторения. Ошибки людей нужно прощать, если это ошибка, а не приобретённая при-вычка – навык, который повторяется. От которых люди отказываться не хотят. Вот у Зины – это уже образ жизни. С этим нужно или смириться, человеку с ней рядом, или уйти. Хотя есть и третий вариант – изменить среду, которая изменит её. Только в новой среде жизнь будет по-новому. Но когда и какая она будет,  над этим нужно ещё долго думать и работать. А кто должен думать и делать? Вот Галина прислала привет. Это уже что-то сделано. Она нашла в себе силы сделать это. А ты, – говорил он сам с собой, – сослался на институт. Прикрылся им, как виноградным листочком. Федя даже очень прав, сказав: «Мужики – слабаки!» Это точно сказано в мой адрес. Сам себя не могу заставить, а ждёшь от других? Вот и Зина надо мной командует. Ну не слабак ли? А хочешь себя сильным мужиком считать. Нет! Так дело не пойдёт! Я должен, я обязан сделать шаг на встречу к Галине. Иначе, какой я мужчина? Вот только закончу…
  Опять листиком свой срам хочешь закрыть? – сказал он себе.
  Но надо бы что-то поесть, – почувствовав тянущую неприятность в желудке, подумал он, и эта мысль взяла верх, отодвинув все остальные.  Он встал, и стал искать по пакетам, что осталось и имеется от прошлых дней.   
 
Три дня Саша лежал в постели, – кружилась голова. На четвёртый день попытался начать дипломную работу. Открыл книгу и стал читать. Но, опять пришлось это отложить. Голова среагировала на книгу, почти моментально. Он снова почувствовал спазм. Но время идёт. Надо начинать работать, иначе можно опоздать. Он решил просто обдумать план проекта: С чего начинать? Наверно с целей и задач. Какая цель?: 1.Повысить производительность труда.2. Сделать продукцию дешевле.3. Улучшить её качество. Ну, вот. Начало уже есть. Можно двигаться дальше. Читать свои мысли всегда легче, чем читать и разбираться в чу-жих мыслях, заметил он, оправдывая голову. А твое ли это мысли? Их тысячу раз тебе долбили. Ты просто вынул их из своей копилки – «гений». На первый вопрос – ответ найду  в рекламе фирмы. На второй – возьму расчёты у экономиста. На третий – из технической документации станка. Ну, вот. А ты боялся. Завтра с утра и начну сбор информации.  А сейчас гулять, купить папку для дипломной работы.
   На следующий день он чувствовал себя уже прилично. Всё шло по плану. Занимался он в техотделе. « Это даже лучше, чем ходить в библиотеку, – думал он. – Нет нежелательных встреч, и материал под рукой».
 Начало работы было написано почти молниеносно. Дальше пошло сложнее. Нужно разо-браться в электронной начинке станка. А её работа в техдокументации не описана, как это давалось в советских документах на любую аппаратуру, с приложением схем и часто даже с описанием работы всех деталей. Это секрет фирмы, который стоит много  большие, чем стоимость нескольких таких станков. И Саша сразу ощутил разницу социалистической  системы, от капиталистической. Нашу документацию могли читать и по ней создавать подобное, и, отталкиваясь от этого, двигаться и создавать своё новое в любой стране. Слы-шал,  как один японский миллионер хвастал, он по нашему детскому журналу «ЮТ» (юный техник) оформил на себя несколько патентов на изобретения и, заработал 1,5 млн. долларов. Сам нашим корреспондентам рассказывал.  Известно, что жидкие кристаллы и их свойства открыты и описаны учителем физики мединститута города Иванова. Но он не нашел куда применить, кроме медицины, где его не использовали, а японцы стали выпус-кать часы на жидких кристаллах, а затем и телевизионные экраны. В Японии была создана организация по техническому шпионажу. За счёт её она и продвинулась в техническом прогрессе вперёд всех. А наши учёные, изобретатели и рационализаторы, со своей добро-той и коллективностью: всё и всем – отстали. А, с волками жить – по-волчьи выть. Надо было у капиталистов учиться  этому, и самим не быть простаками. Сколько потеряли? Но мы-то потеряли, а человечество выиграло. Наши мысли не потерялись. Так бы следовало жить всем, честно делясь своими находками, правда за справедливое вознаграждение. Ибо на всё тратятся средства сила и время. Капиталисты это считать умеют, и окупают затраты с лихвой, исходя из спроса на рынке.   
    Саша почесал свой затылок. « Придётся браться за учебник. Завтра к референту. Узнать литературу по электронному управлению и автоматике. Рано обрадовался».    
   Началась кропотливая, тяжелая работа. К вечеру голова пухла и начинала кружиться, не
смотря на таблетки свои и Зины. Он изучил уже много вариантов. Знал, как работает большинство  микросхем. Но, какая схема этого станка, он не знал.
До защиты дипломной работы осталось  чуть больше недели. Надо спешить. И тут ему приходит мысль: « А зачем мне этот станок? Пусть он останется тайной фирмы. Я сделаю свою схему управления. Это, пожалуй,  проще». И он сел за разработку, используя уже известные ему схемы. И тут снова тупик. «Механика станка, тесно увязана со схемой управления. Следовательно, нужно изменять и механику станка. Механику этого станка он знает, а схемы нет. Подгонять свою схему, под новый  станок – сложно. Да и нужно ли? Какое же решение? – Упростить механику станка. Убрать сложную часть управления – это установка и закрепление заготовки детали в станок. Тут – очень много действий: Освобож-дение места для установки детали. Для этого отвести резцы, цангу; захватом взять заготов-ку, перенести и вставить в патрон. А потом всё вернуть на место и закрепить.
  «А что, если всего этого не делать? – подумал он.– Деталь не  вставлять с передней ча-сти,  а пропихивать с задней части патрона – вперёд. Конечно, это будет возможно только для такого типа деталей. Пропадет его универсальность. Но и этот станок только для одних типов. Станок тоже не универсальный. Будет потреба, можно сделать другой станок, или этот приспособить для новых потребностей. Ничто не вечно под луной. Но зато не будет ничего, мешающего установке заготовки в патрон. Убрать приспособления для перемеще-ния заготовки, заменив упрощенным толкателем.  Это экономит массу времени и места. Сокращает количество манипуляций по управлению всеми этими операциями. А для этого надо переделать патрон, и систему перемещения детали. Этим я и займусь».
   Он начал рисовать новый патрон. Когда он всё нарисовал, потребовались размеры: заго-товок  и деталей станка,  для  выполнения чертежей. «Чертежи тоже займут много времени. Не успею. Это можно планировать лишь на будущее. Придётся на защиту идти не с черте-жами, а с рисунками и описанием работы.  Ладно. Пойду на завод за размерами и попеча-таю текст на компьютере».

   На следующий день он пришел на завод, чтобы взять размеры станка и деталей. В те-хотделе его встретила Нина с известьем: « К нам завтра приедет представитель фирмы для передачи станка. Приглашены из телевиденья и газет корреспонденты. Будут снимать кино. Вам, наверно, нужно там быть».
 – Но меня никто не приглашал, как я пойду? Я же был всего студент – практикант.
Нина пожала плечами.  Саша спросил у неё размеры заготовок деталей для станка. Она порылась в документации и нашла чертежи. – Вот.
 – Спасибо. Начало есть. Остальное найду сам в документах нового станка. Да нет. Пожа-луй, нужен и старый токарный станок, – обратился он к Нине, а сам сел за компьютер. Пока искал свою программу, наткнулся на ярлычок – карандаш. « Совсем забыл про рисование и черчение. А, ну-тка, посмотрим, что ты можешь?» – спросил он сам себя, и начал водить компьютерным карандашом, вырисовывая деталь. Его кривые линии на экране сразу выпрямлялись, и скоро красовалась вся деталь не хуже, чем на заводском чертеже. Он задал размеры, и в момент компьютер выдал ему с принтера рисунок на бумаге. Он закричал: «Ура!..  Да я с тобой мигом всё решу».               
 Он скопировал рабочую часть старого станка и начал вносить в неё свои изменения. Наконец готов новый вариант на основе старого станка, и он вложил туда, только что начерченную заготовку, подумав: «Отлично. Теперь будем думать, как её извлечь. Кажется, где-то такое уже применяется. Но где?..  А… вспомнил. Гильзы из автомата при стрельбе вылетают. Но там за счёт отдачи газом. Отдачу можно сделать пружиной вставленной в цангу, в упор. При толкании она сжимается, деталь закрепляется, а когда деталь освобо-диться от зажима – будет выброшена пружиной вбок. Всё очень просто».
 Он внёс в чертёж  пружину, и попробовал размножить рисунки в различных положениях, от начала процесса до его конца. Когда готовая деталь уходит в накопитель для других операций появляется место. « Замечательно, – решил он.– С первой операцией покончено.  Остальное завтра». Он обратился к Нине: «Вы мой  файл не трогайте. Я куплю диск и завтра все перенесу на него».

                Распределение
Он пошел в институт. «Сегодня должны давать стипендию», – вспомнил он. Придя в ин-ститут, он заметил, что в коридоре у деканата толпятся студенты. Он подошел ближе. На стенде объявлений висели списки: « Что тут интересного? – спросил он, и ему ответили:
 – Списки, кто, куда поедет работать по распределению». – « Это интересно», – решил Саша, и начал пробиваться ближе к ним. Пока он добирался по спискам до своей фамилии, заметил,  против большинства стоит город Ангарск: « Что, всем институтом туда? В Си-бирь матушку». Наконец он нашел свою фамилию. И его путь был туда же. Дальше в стол-биках: должность – инженер, проживание –  квартира. – « Отлично, – подумал он.–  Квар-тира не общежитие. Видимо в новом городе квартир навалом. Вместе с заводами строятся. Думают кадры удержать. Квартира – это основа. Иначе, кто поедет на пустое место. Дума-ют люди. Это хорошо! А куда едет Галина и Федя? – Он долго искал фамилию Феди, но так и не нашел.– А Галина – тоже в Ангарск. Бог с ним с Федей. Значит они врозь. Отлично. Может там наладятся отношения с Галиной. Забудется старое,– подумал он.– В чужой стороне свой человек – дороже». – Он даже воспрянул духом.
   Идя в общежитие, уже прокручивал в мозгу свои действия в связи с назначением:
  «Надо завтра подать заявление на увольнение с работы»,
  Чуть-чуть ему было жалко коллектива, который его признал и принял. Он стал там своим человеком. Его спрашивали, с его мнением считались, и даже ценили. Но это всё можно заработать и в новом коллективе. Ангарск – новый город. Вероятно там новые станки, и, вообще, новая техника. Есть где развернуться. Там, вероятно, людей не хватает. И он представил огромные цеха, с рядами станков, и совсем нет людей. И там, конечно,  нужны автоматы, работающие без людей. И, наконец-то  порвётся связь с Зиной, которая так тяготила его, как цепи пленника.
     На следующее утро, когда он пришел на завод, он увидел толпу с фотоаппаратами, те-лекамерами, штативами и всякими другими припасами: «Это вот и есть корреспонденты» – решил он, и прошел, не задерживаясь, в отдел  кадров. «Теперь это меня не должно касаться. Я увольняюсь» – твёрдо решил он. Зав. кадрами прочла заявление, отложила в сторону и внимательно посмотрела на Сашу:
  – Согласно трудовому законодательству, Вы обязаны отработать ещё месяц, после пода-чи заявления, – сказала она.
 –  Но я получил распределение, и после окончания института обязан выехать по месту назначения. И тут, и тут я обязан. Где же я обязан больше? – возразил Саша.– У меня же всё равно отпуск до окончания института.
  – Там ещё остается неделя. А мы подумаем о замене», – сказала кадровик.
  С этим он и ушел. В цехе заканчивалась приёмка станка.
  – И это всё? – обратился руководитель  группы репортёров к директору завода, – тут не о чём писать, один заголовок, причём, он не вызовёт у  жителей города патриотизма и гордости  за наш город, и за завод тоже.
  Директор задумался: Хорошо я вас познакомлю с будущим инженером – конструктором, но пока он ещё студент, хотя и работает у нас на заводе и разрабатывает свой станок авто-мат.
– Это интересней. Знакомьте, – сказали репортёры и все  пошли за директором.
   Толпа репортёров, во главе с директором, ввалилась в техотдел.
  – Вот знакомьтесь. Он у нас пока просто Александр,– и директор, обратившись к Саше, сказал:
  – Корреспонденты  желают знать,  какие перспективы нам готовит институт. Расскажи им о своем станке. – «Я думаю, что сама работа их не интересует. Зрителю интересно по-смотреть её в виде мультика, а у меня - отдельные этапы цикла. Вот смотрите», - и он пока-зал на экране компьютера свои зарисовки.  – Отлично, – сказал старший группы репортё-ров, – мы их заставим двигаться. Это для нас очень просто. Но сначала суть дела. У вас устанавливают иностранный автомат. Зачем вам свой? Этот чем-то не устраивает? Или хотите получить что-то новое, более совершенное?
  – Да. Я познакомился с его работой. Можно сделать проще, выбросить ряд операций за счёт изменения конструкции станка, при этом  сэкономить время  на операциях, сохранив качество продукции. А экономия времени даст дополнительный выпуск деталей приблизи-тельно на 30 %. Но пока это только проект, а не готовое изобретение. А проще – дипломная работа.
  – Если мы вас правильно поняли, – новый станок производительнее иностранного и тоже автомат?
 –  Всё правильно. Но я направлен институтом в Ангарск. И здесь моя работа заканчивается, а, следовательно, и схему станка увезу с собой.  Там предоставляется квартира, а это главное. Здесь нет даже общежития.
   –  Мы Вас поняли. Это вопрос  уже к властям, – заключил старший группы. – Теперь можно писать замечательную статью: « Русский  Левша – тягается с иностранным мон-стром».
  Долго ещё велась беседа между корреспондентами и Сашей. Уж очень дотошные они. Всё им надо знать: где учится, когда заканчивает, откуда приехал, вплоть до любимой де-вушки и женитьбы.   
   Уже на следующий день в газетах появилась статья под заголовком: «Студент против  монстра». Там писалось о пуске станка  автомата на нашем заводе, купленного у иностран-ной фирмы. И о проекте нового станка разработанного студентом нашего института, как дипломной работы.  При сохранении всех качеств иностранца, он будет выпускать на 30% больше деталей, за счёт упрощения процесса и удаления ряда операций не входящих в про-цесс обработки. Всё это за счёт изменения конструкции самого станка. Много писалось и об институте, о преподавателях, о жизни студентов  и практике студентов на заводе, где, с помощью их осваивается компьютерная техника, которой нет ни на одном предприятии города. И это тоже великий почин, которому последуют многие.  И в заключении сказано: «Замечательных, талантливых инженеров готовит наш институт. Но все они, по распреде-лению, уезжают на большую стройку в Ангарск. Туда же едет и Александр. Там ему дают квартиру, хотя он не женат, а здесь у завода нет места даже в общежитии. Не грозит ли  нашему гиганту старость и смерть, так как за границей придётся покупается за валюту, а её у завода нет. А своих, золотых специалистов, отпускаем. Конечно, стране нужны специалисты везде. А нашему городу  они нужны? На этот вопрос, от городской  власти, читатель ждёт ответ».            
  Эту газету со статьёй ему дали студенты, едва он показался в институте для встречи с референтом. И конечно масса вопросов, от которых ему пришлось краснеть и оправдывать-ся, говоря, что это пресса придумала.
  Референт тоже встретил не ласково: «Наконец – то пришёл. Можно подумать, что ты со-бираешься через прессу и общественность защитить свою дипломную работу. Ты ставишь в сложное положение не только себя, но и меня. У нас не перевелись завистливые люди.  На защите и тебе и мне будет сложнее отвечать на каверзные вопросы, которые обязательно подготовят члены комиссии и студенты, которых можно было не бояться раньше. Но дело сделано. “ Слово не воробей, вылетит, не воротишь”. Давай твою работу».
  Он долго смотрел на чертеж, словно искал, к чему могут придраться, и, наконец, спро-сил:
  – Как крепится шестерня, вращающая вал с патроном?
  – Как и раньше.
  – Раньше она сажалась на вал, а теперь на трубу. Если на валу, то деформация незначи-тельная, а труба может иметь больший коэффициент деформации. Где расчеты нагрузок на шестерню и вал?  Вот первая зацепка. Есть и другие.
   Референт достал учебник и справочники. – Садись. Будем вместе решать вопросы.
   Везде требовались математические расчёты. Без них веры нет. И если бы Саше не помо-гали, к защите не успеть. Только тут он понял, что создать новый станок, это не создать рисунок, а подтвердить расчётами крепость каждого зуба, каждой шестерёнки, учесть все нагрузки  на все детали и подобрать нужный материал. Обо всём он слышал на лекции. Но слушать и делать – не одно и, то же. И это был самый главный его урок. 
   Референт не только помог с расчётами, но и подсказал, как отвечать на некоторые слож-ные  вопросы. У него был богатый опыт проведения экзаменов.


 В институте Саша случайно встретил Федю, который был, явно не в духе.   
  – Здравствуй Федул, что губу надул? Или кафтан прожёг? – обратился он к нему с шут-кой. 
  – Здравствуй Саша. Тут хуже, чем кафтан. Кафтан бросить можно, а тут палки в колёса вставляют все, кому надо и не надо.
  – А, что-то я твоей фамилии в списке распределений на работу не нашел. Не поэтому ли трение? 
  – Поэтому… Родители мои врачи. Нашли место для меня здесь, по ремонту медицинской техники, но всё не так просто. Вот и приходится ходить доказывать, выпрашивать.
  – Желаю тебе успеха. Я спешу. Извини.
 Они пожали друг другу руки, и разошлись.   
  « Вот почему нет его фамилии в списках,– думал Саша.– Конечно, врачи – должность нужная, хотя и не очень ценится государством, но уважаемая людьми. И никто не зарекает-ся отказываться от их услуг, а потому идут им на встречу. Как у нас водится: “Хорошо везде иметь своего человека”. Вероятно, у Феди всё получится, не как у всех, а как хочется».   
   В Горкоме газетная статья заставила зашевелиться, чтобы дать достойный ответ читате-лю. Получилась некоторая оплошность с корреспондентами. Дали свободу. Думали, что они о новом станке будут писать, и говорить, как это здорово, а они ушли в другую сторо-ну, не получив на это разрешение, и посадили всё руководство в «калошу», из которой теперь нужно выбираться.  Секретарь Горкома звонит директору завода и спрашивает: «Как с кадрами?» – «Надо сокращать, в связи с пуском нового станка», – отвечает директор.
  – А как с местами в общежитии? В связи с сокращением они не освободятся?
  –  Там больше тех, кто уже не работает на заводе, но они с детьми, куда их денешь? Мёртвое дело, – отвечает директор.
  – Но ты должен думать, что делать со студентом? Нам нужно его устроить, чтобы пога-сить шумиху, созданную нашей прессой.
  – Но он подал заявление на увольнение. И мне проще его подписать, чем дать квартиру, которой у меня нет, и место, увольняя рабочих со стажем. Профсоюз на дыбы встанет.   
  – Думай, Павел Николаевич. Я жду положительного ответа, – закончил секретарь.
  «Ох, эти корреспонденты, всё время их нужно держать в упряжке. Вот ослабил вожжи и сразу такой ляпсус, что головы многих заболели. Упаси Бог от свободной прессы. Они не думают, что творят, – держась за голову, рассуждал секретарь Горкома. – Нужно снова вести профилактическую беседу с главным редактором».

  Пришел день защиты дипломных работ. Экзамены проходят в большой аудитории без особых трений. Студенты зачитывают свои работы, и почти без вопросов они принимают-ся. Дело шло довольно быстро. Наконец, очередь Саши. Он рассказал об устройстве  нового станка, показал  его работу на компьютере, с помощью диска, присланного телеоператором, и это было очень здорово, потому, что только его работа так была демонстрирована:  станок в работе, где и рассказывать-то ничего не надо, всё понятно. Но, как и предполагал референт, посыпались вопросы: «Где расчёты нагрузок, сопротивления материалов, резонансные кривые для станины и вала, и другие. Саша усиленно отбивался, показывая имеющиеся расчёты, но вопросы всё сыпались, пока не встал в защиту сам референт: «Уважаемые члены комиссии  и студенты. Хочу вам напомнить,  мы присутствуем на  защите студенческой дипломной работы, которая, довольно хорошо, освещена. Это не разработка нового станка, и не следует требовать всех расчётов. Здесь рассматривается принцип работы нового станка. Если кому-то не понятна его работа, спрашивайте». После этого вопросы закончились. Работа принята. 
     Остальные экзамены прошли легко и просто.


                Квартира
Выходя с последнего экзамена, Сашу поймал Фёдор.    
 – Наконец-то. Жду тебя давно. Здравствуй. Как твои успехи? Надеюсь, что сдал.
  – Здравствуй Федя. Конечно, сдал. Тьфу. Как это всё надоело. Наконец – то свобода. Да-же не представляю, что я теперь должен делать. Как школьник сидел на уроках и ждал с нетерпением звонка, а выскочил из класса и стою. Куда спешил, что надо, не знаю?..
 Когда учишься, всё понятно. Строгий распорядок: лекции, контрольные, зачёты, экзаме-ны.
Как в армии делай всё по команде, что скажут. И вдруг никакого дела, нет командира, чтобы указал что делать. Словно провалился в пустоту и летишь, не зная куда, зачем и за что зацепиться. А ты зачем меня ищешь? Что-то надо?
  –  Надо, Саша, надо. Как у тебя дела с заводом. Ты остаешься на нём работать, или?..
  – Нет, Федя. Я подал заявление на увольнение. Еду в Сибирь, в Ангарск.
  – Ну да. Куда же ещё ехать «тупому сибирскому валенку», как не в Сибирь? Ты же уже работаешь на заводе, зачем тебе Ангарск?
  – Эх, Федя, ничего ты не знаешь. Я уже заехал в тупик с этой Зиной, и мне нужно выби-раться из тупика на широкую дорогу и всё начинать с чистого листа.
  – Думаешь этим себя очистить? Хочешь сбежать? Кто с поля боя бежит, тот победы не вершит. Ты поступаешь как глупая мышь. От самого себя не сбежишь, не поумнеешь. Дал бы тебе ума, да у самого нема.
   А Саша думал, что уехав в Ангарск, он решит все проблемы: с Зиной, с квартирой и, вероятно, вопрос с Галиной, поскольку она едет туда же.
  – За счастье биться надо. От чего бежишь?
  –  Да был я в глубоком кризисе. Помнишь, пил с тобою чай в «Дунае», когда подошла Зина и принесла дармовые блины. И хотел я у неё денег занять, до стипендии. Она не отка-зала, но выдвинула свои условия: сходить с ней в театр, потом на квартиру, потому, что с собой денег не носит. Как ей откажешь, если сам просишь? Неудобно, не честно, совестно.
  – Хороший ты парень, Сашка, да деревенская у тебя замашка, точней – закваска: неудоб-но, не честно, совестно. Для городской жизни ты ещё не поспел – глуп. Вот и попался «как ворона в суп». Уж коли ты так решил, поскольку с Зиной согрешил, не мои дела тебя су-дить.  Мои дела тебя на свадьбу пригласить.
  – Ты женишься?
  – Женюсь. Завтра у меня свадьба. Я приглашаю тебя придти.
  – Когда ты успел познакомиться? Да кто же она, я знаю?
  – Ещё как знаешь… Галина!.. Да…Твоя Галина…– Сердце Саши замерло, словно он оборвался и летит вниз с большой высоты. «Галя… моя Галя. А я всё ещё надеялся встре-титься и быть вместе. А теперь всё кончено. Кончено навсегда. Как это всё могло случить-ся?  Мы же любим, друг друга », – говорил себе Саша
  – Нет, Федя, я не приду. Поздравляю тебя, ты честно, без кривулей обошел меня на пря-мой трассе. Мне остаётся честно признаться в своём проигрыше. Её решение – для меня закон!
  – Но меня просила тебя привести сама Галина. Неужели ты ей откажешь?
  – Мне будет очень тяжело быть на вашей свадьбе, кривить душой, что я рад этому. Нет. Не могу. Передай это ей. И пусть меня она простит за это и за всё остальное, что сделал я ей плохого по своей глупости. И ты меня прости. Прощай. Мне больно.
  Он резко повернулся и быстро  пошел  прочь. Куда он шел, не знал. Просто шел, а в го-лове проносились картинки прекрасных воспоминаний, когда и где они бродили вместе с Галей. И это была прекрасная пора, время чистой любви, благих чувств и порывов. И вот она кончилась, и начались серые, скучные сумерки. Ища покоя и уединения, он свернул с шумной площади в тихий переулок и остановился у пруда. Когда-то этот пруд украшал купеческий сад. Дом, с прекрасными колоннами, лицом выходил на площадь, а здесь был тихий уголок для отдыха, и Саша с Галиной много раз сидели здесь, скрываясь от посто-ронних глаз среди кустов, обнимались, целовались.  И было всё так прекрасно, что описать это невозможно. Дальше идти он не мог, словно что тянуло сесть на родную скамейку. Он опустился, обхватил голову руками и низко, почти до самых колен, склонился. Так было удобнее просматривать картины прошлого, и забыть всё настоящее. Долго ли находился он в этом состоянии – не знает. Может быть, он уже дремал. Вдруг он почувствовал на своей голове чью-то руку.
– Неужели Галина, – мелькнуло в его мозгу. Он поднял голову. Перед ним стояла Зина. «Вот собачье чутьё, – подумал он. – Самая умнейшая ищейка может ей позавидовать. От этой собаки и в Сибири вряд  ли скроешься».
  – Как ты меня нашла? Удивляюсь…
  – Кто ищет, тот всегда найдёт, – ответила она словами песни. – Ты что тут делаешь? Можно я с тобою посижу?
  – Нет. Пойдём отсюда, – ему  не хотелось нарушать добрую память с другой женщиной.         
  – Ну, хорошо, пойдем.
 «Догадалась ли Зина, почему нельзя. Наверно догадалась. У женщин на это особое чутьё, наверное, сильнее собачьего», – подумал он.
  – Что-то у тебя такой растерянный вид. Сдал ли ты экзамен?
  – Сдал. Все сдал. Всё закончил. Завтра на работу. Работаю последнюю неделю и уезжаю.
  – Куда уезжаешь?  К себе домой?      
  – Нет. Уезжаю по распределению в Сибирь, – Зина его остановила.
  – Пойдём ко мне, все расскажешь подробно. Больше ничего не говори.
    В комнате Зинаида села вместе с ним на диван и потребовала подробного рассказа.
  – А что рассказывать? Я всё уже сказал.
  – Повтори  всё подробно, – настаивала она.
  – Повторяю: Я окончил институт, и по закону должен отработать три года там, куда меня пошлют. Согласно распределению, я должен ехать в Ангарск. Что не ясно? – он с ухмылкой поглядел на Зину, считая, что против этого ничего предпринять нельзя. И вопросы полностью исчерпаны. Но это было не так.
  – Ты же работаешь на заводе. Не всё ли равно государству, на каком заводе ты будешь работать. Это же по твоей специальности. Ты же не в торговлю ушел.
  – Выходит, что не всё равно. Посылают туда, где необходимость, а не по желанию. И в случае отказа, грозит суд и принудительное направление туда же.
  – А как же я?
  – Ты хочешь бросить своё кафе и ехать в Сибирь, куда ссыльных упрятывали. Как жены декабристов. Тебя это не пугает?
  – Меня пугает, что ты туда едешь. Я завтра пойду в ваш институт разбираться.
 Саша криво улыбнулся, видя в этом пустую затею. Слабая женщина хочет бороться с мощной государственной  машиной. И ему стало даже смешно.
  – Твоя воля. Но это пустая трата времени.
 Он даже немного развеселился, забыв Галю, и потянулся к Зине. «Наверно я последний раз здесь и с ней, и стоит воспользоваться этим случаем», – подумал он. Но у неё в голове были другие заботы, и она хотела его отстранить, но, тут же, опомнилась, что этого делать нельзя и всё повернула к его желанию, повиснув у него на шее и начав целовать. Затем быстро скинула всё с себя и начала расстегивать пуговицы его одежды.
  На следующий день он пришел на завод с бодрым духом. Как будто не было вчерашнего сумбурного дня, и радостно обратился ко всем с порога: «Здравствуйте все. Можете меня поздравить с окончанием института, и получением ещё тёпленького диплома», – и он при-жал к сердцу  свой документ. А на груди уже блестел своей свежестью голубой ромбик. Девочки вскочили с мест, чтобы взглянуть на значок и диплом. А он демонстративно, как петух перед битвой, выпятил грудь колесом.
  – Поздравляем, поздравляем, поздравляем, – крикнули они хором, а главный инженер вышел из-за стола и протянул Саше руку для пожатия: «Прими и моё поздравление. Ис-кренне рад этому. В нашем полку инженеров прибыло».
  – Ненадолго, придётся полк оставить, – добавил Саша,– всего на неделю. Я уезжаю в Сибирь. А потому, предлагаю вам чертежи моего нового станка, если вам это нужно.      
  – Это надо согласовать с директором.
  – Ну, так, тогда к нему? Чего тянуть? Пока я здесь, может, пригожусь?
  – Пошли, – и главный с Сашей направились к директору.
  Директор встретил их с улыбкой. Попросил Сашу показать диплом. Поздравил и пожал руку. Извинился, что без цветов. Обещал подумать об этом совместно с профкомом.
  – Вы ко мне с делом? – спросил он.
 Главный начал разговор:
  – Саша предлагает чертежи своего станка. Спрашивает:  нужны ли они нам? Будем мы его делать или нет? Вот и хотим у Вас узнать.
  – А в наших силах его сделать?
  – Все детали и всю механическую часть сделать нет проблемы. Все размеры даны и даже расчёты нагрузок и материалы…
  – В чём же проблемы? – спросил директор.
  – Станок – автомат. Управляется  электронной системой. Она дана в схемах, но её надо собирать. А таких специалистов на заводе нет. А Саша уезжает через неделю. Он не успеет даже её смонтировать, а надо ещё налаживать работу со станком. Да и обслуживание ново-го иностранного станка  может принести неприятности. Те, кто сейчас работает на новом станке, знают лишь как включить и выключить станок. Этого мало. Там предусмотрена регулировка, настройка. Саша должен им помочь. Иначе придётся  вызывать специалистов фирмы. А это не дёшево.
  – А ты, Александр, хотел бы остаться работать у нас и довести дело до конца, – спросил директор.
 – Дело не в моём желании, – уклончиво, чтобы не обидеть, ответил Саша.– Мне здесь не-где жить. В общежитии я уже нажился. Стоит туда попасть, как это на всю оставшуюся жизнь. А там я получу квартиру. А это самое главное для жизни. Остальное всё приложит-ся.            
  – Ладно. Я всё понял. Идите на свои места – трудитесь. Александра прошу позаниматься на новом станке с рабочими. Передать им свои знания по работе на станке, что им не хватает. И зайти в кабинеты, где установлены компьютеры. Кажется, там есть вопросы.
   Едва они вышли, директор взялся за телефон, чтобы позвонить в Горком партии. Теперь он твёрдо был уверен, что Саша заводу нужен и для обслуживания нового станка, и компь-ютеров, ещё только осваиваемых, и для внедрения нового проектного  станка. Пусть власти думают, как его задержать. Наконец-то он «отгонит мяч от своих ворот и забьёт его в ворота городской власти».
  – Аллё. Георгий. Здравствуй. Вы просили меня найти место Александру. Я его нашел: Думаю создать на заводе проектную группу по разработке новых станков. Уверен, что Главк меня с радостью поддержит и выделит зарплату. Только, что говорил с Александром. Он упирает на отсутствие жилья, и на общежитие не согласен. Так как он направлен в Ан-гарск, а там ему обещают  квартиру. Так  что, дело за Вами. Помогайте.
  – Я Вас понял, Павел Николаевич. Будем работать в этом направлении. Спасибо. До свидания.
  На этом разговор закончился. Директор потёр свои руки, сказав: «Пусть думают». 
               
  Говорят: «Утро вечера мудренее». И Зинаида, проснувшись, вспомнила вчерашний вечер и подумала: «Что это я вчера была так взволнована его отъездом. Разве когда-либо думала выйти за него замуж. Да и могла ли надеяться на это. Я же была уже не девушка. И он, возможно, догадался, начав со мной жить. Скорее, нужно было заполнить душевную пустоту, и только. Любила ли я его? Наверно нет. Просто понравился, и не более. А любовь была уже отдана другому, как жизненная ошибка, она была поставлена на карту жизни, и проиграна. И в душе образовалась пустота, которую хотелось просто заполнить, чтобы не было так тяжело носить утрату. И она никогда не думала о расставании с ним, как большой утрате. Просто почему-то ей вдруг стало жалко. Может просто привыкла».
  Она сама не могла дать на это ответ. Без большого энтузиазма, она всё же решила схо-дить в институт.      
  В институте Зину встретили весьма скептически.  И первый вопрос: « Вы ему кто – же-на? – Зинаида на секунду задумалась. –  Я невеста,
  – Что, уже подано заявление в ЗАГС?
  – Нет, но подадим.
  – Тогда нам с Вами не о чём разговаривать. Для продолжения разговора нужно иметь: свидетельство о браке, и запрос завода на потребность в кадрах. Что его обязательно возь-мут на работу. Но Вы уже опоздали с регистрацией брака. Придётся Вам ехать с ним в Сибирь и там решать этот вопрос. 
   На этом и закончился поход её в институт. Со стороны может показаться, что она ничего не достигла, и поход был напрасным. Но она уже узнала, что ей надо, какие документы, и решала дальше эти вопросы: «Получить документ с завода должен помочь Григорий, – решила она. – Он уже второй секретарь Горкома. С ним считаются. Он должен помочь. Второй вопрос должна решить сама».  С этим планом она пошла в Горком партии.
  В приёмной её выслушали и просили подождать. Секретарь разговаривает по телефону.
Долго ждать не пришлось. Дверь резко отворилась, и из неё вышел Григорий. Увидев Зи-ну спросил: «Вы  ко мне? – и остановился, думая приглашать ли её в кабинет. – Что-то случилось  и нужна моя помощь?»
  – Я по поводу Саши.
  – А, понятно. Тогда пойдёмте и всё обсудим по дороге. Я только что разговаривал с ди-ректором завода. Александр оказался крепким орешком. И многим сделал больными голо-вы. Вы вероятно по вопросу его работы на заводе. По закону, он должен ехать по распреде-лению. Директор завода согласен оставить его у себя, но Александру негде жить.
  – Он может жить у меня, – возразила Зина.
  – В том и проблема, что в общежитии он жить отказывается, а дать квартиру одиночке мы не можем. На очереди много семейных, давно ждущих квартир. И весь вопрос упирает-ся в ваш брак. Поэтому вам нужно срочно самим решить этот вопрос. Я еду в Горисполком решать вопрос с квартирой. Если удастся её выбить, я позвоню. Но, без регистрации брака, вопрос не решиться. Так что, поторопитесь.       
   «Саше собираются дать квартиру! Это здорово! Через него я получу квартиру, и расста-нусь с этим гнилым общежитием. За это стоит бороться», – решила она.
   Теперь вопрос свёлся к одной проблеме. Зинаида ждала звонка и решала, как вести раз-говор с Сашей. И это была для неё самая трудная проблема, которая решала всё.
Тут своей головы мало, надо посоветоваться с другими, чтобы было всё наверняка.
Придя к себе в кафе, она обратилась к официантке, которая её не раз выводила на след Саши, и, наверное, была в этих вопросах более осведомлена.
  – Лена, у тебя больше жизненный опыт, подскажи, как удержать Сашу и заставить же-ниться. Его, по распределению, посылают работать в Сибирь. Мне надо его удержать. А для этого нужно женить. Как это сделать?
  – Да. Вопрос серьёзный. Я же не знаю ваших отношений, как далеко они зашли. Вы с ним уже живёте, или только встречаетесь? У него к тебе любовь, или увлечение?
  – Нет, Лена. Никакой любви нет. Просто живём.
  – Тогда стоит ли продолжать эту канитель? Жить с нелюбимым человеком – одна маята. Не спеши. Найдёшь ещё себе по душе. Ты же молодая. Это тебе мой совет. А так, могу сказать тебе умную мысль: « Самый короткий путь к сердцу мужчины, лежит через его желудок». Но об этом ты говори с поварами. Пусть тётя Маша тебя консультирует.
   Зина пошла на кухню к пожилой поварихе просить совета.
  – Тётя Маша – выручай.
   – Что случилось? Опять иностранцы приехали?
  – Нет, другое. Лена сказала, что путь к сердцу мужчины лежит  через его желудок.
  – Ах, вот ты о чём. Это, дорогая моя, устарело. Мужчина твой учится, или работает?
  –  Уже работает.
  – Тогда он в ресторане или нашем кафе купит, что его душе угодно для своего желудка. Лучше я дам тебе адресок одной ворожеи или колдуньи, не знаю, но говорят люди, что может порчи снимать, и заговаривать. И вместе сводить может. Сходи, если денег не жалко.
Вечером Зина  пришла к ворожее. Гадалка встретила её, выйдя на крыльцо добротного частного особняка. Увидев, что Зинаида входит в садовую калитку, окликнула: «Жду, жду, давно знаю, что ты ко мне придёшь. –  Как она могла давно знать, если я о нёй даже не думала, не то чтобы её знать и к ней собираться, – мелькнуло в голове Зины. –  Заходи милая, заходи не бойся. Собака моя далеко спрятана. Вот только кошка», – проговорила хозяйка, поглаживая на руках чёрную кошку.
  Гадалка – крупная женщина со смуглой кожей, чёрными волосами, и как угли чёрные, цепкие, внушительные  глаза. Что-то в ней было южное: то ли цыганское, то ли испанское. Зина не очень разбиралась в нациях.
   Хозяйка повела её в отдельную комнату. Были и другие, мимо которых они прошли.
Эта была особо обставлена и украшена, внушая загадочность волшебной сказки.
Зина огляделась. Над дверью сидело чучело совы или филина, на противоположной стене,  на суку, сидел чёрный ворон в позе полу приседа, и слегка расправив крылья, словно готовился взлететь, а позади его спускалась длинная чёрная бахрома, возможно имитация ветвей. И всё это на красном  драпировочном фоне. Большие чёрные шторы закрывали часть стен, где даже не предполагалось окон. И были ли они у этой комнаты вообще?
Посредине комнаты стоял круглый стол, на котором красовался прозрачный шар – непре-менный атрибут колдунов. Внутри его метались змейки электрических разрядов.
 
  Садись милая и рассказывай, зачем пришла,– сказала хозяйка, и показала на стул.
Но не успела Зина открыть рот, как гадалка её опередила:
  – Вижу, что тревожит тебя молодой человек, которого ты хочешь заиметь, но сделать ты этого не можешь, потому что он крепко связан с другой девушкой. Я помогу тебе порвать эти связи. Принесла ли ты с него что-либо: фото, одежду, может носовой платок?
  – Нет. Я не знала.
  – Не печалься. Я тебя научу и дам средство, – она зажгла свечу и выключила люстру.
   Едва погас свет, как в полумраке комнаты всё зашевелилось, заёрзало, создавая таин-ственную, завороженную атмосферу. И Зине показалось, что стены в комнате стали дви-гаться. Она повернула голову и чётко заметила это движение. Но двигались не стены, а портьеры, освобождая странные, загадочные предметы – убранства комнаты: шаманский бубен с палками, рядом со шкурой какого-то зверя, шлем вождей индейцев, украшенный цветными перьями с ножом и пикой. Какие-то ещё предметы, смысл которых она не пони-мала. В дальнем углу стояло что-то, вроде фигуры человека в чёрном плаще, из под капю-шона которого чуть выглядывал белый череп и рёбра: «Смерть!» – мелькнуло в голове Зины. Глаза совы загорелись зелёным, а ворона – красным светом. Глаза мертвеца тоже стали светиться бледно голубым, похожим на бельма, тусклым светом, и чуть обрисовалось бледное лицо, словно он, только что, сбежал из кладбищенской могилы. Зине стало жутко. Страх  стал её лихорадить. По спине побежали мурашки. Она хотела закричать и выскочить за дверь. Но дверь затянуло шторой. Колдунья, видя её смятение, положила свои руки на её ладони и загадочно прошептала: « Ничего не бойся. Ты под моей защитой. Это необходимая услуга тёмных сил, чтобы помочь тебе. Не смотри по сторонам, смотри только мне в глаза. Повторяй и запоминай мои движения. Я буду учить тебя снимать заклятие с твоего человека. Она подняла свои руки, и у самого лица Зины развела ладони, словно снимала что-то или отгоняла от её лица. И Зина почувствовала, как ей стало спокойнее, и безразлично, что её окружает. Она видела только глаза колдуньи, которые, казалось, проникают ей прямо внутрь, и её растопыренные пальцы направленные прямо в глаза, словно она хотела проткнуть ими. В такой позе она задержалась и заговорила: «Я отдаю тебе своё, а ты отдай мне своё». – Это она повторила несколько раз. Потом, словно всплеснув ладонями вверх, она уронила их на голову Зины.
  Держа руки на голове, колдунья что-то говорила, но что, Зина не могла понять. Потом долго выполняла какие-то манипуляции, вероятно необходимые для обряда. Сняв руки с головы, колдунья покружила ими вверху, и Зине показалось, что над ней что-то летает, и она слышит и чувствует движение воздуха от него. Но уже не было страха, а лишь воспро-изводилось всё это как сновидение, как воображение от прочитанной сказки. После всех процедур колдунья снова положила не руки на голову Зины и сказала:   
  – Ты должна мне трижды сказать, согласна ли ты на всё. Я жду.
  Зина не знала, что с неё требуют. Но понимала, что это нужно для обряда.
  – Я согласна, согласна, согласна, – словно в полусне произнесла она, не давая себе отчё-та.
Снова поехали шторы, пряча страшные аксессуары.
Колдунья взмахнула руками, словно скинула с Зинаиды покрывало или фату и Зина, как будто вернулась в реальную жизнь. Зажегся  свет.  А колдунья положила свои руки на шар. Словно заряжала их вновь, пополняя отданную свою энергию.         
  – Сеанс окончен, – сказала она и вопросительно посмотрела на Зину.
  – Всё ли ты запомнила? Давай проверим. Закрой глаза и всё повтори.
  Зина начала повторять. И ей показалось, что она  совсем не думает что делать. Руки сами выполняли её программу, и наконец, она дошла до клятвы и стала её говорить, осознавая
её смысл:  «Что я должна отдать?» – спросила она колдунью.
– Всё с тебя снимать я не буду. Отдай только ценности, что у тебя есть. И дальше расска-жу что делать. Зина вынула из сумочки деньги и хотела их сосчитать. Она на всякий случай взяла больше, но не думала, что всё это нужно отдать.
  – Считать деньги не надо. Они, после твоей клятвы, стали заколдованными. Если будешь считать, то конца их счёта не будет. Все деньги, которые будут появляться в будущем в твоих  руках, начнут  присоединяться к этим. Не нарушай клятву, милая, а то может ничего не исполнится, а для себя ты получишь только неприятности, которых я тебе не желаю.               
   Зина отодвинула от себя страшные деньги дальше в сторону колдуньи.
  – Ну и хорошо, милая. Теперь слушай. Я передала тебе  силу колдовства. Ты, с помощью её, проделаешь то, чему научилась, со своим человеком. Сначала подсыплешь вот этот порошок ему в вино, в воду, в еду, а когда он заснёт, проделаешь с ним эти медитации. Добейся, чтобы он во сне дал тебе такую же клятву, как ты мне. И тогда  с него снимется зависимость от той женщины, и перейдёт на тебя.  Всё должно получиться, если сделаешь, как сказала.  Всё, милая. Понадоблюсь, приходи снова. Она встала и выпустила Зину.       

   На другой день в кафе позвонил Георгий. Зина сразу узнала его торжествующий  голос:
  – Зинаида здравствуй! Можешь поздравить пока меня, а тебя поздравлять будем позже, когда на свадьбу пригласишь. Вчера долго совещались, но, всё же, выделили вам квартиру с условием, что обязательно женитесь и без затяжки. Теперь всё зависит от тебя. Дело гро-мадной важности, и упустить это нельзя. Какая от меня ещё нужна помощь?
  – Но мы ещё не подали заявление в ЗАГС, а там нужно месяц ждать.
  – Это пустяки, по сравненью с квартирой. Звони. Помогу. Всё. Действуй. Желаю удачи.      
  И он повесил трубку. Зина, хотя и ожидала звонка, и была готова к этому, но пришла в растерянность. «Всё зависит от меня, – рассуждала она про себя, – если бы от меня, неуже-ли упустила бы квартиру. Дают-то её не мне, а Саше. А он может и не на мне жениться. Как его на себе женишь, если он собирается уезжать, да и девчонка у него есть.
Что из того что они поссорились. Квартира кого угодно помирит. Надо применять все средства. Может колдовство поможет, и, через угощения найду путь к его  сердцу. 
Буду обещать что угодно, хотя бы временно сойтись, а там меня никто не выгонит, скорее сам уйдёт. Мне нужна квартира, а не он. И этот шанс я не должна упустить».
  С такими намереньями она начала подготовку к сегодняшнему вечеру.
      Едва Саша вышел из проходной завода, как Зина подхватила его под руку.
  – Ты что здесь делаешь? – удивился Саша.
  – Жду тебя. Есть очень важная новость. Пойдём ко мне. Всё расскажу.
  В квартире Зины, Сашу ждал отменный ужин с пирогами, тортом, мясными деликатеса-ми, которых и за деньги в магазине не купишь. Они давно исчезли с прилавков магазинов даже областного центра. Разве что можно купить в Москве или в закрытых райкомовских  магазинах, куда простой народ хода не имел. И это всех возмущало.
Грудинка, окорок, ветчина несколько видов колбас, а в центре высилась бутылка Болгар-ского коньяка. У Саши расширились глаза.
  – Мне это снится или  это показательная витрина. Ты,  может, кого-то ждёшь?
  – Жду только тебя. И все угощения для тебя.
  – Для меня? … Столько много, и всё невиданное в магазинах. … А по какому поводу такая милость на меня свалилась?
  – Повод очень значимый. Скажу как тост, когда поднимем бокалы.
  – Это меня заинтриговало. Давай быстрее за стол, – сказал Саша, и первый пошел са-диться. Когда фужеры наполнились, и были подняты. Зина торжественно начала:
  – Мне звонил Георгий, он теперь работает вторым секретарём Горкома партии, и сказал, что   мне дадут квартиру. И я предлагаю выпить за новую квартиру, – заключила она.
  – За квартиру выпить можно. Это великое дело, – и звон фужеров закрепил тост. 
   После усталости на работе, порция согревающего возбудила аппетит Саши. Он ел с большим удовольствием и даже с жадностью. Давно такого не только не пробовал, но и не видел на витринах. А Зина продумывала подход ко второму и самому главному тосту. В свой фужер, где коньяк был выпит не до конца, она всыпала порошок колдуньи, и сама стала разливать коньяк, пока Саша увлёкся едой.
  – Ты очень увлёкся едой, дорогой, а я тебе ещё не сказала второе и самое главное .
  – Всё очень вкусно. Ты просто волшебница. Что ещё ты приготовила, я слушаю, говори.
  – Квартира большая, двухкомнатная. Её нам дадут, если мы с тобой поженимся.
  И тут она уронила на пол ложку.
  – Саша, подними, пожалуйста.
  Пока он лазал под столом, она поменяла  фужеры. Когда он вылез из под стола, то слов-но очнувшись спросил:
  – Я не совсем понял, что является причиной подарка квартиры? Это тебе свадебный по-дарок, что ли, приготовил твой Георгий?  Но причём здесь наша женитьба. Ты можешь выйти замуж и за другого. Причём здесь я?
   Язык Саши стал более развязный и слегка заплетаться.   
  – Другого у меня пока нет, а нужно срочно. А ты не хочешь жить со мной вместе?
  – Но я же, уезжаю. Мне дают квартиру в Ангарске.  Зачем мне твоя квартира. Выходи замуж и живи, с кем хочешь. А я еду в Сибирь. Ту-туу.
  – Квартиру дают  тебе, но одному-то тебе её не дадут.  И хорошее место на заводе пред-лагают: инженером проектной группы.
  – Что-то такой группы на заводе я не встречал.
  – Эту группу специально для тебя  создают. Всё делают, чтобы ты остался.
  – Откуда у тебя такая информация?
  – Мне всё рассказал Георгий.
  – За эту группу можно и выпить, – и, он, не чокаясь, опустошил фужер.
   Дважды он ещё успел ткнуть вилкой в закуску и повалился спать.
   «Кажется всё начинает действовать как говорила колдунья», – решила Зина, и начала свой эксперимент с заклинаниями, вспоминая чему учила колдунья, и боясь что-то пропу-стить.
Сделала один раз – впустую. Второй раз – всё бесполезно. Саша крепко спал.
Видя бесполезность экспериментов, она начала убирать со стола. Потом села рядом ждать, когда он начнёт приходить в себя, а сама думала, что же делать дальше? Он так крепко спал, что никакие заклинания до него не доходили.
  «От поездки в Сибирь он не отказался. Что же делать?» – думала она. Никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной, не защищенной слабой женщиной. И она заплакала от своей безысходности, немощи, и злости  на самою себя  за всё это. Так проплакала она всю ночь, сидя за столом. Под утро Саша зашевелился. Услышав всхлипы Зины, он спро-сил: « Ты что плачешь?» – Она припала к нему мокрым от слёз лицом, и зарыдала ещё сильнее, причитая: «Сашенька, милый, любимый, дорогой. Отдай мне всё твоё, возьми моё».
 Саша ничего не понял, что с него требуется. И спросил: « Что твоё, то есть моё? У меня же ничего нет».
  – Отдай мне все твои заботы и печали. Всё, всё. Согласен ли ты на это?» – «Тебе, что – своих забот мало, хочешь  ещё моих? И ты перестанешь плакать?» – спросил он.
  – Да, только скажи: моё – твоё, твоё – моё.  Ты согласен?
  – Согласен, согласен. Твоё – моё, моё – твоё. Только перестань лить  на меня слёзы.
  – Повтори ещё раз.
  – Согласен. Твоё – моё, моё – твоё, – повторил он.
  Зина быстро вытерла слёзы и начала целовать Сашу. А потом поглядела на него обая-тельной женской улыбкой, и спросила, обходя деликатно слово – жениться:
  – Значит, ты останешься здесь на заводе? Тебя там так любят, что даже создали специ-альную группу, которой ты будешь руководить. И нам дадут двухкомнатную квартиру. Я буду любить тебя ещё крепче, и сделаю всё, чтобы тебе было со мной хорошо. Чтобы ты был счастливей всех», – говорила она ласково и убедительно, не боясь самых больших обещаний.  И это всё сработало. Саша подумал: «С Галиной всё порвано безвозвратно. Она вышла замуж и в Сибирь  не едет. Другой нет. Какая теперь разница с кем жить. Эта даёт любые обещания на хорошую жизнь. Будет квартира в областном центре в Подмосковье. Это очень важный козырь, чтобы здесь остаться. И на заводе хорошая должность. И всё здесь знакомо, а там пока неизвестность. Жену выбрать и то не из чего. Хорошая в ту глу-хомань не поедет. Кто там  есть? Ссыльные: воровки, убийцы, пьяницы, проститутки. Из чего выбирать? А здесь всё обжито, обустроено. Поживу, огляжусь, не понравится, могу изменить свою жизнь. Работа будет – не пропаду », – он взглянул на Зину. Она  глядела на него, не отрываясь, с молящей, милой,   просящей  улыбкой, ждущей от него нужного ре-шения.            
  – Ладно, Зина. Я согласен. Давай поженимся.         
  Сработало всё вместе: и слёзы женщины, которые мужчина не выносит, и соглашается на многое, лишь бы она не плакала, и её обаятельная, просящая и молящая милая  улыбка, её обещания и игра с хитростью и обманом, ради достижения своей цели.  И, даже когда всё это мужчина понимает, он уступает женщине. И слова: « Если женщина просит …» – придуманы не женщиной, не мужчиной, а заложены самой природой для их исполнения. Такова  роль отведённая мужчине: делать всё для  женщины, если она просит.

                Свадьба Саши
  Дальше шло само собой. Всеми процессами руководила Зина. Он, как телёнок, шел туда, куда его поведут. Вот уже и свадьба. Саша не мог не пригласить Фёдора с Галиной. Кроме их пришел директор завода с председателем профсоюза, чтобы поздравить от имени кол-лектива и вручить подарки. Пришел Георгий с женой Викторией, и ещё несколько человек из коллектива Зины. Дальше всё как по ритуалу: поздравления, тосты, горько, и   
так  далее. Председатель профсоюза, от имени коллектива завода, подарила большой хо-лодильник, чтобы молодые всегда имели запасы, необходимые в нашей жизни. Директор завода прочитал приказ о присвоении Саше звания старшего инженера проектной группы, подчеркнув, что до этого на заводе такой группы не существовало. А затем, вместе с Геор-гием, на блюдце, которое держали оба, преподнесли ключи от новой квартиры. Это был самый ценный подарок. И ликованию гостей не было предела. После церемонии выпивки с тостами и пожеланиями молодым, танцы открыли молодожены. На второй танец Галина попросила Фёдора, чтобы он пригласил на танец Зину: « Мне надо поговорить с Сашей», – сказала она. Начался танец. Федя пошел с невестой, а Галина пригласила Сашу, хотя они только начали танец, и Галя увела его на балкон, подальше от шума и лишних глаз: «Нако-нец – то я смогу с тобой поговорить, объясниться. Мне не даёт жить неизвестность, которая живёт между нами. Конечно, уже поздно об этом говорить, ничего уже не поправишь, но может, хотя бы, снять гнетущую неизвестность с души, с которой невозможно жить. Нужно было сделать это много раньше. Но ты за всё время не подошел ко мне. Я пыталась через Федю наладить наши отношения, но ты не откликнулся, а я не осмеливалась подойти, как сейчас. Может Федя не передал тебе мой привет? Или ты любишь Зину?» – « Нет, не люблю, и никогда не любил. Я люблю только тебя». 
  – Почему же ты ни разу ко мне не подошел? Я так этого ждала.
  – Но ты мне запретила. И я свято выполнял требование любимой женщины.
  – Как всё это глупо. Я тоже не люблю Федю. А сошлась с ним от безнадёжности, не видя других путей. Ты не дал мне никаких надежд на дальнейшую совместность. Даже не при-шёл на свадьбу, а я тебя пригласила на последнюю надежду услышать от тебя любые слова. Я была ко всему готова. И если бы ты дал мне малейшую надежду, я убежала бы с тобой на край света прямо со свадьбы. Но теперь, я ещё не знаю, возможно, я ношу его ребёнка. И ему нужен его отец. И надеюсь, что он примирит меня с Фёдором. Я должна думать только о нём. Больше меня нет ни для кого. Он должен погасит все сильные чувства к тебе.  И наверно хорошо, что ты женишься, и становишься для меня недосягаемым, хотя и остаешь-ся самым дорогим, желанным  и близким человеком.
  Как глупо всё получилось. Я сгоряча сказала тебе, не подходи. С глупой детской обиды, представлявшей всё в идеале: честным, чистым, без сучка и задоринки. Но потом, когда стала встречаться с Федей, чтобы что-то выведать о тебе, ходила с ним в ресторан и гуляла, ничего к нему не имея, я поняла свою глупость, что так резко ответила тебе. Много раз пыталась наладить отношения, но твоя девушка и ты показывали, что у вас всё серьёзно, и близко, и я не решалась вас разбить. Она обнимала и целовала тебя при всех, демонстрируя, что у вас действительно была любовь?  Зачем ты ходил с Зиной в театр, если ты к ней ничего не имел?     – Мне нужны были деньги. Я просто хотел есть. Она обещала дать их, если схожу с ней в театр. Это было её обязательное условие. Ты сочла это изменой. Что мне оставалось делать? И я решил, что самое главное – окончить институт, любыми средствами. А там будем думать о другом. Ты меня оттолкнула, а она подхватила и держала около себя, разыгрывая сцены нашей любви, которой не было. Хотя я дальше в её помощи уже не нуждался и встречался довольно редко, но она на время заняла ту брешь, которую ты создала. И мне было более комфортно. Но я был рад, видя тебя в списке едущих Ангарск. Я надеялся, что ты меня простишь, и мы будем вместе. На это я надеялся до самой твоей свадьбы. Но я ошибся. И когда ты вышла замуж, мне стало безразлично с кем жить. Тебя я уже потерял навсегда.
  – Да. Зина боролась за тебя, и победила, а я сумела только оттолкнуть. Как поздно мы все начинаем понимать. Как рано делаем непоправимые ошибки.  И сейчас не уверена, что сойдясь  с Федей, не продолжаю их делать».             
  Я не хотел жениться, и твёрдо решил ехать в Ангарск, даже, когда ты вышла замуж. Но нам дают квартиру, а с кем теперь жить, когда ты уже замужем, мне стало безразлично и даже оправдывалось, что мы с тобой будем в одном городе. Что это даёт – не знаю. Наверно игра чувств, которых разум не понимает.
  – Да. Кажется, мы продолжаем делать ошибки, за которые потом будем жестоко наказа-ны. Не умела я биться за свое счастье, живя придуманной чистой непорочной жизнью, согласно морали и порядочности, которую сама, не осознавая, всё время нарушала.  А она боролась, отбросив все предрассудки, и выиграла.   И сейчас не уверена, что правильно живу. Мысль была,  если не будет ребёнка, а жизнь невтерпёж, уеду я к тебе в Ангарск. И если вместе не придётся жить, то хотя бы быть рядом. Теперь вот рядом, и что?..»
  Танец закончился. Зина подбежала к Саше и крепко, словно боялась, что его отнимут, вцепилась в руку и сурово посмотрела на соперницу. Галина обменялась с ней таким же  недружелюбным взглядом, резко повернулась и вместе с Федей ушла со свадьбы. 
   Так расходятся любящие – так сходятся не любящие.
Всё дальнейшее продолжение свадьбы он не видел. Его мозги отключились от неё. Он думал: «Как же так получилось? Я никогда не думал на ней жениться. Ни в одной клетке мозга, или, как они там зовутся, – нейроне, не было лёгкого ветерка такой мысли. Всё время твердил себе: За порцию блинов с яйцом меня не купишь. Так дёшево себя не продам. И вот наша свадьба! Продал!.. Продал не торгуясь!.. Смешно, да не до смеха! Поставил себя на место мелкого меркантильного существа! Квартира?.. Она же дана мне. А жениться я мог и на другой, не сейчас. Если я был нужен заводу, то дали бы квартиру и одному, пусть не двух комнатную, и не сейчас. Поспешил?.. Струсил?.. Посчитал, что в руки попался воробей, – а на журавля в небесах не понадеялся. А попался сам, как воробей! Вычеркнув одним махом всю дальнейшую жизнь не задумываясь. Нужно было срочное решение? Мог бы получить квартиру и работу в Сибири, и всё устраивать постепенно, – без спешки и обдуманно. Может на меня подействовали слёзы и мольбы Зины, свадьба Галины с Фёдором? Почему так легко согласился? Словно всю дальнейшую жизнь счёл пустым продолжением, потому, что не знаю её, какая она будет и какую хотел бы иметь. Потому, что не думал над ней. Не читал книжек о чужих судьбах. Никто меня не учил ни в школе, ни родители. А если бы и учили, то наверно пропускал бы мимо ушей, что это всё чужое. У меня будет не так, как у всех. Закончил высшее учебное заведение, а в семейных вопросах в голове пустота. Как будто это не существенное, не важное для человека дело, не влияющее на его счастливую жизнь. И входим мы в жизнь неподготовленные. Отсюда наши проблемы взаимоотношений, и трагедии жизни. А этому надо учить и с раннего возраста. Мы учимся на примерах своих родителей. Хорошо если они есть, и могут что-то дать полезное. А если нет, заняты, в отъезде?.. Да и те, что есть, сами – сплошная жизненная ошибка. Чему они научат? Где же получить знания, чтобы не допустить самому ошибку? Нет даже учебника. Остаётся только сожалеть!.. Неужели всё в жизни так сложно, и не открыты законы природы, зная которые, человек не будет совершать ошибок? Что? Человек открыл закон всемирного тяготения и не может сформулировать закон тяготения между мужчиной и женщиной? Не мне же этим заниматься. Я – технарь. Так что же делать? Встать из-за стола и объявить, что я ошибся. Никакой свадьбы нет. Прошу меня извинить. Но это равносильно – плюнуть всем в лицо. А все так старались сделать нам приятное:  ЗАГС, завод, профсоюз, Горком, Горисполком, институт. Их подарки оттолкнуть: квартиру, место на заводе, прописку в этом городе, холодильник и другие мелочи?.. Кем, после этого, меня можно назвать? Страшно об этом подумать! Я же считал себя грамотным, рассудительным, умным. А получилось, как сказал Александр Сергеевич Пушкин: “ … да понадеялся он на русский авось”. Что? Что меня толкнуло на это безрассудство?
  Нет, Сашка, – говорил он себе, – ты неисправим. Ты живёшь – как получается, а жить нужно – как полагается! Любовь – это очень важное чувство души, и не учитывать его, – кощунство над самим собой и любимым человеком, которое будет терзать тебя всю остав-шуюся жизнь».
  Так мучил он себя этим вопросом, ища ответ.
   А мне осталось рассказать, как они будут жить, два, нелюбящих друг друга, человека.
               
  Взгляды на жизнь у Зины и  Саши были разные. Высшее образование что-то значит.
Оно делает сдвиг в понимании среды в более широком и глубоком аспекте.
Люди образованные отличаются от необразованных, так же, как спортсмены от тех, кто спортом не занимается. Как орёл от курицы. Они жили и остались жить в разной среде, и по-разному видят и оценивают жизнь. Хотя все одинаково хотят есть, и все борются за своё выживание.
Может поэтому, Саша не любил Зину. Но Галина и Фёдор были в одной среде. Но у них тоже не было любви. Так, что же такое – эта любовь? Понятно, – это сильное эмоциональ-ное чувство. Но чувства закладываются природой. Зачем же она это заложила? Если гово-рить о взаимоотношении разных полов. Ибо любовь бывает и в другом: материнская, про-фессиональная, к еде, жилью и так далее. Может это для того, чтобы выбрать достойного продолжателя рода: красивого, здорового, умного и много других хороших качеств. И с этим можно бы согласиться. Известно, что не нравятся для этого дела: дряхлые старики, больные, уроды и глупые, слишком толстые и худые. Но как объяснить любовь с первого взгляда, когда человек ещё не известен? Может такой поспешный выбор является ошибкой. Когда узнают ближе – разойдутся? Что расходятся люди, это всем известно. И чаще всего потому, что у них разные суждения и взгляды на жизнь. Почему?  Конечно потому, что они росли и воспитывались в разной среде. Хотя и не только. Есть индивидуальные особенности людей. Среду надо сделать одинаковую для всех. А это значит, что воспитание должно быть не частным – семейным, а общественным: ясли, детские сады, школы, и так далее. Но должны быть и одинаковые воспитатели, а это уже сложнее. Но мы почти подошли к решению этого вопроса. У нас появился компьютер и интернет. Только они, в целях воспитания, пока – безобразие, которое, может людей просто портить. А если заключить это в строгую, научно обоснованную программу обучения, и всему учить с записей  электронных устройств, где не будут сказываться  различные взгляды  и подготовка учителей. С помощью готовых программ, где роль учителя сводится не к изложению материала,  а научить, как пользоваться  материалом, давать и проверять задания и работать индивидуально с  учениками. Исключить ли домашнее воспитание совсем?  Известно, что гениальные музыканты, артисты, врачи и другие специалисты, чаще возникают в семьях тех же профессий. Но это потому, что они попали в ту среду. Значит надо выявлять таких детей и создавать им нужную среду. Так можно планировать количество любых профессионалов. И не создавать хаотическое излишество тех, которые обществу не нужны. Общеобразовательные программы закончить девятым классом, а дальше разделение по направлениям, но тоже общеобразовательное. Не всем нужна высшая математика,  органическая и физическая химия, и другие предметы. А то, что нужно всем – ввести в общеобразовательную: конституцию, элементы права и морали, более глубокое познание человека по вопросам психологии, медицины, умственной и физической культуры, взаимных отношений мужчин и женщин. Семья, дети.  На этом этапе можно ввести некоторое разделение по половым признакам. А с 18 лет, разделение по специальностям, в профессиональных учебных заведения.
  И даже в этом случае не избежать разницы, но она будет минимальная.    
Основы будут заложены до 18 лет. Люди придут к этому, я верю. Но когда? А пока, стоит ли удивляться, что люди не понимают друг друга, и на один и тот же вопрос отвечают  различно. У них были  разные: среда воспитания, образование, профессии и половые при-знаки. Скорее надо удивляться, что они ещё в чём-то  могут понять  друг друга. Но это уже необходимость на уровне совместного проживания, как понимают звери друг друга, и домашние животные понимают человека, а человек их.       
               
 Началась совместная жизнь Саши и Зины. Он был увлечён работой на заводе. Часто за-держивался, но дома его ожидал горячий ужин, который он съедал, считая, что так должно быть. И снова погружался в свои схемы, паял, создавая блоки управления, и неприятный запах горелой канифоли и свинца наполнял комнату. Зина сначала жалась к нему, пытаясь привлечь к себе внимание, терпеливо ожидала конца работы, но, не дождавшись, бралась за книгу, потом и её бросала, и разочарованная ложилась  спать.
  А дальше его ждал  уже  остывший ужин, а ещё  позже находил только то, что было в холодильнике. Сначала удивлялся, но постепенно привык и к этому. И жена для него, вроде как, не существовала. Он жил своей жизнью, она своей.   

                Эксперимент         
  Как-то раз Зина прогуливалась с подругами, которые выгуливало своих собак, и оказа-лась свидетелем забавного эксперимента. У одной подруги был маленький кобелёк, типа терьеров, а у другой сучка, более крупных размеров,  не уточняя породы. Причиной всему был брачный сезон у неё, что сразу определил он, у которого такой сезон точно не опреде-лён, или существует всегда. Он обнюхал её с переду и с заду, облизал мордочку, что у нас принято называть поцелуями, сделал многократные попытки преодолеть высоту, на что она добродушно отвечала взаимностью. Но результата не достиг. Конечно, это не ускользнуло от внимания и сочувствия женщин. Что-что, а заниматься сватовством их дало. Они долго и сочувственно смотрели на эти безуспешные попытки, и возможно представили себя на месте этой трагедии, когда у обоих есть желание, но нет необходимой возможности. Им стало жалко бедных собак, как бывает жалко самих себя, а может и больше. Зина не выдержала и предложила «гениальное» решение: пойти домой и помочь им осуществить желаемое.
Предложение Зины имело активную поддержку. Правда возник вопрос, что делать с ре-зультатом, когда он появится? Зина и тут была на высоте: одного щенка она обязалась взять себе. При таком условии – эксперимент начался.
  Сначала была найдена скамеечка под ноги. Но она не давала необходимой точности, и пришлось регулировать, подкладывая книжки. При такой скрупулёзности эксперимент удачно свершился. Все вздохнули с облегчением и душевным удовлетворением.
   Прошло время, и результат эксперимента появился на свет. Но восторга не вызвал. Ще-нок не был похоже ни на мать, не на отца. Да и от обычных собак тоже сильно отличался. Тело его было сильно вытянуто, и хватило бы, наверно, на двух обычных собак, Черепная коробка крупная, с круто поднятым и даже выпуклым лбом, с глазами навыкате, и длинным  лисьим носом.  Короче – это было, какое-то уродство на коротких  ногах.
Зинаиде это произведение очень не понравилось. Но что делать? Она дала обещание взять щенка, а обещание нужно выполнять. Щенок не человек, поживёт, а там видно будет. Можно и избавиться. Утешала она себя. С этой мыслю и поселился он в их квартире.
  Саша смотрел на это приобретение с явным недоразумением. Он предлагал жене взять щенка от красивой породистой собаки. Но та и слушать не хотела, обещая выгнать его из дома вместе с собакой. Всё это Саше было совсем непонятно, но спорить с женщиной он не стал. Странно устроена природа. Мужчины никак не могут понять этих загадочных  женщин. А они ещё больше стараются быть загадочными, и считают это, своего рода, необходимостью. Хотя именно непонимания  и приводят к трагедиям, но женщин, почему-то это не пугает.  Больше пугает быть разгаданной. Ибо у мужчин, якобы, после разгадки, пропадает к ним интерес. Чего женщины боятся больше всего.
  Итак, в семье прибыль. Поскольку детей нет, ему было уделено должное внимание – не-обходимое для детского  развития: нужная диета, мягкий коврик для отдыха  в углу кори-дора, предусмотрительно открыта дверь в туалет, где всё предусмотрено, и всегда содержа-лось в чистоте, к чему он быстро приспособился и не вызывал нареканий. И не стоило бы никому жаловаться на судьбу. Но несмышленое дитя лезло везде: на диваны, кресла, кро-вать, где спали хозяева, на стол, во время трапезы. Отчаянно рвал и трепал обувь, которую находил. И это всё заставило хозяйку заниматься его воспитанием со всем  женским мягким остервенением.
Фомка, так его первоначально окрестили. Хотя слово окрестили, собакам не подходит, правильней сказать – назвали, или обозвали, не «ломая голову».  Ну, так вот, этот Фомка, от шлепка тапкой летел с кровати, дивана, кресла.  Получал по лапам, когда лез на стол. Мягким пинком загонялся в свой угол, после отчаянной борьбы с тапками и прочей обувью, которая была ему под силу, чтобы одерживать победу над ними. Наука, прививаемая таким способом, им быстро постигалась. И скоро он стал понимать, что ему можно делать, а что нельзя. Правда всё сразу предусмотреть и преподать, да и усвоить невозможно. Иногда, по незнанию, он лаял на дорогих гостей. Что делать нельзя, хотя это часто сопровождалось выпивоном, а запах спиртного он не мог терпеть.
  Щенок рос. С помощью талантливых учителей, так думали сами воспитатели, быстро осваивал премудрости быта. Но скоро он начал удивлять хозяев своими возможностями.
  Как-то хозяйка, отчаявшись найти свой тапок, в гневе села на диван и обхватила голову руками.  Но вспомнив про недавние забавы Фомки, посмотрела  ему в глаза, и спросила:
 –  Где мой тапок? – Фомка тут же сорвался с места и скоро выволок из под трюмо злопо-лучную пропажу и положил у её ног. А сам сел рядом, глядя в глаза хозяйки, и словно ждал новой команды.
  – Какой ты догадливый, – радостно расплывшись в улыбке, произнесла Зина. Подняла собачку и поцеловала в носик. – А теперь унеси мои туфли. – Фомка взял аккуратно туфли и отнёс их в коридор.
  – Да ты всё понимаешь, – удивилась Зина. – Какой ты умный. 
Восторгу и удивлению женщины не было предела. Едва муж переступил порог, и закрыл за собою двери, как жена поспешила осведомить его о великом достижении Фомки. Она подняла его на руки, гладила и рассказывала  о чудесах сотворённых  щенком:
 – Он хорошо понимает наши слова, только не может говорить.
   Но Сашу это не очень тронуло. Он сохранял мужское спокойствие, и только произнёс:
  – На то она и собака – друг человека, чтобы  понимать, вопреки некоторым людям, – он не стал уточнять о ком идёт речь. Было и так всё ясно. Радость Зинаиды сменилась отчуж-дённостью. Она оставила Фомку и удалилась на кухню. Вскоре, выйдя с кухни, она кратко бросила ему: –« Иди, ешь, там всё», – сама взяла  собаку, усевшись на диван, посадила её на колени, стала гладить и уговаривать, как когда-то уговаривала своего Сашу. Теперь ей казалось, что ближе, родней и понимающей её, никого нет: «Умник ты мой. Я тебя не ценила, а ты такой хороший, такой замечательный.
 Фомка поднялся и лизнул её в нос.
  – Всё-то ты понимаешь, не в пример, – она хотела назвать мужа, но сказала уклончиво, – некоторым. Теперь я буду звать тебя Умкой, – и Умка дважды лизнул её в щёку. – Да ты всё понимаешь. Тебе нравится это имя. Умница моя.
  Хозяйка действительно привязалась к Умке. Она получала от него больше ласки и пони-мания, чем от своего мужа. И свою любовь к Саше, она перенесла на своего нового любим-ца, а к мужу совсем охладела. Так, близкие люди становятся чужими.   
  А он уже работал ведущим инженером конструкторской группы. Его группа пополнялась новыми специалистами, которые паяли и собирали новые схемы по его чертежам, выполняли чертежи и все расчёты новых станков, высвободив его для новых проектов.  Завод стал быстро переоснащаться  сам и давать новые станки- автоматы для переоснащения заводов по всей стране. Всё меньше людей стояло за станками, но всё больше росло число новых станков. Его конструкторская группа занималась уже внедрением новых поточных линий: разработкой, строительством, наладкой.  А он, как и раньше, долго засиживался на работе, колдуя над схемами, и дома они его не отпускали. И он, увлечённый работой, вроде, был даже доволен, что к нему нет внимания жены, отвлекающей от работы. В его голове строились линии из станков-автоматов, которыми управлял оператор, нажимая кнопки на пульте. И не было людей, стоящих целый день, согнувшись за станками, крутящих, вертящих детали, напрягая зрение, поднимая и закрепляя тяжелые, грязные детали, горбатя  спины над старым токарным станком. Он жил той радостью, которую хотел принести многим людям, освободив  их от тяжелого труда, заменив лёгким - интеллектуальным. Чтобы люди ходили в чистых халатах, сидели в операторской кабине и только иногда нажимали кнопки, следя за процессом.  И эта радость, к любимому делу, преобладала над радостью, которую он мог бы получать от нелюбимой  жены. Он мечтал, что его автоматы повысят производительность труда. Всего в стране станет больше, и всё будет дешевле. Освобождённые люди будут больше заниматься культурным проведением времени: ходить в театры, отдыхать на курортах, лечиться в санаториях, знакомиться с миром – путешествуя. И с повышением  богатства страны, с заменой тяжелого труда на легкий, не обременительный, а интересный, пропадут лодыри и тунеядцы. Не будет воров и грабителей, если проще заработать и купить, не рискуя свободой. Будет другая жизнь. 
И Саша всего себя отдал этой заманчивой идее, засиживаясь над листом бумаги с каран-дашом. Что-то рисовал, исправлял, думал, комкал лист  и брал новый. Казалось, не будет конца этой работе. Уже новые автоматы работали, чётко выполняя волю автора. Но, уже другая мысль  не давала покоя. Должна быть обратная связь. Думал он. Станок должен говорить о своих болях, чтобы избегать дефектов и поломок. Как больной говорит врачу, а тот решает – чем заболел, и что делать.
  Приходя домой, он находил жену с книжкой в постели, и не находил своего ужина. Брал кастрюлю, бросал туда что найдёт, по опыту студенческой жизни: макароны, крупы, пель-мени. А голова продолжала обдумывать упрямые проекты: как без сложного и дорогого – сделать простое и дешевое, мысля, что всё гениальное должно быть простым. А это простое и давалось очень сложно. Его не тревожило, что жена уже спит и нет ужина. Зато никто не мешает. И это даже хорошо, что не задают не нужных вопросов: почему поздно пришел, чем и с кем занимался и когда всё это кончится? Когда сходим в театр или кино? И другие: когда, когда, когда?..  Для него уже, было безразлично, есть жена  или её нет. В голове станки, схемы, цифры. Всё остальное: еда, сон, отдых, общение с женой, и так далее, были тяжёлой необходимостью, от которой, он с радостью бы избавился, если была бы такая возможность.            
                Пропажа жены
  И вот, однажды, придя домой, он заметил, что Умка вертится около его ног. Словно он хочет что-то сказать. То бежит к нему в кухню, то бежит из кухни, оглядываясь на хозяина, идёт он за ним, или нет. «Наверно хочет гулять», – подумал Саша.
– Тебя, что, не выгуляли? Но ты самостоятельно справляешься с туалетом, а дверь туда открыта. Гулять с тобой мне некогда, – и этим разговор закончился. Саша стал готовить еду. Но Умка дёрнул его за штанину, чтобы на него обратили внимание и испытующе по-смотрел в глаза. Словно хотел там что-то  прочитать. Он уже не имел привычки сидеть на кухне и, глядя в глаза, выпрашивать что-то вкусное, как это делают невоспитанные собаки. И такое поведение насторожило хозяина, он вопросительно посмотрел на Умку. Тот сразу же понял, что его спрашивают, и снова побежал из кухни. Саша пошел за ним. К удивле-нию хозяина, собака побежала не к выходной двери, а в спальню. Подбежав к столу, Умка подскочил и положил лапы на стол. Саша увидел  записку. Он взял её и пробежал глазами. В записке сообщалось: « Я уехала к маме. Временно поживу у неё. Ей – плохо.  Присмотри за Умкой».   
  «Так вот о чем хотел сказать Умка»,- догадался Саша и внимательно посмотрел на соба-ку, а та, с не меньшим вниманием, смотрела на него. Он понял, что с самого его прихода  собака пыталась донести до него эту мысль, но он – человек, не мог догадаться.
А сейчас, видимо, хочет знать мою реакцию на записку. Он улыбнулся и потрепал Умке шерсть на голове. Умка радостно отскочил от него. «Успокоился. Значит,  прочитал мои мысли. Да он мыслит на уровне немых людей. Сумел донести, своими действиями, своё желание до меня. Соображает, и  неплохо». 
  Записка не очень тронула. Надо, так надо. Положил Умке в плошку еду, налил воды и сел за бумаги. Но Умка есть не стал. Что-то его беспокоило, но передать это движениями он не мог. Хозяин и собака долго смотрели друг на друга, изучая глазами, словно хотели что-то  разгадать, но не могли.  Сашу этот случай отвлёк от бумаг. Больше заниматься своими автоматами он не стал. Мысли о разуме животных завладела им не меньше станков автоматов. Он находил, что  между умом животных и автоматами, управляющими станками, есть много общего. И это нужно как-то связать и использовать. 
   «Станки дают сигналы: в случае аварийной остановки, отключения электричества, появлением бракованной продукции. И всё это путём включения аварийной лампочки. Почему бы не перенести это на собаку. Захотела есть – нажала кнопку, загорелась зелёная лампочка. Всё понятно. Нужно гулять – нажала другую кнопку. Не хочет – нажала кнопку с красной лампочкой. Всё очень просто. Надо попробовать». И он быстро смастерил это простейшее устройство,  не дав мозгам подумать чуть дальше. И начался процесс обучения Умки. Хозяин брал лапу собаки и нажимал ей кнопку. Загоралась зелёная лампочка, и он подавал плошку с едой. Затем лапой зажигал красную лампочку, и убирал еду. У собаки быстро выработался условный рефлекс. « Так это же работы академика Павлова, над условными рефлексами, - вспомнил он. – Ничего нового я тут не придумал. Всё это собака передаст движениями. А разговора не получится. Одна забава».
  На другой день, нежданно – негаданно, к нему пришел старый друг – Федя. Его приход обрадовал Сашу.
  – Как ты меня нашел? Рад тебя видеть. Заходи.
  – Здравствуй Саша. Давно к тебе собираюсь. Много наслышан о твоих успехах по радио и телику. Захотелось встретиться и поговорить. Чувствую, что  и Галина хочет всё узнать.
  – А как ты меня нашёл? Садись на диван, а я рядом. Жены нет. Можно обо всём погово-рить. Никто не помешает.
  – Я так и думал, что нет. И тебя не надеялся застать дома. Так получилось. Забрёл в ваши края по делам. Дай, думаю, зайду. Авось уже приехал.
  – А я, признаться, никуда не уезжал. Откуда у тебя такие сведенья?
  – Я, дней десять назад, зашел в кафе, где работает Зина. Хотел узнать что-нибудь у неё. Но мне сказали, что её нет, уехала по путёвке отдыхать вместе с мужем. Я попросил ваш адрес. Мне дали. Вот так было дело.
  – Значит Зина не у матери, а где-то отдыхает со мной. Это интересно, кто меня заменил, – догадался Саша. Но, посвящать приятеля в семейные дела, не стал. 
   Обстановка, когда мужики одни дома, никто не мешает вести разговоры,  встревая и  давая указания и наставления, позволила им расслабиться. Условия вполне подходящие, чтобы вести серьёзный мужской разговор, как это  считают сами мужики. Не то, что женская трепотня: о тряпках, о детках, о том, кто, где и с кем? ... Они говорили о работе. Федя рассказал:
  – Работаю по ремонту рентгеновских аппаратов. Ездить приходиться  по всей области. Так, что дома появляюсь редко. Оно и хорошо. А-то жена лает, как собака, каждый день, съесть хочет за выпивки. Только в командировках и спасение. А как не выпить, если подносят. Спирт в медицине учесть невозможно. Отремонтировал аппарат – получи. Кому жалко?  А мне весело и спокойно. Хорошо спиться. И с женщинами, под этим делом легко договориться. Замечательно! Чего ещё мужику надо?»
  «Пить да блудить надо меньше, – подумал Саша. – Тогда и лаять не будет, – Только от жизни собачьей, – собака бывает кусачей», но, чтобы не оскорбить, сказал: 
– Наверно ей твои выпивки не нравятся?
– Так ты не выпиваешь и с бабами не жмёшься, а кому хорошо? Жена-то уехала с кем-то. Тебе-то какое счастье? Жить нужно проще.
– Проще, это как? Наверно, как живёт весь животный мир: поел, поспал, оставил потом-ство и покинул этот мир с ощущением: «… Всё, что мог ты уже совершил…и духовно на веки почил».
– Да, это – красивые слова, а живу все как скотина. И Некрасов у Панова жену увёл.
– Так, то – творческий союз, родство душ, исправление ошибок допущенных ранее по не-знанию жизни.
– Вот я и исправляю ошибки.
– Ты считаешь, что ошибся, выбрав самую умную и красивую девушку? Кто из вас пред-ложил жениться, ты или она? Кому это было нужно?
– Ну, я, тоже не знал жизни.
– А познав её, ты исправляешь погнутое на кривое? Кого ищешь? Тебе собутыльница нужна?
– Упаси Бог. Терпеть не могу пьяных и распутных женщин. Себя-то я не вижу, а на них гляжу и сужу. А прямого-то в нашей жизни нет. Вот ты стараешься быть прямым, а кому это нужно? Жена и та ищет другой жизни на стороне. Кому хорошо?..
– Но кроме жизни с женой, которая не получилась, не я её выбирал, есть жизнь на заводе. Она меня больше интересует. Там я приношу людям пользу.
– Так все работают. Поросёнок, и тот землю роет, а курица когтями лист разгребает. Все ищут жратвы. Корми всех, как домашний скот, и, никто ничего делать не будет. Как коты, будут валяться на кровати. А так гребусь, как курица в навозе.
– Нет, Федя, мы разное в жизни ищем. Ты просто «гребёшься» в поисках еды, а меня ин-тересует не она, Еда должна быть как само собой разумеющееся, меня интересует найти что -то новое, от чего душа будет радоваться, а не желудок и наша утроба. Душа – это совсем другое. Ты свою душу вином усыпляешь и даже убиваешь, а моя душа живет и радуется находками, золотыми песчинками, которые и нужны-то не мне, а всему народу. В том и радость, что это народу нужно, а не себя ублажать. Ты рад, что за работу получил сто грамм, а я рад, что мои станки людей от тяжелого труда избавят, и продукции больше да-дут, других накормят.
– «Летай, иль ползай – конец известен – все в землю ляжем, все прахом будем».
– Да, верно сказано, но о кончине, что там все будем, и всем, одинаково, ничего не нужно.
Но хочется получить счастье при жизни, чтобы умирая мог оглянуться и полюбоваться, что прожил ты не зря. После тебя оставлен большой цветущий сад.  И пусть его плоды будут радовать других – но ты умрешь счастливым, осознавая, что дал кому-то радость, что жил ты не зря, что-то, после тебя, осталось что-то нужное людям. И это радует душу.
Как мы с тобой по разному на мир смотрим. Оба учились в советской школе по одной  программе, учимся в одном институте, а взгляды разные. В чём же причина?
Я жил в крестьянстве, рано лишился отца, поэтому был в семье за мужика – делать всё приходилось самому. И для учёбы деньги добывал сам. Ты жил с грамотными врачами, не испытывая нужды. Они помогали и в учёбе. То, что ты зарабатывал, шли на карманные расходы, а тебе они вообще были не нужны. Поэтому мы иначе смотрим на жизнь, иначе думаем. Ты и говоришь: «жить нужно проще». А для меня это, «проще», нужно сделать.

  Они с Фёдором сидели на диване, а возле ног Саши лежал Умка.
  – Какое-то несоответствие у вашего пса, – заметил Фёдор. – Тело длинное, лапы корот-кие, огромная голова. Я таких собак не встречал. Что за порода? – Саша улыбнулся.
  – Это новая порода, выведенная моей женой с участием её подруг. 
  И он стал рассказывать, как проводилось это скрещивание.
  – Женщины на это способны, – отозвался Фёдор. –  Слышал я, что, когда люди захотели ходить вертикально, на двух ногах, возникла проблема в сексе. Нужно точно выдержать рост, иначе получалось несоответствие. Выбор стал очень ограничен. Как говориться: « И хочется да… не приходится, куда надо». Но женщины нашли выход. Они стали ложиться. После этого все ограничения в росте были сняты. Поэтому, глупые животные, бегают на четвереньках, тем сохраняя строго свою породу, и нет вертикально ходячих. 
Но, ещё раз взглянув на собаку, добавил: 
  – Да-а…селекция явно подкачала. Какое-то уродство появилось.
  – Я тоже так думал, когда увидел в первый раз. Но вот жена рассказывала, как он, по первому требованию нашел ей тапок, и отнёс на место туфли. А потом удивил меня своими способностями, подсказав о записке, оставленной женой.
   И он рассказал, как было дело.
  – И я понял, что он меня понимает лучше, чем я его. С тех пор у меня изменилось мнение о домашней скотине: собаках, кошках, да и других, особенно лошадей. С ними-то человек больше всех общался. Каждый живой организм приспосабливается к среде, в которой он живёт, не зависимо, что это: инфузория, растение, птица, животное или человек. Кто не может приспособиться – вымирает. Так происходит естественный отбор по Дарвину. И мне, даже, жаль огромного количества, возможно очень ценных пород, которые вымерли, не сумев приспособиться. Как когда-то вымирал клевер, завезённый в Австралию, потому, что не давал семян. Некому было опылять, пока не привезли люди шмелей. И жизнь сохранилась. А сколько таких жизней погибло? Вот была такая болезнь – оспа. А теперь её нет. 
  – Ну и слава Господу, что нет, – вставил своё слово Фёдор.
  – Конечно, хорошо, что уничтожили болезнь, но мы уничтожаем и ценное. Не зря созда-на «Красная книга». Но мы отошли от способностей Умки. Домашние животные живут среди людей. Им необходимо к нам приспосабливаться, а нам к ним. Должны мы друг друга понимать. Иначе невозможно сосуществовать. Следовательно, идёт эволюция развития. И наверно, современная собака  мыслит, как неграмотный человек, поскольку она столько не учится, сколько человек. И высказывания о животных в учебниках биологии, что они всё делают благодаря инстинкту, а не разуму – устарело, и требует пересмотра.
  – Ты клонишь к тому, что современная собака – умнее первобытного человека. Но пер-вобытный человек научился делать первобытные орудия, и, делая это, стал изменять самого себя до современного человека. А собака, даже живя с людьми, так ничего и не научилась делать. Хотя бы говорить научилась, если лапы её к делу не приспособлены. Как раньше тявкала, так и продолжает. Нет  уж. Создал бог её собакой, так ей и жить. Вот и вся эволюция. Умнее нас с тобой собака никогда не будет.
  – Но этого мы не узнаем, пока собаку не научим говорить. Чтобы научиться говорить нужно, изменить голосовой аппарат. А для этого нужны не годы, а тысячелетья. Один учё-ный муж обрезал хвосты у своих мышей в течение нескольких их поколений. Он надеялся в течение своей жизни получить бесхвостых мышей, но так и не дождался. И собака за короткий период не может должным образом видоизмениться. И к этому её никто не приспосабливал. У неё не было потребности говорить.  Она держалась для охоты, охраны. Её учили выполнять команды.  А сейчас она становится жителем квартиры, совместно с хозяевами. Изменяется среда, и обязанности её меняются.
  – Да. В чём-то ты прав. Скоро наши солдатики – контрактники перестанут говорить. Де-лать надо всё по команде и только отвечать: «Есть, или слушаюсь». А все отчёты достав-лять в исполнении на компьютере. Боюсь, все люди не стали  бы общаться через компью-тер. Хотя тут есть и хорошее. Запах алкоголя не передается, как во время прямых разгово-ров, – пошутил Федя над своей слабостью.
  Тут хозяину захотелось продемонстрировать способности собаки.    
  – Умка, принеси сигареты, – собака побежала на кухню, подвинула стул, вскочив на не-го, взяла со стола пачку сигарет и принесла хозяину. Потом побежала в спальную комнату и принесла зажигалку.
 – Смотри, даже догадалась зажигалку принести. А я про неё не только забыл, но не знал даже, где она есть. Два дня прикуриваю от плиты. Его, сначала, мы звали Фомкой. Но оце-нив  его способности, жена стала называть Умкой. По принципу, как раньше людям фами-лию давали: смирный – Смирнов, буйный – Буйнов, Ивана – Иванов.
  – Ну, да. Умка – Алексашкин, – пошутил Федя.
  – Ты мне его кобелиное отцовство не приписывай, хотя и очень умная собака. Вот если бы её научить говорить, многое она могла бы рассказать, особенно в поисках воров и бан-дитов.
 – Да-а! – в который раз повторил Фёдор. И челюсть его отпала. – Не зря у него такая большая голова. Умна, умна. Но скорее моего попугая научишь. Он уже говорит: «Папка  дурак». Так его моя дочь научила, потому, что я прихожу домой пьяный.   
  Саша не зря был изобретателем. В его мозгах сразу завертелось, закружилось, побежало по извилинам мозга, как в игровом автомате, ища поиск решения. Наконец  воскликнул: 
  – Эврика!.. У тебя есть говорящий попугай?
  – Ну, есть. И что? – спросил Фёдор.
  – И ты терпишь эти оскорбления? Лучше  пожертвуй его, для великой цели и грандиоз-ного эксперимента.  Мы пересадим его голосовые связки нашей собаке. Интересная идея!?
  – Да-а? Мудрено, что получится. Будет твоя собака всех дураками  обзывать. Кроме это-го он ничего говорить не может… Сел ты Саня не в свои сани. Понесла тебя беда не ведомо куда. Тебя чему в институте учили? … Станками заниматься, а ты …
  – А я, изучая действия животных, хочу, чтобы мои станки думали не хуже их. Это твой глупый попугай не соображает, что говорит. Мозгов мало. Потому, что голова маленькая. Была б большая, как у моего Умки, сумел бы больше. Глуп он. Может только подражать, не понимая значения слов, как человек на чужом языке не может понять, пока не объяснят значения слов. Но попугаю объяснять бесполезно – не поймёт.  А Умка культурный пёс. Он знает значение слов, ему нужно научиться подражать говорить. Только вот, кто это может сделать?  Медицина сейчас сильная. Любой орган пересаживает, вплоть до сердца. Кстати,  ты работаешь в медицинской среде. Наверно можешь найти специалиста?
  – Так то – моя среда. Они только людей могут потрошить. А попугаю, они обезболива-ющий укол не сумеют найти, куда сделать, –  Фёдор повеселел и, на минуту задумался.     – Вспомнил. Носил я свою кошку к ветеринару. Она из окна пятого этажа упала на острую ограду. Была чуть жива. На части разорвало. Мне люди рекомендовали хорошего врача – профессора, в нашей областной ветлечебнице. Он мою кошку из кусков сшил, и сейчас она жива и даже улыбается… когда её гладишь.
  – Ну, так что? По рукам? Ради великого эксперимента пожертвуем попугаем и временем.
  – Можно попробовать, – нехотя согласился Фёдор. – Самое сложное в этом опыте не по-пугай, и не врач, не знаю, как к этому отнесутся жена и дочь. 
  – А что, жена его очень любит?
  – Да не то, чтобы любит, скорее он ей надоел. За ним нужно ухаживать, клетку чи-стить… Это подарок на свадьбе. А дочке нравится показывать его способности друзьям.      
  Оба задумались. Федор сидел, закрыв лицо руками, упершись в колени, и думал:
«Ну куда тебя в своих увлечениях занесло?» – но отказывать другу не хотелось.
  Первым нарушил молчание Саша: 
  – Ты накорми попугая слабительным, чтобы он всю клетку изгадил. И скажи, что он за-болел и надо показать ветеринару. А там можно и смерть придумать, если это потребуется, но возможно только голос потеряет, и перестанет тебя ругать.
  – Интересно придумано, – Фёдор даже развеселился и, через паузу, сказал:
  – Попробую, а то он мне уже надоел. Всё твердит: « Дурак, дурак». Так, поневоле дура-ком станешь, особенно, когда приходишь после угощения. Всё всерьёз принимаешь. Как можно смеяться надо мной – человеком, да и с высшим образованием.
    Саша улыбнулся и сказал: «Прямое оскорбление от глупой птицы. Но если ты возь-мёшься помогать, то нужно прекратить самоуничтожение. Травиться спиртом по случаю дармовщины. Тешить свою жадность. С сегодняшнего дня, мы оба начинаем работать над осуществлением великого эксперимента, который войдёт в мировую науку, если даже он будет неудавшимся. Но это новаторство заставит людей задуматься над этой проблемой, позволяющей по-новому взглянуть на весь животный мир. Даст толчок новому пути иссле-дования. И наши имена появятся в прессе. И вдруг они узнают, что ты угощаешься воро-ванным от больных, спиртом. Спился, не закончив гениальные опыты в своей яркой жизни. Стыдно! Не правда ли?
  – Да-а-а! – опять протянул Федя. – Так на сухую и умрёшь, «сверкая яркой жизнью». Ладно уж. Попробую  тебе помочь. Только с профессором говори сам. Твоя идея, ты и объ-ясняй. Пойду начинать эксперимент.
  – Я тебя провожу. Умка, гулять.
  Собака вскочила и побежала к двери, оглядываясь, идёт ли хозяин. У двери Умка остано-вился и издал нетерпеливый звук: – Гуу - ать  хууу – чу»
  – Слышишь, что она сказала? – обратил внимание Саша. – Гулять хочу.
  – Да. Всё поняла, – согласился Федор. – Уже и говорить пытается. Посмотрим, что из тебя получится дальше.
   Они вышли на улицу. Перед тем, как попрощаться, Федя спросил:
  – Дай  мне твой телефон.  Договоримся о встрече, когда я буду готов.
  Они простились, пожав крепко руки, словно скрепляли свой договор.
  Саша, чтоб занять Умку, поднял банку из-под пива и бросил, как мог, дальше, а сам при-сел на лавочку. Скоро у его ног появилась эта банка. Но он думал уже о другом, и, маши-нально оттолкнул её ногой. Наконец, когда он встал и хотел идти, увидел около себя кучу банок, и вспомнил, что Умка выполняет его команду, принести банки. Вот он тащит оче-редную.
  – Хватит, – сказал он, – а то завалишь банками. Тебя нужно дворником оформить, – и тут же подумал: «Теперь их нужно убирать в контейнеры. Но контейнеры высокие. Оставить тут – нехорошо. Общественное место. Соседям не понравится. Убирать придётся самому.
И, он взялся за это дело, смеясь над своею глупостью. – Нужно думать, прежде чем давать команду. Предвидеть результат. Вот и с разговором собаки. Не будет ли такой же казус? Это же мне интересен эксперимент. Но никто в мире не делал этого. Почему?  Не было людей умней меня? Глупости. Скорее, люди поняли, что это глупость. А я этого понять не могу. Мало думал? Думай ещё. Что можно из этого извлечь? Ну, будет она говорить. Рань-ше всех людей облаивала по-собачьи, теперь будет ругать, с такой же злостью, по–человечески. Это, что, красивее? Кому будет приятней, что его так обругали, более понятно – по-человечески.  Нет. Уж  лучше пусть по-собачьи лает. Куда ни шло. Поэтому лучше ничего не делать».
  В его сознании, почему-то,  сразу возникла жена со своими возможностями допекать мужа. Он всегда удивлялся: «Как это ей удается прицепиться к пустому месту, где, кажется, и зацепиться-то не за что. В других семьях ругаются из-за пьянства, измены, мало  денег. А здесь всё это отсутствует. Человек работает с полной отдачей для общества. Но ей на общество – плевать. Мало внимания уделяется ей. А разве не достаточно, что женился на ней, не имея ни малейшей привязанности чувств. Что? Разве по обязанности должен и любить? Тешить её и ласкать, когда в душе этого нет. Кривить душой, создавая иллюзию любви. Это разве честнее? Она же знала, что у меня нет к ней любви, да и у неё, вряд ли она была? Скорее, нужно было заполнить пустующую нишу в душевном провале после первой неудачной любви, а потом, просто из-за корысти – получить квартиру. Но, при всём при том, его удивляло: «Как можно на пустом месте, без темы и причины, придумать всё из ничего, и найти слова, чтоб это, ничто, объяснить, оправдать. Читать нравоучительные, изнуряющие лекции по несколько часов, с переходом на другие сутки и даже не одни. Злиться на человека, которого сама сделала несчастным. Не дай Бог – собака переймёт всё это. Женщины только своих мужей ругают, да меж собой, а собака наоборот – чужих будет незаслуженно допекать. Кто это вытерпит. Житья хозяевам не будет от соседей. Нет. Этого допускать нельзя, – решил он. – Нужно отложить все эксперименты».
                Эксперимент продолжился               
Прошло всего два дня, и у двери появился Фёдор, радостный и окрылённый. И, уже с по-рога, не дав хозяину вклиниться в разговор, заявил:
  – Ура! Всё идёт как нельзя лучше, – и, смеясь, начал рассказывать о своих похождениях:
  – Когда я пришел к ветврачу в лечебницу  с попугаем, он изрядно удивился, так, что у него было полное недоумение. Первый раз в своей практике он принимаёт попугая, да ещё с таким диагнозом – диарея. А когда рассказал, что таким путём провёл свою жену, воруя попугая, он так  долго смеялся, что я думал и не остановится. И мой рассказ, о задуманном эксперименте, принял за продолжение шутки, и смеялся, дальше, над ним. И, насмеявшись, спросил, что же, в серьёз, от него надо?  Справку жене с историей болезни. Только чьей? Попугая или моей? Он меня принял за сумасшедшего. И, для объяснения, мне пришлось пригласить его в ресторан, чтобы  растолковать  профессору эволюционный путь развития домашних  животных. Только после бутылки коньяка он начал понимать и, наконец, согла-сился на столь интересный и важный для продвижения науки, эксперимент. В общем, он ждёт нас с предметом для эксперимента. Надо идти к нему сейчас, пока дело не остыло. Он просил не опаздывать. Одевайся и быстрей. Он сам проведёт операцию»
  – Понял… Но я передумал, – начал, было, Саша.
  – Не понял! – отреагировал Федя. – Я, что зря истратил столько сил и средств, чтобы уговорить профессора на проведение научного эксперимента. И только он понял всю его важность, как ты передумал. Теперь мне тебе нужно доказывать эту важность? А кто воз-местит мне материальный и моральный ущерб?
   Фёдор был уже подшофе. То ли вчерашнее ещё не выдохлось, то ли утром успел уже освежиться? В голосе его было недоумение, смешанное с возмущением.
  – Ты мне брось шутить. У меня с вчерашнего голова болит. Сначала ты меня подлечить должен. Я же не могу заниматься серьёзными делами – мирового значения, с такой головой.
 – Она у тебя от вчерашнего болит, или уже успел добавить?
 – Могу поклясться на, не… Ну, «честное пионерское», – ни капли сегодня, как на духу.
 – А что, профессор любитель выпить? Может и у него голова болит? Стоит ли идти?
 – Любит ли он выпить и сколько принял на душу, болит ли его голова? Меня этот вопрос не интересовал и не интересует сейчас. Это его голова, мне бы свою подлечить. Помню первую я наливал ему и себе поровну, а дальше только доливал у кого не полная. Кому и сколько, не помню, да это и не важно. Важен был разговор. И он сначала смеялся, потом не помню. Помню только, что из ресторана он мне, по-дружески, помогал выйти. А как я попал домой, не помню.
– Я знал, что ты придёшь, и побеспокоился на всякий «пожарный» случай.
  И Александр достал из шкафчика бутылку водки. – Вот, наливай сам.
– А ты молодец! Стал исправляться в положительную сторону – думать о приёме гостей. Раньше ты этим качеством не владел – моя заслуга, – при этом он смачно икнул.         
– Вот видишь, даже подтверждение, что всё правильно. Желудок и тот подсказывает, что нужно промочить. 
  Он налил половину стакана и, не ставя на стол, опрокинул в рот. Саша аж испугался и поморщился, а Фёдор даже хлеба не понюхал.   
 – Собирайся и пойдём, – с твёрдой настойчивостью, сказал Фёдор, как только сумел вы-дохнуть после приёма… – Два дня назад говорил о мировой важности эксперимента, а что теперь?  Затрачено столько убедительных доводов, что я, кажется, сам поверил во всю эту чушь. Но это тоже не важно. Важно, что бутылки-то коньяк нет.
  Саша не мог найти веского аргумента для отказа. Ему было неудобно перед товарищем. И он подумал: «Чем чёрт не шутит? Пусть экспериментируют. Это же в единственном экземпляре, и получится ли? Просто, любопытства ради». Но потом вспомнил ресторан. Может и профессор в таком же состоянии.
  Надо прихватить остаток Фединого угощения. Угощу его, да всё и забудется. И завяжу с этим делом, чтоб Федю не обижать. Но видя, что Федя стал уже через чур разговорчив и начал заплетаться язык, спросил еще раз:
  – Ты сумеешь ли дойти?
  – Один?.. Не знаю! С тобой… дойду!
  – Но может профессор по пьянке уже забыл ваш разговор?
  – Не-е. Я отлично помню, что я его так уговорил, – тут он снова выразительно икнул и продолжил, – что потом уже он стал меня  уговаривать делать ак-экс-переремен-тэ-ты. По-шли скорей, он не велел опаздывать.

    Ветлечебница выглядела довольно прилично. Чувствовалось, что это солидное учре-ждение находится не на госбюджете, а частное предприятие: чисто, светло, нет посетите-лей, Вероятно, приходят к определённому времени. На стенах нет никаких плакатов, тем более стенгазет, и всяких предупреждений  и увещеваний, как это было принято в совет-ское время. Стоило им войти, как в прихожей появилась медсестра или ассистент профес-сора. Она вышла из операционной, опрятно одетая, с убранными под шапочку волосами, довольно любезная и внимательная к посетителям. К ней устремился Фёдор. Сестра быстро захлопнула двери, но Саша, стоявший у стены, сумел заметить в щель, что в операционной на столе лежит человек закрытый белой простыней. Самого человека не было видно, но силуэт: нос, подбородок и другие часть головы, женские груди, ноги, всё ясно подсказыва-ло, что это женщина. У него мелькнуло в голове: « Лечебница для животных. Почему на столе под простыней лежит женщина?» Тут Фёдор подошел к сестре. Но она опередила его вопрос: « Прошу нас извинить. Профессор сегодня не принимает. Обратитесь в другую ветлечебницу. Но если у Вас не срочное дело, придите через неделю.  Я могу Вас записать на приём».
  – Нет, – возразил Фёдор. – Зачем нас записывать? Не надо. Мы по приглашению профес-сора. Он назначил нам встречу, я   Фёдор, а это Александр.
 – Да. Я предупреждена об этом. Рада с вами познакомиться. Меня зовут Элен. Будем зна-комы.   
 Она мило улыбнулась. – С кем я буду иметь дело?
  – Думаю, лучше с хозяином собаки, Александром. Я тут в роли посредника.
  Сестра внимательно посмотрела на Сашу и спросила:
  – Ну, так будем лечить вашу собачку?
  Саша, всё ещё в нерешительности промямлил:
  – Да. Но сначала хотел с профессором поговорить. Возьмётся ли? Операция сложная. Он, что, и людей оперирует? Там, вроде, человек лежит?
  – Ну, что Вы. У нас госпиталь только для животных, – по лицу медсестры пробежала ед-ва уловимая растерянность. Но она быстро взяла себя в руки и, улыбаясь, пояснила:
  – Это женщина. Увидела кровь и ей стало плохо. Обморок. Он скоро пройдёт. Она захо-тела присутствовать при операции своей кошки.
   Саша, будучи наблюдательным, вновь увидел в лице её некоторую неуверенность, даже фальшивость, но счёл неприличным дальнейшие расспросы о том, что ему говорить не хотят. Но, что сестра сфальшивила, ему было ясно. При обмороке лицо простыней не за-крывают. Сестра пригласила его к небольшому столику, достала из ящика отпечатанный лист бумаги и подала Саше.
  – Что это? – осведомился он.
  – Это договор о Вашем согласии на операцию и, что не будете предъявлять нам претен-зии, в случае отрицательных последствий. И, вообще, вы передаёте собаку  нам, как бы в собственность. То есть не будете её хозяином. Чтобы не возникли какие-либо осложнения в наших отношениях. Если Вы не согласны, можете не подписывать. Доктор не желает брать на себя лишнюю ответственность, так как это очень серьёзная операция. Конечно это фор-мальность. Нам не нужна Ваша собачка, но нам не нужно и судебных осложнений. 
  Саша взглянул на Федю. У того в глазах он прочёл решительный настрой не допускаю-щий поворота. Теперь на Сашу смотрели две пары вопросительных глаз.
  – Ты о чём думаешь? – не выдержал Фёдор. Какая-то пустая формальность. Кому же хо-чется брать на себя ответственность?
  – Ладно, – согласился Саша. Взял бумагу и, не читая, подписал.
  – Дайте Ваш телефон и паспорт.
 Она всё записала в этот же листок. Тут же вынула из кармана коробочку со шприцом, сняла чехол с иглы и ловким, привычным движением сделала укол собаке, Которая сразу стала слабеть и засыпать.
  – Всё. Я забираю вашу собачку. Как её звать?
  – Фомка… Нет, Умка. Да Умка, запинаясь в растерянности, сказал Саша.
  – Всё. Вы свободны. К нам приходить и звонить не нужно. Когда будет надо, мы Вас найдём сами. Процесс длительный: операция, процесс приживаемости и восстановление здоровья. Что будет нужно, мы Вам сообщим.
 Сестра взяла собачку, вежливо попрощалась, и дождалась когда закроется  дверь  за посе-тителями.
                Поиски жены
  Домой, Саша пришел в растерянных чувствах. До сих пор, он не был уверен в правиль-ности своего поступка. Почему – то вспомнил свою жену, как она отнесётся к исчезнове-нию собаки. «Нужно придумывать оправдание, а для него это было чуждо.
  Почему-то в голову не пришло спросить Фёдора о попугае. Обоим оправдываться перед жёнами и, как школьникам, выслушивать длинные нотации. Всё время мужики оказывают-ся виноваты и вынуждены отчитываться перед женщиной. Что, женщины никогда не про-винятся? А её загадочная пропажа? С этим следует разобраться. Нужно позвонить тёще. Справиться у ней. А вдруг жена там? Что я могу сказать? Зачем звоню? А, вспомнил. Сего-дня банный день. Надо спросить, где взять бельё». – Ему не приходилось искать своё бельё по ящикам и шкафам. Он даже считал – не мужское дело рыться в тряпках, где он может наткнуться на женский лифчик или трусики. Это равносильно – нарушить женский секрет, который должен быть неприкасаемым, таинственным.  Иначе гибнет образ женщины, её таинственности, загадочности. И это останавливает, унижает  мужчину, переступить за-претный рубеж. Даже раздетая женщина так не раскрывает свои секреты, как то, чем она прикрывается, пряча их. Как будто секрет не в самой женщине, а в её белье. Почему у него сложилось такое мнение, он и сам не знал.
  Он взял трубку телефона и стал звонить. Трубку взяла тёща.
  – Мария Петровна, здравствуйте. Вы уже ходите? Вам лучше? – осведомился Саша.
  – А что со мной должно было случиться? Почему ты об этом спрашиваешь? Раньше я не замечала за тобой подобного интереса.
  – Извините, Мария Петровна. Может я не так понял, или жена неправильно информиро-вала. Нельзя ли её позвать к телефону? 
  – Нет её у меня. Почему ты сюда звонишь?
  – Она оставила записку, что едет к Вам, потому что Вы в тяжелом состоянии.
  – И давно ли она выехала?
  – Уже около двух недель.
  – И ты всё это время не пытался её найти? Ох уж эти мужики. Столько времени нет че-ловека, а им плевать. Нужно срочно звонить в милицию – объявлять розыск. Может её убили, попала под машину, лежит в морге.
  – Успокойтесь, Мария Петровна. Скорее она лежит где-то в приятном месте и, не под машиной. Раз она в записке сказала неправду, что Вы сильно больны, то можно о ней не беспокоиться. Видимо, всё продумано. До свидания.
Саша ещё держал руку на телефоне. « Куда ещё позвонить? Подруги замужем, кроме По-лины. Но у неё нет телефона. Позвонить на работу в кафе?  Нет. По таким вопросам лучше говорить лично. Еду туда».
   На работе официантка встретила его, крупно округлив глаза, и спросила:
  – Что-то случилось? Почему Вы так рано вернулись? А где Зина? Она не заболела?
  – А вам известно, что мы должны вместе уезжать?
  – Как же? Зина взяла путёвку на двоих.
Тут официантка осёклась и замялась.
  – Ой, извините. Я путёвку не видела. Мне о нёй сказали. Поэтому я так подумала.
  – Вот мне насчёт путёвки и хотелось узнать. Когда она кончается. У кого я могу узнать?
  – Это в торговом отделе у  профорга, – она извинилась и, не желая продолжать разговор, скрылась на кухне. 
  – Ещё одна загадка. Но она больше похоже на разгадку.
Саша  направился к председателю профсоюза, но её на работе не оказалось.       
  В следующий день, Саша отпросился с работы пораньше. Нужно было застать профорга.
Профорг была уже осведомлена, что муж ищет Зину. Поэтому, после приветствия и зна-комства, не дожидаясь вопросов, она взяла инициативу в свои руки:
  – Мне уже сказали, что вы потеряли Зину. Да. Действительно она взяла две путёвки. Вторую она должна заполнить сама, так как у неё не было с собой вашего паспорта, чтобы внести туда с него данные. Мы ей поверили, что так и будет. Почему она не сообщила Вам, это Вы должны разобраться с ней. Возможно, она решила сама провести два срока, такое возможно, – профорг считала, что этим разговор будет закончен, но Саша спросил:
  – А что, ей дали отпуск на два срока?
Этого вопроса она не ожидала, и явно была не готова на него ответить.
– Не знаю. Это решает администрация. Меня, почему-то, не проинформировали.  Приедет Зина у неё, и спросите, – этим она решила поскорей закончить разговор.   
  – Собака! – с горечью выдавил он из себя это слово адресованное жене. – Захотела мне козлиные рога наставить.
               
  Когда Саша подходил к своему дому, его окликнула подруга жены – Полина. Что она делала около его дома, он не стал спрашивать.
  – Здравствуй мой дорогой, – полебезила она. – Мне было поручено помочь по уходу за собачкой. Что-то я Вас не вижу на прогулке с Умкой. Уж не отдали ли вы его кому-нибудь? Я могла бы взять его на время, для выгуливания, пока Зины нет.
  – Спасибо. Я действительно отдал, – сказал Саша, и хотел закончить заговор, но спросил:
  – А Вы знаете, что Зина уехала, и знаете куда?
  – Ну, мы же подруги. Конечно, знаю. Но… – она на этом остановилась, и, слегка кокет-ничая, перевела разговор:
  – Ты бы зашел ко мне, а то у меня выключатель барахлит. Я купила новый. Может, заме-нишь? А то у меня мужичка-то нет. Помочь некому. Может, и о Зине поговорим.
  И Полина, заискивающе, посмотрела на Сашу. Разговор о жене привлёк его внимание.
  – Ну, что ж, пойдём, посмотрим. Что с твоим выключателем?  – и, хотя, в её поведении он заметил, какую-то хитрую интрижку с тайным смыслом, но, не углубляясь в психологи-ческие приёмы  женщин, принял просьбу просто. Надо, так почему не помочь? Интересно и то, что она скажет о Зине. Хотя и не надеялся, что подруга выдаст ему все секреты жены. Хотя бы скажет, когда вернётся, чтобы подготовиться с возвратом Умки.
   Квартира Полины была однокомнатная. По-женски убрана. Чистенькая. Для собачки мягкий коврик в углу прихожей. На столе букет с цветами. Всякие накидушки, ковры, дорожки. Саше подали мягкие тапочки, чему он удивился, так как не думал тут долго задерживаться  и, снимать обувь. А тапочки обещали другое… Но, как говориться: « В чужой приход со своим уставом не ходят». Пришлось подчиниться.
Хозяйка, почему-то, пригласила не к выключателю, а сесть в мягкое кресло. А сама встала посреди комнаты, сказав:
  – Вот так я живу, – и она развела руками, желая показать всю комнату.
Саше показалось, что она забыла, зачем пригласила, и решил напомнить:
  – Так, где же ваш злосчастный выключатель?
  – А… Это вот. Но сейчас он работает нормально.
  – А в чём же его ненормальность?
  – Когда включаешь свет – перегорают лампочки. Я не успеваю их менять. Ещё во время перестройки, когда со всякими товарами было туго, я, по блату, достала,  на двоих, целый ящик этих лампочёк,  и осталось с десяток. Помню, в советские времена, одна лампочка горела много лет. Даже надоедала, так как её мухи пачкали, пылью покрывалась, и стекло становилось тёмным. А потом, вдруг, лампочки  в магазинах пропали. И можно было до-стать только по знакомству. А поскольку перегорают во время включения, то я и грешу на выключатель. Вот и купила новый.
Она принесла выключатель и положила перед Сашей. «Интересная логика»,– подумал он.   
  – Да нет. Дело не в выключателе, а в лампочках, – объяснил Саша.
  – Но я лампочки меняю, а результат тот же.
   – И как же выключатель влияет на это? Его задача замкнуть цепь или разомкнуть. Но-вый выключатель будет делать то же самое.
  – Но лампочки перегорают в момент включения, – пыталась отстаивать свою правоту хозяйка. Если бы они перегорали в другое время, я бы на выключатель не грешила.
  – Но, со сменой  выключателя мы не исключим причину, поскольку она в лампочке. У вас все они бракованные, из одного ящика. А перегорают во время включения потому, что холодная нить имеет меньше сопротивление, а, следовательно, идёт больший ток, чем когда нить накаляется, и сопротивление её возрастает. Большим током и нарушается  нить.
  – А почему раньше не перегорали годами? – допытывалась хозяйка.
  – Я помню, в прессу попал негласный сговор директора завода, выпускающего лампоч-ки, с Министерством  торговли.  В статье, директор жаловался на торгашей, что они пере-стали  принимать для реализации их лампочки. И создалась серьёзная угроза закрытия за-вода и сокращения большого количества людей – безработица. Хотя завод наладил выпуск очень качественных лампочек. Торговцы парировали:
– Их потому и не покупают, что они не перегорают. Магазины ими забиты. Они занимают торговую площадь, не принося дохода. 
В результате родился сговор, удовлетворивший обе стороны. Завод стал выпускать брако-ванные лампочки. И в магазинах они стали  – нарасхват. Тут и возник тот дефицит, о кото-ром ты говоришь. Так что виноват промышленный сговор. Наш капитализм начал зарож-даться ещё при Горбачёве, в начале его перестройки.
  Пока Саша увлечённо рассказывал, хозяйка успела накрыть стол закусками с бутылкой хорошего коньяка. Она делала своё дело, как будто всё остальное её не касалось. И выклю-чатель и перестройка, и вообще весь разговор были нужны, чтобы отвлечь внимание гостья, пока идёт приготовление. И, действительно, Саша, увлечённый пояснениями, не обращал внимания, что делает хозяйка. А, тем временем стол наполнился всеми припасами и хозяйка наполнила два фужера и один протянула ему.
  – А по какому поводу? – спохватился гость. – Я ещё не заработал.
  – Заработаешь после. А сейчас за наше знакомство.
  – Да. Но мы уже давно знакомы, – пытаясь понять, допытывался до истины Саша.
  – То было дальнее знакомство. А мы выпьем за ближнее знакомство,– хозяйка загадочно улыбалась и тянула свой фужер, желая чокнуться с фужером гостя.                – Ты же хочешь знать секреты. А их говорят только близким людям.
 Саша принял предложение. С тонким хрустальным звоном чокнулись их фужеры. Хозяй-ка слегка подталкивала руку гостя, настаивая на выпивке. Взгляд её был сияющий, с игри-вой настойчивостью. Саша напомнил о жене:
 – Так, что вы хотели мне рассказать о Зине?
  – Потом, потом. Всё будет рассказано. А сейчас нам надо выпить за знакомство. А то, не знакомому человеку, как можно рассказывать?      
 Саша отпил глоток. Фужер был довольно ёмкий. Хозяйка протянула ему шоколадную конфету  закусить. К своему фужеру она ещё не притронулась.
  – Я жду. Мне тоже хочется выпить, но раньше гостя не могу, пока твой не опустеет…
  Саша не хотел перечить женщине, да и показаться слабаком, как-то будет не по-мужски, думал он. Как будто его отказ унижает мужчину, ибо он оскорбляет женщину, отказав в её просьбе. Чего он не хотел и не мог, ибо ему нужны сведенья, а их могут  не дать, если он откажется. Он опустошил фужер, чуть сморщился,  и потянулся за конфеткой. В это время, как в заслугу, хозяйка обхватила его за шею и крепко поцеловала в щёку.  Потом отстрани-лась и посмотрела, как бы оценивая реакцию Саши на всё это, и убедившись, что всё спо-койно, пригубила свой фужер. После чего фужер Саши снова наполнился, и Полина подала ему красивое яблоко. Он принял его и положил на стол.
  – Так, что Вам известно о Зине? – снова вернулся он к этому вопросу.
  – Зина?.. Зина уехала, – при этом  тело Полины шаловливо двигалось: раскачиваясь и изгибаясь. Словно она с гостем играла в шутки, стараясь обойти серьёзный вопрос.
  – Что уехала, я уже знаю. Хочется узнать, куда и почему?
  Полина выжидающе молчала.
  – Давай ещё выпьем, потом всё и расскажу.
  – Да я уже знаю, что она уехала по путёвке. Почему тайком, куда и надолго ли?
  – Так было нужно,– подруга не спешила раскрыть все карты.
  – Я не понимаю, «так нужно». Может, объяснишь подробнее?
  – А если бы она спросила, ты отпусти бы её?
  – Это, смотря куда? Я деспотом для неё не был. Она – свободный человек, может ехать и в санаторий и в дом отдыха. Но почему скрытно?      
  – Вижу, что тебе безразлично, куда уехала жена от своего мужа. Ты прав. Какая разница, куда от мужа уехать. Лишь бы не видел.
Саша вспомнил анекдот, как  крестьянин с генералом о своих отношениях к женам хва-стали: «Генерал говорил, что он своей жене путёвки и в дом отдыха и в санаторий покупа-ет. А крестьянин скромно объяснял: У нас хлебушко каждый год хорошо родится. Так я свою жену, под чужих мужиков, не отправляю. Сам справляюсь», и рассказал  Полине. Ей анекдот очень понравился. Она заулыбалась, снова обняла его и села на колени.   
  – Вот какой ты умный, сам догадываешься. Мне и рассказывать-то тебе нечего, –
 с подхалимничала  она, – надоел ты ей. Вот она и уехала на юг, месяцок голенькой на песке поваляться.
  – Почему месяцок?  Она взяла  две путёвки.
  – Ну вот. Ты и это знаешь. Две путёвки, значит на двоих. Какой ты глупый. Одной-то скучно.  Ты же её не любишь. Она мне сама об этом говорила. Что ей оставалось делать? Искать любовь на стороне. … Ладно. Не огорчайся. Я помогу тебе пережить это горюшко. Да и горе ли? Ты что очень любил её? Она говорила, что и жениться-то на ней не хотел. …
Ладно. Давай лучше ещё выпьем и всё забудется.
  – Нет. Я выпивать не буду. Лучше принеси чай.
   Полина ушла на кухню за чаем. Саша закусывал, что находил на столе, и обдумывал сказанное Полиной: «Уехала с другим. Если бы она не вернулась, я был бы только рад. Но она вернётся, а дальше уже совместная жизнь невозможна. На что она рассчитывала? Ка-жется, и до меня она уже имела кого-то? Со мной она легко сблизилась, потому что терять было нечего, уже не девушка. Но то, почему-то не влияло на их совместную жизнь. Я даже не думал об этом. А будучи замужем и таскаться с другим – другое дело. Хотя разницы, вроде бы, и нет никакой».
  Мысли его рассеялись, когда на столе появился чай с крепкой красивой заваркой. Он с большим желанием выпил его и откинулся на диван.
Проснулся он только на другой день и на чужом диване. Дома никого не было. Быстро одевшись и приведя себя в порядок, он взглянул на часы. Время идти на работу. Хозяйка, видимо, уже ушла на работу. Пожалуй, это и лучше. Он, словно вор, выскочил  из квартиры и, почти бегом, направился к автобусу. Так же, словно от кого-то бежит, он нырнул в автобус. И только усевшись на сидение, он начал анализировать случившееся: «Почему я бежал?  За мной никто не гнался. Просто не хотелось встречаться с Полиной. Вроде, как своровал, что-то. У кого и что? Здесь я был исполнителем её желаний. А как иначе?: Отказаться заменить выключатель? Или выскочить из-за стола с угощениями, крикнув оскорбительные слова: «Что ты себе позволяешь?» Как-то всё не соответствует статусу мужчины. Что-то противоречит его природному предназначению. Разве он должен отказывать просьбам и желаниям женщины? Тогда что не так? Почему чувствую себя виновным? Нет, перед ней я не виновен. Может потому, что я женат и несу моральную ответственность перед женой? Но разве она соблюла мораль? И всё же получилось как-то по дикому перед женой: « зуб за зуб, око за око». А вообще женщины, пользуясь природным даром, что им должны помогать и выполнять их желания, злоупотребляют им и производят действия над мужчинами, как над тюфяками, делая, что хотят. И действия жены и действия Полины были строго продуманы. Не случайно она ждала у подъезда моего дома. И выключатель, и коньяк – всё продумано. Но, она, же подруга жены. И ей должно быть не менее стыдно перед моей женой за свой поступок. Что-то тут не до конца всё ясно во всей этой каше, заваренной женщинами.
   В этих вопросах: мужчина – женщина, они смышленее нас. Смелее  до наглости, и гото-вы к любым битвам и любым жертвам. Следователи, классифицируя убийства, отмечают, что они более жестоки и изощрённее в содеянном, чем мужчины».               
  Рассуждения Саши прервала остановка автобуса у проходной завода. 
Стоило ему пройти за проходную, как все события остались по ту сторону ограды завода.
Ещё он не дошел до своего конструкторского цеха, а в голове уже схемы, задачи, кому какое дать задание, что проверить ещё раз, дабы не пропустить ошибки. Создавался новый прибор.    
  Пока он был в единственном экземпляре, готовый к испытаниям. В отличие от предше-ственника – дававшего контроль по пяти параметрам, новый был более объемлющим. Он не только следил за работой станка, но и давал прогноз на появление повреждений. Эти прогнозы и были самыми сложными. С повреждением всё понятно: этот узел станка не работает. А сделать прогноз на отказ какого-то узла – это уже сложность. Нужно установить, с появлением каких признаков и, до каких параметров, можно допускать работу станка. И этот крайний параметр был очень зыбкий, неуверенный, на грани повреждения, чего допустить нельзя. Казалось всё должно работать, а тут аварийная ситуация. И наоборот – показывает аварию – а станок работает. Ситуацию повторяли и повторяли, сужая границы  между отказом и работой, но гарантийного результата получить не удавалось.   
  Саше стало не хватать времени. На работе он засиживался до ночи, и должен был ноче-вать в своём кабинете. На завод приходила и новая техника, которую нужно проверять и запускать в работу, чтобы не залёживалась на складах. Она должна себя окупить, пока не устарела. В мире миллионы голов думают над усовершенствованием техники. Каждые полгода, год, сообщалось о новшествах – станках с большей производительностью. Нужно было не отставать, ибо труд будет напрасен, если кто-то раньше оформит патент на такое же изобретение. А техника становилась всё сложнее, и быстрее обновлялась. За работой он забыл про жену, подругу и, даже, про Умку.
  По заводскому радио объявили, что ведущего инженера группы анализа требует к себе директор завода. Саша понял, что это по его душу. « Что это я ему потребовался?» – поду-мал он. Войдя в кабинет, Саша заметил, что взгляд директора, мягко говоря, не дружелюб-ный.      – Доброго здоровья, – начал директор, – его тебе, явно, не достаёт. Вид помятый, затрапезный. Словно ещё не проснулся.
  – Не понял, к чему Ваши замечания. Я имею право на сон, на отдых согласно конститу-ции.
  – А как мне понимать. Что ты спишь не дома, а на работе. Тебя, что, жена из дома выгна-ла?
  – Нет. Жена уехала отдыхать.
  – А почему по твоему мобильнику женщина отвечает, когда жены нет дома?
Саша не знал что ответить. Он пощупал грудной карман, где должен быть телефон, но он был пуст. Объясняться с директором на эту тему он не считал нужным, и промолчал.
  – Тоже мне, цирк устроил.
  – Почему цирк? – спросил Саша.   
  – А, помнится в кино «Цирк» песня пелась: « Надо спать, но не на работе». Хотел по-пасть к тебе в кабинет, не мог, пришлось по громкой поднимать. Что мне в твою дверь ногой стучать? Или дверь с петель снимать. Я не приглашаю тебя сесть, потому что станок второй день не работает.
  – По этой причине я и сплю на работе, – сказал Саша. Директор смягчил голос.    
  – Вы со своей доводкой весь завод доведёте. Меня уже довели… Прости. 
  – Сейчас там работает бригада наладчиков, – пытался оправдаться Саша.
  – А кто должен контролировать их работу?..   Идите.
  Директор прервал разговор, подчёркивая, что на это нет времени.
Саша чувствовал себя, как нашкодивший ученик. Казалось, что всё его усердие и  рвение к работе зачёркнуто этим разговором. И ещё женщина отвечает по его телефону. Он вошел в цех, где у станка стояли в растерянности   ребята его бригады, с озабоченным видом.
  – Что случилось? Почему не ведёте испытания? – сухо спросил он.
  – Всё проверили. Меняли блоки управления, но станок не работает. 
  – Значит дело не в блоках управления, – он обратился к инженеру, –  проверь на испыта-тельном  пульте блок задающего генератора.
Тот  включил анализатор и подключил к нему блок генератора. Загорелось табло: «нет программы». С помощью пробника, инженер прошелся по контрольным точкам. Наконец на экране появилась кривая, схожая с кардиограммой человека.
  – Что это? – спросил один из бригады.
  – Это та программа, которая потерялась, пояснил инженер. Но она ушла не туда, куда надо.
Оказалась загнанной в другое место. А вот как она туда попала, следует выяснить.
   Ребята переглянулись.– Ошиблись при монтаже. Но где? – Все склонились над развёр-нутой схемой блока. Инженер показал, где обнаружил сигнал, и где он должен быть. Саша стоял рядом и так же бродил по схем, которая была в его памяти. Наконец он нагнулся к чертежу.    
  – Вот тут, – и он ткнул пальцем в путаницу разноцветных линий  чертежа, – красный провод.
   Инженер взглянул, и без вопросов,  взял генератор, прихватил двух ребят и пошел с ни-ми исправлять монтаж блока.
  Саша остался у станка решать уже другие задачи, но сосредоточиться не мог. В голове путался разговор с директором. Первый такой неприятный разговор, после которого не хотелось приступать к работе – наказан за своё усердие. И кто отвечала по телефону?
   Скоро вернулись с исправленным блоком. Поставили на место и включили станок. Он, как послушное дитя, залепетал, задвигался и начал выполнять программу. Ребята, виновато, заулыбались. Инженер пожал Саше руку, и все  разошлись по своим  местам.
  Пропадая на работе, Саша забыл счёт дней. И в этот раз решил воспользоваться советом директора – спать надо дома.

                Приезд жены               
  Придя домой, он обнаружил сапоги и пальто жены. «Наконец-то явилась, – подумал он, – не прошло и одного срока. Значит кто-то другой отдыхал по путёвке».
  Он был полон решимости, устроить разборку, и уже подбирал слова, с чего начать, что-бы  у жены не было шансов на оправдание. С этими мыслями он решительно вошел в ком-нату.
Услышав его приход, из спальни вышла жена и бросила на стол его мобильный телефон.
  – Где ты его взяла? – осведомился он.
  – Подруга принесла. Будут ещё вопросы? – это звучало вызывающе.
  – Она сказала, как он к ней попал?
  – Что тебе рассказать, чем ты с ней занимался? Может, сам вспомнишь?
Она выжидающе остановилась, потом  быстро ушла в спальню и захлопнула двери. Это сразу погасило желание разборки.
Вот, дверь из спальни снова отворилась, и на диван полетели: подушка, одеяло и прочие спальные принадлежности.
  – Будешь спать здесь! – без лишних пояснений отчеканила она, как воинскую команду. Больше, в тот вечер он её не видел, и разговаривать с ней у него не было ни малейшего желания. Он сходил на кухню. Что-то там поел, что нашел. А в голове стояли вопросы: «Что случилось, и как дальше жить? Почему подруга передала мобильник жене, а не ему? Она должна была понимать, что с женой будет разборка. И не боялась впутать в эту разбор-ку себя. Почему? Значит всё обдуманно спланировано. Что, она умышленно хочет нас по-ссорить; или сговор с женой, чтобы прикрыть её грехи моими грехами? Может поэтому, в адрес подруги, от жены, я не услышал плохого слова. А она должна её, как-то осрамить в моих глазах. Но этого не произошло. А Зина за словом в карман не полезет. Её работа с клиентурой выработала очень крепко эту привычку, до инстинкта. И такой мирный исход. Естественно – это сговор, с тонко продуманным планом, чтобы обезоружить меня. Что я могу сказать, если у самого рыло в пушку? Доказывать, что ничего не было? Кому это нуж-но?»
   И он почувствовал, как всё жизненное пространство, в котором обитают люди, опутано густой женской паутиной. С этой мыслью он заснул. Но она не оставляла его и во сне. Жизненная паутина серым, почти чёрным туманом окутала его. И он, как пойманное насе-комое барахтался, связанный многочисленными, липучими, тягучими  как резина, но креп-кими паутинами, которые он пытался порвать, но они лишь вытягивались, не отпуская его. И кошмары страшилищ выглядывавших из темноты; и путы, связывающие его, с которыми он изо всех сил боролся, пытаясь сбросить, но не мог; всё это душило и мучило  его. Сердце в бессилии замирало, потом, резким толчком, вдруг, начинало часто биться, словно дробь полковых барабанов во время атаки, и снова как умирало, сжимаясь, словно от страшного испуга. Он метался по дивану, стонал и задыхался. Наконец проснулся. Голова словно вспухла, кружилась, в ушах звон и противное гудение. Тошнило. «Доработался, – подумал он. – Все перегрузки и неприятности на заводе и дома – допекли. Нужно что-то принять». Он встал с дивана. Его сильно толкнуло в сторону. Удержался, схватившись за стол. Пол и стены двигались. Его шатало. Держась за предметы, дошел до холодильника, нашел валерьянку, и, выпив, снова пошел на диван. Он чувствовал, что сегодня не работник. Нужен врач. Но идти он не сможет. Значит надо вызывать на дом. Но это после семи часов.  А в голове не пропадала всё та же тема: « Лучше бы она не приезжала совсем. Как теперь жить? Всё время в кошмаре. Это невозможно. Уйти? Куда? Легче ей уйти к матери. Но вряд ли оставит мне квартиру?
В практике:  женщина специально создает невыносимые условия, и уходит, как джёнтль-мен, мужчина. Вспоминается случай: «жена бьет мужа кочергой, а сама кричит, чтоб соседи слышали, – караул,  убивают!»  А  случай у моих соседей: жена наставила себе синяков, подговорила соседку быть свидетелем, что её избил муж. За это отдала свой телевизор (тогда они были дорогие). Мужа упекли за решетку, хотя был смиренный мужик. Она перевела квартиру на себя, и сменяла её на меньшую, с доплатой. Но не лучше, когда люди живут вместе, «как кошка с собакой», но расходиться не хотят. Обоим нужна квартира. Это всё наша бедность заставляет идти на преступления, вплоть до убийства. Как это всё пошло! Но экономический уровень диктует свои условия. И пока будет у нас нищета – будет жить это варварство. Будет идти борьба за выживание. А причина для раздора всегда найдётся.   
  Продолжая мысль, он подумал, – когда же придёт тот достаток, что люди не будут так зависимы экономически? Пропадёт грязная война между людьми за собственность. Не будет скандалов и прочей грязи. Не будет  принудительной жизни. Всё будет строиться  на добром согласии. Какая это будет чудесная пора. Тогда, вероятно, и появится настоящая любовь без принуждения. Но, когда это будет?»
  Он вспомнил свой завод, свою работу над повышением производительности труда, уве-личивающую народное богатство. Что его работа нужная. Этим он успокоился и задремал.    
  Утром проснулся он от бряканья посуды. Жена уже позавтракала и собиралась уйти. Са-ша не спешил вставать. Ждал когда она уйдёт, чтобы  не начинать вчерашний разговор. Но разговор всё, же начала хозяйка:
  – Где Умка? Куда ты его сплавил?
  – В ветлечебнице. Я сварил ему курицу, и…  он подавился костью, и ему сделали опера-цию, –схитрил Саша.
  – Впервые слышу, чтобы собака костью подавилась. У курицы кости – то мягкие.
  – Ну, может там и рыбья попалась. Не знаю.
  – Что же тебе врач не сказал?
  – Не сказал, потому что не спрашивал.
  – Когда за ним идти? Я сама схожу.
  – Надо будет – они позвонят. У них есть мой телефон.
  Он не хотел с ней говорить. Разговор был натянутый. Это чувствовала жена. Хлопнув дверью, она ушла.
  Он позвонил в поликлинику для вызова врача.  Голова ещё кружилась, и когда открывал глаз, все начинало плыть и двоиться.
 Врач пришла довольно скоро. Опросила. Проделала некоторые эксперименты: поводи глазами, помотай головой. У Саши сразу появилась тошнота. Он свесился с дивана, чтобы его не запачкать, но не стошнило. Врач сразу поставила  диагноз: « Спазм сосудов головно-го мозга. Был стресс или умственная перегрузка. Что вы из этого выбираете?»
  – Всё сразу, и то и другое. И на работе перегрузился и дома скандал, – сказал Саша.
  – Ситуация сложная. Мой совет – гулять на воздухе, и отвлечься от всего. Но вряд ли это поможет. Нужно менять обстановку. Как? Это должен решить сам. Я могу лишь дать осво-бождение от работы на три дня и выписать лекарство. Но, не исправив обстановку, на лечение не надейся. Лицо ваше бледное, как у покойника. Крови в нём нет. Главное – отдых нервной системе. Никаких нагрузок и стрессов. Желаю выздоровления.
  С этим она и ушла, оставив больничный лист и рецепт.
 Идти в аптеку он не мог. Ждать жену и просить её, тоже не хотел. После короткого раз-думья позвонил Феде: 
  – Аллё, Федя. Здравствуй. Я болею. Ты не сможешь ли принести лекарство, – он прочи-тал ему рецепт. Получив согласие от Феди, он отключил телефон и снова закрыл глаза.
  Фёдор пришел после обеда. Саша так быстро его даже не ожидал. Шатаясь, он дошел до двери, чтобы её открыть.
  – Что случилось? – спросил Фёдор, едва переступив порог.
  – Да… понервничал. С женой решали проблемы.
  – Что? Вернулась благоверная.
  – Вернулась. Лучше бы не возвращалась.
  – А о чём вам ругаться?  Ты же идеальный человек. Меня ругают за выпивку, а тебя-то за что?  Вот видишь. Хоть выпивай, хоть нет, всё равно ругают. Поэтому, лучше выпивать. Хоть душу свою потешить. Верно все жены одинаковые. Дураки, кто женится.
  – Может ты и прав. Но если бы наши родители не женились, то и нас с тобой – дураков – не было бы. Так, верно, не нам, а природе нужно, чтоб род наш не исчез.
  – Да ни одно глупое животное, даже насекомое  не женится. Это всё религия придумала. Создал бог Адама. И надо бы на этом остановиться. Так нет. Придумал Еву. И началось всё безобразие. Сразу появился  Гавриил, в виде  змея. И началось это грехопадение.
  – Готов с тобой согласиться. Посмеялся бы, да не смешно. У самого Гавриил жену совра-тил.
  – Что? Нашла там себе другого? Не надо было отпускать. Без ангелов они жить не могут.
  – Всё-то ты знаешь. Не знаешь только одного – нас никто не спрашивает, что делать. Лучше расскажи, как жив, здоров твой попугай.
  – А что с ним будет? Как раньше ругался, так и ругается. Только теперь кричит полити-ческие лозунги: «Дармоеды, обжоры». Это я научил, чтобы его гостям не показывали. Стыдно будет.
 « Верно, никакой операции не делали», – решил Саша.
  – Спасибо за лекарство. Сколько стоит, чтобы с тобой рассчитаться. Скоро жена явится. Я с ней не хочу при тебе ругаться. 
  – Мне ничего не надо. Врачи так дали. Выздоравливай быстрее. А я пошел. До свидания.
   Фёдор ушел.  Саша ждал, что скоро явится жена и готов был спрятаться под одеяло. А в голову лезли мысли в поисках выхода из создавшегося положения. Он вспомнил слова Феди:
«Идеальный человек».  «Может ли быть человек идеальным, неся в сердце злобу на дру-гого? Жить в окружении волков и оставаться человеком? Ни обороняться, даже не отгры-заться и не показывать свои оскаленные зубы. Не способные защищаться погибли, а если родились новые, им уготовлена та же участь. Это давно подметили люди и родили посло-вицу: « С волками жить – по-волчьи выть!»  Это диктует естественный закон самосохране-ния. Но я не хочу быть волком. Не хочешь быть волком, тогда придется быть собакой: к кому-то с лаской и заботой, а к кому-то с оскалом зубов и злобой.
  Так что же? Идеальным человеком быть нельзя, и даже приближаться к идеалу человека – иллюзия. От этого надо отказаться и не думать никогда? Жить всем волками? Вечно бо-яться сильного, огрызаться с равными, и терзать слабого. Но разве это качества разумного человека?
   Что же нам даёт разум, чем отделяет от звериного облика? Разве не он должен нас выде-лить из звериного мира и сделать Человеком! Разум может и должен это сделать! Но, стать человеком можно только в среде людей себе подобных. Значит нужно создавать таких лю-дей и в их окружении самому подниматься до Человека и поднимать других, создавая сре-ду, в которой со звериными повадками жизнь станет невозможной. Такие люди уже есть, и их даже много. Нужно только ускорить процесс создания нового общества, созданием но-вой СРЕДЫ».
  Жена пришла поздно вечером, когда он уже спал. Утром он снова дождался, когда она уйдёт. И так все три дня. На третий день он уже чувствовал себя молодцом, и думал схо-дить на прогулку, согласно указаниям врача. Но ему позвонили из ветлечебницы. Просили зайти и забрать собачку, и он пошел туда.

                Умка заговорил
               
Умка был слаб. Челюсти его были связаны. Взгляд был унылый, безучастный, с каким-то отрешением и обидой на всех. Медсестра давала пояснения Саше:
  – Операция прошла успешно. Доктор доволен. Швы срослись, отторжение чужого тела преодолено. Значит, будет жить. Но нужно беречь, чтобы всё окрепло. Поэтому челюсти завязаны, чтобы она не могла напрягать голосовые связки. Они могут лопнуть. Пищевод не задет, но крупную пищу давать нельзя. Кормить мясными бульонами. Молоко с осторожностью. Бойтесь рвоты и отрыжки. Через 10 дней будете приносить на обследование. Желаю успеха. Если нет вопросов, то, до свидания.
  Объяснение, показалось Саше, исчерпывающим.  Не каждый врач людям так объяснит, а тут медсестра. Он осторожно, как ребёночка, взял Умку на руки.
  – Большое Вам спасибо. Хотелось встретиться с профессором, поговорить, да и рассчи-таться за большой труд.
  – Это всё Вы сделаете при  проверке. Всего Вам доброго. Берегите. Он ещё очень слаб.
               
  Около дома его встретила Полина. Была ли эта встреча случайной? Можно сомневаться. Но Саша тоже имел к ней интерес, узнать о мобильнике и не только.
Полина по- женски начала гладить и уговаривать Умку.
  – Умочка, бедненький, заболел. Как мне тебя жалко, – и, обратившись к Саше, спросила:
  – Почему он завязан?
  Саше не хотелось, ни врать, не говорить правду. Он уклончиво ответил:
  – Что-то было с горлом. Делали операцию.
  – Бедный  Умка, – снова начала уговаривать подруга. Она тянула время, словно чего-то ждала, и не ошиблась. Саша долго решался, и наконец, спросил:
  – Ты где взяла  мой телефон? Я не мог его у тебя оставить. Я им не пользовался и не вы-нимал из кармана.
  Полина хитро улыбнулась.
  – Это большой разговор. Если хочешь знать всё, а знать тебе нужно, пойдём ко мне. Рас-скажу и где взяла, и почему ей отдан мобильник, и всё о Зине.
   Сашу все эти вопросы мучили. Он сам хотел знать все подробности этой женской каши.   
  – Но у меня собака.
  – Ничего. Она ведь наша, родная.
  – Нет. Я её унесу в свою квартиру. Она очень слаба, чтобы ходить по гостям.  Вы идите к себе, я скоро приду.
  Придя в квартиру Полины, он, как её обитатель, нашел и одел тапочки. Войдя в комнату, увидел, что хозяйка суетится, ставя на стол съестные припасы, поспешил сказать:
  – Если стараешься для меня, то, я ничего есть, не буду.
  – Боишься своей жены? Или пытаешься сохранить верность ей? … – она  не захотела бо-лее детального пояснения. Сам догадается, о чём речь. Чтобы не задеть его самолюбие.
  – Не бойся. Сейчас мы во всём разберёмся. Садись за стол. Я, только, переоденусь.   
  Вернулась она в коротком платьице. Наверно в нём ходила, когда была ещё девочкой. Оно едва прикрывало интимность, но хорошо открывало женские прелести, что начинается чуть выше колен; и плотно обтягивало тело, поскольку было заметно, что ей  уже  мало. Она нагнулась, ища что-то в низу шкафа; и короткое платье совсем съехало на спину, открыв лёгкие трусики,  обшитые тонкими кружевами и привлекательный женский зад, по которому так и хотелось хлопнуть ладоней. Но Саша сдержался. А, мужской орган, сразу активно отреагировал. « Странно устроен человек, – подумал Саша, – что эта его часть не зависит от разумения человека, а действует совершенно самостоятельно, да ещё и сильно влияет на это самое разумение. И вероятно женщины это знают не хуже обладателей».
– Хватит искать. Рассказывай где взяла мобильник, и почему отдала жене? Ты что, не по-нимала, что подводишь не только меня, но и себя.
  Полина поднялась, и, глядя на его, как на недоумка, сказала:
  – Ты же знаешь, что у бабы волос длинный…
  – Ближе к делу, – перебил её Саша.
  Она бесцеремонно села к нему на колени и положила руки на плечи.
  – Так вот,¬ – ближе к телу. Как ты хочешь, – и впилась в него глазами, ожидая послед-ствий.
  – Ближе к делу, – поправил он, но спихивать с коленей, почему-то, не стал.
  – Телефон я нашла в твоём кармане. А отдала жене, потому что так было нужно.
«Значит не случайно я у ней заснул в прошлый раз», – догадался он.
  – Это по твоей вине я у тебя спал? – спросил Саша.
  – По моей. Прошу прощения. Но ничего плохого не было. Так было нужно.
«Мужики вроде пешек, которыми движут женщины в своей игре», – подумал он.
  – Кому нужно? – допытывался Саша.
  – Это было нужно твоей жене. Это она просила за тобой поухаживать, чтобы ты не был чистеньким, по отношению к ней. И как? Это у неё получилось? … А боялась ли я подвести себя, чтобы не быть запятнанной? А кого бояться? Твоей жены? Так она же этого хотела. А что плохого я сделала? У неё два мужика, а у меня ни одного. Она от тебя отпихивается, так почему мне этим не воспользоваться? Вас – мужиков меньше, чем нас – женщин. По статистике вы живёте 59 лет. Значит, если один живёт до 80 лет, то другой умирает в 40 лет. Со старика восьмидесятилетнего, что возьмёшь? А, сорокалетний мужик, умер. Вот и получается, что сразу двух мужиков не  хватает. А жить всем хочется нормально. Этого требует природа. Так что плохого я делаю, если ты оказался ей не нужен, а мне очень, очень нужен. Что тут предосудительного? – и она крепко его обняла и прижалась щекой.
  Её объяснения показались Саше довольно логичные, и убедительные. И не нашлось что сказать. Он только спросил:   
  – И что мы с тобой будем делать?
  – А это, как ты хочешь. Хочешь, переходи ко мне жить. Не хочешь, живи там третьим лишним. А ко мне ходи в гости. Но есть и ещё вариант.
 Саша задумался. Уйти, значит оставить ей квартиру. А она дана ему. В чужой квартире надежды на проживание ещё меньше.  Его мысли перебила Полина.
  – Что тебе расстраиваться о ней? Детей у вас нет. Ничем не связаны. Вы чужие люди, и даже – почти враги. Жить-то так невозможно. Если бы мы с тобой сошлись, то я всё бы сделала, чтобы тебе было хорошо. Чтобы ты был счастливый. Я знаю, что такое одиноче-ство. Она этого не пережила. И из своей квартиры тебе не придётся уходить. Я уже всё обдумала. Ты подашь в суд на развод и раздел имущества. Я много знаю о ней и буду сви-детелем: детей-то нет, жена гуляет. Зачем вас томить вместе? Самый главный вопрос – о разделе квартиры. И суд должен вынести решение о разделе её. Я ей предложу свою, а сама переберусь к тебе. Ты знаешь, я ни с кем не гуляю. А с тобой так веду, потому, что ты мне нравишься, и я хочу с тобой быть вместе, как муж и жена, а не как любовница. Поэтому я согласилась на условия Зины. Ты увидишь, что тебе будет со мной прекрасно. Я, буду ста-раться  всё сделать для этого. А нужны для этого только: доброта и забота. Так мало.   
   Довольно думать и грустить. Думать будешь потом. У тебя много времени для этого. А сейчас… Она обняла его, как могла крепко. Глаза её посоловели, стали туманными, веки на половину тяжело опустились, оставив узкие прорези для глаз, и она плотно прижалась к нему. Он тоже был на взводе. Мысли о неверной жене подтолкнули его к сближению и ушли проч. И ему было плевать на измену жены, на то, что он, как называют в народе «ро-гоносец». Им обоим было приятно сейчас и с надеждой на перспективу. Он платил жене тем же, и как будто всё было сквитано. Весь вечер они занимались любовью, ели, пили. И всё было прекрасно.
  Домой он пришел поздно. Его не интересовало: дома жена или гуляет. Он, как сытый ребёнок, залез под одеяло, закрывшись с головой, и скоро  крепко заснул; как будто всё у него в порядке, всё нормально, и нет никаких тревожных мыслей, стрессов и спазмов.    
   Так, одна женщина калечит, а другая лечит.  Имея другую женщину, легко можно пере-носить невзгоды, потеряв первую. Наверно, то же происходит, когда женщина, расставаясь с одним мужчиной,  уходит  под защиту другого.   
  Началась совместная жизнь «чужих людей».  Это было похоже на мирное противостоя-ние враждующих миров, сидящих на одной пороховой бочке. И, чтобы не допустить взры-ва, обе стороны принимали меры, чтобы не встречаться. Саша стал вставать раньше и ухо-дил   гулять с Умкой, выжидая, когда уйдёт жена.  А она стала приходить поздно, когда он уже спит. Так проходило лето.
Саша удивлялся, что стал совершенно спокойно относиться к увлечению жены. Казалось, что у него нет до неё никакого дела. И почему раньше так нервничал, что готов был на силовые приёмы? Нет. Он не собирался с Полиной жить. И даже не думал о любовных встречах. Просто он не ощущал себя брошенным, потерянным, никому не нужным – казанской сиротой. Полина была вроде отдушины, через которую можно дышать, и так спокойно жить; вроде ширмы, стены отделяющей его от неприятностей, нервных потрясений, враждебной силы.
Вероятно, такая же надёжность была и у Зины. Чувство защищенности под новым муж-ским  покровительством. Оба держались за квартиру, не собираясь её уступить другому. Она была тем бикфордовым шнуром, который их связывал, и который должен взорвать пороховую бочку, на которой они оба сидели.   

               
  Утром Саша накормил себя и Умку. А когда хотел связать челюсти, услышал не то стон, не то вой: Не-е. – Что, ты не хочешь повязки? – спросил хозяин.
  – Да-а, – еле слышно извлёк Умка. 
Это уже не было похоже на стон. Чётко слышано и не вызывало сомнений.
– Да ты начинаешь говорить. Но врач не велел тебе напрягать горло. Ты это понимаешь?
– Да-а-а, - снова услышал Саша.
 Он слышал и не верил, что это осмысленные слова. В голове возникли вопросы: «Пока-заться профессору?  Или  ещё рано? Может попытаться научить говорить другие слова, для большей уверенности, что это не слова попугая, а осмысленная речь. Пожалуй, я так и сде-лаю», – решил он. Но как учить? Какие слова? А может сразу фразы, как при изучении иностранных языков?
Он начал с простого: – Умка, есть ещё хочешь?
  – Не-е, – протянул он.    
  – А гулять хочешь?
  – Да - а, – отозвался Умка.
  – Только, да и нет. Надо что-то другое. Какие-то слова, – догадался Саша.
  – Умка спроси: «Кто там?» – но Умка молчал.
  – Скажи: « Кого надо?» – опять молчок.
  – Нет, что-то не получается. Может, я не так спрашиваю, и потому он не понимает, что от него требуют? Может, не знает смысла слов: скажи и спроси? А как их можно объяс-нить?  Или этого сказать он ещё не может? Всё одни вопросы, – думал Саша. – А как учат говорить детей? Он никогда об этом не задумывался.
И ему сначала, казалось, что всё приходит само собой, дай только время. Но отец расска-зывал, что начал говорит только в 5 лет. Думали, что вообще говорить не будет. Только головой давал знак согласия или отрицания. И только когда его старшая сестра, увидев на полу мёртвую мышь, в испуге закричала:
– Мама, собака мышь принесла, – он сказал. – Кошка.
Сестра сказала вошедшей матери: – Мама, Ваня-то наш заговорил.
Мать посмотрела на него и спросила:
–  Что ты сейчас сказал, повтори, – и он повторил: «Кошка».
– А чего же ты до этого всё молчал? – А что говорить? Всё и так понятно, – ответил он.   
  Но ждать долго Саше не хотелось. Может обратиться к логопеду. Но они работают толь-ко над произношением отдельных слов, а не учат осмыслению речи незнающего.  Тут что-то другое. И всё же. Учат ли матери говорить своих детей? Слышал он, что дети не находят соску, хотя и глядят, в отличие от котят, которые и слепые легко находят. Ну, тут понятно. Наш зрительный аппарат даёт перевёрнутое изображение. И пока к этому новому не при-способится, зрение только мешает искать. Поэтому мать кладёт ручку ребёнка к себе на грудь и он сразу правильно ориентируется. А как с речью? Матери, имеющие  опыт, учат молодых мам: « С детьми надо всё время разговаривать». Тогда ребёнок сначала запомина-ет слова и фразы, а потом их связывает со смыслом. Но ребёнок еще не слышал слов.  Не знает их значения и не умеет произносить. А Умка знает много слов, хотя и не все. Его надо научить их произносить. Пожалуй, логопед мог бы помочь. Но это собака, а не человек, кто за это возьмётся? Надо же и смысл слов объяснять. Но как? Придётся оставить это до профессора.
  Прошло время  вести Умку в лечебницу. На всякий случай нужно позвонить, решил   Саша. Ответила медсестра: – « Здравствуйте. Что Вы хотите?» – «Здравствуйте. Мне нужно бы показать Умку, и поговорить с профессором», – « С собачкой что-то случилось?» – « Нет. С ней всё в порядке. Просто, пришло время показать, да и поговорить надо».- «Сего-дня не приёмный день. Спрошу профессора».
   Саша ждал ответа. Скоро он услышал: – Он Вас примет. Приходите.
  Скоро Саша с Умкой пришли в ветлечебницу. Медсестра доложила профессору. Он вы-шел из кабинета  с доброй улыбкой, – Здравствуйте. Рад видеть вас обоих в добром здра-вии. Присаживайтесь на диван, рассказывайте, как идёт выздоровление? Сейчас и посмот-рим.
  Он оглядел шею, заглянул в горло. – Не нахожу ничего плохого. Как у него с аппетитом? Как сон? Ничего не тревожит? –  Всё нормально. Жалоб нет, – ответил хозяин.
  – Вижу, что сняли бинты. Вас кто-то просил об этом?
  – Простите. Это он попросил не одевать.
  – Кто он? – спросил профессор.
  – Да он – Умка. 
   Врач остановил испытующий взгляд на Саше.
  – Как это попросил? – допытывался врач.
  – Он сказал не надо.
  – Что, так и сказал?
  – Умка подтверди.
   Но собака нахмурилась и отвернулась.
  – М-да. Подтверждения не последовало, – заключил доктор.      
  – Умка, Умка, – стал легонько тормошить собаку Саша и спросил: – Ну чего ты хочешь?
  – До-мооой, – проскулил пёс.
   – Ты хочешь домой? – Да-а, – подтвердил Умка. У профессора очки полезли на лоб. На время он лишился дара речи. Нижняя челюсть его отпала. Наконец он выдавил:
  – Невероятно, – горло профессора словно сжало спазмом. Но он стал отходить.
  – Да это же чудеса! … Вы оставьте его нам. Нужно показать логопеду и поработать с его речью. Это же грандиозно! Это невозможно переоценить!  Невозможно поверить!
  Вошла медсестра.
  – Вот счёт за операцию.
  – Какой счёт? Какой счёт? – возмутился профессор. Собака остаётся у нас. Лечение ещё не закончено. Не пришлось бы нам платить, выкупая столь бесценное сокровище.
  – Уу-бе-гу-уу, – сердито провыл Умка.
  Сестра широко открыла глаза и рот. Врач заметил, что лицо её стало бледнеть. Он вско-чил с места и едва успел подхватить и положить её  на   диван.
– Обморок, – заключил он. – Таких обмороков у неё даже на операциях не случалось, – испуганно пояснил он; налил воды из графина и спрыснул лицо медсестры.
  – Нужен нашатырный спирт, но без неё не знаю где, – он похлопал по щекам, и она стала приходить в себя.
  – А Вы разве не ожидали этого, когда делали операцию? – спросил Саша.
  – Да разве этого можно было ожидать? Гарантировать, что так получиться мог только сумасшедший. Для меня это было, вроде изготовления детской игрушки. Я не надеялся, что это вообще приживётся. Уже этого было бы достаточно для большой сенсации.
  – Чьи голосовые связки вы поставили? Попугай остался неиспользованным.
  – Да. Голосовые связки попугая очень малы. Не рассчитаны на сильные лёгкие собаки. Она могла бы задохнуться ещё во время операции.
  – Тогда, чьи же вы взяли?
  – Об этом я Вам сказать не могу. И Вас прошу никого не информировать. У нас глупыё законы, ограничивающие движение науки вперёд. Как во времена инквизиции карающие, если кто ослушается. Вы из школьного курса знаете, как преследовали учёных: Галилея, Бруно и других. Объявляли колдунами, еретиками, ведьмами и уничтожали, оправдывая свои поступки, что они несут угрозу народу.  Тем же лозунгом прикрываются и сейчас.
Запрещают клонирование, смешивание яйцеклеток животных и человека, недавно разре-шено пересадка органов от другого человека, но с большой оглядкой. А некоторые религии, как      « Братья Иеговы» выступают против смешения крови. Запрещая переливание крови. А оно спасло миллионы людей. Так и другие пересадки органов. Депутаты думы и сенаторы считают, что учёные глупей их и могут допустить ошибки. Ошибки не делает только тот, кто ничего не делает. Учёный тоже имеет инстинкт самосохранения, и не будет создавать то, что его уничтожит. Это господь Бог сотворил человека с браком и не захотел его уничтожить или исправить. Вы кто по профессии?
  – Я инженер по созданию управляемых станков.
  – Это замечательно. Что бы вы сделали, если ваш новый станок стал давать брак?
  – Конечно, стал бы его дорабатывать.
  – До каких пор?
  – Пока не перестанет давать брак.
  – А вот Бог натворил всякого брака, не только людей, а вшей, блох, бактерий, вирусов, и прочую заразу, и лег отдыхать.  Пусть плодятся. А когда люди взвыли, устроил им всемир-ный потоп. Так и наши законодатели действуют по логике великого творца. А он сотворил Адама и Еву, увидел, что они грешники, прогнал их из рая, подальше от себя, и пусть раз-множаются. Они и начали плодиться. Родились Авель и Каин. А что можно от грешных ожидать? – Брат убил брата. И пошло это по всей земле нашей – грешной. И великий потоп не смыл этого.
  – Вот я последнее время и начал сомневаться, нужен ли эксперимент с собакой? И скло-нен был отменить, – сказал Саша. – Меня заставил это сделать товарищ, который договари-вался с Вами. Ему было неудобно перед Вами, а мне неудобно было отказать ему. А мы не стали продолжателями грехов Господа Бога, создавая новое?
  – А что Вас пугает? – осведомился профессор.
  – Не произойдёт ли следующее: Из-за забора, из подворотни, из чужих дверей квартиры, да просто везде, Вас облают не на собачьем, а на понятном родном языке. Будет ли это приятнее собачьего лая?               
  Профессор сначала рассмеялся, потом задумался.
 – Да, тут есть над чем подумать. Перенимается не только нужное, но и всякая сквернота. И возможно она покажется более выразительной, а потому и приемлемей. Но здесь можно ввести ограничения. Можно учить по направлениям, – по надобностям. Для каких целей они будут предназначены: для поиска наркотиков, преступников, для охраны. Учить тому, что требуется. Не делать из них дворняжек и бродячих собак. Разрешить только дозволен-ное, другое запретить. Но мы отвлеклись от нашего эксперимента. Он, пока, не является смертельно опасным. Всё ведётся под контролем. Но это уже – научная сенсация, и может помочь в разрешении многих научных загадок: способностью мозга собаки управлять голо-совым аппаратом, и главное – насколько мозг собаки далёк или близок от мозга человека. Может ли она понимать сказанное и произнесённое ей самой. Слова произносит и попугай, и ребёнок, начинающий произносить первые слова, но смысла их не знают. Я, да и Вы, поскольку взялись за этот эксперимент, уверены, что собака всё понимает. А пока существует понятие, что мыслить может только человек, а все остальные животные, делают всё благодаря инстинкту. И развенчать эту теорию – великое дело в понимании живого мира.      
 – Я с Вами полностью согласен, что можно произносить слова не понимая смысла. Это не только ребёнок, но и взрослый не может понять слов на чужом языке, пока не ознакомится с новым – чужим языком, не заложит слова в свою память.
  – Пока мы сделали одну сенсацию. Пересажен и прижился голосовой аппарат. Но он, и не только он, должен управляться центральной нервной системой и спинным мозгом. Готовы ли мозги управлять процессом речи? В этом процессе задействованы мышцы гортани, ротовой полости, носовой и языка.
  – Но ребёнок тоже не говорит, а потом осваивает это ремесло.
  – У ребёнка всё это может быть заложено в генном аппарате, – сказал профессор.
  – Я считаю, что всё вырабатывается тренировкой. С рождения ребёнок не умеет есть ложкой. Не знает, какой рукой брать, и разрабатывает правую или левую руку. Фокусник так тренирует руку, что зритель не видит  в его руке карту, когда он перетаскивает её с одной стороны ладони на другую. А животные в цирке, выполняют, то, что им не свой-ственно?
  – Но, ни одно животное, ни один специалист не научил говорить. Эволюция живого мира практически закончена. Они приспособились к данной среде. И если среда резко изменится – они погибнут, как погибли мамонты, ящеры и многие другие.
  – Да. Мамонты, ящеры и другие – погибли, но человек, собака и прочие – остались. Это-го отрицать не можем.
  – Они выжили, потому что жили в другой среде, которая мало изменилась.
  – Возможно, человек жил в тёплой среде. Но сейчас он живет и в суровой зиме, сделав искусственный климат: квартиры с отоплением; хотя может, начинал с пещер и шкур. Но приспособился. А разве животные не приспособились. Звери зимуют в норах. И людям и животным помогает приспособиться память и мышление, а не природный инстинкт. В основе жизни  лежит ПАМЯТЬ!  Она помогает выживать и приспосабливаться к среде. В процессе жизни память пополняется знаниями об окружающей среде. То, что часто встре-чается, повторяется и востребовано для жизни – закрепляется и переходит в инстинкт, с записью на генном уровне. Что не востребовано – забывается.               
Живые существа запоминают: где теплее, сытнее, опаснее, страшнее, и прочее. Чем боль-ше  информации содержит память, тем больше в ней средств,  приспособления к среде. Ибо есть, где взять, и  выбрать, что нужно. Этим занимается мышление.
Мышление – способ работы с памятью: Нахождение в ней нужного материала. Вести сравнения и выбирать нужное, строить новое, опираясь на имеющееся в памяти, и далее опираться на это новое. Как в геометрии Эвклида, на основе аксиом доказать теорему, на основе этой теоремы, доказать другую. Важную роль в мышлении имеет скорость.
Вывод: Чем больше материала заложено в памяти (в сжатом виде, без мусора – это уско-ряет мышление), и чем выше скорость и правильность мышление, поиск и обработка мате-риала, тем гениальнее субъект. Выше ценность машины, компьютера.
Учёба – закладка материала в память в сжатом виде, в большом объёме с отсеянным му-сором. Повторение и тренировка – закрепление материала в памяти, и повышение скорости. Скорость можно повышать,  имея несколько приемов, способов,  поиска; этому учатся. У машин создаются  по несколько программ поиска. 
Правильность мышления  выявляется проверкой, и сравнением результатов полученных разными способами теоретически и подтверждённые практикой. Вот мои взгляды на   жизнь  живой и неживой материи.
  – Мне казалось, что память, мышление, жизнь и её развитие – это прерогатива врачей, и больше психологов, а вы – техник, – с удивлением подчеркнул профессор
  – Современная техника так близко подошла к живому, что уже соревнуется с ней. Вы же слышали об игре короля шахмат – чемпиона мира Каспарова с японской вычислительной машиной. Машина победила, – пояснил Саша.– Я же работаю над созданием автоматов, заменяющих людей.
  – С Вами интересно беседовать и трудно не согласиться. Я готов вместе работать над новым экспериментом. Попробуем опытно доказать вашу теорию, что всё достигается практикой, путём приспособления к среде. Память и мышление – тоже продукты приспособления к среде. Конечно, эволюция продолжается. Всё изменяется, но очень медленно. А Вы, своим трудом, хотите всё ускорить. Но разве можно быстро изменить строение животных и человека. Их природа уже сделала такими, какие они сейчас есть. Так создал Бог, учит библия. И трудно поверить, что они быстро станут другими. Переставим голосовые связки и, собака заговорит.
  – Да. Все изменяется медленно, потому что медленно  изменятся среда. А что произой-дет, если среду изменить быстро?
  – Наверно то, что произошло с мамонтами и другими животными, которых сейчас нет.
  – Я тоже так думал. Но взять людей разной профессии, и мы видим широкий спектр из-менений: молотобоец и кабинетный рабочий. Они же за короткий период изменяют струк-туру тела. И любой из нас, при желании, может накачать себе мышцы или увеличить па-мять за довольно короткий срок. Разве не заметна будет их разница с теми, кто этим не занимался? Не так ли люди становятся профессионалами высокого класса: гимнастами, музыкантами, да в любой профессии. А разница кошки и собаки по сравнению с дикими животными. Разве похоже: кошка и рысь, собака и волк, тигр на манеже и в тайге. Конечно, форма тела мало изменилась. В их памяти на генном уровне заложены способы добычи пищи, для существования. Теперь их кормят. Они приспособились просить и зарабатывать еду, выполняя нужную людям работу. У них другой способ добычи пищи. И это приобретено за короткий срок. Значит,  создавая другие условия существования, другую среду, можно изменять всё, даже генный аппарат. Нужно только изменить среду.
  –  Но основу изменить за короткий период нельзя. Разве лапы собаки можно изменить до рук? 
  – Вы меня загоняете в тёмный угол, где нет выхода. Это всё равно, что из рыбы, дыша-щей жабрами, сделать что-то типа собаки – дышащей лёгкими, и наоборот. С позиции тех-ника, скажу: уже изготовляются протезы руки с управлением из мозга. И эта – железка, а не живая материя, выполняет почти все функции руки человека. А что пришивают пальцы, руки и другое, Вы знаете лучше меня. С позиции биологии… могу сказать только из школьного курса: Всё живое состоит из молекул белка и человек и одноклеточные. Учёные уже манипулируют и с молекулами и с клетками. Создаются искусственные клетки наших органов. Вероятно скоро научатся создавать по заданной схеме какие нужно.
А там дело за архитектором: строить из этих кирпичиков что захотят. Возможно и самого человека. Наверно это не скоро. Да ещё не продуман и сам образ человека. Если не думая, как Бог сотворил человека, снова сотворить грешника, или ещё какое-то уродище, то лучше с этим не торопиться. Шаги науки всё увеличиваются. Алхимики много лет пытались свинец превратить в золото, но не получалось, пока наука не открыла строение атома. А теперь всё это не проблема. Стало ясно и уже делается. Так, вероятно, и с молекулой белка. Но, создавая новую жизнь, необходимо помнить о среде, в которой она будет жить. Всё это вместе связано.
  – Вы очень интересный человек. Никогда я о таких глубинах не задумывался.
  – Это не удивительно. Вы занимаетесь ремонтом созданного, а я занимаюсь изобретени-ем нового. Ваш эксперимент с Умкой – начало такой интересной новой работы. Я надеюсь, что будет и продолжение. Как говорил Руссо: «Всё дело случая». Вот такой случай у Вас появился. Его теперь стоит продолжить и развить.
  Вы сделали для собаки протез, к которому она должна приспособиться, как люди при-спосабливаются к протезам. Как приспосабливались мы есть ложкой, китайцы полочками, писать ручкой и всё другое. Так должна приспособиться и собака к новым возможностям. Играем же мы на духовых инструментах, которых природа нам не дарила, сделали сами.
  Как ребёнок приспосабливается к зрению, видя всё в перевёрнутом виде; как он сначала бессмысленно перенимает речь, и лишь потом приходит к её осмыслению, запоминая, ка-кие слова к чему относятся. Если говорить о логике мышления, то животные не лишены её. Попробуйте с ними играть и сразу это заметите. Они способны угадать ваши дальнейшие  действия и приготовиться к ним. Конечно, если в их памяти они уже есть.      
  – Вы меня убедили. Теперь нужно убедить общественность – учёный люд. А им нужны доказательства. Попробуем их получить.
  Но доказать учёным не просто. Нужно опровергнуть уже существующие взгляды.            Профессор невролог  Джон Эклс, лауреат Нобелевской премии, писал: «У обезьян не обна-ружена речевая зона Брока. И их можно научить  произносить только несколько звуков. Мы же способны говорить на сложном языке, чётко увязывая звуки с действиями, к которым они относятся».
  – А разве собака этого не понимает? Ей говорят различные команды, и она их чётко вы-полняет. Её никто и не учил, но скажи: «Пошли гулять» и она правильно среагирует. Наш, русский знаменитый дрессировщик Дуров демонстрировал способности своей собаки гос-тю. Он сидел дома в кресле и велел принести телефонный справочник, который был в садовой беседке на столике. Собака чётко выполнила задание. Причём, задание предложено гостем.
Наш Умка тоже выполняет подобные задания. Почему я и решился на этот эксперимент.
  Саша рассказал случаи с собакой, и почему изменили ему имя.
  – Да что собака, компьютеры уже могут говорить, слушать, указывать и исправлять ошибки.
  – А вот профессор Галернтер уверяет, что есть отличие мозга человека от машины. Она не может формировать своё – «Я», что даёт нам богатое воображение и возможность ду-мать: о себе, о других, создавать то, чего не было, фантазировать, решать задачи.
  – Решать задачи компьютер может лучше человека. Я уже говорил, что и мозг и машина мыслят на основе памяти. То, чего там нет, они могут создавать, опираясь на то, что есть в памяти. Например: Никто не видел Бога, ангелов, чертей. Но их рисуют, обращаясь к ана-логии с доработкой: рогов, копыт и шерсти у чертей, заимствуя всё из своей памяти. А как выглядят инопланетяне? Кто их видел? Но рисуют. Так создаётся любая фантастика.
А что значит «собственное – Я?» Понятие «Я – есть» возникает, в связи с присущим всем живым законом самосохранения. «Я, должен себя сохранить».  Выполнять естественные жизненные потребности и защитить себя. То есть – думать о себе. Так, все живые о себе думают. У неживого этого нет. И, слава Богу, что нет. Именно этот закон самосохранения  и является причиной всех воин, битв, скандалов, противоречий. Если станку или роботу задать программу самосохранения, да ещё в широком масштабе, они всех поубивают, кто по   оплошности допустил  ошибку.  Я думал создать программу самосохранения станка. Чтобы он предупреждал поломки,  неправильное действие персонала, его обслуживающего. И  станок встал и не хочет работать. Станок, как и человек, стал упрямым. Что делать? Почему он встал? Может просто экономит энергию, бережет себя от поломки, не понравилась обслуга. Сам чёрт не поймёт, что ему нужно. А он будет стоять, и смеяться над тобой. Можно создать цех, который будет сам себя восстанавливать; проектировать новое, создавать свои программы. Но потом во всём этом и человеку – создателю трудно будет разобраться, что натворил цех. К созданию нового нужно относиться строго. В своих совершенствованиях  мы уже дошли до края, где начинается пропасть, и нужно установить барьер, чтобы в неё не упасть. Этой пропастью является - закон самосохранения. Если станку ввести в программу, чтобы он себя защищал, он будет бить по рукам, кто его будет не так включать, или обслуживать. Закон самосохранения – страшный закон.
  – Но Вы взялись за переделку собаки. Значит, всё продумали? – Спросил профессор.
  – Всё продумать невозможно. У меня тоже есть сомнения. Я Вам уже говорил, что хотел  этого не делать. Успокаивает то, что наш опыт идёт под контролем. Его всегда можно оста-новить. И он в единственном числе. Не будет размножаться.
   
                Логопед
   Послышался звонок в дверь. Профессор нажал кнопку электрозамка. Вошел длинный, худощавый, уже немолодой мужчина. Вежливо поздоровался и как-то растерянно поглядел по сторонам.
  – Простите, я может не туда попал. Мне позвонила девушка с нарушением дикции, и просила придти по данному адресу. Я ожидал, что это дом, а оказалась лечебница. А домов рядом нет. Может какая-то ошибка. И девушки, с нарушением речи, я тоже не вижу.
  – Вы, как я догадываюсь, по нарушению речи – логопед? Правильно ли я понял?
  – Да, но где же сам субъект, с которым я должен работать?
  – Та, что с Вами говорила, ушла. Но Вы не огорчайтесь. Субъект работы здесь.
  Пришедший вопросительно посмотрел на Сашу и профессора.
  – Но Вы довольно взрослые люди, а я работаю с молодыми. И у Вас хорошее произно-шение.
может, … простите не познакомился, доктор Шварц. Адольф Карлович Шварц, – и он протянул руку. – Приятно познакомиться – Александр. Просто Саша.
  – Гм-ы. Так просто? У Вас не было отца? Или Вам неприятно его имя?
  – Да нет. Отец был, и я чту его память. Просто я считаю так проще, по-товарищески.
  – Ну, если позволите, буду называть проще. Я слышу, что у Вас с речью проблем тоже нет.
  – Не замечал.
  – А почему же ушла проблемная девушка? Как это нехорошо.
  – Верно. Ей, стало нехорошо. И я отправил домой, – сказал профессор.
  – А у неё действительно есть проблемы, – заключил доктор.
  – Извините, – начал оправдываться профессор. – У неё есть некоторые своеобразные
проблемы, вместо здравствуйте, она говорит – здрасте. Но, потом, спохватившись, произ-носит сладкозвучно: любезный, дорогой, и даже, иногда, любимый. При этом склоняет на бок головку, широко открывает глаза и закатывает их вверх. Мужчины, обычно, бросаются её схватить, боясь, что она упадёт в обмороке, а она с удовольствием повисает у них на руках, ухватившись за шею.
   Саше  стало смешно. Он понял, что профессор шутит, и постарался подавить улыбку.
  – Со мной этого не произошло, – решил продолжить разговор Саша.   
  – Так, это потому, что у вас на руках была собака,– отшутился профессор. 
  – Мне хотелось бы вернуться к причине моего визита, – сказал доктор.– Кого же нужно лечить? Или – это глупая шутка?
Нет,  доктор, нам нужно научить правильно произносить слова… – профессор замялся, – вот эту собачку.
  Доктор посмотрел на собаку, на Сашу. Взгляд его был полон недоумения; глаза широко открыты. Он пытался понять: шутка это, или что-то ещё – непонятное. Но серьёзного раз-говора он не находит. И он остановил упорный взгляд на профессоре.
  – Объясните, что здесь за учреждение? Кого и от чего лечат? Собак или умалишенных…
Может это цирк, или театр клоунов и шутников. Может уже и съёмка идёт, закрытой ка-мерой.
Но я в артисты не нанимался.
  – Нет. Я не шучу. Собака уже что-то может говорить, но пока у неё произношение, мягко говоря, желает быть лучше.
  Глаза доктора пытались вылезти из своих насиженных мест. Он, всё ещё, недоумевая, смотрел то на собаку, то на профессора.
  – Что всё это значит? – начал доктор. – Я не ослышался?..  Собака начала говорить?
  В его голове мелькнула догадка: готовится номер для аттракционов цирка.
  – Знаете ли, уважаемые, я видел аттракционы фокусников в цирке, где собаки умели считать, и находить нужные цифры для ответа. Но это они делали по щелчку дрессировщика. Приходилось видеть, как заставляли говорить овчарку, пережимая ей рот.
И она с трудом произносила слово « мама». Может и ваша собака делает это. Но здесь за-слуга людей, а не собаки. Искусственное создание звука, и ничего общего с речью не имеет. Собака не может осмыслить значение слов. Для неё это просто звук.
  – Вы хотите сказать, как для человека иностранный язык?
  – Точно так.
  – Вы поймете, если вам скажут на иностранном языке?
  – Нет, конечно.
  – А собака понимает, о чём ей говорят. Выполняет команды, которым учат. Вот смотри-те.
Умка, ты куда хочешь?  – «О-мо-ой», – проскулила собака. – Домой, – уточнил Саша.
  Доктор вопросительно поглядел на собаку. «Поняла и правильно ответила»,– решил он.
  – Пропадает звук «Д». Нужно научить её произносить этот звук, – в нём уже заговорило профессиональное занятие. – Нужно  прижать язык к передней, верхней части неба, к верх-ней части зубов. – Неожиданно для себя он вошел в роль логопеда – врача.
  – Скажи Д, – Умка молчал, сердито глядя на доктора.
  – Скажи  Д, – настаивал доктор. – Но Умка упорно молчал.
  – Он не понимает, что от него требуют, – пояснил доктор.
  – Не может быть, – опротестовал Саша.       
  – Тогда, пусть откроет рот, я посмотрю за действием его языка. Прижимает ли, как я прошу?
  – Умка, открой рот и скажи Дэ – попросил Саша. – Э-э-э, – протянула собака.
  – Подними язык к небу, – снова повторил доктор.
  – Он не знает что такое небо. Его же не учили анатомии, – оправдывался хозяин.
  – Придётся помочь, – сказал доктор и полез пальцем в пасть собаки, чтобы поднять ей язык.
   Умка зло схватил  его за палец. Доктор в испуге выхватил из пасти палец и опасливо посмотрел на собаку.
  – Не знает анатомию, – сердито сказал он. – Дети тоже не знают анатомию, но повторяют движения, которые им показывают. Их можно научить.  А учить говорить собак – занятие для глупцов. Я себя  к ним не хочу относить.
   Он осмотрел свой палец. Из него сочилась кровь.
  Профессор быстро сходил и принёс перекись водорода и бинт.
  – Сейчас обезвредим и завяжем. Раны неглубокие – царапины. Вероятно, задели за ост-рые зубы, когда поспешили вытащить из пасти. Это не со злости куснула. Были бы более глубокие раны, – пытаясь оправдать собаку, успокаивал доктора профессор, обрабатывая палец.
  – Шутники! – сердито произнёс логопед. – Устроили мне цирк!  – и поспешил  удалить-ся, так хлопнув дверью, что всё здание содрогнулось. – Саша рассмеялся.
  – Собаке в пасть палец сунул. Ему бы наших демократов учить – голову бы откусили.
Профессор тоже развеселился, глядя на Сашу.
  – А он прав. Действительно цирк получился. Ладно. С логопедом не получилось. Что дальше будем делать? – спросил профессор, глядя на Сашу.
  – А что дальше. Дети с двух лет начинают говорить, а некоторые и позднее. А мы хотим завтра получить результат. Думаю, что всё придёт к норме само – собой. Нужно только ждать.      
  – Ждать? – Весёлость профессора – сменилась задумчивостью.
  – В следующем году будет всемирный симпозиум учёных. Я думал подать заявку на вы-ступление, об уникальном эксперименте с собакой. Но, вероятно, ничего не получится.
  – Но, операция – то состоялась, и прошла успешно, – пытался утешить Саша.
  – Прошла успешно. Но ради чего?.. И что для этого использовалось?..
  Дальше профессор говорить испугался. В голосе его появился страх за содеянное, о ко-тором лучше молчать. И он поспешил избавиться от этого эксперимента. Скрыть Умку
  – Ну, вот что, – начал он. – Пока у нас нет надежды на успех, возьмите собачку себе. И давайте забудем о случившемся. Кто-нибудь ещё об этом знает?
– Никто не знает, – сказал Саша, – не очень понимая, чего боится профессор, но сам насторожился.
  – Ну и отлично. Никому не говорите. Так будет лучше для нас обоих. Вы меня поняли?
  – Да. Конечно, – и, как-то машинально, обратился к собаке: «Умка скажи  – да», – «Да», –
  гавкнул  Умка.
   Саша посмотрел на профессора. Оба застыли в удивлении. Саша продолжил:
  –Умка скажи:  «Пошли».
  – «По-шли-и-и», – проскулила собака и заёрзала на руках хозяина.
  – Да он уже по слогам усваивает речь. Профессор и Саша растерянно молчали 
  – Нет. Пока как договорились, – нарушил молчание профессор.
  – Ладно. Скоро отпуск. Я увезу её в деревню к матери. Она живёт одна. Глухая. Так что разговаривать будет не с кем.
– Вот и хорошо, – согласился профессор.–  А то я хотел предложить усыпить. Но мне его жалко. Посмотрим, что будет дальше. А пока лучше молчать. Я с Вами изредка буду встре-чаться, для выяснения обстоятельств, да и просто поговорить с вами интересно. Вы дума-ющий человек, а в жизни так много вопросов, о которых хочется поговорить, а не с кем. А пока до свидания. Меня ждут дела.
  Они пожали друг другу руки, улыбнулись  доброй дружеской улыбкой и профессор про-водил их до ворот ограды.               
По дороге домой Саша внутренне радовался успехами Умки, как своими. Он говорил се-бе:
  – Да у меня всё получится, станки начинают говорить, а тут – умная собака, созданная могучей природой, с мозгом, который ещё долго нам – людям не суметь создать.
  Он ласково гладил собаку и смотрел в её умные глаза. Но когда он подходил к дому, его словно хлестнула пугающая мысль: « А ведь хозяйка узнает. От неё-то не скроешь. Как она отреагирует на это, узнав, что собака говорит? Не разнесёт ли этот секрет по городу? Разве женщину заставишь молчать, да ещё в наших натянутых отношениях. Она нарочно исполь-зует это в своих интересах, всё выпятив и усилив для остроты вопроса». И ему стало не по себе. В голове стали маячить: милиция, прокуратура, суд, ответственность за свои поступки перед профессором, у которого есть вина за преступление перед законом, о котором он не знал, но догадывался. И чем эта затея может кончиться? Не пострадает ли порядочный человек из-за его выдумки и ради науки.  «Надо предупредить собаку. Но как? Она не научена понимать тонкости и коварства людской продуманной политической игры.
Надо её напугать, – догадался он. – Умка, теперь тебе нельзя ничего говорить ни с кем, кроме меня. Нужно молчать. Особенно с Зиной. Иначе ты её напугаешь, и она выгонит тебя из дома. Ты будешь бездомной собакой. И собаки тебя, с такой речью, тоже не примут. Они будут бояться, а потому огрызаться. Будь осторожен. Говори только со мной. Понял?
– Да, – ответил Умка, и вопросительно и с удивлением  посмотрел на хозяина. Глаза его сделались мутными,  скучными и грустными. Он как будто сожалел о случившемся. Что кончилась его свободная, беззаботная жизнь. Нужно бояться открыть рот везде, даже среди собак. А раньше запрещали лаять только в коридоре и в квартире. А на улице он мог лаять, сколько хочешь: на кошек, пьяниц, чужих и вообще свободно излить свою душу, – лаять просто так, как люди поют песни. И ему стало так грустно, что появились слёзы. Но их никто не видел. Его положили на свой коврик в коридоре, и он ещё долго обдумывал эту скучную проблему:  «Как плохо быть человеком. Даже говорит можно не всегда и не со  всеми. Нужно знать: с кем говорить, о чём, когда. То ли дело – собачья свобода. А ведь люди считают, что они свободные. Что живут в свободном обществе, борются за свободу. Чушь собачья», – думал Умка.
  Теперь Саша стал раньше приходить с работы домой, не задерживаясь на работе. Он уходил с собакой подальше от людей, гулял, разговаривал с ней. И эти занятия с ней стали ему казаться даже интереснее и важнее, чем работа над станками. С ней он мог общаться, смотреть ей в глаза, и видеть её душевное состояние, её радость с его приходом, грусть, когда он уходил на работу, её весёлые глаза во время игры; чего никогда не увидишь в холодных железных автоматах, и от своей жены. Он с удовольствием с ней гулял, объяснялся, радовался малейшими успехами обучения, и вместе с ним радовался Умка, усердно стараясь угодить хозяину. Это был крепкий союз двух  живых существ,  взаимно понимающих и желающих сделать добро и радость друг другу.               
    Учёба шла успешно. Всё больше слов появлялось в словарном обороте собаки. Саша всё больше стал опасаться, чтобы  не узнала хозяйка. Для этого он взял отпуск и вместе с Умкой уехал в деревню к матери.

                В деревню к матери      
 Дорога до деревни длинная, занимала несколько часов езды на автобусе. Ближе к городу ещё попадались деревни с ухоженными домами и огородами, но чем дальше, тем меньше он видел жилья. В некоторых деревнях стояло по четыре, по три дома. Были дома уже с заколоченными окнами и дверями. А дальше деревни вовсе пропадали, и редели пассажиры автобуса. Саша вспоминал когда-то знакомые места и не узнавал. Поля заросли кустарником и молодой порослью леса. Он вспоминал прошлые времена, когда полей не хватало, и корчевали кусты, болота осушали, вели мелиорацию. Теперь всё брошено. Он думал: «Сколько средств, трудов, желаний  похоронено. А мы всё думаем над повышением производительности труда, а потом весь этот труд хороним. Как не рентабельно мы живём. Вместо прогресса – регресс. Будет ли наш народ от этого богаче? Когда же мы будем понимать и мыслить глобально. Народ становится всё грамотнее. Столько людей с высшим образованием. Но все уткнулись в свои корыта, как свиньи, и не хотят поднять головы, чтобы увидеть чуть дальше. Делаем перестройки по методу Горбачёва, путём проб и ошибок. Но ошибки бывают разные. Некоторые могут привести к гибели миллионов людей. Их-то нужно просчитывать и не допускать. Нельзя добиваться цели любыми жертвами. Люди должны помнить об этом, и не позволять делать. Хотя, кто слушает нас. Был референдум народов СССР, решили сохранить союз, но три человека, выбранных народом, плюнули народу в глаза, и развалили великую мощную державу. Кого же мы выбираем, чтобы нами руководить. Не наша ли безграмотность и лень думать, надеясь на авось, «куда кривая вывезёт», виноваты в этом. Не пора ли изменить избирательную систему, чтобы она никак не зависела от денег, покупающих всё.  Ибо от бедного люда не будет  депутатов. Какая  же тут демократия.  А правителей, поправших волю народа – отстранять и судить как врагов. Не дожидаясь новых выборов – сразу. И это должно лечь в основу закона конституции.
На это есть независимая прокуратура и конституционный суд. Но пока власть в одних руках – этого мы не достигнем. Никто сам себя не свергнет. Это природный закон самосохранения. Значит не должно  быть в управлении государством – единоначалья. Когда мы избавимся от вожака стаи, племени, вассала, князя, царя, теперь президента. Пока не придумали другого, пусть он будет под постоянным контролем центрального  штаба – консилиума, который будет контролировать действия президента, и в кротчайший срок может приостановить действия президента. А лучше совсем отказаться от президента, а оставить только штаб, который будет подчиняться думе. Количественный состав должен быть небольшим: по два человека от партии, не зависимо  от количества членов партии, от трёх – пяти партий. При таком устройстве не появится Гитлер и подобный ему. Никто из членов в одиночку не имеет права принять решение. И это – самое главное! Мнение каждого фиксируется. Решение принимается большинством. У каждого члена должен быть заместитель из той же партии на случай замены. Штаб, с правами президента, контролирует и  работу министерства. Этой верхушкой будет управлять секретарь не имеющий своего голоса и давления на штаб. Он готовит  отчёты о работе и предоставляет их думе для принятия решений о замене членов штаба, при их некомпетентности. Никаких выборов президента. Не будет обмана народа, что он ими выбран. Громадная страна не может хорошо знать человека, которого выбирает. А рекламе доверять нельзя. Пусть народ выберёт депутатов в думу из близких ему людей, и доверит им выбрать членов штаба. Они же быстро отзовут неуместных, не дожидаясь окончания срока 4-6 лет, за которые президент погубит не только много людей, но целые страны. Разве это мы забыли на примере Гитлера; Ельцина, разрушившего страну; превратившего дружеские народы, с переплетёнными семейными судьбами, во врагов. Они принесли невосполнимые потери. Говорят, что с одного легче спросить. Что с них спросили за все эти потери? При коллективном управлении этого произойти не могло. Дума должна вовремя среагировать и отстранить таких деятелей от руководства. При такой форме не будет борьбы за престол, ибо выбор членов решает  дума и партии, а не кровавый победитель. Не будет резких отклонений от курса принятого думой и конституцией. Некоторые мыслители считают, что самая устойчивая форма управления должна строиться в форме пирамиды; где на вершине царь. При этом блудятся между основанием и вершиной, считая, что основа это царь – вершина, тогда как, основа устойчивой пирамиды низ – народ. Ставят всё с ног на голову – вершину. А она-то, и есть самое неустойчивое место. Ибо там и ломаются острые места пирамиды. Идёт война за царское место. Так нужна ли такая система? Управлять должен народ через своих выборных. И их он должен легко отзывать. Как? Любой человек может поставить вопрос о замене депутата, указав свои веские доводы в средствах массовой информации или в коллективе. Если его поддержат, то мнение коллектива должны рассмотреть и другие коллективы. И вот когда обсуждение примет широкий мас-штаб, должно быть принято решение.
  Так всю дорогу и скоротал Саша, обдумывая причины уничтожившие:  деревни, колхо-зы, фермы;  согнавшие людей с родных мест; развалившие всю страну; из братских народов сделав врагов, и тем ослабив мощь страны.
  Наконец он увидел свою деревню и в душе заныло  родным, близким. Сразу стали вспо-минаться детские и юношеские годы; где бродили, играли, лазали по деревьям и спускались на молодых берёзках, как на парашюте, согнув её почти до самой земли. Ходили по грибы, за ягодами, рыбачить. Но не узнать: ни леса, не полей. Да и сама деревня  уже неузнаваема. Не осталось и половины домов. Нет школы. На их месте теперь высокий бурьян, пепелища, да остатки ломаных изгородей. И радость его сменилась жгучей тоской, сжимавшей сердце. Из родной – она сразу превратилась в чужую. Если б просто чужую, то не так страшно и больно. Она была словно изломана, исковеркана, изуродована. И это сильнее всего вызывало боль и жалость. Раньше их дом был почти в середине деревни, а сейчас он стал крайним, и за ним уже начиналась заросль, из пустого кустарника и бурьяна.
  – Слава Богу, жив мой дом, подумал он. В палисаде он увидел свою мать – сгорбившую-ся старушку. Она куда-то шла, возможно, к козе. Саша окликнул её. Она остановилась, но, вероятно не поняла, откуда кричали, и стала смотреть вокруг. Наконец она увидела, и как могла,  поспешила на встречу.
– Сашенька, сыночек, родненький, приехал! – Она притянула его голову, и, не отпуская, начала целовать плача и приговаривая: – забыл ты совсем свою мать. Думала, что умру, так и не увижу  тебя. Как я по тебе соскучилась. Одна ведь я здесь. Хорошо, что соседка наве-щает, а то умру, не увидев тебя, и не простившись. И ты не будешь знать.
  Она улыбалась и плакала. И казалось, что её горю, радости и причитаниям не будет кон-ца.         
  – Милый ты мой, сыночек. Как я рада увидеть тебя. А почему ты один. Ты же писал что женился. Мне бы и на жену посмотреть хотелось. Какая она? Хороша ли? Почему не прие-хала? Беспокоит меня, хорошо ли с ней жить?
  Саша не знал что ответить. Сказать правду – только расстроить мать. И он решил, что здесь лучше неправда, – чем, правда.
  – Уехала она в санаторий лечиться по путёвке. Поэтому я приехал один. Не хочет она в деревню ехать.
  – Ладно. Бог с ней. Пойдём в дом, – сказала мать, и за руку повела сына.   
  – Гордая знать, твоя жена. Не уважительная. Верно, плохо тебе с ней. Не радостно. Жал-ко мне тебя. Да ведь сам выбрал. Меня не спросил. Наверно потому и ко мне тебя не отпус-кала. Ну, да что теперь рассуждать. Деточек-то она не хочет, или как?..
  – Не знаю. Может, не хочет,  или не может, потому и лечится.
  – Не интересна она тебе…
  – Я к тебе на весь отпуск приехал. Смотрю у тебя коза с козочкой. Надо будет сена поко-сить.
Говори, какие ещё дела, чтобы успеть всё сделать.   
  Мать была несказанно рада приезду сына.  Ей ничем не хотелось его загружать. Она бы все дни  сидела напротив него и изучала все его мысли и думы, читала бы по лицу его житьё-бытьё. Ей хотелось знать всё: и прошлое, о его учёбе, и настоящее – о работе и житье. И много, много всего, что не хватит и целого отпуска. Но и в своём хозяйстве конечно, много дел.
У неё было небольшое хозяйство: огород с всякими овощами, Молодые куры и петушки, уже выросшие из цыплят, коза с козочкой. Вот и всё её натуральное хозяйство, обеспечи-вающее старческую мало потребную жизнь необходимой едой. Но и этим малым хозяй-ством управлять стало нелегко. Уже плохо стала видеть и слышать, но так привыкла к сво-ей вотчине, что могла и слепая всех накормить. Вот разве, с огородом не справиться. Но, конечно, помощнику была рада. Одно дело сын – кровинка, радость матери; но если ещё и помощник, то радость двойная. Сразу нашлись для него дела: принести воды с колодца, дров к печи, перевести козу, привязанную на верёвке к колышку, на другое место, где све-жая трава. А на том месте, где паслась на короткой верёвке, трава съедена почти до корня; и она начала блеять, подавая сигналы бедствия. Верно, на эти сигналы и спешила мать, когда её увидел Саша. По старой мальчишечьей памяти, когда он лазал по всем чердакам и подвалам и знал всё, где что находится; он нашел старую верёвку, и удлинил её для козы, увеличив поле действия, и переставил колышек. Умка стоял поодаль, видя, что коза насторожилась, видя незнакомого пришельца. А скоро прибежала соседская дворняжка, и с любопытством и настороженностью осмотрела гостя; а потом начала громко лаять, ощетинив шерсть, так чтобы её услышали собаки всей деревни, словно скликала на помощь. Умка понял, что вторгся в чужие владения. Все беспокоятся за свою территорию, и никто не желает, чтоб к нему кто-то подселился, и урезал их права на сферу влияния. Он ретировался ближе к хозяину. Увидев защиту гостя, в лице нового человека, дворняга убежала. Но вскоре появилась целая стая собак разной породы и калибра. Впереди всех трусил огромный лохматый пёс, из породы кавказских овчарок. Вероятно, это был вожак деревенской своры. Настроение его было явно не дружелюбное. У калитки в палисад он остановился, как бы оценивая обстановку, прежде чем переступить границу чужого владения. Но вот, опустив голову и обнюхивая след, он пошел на сближение, а за ним и вся стая. Саша стоял на крыльце и с интересом наблюдал сцену. Умка был в двух шагах от крыльца и готовился к защите. Видя опасное приближение, Умка попытался тявкнуть, но это у него получилось мягко и не страшно. И тут он вспомнил,  как раньше гоняли его.
  – Пр-р-рочь, п-р-рочь, – закричал он. Вожак остановился. Встала и вся стая. Вместо обычного лая, они услышали, что-то похожее на человеческую речь, и были сильно озада-чены. Видя, что свора не собирается отступать, Саша тоже громко крикнул:      
  – А ну, пошли прочь! прочь! прочь!
  Умка, неожиданно для себя и хозяина, громко повторил всю фразу:
  – А ну, пошли прочь, прочь, прочь, – Это было сказано уже совсем по-человечески. И собачья стая, не понимая, что перед ним, собака или человек, начала отступать за пределы ограды. Остался только вожак. Он с удивлением осмысливал происходящее, не веря своим ушам. Ему было интересно познакомиться, но неопределённость внушала страх.
  – Что надо? Пошел прочь, кобелина паршивый, – крикнул Саша вожаку. И Умка повто-рил:
  – Что надо? Пошел прочь, кобелина, паршивый.
    Саша с удивлением взглянул на свою собаку.
« Как она сразу усвоила целую фразу. Вероятно, в экстремальных  ситуациях, всё осваивается, горазда быстрее, – подумал он. – Вся фраза для неё, как одно слово, выражающее мысль. Так же, целыми фразами, запоминают иностранную речь.
  Когда он поднял глаза от Умки, кобеля рядом уже не было. Он трусил за оградой, дого-няя свою свору. Саша и Умка пошли в квартиру. Сзади их окликнула женщина:
  – Можно к Вам?
  – Саша оглянулся. Умка хотел тявкнуть, но смолчал, не найдя слов.
  – Чем это вам наши собаки не понравились, что вы их так зло гоните? Услышала чужой мужской голос и пришла узнать. Вы всех так принимаете, или нет? – шутливо спросила она.
  – А это смотря по намеренью пришельцев. Если с добром, то – пожалуйста, а с войной,– то и шерсть ощетиним, и по шее получит, – так же шутливо ответил он.   
  – Бабушка-то дома, аль нет? Я к ней.
  – Дома, – ответил Саша и уступил гостье дорогу. Но она не пошла вперёд.
  Саша вошел в дом. И за ним вошла женщина.
  – Здравствуй, баба Даша.
 Потом, она повернулась к Саше и внимательно, словно осматривала покупку, изучающее  посмотрела на него, и тоже поздоровалась, с простой  доброй улыбкой.
  – Наверно сынок приехал навестить, – догадалась она. – Давно не был. Заждалась Вас мать.
  – Сынок, сынок, – подтвердила мать, суетясь у печи.
  – А я соседка. Да мы, вся деревня, – соседи. Меня Татьяной зовут, – и она протянула ру-ку.
  – Александр, – ответил он, принимая руку и по-мужски, крепко её пожал.
  – Ой! – легонько вскрикнула она. – Так нажал, что чуть инвалидом не сделал. Пришлось бы  на своё содержание брать, – пошутила она, тряся  ладонь. – А можно звать просто Са-шей? Уж очень значимое имя: Александр Пушкин, Грибоедов. Ой, да много их – Алексан-дров.
  – Как и пушкинских Татьян сейчас, – подхватил он. – А звать можете, как Вам нравится. Можно и горшком, только в печь не ставить.
 Она ещё раз с доброй, ласковой  женской улыбкой взглянула в его глаза, и удовлетворён-ная знакомством, пошла к матери. Саша, чтобы не мешать их беседе, ушел в другую комна-ту. Вышел он, когда услышал, что хлопнула дверь. Соседка ушла.
  – Зачем она приходила? – поинтересовался он у матери.
  – Ну, как же? Новый человек в деревне появился. Не часто у нас новые люди бывают. А свои уже надоели. Вот и пришла познакомиться, поговорить. Может, что новенькое узнает. Ясно дело – бабы. Им всё интересно. Наверно узнать хотела: один или с женой. Спросила про неё. Верно, есть дело до тебя. Она одинокая. В деревне мужиков-то не осталось. Вот и интерес у неё. А ты ушел. Со мной-то ей что говорить? Спросила, что хотела и ушла.   
  Саша вспомнил прибежавшую свору собак, и ему показалось, что-то общее между этими двумя приходами. «Что люди, что звери – все мы одинаковые», – подметил он.

                Участковый      
  На другое утро, мать попросила  его накормить  молодок.
  – Только ты петушков отгоняй, а иначе, они курам поесть не дадут. Надоеды, – наказала она. 
Задача эта оказалась не из простых. Куры, боясь незнакомца, пятились назад, хотя им нужно было выходить первыми; а петушки смело лезли вперёд, готовые вступить в драчу, и загонять их в сарай было не просто. Они взлетали вверх, пытаясь сесть на голову и остер-венело клевать её и глаза. И только длинная палка выручила Сашу.  Едва он загнал упрям-цев в сарай и прикрыл дверь, как вдруг всполошился Умка. Он сидел в стороне, не зная, чем можно помочь хозяину. И вдруг зло закричал: «Что, надо? Прочь, кобелина парши-вый!»  Саша поглядел и увидел, от дверец палисада идёт милиционер. «Только этого мне не хватало, – мелькнуло в его голове. – Отчего скрывался – на то и нарвался».  Нужно было срочно спрятать собаку. Он приоткрыл двери сарая и сунул её к петухам. Возник страшный переполох. Пришлось открыть дверь. На волю полетели взъерошенные петухи, пух и перья. 
Он отскочил в сторону, отбиваясь от них, но некоторые успевали так поклевать его руки, что на них появилась кровь.
  – Стой! Руки вверх! Я здешний участковый, – услышал Саша за своей спиной. Кровь на руках Саши напугала участкового, он вытащил пистолет, слегка присел, словно готовился к прыжку, и  направил пистолет на незнакомца.
  – Кто в сарае? Открой дверь и отойди в сторону на три шага.
  Саша покорно исполнил приказ.
   – Кто в сарае? Выходи. Сопротивление бесполезно,– скомандовал участковый.
  Саша в растерянности крикнул: «Фома  выходи». Но собака не шла. Тут до хозяина до-шло, что он не так её зовёт. И он снова крикнул:
  – Умка, ко мне! – с опаской и понурив голову, из сарая вышла собака, зло, оглядываясь на незваного гостя, и прижалась к хозяину.
  – Фома! – крикнул милиционер, – выходи. Сопротивление бесполезно. Делаю предупре-дительный выстрел, – и страшный грохот потряс тишину деревни. Он выстрелил в воздух.
 На звук выстрела из дома выскочила мать. Увидев участкового, но, из-за дома не видя всёй картины, закричала на высоких нотах: « Убил, убил, сына моего убил, – но выбежав из-за дома, и увидев сына, запричитала крестясь. – Жив. Слава Богу, жив». – И, обретясь к участковому, спросила:
  – Что ты тут всех пугаешь? Всех кур переполошил.
  – Дарья, кто у тебя в сарае? – грозно спросил участковый.
  – Да кому же там быть? Миленький.
  – А этот,  кто? Твой сын, что ли? Из заключения?
  – Что ты, что ты. Какое заключение. В отпуск приехал навестить мать. Саша,– сынок мой.
  – А Фома, тоже твой сын?
  – Какой Фома? Нет у меня больше сыновей. Саша единственный.
  – Иди в сарай. Посмотри, кто там есть.
  Согнувшись, испуганная старушка заковыляла к сараю. Ноги её дрожали и подкашива-лись.
«Кто там может быть? Что за Фома?  – думала она. – Может вор забрался, так почему Фо-ма?»
 Милиционер, согнувшись,  продвигался,  прячась за спину старушки. Саша, глядя на эту грустную и смешную картину, не выдержал и сказал: «Мама не бойся, там никого нет».
Участковый осмотрел сарай, держа пистолет в боевой готовности; убедился, что он пу-стой и нет других выходов, обратился к Саше: «А где Фома?»
  – Фома,– это имя собачки.
  – Собаку зовут не так. ( Он забыл, как её кричал хозяин.)
  – Её звали раньше Фомкой, а теперь Умкой. Но старое имя он, видимо, уже забыл.
  Участковый с недоверием смотрел на гостя.
  – Документы есть?
  – Да. Конечно. Но они в доме.
  – Пойдём, проверим.
  Участковый всё ещё не убирал пистолет и старался держать дистанцию. Ему было подо-зрительно и обидно, что его так встретили: « Пойди прочь, кобелина».  Это прямое оскорб-ление человека в форме при исполнении служебных обязанностей. Только за это можно отдать под суд. «Нормальные люди так не встречают милицию. Почему-то он на нашего брата зол. Значит тут не всё чисто, – решил участковый. –  Надо разобраться».   
  Саша предъявил паспорт. Участковый долго разглядывал, листая туда и обратно; нако-нец сказал: «Придётся пройти со мной для выяснения обстоятельств».
   В своём кабинете он начал с вопросов:
  – Где и кем работаете? – Саша всё рассказал. Участковый всё записал и начал по телефо-ну наводить справки, через городское отделение милиции. Убедившись в лояльности за-держанного, он решил  разбираться до конца.
  – Почему Вы, так, мягко говоря, непочтительно, встретили меня у дома? Почему такое отношение к форме милиции?
   Саша не сразу догадался, о чём идёт речь, и глядел на участкового широко открытыми, удивлёнными глазами. А участковый продолжал:
  – У Вас были неприятности с милицией? Какие?
  – Да, нет. Никаких неприятностей. Я уважаю милицию, даже очень, – оправдывался Са-ша.
  – А почему обзываете? Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Это пря-мое оскорбление, и я могу подать в суд. А пока, выпишу Вам распоряжение о невыезде.
  Саша не знал что сказать. Объяснить, что это сказала собака, – сочтут за издевательство, и ещё больше обострит отношения. И вообще нельзя выдать этот секрет, тем более мили-ции. Хорошо ещё то, что участковый не понял, что это сказала собака.
 – Извините. Я Вас даже не видел. Это я сказал своей собаке, – пытался оправдаться он.
   Участковый внимательно посмотрел на Сашу.
  – Хотите запутать следствие? Не получится. Я докажу, что это не так. Вот бумага о не-выезде. Распишитесь в получении, – сухо, с издёвкой и внутренним злорадством процедил милиционер, протягивая повестку:
  – Каждый день будешь являться для отметки. Я научу уважать милицию.
    Саша молча выслушал, расписался в получении, взял бумагу.
  – Могу идти?
  – Иди!.. Скоро ползать будешь, за неуважение формы, – добавил он для большего устра-шения. 
  – Простите. Меня учили уважать людей, а не… 
  – Тебя не доучили. Форму милицейскую уважать тоже, – уточнил участковый.
  Отпуск был серьёзно подпорчен. Саша понимал, что серьёзного случиться не должно. Может штраф, или 15 суток ареста, как за мелкое хулиганство. Хотя хулиганство он видел со стороны милиции, за незаконный арест. «Ладно. Переживу. Не тюрьма, а “Маленькие трагедии”. У  Пушкина трагедии серьёзней, – решил он. – А вот, что делать с собакой? Из-за  неё уже начались неприятности. Нужно прекратить учёбу. Но её никто не учил обзывать милицию. Похоже, что механизм запущен, и остановить его можно одним способом – убить.
Ибо, для обратной операции нужны голосовые связки, операцию делать бесплатно никто не будет, это не эксперимент ради науки. Да и вскроется секрет профессора. Надо же объ-яснять, что с собакой. И, чего ждать от повторной операции? Может – искалеченное жи-вотное. Но, убивать жалко. А, будь, что будет! Вдруг эксперимент удастся. В это уже мож-но верить. Тогда я буду – победителем, а победителей не судят»,– и его снова увлекла идея эксперимента.   
  Домой он пришел с разбитыми чувствами. Мать усадила его за стол, чтобы покормить, и спросила: – Что это ему понадобилось тебя уводить?
  Саша не стал вдаваться в подробности, так как мать плохо слышит, и сказал коротко:
  – Осерчал, потому что моей собаке его форма не понравилась, и она его облаяла.
  – Успокойся сынок, глупых людей не сеют, сами родятся. На них нельзя  сердиться. Грешно.
   Она погладила его по голове и пошла принести еду. Умка  тоже лизнул Сашу в щёку и повторил слово: «Успокойся», а потом лизнул ещё и как прорычал, « Гр-р-ре-шно».
  Саша посмотрел на собаку и подумал: «Если так пойдёт дело, то скоро он будет говорить не хуже меня». Он вспомнил наказ профессора, и не знал:  радоваться этому или бояться.
  После завтрака он вышел на крыльцо. Случившееся не выходило из головы, и он смотрел на красоты природы невидящими глазами. Но вот внимание его привлекла собачка, прибежавшая во двор, и встала, в нерешительности, у калитки. Умка сразу среагировал, и, слегка буркнув, побежал ей навстречу. Они, как водится, всесторонне обнюхались, и хозяин не увидел злости Умки к пришельцу. «Верно сучка», – догадался он. Собачка лизнула несколько раз морду Умки. Он, как будто замер, не пытаясь отворачиваться. Собачка прижалась к его боку и слегка тёрлась об него.
  – Что, своих кобелей не хватает. Целая стая была. Или чужие всегда в почёте, – подумал он. 
  Умка, наконец, очнулся от ухаживания и приступил к активным действиям. А Саша по-чему
-то вспомнил не жену, а подругу.
  После они ещё долго паслись вместе; и Умка не отходил от собачки, пока не показался здоровенный деревенский кобель. Видимо он проследил свою подругу, и сейчас искал её, идя по запаху. Увидев Умку с подругой, он ощетинился и бросился в атаку. Пришлось ввязаться Саше. С его помощью ссора прекратилась, а собачка убежала вместе с кобелём.
  Вероятно, на собачий гам среагировала соседка Татьяна, что приходила вчера. Она гром-ко поздоровалась, от своего дома, и широко помахала рукой.
  – Опять с нашими собаками воюешь. Не нравятся? Это потому, что не хочешь познако-миться поближе. Приходи в гости – познакомимся.
  – Как-нибудь  в другой раз, обязательно зайду, – ответил он, подумав: «У людей, как у зверей. Тоже, новый человек привлёк внимание». 

                Индульгенция.
Отпуск проходил нормально, если не считать глупое посещение для отметки у участково-го, который тешил свой каприз, вопреки тому, что и самому приходилось приходить ко времени для этой отметки. Наказывая самого себя в равной степени.
  Лето в деревне – пора удивительная. Саша не спеша делал все дела: косил и сушил траву, заготавливал дрова, занимался ремонтом ограды, поливал овощи, копал землю, борясь с травой, которая, разрастаясь, отвоёвывала у огорода всё больше территории. За работой он окреп физически и духом. Забылись все неурядицы семейной жизни. И все это казалось мелочью жизни не заслуживающее внимания. Он даже забыл про занятия с Умкой, как ненужное баловство. Собака всегда его сопровождала. И ей тоже очень нравилась эта новая жизнь в природе, где много нового, интересного: жучки, лягушки, кроты, бабочки. Весь день на природе. Это не то, что лежать в углу тёмного коридора все дни, в ожидании своих хозяев.   
  Всегда здоровая деревенская еда. И Саше и Умке казалось, что это вот и есть – идеальная жизнь. Не нужно ни о чём заботиться, думать, строить планы, решать задачи, которые пре-подносит жизнь. А вместе с тем у Умки шел быстрый процесс развития речи. И всё это происходило скрыто, где-то  внутри, когда мышцы голосовых связок, щёк, языка, носа  в такт командам из мозга, начинали двигаться, беззвучно подражая человеческой речи; кото-рую он слышал и знал, но не пытался произносить. Всё чаще это вырывалось наружу, ино-гда непонятным словосочетанием, но постепенно отрабатывались, уточнялись. Быстрее запоминались обращения матери к сыну: Саша принеси, Саша унеси, Саша дай. И это быстрей всего вошло в словесный запас. Умка сам стал обращаться к хозяину: Саша пошли, Саша дай. И хозяин стал привыкать к этому, как к обычному. И общался, как со своим сыном, которого ему не дала судьба.               
  С утра Саша покосил траву, стаскал её из кустов и растряс на лужайке возле дома, для просушки. Сходил домой позавтракать, и стал думать, что делать дальше.
Погода стояла жаркая, манило к воде. И Саша, отыскав старые удочки, решил вспомнить детство – сходить порыбачить.  Река была рядом. Черви накопаны. Можно идти.
  Он нашел свои знакомые места, где раньше была удачная рыбалка; размотал лески, наса-дил червя на крючок, плюнул на него, по старой привычке, не зная, зачем это надо; просто перенял от других  рыбаков; и только закинул удочку, как услышал, что Умка слабо бурк-нул. Саша оглянулся.
Улыбающаяся, «как майская роза», к нему спускалась Татьяна.       
  – Добрый день, Сашенька. С хорошей погодой тебя, поздравляю, – начала она с женским  мягким подходом.
  – Спасибо за погоду. Здравствуй, если не шутишь. Что скажешь? Зачем пожаловала? – ответил он, догадываясь, что рыбалка может сорваться.
  – Рыбку пришла ловить, Сашенька.
 – Какую рыбку, без удочки7
  – А я глазами ловлю. И хочется большую поймать. Ты не сердись, Сашенька. Я не буду мешать. Только рядышком посижу. Что тебе объяснять? Ты всё сам понимаешь. Но, нет. Я знаю, что ты женат, и не собираюсь отбивать тебя от жены. Просто, это моё одиночество правит мною. А люди, живущие парами, этого не понимают. И приходиться им объяснять. Иной раз ходишь по дому. Кругом страшная пустота. Словно весь мир вымер, и ты одна. И думаешь: Зачем живёшь?..  Зачем до этого жила?.. Чего-то ждала, пока была девчонкой. Думала, что будет как у всех. А теперь вижу, что как у всех жизнь не получилась. И ника-кого просвета впереди. И хочется поднять руки и крикнуть в отчаянье – спасите!.. поги-баю!..  Но кругом никого… Некому услышать и спасать. И нет никакого смысла жить дальше. Хоть в петлю лезть.  Поэтому я не могла себя сдержать, и пошла за тобой. Мне ничего от тебя не надо. Просто посижу рядом. Душу свою – мятежную – успокою. И, мо-жет, всю оставшуюся жизнь буду вспоминать, и жить этим.
  Саше показалось, что она всхлипнула. Он повернулся, и заметил, что на её глазах появи-лись слёзы. Ему стало её жалко.
  – Сиди, если это тебя успокаивает. Что такое «паршиво на душе», я знаю. Рад  помочь, но…
  И тут он увидел, идущего за кустами, участкового. Он сразу подозвал к себе Умку, боясь неприятностей. Татьяна отошла от Саши, но участковый всё видел.
  – Чего ты липнешь к нему? – начал он, разматывая свои удочки. – У него отпуск конча-ется. Уедет он скоро. Обманет тебя и уедет. А я хочу тебя предостеречь.
    Татьяна решительно подошла к участковому, и вызывающе начала:
  – А к кому же мне липнуть, если в деревне, кроме тебя, мужиков-то нет? А ты такой строгий. А сейчас ты меня пожалел, чтобы не обидели, да не обманули.  А мне так хочется обмануться. Смотри, какая у меня грудь.
  Она расширила своё платье так, что одна грудь вывалилась наружу.
 – Смотри!.. Ты меня арестуй, чтобы никто не мог обмануть.
  – За что, это, тебя я должен арестовать?
  – Какая у нас недогадливая милиция. Всё ей нужно объяснять. Может, объяснительную на бумаге  написать? За что? – и пояснила, – арестуй, как проститутку.
  И она, смеясь, подняла подол платья, обнажив сексуальную красу женской ножки.
  Саша почувствовал, что он здесь лишний, и, спешно смотав удочки, удалился.   
  Вечером он пришел к участковому, чтобы сделать отметку. И у них состоялся короткий разговор:
  – Долго Вы меня, как козу, на привязи держать будете? Следить, как за жуликом, изво-лите. Что, у Вас нет другой работы? – спросил Саша. – Может, отпустите меня, а то получа-ется, что я за Вами слежу, попадая в неловкие ситуации. И, не дай Бог, разболтаю по де-ревне. Вам, наверное, этого не хочется?
   Участковый, не поднимая глаз, процедил сквозь зубы:
  – Давай твое предупреждение.
 Он порвал его на куски, и добавил: – «Уезжай, да поскорее».
  – Слушаюсь, гражданин начальник, – и приставил руку к пустой голове. – Разрешите идти? 
  – Убирайся! – сердито прорычал участковый. – А то всех девок в деревне перепортишь.
Саша, улыбаясь, покинул нежелательное учреждение.
  Домой он пришёл с приподнятым настроением, словно сбросил тяжелый груз, и в позе отдыхающего, развалился на диване. Умка подсел к нему на диван, положив голову на колени. Саша машинально его погладил. Умка поднял голову, и, глядя в глаза Саше, спросил: « Прости-утка – это что?»
  Саша был удивлён. Он не мог ожидать и простого вопроса, а тут он сразу даже не понял о чём речь. Что за утка.  Прости-утка. И начал вспоминать, где он это услышал. Наконец вспомнил: «Проститутка», – сказанное на речке. Странный вопрос? Можно ожидать что угодно, только не это. Как с ним вести разговор, как с малым любопытным ребёнком, или с юношей, имеющим ещё небольшой, но жизненный опыт? 
  – Ты меня удивляешь. Зачем тебе нужно это?
  – Аресту-ю-ют, – жалобно проскулил Умка.
  – Тебе это не грозит, – уклончиво ответил Саша.
  – Тебя аресту-ю-ют. Хозяин весело рассмеялся. – Мне тоже не грозит.
  Собака испытующе глядела на него. Верно, придётся отвечать серьёзно. Решил он. Но теперь и ему самому стало не ясно. Почему это относится только к женщинам. Разве муж-чины не в равной доле тут участвуют? И как разграничить проституцию с нормальным сексом. Если дело в деньгах, которые они получают, так всем женщинам делают подарки. А почему им не получать зарплату, за ту работу, которую должно делать государство. И, тем самым, экономить деньги. Ведь это должна быть его забота о здоровье людей, – выполнении естественных потребностей людей в гигиенических условиях. Ведь это оно не предоставляет этих услуг. Поэтому люди придумывают свои – не гигиенические, бесконтрольные, со стороны медицины, такие акты. Тогда возникает логический вопрос: может, запретить секс, как таковой, и ввести штраф за его нарушение, как  на женщин, так и на мужчин? Но это, же великая глупость – запретить выполнение  естественных потребностей. Правильней: создать условия для их осуществления, и  передать под контроль медицинским организациям, так же, как питание людей в столовых, кафе, ресторанах. Об этом надо думать правителям государства, тогда всякая грязь отомрёт сама собой. Не нужно никого ловить и штрафовать. Но думать не хотят, или не могут. 
  Он вспомнил, как однажды  милиция заталкивала в машину девушку, а та кричала: «Как Вы не понимаете, что дело не в деньгах. Не нужны мне деньги. Я хочу этим заниматься без денег. А надо, сама заплачу. Мне нужны мужчины!» – и ещё тогда он подумал: «Это такая же потребность, как пить, есть, дышать и вообще – жить, выполняя необходимое. Так за какую же провинность людей наказывают? Природа заботится об этом, наделяя сильными, ни с чем несравнимыми приятными чувствами удовольствия, всех живых, от насекомого, до слона и человека. И отказаться от этого невозможно, смешно и глупо. Ибо, погибнет весь род. Тогда, почему же родилось слово проституция? Которое отнюдь не украшает, а наоборот, означает что-то недозволенное, грязное, бесстыдное, порицательное. Не правда, что дело в тех деньгах, которые они получают. Кто запретит делать женщинам подарки, во много раз превышающие то, что получают проститутки за свои услуги. Почему же запре-щают одно и не запрещают другое?  Борются с одним и не борются с другим? Разве этот запретительный закон не противоречит с естественными законами? Какие законы надо выполнять, а какие выбросить в грязное ведро? Естественные законы не выбросишь. От них невозможно избавиться, ибо ведёт к гибели живого мира. И проституция – естественное проявление борьбы за выполнение этих законов. Если это грязь, создайте чистое на уровне государства. Пока это частные бордели  и девушки по вызову. А почему не сделать в виде профилакторий,  домов отдыха, санаторий, бань, комнат отдыха, под наблюдением медицины?  И сделать это самоокупаемым, как столовые кафе и другие заведения. Это нужно: как для мужчин, так и для женщин в равной степени. И, в равной степени, все должны проходить медицинский осмотр, и иметь соответствующий документ. Начиная с 18 летнего возраста. И регулярно подтверждать чистоту и здоровье.
  – Ну-у, – вдруг услышал Саша стон Умки. И это вернуло его к вопросу, от которого он отошел.
  – Ах, да. Я не сказал тебе, что означает слово проститутка. Помнишь, к тебе собачка прибегала? Так вот. Так она – красивая собачка. А если ты дашь ей косточку,  и она примет, то будет называться проституткой. – Умка с удивлением посмотрел на хозяина.
« Интересно,– подумал Саша. – Наверно удивилась странному мышлению людей. Ей же щенят рожать надо. Кормит их. Да её обязательно кормить надо. Это же, наверно, и соба-кам понятно. А мы – люди не можем понять».
  Умка долго смотрел в глаза хозяина, что-то обдумывая и, наконец, спросил:
  – Ты согласен?..
 Саша постарался снять с себя причастность к такому выводу.
  – Так считают депутаты нашей думы и наши руководители, – уточнил хозяин. – У вас – животных, всё проще. Вы живёте по естественным законам, а мы по придуманным, кото-рые  кому-то нужны. Потому, что они тоже хотят  вкусно есть и пить, и хорошую мзду получить. А для этого, надо думать, где  брать деньги. Тебе этого не понять.  Надо учиться.            
  Мать подала на стол обед. –  Сашенька, садись  к столу, я вас покормлю.
  – Умка, зачем нас кормят?
  – Нужны.
  – Отчасти ты прав. А за какой нуждой собака кормит щенков. Зачем они ей нужны?
  Умка уставился на хозяина, не зная, что сказать. Саша выждал и начал сам:
  – Не знаешь. Я тоже не знаю. Сейчас мы спросим у матери:
  – Мам, зачем женщины хотят иметь детей? Одни заботы, хлопоты, переживания.
  – Так, это хорошие хлопоты. Приятные. Их хочется делать. От них удовольствие получа-ешь. А сколько радостных чувств, когда ребёнка к груди прижимаешь. Кормишь его. А он тебе улыбается. Не перескажешь этого чувства – умиления и блаженства. Всю себя хочется отдать. А без детей пустота. Женщина не знает, куда себя приложить. Смысл жизни теряет-ся. Живёт, а зачем, не знает. Вот приехал ты, и у меня радость. И даже когда ты далеко, я ощущаю, что ты у меня есть. И хочется узнать, посмотреть, как ты живёшь. Помочь, поза-ботиться. Порадоваться, если у тебя всё хорошо. А нет никого – пустота на душе. Даже свой двор с живыми существами не заменит родного дитя, хотя я с ними говорю и  забо-чусь, и они меня все понимают. Ничто так не радует, как родная кровинка.  Для радости мы и живём. А без радости, – какая жизнь?  Да ты ешь, ешь. А я посижу и погляжу на тебя. Это и будет мне радость.   
   После обеда Саша решил полежать. Но затронутая тема не оставляла его. Он думал:
«Мы много придумываем своих законов, забывая о законах природы. А ведь они опреде-ляют наше существование и нашу радость жизни. К чему закон о проституции?
Он же противоречит естественным законам, нашим потребностям, нашей свободе.
А, что хотели получить законодатели? Ликвидировать грязь, болезни? Может, их, интере-совали деньги, которые шли мимо казны проституткам, в притоны, бордели и другие заве-дения? Тогда создайте необходимые заведения под контролем налоговой службы и меди-цины. А может, думали сохранить старый обычай – семью, как ячейку общества, необхо-димую для гармоничного развития детей? Кажется, этим занимаются и религии: «Да, убо-ится жена мужа своего. Да будет она выполнять волю мужа своего. Дать клятву Богу перед алтарём и библией, или Кораном». Правда,  они, как-то не сговорились. Одна религия, разрешает имеет только одну жену, а другая – без ограничений, целый горем можно иметь. А женщине, иметь несколько мужей, почему-то ни в одной религии не разрешается. Налицо – несправедливость.
Тяжёлый грех – прелюбодеяние. А как увязать это с многоженством? И тут путаница.
Но разве эти законы сдерживали кого-либо? Когда жизнь становится невыносимой. Разве насильно заставлять жить, это – не каторга? А мы печёмся о свободе человека.  Может, это – стремление сохранить семью? А кому в радость такая семья? Разве лучше, если дети бу-дут видеть скандалы и неприязнь родителей друг, к другу. Но придумали, а теперь боремся с тем, что сами выдумали. Или закон об элементах. Ловим не только проституток, но и уклоняющихся от выплаты элементов; загружаем работой милицию, суды, судебных ис-полнителей, следственны органы, заключения и тюрьмы; вводим всякие ограничения с вылетом за границу; массу других законов в дополнение к этому. Раздуваем штаты для выполнения законов. Платим всем зарплату. И это при нашей бедности государства. Что такое элементы? Это пособие на воспитание детей. Кто-то не желает их платить. Найти причину, чаще всего, невозможно. Кто-то считает, что это не его дети, кто-то хотел бы заплатить, но не жене, с которой жизнь превратилась в кошмар, а детям. Чтобы их жена не пропивала с другими мужиками. И кто виноват в этом, не разобраться. Да, и нужно ли? Некоторые, чтобы не платить элементов, продолжают жить в кошмаре, который не нужен для воспитания детей. Но всё решить и уладить – просто.
  Государство должно взять заботу о детях на себя все 100%. Бесплатные ясли, садики, школы, институты и пособие на детей в семью. Мало денег? Сократите лишний штат, вве-дите налог для воспитания детей  в одинаковых размерах на всех: мужчин и женщин, как подоходный налог. И эти деньги распределять, тем, кто имеет детей. Был, когда-то налог на бездетных. Но надо исходить от другого: считать всех бездетными, со всех брать налог, и распределять в равных долях между детьми. И не будет уклоняющихся от элементов, махинаций с родством детей, и много других трагедий. Конечно, возникнет вопрос о налоге с не работающих. Но они и сейчас не платят налог на государственные нужды. Но это уже другое. Если депутаты стремятся элементами сохранить семью? Кому нужна семья со скандалами. Задача государства создать здоровую среду. Среда воспитывает нового человека. Наверно для этого наши государственные руководители цепляются за церковь, давая им всевозможные льготы и деньги из госказны, отнимая их у нищих учителей. Это приводит к тому, что способные люди из учителей уходят. Остаются – с низкими способностями, которые нигде не нужны. А учить должны грамотные учителя, не попы с их сказками, путём запугивания Богом и чертями. Заботясь больше о доходах с прихожан, а не о воспитании. А нам нужен человек воспитанный на правде, а не на обмане. Конечно, наши руководители всё это отлично знают, но делают, как надо им, а не обществу. А жаль!               
   Саша посмотрел на часы…  Время. Пора убирать сухое сено. Он взял грабли и с удо-вольствием начал работу, ощущая приятную силу, после отдыха, здоровое тело, полное желания трудиться и чувствовать себя бодрым и счастливым. От свежего сена шел прият-ный, дурманящий запах. Он сложил сено в большую копну и сел, прислонившись к ней, желая дольше дышать этой прелестью. Он сидел, заложив руки за голову, и думал: «Какая же это прелесть жить в деревне! И почему я так долго сюда не приезжал? Буду ездить чаще. Каждое лето. Пока жива мать».
  Тут  его окликнули: – Можно посидеть рядышком?
Это была Татьяна. Он поднял на неё глаза. Она застенчиво улыбалась, глядя на него и до-жидалась ответа. – Ради Бога, садись. Места всем хватит. Я вот сенным ароматом одурма-нен. Как это прекрасно. Не то, что на моем заводе запах масла и железа. Здесь словно силы прибавляет, здоровей делаешься.
– Позвала бы тебя сюда, да работы здесь нет. Колхозы развалили, технику растащили. Люди за работой в город убежали. А нам бежать некуда, – сказала она с печалью в голосе.– Ну, да ладно. Хоть плачь, но слезами горю не поможешь. Я пришла к тебе извиниться за рыбалку, которую  испортила. Я ведь нарочно перед ним куражилась. Думала его , присты-дить, он поймёт и уйдёт. Но у него голова тупая. Не понял. Ты правильно сделал, что ушел. Извини, что так получилось. Не хотела я тебе плохо сделать. Я ведь от скуки к тебе прихо-дила, и сейчас пришла. Мне хорошо с тобой. Душа отдыхает. И такое состояние, что я себя не понимаю. Думаю: «Чего терзаюсь, расстраиваюсь, хочу бежать от этой жизни. Мне же ничего не нужно.
Вот сижу, и всё вокруг красиво, хорошо, просто замечательно. Чего ещё искать – лучше-го? 
Но, всё почему-то жаль, что ты скоро уедешь. Просто жил бы ты рядом. Я бы знала об этом, иногда видела. И не нужно мне ничего. Просто мятежную душу обмануть, успокоить.
И ещё, давно мне очень хочется тебе сказать, что-то очень важное, но не решаюсь. Я это скажу перед самым твоим отъездом, – она быстро встал, посмотрела прямо в глаза Саши, простилась и ушла. Больше она не появлялась. Отпуск кончался. Все основные работы сделаны, хотя в своём хозяйстве они бесконечны. Завтра отъезд.
   Утром его разбудила мать.
  – Вставай сынок. К тебе пришли.
  Саша удивился. Он никого не ждал.
  – Кто пришел? – в его голове возник образ участкового. – Чего ему надо?..  С учета снял-ся…
  – Таня тебя ждёт.
  – Таня? Что ей от меня надо?
  – Просит, чтобы ты в лес её сводил. Одна – то идти боится. Иди сам с ней поговори.
  У Саши отлегло неприятное чувство от души. «Слава Богу,  что не милиция»,– подумал он. Быстро оделся и вышел на крыльцо, где его ждала Татьяна. Она встретила его какой-то застенчивой, виноватой улыбкой. Словно она не хотела это делать. Но что-то сильное, неотвратимое, против чего она не могла бороться, заставило её переступить через это труд-ное, непозволительное  и придти сюда с такой просьбой. Словно в ней была какая-то со-мнительность и неуверенность в правоте своего дела.
  – Извини Саша, что разбудила. Думала, уедешь домой и там отоспишься. А мне хочется сходить в лес, но не с кем. Всё не хотелось тебя тревожить. Тянула.   А теперь откладывать уже некуда, – и она стеснительно опустила глаза. Потом подняла их, чтобы поймать ответ.  Она смотрела таким просящим и виноватым взглядом, что ей трудно было отказать.
  – Да я же сегодня уезжаю, – сказал Саша.
  – Я знаю. Но мы ненадолочко, походим и скоро вернёмся. Я боюсь заблудиться в лесу.
 В руках её была небольшая корзинка, с каким-то свёртком. Возможно, взяла поесть.
Может из-за её застенчивости, скромной стыдливости, какой-то униженности и незащи-щённости, ему стало её жаль; и как мужчина он должен был помочь, и не мог отказать, если женщина просит, если она одинока, и ей не к кому больше обратиться.
Он не стал вынуждать её ещё просить и только спросил:
  – За чем пойдём, за грибами или за ягодами?
  – Да, что попадётся, – с какой-то неуверенностью ответила она.
  – Ну, хорошо. Я сейчас.
Он взял небольшое ведёрко, пакет с куском хлеба, огурцом и помидориной, и вышел.
 – Ну, веди. Где тут теперь что растёт. Всё изменилось, не узнаешь, – сказал он, и, подхва-тил  её под руку. Она заулыбалась, довольная и бодрая, и повела его в лес.      
  Солнце уже поднималось над макушками лес. С полей поднимался туман, согретым от земли воздухом. В тёплых струйках испарины всё колыхалось, словно текло, плавало и шевелилось, будто живое.
  – Как это всё красиво. Как легко дышится влажным воздухом, – сказал Саша. – Сколько силы и радости придаёт простая природа. Хотел бы навсегда здесь остаться  жить: косить траву, копать землю, ходить в лес за бесплатными дарами: грибами, ягодами и дышать родной природой.
Когда они вошли в лес и слегка углубились, Саша спросил:
  – Ну, где теперь ваши грибы и ягоды? Веди. Вы тут наверно всё знаете. Лес изменился, но кое - что я ещё узнаю.
Таня,  как-то неохотно вступила в разговор. Она всё молчала, ожидая начала от мужчины.
Ей хотелось сказать: « Мне всё равно, куда поведёшь», – но понимала, что надо брать инициативу в свои руки. И сказала:
  – Пойдём сюда. Здесь недалеко черничник, и грибы есть.
 Она хотела добавить, что прошлым летом ходила сюда с бобами, но промолчала, чтобы не выдать своего одиночества. Что не с кем в лес сходить.
Грибы уже начали попадаться. Скоро пошел и черничник. Но она всё вела и вела, лишь иногда останавливаясь, чтобы сорвать гриб, или присесть около густых россыпей крупных чёрных  ягод. Они немного разошлись друг от друга, чтобы не мешать. Увлёкшись ягодами, Саша не  заметил, что подруга пропала. Он вспомнил о ней, услышав её голос: «Саша, иди сюда».
  Он поднял голову, но Тани не увидел.
  – Саша, – снова услышал он и пошел на голос. Почти сразу он вышел  на небольшую солнечную полянку, где росло всего несколько кустиков, но Тани не увидел и пошел к кустам.
  Раздвинув кусты он её увидел сидящей на небольшой подстилке. Она была в лифчике и  трусиках.  Видя, что он остановился в нерешительности; она быстро встала, подошла к нему и крепко взяла за руку, словно боялась, что он уйдёт. А он действительно хотел уйти.
  – Сашенька, извини, ты не так всё понял. Я должна тебе всё объяснить. Я не шлюха и не потаскуха. Там на речке было всё наиграно. Я была зла на милицию, которая до недозво-ленности использует свои права: следит, вмешивается в личную жизнь. Эта сцена разыгра-на, чтобы отвести и снять подозрения с тебя. Я защищала тебя.
  Нет, я не буду оправдываться, что искала уединения с тобой, но на это есть причина. Нет, ты не думай, что я хочу разбить твою жизнь с женой, и тем более просто поиграть. У меня более серьёзная причина. Я хочу ребёночка: маленькую, родную, живую крошечку, о которой я могу заботиться, любоваться, заниматься с ним, любить и жалеть. Без него моя жизнь пуста и бесцельна. Сейчас я не знаю, для чего живу. А тут у меня будет: цель, забота и радость жизни. Не осуждай меня, а пойми. Мне хочется ребёночка больше жизни. Поэтому так смело, может дерзко,  нагло и нахально поступаю. Прошу!  Не осуждай меня! – она заплакала.
  Саша молчал, не зная что делать. Он бы повернулся и ушел, если бы не видел её слёз.
  – Ну, что же мне делать, если нет здесь мужиков. Неужели ехать в город, выйти на сре-дину центральной площади и кричать: « Хочу ребёнка». Сочтут за сумасшедшую, или опять эта милиция спрячет в каталажку, как шлюху. Но разве я хочу сделать что-то плохое. Почему меня нужно осуждать за мое естественное желание – быть счастливой матерью, иметь ребёнка. Ну, скажи, что мне делать? – Она обеими руками повисла у него на плече, и мокрые щёки тёрлись об его руку. Она смотрела ему в глаза, и взгляд этот был полон моль-бы, просящей защиты.
 Опять эти слёзы женщины. Они сильнее всего действуют на мужчину.  И он всегда хочет чем-то помочь, чтобы только перестала плакать. Ему было её жаль. Он обнял её, прижал её к своей груди и гладил волосы.  Её простое желание было вполне понятно. Но он ещё колебался, и пытался просто успокоить. Она достала, спрятанную в лифчике, записку и подала ему.
  – Вот тебе индульгенция, чтобы ни о чём не думал.
  – Что это за индульгенция?
  – Здесь мои обещания, что я не буду требовать элементов на воспитание ребёнка, и никогда со своей стороны не буду предъявлять никаких претензий  и требований. – она сунула записку ему в карман, взяла его голову и, притянув к себе и начала целовать: губы, щёки, лоб, шею, руки. Тело её всё  плотнее прижималось к нему. Он чувствовал, что её трясёт нервной дрожью, Хотя руки были горячие. Они обвили его шею и не хотели отпускать. Мокрые от слёз горячие щёки терлись о его грудь, лицо, руки. И он поверил в искренность её желаний. Она потянула его вниз, и он уже не сопротивлялся и медленно вместе опускался на подосланное  одеяльце.
 Она сразу взяла на себя всю инициативу, стала лихорадочно быстро делать все приготов-ления, словно боялась опоздать, боялась опустить момент, боялась, что он может переду-мать. Она всего боялась и делала со страхом  успеть осуществить задуманное, своё  жела-ние, свою мечту. Её стремление, её азарт передавался ему и овладевал им, подчиняя всё одной цели и вводя его в тот же азарт. Ко всему этому добавлялись его ощущения женского молодого плотного тела. Он лазал руками везде, не зная на чём их остановить. И с жаром целовал губы, груди, щёки, лоб, волосы, тело. Она обхватила его и крепко прижала к себе, словно хотела слиться с ним в одно целое на всю оставшуюся жизнь. Тело её двигалось с какой-то страстью и жадностью. Она глубоко дышала, и в этом дыхании слышались внутренние тугие постанывания, от её напряженных действий. И эта её страсть желания, движения, напряженность дыхания, её неуёмное стремление получить желаемое, передавались ему: возбуждая на максимальную отдачу, рождая стремление максимально её удовлетворить. Ни с женой, ни с Полиной он не чувствовал такого возбуждения и прелести, какое ощущал в этот момент.  С ними было всё как-то обычно.  Применю такое сравнение: «по казённому» выполнить дело.  И на самом пике удовольствия она последний раз сжалась, по ней пробежала короткая дрожь, и обмякла, полностью расслабившись. 
Он, последний раз провёл рукой по её телу; остановил её на груди, поцеловал груди и гу-бы; и стал одеваться, уйдя за куст.
  Они ещё собирали ягоды и грибы, но в этом уже не было ни азарта, не интереса. Пустое проведение времени. Она не отходила от Саши, словно боялась потерять. А он почувство-вал появившуюся заботу и даже ответственность за неё, которых раньше не ощущал, и считал её чужой. А теперь она была уже своя, и может даже ближе, чем родная  мать. Они молча собирали ягоды. Наконец Таня сказала: – « Пошли домой, а то опоздаешь».       
 Когда лес уже кончился; и уже видны их дома, они остановились. Им не хотелось идти домой, потому что впереди была разлука. Чего так не хотелось обоим. Было уже жарко, чего не ощущалось в лесу. Они нашли прохладную тень, и присели, нет, не для отдыха, а оттянуть время расставания. Она прижалась к нему, а он обнял её рукой, ещё сильнее при-жимая к себе. Они молчали, и каждый думал о своём, но у обоих мысли сходились к одно-му: какое счастье быть вместе. Так бы и жить всё время, забыв о реальности, в которой оба они несчастны. И каждый решал эту проблему по-своему. Она, прижавшись, чувствовала себя  слабой женщиной, нуждающейся в мужской защите, а ему хотелось её защитить. И вроде всё свелось к одному. Но как это осуществить? Нужен развод, нужна квартира. Квар-тира!? Как много она значит. И как мы бедны и беспомощны в этом вопросе. Как крепко она удерживает под своей крышей людей, ставших уже чужими, а может даже врагами…
  – У меня скоро автобус. Надо уезжать, – прервал молчание Саша.
  – Это хорошо, что ты уезжаешь. А то я буду метаться и рваться к тебе. Но я, же сказала, что не буду отбивать тебя от жены. Меньше видят люди, меньше толков. И лучше, если ты совсем не будешь сюда ездить. Как будто погиб, пропал без вести. Чтобы я не видела тебя, и не мучилась, если увижу. Тяжело мне будет сдерживать себя. Так же, как сейчас тяжело от тебя оторваться. Но я дала слово и к этому готовилась. Иди домой. А я пройду за дерев-ней.
   Дай я тебя поцелую на прощание.
 Они крепко обнялись, и долго не могли отпускать друг друга. 
 Он поехал последним автобусом. Вынимая из кармана билет для контролёра, он выронил забытую записку. Контролерша подняла и подала ему. Он хотел развернуть, но вспомнил, что это обещание Тани. Той, к которой он уже прикипел, в честность и порядочность, кото-рой, поверил. И его рассудок снова вернулся к прежним мыслям: «Что если родится ребё-нок, его ребёнок. Разве он может быть безучастным, скрываясь за этой запиской. Сохранять ли  её для будущего? Нет, она будет унижать, своим напоминанием, хорошего человека». И он порвал записку  на мелкие кусочки, даже не развернув, и выбросил всё в окошко, в струю мчавшегося навстречу ветру, который закружил и разбросал их далеко друг от друга, как их судьбы.      
 И всё же записка не отпускала его. Она заставила задуматься: «Индульгенция – прощение грехов. Бумага, введенная  Папой Римским в средние века, и продаваемая католической церковью, для пополнения своих доходов. Будто бы она снимала грехи людей перед церковью. Не перед Богом, а лишь перед церковью, – вспомнил он из школьного курса истории. – Но в чём грех?  И перед кем? Перед богом, церковью, обществом? Что нужно богу? –  Вероятно, то, что ему нужно, он сам сотворил: создавая всех живых парами. Чтобы все родили семя, и создавали себе подобных. А как иначе? Чтобы мир не прекратил своё существование? Или всё должно вечно жить, как египетские  пирамиды – быть каменными. А если будут умирать, то надо делать им замену. А это не просто: вести учёт что есть, что погибло, что создать, натворив уйму всего. Замучаешься  творить. Тут никакого отдыха не будет. Поэтому и создал самовосстановление рода. Адама и Еву он наказал не за продолжение рода, а за непослушание. А перед церковью, в чём грех? Что ей нужно?  Ей нужны прихожане, пополняющие её доход. Лиши её дохода, и она вымрет, как всё, лишенное питания. Поэтому придуманы венчания, прощение грехов, отпевания и другие обряды.  А, что нужно обществу: Не делай зла другому. Полюби его, как самого себя. Не убей, не укради. Всё это описано и в библии и в кодексе правил поведения человека. В чём же моя вина? Разве что, вина перед своей женой. Но она наняла подругу, чтобы я сделал подобное. Она этого хотела. А остальному обществу нет вреда. А законы писаные для общества в разные эпохи, отражали интересы не общества, а правящей группы. И преследовали две цели: Получение дохода, и послушание. Но приносить доход – дело добровольное и принудительное. Надо государству – ввели налог. В чём грех перед людьми?  Прелюбодействе женатого человека? И если есть такой грех перед людьми, перед моралью, то, семейные узы порвал не я. И перед моралью не виновен. А перед ней? Он просто исполнил её желание, её просьбу, её природную потребность быть женщиной – матерью. Разве в этом есть что-то греховное, постыдное, противоестественное, предосудительное иметь детей. Осуждать меня, ибо я должен был жениться. Но, государственный закон мне этого не позволяет. Он заставляет жить с той, с которой зарегистрирован. С которой делится общая квартира. Может, надо было  сказать: ищи холостого мужчину. Но сколько женщин ищут и не находят. Их просто нет. А в деревне тем более. Разве она или я в том виноваты.  Нет. Я против, чтобы разбивать крепкие семьи. Но если они крепкие, то это проверка на их прочность. А кто осмелится сказать, что быть матерью – постыдное дело? Хуже, если вдруг у женщин пропадёт это желание. Этот природный инстинкт. Это грозит гибелью всего человечества. Следовательно,  её нужно уважать, ублажать, ценить, оберегать, а не осуждать», – тут он вспомнил её  слова: - «Я не буду иметь к тебе никаких претензий». И то, что на речке перед милицией она тоже «оберегала  меня». «Везде она оберегает не себя, а меня. Но от чего, от какого ненастья она меня оберегает?..  Элементы?.. Что это – наказание, штраф за содеянное? Давно родились эти элементы, родившие  элементщиков. И слово это стало нарицательным, постыдным, грязным. И живёт оно только в народе, и нет ни в одном словаре. Может элементы являют-ся индульгенцией. И заплатив их, снимешь с себя грехи. Нет. Элементы не – плата за грехи, не наказание. Это деньги на жизнь детей. И большинство мужчин согласны их дать. Но не жене, сделавшей жизнь в семье невыносимой, а ребёнку. Но как проконтролировать, куда они пойдут? Все были бы согласны отдать их государству, и пусть попечители следят, куда они  тратятся. Ибо, они могут просто пропиваться. В распаде семьи не всегда виновны мужчины. Это большая тема. Как же решить вопрос крепкой семьи без элементщиков?
Об это я уже думал. Нужно ввести налог на всех, как подоходный, а деньги платить детям, выдавая, как пособие на воспитание: всем и одинаково. А прощё: взять всё воспитание детей под опеку государства от рождения ребёнка, до самостоятельной жизни. И не будут позорных элементщиков. Не будет насилья над супругами, удерживая их в семье, судов, обманов с детьми, уточняя отцовство. Не нужно искать и ловить неплательщиков. Если семья крепкая – пусть живёт, а если нет? – Каким детям нужны скандалы в семье. Кого можно на них воспитать? Супруги будут задумываться: стоит ли обострять отношения. Ведь их теперь удерживают только взаимоотношение друг к другу. Тогда как раньше он  или она (и так бывает) лучше остаться в семье и пропивать деньги, чем уйти из семьи и платить элементы.   
  С хорошей помощью государства, не будет детей отказников, не будет элементщиков, не будет принудиловки жизни несостоявшейся семьи. Квартиры давать детям. Кто холост, пока общежитие, или покупает. Не должно быть принудиловки в семье, и если она не со-стоялась, не держать супругов вместе с помощью квартиры, элементами и прочими закона-ми, принудительно. Это плохо для воспитания детей. В такой семье можно воспитать уро-да, а человека не воспитаем.
   Всё это  сделает прочней семьи на хороших – добрых отношениях.
Меньше будет отказников от детей, и больше их станут брать в семью на воспитание. И возможно, исчезнут приюты и детские дома. Да и многое другое. А если семьям, с детьми предоставлять и квартиры, пусть казённые, то бездомных и детей без родителей, точно не будет. Тогда не нужно бы было Тане писать эту,  унизительную для неё и для меня, запис-ку».    
  Его рассуждения прервал конец пути.               
                Дурдом
  Всю дорогу Умка дремал на коленях хозяина, и проснулся, когда приехали и стали поки-дать автобус.
Дома хозяйки не оказалось. Саша  поужинал, накормил Умку, на всякий случай завязал ему пасть, и, чтобы не видеть жену, решил лечь спать. Когда пришла Зинаида, он уже спал. Зина, увидев Умку, догадалась о приезде мужа. Ей показалась странной, повязка на морде собаки, и она решила её снять. Как только она это сделала, и хотела поласкать собаку, в дверь легко постучали. Она поняла, что это её любовник. Тихонько открыв дверь, она ска-зала ему: « Ко мне нельзя». Но, пришедший протянул ей коробку с конфетами, и она ото-шла, чтобы положить её на шкаф. Подальше от глаз. В это время она услышала сзади себя, четко сказанное: «Проститутка». Её чуткое ухо уловило это. Она решила, что это сказал любовник, поскольку она его не пустила, и, схватив коробку, вернула её гостю, зло сказав: – Убирайся.
Этого слова было достаточно, чтобы собака поняла ситуацию. Зина  ещё не успела при-крыть дверь, как Умка сорвался с места и зло и громко тявкнул: « Пошел вон, кобелина от нашей проститутки!!!». На этот крик в коридор выбежал Саша. «Что происходит?» - спро-сил он, ещё не понимая обстановки. И Умка, со всей, ещё не остывшей злостью сказал: «кобелина приходил». Услышав это, Саша направился к жене. Она в испуге, ещё не сооб-ражая, что происходит, и чем может продолжиться, выскочила на лестничную площадку, подальше от наказания.
  Саша, видя убегающего мужчину, крикнул им обоим: – Убирайтесь вон, и чтобы сюда не возвращаться! Развели в квартире бордель! – и, злобно хлопнув, закрыл и запер дверь.
  Зина понимала, что сейчас ломиться в квартиру бесполезно. Только соберёшь много со-седей, и они узнают всю грязь, которую она развела. А ей этого не хотелось. Она, не зная что делать, вышла на улицу и направилась к автобусу. В голове был, какой-то сумбур: «Вдруг заговорила собака, что это  – галлюцинация? Может у меня что-то с головой от испуга?»  А голова действительно кружилась. Был сильный спазм от случившегося. Всё сразу вскрылось благодаря собаки. Всё, и неожиданно! Как обледенелый громадный ком снега упал на неё голову с весенней крыши. Ей хотелось скрыться от стыда, которого она не замечала, ведя тайные связи. «Что теперь? Любовника прогнала, и теперь уже не вер-нуть. С мужем тоже всё кончено. Хорошо было, когда был и муж, и любовник для потехи. Можно было заполнить то пустое пространство, которое должен был заполнить муж. Но теперь пусто всё! Заиметь другого мужика, после этого случая,  почти невозможно. Пойдёт ли муж на сделку, если я ему сама нашла утешительницу? Вряд ли? Получается, что мы с ней поменялись местами. Она много лет живёт одна и не могла найти себе мужика. Теперь я, осталась одна, отдав ей мужа. Вести борьбу за него сейчас – бесполезно. Нужно вы-ждать».
  Она запрыгнула в первый же автобус не зная куда ехать и что делать дальше.
  Мысли её, как кадры кино, сменяли друг друга. Одна картина вытесняла другую, толкая и отжимая, словно все лезли к выходу из рушащегося  здания. Но выхода, ни одна не нахо-дила. И была сумбурная, бесполезная суета и толкотня, которая только кружила голову.
Появилась слабость. Она сидела, положив голову на свою руку, лежащую на спинке со-седнего сидения. В автобусе она очнулась из забытья от толчка контролёрши: «Билет брать будете, или есть проездной документ?»  Зина стала оглядывать и обшаривать себя. И тут она вспомнила, что сумочка с деньгами осталась дома.
  – Нет у меня денег. Забыла сумочку дома.
  – Докуда едете? – Зина назвала остановку. Она хотела выйти  рядом со своим кафе. Кон-тролёр отошла, а Зина снова погрузилась в свои мысли.
На остановке её снова потревожила контролерша, и напомнила о выходе. Зина поднялась и почувствовала, что её шатает. Это заметила и контролёрша; подхватила её под руку и  помогла сойти.
  – Спасибо, я Вам очень благодарна, – сказала, сквозь туман в голове, Зина. Её приняла другая женщина, внизу, и повела. Зина не узнала своей остановки, и спросила:
  – Куда вы меня ведёте? Мне не сюда.
  – Вы плохо чувствуете. Мы вас подвезём.
  Зину сильно пошатнуло. Голова её кружилась. Она хотела присесть на лавочку и освобо-диться от чужих рук. Но с другой стороны её подцепила другая женщина в форме милиции.
  – Спокойно. Так будет лучше, – заявила она. Её усадили в милицейскую машину, и по-везли. Зина, как в тумане, начала догадываться: арестовали, за безбилетный проезд.
Когда женщина – милиционер привела её в отделение милиции, усадила на лавку и ото-шла к окну дежурного милиции, она услышала, как Зина, еле слышно, сказала:
  – Собака. Проститутка, – это Зина вспомнила домашнюю сцену. А потом добавила, –                Собака, …  сволочь,… я тебе покажу!».  Женщина в форме вернулась. Она сочла – это  оскорблением в её адрес, и в сердцах ударила её по лицу. Отчего Зина упала на лавку, и потеряла сознание.
   Дежурный позвонил и вызвал скорую помощь. Зина очнулась от нашатырного спирта, который совали ей к носу. Перед ней сидел врач.
– Ну вот, обморок прошел, но её надо в поликлинику. Вид её мне не нравиться. Пусть там обследуют серьёзно, – сказала врач. – А я больше не нужна, –  она ушла.   
  – Документы есть? – обратился дежурный к Зине.
  – Всё дома и документы и деньги, – ответила она, не глядя на дежурного.   
  – Адрес, фамилия, имя, отчество. Где работаете? Номер домашнего телефона, рабочий? 
  Всё это она слышала и отвечала, как во сне. Дежурный куда-то позвонил. Вероятно, наводил справки. Потом сказал женщине, которая её привезла: «Муж отказался. Везите в поликлинику». Зину снова потащили к машине. Там она опять потеряла сознание.
Очнулась на кушетке в комнате. Вокруг люди в белых халатах.
  – Наконец-то. А мы переживаем, – услышала Зина сквозь звон в ушах. Уши её были словно заткнуты. И всё, что она слышала, доносилось как будто издалека, из закрытого подвала, как далёкое гаснущее эхо.
Ей сделали укол.
  – Что случилось? Расскажите, – обратилась к ней женщина – врач.
В полусонном состоянии. Не понимая, что случилось, она начала вспоминать. Речь  её была не связанной, и отрывистой.
  – Собака … Проститутка …      
  – Кого Вы ругаете? Вас кто-то обидел?
  – Собака, … собака … собака проститутка.
  – Я Вас не понимаю. Причём здесь собака?
  – Собака сказала, – проститутка.
  – Вызовите психиатра, – обратилась врач к медсестре.
  Психолог пришел довольно быстро. Укол стал Зинаиду восстанавливать. Врач спросил:
  – Что случилось?
  – Вот, больная утверждает, что её обидела собака, назвав: «Проститутка».
  – Что так и сказала? – обратился он к больной. – Это была ваша собака, или кто другой?
   – Моя собака, – утвердительно сказала Зина.
  – Что? Вы ясно слышали, что собака это сказала. Или, Вам, это только показалось?  – до-пытывался удивлённый психиатр.
   – Да. Я ясно слышала. И, ещё слышала, как она рассказывала мужу.
  – Что же она ему говорила?
  – Этого я Вам не скажу.
  – Но Вы были в здравом состоянии? У Вас не кружилась голова?  До этого Вы не выпи-вали и не пронимали наркотики или лекарства?
  – Да. Я была здорова. Всё отчётливо слышала. Ничего не принимала. Плохо мне стало потом.
Врач задумался: «Что, это галлюцинации? Но она была в здравом смысле. Сейчас отвечает логично и связно. Вероятно навязчивая шизофрения. Это надо выяснять».
  – Хорошо. Мы вам поможем. Временно поместим в больницу для  восстановления здо-ровья, и проведём некоторые исследования, надо разобраться, почему вам стало плохо, – сказал психиатр. – Вызовите санитаров, – обратился он к медсестре.
  – Нет. Я не поеду в больницу, – возразила Зина. – Я никуда не поеду.
  – Но вы слабы. У Вас непорядок с головой. У нас отдохнёте. Вас полечат.
  Появились два дюжих мужчины и поглядели на врача и на больную. – Её? – спросил один.
  – Да, – коротко ответил врач, и подтвердил кивком головы.
Они взяли больную под руки, и пытались идти. Но она сильно рванулась. Один из санитаров вытащил из пакета мешок с отверстием, и ловко натянул на Зину.
  – Я не больная, – закричала она. Это всё собака виновата.
Доктор мотнул головой, давая знак – увести. Два санитара подняли её и понесли к ма-шине.
Так Зина оказалась в больнице.
Встретили её там, как обычно: Паспорт, медицинский полис, и так далее. Но, поскольку этого не оказалось, а лишь направление из поликлиники и милиции, списали всё оттуда. Спросили только о муже и детях. Зинаида задумалась: « Есть у меня муж, или нет? Что сказать? – и ответила: – Был, а теперь не знаю. А детей нет».
  – А почему у вас гематома на лице? С кем-то поссорились?
  Зина подумала, что это краска с ресниц стекла, когда она плакала. И сказала:
  – Это краска.
  – Уж очень искусно кто-то Вас загримировал,– скорчив улыбку, иронизировал доктор. Зинаида в сердцах испытующе взглянула на доктора.
  – Вы что, издеваетесь все надо мной? То мешок на меня натянули и сюда привезли си-лой, куда я не хотела. Теперь глупые расспросы с гримом. Вы, что, краску не можете отли-чить от гематомы? А ещё врач. Как вас  держат? Да. Конечно. На такую зарплату умный не пойдёт. Вот и держат …
  – Так ведь и больница-то для дураков, – парировал доктор.
  – Как для дураков?
  – А Вам не сказали куда везут?
  – А со мной не разговаривали. Надели мешок на меня, и потащили.
  – Смирительную рубашку, хотите сказать. Верно, там вы буянили.
  Доктор достал из ящика зеркало и подал Зинаиде.
  – Посмотрите на себя.   
  Зина взглянула и удивилась: На щеке, под глазом, красовалось обширное фиолетовое пятно,   которое никак не спутаешь с краской.
  – Ну, так, где Вас раскрашивали? – иронизировал доктор.
Зина вспомнила, что смогла.
  – Вероятно в милиции, где же ещё. Моя милиция, меня стережет.
  – Бережет, а не стережет – опять съязвил доктор. – За что вас забрали? Верно, буянили?
  – Не знаю. Сошла с автобуса, меня подхватили под руки и в машину. Так же, как и ваши, схватили, одели  мешок и повезли. Все одного политического воспитания. Не слушать, не разбираться не хотят. Вот и Вы тоже не хотите понять.
  – Я-то, как раз, хочу разобраться. Вас направили на лечение. И я должен знать от чего и чем Вас лечить. Не разобравшись, я не могу Вас выписать. Вас уже осмотрел врач, напра-вивший к нам. Его заключение я не могу просто отменить. Мне нужно за вами наблюдать, поставить свой диагноз. А решать о выписке будет комиссия. Всё не так просто.
Пока Вы не лишены логического рассудка. Но в других ситуациях, можете вести себя не-адекватно. Когда это проявится, неизвестно. Мы все психически не уравновешены, и могут возникнуть срывы. Где грань между больным и здоровым? Этого никто указать не может. И дурак думает, что он умный, и умный делает глупости. Врачи рассматривают поведенье человека, как: опасное или не опасное для окружающих, и для самого больного. Ни один пьяница не согласится с определением, которое  ему посторонние предписывают. Даже выдающиеся врачи делают непродуманные выводы, заявляя: « Умных людей нет вообще, все допускают глупости ». Если рассуждать логически, то получается: сам говорящий тоже глупый. Вот про Наполеона говорим, что был очень умный. Выигрывал сражения, а в шахматы проигрывал. И сам, под конец жизни, признался, что единственным правильным решением было – вовремя удрать из России. Так что не огорчайтесь. Если Вы не считаете себя Наполеоном, то никуда убегать не надо. Я вижу, что Вы, во многом, со мной не согласны. Чтобы согласиться, нужно у нас пожить. Возможно, тогда ваши взгляды будут другими. У нас можно многое понять, что в другом мире, откуда вы пришли, и который считаете нормальным, ненормального больше, чем здесь. Вот и случай с милицией и с врачами Вам об этом говорит. А дальше узнаете больше. Здесь у нас школа. И мы Вас поместим в палату к учителям. Все люди с высшим образованием, грамотные, культурные. Пойдёмте,  Вас отведу. Вам с ними будет хорошо, даже интересно.
  Они вошли в палату. Зине бросилась в глаза чистота и порядок. Некоторые читали книжки, одна вязала, одна рылась в своей тумбочке.
  – Здравствуйте красавицы! – добродушно обратился доктор к жительницам палаты. Я привёл к вам новенькую, прошу не обижать, любить и жаловать. 
  Та больная, кровать которой была первой, справа у двери, встала и добродушно сказала:
  – Девочки, прошу всех встать и поприветствовать новенькую. Две женщины встали. Од-на отвесила низкий поклон, другая, на западный манер, слегка присела, растянув подол. Больная, лежавшая, на первой койке слева, встала и, по-мужски,   протянула Зине руку. Но Зина не приняла её руку. Весь этот приём показался Зине глупым детским, плохо сыгран-ным спектаклем, в котором она не хотела участвовать. Она сухо поздоровалась, как бы держа себя на расстоянии. Доктор отрекомендовал: «Зинаида Николаевна».
  – Нет. Просто Зина, – поправила она.
  – Вот ваша койка. У окна, посредине комнаты. Светло. Можно читать и заниматься лю-бимым делом, – указал доктор.
 « Какое у меня любимое дело?» – подумала Зина. Но кроме своего кафе и прилавка ниче-го не вспомнила. А чем заниматься в больнице, вообще не представляла. Весь здешний мир показался ей зараженным сумасшедшей болезнью, которой она боялась заразиться. Ей представлялось, что все здесь являются носителем этой заразы. И это её пугало. Поэтому  она боялась кому-то подать руку. И она даже не обратила внимания на реакцию женщины, руку которой не приняла. Не заметила и сигнал доктора той женщине, чтобы она сдержала свои эмоции.
  Соблюдая осторожность, чтобы не вызвать буйство сумасшедших, о которых она слы-шала от народа, и видела по телику; она пошла к своей кровати, чтобы лечь и привести в порядок свою голову, на которую обрушилось сразу громада событий. И вся эта громада представляла клубок путаницы, которая кружила голову и путала мысли. Она устала от всего и хотела отдохнуть и забыться. Уйти из этого мира, и от мира вообще. Доктор счёл, что знакомство закончено, и поспешил удалиться. Главное, что начало тревожить её ум – это ситуация в которую она попала. Ей было неприятно и страшно жить здесь, пусть даже недолго, как ей думалось, но среди умалишённых, попросту – дураков. Она боялась, что они могут  выкинуть не весть что – страшное. Что трудно вообразить.
 Зина стала раздеваться. Женщина с первой койки справа, подала ей свой стул. Но та, что была левее койки Зины, почему-то его оттолкнула и  подала свой, предварительно обшарив сидение рукой, словно смахивала пыль.
  – Возьмите, пожалуйста, мой. Он мне пока не нужен.
  Внимание и забота Зине понравились. Но настороженность её не покидала. И потому, она не воспользовалась стулом. Положив бельё на спинку кровати, она залезла с головой под одеяло, словно спряталась, ушла от всего, как страус прячет голову в песок.
  Голова кружилась, от сумбура событий которые она ещё не сумела переварить, и разо-браться что к чему, сильно болела, и единственно, что она хотела, это – поскорее заснуть. И она задремала. Но кошмары не оставляли её и во сне. Ей снилось: по стенам лазали огром-ные мохнатые пауки, и она видела их окровавленное жало, которым они убивают свою добычу и сосут кровь, и хотела бежать и прятаться, но не знала куда. Снова забывалась. И снова видела, как кто-то с улицы вцепился в оконную решетку, у её кровати и с силой пытался её вырвать. Человек был страшный, со звериным выражением лица. И она снова пыталась бежать, но ноги её не слушались. Ей показалось, что их держит одна из женщин палаты, и при этом злорадно смеётся, словно желает, чтобы её, это страшилище, убило. И Зина мечется, пытаясь освободиться. Жуткие картины сменяли одна другую, словно в страшном фильме: из всех окон вылезали эти страшные чудовища, душили и убивали всех, кто попадётся им в руки.  В открытую дверь палаты она видела, как мужчины и женщины бегали по коридору с окровавленными ножами и топорами, кто-то протащил труп без головы. И вот её кто-то толкнул, и она увидела над собой страшное лицо с топором, закричала  и проснулась. Бельё её было мокрое от пота. Холодный пот был везде. Над ней склонилась медсестра, держащая наготове шприц.
  – Вы очень беспокойно спите: ворочаетесь, кричите. Я Вам сделаю укольчик,  и Вы успокоитесь, – доброжелательно сказала она.
  После укола она сразу уснула, и её больше не беспокоили кошмары.
Утром её разбудила соседка слева. – Зиночка,  вставай. Принесли завтрак.  Надо есть пока тёплый. Пойдём, я тебе всё покажу, а то ты наверно ещё не знаешь, где что у нас находится.   
 С помощью соседки Зина справила  свой туалет, умылась и, придвинув к себе кашу, дол-го на неё смотрела, как на что-то непонятное и неприятное. Рот её слегка перекосился, выражая недовольство. Конечно, это не ускользнуло от обитателей палаты.
  – Ешь, Зина, другим-то здесь редко удивляют. А есть надо. Каша не масленая, но ничего. Лучше будет фигура. Холестерина меньше. Дома-то знают где ты?
  Зина отрицательно мотнула головой.
  – Ну, мы тебе поможем с ними связаться. Кто там есть: муж, дети, родители?
  – Никого. Мама далеко, – с тоской сообщила Зина, и начала есть кашу, словно озлобив-шись на свою судьбу, создавшую ей безвыходное положение.
 Женщины внимательно её слушали, и вот уже на её столике появился апельсин, другая положила в тарелку сосиску, третья положила кусочек домашнего пирога.
 – Попробуй Зина. Мама пекла. Он ещё свежий. Мне не съесть – засохнет. А завтра снова придут. Принесут. Ты только скажи, чего хочется, и принесут.
 Зина была тронута вниманием и заботой.
  Женщина, соседка по кровати, та, что её разбудила, продолжала уделять ей внимание. Делала это она с большой заботой, лаской и осторожностью, боясь случайно обидеть.
 – Вы ешьте всё, что вам дают. Мы здесь уже как одна семья. Не стесняйся нас. Меня звать Елена Николаевна. Если что надо, обращайся.   
  Зина, сначала отнеслась ко всему этому осторожно, с недоверием. Но стала принимать все заботы, и была даже благодарна. Когда с завтраком было покончено, соседка забрала её посуду и понесла в посудомойку. Зина хотела возразить, но соседка сказала:
  – Вы ещё не знаете куда нести. Пойдёмте, я покажу.
  Зина была на правах гостьи и начала относиться к ней с доверием, так как  не находила в ней никаких отклонений от нормы.   Ей стало интересно, познакомиться с неё ближе. Она спросила:       
  – Вы учитель?
  – Да. Учитель биологии и химии», – ответила она. – Здесь все учителя. Это – Нина Алек-сандровна, учитель истории. Она знает много интересных событий и развлекает нас своими рассказами.
«Странно, – подумала Зина, – развлекает рассказами, значит соображает. А кто же здесь сумасшедший? Может их всех, как и меня, сюда доставили? Это она дала мне апельсин. Услужливая, добрая, приятный голос».
  – А справа от меня, тоже учительница? – спросила Зина
  – Да. Она литератор – учитель словесности. У неё пропала память. Забыла все слова, как пишутся, и даже, как произносятся. Поэтому не понимает что говорят, и сама не может говорить. Её учат, но она сразу забывает. У нас только Таисия Сергеевна не учитель. Она – кандидат технических наук. Училась в аспирантуре. При защите диссертации ей стало плохо. Перегрузилась. Умная женщина. Много знает. Вам она чем-то не понравилась, когда только вошли, и не подали ей руку? Напрасно. Хорошая женщина. Заслуживает уважения. И Вы обязательно подружитесь с ней.
  Зина взглянула на академика, и взгляды их сошлись. Та, улыбнулась и подсела ближе.
  – Ну, так что, будем знакомиться или ... – она не договорила, создав пауз, – останемся таинственной незнакомкой. – Закончила она обращение.
  Голос её располагал к беседе, был добродушен. Она улыбалась, и не было ни тени обиды.   
Зина тоже улыбнулась.
  – Не обижайтесь на меня, что я тогда… Меня напугала новая обстановка.
  – А я и не обижаюсь. Нас же все за умалишенных принимают. Как говорится, « Что на вывеске, то и в магазине». А что с нас – дураков спросить? Извините. Это не в Ваш адрес, а в свой.
  Но эта последняя добавка и помогла Зине принять всё в свой адрес, и слил её участь со всеми, кто уже освоил это пространство. Ей стало неприятно и обидно это сознавать, что она такая же, как все, а может и хуже их. Они все с высшим образованием. Умно и грамот-но рассуждают. А она, всего – мелкая торговка. Без всякого образования.         
И это её унижало. Хотя раньше она чувствовала себя на высоте, особенно в своём кафе.
  Много дней Зина присматривалась к своим новым знакомым. Однажды, когда вечером пришел на дежурство врач, который её принимал, она подошла к нему с недоумевающим вопросом:
  – Скажите, зачем вы держите нормальных, умных людей  в своей больнице с таким названием? Они же все рассудительные, спокойные люди. Если бы вы поработали, где работаю я, а там бывает весь город, то убедились бы, что дураки там, а не здесь.   
  – Вы хотите сказать, что здесь умные люди, а то, что за нашими воротами, то есть, весь город и есть дурдом? И вы предлагаете повернуть вывеску названия нашего учреждения на 180 градусов. То есть в обратную сторону.
  Доктор широко и весело рассмеялся.
  – Спасибо Вам за такую высокую оценку нашего скромного заведения. Я поговорю с нашим главврачом о повороте вывески. И он продолжал смеяться. Зине тоже стало весело от такого заключения. Хотя ничего противоречивого в этом она не нашла.               
               
                О пьянстве и курении
  Во время отсутствия жены Сашу навестил старый приятель Фёдор.
  – О-о!  Здорово пропавший, – начал он, едва открылась дверь. – Сколько раз заходил, тебя всё не было. Говорят в деревню уехал. Там тебя комары не съели? Вижу, что-то осталось на моё спасение, – шутил приятель, при всём своём мятом и болезненном виде, вызывающем больше тоску, чем веселье.
  – А ты, я вижу, всё лечишься? Но вид у тебя не заздравный, а затрапезный. Спасибо что навестил. А-то всё один да один. Заходи, раздевайся.
  – Лечусь Сашенька, лечусь дорогой. Да вот лекарство кончилось.
  – Чувствую за версту твое лекарство. Так крепко перегаром несёт, что можно топор вты-кать. Удержится, если не отскочит, – отшутился Саша.– Смотри, Умка из комнаты в кори-дор убежал. Боится захмелеть, если надышится.
  – Верно, верно. Сам понимаю. Жена моя тоже в другую комнату прячется. Все уши про-жужжала.  А что сделаешь? Рад бы бросить, но не могу. Однажды твёрдо  решил бросить. И ни грамма два дня. В общем, как цыган отучал свою лошадь есть, постепенно снижая пор-ции корма. А то, показалось ему накладно зимой кормить, когда нет работы. И совсем, было отучил, перестала есть – да…  сдохла. Вот и у меня так получилось. Совсем было перестал выпивать, но на третий день чуть не умер – жена откачала. Говорит, что упал, побледнел. Хорошо она сообразила: открыла рот, ножом зубы раздвинула, и пузырёк корвалола влила. Отошел. А то, как она рассказывала, судороги начались; предсмертные подёргивания всего тела. Вот и суди, что делать? Пока пью – живу, а кончу пить – конец придёт. Так жена стала заначку вина держать, на всякий случай. А я её нашел и не удержался – выпил. Уж очень сильно всего ломает, хоть в петлю полезай. Она хватилась меня лечить, а заначки-то нет. Вот и убежала из дома, чтоб не видеть, как я буду мучиться.
Ну, а мне-то, что делать?   Вот и пришел к тебе. Выручи, если можешь. Скоро начнутся эти проклятые спазмы. Я смотрю, и твоей жены нет. Тоже убежала. От тебя тоже пахнет, как от старой пепельницы. Ты-то у нас выдержанный, как коньяк в пять звёздочек. Тебе можно и больше наклеить. И не хуже других знаешь о вреде куренья. А вот, не бросаешь. А если бросишь – обморока, как у меня не случится. Это только у пьяниц и наркоманов слу-чается. Тебе-то это не грозит. Что не бросаешь?
  – Да, я как-то этого не замечаю.
  – Вот то-то. За собой-то мы не замечаем. А что на сигаретной пачке написано – читал?
  – Да. Ты прав. Я уже не смотрю, что на сигаретной пачке написано. Уже на себе ощущаю всю эту заразу. А бросить не так просто. Легче перестать есть, как лошадь у цыгана. Сосет и тянет так, что всё из рук валиться, и ничего делать не хочется. Думаешь, и на здоровье наплевать, лишь бы отпустило. И, деньги тратишь на отраву, а не на дело. Идёшь против своего здравого смысла. На себя удивляешься, что сам над собой не волен. Потребность оказывается сильнее  воли и разума. Много мы сделали глупостей по молодости, когда ни опыта, ни знаний не было. Было лишь глупое, слепое, детское подражание взрослым, а теперь расплачиваемся за всё своим здоровьем, волей, свободой, финансами. Хотелось бы исправить ошибку. Да не тут-то было. Легко только начать…
  Саша задумался, а потом продолжил свою мысль.
  – А ведь первые папиросы, как и первая рюмка, были неприятны, и даже противны. Ор-ганизм не принимал этого. Мы пересиливали нежелание организма, а ведь он нам подска-зывал, не делайте этого. Но это был период простого детского слепого подражания делать всё, как взрослые. Такой период есть и у животных, и он даже более длительный, чем у человека, хотя и человек всю жизнь учится, но у него раньше начинается осмысление. Дет-ство. Оно виновато в этом, – заключил Саша.
  – Думаю, что не только детство. Я уже не был ребёнком в 19 лет. И не собирался никому подражать, хотя выглядело всё, как подражание. Просто, неудобно чувствовал себя в ком-пании курящих. Был вроде белой вороны. Словно хотел перед всеми выделиться. А это меня смущало. Вроде, как противопоставлял себя всем друзьям, показывал свою независи-мость от них. Быть другим – беспорочным, хорошеньким, примерным. Мне хотелось быть равным. Слиться с друзьями. Чтобы завоевать их доверье, чтобы приняли за своего. Да и интерес был: надо всё попробовать на себе. Хорошо это или плохо? Так мы познаём наш мир. Как говориться: «На своих ошибках учимся», а умные люди учатся на ошибках дру-гих. Ошибка – ошибке рознь. Не каждая легко исправляется. Некоторые оканчиваются трагически. И мы с тобой – жертва этого. Подражал товарищам, они все разъехались, а привычка осталась, – закончил Фёдор.
– Не заглядываем мы в будущее – живём одним днём. А советы старших и знающих под-вергаем сомнению, – подвёл итог Саша.
  – Да, – согласился Федя. – Но ты догадался, зачем я к тебе пришел?
  – Навестить, поговорить, – уклончиво ответил Саша.
  – Это да, конечно. Но пришло время подлечиться. Меня уже начинает лихорадить. Нет ли?..
  – Да нет. Я же недавно приехал. Ещё не было повода  приобрести. А так, мне не нужно. Вот разве что у жены найду…  Сейчас посмотрю.
  Саша пошел на кухню. Обшарил все шкафы, но, ни чего не нашел. Догадался заглянуть в спальню, и там, случайно наткнулся на содержимое, замаскированное в женском сапожке.
«Спрятано. Понятно от меня, кого же ещё, догадался он. Это был  пятизвёздный коньяк Болгарского производства. – Неплохо она угощает своего. … Не здешней водкой – Галич-ского болотного разлива».
  Он вынес это приятелю с победным торжеством.
  – Вот! Даже пятизвёздный! Хуже нет, – пошутил Саша.
  – Да уж. Действительно хуже не бывает. Клоповник. От него клопами пахнет. Лучше бы чистенькой. Ну, да, что есть. Терпения нет. Ломать начинает.
Саша достал  небольшие рюмочки, и налил себе и приятелю. Федя  посмотрел на рюмоч-ки, потом на Сашу, и спросил:
– Ты это из жадности или меня пожалел, такими наперстками угощаешь?
–  Так мы не сразу. Посидим, поговорим и опустошим.
–  Нет. Ты уж сразу мне налей сколько можешь. Я по таким наперсткам не пью. Не дей-ствует. Да и противно. Дай уж сразу, чтобы отпустило. Саша нашел гранёный стакан и налил половину. Больше налить просто побоялся, что товарищ свалится.
  – Ну вот, это дело, – обрадовался гость, и тут же поднял стакан.
  – Будь здоров, – непонятно кому адресовал он свой тост. Большего сказать у него не хва-тило времени. Он опрокинул стакан, словно выплеснул содержимое себе в пасть.
  – Хорошо! Как Христос по душе протопал босиком. И жить стало лучше, … А всё же, какую гадость выпускают, То ли дело наша – Русская…
  – Эта гадость закуплена в Болгарии за хорошие деньги.
  – Это что, жена купила для встречи тебя?..  Явно отравить хотела, – Начал шутить Фё-дор, почувствовав облегчение. – Ты хороший человек. Не вздумай пить. Я-то пью, потому, что хочу отравиться. А тебе-то зачем? Не надо. Если ты боишься, что пропадёт добро, то я тебе обещаю выручить. Так лучше и тебе и мне. – Он взял порцию Саши и, так же привыч-но опрокинул, не забыв при этом крякнуть от удовольствия. И, как подчеркивая торжество удовольствия, поднял вверх палец, и сказал: – Вот теперь можно и поговорить.         
  – Так ты говоришь, что жена купила. Дорого заплатила.  Наверно потому, что сильно любит. Отравить-то можно и дешевым способом. Нет… Конечно, любит!..  Я прав? Что скажешь?
Саша видел, что приятель уже захмелел. И дальнейший разговор, ему показался лишним.
«Интересная возникает ситуация с выпивкой, – подумал он. – С трезвым человеком хочется поговорить, но он не разговорчив; а когда выпьет, становится болтлив, но с ним не хочется говорить, потому, что несёт всякую околесицу».  Саша ответил нехотя:
  – Любит… Правда, не меня.
  – Как не тебя? А кого же? Что, моль завелась?
  – Да. … И коньяк этот для моли.
  – А где же она сейчас? Что-то я её не вижу. А я бы с ней поговорил серьёзно. Узнала бы…
Язык приятеля стал заплетаться.
  – Не знаю. Звонили из милиции. Просили взять домой. Я отказался.
  – Из милиции?.. Её, что, арестовали?.. За это самое … за моля?.. Не-е, за … проститу-цию? 
  – Хорошо бы так. Но жен за проституцию не сажают.
  – Так что?.. Она тебя… вместо ширмы держит?..
  – Похоже на это, – нехотя согласился Саша.
  – Не пойму. Почему нужен другой? Разве плох муж? – уже сам с собой рассуждал гость. – Не пьёт. Работает на хорошем месте. Его ценят, уважают, светлая голова. Это не то, что я. Но от меня жена не гуляет, хотя я плохой человек, а он хороший. Что им надо, этим непо-нятным женщинам?.. – И он отключился. Саша снял с него тапки, положил под голову подушку и укутал пледом.
  «Поговорили», – подумал про себя Саша. И вспомнилась ему сценка в вагоне. Там, мо-лодой человек, рьяно доказывал, что без вина нет настоящей жизни: есть вино, появляются друзья, есть с кем поговорить, интерес  к жизни появляется. Только через час у этой компа-нии мордобой получился. Выясняли, чьи деньги пропивали, и кто должен остался. Погово-рили!.. Только не так, как проповедовал защитник пьяной компании.
  Постояв около друга, лежащего на диване, и глядя на него как на живого усопшего, он задумался над бренностью жизни: «Зачем он живёт? Зачем все мы живём? Зачем дана жизнь? Мы появились на свет на какое-то короткое, по космическим меркам, время, отве-дённое нам судьбой. И эту возможность – жить, этот драгоценный дар, подаренной нам природой, вот так – неуважительно ни к себе, ни к людям, не к природе, теряем в хмельном забытьи. Разбрасываем драгоценное время по пустякам. А ведь его не так  много, и ограни-чено рамками здоровой, плодотворной жизни. Этот период,– самый важный в жизни всего живого, когда мы можем что-то создавать, приносить пользу обществу, создавать новое продолжение жизни и условия для его выживания, так жестоко, так безобразно топим в пьянстве, безделье, пустой трате времени. Неужели мы такие жестокие эгоисты, что сами проживём своё время, забыв про всех, а там пусть всё горит пламенем и трава не растёт. Что мы так злы на наше продолжение рода? Ведь нам кто-то оставил жильё и всё необхо-димое для жизни, чтобы жить не в норах, пещерах, шалашах, а в цивилизованном мире. Что же мы-то оставим после себя? В чём весь смысл жизни?  Каждое живое существо должно дать продолжение рода и сохранить это продолжение. Таков закон природы. И природа постаралась наделить радостью всех, кто к этому стремиться, это выполняет. Каждый должен что-то для этого сделать: родить, выкормить, научить, придумать, сотворить, защитить и ещё много всего. И получить, от свершенного дела, своё удовольствие, своё счастье жизни, смысл жизни. А иначе, зачем жить? Неужели только для того, чтобы удовлетворять свои естественные жизненные потребности, позабыв о своём жизненном предназначении – это вот и есть  самый жестокий, опаснейший, кощунственный эгоизм сравнимый только с жизнью дикого мира. Но ему можно простить, на более у него не хватает ума. Но мы-то разумные, грамотные существа. Мы должны. Мы обязаны: создавать, творить, делать, и,  находить в этом радость жизни. И с этим надо спешить. А что Фёдор? Куда он хоронит своё время? Мы вместе учились. Хороший специалист. Но так безрассудно теряет свои возможности, своё время. Да и владеет ли уже он своим рассудком? Пожалуй, его новые потребности им повелевают; остаётся лишь спасаться от их губительных действий. Спасать свою жизнь, и некогда  думать о другом. Он уже не хозяин себе, своей воле и рассудку. Он раб своих ошибок.
  Как легко мы попадаем в рабство, думая, что ведём свободный образ жизни. Позволяем себе всё. Даже то, что природа отвергает. Почему нас в школе учили давать характеристики героям, вроде: Обломова, Чичикова, и многих других, но не помню, ни одного героя   пьяницу или наркомана. Может поэтому много пьяниц, потому что все мы  недоучки. И писатели не считают это большим злом для человечества. Да что писатели? Разве не делают пропаганду выпивке, показывая, как проводятся торжественные приёмы в Кремле, пусть и с шампанским. Это же, у кого, на что денег хватает, тот то и пьёт. Откуда пример брать? И нет ни одного осуждения этой отвратительной традиции. А какой мировой позор испытывали россияне, смотря пьяные сцены нашего руководителя в других странах. С этого надо бы начинать бороться с пьянством, а не увеличением акцизов, которые бременем ложатся на семью и детей. С ликвидации традиций с выпивкой. Святая церковь, и она не гнушается причастия вином. А где взять другие традиции?.. Но, придумали  же, традиции для армии, пионерии, встречи праздников с весельем на площадях, военных парадов и демонстраций, праздников кухни и много других, типа масленицы, новогодней ёлки с маскарадом. Можно позаимствовать у других народов. Говорят, что в Индии на свадебном столе не бывает вина. А его там больше чем у нас. Может наши, не могут думать? Могут, но желание выпить сильнее, рассудка. Легче запретить пить другим, чем отказаться самим. 
  Саша сел за стол и рука его, машинально потянулась к пачке сигарет. Он так же маши-нально, ещё погруженный в раздумья, достал сигарету и щёлкнул зажигалкой. И его разум словно озарился ярким сетом, от этого маленького огонька: «Что же я делаю? Разве это не те же ошибки, о которых печалюсь?  Нет! Решено! И это твёрдо и окончательно!
  В его мозгу ещё шевельнулась,  жалось по оставшимся в пачке  сигаретам. – Может, сто-ит их докурить, а уже потом завязать?..  Нет! – ещё раз сказал он себе, – Решение не отме-няется!»  Он со всёй силой сжал пачку и, в сердцах швырнул в мусорное ведро.        « Я  должен быть хозяином себе!»
  Как завершение принятия важного решения, сказал он себе.
    В дверь постучали. Саша открыл. Это пришла Полина. Она коротко поздоровалась, и под рукой у Саши шмыгнула в комнату. Видимо очень спешила, но не к нему. На диване она увидела спящего под пледом человека, и, приняв его за Зину, начала усиленно тормо-шить. 
Видимо у неё были новости для неё, которые она не могла сдержать. Фёдор зло рявкнул:   
  – Поди прочь, дура!  Дай поспать, – он еще не успел понять где находится, кто и зачем его будит.
Полина в испуге отскочила и, выбежав за дверь, позвала Сашу.
  – Кто там у тебя? – в страхе, шепотом, спросила она.
  – Приятель заглянул. Немного выпил и свалился. А ты зачем пришла? – спросил Саша.
  – А у меня новость. Специально при тебе хотела Зине сказать, чтоб и ты слышал.
  – Зины нет уже несколько дней, неизвестно где и когда будет. Так что говори мне.   
  – Любовник Зины переметнулся ко мне. Когда она его выгнала, а я гуляла,  он стал при-мазываться ко мне. Но я ему ничего не сказала, а он обещал придти, –  сообщила    Полина. В это время Федор поднялся, и, поняв, что в квартире Саши, снова крикнул:
  – Ну, кто там?
  Полина, в испуге, побежала скрываться. Саша закрыл дверь и вошел в комнату.
  – Это кто меня будил? Я кого-то, кажется, обругал? Но, по-моему, это была не Зина.
Саша рассмеялся:
  – В суд на тебя пошли подавать, за оскорбление порядочного человека.
  – Правда, что ли? Я думал это моя жена.
  – Ну и что ты в суде скажешь, что обозвал свою жену? И думаешь, это примут для тебя как смягчающее обстоятельство, и скостят тебе наказание? – пошутил Саша. – Думаешь, обзывать жен, это в порядке вещей, и законом не запрещается? 
Фёдор взглянул на приятеля, потом в окно. – Уже темно. Я у тебя загостился. Надо идти домой. Жена наверно беспокоится. Ругать будет. На вопрос Саши он так и не ответил.
  – А ты разве боишься своей жены?
  – Так, волк собаки не боится, да брюзги не любит.
  «Пить не надо, тогда и брюзги не будет», – про себя подумал Саша.
  Фёдор быстро привёл себя в порядок, и вместе они вышли на улицу. Саша проводил его до автобуса, посадил, и помахал ему на прощание рукой. А сам решил погулять перед сном. Ему вспомнился визит Полины: « Почему она хотела сказать о любовнике Зине в присутствии меня, и всё-таки, сказала. Хотела сделать неприятное Зине, и приятное мне. Но мне-то приятного мало. Опять какая-то игра? Выяснять? Нет. Не хочется  даже и встречаться. Он вздохнул вечерним влажным воздухом, и ему показалось, что этим он снял все дневные передряги, разговоры, думы. На душе стало легко и свободно. Словно вместе с выдохом из него вышел весь мусор из лёгких, головы, и из всего тела. И он стал чистым и свежим. Погуляв ещё, он решил, что теперь пора идти спать.               
               
                Настя               
   Саша возвращался домой после детального обследования ряда соседних магазинов. И теперь его сумка была набита всякой всячиной, заготовок для пропитания на целую недель.
Недалеко от своего дома, среди деревьев, ещё издали, он заметил девочку, прижавшуюся к стволу дерева. Что-то странное показалось ему в её поведении. Она выбрала место, за-крытое от окон домов. Странны были её движения: она, то чуть поднимала своё короткое платьице, то опускала. Саша уловил и закономерность. Всё зависело от того, кто идёт по тропе, не далеко от неё. Ему стало даже интересно. Никогда около своих домов, да во всём городе он не встречал подобного. Когда он приблизился к девушке, платьице снова подня-лось, и, из-под него, чуть выдвинулась вперёд, ещё совсем детская ножка. Он посмотрел с любопытством на девочку. Её глаза закрывали большие чёрные очки, за которыми ничего невозможно рассмотреть. Они закрывали даже почти половину лица. Ему показалось, что это ещё ученица, лет 17, а может и моложе. Он остановился и спросил: – Тебе, нужен муж-чина?   
  – Мне нужны деньги, – сказала она, отвернувшись, и тоном, словно не хотела разговари-вать на эту тему, и, как ему показалось, голос её дрожал,  от какого-то страха.
«Отвернулась. Верно, ещё не потеряла совесть. Стыдится», – подумал он.
  – А сколько ты хочешь денег? – девушка назвала сумму, окачивающуюся рублями.  «Ин-тересно, – подумал он,– можно бы округлить до десяти, а то и до ста рублей. Но такая точ-ность говорит о её порядочности. Больше не хочет. Верно, столько необходимо на какие-то нужды. Спрашивать больше, среди прохожих, он счёл не корректным. Девушка поверну-лась, чтобы увидеть реакцию мужчины и добавила: – «Можно частично».
  Саша увидел, что из-под очков девочки потекли слёзы. «Значит эта сумма не за удоволь-ствие, если можно и частями», – твёрдо решил он. Но спросить, на что нужны деньги, счел лишним, Ибо ответ мог быть любой. Девушка, верно, догадалась и сама пояснила:
  – Хочу купить скрипку.
Дальнейший разговор на улице был неуместным, и он пригласил её к себе в квартиру.
  Умка зло проурчал, увидев незнакомку. Но Саша велел ему идти в угол, и он покорно поплёлся на своё место.
  – Я боюсь, укусит, – жалобно, тихо проговорила девочка.
  – Не бойся. Он очень умный. Потому и зовётся Умкой.
  Девочка несмело, прячась за Сашу, прошла в комнату. Саша пригласил её сесть, а сам стал выкладывать на стол покупки. Девочка осторожно попросила:
  – Можно, я возьму немножко булочки? Так-то я питаюсь в школе. А сегодня воскресение
Она не закончила объяснение. Но было ясно и так.
  – Я тоже проголодался. Сейчас мы вместе пообедаем. Ты умеешь готовить?
  – А что нужно готовить?
  – Вот, куплены пельмени. Сейчас мы их быстренько приготовим.
  – Это я умею, – уверенно заявила она.
  – Тогда на кухню.
  Саша налил в кастрюлю воды, из расчёта двух порций и поставил на плиту. Девушка распечатала пельмени и понесла их к кастрюле, намереваясь высыпать.
  – Не рано ли? – осторожно спросил Саша, – вода ещё не закипела. Они могут слипнуться. Наверно они должны завариться, а в холодной размякнут и слипнутся.
  Девушка смущенно улыбнулась и остановилась, глядя на воду, и ожидая, когда она начнёт кипеть. Саша в это время достал лук, помыл морковку, петрушку, зелёный укроп, и приготовил соль и специи. – Помогай быстрее с этим расправиться.
  –  А что с ними нужно делать? – неуверенно осведомилась гостья.
  – Я думаю, что это всё нужно порезать для бульона. Вы не так готовите?
  – Нет. Просто в воду кладём пельмени, и всё.
  – И всё? – переспросил Саша. – Даже не солите? – Она подумала, и сказала:
  – Наверно солить-то надо. Но я не знаю сколько, и когда. Боюсь пересолить.
  – Да. Это очень важное и ответственное дело, ¬– пошутил Саша. – Как говорили старики: «Недосол на столе, а пересол на спине».
  – Как на спине? Что солили спину?
  – Солили, … ивовым прутом, а то и просто кулаком.
   Саше показался этот разговор даже занятным, что она даже не слышала  такой послови-цы. Он нарезал лук, натёр морковки и заглянул в кастрюлю. Вода уже бурлила.
 – Вот теперь, пожалуй, пора класть пельмени.
  Пельменей было насыпано столько, что их не покрывала вода. Саша схватил ложку, и быстро их перемешал, чтобы они заварились, и долил воды, ничего не поясняя. Положил овощи, специи, посолил, снял пробу.
  – Ну вот. С первым блюдом мы кажется, справились. Накрываем на стол, режем хлеб, колбасу, сыр, – он достал тарелки и тарелочки, сказал, какие, подо что. Гостья удивилась:
  – А зачем колбасу и сыр? Есть же пельмени?
  – Колбасу можно после пельменей, для закуски, а сыр с чаем. Это всё по желанию. Не хорошо принимать гостей за пустым столом.
  Пока всё резали и раскладывали – поспели пельмени. Саша взял черпак и тарелку.
  – Я, на правах хозяина, за вами поухаживаю. Можно? 
  Гостья, улыбаясь, качнула головой в знак согласья. Её внимание приковало ожиданье горячих, парящих и испускавших аппетитный аромат – пельменей.
  – Сметану себе положи сама, пожеланию, – и он подвинул к ней банку со сметаной.
  Она с удивлением взглянула на Сашу.
  – Мы едим без сметаны.
  –  Ну, это кто как любит. Можно есть без бульона, со сметаной или маслом, можно, с горчицей, можно с бульоном и уксусом, или со сметаной. Есть масса всяких приправ. Я могу только рекомендовать пробовать. Попробуй пока без сметаны, а потом положи смета-ны. И узнаешь свой вкус.
  Она съела несколько ложек: – Очень вкусно и без сметаны. Я, таких пельменей, никогда не ела. Наверно со сметаной ещё вкуснее, – она положила немного сметаны, вероятно, стеснялась. Ела она быстро, обжигаясь и, кажется не жуя. Саша положил ей ещё пельменей и изрядно заправил сметаной. Она ела,  молча, увлечённо, с каким-то азартом и наслажде-нием. Саше было интересно наблюдать, но он старался не смотреть.  Наконец она отодви-нула пустую тарелку, и тяжело выдохнув, сказала: – Как вкусно. Никогда такого не едала.
 – Может ещё? – осведомился хозяин.
  – Нет. Спасибо. Больше нет места, а то бы ещё съела.
  –  Тогда колбаски и сырку, – предложил Саша. 
  Гостья взяла несколько кусочков колбасы, для которой почему – то ещё нашлось место. И, с небольшим перерывом, один кусочек сыра, который она съела без хлеба, за неимением пространства в желудке, как завершение основной трапезы. Тут она быстро встала из-за стола. Собрала грязную посуду, как хозяйка, а не гостья, унесла на кухню и всю перемыла.
Саша стал доставать чайные приборы.
 – А может это потом? – попросила она, – места нет.
  И, обшаривая свой живот рукой, засмеялась. 
  « Наконец-то, – подумал он, – кажется, отошла от шока». – Это его очень радовало.
  После небольшого молчания она неуверенно, тихо спросила:
  – Вы мне действительно дадите денег?
  – Да, конечно, как обещал. Только сразу у меня столько нет.
  – А не обманете? 
  Саша улыбнулся. Этот вопрос ему показался по-детски наивным.
  – Даю честное слово!
  А про себя подумал: «Разве слово является гарантией. Это, разве, только в детских взаи-моотношениях».
  Девочка начала расстегивать пуговки на платье, которые находились сзади. Саша снача-ла подумал, что ей жарко от горячих пельменей. Но, тут  же, до него дошло другое. Но, чтобы не задевать щепетильную интимную тему, он попытался продолжить первую нача-тую мысль.
  – Не надо расстегивать  платье. Если жарко, я открою двери на балкон.
  Он подошел к ней сзади и застегнул пуговицы.
  – Вы передумали? – обратилась она к Саше.
  – Ты о чём? Снова о деньгах? Я же дал слово. Как я могу передумать?
  Он взял её сзади за плечи и поцеловал волосы, как родной дочери. У него дрогнуло серд-це, как от чего-то родного, близкого.   
  – Я после отпуска. Сильно поистратился. Но на этой неделе должен получить зарплату. Ты приходи ко мне через неделю, в следующее воскресение. И мы вместе пойдём покупать. Я не хочу давать деньги тебе в руки. Ты ещё молода и не имеешь опыта с ними обращаться. А деньги не только блага, но и большой соблазн. Они могут помочь человеку, выручить в трудную минуту, но могут и испортить человека. А мне очень не хочется тебя испортить.
  В дверь позвонили. Саша пошел узнать. Когда открыл дверь, увидел Полину.
  – Что-то надо? – спросил он.
  – Зина дома?
  – Нет, её давно нет.
  – А можно войти? Поговорить надо.
  – Не сейчас, в следующий раз.
  Полина заглянула из-за Саши и увидела девочку, которая тоже, по-детски высунулась посмотреть. Саша поспешно закрыл дверь, но было поздно. Из-за двери послышался голос Полины: – Растлением малолетних занимаешься.   
  – Дура ты, Полина, – сказал он не громко, для себя. И услышал, как в углу Умка повто-рил:
  – Дура Полина.
  Когда он вошел в комнату, девочка уже приготовилась уйти.
  – Вам из-за меня неприятности. Я пойду, а то ещё кто-нибудь придёт.
  – А чай?
  – Спасибо. В следующий раз. – Она улыбнулась и пошла к двери. У двери остановилась:
  – Вы ещё не передумали? Может мне не приходить?
  – Приходите. Обязательно приходите. Извините, я так растерялся, что забыл познако-миться.   
  Как Вас зовут?
  – Настя. А вас как?
  – Александр. Лучше проще – Саша. Ну, вот и познакомились, когда надо расставаться.
  – Но, мы, же ненадолго. Через неделю должны встретиться.
  – Но только ты больше, ни с кем не знакомься. Обещаешь?
  – Обещаю, – сказала она, улыбаясь, и по-юношески помахала пальчиками.
  В следующее воскресение, она пришла ещё до открытия магазинов. Саша увидел её у двери нерешительной и настороженной. В ней не было той смелости, которую он видел раньше.   
  –Здравствуйте Саша. Может я зря?..  Мне уйти?..
  Саша улыбнулся доброжелательной улыбкой.
  – Здравствуй Настенька. Наши планы не меняются. Всё, как задумано. Проходи.
  Он взял её за руку и провёл в квартиру.
  – Сначала пьём чай. Он уже неделю ждёт.
  – Что? Всё ещё тот?
  – Ты наверно говоришь о заварке? Заварка – малая толика в объёмном понятии – чаепи-тие, которое подразумевает не столько сам чай, а нечто большое, целое событие: встречу друзей, беседы, общения и радость этого. Раздевайся.
  Он помог снять её лёгкое пальтишко, повесил на вешалку и провёл её в комнату. Подал стул и усадил, как подобает рыцарю, или джентльмену. Хотя чувствовал себя в роли отца, встретившую родную, долгожданную дочь. И сразу захлопотал на кухне, таская всякие припасы.  Ему казалось, что она опять пришла голодная и нужно сначала накормить.   
  – Саша, Вы напрасно столько всего ставите. Если это для меня, то я сыта. Мне сегодня почему-то не спалось. Я рано встала, как никогда. Словно меня что-то подняло. И я сгото-вила пельмени по вашему рецепту, и считаю, что мне это удалось.
  Она, вдруг, замолчала. – Я вспомнила тот день нашей встречи, и мне стыдно за своё по-ведение. … Вот и сегодня… пришла… Кажется, я переступила порог дозволенного и вела себя слишком развязно, и безрассудно. Мне стыдно, – и она заплакала.
  Щёки её стали розовыми и мокрыми. Саша подал ей полотенце. Ему было жаль девочку, попавшую в неприятную ситуацию из-за огромного детского желания иметь инструмент – скрипку, любой ценой. Видимо в ней она видела своё будущее.   
«Да. Переступила порог дозволенного,– подумал Саша.– Как люди, получившие свободу от  государства, сочли её за вседозволенность, и начали делать всё, что им хочется, не ду-мая, хотят ли этого другие. И если бы только дети, по своей наивности, совершали подоб-ные поступки. Разве взрослые, с жизненным опытом, так не поступают. Разве она это при-думала? И стала ли это делать она, если бы об этом подумали взрослые?»
  – Настенька. Разве ты в этом виновата? Виноваты мы – взрослые. В уголовном кодексе есть статья, которая наказывает человека, доведшего другого до совершения преступления. И судить надо того. Но этой статьей редко пользуются. Трудно доказать. И слишком много будет виновных. Ты прости нас – взрослых. Это мы не достаточно внимательны, а порой и жестоки. Перестань плакат. Хочешь, моя собачка тебя об этом попросит? Умка скажи: Настя не плачь. – И Умка тут же повторил, даже на удивление самого хозяина: « Настя не плачь».
  Настя широко открыла рот и глаза. Этого она не ожидала, думала, что это просто шутка Саши, и от удивления забыла, о чём говорили. Слёзы сразу высохли. Она смотрела на соба-ку, которую держал хозяин на руках, как на что-то невероятное. Лишь опомнившись она спросила Сашу: 
  – Неужели собаку можно научить?..
  – Как видишь, можно. Но нам пора идти.  Быстро собираемся. По дороге, Саша преду-предил, что эксперимент с собачкой только начинается, и необходимо сохранить его в тайне.
  – А учительнице по биологии можно рассказать?
  – Ей тем более нельзя. Она же не поверит и поставит тебе двойку. А будешь утверждать, тогда она со всем классом придёт сюда. Ты этого хочешь?
  – Что Вы? Нет, никогда. А так хочется её удивить тем, чего она не знает.
  – А ты её спроси: могут ли звери говорить?  Она сделает большие глаза и скажет: Чему я вас научила? Если говорить о попугае, то он не говорит, а только подражает звуком. Например: ты можешь вороной каркнуть. Но что это обозначает не знаешь. А говорить на иностранном языке, которого не знаешь? Можешь только подражать. А собака понимает, что ей говорят. Я вспомнил одну говорящую ворону. Если бы сам не видел, наверное не поверил бы. Это было в маленьком городке. У простого банщика была приручена ворона. Куда бы он не шел, она всюду следовала за ним. Если он останавливался, она садилась ему на плечо. Даже в бане она летала за ним, не обращая ни на кого внимания. Так вот он научил её выговаривать отдельные слова, как попугай. Правда, по-вороньи картаво. Я был ещё мальчиком и было любопытно и удивительно. Как видишь и попугай, и ворона, да и другие птицы: сова, филин, могут подражать, так почему бы и собаке этому не научиться. Она же человека лучше понимает.   
  – Как интересно. А где этот банщик с говорящей вороной сейчас? Почему о нём не слышно, и не пишут? Интересно, знает ли это наша биолог?
  – Но это было давно. Тогда о таких пустяках в газетах не писали. И знали только те, кто ходил в эту баню, да жившие рядом.
  Саша не хотел отпускать  «нить», на которой держал внимание Настии. Он боялся, чтобы она снова не стала анализировать свои поступки и не отказалась бы от своей мечты. Поэтому начал сочинять выдумки: – « Однажды  произошел с вороной курьёзный случай в бане. Из помывочной вышел одеваться толстый мужчина. Ворона увидела у него на плече тёмную бородавку, и, видимо приняла её за жука. Подлетев к нему, она так долбанула, что мужик закричал и замахал руками. Ворона тоже испугалась, и со страху испачкала ему плешь. Пришлось снова мыться. А рану пришлось обеззараживать и бинтовать. Мужик произнёс: «Хорошо, что коровы не летают». Но требовал убрать ворону. Правда через не-делю он прошел мыться и даже принёс ей корма: «Это, – он сказал, – за то, что она удалила  злосчастную бородавку». Но вороны уже не было. Банщик увёз её в деревню, к родителям, в 5 км от города. А так как он по ней скучал, и думал, что и она скучает, то стал часто навещать её. И, вот однажды, закончив смену, распаренный и потный, он встал на лыжи и поехал в деревню. Старую лыжню занесло, и не было видно. Ехал по глубокому сугробу. На улице была сильная пурга. Он  глубоко дышал, но назад не вернулся; доехал до деревни. Утром следующего дня, поднялась температура. Мать пыталась его лечить чаем с малиной. Лекарств-то никаких не было, врачей тоже. Когда метель утихла, и расчистили дорогу, приехал врач. Он определил очень сильное крупозное воспаление лёгких. Он стал уже задыхаться. Ворона сидела у него на спинке кровати. Он протягивал к ней руку. Она садилась на неё. Он сажал её на свою грудь, и гладил перья. Так рядом с ней и умер. Когда его хоронили, ворона провожала до самого кладбища. После этого она перестала говорить, и её выпустили на волю. Говорили, что она каждый день прилетала его навещать на могилу и подолгу кричала, усевшись на ограду, и крик её был протяжный, жалобный, с хрипом, словно простуженный. И так каркала она долго, долго. Верно, сильно горевала по хозяину.    
  – Вот в этом магазине, – услышал Саша, вместе с всхлипыванием. Он  был увлечён рас-сказом и не замечал, что его слушательница давно рыдает.
  – Что с тобой? Чего ты плачешь?
  – Мне их жалко, – всхлипывая, проговорила Настя.
Саша понял, что переусердствовал с рассказом, придумав столь печальный конец. Он только знал, что банщик умер, но про ворону на кладбище, прибавил.
  – Мне тоже захотелось, вспоминая их,  научить говорить собачку. Я надеюсь, ты мне в этом поможешь. Согласна? – она кивнула головой. – А сейчас приведём себя в порядок. Знал бы, что ты так воспримешь, не стал бы и рассказывать. Да разве над каждой вороной нужно плакать? Вон их сколько летает, Над каждой не наплачешься, слез не хватит, и глаза вытекут с ними вместе, – утешал он свою спутницу.
  – Это вороны не такие. Они дикие и глупые. А та потеряла своего друга. Она понимала, что такое хороший друг. Ради этого она и говорить научилась. И была уже не просто воро-ной, а другом. Они друг друга любили. И это главное, что ценится. А если это отбросить, то ни ворона, ни, даже, человек никакой цены не имеет. И человек ценен, когда он любящий, не обязательно кого-то одного, может всех; заботливый, внимательный. Вот как Вы.
  – Спасибо за столь высокую оценку, но всех-то я не люблю, как господь Бог. Только по выбору. Быстрее приведём себя в порядок, а то подумают, что мы с похорон пришли, и скрипку для этого покупаем. Боюсь, как бы нас не пригласили сопровождать покойников, – пошутил Саша, чтобы замять грустную тему, и чуточку развеселить собеседницу. Она улыбнулась, привела себя в порядок, и они пошли в магазин.
 Настя повела сразу в отдел скрипок. Давно она к ним присматривалась, прислушивалась, когда  играли другие, и в её памяти уже крепко сидели какие-то звуки, которых, видимо она ждала и искала. Саша с интересом  наблюдал за её поиском, и удивлялся, – что тут можно уловить, по нескольким касаниям смычка. Она брала одну, другую, третью, что-то внимательно слушала, отложила одну в сторону, взяла ещё, и ещё отложила. Потом вернулась к первой отложенной. Снова пробежалась по всему грифу и струнам. И снова взяла последнюю и тоже долго прислушивалась. Лицо её было сосредоточено и даже нервно. Словно она копалась в звуках, как в своих тряпках, что-то искала потерянное, нужное и ценное, и не находила.
  «Она же ещё не умеет играть. Чего же она ищет?» – думал Саша. Но он терпеливо ждал, а она всё еще искала. Кажется, продавец предложил всё, что было. Но она чего-то ещё ис-кала. Продавец достала скрипку из под прилавка, и подала ей. Настя слегка тронула струну смычком и словно ожила. Начала водить по другим струнам и, наконец, протянула Саше инструмент.
– Вот эта! – в глазах её была мольба и неуверенность.
  – А почему эта? – поинтересовался Саша. Они все красивые.
  – Нет эту, – уже уверенно настаивала Настя.– В ней, очень мягкое, ласковое звучание. Душу трогает. Я не знаю почему. Она к сердцу и душе ластится, а у других звук жестки и резкий. Царапает сердце и в ушах и голове неприятность, как от скрипа немазаных дверных петель.   
Душа эту принимает. Мне лучше не объяснить. Я же ещё не училась в музыкальной шко-ле.
  – Девочка права. Эту скрипку оценил и преподаватель музыкальной школы. Он хотел рекомендовать своим ученикам. А поскольку девочка будет там учиться, то какая разница кому мне её продать. Я её вынула, чтобы слух девочки проверить. Очень хороший. Из неё получится мастер, если не будет лениться. Кроме слуха, нужен большой, упорный труд. Если она сама захотела, а не Вы – отец, или мать, как это часто бывает – насильно застав-ляют, то я Вам рекомендую взять, ¬– сказала продавец отдела. – Уверена, она вас порадует.
  – Спасибо за совет. Я думаю всё так и будет. Мы берём эту скрипку, – сказал Саша и расплатился с продавцом.
 Девочка, тебе надо ценить такого заботливого и внимательного отца. А Настя с радости, улыбаясь и веселясь, обхватила шею Саши, подтянулась на носочках, и крепко поцеловала.   
– Вижу,  вижу, что любишь отца, – улыбаясь, констатировала  продавец.– Пусть вам обо-им  будет счастье, и радость. – Сказала она, подавая скрипку. Настя приняла скрипку и крепко  поцеловала, прижав  её футляр к своим губам. Потом ещё раз поцеловала Сашу в щёку:
  – Спасибо! Я так рада!
  Они вышли из магазина, и Настя снова стала грустной и задумчивой. Все её веселье вдруг исчезло. Праздник в душе Саши омрачился.
  – В чём дело? – осведомился он у Насти.
  – Я боюсь нести скрипку домой. Мать спросит, – где взяла? Что я ей могу ответить? Что добрый человек мне подарил. Разве в это может кто-то поверить? Мне самой в это ещё не верится. А она… скажет, что я украла.
  – Но у тебя есть чек. 
  – Это не лучше, а хуже. За чек плачены деньги. Спросит, где взяла деньги, а почему не отдала ей. И это ещё не самое страшное. Она может продать её, хотя бы и в тот же магазин, по этому чеку, но дешевле. И не отстанет приставать, где я беру деньги.
  – Ты расскажи ей про меня. Если надо, я сам с тобой схожу к ней.
  – Нет. Это ещё страшнее. Она специально обговорит вас в неблаговидных поступках, и будет тянуть с Вас деньги за неразглашение тайны, а то и в милицию заявит.
  – А что, она испытывает большие материальные затруднения?
  – Ещё бы не испытывать.
 Настя задумалась в нерешительности, что сказать…
  – Она их пропивает.
  – А отец у тебя есть? 
  – Есть… и не один. Много.
  – Как много.
  – Она каждый день нового приводит. Я, даже, не знаю, как их звать. 
  – Да. Ситуация, – произнёс Саша. А про себя подумал: «У кого ни одного, а тут много. Что же лучше? Наверное, это одно и то же для Насти».
  – А может, ты, оставишь скрипку у меня. Когда пойдёшь на занятия, будешь брать.
  – Где я буду тренироваться?
  – Пока тоже у меня. Правда я не знаю как это долго. Но у нас будет время подумать, как быть дальше.
  – Я согласна. А вы один?
  – Нет, у меня есть… вернее, была жена, но она ушла к матери.
  – Вы сильно поссорились? Разве от Вас кто-то захочет уйти?
  – Выходит, что я не идеальный. Как все смертные.
  – Я бы этого не сказала. …  Я видела многих мужчин, приходящих к маме.   
  – Ну, это наверно потому, что ты, мало со мной знакома. Узнаешь ближе, и, может, тоже сбежишь, – пошутил Саша.
  – Вы меня пугаете. У меня уже страх противоречий между тем, что я знаю о вас, и что не знаю.
– Ну, вот и ладно. У тебя будет время меня изучить, и если понадобится – сбежать.   
А пока идём ко мне варить,– он хотел сказать – пельмени, но подумал, – надо что-то дру-гое.
  – Ты борщ умеешь варить?
  – Я видела, как мама варила.
  – Ну, это уже кое-что, – пошутил Саша. – Значит, у нас будет борщ, – утвердительно ска-зал он. – Я уже проголодался.
  Когда они вошли в квартиру и разделись, он спросил:
  – Говори, что надо для борща, а я буду искать в своих запасах.
  – Картошку, капусту, лук. А что ещё – забыла.
  – Тогда я буду называть, а ты выбирать: морковь, свёклу, петрушку, укроп, специи.
  – Наверно морковь.    
  – Ну, а петрушку, укроп, специи. Какая в них нужда?
  Настя пожала плечами.
  – Ну, тогда по усмотрению, как соль и прочее. Это конечно, всё хорошо, но, не получатся ли вместо борща – щи? Как думаешь? Может, нужна какая-то подготовка, что-то потушить, обжарить? Или всё вместе заложить?
  – А разве нужна, какая-то подготовка?  Мама кладёт без всякой подготовки.
  – А я раньше обжаривал: лук, морковку, помидоры. – Настя смутилась.
  – Вы лучше меня всё знаете, и не спрашивайте. Лучше я посмотрю и поучусь.
  – Значит, отпускаете меня в свободное плаванье? Так ли это надо понимать?
  Настя засмеялась: –  Так, так, – И стала шинковать капусту.
Саша взглянул на её работу: – Отставить!– скомандовал он. – Если так работать, будет не-чем на скрипке играть. Без пальцев останешься.
  Настя остановилась. На лице её появилось удивление и вопрос: «А как же?»
  – Пальцы нужно подгибать, чтобы нож их не достал, – и он показал, как это надо делать.
  – Интересно. А я всё время удивлялась, как это повара так быстро режут и не обрезают-ся.
  – Я с этим сам справлюсь. А вы лучше в кулинарную книжку загляните, что она нам
подскажет.
  Он достал с полки книжку, нашёл приготовление борща, и подал книжку Насте.
  – Вот читай и мне подсказывай.
  Когда все овощи были готовы, встал вопрос о бульоне.
  – Мясо? Оно есть, но очень долго варится, – сказал Саша. – Может, мясными консервами обойдёмся? Как думаешь, они не испортят наш борщ?
  Настя улыбнулась, уловив шутку в вопросе. И в такт шутке утвердительно сказала:
  – Не испортят!  Можно класть.
  – Овощи мы будем класть по очереди: сначала картофель. Ему нужно 20 минут вариться, а капусте и 10 минут хватит. Жареное и специи за 5 минут до готовности.
  Когда всё было приготовлено согласно кулинарии: поджарены лук, морковь и томаты. Всё заложено в бульон, и осталось только чуть подождать, Настя сказала:
  – Да. Кулинарному делу нужно учиться. А я думала все помыть, порезать, вложить, и варить.
Даже, что класть, не знала. Она взглянула в книжку.
  – А свеклу-то мы забыли, – спохватилась она.   
  – Нет, Настенька, не забыли. Просто её долго ждать. Надо варить, а лучше тушить. Сы-рую в борщ не кладут. А на это может уйти до 40 минут. Так, что борщ не получился. По-лучились щи. Всё, как у одного мужика: «Задумал мужик своё дело открыть. Стал ходить и присматриваться, чем бы ему заняться. Зашел он в кузницу. Посмотрел, как кузнец куёт. И показалось ему всё очень просто. Всего-то: разжечь угли, раскалить железку, молоточком постукать, и готово. Сделал он все приготовления. Объявление повесил.  Тут и заказчик пришел. Говорит: «Сделай мне подкову для лошади. Вот тебе железо для этого. И ушел.
Мужик сунул железо в огонь. Долго калил. Наконец стал ковать. Железо мнётся, а нужной формы не получается, только окалина отлетает. Он снова калил, и снова ковал. Смотрит, а железа уже мало осталось. Окалиной отлетело.
На другой день пришел заказчик. Спрашивает:
  – Готова ли подкова? – А кузнец отвечает:
  – Подкова не получилась, – железа мало. Разве что нож получится»,– «Ладно,– говорит заказчик, – делай. Нож тоже нужен».
  Стал мужик снова калить железо. Калил, калил, стукнул молотком, окалина облетела, и железа осталось лишь на гвоздь.
  Опять скучный разговор с заказчиком. На нож тоже железа не хватает, – говорит мастер.
  – А на что же хватит? – спрашивает заказчик.
  – На шило, – отвечает мастер.
  – Делай шило, а я погляжу. Снова железо калится, снова молотком бьёт, и окалина сып-лется.   
  – Эх, – говорит мужик, – верно и на шило не хватит.
  – А на что же хватит? – спрашивает заказчик.
  – Только на пшик.
 Сунул мужик остатки железа в воду, и только пшик услышали.
  Настя засмеялась.– С Вами интересно, не соскучишься.
  – Ну вот, наши щички-пшички поспели. Теперь самая главная проверка. Раньше говори-ли: «Какой он хозяин, или хозяйка, если двум собакам, не могут щи разлить?» Это значит бестолковые. Как, у нас хватит толку двум …хм, щи разлить?
  – Я попробую, – согласилась Настя.
Саша сел за стол как гость, в ожидании щей. Хозяйка налила в тарелки щи, и хотела наре-зать хлеб.
  – Резать хлеб должен хозяин, говорили в старину, – при этом, он сам удивился своей раз-говорчивости. Наверно с взрослыми, видавшими жизнь, он бы так не разговорился. 
А Насте всё было в новинку, интересно. И это его раззадоривало на разговоры.               
  Прежде чем начать есть, Саша решил включить радио. Послышалась музыка: «Ну, – по-думал он, – опять эти оперы. Кто их слушает?» – И хотел выключить. Но Настя как очну-лась:   
  – Подождите, не выключайте, – попросила она,– очень красивая музыка. 
  «Верно, красивая, – подумал он, – но оперу лучше слушать всю целиком, чтобы она была понятна, а отдельные отрывки – непонятны, а потому надоедливы». Он любил и оперетты и оперы, когда конферансье растолкует, о чем идёт рассказ, и попросит обратить внимание на особые моменты. А так, кроме надоедливого шума, он от музыки ничего не получал.
  – Теперь можно выключить, – сказала Настя, и, выскочив из-за стола, схватила скрипку. По квартире полились мягкие, нежные звуки только что звучащей  музыки. Саша узнал и начал подпевать: «Бегут за днями дни беспечной чередою…»
  – Вы знаете что это? А я первый раз услышала. Какая прелесть!   
  – Это ария, Не берусь назвать её точно. Кажется из оперы: «Аскольдова могила».
  И Саше показалось, что звуки скрипки, как-то были ближе, понятней, приятней для ду-ши, и даже проникают в самое нутро, резонируя и возбуждая какие-то удивительные чув-ства.   
  Наверно такие чувства может создавать только скрипка. Её звуки были сродни человече-скому голосу. И когда скрипка замолкла, они услышали, как в коридоре выводил продол-жение мелодии Умка, увлечённый чарующими звуками. Настя заулыбалась:
  Неужели собаки понимают музыку? И даже подпевать стараются. Как это всё интересно, – сказала она.
  – Щи остывают, – напомнил Саша.– Наверно музыку любят все животные и птицы. Пас-тухи своим рожком собирали в лесу коров, заклинатели змей удивляли людей своими экс-периментами над змеями. А разве не у птиц люди учились музыке? Петух поднимает кур рано утром, и сообщает, что я, с таким красивым голосом – здесь. Другие петухи, услышав это, тоже торопятся о  себе сообщить, и показать свой голос. И начинаются утренние пету-шиные концерты по всёй деревне. А как искусно старается  соловей, привлекая соловьих.
  – А зачем жаворонок поёт над полем? – спросил Саша.
  – Не знаю. Просто захотел и поёт.
  – Нет. Всё не просто, а по надобности. Там, внизу на гнезде сидит жаворонка на гнезде. Ей спокойно, когда поёт жаворонок.  Она может и подремать, за столь длительным заняти-ем. Но всё время слушает песню жаворонка. Если он поёт, значит, нет врагов. Всё спокой-но, и сторож на месте. А перестал петь, значит жди беды. Да ты ешь, а не крути ложкой в тарелке.
  Но Настя была уже погружена в свои проблемы. Раньше она планировала брать уроки у своей подруги. Но где тренироваться? Это может, не понравится её родителям. И хотя скрипка была в её руках, проблемы она не решала. Всё варианты приводили её в тупик. И от этого лицо её становилось всё печальнее и грустнее. Всё реже ложка со щами направля-лась в рот. Она болтала ею в тарелке, забываясь и глубоко уходя в проблемы.             
  Саша видел её грусть, и догадывался, о чём она думает. И хотя думали они и решали, кажется один вопрос, но каждый исходил из своих возможностей.
Саша думал о своей жене, как долго будет она жить у своей матери. Он  не знал, что она в больнице. Ему хотелось, чтобы она никогда не возвращалась, но в это не верил.
  У него началась новая, захватившая его, жизнь. И расставаться с ней не хотелось. Но вы-хода из создавшегося положения он тоже не видел.
  – Хочу есть, – вдруг,  жалобно напомнил о себе Умка.
  – Да, да я совсем о тебе забыл, – очнувшись от дум, сказал хозяин. – Сейчас накормлю.
  Удивлённая Настя, ещё не привыкшая к речи собаки, тоже забыла, о чём думала, и,    во-просительно поглядев на Умку, произнесла:
  – Как здорово, как интересно. Здесь всё необычно. Словно я в другой мир попала, о ко-тором могла лишь мечтать, и читать только в сказках. А он оказался совсем рядом: мир добра и волшебства. И она ещё не знала, и не могла угадать, придумать,– какую роль во всём этом играет она сама. Было, что-то невероятно сказочное, и она в роли волшебной золушки, у которой всё появляется, как по волшебству. И даже собачка говорит человече-ским голосом. И не могла убедить себя, что всё это явь, правда. Ей казалось, что вот, вдруг, что-то случится, кто-то придёт, что-то сделает и всё пропадёт. И этой злой ведьмой, поче-му-то, ожидала она свою родную мать, или ту женщину, что стучала и кричала за дверью в прошлое воскресение. А может жена Саши, которую она ещё не знала. Но кто бы, ни был, она этого боялась и не знала, что делать.  Её окликнул Саша:
  – Настя, ты чем-то встревожена?
  – Да. Я думаю, что мы поторопились купить скрипку. Я не продумала все последствия до конца. Мне очень хотелось научиться играть, но одной скрипки для этого мало. Очень велико было желание, и я не думала больше ни о чём кроме скрипки. А нужны ещё условия, которых у меня нет.
  – А какие условия нужны? – осведомился Саша.
  – Я хотела учиться играть у подруги. Брать у неё уроки. Но кому нужен лишний шум.  Только сейчас я об этом подумала. А надо было с этого начинать. Тогда бы не сделала столько глупостей. Желание руководило мною и моими мыслями. И казалось всё просто. Как у мартышки: «Лишь стоит завести очки». А они не действуют никак.
  – Ну, так мы-то люди. Что-нибудь придумаем. Подруга где-то учится? Может и тебе там надо учиться, а не у подруги?
  Настя почувствовала, что глаза наполнились слезами, и она скоро не сумеет их сдержать. Спазм сжал её горло. Она хотела сказать, но не могла. Не хватало ни сил, не смелости. Ей уже так много сделали, что заикаться о чём-то ещё, просто не позволяла совесть.
  Саша понял всю ситуацию. Ему хотелось идти до конца, чтобы сделать девочку счастли-вой.
  – Ты знаешь, когда у подруги занятия в музыкальной школе?
  – Сегодня. Сейчас, – Настя вопросительно посмотрела на Сашу, ещё не зная, что он хо-чет.
  – Тогда быстро идём в школу и там всё решим.
  Настя опешила. Она не ожидала такого оборота. И даже растерялась и испугалась.
  – А что мы там будем делать? Она платная, а у меня …
  – Вот там всё и решим. Идём.
  Она ещё толком не соображала, что дальше. Но повелительный тон Саши заставил её повиноваться.
  – Скрипку брать? 
  – Наверно рано. С начала надо всё узнать, а потом решим.      
    Всю дорогу они молчали, каждый с думой о своём. Саша шел быстро. Настя не поспе-вала. Она, то чуть отставала, то догоняла и забегала вперёд. Навстречу им уже попадались учащиеся с инструментами. Видимо, только что закончились занятия:
«Надо успеть застать» – думал Саша. Вот и училище. И руководство и учителя были на месте. Саша попросил Настю подождать за дверью. Через несколько минут он позвал её и представил учителям.
  – Девочка, ты уже играешь на чём-нибудь? – Настя отрицательно покрутила головой.
 Саша хотел сказать о сегодняшней игре арии, но смолчал.
  – Ну, это даже хорошо, переучивать труднее. А песни знаешь? И можешь нам спеть?
  – Я сейчас не могу.
  – Волнуется очень, ¬– пояснил Саша.
  – Хорошо. Попробуем иначе. Отвернись, – учитель трижды ткнул по клавише рояля.
  – Сумеешь найти этот звук?
  – Попробую. Она ударила по нескольким клавишам, и сразу нашла нужный звук.
  – А на другом инструменте этот звук найдёшь? – Он стал не торопясь перебирать лады баяна.   
  – Вот этот, – сказала Настя.
  – Этот? – он повторил.
  – Нет следующий, – уверенно сказала Настя.
  – Молодец. Хорошо слышишь.
  – А я и на скрипке его найду, – осмелилась сказать Настя.
  – Даже на скрипке? Но там нет нотных ладов. Что же, попробуй найти.
  – Насте дали скрипку. Она почти срезу вывела тот звук.
  – Берём! Но, учёба – занятие тяжелое. Готова ли к такому труду? Не сбежишь, не бро-сишь?
  – Готова! Не сбегу! Не брошу! – полная радости проговорила она. Её глаза  блестели ис-крами счастья. Она не думала, что за учёбу нужно платить. В голове было одно – её приня-ли. Заведующий пригласил Сашу к себе в кабинет. О чем там говорили, она не знала. Про-сто она витала «на седьмом небе», и была уверена, что Саша, как чудесный волшебник, всё устроит в лучшем виде. Ей не хотелось ничего знать. Она ждала своего волшебника, чтобы броситься ему на шею и расцеловать всего, всего. Но из кабинета вышел заведующий, и пригласил её к себе. «Настя, вам нужно принести заявление, где указать свою фамилию, имя и отчество, номер паспорта, когда и кем выдан, и адрес проживания», – сказал заведу-ющий.         
Это, на удивление заведующего, просил Саша, чтобы Настя сделала сама: « Пусть привы-кает к взрослой жизни, – пояснил он.– Кстати, пусть познакомится с расписанием занятий, и другими необходимостями».
  Перед уходом она услышала напутствие: «Отец очень беспокоится за твою учёбу. Ты должна оправдать его надежды. Я тоже на это надеюсь»,– закончил заведующий.
  Настя хотела поправить его, но когда увидела улыбку своего покровителя, это желание у неё пропало. Она поняла, что этого он не желает.
  – Я буду стараться, ¬– ответила она сразу обоим.       
  Выйдя из кабинета, она поймала руку Саши и поцеловала её.
  – Большое, Вам, спасибо! У меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность! Вы дали мне крылья! Я хочу летать!  Не могу стоять, побегу.
 Она сорвалась с места и как вихрь понеслась по длинному коридору училища. Встречная учительница остановилась, повернулась, чтобы что-то сказать, но не успела. Тогда она обратилась к Саше:
– Это Ваша дочь так бегает? Скажите ей, что у нас не спортивная площадка, не стадион. Так, и вообще бегать не разрешается.
  – Извините. Это она от радости, что её приняли в училище. Сказала, что хочет летать. Это её разгон для полёта. Не сердитесь. Смените гнев на милость. Пусть полетает, пока есть крылья.  Саша улыбнулся, и как прощение и понимание увидел встречную улыбку.

                Снова психушка
Первые  дни Зина знакомилась с обитателями своей палаты. Она говорила, шутила, изучала их реакции на рассказы, и всё больше убеждалась, что здесь лежат совершенно здоровые, рассудительные, умные и даже очень грамотные, люди. Что попали они сюда, как и она, случайно, по какой-то страшной ошибке врачей. Врачей, которые никого и ничего не хотят слушать, относятся с недоверием и подозрением. Может их ещё в институтах  портят, чтобы они всех людей за дураков принимали. И она всех этих врачей самих считала психически ненормальными в своих действиях, а проще психами, которых нужно поменять местами с теми, кого они лечат. Но, к сожалению, все права у них. И ей казалось, что миром умных людей управляю такие вот умалишенные, которым даны права управления. И они сидят во всех властных кабинетах: снизу до самого верха, начиная с таких, как управление автотранспортом, милицией, медициной и, поднимай выше. Они пишут указы, приказы, распоряжения и распорядки, из-за которых возникают беспорядки. Ну, разве нужно забирать в милицию за то, что человек забыл взять билет, забыл дома деньги. За это арестовывать, унижать человека. За пустяк – проезд без билета. Стоит-то он копейки. Это не то, что пообедал в её кафе и не расплатился. Тут, есть время клиенту подумать, прежде чем заглядывать в меню, нужно заглянуть в свой кошелёк. Могла бы кондуктор вообще не брать денег, – войти в положение, ей никакого убытка нет.  Другое дело официант. За каждое блюдо надо платить. И, разведи таких желающих поесть на дармовщинку, «в трубу вылетишь». 
Везде она винила других и оправдывала свою работу. Хотя всё было идентично.
  « Разве я не могу им в другой раз заплатить. Пусть придумают закон, как это сделать, если они умные люди. Без унижения пассажиров – порядочных людей. А-то, сразу в мили-цию. А милиция, вместо защиты, сама морды бьёт. Так, где же умные-то? Разве будет у нас в стране порядок, когда те, кто должен следить за порядком, сами первыми нарушают его? Ну,  не дурдом ли? Будь я президентом, – думала она,– вообще отменила бы плату за про-езд. Вон Хрущёв, даже хлеб в столовых сделал бесплатным. Так этого – умного человека  сразу убрали. А надо сделать бесплатно не только медицину, учебные заведения, а и транс-порт: наземный, водный и воздушный, коммунальные услуги, санатории и дома отдыха. Ведь были же бесплатные путёвки при советах. И вообще, давала бы всем зарплату по мешку денег. Что, в стране мало леса, чтобы бумаги наделать и деньги напечатать? Тогда все за всё аккуратно станут платить. И мои официантки, имея кучу денег, не стала бы об-считывать клиентов, а я не стала бы с них брать мзду в виде оброка
  Эх, был бы у меня матрац денег. Да разве я стала бы работать? Трепать нервы, ругаясь с пьяными, да и трезвыми, тоже. Столько везде есть хорошего. Ездила бы по домам отдыха, лечилась бы в бесплатных санаториях. Летала бы на бесплатных самолётах на Канары. А деньги тратила бы на интересное проведение времени, чтобы не было скучно.
  Лежала бы на матраце с деньгами, под пальмами, на берегу тёплого океана. Простор.  Вот где истинная свобода. Подойдут ко мне продавцы с тропическими фруктами, я выну из матраца денег, сколько схватится, отдам не спрашивая цены и не считая денег. И насла-ждайся фруктами и природой, ни о чем не думая.
  Думать, обо всех прелестях новой жизни, было достаточно времени; если бы её мечты не оборвал обход врача.
  – Здравствуйте, – весело поздоровался врач, входя в палату. – Как чувствуют себя мои прекрасные пациентки? Какие видели сны? Кому что показалось? Какие интересные мысли пришли в головы? – Тут Зина решила пошутить: «Я сейчас подумала, что если бы я была президентом, то платила бы всем врачам в зарплату по мешку денег. А для больных – бесплатные санатории, и лекарства.   
  – Думать у нас самое место. Здесь большинство, думающих. Но, хорошо, что Вы ещё не считаете себя Президентом или Наполеоном. Их у нас уже много, а лечатся они трудно, – пояснил врач.
  – А, Вы, запретите и думать об этом, – порекомендовала Зина.   
  – Ну как я могу запретить, – в нашей свободной стране. Я могу только лечить, чтобы так не думали, – отшутился доктор.– Вас эти мысли очень волнуют? – «Волнуют», – сказала Зина.
  – Сестра, – обратился он к медсестре сопровождающей его, – ей надо помочь.
 Сестра понимающе кивнула   головой. Зина поняла, что такое «помочь» лишь после об-хода, когда сестра пришла с огромным шприцем. Она хотела отказаться, но ей пригрозили длительным лечением, что ещё больше её пугало.
  – Дурдом, – подумала она и поймала себя на мысли, что это он и есть во всей своей кра-се.
И сделала для себя вывод: «Лучше молчать. За умного сойдёшь. Президентов и Наполео-нов уже много», – вспомнила она слова врача. После этого сознание её выключилось.
   Ночью её поднял крик:
  – Смотрите, смотрите, нас опять жгут. Вы мне всё не верили. Посмотрите сами,
  Нина Николаевна сидела на своей кровати и рукой указывала на противоположную сте-ну. Глаза её были широко раскрыты, до ненормальности. В них был ужас. И само лицо было перекошено страхом так, что глядя только на неё, можно испугаться.
  – Что это?  Причуды сумасшедшего? – мелькнуло в голове Зины. От крика проснулась вся палата. Все смотрели, куда показывала кричащая больная. Там на стене, под самым потолком, чётко светилось красное пятно. Зина оглядела: палату, окно, двери, койки в по-исках источника света. Но и на улице и в палате была темнота. От этой неизвестности появился страх. Она стала верить, что кто-то действительно посылает проникающий луч. 
Женщина – кандидат  наук, над кроватью которой появилось пугающее пятно, вскочила с кровати, накрыв голову подушкой, побежала в дальний угол с криком:
  – Помогите, жгут, жгут. Это лазер, лазер.
Две другие соседки Зины закрыли себя одеялами и подушками. А Нина Николаевна по-лезла под матрац. У самой Зины появился озноб. Её трясло, и мурашки бегали по спине. Такого страха она ещё не испытывала. Сорвавшись с места, она выбежала в коридор. Толь-ко там ей пришло в голову сказать всё дежурной сестре. Она подбежала и начала тормо-шить спящую сестру, крича: – «Нас жгут! жгут!»
  – Что случилось? Где пожар? Подождите вызову пожарную. (Спросонок она ничего не могла понять). Но, не видя ни огня не дыма, она взглянула на страшно испуганное лицо Зины. «Может припадок истерики?» – дошло до неё. – Пойдёмте в палату, там разберёмся.
Сестра вошла первая, и включила свет. Все были наглухо закрыты одеялами, подушками матрацами. На Зининой кровати, тоже кто-то лежал. Зина догадалась, что  это кандидат наук.
  – Где, кто вас поджигает? – обратилась она к Зине. Зина взглянула на стену. Никакого пятна не было. Она, в растерянности, показала на стену, где видела пятно.
  – Вот здесь было красное пятно.
  – Никакого пятна нет. Вам показалось. Ложитесь спать. Я сейчас сделаю укол.
  – Но его видели все. Смотрите, они спрятались под одеяло.
  – Это вы всех напугали. Свет больше не выключать. Сейчас приду всем делать уколы.
  Первая вылезла из-под одеяла кандидат наук. Она тоже подтвердила, что над её крова-тью было яркое красное пятно.
  – Посмотрите. Меня всю трясёт. Я боюсь туда ложиться.
Медсестра взяла её руку. Действительно, её лихорадило, и пульс страшно колотился.
  – Где и что вас жжет? – сестра медленно провела рукой по её кровати. – Нигде, ничего нет. Можете спокойно ложиться. Это вам внушили. Свет не выключать. Так вам будет спокойнее.
Я скоро приду. – И скрылась за дверью.               
  Зина легла на свою постель. В голове проходили детективные поиски. Она пыталась найти причину всего случившегося: « Если просвечивают лазером, то откуда? Вверху кры-ша, даже без чердака. На улице дождь. Кому и зачем сидеть там в такую погоду, и пугать дураков. Сжечь-то никого не сумели. Может из соседней палаты? Она вспомнила, что в то время слышала там шаги и какое-то движение. Несомненно, это делали оттуда. А зачем пятно вверху, если люди все внизу? Может это вот и есть то самое сумасшествие? И она тоже, как и все начинает сходить с ума? Да. Здесь запросто сойдёшь с ума».
  Вошла сестра. Скомандовала, чтобы приготовились для укола.  Все с опасением стали вылезать из-под одеял, и осматриваться. После процедуры наступило молчание. Сестра несколько минут постояла, чтобы убедиться, что все уснули, и выключила свет. И тут она увидела красное пятно на том месте, куда указывали больные. Она пыталась найти ему объяснение, но не нашла. Страх объял её тело. По спине начали ползать не мелкие мураш-ки, а крупные жуки. Она хотела закричать, но в горле стоял ком, а язык отказывался воро-чаться. Какую-то секунду, может больше, её словно парализовало. Очнувшись, она побежа-ла будить дежурного врача. Заикаясь, она с трудом могла что-то объяснить. Врач, спросо-нок понял лишь, что в палате что-то происходит и направился туда.  В палате все спали. Он ещё ничего не мог понять. Посмотрел на медсестру, которая была бледна, как полотно. И ещё раз спросил:
  – Что случилось? 
  – Пятно. Красное пятно на стене, – дрожа всем телом, проговорила сестра и выключила свет.
  –  Где? Что за пятно? Никакого пятна нет, – сказал врач.
  Действительно, пятна не было.
  – У вас, что-то с головой. Вероятно, утомились. Я вам сейчас сделаю укол. Ложитесь спать. Я подежурю.
   Остаток  ночи прошел спокойно. Врач обдумывал, как доложить главврачу. Больные его не очень беспокоили. Что взять с дураков. Ещё и не такое выкидывали. Но медсестра  напугана. Это уже заслуживает внимания.
  Утром, дежурный врач, ещё раз попытался узнать всё о случившемся у медсестры. Но толкового ничего не узнал. А сестру вновь объял спазм. Она побледнела. И он прекратил расспросы. Когда пришел главврач, он рассказал о ночных происшествиях. Утренний обход был необычно ранний, ещё до завтрака три врача вошли в палату: главврач, и два дежурных, ночной и дневной смены. Они услышали всё о том же красном пятне на стене, которого теперь не было. А почему оно их испугало, было непонятно. Но врачей больше  озадачивало другое: к какой категории расстройства можно это отнести. И решили: коллективный психоз под воздействием внушения, на слабонервный организм. Но тут не вписывался случай с медсестрой. И объяснить это простым её переутомлением, чего за многие годы работы не наблюдалось, было довольно сомнительно. Это значило, что надо найти причину происшедшего. Остановились на том, что надо понаблюдать, прежде чем дать заключение.
  Вечером, новый дежурный врач сообщил больным распоряжение главврача: ночью свет не выключать.
  Напуганная медсестра больше не появлялась. Говорили, что она лечится в санатории для нервнобольных. Услышав это, Зина подумала: «Ещё несколько таких сеансов, и она тоже сойдёт с ума. Тогда о выписке можно будет не мечтать». 
На одном из обходов она спросила врача, когда её выпишут?  Врач посмотрел ей в глаза, подумал, что-то вспомнил, и спросил: «Это, Вы, подняли тревогу, что вся палата и медсестра, – он не сразу нашел слова, но, наконец, сказал, – получили стресс?».            
  – Вся палата сама сошла с ума. Я только сообщила сестре, – пыталась оправдаться она.
  – Я слышал другое. Ну, ладно. Успокойтесь. Нужно ещё понаблюдать. Дома у вас такого не случалось?
  – Нет. Дома такого не случалось. Случилось другое. Но я об этом говорить не буду.
  – Это имеет отношение к вашей болезни? – поинтересовался врач. 
  Зина решила промолчать до времени, а то будет ещё задержка с выпиской. И, после пау-зы, осторожничая, сказала: «Нет».
  – Ну, если нет, то спокойно отдыхайте, пока мы разберёмся с происшедшим.

Шли дни. Зина уже примирилась со своим положением. Она поняла, что её попытки доказать, что она здорова, равносильно – биться головой об стенку. Её никто не хотел слушать. А если слушали, то делали совершенно противоположные выводы. Или, с каким-то  снисхождением, как малого ребёнка, ещё глупца. Она уже начала себя спрашивать: «Может действительно я ненормальная? Говорят, что дурак не понимает, что он дурак, ибо свой мозг решил, что сделать надо так. Как же он сам себя может, обвинит? Сам решил – сам оценил. Только потом он может понять, что ошибся.  Вот и с красным пятном. Побежала докладывать. И оказалась виновной в панике. Думала сделать, как лучше всем, а получилось, для себя хуже».
  Её уже не стали удивлять странности своих подруг по палате: Учительница по литерату-ре, всю свою тумбочку забила книгами. Надела на тумбочку свой халат и завязала кушаком, чтобы их не украли. А иногда, с приходом посторонних, садилась на корточки, прижавшись спиной к дверце, и держала тумбочку сзади руками. Так она спасала свои сокровища – книги.  А учительница истории уверяла, что когда она садится на злосчастный стул, её трясёт, как на электрическом стуле в американской тюрьме. Она покрывалась красными пятнами, словно заболела крапивницей. И никто ей не может доказать, что никакого тока в деревянном стуле быть не может. Это она подняла панику с красным пятном, потому что её сразу начало трясти. Это она придумала, что кто-то из соседней палаты хочет нас сжечь лучами. И мы все поверили, и подняли панику. Даже кандидат технических наук в это поверила, пока медсестра её не переубедила. А соседка – биолог утверждала, что люди снова превращаются в обезьян, хищных, злых и лохматых зверей. Начался активный регресс человечества.
  – Я наблюдала зверей в зоопарке и в цирке на манеже, – говорила она, – это же не звери, это люди, которых превратили в зверей. Они же всё понимают не хуже нас, только не хотят с нами разговаривать. Они злы на всех нас.
  – Кто же их превратил  в зверей? – поинтересовалась Зина.
  – Да, живя в нашем обществе, скоро все мы озвереем. Просто они раньше нас попали в страшные ситуации, придуманные людьми, и, поживши там, – озверели.  Хотелось бы у них узнать об этих ситуациях, чтобы самим не попасть. Но, жалко, что они не говорят.
  – Слава богу, что не говорят. Моя собака заговорила, и стала всех обзывать.
  – Так это потому, что они не могут терпеть ничего плохого. Ваша собачка ещё не совсем озверела, поэтому и возмущается, и говорить начала, потому, что не может терпеть, того, что мы делаем.
  – Не её – собачье дело – обсуждать поступки хозяев. Ей  создают нормальные условия жизни: кормят, заботятся.  Только за это можно бы и помолчать. Все живём не без греха. А иначе скучно жить. Хуже, чем в этом дурдоме. С ума сойдёшь.
   Зина раньше за собой ничего подозрительного не замечала, пока не произошел случай с  пятном. А после рассказа биолога, и случая со своей собакой, которая начала говорить, она стала сомневаться в своей нормальности.
  Чтобы больше не попадать под подозрения врачей, она решила держаться от всех эмоций и сюрпризов подальше. Иначе, отсюда можно не выйти. Основным её правилом стало: «Молчи,– за умного сойдёшь!».
  На одном из обходов, соседка – биолог, пожаловалась врачу, что у неё кружится голова. Вероятно это от переутомления, так как она не может спать при свете, и по ночам не полу-чает должного отдыха. Врач долго не решался, но вынужден был разрешить выключать свет. Но предупредил: – «Если ночью что-то опять покажется, сообщить дежурному врачу». Вероятно, он решил, что курьёзное пятно, если оно появляется, с ним надо разобраться до конца.
  Снова стали спать в темноте, но при случае всегда смотрели не появилось ли красное пятно. Пятно не появлялось и все успокоились. Прошли недели. Вдруг снова ЧП. Опять Нина Николаевна разбудила всех криком: «Смотрите! Смотрите! Вон оно снова». 
Ей, это пятно, было лучше всех видно. Оно было напротив её кровати. Стоило ей открыть глаза, как оно попадало в поле зрения. Снова все проснулись. Биолог пошла сообщить дежурному врачу, минуя медсестру. Кандидат технических наук, больше не побежала скрываться  от жгущих лучей. Она оглядела себя и кровать, в поисках светового пятна, обшарила себя и постель руками, как это делала раньше медсестра, в поисках тепла от лучей. Но ничего не найдя, легла, и, на всякий случай закрыла себя одеялом с головой. Зина последовала её примеру. Она опять слышала шаги в соседней комнате. И хотя она решила не на что не реагировать и не показывать расстройства перед врачами и даже перед теми, кто в плате, страх не покидал её. Она думала: «Все утверждают, что чудес не бывает, а объяснить, даже кандидат технических наук не может. Сама под одеяло залезла. Так, что же  это, если не чудо?» Она чувствовала, что кожу её словно кто тянет. Голову сжал испуг. 
Пришел врач. Но пятна, видимо, уже не было. Зина слышала, как он спросил, где пятно. Слышала, как сказал, что вам это показалось. Велел сделать укол, чтобы успокоиться. 
На этом всё и закончилось. Зина была рада, что она не попала под заметку врача, и спустя три дня, снова решила вернуться к выписке. Врач обещал посмотреть её историю болезни и после обхода придти и поговорить о выписке.
  Он пришел, как и обещал, с личным делом Зины.
  – Я ещё раз прочитал Вашу историю. В ней говориться о неадекватных ответах. Упоми-нается какая-то собака. Что за случай был с Вами? Расскажите, – попросил врач.
  – Меня обозвала собака, – начала рассказывать Зинаида.
  – Простите, уточню. Наверно, вас обозвали собакой? Кто? Муж, свекровь, соседи?
  Зина с возмущением взглянула на врача.
  – Не муж, не свекровь, не соседи. Я повторяю: меня обозвала собака.
  – Как обозвала?.. – допытывался до истины врач.
  – Ну, это не обязательно всем знать. К делу не относится.
  – Всё же, кого вы называете собакой? Я спрашиваю, чтобы узнать, что на вас влияет, и вызывает нервное раздражение. От чего Вас надо изолировать.
  – Что,… я не ясно сказала? – Зина стала нервничать. – Собака. Моя собака.
  – Я вижу, Вы начинаете нервничать, при упоминании собаки. Успокойтесь. Отдохните. Когда  Вас это не будет раздражать, тогда и выпишем, – он ушёл.
  – Тупица! – зло процедила сквозь зубы Зина, когда дверь закрылась.   
  – А, почему, Вы, его тупицей обозвали? – спросила соседка – биолог.
  – Ну, как же не тупица? Ему говоришь собака, а он понимает, что соседка, или муж. Если бы это они сказали, то можно принять всё в порядке вещей. И нет вопросов. Обычное дело. Каждый день на работе слышишь. Перестала уже замечать это. Не то, что реагировать.
  – Так он понял Ваши объяснения в переносном смысле. В прямом смысле, этого понять вообще нельзя нормальному человеку. Нужно быть только с закрученными мозгами.
  – Ну-у-у, – протянула Зина, – и тут с закрученными мозгами. Да вы собак-то знаете?
  – Немного знаю. Сама биолог. И собаку имею. Только меня собака не обзывает. Она мо-жет сердиться и облаять. Ну, и только.
  – Я тоже так думала, пока моя собака не подавилась костью. А когда ей сделали опера-цию,  она стала всех обзывать.
  – Удивительная собачка, – загадочно улыбаясь, сказала соседка. Она хотела что-то ска-зать ещё, но Зине не понравилось, как ей показалось, издевательское высказывание: «Уди-вительная собачка».
  Зина отвернулась и закрылась подушкой. А про себя подумала:
«Что удивительного? Собака, как собака, Просто умнее других».
               
  Саша пришел на работу. Всё, как всегда, к чему можно уже привыкнуть и назвать – обычное дело. Женщины занимались своими туалетами, которые, по-видимому, за время пути от дома до завода изрядно нарушали свой вид, а возможно, дома вообще не делались, за неимением времени. И ему казалось, что такие туалеты в присутствии мужчин делать не прилично и не логично. Ибо они раскрывают свою загадку красоты.  И становятся буднич-ными. А женщина должна быть загадкой. Об этом и Чернышевский писал, предоставив и мужчине, и женщине отдельные комнаты. Чтобы он не видел всех её туалетов, а она выхо-дила из своей потайной комнаты в полном параде. Но время перешагнуло те старые взгля-ды. И то, что раньше считалось приличным, теперь стало архаичным. И Саша с неохотой уступал новому, ощущая противоречия в своей душе, говоря: «Чернышевский прав». И пытался сгладить их, говоря себе: «Стареешь брат, стареешь». И ощущал себя среди жен-щин инородным телом.
Может быть по этому он не любил женский коллектив в своём бюро. Он слышал мнение других руководителей о женщинах: « Они пунктуальней, и добросовестней выполняют поручения. Делают всё аккуратнее и внимательнее, чем мужчины. Работа мужчин более груба, и не любит мелочей и эмоций». Всё так, соглашался он. Но работа женщин, какая-то поверхностная. Казалось, что они никогда в неё не погружаются глубоко, на уме у них что-то другое, не работа, а работу они выполняют подневольно, из-за боязни ослушаться перед руководством. Мужчина же вникает в работу глубоко. Он может предложить свои взгляды, своё, что-то новое. Он не боится внедрять новое, и это ему даже интереснее. У женщины  страх перед новым. И всегда просят сначала показать, как нужно делать, потом осторожно под наблюдением освоить самой. И только когда получит уверенный результат, начнёт работать аккуратно, не отклоняясь от того, что узнала. Какой-то сбой, отклонение от из-вестного процесса, ставит её в тупик. Она боится принять своё решение, чтобы не сделать ещё хуже. Поэтому нет женщин на ремонте техники. Хотя она её знает порой лучше муж-чины. Они лучше учатся. Больше их поступает в институты и успешно заканчивают. Но оседают работать подальше от машин.
  Однажды к ним пришла работать девушка, после окончания техникума. Месяц она при-сматривалась к аппаратуре, чистила контакты реле, под наблюдением наставника. А когда за ней закрепили это оборудование, и наставник ушел. При проверке оказалось, что аппаратура не чистится. Её спросили: «Почему не выполняются работы согласно графику?  И получили неожиданный ответ. Она сказала: «Я боюсь».
  – Чего бояться? Тут низкое напряжение. Убить не может. Вы же всё это делали.
   – Всё равно боюсь, – и подала заявление на увольнение.
Позднее она призналась, что боялась сделать повреждение, которое не сумеет сама найти, чтобы исправить.
Они и за руль автомашины садятся. И аккуратнее водят. Но чаще впадают в панику, пуга-ются и, даже падают в обморок. И совсем не потому, что она не знает. Ей руководит страх. Возникает растерянность. Отсюда выражение: «Осторожно. Женщина за рулём». Она, вме-сто тормозной педали, в страхе, может нажать на педаль газа. Страх ей руководит. 
Для принятия весомого  решения, она проконсультируется не с одним человеком, не гну-шается спросить и даже уважает мнение мужчин. Но, уверовав в правоту, действует смело и жестко, боясь отступить от принятого общего решения, заполучив его от советников, людей знающих и работающих в союзе с ней. Поэтому она выигрывает в борьбе с мужчи-ной, который надеется только на самого себя. Ему стыдно просить помощи и поддержки, воюя с женщиной. Тут только женщина поможет воевать с другой женщиной. Одна жен-щина труслива и боязлива, но в присутствии мужчины она может быть смелее его. Что же такое страх, отличающий женщину от мужчины? Страх – это свойство самосохранения. У женщин оно выше, чем у мужчин. Видимо природа, наделив её важной функцией – про-должения рода, позаботилась и, о её сохранении.
И в разговоре мужчина  и женщина не всегда понимают друг друга. В рассуждении муж-чины нет страха и жалости, а у женщины они всегда присутствуют. И на один и тот же вопрос они по-разному отвечают. Под страхом божьим идут женщины в церковь. Есть бог, или нет, люди спорят? На всякий случай, лучше помолиться. Не тяжело, но так будет спо-койнее.
  Ну, а что же с работой? Кончился утренний туалет, начались чаепитие, звонки домой, чтобы дать консультацию детям что поесть, не таскать кошку за хвост, а то поцарапает, помочь выполнить домашнее задание, дать всем и проверит выполнение указаний. Догово-риться о встрече. Да мало ли, что можно сообщить, и самой получить необходимую ин-формацию от кого угодно. Не зря говорят: «Информирован – значит вооружен». И чувствуется спокойнее.
А разве это не главное? Спокойствие – необходимая стезя самосохранения.
Во время работы они много болтают между собой. В обед бегут по магазинам и страсть любят покупать, а после обеда обсуждают покупки и всё виданное, и конечно опять чай, звонки, справки, советы. А работа? – только, чтоб не стали ругать. Саше это не нравилось, но воевать с ними не любил, а они этим пользовались.
  Но сегодня он сам думал не о работе, как раньше. В его голове было продолжение про-шлого дня. Настя начала учиться. Ей нужно брать скрипку и тренироваться. Следовательно, нужно сделать для неё ключи, чтобы могла попадать в дом без него.
  «Вот и я стал семьянином, как и женщины», – поймал он себя на мысли.  Посмотрев на часы, прикинул, сколько осталось времени до обеда, и куда успеет сходить для изготовле-ния ключей. О столовой и еде он уже не думал. Всё это ушло на второй план. Он думал, чем накормить её, и сам удивлялся таким переменам в нём самом. И хотя был ещё уверен, что на работе нужно думать только о работе, но в чём-то начал уже оправдывать поведение женщин. «Наверно это и правильно, – думал он, – что женщины освобождают мужчин от семейных забот, чтобы они отдавали себя работе, и были  двигателем науки и прогресса, производили, строили, уезжали  далеко и надолго.

                Похищение скрипки               
К обеденному звонку Саша был уже готов. И едва он услышал его начало, первым вышел из кабинета и устремился по намеченному маршруту, делать копии ключей от квартиры.
Изготовив ключи, он успел лишь купить пару пирожков, а чай пить пришлось с женщи-нами. Чему они изрядно удивились и озадачились, переменами в его жизни.
  Сняв с забот проблему с ключами, он подумал о необходимости телефонной связи. Здесь его беспокоило другое. Как не допустить встречу Насти с женою. Во время предупредить
о появлении жены. Хотя где она, и когда вернётся, он не знал сам. Но встречи их опасался больше всего. А потому, в голове решались разные варианты, как этого избежать.
  Вернувшись домой, после работы, он встретил у своей квартиры двух человек. Они показали документы судебных исполнителей. Саша сильно удивился этому визиту.
  – Чем обязан вашему посещению? – обратился он к визитёрам. Они спросили фамилию.
  – Вам были посланы два уведомления о выплате штрафа автотранспортной колонне, но оплата не произведена. Вы получали уведомления?
  – Уведомления были на имя жены, а не мне. Я не имею к этому никакого отношения. Вот она вернётся, у неё и спрашивайте.
  – Когда она вернётся?
  – Этого я не знаю, и вообще не знаю, где она сейчас находится. Вам надо, Вы и ищите. Мне она не нужна, – сказал Саша, считая, этим разговор закончен.
  – Но, Вы, находитесь с ней в брачных отношениях?
  – Пока. Скоро разведусь.
  – Вот, пока вы в браке, у вас общее имущество. И мы должны наложить на него арест, до погашения долга. Вот документ на арест.
 Саше показали документ. Он прочитал: Решение суда. За безбилетный проезд в город-ском автотранспорте 10 октября …  Суд вынес решение о возмещении ущерба, согласно постановлению городской администрации, …
 Саша выпустил подробности, далее писалось: выплатить штраф в размере. …  В счёт по-гашения долга, произвести частичный арест имущества. Всё за подписями и печатями.
«Препираться бесполезно. Пусть берут что угодно из её имущества. Ничего не жаль. А там сама пусть разбирается», – подумал Саша.
Первое, что бросилось в глаза судебным исполнителям, была скрипка. Она была не тяже-ла, и удовлетворяла по цене. Они сразу взялись за неё.
  – Это не наша скрипка. Её временно оставили. Вы не можете её взять.
  – Об этом Вы расскажете кому надо. Если Вы поспешите рассчитаться, скрипку вам вер-нут хоть сегодня. А пока вот Вам расписка об изъятии инструмента.
 Они положили бумагу на стол и удалились.
  – Беспредел. Идиотский беспредел, – возмущался Саша.
  Он был оглушен, как ударом молнии по голове, и не сразу пришёл в себя, а когда пришел и стал соображать, первое, о чём он подумал:  «Что он скажет Насте?»
   Рассказать о случившемся? Но это можно по-разному истолковать: «Сам спрятал. Стало жалко денег и за скрипку и за учёбу. Не желаю больше с этим иметь канитель». Да наверно есть и другие варианты. Да и можно ли вообще ей это говорить? Она так радовалась собы-тиям и вдруг…
Нет. Надо искать выход из ситуации. Послезавтра у неё занятия. Надо спешить». Сунув в рот несколько кусков хлеба, и запив водой, он поехал к Феде. Тот, не ожидав гостя, выта-ращил на него пьяные глаза.
  – Сашка? Каким ветром? Что? Зина прогнала, или… – язык его заплетался, он заикался, мучила пьяная икота.
  – Выручи деньгами, друг, – начал Саша. Срочно нужны деньги.
  – Деньги?.. Это что такое?.. Как они выглядят?.. Деньги за меня получает жена. Но её сейчас нет дома. А мои угощения?.. Так ты же всё знаешь. Это измеряется не деньгами, а мензурками.   
Извини. Рад бы помочь, но… сам понимаешь. 
  Видя безнадёжность, Саша ушел. Никогда ещё он не был таким растерянным, как сейчас. Если бы деньги были нужны для еды, нужной покупки, как штанов, что не в чем выйти. Он бы всё стерпел и переждал. Ходил бы в халате. Но сказать о пропаже скрипки Насте, – равносильно выстрелить в родного дитя, как  Тарас Бульба убил своего сына. Но легко ли было ему это сделать? Хотя тот и изменил своим. Сейчас он особо сильно почувствовал всю тяжесть такого поступка. Сердце его колотилось грузно и часто, распирая грудь и готовое её вообще разорвать. В голове, в ушах давление и страшный звон. Это подскочило давление, вызванное стрессом, – решил он. – Нужно к врачу. Но уже вечер, куда идти? Всё закрыто. И тут он вспомнил профессора.
«Да. Иду к нему. Может он и деньгами выручит?»   
  Профессор встретил его радостно, но с беспокойством: « Саша!? Рад Вас видеть. Но у Вас очень бледное лицо. Что-то случилось с Умкой? С ним плохо?»
  – Нет, плохо со мной. Точнее с головой, – пояснил Саша.
 – Да, да. Я вижу. Сильный спазм. Я сейчас Вам помогу.
   Профессор ушел. В его голове был вопрос: «Почему так поздно, и с больным видом. Ес-ли лечиться, есть больницы, аптеки, скорая. Вероятно причина в другом. Спрашивать не-удобно. Скажет сам.
 Он вернулся с лекарством и водой.
  – Вот выпейте. Вам будет легче. Полежите и успокойтесь. Потом расскажете,  что случи-лось, если сочтёте нужным. Меня очень интересует Умка. Я к Вам много раз намеревался сходить, но не было времени. Дела и всё неотложныё. Вы, пока отдохните. Я Вас ненадолго оставлю. Лекарство действует не сразу. 
  Саша лёг. Ему было плохо. Он боялся открывать глаза, чтобы не стошнило.
  Пришёл профессор с подушкой и пледом. Велел лежать. Саша хотел противиться, но ед-ва он встал, как пол под его ногами и стены закачались, Всё стало двигаться и шататься. Он снова упал на диван.
  – Никуда я вас сегодня, в таком состоянии, не отпущу. Вы можете упасть по дороге, и возникнут всякие неприятные последствия. Отдыхайте. Я посижу с Вами, пока лекарство  начнёт действовать.
  Он снял с Саши ботинки, завернул ноги на диван и прикрыл пледом.
  – На вас действует свет. Я его погашу.   
  Саша почувствовал, что мысли его расплываются и куда-то уходят. А сам проваливается в какую-то чёрную, неосязаемую, бездонную яму. И тут он отключился.
  Утром его разбудил профессор.
– Мне не хотелось Вас будить. Но Вам наверно нужно на работу. Я приготовил кофе для поднятия тонуса. Как вы себя чувствуете?
  – Нормально. Голова свежая.
  – Вот и отлично. Мне не терпится узнать о нашем эксперименте. Вы завтракайте и рас-сказывайте. Что с Умкой? Есть ли какие успехи, или неудачи? Вчера Вы сказали, что с ним всё в порядке. Так ли это?
  Саша ещё не совсем понял, как и почему он здесь. Ещё не восстановилась связь с про-шлым днём. Запах кофе и яичницы с колбасой занимали его больше, чем прошлый день.
  – Сейчас. Подождите, я приду в себя, – сказал он.
  – Да. Я подожду. Вы кушайте и восстанавливайте силы и события. 
  Кофе стало заметно бодрить Сашу. Он стал думать над вопросом профессора. Первое, что он вспомнил, – это, как его арестовали в деревне.
  – Видите ли? Я не могу оценить успехи это, или неудачи. Вы уж сами дайте оценку. Как я и говорил Вам в самом начале эксперимента, что может начаться новое время, когда соба-ки из под ворот, будут не лаять, а ругать и обзывать порядочных людей всякими  непри-стойными словами. И он рассказал, как его арестовали в деревне, за то, что он обозвал участкового: «Кобелём паршивым». Как Полину обозвал дурой. На что она очень обиде-лась. Что жену и её любовника тоже обозвал. И жена ушла из дома. И вспомнив о жене, он вспомнил о судебных приставах, и о деньгах.
  – Вчера я к Вам пришел по этой же причине.
  Профессор насторожился, в ожидании неприятности.
  – Вчера ко мне пришли два судебных исполнителя, и потребовали выплатить штраф за сбежавшую жену. Толком я и сам не знаю, что случилось. Но она оштрафована. Они, в качестве залога, арестовали у меня чужую скрипку, которую оставила одна знакомая.
  Саше не хотелось раскрывать подробностей со скрипкой. И он продолжал:
  – Завтра за ней придут. И мне нужно срочно её выкупить, заплатить штраф. А я истра-тился. Если можете, – выручите. С первой же получки я отдам.
  Он назвал сумму. Профессор задумался: «Что это? Шантаж? Попытка за эксперимент и секреты с операцией, выкачивать деньги?  Наверно мог бы взять деньги на работе у знако-мых, в чёрной кассе, если такая есть и он в ней состоит. Но ведь и он такой же, знакомый, как и другие. Он решил определить, – стоит ли игра свеч?
  – Ну, а что еще может Умка? Неужели только ругаться?
  – Нет. Он может логически рассуждать. Критикуя наши законы.
  И Саша позволил, как можно сильнее заинтересовать профессора этой темой, выдавая вопросы собаки, как рассуждения о проституции, о сексе.
Профессор не без основания удивился способностям собаки. Так он поможет нам закрыть все белые пятна в науке о том: мыслят ли животные, или у них только бессознательный инстинкт?  Может у них и душа есть, как у человека? Которую люди присваивают только себе, и отрицают существование её у животных. И тем окончательно сотрётся грань между людьми и животными. И пропадёт вера в душу. Это же громадное научное открытие. Крах религий. Новый взгляд на всё живое. Это заслуживает большего, чем «Нобелевская пре-мия».  Ради этого стоит жертвовать, – решил профессор.
  – Сейчас я вынесу Вам деньги. А в воскресение я жду Вас у меня с Умкой. Мне хочется самому узнать его способности.
Профессор ушел и скоро вернулся с деньгами.
  – Вот названая Вами сумма.
Саша поблагодарил, обещал  придти, взглянул на часы.
  – Извините за визит, спасибо за все, что Вы для меня сделали. Мне пора. До встречи.

   На заводе его мысли снова были не о работе. Он наводил справки: Как заплатить штраф. Когда, где и у кого должен получить инструмент. А в обед снова был в бегах. Все его мысли были заняты одним: Вернуть скрипку, чтобы Настя ничего не знала о её пропаже. Его головная боль, беспокойство и переживания были, чтобы спасти от переживания Настю. Сохранить радость и спокойствие девочки, которая стала ему родной. Осуществить её горячую мечту, её желание.
 И вот ему всё удалось и она, эта скрипка, снова в его руках. Дорогая, желанная, выстра-данная.
Он держал её как что-то живое, одухотворённое. Как младенца: осторожно и крепко при-жимая к груди. И это делало его счастливым, вселяя в сердце радость. А ведь это был всего инструмент – бездыханная деревяшка. Живой она стала благодаря живому участию челове-ка, его мыслям, желаниям, переживаниям, мечтам. Желаниям сделать кого-то счастливым, увидеть радостную улыбку на её лице.
  Человек, делающий подарок кому-то, – дарит счастье и себе самому. И можно много спорить, приводя массу примеров с той и другой стороны, кто больше счастлив: богач, сидящий не мешке с деньгами и переживающий, как бы его не ограбили, или тот, кто сде-лал что-то для людей: для человека, для общества, при этом не разбогатев, но он чувствовал радость тех людей которым он принёс счастье. Это счастье истинное, живое, согревающее душу, а богатство, деньги – лишь надежда на что-то? На что, если всё необходимое есть? Что-то купить  и порадоваться покупкой? Но разве эту радость можно сравнить с той, что ты увидишь и познаешь в глазах других.   
  Если бы, принимающий подарок, знал, каких трудов и переживаний он стоил, наверно выше бы оценил внимание и ценность подарка. Но она не должна ничего знать.
  Дома, Саша уже ожидал, что Настя, вот- вот должна придти. Душа его ликовала, как ра-дуется она у победителя, выигравшего соревнования. Он сумел вернуть инструмент, и она ничего не будет знать о его пропаже. Он ждал её радостной встречи с любимой скрипкой, как с любимым. Ждать долго не пришлось. Она пришла почти сразу за ним, и сияющая радостью направилась к скрипке. В ней кипело нестерпимое желание скорее взять свою скрипку, Пообщаться, поговорить, услышать её голос, насладиться, и очароваться  им. Она торопливо открыла футляр и взяла инструмент. Весь мир для неё сейчас помещался  в этом маленьком инструменте. Она забыла, что находится в чужой квартире, что за ней присталь-но наблюдают. Она забыла всё, потому что спешила и ждала встречи с ней не один день, и соскучилась по ней, как скучает мать  по своему дитё, его голосу, смеху, неумелым движе-ниям. Она ждала тех прекрасных звуков, которые так радовали душу.
  Саша наблюдал за ней, и это были его счастливые минуты.
И вот уже смычёк коснулся струны,  пополз по ней и резко остановился. Вместо приятно-го звука, которого она ждала, услышала злое ворчание. Не веря себе, она ещё провела смычком туда-сюда. Нет. Теперь сомнения уже не было. На лице появился испуг и вопрос. Саша тоже насторожился. Настя стала осматривать инструмент и наконец, оттолкнула его от себя, и бросила в футляр. Лицо её помрачнело, и появились слёзы.
  Саша наблюдал со стороны, ещё не понимал, что происходит, но ясно почувствовал что-то серьёзное.
  – Что случилось, Настя? – спросил он с явным недоумением.
  – Это не моя скрипка. Вы её подменили. Зачем?.. А я в Вас поверила. Мне такая скрипка не нужна. Забирайте себе.
  Она резко повернулась и направилась к двери.
  – Настя, Настенька, подожди. Давай разберёмся. Один я не сумею.
  В чём нужно разбираться? Я уже поняла, что скрипку подменили. Не поняла только, за-чем это сделали?   – Саша вскочил с места и хотел её удержать.               
  – Настя. Дорогая девочка. Я сейчас всё объясню, – в нём появилась слабость. Ноги пере-стали держать, и он снова тяжело опустился в своё кресло.
  – Я не хотел тебе говорить. Но произошел неприятный случай, – он рассказа то, о чём говорить ему не хотелось.– Ты уверяешь, что скрипку подменили. Всё может быть. Она была в чужих руках.
   Его слабость и растерянность, стали заменяться силой ненависти к жуликам в формен-ной одежде.
  – Нам нужно эту замену доказать. Как?
  – Она не так звучит. Такое доказательство к делу не пришьёшь. Нужна бумажка, и, при-чём, выданная кем-то. Ага. … Где чек из магазина?
  Настя открыла футляр и достала чек. 
  – Слава Богу, не выкинули! – взмолился Саша. – Это уже соломинка для спасения. Идём в магазин. Может они помогут чем-то? Хотя надежда почти нулевая. Мало ли они продают их.
Правда, они её откладывали по просьбе заведующего училища. Значит, соломинка есть.
Можно подключить и заведующего музыкальным училищем.
  В магазине Саша держался смело. Он обратился к продавцу:
  – Это Ваша скрипка? Мы её купили у Вас. Вот чек. Возможно, Вы и нас запомнили. Де-вочка долго выбирала скрипку. И потом, Вы, ей дали скрипку, отложенную учителем музыкального училища.
  Продавец внимательно изучила чек. Взяла скрипку и тоже внимательно осмотрела. Не найдя ничего подозрительного, спросила:
  – Что случилось?
  – Вы в ней что-нибудь заметили?
  – А что я должна заметить? Вы говорите, в чём дело?   
  – Нет. Сказать я Вам, пока, ничего не могу. Вы сами должны найти. И  если нет никакого отличия, то я бы хотел её заменить.
  – Это может сделать только заведующая.
  – Позовите, пожалуйста, её.
  Продавец ушла. Скоро она вернулась с заведующей.
  – Покупатель требует замену инструмента,– пояснила продавец.
Заведующая осмотрела скрипку, и тут же заключила:
  – Скрипка не наша. Это другая фирма. Вот ярлык.
  – Вот этого мне и нужно, – пояснил Саша.
  Заведующая и продавец, недоумевая, глядели на него, уверенные, что скрипка не их.
  – Я вам сейчас всё объясню, – и он рассказал о случившемся.
  – Что Вы хотите от нас? – поинтересовалась заведующая.
  – Только письменного подтверждения, что скрипка не Ваша. У Вас мы купили замеча-тельный инструмент, и были очень рады. И вот нашу радость украли. Помогите нам её вернуть. Мы будем Вам очень благодарны.
  Саша старался говорить, как можно трогательней, желая вызвать сочувствие. Он не за-был рассказать о переживаниях Насти и своих. И кажется, ему удалось тронуть их сердца.
  – Хорошо. Я дам вам такую справку, хотя этого мы не делаем. Мы не знаем, кто подме-нил.   
Это работа следователей. Хорошо, если эта справка спасёт нас от копания следователей в документах нашего магазина. Постарайтесь этого избежать. Надеюсь, справка поможет.
  Саша и Настя раскланялись, получив справку, и вышли из магазина.
  – Куда теперь? Идти в милицию или в суд. Сделать плевок на их мундир. Но это опасно. Сработает инстинкт самозащиты, и тогда сражаться будет много сложнее. Заведующая сослалась на следователей, а это в прокуратуре. Идём туда, ¬– твёрдо сказал Саша.
Они направились в прокуратуру.
Там их внимательно выслушали, попросили написать заявление. Приложили к нему доку-менты из магазина, и взяли скрипку.
Выйдя из прокуратуры, Настя взяла руку Саши и крепко сжала обоими руками.
  – Извините меня, что я о Вас так плохо подумала. А Вы сами – жертва обмана. Я домой.
  – Но ты должна каждый день наведываться. Нас пригласят в прокуратуру. Скрипку должна получать ты.
  – Я поняла. … До свидания, – она несмело улыбнулась, и, оторвавшись от него, как-то нехотя пошла домой.
  Наверно ей было жалко и себя и Сашу в этой неприятной истории; в которой, поторо-пившись и не разобравши, чуть не потеряла дружбу с хорошим, добрым человеком, в кото-рого так верила, и так легко эту веру бросила и растоптала; оскорбив своим поступком добрые порывы честного, ставшего близким, человека.  И ей было очень стыдно за всё это.
   На другой день Саше позвонили из прокуратуры, и поинтересовались: Желает ли он до-вести дело до суда, или ограничится встречей с виновником и обменом инструментами.
«Ждать суда, значит сорвать учёбу Насти. Да и заведующая магазином не хотела прихода следователей, и присутствия её на суде. А результат один – возвращение скрипки».
  – Мне нужна скрипка и скорее, – твёрдо сказал он. 
  – Тогда запишите телефон виновного, и сами договоритесь о встрече. Но встречу и об-мен скрипками придётся производить у нас. Всё равно за скрипкой к нам придётся прихо-дить. А мы хотим послушать объяснение виновного. Возможно, это не единственный слу-чай в его практике. До свидания.
   Связь закончилась. Саша подумал: «Всё же есть власть в нашем государстве, которая может защитить». Он набрал номер данного ему телефона и договорился о встрече. Винов-ник похищения  начал оправдываться, но Саша не стал его слушать.  Когда придёт Настя он не знал. Один идти на встречу – не решался. Нужно предупредить Настю.
Он нашел по справочнику телефон школы, в которой училась Настя, и попросил передать, чтобы она пришла в прокуратуру к 15 часам.
 В школе всполошились. В прокуратуру, для пустых прогулок, зря не вызывают. И конеч-но, директор считала своим долгом узнать причину такого вызова. В кабинет директора Настю привела классный руководитель. Начался перекрёстный допрос:
  – Тебя вызывают в прокуратуру. Объясни, пожалуйста, причину твоего вызова.
  Насте не хотелось раскрывать события, происшедшие с ней в последнее время. Стоит сказать про скрипку, как будут заданы новые вопросы. И так далее.
  – Я не знаю, – угрюмо промолвила она.
  – Но были какие-то события, которые к этому привели? – допытывалась классный руко-водитель.
  – Никаких событий не было.
  – Может, была свидетелем чего-нибудь? – спросила директор.
  – Я не знаю ничего, – уверяла Настя.
  – Но мы должны знать причину вызова. Это честь нашей школы, – увещевала директор.
  – Я ничего не знаю. ( Настя заплакала.)
  – Ладно. Выйди за дверь.
Директор нашла номер телефона прокуратуры и позвонила. Ей ответили:
  – У нас по документам такая девочка не проходит, – ответила секретарь.
  – Но почему её вызывают в прокуратуру?
  – Я её не вызывала. Такого задания я не получала. Что вас ещё интересует? Если нет во-просов, я отключаюсь. Телефон служебный. Долго занимать нельзя.
  У директора отлегло от сердца. Свалился груз, но он лежал рядом.
  – Девочку нужно отпустить, но Вам нужно разобраться с её загадками. Идите, – сказала она классному руководителю. – Мне, потом, доложите результаты. Вы несёте ответствен-ность за вверенных Вам учеников.
Наказ директора звучал жестко, почти в виде угрозы. После такого разговора вести урок становилось невозможным. Да и не только урок. Жить становилось тяжело. Она вышла из кабинета, едва сдерживая слёзы. Настя стояла недалеко от дверей.
  – Настя, – сказала классный руководитель, – ты можешь идти, только скажи, кто тебя ждёт в прокуратуре?
Настя уже обдумала ход объяснений: «Я не знаю точно, кто звонил. Это может быть зна-комый, которому я помогала выбрать скрипку. Но потом её у него взяли приставы за налог. Больше я ничего не знаю».
  – И только? А ты разбираешься в скрипках?
В скрипках не разбираюсь, но по звуку, хорошую скрипку от плохой, могу отличить.
  – Если ты такой специалист, почему же я тебя не видела в нашей школьной самодеятель-ности?
  – Но у меня нет скрипки. Поэтому я пока не могу. Но я подумаю.
  – Подумай, подумай. А я буду надеяться увидеть тебя там. Ладно, иди. 
  Подходя к прокуратуре, Настя стала осматриваться, пытаясь увидеть Сашу. Но вместо него она заметила своего классного руководителя, которая шла сзади, и, как ей показалось, пыталась спрятаться, чтобы быть незамеченной: «Странно, – подумала она, – неужели в нашей школе за учениками установлена слежка? Как это низко и грязно. И ей вспомнились строки: “ Быть может, за хребтом Кавказа укроюсь от твоих пажей, от их всё видящего глаза, от их всё слышащих ушей”. Она взошла на крыльцо прокуратуры и остановилась, чтобы оглядеться. Учительницы уже не было.  На улице шел лёгкий первый снежок. Рань-ше она
радовалась ему. Ловила красивые узорчатые снежинки. Разглядывала их, сравнивая одну с другой и не находя одинаковых, думала: «Как это они могут сами так строиться. Может их кто-то делает? Ведь спорят люди о существовании бога, какой-то неведомой силы. Учителя мужчины это отрицают, а женщины отмалчиваются, и пожимают плечами. Потому, что в науке всё строится по законам, а в жизни происходят чудеса. Вот и это, разве не чудо. Но сделать так много, и всё разных снежинок, никто не сможет, потому что их бывает целые горы. Вся земля покрыта. А потом всё это тает, превращается в воду. Вот и сейчас». Она поймала на свою ладонь снежинку, но не успела наглядеться, как она растаяла. «Снежинка, как счастье, – подумала она, – вот оно пришло и растаяло – исчезло. А когда снега много, мы  не обращаем на него внимания, просто  обычное дело. Так же мы не замечаем и счастье, считая, что так должно быт. И только когда оно от нас уходит, мы это остро чувствуем.
  – Настенька здравствуй, – окликнул её Саша, – Давно ждёшь? Не озябла?
  – Здравствуйте Саша. Нет, не озябла. Я только что пришла
  – А что у тебя такое грустное лицо? Что-то случилось?
Насте не хотелось говорить о школьном допросе, и слежке за ней, чтобы не омрачать его.
  – Нет. Я просто поймала снежинку и задумалась о жизни. Как она похоже на счастье, которое прилетает, садится на ладошку и снова быстро исчезает, превращаясь в маленькую слезинку. Правда, похоже?
  – В чём-то, похоже. Наши бабушки, дедушки и прадеды жили крестьянским трудом. Счастье их зависело от погоды, от урожая. Но мы-то живём в другое время. И наше счастье не должно исчезать, если мы о нём позаботимся. Счастье с ленью не дружит.   
  В прокуратуре уже ждал виновник беды. Он встал и пошел на встречу.
  Обменявшись приветствиями, он начал умолять его простить, и рассказал историю заме-ны скрипки:
  Когда он принёс скрипку домой, что не должен был делать, но был уже конец его смены.
Он решил сэкономить время, не заходить на работу. Дома скрипку обнаружила дочь, тоже играющая на скрипке. Она проверила её звучание, и произвела замену, не сказав ему. И он отдал скрипку, не зная о её замене. На следующий день, когда ему позвонили из прокура-туры, и он стал брать у дочери чужую скрипку, она не хотела её отдавать. Так она ей по-нравилась. И со страшными слезами заявила, что свою скрипку пусть домой не приносит. Она на отрез, отказалась на ней играть.
   – Вот такая у меня дома ситуация. Может, Вы, войдёте в мое положение и продадите свою   скрипку мне? Я заплачу даже больше. А Вы себе купите новую.
Саша взглянул на Настю. Она поняла, что решение за ней.
  – Дайте мне скрипку, я послушаю.
Настя прижала скрипку подбородком и провела по струнам смычком. Скрипка словно заговорила. Она  плакала и рыдала, пела и веселилась, и на умеренной ноте словно оборва-лась. Казалось, что она что-то рассказала о себе присутствующим. Дверь в комнату откры-лась, и несколько голов любопытных просунулось, чтобы послушать скрипку.
  – Нет. Я не согласна. Но я могу сходить в магазин и помочь выбрать инструмент, но только вместе с вашей дочерью. Хотя, как я поняла, она тоже разбирается в скрипках. И моя помощь вряд ли нужна. Если потребуется – помогу. Сообщите мне через Сашу. Такая постановка вопроса всех устроила. Настя прижала скрипку к груди, как любимую куклу, как малого дитя. Как будто она часть её собственного тела, которое нельзя оторвать, отнять.    
На лице её была тревога и задумчивость. Словно она боялась, что её скрипку ещё могут
отнять, и она со страхом ожидала окончания разговора.
 Саша передал чужую скрипку хозяину, забрал своё заявление, поблагодарил прокурора и следователя за помощь. Со всеми простился и они с Настей вышли. Он слышал, как Настя глубоко вздохнула. Видимо до этого всё её тело было в страшном напряжении, сжато до упора, как тугая пружина. И вот теперь она начала слабнуть, и входить в норму.
На улице, всё так же падал ленивый снежок. Они шли неторопливо. Оба молчали, погру-зившись каждый в свои мысли.
 «Сколько хлопот из-за меня, из-за скрипки, – думала Настя. – А ведь он мне не отец, не брат, не дядя. Вообще никто. И совсем не обязан мне ничем. А я ещё, даже капризничаю, и хотела зло хлопнуть дверью и уйти, оскорбив его. Какая же я неблагодарная эгоистка. По-чему-то считаю, что все должны мне, а я не считаю себя должником ни перед кем. Как это не справедливо. Правильней всё наоборот. Вот, как поступает он – человек, который забо-тится обо мне. Чем-то жертвует. Хочет сделать меня счастливой. Не требуя ничего взамен. Это вот по-людски. А разве он виноват в замене скрипки? Он тоже обманут. Но и тут он не бросил, не отказался бороться за моё счастье. А мог вообще передумать. Продать скрипку, сделать с ней что угодно. Это же его инструмент. Какие у меня на её права? Устроил меня учиться. Разве без него я могла об этом думать».
  – И тут она вспомнила, что  сегодня занятия в музыкальном училище, и что она уже опаздываёт на них.
  – Саша, у меня занятия. Я должна бежать. Вы меня простите. … Я Вас люблю.
Она быстро поцеловала его в щёку и убежала. Он даже не успел ей сказать, чтобы вечером
принесла скрипку. И подумал: «Хорошо, что так быстро и благополучно всё кончилось, и девочка опять счастлива. Не было ни судов, не волокиты с милицией и прокуратурой».
  Он глубоко с облегчением вздохнул и улыбнулся, вспомнив,  как Настя сорвалась с места и счастливая побежала на занятия.
  – Дай ей Бог успешной учёбы, – прошептал он про себя. Хотя сам в бога не верил. Но так принято говорить на Руси. И будёт жить, пока придумывают что-то новое.
Вечером пришла Настя. Она принесла скрипку.
  – Вот тебе ключи от квартиры, – сказал Саша, подавая их ей. – Будешь приходить без меня, и тренироваться играть в любое время, – потом хмыкнул себе под нос,– я сейчас рас-скажу тебе  одну украинскую усмишку: «Сын просил отца: – Татуся, подари мне барабан.      
  – Я бы подарував, синку, та боюсь, щё ти будишь мне мешати.
  – Що ти, татусю!  Я буду барабанить коли … коли ти будишь спати.
Настя залилась смехом. Глядя на её, стало весело и Саше. Оба смеялись, словно и не было ни горя, ни хлопот.               
– Я поняла. Буду приходить, когда Вас не будет дома. – И, ещё смеясь, пошла домой.       

 На следующий  день, учитель  литературы, придя в класс, не увидела Настю.
  – Дежурная, скажите, Настя была в школе? Кажется, я её видела.
  – Была. Я её сейчас поищу.
  – Да, пожалуйста, найдите.
Дежурная нашла её в туалете. Она стояла у окна с отрешенным видом.
  – Ты что не на уроке? – спросила она Настю. – Учительница послала тебя искать. Она тебя видела.
  Но Настя молчала. – Так, что мне ей передать, она же спросит?
  – Не буду ходить я к ней на уроки, она двуличная. На уроках учит одному, а делает как все и даже хуже.
   Дежурная не стала допытываться причины. Учительнице она сказала:
  – Она на Вас обижена и не будет ходить на ваши уроки.
  – Я поняла. Спасибо за известье. Садитесь.
  Разговор Насти с дежурной слышала техничка, вошедшая убирать туалет.
  – Обиделась на учителя? Чем это она так тебе досадила? – обратилась она к Насте.
  – Шпионила за мной.
  – Слово-то, какое нашла – шпионила. Словно государственные тайны узнавала. Да за вами только и следи. Наделаете таких глупостей, что всю жизнь потом каяться будете. Спа-сибо бы учителям и родителям сказать надо, а не капризничать. Глупы ещё. Одни капризы. Освободи туалет. Мешаешь убираться, – сказала она недовольным тоном. Настя вышла в коридор. Там её увидела директор школы.
  – Почему не на уроке? – обратилась она к Насте.
  – Не хочу я на уроки литературы ходить, – ответила Настя.
  – Пойдём ко мне. Расскажешь причину подробнее,– строго приказала директор.
   В своём кабинете, директор посадила Настю рядом со своим столом, с намереньем вести длинный и серьёзный разговор.
  – Так, что тебе не нравится: уроки, или может сама литература, или учитель по литерату-ре?
Настя молчала. Директор, хотя и понимала причину, не первый случай, но решила сначала вовлечь ученицу в разговор, и начала с второстепенного.
  – Если не нравится литература, то это не наш выбор. Нам дана программа, чему мы должны учить. Эту программу составлял учёный совет. Её обсуждали учителя всех школ, вносили свои поправки. И только после этого её утвердили, как необходимые знания для каждого человека. Чтобы люди были грамотные, понимали литературу и друг друга в раз-говоре. Ты согласна ли с тем, что это нужно?      
  – Согласна.
  – Значит, тебе не нравится, как учитель их проводит? Но она давно работает в школе. К ней на уроки ходили и завуч, и я, и другие учителя. Она сделала уже много выпусков, и ученики её показывали хорошие результаты. Всем она нравится, как ведёт уроки, а тебе...  нравится, или нет?.. Ты, может, подскажешь, как иначе можно вести уроки?..  Молчишь. Тогда мне придётся говорить. Подбирать учителей по желанию учеников мы не можем. Одним они нравятся, другим нет. Мы ходим к ним на уроки и сами знакомимся с их рабо-той. Но я вижу, что у тебя личная неприязнь. Сегодня не понравилась литератор, завтра физик, потом математик. Я догадываюсь, это связано с тем, что у тебя появился неизвест-ный мужчина, которого ты хочешь скрыть, а нам интересно знать, чтобы предупредить трагедию, о которой ты не догадываешься. И я настаиваю, чтобы он пришел в школу. Или пусть придёт твоя мать. Выдать тебе аттестат об окончании школы без оценки по литерату-ре, мы не можем. Может, ты подскажешь решение вопроса?
 Настя задумалась. Сдавать экстерна? Та же учитель может обидеться, и задать вопрос, на который не ответишь. Ещё год учиться у другого учителя? Нет. Так тоже не годиться.
  – Я поняла. Буду ходить на уроки.            
  – Ну, вот и умница. Нашла правильное решение. Но мать должна придти. Это не отменя-ется.  Можешь идти.
 В перемену в коридоре Настю остановила классный руководитель, она же литератор, и отвела в сторону.
  – Ты вчера видела, что я за тобой следила. Занятие не из приятных для нас обеих. Я про-шу прощения за этот случай, но ты должна кое-что понять. У меня нет ни малейшего жела-ния тратить на это своё свободное время. Но я вынуждена это делать. На уроках литерату-ры мы разбирали подобные примеры, и относились к ним как к отрицательным и низким – унижающим человека. И ты это перенесла на случай с тобой. Но, на уроке мы говорили о людях взрослых. А как нужно поступать с детьми? За ними нужен досмотр?
  – Но я уже не ребёнок.
  – Да. Это так считаешь ты. А по закону, когда наступает совершеннолетие, и человек становится ответственным за свои поступки?
  – Я знаю. С 18 лет.
  – А до этого возраста, кто несёт ответственность за все ошибки молодости?
  – Наверно родители.
  – Нет, не только они, но и школа, которая вас учит, и я, как воспитатель. И если что-то случится, не меня, не директора школы  в сторонке не оставят.
А я хочу не потерять свою работу. Я училась, чтобы быть учителём. Работа мне нравится. Я хочу, чтобы мои воспитанники были грамотными и порядочными людьми. И если вдруг что-то случиться, я могу не только потерять любимую работу, но и получить более строгие взыскания, за ваши ошибки молодости. Чтобы их не было, я должна предостеречь тебя и других. Теперь поговорим об ошибках. Ты сказала, что мужчина, с которым встречаешься – знакомый. Родители твои знают его, и знают, что ты с ним встречаешься? Они в нём увере-ны? И ты получила от них разрешение?
   Настя молчала. Она хотела уйти, но воспитатель её задержала.
  – Ты делаешь себе хуже. Я буду вынуждена поставить родителей в известность. Пусть они за тобой следят и принимают меры. Я вижу, что ты этого не хочешь. Ты знаешь по-следствия дружбы мужчины и женщины. При этом даже взрослые, с жизненным опытом, совершают ошибки, и потом всю жизнь за них расплачиваются. Если ты ещё не совершила ошибки, то должна всё рассказать мне, или родителям. И познакомить нас с твоим знако-мым. Если он порядочный человек, то должен пойти на такое знакомство. Мы, плохого, не хотим. Выбери для себя вариант, какой сочтёшь лучшим. Я жду до завтра. Если он не при-дёт в школу, я сообщаю родителям. А сейчас можешь идти на урок.       
«И эта велит привести родителей. Иначе сама сообщит. Придётся сказать матери. Лучше пусть она придёт, чем вскрыть пошленькое знакомство с Сашей. Об этом никто не должен знать»,    
  Так рассуждала она, понимая, что будет очень стыдно, но, ещё не давая оценки, что это была её большая ошибка.
  Дома она сказала матери, что её вызывают в школу, но зачем, умолчала. Мать пыталась у неё что-то узнать, но даже её кулаки результатов не дали. И мать зло сказала:
  – Ты уже не маленькая. Выше меня вымахала. Сама там что-то натворила, сама и разби-райся. Будешь знать, как в следующий раз вести себя. А мне за тебя краснеть не хочется. А, чтобы запомнила, я тебе ещё добавлю, – и она снова накинулась на Настю с кулаками. Та, поспешила выскочить на улицу.
  – Никуда я не пойду, – услышала в след Настя слова матери с бранными ругательствами. 
«Куда идти? Домой не пойду». Единственное спасение она видела у Саши, и пошла к нему на квартиру. Он был ещё на работе. Настя взялась за скрипку, но мысли о разговоре с матерью и теперь с Сашей, не давали ей покоя. Она отложила инструмент, села и задума-лась. Её пугало одно. Неужели её пошленький поступок, с чего началось их знакомство, вскроется и будет известен всёй школе, как пример, на котором учителя будут учить дру-гих, всё время, поминая её имя. И она приобретёт, увы, не очень лесную репутацию не только в школе, но и за её пределами. И на неё все будут указывать пальцами: «Вон, смот-рите, идёт, это она…»  Да после этого невозможно будет показаться не только в школе, но и в своём городе.
  Скоро пришел Саша. Увидев Настю, сразу спросил:
  – Почему я не слышу музыки? Что, разве татуся спать лёг? – но хмурое лицо Насти его насторожило.
  – Что-то опять случилось? – спросил он с тревогой.
  – Здравствуйте Саша, я пришла объясняться. Когда в школе узнали о явке меня в проку-ратуру, подняли панику. А больше их напугали мои встречи с неизвестным мужчиной. Они велели Вам… – она остановилась в нерешительности.
  – Я понял. Они хотят познакомиться со мной. Это нормальная реакция людей, ответ-ственных за вас. Их, конечно, интересует, насколько далеко зашла наша дружба. С чего началась и чем должна закончиться. Ну, что же. Давай думать, как им всё объяснить. И, возможно, не только им. Как мы познакомились? Представим такую картину: Ты шла, я не знаю, откуда и куда, и услышала звуки скрипки. Играла девушка, твоего возраста. Как одета? Какие волосы? Волосы тёмные, но не чёрные, хотя можно и чёрными назвать, кому как показалось. Волосы заплетены  в слабую косу, на голове ничего, глаза карие. … Нет, так не пойдёт. Нас могут поймать на том, чего мы не описали. Он взял журнал, нашел там фотографию девушки: «Вот смотри и запоминай, какая была девушка. Во что она одета, броши, заколки и прочее, с ног до головы. Я тоже шел мимо и заслушался. Потом, спросил тебя: «Ты тоже играешь на скрипке?» – Ты сказала: « Очень хотела бы, но нет скрипки». Я спросил: «Кто твои родители?» – Твой ответ: «У меня только мать. Но у неё нет на это денег», – Я сказал, что куплю тебе скрипку, если ты  от этого подарка не откажешься. Но в руки деньги не дам. Встретимся в воскресение в 10 часов на том месте, где мы встретились.   
 Запомни точно, где стояла ты, я и девушка  со скрипкой в трёх метрах от нас. Мы должны указать точно все места, где  кто находился. Сходим на то место ещё раз.  На этом  мы расстались и встретились в воскресение, как договорились. Дальше всё как было. Ты побоялась нести скрипку домой. И всё как было. Готовили борщ. Ходили в музыкальное училище. И всё без выдумки. Чтобы нас не уличили в разных показаниях. Могут поймать на мелочах. Я не имею в виду учителей. Может этим заинтересоваться милиция, следователи прокуратуры, и другие. Это надо хорошо запомнить. А теперь о главном. Весь наш рассказ,– это всего лишь школьное сочинение. Конечно, его подошьют к делу, не для нашей пользы. Его будут проверять. И здесь необходим веский документ – справка, от врача, о твоей невинности, подтверждающая нашу правоту.  Но для этого должен быть запрос от школы, а возможно сопровождение школьного врача. В школе скажешь, что я приду, когда будет такая справка. А в субботу я могу придти. Всё это унижает человека, но требует закон. Такова действительность. Живя в деревне, там этого не потребуется. Там все на виду. Все обо всех знают и могут подтвердить. А город так велик, что муж не знает о своей жене, а жена о муже. И это всё нормально.
  – Я всё поняла и запомнила. Но почему все считают, что я делаю что-то плохое? Я же ничего плохого ещё не сделала.
  – Когда сделаешь, говорит, будет, уже не о чём. Все беспокоятся о том, чтобы не сделала. Все мы считаем, что делаем правильно, когда оцениваем свои поступки. Вот и воспитатель, и директор тоже считают, что делают правильно. Но ты их обвиняешь в неправильности поведения, а они обвиняют тебя.
  – А Вы тоже считаете, что я не права?
  – Французский мыслитель Жан Жак Руссо, написавший книжку «Эмиль, или о воспита-нии», говорит: « Всё дело случая». Вот тебя встретил я. Но мог встретить другой. Ты гово-рила, что к твоей матери их ходит много. А какие блага они приносят в твою семью? Ты одобряешь эти поступки? Думаю, что нет. Но ты же могла уподобиться своей матери, и не получить скрипки, а получить много мужчин. Мне тебя было просто жаль, как дочь, как глупого ребёнка.
 – Глупого? – переспросила Настя.
  – А что, ты можешь  рассказать о своём поступке  всем, если считаешь свой поступок вполне нормальным?  А если кому-то ты уже понравилась, пусть это даже ваш ученик. Как он оценит твой поступок? Захочет ли после этого с тобой дружить? Да и другие мужчины.
  – Но я же не собиралась выходить за них замуж и жить с ними.
  – Они, может тоже не собирались на тебе жениться. Так жён не ищут. Но скрипку поку-пать, тоже не собирались.
  – А Вы жену, или она Вас, как искали? Наверно она-то в Вас не ошиблась?
  – Это большая тема. Ты домой собираешься? Уже поздно.
  – Я не пойду домой. Опять она бить будет. Можно мне у вас остаться? И Вы расскажете о Вас и вашей жене.
  Саша подумал: «Девочка стала мне доверяться, как родному отцу. И если оттолкнуть её. На ночной улице она может встретить то, за что всю оставшуюся жизнь придётся каяться, и горько расплачиваться, –  и он решил. – Оставайся. … Пойдём ужинать».
  После ужина он указал ей кровать, а сам приготовил себе диван.         
  – Нет. Я хочу с Вами. Вы должны мне рассказать.
  – Хорошо. Только возьми своё одеяло, а то я ночью стаскиваю одеяло на себя, а ты бу-дешь тащить его на себя. И мы поссоримся. Давай спать каждый  под своим одеялом.
Потом подумал и решил: «Нет, Настя, я привык спать один. Лучше я посижу рядом с тво-ей кроватью и буду рассказывать. Идёт?»   
  – Ладно. Идёт. А то мне в чужой квартире как-то страшно. Я ещё не свыклась. Наверно потому, что не могу ещё успокоиться после дневных происшествий.
  – Ну, вот и договорились. Ложись, успокаивайся, я скоро приду.
Саша ушел на кухню, чтобы дать ей лечь, а сам думал: «Что же ей рассказать? Про свою жену – рассказ не для неё. Лучше расскажу, как влюблялись с Галиной».   
  Присев на стуле рядом с кроватью, он начал неторопливый рассказ. Как на третьем курсе в институте ему понравилась красивая, милая девушка. Звали её Галей.
  – Вы мне дайте руку, мне с ней спокойней, Я буду чувствовать, что Вы рядом.
Саша положил свою руку. Она обхватила его ладонь обеими руками и положила на по-душку так, что она касалась её щеки.
  – А кто кому первый понравился? – вклинила свой вопрос Настя. – Разве могут сразу оба влюбиться? Наверно так только в кино да в книгах. Кто-то должен быть первым?
  – На это я затрудняюсь ответить. Просто я давно на неё заглядывался. А подошла ко мне первая она. Может, видела, что я на неё гляжу, может я ей понравился. Только заговорила она не о любви, а как будто ей надо было взять у меня интервью для нашей институтской газеты. Она была там главным редактором. А потом спросила, не желаю ли я участвовать в газете, и привела в свою редакцию. Мне очень хотелось с ней быть ближе, и я стал при-сматриваться к работе редколлегии и нашел, что смогу быть художником – оформителем. Так началась наша совместная работа. Наверно газета была просто ширмой, прикрывавшей наши желания. А потом я её провожал. Всё делали мы тайком, соблюдая конспирацию. Но оказывается все знали. Потому, что Галя всё рассказывала своим девчатам. И ничего не скрывала. Не знал только я.      
  Саша посмотрел на присмиревшую Настю. Она уже спала: «Слава Богу, успокоилась», – решил он. И тихонько пошел к своему дивану.
  В пятницу, придя домой после работы, Саша встретил у себя в квартире Настю. Она рас-сказала все новости: « Сначала в школе спросили, почему не пришел знакомый. Но когда я сказала им про справку, они сочли, что это правильно, и вместе со школьным врачом от-правили в поликлинику. Справку взяла врач. Она что-то говорила с ними за дверями. Но я не слышала. Я обещала, что Вы придёте в субботу».
  – Ну, что же. Придётся быть родителем до конца. Я обязательно приду.
  В субботу, придя в школу, он попроси помочь ему найти директора. О большем он ни с кем разговаривать не стал. Директор приняла его в своём кабинете. Со всей серьёзностью потребовала паспорт. Списала нужные данные к себе в журнал. И отложив его, спросила:
  – Давно ли знакомы? Как, при каких обстоятельствах познакомились. Кому было нужно знакомство и зачем? Вы же только знакомый, не родной, не близкий и не дальний, не рядом живёте. Зачём это знакомство с несовершеннолетней девочкой. Я знакома с заключением врачей, что между вами ничего не было. И это ещё больше запутывает рассуждение о вашем знакомстве.  Вы женат? Есть дети? Вот сколько сразу вопросов. Я жду ответа. 
  – Знаете ли? Порой на очень простое, бывает трудно ответить. Не потому, что трудно сказать, а потому что трудно людям поверить. У них другие образы в голове, другие поня-тия.  Они всех хотят стричь под один фасон. И если у кого-то стрижка другая, на него смотрят как на уродство. Наверно я попадаю под это определение. И в этом вся сложность меня понять. Да. Я женат. Детей у нас нет, хотя живём довольно давно. Возможно, сыграло чувство отцовства, желание помочь девочке, как своей дочери. Я не знаю, почему так поступил. Но не вижу в этом поступке ничего предосудительного. Но сказать, что я как юноша влюбился, это неправда. Скорее мне её жалко как собственную дочь. Она сказала, что у неё нет отца, точнее, их много. Каждый день разные папаши. Приходят, чтобы выпить и провести время. А она забыта. А может даже лишняя обуза для матери. С ней никто не занимается  воспитанием. И если есть пример, то только отрицательный. А у девочки хорошие музыкальные задатки. Большая тяга к музыке.
  – Она сказала, что Вам помогала выбирать скрипку. Так ли это? – спросила директор.
  – Нет. Вероятно, она испугалась сказать правду. В  правду Вы и сейчас не верите. А если бы это сказала она?..  Скрипка куплена для неё. Кроме этого я устроил её в платное музы-кальное училище. Здесь тоже есть вопросы: Почему не знает об этом её мать? Почему она не показывает скрипку домой, а занимается у меня на квартире, когда я нахожусь на рабо-те? Как мне она объяснила: Если мать увидит скрипку, то спросит, где взяла, и будет доби-ваться правды. А узнав про меня, будет шантажировать меня, с целью выкачивания денег. Пугая заявить в милицию. Денег ей никогда не хватает на вино, и скрипку она продаст.
Я девочке верю. Но денег в руки не даю. Скрипку покупали вместе. Она выбирала, а я расплачивался.  Кстати. Со своим удивительным слухом она выбрала замечательную скрипку, которую у нас пытались украсть.
  Он рассказывал и о том, как подменили скрипку, и пришлось возвращать её через проку-ратуру.
   Директор с интересом слушала и удивлялась, что домашний быт учеников ни она не воспитатели  так хорошо не знают, как этот посторонний человек, которому хочется верить, и всё же не верится. Родные отцы столько не делают, сколько делает он. Она смотрела на него прищуря глаза. Словно всматривалась в его нутро и хотела там что-то высмотреть, чего он не говорил. Смотрела и слушала, как красивую сказку о добром молодце, спасающего прекрасную девушку от злых сил. И даже немного себя отождествляла с этими злыми силами. Наконец она спросила:
  – А как на всё это смотрит жена? Вы, о ней почему-то молчите.
  – Жены пока нет дома. Она лечится в больнице. Наверно скоро выйдет. Тогда и узнаю её отношение. Но хорошего не предвижу. Поэтому заранее прошу Насте  помочь.
  – В какой же помощи она нуждается? – поинтересовалась директор.
  – Ей нужно где-то надёжно оставлять скрипку, чтобы она могла её брать в училище и тренироваться. И конечно, об этом не должна знать её мать.            
  – Хорошо. Мы выделим ей шкафчик с замком. И пусть она здесь тренируется. И мы хо-тим её видеть в нашей художественной самодеятельности. Я уже говорю с Вами, как с её отцом. И обещаю, что всё постараемся сделать как лучше.
  – Я Вам очень благодарен. Вы помогли мне решить то, что меня очень беспокоило. Я рад, что у нас состоялась такая нужная и продуктивная встреча. Если позволите, я буду навещать Вас. Интересоваться её учёбой, работой в самодеятельности и её нуждами.
  – Мы будем этому только рады. Возможно, и Вы нам что-то сумеете рассказать.
 Они распрощались добрыми знакомыми.
               
 В воскресение, Саша поехал с Умкой к профессору.  У него были двое посетителей. Он был и рад встрече, и не рад, так как его ждали и другие. Он коротко опросил пришедших, дал задание сестре заняться с ними, а сам пригласил Сашу к себе в кабинет. Извинившись, что не может уделить много времени, спросил:   
  – Ну, так чем вы меня порадуете? Он глядел на Умку и гладил его голову.
  – Сначала я должен с Вами расплатиться, – начал Саша, и стал доставать деньги.– Вот, полная сумма. Они меня очень выручили. Но хлопот избежать не удалось. – Он вкратце рассказал о замене скрипки, о прокуратуре, обо всех переживаниях и нервотрёпке.
  – Ну, а как дела с Умкой? Меня больше это интересует. Не терпится узнать. Извините, я вам очень сочувствую, но меня ждут. 
  – С Умкой мы отдыхали в деревне. Я Вам уже рассказывал. Теперь спросим его. Умка, что тебе понравилось в деревне?
  – Мент,– коротко отреагировала собака.
  – Ну, а кто не понравился?
  – Мент, – опять повторил он.
  – Странно. И понравился и не понравился. А с кем же ты остался бы жить? – удивлённый противоречивыми ответами, спросил Саша.
  – С мент.
  – Что за мент? – удивлённо спросил профессор. А Саша продолжал разбираться.
  – Почему всё мент?
  – Его все боятся, – хмуро ответил Умка.
  – Вот собачья логика, – сказал Саша. – Вы, уважаемый профессор, живёте высокими по-нятиями. Поэтому Вам трудно понять живущих внизу. Мент, – это милиционер – участко-вый в деревне. Которого все, как подметил Умка, боятся. Правда, я не помню, чтобы так его называл. Может от деревенских мальчишек слышал. Или я  случайно обронил слово.    
  – М – да? Странная логика. На уровне детского сада. «Потому, что его все боятся», – констатировал профессор. – И с мент, тоже стало понятно. А то похоже на экскремент.
  – А по части логики, Вы правы, – сказал Саша. – Он же школьной грамоты не знает. По-этому мыслит как детсадовский ребёнок. Но, всё же, мыслит, и логично. Вы просили с ним не заниматься. Я выполнял Вашу просьбу. Может, разрешите начать с ним учёбу, хотя бы по краткому курсу?
  – А Вы считаете, что можно достичь более высоких результатов?
  – А это диалектика диктует: « Процесс познания идёт от простого к сложному»,–  напомнил Саша профессору из институтского курса философии.   
  – Да, да. Помню. Только это писано для людей, а не для собак, – подметил профессор.
  – Так, мы с Вами и пытаемся доказать, что между людьми и животными нет резкой гра-ни. Значит, что писано для людей, приемлемо для животных.
  – С Вами интересно беседовать. Но меня ждут. Учить, пожалуй, можно и нужно, но, ни слова, нигде об операции. Желаю вам успеха. Это интересно. Всего доброго. До свидания.
    
   У Насти учёба в училище шла успешно. Имея хороший слух и большую работоспособ-ность, она быстро осваивала материал. Но кроме основных занятий музыкой, её стало за-нимать и другое, что помогало тренировкам, и не делало их надоедливыми и тяжелыми.   
Она всё чаще слышала  завывание Умки, когда играла. Но это было не всегда. Он любил музыку протяжную, задушевную. И очень не люби музыку  поспешную, быструю, с часты-ми переходами, ворчливую с низкими тонами. Настя тщательно изучала его вкусы. Занятия с ним стали интересными и даже занятными. Она так увлеклась этим, что сразу после шко-лы бежала к нему и до прихода Саши с увлечением, и даже с упоением, тренировалась. От Саши она пока скрывала эти занятия. Наконец она нашла Умкино любимое произведение. Это был полонез Огинского. Стоило ей заиграть, как он тут же подхватывал и старательно вытягивал ноты. Очень быстро, сопровождая скрипку, запомнил весь полонез. Настя реши-ла это проверить. Она начинала играть, постепенно ослабляла звук, делая его тише. Но Умка продолжал, не снижая  силы звука. Ещё несколько тренировок понадобилось, чтобы он продолжал исполнять, стоило ей проиграть первые ноты и перестать играть. Только иногда, когда  Умка замолкал, она напоминала ему продолжение, и он снова тянул своё соло.  Ей очень хотелось продемонстрировать это Саше, но она считала, что ещё сыро, и была уверена, что добьётся самых высоких результатов.
  Приближался самый весёлый, самый волшебный праздник: Новый год!  В школе готовилась самодеятельность. Классный руководитель подошла к Насте и поинтересовалась:
  – Настя, ты обещала выступать в нашей самодеятельности. Скоро новый год, а тебя, по-чему-то не видно. Твой знакомый просил дать тебе шкафчик под инструмент, с замком. Его мы выделили, но ты им не пользуешься. Почему?
  – Я готовлю очень интересный номер с нашей собачкой. Это будет большой и очень за-вораживающий сюрприз. Самый подходящий номер для волшебного Новогоднего вечера.
  – Вы меня страшно заинтриговали. Жду его с нетерпением. Желаю удачи, – с добрыми улыбками они разошлись.
   Насте очень хотелось удивить своим номером одноклассников, да и всю школу. Она просто летала с этой мыслью.  Когда пришел Саша, она рассказала ему о своём жгучем желании.
  – Ну, что же? Ты говоришь, что она будет исполнять мелодию, даже без слов. Это пре-красно. Я тоже приду на этот вечер. Очень интересно послушать.
  Новогодний вечер был уже рядом. Уже составлялся и утверждался репертуар. Настя не забыла включить свой номер, как заключительный.  Она была уверена, что он, блеском своего выступления, затмит всех. Последний раз она пошла к Саше на квартиру, чтобы провести генеральную репетицию с Умкой.
  Как прежде, открыла стоим ключом дверь в квартиру и войдя в комнату взяла скрипку.
 В это время из туалета вышла жена Саши. Она думала, что пришел муж, но увидев девоч-ку, зло, пытаясь вызвать испуг и страх новоявленной, закричала:
  – Кто ты такая!? Как сюда попала!? Дверь была заперта.
  Настя действительно напугалась, и не знала что сказать.
  – Можешь не объяснять. Я всё знаю. Я вижу, что ты без меня уже чувствуешь здесь себя хозяйкой. Ключ дал  Александр. Вы думали, что я вообще не приду. 
  Настя хотела выбежать из квартиры, но Зина перегородила дорогу.
  – Стой птичка. Попалась. Будешь сидеть в клетке.
  Она позвонила в милицию:
  – Я поймала воровку в своей квартире. Поторопитесь её забрать, – и назвала свой адрес и телефон.
Ждать милицию долго не пришлось. Не спрашивая почти ничего, они велели всем пройти к машине, сказав: – Разберёмся в отделении милиции.
  Сашу у подъезда дома встретил Умка. Саша удивился.
  – Кто тебя выпустил?
  – Зина меня обозвала шкурой продажной, и пинком выгнала из квартиры, – проскулил Умка. Его трясло. Хвост был поджат под брюхо. Он глядел на хозяина, ища в нём защиту.
  – Зина дома? – спросил он у собаки.
  – Зину и Настю взяли минты, – это Сашу сильно озадачило. Он оглянулся вокруг.  У со-седнего подъезда судачили женщины и часто поворачивались в его сторону. Наверно виде-ли и теперь делают разборку. Подумал он, и направился к ним.
  – Здравствуйте соседушки. Вы наверно видели, что произошло с моей женой? Расскажи-те.
  – Зина сказала, что поймала воровку, ту девочку, что к вам ходила. Вызвала милицию. Их увезли, – они сделали пауза, наблюдая за реакцией Саши. Его это сильно встревожило.
  – А что вы беспокоитесь? Она вам родная что ли, или как? – поинтересовались, с ехид-ством,  женщины.
  – Да, родная, – ответил Саша, совсем не желая разговаривать на эту тему. И пошел к се-бе.
  – Что-то Зина плохо встречает Вашу родню. Не узнала наверно, – съехидничала женщина ему вслед. И все засмеялись себе в кулак.
  Саша увёл Умку домой. Дал еды. Но Умка к ней не прикоснулся. Он залез в свой угол.  Свернулся в плотный комочек, спрятав морду внутри его, и старался быть невидимым.
  Саша поехал в милицию. Ему нужно было срочно выручать Настю. Он подумал:
«Случилось то, чего я больше всего боялся».
Первого, кого он увидел в милиции, была Зина. Она зло и с ехидством взглянула на него, и отвернулась. «Не понравилось, когда я привёл в дом женщину, – про себя подумал Саша. – Считаешь, что только тебе можно водить мужиков. Ошиблась. Кусай  свои локти», – и подошел к дежурному.  Дежурный  милиционер выслушал его и провёл к следователю.
  – Ваши документы, – сухо спросил следователь. Саша протянул ему свой паспорт.
  – Александр Николаевич, Вам знакома девочка  Настя?
  – Да. Из-за неё я и приехал. Хочу узнать, что с ней? Почему её увезли в милицию? 
  – Не спешите. Всё узнаете. А пока, вопросы задавать буду я. Вы давали ей ключ от своей квартиры? Если да, то с какой целью?
  – Она приходила играть на скрипке, которую я ей купил.
  – Вы её купили, чтобы она играла у Вас, а не у себя дома, или, где-то в другом месте?
  – Нет. Она свободный человек. Может играть, где захочет. И последние дни я её даже не видел. Павда, скрипку она оставляла у меня. Для этого ей и дан ключ.
  – И Вы не считаете, что она её украла?
  – Зачем же воровать, если она ей куплена? Это её скрипка. Я не понимаю логики в ваших вопросах.
  – Тогда Вы объясните свою логику. Я её тоже не понимаю. Давно ли Вы знакомы с де-вочкой? Как, и при каких обстоятельствах познакомились? И почему решили подарить дорогой инструмент незнакомой девочке?
  – Какое отношение имеет это знакомство к задержанию девочки? Я, что не имею права подарить что угодно, и кому угодно?
  – Можете. И к задержанию её, как несовершеннолетней, действительно значение не-большое. А вот к задержанию Вас … – следователь посмотрел на Сашу.
  – Вы говорите открытей, зачем загадки?
  – Хорошо. Скажу проще, чтобы не затягивать время. Вы имели с ней близость?
  – Что Вы имеете в виду: близкие отношения или интимную связь.
  – Последнее.
  – Как Вы могли так подумать? Она же ещё ученица – несовершеннолетняя.
  – Тогда вернёмся назад. При каких обстоятельствах произошло ваше знакомство?
  – Встретились, разговорились. Она очень хотела иметь скрипку. И я решил ей помочь по возможности. Это, что не воспринимается обычным человеческим делом? Забота о других в нашем обществе – противоестественна?
  – Язвить я Вам не советую. Дело серьёзное. Дорогие подарки женщинам просто так не дарят. И в показаниях девочки и Ваших есть расхождения.
  – У меня с Вами разные взгляды по части подарков женщинам. Правда, здесь не место для дискуссий. А в чём расхождения в её и моих показаниях? Возможно, я упустил, что нас обоих привлекла девушка, игравшая на скрипке. А не простая встреча. Но какое это имеет значение к нашему знакомству и подарку? 
  – К расследованию имеет дело каждая мелочь. Девочка, игравшая на скрипке, могла бы подтвердить, или опровергнуть ваши показания. Вы можете помочь нам найти ту девушку?
  – Да зачем вам эти показания? Зачем нужна эта девушка – скрипачка?  Вас же интересует интимная связь. В этом я Вам охотно помогу. С Настей мы знакомы больше месяца. А совсем недавно, такой же допрос мне устроили в школе. Хотя в задачи школы входят вопросы воспитания, а не жандармские действия – шпионить за учениками, и вызывать на допрос их и тех с кем они дружат. Насте пришлось посетить врача, для получения справки об отсутствии связей, о которых Вы  говорите. Если Вас эта справка устроит, и снимет все подозрения с её и с меня, то можете её получить в школе. И не нужно лишних вопросов и следствий. 
  – Что ж. Будем заканчивать. В воровстве девочка не замечена. На счёт вашего знаком-ства, вопрос пока открытый. Справку мы, конечно, запросим, а пока просто поверим и девочку отпустим. А с Вас придётся взять подписку о невыезде, и передать дело в прокуратуру для доследования. Ибо, Ваша жена написала заявление, в котором утверждает, что девушка жила  у Вас, как любовница. И у неё есть на это свидетели. Поэтому она настаивает на судебном разбирательстве. Мы должны к этому отнестись серьёзно. Ибо ей нет ещё 18 лет. И Ваши связи идут по статье: «Растление малолетних».
 Саша расписался в получении справки о невыезде.
   По дороге домой, в автобусе, он думал: «Да, наше общество ещё не готово восприни-мать простую человеческую доброту. Оно, пока, видит, или старается видеть во всём толь-ко отрицательную сторону. Так его приучили. Даже школа к этому не готова. Хотя, что школа?  Она – продукт общества. Каково общество, такова и школа. Разве она может про-тивостоять обществу? Если она выпустит золотых учеников, то попав в грязное общество, они не будут чище. Нужно менять строй, само общество. Конечно, это зависит от тех, кто правит. Но и от нас, кто выбирает правителей. Но для того, чтобы выбрать правильно, нужно быть грамотным. Для этого в школы и другие учебные заведения, да везде: в армии, по телевизору, радио и везде внедрять не церковную поповщину, уводящую людей от истины, заменяя её верой в бога, а вводить идеологическую грамотность, начиная со школы. Но этого боятся наши правители. Тогда общество должно потребовать ввести в школу этот предмет, убрав высшую математику, часть химии и других предметов, в специальные учебные заведения. Вопрос о построении общества должен быть важным предметом. Только среда может вылечить общество. А, следовательно, нужно думать, какая она должна быть, к чему стремиться. А неграмотные в этих вопросах люди, не могут её создавать. История и литература, – лишь отдельные примеры жизни общества, и мысли прогрессивных людей. Они могут только помочь направить мысль, проанализировать уже известное, от которого можно оттолкнуться. Но надо знать, к чему направить свой корабль – свою мысль. А для этого требуется  всё объемлющая, научно обоснованная, целевая концепция, построения общества  на законах природы, экономических и социальных. 

                Снова в деревне               
  Вот и Новый Год. На работе заметное оживление особенно у женщин. Настроение при-поднятое. Все суётятся с оформлением помещения и праздничного стола. Только Саша был ему не рад. С возвращением жены из больницы, возникли серьёзные проблемы. 
Кроме её заявления о возбуждения судебного дела, что вело к следственным дознаниям и волокиты для Саши и Насти, стали невозможны занятия с Умкой, и его выступление в
школьной самодеятельности. Да и проживание его в квартире создало сложности. Теперь Саша прятал его к себе под диван. Утром, до подъёма Зины они должны были поесть и уйти гулять. А возвращаться домой после её ухода. И вечером избегать с ней встречи.
Саша думал, куда его можно пристроить. Но не находил положительного ответа. Это была не простая собачка, которую можно оставлять кому угодно. Она была говорящая. И это ограничивало возможности с кем-то договориться. Единственный выход из положения – это увезти его в деревню. И он решил: «Да. Это лучший вариант. Так и надо поступить. Сейчас самое удобное время. 10 дней отдыха – праздничных. Это очень даже кстати».
  Вообще-то он считал это решение думы – большая глупость. Ибо на что можно исполь-зовать эти дни зимой, если не на застолье по случаю Нового года,  Рождества, и    совсем непонятного «старого нового года. Просто пьянку, от большого безделья. Конечно, это кому-то выгодно, когда больше денег изымается у народа, как не в праздники? И всё, полу-чается, по принципу:  «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда». Сначала создаём условия для пьянства, а потом с ним боремся, долго и безнадёжно: ограничиваем время продажи спиртного, места продажи. Вводим ограничительные законы о пьянстве в обще-ственных местах и за рулём, но оставляем пьянство в семье при детях, со всеми страшными последствиями, в кремлёвских приёмах, с показом по телевиденью на всю страну. А что остаётся детям, как не подражать старшим, учиться у них. Не потому ли выпускные банке-ты в школах стали как у взрослых. Эти глупости нашей действительности, страшные её вывихи надо лечить начиная с верхов, с её видео пропаганды. Если бы эти выходные дава-лись людям в течение года на их нужды, чтобы не брать отпуск за свой счёт, не лечиться без зарплаты, да и разные необходимости по  случаю болезни детей и других случаев. Плю-совались к отпуску, делили отпуск на два. Но всё это не ради праздников и пьянства, а по необходимости.       
  В обед он сходил в милицию и отпросился съездить в деревню на выходные. Всё равно все будут отдыхать. Следствие отложится. А там он будет под наблюдением участкового.
  Вечером купил билет на автобус. Умка снова встретил его у подъезда. «Выгнала, – дога-дался он. – Ладно. Ночь переживём, а завтра в путь».
  В деревню они приехали, когда начало темнеть. Зимний день короткий. Никто их не встретил. Мать лежала в постели, и тяжело дышала. Увидев сына она обрадовалась, и тут же заплакала:   
  – Плоха я, Сашенька, плоха. Ничего не могу: ни за скотиной ухаживать, ни за собой. Хо-рошо, что приехал, мне вроде как и легче с тобой, а вот покормить-то не сумею. Ты уж подожди. Вот Таня придёт, она тебя и покормит.   
  – Что с тобой, мама?
  – Старость, миленький. Верно, время пришло. Да я не жалею себя. Не нужна я никому. Чего жалеть-то? Для чего жить? Тебя мне жалко, да помочь не смогу. Сиротой живёшь. Наверно и ко мне стал ездить, потому, что дома плохо,– убегаешь. Умру, и некуда будет тебе приехать. От хорошей жены не убегают. Хорошая приехала бы вместе. Одного не отпустила. Да и меня бы навестила. А может и к себе взяла.
  Саше нечем было возразить, чтобы ободрить и утешить мать. Он только удивился, как догадливы матери, как они всё тонко чувствуют и понимают. Разве всё не так, как она говорит? Разве он не сбежал сюда вместе с собачкой, ища здесь спасение и покой? Разве не права она, что взять её к себе больную, я не могу, на скандал и нервотрёпку. Что это только ускорит её смерть. Он чувствовал своё бессилие, немощность и не защищённость перед женщиной, перед своей женой. Он позавидовал бы Робинзону Крузо, на необитаемом ост-рове. Легче бороться с дикими зверями, чем с женщиной, которую все защищают: Мили-ция, закон, мораль, и сама природа позаботилась, чтобы её все защищали, и мужчины тоже. Потому, что она мать. Но и те женщины, что не попадают под это определение, пользуется, незаконно, теми, же льготами. 
  – Расскажи, как ты-то  живёшь. Всё ли у Вас хорошо с Зиной? Спокойно ли?
  – Всякое бывает, – уклончиво ответил он. – Вот Умку привёз. Не полюбила она его. Пи-нает, и из квартиры выгоняет. Хотел у тебя оставить, но вижу, что нельзя. 
  – А ты с Таней поговори. Хорошая она женщина. Тебе бы жену такую, был бы ты счаст-ливым. И мне бы спокойней умереть. Не беспокоилась бы о тебе. Вот сколько лет ты со своей женой живёшь, а я её даже не видела. Занята, что ли сильно?
  – Она только что из больницы вернулась.
  – Болела что ли? Что с ней?
  – Не знаю. Я даже в больнице ни разу не был. Не знаю, где и лежала.
  – Знать не любится, коли не интересуешься. Плохо дело, – она отдохнула и добавила.   
  – Может и не в больнице? Жаль мне тебя. Сиротой живёшь, тепла не видишь.
  В хлеву послышалась слабая возня. Саша прислушался. Что-то живое почувствовалось, как проснулось в этой тихой, словно всеми забытой, убогой квартире. Он вспомнил, что есть там коза, куры. И вообще, небольшое, но живое  хозяйство.
  Вскоре дверь в квартиру отворилась и вошла Таня. В одной руке её был бидон, в другой корзинка. Она с порога поздоровалась, и, пряча глаза, смущенно, словно виновата, почти незаметно улыбнулась.
  – Сынок приехал,– пояснила мать.
  – Мне уже сказали в деревне. Поэтому и задержалась. Нужно было что-то приготовить для гостя.
   Она накрыла стол, достала из корзинки кастрюльки. Всё у неё делалось так, словно она была здесь хозяйкой. Знала, что где лежит и стоит. Налила в умывальник воды, подала полотенце. И без особого приглашения, попросту сказала: «Мойте руки, садитесь за стол, покормлю. Дорога то длинная. Верно, проголодались».   
  От открытой кастрюли запахло вкусными домашними щами, домашним уютом и теплом. Что-то приятное ожило и стало согреваться в остывшем сердце Саши. Словно как раньше, в детстве и юности, когда  жил в деревне со своей матерю; с добром улавливал он эти родные запахи. И становилось приятно на душе. Он стал отходить, оттаивать от недавнего холодного, серого, если не сказать – чёрного настоящего. От той среды, в которой начинал задыхаться, как рыба, выброшенная на берег. А теперь он снова в своей среде, в которой так нуждался. И ему было хорошо. Снова вокруг него оживало родное, милое, дорогое, незабываемое. Из бидона налито ещё тёплое парное молоко.  Таня накормила всех, не забыла и Умку.
  Когда со стола было всё убрано, помыто, и нашло своё место, и Таня собралась уходить, Саша спросил: «Таня, Вам не обременительно ухаживать за матерью, за скотиной? Может кого-нибудь нанять из деревенских? Я буду присылать деньги.
  – Нет, Саша. Не надо. Она же теперь мне родная. Скоро будет бабушкой. Я хочу, чтобы к тому времени она выздоровела, и может быть понянчится с внуком или внучкой. А я буду работать. Ей обязательно надо поправляться. Ладно, я пошла, до свидания.
  И она словно выпорхнула из дома, оставив его в каком-то ещё не совсем осознанном со-стоянии. Он думал: «Его родная мать скоро будет бабушкой, как сказала Таня. А кто же он? Почему она не говорит, что у него будет ребёнок, и он отец его? Почему она ему ни о чём не говорит, ничего не просит? Ни о чём не напоминает?»
 Весь вечер он думал об этом, и о той жизни, в которой живёт сейчас. Из которой хотел бы убежать, как уехал сейчас, и никогда не возвращаться.
  Что же держит меня с нелюбимой женой? Не любя женился, не любя живу. И сколько таких как я: не живут, а маются. Может удерживает регистрация брака и штамп в паспорте?  Или иметь рядом свою женщину для удовлетворения потребностей? Но эти два фактора больше противоречат один другому, чем согласуются.
  Согласно наших законов меня нужно уже судить за многоженство, а меня только аресто-вали за то, в чём я не виноват. А вот мать Насти нужно давно сажать за многомужество. Слово-то какое. Ни в одном словаре нет, да и в народе не слышал. Естественно и законов на это нет. Есть закон о проституции. Но ведь не арестовывают ни меня ни её. А запрет борделей. Когда много мужиков к ней ходит, – это не бордель? Почему же не арестовывают и не судят? Да потому, что эти законы противоестественные. Все выполняют естественные потребности, которые запретить нельзя, как нельзя запретить дышать, пить, есть.
  Знали ли это те, кто писал запрещающие законы, что они выполняться не буду? Конечно знали, да и сами они их нарушали. Потому за них никого и не сажают за решетку. Всё рав-но существуют связи мужского и женского пола и гражданские браки, и прочие, и бордели и сауны и кто как придумает.
   Смешно! Но подождём смеяться – надо разобраться.
Разреши официально бордели для мужчин и женщин. Все будут справлять свои потребно-сти без оформления браков легко и просто, не связывая свои свободы и независимость.
  А как же быть с продолжением людского рода, с детьми? Их-то кто будет воспитывать, поднимать, заботиться? Да и нести за них ответственность до их совершеннолетия.
  Нет! Тут без законов связывающих свободу людей – нельзя.
  Но живет же весь живой мир без этих законов, и род их не прекращается. В чём же дело?
  Не из-за этих ли накрученных законов все семейные неприятности и даже войны?
  Начнём рассмотрение живого мира с самых низов и до верха. Основное – это продолже-ние рода. Именно об этом заботились законодатели. Для этого природа сделала связь муж-ского и женского пола, дабы получить больше разнообразия в потомстве, чем при однопо-лом рождении. Как же продолжается потомство и какова зависимость его от родителей?
  Самое простое – это деление клеток. Тут никаких забот от родителей. Нашли питатель-ную среду и начали делиться.
  У рыб и лягушек: Нашли жизненную среду, метнули туда свою икру и забыли.
  У птиц уже сложнее. Яйца нужно высиживать, потомство выкормить и сохранить до са-мостоятельности. Искать пищу им проще.
  У животных ещё сложнее: потомство нужно  вскормить, сохранить, научить охотиться для добычи пищи.
  У людей то же самое, но только научит много сложнее, шире и дольше.
  Звери, как только научатся самостоятельно добывать пищу, теряют родственные связи с родителями. У людей родственные отношения могут продолжаться до конца жизни и даже дальше. Хотя, если дети почувствовали силу и стали богатыми, часто отделяются от бедных родственников, как от лишней обузы.
  Как это всё похоже на звериные отношения. Не богатство ли роднит человека с диким миром, бедные не стараются отделиться и соблюдать родство, жить общностью надёжнее. Но для этого нужно чем-то делиться, а не жить только для себя. Переходить от семейных родственных отношений к общественным. Воспринимать общество, как одно целое с об-щими задачами и заботами. Мыслить шире, чем неграмотный, не способный мыслить ши-роко, как это не способны делать дикие животные. И чем выше развитие, сложнее жизнь, тем сильнее должны наблюдаться, развиваться общественные отношения.
  Это не понятно дикому миру, хотя и они собираются в стаи, но должно быть понятно миру людей с рассудком, а среди людей-то и встречаются эти отщепенцы. Только обще-ством можно быстрей развиваться, чем одиночный субъект, и  тем быстрее увеличивать общие блага; только обществом легче спасаться от всех бед и невзгод. И чем больше это общество – тем выше надёжность его существования. Самое лучшее, когда все люди земли объединятся в одно общество, одно государство, с одной конституцией, но будут жить своими нациями, со своей культурой, своими общностями по интересам, своими семьями на доброй основе: на любви,  взаимоуважении и заботе. Без принуждения всякими законами об элементах, штрафах, не позволяя разводов, там, где жизнь не сложилась. Государство должно взять на себя экономическую и другую помощь, создавая рабочие места родителям, давая пособия на ребенка, ну и всю другую помощь: ясли, садики, школы и всё что необходимо.   
  Я не знаю случая, чтобы за проступок ребенка посадили родителей. Разве что лишение их родительских прав. Но кто виноват, если находясь в дурной среде, их ребёнок  перенял дурные привычки домашней или внешней среды. Среду создает не один человек – её создаёт государство своей государственной политикой.
  Нет, я не против полной семьи.
Мать может больше заниматься детьми, а отец может удаляться от семьи на заработки. И всё это  оправдывается логикой и то что воспитание со стороны женщины и мужчины дает более полное, чем воспитание в неполной семье. Хотя воспитателей можно и нанимать, отдавать детей в учебные заведения. Люди стали богаче, могут жить экономически незави-симо. 
  За порядками должна следить полиция.

  И тут он вспомнил свою полицию, что нужно ему отмечаться о приезде. Было уже позд-но, когда он подошел к дому, где жил участковый. Во дворе залаяла собака, и на крыльце появился сам хозяин. Он осмотрелся, и, увидев Сашу, направился к калитке оградки.
  – Доброго здоровья, – сказал Саша.  Но участковый с ответным приветствием не спешил.
Он осмотрел пришельца с ног до головы, и обратно, и, с недоверием спросил:
  – Что и в городе сумел натворить?.. Звонили. Знаю. … Вижу, что явился. Когда отъезжа-ешь? А-то меня может и не быть. Округа большая, а я один.
  – Мне десятого на работу. Значит, девятого уеду.
  – Ну что ж? Зима не лето. По лесам не разгуляешься. …
Он, верно, что-то хотел сказать ещё, но только крякнул себе в кулак.
  – Ладно, иди. Придёшь перед отъездом, сделаю отметку. Ох уж эти городские. Распусти-ли Вас, – произнёс он, отвернувшись, направляясь к дому.
 Придя домой, Саша лег на постель. Мать уже спала. И он, стараясь не шуметь, полез под одеяло. Снова к нему вернулись мысли о ситуации, в которую попал: « Зина подала в суд заявление о его связях с несовершеннолетней и кого-то взяла в свидетели. Возможно это Полина. Это она тогда кричала из-за двери о растлении малолетних. Поможет ли Настина справка?  “Закон как дышло, куда повернут туда и вышло”. Всё зависит от судьи. Если судья женщина, она может сделать крен в их сторону. Врачи тоже подкупаются. А Зина, по этим подлостям, – великий специалист. Чего она добивается? Ясно. Упрятать меня, чтобы завладеть квартирой. Как этому помешать? Надо перетянуть свидетеля на свою сторону. Полина же не прочь получить меня от Зины. В её интересах будет и помочь с удержанием квартиры в мою пользу. Против женщины, может воевать только женщина. Это отличная союзница. И если эту козырную карту вытащить из рук Зинаиды, то она много сделает в моих руках. С судьёй тоже надо поговорить предварительно, по женски. Сыграть на жен-ских чувствах.  Зина гулящая, и это должна подтвердить Полина. Детей у нас с ней нет, и не будет. А у меня есть женщина с ребёнком. Но Полина об этом не должна знать до окончания суда. Иначе всё сорвётся. Ну, что же? План есть. Надо довести его до завершения. Поговорю с судьей. Наверно стоит написать встречное заявление о расторжении брака и дележа имущества, а заодно об оскорблении меня и Насти, давая ложные показания о моих связях с  несовершеннолетней. Это должно укрепить мои позиции», – эти мысли его успокоили и он уснул.

  Утром появилась Татьяна. Подоила козу.  Всех накормила. Матери дала какой-то отвар.
  – Чем ты мать поишь? – поинтересовался Саша.
  – Мёд, шиповник, и разные травы: зверобой, мята, ромашка, пустырник. В телевизоре видела передачу. Вот и пробую.
  – Ты умница. Всё правильно делаешь. А где берёшь-то всё?
  – Я с лета заготовила, на всякий случай. Думала себе пригодиться, а вот пригодилось матери. Может и поможет. Мы обе надеемся. Говорят, когда веришь, – помогает.
  Таня была не многословна. Она только отвечала на вопросы, и ничего не спрашивала. Казалось, что она что-то держит в себе, боясь выпустить, и поэтому старается молчать.
Саша нашел себе мужское занятие: перетаскал сено из стога в сарай, чтобы не ходить за ним далеко и не добывать из под снега. Спросил, кто возит, для деревенских жителей, дро-ва из леса. Сходил, договорился, и вместе заготовили и привезли дров и матери и Тане. И весь отпуск  занимался ими: пилил, колол, укладывал в поленницы. Накрывал их, чтобы не заносило снегом. Дела хватило на весь отпуск. Он видел, как несколько раз, когда он зани-мался дровами у матери и у Татьяны, мимо проходил участковый и косился на него. «Про-веряет, – подумал Саша.– Наверно успокаивает себя, что я не сбежал, и при деле».   
  Все дни он думал о взаимоотношениях с Таней, но заговорить не решался: «Что я могу ей сказать,– думал он, – я и сам не знаю, чем всё кончится. А может, посадят за решётку. Обнадёжу её, будет ждать, переживать, нервничать. А ей это сейчас противопоказано. Да никто ещё и не рождён. Подождём до времени. А там может всё и прояснится. А вот про Умку надо сказать, а то может и напугаться. Шутка ли? Собака человеческим голосом заго-ворила. Тут и свихнуться можно. Испугаться. Это же не сказки читать, где ко всему отно-сятся с недоверием. А тут, как не поверишь, если всё наяву?  Пожалуй, я со сказок с ней и начну говорить».  Он ждал момента заговорить об этом. И вот он уловил его: «Таня, – окликнул он, когда колол у неё дрова, а она проходила мимо, – ты не знаешь где тут гово-рящая щука водится, или золотая рыбка, которую дед неводом поймал и она человеческим голосом просила: Отпусти меня в сине море, откуплюсь, чем только пожелаешь. Эх. Пой-мать бы ту щуку, чтоб по щучьему велению дрова сами кололись и в поленницы складыва-лись, а золотая рыбка зиму в лето превратила. Попросил и … пожалуйста. Да ты не думай, что мне тяжело. Просто, колю дрова, и вспомнил про чудесную сказку. А жалко, что их нет в нашем скучном мире. Тебе не жалко? Ты бы не хотела попасть в этот сказочный мир? Наверно было бы очень весело? Правда?
  – Когда я бываю одна, то часто думаю о таком мире сказки.
  – Правда? Тогда я тебе, этот мир сказки, сегодня покажу, что сказки живут вместе с нами, только мы их не замечаем. Вот, к примеру, моя простая собачка Умка, может гово-рить человеческим голосом. Правда дрова колоть она ещё не научилась, но это дело буду-щего. Придёшь к нам на обед, и я с этим тебя познакомлю.
  – Шутишь Саша.         
  – А вот и не шучу. Увидишь сама, – сказал Саша и приветливо улыбнулся.
Она внимательно посмотрела на него, словно хотела понять, к чему это всё говориться, но всё, приняв за попытку, ради завязки разговора, пошла в дом.
 Во время обеда, когда уже горячие щи были съедены и ложка Саши скребла по дну та-релки, а Умка старательно облизывал свою морду, Саша посадил Умку рядом с собой на лавку и спросил: «Умка, тебе понравились щи? – «Да-а-а», – протянул  он. Таня улыбнулась этой шутке, считая, что кроме этого, похожего на собачью позевоту, звука он больше ничего не может. Саша чуть выждал, и продолжил спрашивать: « Скажи-ка Умка, кто нас кормит?» –  «Т-а-ня», – не задумываясь, ответила собака.
  Таня остолбенела. Глаза и рот её были широко открыты, руки с пустой посудой, опусти-лись на стол. Она   хотела, что-то спросить, но потеряла дар речи. Этого она не ожидала. Тут уже не собачья позевота, а членораздельное, понятное слово. Какое-то мгновение она удивлённо смотрела на Умку, а Умка на неё. Тоже удивлённый, и не понимающий, почему на него так смотрят.
  – А что она ещё может говорить? – спросила Таня, когда к ней вернулась речь.
  – Не очень много. Её надо ещё учить, а некому.
  – А ты сам не можешь?
  – Я станки умею учить писать, когда они что-то должны сообщить человеку. А как научить говорить собак, и даже детей, не знаю. Слышал, что женщины учат своих детей говорить. Но как, не знаю. Наверно это дано только женщинам. Они более упорны, настой-чивы, терпеливы. Этим они достигают многое. А мужику надо много сразу. Терпения нет мелочёвкой заниматься.               
  Я вижу, ты испугалась, встретив невероятное. Но собака, обыкновенная. Это моя собака, но с ней что-то сделал один профессор, лечащий собак, когда она болела, и сказал, что те-перь, она может говорить, но надо её учить. Он хочет доказать, что собака всё понимает, как и человек, но не может сказать. Об этом говорят все, кто имеют своих собак. Вот он и сделал так, чтобы она заговорила. И очень на это надеется. То, что она уже умеет, это её заслуга – схватывать на лету. Услышала, как тебя зовут, и запомнила. Наверно и дети так учатся. Но пока эксперимент не даст положительных результатов, о нём лучше молчать. Если услышат репортёры и корреспонденты, охотники до сенсаций, могут всё  испортить. Не дадут спокойно жить. Так, что молчите об этом. А учить или нет, твоё дело. Я настаи-вать не могу. Конечно, хочется узнать, что получится.
  Выходные пролетели, как один день. Не успел он приделать всех дел, а пора уезжать. Перед самым отъездом, после получения отлучки у участкового, он пришел к Тане, чтобы проститься, отблагодарить за всё сделанное и за будущее, что ложится на её плечи. Он дал ей денег на содержание матери и собаки, от чего она отказывалась, но он, всё, же упросил её  взять, и положил деньги на стол. Она что-то ждала от него другого. Но он не знал, как начать разговор. Наконец решился: Таня, прости, но я ничего не могу сказать из того, что ты ждёшь. Мне надо решить все вопросы с женой. А пока я не знаю результатов, ничего не могу  ни говорить, ни обещать. Видишь, я Умку привёз сюда. Там и ему и мне нет житья. И много ещё вопросов надо решить. Но эти вопросы тебя не затрагивают. Поэтому живи спокойно и ни о чём не думай.
  – А я и так ничего не ждала, и ни о чём не думала. Ладно, иди, опоздаешь, – сказала она тихо, и слабо улыбнулась. И в той улыбке её, горела искорка надежды на что-то, чего она не знала, но очень хотела и не надеялась. Она взяла его руку и прижала к своей щеке.
Саша почувствовал жар, и слабую нервную дрожь. Вероятно, она сильно себя сдерживала. Он видел, как она крепко закусила нижнюю губу, видимо, чтобы  не заплакать. 
  – Конечно. Пусть Умка останется. Я с ним позанимаюсь и матери повадней. А то всё од-на, да одна. Приезжай. Мы все будем тебя ждать, – с трудом проговорила она, и, не сдер-жавшись, заплакала.
 Он прижал её к себе, поцеловал легонько в щёку.
  – Не плачь. Вся соль вытечёт. А с солью, помнишь, был кризис. Да и дорожает. Береги себя.
Она улыбнулась шутке, вытерла слёзы.
   – Ладно, … иди. Всего тебе доброго.
Он отошел от неё, ещё раз остановился. Чтобы посмотреть на её состояние. Она перекре-стила его и себя, и они разошлись.
 Отойдя от дома метров сто, он повернулся, чтобы взглянуть назад, на то, теперь уже до-рогое, что с такой неохотой оставляет. Он увидел её стоящую на том же месте, и  машущую ему рукой. Он тоже поднял руку, чтобы помахать в ответ.         
 Он уже скрылся за домами, а она всё смотрела и смотрела. О чём думала она тогда?..

                Проблемы с Зиной               
 Вот и закончились длинные Новогодние выходные – медвежья спячка. Все учреждения начали работать. Зинаида начала поиски работы. На старые, денежные места, путь был закрыт. Медицинское заключение не разрешало ей работать в кафе, ресторанах, И в других подобных местах, где требуются крепкие нервы для работы с людьми. А кризисная обста-новка вообще закрыла все двери и лазейки. Её стало беспокоить безденежное существова-ние. На бирже труда ничего не предложили, ибо у неё не было другой профессии, кроме торговки, где не было вакантных мест, или запрещала медицина.
Её отпустили в свободное плаванье: ищи место работы сама. И пообещали временное по-собие по безработице на очень короткий срок. Кроме поиска работы, в её голове прораба-тывались разные варианты, в том числе мужчина - кормилец. Но где взять кормильцев в её возрасте, когда в стране кризис, а дефицит на мужиков всегда. Это, когда она имела шаль-ные деньги, и могла покупать на них путёвки, ещё можно было купить и мужика. А без денег, да и публичного места, куда мужчины заходят, надежда равна нулю. Нужно дер-жаться за своего, от которого, она хотела избавиться – посадив в тюрьму. Обстановка за-ставляет менять планы.
  Саша уже отработал несколько дней. С женой он старался не встречаться, засиживаясь на работе,  и с интересом ушел в разработку нового станка, который мог выполнять более широкий круг работ, стоит в него заложить другую программу. Для этого приходилось долго разговаривать с компьютером, заставляя его просматривать разные варианты, про-считывать, сравнивать, и находить лучший вариант.
Он ожидал, что его вызовут в прокуратуру, для дальнейшего рассмотрения дела по заяв-лению жены, и, исходя из событий, начнёт свои действия. Без этого он затруднялся, что следует написать в своем заявлении в суд.      
 Настю он не видел с той последней встречи в милиции.  Да, признаться, он и боялся этой встречи. Ибо за каждую встречу теперь нужно нести ответственность, если кто-то их заме-тит вместе. Он сходил в музыкальное училище, и заплатил деньги за учёбу Насти за январь и февраль месяцы. Отдать деньги ей, значит иметь встречу. А этого делать нельзя.
  Однажды, придя домой после работы, он увидел Зинаиду за праздничным столом, и са-мою, во всём наряде и красе. Он сделал вид, что ничего этого не хочет замечать, и стал готовиться ко сну. Но постельных принадлежностей в диване не оказалось. Он поглядел вопросительно на жену. Та широко улыбалась.
  – Будешь спать на кровати, – пояснила Зинаида.
  – С тобой? – спросил Саша.
  – С твоей женой.
  – Я не пойму. Твоё заявление в прокуратуре…
  – Это чтоб тебя попугать. Я его завтра заберу, если мы с тобой сегодня отметим миро-вую.
  – А если мировой не будет?
  – Тогда я его оставлю. Выбирай, что тебе лучше. Жить со мной и спать на кровати, или спать на нарах.
  – Никакой мировой не будет. Если постель не вернёшь, я найду другое место, у кого можно переночевать.
  Улыбка сползла с лица Зинаиды. Она испугалась, что он может уйти к Полине, и тогда с ним конец. Нужно было сманеврировать отступление. Пришлось идти в спальню и вынести спальные принадлежности. Саша сразу разложил их и лёг, отвернувшись к стене.   
  Зина села на край дивана, положила на него руку, и начала уговаривать:
  – Прости меня, я виновата. Такое больше не повториться. Мы же не можем так жить, как живём сейчас. Ты же тоже виноват, что не уделял мне внимания. Всё только работа на за-воде и даже дома. Мне было обидно. Вот я и решила тебя проучить. Ну, извини!
  – Радуйся результатами своей учёбы. Я понял твою науку, и твою натуру, что ты мо-жешь.
  – Но, ты, же с Полиной тоже был.
  – По твоему желанию. И если ты не отойдёшь от меня, я снова туда уйду. Кажется, ты снова вынуждаешь меня к этому.
 Зине ничего не оставалось, как уйти в спальню. Разговор не получился.
   На другой день Зинаида пошла на центральный рынок, искать временную работу у спе-кулянтов, занимающихся перепродажей. Такую работу, как выход из затруднительного положения, она нашла, и была рада и этому. Хотя ни договора о найме на работу, ни твёр-дой зарплаты, ей не обещали. Что сумеешь заработать: получишь 2% с суммы выручки от продажи. Забирать заявление на Сашу,  в прокуратуре, она не спешила. Надеялась, что оно может сыграть положительную роль в её пользу. Так тянулось непонятное, зыбкое время. Она неоднократно пыталась наладить отношения, но безуспешно.
  Саша видит, что нет движения процёссу, решил сам начать действовать. В воскресение он спросил Зинаиду: «Ты взяла заявление в прокуратуре?
  – Нет. Я жду, когда ты согласишься на мировую.
  – Не дождёшься. Я подаю заявление на развод. Ты подпишешь согласие, чтобы не тянуть время. Всё равно же нас разведут. Детей нет. Нас ничего не связывает.
  – Я хочу жить с тобой,– взмолилась Зина. И слёзы ручьями потекли по щекам.
  – Не лей крокодильих слёз. Кто теперь тебе поверит в твоё желание. Хочешь жить и по мужикам блудить. Меня вроде козла держать. Найди себе другого. А я тобой учён. Хватит!
  – Сашенька, милый, любимый, прости меня. Я завтра возьму свое заявление.
  – Всё. Разговор закончен, – он оделся и вышел на улицу, чтобы прекратить эту сцену, ибо ей он не видел конца.
  На следующий день, Зинаида действительно пришла брать заявление. Следователь долго и внимательно на неё смотрел, словно что-то не мог понять из-за каких-то противоречий. И потому соображал, что делать. Наконец он спросил:
  – Вы забираете заявление, потому, что хотите скрыть преступление мужа, чтобы он из-бежал наказания. Вам его стало жалко? Или он действительно не виноват, и ваше заявление является ложным обвинением?
  – Мне сказали, что он встречался с ней, и она имела ключи от квартиры. Поэтому я и ре-шила, что он с ней живёт.
  – А теперь вы сделали вывод, что ошиблись. Так, где же, правда? Если вы были уверены, что он с ней живёт, то его нужно судить. Но если Вы дали ложные показания, то, за лжесвидетельство и оскорбление личностей  двух человек – следует судить Вас. Так к какому выводу Вы склонны? – У Зинаиды затряслись коленки и в ногах появилась слабость. Оба заключения её не устраивали. Нервы явно сдавали. Она вспомнила, что лежала в психушке, и решила этим воспользоваться. Со слезами она стала рассказывать о том, что только вышла из психоневрологического диспансера, где лечила нервы, была сильно возбуждена, и делала донос, находясь в невменяемом состоянии. Поэтому просила закрыть дело.
Следователь взял трубку телефона и позвонил в диспансер. Положив трубку, он сказал:
   – Вам придётся сходить в больницу, где лечились, и взять для нас справку о Вашем со-стоянии. Только получив, её мы можем принять решение. Всё. Вы свободны.
  – А моё заявление?..
  – Ваше заявление является серьёзным обвинением. По нему ведётся следствие. Оно подшито к делу. Теперь их невиновность или ошибку, нужно доказывать и Вам и им.
   Зинаида ушла ни с чем. В голове роились мысли, анализирующие поступки: « Правиль-но ли я сделала, что сослалась на невменяемость? А как надо? Что лучше? Честно при-знаться во лжи, и сидеть в тюрьме. Я же сама не видела, и никто не видел. Так и следовало писать в заявлении. А теперь: умышленное оскорбление сразу двоих. Нет. Вероятно, надо продолжать обманывать. Стоит начать, и будешь вынужден продолжать. Вечно нам – жен-щинам приходится врать, выдумывать, обманывать, выкручиваться, играть придуманные роли. Зачем? Мужики, – они сильные, а потому смелые. Смелость города берёт. А что де-лать слабым и трусливым? Конечно, обманывать. Иначе не взяли бы Трои. Обман – это прерогатива слабых. Кто занимается обманом? Дети, чтобы их не наказали родители и воспитатели, женщины, боясь мужчин. Да и всегда, если не можешь взять силой, приходится брать хитростью,  обманом. Весь мир так живёт: и звери, и люди. Чем выше развитье, тем ухищрённее обман. Не случайно в военном деле есть целая наука обмана. А среди мирного населения, наоборот, с обманом борются. Специальные законы придуманы. Поэтому нужно придумать такой обман, который невозможно разоблачить». Ссылка на нервное состояние, виделась ей надёжным средством. Это же разглядеть невозможно. Нервное состояние не чирей, не увидишь. С этой мыслью она направилась в больницу.      
  В больнице её встретили с некоторым удивлением и настороженностью. Обычно боль-ных привозят на скорой, или своим транспортом в сопровождении родных или соседей. А тут сама пришла. Сами, сюда, добровольцами, не приходят. Не столь почётное заведение.
  – Что случилось? – спросила дежурный врач. Зинаида начала рассказывать:
  – Меня разозлил муж. И я, в состоянии нервного эффекта написала на него заявление в суд. А когда это состояние прошло, я решила заявление взять. Но мне его не отдали. Велели у Вас получить справку, что у меня бывает состояние невменяемости, когда я не могу контролировать себя. Вы можете дать мне такую справку?
  – Такое состояние может быть у каждого. Суд учтёт ваше нервное состояние. Это его прерогатива. А дать справку, что вы душевно больная, мы не можем, потому что таких больных мы должны лечить в больнице пока не вылечим. И их действия справками не можем оправдывать. А действия могут быть очень серьёзными, вплоть до убийства.
  Зине показалось, что её слова врача не убедили, и она решила усилить эффект влияния.
  – Но мне опять стало казаться, что ночью в квартиру приходит женщина и везде роется в моих вещах. Я боюсь пошевелиться, чтобы она не заметила и не убила меня. Мне бывает так страшно, что всю трясёт. Я снова стала бояться собственной собаки. Мне кажется, что она, особенно ночью, вдруг кричит на меня человеческим голосом. И велит мне убираться из квартиры. Мне снова становится страшно. Бывают и другие странные явления: Вдруг я вижу, ко мне кто-то заглядывает в окно. А я живу на пятом этаже. То в тёмном углу за две-рью кто-то прячется страшный. Я стала всего бояться.
  – Вам это только кажется?
  – Да нет. Я всё вижу, как будто это есть на самом деле.    
Доктор внимательно и долго смотрела глаза Зины, язык. Водила молоточком около глаз. Ударяла им по рукам и ногам. Смотрела на вытянутые руки, и проводила другие исследо-вания. И в заключении сказала:
  – У Вас есть нервное напряжение. Возможно, мы рано Вас выписали. Нужно ещё поле-жать. Вы согласны? 
  Зина прикинула в уме: «Справку не дадут – значит, суд и тюрьма. Лучше в больнице, до суда, а там и суд может смягчить наказание, учитывая психическое состояние. С работой тоже проблемы. Торговать на морозе, – дело не из приятных. А там ближе к лету, к теплу. И  Саша может, остынет, и отношения наладятся», – и она решила:
  – Я согласна.
  – Если будете ложиться сейчас, я распоряжусь, чтобы вам выделили место и бельё.
  – Если можно, то в ту же палату, где лежала, к знакомым.
  – Ну, если это на пользу лечения, то можно и туда.
   
  Днём Саша унёс своё заявление в суд. Надеясь на скорейшее решение. Но его предупре-дили, что его дело поставят на очередь. Когда придти – известят.
  Домой, в этот вечер, Саша пришел поздно, чтобы не встречаться с женой. Но её не оказа-лось: «Вероятно, у матери, или снова в больнице? Дольше бы не возвращалась, – подумал он.
  – Если в больнице? Что она может лечить? Никогда ни на что не жаловалась. Наверно очередная афёра. Так и подсказал бы врачам – разберитесь. Но, и, то хорошо, что дома нет».
  Её не было и на другой день и далее. Он стал успокаиваться и входить в нормальную жизнь. Стал замечать, что Настя давно не появляется и не даёт о себе знать. И эта забота о ней, а не о жене, больше беспокоила его. Искать жену, у него не появлялось ни малейшего желания, а встреча с Настей была какой-то душевной потребностью.  Его беспокоила её судьба, её успехи и трудности. Была, какая-то зависимость, обязанность знать о ней всё, и помогать, и оберегать, как будто это его самая главная обязанность, которую он должен выполнять, но в результате потери связи, не выполняет. Поэтому было какое-то чувство беспокойства на душе, неудовлетворённость, которая мешало спокойно жить.
  Конечно, найти Настю не представляло труда. Но сама встреча может сильно осложнить дело. Если встречи продолжаются, то врачебная справка теряет силу. Снова подозрения и оправдания.  Поэтому ни в школе, ни в училище, не дома он встречи не хотел. Сама судьба им помогла встретиться.
                Встреча с Настей
  В воскресение был тёплый мартовский весенний день. Он зашел на рынок сделать закупки. И, когда хотел уже уходить, вдруг услышал, словно еле заметный – едва уловимый, словно принесённый откуда-то ветерком, звук скрипки. Раньше, он не обратил бы на это никакого внимания.  А тут его словно что остановило. Да. Это был звук скрипки. И что-то родное шевельнулось в его груди, и потянуло его туда, откуда слышался звук. Словно могучая неведомая сила управляла им. У него не было ни малейшего интереса просто послушать музыку. Его тянуло что-то другое. Он не знал,  кто играет, но шел, и шаг его постоянно ускорялся. Словно он боялся, что звук может пропасть, и он его потеряет.
  Звук шел с внешней части рынка. Обогнув все павильоны, Саша вышел с рынка и повернул в сторону звука: « Да. Это там». Он даже стал узнавать мелодию этой песни военных и послевоенных лет. И слова песни стали проситься на язык.
                Рано, раненько, до зорьки, в ледоход,
                Провожала я, хорошего, в поход.
                На кисете, на добро, иль на беду,
                Красным шелком шила, вышила звезду.               
Эту песню он слышал от своей матери, когда она почему-то грустила, обнимала, и гладила своей тёплой, мягкой, ласковой рукой его голову. Может, вспоминала те тяжелые, страшные военные годы, когда её отец ушел на фронт и не вернулся, когда все голодали, но страшнее всего были похоронки с фронта.
  Играющего на скрипке не было видно из-за народа, плотно обступившего играющего. Тут были и пожилые с палочками и на костылях, согнутые судьбою и временем, и молодые. Саша  давно не встречал подобных уличных выступлений. Ему было любопытно, кто вспомнил столь забытую военную песню. Наверно какой-нибудь старичок, ветеран военных лет.
Скрипка словно оплакивала судьбу женщины, вложенную в текст песни, и вместе с ней рыдала и плакала. Саша услышал, как несколько старушек подтягивали скрипке словами песни:
            «Мне приносят, мимоходом, как ответ,
            шёлком шитый, кровью залитый кисет». 
Несколько женщин, и старичок на костылях, – плакали. Мужчины сняли шапки.
Сколько лет прошло с той страшной поры? Но не забывается людское горе. И сколько лет оно будет ещё тревожить, и пугать людей своей жестокостью? Может, с уходом тех, кто испытал всё это на себе, уйдёт и память? Но, кажется, что и молодые, подспудно чувствуют и тревожно ожидают повторения этих событий. Что они могут вновь вспыхнуть и с ещё более страшными последствиями. И очень не хотят этого. Простому народу это не нужно.
                Я судьбу свою ни с кем не разделю.
И скрипка вытянула эту последнюю «ю», словно проткнула всё тело и как жало, как ост-рый нож  вонзила прямо в душу. 
                Шёлком шитый свой кисет я сохраню.
                Буду плакать, буду суженного ждать.
                Буду слёзы на могиле проливать. 
Смычёк прошел туда – сюда, словно покачал головой в знак согласия, и утверждения ска-занного, и запрыгал, заставляя скрипку рыдать и плакать человеческим голосом.
  Саша пробрался ближе, и поднялся чуть выше над толпой. Там он увидел Настю в плот-ном окружении. Её скрипка ещё громко всхлипывала, и горько и безнадёжно плакала, когда Саша крикнул: «Настя, Настенька!»
 Настя вздрогнула от неожиданности. Скрипка замолчала. Народ испытующе смотрел на пришельца: «Кто такой? Если отец, почему вынуждает её на публичные выступления, для сбора денег на учёбу? Может, пришел у неё деньги забрать?» Толпа замерла в ожидании разрешения вопроса. Саша увидел возле ног Насти футляр от скрипки, а в нём картонка с надписью:
« Помогите заплатить за учёбу в музыкальном училище». Саша вопросительно посмотрел на Настю. На лице её были: смущение, растерянность, и виноватая улыбка.
  – Извините, – обратилась она к толпе. – Саша, Вы тоже извините. Я Вам столько непри-ятностей принесла, что мне уже стыдно и страшно к Вам обращаться за помощью. Спасибо за то, что Вы для меня уже сделали. Теперь я сама себя выручаю.
  В толпе слышались выдохи облегчения. Некоторые стали расходиться. А другие ещё стояли, словно ожидая пояснения. Настя чувствовала этот вопрос толпы, но не знала что сказать. Её выручил Саша: «Это моя приёмная дочь. Павда живёт она с матерью отдельно, и давно меня не посещала. Настя только улыбнулась и как согласие покачала головой. Лю-ди стали расходиться, удовлетворённые ответом. Но не все. Некоторые ещё стояли в ожи-дании большего. Саше пришлось снова обратиться к публике:
  – Я прошу нас извинить, мы давно не встречались, поэтому я уведу её от вас всего на 10 минут. Она отдохнёт, а вы погуляйте.
  Настя уложила скрипку в футляр, и они отошли на скамью поблизости, обменяться со-бытиями, которые произошли за время их расставания. Им обоим было хорошо, словно встретились два очень родных и близких человека, скучавшие друг без друга, связанные общей судьбой. Насте хотелось обнять и поцеловать Сашу. Но при всех она постеснялась. Просто улыбка радости не сходила с её лица.
  – Настя, у меня здесь нет столько денег, чтобы заплатить за учёбу, но я заплачу, как пла-тил за январь и февраль. Ты можешь об этом не беспокоиться.
  – Я теперь могу заплатить сама. Спасибо вам за скрипку, и за учёбу и за всё, за всё, что вы для меня уже сделали. Скрипка сама уже помогает мне зарабатывать. Я больше ни в чём не нуждаюсь. Жалко, что мы не можем встречаться. Ваша жена наверно следит за Вами?
  У обоих в голове был один вопрос: « Беспокоит ли прокуратура?»  Но задавать его никто не решался.
  – Жены снова нет. Опять пропала неизвестно куда. Возможно, живёт у матери.
  – Вам без неё скучно?
  – Да нет. Даже хорошо. Не приходится думать, как бы избежать встречи. Мы стали чу-жими.
  – Это из-за меня?
   – Нет, Настя. Началось это раньше. Вы только помогли мне легче пережить разрыв с ней. Ты была вроде отдушины, через которую я мог дышать, чтобы не погибнуть. Поэтому я так  к тебе и привязался.
  – Может, если бы вы не поссорились, то не купили бы и скрипку?
  – Возможно, я прошел бы мимо, не обращая на тебя внимания.
  – Как странно устроен мир. А я думала, что есть же такие люди, которым чужое горе, как своё. И они не могут пройти мимо, и не помочь. И думала: вот настанут времена, когда все люди будут такими. И не будет несчастных людей, потому, что о них будут заботиться другие. Хотя я сама в это не очень верила. Таких несчастий, как у меня, очень много. Боль-ше, чем счастливых людей. На каждого не хватит. Да и, как узнать о несчастии другого? Спрашивать каждого не будешь, и он каждому не откроется, и не будет просить помощи. 
  – Всё так, – подтвердил Саша, – но быть внимательным к нуждам других – нужно. Рас-скажи-ка, как ты живёшь? Тебя не вызывали в прокуратуру?
  Настя явно стеснялась этой темы. Но поговорить о ней хотелось.
  – Вызывали, – ответила она. – Спросили, как мы познакомились. Но их интересовало: были ли у нас близкие отношения. Я сказала, что нет. Но, по-моему, они не поверили, по-тому, что спросили: как это может быть? незнакомый мужчина пообещал незнакомой де-вочке купить скрипку, просто так, и потом ты осмелилась к нему придти, и не один раз. Так не бывает, сказали они. А что я могла им сказать? Что вы меня ещё и кормили, и в музыкальное училище устроили. И деньги за меня платили. Я бы и сама этому не поверила. О таком я ни в школе, не по радио и телевиденью не слышала и не видела. Это – какое-то исключение из правил жизни людей.
  – Людей и зверей. Хотя и те и другие, с осторожностью, но принимают доброе. Но и са-ми стараются отплатить добром. На том держится дружба домашних животных, да и друж-ба людей, тоже. Так и должно быть. Это естественно. Примеров симбиоза в природе очень много, – это помогает выжить. И я думаю, что ты бы хотела, чтобы это было не исключением, а правилом жизни.
  – Я даже не знаю. Это наверно будет какой-то новый мир, не похожий на существую-щий. Мне его даже трудно представить. И мы двое изменить так мир не сможем. Надо мно-гое менять во взаимоотношениях людей. Я много об этом думаю, но ответа не нахожу. 
  – Нет, Настенька. Мы не одиноки. Есть люди, которые помогают: меценаты, спонсоры и целые благотворительные организации. Только помогают они не скрипки покупать, а ле-чить, кормить, одевать. Не дать людям погибнуть. А не знаем мы о них, потому что не по-гибаем. А мало их, из-за нашей бедности. Будет достаток, их будет больше, правда, тогда нуждающихся материально будет меньше. Но ещё много будет нуждаться в душевной доб-роте, и заботе. Это хотелось бы в людях воспитывать. Тогда и будет другой мир – мир добра. Ты, этого, хочешь?   
  Глупый, всю жизнь мечтает, с мечтой в облаках летает. Умный, мечту, как коня запряга-ет и в дело воплощает. Если бы каждый, хотя бы одного человека сделал счастливым, это было бы уже хорошо, а если многих – прекрасно. К этому надо стремиться. Но пока все живут для себя. Такие отношения среди людей и вызывают недоверие и непонимание у полиции, следователей, да и у других, включая школу.
  Кажется, там тебя, уже ждёт народ. Почему ты выбрала такую грустную песню военной поры? Сегодня праздник 8 марта – женский день. Наверно нужно бы что-то весёлое?
  – А это моя программа: рассказ о жизни и судьбе женщин. Будут и не грустные.
  – Праздник, а  я без подарка. Что тебе купить? – спросил Саша.
  – Я уже получила от Вас подарок – скрипку, и не только. Больше я ничего не приму. Для меня, встреча с Вами уже – подарок. Я пошла. Сегодня для меня многозначный праздник. И женский день, и встреча с Вами, и такой теплый весенний день. Вы не сердитесь, что я покинула Вас. До свиданья. Куплю мобильник и буду Вам звонить.
  Он тоже встал, и, не желая ей мешать, пошел к автобусу. Уходя, он услышал, как запели скрипка и Настя: «Как вставала я ранёшенько, умывалась я белёшенько. Одевала…»  Слова становились неразборчивы, но мелодия далеко несла грусть и веселье «калинки». Уже из окна автобуса он наблюдал, как кружатся пары, подцепивши кренделём напарника. И для него это был тоже праздник. Он радовался – радости Насти.               

                Привидение расскрыто               
  В старой, уже знакомой Зине палате, остались только две знакомые учительницы: по ис-тории и по биологии. Остальных выписали, кого домой, кого в центральную клинику. Были две новенькие, которые, от лекарств, прописанных им, или спали, или ходили с заторможенными мозгами, отключенные от мира сего.
Зину встретили, как старую знакомую с улыбками и расспросами, как там – на воле жи-вут?
  – На воле – хуже, чем в неволе. Кризис. На работу не устроишься. Места заняты, и везде сокращение. Захотели новой жизни, и получили. Как говорится: «За что боролись на то и напоролись». Денег ни у кого нет. Нет ни купли, ни продажи. Все в злых собак преврати-лись.
Учительница биологии вспомнила старый разговор: «Вот я и говорю всем, что наступает биологический регресс. Люди снова в животных превратятся. А мне не верят. За сума-сшедшую держат. А я провидец!» – «Так ты и не вылечилась от своей идеи,– про себя по-думала Зина. А вслух сказала. – Да, были ли мы когда-нибудь людьми-то?»
 А биолог поинтересовалась:
– А как ваша собачка? Опять Вам что-нибудь наговорила?
Но Зине явно не понравилась эта тема. Она, с внутренним недовольством сказала:   
  – Муж её в деревню отправил.
  – А кто же тебе помог снова сюда попасть? – допытывалась биолог.
  – С мужем поругалась. Вот муж и отправил сюда – долечиваться.
  – Что? Теперь муж стал собакой? Вот и у Вас тому подтверждение, что я говорила. Разве я не права? – Зина молчала.  – Права или нет?
  – Конечно, правы. Ещё как. Все превратились в зверей. Так все и смотрят, как бы чего себе чужое отхватить, – она имела в виду охоту Полины на её мужа.
  – Не успеешь моргнуть, как отхватят и сожрут.
  – Но, Вы, вроде, тоже не из робких, –  вмешалась историк, и остановилась, подбирая сло-ва, чтобы не обидеть, – можете не только защищаться, но и в наступление пойти.
  – Вот, вот. Пошла и – пришла сюда, – закончила Зинаида. Разговор не получился.
Зинаида лежала, думала, и пыталась понять: «Я недавно лежала здесь. Как водится в больнице, всё начинается с опроса, анализов, каких надо и не надо, Чтобы знать, что ле-чить, и чем лечить. Но зачем повторно всё это делать? Недавно выписалась и снова пришла. Ведь всё же им известно. Непонятна эта – врачебная система. Врачи не любят объяснять. Говорят, что больному не надо знать, что и от чего. Это должен знать только врач. Но странное дело. Когда начинают знакомиться с больным, всегда спрашивают: какими  болезнями болели раньше? Где и от чего лечились? Даже спрашивают, чем лечили, как долго, и какие результаты лечения. Но если больной не должен знать, зачем это у него спрашивать?
  Хуже этого. Если диагноз уже поставлен предыдущим врачом, то, вряд ли найдётся врач, который осмелиться его изменить. Кто-то ошибся, другие будут переписывать это. А когда уже двое или трое написали, остальные и думать не будут.
А один врач откровенно признался: «Врач пишет историю болезни не для больного, а для оправдания себя перед проверяющим. Надо, чтобы лечение соответствовало диагнозу больного и анализам. А когда сложно поставить диагноз, надо изменить жалобы, подвести их под свой диагноз, который близок по признакам, и лечить согласно придуманному диа-гнозу. И на листочке пишут, какие лекарства выкупить, а в историю болезни пишут только те, что официальная медицина диктует. А то и писать не будут, скажут: аспирин ты выбро-си, а пей отвар ивовой коры, а в дело напишут – аспирин для разжижения крови. И конечно, надо внушить больному, что все будет отлично. Тогда и простая вода за лекарство сойдёт. Вот мне они и обещают, не желая рассказывать.  Одни обещания, что всё наладят. Что они хотят налаживать, если у меня всё в порядке? – думала Зина. – Налаживали бы себя, чтобы больного от здорового человека могли отличать. Да знали бы, чем лечить. А то всех одними успокоительными лечат. Как по Чехову: Сода от всех болезней. Так вот загонят в гроб, и правду ни один врач не скажет. Взаимовыручка. Или как по библии: “Не суди, да не судим будешь”. Так можно без образования, с купленным дипломом работать. Что и вскрывается. А сколько ещё скрытых?  Почему не говорят, чем болею, чем и от чего лечат, какой курс лечения. Конечно, сами не знают. А в поликлиниках врачи спрашивают: на что жалуетесь?  Так это всем известно. Больные уже сами себе диагноз ставят: грипп, ангина, катар, запор, ишемическая болезнь сердца. Ну, ещё несколько редких. Ну, если больные сами себе ставят диагноз, то зачем нужен врач? Поставили бы автоматы с вопросами. Больной нажмёт нужные кнопки и пожалуйста: диагноз, рецепт, больничный лист. Если надо, спросит, или сам сделает нужные анализы. И никакой волокиты, очередей, хождениям по кабинетам, выпрашивание, не без вознаграждения, справки. Тогда был бы порядок. Без хлопот, унижений и самое главное – без взяток. Тогда бы все сами стали курсы по медицине проходить, чтоб уметь автомат обмануть.   
  Правда, если автомат сам делает все анализы, и снимает параметры, тогда не отвертеть-ся. Правда и то, что автоматы тоже люди обслуживают. Как и в торговле: пивом, газиров-кой, квасом. И везде делают так, что навар получается. От него и сами питаются.  И здесь тоже всё просто. А вот психа или дурачка, от нормального человека, отличить труднее. Верно говорят, что все мы – ненормальные. А где граница, отделяющая нормального чело-века от ненормального? Чем дурак от пьяного отличить, или от клоуна? Чёткой-то границы нет, чтоб её в компьютер заложить: бредит он, или дурачиться, как определить? Так можно всю жизнь лечиться на казенных харчах. Вот и мне, зачем спешить выписываться? Надо только что-то придумать.
Надо опять разыграть сцену ревности и собаки. Врач поминал о выписке. А зачем мне она? Самое главное: не потерять квартиру. Но без меня её не могут отнять. Не потерять мужа? А как я его удержу, если он уже на развод подал. Оттяну время. Может он остынет и передумает. Свидетели вряд ли что могут помочь, разве что за решётку отправить. Может его это напугает? Не может быть, что он столько времени с девчонкой встречается просто так. На пустую, кто будет встречаться? Верно, есть интерес. Знаю, как он со мной встречал-ся», – так рассуждала Зина. Поскольку времени для этого было предостаточно.
 При очередном обходе врача, когда он спросил: «Что беспокоит», – она сказала:
  – Пока я у вас первый раз лежала, муж нашел себе любовницу. Он мне изменяет и это меня сильно беспокоит. Я боюсь, что приду домой и со мной снова начнётся психоз.
  – Это Вас сильно беспокоит?
  – Беспокоит?..  Бесит!  Не знаю что делать! Всем бы глаза выцарапала и поубивала!
  – А когда он с вами, и нет раздражающих факторов. Он под Вашим наблюдением. Вам должно быть лучше?
  – Нет факторов?! Да они у дома пасутся, чтоб его поймать! И в дом лезут со своим клю-чом! Как от них, этих факторов, избавишься?
  – Может это Вам только кажется? Вы переоцениваете действительность.
  – Он нарочно мне изменяет. Мстит  за то, что я один раз прошлась с другим. И он видел это.
  – И Вы признаёте в этом свою вину? И оцениваете действия мужа, как правомерная ре-акция. И ничего не естественного нет? Что же Вы хотите от нас? Чтобы мы помирили Вас с мужем?
  Зинаида взглянула на доктора: «Кажется, я увлеклась рассказом, забыв о цели: выглядеть психичкой в домашней ситуации. И он меня поймал».
  – Думаю, что свои взаимоотношения, – продолжал доктор,– Вы, должны решать сами. А я отменяю все лечебные процедуры. Три дня мы за Вами понаблюдаем, и будем готовить к выписке. А сейчас сестра выдаст Вам пробор для проверки вашего психологического со-стояния. Будете носить его, все три дня, не снимая. Кроме этого при всех психических обострениях у вас будут брать кровь на анализ.
  Эту ночь Зина не могла уснуть. Её попытка доказать, что её надо лечить, провалилась, и надо думать о новой, более убедительней ситуации. Иначе всё те же проблемы: с деньгами, с поиском работы, с судом,  и вообще, как дальше жить?
  Лежа с открытыми глазами, она снова увидела на стене красное пятно. Но в этот раз оно её не испугало, а даже обрадовало. Можно разыграть испуг. Она вскочила с постели, и побежала сообщить сестре, показывая страшный испуг, и говоря, что её даже всю трясёт. Сестра пошла будить врача. Врач пошел в палату первым, медсестра за ним.
  – Не включайте свет, а то не увидите пятна,– предупредила Зина, шедшая сзади всех.
  Пятно чётко светилось кровавым светом. Врач не верил в чудеса, и привидения, но не находя объяснения явлению, был подвержен страху. Мурашки пробежали по спине, а голо-ву сковал спазм. В коленках появилась слабость, и он чуть присел.
Зинаида увидела, что из туалета, в соседнюю палату возвращается больная. И раньше пят-но появлялось, когда в соседней палате она слышала шаги. Тут есть какая-то связь с хожде-нием в палате и пятном, и что оно может сейчас пропасть, хотя объяснения не знала. Нужно действовать, сообразила она. Вбежала в палату и закричала: «Вот, вот. Это они нас жгут своим лазером, – и громко закричала, разбудив всех в палате, – всё равно нас не поймаете, а вас мы найдём». – И в это время пятно пропало.
  – Странно, – решил врач. – Они слышали крик и испугались. Значит, что-то живое тут присутствует, и производит эти явления. Но, что делают? Кто, и откуда действуют?
  Он включил свет, и постарался успокоить больных. Хотя у самого страх был во всём те-ле.   
  – Сестра, побудьте с больными, и возьмите кровь на анализ, – а сам вышел в коридор, соображая, откуда мог идти свет. Он заглянул в соседнюю палату. Там было темно, а на стене, так же, светилось пятно.
  – Странно. Там пятно пропало, а здесь существует. Может и там появилось? – он пошел назад, чтобы выключить свет, и проверить существование пятна. Но его не было. Тогда он вернулся в соседнюю палату. И там пятна не наблюдалось. Он вернулся и попросил сестру пощелкать выключателем, а сам ушел в соседнюю палату. Теперь сомнений не было. Пятно появляется, когда в соседней палате включают свет. Но было непонятно, как свет проника-ет через кирпичную стену. Возможно, в стене замурована дыра. Но даже штукатурка не должна пропустить свет. Что это? Этот вопрос он оставил до утра. Спазм в нём стал прохо-дить. « Но, что за загадка прячется в стене? – продолжал думать он. И это не давало ему уснуть. Наконец он задремал, а голова продолжала поиски. Его мысли лазили по стенам, изучая, что в них заложено при строительстве. Есть каналы вентиляционные, но они не тут. Для прокладки труб. Тоже не тут. Что ещё есть в палате? Свет, электричество. Но это провода. Наконец его, как когда-то Менделеева, осенила мысль. Да ведь это электрическая распределительная коробка, но не металлическая, а пластмассовая, из красного материала.
  Эта мысль заставила его проснуться: «Какой пустяк, а будоражил всех почти полгода. Смех и грех», – подумал он. В коридоре уже слышались шаги. Пора вставать. Он поднялся, окрылённый решенной задачей. Наконец-то одного привидения в больнице стало меньше у больных. Но в их головах их тысячи. Интересно, что ещё придумают больные?         
  Днём врач с подъёмом и явным удовольствием, как победитель, рассказывал больным о загадочном красном пятне, о его происхождении. И развеивал сочинённые мифы больных.
  А Зинаида думала: «Вот и эта попытка провалилась. Что за прибор ей прикрепили на руку. Зафиксирует ли он ночное состояние, как психическое? Да ещё и кровь стали брать.  Надо  придумать что-то другое. Более существенное. В следующую ночь Зина разбудила сестру. Она рассказала ей, что к ней приходят кошмары, и она не может спать. И попросила снотворного.   
 Утром сестра передала жалобы Зины врачу.  Во время обхода врач поинтересовался, что за кошмары к ней приходят. Зина к этому была готова. И рассказала врачу: « Как только я начинаю дремать, и представляю свою квартиру, сразу начинаются кошмарные видения. Моя небольшая собачка превращается в громадного лохматого страшилища. Она хватает меня за ноги и за руки, из-под кровати, прячется в потёмках за дверью и пытается схватить  и задушить. А когда я увертываюсь, и убегаю, она мне кричит страшным человеческим голосом, что всё равно поймает. Я прячусь с головой под одеяло и боюсь высунуться. Меня всю трясёт от страха, и становиться больно сердцу. Оно часто бьётся и сжимается до боли.
  – Давно ли у Вас это наблюдается? – спросил доктор.
  – А это ещё было, когда первый раз в больницу пришла. И сейчас я даже боюсь возвра-щаться домой.  Пока вы мне не напомнили о выписке домой, я была спокойна, а сейчас снова появились эти … 
  Зинаида изучала реакцию доктора на свой рассказ.
  – Ну, что сказать? Сны – обычное дело. Это работа нашего мозга во время лёгкого сна. При глубоком сне мы их не запоминаем и нам кажется, что их нет. Хотя они присутствуют всегда. Вы здесь много спите. Поэтому глубокого сна не получается. Вот они и снятся. Попьёте успокаивающего лекарства, меньше будете спать, больше гулять, и всё нормализуется. Не можем же мы Вас всю жизнь держать в больнице.
  – Да разве нормализуется? Если у меня страх уже сейчас – днём, а не во время сна. Я сейчас представляю это страшилище. Мне кажется, что они рядом с больницей, только не могут войти сюда и поджидают меня там.
  – Хорошо. Мы Вас ещё полечим, пока у нас есть свободные места. А пока успокойтесь. Иначе лечение не пойдёт на пользу.
  Он встал и вышел из палаты. Зина праздновала победу.
               
                В прокуратуре
Время шло. Саша получил повестку в суд по заявлению жены, о связи с несовершенно-летней. Повестка была и жене. В виду её отсутствия и потерпевшей – Насти, суд не состо-ялся.  Судья ещё раз просмотрела документы, и нашла, что справка от врача слишком ста-рая, и, потребовала от прокурора заменить её новой. А, обратившись к Саше, спросила о неявке жены. Он сообщил, что не знает где она, и это его не интересует. Было дано задание полиции разыскать Зину и Настю и обеспечить их явку. В школе готовились к экзаменам.  Директор школы запретила все встречи с Настей до осени, так как она должна сдать экза-мен в школе и приёмные экзамены в институт. И получила поддержку прокурора. Ибо веских доказательств вины нет. Есть справка от врача, хотя и старая, а беременности не наблюдается. День рождения будет только осенью. Значит можно подождать. Хуже дело с женой Саши. Куда она могла деться?
   Саша хотел спросить судью, когда будет суд по его заявлению, о расторжении брака. Но пока жена не найдена, решил, что спрашивать бесполезно.
  Милиция приступила к поиску Зинаиды. Допрашивали всех, кто мог её видеть. И когда это было в последний раз? Где искать? Нигде не работает. Числится на бирже труда, но не является. Мать всполошилась, узнав о её пропаже, и тоже начала поиски, вспомнив о её муже. Саша её успокоил: « Твоя дочь не пропадет. Можешь не беспокоиться. Она не из тех, кто пропадает». Спрашивали по старому месту работы, в моргах, больницах. На железно-дорожных и автовокзалах, в аэропортах. Казалось, что все возможные ресурсы исчерпаны. Полиция доложила прокуратуре результаты: «Зинаида исчезла. Искать больше негде». Один из сотрудников, дежуривших когда-то, вспомнил о её приходе в прокуратуру к следователю. Но сейчас этот следователь в отпуске и в отъезде. Решили его ждать, не прекращая поисков. Высказывались подозрения, что в её исчезновении виновен муж. Ибо только он заинтересован в этом. Так как на его подано заявление женой в суд с обвинением. Сашу стали часто вызывать к следователю и взяли подписку о невыезде, пока идёт следствие. Следователи  выяснили, что последний раз он виделся с женой в тот же день, когда она исчезла, и когда приходила в прокуратуру. Разница была в нескольких часах. Он видел её, когда уходил на работу, а в прокуратуре она была позднее. О более поздних встречах он мог умолчать. Но и соседи по квартире её  больше не видели. Весь день он трудился на заводе. Дело снова остановилось.
  Наконец из отпуска вышел долгожданный свидетель. Он долго вспоминал, кто такая. Ему подали запрос судьи о необходимости найти Зину.
  – А, вспомнил. Она приходила, чтобы забрать заявление в суд. Но я его не отдал. Но по-чему, не помню.
  Прокурор стукнул кулаком по столу, от безысходности, и отвалился на спинку кресла.
  – Вас нельзя отпускать в отпуск, сразу всё забываете. В больницу, лечить склероз, вот куда всех надо отправлять.
  – В больницу. Вспомнил. Я её отправил в больницу за справкой.
  – Какой ещё справкой? Что нужно, чтобы вернуть заявление? Отдал, и дело закрылось. Да. С  такими работниками в сумасшедший дом попадёшь.
  – Верно. Она должна принести справку из психдиспансера.
  Прокурор схватился за трубку. Без приветственного слова – здравствуй товарищ, он начал:
  – Вы мне докладывали, что все больницы проверили, а психдиспансер проверили? – возмущённо кричал он в трубку. Считая, что с подчинёнными только так и надо разговаривать. Была бы воля, всех побил.
  Хорошо, что телесные наказания отменены. Хотя, совсем не исключены.      
  – Всё ли в порядке у ваших подчиненных, меня сейчас меньше всего интересует. А вот вам свои мозги стоит проверить, соответствуют ли они занимаемой должности, – продол-жал возмущённо кричать прокурор. – Скоро месяц ищем пропавшего человека из-за вашей тупости. Проверить. Доложить. Искать везде. – Прокурор в сердцах бросил трубку.
 – Что Вы ещё вспомнили? – обратился он к следователю.
  – Я задержал заявление, как улику об изнасиловании, или растление малолетних детей. Мне показалось, что это серьёзное обвинение, и хотел с этим разобраться.
  – И, что? Разобрался?..
  – Податель заявления сказала, что она только что вышла из психбольницы, что у неё не всё в порядке с психикой. Ей сказали, что муж изменяет ей, встречается с девочкой, несо-вершеннолетней ученицей, и она застала девочку у себя в квартире. Она сильно расстрои-лась и в состоянии эффекта написала это заявление. Я послал её за справкой в больницу, чтобы подтвердить её слова. Подумал, может она хочет скрыть преступление мужа. А сам вызвал девочку для допроса.
  – Слова-то, какие: « Вызвал для допроса». Словно закоренелого рецидивиста в законе.       «Допрашивал».  Беседовал с несовершеннолетней девочкой – ученицей. Ну и, что же она сказала?
  – Она отрицает интимные связи. А вообще, я толком не мог поговорить. Она расплака-лась и ничего не стала рассказывать. Я хотел узнать, где и при каких обстоятельствах по-знакомились, ну и другие подробности.
  – Так с этого надо было начинать, а не с интимных отношений. Поговорить-то с девоч-кой не сумел. Как с пойманным за руку бандитом беседовал. Сразу в упор – признавайся. Ничего не узнал, никому не сказал, уехал в отпуск, всё забыл.
  Лицо прокурора сделалось кислым и передёрнутым гримасой.
  – Где заявление? – спросил он с явным раздражением.
  – Я все дела передал вести Семёнову.
  – Позвать сюда Семёнова.
  – А его нет. Вы же его в отпуск отправили. Но он сказал, что все дела закончены.
  – Тогда секретаря с журналом исходящих документов. … Кажется, мне тоже надо ле-читься от склероза.
  Пришла секретарь. – Вызывали?
  – Найдите мне, по Вашим талмудам, где заявление… ( следователь  подсказал фамилию Зины). Секретарь быстро пробежала по листам журнала.
  – Оно направлено в суд. Дело считается законченным.
  Прокурор сам взял журнал и внимательно изучил написанное. Потом хлопнул себя по лбу и тяжело опустился в кресло, вспомнив: «Мы же ищем тех, кто не явился на суд. На суд по нашему заявлению. По запросу судьи нужно не заявление, а люди, которые не пришли? Я сам подписал, что дело  закончено. Сам дал согласие директору школы не беспокоить ученицу до конца августа». Тут ему позвонили из милиции и сообщили: «Зинаида найдена. Она, слава Богу,  жива. Лечится в психиатрическом стационаре. С её мужа нужно снять подозрение на убийство, и ликвидировать подписку о невыезде».  «Ищем, не зная что. Я же сам всё запутал. Надо справку от врача. Но она была. Видимо уже устарела, и требуется обновить. Но я согласился не трогать ученицу. Значит нужно просто перенести суд на другой срок. К этому времени и готовить справку, и тех, кто должен явиться на суд. Никого не нужно беспокоить и самому дёргаться. А лучше вообще закрыть дело. Наверно нужно уходить на пенсию, но не пришло время».
 Он хотел извиниться перед всеми, но счёл это потерей авторитета у подчинённых и ко-ротко скомандовал:
– Идите, работайте. А вы,– обратился он к секретарю, – найдите моего заместителя. Пусть зайдёт для беседы.
 Заместитель явился довольно быстро. Прокурор усадил его рядом и начал беседу:
  – Нам судья сделал запрос по заявлению некой Зинаиды. Но мне известно, что она хотела забрать заявление обратно. Его ей не отдали. Но девочка заявляет, что связей с мужчиной не было, и это подтверждает справка врача. Зачем нам нужна лишняя канитель? Может, стоит вернуть заявление его подателю и закрыть дело?
  – Но мы опоздали. Документ уже у судьи и она с ним ознакомилась.
  – Я понимаю, что мы опоздали. Но сама, податель заявления, это сделать может. Только с ней надо поработать. Говорят, что она это сделала в состоянии психического эффекта. Можно помочь ей взять в диспансере справку, подтверждающую её болезненное состояние.
  – Можно попытаться, – согласился заместитель. На этом разговор был закончен.
               
  Голову Зины не покидала мысль о выписке из больницы, которую она оттягивала. Нужно было что-то предпринимать. Гуляя по коридору, она увидела вошедшую незнакомую женщину. И как-то само – собой, не задумываясь, начала действовать, рядом с постом дежурной медсестры, истерически закричав: – Вот, вот, это она! Я её узнала! – Зинаида указывала на вошедшую, вытянув в её сторону руку. – Это она пришла меня убить! Ка-ра-ууул!!! Помогите!!! – и побежала прятаться в свою палату.
На крик из кабинета выскочил врач. Он и сестра поспешили в палату Зинаиды.
Зинаида лежала, с головой закутавшись одеялом, скорчившись, как только можно. Тело её  вздрагивало, как в предсмертных муках. Слышно было как она причитала: «Спаси меня господи, спаси меня господи…» Врач поднял одеяло. Она прятала лицо, закрывая его рука-ми.   
  – Успокойтесь, я врач и никого посторонних здесь нет, – он взял её руку, чтобы пощу-пать пульс, и посмотрел зрачки глаз.
  – Сестра, позовите заведующего отделением, и возьмите у неё кровь на анализ, – сказа он, не переставая изучать больную.   
  Глаза Зины были расширены, но зрачки оставались в норме. Руки тряслись, но когда он стал задавать вопросы, и она отвечала, дрожание на мгновение прекращалось. « Забывает трясти, думая над вопросом», – констатировал для себя врач. Пульс немного повышен, но это потому, что бежала. Лицо румяное. Спазма не наблюдается.
  Скоро пришел заведующий отделением.
  – Посмотрите эту больную. У неё нервный срыв. Ей показалось, что её пришли убивать,– при этом, отвернувшись от Зины, моргнул обоими глазами. Заведующий отделения начал осмотр с глаз, лица, рук, пульса. Проверил реакцию на движущийся  молоточек, на который Зина не хотела реагировать, и ещё некоторые процедуры на реакцию.  Врач снял с руки Зинаиды контрольный прибор, обменялся с заведующим  понимающим взглядом, велел сестре посидеть, пока больная успокоится.
  – Может ей укол сделать? – спросила сестра.
  – Ей это уже не поможет. Мы сейчас посовещаемся, и выпишем то, что её введёт в нор-мальную жизнь, – они оба вышли. Зина подумала: «Что ещё они могут выписать, чтобы мне помогло их не обманывать. Я и ещё могу придумать. Этому меня учить не надо».
В своём кабинете врач подключил прибор к анализатору для просмотра диаграмм. Ника-ких существенных нарушений на диаграммах не наблюдалось. Отдельные небольшие всплески, которые врач объяснил, как имитацию больной психических срывов, и рассказал, как она их разыгрывала. Даже только что случившийся эпизод прибором был почти не зафиксирован. Просто маленький всплеск реакции здорового человека. Взяли анализы проб крови на выброс адреналина. Никаких подтверждений тому не нашли.
  – Да, я тоже не нашел сегодня стрессовой ситуации. Похоже на умышленный розыгрыш театральной сцены. Что ж? Напишите все исследования, приложите эти диаграммы. В общем, всё, как надо. Я подпишу заключение о симуляции. И надо выгонять из больницы таких артистов.         
 Заместитель прокурора и следователь пришли в больницу, когда Зину готовили к выпис-ке. Их посещению очень удивились. Но разобравшись с причиной явки, заведующий отде-лением иронически улыбнулся. Дать вам справку, чем она больная мы не можем.
  – Но мы хотим узнать о состоянии больной, и поговорить с ней, если это можно.
  – Да. Это всё возможно, – ответил заведующий. – Она совершенно здорова, и можете забрать её с собой и беседовать, сколько Вам хочется. Сейчас, вот этот врач, подготовит вам документы о выписке из больницы. А пока готовятся документы, не будем ему мешать, пойдёмте в мой кабинет.
  По дороге он просил сестру привести больную. Зина думала, что зовут врачи, с целью ознакомить её с новым лечением. Но увидев в кабинете сотрудников прокуратуры, сильно удивилась, даже немного испугалась. «Пришли по мою душу, – решила она. – Наверно из-за моего заявления. Неужели арестуют».
  – Вот то, что Вас интересует, – сказал заведующий отделением, когда вошла Зинаида.   
  – Можете задавать вопросы.
  – Нас интересует Ваше заявление в суд, по поводу измены Вашего мужа, – начал зам прокурора. Он хотел быть кратким. Без излишних вступлений. – Вы хотели его забрать обратно, и не добиваться суда, считая его вашей ошибкой. Так ли это?
  – Да, считала. Но мне вот он не отдал, – она указала на следователя.
  – Теперь оно у судьи. Вы не передумали его взять?
  Зина не знала, к чему её склоняют, и поэтому медлила с ответом. Может их подкупил муж, чтобы уйти от ответа. Значит, он чувствует за собой вину. А это козырная карта в разборке с ним. Тем более, что он хотел подать заявление на развод. Поэтому уклончиво сказала:
  – Я не была дома, и не знаю, что там твориться. Мне надо поговорить с мужем и соседя-ми.
  – А без встречи с мужем, прямо сейчас поехать и взять вы не хотите?
  – Но, нужна справка из больницы, – напомнил следователь. Зам прокурора обратился к заведующему: «Вы можете дать справку о её болезни?
  – Мы Вам дадим не справку, а её историю болезни. Сейчас её готовит врач. Вы можете взять с собой даже саму больную. Мы её выписываем, как совершенно здоровую.       
  – Но нам нужна справка о её болезненном состоянии, во время, когда она подавала заяв-ление в суд, между тем, как первый раз Вы её выписали, и снова взяли на лечение.
  – История её болезни будет самой полной справкой о её состоянии. О том, что было в перерыве между лечениями, мы справки дать не можем. Поясню проще и доходчивее:
 Она никогда не была больной.
  – Как же так?  Вы столько времени её лечили?
Доктору стало стыдно. Он покраснел, и на лице появилась злоба. Он с горечью сказал:
  – Она симулянтка. Обманывала всех нас.
  Зину это возмутило, и она сорвала своё молчание: «Я, что, просилась к вам в больницу?! Кто на меня напяливал смирительную рубашку, и силой запрятали сюда?! Я говорила, что здорова, но меня никто не хотел слушать. А теперь я же и виновата?! Из-за Вас я потеряла работу! Вы дали справку, по которой меня нигде не берут! А мне нужно жить. Поэтому я вынуждена Вас обманывать, чтобы, хотя бы зиму быть сытой и в тепле! Если я симулянтка, то кто Вы?! За столько времени не могли понять больная я, или здоровая. Надо проверить: не куплены ли Ваши дипломы, и соответствуете ли занимаемой должности, если вы не можете отличить больного от здорового. Я подам на вас в суд, чтоб меня восстановили на прежнее место работы, уволенной из-за врачебной ошибки. Вот здесь работники прокура-туры. Они обязаны мне помочь. Всё происходило на их глазах».    
  – Но первый раз, Вас, направили к нам врачи поликлиники. Зачем Вы пришли туда? – пытался защититься доктор.
  – Я туда не приходила. Меня доставила милицию, предварительно набив морду, – пари-ровала Зинаида.    
  – Объясните подробнее, что было,– попросил зам прокурора.
  – Я сама не знаю за что меня арестовали и привезли в милицию. Я ехала в автобусе без билета. Была в трансе. Поругалась с мужем, выскочила из дома, позабыв взять деньги и билет. Но разве за это нужно арестовывать? Заплатила бы я штраф. Зачем же арестовали. Потом милиция отвезла в поликлинику, а из поликлиники сюда. Так работает наша мили-ция и врачи. Вот и весь мой рассказ. Спрашивать объяснение надо у них. И не меня винить, а их всех наказывать. И я на всех подам заявление в суд.   
  – Да. Тут надо разбираться и серьёзно. Но это уже не здесь. Забирайте свои вещи и идите в машину. Мы возьмём Ваши документы и тоже едем вместе, – сказал зам прокурора.      
  Зину привезли в прокуратуру. Зам прокурора и следователь приступили к подробному опросу:      
  – Начнём всё с начала, – сказал зам прокурора. – Расскажите все подробно, как было де-ло. Нам нужно всё записать». Зина выпучила глаза: «Вы, что? Решили надо мной продол-жить издеваться?
  – Почему Вы так решили? Нормальное ведение следствия.
  – А то, что я должна есть, а у меня нет денег даже на билет в автобусе, не то, что на хлеб и молоко. А за безбилетный проезд меня опять арестуете.  Вы об этом подумали. А мне и завтра захочется есть.  Сначала помогите восстановиться на работе, а потом все дознания. 
  – Да. Врачебная справка нужна. Не подумали. Придётся писать свою справку, согласно истории болезни.
  – Но там написано, что она симулянтка. Это в справку не напишешь. Кроме того она должна быть на форменном бланке и заверена печатью медицинского учреждения, – сказал следователь.
  – Тогда оформи, как временно задержанную, для дачи показаний. Чтобы она могла пи-таться здесь, в камере предварительного заключения, – скомандовал зам прокурора, – пока составляем документы и восстанавливаем её на работе.
 Зам прокурора ушел. Следователь остался разбираться с Зинаидой и составлять документ на задержание.
  – Что же Вы всех за нос водите? – начал разговор следователь, – Выходит, что просто скрываетесь от всех. Да Вас за это нужно судить.
Зина опешила: «Ещё суд. За что судить?» – спросила она.
  – Как за что? За симуляцию. За обман нас и врачей. В документе ясно написано: «Симу-ляция».   
  – «Это что же? Ваша милиция меня арестовала, без причины. Увезла в поликлинику, те отправили в психушку. И всё это сделано насильно. И во второй раз Вы послали меня туда же, а они положили долечиваться. И я же осталась виноватой? Вы на меня пытаетесь сва-лить свою вину. А не вашу ли милицию с их усердьем  и грубостью, и бестолковых врачей надо судить? За насилье, грубость, хамство, за то,  что по вине Вас и врачей я потеряла работу, так как дали справку, запрещающую работать в общественных местах. Да мне на Вас надо подавать в суд о взыскании потерь в результате задержания, и неправильного лечения, что повлияло на моё здоровье. Дайте мне бумагу и ручку. Я напишу заявление в суд. Следователь дал бумагу и ручку. Зина быстро написала и подала следователю. – Вот читайте…
Следователь начал изучать заявление.
  – Такое заявление в суд не примут. Не указаны: причина задержания, когда, кем. Нет врачебного заключения для направления в психологический диспансер. И многого другого, что потребуется в суд.
  – Вот Вы и приложите свои усилия для дополнения к заявлению, а я не знаю, за что аре-стовали, и тем более кто. Мне это не докладывали и на руки не давали. Есть только справка врача о запрете работы в общественных местах.
Следователь позвонил дежурному, и просил по журналу установить: кто задержал, возил в поликлинику и причины. Но никаких записей не нашел.
  – Ладно. С этим будем разбираться. А пока разберёмся с Вами.
  – Я же сказала, что сначала позаботьтесь: что я буду, есть сегодня, завтра и в дальней-шем, до суда и устройства на работу. А голодная отвечать не буду. 
 Следователь по телефону переговорил с зам прокурора.  Тот велел написать прошение на имя прокурора, для временного задержания подследственной, и поместить в камеру пред-варительного заключения с довольствием.  Следователь быстро оформил документ на за-держание и понёс к прокурору на подпись. Прокурор начал знакомиться с документом. И чем дальше он читал, тем шире открывались его глаза от удивления.
  – Что за чушь Вы мне написали? Задержать для следствия. Она, что, кого-то убила? За что её задержать? Вы можете толком объяснить?
  Следователь подал заявление Зины. Прокурор начал его читать. И чем дальше продви-гался, тем сильнее его глаза заливались кровью. В голове начинался туман и неразбериха: «Опять эта Зина. Сначала подала в суд на мужа и ученицу, теперь на милицию и медицину и подобралась к прокуратуре. Да с ней и до пенсии не доработаешь. Избавляться от неё нужно и быстрее, пока дело не дошло до суда. Суд будет разбираться: арестовали – за что? Безбилетный проезд в городском транспорте. Не чушь ли это? Упрятали в психушку насильно. Лечили почти год, и выпустили с документом – симуляция.
  Ну, врач поликлиники мог ошибиться. Но больница-то чем занималась? Лечила здорово-го человека не день и не два, а почти год. Может там лежит половина таких, чтобы пока-зать, что они работают, и больница не пустует. Спросят с меня. Как смотрит на это проку-ратура? Где её надзор? Что на суде будешь бормотать? А Зинаида может и другие факты вскрыть. Дали справку с ограничением работы – здоровому человеку. Разве мимо этого мы можем пройти. Нет. С этим надо кончать, иначе кончат с нами.
  Он вынул из кармана платок и промокнул им холодный пот на лице и шее: «Что они там, совсем с ума посходили, – крутилось в голове  прокурора. – Кто там   больные: врачи, или их пациенты. Кажется с такими врачами и мы ума лишимся.
  – Почему вы хотите её арестовать? – обратился он к следователю. – Я не вижу причин для этого. Следователь пытался объяснить, что это необходимо для следствия, а она отказа-лась давать показания, так как хочет есть. И требует обеспечить ей питание до суда, так как у неё нет денег и нет работы.
  – Правильно она требует. Иди к себе. Я скоро вызову.
 Следователь ушел. Прокурор взялся за телефон. Он звонил главврачу больницы. Пред-ставившись и обменявшись приветствиями, он сразу пошел в наступление: « Вы знакомы с делом некой Зинаиды? Она подала в суд на то, что ваши врачи лишили её работы, выдав справку, запрещающую ей работать в общественных местах, где она работала. А она, по Вашим же заключениям, совершенно здорова. И лечилась под Вашим наблюдением не день и не два, а почти год. Как вы это объясните мне и суду?  Молчите? Тогда слушайте моё предложение: Срочно выдать ей справку, что она проходила лечение в вашей больнице по подозрению на болезнь, и выписана совершенно здоровой. Что может снова работать на прежнем месте и любом другом. Надо срочно восстановить её на работе. У Вас есть ко мне вопросы?
  – Но наша справка вряд ли её восстановит на прежнее место. Оно уже занято. Придётся судиться. Вы что-то можете сделать со своей стороны. Тут и Ваша милиция участвовала. Помогайте.
  – Я постараюсь что-то сделать. Поднажать на дирекцию. Но, как получится. Готовьте срочно справку и приезжайте ко мне. Будем думать вместе.
Скоро явился сам главврач с историей болезни и письменным направлением врача из по-ликлиники, направившего её в больницу. Он стал зачитывать справку  и комментировать действия врачей: «В справке говорится,  что больная страдает ярко выраженной слуховой галлюцинацией. Больная уверяет, что её собака начала говорить человеческим голосом. Был создан консилиум врачей в больнице, на котором она опять сослалась на собаку. Её пытались лечить, чтобы этот дефект затормозился и пропал. Во время лечения были заме-чены и другие отклонения, которые были вызваны обычным страхом появлением собаки во сне. А последнее время она имитировала страхи, чтобы удержаться в больнице.
  – А с собакой-то Вы разобрались? Она не имеет больше этих галлюцинаций. Может они остались? – спросил прокурор.
  – Мы решили, что и это она придумала.
  – Придумала, для чего? Чтобы лечь в вашу больницу и потерять хорошее место работы?
Вы не находите, что такое заключение, может сделать только умалишенный. Так, где же, правда? Здоровая она или больная? Что? Снова уложить в больницу на доследование, или отправлять в Москву для получения заключения. Может у Вас половина таких непонятных? Вы их лечите, или, точнее, калечите, не зная, от чего лечите? И выдаёте справки здоровым людям, запрещая работать, а убийцев освобождаете от наказания… Жду ответа. 
Главврач почувствовал, что подкапываются под всю работу больницы. О неполноценном обследовании больных, низкой квалификации врачей и его самого. Незаконное расходова-ние казённых денег, и дальше потянется верёвочка. Конец известен.
  – Да, да. Я понимаю, что дело серьёзное, – начал отвечать главврач. И задумался. Выдать  другую справку, отрицающую первую, – всё равно, что подписаться под своею глупостью. Но уже дана история болезни. Уже всё подписано.
  – Я дам ей новую справку. Что она здорова, я не сомневаюсь. Есть веские доказательства с помощью анализов и приборов. Но в чём-то мы виноваты. Не достаточно проверили при приёме. Нужен был эксперимент с её собакой. Почему ей это казалось? Без него понять не возможно.      
  Прокурор позвонил директору торгового отдела. Обменявшись приветствиями, он зага-дочно попросил: «Мне с Вами необходимо срочно встретиться. Разговор довольно деликат-ный. Хорошо было бы, если Вы сейчас приедете ко мне».
  Скоро в кабинете прокурора собрались все: директор торгового хозяйства, главврач больницы, и сам прокурор, который рассказал обстановку, связанную с лечением Зины и её заявлением в суд по случаю увольнения с работы. Он сказал, что не хочет сенсационного разбирательства, с громким обсуждением в городской прессе работы наших врачей и милиции и просит помощи директора восстановить сотрудницу по месту её старой работы, при условии, что она возьмёт своё заявление назад. Они подробно обсудили план действия.         
  Наконец пригласили Зину. Она вошла в кабинет, как хозяйка в свою квартиру и, с удив-лением, посмотрев на собравшихся, подумала: «Чем это я обязана такому высокому   при-сутствию? – все три туза смотрели ей в глаза, словно чего-то ждали от неё, какого-то глав-ного решения. – Чего они ждут?»
  Разговор начал прокурор:
  – Я пригласил сюда знакомых Вам людей, чтобы быстро решить Ваш вопрос и закрыть всё дело, но это будет зависеть и от Вас, если Вы будете согласны прекратить все дела, и взять своё заявление. Ваш директор согласился взять на работу, по моей просьбе. Но он может и отказать. Это его право. Можете его об этом спросить.
  – Куда Вы меня возьмёте? – обратилась Зина к директору.
  – А куда бы вы хотели? – спросил директор.
  – Я хочу на своё старое место – заведующей кафе.
  – Это сразу сделать сложно. Место занято. Могу только обещать это в будущем. Воз-можно в ближайшем  будущем. Вас это устроит?
  – А когда примете на работу?
  – На работу можно оформиться даже завтра. Придёте в отдел кадров с документами. Справку от врача я уже получил и передам в отдел кадров. Завтра вас оформят на работу, дадут справку для снятия с учёта в бюро по трудоустройству. Там Вам наверно выдадут денежное пособие, и Вы можете недельку отдохнуть дома, пока у нас будет проходить прокурорская проверка.
  «Вот так они хотят освободить место, – догадалась Зина. – Вероятно, моё заявление их напугало. Может они и в другом уступят? Надо попробовать». Она быстро соображала, что ещё выторговать?
 – А я могу получить денежную компенсацию за пропущенные рабочие дни не по моей вине? Все три туза застыли в удивлённой позе. Молчание прервал прокурор:
  – Это возможно только через суд. Больница может выдать деньги, если суд присудит. Его решение будет оправдательным документом расхода денег. Но часть этих денег при-дётся вернуть на биржу труда, где вы получали деньги. И это в том случае, если суд примет вашу сторону. Но Вы симулировали, обманывали врачей. И доказать, что Вы не виновны, будет не просто. Так Вы отказываетесь брать заявление, или?..
  Зина поняла, что её загоняют в тёмный угол, из которого один выход, куда укажут.
  – Ладно. Я беру своё заявление, – а сама думала:  « Бороться с такими монстрами, ей – мышке, не под силу. И с работы они могут убрать, как убирают ту, что работает сейчас. И на суд могут надавить. Им это очень просто. А что я могу представить? Просить мужа при-вести собаку. А что она может? И будет ли она говорить, и что?..  Опять, то же самое? Нет, мне этого не надо».   
               
  Домой Зину привезли в машине милиции. Подъезжая к дому, она заметила Полину, и подумала: «Чего это она пасётся около нашего подъезда. Вероятно, ждёт Александра. Ну, если ждёт, то верно свидания не назначалось. Иначе пришла бы ко времени».
  Выйдя из машины, она окликнула Полину. Та, вероятно, не ожидала этой встречи и была чуть испугана неожиданностью, но быстро подстроилась под обстановку. Они поздоровались,  с взаимным недоверием. Полина хотела принять радостный вид, но Зина её осадила:
  – Ты что тут пасёшься, у нашего подъезда?
  – Я смотрю, не ходит ли к Саше та пигалица, или может другую заимел. Но не замечала. И он-то живёт ли дома. Что-то не видно. А ты где так долго пропадала?
  – Лежала в больнице. Нервы лечила.
  –  Ну и как? Вылечила?
  – Вылечила – нехотя, с внутренним злом, готовым выплеснуться наружу, ответила Зина. Ей совсем не хотелось поднимать эту тему.
  – А почему тебя не скорая привезла, а милиция? – допытывалась подруга.
  – Так получилось, – с нежеланием ответила Зина. – Ладно. Я пошла домой. Проверю, что там твориться.
                Похищение с убийством
    Зину восстановили на работе. Она была рада, и торжествовала свою победу. Лучшего, даже не придумаешь. Что при этом пострадал другой человек, это её не трогало. Она пре-красно знала, что был подлый сговор, и всё подстроено под руководством прокурора. Но какое ей дело до этого? Она на коне!
  С появлением Зины, возобновились судебные процёссы. Сашу и Зину вызвали в суд по заявлению о расторжении брака и раздела имущества.
  Придя в суд, он зарегистрировался у секретаря, и та сразу пригласила его к судье.
  Саша ожидал, что суд будет проходить в большом зале, с присутствием прокуратуры, адвокатов, секретаря, охраны и множества слушателей. Но в комнате была только судья и его жена Зина. И они уже давно беседуют. Он поздоровался  и получил разрешение сесть. Сел он к, противоположной от Зины, стене, как бы подчёркивая нежелание иметь с ней близость. Судья ознакомилась с его документами, напомнила, что рассматривается заявле-ние о разводе и разделе имущества, и обратилась к Саше: «Вы в заявлении просите вас развести. У Вас есть на то уважительные основания? Расскажите суду, в чём они выража-ются».
  – Мне неудобно об этом говорить. Пусть об этом скажет она сама.
  – Я с ней уже беседовала. Она не знает причины развода. Любит Вас, уважает и желает с Вами жить дальше. Поэтому Вы должны объяснить мне и своей жене эти причины.
  У Саши внутри начало закипать: «Пытается сгладить свои грехи – отболтаться, – понял он,– обычная женская черта – выйти из воды сухой. И почему-то им – женщинам это удает-ся. То ли им больше верят, то ли помогает инстинкт – защиты слабых. Но помогает. При всей явной нечестности. Мужчины более открыты. Не зря говорят: Поговорили по-мужски». Саше всё это страшно не нравилось. Да что ему. Всем это не нравится. Все пони-мают, что женщины  обманывают, но отступаются. Саша спросил судью:
  – Она Вам рассказывала о своих любовных похождениях? – судья посмотрела на Зину.
  – Что, Вы изменяли мужу?
  – Конечно, нет. Однажды я ездила одна в санаторию, и он думает, что я ему изменяла.
  – У Вас есть прямые доказательства её вины? – обратилась она к Саше.
  – У неё были связи и здесь, даже на нашей квартире. Это может подтвердить моя собака.
  – Собака?..  Вы хотите меня записать в сумасшедшие? Что-то я не помню и не встречала в юридической практике, чтобы собака выступала, как свидетель. Бывают следственные эксперименты с привлечением собаки, но свидетелями выступают люди. Разве собака мо-жет отличить просто человека, от любовника. Вы представляете, как воспримут, если я напишу в документе, что решение принято на основании показаний собаки?
  Судья задумалась. Ей не хотелось откладывать дело, но был раздел имущества, и слёзы Зинаиды. Всё это не позволяло сразу развести.  Она обратилась к супругам:
  – Может, Вы встретитесь вместе, поговорите, всё обсудите, чтобы не делить квартиру и не ущемлять своих интересов, и всё решите без суда. Я даю Вам две недели подумать. Вы, или возьмёте своё заявление, или придёте со свидетелями, подтверждающими ваши дово-ды. На этом мы и закончим суд. Желаю Вам понять и простить друг друга.
  Конечно, судья мог все решить без свидетелей. Достаточно одной стороне выразить не-желание жить вместе, и этого достаточно для развода. Но она хотела примирить супругов и оттягивала решение. Но нужно ли неволить людей жить вместе, если их ничего не связывало, а только отталкивало. Нет детей – основного связующего звена, ради которого стоит поплатиться своими интересами. Что их связывало? Общая крыша над головой. Как долго, эта – наша бедность, будет тяготеть над нами? Заставлять жить вместе ценой здоровья и даже жизни. Сколько драматических случаев мы встречаем: семейная брань, драчи, убийства, обманы, ради владения квартирой. Ради её человек перестаёт быть человеком. Надо строить квартиры в нужном достатке.
  Выйдя от судьи, Зина хотела подхватить Сашу под руку, но он резко её отдёрнул:
  – Отойди. Ты мне чужая. Не суд решает жить ли нам вместе…
  На этом, все их взаимоотношения, закончились.
  Подойдя к дому, он не захотел идти в квартиру и быть там вместе с ней, не просто чу-жим, а фальшивым до невыносимости, человеком. Сев на лавочку у своего подъезда, стал думать, как жить дальше:
 «Через две недели снова суд. Велено привести свидетелей, с вескими доказательствами. Зинаида, конечно, подговорит, может и купить свидетелей. Но я этим заниматься не могу. Неужели пойду по соседям унижаться и просить. А они будут передавать это Зине и вместе с ней смеяться над моей немощью.  Мог бы пригласить мужчину. Но мужчин такие дела не интересуют, поэтому они ничего не знают. А, ладно. Будь, что будет. Всё равно жить с ней никто не заставит», – решил он.
  – Здравствуй Саша. Что такой не весёлый. Жена пришла домой. Должен быть весёлым, – начала разговор, подошедшая Полина. – Иль что не радует? Домой-то, что не идёшь, к сво-ей ненаглядной? Аль не соскучился? 
Полина явно хотела слегка поиздеваться, зная его отношения с женой.
– А я думала, что после такого разрыва, вы не наглядитесь друг на друга.
  – Нагляделись. Были сегодня в суде по моему заявлению о разводе.
  – Ой, ой, как интересно. Ну и что? Развели?
  – Нет. Она сумела судью убедить, что любит, хочет жить вместе. Что никогда мужу не изменяла. Это я выдумал. И, конечно, слёзы. Через две недели повторное слушанье. Велено представить веские доказательства и свидетелей. Как будто в любовных отношениях обяза-тельно приглашаются наблюдатели, которые должны подтверждать содеянное. 
  – Ну, так я тебе помогу, если ты возьмёшь меня в свидетели.
  – Правда, что ли? Буду только рад. Помоги.
  – Договорились. Когда суд?
  – Суд назначен на 6 число, в 10 часов.
  Саша действительно обрадовался. Кто лучше её знает все похождения Зины. Она её пер-вая подруга. Но не примет ли она сторону Зины. Всё же подруга. Но зачем напросилась помогать. И Зина могла её пригласить свидетелём, но видимо не пригласила. Почему? Что ко мне ходила Настя, это она ей рассказала. И вдруг перемены. Что-то произошло между ними?  Нет. Мы мужики не поймём женщин наверно потому, что плохо информированы. Считаем унизительным заниматься бабьей трепотнёй.
  – Тебе наверно нужны мои данные, для регистрации в суде? – спросила Полина. – Запи-сывай, продиктую.
  – Спасибо что напомнила. Сам бы не догадался. Диктуй. … Записал. …
  Извини, что эксплуатирую. Буду должником.
   – Ну вот. Я даже рада, что кому-то потребовалась. А-то все меня забыли, одна и одна. От одиночества хоть волком вой. Значит до встречи. Уже много времени, пора домой.
Саша встал, чтобы проститься, пожал ей руку, сопровождая доброй улыбкой, выражая свою признательность. И мягко, словно благодарил, сказал: – До свидания.
 Они разошлись.
  Придя домой, он ещё долго рассуждал: «Как легко женщины берутся за такие дела. Сам наверно бы подумал, а смогу ли сказать что-то веское в деле? А у женщин это всё как-то легко получается. И свои чувства они могут выдавать за доказательства».
 Прошли две недели. Саша зашел за Полиной. И между приветствиями поинтересовался:
  – Извини, что я отнимаю твое время отдыха на свои дела. Наверно тебе не очень хочется этим заниматься, и не интересно влезать в чужие разборки?
  – Напротив. Я даже рада познакомиться с процессом. Извини. Просто женское любопыт-ство. Не более. А вообще-то я почти уверена, что если вас – мужчин не защитит женщина, то перед женщиной вы проиграете. Вас с колыбели защищает женщина – мать. Правда, взрослея, вы пытаетесь решать всё сами. Стесняетесь пригласить кого-то в помощь. Стыди-тесь унизить себя: как это я – сильный,  буду просить помощи в борьбе со слабым? Играет мужское самолюбие. А женщина всегда ищет поддержку, союзников среди подруг и муж-чин. И воюет тогда, когда уверена в надёжной защите. Она не жалеет, ни средств,  ни денег для подкупа, чтобы быть уверенной в борьбе. И жертвует всем, ради победы. Мужчину, в борьбе против женщины, лучше защитит – женщина.
  Саша взвешивал её доводы, но для возражения не нашел повода, да и не хотел перечить. Сейчас это не уместно.
  Ехали они вместе. Но к зданию суда шли врозь. Полина не хотела показываться на глаза Зине, и сказала, что войдёт в помещение, когда Зина будет у судьи.
На суд Зина пришла с двумя свидетелями с её места работы. Судья пригласила Зину и Сашу к себе без свидетелей, и поинтересовалась их решением. Зинаида по-прежнему наста-ивала на мировую, и никакого раздела имущества, ибо квартира дана ей, и делить её она не собирается. Саша настаивал на разводе, и аргументировал изменой жены.
  – Значит, Вы не пришли к согласию, – заключила судья. Тогда будем разбираться. Пока-жите ваши документы на квартиру и свидетельство о браке. Она бегло пробежала по бума-гам, предъявленным Зинаидой.
  – Квартира была дана государством уже после заключения брака. Следовательно, дава-лась на обоих.
  – Нет, – возразила Зинаида, – это выдали на моей работе, и зарегистрирована на меня.
  – У вас были какие-то заслуги перед государством, и квартира является подарком? – спросила судья.
  – Нет. Просто профсоюз за меня хлопотал.
  – Понятно. Поблагодарим ваш профсоюз за хорошую заботу о своих членах, и с этим во-просом покончим.
  – Разрешите, я внесу пояснения. Квартиру добивался мой завод, чтобы удержать меня. Я работал на заводе и заканчивал институт. По распределению, я должен был ехать в Ан-гарск. Но руководство завода хотело меня удержать, как специалиста. Я сказал, что мне здесь негде жить, и тогда стали добиваться у городских властей выделения для меня квар-тиры. Это поддержал и Горком партии. Но квартиру могли дать только на семью, поэтому состоялась свадьба.
  – Надо понимать, что свадьба явилась необходимостью, для получения квартиры, а не как союз любящих сердец. Это более правдоподобно, – подвела итог судья.
  Зинаида вскочила с места, желая продолжать свои доводы в отстаивании квартиры, что у них очередь, что дали ей вне очереди. Но судья строго её остановила и велела сесть.
  – Так Вы уверяете, – обратилась она к Саше, – что жена Вам изменяла, и это является причиной развода.
  – Да. Она приобрела на своей работе для него путёвку, как для меня и с ним ездила от-дыхать. А после этого у них были неоднократные встречи в нашей квартире, в моём отсут-ствии.
  – В вашем отсутствии, – повторила судья, – как же вы об этом узнали?
  – Сказали.
  – И об их совместной поездке, тоже сказали?
  – Да.
  –Тогда назовите тех, кто это может подтвердить.
  – Они в коридоре. Это с её предприятия буфетчица и председатель профсоюза. Я не знаю их фамилий. Вероятно они, как свидетели со стороны жены, – сообщил Саша.
  – Да они пришли со мной, как свидетели.
Судья посмотрела на Сашу вопросительным взглядом:
  – Вы хотите использовать её свидетелей, для своей защиты?.. Что же, начнём с буфетчи-цы. Вызовите её, сказала она Зине». Вошла приглашенная. Судья спросила её фамилию, адрес и что она может сказать по делу, о связи Зины с другим мужчиной. Буфетчица по-смотрела на Зину, потом на Сашу.
  – Я не знаю никаких связей. Зина хорошая работница. Её ценят. Недавно снова, после болезни, восстановили на работе заведующей.
  – У Вас есть вопросы к свидетелю? – обратилась судья к Александру.
  – Когда я спросил у Вас, где моя жена, Вы что ответили?
  – Прошел год. Разве я помню что ответила.
  – Я напомню. Вы сказали, что она взяла путёвку на двоих. И удивились, почему я не уехал. 
  – Возможно. Но я не говорила, что она уехала с другим. Я, просто, больше ничего не знаю.
  – Садитесь. Вызовите второго свидетеля, – сказала судья.
  Вошла председатель профсоюза: «Вы выдавали вашей сотруднице путёвку на двоих. На чьё имя была выдана вторая путёвка?» – спросила судья.
  – Путёвка выдана на имя Зинаиды.  Она могла вписать туда мужа, или сама отдыхать два срока. Это не возбраняется.
  – Но могла вписать и любого другого. Вас это не интересовало? – допытывалась судья. – Но путёвка оплачивалась не из ваших личных средств. Вы должны нести ответственность за эти средства. Почему вы выдали её неизвестно кому? Кто отдыхал по путевке?
  Председатель профсоюза испугалась, и искала оправдания:
  – Когда она приехала, я спросила её об этом. Она сказала, что хотела отдохнуть два сро-ка, но ей не понравилось, и она не осталась на второй срок.
  – Неиспользованную путёвку она вернула, Вы её видели, она осталась незаполненной, или заполненной на себя, – продолжала опрос судья.
  – Нет, не видела. Не догадалась спросить.
  – Тогда мне придётся сообщить вашим руководителям и членам организации о вашем несоответствии  занимаемого поста. И пусть они решают, что с Вами делать. Садитесь.
  Зина поспешила на выручку:
  – Я оставила путёвку там. Не знала, что надо вернуть.
  – Это Вы будете объяснять своим членам профсоюза. А у нас есть ещё один свидетель. Пожалуйста пригласите.
  Вошла Полина. Глаза Зины широко раскрылись. Этого она не ожидала.
  – Вы проходите как свидетель по делу этих двух людей. Вы их знаете? – спросила судья.
  – Да. Зина – моя подруга, правда, бывшая, а Александр её муж.
  – Информируйте суд, что Вам известно по этому делу.
  – Я была самой близкой подругой Зинаиды. Она доверяла мне все свои секреты, и я, иногда, выполняла её поручения. Я знаю, что у неё был любовник, с которым она встречалась на своей квартире, и приобретала для него путёвку, по которой ездили вместе отдыхать.
  Зинаида, в нервном срыве вскочила с места, и широко жестикулируя руками, закричала:
  – Врёт она это, чтобы завладеть моим мужем. Не успела я уехать, как она заманила его к себе в квартиру. Сама мне об этом рассказывала. В доказательство принесла его мобильник и пуговицу от его штанов. Это она сделала, чтобы я отказалась от своего мужа.
  – Да. Всё так и было. Я оторвала от его штанов пуговицу, и выкрала из его гимнастёрки мобильный телефон, когда он спал, чтобы отдать тебе. Потому, что ты просила меня об этом, чтобы, если Саша догадается о твоей измене и поднимет шум, ты могла его этими вещами скомпрометировать, уличить его в неверности. Что ты и сделала. И за это меня отблагодарила.   
  Полина говорила твёрдо и убедительно. Она порылась в своей сумочке, и достала из неё золотую цепочку, ещё не снятую с картонного ярлыка, на котором написано:
«Верной подруге за добрые услуги» с подписью – Зина. Судья внимательно рассмотрела подарок и обратилась к Зине:
  –Это ваш подарок с подписью, или нужно делать экспертизу на сличение письма?
   – Моя, – еле слышно призналась Зина.
Саша очумел от услышанного: «Вот так дела. Да тут целый заговор за моей спиной, при-чём, продуманный до мелочей, и, хорошо спланированный. Я в этой игре всего лишь пеш-ка, которой двигают куда хотят. Да только ли в этой. Разве с квартирой и свадьбой не та же игра. Кажется, она началась с порции блинов и не заканчивается до сих пор. Не открой карты Полина, я считал бы всё случайными курьёзами судьбы, и ничего не смог бы дока-зать. Вот, оказывается, какой смысл был заложен в слова Полины: ” В борьбе с женщиной, мужчина проигрывает, если его не защитит другая женщина”.   
  – А почему вы решили свои закулисные сделки опубликовать? – спросила судья Полину.   
Полина опустила голову, немного о чём-то подумала, и вновь, смело взглянув на судью, сказала:
  – Мне его жаль. Он мне нравится. И Зина это поняла, когда у неё был любовник, её это устраивало, но когда она осталась одна, стала меня ревновать к нему, не позволяя с ним встречаться. Просто прогоняла.
  – А Вы хотели встречаться?  Зачем?
  – Если он ей лишний, то почему бы нам не быть вместе? Я и сейчас этого не скрываю.
  – Может он Вам уже что-то обещал, и поэтому вы его так защищаете?
  – Нет. У нас не было разговора на эту тему. Но если бы он предложил, я, не думая, со-глашусь.
  – Значит дело за ним. А, что скажет Александр? – спросила судья. – Вы ей что-то обеща-ли? Какие у вас дальнейшие планы по отношению Полины?
Саша воспринял этот вопрос, как выяснение, нет ли тут подкупа и сговора,  путём обеща-ния, и поспешил от всего этого откреститься. Он не переставал удивляться  всё новым услышанным. И всё сильнее чувствовал себя маленькой букашкой, которой скоро уже не-чего будет говорить, всё за него будет сказано в этой большой игре, где на него могут наступить большой лапой, и он не успеет даже пикнуть. Стоит Полине сказать, что она получила взятку, или, от него беременна, и его прихлопнут, и заставят жениться или поса-дят. Он встал, словно хотел произнести что-то важное, исчерпывающее всю тему этого суда и вообще всего разговора:
  – У меня уже есть женщина и ребёнок. Мне нужен развод, чтобы оформить брак с этой женщиной. Она этого ещё не знает, так как я женат. Я ей скажу о своём намеренье, когда разведусь.
  – Что? Гражданский брак? – спросила судья.
  – Нет, никакого брака нет. Она хотела только ребёнка. Ничего от меня не требует, и не знает о моём намеренье. Но это мой ребёнок. И я должен…          
  – Я приветствую ваше решение, – сказала судья, и тут же зачитала решение о расторже-нии брака с бывшей женой, и о разделе имущества в равных долях. – Суд окончен.
 Судья попросила Сашу задержаться. Она подошла к нему совсем близко. С каким-то ро-дительским участием, и начала подробно расспрашивать:
  – Вы теперь холост. Когда же вы думаете исполнить задуманное?
  – Как только получу документы суда.
  – Я потороплю с документами. Завтра вы их получите.
  – Значит, послезавтра с утра выезжаю первым автобусом. Как раз будет суббота.
 Судья ещё расспрашивала: где живёт она, кем работает, где собираетесь жить, как посту-пит с квартирой. И, даже обещала юридическую помощь, если такая потребуется при раз-деле имущества:
  – Вашу двухкомнатную на две однокомнатных, вряд ли сумеете разменять. Но если вас будет трое, то помогу за вами оставить однокомнатную, а бывшей жене дать комнату. Ищите размен. Помогу и с проверкой документов по обмену. Чтобы не обманули. Буду стараться даже помочь найти размен. Желаю удачи,  – она улыбнулась доброй дружеской улыбкой, и пошла в свои апартаменты. Вероятно, её больше всего тронуло его решение – сойтись с женщиной, имеющей от него ребёнка. 
  Полина стояла в нескольких шагах от них, ожидая Сашу, чтобы вместе идти домой.
               
  Саша всё сделал, как и обещал судье. Получив документы, он отправился в деревню.
Какая мать не рада встречи с сыном, что об этом говорить? Она уже хорошо выправилась после болезни. Вероятно, примитивное Танино лечение сделало удивительное дело. И теперь она суетилась возле печи, бренча кастрюлями, тарелками, ложками и прочей посудой. Торопясь накормить сына. Усадила гостя за стол, поставив перед ним своё скудное угощение, а сама села напротив, чтобы хорошенько рассмотреть его.
  – С Зиной-то помирились, или как?.. – осторожно спросила она, после того, как рассмот-рела все его морщинки и появляющиеся седые волосы.
  – А я её  почти не видел, с той поры, как привез к вам Умку. Где она пропадала, точно и не знаю. Кажется лечилась в больнице. Так, краем уха слышал от следователя. А, два дня назад был суд по моему заявлению. Нас развели.
  – Как же дальше-то думаешь жить. Один или?.. 
 Она не закончила, но он догадался, что её интересует.
  – А вот за этим и приехал. Здесь, ведь, у меня семья. Только, вот, согласится ли Татьяна?
  – Ешь, а я сейчас приду, – и она куда-то засуетилась, и словно молодой птичкой выпорх-нула за дверь на улицу. Саша доел поданное… Матери всё нет. Он прилёг на диван и, не заметно для себя, быстро заснул. Сон его был лёгким, спокойным. Ему казалось, что он сбросил громадный груз всей прошлой жизни, и теперь чувствовал себя легко и свободно. Он спал детским сном, как раньше: так же на диване, в своём доме, рядом со своей заботли-вой мамой. Вдруг его поднял крик Умки: « Идут, идут»…
Очнувшись от сна, он услышал тяжелые шаги кованых сапог в сенях. Дверь отворилась, и на пороге появился здешний участковый. Саша подумал, что это с проверкой документов, и полез в карман, чтобы их достать.
  – Руки на стол, – скомандовал участковый, и выхватил из кобуры свой пистолет.
  – Что случилось? – спросил ничего не понимающий Александр.
В туже минуту, оттолкнув участкового, в комнату вбежала Татьяна. Лицо её было, страш-ное. В нём были испуг, мольба и злоба, готовая вырваться наружу и вцепиться в жертву.
  – Где мой ребёнок? Куда ты его дел? Мать сказала, что понесла показать его тебе. Где он?
Глаза её были страшно расширены. В них даже не было слёз. Они смотрели страстью хищного зверя приготовившегося к прыжку, чтобы растерзать виновника в клочья. Наконец что-то порвалось в ней, она упала на колени, и стала умоляюще просить. Слёзы ручьями потекли по щекам.
   – Где мой сынишка, моя радость, жизнь моя, моё счастье, – и застыла, словно умерла, стоя на коленях и опёршись руками в пол.
  – Я ничего не понимаю, что происходит. Объясните?.. – но он видел и догадывался, что произошло что-то страшное. Пропал ребёнок. До него даже не успело дойти, что это его сын. Участковый был более сдержан, и спросил:
  – Вы мать посылали к Татьяне?
  – Нет. Она сказала: «Я сейчас приду, и вышла. Куда, я не знаю. А я лёг отдохнуть.
  – И после этого, Вы, её не видели?
  – Конечно. Я спал. А где моя мать, Вы, что-то знаете, но не говорите? Что? Вы думаете, что она могла похитить ребёнка?..  Это не правда. А где она сейчас, вы знаете?   
  – Пойдём со мной, – сказал участковый тоном приказа, – всё узнаешь.
  Они вышли, а Татьяна задержалась дома. Она обшаривала все углы, под диваном, под кроватью, в печи, везде, где было можно что-то спрятать. Но убранство квартиры было скудное. Искать было негде. Но она искала. Ей двигал не рассудок, а страх потерять ребён-ка. Она ещё и ещё раз проверяла, не доверяя самой себе, своим глазам, и ощупывала все руками. Саша, выйдя на крыльцо, остановился, не зная куда идти, но участковый толкнул его в спину и показал на калитку садовой ограды. Едва он открыл калитку, как чуть не наступил. У ног его лежала мать. Он сразу стал щупать пульс на руке, на сонной артерии, опустился на колени и приложил ухо к груди. Пульса не было. От испуга, холодный пот выступил на всём его теле. Такого он не ожидал.
  В это время Татьяна вышла из квартиры, и с ней выбежал Умка. Он подбежал к лежащей старушке, и видимо сразу всё понял. Стал крутиться вокруг, и, видимо найдя чужой след, побежал в лес за дома.
  В это время подошла здешний фельдшер. Она подняла веко,– глаза на свет не реагиро-вал.
  – Она умерла! – констатировала фельдшер.
  – Может, сделать искусственное дыхании? – подсказал испуганный Саша.
  – Нет. Уже опоздали. Да и стара она, только рёбра сломаете, а не поможете.
  – Там на крыльце Татьяна – мать пропавшего ребёнка. У ней нервный срыв. Займитесь ей, – попросил участковый фельдшера. – А тебя, обратился он к Саше, придётся задержать  до приезда следователей из города.  Вы, пока единственный подозреваемый в смерти мате-ри и похищению ребёнка.
  – Я подозреваемый в смерти матери и ребёнка? Что Вы говорите?! – спросил Саша, глядя очумелыми глазами на участкового.
  – Других в деревне просто нет. Я всех знаю, кто, чем живёт и занимается. Преступление совпало с вашим прибытьем.
  Когда приехали оперативные работники из города. Эксперты на месте установили, что старушка задохнулась от наркоза. Если бы она была молодая, то временно потеряла бы сознание. Но старый организм не мог справиться и она погибла. Окончательно будет из-вестно после её вскрытия. Рядом они нашли платок с запахом наркоза, и приобщили к делу, как орудие преступления.
  – Её, вероятно, не хотели убить, а лишь пытались усыпить. Но не рассчитали дозу по возрасту. Покушение связано с похищением ребёнка. Кому-то он был нужен, но зачем? И связано с приездом Александра. Кто-то знал о приезде его, и о его ребёнке, и был заинтере-сован в похищении. Поэтому Александра необходимо задержать для выяснения деталей, – сказал старший группы следователей.
Сразу опросили в деревне всех ехавших в автобусе. Это было совсем не сложно. Все друг друга знали. Новеньким был только он один.
Саша стал просить взять Умку с собой. Её не сразу нашли. Она прибежал откуда-то из ле-са. Саша подсказал, что она, возможно, шла по следу того, кого ищем. По её следу пустили свою собаку. Она, пройдя за околицей по кустам, вывела на лесную дорожку, выходящую на магистральный тракт. Не доходя до тракта, она остановилась, и, тявкнув, села. Следова-тели осмотрели место. Был обнаружен свежий след легковой машины. Значит, кто-то при-езжал не автобусом. Опять провели опрос ехавших в автобусе. Показания были разные. Каждый говорил о той машине, которую он видел. А по дороге их было много. Нужно было опросить водителя, а он уже в городе и на выходных.   
Закончив расследование, прихватив Сашу, все отправились в город. Умка снова исчез. Бабушку увезли раньше, на машине скорой помощи.
  Участковый и фельдшер увели Татьяну в дом. Капли ей не помогали, пришлось сделать укол. После него она расслабла и заснула. Участковый отпустил фельдшера домой, а сам остался в роли сиделки.
   В это время Умка разбирался со следами. Он уже хорошо знал запахи следов Татьяны, бабушки, участкового, Саши. Но и этот новый след, по которому он шел лесом до самой машины, ему казался знакомым. Но чей? Он не мог вспомнить. И потому ещё и ещё раз бегал и старательно принюхивался, чтобы хорошо его запомнить.
  Вернувшись к дому, он почувствовал, что там участковый. Боясь его, он забрался в хлев, где стояла коза и сидели, высоко на жерди, куры. Он залез на сено и затих.
Поздно ночью, он услышал шаги. Кто-то стал открывать дверь. Напахнуло  незнакомым. С сильным запахом самогона: «Чужой», – догадался Умка. И, во весь свой собачий голос, закричал: «Пошел вон, кобелина!» Дверь захлопнулась, и послышался топот убегающего. Услышав крик и возню в хлеву, из дома выскочил участковый. Он остался сторожить спя-щую Татьяну, чтобы та не испугалась, проснувшись ночью в чужой квартире. Да и как поведёт она себя после такого стресса. В нём жила забота о человеке.
   И хотя было темно, и туман лёгкой дымкой опустился на землю, участковый не ясно смог  увидеть силуэт убегающего человека. Ему показалось, что это здешний деревенский житель – Гришка. И он закричал:
  – Стой Гришка! Я тебя всё равно достану! – но человек скрылся за огородом. – Так вот кто в деревне по чужим дворам ходит, и кур у сельчан ворует – хорь двуногий, – подумал он. Не успели бабку похоронить, как за её скотиной уже охотятся. Ну, я ему покажу. Забу-дет своё занятие. Упрячу подальше от деревни, чтобы нервы не трепал людям. А то думали – хорь таскает, – ворчал себе под нос участковый. – Я тебе покажу…
  – Да. Но, кто, же его спугнул? Кто-то же кричал? – и он направился в хлев. Открыл дверь. В хлеву было темно:
  –А ну, выходи, кто тут есть, – сено зашевелилось, и заблеяла коза. Участковый полез в карман за спичками, и в это время около его ног он почувствовал, что пробежала собака и скрылась в темноте. Он ещё чуть выждал и чиркнул спичкой. На короткое время он увидел испуганную козу и кур. Больше никого не было.
  – Кто же кричал? Неужели Гришка на эту собаку?.. Голос-то был похоже на женский. Что-то не очень всё укладывается в голове. Странно, но другого объяснения нет.
  – Ладно, – подумал он, – будет разговор с Гришкой, всё и выясню.
 Но тут вдруг его осенила мысль: «Может это дух бабки витает. Говорят, что после смерти душа покойника ещё 40 дней летает у дома», – и мурашки забегали у смелого участкового, и дрожь пробежала по всему телу. Он закрыл дверь, и поспешил удалиться в дом. Как вое-вать с неведомой силой, он не знал.

  Саше пришлось ночевать в камере предварительного заключения, в милиции. С утра начался новый допрос. Следователя мучил вопрос: почему похищение произошло в день приезда Александра? Кто-то ехал на машине вслед за автобусом. Значит, они не знали его конечного маршрута, но знали, что он выедет и время выезда. Это он кого-то информиро-вал. Зачем ему это надо? Похищение ребёнка, но чужими руками. А зачем убивать свою мать? А если это не его дело, то надо доказать. Похищение ребёнка может иметь много целей, как для него, так и для других: это и с целью получения выкупа, или  продажи, освобождение себя от алиментов, и многое другое. Следователь обратился к Саше:
  – Кто мог знать о вашем отъезде в деревню, дне отъезда и времени? О том, что там есть ребёнок, и какое отношение, Вы, имеете к этому ребёнку? – Расскажите всё подробно.
  –  Два дня назад был суд по моей просьбе, с целью развести меня с бывшей женой. На суде я сказал, что у меня есть ребёнок, и я хочу зарегистрировать брак с его матерью. Это слышали все присутствующие 5 человек. Что я выеду утром на следующий день, после получения документов о разводе, я говорил судье, но могли слышать и другие. Я говорил не шепотом. Дань, когда будут готовы документы, тоже сказаны судьёй нормальным тоном. И все могли слышать.
  – А кто мог быть заинтересован в похищении ребёнка? Ваша версия.
  – Не знаю. Разве что, бывшая жена захотела взять моего ребёнка? Но с какой целью, не могу предположить. Может навредить, она на это способна, может ребёнком меня удер-жать? Она не хотела развода.
  – Значит это Ваш ребёнок? И Ваша поездка была связана именно с этим ребёнком, а не с посещением вашей матери. А мать знала, зачем вы приехали?
  – Да. Я ей показал свидетельство о разводе, и сказал, что хочу жениться на Татьяне. И после этого она исчезла. Как теперь понятно, она ходила за ребёнком.
  – А Вы не просили её принести ребёнка?
  – Да нет. Я сам хотел сходить и поговорить с Татьяной. У меня с ней не было договорён-ности. Она могла и отказать мне в этом деле. Но мать меня опередила. Может она хотела Татьяну подготовить, может меня удивить и обрадовать. Я же его ещё не видел. Разве что Татьяна знает о посещении её моей материю.
  – С Татьяной там работают. А я должен подтвердить вашу версию с судьёй.
  Следователь тут же взялся за телефонную трубку и стал звонить судье, чтобы проверить.                Поприветствовав, следователь коротко ознакомил судью с делом. Судья подтвердила, что говорилось ей одной, но могли слышать и другие. Она назвала их фамилии, а адреса, про-сила, взять у секретаря. Начались поиски, дознания, и проверки участников процесса. В это время Саша отдыхал на нарах. Времени для размышления было достаточно, чтобы обо всём подумать: «Вот тебе и пословица, что от тюрьмы, да от сумы не отказывайся. Не думал, не гадал, а сюда попал. Кибальчич в тюрьме ракету придумал, Галилей вращение земли доказал, а сколько других открытий сделано, книжек задумано и написано. Есть над, чем и мне подумать, – успокаивал себя Саша за потерянное время.– У меня дело поважнее, чем вращение земли. Первое, и самое важное: кто и зачем похитил ребёнка? Если проверять присутствующих на суде, то их немного, круг может расшириться, если информация будет кому-то передана. Но в информации нет время выезда. А точное время знает только Зинаида. Она наверняка слышала, когда я ушел из дома. Но если это она, то куда могла деть его? Просто избавиться любым путём!? – сердце его захолодело. – Выкинула в лесу? Но в присутствии водителя не могла. Значит, или там – в лесу, и садилась в машину уже без ребёнка, либо пересела в другую машину ближе к городу, чтобы наверняка, без проблем, попасть домой. Но в городе днём – это сделать сложно. Значит только в деревне. Или по дороге. Но в деревне бегали собаки. Они бы нашли по следу. Умка почти сразу за похитителем, побежал. Нет. Тут тоже нет уверенности. Но перед отъездом он снова куда-то скрылся. Значит, у него тоже были и не уверенность и какие-то шансы для поиска. Иначе, куда он пропал. Может он уже что-то нашел? Если не нашел, то может сообщить какую-то информацию. Он мог видеть машину. Если её найти, то от водителя можно узнать многое. Да. Нужно ехать в деревню. Умка непременно много может рассказать», – и тут он вспомнил про мать.–  Она же в морге. Я даже ещё не знаю где, а прошло два дня. Надо хоронить. Должны же меня выпустить, хотя бы для похорон».
Он начал стучать в дверь:
  – Что случилось? – осведомился охранник.
  – Мне нужно срочно переговорить со следователём, – сказал Александр.
  – Сейчас спрошу разрешения, – ответил охранник.
Скоро охранник вернулся и велел идти к следователю, без сопровождения охранника.    
  Следователь его уже ждал и пригласил сесть.
  – Что Вы хотите? Может что вспомнили, желаете сообщить? – начал с вопроса следова-тель.
  – Прошло два дня. Мне нужно похоронить мать. В деревне у неё маленькое хозяйство: коза, куры, собака. Нужно договориться с кем-то, за ними ухаживать. Да и для поиска ре-бёнка нужно снова съездить в деревню. Возможно, моя собака там что-то нашла, поскольку снова убежала в лес, – и Саша поделился своими предположениями:
  – О моем отъезде знала только жена, когда я пошел на автобус. А ребёнка могла выбро-сить там, в лесу. 
  – Я понимаю, что Вам нужно, хотя бы на время освободиться для похорон. Эту возмож-ность я Вам предоставлю. И не только это. Мы снимаем с вас подозрение на похищение. Поскольку появился другой подозреваемый. Но Вы нужны для ведения дальнейших поис-ков, и для поездки в деревню. Я принимаю вашу версию. Вот ваши документы. После по-хорон следует придти сюда. Будьте на связи. Идите.
  – А кто же другой подозреваемый? – поинтересовался Саша.
  – Тот, кто приезжал на машине. По показаниям собаковода, того, что был тогда с соба-кой.
  Саша взял документы, медленно поднялся со стула, словно что-то оставалось ещё не до-говорённым и требовало разговора. Из головы не выходили мысли о жене, о ребёнке, и, что дальше делать. Куда идти? Ему хотелось найти ребёнка, но страшно не хотелось встречаться с женой: хитрой, умевшей всегда обвести его «вокруг пальца», вредной и опасной; способной на любые страшные подлости. И он решил это дело оставить милиции. Ибо, его она снова может обмануть. Он уже не верил ни одному её слову. И он решил, как принято, сначала надо схоронить мать. Он поехал в морг.
  Дежурный морга проверил его документы, отыскал запись в журнале, и указал на гроб, в котором должен находиться труп матери. Саша подошел к гробу и, откинув простынь с лица покойника, возмущённо сказал: – Это не моя мать!
   Дежурный ещё раз изучил журнал.
  – Может что напутали? – подумал он. – Посмотрите других.
Саша просмотрел всех покойников, но матери не нашел.
  – Может вы не узнали? Покойники сильно изменяются.
  – Но их всего четыре. Три, из них, мужчины, и только одна женщина. Ей лет 35-40, со-всем не старая. И волосы совсем молодые – чёрные. Не могла же она волосы перекрасить из седых.
– Может среди мужчин вы её не узнали? – настаивал дежурный.
  – Да что, мне с них штаны, что ли снимать? Чтобы убедиться, что это мужики. Уже бо-роды растут.
 Дежурный сам просмотрел всех.  По записям только одна женщина. Другой нет. И фами-лия совпадает. Мой сменщик – любитель выпить. С такой работой, как не запьёшь?
Но записано-то всё правильно. Вы же сами видитё. Тут-то ошибки нет.
  – Да. Нет. Но это не моя мать.
  – Тогда приходите завтра разбираться с ним.
  На следующее утро, когда Саша пришел в морг, гроб с женщиной оказался пуст. Прове-рили записи в журнале. Записано: «Передан работникам похоронного бюро»
  – Что это значит? – спросил Саша.
  – Это значит, его увезли на кладбище. Искать надо там.    
Поехали на кладбище. Там, по документам, она числится похороненной. И ему указали место и номер могилы. Но, кто тут зарыт? Все развели руками. Разрешение на эксгумацию может дать только прокурор. Саша подумал: «Конечно, плохо, что я её сам не схоронил и даже не простился из-за поисков младенца и ареста. Плохо, что не знаю даже, где похоро-нена. Она ли тут лежит, у меня останутся вечные сомнения. Что даст заявление к прокуро-ру. По всем документам она умерла и захоронена, и никто её не поднимет и не сделает живой. Разве что разберутся с могилами, да накажут разгильдяев. Ну, а если это не её могила? Нужно будет вскрывать другие для её поиска. Приятно ли родным тех усопших, что их будут тормошить. Надо получать их согласие. Всё же напишу прокурору заявление, чтобы разобрались и навели порядок. Пусть узнают, что за женщина лежала в гробу вместо матери и не записана в журнале. Её ли схоронили в указанной могиле. А эксгумацию проводить не стоит. Может, разберутся так, без этого. А мне надо думать о живом. Где ребёнок? Позаботиться о Татьяне, и, что-то решить с домашним хозяйством».
  Отношение с Таней было натянуто. Она обвинила его в краже ребёнка. Как-то она встре-тит его теперь. И хотя он не видел своей прямой вины во всём этом, но, как-то внутренне, подспудно, не мог отделаться от чувства причастности ко всему этому, и пытался понять, в чём, же он поступил не так, и потому, это всё случилось, столько всего страшного и сразу. Наверно есть же тут и его вина, но в чём? Не поведёт ли эта цепь ужасных событий и даль-ше. Ведь потеря матери и ребёнка – всего лишь начало. Что будет с Татьяной? Да и можно ли угадать события не разобравшись в причине похищения: «Надо разбираться до  конца», – решил он, входя в кабинет следователя.
  Следователю он поведал историю с пропажей тела матери, и с захоронением неизвестной женщины. Следователь дал ему бумагу и ручку для написания заявления. Отдав заявление, он попросил разрешения уехать в деревню, чтобы узнать, не брошен ли ребёнок в лесу, да и со своими делами решить все вопросы: с хозяйством и Таней, и забрать Умку.
        Перед отъездом, Саша увидел Зину. Её арестовали, и теперь она в милиции.
  Скоро он уже ехал в деревню. По приезде в деревню, он сразу наткнулся на участкового.
Тот внимательно изучал приезжих и, увидев Сашу, сразу подошел к нему.
  – С приездом, – сухо поздоровался участковый. – Мне уже сообщили о твоём освобож-дении, после того, как я сообщил им о чёрной Волге, ехавшей за вами в тот день. Водитель автобуса сообщил. Наверно они ищут её. Но что это даст? У случайного попутчика доку-ментов не спрашивают. Разве, что фото робот составят. А если Волга из другого района, то и машину не найти. А мать схоронил?
  Саша не знал что ответить. Чувство неловкости овладело им.
  – Что молчишь?
  – Не знаю. Потому и молчу. Её без меня схоронили.
  – Что? Поторопились?..  Ловко у Вас в городе работают. И трёх дней не прошло. … Словно безродную. Лишь бы поскорей избавиться, да деньги получить. 
  – Может и так. Не знаю, – Саше не хотелось рассказывать все подробности. Это его сильно тяготило, и он молчал.
  – Что с хозяйством-то будешь делать? Наверно продавать будешь? – Саша молчал.
  – Надумаешь продавать приходи ко мне. Помогу. Мне тут все знакомы. Знаю, кто, чем живёт и чего хочет.
  – Вот за это – спасибо, – поблагодарил участкового Саша.
  – Тут уже жаждущие до чужого добра появились. Как бы ни разворовали. Мне это тоже не нужно. Ладно, иди. Ждут тебя наверно, – он не стал уточнять, кто ждёт.
  Подходя к дому, Саша, ещё через ограду, увидел гуляющую во дворе козу, мирно щип-лющую траву. У крыльца лежал Умка.
  Увидев хозяина, он сорвался с места и во всю прыть побежал на встречу, выказывая, как только может, свою собачью радость. Саша присел, чтобы обняться с собакой и присоеди-ниться к её радости. Показать свою взаимность. А она прыгала и вертелась, лизала его руки и щёки. Сашу, эта собачья радость немного взбодрила. Ни кошка, не любая домашняя ско-тина, даже умная лошадь, не смогут так выразить свою радость. Наверно за это собак лю-бят, и называют другом человека, хотя лошадь не менее близка и дружна с человеком. Не меньше ему служила, выручала и была предана. С этой радостью, он на момент отключился от проблем и горя. Но стоило ему встать и увидеть свой родной дом, теперь уже пустой и не приветливый, как жгучая тоска снова защемила его сердце. Никто теперь не встретит, и не обрадуется его приезду. В это время дверь дома отворилась и на крыльце появилась Татьяна. Увидев Сашу, она бегом сбежала с крыльца, и бросилась ему на шею, плача и говоря:
  –Ты меня прости, что я на тебя грешила, подумала, что ты захотел от него избавиться, как от лишней обузы. Мне уже сказал участковый, что тебя отпустили из милиции, это же не ты похитил сына? Скажи, не ты?..»      
  – Конечно, нет. Иначе сюда бы не приехал. Я приезжал, чтоб сказать, что я развёлся с женой и хотел тебя просить со мной расписаться. Наверно мать моя на радостях побежала к тебе, и может даже тебе об этом сказала.
  – Да. Она мне это сказала, иначе я бы не дала ей сына. Я отдала на радости. Но, кто, же смог всё это знать, и уличить момент, чтобы украсть. Ведь кто-то знал, что ты приедешь.
  – На суде я об этом сказал. Но знать точно о времени выезда, могла только жена. Она сейчас арестована и ведётся допрос. Но воровать могла она не сама. Там разберутся.
Я, сюда приехал, тоже, чтобы разобраться.
  – Разбирайся Сашеньки, только быстрее. Не могу я терпеть. Нет больше мочи. Где мой сын? Моя кровиночка, радость и утешение. Жить без него не хочу.
И она снова горько зарыдала, и уткнулась в его плечо, словно искала в нём помощи и за-щиты.    
  Саша долго её успокаивал, гладил волосы, прижимал к себе:
  – Таня, Танечка, милая, успокойся. Вся милиция и я заняты только этим делом. С ним ничего не должно случиться. Может, взяли для получения выкупа? Скоро всё будет извест-но. Потерпи дорогая. Я сделаю всё что надо, для быстрого его поиска.
  Таня почувствовала мужскую защиту, которая вселила в неё уверенность и надежду. Есть на кого переложить основной груз, ждать и надеяться. Ей стало легче. Она успокои-лась и вошла в свою колею жизни – женщины хозяйки.
  – Ты наверно проголодался? Пойдём, я тебя покормлю.
  Они вошли в дом. Таня, как хозяйка, закрутилась, доставая хлеб, кружку, кастрюлю с молоком.
  – Я без тебя ничего не готовила. Есть не хотелось. Вот молочко нашей козочки. Попей, а потом я сготовлю.
  – Таня, не беспокойся. Я тоже почти позабыл про еду. Меня это вполне устроит. А козу сама доишь?
  – А кто же ещё? Я же деревенская. Этому научена.
  – Я вижу, ты тут уже совсем освоилась. Всё хозяйство взяла в руки.
  – Какое хозяйство? – она, чуть, даже улыбнулась. – Разве это хозяйство?
  Эту, совсем незаметную, едва наметившуюся улыбку поймал Саша. И чашка парного молока, и чуть скользнувшая улыбка, подняли его дух и вселили уверенность, что всё налаживается, всё входит в своё русло. И как будто не было ссоры с женой, суда, милиции, потери матери и оставленного на произвол хозяйства. С Таней всё встало на своё место, и у него нет об этом забот, и наступило  внутреннее успокоение. Удивительно, что женщина сразу может сделать так, что мужчина обо всём забывает. Кажется, всё уходит в небытие, есть только эта женщина – хранитель спокойствия. Ему нужно и можно отключиться от всего остального и заниматься главным. И ей и ему стало теплей и спокойней. Какая огромная сила в этом союзе мужчины и женщины.
   – Мне нужно поговорить с Умкой. Что он ещё знает о похищении. И сходить ещё раз на то место. Мы скоро вернёмся. Но больше не  плачь. А то я не смогу тебя оставить, пока не успокоишься.
  – Иди Саша. Иди быстрей.    
  Саша с Умкой отправились на поиски. Они снова пришли к тому месту, сделали не-сколько кругов, вокруг того места, где стояла машина, но другого ничего не нашли. Саша спросил:         
  – Умка, почему, ты, в тот раз снова убежал в лес? Что ты искал?
  – За-а-пах зна-а-комый. Хотел запомнить.
  – Знакомый запах!?.  а чей не вспомнил?
  – Не-е-е-т,- жалобно проскулил Умка.
    – А машину ты видел?
  – Ви-и-дел.
  – Узнаешь её?
  – Да-а.
   Дальше спрашивать было бесполезно. Ни цвет машины, ни, тем более марку или её но-мер, он сказать не мог. Саша действительно пожалел, что не дал ему хотя бы элементарные знания о цвете и цифрах. Наверно надо с ним заниматься. Хотя он замечал, что на перехо-дах, где много машин, умные собаки под колёса не лезут – пережидают. Но на что они ориентируются: на цвет светофора, или на идущих людей, а может, на остановку автомашин. Но то, что переходят правильно, в этом он убедился.
«Здесь искать больше нечего.  Надо искать в городе. Собака запомнила запах следа. Надо взять её с собой. А если вдруг что-то найдём, надо взять для опознания и мать ребёнка – Татьяну. Но здесь хозяйство. А там ничего не найдено. Придется вызвать потом, когда найдём», – подумал он. Перед отъездом, он ещё поговорил с Таней о хозяйстве.  На что она сказала: – Если найдётся сын, то хозяйство пригодится. Пока ничего продавать не будем. А что с бабушкой?
  – Мама умерла и похоронена на городском кладбище.
  – А она так хотела, чтобы её похоронили здесь, на родной земле, рядом со своим домом, с деревней. Может её можно перезахоронить?
  – Можно. Но это потом. Сейчас надо найти сына. А как звать его?
  – Серёжа. Он у меня, вместо тебя, утехой был. Таня слегка улыбнулась и снова заплака-ла.
  – Ты уезжаешь? А может, ночуешь? Уедешь завтра. Я стала бояться быть одной.
  – Я опоздаю на работу. А как же ты раньше жила и не боялась?
  – Я была не одна, а с Серёжей. С ним мне было не страшно. Это же – мужичёк. И не ду-мала, что такое может случиться. – Саша улыбнулся, услышав о такой защите.
  – Ну, ладно. Пойду на поиски защитника. Всё о сыне будем сообщать через участкового. Так быстрее. Ты не плачь. Береги себя для сына. – Они простились, и Саша с Умкой напра-вились к автобусу, чтобы ехать в город.  Уже из окна автобуса он увидел участкового, про-вожающего людей. И подумал: «Беспокойный, заботливый, и службу несёт исправно, а вот убийство и похищение просмотрел. Наверно терзается. Вот и ходит к каждому автобусу. А ведь, кто захочет украсть, найдёт  лазейку. Тоже думает, не без головы. К каждому охрану не поставишь, да и кому хочется, чтобы за ним следили?         

  В автобусе Умка сидел на коленях у Саши и смотрел в окно. Вдруг он рванулся к окну и негромко буркнул: «Во-т», – Саша взглянул в окно. Мимо пронеслась чёрная  Волга. Саша запомнил номер. Ближе к городу машин попадалось всё больше, и с каждой чёрной Волгой Умка вскакивал.  Больше номера машин Саша уже не запоминал.
 Сознание снова возвратило его к Татьяне. Он подумал: «Как сильно на меня подейство-вали слёзы и печаль её. Конечно, я и сам тронут всем этим, но все поиски вёл спокойно и хладнокровно, с полным рассудком. А после встречи с ней, видя её переживания, готов идти в огонь и воду, сражаться с любым врагом, не думая о своей опасности. Делать всё, что попросит женщина. Верно, природа так всё задумала, чтобы женщина управляла муж-чиной,  и он для неё должен сделать всё, чтобы ей было хорошо. Ибо, нарушится закон сохранения  рода человеческого. И он прекратит своё продолжение. Поэтому и нужна охрана женщины. И для этого не требуется ни приказов, ни угроз; нужно только вызвать жалость мужчины, потревожить его чувства и сознание, попросить его о помощи. И он сделает это без всякой корысти. Именно: желание помочь и защитить женщину, – делает его мужчиной.
  Некоторые ошибочно думают, что мужчин привлекает красота женщин. Для этого пуд-рятся и румянятся. Но это всё, чтобы обмануть природу. Ибо и тут она всё продумала. Для продолжения рода она выбирает красивых, здоровых людей. Поэтому нам не нравятся больные, сильно худые, как и толстые, старые, чахлые. А больше, мужчин привлекает и удерживает то, что они видят нужду женщины в мужской защите, в его помощи. И если она сама красива, но на лице смотрится гордая надменность, умение самой дать любому отпор, такую женщину он обойдёт. Ибо не видит в ней нужды в мужчине. Именно, нужда в мужчине, привлекает и удерживает их. Бывает, поживши, женщина разочаровывается в возможностях мужчины, и тогда распадается  их союз. Для сохранения союза, женщина постоянно должна подпитывать мужчину, что он нужен, необходим, даже и преувеличивая эту нужду, если хочет быть вместе. Умные женщины, это делают».
  На другой день, после работы, Саша купил торт, чтобы отблагодарить Полину за оказан-ную услугу в суде. Зайдя домой, и, переодевшись в парадную одежду, прихватив Умку для выгула, он отправился к Полине.
  Недалеко от дома Умка вдруг остановился и завертелся вокруг этого места.
  – Сс - лед!  След! – тявкнул Умка.
  – Ты нашел след?  Пошли по нему, – сказал удивлённый и обрадованный Саша.– Навер-но след моей жены, – подумал он. – Но, она взяла бы его ещё в квартире?» – Собака шла от дома. «Наверно спутала направление»,– подумал он, но пошел за собакой. Сердце его сжа-лось: «Неужели она нашла вора? Кто же он? » – он хотела бежать вперёд её, но куда? Время словно остановилось. Ему казалось, что они не идут, а ползут черепашьим шагом. А собака, словно издеваясь, ещё останавливается, крутится на месте, потом, идёт назад и снова поворачивается, меняя направление. И вдруг, след снова потерян. Саша махнул рукой. Наверно собака обозналась. Не может никого здесь быть. Он дёрнул поводок и пошел дальше.  Скоро Умка снова тявкнул: « Он», – и более уверенно побежал вперёд. Саша уже еле поспевал за ним. Собака привела к дому Полины.
  – Ну, что ты привела сюда, к Полине? – спросил Саша.
  – Там был этот след.  Там юли-юли, - ответил Умка.
  – Что такое? – удивился Саша.
  –  Тани  юли, люли.
  – Это так Умка сына называет. Как Таня его укачивала, – догадался Саша. – Вот, на кого бы ни подумал. Она помогала мне на суде. Защищала меня. И подумать на неё – даже, ка-жется, подло, с моей стороны,– решил Саша. 
   Они подошли к квартире Полины.  Умка старательно нюхал, и снова сказал: «Это тот след – Полины».  Саша остановился в нерешительности и,  раздумий: «Неужели она? Ей-то, зачем похищать? Это же скоро откроется. Она живёт поблизости. Будет с ним гулять. Это же не колечко с бриллиантом, далеко не спрячешь. Если ребёнок там, то Полина может не пустить, или скрыть ребёнка. Как скрыть? Может сейчас не пустить, пока не приедет милиция. А за это время от него избавиться. Способов избавления много. Этого допустить нельзя. Надо пытаться войти в доверие к Полине и проникнуть в квартиру».          
  Наконец он решился и позвонил в квартиру. Тишина. Он позвонил дольше – более настойчиво:   
  – Может, нет дома? – Тихо сказал он, глядя на Умку.
  – Дома, дома, слышу, – сказал Умка, с каким-то нетерпением и нервозностью, крутясь у двери. Саша начал говорить в дверь:
  – Полина открой, это я Саша.
  – Я сейчас не могу тебя принять, – ответили из-за двери.
  – Тогда возьми торт, в знак благодарности. Мне не хочется нести его домой. Дверь слег-ка приоткрылась. Удивлённая и испуганная Полина высунула нос.
  – Саша, ты один? Извини, что не пускаю. Приходи в другой раз, – сказала Полина.       
  – На вот, возьми торт. Спасибо тебе огромное, – сказал Саша, и протянул торт.
  Дверь открылась чуть шире и протянулась рука Полины. Она приняла торт, и в это вре-мя, вместе с тортом, успел проскочить Умка. Полина поспешила прикрыть дверь, но Саша успел вставить свою ногу. Что-то мягкое упало за дверью, и послышались быстрые шаги убегающей Полины.
 «Вероятно, мой торт брошен», – понял Саша. Не успел он открыть дверь, как услышал крик Умки: «Юли, люли  здесь!»  Саша поспешил в комнату, и на входе остановился. На диване, распеленанный лежал ребёнок и энергично сучил ножками.
  – Чей это ребёнок? – спросил Саша.
Полина посмотрела на него убитым, виноватым, опустошенным взглядом. Видно было, что она сильно напугана, переживает и не знает, что делать. Наконец она взяла себя в руки и  сказала:
  – Проходи, что стоишь. Мне больше нечего скрывать.
  Умка положил передние лапы на диван рядом с ребёнком, и с победным видом смотрел на хозяина, словно хотел сказать: – Вот я нашел тебе ребёнка. Но Саша, с признанием находки не спешил: «Надо взять спокойно. Без сопротивления и нервных срывов, чтоб не напугать ребёнка».
  Полина отогнала собаку и начала пеленать дитё. Он удивлённо таращил на неё глаза.
  – Ты так и не сказала, чей это ребёнок, – повторил Саша.
  – Твой, чей же ещё? Потому и не пускала. Не хотела показывать.
  – Мой? – он подумал, что она решила признаться. –  Где ты его взяла?
  – А что я не баба, родить не могу. От тебя и родила. Забыл?
  – А почему молчала? Мне не говорила?
  – А что говорить? Ты же был женатый. Время не подошло. Ждала, когда разведёшься. Поэтому и защищала в суде. Мне нужен был твой развод. А теперь, что скрывать? Смотри. Она закончила пеленать и положила ребёнка на диване ближе к Саше. А сама пошла на кухню:
  – Раз торт принёс, давай чай пить, обо всём и поговорим, – донеслось уже из кухни.
  «Да. Хитры женщины. Их не сразу разберёшь, где у них правда, а где ложь, – подумал Александр. И этой версии можно верить. Но Умка-то сличил след в деревне, с этим следом. Он-то не должен ошибиться. Но пенять на собаку бесполезно. Надо искать  другое доказательство».
  Пока он думал, Полина накрыла стол и поставила, сильно помятый, торт.
  – Ну, что теперь будешь делать? Проводить генетический анализ на подтверждение род-ства? Думаешь, что ребёнок мог быть и от другого мужчины. Я согласна. Проверяй.
  Саша молчал и думал: «Тут анализом отцовство не опровергнешь. Ребёнок мой. Сразу обвинить её в краже – опасно. Отдать сразу она не согласится. А если брать силой, напуга-ем малышку, и оставлять его будет опасно, как бы она его не уничтожила. Нужно быть осторожным, пока ребёнок ни будет в руках матери, – он уклончиво сказал. – Я подумаю что делать. Очень неожиданное открытие для меня».
  – Ты, я вижу, испугался. На суде говорил, что уже есть ребёнок, а может и не один. Дело мужское: справил удовольствие, и забыл про всё. Тем более что вы у женщин нарасхват. Ну, так это всё не жены. Судят за многоженство, да и судят ли? Может нас всех в горем к себе возьмёшь? Или всем детям элементы будешь выплачивать? – она засмеялась, чувствуя, что загнала его в угол. – Ладно, не расстраивайся. В деревне-то жить ты всё равно не бу-дешь, с завода не уволишься. Там тебе нет работы. Сам понимаешь. А здесь Зина никого не пустит. Где жить-то будешь, если деревенскую привезёшь? А у меня квартира и в городе. А может, с Зиной договоримся, и квартирами поменяемся. Для неё лучшего варианта не найти, – она подумала, и продолжила. – Я прощу все твои шашни. Сама этим пользовалась, сама грешна. Так что, упрёков не будет.    
  Саша молчал. Ясно было, куда она клонит. Но что на это сказать, он не знал, но и мол-чать дольше нельзя. И он спросил, пытаясь её загнать в тупик:
  – Ты, вроде и с животом-то не ходила.
  – А ты меня до суда и не видел. Один раз к тебе приходила, и то не пустил.
  – В каком роддоме родила?    
  – А зачем тебе это? Сейчас можно где угодно рожать, были бы деньги, оплатить работу специалиста.
  – И документы уже оформлены? Интересно на кого? Фамилию и отчество чьё взяла?
Может, познакомишь, если не секрет?
  – Так это от отца зависит. Захочет он сына признать, или нет. А то придётся на свою фа-милию регистрировать. Тяну. Не хочется документы пачкать, потом переделывать, – моро-ки много.               
  – Ладно, я подумаю, и не задержусь с ответом. Если сын мой, то он и будет моим, – твер-до сказал Саша. – А сейчас нам пора уходить.
  От Полины он пошел на почту, чтобы дать телеграмму в деревню Татьяне: «Срочно вы-езжай. Я на заводе, спросишь в проходной».
  Возвращаясь, домой, он наткнулся на газетный киоск,  и решил купить газету. Пробегая глазами по содержимому киоска, он наткнулся на листок с видами легковых автомашин.
«Интересно, найдёт ли собака на картинке машину, которую видела?» – ради интереса, и проверки способности Умки, решил он, и, купив лист, отошел за киоск.   
  Положив лист на плиту, он спросил:
  – Умка, ищи машину, которую видел, – и сам ткнул пальцем в зелёную Оку, – Эта? – по-том в красную Ладу, – Эта?.. Какую ты видел?..»
  Собака немного задумалась, не понимая, о какой машине её спрашивают. Саша сказал:
  – На какой машине увезли люли-люли в деревне? Укажи, – Умка взглянул на рисунки машин. Сначала он указал на чёрный Форд, потом, ещё на чёрную машину, похожую на Волгу, и наконец указал Волгу, и посмотрел на хозяина. Саша на радости потрепал собачье ухо и погладил по голове: « Молодец. Ты много можешь, если с тобой поработать». И тут, в сознании Саши, словно толкнуло: « Так может он и номер укажет?»
 Он снова подошел к киоску: «Скажите, а крупные буквы и цифры найдутся», – спросил он у продавца. И ему выложили и в виде листа – алфавит, и цифры до десяти, и отдельными знаками: «Отлично. Беру всё», – и он пошел с собакой к автомашинам, стоящим рядом.
  Расположившись около номера машины, он сказал: «Будем искать», – он указал букву на номере машины и на листе. Потом другую букву номера машины и на листе. Дошел до цифр и так же проделал все операции несколько раз, и наконец, скомандовал: «Ищи!» – и указал на первую букву номера. Умка смотрел, но не реагировал. Тогда Саша одну руку держал на букве номера машины, а другой стал указывать буквы на листе и спрашивать: «Эта?.. Эта?.. Эта?» - и когда он указал нужную букву, Умка тявкнул: « Да».         
Саша, на радости, готов был крикнуть ура, но счел это для собаки никчемно и только по-гладил по шерсти и поцеловал его морду.
  – Давай дальше! – он пошел к следующей букве, потом к цифрам. Но тут подошел хозя-ин машины с двумя амбалами, для подстраховки: «Ты что тут делаешь?! Номер хочешь своровать!? – но увидев бумаги с буквами и цифрами, и собаку рядом, удивился:  Ты что? Не собаку ли учишь номера читать? Зачем тебе это?
– А вот уведут твою машину, и она её найдёт.
   Все трое подошедших, весело рассмеялись:
  – Ты, как Хаджа Насреддин осла учил говорить, так тот же за деньги и надеялся, что за это время кто-нибудь умрёт. А ты-то на что надеешься? – и все снова засмеялись.
  – А я надеюсь найти своего ребёнка, которого увезли на машине, а собака это видела.
  – И ты надеешься, что собака тебе номер назовёт? Тут, то ли ты глуп, как султан, у кото-рого учили осла, то ли мы, все трое ослы.            
  – Придётся проверить вашу версию: Умка укажи машину, на которой увезли ребёнка,  и Саша подсунул рисунки с машинами. Собака сразу указала Волгу. – А теперь её номер,  – Умка задумался, а пришедшие рассмеялись. Саша видел, что она что-то вспоминает, и наконец, посмотрела на алфавит. Саша повёл рукой по алфавиту, и вдруг собака тявкнула: «Да». – Следующую букву, – и снова повёл по алфавиту пальцем. Собака указала новую букву. Так же она нашла все цифры. Саша всё записал, и сказал:
  – Вот мужики. А выводы, кто вы, сделаете сами. Троица переглянулась. Признать себя ослами никто не хотел.
  – Тут вероятно мошенничество. Наверно цирковой трюк,– сказал один из них. – Давай проверим, запомнила ли она номер этой машины. Хозяин закрыл собой номер машины.
  – Пусть его укажет! – сказал он.
  – Но его, собака, да и я, не старались запоминать,– сказал Саша. –  Давай проверим на другой машине.       
Они подошли к номеру другой машины. И Саша сказал Умке:
  – Смотри и запомни весь номер, – и провёл по номеру рукой. Дал ещё время посмотреть, отвёл в сторону и начал те же упражнения, что и предыдущие. Вскоре он сравнил записан-ный номер с номером машины. «Всё точно, – констатировал он для себя. – Значит, собаке можно доверять».
А троица мужиков, удивлённые, и разочарованные в своем заключении, молча, с опущен-ными носами, побрели к себе. Саша сказал им в след:
  – Не расстраивайтесь. Вас же ещё никто так не называл. А вот если вы будете рассказы-вать об этом, то возможно и назовут. Так что лучше молчите.
 
   На другой день, Татьяна приехала первым автобусом, и нашла Сашу на работе.  Он от-просился у начальника уйти, по очень нужным семейным обстоятельствам.
  – Что опять женщины? – поинтересовался начальник.
  – Нет. Теперь дело связано с кражей ребёнка.
  – У тебя был ребёнок?  Я совсем отстал от жизни. Извини. Ладно иди, потом расска-жешь.
 Как только они вышли с территории завода, Татьяна, с нетерпением спросила:
  – Что случилось? Нашли сына?
  – Ты можешь своего ребёнка узнать?
  – Он, что, мертв и требуется опознание? – в голосе её слышался испуг, глаза расшири-лись.
  – Нет. Успокойся. Ребёнка нашли, но его выдают за своего. Как определить, он это, или нет.  Пожалуй, даже твоего опознания будет мало. Сможет ли он признать тебя, как мать?   
  – Не знаю. Он ещё очень маленький, – выразила свои сомнения Татьяна, – но я-то узнаю.
  – Но та мать будет утверждать, что это её ребёнок, а ты обозналась. Как быть? А дей-ствовать надо наверняка. Если оставить до выяснения путём генного анализа, то его можем потерять. Его или спрячут, либо вообще могут избавиться. Придётся привлечь милицию, хотя бы для фиксации, что ребёнок тут был и мать его опознала. Но сразу могут не отдать. До лабораторного подтверждения. Идём туда.
  – А кто нашел-то? Может действительно не мой. Надо бы мне посмотреть. Ты-то его ви-дел?
  – Нашел его Умка, вместе со мной. Я его видел у подруги моей жены. Но она уверяет, что это её ребёнок. Я не могу ничего сказать, чей ребёнок. Могу только, сослаться на соба-ку. Но этому милиция не поверит. Наверно придётся пользоваться их собакой. Но Умка узнал след, и по следу привел к квартире, и ребёнка узнал. Назвал его люли – люли.
Таня улыбнулась, сморщив нос и зажав глаза, чтобы не заплакать: «Так я его убаюкива-ла».
  – Да. Но так и другие баюкают. А вот как их собаке тот след взять. Вести в деревню? Там так много ходило людей и собак, что след не найдёшь. 
  Наконец они пришли в милицию. К следователю он пошел один, оставив Таню в коридоре. Обменявшись приветствиями, Саша начал рассказ, не дожидаясь вопроса.
  – Кажется, я нашел ребёнка,– начал он.      
  – Так нашли, или Вам это только кажется? – уточнил следователь.
  – Если быть точным, то нашел не я, а моя собака. Нашла след и привела к квартире, где она нашла и ребёнка.
  – Это та дворняжка, что путалась у нас под ногами в деревне? – с некоторым ехидством и усмешкой спросил следователь.
  – Да. Она запомнила тот след в деревне, и нашла его здесь, в городе.
  – И Вы видели этого ребёнка? – допытывался следователь, с явным недоверием.
  – Да. Я был в квартире. Собака и ребёнка узнала.
  – И где же он? Вы пришли заявить, что ребёнок найден, и все поиски нужно прекратить? Он уже находится у Вас?
  – Нет. Женщина уверяет, что это её ребёнок.
  – А Вы своего ребёнка не узнали?
  – Да я его никогда не видел. Он родился в деревне, и там жил, до моего приезда.
  – А Вы можете доказать, что ребёнок Ваш?
  – Нет. Его может узнать только мать. Но та женщина тоже будет утверждать, что её ре-бёнок. Тут и нужна Ваша помощь.
  – Понял. Нужен генный анализ сравнения его ген и Ваших.
  – Нет. Тут нужны не мои гены. Ибо она утверждает, что  ребёнок от меня.  Наверно это надо брать от женщин. Но я опасаюсь, как бы, в испуге, что её уличат, и привлекут к ответ-ственности, она не уничтожила его. На ней уже одно убийство есть – моей матери.
Следователь взялся за голову. С минуту он молчал, обдумывая следующие действия.
   – Ладно, – наконец вымолвил он. – Будем заниматься. Вероятно, Вы знаете ту женщину, у которой ребёнок. Кто она? Рассказывайте, – и приготовился записывать. Саша назвал все данные, которые знал: Фамилию, имя, адрес. Большего сказать не мог. Рассказал, что она присутствовала на суде, как свидетель, где могла слышать о поездке в деревню. О собаке взявшей след, и видевшей уезжающую Волгу, чёрного цвета.
  – Но, о собаке писать не будем. У нас есть свои собаки и, ответственные за это дело, лю-ди.   
  Следователь позвонил прокурору, чтобы дали разрешение на проведение следствия, и человека с собакой. Скоро подошла машина с оперативными работниками и все поехали к Полине. Человек с собакой спросил у следователя: «Что будем искать?»
  – Ребёнка, – ответил следователь.
  – А исходные данные есть? Чей ребёнок?
  – Наш, – ответил Саша. 
  – Мой, – уточнила Таня.
  – А предметы, лично ребёнка, есть?
Саша и Татьяна вопросительно переглянулись.
  – А что надо? – спросила Татьяна.
  – Хорошо бы его личные вещи: одежду, обувь. Ну, хотя бы, с чем он контактировал.
  – Платье моё и нижняя рубашка. Правда рубашка уже стирана, а в этом  платье, я его держала всего один раз. А одежда его и пелёнки, всё в деревне.
  – Не густо. Попробуем, но,  – и он отрицательно помотал головой.
  Сашу и Татьяну оставили у подъезда: «Вы нам будете только мешать»
  Собаку подвели к Тане, дали понюхать платье, и пошли к Полине. Саша вспомнил про вчерашний эксперимент с номером машины. Бумажка с номером осталась дома. Надо
срочно её принести.      
  – Мне нужно срочно домой, здесь рядом, там есть ещё одна зацепка. Я сейчас. Ждите.
Он быстро пошел домой, и вскоре же вернулся с ценной бумажкой, где был номер Волги. Следователь уже сидел рядом с Татьяной, а человек с собакой сидели в машине.
  – Ну как? Определились ли с ребёнком? – спросил, горя нетерпением, Саша. Татьяна по-мотала отрицательно головой и закрыла глаза платком.  Следователь пояснил:
  – Ребёнка хорошо помыли и переодели в новое бельё. Кроме этого – сильно пахнет дез-одорантом. Собака не могла определить. Возможно, придётся сделать ещё попытку,  но позднее. А сейчас мы поедем. Если будут другие новости – сообщайте.
  – Нет. Стойте. У меня есть ещё новость, – остановил следователя Саша. И хотел отдать листок с номером Волги. Но тут он заметил, что Умка потянул носом и бросился к жен-щине, стоящей у подъезда. Та испугалась, подняв кверху руки. Умка сунул нос в карман её халата и вытащил носовой платок. Саша не успел даже крикнуть: «Стой, ко мне». Умка уже тащил ему этот платок: « Куда она мой платок потащила?» – закричала женщина.
  – Не беспокойтесь, платок мы Вам вернём. Минутку подождите, – сказал Саша, и отдал платок следователю: – Что это значит? – спросил следователь.
  – Это значит, что платок имеет отношение к ребёнку.
Следователь подошел к женщине.
  – Это ваш платок? Вы его нигде не нашли?
  – Я чужих платков не подбираю, – осердилась такому вопросу женщина. – А что случи-лось?
  – На нём есть запах ребёнка. Вы не объясните чьего ребёнка: Вашего, соседского, или ещё какого?
– У меня дети выросли  и со своими платками ходят, – потом задумалась, что-то вспоми-ная. – Это, я нос ребёнка моей соседки, вытирала.
  – Давно?          
  – Два, три дня назад.
  – Можете назвать номер квартиры вашей соседки, её имя? 
  – Полина из 43 квартиры. – Следователь насторожился: «Опять Полина из 43, в которой только что были. Вероятно всё тот же ребёнок. Может всё путает эта собака».
  – Давно Вы знакомы с Полиной и её ребёнком?
  – Полина живёт тут почти больше десятка лет. А ребёнка я увидела впервыё, и очень удивилась, когда она сказала, что это её ребёнок. У неё и живота-то никогда не было.
  – Интересны Ваши показания. Вы не откажетесь их подтвердить, если потребуется?
  – Так это все в подъезде подтвердят. В тонком платье ходила. Никак не спрячешь, не ужмёшь. Но какая гарантия? Нынче всякие чудеса творятся. Сами разбирайтесь, а мне со-седские отношения портить негоже.
Следователь подошел к машине и дал платок сержанту с собакой. Тот сунул собаке платок под нос и скомандовал: «Ищи».
Собака и сержант вышли из машины. Собака обнюхала Александра, потом Татьяну, и, тявкнув на неё, села.
  – Идентификация уверенная, – заключил следователь. – Разрешите Ваш платок взять на экспертизу? Мы его обязательно вернём. – Женщина махнула рукой и пошла в подъезд.   
  – Это уже кое-что, – сказал следователь, пряча платок в пакет.
Саше показалось, что всё закончилось, и он спросил следователя:
  – А что с ребёнком? Разве не достаточно доказательств?
  – Прямых подтверждений нет. Наша собака не подтвердила, что это Ваш ребёнок. Может он и чужой, в чем женщина не уверена, но что он Ваш, сказать нельзя.
  – Почему же нельзя, если ваша собака нашла его мать?
  – Вот если бы непосредственно собака узнала ребёнка, тогда можно быть уверенным. И не доказано, что это она была в деревне и совершила убийство.
  – Но квартиру и ребёнка, да и платок нашла моя собака по запаху, взятому в деревне, на месте преступления.
  – Не могу я вашу собаку включить в материал расследования. Кто она такая? Какая ко-миссия допустила её к службе? На что можно сослаться? Если сержант даст подтвержде-ние, то я занесу его показания, а не показания собаки его или твоей.
  – Тогда вот ещё одно доказательство. У меня есть номерной знак машины Волги, на ко-торой увезли ребёнка.
  – Где вы его взяли? Вы же не видели машины.
  – Её видела моя собака, и сообщила мне, – и Саша подал следователю бумажку с номе-ром.
Следователь посмотрел запись, потом посмотрел на Сашу, широко открытыми, от удивле-ния, глазами. Долго соображал, и наконец, с усмешкой сказал:
  – Вы что мне голову морочите. Хотите следствие запутать. Как могла собака Вам это рассказать?
  – Давайте проверим, сказал Саша:
  – Как мы проверим? Где та машина, чтобы сверить номера?
  – А мы проверим на вашей.
Саша позвал Умку и сказал, показывая на номер: «Читай и запомни», – потом положил на землю бумаги с алфавитом и цифрами и стал по ним водить пальцем. Умка тихонько тявкал у нужной буквы и цифры. Следователь записывал.  Умка уже без запинки выполнял задание, как давно отработанное дело. Следователь сначала от удивления открыл рот и онемел. А когда к нему вернулся дар речи, сказал: «Невероятно! Непостижимо! Никому бы не поверил, если бы про это сказали! Да это не собака, а  золотой клад! Нашим кобелям и близко не ходить. Сразу две важных зацепки нашла и, по сути, раскрыла всё дело. А наша только по готовому, когда ей эта собачка платок нашла, а ребёнка так и не узнала. Езжайте со своей собакой, чтоб отсюда не было видно, к соседнему дому, и ждите нас там, – сказа он человеку с собакой. – Мне нужны в помощь два человека. Попробуем взять ребёнка и Полину. Минутку доложу, чтобы начали поиск машины по номеру. Медлить нельзя. Совершила два преступления, может совершить и ещё.
  Татьяна вскочила с места:
  – Я сама пойду к ней и возьму ребёнка! – но следователь её остановил:
  – Успокойся. Тебя она не пустит, и может от ребёнка избавиться. Здесь нужно действо-вать осторожно. Пожалуй, лучше всего это сделать Саше. Он уже у неё был, и она его мо-жет пустить снова. О милиции пока, ни звука. Мы подстрахуем в коридоре.  Попробуем мирно проникнуть в квартиру, чтобы гарантировать жизнь ребёнка. Я должен спросить у прокурора разрешение, на арест и изъятие ребёнка без доказательств. Такова наша благо-родная система, позволяющая уйти преступнику, или успеть совершить ещё преступление, ликвидируя свидетелей и скрывая следы. На всё нужно разрешение. Так было при Сталине во время первых дней войны. Он спроси Жукова: «Почему мы всё время опаздываем с остановкой продвижения немцев, и Жуков ответил: – виновата наша система принятия мер. Мы должны всегда, прежде чем действовать, сообщить вам и получить разрешение. На это уходит много времени». После этого Сталин разрешил ему действовать самостоятельно. Но этот урок забыт и не востребован. 
 Саша подумал, но не сказал: «Милиция и на удержи прокурора творит беззаконие, а если дать волю, не будет ли сама опасным злом для общества? Но за всё должны отвечать».
Следователь закончил переговоры и дал команду начинать.
  Саша осторожно постучал в дверь:      
  – Полина открой.
  – Это по твоей указке ко мне приходили с собакой? – послышалось из-за двери. 
  – Нет, Полина. Они всех, кто был на моём суде, проверяют. Но я видел, что они уехали. Так ты пустишь, или мне уйти?
  За дверью молчали. Наконец запор щёлкнул и дверь открылась. Саша осторожно вошел, не давая ни малейшего намёка на подозрение. Чувствовалось, что Полина сильно напугана и взволнована.
  – Что, сынишка спит? – спросил он тихо.
  – Недавно заснул. Собаки испугался, – с каким-то страхом и подозрительностью ответи-ла она. Кажется, она уже оценивала, что попала в серьёзную ситуацию, о которой раньше не подозревала. Думала, что всё пройдёт миром и забудется. А визит милиции с собакой её заставил задуматься над содеянным и его последствием. Милиция уже взяла на учёт, и отвертеться будет трудно. Разве что Саша может помочь. 
  – Полина, может, чаем угостишь? А то я до дома не дошел, и от самой скудной пищи не откажусь. Нам нужно поговорить.
  За чаем, Саша начал издалека подходить к острому вопросу.
  – Скажи, пожалуйста. Когда мы с тобой первый раз у тебя встречались, мне показалось, что ты поиграть хотела с мужиком. А о детях не думала. И потом ты говорила, что задание Зины исполняла. А на самом деле специально не предохранялась и меня не предупредила. Что? Хотела  иметь ребёнка от меня? Но я, же был женат. На что ты надеялась?   
  Она молчала. Внутреннее не спокойствие мешало ей вести доверительный разговор. Она пыталась угадать, куда он клонит. Неужели не понимает?..
  – Тебе бы надо меня спросить, хочу ли я ребёнка. А мне этого совсем не хотелось. Зачем мужику лишняя обуза, да ещё от соседки – подруги жены. Скандала не оберёшься. Спокой-ней было бы: поиграли и разошлись. Захотелось, – опять встретились. Да и вместе сойтись могли без ребёнка. Если бы захотелось иметь ребёнка, то на общем согласии могли бы ре-шить этот вопрос. А детей-то ты могла и от других мужиков заиметь, и в детском доме взять. Если ребёнок очень был нужен. Зачем тебе от меня-то было надо? Свободных мужи-ков навалом. Попросила, объяснила бы, что ребёнка хочешь. Чтоб не пугать, бумагу бы ему дала, – охранную грамоту, что элементов не потребуешь. Но зачем тебе это? 
  Александр старался убедить, что ребёнок не ему не ей не нужен. Что она сделала ошиб-ку, приобретая ребёнка. И кажется, ему это удаётся. Полина уже с удивлением смотрит на него. 
У меня, вот, родился ребёнок по ошибке, но его выкрали. Так дело не в нём. Жалко только моя мать умерла. Пришлось схоронить.
  – Этого не может быть? Я, … – испугалась Полина. Саша посмотрел на неё, немного вы-ждал, и спросил: – А ты этого не хотела? Думала просто на время усыпить.
Она поняла, что её поймали на слове. Закрыла лицо руками и заплакала.
  – Всё равно же докопаются и посадят. Что с ребёнком-то будешь делать?..  Давай отда-дим его матери. Одним наказанием будет меньше. Чистосердечное признание и выдача ребёнка смягчит наказание. Чтобы не отвечать по двум статьям. А я похлопочу, чтоб тебе смягчили наказание, и за ребёнка и за мать. Ты же не хотела её убивать. Так получилось. Стара она, и слаба. Ты помогла мне на суде, я помогу тебе. Ты согласна?
  Она отвернулась от Саши, и отрешенно сказала:
  – Делай, что хочешь, мне теперь всё равно.
   Саша взял спящего ребёнка, и понёс в коридор, где его ждала мать. Тут же в квартиру вошли двое из милиции, чтобы арестовать Полину. Таня сначала посмотрела ребёнка, узна-ла, что это он, взяла, и словно для неё уже не существовало не Саши, не милиции, ничего на свете; крепко прижала к себе сына и быстро пошла прочь от всех, никого не видя и не замечая.
  Саша шел сзади, как бы подстраховывая её: очумелую, безрассудную, ушедшую в себя, не способную ничего видеть и контролировать. Он понимал, что она в глубоком стрессе, и ей надо успокоиться, дать время придти в себя. Он не знал, куда она идёт. И сама она вряд ли понимала. Автобусов в деревню  сегодня уже не будет. Да и что деревня с пустым её домом. За ней нужен присмотр. Она дошла до остановки автобуса, и встала в ожидании. Саша подошел ближе.
  – Таня, – окликнул он её,– уже поздно куда-либо ехать. Пойдём ко мне на квартиру.
Она, молча, без вопросов и возражений, пошла за ним, в каком-то заторможенном состоя-нии, крепко держа сынишку, словно боялась вновь потерять.
Едва Саша открыл дверь квартиры, как появилась, словно его ждала, Зинаида:
  – Наконец-то  явился. А это кто? Районная сучка со щенком. Здесь-то уже всех объездил, не хватило, в район подался. Пока, я здесь хозяйка, и никого не пущу.
  Татьяна сразу повернула назад, и стала спускаться по лестнице. Саша не стал останавли-вать. Он понял, что ничего не добьётся в схватке с Зинаидой, и пошел за Татьяной. Вдогон-ку себе он услышал крик Зинаиды:
  – Отдай ключи и убирайся куда хочешь, Кобелина.
  Саша не повернулся. Она догнала и дёрнула его за руку, где были ключи. Он с силой мотнул руку, отчего она отшатнулась к стене. Опустившись на пол, она закричала во всю мощь, чтобы слышали все соседи:
  – Помогите люди, помогите, убивают.
Из квартир повысовывались жильцы. Две женщины подошли к ней:
  – Что случилось, он тебя толкнул?
  – Он хотел убить меня, из-за своей проститутки. Привёл в квартиру, думал, что меня нет, а я их не пустила. И он меня начал бить. Будьте свидетелями. Я на него в милицию заявлю, – кричала Зинаида.   
   – А почему ты не в квартире, а на два этажа ниже? Ты что их здесь не пускала? И жен-щина-то с ребёнком. Какая она проститутка? – осведомилась всё та же женщина.
  – Защищаете их. А ещё соседи… – огрызнулась Зинаида.
Саша и Татьяна уже вышли на улицу. Татьяна почти бежала от дома, не зная куда, лишь бы скрыться. Сердце её колотилось со страшной силой. Ей стало не хватать воздуха. Она остановилась, прижавшись к стене какого-то дома. Саша подошел, и, взяв  её под руку,  почувствовал, что она слабнет. Он взял ребёнка, и придержал её, чтобы не упала. Она мед-ленно, по стене сползла на землю: «Обморок, – решил он, – столько переживаний».
Он вышел на дорогу, чтобы поймать такси. Водитель помог посадить её в машину, и только тут, садясь в машину, Саша увидел Умку, который везде следовал за ними. Саша посадил его на заднее сидение, а ребёнка взял на руки.
  – Куда едем? – спросил водитель.
  – Даже не знаю, голова не соображает. Подскажи сам, где ей могут помочь. Уже поздно. Поликлиники закрыты. А у нас ещё и ребёнок.
  – Попробуем толкнуться в больницу, – сказал водитель.
А  Саша соображал: «Если  к Фёдору, то, как посмотрит жена. Я не один. Он-то не хозяин. Решают всё женщины. Матриархат. Нас, мужиков, и в грош не ставят. Нельзя допустить, чтобы Татьяна ещё такую сцену услышала».
Из тупикового рассуждения его вывела Татьяна:
  – Надо бы пелёнки сменить. Наверно мокрые.
  –  Слава Богу, очнулась, – обрадовался Саша.  И мысли его побежали быстрее. Словно он тоже очнулся. Магазины закрыты. Где взять пелёнки. Могу только собственное бельё отдать. Но нужны и условия, пережить всем эту тяжелую ночь. Вдруг его осенило: «К про-фессору в лечебницу. Там конечно, есть и пелёнки, и Тане помогут, и приют на ночь да-дут». Он обратился к водителю:
  – Вези нас в областную лечебницу. Там у меня знакомый профессор. Он нам поможет.    
   И тут Саша вспомнил про Умку и стал искать его глазами. Умка сидел в углу сидения и наблюдал за ними с каким-то скорбным выражением. Словно понимал всю сложную ситуацию и думал, как можно помочь. А Саша подумал, что профессор обязательно поинтересуется успехами собаки. И это укрепляло его решение поехать в лечебницу.
    
               
  Дверь в лечебнице открыл сам профессор.
  – Саша?!  Так поздно, и не один, – сказал  удивленный профессор.– Что случилось?.. 
Да что я, заходите. Через порог не разговаривают – плохая примета.
  После всех шел Умка.
  – Умка. … Дорогой наш Умка, – обрадовался профессор. – Что-то он молчит, не научил-ся приветствовать?
  – Да он  нелюдим. Никуда не ходил, никого не встречал. Некого было приветствовать.
  – Тогда рассказывайте, что у вас, а с ним потом
  Саша не стал углубляться в подробности. Сказал, что развёлся с женой, а это Татьяна из деревни, где  он жил. У неё украли сына. Умка помог его найти. С поисками, запоздали на автобус в деревню. Хотел её увести  к себе, но жена не пустила. Вот мы и просим приюта, переночевать до утра.  Татьяна сильно переволновалась. Если есть что-нибудь ей для успо-коения, то и это просим. И последнее. Малыша нужно перепеленать. Может, что найдётся для этого? Вот хотя бы эта простынь с дивана. Мы всё возместим.
 – Санитарку я отпустил домой. На этой простыни уже сидели. Ребёнок – создание, пока ещё нежное. Его легко заразить. Но вы не беспокойтесь. Сейчас что-нибудь найдём. Немножко терпения.
  Он сходил и принёс чистые пелёнки, полотенце, таз, воду, марганцовку. Сам развёл её в воде. Потрогал воду. Долил горячей воды. Снова проверил пальцем и сказал: «Можете мыть, всё готово», – а сам пошел за лекарством для Тани.
Принёс и дал ей таблетку и воды.
Принёс подушки и одеяла. Закончив со всем этим, он подсел к Саше с Умкой.
  – Ну, так чем порадует меня Умка? – обратился он к Саше. Чувствовалось нетерпение профессора узнать, чему же научилась собака. И самое главное: может ли она мыслить?
  – Так вот он. Его и спрашивайте, – с  шутливой улыбкой переадресовал вопрос Саша.
  – Его я обязательно спрошу. Но как Вы оцениваете его способности?
  – Собачьи, – шутливо, с некоторой иронией ответил Саша.– Вот самые свежие его до-стижения.
   И он стал рассказывать, как нашел вора, Как указал на марку машины, ее цвет, и даже номер.
  – Даже номер? – удивился профессор. – Но он, же, ни букв, ни цифр не знает. Вы, разве его и этому научили? Неужели он уже начальным курсом школы владеет? 
  – Нет. Это пока на уровне сравнения знаков. Но думаю, что и читать, можно научить. Только нужно с ним заниматься. Но это дело будущего. Сейчас более важные житейские проблемы – где жить.
  – Конечно, меня его успехи радуют. Но, по части чтения, это пока ваши предположения. А то, что он вора нашел – это близко к обычным собачьим делам. А как обстоят дела с ин-теллектом, с рассуждением?
  – Право, ничего не могу сказать. Не занимался. Правда, что-то такое было, но о чём го-ворили, не вспомню. Но он соображает. Лучше Вы сами с ним поговорите, – сказал Саша. 
  – Умка, скажи, ты людей любишь, уважаешь, или терпишь по необходимости? – спросил профессор. – «Как вы – собак…», – ответил Умка.
  – Собаки бывают разные: хорошие и плохие, – рассуждал профессор.
  – Люди, как собаки, – ответил Умка.
  – А хозяина за что уважаешь, выполняешь его поручения, служишь ему?
  – Все служат тому, кто кормит.
  – Но ты и дом охраняешь.
  – Все своё охраняют. Птицы – гнездо.
  – Но и хозяина защищаешь. Всегда бежишь впереди его.
  – Впереди, потому что он сзади прикрывает. Если опасно, то за него прячемся.   
  – Значит, защищаете себя, – прокомментировал профессор. – Но собаки и драться могут.
  – Вместе с хозяином. Общей стаей. Хозяина защищать нужно. Он кормит и защищает. Его другие собаки боятся.
  – Что-то я не то спрашиваю, – подметил за собой профессор, – опустился до мальчишки школяра младших классов, задающего глупые вопросы старшекласснику, на которые сам мог ответить. – А ты хорошо соображаешь, – сказал  он Умке.
  – Живём вместе, научился  понимать, – ответил Умка.
 Надо спросить что-то более глубокое, – и он спросил:
  – А может, ты вступаешь с ним в союз, как с более способным. Что ты в людях ценишь?
  – Руки, – ответил Умка.
  «Да, – подумал профессор.– Чувствуется неграмотность. Так мыслил дикий Пятница, в книге Купера о Робинзоне Крузо». И сказал:
  – Главное, Умка, не руки, а голова. 
  – Не было бы рук, голова бы о них не думала. Нет у человека крыльев и хвоста, как у вороны, он и не думает, как ими пользоваться.
  «Пожалуй, Умка прав, – решил профессор. – Мы не думаем, как пользоваться крыльями и хвостом  для полёта и поворота. Да и птица не думает, как ей крыльями махать, и хвостом рулить. Когда человек садится первый раз в лодку и начинает грести веслом, он действует неумело, но потом запоминает нужные действия и управляет как нужно. Так же он не думает, как ему сохранить равновесие при ходьбе. Просто в процессе практики, в мозг поступают сигналы, которые мозг просто запоминает, закладывает в память, и после их выдает, как команды в каждом подобном случае. Разве человек знает, какие мышцы и как нужно растянуть при разговоре, для образования речи, звука.  Всё достигается тренировкой, которую мозг должен запомнить, и когда надо выдать как команду нужным мышцам, по силе их действия и по времени. Нет тренировки, не будет  ничего и в мозгах. Не будет и нужных команд из мозга для выполнения. Вот процесс управления тех, у кого есть запоминающий аппарат. Его роль сводится к простому запоминанию и выдаче имеющейся информации для руководства действиями. Такой регулирующий аппарат должен быть у всех в живом мире, чтобы выжить. Пусть он не в виде мозга, а как чувствительный аппарат поверхностью тела, или аппарат заложенный в гены. И трудно сказать, что управляет телом.  У гидры нет головы, как у многих простых живых существ, но движения, необходимые для жизни, она выполняет. Известно, что растения в темноте растут быстрее – тянутся. Благодаря этому они обгоняют в росте тех, кто на свету. В результате поднимаются выше их и получат больше световой энергии. Растения, не способные к этому, должны приспособиться расти в темноте, или вымрут, как не жизнеспособные. Вот и естественный отбор. Раньше я имел противоположное мнение: Руки делают, что голова скомандует. А сейчас готов согласиться, что все команды в голову закладывают сами руки и ноги. Так действуют и все другие органы. Следовательно: развивая руки и всё другое, мы развиваем голову. Закладываем в неё то, что получаем на практике. Интересные выводы. Но почему гориллы, орангутанги, обезьянки, имея руки, не развивают голову, как человек? Конечно, влияет среда обитания.     Она заставляет двигаться, чтобы достать пищу. Но если её много, то, что думать,  двигаться и развиваться – сорвал, съел. Если человека посадить в такие райские условия, что всё есть, не нужно создавать, нет ни печали, не забот, то и он начнёт деградировать, а не развиваться. И станет такой же обезьяной с неразвитым мозгом. Не грозит ли человечеству такое перерождение в результате развития экономики и улучшения жизненных условий. А может это можно найти уже сейчас: жиреющих бездельников на плечах своих родителей. Про Обломова давно писано. Не родит ли наша цивилизация их в ещё большем количестве.
  Страдающих полнотой и ленью у нас становится всё больше. Да их уже много!
  К довольно печальному выводу я подошел. Но есть же, естественный закон самосохра-нения. Должен же человек себя спасти», – он  хотел спросить мнение Саши. Но тот уже спал, закинув назад голову. Дремал и Умка. Татьяна с сыном тоже спали на кушетке. Про-фессор выключил главный свет, оставив ночник на столе, и пошел к себе спать. Уже лёжа в постели, он продолжал свою мысль: «Работает ли закон самосохранения? Конечно, работает, ещё как работает. Разве полнеющих не беспокоит их полнота? Они переходят на всякие диеты, начинают заниматься спортом, зарядкой, ограничением в еде, иногда калеча себя из-за неграмотности. Да взять хотя бы танцы. И они получили сдвиг из медленных в подвижные. Именно нехваток движения компенсируется этими танцами. Именно их больше стала любить молодежь, не давая себе отчёта – почему они нравятся больше? Кажется, и на это найден ответ». И он заснул.          

  Рано утром в лечебницу уже постучали посетители. Саша с Таней поспешили уйти. Сидя в ожидании,  на автобусной станции Саша начал разговор:
  – Таня, может, нам надо расписаться, прежде  чем тебе уехать?
Она посмотрела на него добрыми, счастливыми глазами с лёгкой улыбкой, и положила свою руку на руку его, лежавшую на  облучке кресла, слегка сжала, как бы давая согласие.
  – Нет, Саша. Нам негде жить. Ты же не хозяин в квартире. А терпеть скандалы нам ни к чему. Что нам даст расписка?
  – Как что? Сына я сумею зарегистрировать на себя.
  – Чтобы нам элементы платить?..
  – Нет. Деньги можно и так платить.
  – Вот видишь. Всё можно и так. Только я обещала, что их не возьму. Если хочешь жить вместе, то подумай о квартире. А мы с Серёжей будем ждать. Теперь у нас и хозяйство прибавилось. Ты ни о нас, ни о хозяйстве, не беспокойся. Лучше побеспокойся о квартире. Может, комнату получишь при размене. Мы и этому будем рады. А врозь жить, – зачем расписываться? – и она ещё раз крепко сжала его руку.
 « Квартира – самый нужный элемент для семьи и самый тяжелый в нашем государстве. Когда придёт то время, когда на свадьбе, как обязательный презент – подарок от государ-ства будет даваться хотя бы комната в общежитии, кто не может сам приобрести её. А с появлением ребёнка однокомнатную квартиру, не на родителей, а на ребёнка. Пусть это будет аренда, но по умеренной государственной цене.  А без этого приходится задумывать-ся, а стоит ли жениться. Сумею ли потянуть этот груз. Цены на квартиры растут быстрее, чем зарплата инженера, тем более простого рабочего. Хорошо в тех государствах, где не было разрушительных воин, и дома стоят не одну сотню лет. За это время строится много новых. И жилья становится избыток. Люди даже не хотят покупать дешёвое жильё. Лучше его нанять, чтоб о жилье заботился хозяин. Но у нас квартиры не подъёмны простому люду. Даже сбережения не успевают за ценами. А тут ещё революции, перевороты с конфискацией сбережений, денежные реформы. И всё за счёт рабочего. А кого же ещё можно грабить? А вот дать ему, не получается», – думал Александр.
  Очнулся он от тяжёлых дум, когда Татьяна уже поднялась и потянула его за рукав.
 – Автобус подошел. Мы  пошли садиться, – сказала она. У автобуса она с улыбкой по-трясла его руку: « Большое спасибо тебе и Умке за сына. Всё страшное уже позади.  Сын со мной. А остальное решит время. Не расстраивайся, – она легонько поцеловала его в щёку и шепнула,– до свидания».
  Села в автобус и долго ещё смотрела на него с грустной улыбкой. И когда  автобус тро-нулся, помахала рукой. И словно что-то оторвалось в душе Саши. Что-то уже своё, родное. С чем крепко связалась его судьба. Был ли причиной этой связи ребёнок, он не знал. Но что это теперь его неразрывная семья, одно целое с ним, он сильно ощущал всеми своими внутренностями и уже не сомневался. Хотя  он даже не услышал от неё: «Жду. Приезжай, Пиши…», – словно отпустила его на вольный ветер – куда понесёт. А он с думой о них, о квартире, поехал на работу.      

                Мать
  Теперь квартира не выходила из ума Саши. Он читал объявления в подъездах домов, на столбах, на автобусных остановках, в газетах. Узнал все бюро по обмену квартир, познако-мился с их работниками. Подавал свои объявления везде, где принимали. Но результат был нулевой. Причина одна: Зинаида всех прогоняла, не желая отдавать квартиру. Себя она чувствовала хозяйкой. Никто не желал въезжать со скандалом.
Это страшно беспокоило Сашу.  Он обращался в милицию. Но та не хотела ввязываться в семейные разбирательства, пусть решает суд. Там есть судебные исполнители для выпол-нения решений суда. Судья предложила новый суд, с участием Зинаиды. Но нужно было и согласие въезжающих, и удержание квартир по обмену. А с этим опять сложность
Нервы Саши были напряжены до предела. До позднего вечера он ездил, и уже стал сомне-ваться, что размен состоится. Он не шел домой, не желая встреч с Зиной, и слышать  её ядовитых насмешек, и чувствовать свою бессильность.
  Как-то, рыская по городу, вместе с Умкой, согласно объявлениям, с предложением обме-на, он заметил, что Умка, бежавший впереди его, странно остановился и потянул носом воздух. Потом осторожно, с нерешительностью подошел к старушке, ковырявшуюся в му-сорном баке. Она была убого и неряшливо одета. Пальто было не с её плеча, хотя, почти новое. На голове вместо платка, было, что-то вроде детского одеяла, на ногах разная обувь: сапог и туфель. Похоже, что всю эту одежду она нашла, где-то на такой же свалке.
«Верно, у неё нет родных»,– подумал Саша. Но и без родных, она одела бы своё, пусть и старое.  Теперь стали выбрасывать то, что раньше перешивалось и донашивалось младши-ми, теперь, с открытием торговли с заграницей, пришли дешевые, залежавшиеся там, това-ры. И у нас, даже новые вещи, но со старыми фасонами, стали выбрасывать. Поэтому найти можно всё. Но это всё от нужды: « Да, плохо мы ещё живём, если одеваем брошенное», – подумал он.
Бабушка явно искала что-то поесть. Она вытаскивала куски хлеба, овощи и фрукты и всё складывала в пакет. Умка подошел к ней и долго принюхивался. Видимо чужая одежда путала запах. Наконец он быстро подбежал  к Саше и, вполне уверенный, крикнул: «Мама, бабушка. Мама, бабушка».  Саша с недоверием посмотрел на собаку, потом на старушку. По фигуре он мог бы согласиться, что это его мать. Но, эта чужая одежда, отталкивала его.      
« Что-то Умка напутал», – подумал Саша, и хотел идти дальше: «Но почему она одета неряшливо и в чужое? – эта мысль его остановила. – И фигурой похоже на мать». Что-то заставило его повернуться и удостовериться: в чём напутала собака. В это время старушка подняла голову от контейнера и посмотрела на него. Умка  ещё раз повторил: «Мама, ба-бушка». И Саша действительно уловил сходство в лице с его матерью. Он подошел к ней ближе. Теперь он почти был уверен, что это она. «Но почему она его не узнаёт и совсем не реагирует, как на родного сына?  А, всего лишь, посмотрела и отвела глаза. Неужели ошиб-ся? Моя-то уже схоронена. Хотя я не хоронил. И такое сильное сходство. Может двойник. Но и Умка опознал». Он остановил старушку, взявши за предплечье. Она подняла удивлён-ные, ничего не выражающие глаза, и своей рукою попыталась снять его руку. И тут он увидел на её пальце кольцо, сделанное им, ещё, будучи мальчишкой, из медного пятака.
  – Мама! Мама! Ты меня узнаёшь, – почти закричал он, обрадованный и удивлённый встречей. Она безучастно посмотрела на него, и отвела его руку.
  « Нет,– твёрдо решил он, – ошибки здесь быть не должно. И моё кольцо, и Умка, и сам я, все  узнали. Но почему она молчит? Может у неё что-то с памятью? Да. Такое возможно».
 Он поймал машину, и попросил увезти в поликлинику. Мать уговаривать не пришлось. Она просто не сопротивлялась.
 Невропатолог дал заключение: Потеря памяти с отсутствием речи. Нужно серьёзное ста-ционарное лечение. И выписал направление в больницу.
 Её приняли на лечение во вторую городскую больницу. Положили в отдельную палату.
  « Как здорово! Моя мать жива! Всё начинает становиться на свои места. Сын найден. Мать жива. Значит, как поправится, будет нянчиться с Серёжей. Квартиру можно освобож-дать не спеша, через суд. Для этого нужно регистрировать брак, чтоб за собой оставить, хотя бы однокомнатную квартиру, а Зине комнату. Но буду копить деньги на квартиру. Может две однокомнатных, с доплатой найду. В душе его была радость, словно не стало, да и не было никаких бед. Он ласкал Умку за великую находку, и зашел в магазин, чтоб купить для него колбасы: «Умка, дорогая  моя собачка. Ты такая умная, что, нет слов, чтобы  тебя отблагодарить. Да что слова для тебя. Вот ешь эту колбасу, а потом куплю что-нибудь ещё вкусненького. Ты заслужила большего».
  Он ласкал собаку и смотрел на неё с умилением, как на красивую девушку: « А если бы ты не умела говорить, разве я мог бы тебя понять? Прекрасный  мой Умка. Ты умнеё меня. Лучше понимаешь меня, чем я тебя. У меня были сомнения в твоих способностях, поэтому я не всегда относился к тебе с доверием. А ты всегда был прав, – он гладил ему шерсть, и они подолгу смотрели друг другу в глаза.         
  « Всё самое страшное уже позади.  Правда, я обещал помочь Полине. Сейчас самый хо-роший момент. Мать не схоронена.  А это оставалось важным преступлением. Но надо отпрашиваться на работе, а чем объяснить уход, не знаю. Говорить об этом на заводе не хочется».
  Теперь, каждый вечер он заходил в больницу, чтобы узнать результаты. Но в палату его не пускали. Объясняли, что нужен полный покой, пока не снимут стресс, и не вернётся речь.
  – Может, узнав меня, у неё быстрее произойдёт восстановление? – спросил Саша врача.   
  – Нет. Попытка вспомнить Вас, может привести к нервному напряжению. А это ей пока нельзя. Ей нужен покой. Всё само придёт в норму.
  На работе его пригласили к телефону. Звонили из милиции. Сотрудники на заводе насторожились. Милиция всегда вызывает сомнения и недоверие. Саша взял трубку и сообщил фамилию.
  – Мы Вас разыскиваем, – сказал жесткий, грозный голос. – Вам, послана повестка, явиться в милицию, но Вы не явились. Почему?
  – Я не получал повестки. Правда, были случаи, что я не ночевал, и не был дома. А бывает прихожу очень поздно и не заглядываю в почтовый ящик, куда заглядывает жена и вынимает почту. Я с ней не разговариваю. Да она уже спит.
  – А может, Вы скрываетесь от правосудия? И за Вами нужно присылать наряд для аре-ста?
  – Это, как вам хочется. Не вижу оснований скрываться. Я без наряда могу передвигаться. Правда, чтобы уйти с работы, повестка мне очень нужна. Если не секрет, по какому вопросу вызывают? 
  – Нужно было явиться в суд, по заявлению вашей жены. Если снова не явитесь, объявим в международный розыск.
  – Но, Вы, же меня нашли. К чему такие страсти. Зачем разыскивать того, кто не прячется.
  – Это мы посмотрим. Зайдите в милицию для получения повестки, и для  отметки, что вы её получили, и предупреждены.   
  Саша отпросился, чтобы сходить в милицию за повесткой. Но его больше интересовал вопрос встречи  со следователём по делу – о суде Полины.
 Это был тот же следователь, что приезжал её арестовывать. Он узнал Сашу, пригласил сесть и приготовился слушать.
 – Я пришел узнать, что ожидает Полину, похитившую ребёнка? – спросил Саша.
  – Суд, – коротко ответил следователь.
  – А по каким статьям, можно узнать?
  – По статьям: Похищение людей, и непреднамеренное убийство.
  – Но, Вы, же знаете, что она добровольно вернула ребёнка. И похищение не носило злостного характера с целью убийства или получения выкупа.  Разве это не смягчает вину?
  – Но это было насильственное похищение, с убийством вашей матери.
  – А если убийства не было?
  – Как не было? Вы же её схоронили.
  – Я её не хоронил. Хоронили кто-то другие. И не её, а неизвестно кого. Я же подавал заявление о пропаже трупа. Что это дело даже не проверялось? А я настаиваю на том, чтобы внесли изменения в журнал регистрации захоронений, и с могилы убрали фамилию моей матери, потому что она жива и находится на лечении в больнице.
  – Как жива? Кого же схоронили? Час от часу не легче. С тобой и с твоей собакой одни   чудеса, хоть сказки пиши. Ни в одной криминальной практике не описаны.
  – Ну, с этими чудесами Вам заниматься. А Полину-то за что судить? Убийства не было, ребёнка вернула. Нужно освободить; если у Вас нет плана посадить  больше людей.
  – Шутить изволите. Какой план?
  – В советские времена, когда велась борьба с пьянством, давался план по доставке пья-ниц в вытрезвитель. Чтобы они не пустовали и были самоокупаемые за счёт штрафов. Мо-жет и для содержания тюрем есть такая установка для милиции и судов? – Саша доброже-лательно улыбнулся. Следователь принял его улыбку, как подтверждение шутки.
  – Я вижу, что Вы не имеете к ней претензий. Но ребёнок на Вас не зарегистрирован. Это должна решать мать ребёнка. Но с Вашей матерью, что она жива, Вы не шутите? Есть же медицинское заключение о её смерти. Как тут быть? И акт о захоронении. И могила с её именем. Как все эти документы ликвидировать.
  – Это врачебная ошибка, и ошибка похоронного бюро, похоронной бригады.
  – Но кого-то они похоронили? Это ещё круче…
  – Я надеюсь, что с моим случаем, Вы, увязывать это дело не будете?
  – А как же восстанавливать документы вашей матери? Вам же надо их иметь, пенсию получать, и пользоваться правами всех живых людей. 
  – А разве существование человека в живых, для этого не достаточно?
  – У Вас всё одни шутки. А тут серьёзное дело. Современной медицине легче списать
  человека, чем нам воскресить из мёртвых человека и оформить на него  документы. Ошибку врача можно было исправить, пока мать была не захоронена. А теперь нужна экс-гумация с разрешением прокурора. Вы будете просить его об этом?
  – Я уже писал. Зачем мне просить сейчас, если мать нашлась и жива.
  – Да может, это не ваша мать. Это же нужно доказать. Нужно провести расследование.
Вы её узнали, а узнала ли она Вас? Я должен с ней переговорить. Взять с неё объяснения, как всё получилось?
  – Я Вас понимаю. Но придётся отказать. Она потеряла память и дар речи. Поэтому и ле-чится в больнице. А то, что я её узнал, этого не достаточно? Я её единственный сын. Мож-но спросить Татьяну. Она за ней ухаживала, и она отдала ей ребёнка. А нашла её моя соба-ка. Собака-то узнала её даже в чужой одежде.
  – Вот- вот. В чужой одежде она могла и ошибиться.  Правда, хорошая у Вас собака. На неё можно положиться. Но к документу её показания не пришьёшь. По её показаниям нашли чёрную Волгу с теми номерами, и её водителя. Он опознал портрет. И всё это к делу пришили. Но о собаке там, ни слова. Просто по показаниям водителя автобуса, видевшего Волгу, нашли водителя. А если бы написали, что простая дворняжка рассказала. Над пока-заниями посмеялись бы и выкинули. Все хотят показать себя умными и способными. Хотя бы умней собаки. И те, кто ищут, и тот, кто документ читает. А что делать с опознанием? Пожалуй, мы вызовём участкового и Вашу Татьяну. И, конечно Ваша подпись будет нужна, и Ваши объяснения, как Вы её нашли. Можете и на собаку сослаться. Вам это допустимо. Но как мне с этими фактами к прокурору идти. Ума не приложу. Боюсь, как бы его инфаркт не схватил. Старый уже. Скоро на пенсию. А, таких случаев, наверно не встречал за всю свою жизнь. Разве что в детективных рассказах читал.
  – А как с освобождением Полины?   
   – Всё решит суд. Вас включим, как свидетеля. Вот там всё и объясните. С Татьяны возь-мите согласие о прекращении дела. Кого схоронили? – будем разбираться. Вас вызовём, когда потребуетесь. Свои объяснения оставите у дежурного. Если нет вопросов, то всё.
 Они распрощались и Саша ушел.   

                Суд над Сашей
Наконец Сашу вызвали на суд по заявлению Зинаиды. Он думал, что про это уже все за-были:  «Но бумажка не букашка, бегать не умеет». Иногда она отыскивается и напоминает, что жива, и ждет своей очереди для принятия решений», – так скажет истинный бюрократ. А все бюрократы, и не только они, думают, как бы от неё избавиться, чтобы не мозолила глаза. Если за ней не следует хороший презент.
  В коридоре суда он заметил Зину и постарался пройти не замечая. Были ещё знакомые, из числа соседей, возможно, приглашены как свидетели. Он приветствовал их лёгким: «Здрас», – и проходил мимо. Наконец, дальше, он увидел молодую пару, затаившуюся в углу, модно и красиво, одетую. В нёй он узнал свою Настю. Она сидел с молодым челове-ком, чуть старше её, видным, симпатичным, с русыми волосами и выразительными, при-влекательными глазами, которые сразу понравились Саше. Настя  слегка дёрнула за руку молодого человека, и что-то коротко ему сказала. Оба поднялись навстречу Саше с улыб-ками радости и счастья.
 – Здравствуй Настенька! Как я рад тебя видеть во здравии и прекрасном цветении.
Настя тоже, улыбаясь счастливой улыбкой, словно засветилась, и тянулась к нему, чтобы принять его руку:
  – Я тоже очень рада видеть Вас. Знакомьтесь, это – Лик, – смеясь, проговорила она.
 «Кореец? Имя непонятное – Лик. Но лицо русское. Странно», – подумал Саша и, протя-нув ему руку, сказал: « Александр». – Молодой человек принял его руку, крепко пожал, и поправил Настю, сказав: «Ля», – и на лице тоже расплылась улыбка.             
  Саша не понял, и с улыбкой спросил:
  – Значит Вы – Лик-Ля? Имя-то какое-то  редкое.  Может я что-то не понял? Просто – Лик, или  – Ля?»
  А молодые весело рассмеялись. Наконец Настя сказала: «То-лик. Сокращённо – Лик.
– Толя, – поправил он.
Саша улыбнулся шутке: «Наконец-то дошло, как до жирафа. А я-то подумал – кореец, или японец. Вообще азиат. Хотя лицо определённо русское», – и все снова рассмеялись.
Саша горел нетерпением узнать всё о Насте, и потому спросил:
– Ну, рассказывай, где пропадала столь долго и столь загадочно для милиции и для меня?
Настя посмотрела на Толика: – Пойди, погуляй.
 Он, не задавая вопросов, отошел. Саша хотел его остановить, не видя секретов в разгово-ре, но всё же промолчал, не зная причины.
 – Я действительно скрывалась, – сказала Настя, опустив глаза. – Меня послали на обсле-дование к врачам. А я не могла идти, так как уже жила с Толиком, а была несовершенно-летняя. И конечно, врачи дали бы мне не нужное заключение. По которому, я подвела бы Вас и Толика. И было бы трудно что-либо доказать милиции и суду. Пусть пользуются старой справкой. После этого мы с Вами не виделись. Так мы должны сказать на суде. А я ждала, когда мне исполнится 18 лет. Вам, конечно, неудобно меня спрашивать о подробно-стях. Наверно такую доверительную беседу я и с матерью не позволила бы. Но с Вами мне почему-то легко об этом говорить. Может потому, что мы уже давно связаны этой темой, и друг друга понимали. Я знаю Ваше мнение и Вашу реакцию на эту тему. Надеюсь, что и сейчас Вы войдёте в моё положение и не будете строгим судьёй. Поймёте мои действия. Я расскажу Вам всю историю от её начала. Так вот, началась она, когда я играла на улице. Меня услышали ребята из ансамбля, и пригласили к себе в труппу, которая играла в ресто-ране. Я была рада такому приглашению, и начала готовиться с ними, а вскоре и выступать. Всё мне очень нравилось. Меня уважали. Ценили за то, что я внесла новую, свежую очень значительную струю, в их работу. Расширила репертуар. Выступала и с ансамблем, и соль-ными номерами, и с певицами. Всё, как-то, оживилось, стало интересней, разнообразнее. Мне стали хорошо платить. Появилось много денег, которых раньше никогда не имела. Я была счастлива и, всегда вспоминала и благодарила Вас. А что было бы, если б я встретила другого? Может, превратилась бы в уличную девчонку. Большое Вам спасибо, за то, что помогли мне найти другой  путь, и пойти по другой дороге. И я счастлива!
  – Ну, а что было дальше, – перебил её Саша.
  – Дальше? – она остановилась, чтобы привести все события в последовательность.
  – Дальше случилось то, что должно было случиться с молодыми людьми. Толик стал ухаживать за мной. Да и не только он. И другие ребята оказывали внимание. И он всё это видел, и решился на «подвиг». Как я это теперь оцениваю. Тогда он был старшим в коман-де: заключал договора, получал деньги, рассчитывался с нами. Он решал все организацион-ные вопросы. Мы только выступали. Однажды он задержал мои деньги, выставив условие, что я должна провести с ним вечер. Как я поняла, он напрашивался на близость и интимные отношения. Тогда я ему ничего не сказала. Ушла. И стала думать, кого из ребят выбрать. И выбор пал на него. Он был умный, красивый, волевой. Мог отстаивать интересы ансамбля. И ребята его уважали и ценили. Проще: Он мне нравился. И я подумала: что я теряю, если буду с ним? Свою девичью неприкосновенность. А до каких пор это хранить, да и нужно ли? Все равно же с этим нужно распрощаться. Это неизбежно. И совсем близко 18 лет. Основной причиной воздержания, для меня, было – появление ранних детей. Но этот вопрос можно обоюдно решить по согласию. Уверена, что и он не хочет этого. Так как нужно было ездить повсюду с выступлениями. А если быть откровенной, мне и самой было интересно, и хотелось близости, особенно когда он был рядом и прижимал меня к себе. И это желание отодвигало все страхи и запреты. Ну и что, что нет 18 лет? Скоро будет, думала я. За это время я не поумнею. А что изменится? Ничего. А он может разочароваться, и отойти в сторону. Девчат немало.  А мне не хотелось его терять. И думала, что все секреты будут между нами. С Вами, мне казалось, вопрос уже закрытый. Может я в чём-то ошибалась? Но и сейчас свои поступки оправдываю. А Вы, как считаете?
  – Я готов согласиться с твоими рассуждениями. Если человек нравится, нужно его около себя удержать. Но нарушать закон… Его же, могли посадить и на очень долгий срок. Ты этого хотела? И ваша поспешность надолго отодвинула бы вашу дальнейшую близость. Вы оба рассчитывали на секретность известную только вам. Но… Тебе нужно было его преду-предить об этом. Он тоже, движимый чувствами, забыл о серьёзной опасности. Чувства нужно сдерживать.   
  – Да. Я думала, что это будем знать только мы. Так бы всё и было, если бы не ваша жена.
  – Так всё и получается. Мы, что-то  опускаем в своих рассуждениях, а это вскрывается. Лучше не нарушать законы. Так уверенней жить.
  – Кажется, нас приглашают на суд.
   В зале суда было пусто. Настя с Сашей сели рядом на передней скамье, против судьи, Зина, рядом с местом прокурора. Судья, оглядев всех, начал разбираться, кто есть кто.
  – Кто потерпевший? – спросил он прокуратуру. Тот назвал Настю.
  – А кто подсудимый? – прокурор назвал Сашу. Судья посмотрел на рядом сидящих под-судимого и потерпевшей и на лице его застыл вопрос: «Почему они так близко и мирно сидят?»  Расскажите о сути дела. В чем он обвиняется? – спросил судья.
Прокурор прочитал заявление, и отдал судье. Он посмотрел подпись и спросил Настю:
  – Это ваше заявление и подпись?
  – Нет. Я никаких заявлений не подавала.
  – А тут ещё справка от врача с очень давним числом, – прочитал судья. – Что это такое?
  Тогда с места встал прокурор, и сбивчиво пытался объяснить:   
  – Заявление от жены Александра. Она обвиняет мужа в том, что он, имел интимные свя-зи с, будучи ещё несовершеннолетней, Настей.  Она ходила для этого к нему на квартиру.
  – Ничего не пойму, – сказал судья, – потерпевшая тоже стала обвиняемой. Справка под-тверждает, что никаких связей не было.  Справка очень давняя. Зачем же она тут фигуриру-ет?  Дата справки, и заявления – близки.
  – Дело затянулось из-за болезни подателя заявления и просьбы директора школы не тре-вожить девочку во время экзаменов. А поскольку обвинение очень серьёзное, прокуратура настаивает на разбирательстве.
  – Ну, что же. Попробуем разобраться. Вопрос к заявителю, – сказал судья.
  – Вы можете доказать ваши обвинения? Вы это видели, или есть свидетели? И Вы наста-иваете на обвинении?
«Глупый вопрос, –  подумала Зина. – Кто же будет заниматься этим делом при свидете-лях».
  – Я застала её в своей квартире, – сказала она, – когда мужа не было дома. Он дал ей ключи, чтобы она могла приходить в квартиру в любое время. И она ходила и не однажды. Это подтвердят соседи. Они в коридоре.
 – Они знают, что-то большее, чем посещение квартиры? – допытывался судья.
«Опять спрашивает глупость», – подумала Зина. И в сердцах ответила: – Нет.
  – Но Вы утверждаете, что это было, или только, могло быть. В чём Вы хотите убедить суд. На чём настаиваете?
  – Я уже не на чём не настаиваю, и ни в чём не хочу убедить суд. Мне всё безразлично. Он мне не муж. Я с ним развелась.
 Поднялся прокурор: Сейчас уже важно не заявление об измене ей, а о нарушении закона: «О растлении малолетних».
  – Так я не вижу этих доказательств. Где они? – спросил судья. И, сделав паузу, обратился к Насте: «Потерпевшая, Вам были даны ключи для посещения квартиры. С какой целью Вы  её посещали? Вы ходили к нему? Зачем?»
  – Да. Я ходила к нему, как к самому близкому человеку.
 Судья не решался задать вопрос об интимных связях. Так как она выглядела ещё учени-цей. И называть подобные отношения своими именами, у него не поворачивался язык.
  – Зачем вы ходили к нему, Поясните подробнее.
  – Я ходила не к нему, а к его собаке, – пояснила Настя.
  – К собаке? – удивился судья. – Чем же Вы с ней занимались, – спросил он с усмешкой, – кормили, водили гулять в отсутствие хозяина?
  – Не то и не другое. Мы занимались серьёзным делом. Я готовила её к выступлению на школьном вечере. А она, – Настя кивнула на Зину, – сорвала всю нашу подготовку.
  – Что же вы готовили? На задних лапах ходить?
  – На задних лапах люди ходят. Этим никого не удивишь.
  – Значит на передних, – подтрунивал судья, забыв о цели суда, и говорил как с ребёнком.
  – Я учила её петь под мою скрипку.
  – Петь под скрипку?.. – судья хотел ещё что-то сказать, но прокурор остановил.
  – Это к делу не относится. Разрешите мне задать вопрос?
  – Разрешаю. Задавайте, – нехотя ответил недовольный судья. Словно у него отняли слад-кую конфетку, или игрушку, которой он развлекался.
  – Были у Вас интимные связи, а точнее – половые акты с подсудимым?
  Настя залилась краской. Ей было неудобно отвечать на такой прямой вопрос. Но отве-чать было надо. Она с силой в голосе, уверенно и твёрдо ответила, как отрезала:
  – Нет. Как не стыдно об этом даже думать.
  Теперь покраснел видавший виды прокурор. Что он допустил такое прямодушие, по от-ношению к девочке.
   – Вот вторая справка от врача. Она говорит о связи с мужчиной. Правда, она дотируется, когда Вам исполнилось 18 лет. Но возможно Вы умышленно затянули сроки процедуры, чтобы отвести подозрение о ваших связях. Может вам пригрозили?
  Постарался реабилитировать себя прокурор, за резкое высказывание.
  – У Вас есть первая справка, что ничего не было. После этого мы не встречались, и никто Вам  о встречах не подтвердит.
  – Но, Вы, же не с собакой знакомились, чтобы посетить квартиру. На чём было основано Ваше знакомство?   
  – Не на чём. Отстаньте от меня, – коротко ответила Настя и заплакала.
«Надо выручать, – подумал Саша. – Её загоняют в угол».
  – Уважаемый судья. Разрешите мне пояснить ситуацию?
  – Поясните. Разрешаю.
  – Вопрос прокурора не относится к судебному разбирательству. Вам предоставлена справка, и заверение потерпевшей, что после этой справки встреч не было. С какой целью она посещала до этого квартиру, тоже сказано. Но если суд хочет знать подробности, я их расскажу, чтобы не возникало домыслов.
  – И он поведал начало встречи: Как они слушали игру девушки на скрипке. Как Настя высказала желание иметь скрипку и научиться играть. И эту скрипку купил и устроил её учиться, поскольку мать её это сделать не могла. Как она боялась показать скрипку матери, и поэтому играла, и оставляла скрипку у него дома. Для этого были даны ключи.
  – И всё это безвозмездно? – усомнился прокурор.
  – Что, наша прокуратура с простыми человеческими  взаимоотношениями не знакома, и считает их противоестественными?         
  Прокурор опустил голову. Он хотел сказать слова Фамусова: «Свежо предание, да ве-риться с трудом». Но опровергнуть сказанное  было нечем. Он смолчал. Но повторил во-прос судья:
  – И только? Вы не требовали от неё никаких вознаграждений за свою щедрость?
  – О чём вы говорите в присутствии молодой, ещё не испорченной обществом девушки? Что, Вы ей хотите доказать, что в приличном обществе, в котором мы все хотели бы жить, так быть не должно? Что все мы помазаны грязью нашего общества, и хотите видеть грязь на тех, кто ещё не успел, по молодости, испачкаться.  Разбираясь с делами нашей бытовой грязи, Вы сами в неё увязли, и не можете поверить, что так может и должно быть, уверовав в учение святой церкви, что все мы грешники и должны замаливать свои грехи. И удивляе-тесь, не хотите верить, что вам говорит девочка.   
  – Ваше выступление похоже на нравоучения. Мы учтём Ваши замечания в своей работе, – сказал судья.
– Спасибо, что Вы меня поняли, – сказал Саша и сел.
  Зинаиде давно хотелось сказать, что собака говорит человеческим голосом. Но сначала некуда было встрять, а потом подумала: «Что это даст? Подтвердит, что собака может петь. Мне этого не надо. Не в мою пользу. А хуже, опять в психушку упрятают. 
  – Да, мы вас поняли, но в ваших выступлениях усматривается защита вас самих, – сказал судья, – с Вами всё ясно. Вопрос к Насте.  Согласно второй справки врача: С кем, и когда были у Вас связи?
  – Он в коридоре. Можете его спросить, пусть сам расскажет, – опустив голову, сказала Настя. Ей было очень неудобно говорить на эту тему.
  – Я считаю, что суд был по заявлению бывшей моей жены, и относился ко мне. На дру-гого он не распространяется,  внёс поправку Саша. 
  – Для уточнения и окончательного решения вопроса с Вами, его следует выслушать, – сказал судья.  Позвали Анатолия, и судья задал вопрос:
  – Вы знакомы с этой девушкой?
  – Да, знаком. Она выступает в нашем ансамбле со скрипкой.
  – Как давно вы познакомились?
  – Ещё весной. Дату не помню. Это так важно? Мы с ней дружим и подали заявление в ЗАГС для того, чтобы узаконить наших отношений.
  – Вы уже находитесь в гражданском браке? – осторожно спросил судья.
  – Да. Находимся.
  – Давно?
  – А Вам и на это нужна точная дата и свидетели, могущие подтвердить?..
Точная дата это день её рождения. Мы отмечали её 18-летие всем коллективом. Но, к со-жалению, большего вам никто сказать не может. Свидетелей не было. И вообще, зачем весь это суд? Отвели бы меня в сторонку и спросили, я бы вам всё без суда сказало, и никаких справок бы  не потребовалось. Не Настю, не её знакомых обвинять не надо.
Судья и прокурор поняли, что дальнейшие вопросы не имеют смысла. Давно, недавно, было, не было? Они собрались узаконить отношения. И если их связи и были за гранью дозволенного, то разрушать союз молодых – просто преступно.
  – Можете дальше  не продолжать, – сказал судья, и обратился к прокурору и присут-ствующим.
  – У кого есть вопросы и замечания по ведению суда?..  Если вопросов нет, разрешите зачитать решение суда: «Суд постановил: Заявление гражданки Зинаиды … считать не обоснованным и не доказанным. Привлечённые для разбирательства могут подать жалобу на незаконное обвинение, с целью наказания подателя заявления, и получения вознаграждения за причинение морального вреда. Но это будет другое слушанье дела. Суд окончен. Все могут быть свободны. До свидания».

  Все вышли в коридор. Саша подошел к Насте, чтобы попрощаться.
  – Мы Вас обязательно позовём на нашу свадьбу, – сказала Настя.
  – Я не знаю, сумеете ли вы меня найти. Ведь я дома  почти не живу. Бывает, и на работе ночую, и у знакомых, – и он рассказал о суде, о разводе, о разделе квартиры, о том, что жена всех покупателей прогоняет. Что проживать вместе стало невозможно.
  Настя слушала с сожалением и болью, переживая за дорогого ей человека. И мысли её крутились вокруг вопроса: «Как и чем можно ему помочь?»
  – А что нужно, чтобы решить вопрос с квартирой, чтобы её не продавать?
  – Я должен выкупить у неё половину квартиры. Или она должна выкупить мою полови-ну. Но она, кажется, не собирается это делать.
  – Может, наши деньги, подкопленные для свадьбы, помогут решить этот вопрос?   
Саша назвал нужную сумму. Настя поглядела на Толика. Они обменялись взглядами, но ничего не сказали. Толик молчал, а она не посмела одна решать этот вопрос. Уж очень крупная сумма, и нет надежды на скороё её возвращение.
  – Мы с Толиком подумаем. Но, как же, Вас, найти? – поинтересовалась Настя.
  – Лучше всего по мобильному телефону. Он достал бумагу и карандаш, и, записав свой телефон, отдал её Насте. Потом достал свой мобильник и записал на нём номера телефонов Насти и Толика.
  – Ну вот. Теперь мы будем всегда рядом. С нами легко связаться. Теперь можно и про-щаться, – сказала Настя, и протянула Саше руку. – До свидания. Желаем Вам скорейшего  обустройства и решения всех проблем с положительными результатами.
  Толик тоже с поклоном простился, и сказал:
  – Мы подумаем, как Вам помочь. Будьте здоровы. Мы позвоним. Ждите. – И они побе-жали на автобус.   
               
  Снова Саше пришлось отпрашиваться у начальства. На его уже стали смотреть с подо-зрением: «А не обманывает ли он? Уж очень частые его отлучки», – Но пока из доверия он не выходил. И его отпускали.  Вот и сегодня звонил следователь. Нужно идти в больницу к матери. Врач разрешил короткое свидание для опознания матери, и признает ли мать своего сына. Прокуратура ещё сомневалась, что схороненная мать вдруг оказалась живой и не захороненной. Может это, всего лишь, очень похожий двойник. Ждали восстановления её памяти. Саша успел наспех поесть, прихватил с собой Умку, для прогулки, и поехал в больницу. Там уже находились следователь и участковый из деревни. Ждали его. В палату вошли все вместе, в сопровождении врача. Мать смотрела на всех с недоумением, и даже отрешенно, как бы с пассивным вопросом. Что за люди, и зачем? И вдруг, она слабым голосом промолвила:
  – Сынок, – попыталась поднять к нему руки. Но силы оставили её, она снова ушла в забы-тье.   
  – Всё, всё. Свидание закончено. Прошу всех выйти,– сказал врач. 
  Уже в коридоре следователь обратился к врачу: «Я хотел задать ей вопрос»
Врач сурово посмотрел на него: «Вы видите, что она потеряла сознание? Какие вопросы? Даже то, что она сумела сказать, – достижение. Значит, к ней начинает возвращаться па-мять, а ваше посещение отбросило лечение назад».
  – Когда же можно снова придти? – допытывался следователь.
  – При таком состоянии ей нужен длительный покой, пока организм не восстановит свои функции. А когда? Вам никто сказать не сможет. Этому помеха старость.
  Следователь обратился к участковому: « Вы её узнали?»
  Участковый прошелся глазами по потолку, по стенам, и, опустив глаза вниз, сказал, по-жав плечами:
  – Обстановка-то не деревенская. Там она в тёмных платьях и лицо тёмное, загорелое. А здесь всё белое. И она, как смерть. Трудно узнать. Вроде она. Но, уж очень сильно измени-лась.
  – Акт опознания подпишете?
  – Не уверен. Боюсь ошибиться. Воздержусь подписывать.
  – Вас, Саша, спрашивать не буду. Вы её раньше опознали. Собаке поверили. А может и Вы не уверены?
  – А то, что она меня опознала, этого недостаточно? – спросил Саша.
  – Да, понимаешь ли? – скривив голову, и перекосив рот, сказал следователь. – Состояние её уж очень неуверенное. То ли узнала Вас, то ли сына своего?  Возможно, у неё был сын. Была ли она в состоянии здравого рассудка, когда говорила?.. Так или иначе, но делать нам здесь больше нечего. Будем ждать выздоровления.
  Едва они вышли за ворота больницы, как, Умка, бежавший впереди, пролаял: «Твоя, мать», и побежал догонять женщину. Все переглянулись.
  – Твоя собака нам ещё не одну мать найдёт,– сказал следователь.
  Но Саша уже не обратил на это внимания. Он побежал догонять собаку. Те, двое, тоже ускорили шаг.  Женщина завернула к ближайшему дому, и скрылась в подъезде. 
Дверь подъезда была заперта. Они только слышали, как хлопнула дверь на втором этаже, и все встали в ожидании кого-то из жильцов, чтобы попасть внутрь. Следователь спросил Сашу:
  – Тут живут ваши родные или знакомые, у которых мать могла остановиться.
  – Нет здесь никого.
  – Но если это ваша мать, то, что ей здесь делать? Что же твоя собака тявкала? Или это Ты сказал: «Твоя мать». Может просто выругался по матушке? – Саша не успел ответить.
  Подошла женщина и открыла дверь. Видя, что они стремятся тоже пройти, спросила:      
– Вы к кому? – все дружно молчали, не зная, что сказать, и напористо шли вперёд. Это женщине не понравилось. Она, опередив их, быстро почти вбежала на третий этаж.  Следо-ватель, уже вслед ей, сказал:
  – Тут сейчас  пожилая женщина прошла, кажется, на второй этаж. Нам нужно её найти.
  Все трое в нерешительности ходили по площадке, определяя дверь. Женщина с третьего этажа посмотрела  на них сверху, и, скрывшись за дверью, со страху защёлкала запорами, и схватилась за телефон, чтобы вызвать милицию.
  – Милиция! Здесь у нас три подозрительных мужика ищут старух, пенсионерок, чтобы ограбить, – ну, и свой адрес и фамилию.
  А на втором этаже, Умка, обнюхав все двери, пошел на второй круг. Наконец он тявкнул:  – Вот.
 Следователь аккуратно постучал. Дверь открыла старушка, и очень удивилась, если не сказать, что в глазах её был испуг: – Вы к кому? – робко поинтересовалась женщина.
  Начал говорить следователь:
  – Это Вас мы видели сейчас на улице? 
  –  Возможно. Я только что вошла.
  Саша разочарованно посмотрел на женщину, и подумал: «Ошиблась моя собачка». Сле-дователь хотел спросить участкового и Сашу, узнали ли они кого? Но не успел. Умка про-шмыгнул под ногами и уже тявкнул: «Вот, … здесь». Следователь и Саша, отпихнув ста-рушку, ворвались в коридор квартиры. Умка стоял на задних лапах, положив передние на висевшее пальто. Саша снял с вешалки пальто, и, оглядев, сказал:
  – Это пальто моей матери.
Следователь быстро схватил пальто и показал женщине: 
  – Где взяла? – он вонзил свои глаза в старушку.
  Ох, уж эти профессиональные болезни. Они, как случайно задетая рана, дают о себе знать. В каждом человеке милиция видит преступника, Портной обращает внимание, как пошит костюм или платье. Правильно ли вшиты рукава, и другие детали. Зубной врач заглядывает в рот, на зубы. Музыкант улавливает множество нот и оттенков в колокольном звоне и в струне. Художник видит тончайшие цветовые гаммы, где простой глаз видит просто предмет. И каждый для себя что-то находит. Вот и у следователя, этот больной чирей выскочил наружу.
  Старушка испугалась. Лицо её побледнело. Ноги стали слабнуть. Стоявший рядом участ-ковый, видя, что она начинает приседать, подхватил её, и вместе с подоспевшим Сашей, оттащили её в кресло. Следователь бросил пальто, и по отработанной привычке, стал ис-кать аптечку: лекарство или нашатырный спирт. В это время в дверь ворвались двое. Один держал наготове автомат, другой, обеими руками  пистолет, целясь прямо в Сашу.
  – Стоять всем. Руки вверх. Выходить в коридор по одному,– скомандовал человек с пи-столетом.
 На лестничной площадке уже ждали ещё двое с автоматами.
  Когда вышел следователь, офицер группы захвата его узнал.
   – А Вы что тут делаете? Почему лазите по шкафам. Пальто уже на полу. Что? Готовите к конфискации? Разрешение есть?   
  Офицер говорил так быстро, как и все действия группы захвата, что следователь не успевал сообразить, что ответить. Наконец сказал:
  – Старушке плохо. Искал лекарство. Никакого обыска не производилось.
  – А почему пальто на полу?
  – Не успел повесить. Помогали старушке сесть. Вероятно обморок.

  – А чем объясните своё присутствие? Почему от Вас в обморок падают? Что? Такие при-ятные гости. Нам позвонили, что Вы искали квартиру со старушкой. Зачем вам эта старуш-ка? Она ваша родная?
  – Вы, так много задаёте вопросов, что нужно долго отвечать. Собака по запаху узнала мать Александра, и мы её разыскивали.
  – И что? Это она?
  – Да нет. Она лежит в больнице. А здесь оказалось её пальто. Собака привела по запаху.
  – Что? эта старушка украла пальто в больнице?
  Тут очнулась старушка и запричитала:
  – Не воровала я его, не воровала. До старости дожила, ничего чужого не брала. Возьмите его. О Господи. Дожила, что в воровки попала. Я его у мусорного контейнера нашла. Три дня оно висело, никому не нужное. А меня на это грех навёл. Наша жизнь в бедности ска-зывается. Жалко, пропадает хорошая вещь. Выбросили. А мы раньше за ними в магазине очереди выстаивали. Взятки продавцам давали. А теперь они не нужны. Мода не та. Вот я и взяла. Что мне – старухе мода? Думала поносить. Раньше в таких пальто не пришлось пофорсить, так думала, похожу сейчас.  Возьмите, если Ваше. Я и в своём старье похожу.
 Тут вступил в разговор Саша:
  – Это я повесил там пальто. Мою мать положили в больницу, а пальто велели забрать. Но мне оно не нужно. Вот я его и повесил. Поэтому, бабушка, носи пальто на здоровье. Тут ошибка произошла. Мы тебя за мою мать приняли.
  – Тут что-то не так. Ты, что не знаешь, где твоя мать? И ищешь по чужим квартирам.
  – Да. По документам она схоронена. Лежит на кладбищё. Но сейчас она в больнице. Мы ездили её опознать.  А собака указала на эту женщину. И поэтому мы здесь.
  – Хватит мне лапшу на уши вешать, – огрызнулся офицер. – От этой путаницы голова кругом идёт. Пусть там разбираются. Все в машину. Нам тоже отчитываться надо, что не зря ездили. А с такой путаницей и отчёт не напишешь. Заблудишься. Пусть сами пишут.       
  Саша улыбался. В душе ему было просто смешно: «Сколько лет живу. Первый раз вижу, чтоб милиция, милицию арестовывала. Обычно оправдывает. А иногда нужно и забирать».
В милиции долго не разбирались: «Свои люди. Доверяем. Все свободны. Можете идти». 
  – Слава богу! – взмолился участковый. – Я думал, посадят до суда. Будет следствие.
  Участковый больше всех напугался, зная строгость и силу милиции. Так требовали с не-го. Вместе с Сашей они отошли от милиции. И он спросил:
  – Александр, давно хочу узнать, но всё было не к месту. Твоя собака действительно го-ворит?
  Саше не хотелось раскрывать тайны. Но она уже приоткрылась, и нужно объясняться.
  – Так. Некоторые слова и фразы. Большего я не сумел достичь, – сказал он.
  – Да, уже и это здорово. Первый раз такое встречал в детстве. Видел в цирке. Собака го-ворила: «Мама, - и, - дай». Видел, как цифры находила. Но это по щёлчку дрессировщика.   
Но такого дела, …  если бы сказали – не поверил.
 Саша только соглашался кивком головы.
  – А, слушай. Тогда, в деревне, когда я первый раз к вам зашёл, и мне крикнули: «Куда прёшь…». Мне показалось, что это собака, сказала. Но я не поверил, и отнёс это на тебя. Поэтому здорово обиделся, и взял подписку о невыезде. И в суд хотел подать, за оскорбле-ние. Ездить в город не хотелось на суд и следствия. И, слава Богу. Судился бы с собакой. А что с них можно спросить? Законов-то для собак не писано. Чушь какая-то, – он замолчал, что-то вспоминая. Наконец сказал:
  – Когда умерла, – прости, – увезли твою мать. Я ночевал в её доме. И слышал, как в сарае кто-то крикнул женским голосом опять ту же фразу: «Куда прёшь…».  Я выскочил на улицу, и увидел улепётывающего Гришку. Видимо здорово перепугался. Он, конечно, не мог этим голосом кричать. А я даже в чудо поверил: не душа ли твоей матери витает здесь? Есть такое поверье, что 40 дней она ещё не покидает своё жилище. А наверно, это твоя собака кричала.
  – Не знаю. Не присутствовал при этом. Но всё возможно, – ответил Саша.
  – С тех пор, по деревне страшные слухи ходят о нечистой силе. А распускает их сам Гришка. Говорит: « Прохожу я ночью около дома старухи, что умерла, и вижу, в потёмках, что, вроде, как она, идёт от сарая к стогу сена набрать. Как же так, думаю, она же умерла. Кто же там ходит? Захотелось посмотреть. Иду, это я, к стогу. А, от него, черная кошка, большая, как собака, выскакивает. Глаза огнём горят. И бежит, вроде как на меня. Мне бы убежать. А ноги словно прилипли и не шевелятся. А она проскочила мимо, да сразу в сарай. Я постоял. Страх-то, вроде, ушел. Думаю, ладно с кошкой, а где же старуха? Обошел кругом стога, а её нет. Исчезла!  Я, к сараю. Только начал дверь открывать, слышу голос её: Куда прёшь кобелина?  Я со страху чуть в штаны не намочил. Пустился я бежать, со страху. Слышу, за мной что-то летит. Только выскочил из огорода, и под куст. Поднял голову, … а надо мной, что-то чёрное, громадное, как телёнок. Вроде летучей мыши. Крылья по метру. А голова, вроде, человечья. И шапка – картуз, как у нашего участкового, с бляхой. И вдруг, закричала голосом его: Стооой Грииишкааа! Всё равно я тебя достану! Страх, не переска-жешь! Сижу я под кустом. Слышу по его вершине что-то тяжелое прошарило и улетело. Ох, и натерпелся же я страху. Теперь даже днём боюсь ходить мимо. Обхожу. Не иначе, старуха в ведьму превратилась. И не умерла, а живёт, только в виде ведьмы – оборотня». Теперь в деревне все только об этом и говорят. А проходят мимо дома её – крестятся. И дом её крестят.
  А когда меня в город позвали на опознание твоей живой матери, – продолжал участко-вый, – я ещё больше  поверил в то, о чём говорят в деревне. Никогда раньше не верил ни в бога, ни в чёрта, ни в нечистую силу. Но ты уверяешь, что это она – живая. Как же так может быть? Врачи заключили, что умерла, и даже похоронили. И вдруг, живая! И теперь не могу от страшной мысли отделаться. Вот с тобой говорю, а сам думаю: не передала ли тебе она своё колдовство? Но раз ты сам её разыскиваешь, то верно нет. Но вот собака-то твоя говорит. Разве это нормально? Разве не колдовство?             
  Он посмотрел на Александра широко открытыми глазами, словно ожидал – а вдруг?..
Саша выслушал, и широко улыбнулся.
 – У страха глаза велики. Наврал Вам – этот Гриша, чтобы с него обвинение сняли, что по чужим дворам ходит. А Вы поверили.
  – Да. Но мать-то схоронили, а оказалась жива.
  – Но, её, же не убивали, а только усыпили.
  – Какая разница? Из могилы-то, живой, всё равно не вылезешь.
  – А вот это и для меня загадка. Но в морге-то я её не нашел. Там была другая женщина –  молодая. Видимо её  и схоронили.
  – Вот видишь. Может она в молодую  превратилась? – упрямо доказывал участковый.
  – Когда к матери вернётся память, тогда всё и узнаем. Надо потерпеть. Давай прощаться. Помоги там Татьяне. Тяжело ей. А я бросить работу не могу, и с квартирой вопрос не ре-шен. Бывшая жена выгнала меня с квартиры. Живу не дома, а на работе. Женщины сильнее нас оказались. Вот и Вы – милиция, кого больше защищаете, мужика или женщину,  если между ними ссора?
  – Конечно, – слабого.
  – Вот поэтому слабые и стали сильными, – заключил Саша.
  – А ты точно на ней женишься. Я думал, что обманешь. Поиграл, охотку свою справил, и в кусты. Поэтому я и защищал её от тебя.
  – Не я свою похоть справлял. Это она меня просила, чтобы у неё был ребёнок.    
  – Даже так? А я-то, глупый, понять этого не смог. Ты уж меня прости, что так о тебе ду-мал. Разве узнаешь сразу, кто есть кто.   
  – Ну, прощай, – и он протянул Саше руку. Они крепко пожали руки. Саша сказал:
  – Всё давно прощёно. До свидания.   
  И они разошлись. Но в душе участкового ещё не угасло сомнение в нечистой силе: « Как это из могилы живой могла вылезти? А Гришка может и соврать, но женский-то голос я сам слышал. А про летучую мышь с телёнка – конечно приврал. Я бы тоже видел такую тушу с телёнка, Да ещё голова человека в моём картузе. Ну да ладно. Теперь знаю, за кем грех водится. Всё равно попадётся.  Только не поэтому ли, не стало жалоб на кражи. То ли затаился, то ли испугался бабки – оборотня. Да и как не испугаться, если живым голосом кричит. Тогда я не думал об этом, а сейчас самому страшно. Кто же кричал?.. Ведь никого же не было. … Стоп, стоп. А собака то была, – осенила его догадка. Верно, говорил Александр. Странно, однако ж.          
               
  Ища приюта на выходные, Саша пришёл к профессору в лечебницу. Профессор был рад гостям, особенно Умке.
  – Прекрасно! – воскликнул он, увидев собаку. – Значит, мы можем продолжить нашу прерванную, очень интересную беседу.
  Он усадил Умку рядом с собой на диван, и, начал вспоминать прошлую беседу:
  – Ну вот, Умка, ты уже стал говорить. Считаешь ли ты себя человеком?
  – Не-е-е, – протянул Умка, – у человека – руки. Он всё может.
  – Значит отличие всё в руках? Нет, Умка. Руки есть и у прочих приматов: горилл, шим-панзе, орангутангов, да и прочих обезьян. А ты утверждаешь, что людей от животных от-личают только руки. Ты просто многое ещё не знаешь. Всё же главное – голова.
– Нет рук, – голова не думает. Нет крыльев, как у птицы, и хвоста – чего думать?
   «В чём-то ты прав, – подумал профессор, – значит мыслишь. И утверждение, что живот-ные живут инстинктом – заблуждение. Да оно и так видно. Собака, да и другие звери хоро-шо понимают человека во многом его разнообразии действий, и выполняют то, что требует человек по его разнообразным командам. Насекомые это понять не могут.
И тут у животных и насекомых есть отличие. Чем выше развитие, тем шире круг догадок, решений задач, а, следовательно, и правильных ответных реакций. По количеству разнооб-разия реакций и способов при решении задач и можно судить о степени развития живот-ных,  насекомых, да и самого человека».
Значит, ты считаешь, что руки помогли голове развиться? Может ты и прав. Когда чело-век был диким, руки в работе, помогли ему развить голову, и он выделился среди животного мира.
  На счёт крыльев и хвоста: посади человека первый раз в лодку и дай весло. Он сначала будет как младенец не умеющий ходить, но вскоре запомнит какие действия что дают, и будет грамотно пользоваться веслом, как и птица, хвостом и крыльями. Всё осваивается практикой, элементарно, путем запоминания движений и явлений.
 Но разве  современного человека, руки, отличают от дикого животного мира, а всё остальное как у зверей?
  – Да, – неуверенно, а потому тихо подал голос Умка.
  Нет, теперь его делают человеком знания, которые он получает в школе и других местах. Стоит только сожалеть, что этих знаний не достаточно, чтобы порвать с диким животным миром, подняться над ним, и стать истинно человеком. Пока мы ещё не оторвались от ди-кого  животного мира, и стоит только сожалеть.
  Пожалуй этот разговор уже не для Умки, – сказал профессор и обратился к Саше:
   – Наше рассуждение зашло слишком далеко. А как вы думаете, в чем отличие человека от животных? Пожалуй этот вопрос не точен. Вы скажете, что в знаниях, в развитии мозга. Но, меня не это интересует. Как должен выглядеть новый человек, не похожий на зверей, лишенный звериных инстинктов?
Знания-то есть у людей, но и звериные инстинкты остались.
  Разговор стал уже серьёзным. Выручай своего питомца, – сказал профессор.
  – Думаю, что знания в голове, в памяти, а инстинкт… он передаётся по наследству через гены. Разные места хранения информации. Память гибнет со смертью субъекта, а гены передают информацию по наследству. И все привычки  передаются по наследству.
  – А как от них избавиться, если они вредны для человека?
  – Профессор меня допрашивает как студента на выпускных экзаменах. Не думал и не знаю. Наверно кое от чего не избавишься. Как избавиться от закона самосохранения? Да и нужно ли избавляться? На то он и закон, его не уничтожишь. А уничтожишь – погибнешь, не имея защиты. Вероятно нужно к нему грамотно приспособиться. Приспособились мы к земному тяготению, научились приспосабливаться к солнечному свету. Если он нужен – пользуемся, не нужен, отгораживаемся, уходим в тень, хотя свет существует.   
– Но закон самосохранения можно заменить групповым сохранением – создание защи-щенного общества: у зверей – стаи, у людей – полиция, армия, суд и прочие органы и зако-ны. Но есть и разум. Он оценит обстановку и успокоит: ничего страшного, скажет он, или посоветует принять меры предосторожности, – сказал профессор.
  – Но самосохранение включает в себя не только защиту от нападения. Сюда входит и питание, и жильё, и медицина, и всё, всё, всё.
  – Вот всё, всё и следует сделать, что требуется для самосохранения субъекта, избавив его мозги от забот об этом, – подтвердил профессор.
– Уважаемый профессор, Вы заглядываете куда-то очень далеко в будущее. Имеете в ви-ду: создать нужную среду обитания и тогда человек превратится из дикого, как преврати-лась  кошка, в домашнюю: ласковую, внимательную, мурлычущую. Пожалуй, с этим можно полностью согласиться. Но какая должна быть эта среда? Кошке создал среду человек, как он её представляет, удовлетворив лишь её жизненные потребности. Но приемлема ли она для человека? От кошки не требуется что-то производить. Все эти функции человек взял на себя Нам-то нужно создавать среду в которой человек будет сам создателем своей среды и работать не как кошка, а как лошадь. А вот хочет ли быть он лошадью и оставаться человеком? Вот вопрос? Быть лошадью, пока звучит не престижно. Как с этим нам справиться? Что этому мешает?
  – До Вас я об этом даже не думал. Вы меня сейчас зацепили как рыбу на крючок, и  у ме-ня появилось желание заняться серьёзно этой темой. Это же рождение будущего человека! Это горазда важнее, чем говорящая собака. А по вопросу, каким должен быть человек, считаю, что человеку надо понять, что он – частица общества в котором живёт, и вся его деятельность должна быть подчинена интересам общества, зависеть от жизни общества. Тут он как лошадь, а общество, как кучер. А какую ячейку он займет в обществе – его выбор по интересам и способностям. Но кем бы он ни был, должен выполнять потребности общества, как свои личные. Вот, понять, что он должен  выполнять, и есть основа существования общества и его самого. Этому его нужно учить.
  – Но учение закладывается в мозг и умирает вместе с субъектом. Как передать его наследникам? Закон самосохранения передаётся наследникам. Это понимают и животные и птицы, и даже насекомые, собираясь в стаи.
  – Ты прав. Собираются, но не на уровне понятия, а благодаря инстинкту. Пчела жалит и погибает, ради спасения  роя. Делает она это неосознанно. Но благодаря этому рой выживает.
  Человек идёт на войну, но он-то осмысливает последствия, и старается сохранить себя. И если все войны будут сохранять себя и прятаться – война будет проиграна. Поэтому нужно человеку понять, что жизнь общества выше, значимей, чем жизнь самого его. Вот это-то и трудно внушить человеку, способному мыслить, знающему, какие будут последствия для него самого в страшной войне.
  – И Вы считаете – этого будет достаточно, чтобы человек не был похоже на животных?
  – Нет, конечно. Человека от прочего животного мира отличают не только руки, речь, и даже   грамотная голова. То что названо, конечно, важные отличия. Но это есть у многих людей, но разве всех можно назвать объёмным именем – Человек!? Наверно, существенным отличием к тем следует отнести поступки, которые совершаются людьми: человеческие они, или звериные. И по этим поступкам судить о субъекте: можно ли назвать его Человеком.
  – Значит, всё дело в поступках. Стоит указать какие поступки человеческие, какие нет, и по ним уже делать определение: к какому виду отнести того или иного субъекта, чего в нём не хватает и, следовательно этому его нужно доучивать?
  – Нет, конечно, – это примитивно. Люди могут заблуждаться, ошибаться. Но чтобы люди не ошибались и не заблуждались, они должны о поступках знать, и этому нужно учить.
  –  Очень объёмно понятие ЧЕЛОВЕК. Всего мы сейчас не охватим.
  – Да. Пожалуй мы сейчас не решим эту проблему, – сказал профессор, глядя на часы.   
Но думать об этом нужно. А сейчас ложимся спать, – заключил он и выключил основной свет, оставив ночник.
  На этом рассуждения закончились.               

                Володя
   В понедельник, после работы, Саша вошел в заводской скверик, сел на лавочку и раз-вернул газету. Уже по привычке, он пробежал глазами рекламу о продаже и обмену квар-тир. Ничего нового. Всё те же адреса, где он уже побывал. Больше его ничего не интересо-вало. Он пробегал по заголовкам статей, ища, за что бы зацепиться, чтобы убить время. То драгоценное время, которого ему всегда не хватало.
  – Сашка! – услышал он оклик подошедшего, мастера цеха Владимира. Они были близки друг с другом по работе. Саша в проектной группе разрабатывал новые станки, а Владимир давал им жизнь. Проще – рожал. Поэтому, связи у них были самые близкие.
  – Я думал, что только мне некуда спешить. А тут, оказалось, есть и другие. Ты, что? по-полнил нашу армию беззаботных, – смеясь, обратился Володя. Он всегда был весельчак и шутник, и это нравилось всем. У всех он находил добрый отклик, и был всегда приятным собеседником. Поэтому, его появление, как-то облегчило грустное состояние Саши.      
  – От всёзнающих жёнщин, я слышал, что ты развёлся со своей благодетельной женой, и этим пополнил, а, следовательно, осчастливил нашу холостяцкую армию беззаботных. Что? Её блага хуже чертова Ада? А со стороны смотреть: все девушки ангелы, откуда же жены ведьмы берутся? Ты мне такую притчу не растолкуешь? – спросил, улыбаясь, Володя, подсаживаясь на лавочку, ближе к Саше.
  – Нет, Володя. Сам бы хотел это узнать, да проповедника не найду.
  – Теперь понятно, почему ты рекламную газету читаешь. Проповедника шукаешь. А я-то думал, жену там себе ищешь. Только, я смотрю,  газета-то о квартирах. Впрочем, умные люди так и делают: ищут квартиру с женщиной, а не женщину с квартирой. Вроде одно и то же, а нет. Надо выбирать что важнее, первостепенное. А жена – дело второстепенное. Ты прав. Не зря твою голову на заводе ценят.
  Саша невольно улыбнулся шуткам Володи, и душа его словно оттаяла. Стало легче. Во-лодя такой же холостяк, и совсем не унывающий, а даже весёлый. Вроде и ему, Саше, не о чём печалиться. Жена, у приятеля, умерла при родах, даже не сумев оставить наследника. Женщины, конечно, не выпускали его из вида, стараясь обратить внимание. Но он отходил шутками, да смешками. А до серьёзного не допускал. Может, боялся, что и новая, к которой он привыкнет, опять будет рожать, и опять случиться трагедия, которую он уже испытал, сильно переживал, и не желает повторение. Может не находил ту, которая сумеет войти в его сердце. На эту тему, как-то не было речи. Вопрос не для мужиков.
  Откуда-то подбежал Умка. Теперь ему приходилось целыми днями гулять близь завода, в ожидании хозяина. Правда, иногда его проводили в конструкторское бюро, если на улице лил дождь. Но сидеть под столом у хозяина, не большее удовольствие. Он подбежал к хозя-ину, но видя незнакомца, решил его тщательно обнюхать. Потом положил морду между коленок Володи, и стал внимательно смотреть ему в глаза. Словно хотел до конца разо-браться, кто такой. Володю это заинтересовало, он погладил его голову и спросил:
  – Ты, чья такая? Почему ко мне с таким доверием? И смотришь так внимательно. Словно в душу заглядываешь. Может, потерялась, или обозналась? А вот поесть у меня ничего нет. 
Это не твоя собачка? – обратился он к Саше.
  – Моя. Ждёт меня здесь, когда с работы выйду. Домой-то бывшая жена не пускает.
  – А как звать твоего пёсика?
  – Умка! – торжественно и ласково, с каким-то убеждением, произнёс хозяин.
  – Первый раз слышу такое имя. Всё Шарики, да Бобики. А тут Умка! Что? Он такой ум-ный, что так возвеличили. А вообще-то очень умные глаза. Смотрит на меня, словно мысли читает, – подметил Володя, – потом, наверное, тебе всё перескажет? А завтра на заводе, на утренней планёрке, ты мои мысли перед всем коллективом огласишь. Не помню, успел ли я уже в душе кого-то обругать. Ты уж, пожалуйста, по приятельски, мне сначала скажи. Чтоб не пришлось с завода увольняться, – с едва сдерживаемым смехом, попросил Володя.
  – Смейся, смейся. Умка действительно может мысли передавать.
  – Ты, что? Не только станки учишь рассказывать, а и собак тоже? – опять смеясь, поняв как шутку слова друга, спросил Володя. – Может и он тебе что-то подсказывает? И у вас научный – собачий симбиоз.
  – А ты спроси его, кто мы. Он тебе скажет.
  Володя воспринял это как шутку, и так же шутя, спросил Умку, держа его за уши:
  – Ну, говори, кто вы такие?
  – Боом-жии, – с трудом и с собачьим произношением выговорил Умка, усилив слог – жии.
  Володя на мгновение искренне удивился, не ожидая такого ответа. И испытующе по-смотрел собаке в глаза, затем, вопросительно взглянул на Сашу. Но с какой-то лёгкостью воспринял, как возможное творение Александра, способного делать чудеса, и легко и весе-ло рассмеялся. Смех его был, какой-то, по-детски наивный, безответственный, подкупаю-щий своей простотой и добротой. Что даже его, бывает и острая шутка, но сопровождаемая добрым смехом, казалась простодушной, и не вызывала обиды.
  – А над чем ты смеёшься? – с улыбкой поинтересовался Саша. – Разве бомжи – люди вы-зывающие смех? 
  – А разве не смешно? Ты выучил свою собачку говорить такую  глупость. Что ничего умнее не придумал? Например: Здрастье. Рад, Вас, видеть!
  – Умка скажи ему: «Здраствуй. Рад видеть», – обратился Саша к собаке. И Умка повто-рил:   –Здравствуй, рад видеть. 
  – Здорово живём, – ответил Володя и ужу серьёзно посмотрел на Александра  широко открытыми, от удивления, глазами.
  – Это что, – собака робот? У неё только мозги вставлены, или она вся – искусственное создание? А как натурально сделана!
 Теперь рассмеялся Саша. Глядя на озадаченного приятеля.
  – А ты чего смеёшься?
  – А я решил взять реванш на твой смех. Тебе было смешно, что мы бомжи. А мне смеш-но, что ты, великий мастер, простую собаку с роботом спутал.
– Что-то ты меня совсем сбил с толку. Что, я такой помешанный? – с лёгкой усмешкой над собой, спросил Володя. – Вы бомжи? Я представлял их без определённого рода занятий  прощё – безработные,  небритыми, грязными, неухоженными; вылезающими из подвалов, тепловых узлов. Ну, как Высоцкий пел: «И  поскольку я бичую, беспартийный, не еврей, я под лестницей ночую, где тепло от батарей».
А тут чистый, опрятный, ведущий инженер конструкторского цеха, уважаемый, и вдруг   
  – бомж. Ну, разве это не шутка, не смешно? Неплохо выглядят современные бомжи. Можно даже завидовать. Как это тебе всё удаётся. Я тоже хочу им стать?
  – О! Это не просто. Нужно сначала жениться, … потом тебя выгонят из квартиры. И вот тогда ты будешь бомж.
  – Да кто же тебя выгнал? Неужели жена? Она наверно чокнутая. Таких мужиков женщи-ны ищут и нарасхват.
  – На счёт чокнутости, возражать не буду. Дважды лежала в психушке.
  – Что? Верно, не поддаётся лечению? – опять рассмеявшись, сказал Володя.
  – Смешно. Да сквозь слёзы. Вот сижу и думаю, куда пойти ночевать? Подвалов свобод-ных не знаю. Да и на чём там спать? В одежде не привык. А постель мне никто не припас.
  – Ты это серьёзно? Действительно, квартирой завладела жена? Такое  я слышал в нашем мире: гуманность мужчин и коварство женщин. Такой век. Но, кажется, это только в нашей стране. Пережитки советской морали. За границей заключается брачный договор на имущество. Извини за смех. Не сразу вник в суть дела. Больше заинтересовали  удивительные  достижения собаки. Женщины бы быстрее вникли в это дело, а не в собачьи успехи. Ладно. Этот вопрос мы решим. Можете вычеркнуть себя из списка бомжей. Будете жить у меня. Я один. Квартира двухкомнатная. Места всем хватит. Пошли. Поднимайся.   
  Саша без слов и вопросов отдал себя во власть приятеля: поднялся, и пошел за ним, по дороге обсуждая свои семейные дела.
  Не буду описывать дом, квартиру, их простые взаимоотношения. Как-то у мужиков всё просто: поели, что было и, что по дороге прихватили в магазине. Как-то, между разговором, Володя достал из шкафа комплект постельного белья; бросил его на диван: 
– Это твоё место. Убирать будешь в диван,– открыл, закрыл. И на этом знакомство с но-вым жильём закончилось. – Что потребуется – бери.
  А потом опять с шуткой: « А может научить, как газовую плиту включать и выключать? С её инструкцией, по безопасному пользованию познакомить?»
  – А, вообще-то давно её не читал. Может и стоит с ней познакомиться. А то ведь по кре-стьянской догадке. Только надеюсь, что под твоим чутким руководством должен справить-ся. Ты наверно и сам не знаешь, где лежит эта злополучная инструкция.
 Оба засмеялись.   
  – А ты прав, не знаю. Как пророк, всё угадываешь. Её, покойница жена, куда-то засунула и я больше не видел. Не требовалась, и не попадалась. Наверно в чемодане жены. Я его с тех пор не открывал. Ну, а поскольку ты ясновидящий, сам найдёшь, если понадобиться.
               
  После ужина и элементарного обустройства, когда дела закончились, оба они сели рядом на диване и Володя спросил:
  – Так, что же у тебя случилось с квартирой? Расскажи? 
  И Саша  рассказал о своих взаимоотношениях с Зиной, о поиске квартир для обмена, о нежелании Зины  терять квартиру, и потому прогоняет всех, кто приходил с обменом. Все его попытки самостоятельно произвести обмен, закончились провалом. Пришлось обра-титься в частную контору, занимающуюся обменом и продажей квартир. Там ему сразу предложили маклера – сваху Лялю. Маклер Ляля была в полном цвете творческих сил. Ей было лет 45. Привлекательна. Вселяющая доверие. Умела в разговоре привлечь и располо-жить к себе клиента. Кроме этого, оказалась очень оборотистой, смелой, решительной. Её не пугали действия Зины, о которых он рассказал. Она сразу же выехала осмотреть кварти-ру, и предложила ему выписаться, чтобы ей перевести квартиру на себя, и начать процесс выселения Зины. Только так она может с этим справиться. Ему она  предложила временное жильё в комнате коммунальной квартиры, где, только что умерла бабушка, и квартира пустовала. Конечно, ни о какой прописке не было и речи. Была назначена встреча на другой день, после того, как маклер поговорит с Зиной. С этим он и ушел.
  Он еще рассказал о судьбе Полины. О том что зашел к судье, узнать о её положении, что её ждёт, и чем он может помочь? Поскольку  ребёнка она отдала, а мать оказалась жива.      
  Судья была в добром расположении. Она приняла, как старого знакомого, и поспешила узнать о взаимоотношениях с Таней, и о сыне.  И ему пришлось вкратце рассказать обо всех происшествиях. О том, что Зина выгнала его с женой. И теперь он спит, где придётся. И вопрос о свадьбе повис в воздухе. О своих попытках произвести обмен. О частном маклере, предложившей помощь, с условием, временно выписаться с квартиры. Судья спросила:   
  – Вы согласились?
   – Да. Завтра у меня с ней встреча.
  – Как звать маклера? – спросила, встревоженная чем-то, судья.
  – В конторе её рекомендовали, как сваха Ляля.
  – Прекратите с ней всякие связи.  Её давно нужно было судить и упрятать от доверчивых людей, но она под покровительством старшего судьи и начальника милиции творит страшные дела. Им она сумела обменять квартиры на большие площади, обманув тех, с кем производила обмен. Она не пощадила даже молодую женщину с ребёнком, имевшую трёх комнатную квартиру. Но оказавшись в затруднительном финансовом положении, решила сменять её квартиру на меньшую, с целью получить доплату. Её, так же временно, эта сваха выселила из квартиры в маленькую комнатку коммунальной квартиры, дав мизер от обещанного. И никаких квартир и денег, кроме мизерной суммы, она не дала. В результате не квартиры, не денег. Таких афёр у неё очень много. Но старший судья отказывает всем в судебном иске. Милиция тоже не принимает документы. Вы можете остаться вообще без жилья, если выпишетесь с квартиры, – сказала судья, – я вас предупредила. Этот разговор между нами. Без пересказа третьим лицам. Я обещала Вам помочь с обменом квартиры. Дело не простое. Буду думать. Телефон Ваш у меня есть. Позвоню, если что смогу. А с Полиной, думаю, дело проще. Попробуйте взять своё заявление о возбуждении дела. И попросите прекратить его. Я думаю, что  всё должно получиться.         
  – С этим я и ушел от судьи. А квартирный вопрос пока на мёртвой точке. Такие мои де-ла.
  На другой день Саша позвонил с работы следователю, о решении вопроса с освобожде-нием Полины. На что тот ответил:
  – Так мы ждём, когда к вашей матери память вернётся.
  – А если память не вернётся, или вернётся ущербная, и она не даст нужных показаний, что тогда? Вы её пожизненно заключите? Моих показании Вам не достаточно?
Что мать никто не убивал. Ребёнка она вернула. Я хочу забрать своё заявление, и настаи-ваю на прекращении дела, – сказал Саша.
  – Ну, если так настаиваете, приходите сюда с заявлением о прекращении дела, и заби-райте свою Полину.
  – А можно придти сегодня после работы?
  – Мы работаем до 18 часов. Успеете – приходите. А вообще-то я Вас подожду. Приходи-те. Не буду прощаться. Нам тоже интересно закрыть это дело.
  После работы, Саша поспешил поймать Володю, чтобы сообщить ему, о своём походе в милицию.
  – Ты, что? В милиции на учёте состоишь? Не рецидивист? Что, только ещё начинающий? Кого это я приютил к себе?  Даже документы не проверил, – Володя сначала говорил как на всём серьёзе, а потом сошел на сдержанную улыбку, задавая вопросы. – У нас полиция шустрая, ещё и не начавших на учёт берёт. Ты уже с ней познакомился, я вижу.
  – Познакомился. Но не пугайся, – улыбаясь в ответ на шутку товарища, сказал Саша. – Человека надо вызволить.
  – Такого же бандита, как и ты?
  – Нет. Горазда приятней – женщину.
  – Женщину!? – он сделал удивлённую гримасу.
  – Тогда я иду вместе с тобой. Боюсь, как бы она от тебя не сбежала. И не причинила тебе вреда. Буду твоим телохранителем,… а может её хранителем. Смотря по обстоятельствам.
  – Ну, если тело… хранителём, то пойдём. Будешь охранять тела, – оба рассмеялись, и пошли в милицию.
                Освобождение Полины
  Саша принёс следователю заявление о прекращении дела. Вопрос об освобождении По-лины уже был согласован с прокурором, и имел положительное решение. За Полиной схо-дил охранник. И вот она уже в дверях. Увидев Сашу, она бросилась его обнимать и цело-вать, приговаривая: « Спаситель ты мой! Освободитель!  А я думала, что про меня все за-были», – Саша тоже обхватил её руками.
  – Тю-тю-тю, – вмешался в их объятия Володя, и легонько стал их разнимать. – Я тело-хранитель, и возражаю против применения силы, и возможной поломки скелета.
  – Чей телохранитель? Чьи бока бережешь? – осведомилась Полина о такой шутке.
  – Его. Правда, он крепкий. Поэтому, жалко больше Ваши.
  Полина рассмеялась. Ей понравилась шутка. И она обратила серьёзное внимание на те-лохранителя. Саша поспешил пояснить.
  – Это мой товарищ по работе, и мой спаситель, а теперь и Ваш телохранитель. Знакомь-тесь: Володя, Полина, – указал рукой Саша.
  Они протянули друг дружке руки. Вдруг Полина ойкнула, и отдёрнула руку:
  – Чувствую, что заводской. С железяками обращаешься, а не с женщинами. Чуть все ко-сточки не переломал, – но при этом, тряся рукой и улыбаясь, смотрела на Володю. Он тоже улыбался    Простите. Это от избытка чувств.
  – Ну, что же?  Знакомство состоялось. Теперь нужно бы отметить освобождение, – сказал Саша, глядя на друзей. – Может в ресторан?
  – Я не одета для ресторана, – возразила Полина, оглядывая свой костюм. – Поскольку я виновница ваших хлопот, то должна пригласить к себе, если ваши жены не будут возра-жать. 
  – А над нами нет управляющих, кто бы мог возражать. Мы – Махновцы. Это вроде ко-тов, которые ходят сами по себе. Вот Саша. Он развёлся со своей красавицей. Правда, я её не видел, но думаю: слава Богу, пронесло. А  я, как ты считаешь? – обратился он к прияте-лю.
  – Да, тоже холостой. Вдовец. Круглый сирота. Даже детей нет ни дома, не на стороне. Хоть плачь. Пожалеть некому, – шутя и смеясь, пояснил Саша.
  – Понятно. Бедные, бедные сироты! Но у меня дома ничего нет. Сами понимаете.
  – О! Это мы быстро решим.
  Пока добирались до квартиры Полины, руки мужиков уже тянули пакеты с провизией.
Полина забежала к соседке сообщить о своём прибытии и взять ключи от квартиры. Та хотела её задержать с расспросами, но увидев мужиков, поняла, что не время для бесед; и только с любопытством разглядела их.
  Войдя в свою обитель, хозяйка сразу закрутилась у плиты, у зеркала, у шифоньера. Во-лодя взялся помогать ей на кухне подсобным рабочим. Саша вспомнил про Умку и преду-предил, что пойдёт с ним гулять, пока готовится еда.
  Вернувшись с прогулки, он услышал звонкий смех приятеля. Верно, что-то интересное рассказал и сам же смеётся. Слышит, Полина жалуется: « Вам – мужикам, что? Вы всё мо-жете. Не то, что мы - женщины», и снова голос Володи.
  – Ну да: … «Лежит жинка с дочерьми на печи. Дочь её и говорит:
  – Какой мороз на улице! Отец там наверно мёрзнет?
  – Ничего ему не будет! – говорит мать. Озябнет, так будет бегать и согреется. Не то, что мне на печи. Повернуться негде, – и опять общий смех
  – Весело вы тут живёте. Уже одомашнились?
  – А щё ти бачишь,  щё ми бичи як ти?
  Полина вопросительно посмотрела на Володю, потом на вошедшего Сашу.
  – Почему бичи? Кто бич? Саша, что ли?
  Володя почувствовал, что взбрехнул лишнего. Хотел пошутить, а попал в самую боль-ную точку. Ему стало неудобно, и он хотел это замять. Но Саша уже подхватил фразу и взял на себя его высказывание:
  – Да, Полина. Это я ему такую версию высказал. Ушел я от Зинаиды. Стало невозможно проживать вместе. Нервы не выдержали. Не могу я слушать её срамоту. А отлаиваться, тем более. Не в моих правилах. Сплю теперь у Володи. Спасибо приютил. А до этого спал на работе и где придётся.
  Полина с сожалением задержала на нём взгляд. Если бы он был один, она непременно воспользовалась бы этим моментом, чтобы приютить его у себя. Но при посторонних воз-держалась.
  Наконец приготовления закончились и все собрались за столом. За тостами дело не вста-ло.
  – Я считаю, что собрались мы по очень важному поводу. По случаю освобождения …
  – Стоп, стоп!  – остановил Сашу Володя. Сначала нужно выпить по случаю знакомства с интересной и прекрасной женщиной, хорошей стряпухой. Это мы видим по тому, что стоит на столе. И я уверен, что не у кого в этом нет сомнения. Все с жадностью глядят и торопятся отведать. По этой причине я укорачиваю тост: «За счастье, здоровье, успехи во всём, особенно в кулинарии, нашей новой знакомой Полины. Эх, полюшка поле, полюшка широко поле. …
 – Ну да. Поехали, да не туда. Укоротил? Если тебя не остановить, то сегодня нам не вы-пить, не поесть и домой не вернуться. Проще: пожелаем ей больше улыбок и любви! 
  – И я хотел сказать то же самое. Женщина без любви, это баба Яга в ступе. Пожелаем ей быть любимой и любить самой! За прекрасную женщину! Браво!»
  Все стоя чокнулись бокалами, подарили Полине улыбки, и сели, чтобы отведать то, о чём так громко сказано. А на столе, кроме пельменей, да колбасы поджаренной с яйцом и немного зелени, не считая хлеб, ничего не было.
  Далее всё как всегда: тост за освобождение, тост за дружбу и так далее. Разница может и была. Никто не хотел напиваться, никто никого не неволил, и не принуждал. Да и порции шампанского были небольшие. Больше увлекались едой, так как другого ужина не будет. 
  Володя пытался своими шутками развеселить Полину, но она почему-то сторонилась их, и больше тяготела к Саше, оказывая внимание: угощала, пыталась заговорить с ним. Когда она ушла на кухню помыть посуду, Саша предложил другу идти домой. Но Володя не спе-шил уходить. Ему казалось, что она внутренне ещё не освободилась от каких-то дум. Что-то тревожило и не отпускало её, удерживая тяжелое состояние, в котором она находилась до этого. И ему хотелось высвободить от непонятного ему, её тяжелого груза.
Добиться её улыбки, хорошего настроения и расслабления. Короче – развеселить, забыть горе.  Есть у мужчин такая черта: помочь женщине. Снять с неё тяжесть во всём. И в чув-ствах тоже. Именно это и руководило им в данный момент.
Саша по-своему истолковал  его желание остаться.
  – Ты останься, а я с Умкой, пойду. Если позволишь, дай мне ключи от квартиры.
Пошарив в кармане, Володя достал ключи и протянул их Саше.
  – Ты только не очень крепко спи, а то мне не попасть в квартиру. На лестнице-то не-удобно. Бог знает, что соседи подумают: пришла лиса в дом, да и…сам знаешь, что с зай-цем было.   
 В это время вошла хозяйка. Она слышала конец разговора и попыталась остановить Са-шу. «Лучше бы ушел Володя, а Саша остался», – думала она. Но Саша решил по-своему, и был твёрд. Полина сняла с его плеч руки, которыми она пыталась его удержать. Теперь это было безнадёжное  занятие. Он не оставлял ей никаких надежд на взаимность. У неё заще-мило сердце. Вся радость освобождения пропала. Словно что-то оборвалось в её жизненной цепочке. Что-то рухнуло и пошло не туда. И ей надо снова искать новую дорогу и забыть всё старое.  Она готова была заплакать, но при постороннем изо всех сил держалась. Верно не судьба. Решила она. И всё её тело сразу обессилело, обмякло и словно повисло на костях собственного скелета:
  – Спасибо тебе. Приходи ко мне. Буду ждать. До свидания, – только и сумела сказать она, ослабшим голосом, запирая за ним дверь.
  Володя хотя и понравился ей, но он был пока неизвестным. Выгонять его она не реши-лась. Но дальнейший разговор уже не получился. Она тяжело опустилась на стул, поставив на стол локти и, обхватив ладонями голову, задумалась: «Что делать? Выбора нет. Надо смириться и привыкать к новой ситуации», – решила она.
  Володя пытался развлечь её рассказами смешных историй, но она на них не реагировала.
  – Извини Володя. Что-то нет у меня сегодня настроения. Ты не обижайся что я так … Мне что-то не по себе. Может тебе лучше идти, пока Саша не лёг спать. А то придётся на лестнице ночевать. Да и ему беспокойно ожидать тебя. Как-нибудь в другой раз расска-жешь. Он давно у тебя?
  – Давно! …Кажется со вчерашнего дня.
Полина как-то нехотя, едва заметно, кисло улыбнулась такому ответу. Они оба поднялись. Идя к двери, на ходу простились. И на этом закончился их вечер.             
  Саша выгуливал перед сном свою собачку. Когда поднялся до квартиры, увидел, что хо-зяин сидит на ступеньке лестницы с грустным видом.
  – Ну, слава Богу. Буду спать на кровати. А я уже совсем приготовился ночевать здесь,   
  – обрадовался Володя. – Завтра нужно сделать вторые ключи.
  Когда они вошли в квартиру, Володя стал оправдываться:
  – Ты думал, что я остался из-за удовольствия? Нет. Я на это даже не рассчитывал. И с её стороны не было никаких намёков. Хотелось её отвлечь от грустных мыслей. Но не полу-чилось. С твоим уходом она ещё глубже ушла в себя, и все мои попытки её развеселить – провалились...  Она побоялась, что я не попаду домой, потому, что ты уснёшь, и предложи-ла идти к себе. Сначала было желание познакомиться с ней поближе. Зачем?  Да и сам не знаю. Зачем мне эта близость. Возможно, играет природа. Тянет она мужчин и женщин друг к дружке. Когда далеко, так вроде и ни к чему это. Можно и одному жить. Да и вооб-ще об этом не думаешь. А когда близко, тяга какая-то. И бороться с ней трудно. Хочется быть рядом и помогать. Хотя живут же женщины и одни, без помощи. Схоронил жену и думал жить один. Так бы и было. А вот встретил  женщину, и как-то жалко её стало. Тоску-ет, переживает. Да и по дому мужские руки нужны. Только может это так нам кажется. Но хочется помочь. Хотя бы набегами приходить, когда позовут. Чтобы она чувствовала, что не одинока. Есть и у неё опора и надежда. Всегда выручат.
  Володя подкупал собеседника своей доверительной откровенностью. Он мог говорить, не скрываясь о чём угодно: о любви, интимных отношениях, о своих переживаниях и мыс-лях, о которых большинство людей предпочитает молчать. Этим он открывал двери своей души, чтоб так же доверительно и откровенно с ним говорил собеседник. И к нему все относились с доверием. 
  – Мне хочется с тобой поговорить о ваших с Полиной отношениях. Что-то тут вроде тёмного пятна для меня. Мне всё кажется, что между мной и Полиной стоишь Ты. И это мешает нашему сближению. Но об этом завтра. А сейчас спать, – закончил своё высказыва-ние Володя, и направился к себе в спальню.
  На другой день, после работы, Володя встретил Сашу у проходной.
  – Вот тебе ключи. Сделай себе новые.  А я немного задержусь, сказал он, подавая ключи.
  – Но я тоже не домой. Нужно сходить в больницу к матери.
  – Спешишь? – спросил Володя.
  – Да нет. До начала посещения ещё минут 40 есть. А что?
 – Неясность у меня в мозгах. Просветить хочется, –  сказал Володя.
  – Пойдём в скверик на скамейку. Разберёмся, что там «за туманность Андромеды в твоих мозгах?» Надеюсь, что не новая галактика. За полчаса мы с ней разберёмся?
  Они сели на лавочку и Володя начал свой рассказ:
  – Когда я беседовал с Полиной, то всё время чувствовал, что она держится на расстоя-нии, что-то прячет в себе, и боится открыться. Я не мог её вызвать на откровенность и до-биться доверия. Как будто между ей и мной стоит какой-то человек. Особенно это было заметно, когда ты пришел с прогулки с Умкой. Она словно отключилась, и затаилась в себе. И мне показалось, что этим человеком являешься ты. Но и после твоего ухода, она что-то говорила из своей жизни, а что-то её беспокоило, и она ревниво скрывала. Похоже, что между вами есть, или были какие-то неизвестные мне отношения, и она боится их потерять. Стараясь держать их за ширмой секретности. И я подумал: не врываюсь ли я в чужую жизнь? Не разрушить бы чужое счастье. А именно ваши взаимоотношения. Ты-то мне тоже ничего не говорил. Что ты на это скажешь?
  – Ты прав. Психоанализ не подводит тебя. Как-то не было времени и случая посвятить тебя в наши взаимоотношения. Не видел в этом нужды. Не знал, что тебя это будет интере-совать. Но поскольку тебе интересно, расскажу без утайки.
  И Саша рассказал о том, как она хотела соединить свою судьбу с ним. Как защищала на суде, для получения развода с женой, как рискнула пойти на преступление: украсть ребён-ка, и чуть не погубила мать, за что её и посадили за решётку.    
  – Надеется ли она сейчас связать со мной свою судьбу? Не знаю.  Но она знает, что я же-нюсь на Татьяне. Но Татьяна живёт в деревне, а мне там делать нечего.  Может, надеется, что я изменю свои планы. Но я ничего менять не собираюсь.
  Володя с интересом слушал рассказ Саши, как детективный роман.
  – Значит, ей ничего с тобой не выпадает? А может тебе лучше сойтись с городской. В деревню ты действительно не поедешь, завод не бросишь. С Татьяной-то вы всё обговори-ли. Она дала тебе своё согласие расписаться?
  – Да. Конечно.
  – А что же не расписываетесь? Тогда Полина и ждать тебя не будет. Что?  Есть помеха?
  – Смешно сказать, о причинах мешающих осуществить столь серьёзное дело. Сначала нужно было развестись, потом заваруха с пропажей ребёнка, а сейчас …
 Саша замялся. Володя выжидал.
  – Сейчас я живу на чужой квартире. Куда я приведу жену, да ещё с ребёнком. Нужно сначала прочно обосноваться.
  – Да. Вопрос серьёзный. Здесь на лавочке и сейчас, мы его не решим, Но будем думать. А когда ты вернёшься из больницы? Да что спрашиваю. Всё равно раньше меня. Возьми себе ключи. Я навещу Полину. Наверно раньше тебя не вернусь.
  Он улыбнулся доброй улыбкой, и вроде как хотел посмеяться, но закончил смех, едва начав, как бы намекая на загадочные дела, покрытые тайной.
  – Теперь мне стало немного понятно её поведение. Попробую разобраться до конца, по системе кота. И он снова рассмеялся.
  – Это что за система? – поинтересовался Саша.
  – Я однажды наблюдал, как кот, увидев кошку, желая познакомится, не бросается к ней, не пугает своею агрессивностью. Весь женский род трусливый, боязливый. И сначала выказывает осторожность А если лезть нахрапом, так и отпор может дать.
Поэтому кот подходит тихонько, показывая свою миролюбивость; подсаживается рядом и сидит, пока кошка к нему привыкнет и убедиться в миролюбии и безопасности. И только потом начинают снюхиваться.
  – Тебе бы, с твоей наблюдательностью, и психоанализом нужно быть Шерлок Холмсом. В наших следственных органах их очень не хватает.
  – В криминальные органы идут те, кто интересуется криминалом. С криминалом борют-ся – криминалом и сами занимаются. Сами смотрят, как бы научиться – самому поживить-ся. 
  – Ну, почему же? Некоторые видят в этом романтику, интерес разгадки, решение слож-ных задач. Попытку проникнуть в психологию действий человека. Понять людей.
  – Есть, конечно, и такие. Только больше тех людей, которых интересует своя выгода.
Самым важным аргументом доказательства вины в суде – это узнать, какие интересы дви-гали человека на совершение преступления.
  – Так, все живые существа, не только люди, идут к кормушке. Тут нет ничего нового. Правда ты сейчас идёшь не к хлебу, и не к деньгам. Но всё равно тобой движут потребно-сти, как и всем миром. Разница между людьми и остальным живым миром в законах огра-ничивающих  действия. Они-то и разделяют на людей порядочных, живущих не нарушая законов, и людей не порядочных. Или как церковь делит: на праведных, и грешных, и тут же добавляет: «Все люди грешные». Но у людей, как и у зверей тот же закон: «Закон силы». Но люди хотят его скрутить своими законами. Чтобы уровнять всех в силе. Это они называют равноправием. Но уровнять всех невозможно, да и нужно ли? Есть люди сильные, есть слабые. Заставить их делать одну и ту же работу?.. Или. Есть люди способные решать сложные задачи, и люди не способные это делать. Как их уровнять? Поэтому в жизни постоянно идёт соревнование, которое всех расставляет на свои места: кто, где лучше пригодился. И здесь «Закон силы» подменяется «Экономическим законом». Кто больше даст пользы обществу. Но он-то пока плохо работает. Влиятельные родители посадят глупого сынка управлять. Кому польза? Вот это бы ликвидировать. Нужно больше общество привлекать к решению общих дел. На заводе рабочий совет. Такие советы в цехах и в бригадах. Ленин так задумывал: заводы рабочим, землю крестьянам, а все общие вопросы решать коллективом. Но и это не везде спасёт. Вот ты и я влюбились в одну красавицу. Как тут решить вопрос? Где есть закон, регулирующий такие действия? А, ведь, и тут бывает, решают силой. Мы возмущаемся, а закона-то нет. И появляются Гоголь и Грибоедов, способные смеяться над устройством нашего общества, а подумаешь глубоко – хоть плачь.
  – Поэтому, лучше над этим не думать, чтобы не плакать. Веселей и проще жить. Всему  конец. И тебе, да и мне пора идти. До вечера, – прервал рассуждения  Володя.
  – Успеха тебе в котовом деле, – пошутил Саша. И оба разошлись в разные стороны.
   К матери Сашу не пустили, но обрадовали, что ей значительно лучше. Она начала гово-рить.
   Он погулял с Умкой около квартиры Володи, дома сготовил лёгкий ужин на двоих. Но товарищ не пришел, и Саша лёг спать рано. Он ещё не успел отойти в мир снов, как звонок поднял его. Пришел хозяин, улыбающийся, в хорошем настроении.
  – Не ждал? – с вопроса начал Володя.
  – Ты словно провидец. Можешь читать чужие мысли. Если честно, не ждал.
  – У-тю-тю. Не успел поселиться  и уже не ждёт хозяина. Это как в сказке « лиса и заяц». Поселилась лиса в доме зайца, да и не пускает его домой,– пошутил друг.
  – Не совсем так. Тебя же пустили. Просто я подумал, что ночь самое время для котов, –  отшутился Саша.
  – А кто кот? – в шутку серьёзничал Володя. – В сказке лиса выгоняла зайца, а не кот. А тут что-то новое… Может оскорбление?
  – Но, ты, же сам сказал, что по системе котов работаешь, – шутя, оправдывался Саша.
  – Так, то ж система, а не сам кот. По твоей системе у меня в цеху станки работают. Но я их Алексашками не называю, – и тут он снова рассмеялся, – цели у нас с котом разные. Ладно. Полезай спать.
  Саша направился к своему дивану, на ходу давая объяснения: «Там сготовлен ужин, но наверно остыл. Разогрей …».
  Уже в постели он услышал: «Зачем жениться? Если пришел и ужин готов. И никто отчё-та не требует: где был, почему задержался? Лафа! Почему мужики с женщинами живут? Наверно это по недоразумению. Надо мужику с мужиком жить. Лучше друг друга понима-ют. И никаких претензий».
  Быстро справившись с ужином, Володя подсел на диван к Саше.
  – Не помешаю?.. – начал он.
  – Нет. Жду твоей исповеди. Почему так рано явился – выгнали?
  – Нет. Пока сам ушел. Не стал дожидаться … – пошутил Володя. – Я, ведь, что пошел? Вчера она была очень расстроена. И мне было её жаль. Хотелось вывести её из этого состо-яния. Это вроде как, обязанность мужиков, что ли? Утешать женщин, как женщины утеша-ют детей. О том, что причиной её поведения, как я и предполагал, являешься ты. И твой рассказ о ваших взаимоотношениях меня просветил. Сегодня всё подтвердилось и встало на свои места. Я ей рассказал о твоих намереньях жениться на Тане, и она сразу изменилась. Извини. Может, я не должен был этого говорить? Сказал по простоте крестьянской: сначала сказал, потом подумал. Может, ты её на запасных держишь? Тогда, почему не предупредил, когда я к ней пошел?
  – Нет. На запасной скамье, как игрока, я её не держу. Это петухам нужно десяток куриц, По экономическим расчётам крестьянина, а я не петух и не мусульманин, имеющий горем. Мне хватит одной. Я тебе говорил о похищении ребёнка. Не помню, говорил ли, о её цели похищения? Ей же не ребёнок был нужен. Ей нужен мужик. Через ребёнка она  хотела соединиться со мной.
 
  Вот я и заметил, что после  разговора об этом, у неё, вроде как, отцепило на душе. Груз свалился с плеч. И она сразу поспешила эту тему закрыть, и пригласила на чай. И стала сразу чуть веселей. Я подумал, что цель достигнута. Ей стало легче. Появился интерес, что она не одна. Что я на неё обратил внимание, и тем дал надежду. А надежда всем нужна. Это главное, что делает жизнь уверенней и не пустой. Попили чаю. Я ей рассказал о своей жизни, она о своей. На этом всё и закончилось. Она стала веселей и думать стала уже о другом. А что ещё надо?   
  – Завтра снова пойдёшь? – спросил Саша.
  – Нет. …  Если, разве, позовёт. Ладно, давай спать.               
  Укрывшись одеялом, Володя приготовился отойти ко сну. Но в памяти ещё пробегали картинки прожитого дня. Кратко промелькнули кадры, сделав короткую остановку на его сообщении Полине о намеренье Саши жениться на Татьяне. Как сильно они подействовали. После этого она сразу сильно изменилась. Потом вспомнился разговор с Сашей о системе кота, и о его системах, и свои слова: «Я же не называю твои станки автоматы – Алексашками,– и тут же подумал. –  А вообще-то, замечательные станки. Почему бы и не назвать? Ведь называют же простую шайбу – шайбой Гравера, или простейший клапан – системой Ниппеля. Хотя клапаны родились задолго до этого.  А тут – автоматический станок. Таких ещё нет ни у кого. Это тебе не шайба или клапан, а целая  сложна система. Почему бы её не назвать: система Александра?»   
 И тут его словно озарило, и сон ушел на второй план: «Люди за изобретения не простые премии получают, а Нобелевские.  Почему бы  его разработки, а может и изобретения не оформить патентом, получить документ, и можно  на соискание премии подавать заявку, и продавать крупным фирмам за хорошие деньги. Даже патент можно продать. У нас же но-вый станок на выходе. Да тут золотой дождь! Вот за границей, каждая мелочёвка получает патент. Даже шайба Гравера. А в нашей стране целый станок-автомат нигде не фиксирует-ся. Вроде как пустяковина. А в чём причина? Да где у нас эти патентные бюро? Кто о них знает? Я столько лет работаю на заводе, не слышал о нём. Есть ли вообще в нашем област-ном центре такое заведение? Может оно спрятано от нас, как недозволенное сокровище. Так его надо раскопать для всех. У нас же грамотные люди. И очень много всего придума-ли. Первые проникли в космос, создали первую атомную станцию, Термоядерную бомбу, искусственные алмазы. А где в таких масштабах электрификация страны с ЛЭП-500000 вольт. Да разве всё перечислишь. Мы свои находки и изобретения печатаем в журналах, за границей их вылавливают, оформляют как свои. Мы у них покупаем эти изобретения за большие деньги. Один японец с удивлением рассказывал, как он, выписывая наш детский журнал: ЮТ (Юный Техник), заработал на нём полтора миллиона долларов и стал миллио-нером. Он, даже, пожалел нашу страну, и посетовал на нашу бесхозяйственность. Надо, чтобы не только взрослые, а каждый мальчишка знал, где у нас патентное бюро и его фили-алы. Чтобы в школах учили, как оформить заявку на патент. Что является изобретением, а что рационализаторским предложением. И тогда мы выйдем на первое место в мире по научным открытиям. С этим надо работать везде: от повара и плотника, до умудренных учёных. А мы, на громадном заводе не знаем, где находится патентное бюро. Поэтому мир не знает, что радио открыл русский Попов. То же с телевиденьем, и с первой электронно-счётной машиной. Да вот свежий пример: Учитель физики Ивановского медицинского института, открыл свойства жидких кристаллов: изменять цвет при очень малых изменениях температуры. Он мазал тело человека и находил  очаги воспаления на теле. Этим изобретением воспользовались японцы, и создали часы с циферблатом на жидких кристаллах, которые стали покупать во всём мире и экран телевизора. А могли бы мы получать за это изобретение громадные деньги. За счёт технического шпионажа японцы и вышли на первое место в производстве диковин – в  промышленном прогрессе. Нужно нам самим учиться торговать. И тогда научимся ценить свои разработки. Завтра же пойду к главному инженеру и попробую раскачать его  этой мыслью. И мы найдём денег Саше на квартиру. На этом он успокоился и быстро заснул.
  На другой день Володя скорее не вошел, а ворвался в кабинет главного инженера завода.       
Тот удивлённо посмотрел на его широко раскрытые глаза, возбуждённый вид и торопли-вость. Словно он хотел с кем-то свести счёты по-мужски. Это его насторожило.
  – Что, случилось что-то в цехе? – спросил инженер, ожидая сведенья о ЧП.
  – В цехе ничего! В наших головах должно было давно случиться, но очень плохо, что ещё не случилось! – начал торопливо свою речь Володя.
– Я, что-то не пойму о чём речь. Поясни сказанное.
  На душе главного инженера немного отлегло: «ЧП нет. А что с головами, и у кого – это литературный приём для создания эффекта», – решил он. А Володя продолжал:
  – Уже 10 месяцев эксплуатируем новый станок. Он успешно работает и все про него за-были. А с помощью его выпустили продукции в шесть раз больше. Скоро закончим техни-ческие проверки нового смонтированного станка. Тогда все старые конвейеры будут не нужны. Завод наш завалит не реализованная продукция.
  Володя говорил торопливо, возбуждённо, горячась.
  – Так это всё замечательно. В чём же ваше беспокойство? Или это порыв радости?  Не могу понять. Новый станок должен выдержать проверку в течение, хотя бы, года. Раньше я не могу подписать документ об испытании станка.  А пока готовьте отчёт о его работе. Снимите все характеристики: производительность, время работы до отказа, Качество вы-пускаемой продукции, затраты и экономия по потреблению электроэнергии. Александр знает что надо. Работайте с ним. Произведите сравнение со старым оборудованием. Вот когда все эти цифры будут на руках, тогда и приходите ко мне. А пока наш разговор бес-почвенный.   
  Он посмотрел на Владимира испытующим взглядом и заметил, что тот словно понизился в росте, обмяк, усел и сделался грустным и жалким. Он стоял, словно не мог сдвинуться с места. Чувствовалось, что такого решения он не ждал, и это его не удовлетворило.
  – Я не доходчиво объяснил? Или, может, что сам не понял? Кажется, у тебя есть что-то не досказанное. Выскажи всё, чтобы разобраться в твоём посещении. Да ты сядь, и спокой-но всё расскажи, – проникнутый сочувствием, сказал главный инженер.
  Володя действительно почувствовал слабость или усталость в ногах и охотно принял предложение сесть. Главный молчал, ожидая рассказа. Владимир думал с чего начать. 
  – Понимаете? – начал рассказ Володя. – Чрезвычайная ситуация не в цехе, не на заводе. ЧП у Александра – нашего главного конструктора. Он лишился жилья, и живёт сейчас у меня. У него больная мать, сей час лежит в больнице, и её некуда взять. Кроме того ему нужно взять жену с ребёнком из деревни. А жить негде.
  – Я могу только посочувствовать. Но с этим вопросом не ко мне. У нас есть профсоюз. Пусть он этим и занимается. Его прямая обязанность.
  – Да. Но, Вы, же понимаете, что этот вопрос он не решит. У него нет квартир.
  Голос Володи становился более твёрдым и уверенным.
  – Нужны деньги, чтобы выкупить у бывшей жены половину квартиры. Суд разделил их имущество. Но всё это лишь на бумаге. Нужно выкупить квартиру. Александру что-то полагается за изобретения, разработку, проектирование, внедрение новой техники. Когда мы внедряли иностранную технику и то получили хорошие деньги за внедрение. А тут создали свой родной ещё лучше, ещё производительнее детище. И, ничего! Я не говорю про себя. Но он-то должен получить хорошие деньги?!
  – Володя говорил всё смелее, увереннее и начал даже горячиться.
  – Так. Теперь я начинаю тебя понимать. Что-то мы тут за мелочёвкой дел и за нашими станками, забыли про главный наш капитал – человека. Который так много сделал для нашего завода, да и для всей страны. Ты молодец, что поднял эту тему. Я подумаю, что можно сделать. Но надо подключить сюда и директора завода. Тебе стоит к нему сходить. Всё равно мы его не обойдём. А я поддержу твои начинания. Можешь на мою помощь надеяться. А Вы с Александром готовьте техническую документацию. Отчёты о проверке с цифрами по всем параметрам, и в сравнении со старыми станками. Нужно привлечь эконо-миста. У него много старых цифр. Я скоро еду в Москву. Попробую побывать везде: в Главке, патентном бюро, в главном конструкторском бюро. Ещё где, пока не знаю.  Если нет вопросов, то начинаем над этим работать. Будешь разговаривать с директором, скажи о том, что конструкторский цех завода может перестать существовать, из-за потери Алек-сандра. Это его забота. Последствия он сам поймёт. 
  На этом разговор закончился. На лице Володи появилась улыбка: «Лёд треснул, – решил он,– но ещё не тронулся. Предстоит разговор с директором. Он по пустякам о станках, говорить не будет. Нужно что-то веское». И вот он уже ходит в приёмной директора завода, взад и вперёд, маяча перед глазами секретарши, и обдумывая с чего начать разговор. Наконец секретарше надоело смотреть, и она спросила: – «Вы ко мне, или?..»
  – Спросите директора, он меня может принять?
 Секретарша искоса посмотрела на Володю, как на что-то подозрительное.
  – По какому вопросу?   
  – По вопросу выпуска станков.
  – А точнее.
  – Точнее я ему сам объясню.
 Секретарша доложила директору: – На приём просится начальник цеха Владимир Семё-нович, – и, обратившись к Володе, сказала: – заходите.
  Обменявшись приветствиями, директор спросил:
  – Что-то случилось серьёзное? И Вы не могли решить с главным инженером? Или нужно в отпуск? Тогда согласуйте с отделом кадров, а потом ко мне.  У Вас такое взволнованное состояние, что можно думать – встал весь цех. В чём дело?
  – Нет, нет. Всё работает и в отпуск по графику. С главным я уже говорил.
  – Так в чем же вопрос? Рассказывайте. Я слушаю. Если на мне сошелся клином белый свет, – отшутился директор.
  – Вы знаете, над чем работает наш конструкторский цех?
  – Ты за этим пришел, чтобы спросить знаю ли я? По вашим отчётам: ведётся завершаю-щий этап испытания нового станка. Ты это хотел узнать? Или из вашего отчёта я что-то не так понял? Тогда поясни.
  – Всё так. Но этап-то завершающий. Идут испытания и скоро закончатся. Вы не знаете над чем сейчас работает голова нашего ведущего конструктора.
  – Вы что-то хотите мне сообщить?
  – Да. За этим я и пришел. Он думает не о новых станках, а о том, где завтра будет жить. И работа, нашей конструкторской группы может на этом закончиться. Можно её распус-кать.
  – Но ему, же дана от завода квартира. Да ты садись, и поближе. Разговор затянется.
  – Александр развёлся с женой и поделил имущество. Теперь его жена не пускает в квар-тиру и не пускает никого по объмену, чтобы разъехаться. Он живёт у меня. Но у него в больнице мать, которую он не может взять. Ему нужно жениться. У него ребёнок в деревне. Всё упирается в квартиру. А проще – нужны деньги для выкупа у жены половины квартиры.
  – Вопрос очень серьёзный. Но у завода нет ни квартир, ни общежития. И город, как раньше, нам не поможет, – с грустью сообщил директор.
  – Поэтому я и пришел со своим предложением. Мы выпускаем станки, каких ни у кого нет. За их разработку и внедрение положены премии. И не от завода, а от нашего треста. И вообще станки можно самим продавать за границу за валюту, и Вы знаете, что это не дёше-во. Оформить патенты на станки, и патенты тоже продавать. Нужно самим выйти на миро-вой рынок, и деньги будут и не малые. У нас же всё отработано по разработке и выпуску станков, нужно наладить торговлю. Не отдавать её в чужие руки.
  – Предложение ценное. Надо над ним поработать. Соберёмся у меня после обеда. Преду-преди Александра, главного инженера; экономиста и прочих соберёт секретарь. Попробуем разобраться сами у себя. Выслушаем всех. А уже потом будем говорить с трестом и со всеми другими: торговой палатой, министерством и с кем потребуется.
  От директора Володя вышел взволнованный и окрылённый успехами. Ещё бы не радо-ваться. Раньше он только выслушивал начальство, и исполнял их волю, желание, приказы, а тут сам доказывал правоту своей идеи, и его поняли и приняли к действию. Разве это не победа? Он летел на крыльях успеха чтобы отыскать Сашу и передать ему задание главно-го: готовить документацию, и распоряжение директора, собраться после обеда в его каби-нете.
  После обеда в приёмной директора собралась довольно людная компания. Тут были не только главный,  и ведущий конструктор, но и другие: экономист, юрист, главный бухгал-тер, менеджер по реализации продукции. 
  Директор сам открыл дверь, осмотрел пришедших и пригласил к себе в кабинет. Он был очень краток в пояснении причины сбора:
  –  Я Вас собрал, чтобы решить один важный для завода вопрос: Можем ли мы выйти торговать на зарубежные рынки: станками и выпускаемой  нами, продукцией. Что ещё мы можем предложить зарубежным покупателям? Попрошу высказать свои мнения каждого. Я считаю, что всем ясно, что продукция должна быть конкурентно способной по производи-тельности, качеству, отвечающая мировому стандарту, по экономическим и другим пара-метрам. И конечно должна давать нам прибыль. Начнём с главного инженера. Пожалуйста, начинайте.
  Не смотря на неподготовленность и скороспелость вопроса, все довольно глубоко знали свою профессию и толково объясняли и доказывали свои взгляды. Общее мнение подвёл директор:
  – Я выслушал Ваше мнение. Вы меня убедили, что у нас есть, что предложить покупате-лям уже сейчас, а дальше будем изучать спрос на рынке и над этим работать. Через три дня, во главе со мной, в Москву поедет группа, задача которой: пробить в главке брешь, для самостоятельного выхода на зарубежный рынок. Если потребуется, то пойдём в министер-ство и другие организации, такие, как торговая палата и дальше. Всем приготовить убеди-тельные цифры, акты проверок качества и всё, что необходимо, чтобы нас поняли и допу-стили к торговле. Всю работу по подготовке делегации со всем необходимым материалом, я поручаю главному инженеру. Если нет вопросов, то все свободны. 
  – Прошу внимания, – остановил всех главный инженер.– Через полчаса, всех прошу со-браться в моём кабинете для получения персонального задания. Кому, что готовить.
На этом закончилось совещание у директора. Володя был доволен такой оперативностью.
В кабинете главного долго не задерживались. Получали задание, и расходились его вы-полнять. 
  Времени для выполнения было очень мало. Надо было рыться в старых документах, отыскивая характеристики станков, производительность, стоимость, амортизацию и много других цифр. Сравнивать с новым станком. Находить плюсы в количестве рабочих, аварийности, времени на устранение неполадок, занимаемые рабочие площади, и много другого. Конечно, выручал компьютер. Вся надежда строилась на нём. Но нужно было ещё все цифры и факты обобщить, сверить цифры, полученные разными путями, вычертить графики, и написать подробный отчёт, который должен убедить любого скептика. Володя и Саша были и рады затее, но на их головы свалилась большая нагрузка. И они вместе просиживали вечера до самой ночи за компьютером.

                Смерть прокурора
  «Слава Богу, все документы главный инженер принял. Можно отдохнуть», – подумал Саша. Но тут раздался телефонный звонок. Звонил следователь:
  – Здравствуй Александр. Как здоровье твоей матери? Вернулась ли к ней память? Может ли она нам рассказать о её чудесах в морге. О её воскрешении.
  – Сказать, что хорошо чувствует, не могу, ещё рано. Начала узнавать и говорить, но сла-ба. Меня ещё не пускают. Данные о её здоровье узнаю от врачей.
  – Не могли бы Вы, вместе с нами сейчас съездить к ней в больницу?
  – Я согласен. Но я на работе.
  – Хорошо. С вашим начальством мы поговорим.
   Вскоре за ним пришла машина со следователем.
  – Мы распутываем дело о захоронении по вашей справке, что в морге была другая жен-щина, которую, вероятно и похоронили. Так как мать оказалась жива. Кто эта женщина? Пока не выяснили. Есть несколько заявок о пропаже людей. Это дело ближайшего будуще-го. По записке, оставленной в конце журнала морга, мы нашли работников ГАИ, привезших труп в морг, найденный на дороге. Дежурный  морга был смертельно пьян. Поэтому труп положили в свободное место. Вероятно, вашей матери уже не было. Сделать запись в журнале они не решились. Оставили записку, которая, почему-то, попала в другой журнал, в самый конец. Нам хочется узнать, как матери удалось уйти? Это для завершающего аккорда. Чтобы все, всем было понятно. Возможно, могилу придётся вскрывать для опознания трупа родными. Вот такие у нас дела. Это дело разворошил наш новый зам. прокурора, присланный из Москвы, старому прокурору уже скоро уходить на пенсию. Готовят замену. Кстати, он поднял ещё несколько законченных дел: Полины, которое мы закрыли по твоему заявлению, и ещё под вопросом дело твоей бывшей жены. Дело Полины передано в суд. Новый зам. подводит под это дело свою версию: закрытие дела за взятку. Может тебе придётся выступать в качестве соучастника при взятке, или получившего сам взятку и поделившийся с другими. С кем? Пока не называет. Но явно подкапывается под прокурора, так как он это разрешил, а ему ещё полтора года работать, а захочет и больше может. Это, верно новому не нравится и он копает … 
  А тебе мать что-нибудь говорила, когда её нашел?
  – Нет.  Она меня не узнала. Её узнал Умка. А она уже лишилась речи и памяти.
  – Славная у тебя собачка. Умная. Где она сейчас?
  – Дома, конечно. Ждёт меня с работы.
  – Ну, вот и больница. Попробуем найти врача, – сказал следователь и пошел его искать. Саша пошел прямо к палате матери, и остановился у медицинского поста, чтобы навести справку о матери.
  – Мать начала говорить. Вероятно, к ней вернулась память. Но она старая, поэтому вос-становление идёт медленно, – пояснила сестра.
  Скоро появились следователь и врач. Все вместе они вошли в палату. Мать, увидев сына, встретила их едва заметной улыбкой. Видно было, что и улыбка давалась ей нелегко, с напряжением, через усилие.   
  – Мама, ты меня узнала? – с осторожностью спросил Саша.
  Она, в больничной одежде и обстановке, бледная и опухшая, очень отличалась от той, которую он видел в деревне – загорелую, тёмную, в тёмной одежде, худую.
  – Как же не узнать своего сына? Узнала Сашенька. Сразу узнала.
  Голос её был слабый. Говорила тихо и медленно. Каждое слово давалось ей с большими усильями.  Перед тем, как произнести новое слово, она делала остановку, словно для отды-ха и сбора новых сил:
  – Подойди, потрогаю тебя.
  Саша подошел и сел рядом на стул. Она хотела своей рукой дотянуться до него, но рука была слаба. Саша поймал её, только начавшую подниматься, и опустил на свою ладонь. Её  рука была холодная и мягкая. «Сердечная недостаточность», –  решил он для себя.   
  – Мама, ты помнишь, что с тобой случилось. Как и откуда сюда попала? Может, расска-жешь?
  – Нет, милый, ничего не помню.
  Саша посмотрел на следователя. Тот понял, что расспросы бесполезны. Врач, наблюдав-ший беседу, попросил всех выйти. Саша поцеловал мать, сказал, что будет навещать, пожал её слабую руку, пожелал быстрейшего выздоровления, и попрощался. Уже в коридоре врач объяснил, что она очень слаба и дальнейшая беседа может ей повредить.


  Когда они сели в машину, следователь спросил Сашу: «Куда тебя отвезти?»
  Саша сказал адрес.
  – Но ты, же жил в другом районе, рядом с Полиной.
  – Жил. Теперь не живу. Выгнала жена. Пришлось ей уступить.
  Когда, уже близко подъезжали к дому Володи, у водителя зазвонил телефон. Звонил де-журный:      
  – Ты где находишься? – спросил дежурный.
  – Возвращаемся из больницы, – ответил водитель. А что случилось, нужна машина? 
  – Пока не знаю. Но возможно потребуется. Если  следователь с тобой, дай ему телефон?      
  – Слушаю, – отозвался следователь в телефон.
  – Вас известили, что у нас страшный случай?  Только что позвонили с места происше-ствия. Прокурор покончил жизнь самоубийством у себя на квартире. Расследованием за-нялся сам зам. прокурора. Он Вас не просил помочь в расследовании?
  – Нет. Впервые слышу от Вас. Может он не знает номер моего телефона. Но мог бы найти меня через Вас. Видимо не считает нужным. Где сейчас оперативная группа?
  – Она уже возвращается назад, – сообщил дежурный.
  Машина подъехала к дому, где должен выходить Александр. Он уже прощался и благо-дарил, за доставку прямо к дому, и водителя, и следователя, и хотел уйти.  Но, вдруг, сле-дователь его остановил:
  – Постой Александр.  Дело есть. Давай-ка мы с тобой и с твоей собачкой, съездим на ме-сто смерти  прокурора. Она у тебя очень умная. Может, что новое найдёт. Уж очень сомни-тельное самоубийство. Убить самого себя без веских причин. Он никогда с собой и наган-то не брал. Очень уж скоропалительное заключение – самоубийство. Ты иди за собакой, а я узнаю подробности у дежурного.       
  Следователь позвонил дежурному и попросил рассказать подробности.
  – Вот только что прибыла оперативная группа, кого пригласить?
  – Пригласи, кто был с собакой.
  Дежурный позвал кого просили, и передал ему телефон.
  – Слушаю, лейтенант Туманов.
  – Расскажи, что там обнаружено. Кто нашел труп. И дальше ваши действия подробно.
  – Труп нашла жена, когда пришла домой. Все запоры были целы. Взломов нет. Собака чужих следов не обнаружила. Только следы прокурора и его жены. Убийство произошло сразу по возвращению его с работы из собственного пистолета. Чужих следов на пистолете тоже не найдено. Труп увезли в лабораторию для подробного исследования. Вот все по-дробности.
  – Где в это время была жена? – спросил следователь.
  – Жена пришла из парикмахерской.
  – Скажи ещё, где вы ходили с собакой, только в доме, или и вокруг дома?
  – Ходили только в доме. Проверили все окна, и даже чердак. Поскольку внутри ничего не нашли, то зачем искать на улице?
  – Спасибо. Я всё понял. Ухожу со связи, – сказал следователь и отдал телефон водителю.
  Александр уже стоял с Умкой у машины.
  – Садись, поехали, – сказал следователь.
 Скоро они были на месте. Дорогой и Александр и следователь думали, как найти след после того, как там побывала целая оперативная группа с собакой. Все оставили свои следы. Нужно какие-то личные вещи прокурора и его жены. Но и это что даст? Как разобраться и найти нужный след, среди множества других. Причём, след, не известный им, ни по каким признакам.  Конечно, это невозможно! Надо идти другим путём. Каким? Оба они вышли из машины и остановились в раздумий.
  – Начнём со следов хозяев. Другого у нас нет, – сказал  следователь. Изучим их действия.  Они подошли к двери дома и позвонили. В доме послышались движения. Но никто не подходил к двери. Сделали ещё несколько попыток звонить, но безрезультатно. Открывать им никто не стал. Они стояли в нерешительности. Что делать?..   
  – А зачем нам личные вещи брать дома? – сказал следователь. Попробуем найти их вне дома: в сарае, у гаража, в саду.
  Александр сразу всё понял и пошел с собакой искать следы хозяев. Следователь хотел идти за ним. Но Александр попросил его оставаться на месте, чтобы не создавать других следов, а сам пошел к гаражу.
  – Умка, бери след хозяина,– сказал он собаке.
Умка начал обнюхивать следы у двери. Стал подниматься, чтобы обнюхать замок и ручку. Саше пришлось его поднимать. Потом они нашли, оставленную в саду около клумбы, лей-ку.
   Запомнив запахи следов хозяина и хозяйки, умка пошел по следу. Побежал к двери до-ма. От двери он побежал  к выходу из ограды и, добежав до дороги, остановился. След оборвался. 
  – Здесь, вероятно, он садился в машину, – догадался следователь. Но Умка  поправил,
  – Выходил, – и  уже вернулся назад и побежал по тротуару. Саша пошел за ним. Пробе-жав около 100 метров, собака закружилась на месте.   
  – Что? Потерял след? – спросил Саша.
  – След хозяина здесь кончился.  Появился новый, свежий чужой след, которого не было, и след хозяйки. Они здесь стояли. И следы разошлись.
След хозяйки шел не к дому. Это насторожило Умку. Он пошел по следу хозяйки, свернул за дом, подбежал к мусорному контейнеру и остановился, глядя вверх. Саша понял  и поднял его, чтобы заглянуть внутрь контейнера. Там, среди другого хлама, Умка нашел пакет, в котором находились ботинки. 
  – Ботинки хозяина, а пакет хозяйки, – пояснил Умка. Но в них ходил не хозяин, а тот, чьи новые следы появились вдруг, когда пропали следы хозяина. Там он их снял, – пояснил Умка.
  Саша, осторожно держа пакет двумя пальцами, достал из кармана свой чистый пакет и сунул туда ценную находку. Умка снова побежал по следу хозяйки, к тому месту, где она встретилась с неизвестным. Взяв его след, он выбежал на обочину шоссе, где след оборвал-ся, но и Саша увидел след стоящей тут машины. Он позвал следователя, рассказал ему о находке и о машине, на которой уехал неизвестный.
  – Здорово! Это превосходно! Лучшего нельзя и ожидать, – сказал следователь. Он был бесконечно рад и готов был расцеловать Сашу и Умку. Но едва они подошли к своей ма-шине, как вдали он увидел машину прокурора.
  – Тебе нельзя ехать с нами домой. Надо обмануть зама. Он не должен видеть находку.  Иди пеша и не дорогой.       
  – Понял. Тут неподалёку лечебница. Мне надо показать врачу собаку. Пошел.  До свида-ния. 
Саша уже отошел и скрылся в кустах, когда подъехала машина зам. прокурора.
  – Что Вы здесь делаете? – с явным недовольством и даже угрозой спросил подъехавший  зам, зло, глядя на следователя.
  – Меня, как следователя, волнует тема самоубийства.
  – У Вас есть сомнения в правильности расследования и заключения? На чём они основа-ны?
  – Я всегда сомневаюсь в достоверности любых расследований и заключений. Эта черта у меня выработалась в процессе практики. Уж очень много невинных людей попадает в тюрьмы, и много виновных остаётся безнаказанными, и гуляют на свободе.
  – Вы только людям не доверяете, а себе – доверяете?
  – Себе в первую очередь, не доверяю. И всегда думаю: а не совершил ли я ошибки. Не стану ли виновником несчастья чужой жизни. Поэтому проверяю и перепроверяю. Чтобы не мучил вопрос – а прав ли я? Может, не так понял, не усмотрел, не туда глядел, что-то пропустил. Вот и сейчас решил проверить, чтобы не допустить у нас ошибки.
  – Но Вы знаете, что никто не имеет права врываться в чужие владения. А такого разре-шения Вы у меня не спрашивали.
  – Я пытался спросить разрешения у хозяев, но меня не пустили. Хотя там люди есть. Это уже наводит на подозрение – почему не пустили? Конечно, завтра я спросил бы вашего разрешения. Но завтра, может быть, уже поздно. И я решил обойти вокруг дома, не заходя внутрь. Осмотреть своим глазом.
  – Кто был с Вами?   
  – Это сын матери, которую мы посещали в больнице. Он попросился посмотреть, как живут наши боги, то есть – высшее начальство города.
  – Почему он ушел? – допытывался зам. прокурора.
  – У него что-то со здоровьем собачки. Пошел в лечебницу. Здесь недалёко.
  Зам. прокурора с недоверием посмотрел на следователя, но спрашивать было уже нечего. Он пошел в свою машину и обе машины поехали в прокуратуру.
 Всю дорогу следователь думал, почему зам. так ревниво отнёсся к его действиям? Кто ему сообщил о моём местонахождении?  Он никому не докладывал, что поедет сюда. Воз-можно, и это вероятнее всего, что ему сообщила жена убитого. Чего она боится? Нужно радоваться, что в страшном деле хотят разобраться и найти виновника. Тогда будет спо-койней спать.
И почему зам. устроил ему такой допрос? Его что-то сильно беспокоит. Может он охраня-ет спокойствие женщины, получившей сильный стресс? Но кто ходил в ботинках прокуро-ра, и почему их выбросила его жена? Тут есть чем заняться.
  По приезду в прокуратуру, следователь подошел к новому заму с вопросом:
  – Разрешите к Вам обратиться.
 Тот вопросительно поглядел на следователя, и с задержкой на раздумья сказал:
  – Ну, обращайся.
  – Почему, Вы, устроили мне допрос? Я Вас чем-то не устраиваю?
  – Да, не устраиваешь. Слишком вольно себя ведёшь. Почему, без согласования со мной, пытаешься вести следствие? В дальнейшем все действия согласовывать. И делать только с моего разрешения. Никакой самодеятельности я не потерплю. Я несу за всё ответствен-ность.
  – А почему, Вы, игнорировали мою помощь? До этого я ещё не позволял, как Вы выра-зились, вольности и самодеятельности. Вы считаете, что убийство прокурора не столь зна-чительное событие, чтобы привлечь для расследования все имеющиеся силы и средства? И очень забеспокоились, узнав, что я оказался около его дома. Почему Вы не хотите моей помощи? Может, я вообще не нужен как следователь, и мне готовиться к увольнению?   
  Зам. упорно остановил свой злобный взгляд на следователе.
  – Может и к увольнению готовиться, если Вы будете допрашивать меня, как школяра. Так мы  не сработаемся.
  – Хорошо. Начнём с Вами  согласовывать. Я не уверен, что было самоубийство. Возмож-но, он пустил кого-то из своего близкого окружения, и тот с ним расправился. 
  – Там нет следов посторонних людей. Ни люди, ни собака их не обнаружила.
  – Нет? Или собака не поняла, что от неё требуют? Ей же не давали понюхать, что нужно искать. Я предлагаю дать собаке понюхать всех подозреваемых, а затем пусть ищет след. Может так она найдёт убийцу. А то, что люди не нашли отпечатков, так это всем известно. Работали в перчатках. Кстати, давно наблюдаю, у Вас из кармана высовывается перчатка. Зачем она Вам? На улице лето.
  – Опять допрос? Это что шутка? Криминалисты работают в перчатках. Вы это знаете.
  – Да, конечно знаю. Но Вы-то начальник.
  – Хватит глупых вопросов и насмешек. Я отстраняю Вас от следствия.
  – Значит, эксперимент отменяется? Тогда я жду письменного приказа об отстранении меня от работы  с указанием причины. Чтобы я мог знать, за что отстранили, знать свои ошибки.
  – А устного указания тебе не достаточно? – зло спросил зам. 
  – Нет. Я должен иметь документ на руках.
  – Тогда мы с тобой не сработаемся. Можешь подавать заявление на увольнение.
  – Я хочу знать причину. Без причины не уволюсь.
  – Я найду причину, – сказал зам. и ушел в свой кабинет.
Следователь вышел на улицу, намереваясь идти домой, но отстранение его от работы и предложение уволиться, заставили его задуматься над завтрашним днём. Дело с убийством может быть похоронено. Нужно срочно действовать. Он звонит в Москву, и сообщает о смерти прокурора, которое закрыли, как самоубийство; но у него есть серьёзная улика, дающая повод говорить об убийстве. Но его  отстранили от расследования. Необходимо ваше дальнейшее расследование с привлечением собаки, пока  не исчезли следы. 
  На следующее утро следователя встретила в коридоре заведующая отделом кадров и по-просила зайти в кабинет. Она вручила приказ о временном отстранении его от ведения следствий, и заняться работой с клиентами. Он внимательно прочитал приказ. Там написа-но: «Отстранить от ведения следствий за превышение полномочий, несогласованные дей-ствия и ведение собственных расследований».
  – Ну вот. Теперь всё ясно. Правда, нет конкретики. В чём всё это выражается. Очень об-щё. 
  Заведующая вопросительно посмотрела на следователя: «Чем Вы ему не угодили?» - спросила она:  – Вот сразу и вопрос из-за такой расплывчатой формулировки. А вы должны были его попросить сделать расшифровку в приказе. А я могу неверно прокомментировать, – сказал он. – Лучше укажите мне новое рабочее место.
  – Пока в своём кабинете. Других мест нет.
  – Спасибо и на этом, – сказал он, и вышел из кабинета.
  В коридоре его ждал Александр, держа в руках вчерашний пакет. Они поздоровались и ушли в кабинет следователя. Саша протянул пакет.
  – Возьмите. Я не знаю, что с ним делать. Может Вам потребуется?   
  – Конечно, потребуется. Только вот ещё никто не пришел. А оставлять у себя пакет не безопасно. Ты, наверно должен быть на работе, а я задерживаю. Сейчас позвоню вашему начальству, что задержал. 
  – Начальства нет, но позвонить надо хотя бы в отдел кадров, – сказал Саша.
 И тут в кабинет вошли двое следователей, прибывших из Москвы.
  – Вот и мы, здравствуйте, – обратился старший группы к следователю, и вопросительно посмотрели на постороннего.
– Вы знаете, зачем мы здесь? Извините за то, что мы помешали вам. Но дела не терпят от-лагательств. Придётся заняться с нами.
  – А здесь посторонних нет. Это тот человек, который со своей собачкой помог найти улику. Вот он её принёс. А пока садитесь и выслушайте, чтобы войти в курс дела.
  Следователь подробно рассказал, что ему известно о расследовании до него и какие про-вёл он с Александром и его собачкой. Показал находку, и высказал свои предположения:
  – Вот пакет найденный собакой.  Думаю, что ботинки принадлежат убитому, но одевал их убийца, а положила в пакет и выбросила, жена убитого. Можете проверить мои выводы. По запаху внутри ботинок, можно выйти на убийцу. Я этого не производил. Покажем вам следы, по которым нашли эти ботинки. Полиэтиленовый пакет должен иметь отпечатки. Можно сдать это в лабораторию. У меня на руках приказ, отстраняющий от следствий. Вот читайте. Так, что вам можно работать с Александром. Если потребуюсь, обращайтесь к начальству.      
  Поскольку взломов замков и дверей не обнаружено, вероятно, прокурор сам пустил убийцу, как хорошего знакомого. Вероятно, поиск придётся начинать с близкого окруже-ния. Кому принадлежат запахи в ботинках, короче, кто их одевал. Вот всё, что я могу сооб-щить. Остальное подскажет Александр, когда будете с ним работать.
  – Придётся близко познакомиться со свидетелем. Документы при Вас?
  – Паспорт дома. При себе заводское удостоверение личности. Вот, пожалуйста, – Алек-сандр протянул удостоверение старшему группы. Тот записал что-то в свой блокнотик, и вернул хозяину, сказав: – Значит, будем работать вместе. Без моей команды никакой само-деятельности. Это очень важно. А теперь посмотрим что в пакете, – он надел перчатки и извлёк ботинки. Осмотрев их внимательно, он передал лейтенанту с собакой,  спросив:
  – Александр, ты, или кто ещё брал их в руки? Ты понимаешь, почему так спрашиваю?
  – Да понимаю. После того, как они попал в мои руки, их ни я, и никто другой, не трогал. А что было до меня – не могу сказать. Я брал только за пакет.
  – Понятно, – сказал старший группы. – Нам надо поставить в известность о нашей работе заместителя прокурора. Он сейчас исполняющий обязанности. Нужно с ним согласовать работу.   
И они вышли в коридор. Собака сразу забеспокоилась и повела за собой. Подбежав к ка-бинету зама, она тявкнула. Все остановились в недоумении. Старший группы постучал в дверь – тишина. Он дёрнул ручку. Кабинет заперт. Собака побежала дальше. У дежурного спросили, где зам? Зам выехал на объект, – ответил дежурный.
  – Какой объект? Где его искать? Вы можете с ним связаться? – нервничал старший груп-пы.          
  – Попробую… Не отвечает, – сказал дежурный.
Старший побежал догонять лейтенанта с собакой. Едва он выскочил за дверь на улицу, как наткнулся на него.
  – Уехал на машине, – доложил лейтенант.
  Старший вернулся к дежурному:
  – На какой машине уехал зам? Номер машины и марку.
Дежурный стал рыться в журналах, ища запись и ответил:
  – Он уехал на собственной машине. Её номер я не помню. Где записано – не знаю. Надо спросить у водителей. Может они знают. Он вызвал по связи водителя, и, узнав у него номер, сказал старшему.
  – Срочно вызовите  диспетчера ГАИ и передайте всем постам задержать машину,  – ско-мандовал старший. 
  – Мне нужно распоряжение высшего начальства, для этого дела.    
  – Ну, хотя бы пусть сообщат, где она находится и кто в машине, – настаивал старший, а сам побежал в кабинет следователя.
  – Мне нужно срочно связаться с начальником милиции, – сказал он следователю.
Следователь набрал номер. Ответил дежурный: – Начальник выехал …
 Старший зло ухнул, и, согнувшись, словно на него взвалили непосильный груз, опустился на стул с тяжелой думой. Что делать?..
Но его замешательство длилось несколько секунд. Он бодро выпрямился и сказал:
  – А собственно, зачем он нам нужен?  Мы приехали заниматься расследованием и будем им заниматься. А всеми другими вопросами пусть занимаются другие.
  Он вышел в коридор, собрал свою бригаду, дал всем указания, кому, чем заниматься и, взяв с собой лейтенанта с собакой, Александра и ещё человека, поехал на место преступле-ния.   
  – Я думаю, нам не стоит сразу идти в дом. Покажу Вам, как мы вышли на находку. А там Вы будете работать без меня, – сказал Александр.
  Он рассказал, где и как, на каких предметах, взяли след. И особо остановился на месте встречи жены с преступником. С этого и предложил начать. Так и сделали. Дали собаке понюхать подошвы ботинок, она сразу взяла след и остановилась на месте встречи. Дальше ей дали понюхать внутренность ботинок, и она пошла по новому следу, который скоро оборвался при выходе на обочину шоссе. Вернулись, чтобы взять след жены. Но для этого им самим пришлось потрудиться, чтобы его отыскать. Саша предложил взять след по шпильке каблука женского туфля, но старший это отклонил: «Это может быть и чужой след», – сказал он. – Нам нужна уверенность.
  – Тогда начните, как и мы, с лейки в огороде.
Всё с этого и решили  начать. Но лейки уже не оказалось. Собаке дали нюхать лишь след, по которому она привела к сараю, который был заперт, потом к двери дома, и уже пошла от дом, но не в ту сторону. Это был новый след. Пришлось её остановить, и привести к тому месту, где была передача ботинок.  Там она опять не сразу поняла, что искать? Взяла след ботинок, и повела к дому. Пришлось начинать снова от клумбы и идти сразу сюда. Только  после этого она нашла след и повела к контейнеру.
  – Вот здесь и найден этот пакет, – сказал Александр. – Вероятно, на нём есть отпечатки и запахи жены. Это уже Ваша работа.
  – Да. С этим мы разберёмся, – сказал старший группы, и испытующе посмотрел на Алек-сандра. Все ваши показания подтвердились. Не понятно, как вам всё это удалось раскрыть. Мы, с нашей учёной ищейкой, даже по вашей подсказке, с трудом, с натаскам добрались до истины. Без Вас было бы вообще невозможно это сделать. Чем Вы руководствовались? У Вас есть какая-то система поисков. Может, Вы прочтёте лекции в нашем институте по криминалистике. Кто Вы по образованию и работе?
  – Образование – высшее техническое. Работаю ведущим инженером конструктором, по разработке станков автоматов. Криминалистикой занимаюсь лишь со станками. Нахожу их сбои и работаю, чтобы их не было. А все эти находки надо отнести на способности моей неграмотной дворовой собачки. Просто мы с ней хорошо понимаем друг друга. Вот и весь секрет нашего успеха.
  – Вы хотите  сказать, что ваш успех в содружестве, и отдельно, каждый, сам по себе, этим не обладает? А я хотел вас разрознить, и взять вашу собачку к нам на службу. Что? Разве это не получится? Вам хорошо заплатят.
  – Да. Ваши деньги будут просто выброшены. И Вам пользы не будет, и собачка будет скучать. Если потребуется помощь, я могу её оказать. Но не часто. Свою работу я люблю больше вашей. У меня романтика нового, а у вас грязь прошлого. С которым нужно бороть-ся не поисками убийц, а созданием новой среды, где они родиться  и жить не могут. 

А это задача тех, кому доверена власть. Если они не способны создать такую среду, пусть уйдут, как не справившиеся. Надо думать над средой. Ещё в 19 веке великий мудрец Карл Маркс сказал: «Бытьё определяет сознание».  Тут ничего не добавишь. Только при честном распределении продуктов труда, можно построить такое общество: «От каждого по способ-ности, каждому по труду», говорил лозунг социализма. Но он нарушался и в СССР.  Там были привилегированные лица, которые имели свои магазины, ходили со служебного входа в обычные магазины для отоваривания по дешевым государственным расценкам, получали зарплаты, ничего не делая. Получали квартиры. Конечно, это людям не нравилось. Всё это и многое другое позволило Ельцину сделать переворот. Думали, что он наведёт порядок. Но вместо наведения порядка он позволил этот беспорядок довести до страшного абсурда: разворовать все, созданные народом, богатства, присвоить их частным лицам. И началось кто что сможет: свобода по новому. В такой среде, разве может быть честность? С помощью собак это не исправишь, даже увеличивая штат ваших сотрудников. Нужно честное общество. Но головы людей, вместо объяснения, чтобы они поняли, что надо, чтобы построить честное, правильное общество, пугают по телевизору страшилками с убийствами, насилием, и успокаивают всех, что с ними хорошо борются.            
  – С вами нельзя не согласиться. Но нам надо выполнять свои задачи. А изменить обще-ство не в наших полномочиях.
  – Каждый человек так и рассуждает. Это-то и есть и ошибка людей, и их бесправие,  поз-воляющее сохранить этот беспорядок. А если бы все над этим задумались и потребовали свои права, то могли бы повлиять на тех, кого они выбирают. Чем больше единомышлен-ников, тем сильнее будет влияние. Тем скорее мы найдём правильный путь к новому обще-ству, к изменению среды. 
Желаю Вам успеха в своём деле. И подумать над сказанным.  До свидания.
   Александр ушел. Группа приезжих следователей продолжала работу.  Из лаборатории позвонили: найдены отпечатки пальцев на пакете. Значит нужно заниматься женой проку-рора для их сравнения. Для этого придётся вызвать наряд милиции для её ареста. Не забыть взять их  мобильные телефоны, чтобы узнать с кем имелась связь.
 Наконец все собрались в кабинете следователя, чтобы подвести итоги. Отпечатки при-надлежат жене убитого. Проверили телефонные переговоры, взятые на станции, с теми, что имелись в телефоне жены. Там их не оказалось. Значит стёрли. Но, по данным с телефонной станции,  обнаружены звонки между женой прокурора и заместителем. Всё говорило о продуманном совместном убийстве прокурора.
 – Но зачем прокурор взял наган. Раньше он никогда не брал,  сказал следователь. – мо-жет, всё же он думал о самоубийстве, и совершил его.
  Пошли к дежурному с этим вопросом. Спросили:
  – Вам прокурор не объяснил, зачем ему потребовалось оружие? Раньше он его не брал.
  – Объяснил, – сказал дежурный, – ему настойчиво рекомендовал это сделать новый заме-ститель.
  – Значит это не его желание.
При допросе жены: почему на пакете её отпечатки и, почему выкинула ботинки? Она лег-ко отговорилась – за ненадобностью. Но почему в них ходил зам прокурора, она ничего сказать не смогла. Старший группы позвонил в Москву и сообщил результаты  расследова-ния. Помогли расследованию найденные улики  местным следователём. Наша задача све-лась к их проверке. Всё подтвердилось. В убийстве прокурора виновен новый зам и жена прокурора. Он проник в дом с помощью ключей данных женой прокурора, и в его же бо-тинках, чтобы не оставить свой след, ещё до прихода хозяина, и ждал его в квартире. Там и совершил убийство. Вероятная цель – занять его место. Сейчас здесь нет командира. Из Москвы поблагодарили и приказали:  исполняющим обязанности прокурора назначить этого следователя. Приказ срочно подготовим и пришлём. Так закончилось дело с убий-ством прокурора.
      
               
  Прошло время. Из Москвы возвратилась заводская делегация, окрылённая успехом. Всё получилось, как задумано. Они получили право выйти на зарубежные рынки торговать своими станками и лицензиями, по предварительному рассмотрению и получению разре-шения на товар от министерства внешней торговли. Помогли создать торговый отдел и курсы менеджеров. Началась новая жизнь завода, но денег пока не прибавилось. Прибави-лось только работы и заботы. Володю назначили старшим менеджером, так как он мог лучше других рассказать о станках, и произвести наладку. Дело новое, но интересное. Начались его поездки за границу. Учёба в Москве на курсах менеджеров. Дома он стал редким гостем.
  Саше снова звонил следователь. Просил зайти после работы.
  – Есть с тобой не телефонный разговор. Через три дня суд над Полиной. Мне придётся выступать перед судом. Хочу знать твоё мнение, так как от тебя было заявление о прекра-щении дела. Хочется разобраться подробнее, – сказал следователь.
  После работы Саша пришел в прокуратуру. Следователя он нашел в кабинете прокурора, чему изрядно удивился. Поздоровавшись, Саша спросил:
  – Какими судьбами Вас занесло в этот кабинет прокурора?
  – Вашими услугами, – отшутился новый прокурор.
  – Разве они были столь значительны, чтобы Вас так быстро и так высоко подняли?
  – Ещё бы. Раскрыть такое дело и московским спецам нужна была помощь. Я Вам пре-много благодарен и конечно обязан. Нужна будет моя помощь, всегда к вашим услугам.
  – Спасибо. Но лучше бы держаться от вашей организации подальше, – пошутил Саша.
  – Ну, ладно об этом. Давай поговорим о судебной тяжбе. Ты не хотел суда. Но, она, же совершила кражу ребёнка. Это очень суровая статья. И причинила вред здоровью твоей матери. Это едва не кончилось трагически. Её могли и схоронить заживо. Но ты хочешь её оправдать. Расскажи подробно причину этого. Почему её ты защищаешь? Хотя она подле-жит самому суровому наказанию. Я хочу разобраться в этом.
  – Все её действия бессознательны. Её чувства, её желания, преобладали над рассудком. Ей не нужен этот ребёнок. Она видела, что я тянулся к ребёнку. Получив ребёнка, она надеялась ребёнком привлечь меня. Ребёнок не только матери, но и отца. Взяв его у матери, она брала его не себе, а передать его мне – отцу. Как равноправному, в этих отношениях, родителю. Рассудок к ней пришел, когда увидела милицию. Она напугалась и раскаялась в содеянном. Но было поздно. Вот тогда-то она и хотела сделать самоё страшное, Чтобы защитить себя – избавиться от него, как от улики. Но я ей пообещал, что постараюсь защитить. Похлопочу за неё. И только после этого она вернула ребёнка невредимым. В религии людей оступившихся, но покаявшихся – прощают. В судебной практике тоже есть статья смягчающая наказание. Я из этого и исхожу.    
  – Ладно. Я тебя понял. Постараюсь помочь.
  Скоро состоялся суд. Прошли все процедуры знакомства, и судья дал слово прокурору, как обвинителю, чтобы ввести всех в курс дела. Он рассказал о краже ребёнка и о покуше-нии на мать: « Конечно, все эти действия влекут тяжкие наказания, – сказал прокурор. –  Но я, впервые в моей судебной практике, выступаю не как обвинитель, а как защитник. Потерпевшая сторона: отец ребёнка, он же и сын пострадавшей матери, подал заявление о прекращении дела, и освобождении подсудимой от наказания. Почему? Он расскажет сам. Она сделала это не для присвоения ребёнка себе, а для передачи его от матери к отцу. Не обговорив это дело с самим отцом. Действие проходило в состоянии эффекта, когда человек не до конца понимает, что он делает. Прошу уважаемый суд дать ему слово.  Вот его заявление».
  Он положил на стол судьи заявление. Суд дал слово Александру.
  – Полина была свидетелем измены моей жены. И когда жена меня оттолкнула, она решила соединить свою судьбу с моей. Но она слышала на суде, во время развода с прежней женой, что я тянусь к ребёнку – своему сыну.  Ей овладела болезненная страсть, через ребёнка получить меня. Она не хотела никому причинить плохого. Просто, без нанесения боли другому, она не сумела бы вылечить свою боль. А своя боль всегда чувствительней чужой. И она это сделала. Это похоже на пересадку больному чужих органов, взятых у здоровых людей. Кому-то это хорошо, но кому-то плохо. Её вина в том, что она всё сделала без согласия, под сильным неуправляемым чувством – надо!  Как матери бросают детей ради мужчины. Она наоборот – приобрела ребенка, не для себя, а для меня. Я не склонен такой логикой оправдать любые преступления. Но прошу войти в её ситуацию, её психическое состояние, и простить, как простили её мы. У меня всё.   
  – Последнее слово подсудимой, – сказал судья.
  – Я виновата, и признаю свою вину. Была страсть затмившая все, не ребёнка украсть, а соединиться с Александром. Я думала, беру его ребёнка,  для него. А мать ребёнка была от меня далеко и не осязаема. Я думала, с ним мы воспитаем его, не хуже матери. А о самой матери стала думать позднее, когда дело уже совершилось. И было поздно. Когда пришел Александр, и сказал, что он останется с Таней, я окончательно поняла свою ошибку.
  Прошу меня простить. Такого больше никогда не повториться.
  – Ну, если обвинитель и потерпевший просят простить обвиняемую. И обвиняемая при-знала свои ошибки и в дальнейшем не будет их повторять. Суду остается только присоеди-ниться к общему мнению и снять с неё обвинение. Вы свободны. На этом суд прекращает свою работу по данному делу, – сказал судья.
  Полина хотела поцеловать Сашу, но тут, же опомнилась: «Я же обещала суду», – и, толь-ко сказала всем: – «Спасибо!» – и заплакала. Что за слёзы  это были? Наверно и сама она толком объяснить не могла: может радости, может отчаянья, или ещё  что? Но они неволь-но полились из глаз, смывая все горькие мысли с её души, грехи, которые она натворила управляемая дикими чувствами, а не рассудком. Всё позади.

                Бандиты      
  После работы Саша взял Умку на прогулку, по принципу: куда-нибудь, лишь бы прогу-ляться и отдохнуть. Они зашли в летний парк, богатый деревьями и кустарником. Но вооб-ще-то парк был довольно чистый и ухоженный. Попадались лёгкие ларёчки  с небогатым набором угощения. Около одного, где стояли столики прямо на земле среди кустов, и сиде-ли неторопливые отдыхающие, Саша решил остановиться, чтобы выпить кружку пива за компанию. Особо пиво его никогда не привлекало. Просто нужно было посидеть. Слыша-лась негромкая лёгкая приятная музыка. Всё это и затянуло в этот уютный спокойный уго-лок. Есть не только у детей, но и у взрослых такая, данная природой, черта: «Увидел, что кто-то ест конфетку, и ему захотелось. Люди сидят, пьют, а почему бы и мне не сделать то же самое?» Конечно, это глупо, но, подчас, нет ему противодействия, и человек допускает такую слабость. Так случилось и сейчас. На то и отдых, чтоб расслабиться. Он тоже заказал себе кружку жигулёвского пива, сосиски для Умки,  и расслабился, отдыхая за столиком. В общем, полная идиллия. Умка, как всё собачье племя, бегал везде, что-то вынюхивая, вы-слушивая, усматривая. В общем, знакомился серьёзно с новой обстановкой; изучал подроб-но достопримечательности местности. Естественное собачье дело. Хозяин изредка погля-дывал на него, стараясь не потерять из виду. Всё же место общественное. Скоро Умка под-бежал к нему и, поднявшись на задних лапах ближе к уху, прошептал: – «Там наркотики». И указал мордой на ребят, сидящих за столиком.         
  – Откуда ты, знаешь о наркотиках?
  – Слышал в нашем дворе. Ребята называли, когда просыпали порошок. Они боялись, что их могут поймать.  А эти не боятся. Почему?
  – Те ребята начинающие, а эти со стажем, привычные. А наркотиками от многих моло-дых пахнет. Боятся, потому что их должны ловить. Но, те, кто должен их ловить, и получа-ют за это деньги, не заинтересованы в ловле. Как только наркоманов выловят, тех, кто ловит, – уволят, понятней для тебя – прогонят. Поэтому они лишь объявления вешают, и ждут, что наркоманы сами к ним придут. Если бы мы с тобой этим занялись, то в раз бы всех  переловили. Но в нашей помощи не нуждаются, потому что это кому-то надо! 
  Умка снова убежал. Понял ли он хозяина, как надо, – осталось только ему известно. Но не успел хозяин допить свое пиво, как Умка вернулся и, положив на колени Саши лапы, прошептал:
– Слушай! – Саша нагнулся к нему. – За тем кустом, за столом, сидят не наши. Запах чу-жой.
Саша отнёсся к новому сообщению с недоверием: «Наши, не наши. Разве по запаху можно отличить людей в громадном городе местные или приезжие?» – подумал он. Но всё же, посмотрел в ту сторону, чтобы понять, почему собака их выделила изо всех?  За столиком сидели трое и о чём-то разговаривали, склонившись, друг к другу. Вероятно, разговор был тихим. При этом часто осматривались по сторонам. Они были чёрными. Вероятно южане. А Умка продолжал свои сообщения: «Ещё запах, как от наганов ментов. Говорили, что сначала взорвут вокзал, где народ. Сумки  тем же пахнут и на поясе что-то большое и так же пахнет».
  Это Сашу насторожило. Он стал смотреть внимательнее. Между ног у них, действитель-но стояли две, как ему показалось, тяжелые сумки с жесткими предметами прямоугольной формы. А на поясе, под курткой, что-то топырилось.  В это время они подозвали официанта и дали ему несколько долларовых банкнот. Тот изрядно удивился, держа банкноты. Его попросили нагнуться, и что-то сказали на ухо, незаметно указав на столик, где сидел молодой лейтенант полиции. Похоже, он только что закончил спецшколу. Официанту подали бумажную салфетку, в которой, что-то завёрнуто.   
 Официант раскланялся, спрятал салфетку под поднос, чтобы не было видно, и пошел кружить по залу, но скоро подошел к лейтенанту, незаметно положил салфетку, и что-то шепнул на ухо. Лейтенант осторожно развернул салфетку, и быстро стащил её под стол, и положил в карман. После этого посмотрел на тех троих и  слегка качнул головой. Вероятно в знак согласия. Саше все эти действия показались очень подозрительными. Он вынул мобильный телефон и позвонил дежурному милиции.
 – Вышлю наряд. Встретьте его. Будьте рядом. Не упускайте из вида, – услышал он в от-вет.   
  Трое, сидевшие за столиком, поднялись и пошли к выходу. Саша, чуть помедлив, под-нялся тоже. Умка, поняв хозяина, поспешил за уходящими, скрываясь в кустах. Трое вышли из ворот сада. Там их ожидал автомобиль. Они осторожно огляделись, быстро сели в машину и  поехали. Саша едва успел увидеть номер отъезжающей машины. Он ещё смотрел ей в след, когда Умка дёрнул его за штанину и произнёс: «Вон  он. Вон!»
  Из ворот сада вышел лейтенант, и, бегом пересекая дорогу, бросился к домам. Саша уви-дел подъезжающую полицейскую машину, которой он успел только махнуть рукой, и по-бежал вслед за Умкой догонять лейтенанта. Добежав до ближайшего дома, лейтенант свер-нул за угол.  Умка свернул следом за ним. Саша ещё не успел добежать до угла, как услы-шал выстрел и лишь чуть выглянул из-за угла. В это время раздался второй выстрел. Саша почувствовал, как в плечё его сильно ударило. Он прижался к стенке дома, боясь высунуться: «Стреляет негодяй! – понял он. – Первый выстрел, вероятно, был по собаке».
 В это время подоспела группа захвата. Они действовали более грамотно: один сразу вы-скочил из-за дома, и бежал прямо, не сворачивая за угол, и на ходу вёл не прицельную стрельбу. Лейтенант уже скрылся за следующим углом. Другой полицейский побежал в обход дома. Началось преследованное. Стрельба прекратилась. Саша выглянул из-за угла. На тротуаре лежал Умка. Он подошел и поднял его на руки. Из раны сочилась кровь, но собака была жива, и только с тоской в глазах и какой-то жалостью смотрела ему в глаза, словно с надеждой просила защиты и спасения. Он зажал её рану пальцами, хотя у самого на плече рубашка была вся в крови. Скоро к нему подошел капитан группы захвата:
  – Вы звонили в милицию? – спросил он.
  –  Да, я, – ответил Саша. Он увидел, что сзади вели стрелявшего лейтенанта:
  – Это не основное действующее  лицо, – сказал Саша, – основные, трое уехали в сторону вокзала. Они хотят взорвать вокзал, и он назвал марку машины и номер. Капитан позвонил дежурному  в милицию, чтобы организовали помощь по задержанию преступников.   
 В это время подвели лейтенанта.
  – Почему стрелял? – спросил его капитан.
  – Испугался, собаки и мужика, бежавших за мной,– оправдался лейтенант.
  – Ладно. Потом разберёмся. А сейчас все в машину.
  – Проверьте его карманы. Там должна быть салфетка. Если её нет, надо найти. Важная улика, – сказал Саша. Салфетки не оказалось. Капитан оставил двоих  заняться этим делом, и сопроводить задержанного в милицию. А с остальными сел в машину и поехали к вокза-лу. Только тут он обратил внимание на ранение Саши:
  – Перевяжите, – сказал он, взяв у водителя аптечку и подав полицейскому.
  – Рана не смертельна, но надо остановить кровь, – сказал он. – А что с собакой?
  – Тоже ранена. Нужно перевязать сначала её, а меня потом, – капитан удивился такой заботе, но спрашивать ничего не стал. Его интересовала погоня. 
Скоро капитану сообщили: «Машина с данными номерами прибыла на вокзал. Вышли трое с двумя  сумками. Немного не дошли до вокзала, остановились, говорили по телефону и повернули назад».      
 Оперативная группа встретила машину преследуемых на повороте с вокзала на главное шоссе, и начала преследование. Форд с бандитами резко рванул вперёд. Вероятно, там догадались, что это по их души. Полицейской машине тяжело было тягаться с Фордом. Она начала понемногу отставать. По телефону капитан передал: «Преследуем бандитов. Едем от вокзала за город. Организуйте перехват. В нашей машине есть раненые. Нужен врач».
 Форд не та машина, которую наши машины могут догнать. Но на пятом километре за го-родом, он вдруг стал сбавлять скорость. Капитан скомандовал:
  – Всем приготовиться. Нас приглашают на поединок. Открыть окна для стрельбы, остальным на пол. Водитель, сбавь скорость до малой. Когда поравняемся – газани. Надо помешать им уйти. Вырваться вперёд.
  Как только машины сблизились, по стёклам и бортам забарабанили пули. Капитан крик-нул  через мегафон: – «Сдавайтесь!». Водитель дал газу, и машина рванула вперёд. Стрель-ба не прекратилась. Капитан дал команду на ответный огонь. Полицейские вели стрельбу, почти не целясь, прячась за кузовом. И тут, за хлопками выстрелов, послышался вой сире-ны. Это нагоняла подмога. Бандиты оказались заперты спереди и зада. Послышался силь-ный взрыв, толкнувший полицейскую машину, едва не сбросив с дороги. Водитель сумел правильно вывернуть руль. Все поднялись, чтобы увидеть страшный пожар позади их.
– Хорошо, что мы быстро ехали. Взрывная волна, по отношению к машине, имела малую скорость. Иначе валялись бы в кювете, – комментировал водитель, останавливая машину.    
  Капитан вышел из машины.
  – Сами взорвали, или мы попали? – сказал он. – Да это теперь уже не важно.
  Он махнул рукой, сел в машину и сказал:
  – Поворачивай.
Водитель развернул машину  и рывком проскочил около пылающего костра. Остановился он возле прибывшего подкрепления. Тут стояла и машина скорой помощи, а пожарники суетились, раскатывая пожарные рукава.
  Врач осмотрел рану Саши, не развязывая её. Перевёл в свою машину, покосившись на собаку, которую не хотелось брать с собой, но учитывая сложность ситуации, сделал снис-хождение. Что-то переговорил с капитаном милиции, и поехали к городу.
  – Куда, Вы, меня везёте? – поинтересовался Саша, когда замелькали городские строения.
  – В больницу. Куда же ещё? – отозвался врач.
  – Нет. Сначала в лечебницу. Надо спасти собаку. Ей хуже.
  Умке действительно было плохо. Кровь проходила сквозь повязку, хотя Саша и держал рану, прижимая рукой. Собака ослабла и уже повисла на его руках. Ещё во время взрыва она вздрогнула, и начала вытягиваться и мякнуть. Саша даже не знал, жива ли она. И наде-ялся только на чудо профессора, который должен её спасти.
  Когда он вошел в лечебницу, то, забыв поздороваться, сказал:
  – Вот, профессор, спасайте нашего героя, – проговорил он, передавая безжизненное тело в руки друга. – Оба мы пострадали. Но первую пулю он принял на себя,  тем предупредив меня.  Извините. Меня ждёт машина скорой помощи. Всё расскажу потом».
  И он поспешил к машине. Врач, уже с беспокойством его ожидал.
Сашу привезли в ту же больницу, где лежала его мать. Сразу же на операционный стол. Доктор осмотрел, ощупал и констатировал:
  – Где-то там. Ранение не сквозное. Нужен рентген. Кажется, кости не задеты. А ты бодро держишься. Как будто ничего не случилось.
  – Я за свою собаку переживал. Её тоже ранили и, похоже, опаснее, чем меня. Это прида-вало мне силы. Старался её спасти.
  – Что, такая ценная собачка, что про свою болячку забыл? Редкой породы, или учёная.
  – Нет. Говорят дворняжка. И учёности нет. Но очень умная. Много преступлений рас-крыла. Вот и сегодня, раскрыла очень серьёзное преступление. Много людей спасла. За это и пострадала. Наверно завтра узнаете из городской информации.
  – Тогда я Вас понимаю. А то хотел посмеяться.
Тут санитары привезли тележку, чтобы везти в рентген кабинет. Его перегрузили на неё, а доктор шел рядом, держа его руку и считая пульс. Лицо Саши стало бледнеть, а пульс падать. Доктор забеспокоился:
  – Капельницу и укол, – скомандовал он, не уточняя – с чем. Видимо все понимали без слов. Всё быстро появилось, как в волшебной сказке. Но Саша уже потерял сознание.
  Вместе с капельницей его привезли в рентген кабинет. Быстро сделали снимки. Сёстры суетились вокруг него, пытаясь привести в чувство. Но безуспешно. Доктор посмотрел снимки:
  – Ага. Вот она. Уже у спины. Будем делать операцию без наркоза. Он уже ничего не чув-ствует. С наркозом можем его не вывести из этого состояния. Инструменты.
  Саша действительно ничего не слышал, как его потрошили: доставали пулю, промывали, зашивали. Очнулся он уже на другой день, когда медсестра стала хлопать его по щекам.
  – Ну, слава Богу! Очнулся! Значит, будем жить – герой!      
  – Кто герой? Почему герой? – спросил Саша, словно сквозь сон и, как в лёгком тумане видя улыбающееся лицо красивой сестрички, склонившейся над ним.
  – С раннего утра радио, телевиденье и газеты о Вашем подвиге рассказывают. К нам уже идут и звонят репортёры и корреспонденты. Главврач велел больницу на ключ закрыть. А на телефон глухую санитарку посадил и сказал ей: – Отвечай всем, что сделана операция. Пуля удалена. Нужно ждать результатов.
  Голова Саши была ещё, как в тумане. Он слышал, что ему говорили, но прошлой карти-ны не появлялось. Всё снова куда-то проваливалось, как в тумане появлялось до уровня, как он передавал профессору собаку и снова пропадало. Он, снова: то ли потерял сознание, то ли заснул, и всё что виделось, ушло в небытие – пропало. В голове гудело и звенело. Тело громадным грузом прижимало к постели. Ноги и руки были тяжелыми, и не хотели двигаться.    
Медсестра, растиравшая, и хлопающая его руку, ища вену, с тревогой наблюдала его ли-цо.
  – Будем  вливать кровь. Очень большая потеря, – слышал ли он это, она не знала, но про-должала.– Привезли свежей крови. Ваши заводские и городские жители много сдали. Обя-зательно спасём. И другим её хватит. Держитесь. 
  На какой-то момент Саша очнулся, и, услышав про кровь, вспомнил Умку: « Как его бу-дут спасать. Наверно тоже нужна кровь», – пришло ему в голову.
  А Умка лежал на операционном столе. Профессор сделал всё возможное: извлёк пулю, сшил порванные сосуды, печень, лёгкие и саму рану. Но нужна была кровь. Он и медсестра обзвонили все организации: по отлову собак, клуб собаководов, школы, где занимались дрессировкой собак и другие места, где занимались собаками, но их волнение не доходило до других: подумаешь собака, это, же не человек. А время шло. Умке влили остатки сыворотки. Но нужна была кровь!  Попросили поймать собак. Но их просто не могли найти. Профессор ждал звонка от Саши, чтобы выйти на родителей собаки. Но не было ни звонка, ни возможности добиться что-либо от больницы.
  А в больнице боролись за жизнь Саши. Медсестра наблюдала, как пустеет сосуд с кро-вью, и щеки больного стали слегка розоветь. Она вытащила иглу, и стала хлопать больного по щекам. Веки Саши стали медленно подниматься, словно от большой усталости. Первое, что он увидел, был пакет из под крови.
  – Что-то плохо вижу. Кажется на пакете чья-то фамилия, – спросил Саша.
 Медсестра прочитала: «В. Дрожжин».
  – Володя. … Опять он меня спасает, – слабо проговорил Саша, и чуть улыбнулся.
  – Ваш знакомый? – спросила сестра.
  – Знакомый. … Нет. Это родной человек. Мы с ним  вместе работаем, а теперь и живём. Это друг с большей, большей буквы. Просто я этой дружбе цены не знал, а она жизни сто-ит. Володя.… Раньше  мне просто нравился, – едва шевеля губами и не открывая глаз, го-ворил Саша, – а теперь я его люблю. Люблю самой высокой, чистой и благородной любо-вью, ради которой можно без колебаний рисковать собой – ради друга, – и светлая, тёплая улыбка засветилась на его лице.
  – Мне даже жить захотелось, чтобы быть рядом с ним. Силы появляются, – и он открыл глаза. – Я должен его увидеть, чтобы отблагодарить и отдать ему часть своей радости. Я знаю, он поймёт меня и примет это. Он всегда меня понимал, и, наверное, больше, чем я его.
  Сестра, довольная тем, что больному вернулось желание жить, собрала все инструменты, и, наградив Сашу прекрасной улыбкой, покинула палату.

                Больница
  Ох, уж эти корреспонденты. Им всегда хочется знать больше всех и раньше всех. К больному не пускают даже следователей милиции. А приехали даже из Москвы. Репортёры лазают по окнам и щёлкают аппаратами с ослепительными вспышками. Что-то кричат, под окнами. Расспрашивают выходящих из больницы медсестёр и врачей. Вытягивают из них всё до капельки, словно доят коров. И даже когда уже нечего доить, они находят вопросы и подсказки, на которые сами же и отвечают, увидев знак согласия или не согласия по выражению лица. Спрашивают об их впечатлениях и переживаниях, их отношении к случившемуся. Что они чувствуют, как относятся к больному. И так, бесконечные вопросы…
  Окно в палате завесили шторами. Персоналу ограничили посещение палаты.      
Только на третий день доктор разрешил Саше подняться. Больной быстро шел на поправ-ку.
Получив разрешение, больной начал пробовать свои силы. Он аккуратно, под наблюдени-ем врача встал с постели. Его шатнуло, но он удержался за спинку кровати, несколько се-кунд передохнул, оценивая свои силы, потом выпрямился и сделал первые шаги, вдоль постели. Доктор ещё подстраховывает его, держа за руку. Но вот он уже самостоятельно дошел до двери. Остановился. Не торопясь развернулся, дошел до постели и сел.
  – Устал. Словно больше ста километров отшагал, – сказал он доктору.
  – Ещё слабость. Но надо двигаться. Это поможет быстрей восстановиться, – сказал врач.
Чуть отдохнув, Саша снова встал, снова его шатнуло, он выждал, и уже более уверенно прошел вдоль палаты:
  – Молодец! – констатировал доктор. – Всё замечательно. Но, не спешите. Вам перегрузки противопоказаны. Всему своё время.
  С этими словами он вышел. Саша отдыхал и  снова повторял упражнения. Тренировки вселяли уверенность. Наконец он решил посетить палату матери.
  Не спеша, придерживаясь стены, он медленно перемещался по коридору. Мать в палате лежала одна, отвернувшись к стене и, на вошедшего, никак не реагировала.    
Саша сел рядом на стул и потрогал её за плечё. Она повернулась и с удивлением, и какой-то осторожностью посмотрела на Сашу.
  – Мам, ты меня узнаёшь?
  – Сашенька, сыночек. Ты ли это, или мне всё кажется? Ко мне никого не пускают. Всё одна.
  – Я, мама. К тебе вернулась память? Как хорошо. Как это здорово. Наконец-то я дождал-ся. Очень рад твоему выздоровлению.
  – Нет, Сашенька. Это у меня от радости, что тебя увидела. А до тебя были какие-то про-валы памяти. И слова забываю. Совсем разучилась говорить. Всё как-то вдруг само появи-лось. Откуда ты пришел? Из дома? А почему весь перевязан? Что-то случилось? Рассказы-вай.
  – Да ничего особенного, – он, идя сюда, не подумал, что мать его будет спрашивать о случившемся, и не был готов ответить, чтобы не тревожить мать, – до свадьбы заживёт.
  – Попытался он отшутиться.
  – До свадьбы?  До какой свадьбы. Ты разве женишься?
  – Мама, ты просто забыла. Я же говорил тебе, что развёлся со старой женой.
  – А когда ты говорил? Я забыла.
  – Когда последний раз был у тебя в деревне
  – В деревне?.. Да, да. Начинаю вспоминать свою деревню. А как же там? У меня же была коза, куры. Что с ними?
  – Там всё хорошо. За ними ухаживает Татьяна.
  – Татьяна. …  Да. Вспомнила. Хорошая женщина. Вот бы тебе на ней жениться…
  – Вот, с твоего благословения я на ней и женюсь.
  Она посмотрела на сына, словно искала подтверждения его слов в лице.
  – А ты помнишь, что с тобой в деревне случилось? Почему ты здесь оказалась?
  Она задумалась. Видно было, что она вспоминает.
  – Теперь, когда ты про деревню сказал, я начала вспоминать. Помню, что-то несла. Вдруг сзади схватили и закрыли нос и рот платком. Больше ничего не помню.
  – А когда очнулась – помнишь? – мать напряженно вспоминала.
  – Нет, забыла. Что-то тёмное кругом, как ночь.   
  В это время дверь палаты отворилась, и вошел доктор. Увидев Сашу, он недружелюбно покачал головой. И добавил: – «Разрешишь на ноготок, а просунут на  локоток».
  – Как в нашей стране порядок навести? Неужели всех под конвоем держать? Так нам не только полиции, но и армии не хватит. Да и за ними нужно следить.
  Вслед за доктором вошел следователь. Он, в подтверждение слов доктора, кивнул голо-вой и добавил:
  – Верно, доктор говорит. Здравствуйте. Кажется, тут уже идёт беседа. Замечательно. Значит можно присоединиться к разговору. Не возражаете?»
  – Я не возражаю. Это как доктор позволит, – ответил Саша.
  Доктор уложил мать. Она уже сидела на кровати. Поправил подушку, и внимательно по-смотрел на больных.
  – Больные ещё слабые. Не переутомляйте. Разрешаю, но ненадолго, – сказал доктор.
  – Вас понял. Постараюсь всё сделать коротко, – отчеканил следователь.    
Доктор ушел, а следователь приступил к опросу.
  – Ну как? Возвратилась ли память? – обратился он сразу к обоим.
  – Да, кое-что уже вспомнили в процессе разговора: деревню, козу, кур, соседку Татьяну. До другого ещё не добрались. Вспомнила, что когда проснулась, было темно.
  – Наверно ночь была, – начал наводить на воспоминание следователь, – да и окон там нет. Вы продолжали лежать, или встали?
  – Помню, что встала, – ответила мать.
  – Наверно хотели узнать, где находитесь? Где двери – выход. Вокруг всё ощупывала.
  – Да, я стала руками ощупывать. Потому что, куда ни пойду, всюду гробы, а в них нащу-пала спящих людей. И не могла понять, где же я. Почему нас всех в гробы положили, не было лежаков?  Вспомнилась война. Мы в бомбоубежище ночевали.  Хотелось спросить, где мы. Попробовала разбудить нескольких человек. Но они какие-то жесткие и холодные. Я поняла, что они уже мёртвые. И подумала: неужели я одна осталась жива? Страшно ста-ло. Напугалась!  Хотела кричать, но не решилась. Что кричать, кругом покойники. Кто их убил, не знаю. И меня могут убить. Начала искать выход, ползая под гробами. Стену-то сразу нашла. Поползла вдоль стены искать дверь. Нашла. Открыла. Там светло. Вижу, че-ловек сидит за столом. То ли спит, то ли мёртвый. Уж очень не естественная поза для спя-щего. Наверно тоже убит, подумала я, и побежала в другую дверь.  Выбежав на улицу, ещё бежала, не понимая куда. Лишь бы спрятаться где-то дальше от этого страшного места. 
Увидела железные баки. Спряталась за них, и потеряла  сознание. Очнулась, когда было уже светло. Меня всю трясло: то ли от страха, то ли от холода. Попалась какая-то одежда, накрылась и пошла. А куда? Всё чужое незнакомое. Голова гудит. Началась рвота. И всё казалось, что меня ищут много покойников. Преследовал жуткий страх. Я дрожала, ноги не держали. Я снова спряталась, и больше ничего не помню. Отключилась.
  – Достаточно, – сказал следователь. Нам не хватало этой мелочи для заключения. Работ-ники  ГАИ нашли на дороге труп женщины и положили в пустой гроб. А потом её схоронили.   
  С Вами всё закончено. Лечитесь, отдыхайте, набирайтесь сил. До свидания, – и он по-шел.
  – Я Вас провожу, – сказал Саша и пошел за ним. Повернувшись, сказал матери:
  – Я к тебе буду приходить часто.
   По дороге следователь объяснил, что их интересовало количество трупов. Получалось, что один покойник пропал, но какой. Теперь стало ясно. Придётся доставать ту женщину из могилы, для опознания родными.
  – Ну, это ваша забота. Меня интересует другое дело. Нашли ли салфетку лейтенанта? Чем закончилось следствие? Где этот лейтенант?   
  – Да. Салфетку нашли вместе с долларами. Там запись: « Сообщи по номеру, если о нас что-либо будут говорить твои минты. Мы тебя найдём и тогда рассчитаемся полностью». 
  Он по телефону известил их о преследовании. Это подтвердила телефонная станция.
Их он не знает. Но ведутся следствия. Этим занимается Москва. Вероятно, к тебе будут ещё вопросы. У тебя есть что сказать?
  – Да. Не только сказать. У меня есть их фото на мобильнике. Но он у доктора. Сейчас возьму, – он пошел к доктору. Скоро вернулся и показал фото.
  – Это же замечательно, – воскликнул следователь. Это не половина успеха следствия, а почти весь успех. А мы хотели спрашивать у тебя их приметы. Конечно, их-то что искать. Будем рыть корни.  Можно это взять?
  – Да. Конечно можно, – ответил Саша, – но не сейчас. Переговорить нужно с женой.
  – А если я Вам дам свой до завтра? 
  – Меня, пожалуй, устроит. Но платить за переговоры придётся Вам.
  – Это мелочёвка, по сравнению с полученной добычей. Спасибо огромнейшее.   
  И следователь крепко пожал и даже потряс руку Саши.
  – Поправляйся. Ты нам ещё понадобишься. А я спешу с этой находкой до своих. До сви-дания. 
   Саша попрощался и пошел к себе в палату. Во время тихого часа он позвонил в деревню.
  – Слушаю, участковый Рогов.
  – Здравствуйте.  Я Александр. Тот самый, которого Вы арестовывали в деревне, когда я приезжал к матери.
  – Здравствуй, здравствуй. Помню такого. А звонишь, чтобы снова арестовал?
  – А за какую провинность, не объясните?
  – Почему с чужого телефона звонишь? Это телефон следователя. Украл что ли?
  Саша рассмеялся:
  – От Вас ничего не скроешь. Ловите сразу, как говорят: «на ходу подошвы рвёте».
  – Такая профессия. А телефон-то где взял?
  – Со следователем своим телефоном разменялся, по его просьбе. Там для него интерес-ный материал есть. Вы уж очень строги со мной. Наверно всё за тот случай обижаетесь, когда моя собачка Вас встретила не очень  дружелюбно. Я так ваших кобелей гонял. Вот она и выучила. А я к Вам со всем почтением. И прошу извинить за случившееся.
  – Ладно. Прощаю. Знаком с твоей собачкой. Все газеты и телевизор только о ней и тол-кует. Слышал о вашем подвиге. Она не только ругаться умеет, а и в поиске преступников неплохо помогает. Кстати. После случая с Гришкой, когда она его напугала, у нас в деревне порядок установился. Больше ни у кого ничего не стало пропадать. Мне просто стало нечего делать. Благодарственную грамоту от начальства получил: «За отличную службу»,  и денежную премию. Так что мне на неё грех обижаться. Помогла она мне. Я только благодарен. А как вы оба чувствуете? Пишут, что ранены.
  – Да. Лежу в больнице. Уже лучше. А звоню Вам с просьбой: сообщить Татьяне, что ле-жу в больнице, и хотел бы её видеть.
   – Сегодня же передам вашу просьбу, а на что она вам, если не секрет?
  – Жениться хочу. Здесь мать моя. Благословить хочет, пока жива.
  – О! Это я очень даже приветствую. Замечательная женщина. И Вы, как теперь я понял, тоже замечательный, настоящий мужчина – честный. Очень рад вашему решению. А то мне её было жаль. Одна с ребёнком в деревне, где ни яслей, ни садика, а главное – нет работы.
Желаю быстрейшего выздоровления. Сейчас же пойду к Тане. Буду рад передать ей это сообщение. До свидания.
  – Спасибо. Всего Вам доброго, – сказал Саша и отключился.    
               
  На другой день в больницу пожаловал сам мэр города, в сопровождении кучи корре-спондентов. Он вошел в палату с широкой улыбкой, крепко взял Сашину руку и повернулся к прессе. Вспыхнул ослепительный свет юпитера, от которого Саше очень хотелось отвернуться. Защёлкали фотоаппараты, включились телекамеры. Мэр, явно позируя перед всем этим арсеналом, начал речь:
  – Вот это и есть наш герой, наш спаситель, который, жертвуя своей жизнью, не прошел мимо бандитов, сделав вид, что не заметил, а организовал их задержание. Благодаря его подвигу был предотвращён взрыв вокзала, где находились сотни пассажиров и провожаю-щих, – он говорил, держа руку Александра, что ему очень не  нравилось. «Пусть бы гово-рил, меня-то что держать, – думал Саша. – Так и хочется сбежать, но при такой аудитории только насмешить всех можно».    Он отвернулся от слепящего света лампы. А мэр про-должал:
  – Многие жители нашего города и гости обязаны ему своей спасенной жизнью. Конечно, администрация города сделает ему заслуженный подарок, но для этого надо знать его желание. Об этом мы поговорим с ним потом.
  – Почему же потом? Я и сейчас, при всех, могу высказать своё желание. У меня нет квартиры. Живу на частной квартире, в общей комнате у своего хорошего товарища по работе. Хотел бы оформить законный брак со своей гражданской женой. Но взять её с ребёнком из деревни, не имею возможности. Был бы рад Вашей помощи.
  Мэр крякнул, как будто на его спину бросили тяжелый мешок с грузом, и посмотрел на корреспондентов. Те, в ожидании ответа, замерли, и смотрели ему в рот. Мэр молчал.   
  – Сегодня приедет моя гражданская жена. Что ей сказать? – допытывался Саша.
  – Это будем решать в администрации. Думаю, что меня поддержат, в вопросе выделения для Вас квартиры. Такие случаи у нас не часто.
   Корреспонденты, и любопытствующие больные не выдержали, и громко аплодировали, нарушив запретную тишину. Только тут Мэр опустил руку Александра, сказав при этом:      
  – Пожелаю Вам быстрейшего выздоровления. Мы о Вас позаботимся.  А теперь ложи-тесь в кровать. Вам придётся ответить на вопросы наших корреспондентов.
Александр лёг. Мэр сел рядом на стул:
  – Теперь можно задавать вопросы, – обратился он к корреспондентам, – но не забывайте, человек больной, а вопросов, думаю, у вас немало.
  Корреспондент телевиденья взял эту инициативу на себя.
  – Думаю, что всех интересует процесс: как вы  сумели вычислить бандитов, узнали об их планах, о взрывчатке и наркотиках.
  – Не вычислял и не узнавал, и даже в мыслях не держал искать бандитов.
  Корреспонденты заволновались. Они хотели слышать сенсацию, а тут просто пустота. Даже писать нечего.
  – Но, Вы, же вызвали милицию. Что явилось основанием для этого.
  – Просто, собака подбежала и указала на них, что они бандиты.    
  – А можно подробнее: чья собака, кто её хозяин, где,  у кого, и чему училась, где стоит на службе и на учёте?
  – Чья собака? Чужая-то не подойдёт объясняться. Моя собака. Ничему не училась – не-грамотная дворняжка.
 Ответ опять явно никому не понравился. 
  – Тогда расскажите подробно, где и как встретились с бандитами.
  – Гулял с собакой. Слышу, играет музыка. Зашел в парк. Вижу, сидят отдыхающие люди: пьют пиво, слушают музыку. И я решил присоединиться. Сел за столик, заказал пива для комфорта. Ну, а собачье дело всем известно: бегала среди столиков и кустов, вынюхивала. Что им нужно, наверно и всё знающие корреспондент не ответят. В общем, это дело соба-чье. Зачем нам головы забивать? Потом она подбежала ко мне и сообщила, что у людей от сумок и курток пахнет порохом и наркотиками.  Об этом я и сообщил в милицию. А сам стал за ними наблюдать. Они о чем-то шептались, а потом стали с официантом рассчиты-ваться крупной суммой в долларах. И послали записку, через официанта, молодому лейте-нанту милиции. Мне и это показалось подозрительным. Ещё больше вызвало подозрение, когда он побежал скрываться, увидев свою же полицейскую машину.  Моя собака побежала за ним, а я за ней. Когда он свернул за угол, я услышал выстрел и понял, что стреляли в собачку. Я уже с осторожностью выглянул из-за угла. Тут вот нас он и подстелил, как куропаток. А бандиты уехали. Пришлось их догонять. Остальное вы лучше меня знаете, поскольку уже везде публиковали. Так что, больше нечего сказать.
  – Вы – кто по профессии? – не унимался телевизионщик, пытаясь вытянуть ещё крохи.
  – Работаю на заводе по разработке новых станков.
  – Что? Ни к милиции, ни к собаководству не имеете отношения?
  – Нет, не имею. Я чувствую, что вы от меня ждали детективного романа. Тогда я должен вас разочаровать. Не получилось. Прошу прощения.
  – Александр скромничает, – сказал Мэр, вставая со стула. – Другой на его месте остался бы пить пиво, и плевал на то, что нашла его собака. Сказал бы себе: не моё дело, пусть занимается полиция. Но он этого зла не оставил. Вызвал наряд, не дал скрыться соучастнику злого сговора. За что жестоко поплатился своим здоровьем. Именно благодаря этим действиям, рискуя своей жизнью, он спас множество наших граждан. Разве это не героический подвиг?
  Мэр, может, говорил бы ещё, но в палату вошел врач и попросил освободить больницу.   
   Саша, довольный тем, что его оставили, потянулся в кровати, сбрасывая напряжение. Потом он сменил своё положение на удобное, и стал вспоминать минувший разговор:      
  – Все сетовали на бедность рассказа. Не один не спросил, как собака могла обо всём рас-сказать. Все считали в порядке вещей, что она рассказала о наркотиках и взрывчатке. Нахо-дят же собаки  и то, и другое. Хотя они это делают по заданию, а не говорят, что нашли наркотики, да ещё и взрывчатку. А самое главное. Она сказала, что хотят взорвать вокзал.
Ни одна самая учёная собака этого сказать не может. А тут была такая большая и захваты-вающая тема, что могла быть мировой сенсацией. Но никто не спросил об этом. Все сочли это реальным и не интересным. А разве в прокуратуре не могли рассказать о её выдающих-ся находках. Этого материала хватило бы не на один разворот газеты или целую захваты-вающую  передачу  по телевизору, или занятный детектив. А мне пришлось молчать, чтобы не выдать тайну профессора. Возможно, тайна о говорящей собаке, раскроется. Но это бу-дет уже печальная история с профессором, совершившим величайший эксперимент, жерт-вуя своей свободой ради науки. Нарушивший закон, запрещающий в нашей стране пере-садку органов человека.
В законе нет разницы у мертвого или живого человека взяли органы.   
А кстати. Профессор сумел ли вылечить Умку? Я должен  ему позвонить.
 Но в палату, зачем-то, вернулся Мэр и с порога начал говорить:
  – Ваша скромность разочаровала всех. Но я не об этом. Вы уже в возрасте. Что? До сих пор у Вас не было жилья? Вы начали работать ещё в Советском Союзе, и должны получить квартиру, как её получили большинство из нас. Сейчас с квартирами сложнее.
  – Была  и у меня двухкомнатная  квартира. После развода с женой квартиру разделили по суду. Бывшая жена не позволяет мне продать мою долю. Да и как продать, если комнаты смежные, а размен делать она не хочет. Да и что я получу при размене?.. Выкупить полови-ну, у меня нет денег. Если она выдаст мне половину стоимости квартиры, то и с этими деньгами я ничего не куплю. Встать на городскую очередь для получения жилья, я не могу, поскольку имею жильё. Да и квартир там ждут десятками лет. Если и получу, то когда вый-ду на пенсию. Вы это знаете лучше меня.
  Мэр спросил:  У бывшей жены дети есть?
  – Не было у нас детей, – сказал Саша, и подумал: «Зачем ему это надо?»
  А у самого уже кошки скребли на душе: «Видимо ищет предлог, как отказать, чтобы пе-ред прессой оправдаться» – догадывался он.
  В дверь постучали, Саша откликнулся. Вошла Татьяна.
  – Вот, кстати пришла. Знакомьтесь, моя гражданская жена Татьяна, с которой нужно бы расписаться. Не позволяет это сделать совсем пустяк – негде жить. Знакомься Таня, это Мэр нашего города. Он обещал помочь нам с квартирой.
  – Верно, что ли? – Таня расплылась в улыбке, глядя на Мэра. А Мэр поспешил попра-вить:
  – Я ничего не обещаю, но подумаю, как решить эту трудную задачу. Пусть жена завтра зайдёт ко мне к 10 часам за ответом. А пока я пожелаю Вам быстрейшего выздоровления.
  Глядя на улыбку Тани, полную надежды на получение столь нужного подарка, и помня про корреспондентов, он, просто, не посмел сказать, что квартиры не будет, хотя вернулся  именно для этого. Он распрощался с обоими и торопливо вышел.
  Оставшись наедине, Таня с улыбкой и сожалением посмотрела на Сашу и положила свою руку на его руку.
  – Что с тобой случилось?.. Ладно, не рассказывай. Живой – это главное. Зачем велел приехать? – обратилась она к Саше.
  – Как зачем? Завтра надо идти к Мэру. Мне-то нельзя, – пошутил Саша, – тебя пригла-сил.
  – Так уж и за этим?
  – А честно – соскучился, – он поднялся, потянулся к ней и одной рукой обнял Таню, прижав к себе.– Замуж за меня пойдёшь?
  – Самое время тебе шутками заниматься в больничной палате.
  Сама, довольная, улыбалась, и в лице светилось счастье.
  – Сначала вылечись, да квартиру получи. А потом и о женитьбе думай.
  – У-у-у. Какое серьёзное условие. Так холостяком и умрёшь, – пошутил он.
  – А ты что хотел? Чтобы наш Серёжа на улице жил?
 В её голосе чувствовались и радость сделанного предложения, и разочарование из-за от-сутствия жилья, и то, что Саша её на больничной койке, и не может сам вести борьбу за их общие интересы. Душой она понимала, что согласна сойтись с ним  хоть сейчас, без квар-тиры, с больным, живя в разных местах, но чувствовать, что он есть, что сын её будет иметь отца. И пусть он будет приезжать даже очень редко. Всё равно она будет счастлива тем, что не одинока.
  – Ну, так что? Надежда-то есть?
  – Подождёшь до завтра, – уклончиво сказала она  и, хитро улыбнувшись, встала. – Там у меня Серёжа оставлен. Мне нужно идти.
  – Тебе же нужно ночевать. Куда ты пойдёшь?
  – Пока не знаю. Наверно к профессору, куда же ещё?
  – Подожди, – он достал мобильный телефон и позвонил Володе.
  – Ты где это скрываешься ото всех? – услышал он, как только закончились приветствия.
  – А разве меня кто-то ищёт? – поинтересовался Саша.
  – Сегодня целая делегация корреспондентов  завод заполонила. Хотели всё производство останавливать. Все тебя искали, даже под станками лазили, – пошутил Володя.– Хорошо, что лекторский зал большой, сумели всех туда запихать. Я даже боялся признаться, что тебя знаю – растерзают на атомы. Как твоё здоровье, подстреленный тетерев. Чего же ты под пули-то лез? Забыл, что Суворов говорил?: « Пуля дура… » – и в телефоне послышался его детский  всхлипывающий смех. – Да, можешь о себе не докладывать. Все дни нас пресса и теле, просвещают. И всё же, как душевное состояние? Посещать-то можно?
  – Можно. Приходи. Сегодня все эти корреспонденты у меня были вместе с Мэром горо-да. А сейчас, вот, пришла Таня, приехала из деревни, и ей негде ночевать. А она с сыниш-кой.
  – Я понял. Пусть никуда не уходит. Я за ней приеду. Всё. Увидимся.
  – Ты кому звонил? – спросила Таня.
  – О! Это мой спаситель. Друг по работе и страшный сердцеед для женщин. В него все влюбляются с первого взгляда. Ты иди к Серёже, потом сюда. Он скоро тебя заберёт. Ко-нечно, я сильно рискую, но на моей стороне Серёжа. Вместе мы победим, – пошутил Саша, и широко улыбнулся.
  Вечером, после работы, Володя пришел в больницу. Открыв дверь в палату, пропустил Таню с ребёнком, и, остановившись у двери и сделав удивлённое лицо, начал допрос:
– Это тебе всё несут?  Для откорма? – сказал он, глядя на сумку Тани набитую чем-то. – Ты тут не жить ли собрался?  И ребёнок?..  Твой наверно?  Один или в соседних палатах ещё целый инкубатор? – Саша не спешил с ответом. Да этого никто и не ждал.
  – Ну, здравствуй герой, – с улыбкой произнёс Володя  и протянул руку. Саша пожал её.
  – Какие пустяки. Здороваться есть чем, ложку держать и бумажки подписывать, тоже. Это самое главное.  А что левая рука на привязи, так это хорошо. За двумя-то труднее усле-дить, что они делают,– послышался лёгкий смех Володи, – Даже Бог, пока Адам был один, за ним успевал присматривать. Стоило второму лицу появиться, и уже не усмотрел. Ну, а где твоя награда? Показывай.
Саша, смеясь, придвинул ему пулю на блюдце, Которую принёс ему доктор, вынутую во время операции, как сувенир на память: «Вот смотри».
  Володя покрутил пулю в руке. Несколько раз слегка подбросил, словно взвешивая, и се-рьёзно поглядел на Сашу, потом на Таню, и сказал:
  – Конечно она тяжелая, может и золотая. Только блеску маловато, да форма мне не нра-вится. Вроде, как недоделанная до звезды, – и, обращаясь к Тане спросил. – Похоже она на звезду Героя?
  Таня только кисло улыбнулась на горькую шутку Володи, и прижалась к щеке сынишки.
  – Лучше бы не звезду, а квартиру дали. Спасибо тебе, друг, за кровь, которую мне влили. Ты спас мне жизнь, – сказал Саша, сопровождая слова доброй, благодарственной улыбкой.
– Тебе влили мою кровь? Так чему же ты улыбаешься? Плакать надо. Ты видишь, что я один живу. Все женщины от меня отворачиваются. Ты, этого хотел?
  – А-а-а! Вот почему мне Таня отказала, когда я просил её руки, – подхватил шутку друга Саша.  Таня встрепенулась: «Да кто тебе отказал? Я просто пошутила. Не время об этом говорить. Вылечись сначала».
  – Не отказала? Так я завтра буду здоров, и пойдём в ЗАГС. А твоя версия, Володя, не сработала. Ошибочка.
  – Так это значит, мало влили, – оправдывался Володя. – Выходит, что если в малых дозах влить, да с другой смешать и как следует поболтать, то получается обратный эффект.
  – Ну да. Если сильно поболтать языком, то любой эффект будет, – заключил Саша. – А что с Таней и Серёжей будем делать?
 – А ты с ними прощайся навсегда. Я их забираю, и без выкупа не отдам. Так что прощай.
  Он положил свою руку на руку Саши, крепко её сжал, встал и сказал: «Пойдём Таня. Че-го тут с подстреленным  перепёлом печалиться», – и все с доброй улыбкой стали уходить. Уже вслед им Саша крикнул: «Велик ли выкуп?»
  – Квартира, квартира, и, не меньше двухкомнатной, – ответил Володя и закрыл за собой дверь. Потом дверь открылась: « За однокомнатную отдам только одного, на выбор». И дверь снова закрылась. Саша улыбнулся. Он знал своего друга – шутника. И всё-таки мысль о квартире зацепила его. Где взять денег на выкуп второй половины квартиры? Он был уверен, что будь у него эти деньги, он сумел бы отвоевать квартиру у Зинаиды. Помогла бы судья и прокурор, но…  Он начал считать, сколько месяцев ему понадобиться, чтобы скопить нужную сумму денег. Получилось 150 месяцев. Это тринадцать лет. Но цены могут вырасти.  Нет. Это не реально. Скорее Зинаида в своём кафе заработает такие деньги. И если она отдаст его долю, что с ними можно приобрести?..  Настя хотела дать. Но ждать десять лет расплаты, вряд ли пожелает её муж. Нет! Только идти в бизнес, обманывать, воровать. Честно нигде не заработаешь таких денег. Такая действительность. В советские времена строились кооперативные квартиры, по сравнительно низким ценам. Но это кануло в небытие. Кругом тупик. Но людям нужно жить! Государство, те, кто им правит, должны об этом думать. Они, конечно, все имеют квартиры. А, «сытый – голодному, не верит». Но квартиры нужны так же, как нужен хлеб! А может и больше! Неужели все они настолько тупы, что этого не понимают? Саша закрыл свои потухшие глаза. От безысходности ему не хотелось ни на что смотреть. В подарки Мэра он тоже не верил.               
   Утром следующего дня, Татьяна вместе с ребёнком, пошла к мэру, с надеждой ожидая приятных сюрпризов. У здания мэрии стояло множество машин. Ей вспомнились слова поэта: «Вот парадный подъезд. По торжественным дням, одержимый холопским недугом, целый город, с каким-то испугом, подъезжает к заветным дверям…» Меняются формы правления, говорим о демократии, а испуг всё ещё остаётся. Подумала она. Водители ма-шин, столпившись в кучку, о чём-то оживлённо рассуждали. Она вошла в здание, и тут её сразу остановил охранник и потребовал документы: «Как строго, – подумала она, – хорошо, что захватила, могли бы и не пустить». Пока она рылась в сумке, доставая документы, к ней, из-за столика слева, подошла женщина: «Вы к кому?» Татьяна сказала:
  – К мэру? И с ребёночком? Ребёнка нужно оставить дома. И вероятно Вы пришли без записи. Так как сегодня не приёмный день. Вам следует сначала записаться, и не к мэру, а к его заместителям и сотрудникам. Вам назначат дату и время приёма. Какой у Вас вопрос?»
  – У меня нет вопросов, – ответила Таня.
  Женщина посмотрела из под очков на странную посетительницу.
  – Нет вопросов? Чего же вы пришли и прямо к мэру?
  – Он меня пригласил.
  В голове женщины мелькнула интимная мысль. Спрашивать, о которой, она не реши-лась.
  – Сейчас доложу, – охранник сунул ей в руку паспорт Тани. Она подняла трубку прямого телефона и назвала фамилию посетительницы.
  – Не знаю такой. Не приглашал, – и положил трубку.
  – Вас не приглашали, – сухо сказала женщина, вопросительно глядя в глаза проситель-ницы.
  – Ну, как же? Вчера, когда он приходил в больницу к Саше.
  – К какому Саше?
  Таня замялась. Она не знала ни фамилии его, ни отчества. И сказала, что знала:
  – Александр. О нём пишут в газетах.
  – Это тот, что предотвратил акт бандитизма?
  – Да, конечно, он.
  – А Вы-то кто – жена, родственница?
Таня промолчала, а женщина не захотела допытываться об их интимных отношениях.
  – Так, как мне доложить? 
  – Скажите: Таня от Александра. Которого он вчера навещал в больнице.
Женщина ещё изучающее посмотрела на Таню, словно что-то обдумывала. Наконец не-решительно взялась за трубку телефона. А Таня начала нервничать, ожидая провала посе-щения, провала всех её надежд на обещания мэра.
  – К Вам пришла Татьяна с ребёнком, от Александра, которого Вы вчера навещали в больнице.
  – Татьяна от Александра? Да. Совсем забыл. Мы её ждем. Сейчас к ней сойдут люди. По-знакомьте их.
  Сверху спустились люди с фотоаппаратами и кинокамерами в сопровождении смотрите-ля жилищного хозяйства. Женщина знала только смотрителя, поэтому и познакомила его с Таней. Он приятно улыбнулся, назвав своё имя,  и пригласил присоединиться к их группе. Всех посадили в просторную машину, принадлежавшую российскому телевиденью. Здесь, громко и наперебой, на Татьяну посыпались вопросы:
  – Кто такая? Какое отношение имеет к герою. Чей сын? Как звать?
  Она не успевала отвечать. Себя назвала женой. Так меньше вопросов. Но вопросы про-должались бесконечно.
  – Где живёте, почему ребёнок с собой? Что обёщал Мэр? Что Вы от него ожидаете? Как здоровье мужа?
   Не дай Бог попасть в лапы корреспондентов – замучают. От их разговоров сын заворо-чался, забеспокоился. Таня упросила всех помолчать.
 Скоро машина остановилась у старого двухэтажного деревянного здания, постройки вре-мён первой пятилетки СССР. Смотритель провел всех в здание и указал комнату 18 кв. метров.
Это была одна из комнат в коммунальной квартире с длинным коридором во всё здание, к которому примыкали комнаты, с общей кухней и туалетом. Стены комнаты обшарканы и засалены. Кое- где висели куски оторванных обоев, на потолке копоть, скрипучие полы не видели краски десятки лет. В конце коридора верёвка с развешанным бельём, для просуш-ки. Посредине коридора появился маленький мальчик в маячке и трусиках, куда он засунул свою ручку.
  – Да. Полная идиллия, – сказал кто-то, и все застыли в оцепенении. Такого они ещё не видели, и считали ушедшим в далёкое прошлое нашей родины.
  – И это вот подарок нашему герою?..
  – Другого у нас нет, ответил смотритель.
  – Что? В городе нет строительства? Но мы видели строящиеся зданья и уже построен-ные.
  – Есть и новые квартиры. Но они  распределяются согласно городской очереди.
  – Ну, что коллеги. Больше нам ничего не предложено. Принимайте это как есть.
 Все стали расчехлять свою аппаратуру. Объективы стали обшаривать стены, с порванны-ми засаленными обоями, чёрные закопчённые потолки, пол, сохранивший краску только в самых углах и Таню, стоящую с ребёночком посреди этой развалюхи.
Телевизионщик спросил:
  – Татьяна, как Вы находите подарок мэра?
  Тяня, отвернулась от комнаты и, глядя в объективы, заплакала.
  – Вы же моё откровение опубликовать не сможете?
  – Но если у Вас есть для публикации что-то лестное – скажите.
  – В нашей деревне скотина живёт в лучших условиях, – с горечью сказала она, сорвалась с места и пошла на улицу. Все пошли за ней. В машине вопросов больше никто не задавал. Машина направилась снова в мэрию. Ребёнок начал ворочаться и капризничать.
  – Мне нужно домой покормить и перепеленать ребёнка.
  – У вас есть дом?
  – Есть. За 100 километров, в деревне. А здесь временно на квартире у знакомого. Я прие-хала навестить мужа, и сегодня же уеду.
  – Мы сейчас всех высадим у мэрии, а Вас отвезём на квартиру.
  К зданию городской мэрии подъехали, когда мэр хотел скрыться в своей машине. Стар-ший группы едва успел подскочить к захлопывающейся двери.
  – Господин Мэр, Вы не можете уехать, не познакомившись с материалом для печати и радио.
  – Я занят. Мне некогда, и вы не можете меня задержать. В детском садике приём нового помещения с выступлением детей. У них все должно быть по расписанию. Я не могу его нарушить. Буду свободен через два дня.
  – Но у нас кончается командировка. Мы должны уехать и опубликовать материал без вашего разрешения.
  – А на что вам нужно моё разрешение?
  – Жена вашего героя, увидев предоставленную им комнату, заявила, что в её деревне скотина содержится в лучших условиях. Как Вам понравиться такая публикация?
  – Это можете выбросить. Нет у меня сейчас квартир. Будут, мы их переселим.
  – А у нас есть сведенья о новых квартирах для городской очереди. Вы разрешите позна-комиться с этой очередью? Там, что? Все герои, и нет простых смертных?
  Мэр присел в кресле, словно на него надавили.
  – Этой очередью занимаюсь не я. Спросите у сотрудников, они вам покажут списки. Мы их не прячем. Поехали, – и машина дала газ.
  В отделе, по распределению жилищного фонда, действительно списки не прятали. Они достали пухлую папку с заявлениями, актами обследования, и другими документами. Раз-бираться с ними надо не день, а месяцы. Несколько ребят вышли в коридор, чтобы не ме-шать другим. Мимо проходил пожилой работник администрации. Группа корреспондентов привлекла его внимание. Оглядев их снаряжение, спросил:
  – Корреспонденты? Не наши. Верно из Москвы? – кто-то ему поддакнул.
  – По случаю наших событий, или что-то ещё интересное в нашем городе? Чего я не знаю?
  – Да вот вашему герою хотим помочь квартиру получить. Живет временно у друга, а же-на с ребёнком в деревне за 100 километров.
  – Так что же он к ней в деревню не едет?
  – Он десять лет на заводе работает, станки делает. Что ему в нашей деревне делать. Там и местным жителям нет работы.
  – Знаю, знаю. Понимаю. Нужно ему помочь. Жизнью рисковал. Народ спасал. А кварти-ра у нас – вопрос очень трудный. Все приходят разбираться, но уходят, ни с чем. Вам пока-жут списки нуждающихся в квартирах, кто их ещё не получил, и вряд ли получит. Вы по-просите списки тех, кто уже получил ордера, – он подумал и добавил. – Найдите фамилию Рыков. Можно и других, но те более мелкие сошки.
  – А эта – что? Крупная?
  – Это фамилия нашего генерала. Начальника полиции.
  – А что, он не имел квартиры?
Мужичёк хитровато улыбнулся, и сказал:
  – У него давно трёхкомнатная. Это для родителей. Якобы, заслуженных пенсионеров, – он ехидно засмеялся. – Такой статьи в жилищном кодексе нет. Мать была заведующая швейной мастерской, а отец секретарь  сельского райкома.
  – Что? Они жили с генералом вместе? Стесняли его?
  Есть у них однокомнатная. Им, старикам, хватило бы. Но нужно сына генерала, ещё сту-дента, пристроить.  Прописать его там, как по уходу за стариками. Поэтому выделили двухкомнатную. Но я вам ничего не говорил, – и он быстро ушёл.
  Вооруженные информацией, корреспонденты попросили список лиц, получивших ордера на новые квартиры.
  – Зачем вам они? Ордера уже выданы.
  – Но мы просим списки, а не ордера.
Бегло просмотрев списки, такой фамилии не нашли. Чувствовался обман. Но, кому это надо? Постороннему это зачем?
  – В списке 215 человек. А квартир 216.  Нет одной квартиры.
  – Она отдана под жильё дворника.
  Корреспонденты народ дотошный. Запросили размеры квартиры. Фамилию дворника.
Квартира двухкомнатная 48 квадратных метров. Не лишку ли для дворника? Им ответили:
  – Дворник ещё не найден. Но он может быть семейным.
  – Значит, ордер на квартиру здесь?
  – Нет. Он у мэра.
  – С Вами всё ясно. Надо искать его у мэра. Пошли туда.
  Секретарь встретила их хитроватой улыбкой, сказав:
  – Мэра нет, и сегодня не будет.   
  – Это что? В детсаде на выступлениях такая задержка?..  Тогда передайте ему, что оста-лась не распределённая двухкомнатная квартира, ордер на которую находится у него. И пресса держит её на контроле. А мы едем в больницу.
               
  Саша, находясь в больнице, часами просиживал у матери, разговаривая с ней, и помогая разговорами восстановить её память. Она уже много вспомнила, и они, почти на равных общались, рассуждая о деревне, знакомых и вообще о жизни, пытаясь заглядывать в её будущее. Конечно, старость не позволяла ей быстро восстановить здоровье. Ещё была сла-бость, которая не позволяла ходить, но она уже садилась на кровати, когда Саша помогал ей подняться и клал за спину подушку.      
  Саша не раз вспоминал Умку, но сначала ему запрещали звонить, и отобрали телефон. Потом пришлось телефон отдать следователю, а там был номер телефона профессора. И вот только сегодня его вернули. И он стал звонить профессору:
– Аллё. Здравствуйте. Это Вас беспокоит Саша. Хочется узнать, жив ли Умка? Я лежу в больнице и не мог позвонить раньше. А меня очень беспокоит его судьба.
– Здравствуй Сашенька. Мне нечего сказать тебе утешительного. Я страшно разочарован в себе. Никогда не испытывал такой своей немощи и безысходности. Я ничего не могу сделать. Опустились руки. Как самый ленивый студент на зачёте, я чувствую свою пустоту и бессилье. Сдали мои нервы. Трясутся руки. Собаке была нужна кровь, но мы её не сумели найти. Она умирает. Нужна кровь и помощь врача, сам я уже не могу. Если Вы сумеете помочь, то буду очень рад. Помогайте.
  – Профессор, а как же с вашей тайной? Её придётся открыть.
  – Я готов на любые жертвы, ради спасения этого сокровища. Это нужно не только мне. Это нужно человечеству. А я не считаю себя преступником перед людьми. Люди должны это понять. Быть виновным перед законом, это не значит, быть виновным перед людьми. Извини. Я должен прервать наш разговор.
  На этом связь прервалась. Саша задумался над ситуацией. Умку нужно спасать. Но как?
  Скоро в дверь постучали, спросили разрешения, и в палату вошли корреспонденты. Их количество заметно убавилось. Телевизионщики установили аппаратуру, включили осве-щение, и началась съёмка. Саше дали газету.
  – Почитайте. Всё ли тут правильно  написано о ваших деяниях?  У нас возникли вопро-сы, и мы хотим их Вам задать. Эту статью мы будем перепечатывать в свои издания, чтобы не прошли ошибки, да и новых подробностей хотелось бы услышать.
  Саша пробежал глазами несколько строчек и заулыбался.
  – Что? Разве тут есть что-то весёлое? Мы не заметили, – спросил старший группы.
  – Да тут полная отсебятина. 
  – Подробнее. Что Вам не понравилось?
  – Тут написано, что я по глазам собаки сумел прочитать, что там бандиты. Что в их сум-ках 10 кг динамита, оружие, наркотики.  Чушь какая-то.
  – Это заметили и мы. Как можно по глазам прочитать, что бандиты хотят взорвать вок-зал?
Но Вы же, как-то узнали и сообщили в милицию. Умеете читать мысли собаки по её пове-дению? А как узнали, что там 10 кг взрывчатки. Вы же её не взвешивали?
  – Вот на счёт веса догадаться не трудно. По тому, как, видно, как поднимали и несли. Но, о десяти  килограммах речи не было.
  – А что там взрывчатка, наркотики, оружие. Это тоже по догадке?   
  – Об этом собака мне сказала, и что собираются взорвать вокзал. Она это услышала.
 Корреспонденты  засмеялись, оглядываясь друг на друга.
  – На своём собачьем языке. И Вы всё поняли?   
  – А разве вы не понимаете животных и птиц, когда они просят у вас есть, боятся вас или агрессивны, приветствие собак при встрече, в игре или на охоте.
  – Но это очень ограниченные возможности. Не достаточные, чтобы передать подробную информацию.
  – Конечно, информация бывает разная. Говорят, что Шекспир употребил для написания своих произведений 20 000 слов. А крестьяне, его времени, обходились всего 260 словами. А птицы только сигнал тревоги подают, да пением и щебетанием сообщают: «Я тут».
  – Всё так. Но мы говорим о Вас и о собаке. Как можно передать, что там оружие, взрыв-чатка и наркотики.
  – Что собака по запаху мажет узнать, это вам объяснять не надо. А о том, что они хотят взорвать вокзал, так у неё есть уши. Она подслушала.
  – Всё это интересно для передачи «Хочу всё знать». Но Вы ходите вокруг чего-то, и не хотите ответить на вопрос: Как она Вам сумела всё передать. И как Вы могли её понять: по движениям, эмоциям?.. Это же всё сложно нам представить и понять. Расскажите о своих и собачьих способностях подробно. Чтобы нам, и читателям было понятно.
 – Было так. Собака прибежала после всех обследований. Положила мне на колени лапы и сказала: «Те за столиком говорят, что сначала нужно взорвать вокзал. У них в сумках  и на поясе порох, наркотики и наганы. Что тут непонятно?
  – Непонятно, как она сказала, что взорвут вокзал – уточнил старший.
  – Да, самым простым способом. Как говорят люди, – наконец сказал Саша.
  – Собака сказала, как люди?.. – он посмотрел на своих коллег. – Сказка! Собака загово-рила человеческим голосом!  Вы нас разыгрываете, а мы к Вам со всей серьёзностью.
  – И я со всей серьёзностью.
 Старший и вся группа уставилась на Александра, стараясь понять непонятное. Что происходит? Минута молчания. Наконец старший сказал: «Без собаки тут не разобраться. Где собака?» – «Но вы, же знаете, что в неё стреляли. Следовательно, она в лечебнице. И положение её тяжелое. Нужна кровь для вливания и хороший ветеринарный врач, причём очень срочно.  Иначе она умрёт.   
  – Может, Вы, и рассчитывали на её смерть, мороча нам головы?
  – Нет. Все совершенно верно. Собака говорящая. Иначе я не мог бы всего узнать. Если Вы можете помочь, я буду очень рад и благодарен. Это действительно уникальная собака.
   Одному из группы старший дал задание: «Срочно связаться с редакцией и попросить помощи для спасения собаки. Объясни им понятнее, а то тоже не поверят. И в дальнейшем следи за их действиями. Это упускать из виду нельзя. Собаку надо спасать. Это же сенса-ция. Все срочно едем туда. Александр извини. С тобой мы, возможно, встретимся, но не сегодня. До свидания».            
  Профессор был удивлён и даже напуган нашествием корреспондентов.
  – Кто такие? Что надо?
  – Нас информировали, что здесь лечится раненая собака, спасшая людей. Мы – москов-ские корреспонденты радио и телевиденья. Хотим узнать о её здоровье, и, если нужно, вызвать из Москвы специалиста с необходимыми лекарствами. И конечно взглянуть на её.
  – Могу пустить только двоих. Больше нет халатов. Да и смотреть нечего. Проходите без шума и вспышек аппаратов.
Телекамера уставилась на простынь, под которой лежала собака. Профессор откинул по-крывало. Обыкновенная собака. Правда, непонятной породы. Несколько больше других вытянуто тело и крупная голова. А в остальном ничем не отличалась от остальных собак.  Она находилась в коме, а может, была уже мертва. Никаких признаков жизни. Покрывало закрылось, оператор выключил камеру, все вышли в приёмную. 
  – Что с ней? – спросил старший группы.
  – Глубокое ранение с повреждением легкого и печени. Сделана операция. Всё промыто и зашито. Но огромная потеря крови. Поэтому она слаба, и не может восстановиться. Нужна кровь, препараты и специалист, –  сказал профессор, – я больше делать не могу. Сильно ослаб из-за переживания. Руки  трясутся. Пальцы онемели. Сейчас выпишу рецепт.
  Он тяжело опустился на стул у письменного стола, и выписал длинный рецепт.
  – Вот что надо, – мрачно сказал он. – Но наверно будет уже поздно. Нужно сейчас.
  – Я Вас понял. Там уже ищут врача. Попробуем ускорить дело, – сказал старший. – К Вам ещё вопрос: « Хозяин собаки уверяет, что она могла говорить», – по профессору слов-но прошел ток. Он вздрогнул.   
  – Что ещё говорил хозяин? – спросил профессор.
  – Только это.
Мгновенный шок миновал. Профессор взял себя в руки.
  – Ко мне она поступила уже  в таком виде, не говорящая. Не пришлось с ней беседовать. Что ещё вас интересует? – хмуро спросил профессор.
Все молчали, не зная, что спросить. Только девушка, почти рыдающим голосом спросила:
  – Неужели нельзя спасти?
Профессор только развёл руками.
  – Всё решает время. Причём даже не часами, а минутами, – сказал профессор и закрыл глаза рукой. Все поняли его состояние и покинули лечебницу. 
  Помощь из Москвы прибыла рано утром. Профессор даже удивился такой оперативно-сти. Прибывший специалист с аппаратом диагностики посмотрел на диаграммы и опустил руки.
  – Поздно. …  Попробуем влить кровь. Но она вряд ли будет двигаться. Разве что помо-жет кардиостимулятор и массаж. Надо ждать заражения организма. Будем наблюдать и бороться. 
  Когда врач и профессор остались наедине, врач спросил:
  – Я заметил, что на шее собаки делалась операция. Вероятно, по этому, она начала гово-рить. Думаю, что при вскрытии мы узнаем об этом подробно. Может, Вы сейчас об этом расскажете?
  Профессор понял, что коллегу обмануть не удастся, и решил рассказать, ища его сочув-ствия и понимания.
  – Уважаемый коллега. Вы меня должны понять. Существует запрет на медицинские экс-перименты по пересадке органов. Я, на свой страх и риск, сделал незаконную операцию  по вживлению инородного органа собаке. Может в дальнейшем люди положительно оценят мой эксперимент, а сейчас это запрещённое деяние. И повествуя Вам, я отдаю свою судьбу в ваши руки. Конечно, я мог и не говорить  Вам этого. Сказав, что не знаю, кто сделал эту операцию. Но ради науки, я готов рисковать, как поплатились многие учёные своей жизнью. Но мы их риск оправдываем и осуждаем расправу над ними. И готов рассказать, и поделиться своим опытом с коллегами  не только самой операцией, а новыми знаниями в понимании самой сущности живого организма, ставящего человека на равных с остальным животным миром, стирая существующее понятие, что человек – что-то особенное – существо имеющее душу, чего нет у животных. Что ни одно животное не может ни мыслить, ни говорить осмысленно. Я своим экспериментом доказал обратное. Жаль, что доказательства мои могут погибнуть вместе с собакой. Врачи мира должны меня услышать,  понять и оправдать мои действия. Во многих странах нет такого запрета, как у нас. И это им позволяет быстрее нашего двигать науку, лечить и спасать людей и животных. А сейчас займитесь спасением ценной собачки. Всё остальное могу рассказать на встрече с врачами, более подробно. А сейчас я сильно ослаб. Мне нужно восстановить свои силы. Извините.
  Он ушел в свою комнату, принял лекарство, и лёг на диван. Что делал коллега, он не знал.  Проснувшись он увидел на столе записку: Простите, что ушел не попрощавшись. Очень сожалею, но помочь не сумел. Собачка умерла безвозвратно. Спешу к поезду.
               
                В приёмной мэра
  Войдя в свою приёмную, мэр столкнулся взглядом с молодым корреспондентом, которо-го он уже видел в их толпе. Внутри у него что-то перевернулось. Он сразу настроился на войну: «Нужно отшить его ещё до кабинета», – подумал он, вспомнив вчерашний звонок секретарши по поводу ордера.
  – Мне доложили, что ваша машина ушла. А вы опять здесь. Что ещё от меня надо? Если по поводу ордера, то я его дам по своему усмотрению. Кому? Не ваше дело, – зло сказал мэр.
  – Да. Конечно не моё, – ответил корреспондент. – Меня оставили, чтобы согласовать с Вами статью в газету, которая будет освещена в газетах, на радио, в телевиденье и интер-нет, чтобы потом не было ненужных разбирательств. Вот эта статья, – и он протянул ли-сток. 
  Мэр тяжело вздохнул, зло посмотрел на него, сказав:
  – Вы заставите меня вторую дверь в кабинет делать, чтобы не встречаться с вами. Про-хода не даёте – четвёртая власть, правильней – чёртова власть, – и зло схватил листок со статьёй.
  – Ждите здесь! Я должен прочитать, – и удалился в кабинет.
  Статья была небольшая. Называлась: «Ордер Мэра». В статье, кроме некоторых напоми-наний о событиях в городе, и ссылок на другие публикации, ставился вопрос: Кому Мэр бережёт и отдаст  ордер на квартиру. И вроде как розыгрыш на угадывание читателю, с последующей публикацией выигрыша. Назывались три кандидатуры: дворнику, раненному герою с собакой, или генералу милиции, для его родителей? Далее шли необходимые пояснения: Квартира двухкомнатная 48 кв. метров, дворника еще не наняли, он может быть и из жильцов дома; раненому герою и его жене с сынишкой, предоставлена обшарканная комната 18 кв.м. в доме барачного типа, пенсионеры генерала живут в благоустроенной, однокомнатной квартире. Кто отгадает  решение мэра – редакция обещает премию.
  – Всё пронюхали – собаки, – вырвалось из уст Мэра.
  После прочтения статьи, его сердце застучало частой  барабанной дробью, словно горох посыпался из худого мешка на лист железа.  Он взял телефонную трубку и позвонил в от-дел по распределению квартир. Разбираться, откуда у прессы такие сведенья он не стал. Это всё после. А сейчас надо спасать себя и генерала.
  – Скажите, кто первый по очереди на квартиры, согласно директивам президента.   
  – Участников войны уже всех обеспечили квартирами. Есть только очередь военнослу-жащих.
Первым стоит офицер… Ему продиктовали фамилию, которую он вписал в статью с пояснением, согласно указанию президента; при этом, вычеркнув всё про квартиру в коммуналке и стариках генерала.
  Мэр вышел из кабинета, вернул исправленную статью, добавив: «Коммуналку будем расселять, но не сейчас».
  – Спасибо. Значит, в таком виде статью можно публиковать? Напишите Ваше разреше-ние.
Мэр, уже уходящий к себе в кабинет, резко повернулся и зло с нажимом, словно выдавил из горла, сказал: «Печатать только то, что я написал. Подпишу, когда увижу гранки».
  – Да. Конечно. Можете не сомневаться. Вы обязательно проверите. А статью о Вашем выборе претендента на квартиру, мы опубликуем после вручения ордера. Сравним мнение Ваше и мнение читателей, учитывая заслуги вашего героя и вашего избранника для предо-ставления квартиры. Вероятно это тоже герой, – сказал корреспондент и удалился.   
  – Прицепились, клещи московские, – буркнул мэр и хлопнул дверью кабинета так, что секретарша подскочила вместе со стулом.
  Сев за стол, он ещё долго держался за голову, соображая, что делать. Фраза: «Вероятно он тоже герой?» затормозила его мысли, как палка в колесо: «Где я  возьму героев?..»

                Благословение матери
  Александр взял телефон, чтобы узнать, не звонил ли профессор. Он просмотрел входя-щие сообщения, но номера его не было, а вместо него, он нашел неизвестный ему номер. Кто бы это мог быть, подумал он и решил по нему позвонить:
  – Аллё, – отозвался незнакомый ему голос.
  – Кто у телефона? – спросил Александр.
  – Это Анатолий, а кто звонит? – Саша выдержал паузу, пытаясь вспомнить человека с таким именем. Но вспомнить не мог, и подумал, что это либо, чья-то ошибка, либо, кто из корреспондентов, с кем говорить ему не хотелось.
  – Я Вас не знаю, извините.
  – Я Вас тоже не узнал, – и связь прекратилась.
Саша ещё думал, кто мог позвонить, когда дверь в палату отворилась, и он увидел голову матери, выглядывающую из-за двери. 
  – Мама! – с испугом и недоумением воскликнул он и соскочил с кровати встретить мать.
Он взял её под руку: худую, сгорбленную, слабую, едва шагающую, довел до своей крова-ти и посадил на стул. Оба они с минуту смотрели друг на друга изучая и оценивая, словно давно не виделись и были оба удивлены встречей. Наконец Саша спросил:
  – Ты уже ходишь? Тебе разрешили? Но ты же, ещё слаба. Наверно рано. Я сам собирался к тебе придти.
  – Не терпится мне. Повидать хочется своими глазами, как ты тут устроен? Всё ли хоро-шо? Не стало ли хуже? Со вчерашнего дня не видела. Долго.
  – Да меня-то наверно скоро выпишут. На больничку посадят в поликлинике долечивать-ся. Дома. А ты-то как решилась подняться?
  – Так я же не раненая. Была слабость. А когда ты появился, да и раненый, ко мне стали силы приходить. Наверно тоже буду домой проситься. Без тебя-то, что мне здесь валяться? В деревне быстрей поправлюсь. Там Таня наверно со скотиной замучилась. И сына некуда девать. Может, я с ним посижу, покормлю, поухаживаю. И мне веселее, и при деле буду.
  Тут в дверь постучали, и вошла Татьяна.
  – Легка на помине, – сказал Саша, – будешь долго и счастливо жить.
  – Здравствуйте! Вы уже вместе и меня вспомнили?
  – Вспоминаем Таня. Хорошо, что здесь мы все вместе собрались, когда ещё так получит-ся? Самое время поговорить о главном. Мать моя тебя мне в жёны сватает. Согласишься ли?
  Татьяна посмотрела на мать с жалостью и застенчивой улыбкой полной сожаления, затем на Сашу, с вопросом и какой-то задумчивостью во взгляде.
  – Не время бы говорить-то об этом. Рано ещё. Вылечись сначала. Вот выйдешь из боль-ницы, тогда и говорить будем, – как-то не спеша, с сожалением, тихо проговорила она.
  – Нет. Тогда мы все по своим углам и делам разбредёмся. Сейчас самое врем, пока вме-сте. Так даёшь ли согласье? Или карбуз о мою голову?
  – Какой ещё карбуз?
  – Эта украинский обычай. Когда невеста жениху отказывает, она ему арбуз выносит.
  – У нас жених такому подарку наверно был бы рад, – стеснительно улыбаясь, сказала Таня. – Нам же жить-то негде.
  – А вот мы вместе и будем добиваться.  Ты что отвечаешь, когда тебя спрашивают о род-ственных связях. Наверно всех обманываешь. Женой себя называешь. А обманывать нехо-рошо, – пошутил Саша. – Для дела  документы нужны. А их у нас нет. А словам там не верят. Мэр тебе что пообещал?
  Татьяна помолчала, потом отвернувшись, с горечью тихо сказал: « Ничего. Велено ждать господской воли», – добавила она от себя.
  – Поэтому, ты и отказываешься?
  – Нет, Саша. Могу ли я отказать. Ведь ты отец моего сына. Жаль мне тебя. Переживать за нас будешь.
  – Так ты согласна?
  – Конечно, согласна.
  – Мама, благослови наш союз. А завтра пойдём расписываться.
Мать посмотрела на них, улыбнулась и слёзы замутили её глаза.
  – Ну, слава Богу, что я дожила до этого. Всё увидела. Дай вам Бог счастья, совет да лю-бовь и на добрые дела наставления. Живите в мире и согласии. Заботьтесь друг о друге.
  Она перекрестила их, и каждого трижды поцеловала.   
  – Теперь и умирать не страшно. Знаю, что сын в добрых руках. О нём всегда позаботятся, и он позаботится об вас с сыном. И будет всем хорошо. Живите дружно. Жалейте друг друга. А  я что-то устала. Пойду к себе.
  Она встала, Саша и Таня подхватили её под руки и помогли дойти до своей кровати.
  – Бог вам на помощь, мои дорогие. Ступайте. Я отдохну.
  Выйдя в коридор, Таня сказала:
  – Мне тоже надо идти. Там Серёжа с людьми оставлен.
  – Да, конечно иди. Но завтра приходи с документами. Пойдём расписываться.
  Таня горько, с жалостью и печалью улыбнулась. Чувствовалось, что ей тяжело было ухо-дить от родного теперь человека. Но её ждал такой же, родной Серёжа.
  – Ладно. Как ты хочешь.
Он проводил её до выхода, и они поцеловались на прощание, как законные муж и жена.

  Мэр ещё решал судьбу ордера на квартиру. Квартира в наше время – великая ценность, если не целый клад. Он планировал с помощью её получить себе мощную защиту. А те-перь, ему – Мэру, какие-то мелкие сошки из прессы  вставляют палки в колёса, мешая де-лать так, как хочется. И ему очень хотелось найти решение, чтобы мог крикнуть в полный голос: «Кто я, король или не король?» – не опасаясь за устойчивость своего «трона».
В это время в кабинет влетела сияющая секретарша с поднятой рукой, в которой она дер-жала, размахивая, как знаменем победы, какой-то листочек.
  – Что случилось? – спросил мэр.
  – Вам, телеграмма из Кремля подписанная самим президентом.
Мэр насторожился: « Лучше, когда президент о нас забывает. От него можно ждать чаще плохое, нежели хорошее», – подумал он. Секретарь торжественно и ликующе положила телеграмму на стол мэра. И взглянув на холодное лицо шефа, подивилась его скромности.
  «Послание от самого президента, и никакой радости, ни в одной жилке нет» – подумала она.
  Мэр взял телеграмму с опаской, боясь её распечатывать. Хорошо когда-то сказал Мая-ковский: «Берёт, как бомбу, берёт как ежа, как бритву обоюдоострую. Берёт, как гремучую в двенадцать жал змею двухметроворостую».
  Всё же он распечатал и прочитал: «Поздравляю Вас и вашего героя с замечательной по-бедой в борьбе с бандитизмом. Прошу срочно выслать материал для его награждения золо-той звездой героя. С Вашей стороны, необходимо подготовить подарок достойный героя. Президент».
  – Да! Это уже не мелкая сошка. Тут не отвертишься, – решил мэр. 
               
  Вечером Саше позвонили. Он взял телефон:
  – Аллё. Слушаю, – отозвался Саша
  – Здравствуйте. Это Настя.
  – Настя? Здравствуй Настенька. Как ты меня нашла?
  – Так Вы же нам  номер своего телефона дали. И сегодня с моим мужем Толиком гово-рили  по телефону. Только не сумели объясниться. Неужели все мужчины такие непонятливые. Я не имею Вас в виду. Как только он мне сказал, что звонили, я сразу по номеру догадалась, что это Вы звонили. Я должна, Вас, увидеть.
  – Настенька, дорогая. Я лежу в больнице.
  – Что с Вами. Что-то серьёзное. Вы всегда были такой крепкий, в пример другим.
  – А Вы разве газет не читаете?
  – Честно говоря, не читаю. Да мы только приехали. А что там?
  – А там о нас с Умкой всё написано. Правда, много переврано. Как бандитов ловили.
  – Я что-то слышала по телевизору, но смотреть не пришлось. Разве это про Вас?
  – К сожалению, да.
  – Значит, это в Вас стреляли?  Вы, что, ранены и серьёзно?
  – Ранен, Настенька. Но уже думаю выписываться.
  – Но там говорили, что и собака ранена. Жив ли Умка?
  – Умка в тяжелом состоянии. Не знаю, сумеют ли его спасти. Он в лечебнице у профес-сора. Ему сделана операция по удалению пули.
  – Как мне вас обоих жаль. Где Вы находитесь?  Я к Вам приду.
  – Завтра я буду проситься выписать из больницы. Буду только до обеда. Решили с Таней идти, после обеда, в ЗАГС – расписываться. А лежу в областной больнице.
  – О! Как здорово!.. Обязательно приду. Выздоравливайте. До свидания. 
  Разговор очень обрадовал его. Какое-то милое доброе чувство влилось в его сердце и вместе с потоком крови разошлось по всему телу. Он понял, что о нём помнят, о нём беспо-коятся. Что-то такое родное и близкое почувствовал он в своей душе. Наверно, ради  только одного этого можно жить на свете и радоваться жизнью, людьми, которые тебя окружают, которым ты так же нужен, как они тебе, ради которых ты готов жертвовать собой, не задумываясь о своей бренной жизни. Да и что она – жизнь, если нет в ней этого тепла идущего от людей?
  На другой день, во время обхода врача, Саша стал проситься выписать его из больницы. Доктор его внимательно осмотрел, спросил о самочувствии.
  – Ну, что же – герой! Пожалуй, можно будет выписать, но не на работу. Долечишься в своей поликлинике, – и, как полагается, дал наказ: руку, не спеша, будешь разрабатывать. Наверно знаешь, что поспешность требуется лишь при ловле блох. А нам нужно не навре-дить. Все документы получишь после обеда. Желаю быстрейшего и  прочного выздоровле-ния. И к нам приходить только с хорошими вестями, а не с болячками. Всего доброго.
  – А как моя мама? Скоро ли её можно забрать? – поинтересовался Саша.
  – Шоковое состояние у неё прошло. Но она стара. Сердечко очень слабое. Её тоже скоро можно выписать, но дома за ней нужен уход, и никаких стрессов. Даже самые малые стрес-сы,  даже положительные, она может не перенести.   
               
  После обхода врача, пришла Татьяна, радостная и взволнованная. Спросила новости у Саши. Тот рассказал ей о выписке, и, она пошла навестить бабушку. Вскоре за ней появи-лись Володя с Полиной. Володя, как всегда с шутками:
  – Ты всё еще прячешься в больнице от назойливых корреспондентов? Скажу тебе по сек-рету: можешь выписываться, вся шатия уже в Москве. О! Это я сумел вычислить путём сложных логических заключений! – он выпятил грудь и стукнул по ней кулаком. – Прости не по тому месту стукнул, – и, как бы  исправляясь, стукнул сначала по заду, потом по го-лове.
Они уже в Москве. В газетах, по теле, и радио рассказывают, как вы с Умкой в нелёгкой и непростой ситуации выслеживали, а потом вылавливали бандитов. И намекают, что вас уже завербовала полиция, как главную ударную силу против бандитов и наркоманов, обещая в ближайшие дни покончить со всей этой грязной шалупонью. Что  они сами, от страха, все разом, как в твоём случае, покончат с собой. Это, конечно, если они не покончат вперёд с тобой. Так, что держись, – смеясь, предупредил он. А в новостях, из жизни животных, целая лекция о говорящей собаке. Даже в передаче о нанотехнологии целый час рассказывали, как собаке  в горло вживили электронный автомат, с помощью которого собака свободно могла объясняться с человеком на его языке. Якобы, ты, конечно, под мудрым руководством министра нанотехнологии,  являешься разработчиком этого чудесного аппарата. Инженеры, учёные и врачи всего мира уже готовятся к встрече с этим феноменом на всемирном форуме. Готовься, тебя ждут тяжелые времена. А нас ждёт прощание с тобой, – и он сделал вид, что роняет слёзы, собирая их в свой карман и похлопывая по нему, словно утрясая или уминая.   
 А почему со мной-то прощаться?
  – А как же? Если тебя бандиты не убьют, то Москва тебя к себе заберёт, а то и Лондон или Вашингтон. В общем, изучай английский. Твой прямой путь туда, откуда не возвраща-ются. У нас-то ты Нобелевскую не получишь Да и простую премию вряд ли. Свои-то умы не в почёте. Всё ищем за границей.  А там и Нобелевскую дадут. Как же? Изобрёл аппарат, с которым даже собака заговорила. Да что собака, станки говорят. А сколько у нас немых людей, ждущих такого аппарата?
  – Ладно, не плачьте. Никуда от вас не денусь. Я вас всех прощаю, потому что премию не можете дать. А вот идея создания речевого аппарата для людей очень заманчива. Спасибо за идею. Будет время – займусь.
  – Я тоже пришла просить прощения, – в пику сказанного, призналась Полина.
  – Какого прощения? Вы что, пришли сегодня оба шутками развлекаться? Я не собираюсь умирать. Наоборот, сегодня выписываюсь из больницы. И мы с Таней идём расписываться. Вас приглашаем в свидетели. Надеюсь, не откажите?..
  Володя и Полина переглянулись и задержали друг на друге вопросительный взгляд. По-том Володя, как будто замялся, стал переминаться с ноги на ногу, закатил глаза под пото-лок, с завороженным изображением лица, и что-то невнятно промычал: «М-ы-ы-ы».
Саша понял, что он что-то разыгрывает, и выжидающе смотрел на друга.
  – Да-а-а, понима-а-ешь? Мы-ы-ы заняты, – он, как бы смущённо продолжал разыгрывать свою роль, и тянул с ответом. Потом, осторожно, словно боясь, взял Полину за руку.
  – Вот она, – Полина вопросительно взглянула на него, и поправила: «Вот он!»
 Саша смотрел с улыбкой на комедиантов, выжидая, чтобы понять, в чём же смысл спек-такля?  Наконец Володя произнёс:
  – Мы решили, – он сделал паузу, как это делают артисты, завораживая публику.
  – Мы решили сегодня … тоже расписаться, – выпалила, потерявшая терпение, Полина. И они оба весело рассмеялись.    
  – Так вот сразу и решили? – пошутил Саша.
Володя опять сделал смущенный вид виноватого. Начал шарить носком ботинка по полу, как смущенный юноша не смеющий сказать важное признание своей девушке.
  – Не сразу… Мы уже три раза встречались, по разные стороны садовой калитки.
Саша широко улыбнулся разыгранной шутке.
  – Тогда, значит, идём вместе?
  – Вме-е-сте, но только та-а-а-йно, – протянул шутя, словно просил, Володя. – Мы стесня-емся.
  – Ладно. Будет тайно. Мы глаза зажмурим, и чёрные очки наденем,– пошутил Саша.
  – А где Таня? – спросила Полина.
  – Татьяна пошла проведать мать.
  – Саша, я перед всеми вами виновата. И это чувство вины висит на мне тяжелым грузом. Оно не даёт мне спокойно жить. Я всё время думаю об этом. Проводи меня к матери, я у всех вас попрошу прощения.
  Саша поднялся и все пошли в палату матери.
 В палате мать сидела на кровати, а Татьяна сидела на стуле рядом с кроватью. Вероятно, они говорили о своей деревне. Так понял Саша, уловив последние их фразы.
  – Мама и Таня, к нам пришла Полина, чтобы просить у нас прощения. Это она взяла нашего ребёнка. Но у неё не было и мысли сделать ему что-то плохое. Просто она считала, что этот ребёнок мой, и для меня она его берёт, надеясь через него соединиться со мной. Но у неё это не получилось. Она не посоветовалась со мной. Сегодня она хочет соединиться с моим другом Володей, но прошлый груз мешает ей сделать это. И она решила освободиться от него, прося у нас всех прощения.
   Полина опустилась на колени и сказала:
  – Прошу у Саши, у матери и у Тани простить меня за то, что я причинила всем вам огромную боль, за то, что не сдержала свой сумасшедший порыв, свое безрассудное жела-ние через дитё соединиться с Сашей. Это желание, соединиться и жить вместе, терзало моё сердце больше года. И когда он развёлся, я решилась на этот страшный поступок, не давая себе отчёта, что же я делаю? Просто потеряла рассудок. Теперь мне страшно об этом даже вспомнить. Простите меня, если можете, – и она заплакала. – Я виновата, виновата сама это признаю; накажите меня, отдайте под суд, но простите.
  – Ну за что же тебя судить? Ребёнка ты отдала невредимого. Мать жива и поправляется. Все мы ошибаемся, когда принимаем решения под действием своих несдержанных эмоций, вопреки рассудку. А нужно себя сдерживать во всех случаях. Это урок не только тебе, но и всем нам, к чему приводит наша слабость, и пожелал бы это помнить всем людям,  всегда сдерживать себя, чтобы не сделать плохого другому. Я тебя прощаю. Мама и Таня, простите ли вы её? – Мать смотрела на неё: просящую, кающуюся и в слезах и вспоминала святое учение:
  – Коли одумалась да покаялась, и нет зла в твоём сердце, так и господь Бог прощает за-блудших. Зачем же нам держать зло. Это тоже грех. Будь прощённой. Сними с себя тяжесть совершенного греха. Живи в радости. Задумала выйти замуж? Это святое дело. Благослов-ляю твоё решение. Пусть успокоится твоя мятежная душа. Не делай никому ничего плохо-го, тогда и тебе будет хорошо, – мать перекрестила Полину и легла на койку.
  – Устала я. Отдохну. 
  – А ты что молчишь? – обратился к Татьяне Саша.
В Татьяне боролись два чувства: Страшная обида за украденного сына, за которого, когда-то, была готова к смертельной схватке; и рассудок: «Саша и Володя – друзья. Жить нам придётся вместе. Что же делать? Носить на душе вечный камень отмщения? Нет. Надо прощать. Иначе жить нельзя. Все ошибаются. Ошибалась и я». И она сказала:
  – Я вспоминаю, как сама хотела выйти замуж. И тоже была готова на любые глупости. Хорошо, что мне попался на пути добрый и рассудительный человек. А я хотела отбить чужого мужа от жены и, даже от детей. Хорошо, что  мой избранник оказался без детей. 
И моя вольность, случайно, стала моим счастьем. Правда я не хотела ни у кого отнимать счастье, но разве без этого возможно?..  Поэтому я понимаю Полину и прощаю. Но в тот период я могла бы тебя убить, не задумываясь, ради спасения дитя. Остановил меня Саша. Надо сказать спасибо ему. Он сумел сдержать мой порыв безрассудства. Встань Полина.
  Полина поднялась и поцеловала всем руки. В том числе и Володе.
  – А мне-то за что? – спросил удивлённый Володя.
  – За то, что ты меня тоже спасаешь от глупостей.
Она положила на его плечи руки, и прижалась к груди.
И в это время за окном послышалась скрипка. Она начала с длинной, длинной ноты; как будто привлекая к себе внимание всех вокруг. Она тянулась, словно не было ей конца, и,  вдруг внезапно словно оборвалась, и смычёк запрыгал по струнам, приглашая всех к весё-лой пляске. И все поняли этот знакомый, задорный мотив – это коробейники:
                Ох, полным полна моя коробочка.
                Есть в ней ситец и парча.
                Пожалей, душа моя – зазнобушка,
                Молодецкого плеча.
  – Настя. Это моя Настя,– как бы скрывая, негромко произнёс Саша. – Пойдёмте на ули-цу.
  – Мама. Мы сейчас все идём в ЗАГС, расписываться. Я приду к тебе завтра. Меня выпи-сали из больницы.
  – С богом, сынок!  Пусть вам всем будет счастье!
  Все простились с матерью, пожелав ей скорейшего выздоровления, и вышли.
  – Настенька, дорогая. Как ты всегда во время, – сказал Саша. – Мы все идём расписы-ваться в ЗАГС. Проводи нас.
  Она ещё веселей заиграла, Володя запел, подхватил Полину и начали танцевать.
                Пойду, выйду я в рожь высокую,
                Там до ночки простою.
Саша с Таней тоже начали танцевать.             
                Как увижу свою – черноокую
                Все товары разложу.
К окнам прильнули любопытные больные, с сияющими лицами.
Наплясавшись, все двинулись в путь. Люди в окнах  махали им в след.
  Какой-то оператор, появившийся неоткуда, последовал за ними. У ворот их остановил корреспондент местного телевиденья. Оказывается, за ними следили уже с самого коридо-ра.
  – Друзья. Вы от нас не убегайте, – сказал корреспондент. Редакция получила известье, что Вы  выписываетесь, и прислала за вами машину. Мы будем сопровождать вас. Вы не обращайте на нас внимание. Нас просто нет. Вот ваша машина. Мы рады вашему прекрас-ному началу выхода из больницы. Это замечательно для репортажа: весёлое,  в окружении друзей, с интересным появлением чудесной скрипки. Она здорово украсила начало. Без неё было бы буднично и серо. Хотелось бы сохранить этот настрой. А куда мы едем, Алек-сандр? И познакомьте нас с вашими друзьями.
  – Я начну знакомить, начиная не с прошедшего, а чуточку с будущего. Это моя жена – Таня, в будущем. Если не передумает, пока едем. Поэтому, нужно бы прибавить скорость. Мы едем в ЗАГС расписываться, – вся компания рассмеялась.
  – Давно Вы с ней знакомы? – поинтересовался корреспондент.
  – Давно. Уже больше года.
  – Столько времени вы изучали друг друга?
  – С моей стороны никаких изучений не было. О нёй молчу, не знаю. Просто, как она сказала, были очень веские причины. Но это не для репортажа. Это Владимир, мой друг по работе, мой спаситель. Сейчас я проживаю в его квартире, слава Богу, не на улице. Он меня и вылечил, дав влить свою кровь. Сейчас он заслуженный мастер завода, выпускающий новые станки автоматы. Менеджер по их продаже. Станки пользуются большим спросом даже за границей. О нём и о его работе можно делать целые репортажи. Приезжайте на завод и там есть чем удивить нашу публику. Я, в проектном отделе, разрабатываю станки. А он, мои бредовые фантазии, внедряет и учит работать, да не за один старый станок, а за десяток. Уже один такой станок продан за крупную валюту, и готовится второй. Есть много заказов. Город тоже скоро почувствует приток денег в свою казну.
  – Интересно. Даже очень интересно. Оказывается у нас кругом одни герои. А мы даже не знаем и не догадываемся. Ищем о чём рассказывать людям. Обязательно познакомимся ближе. Спасибо за информацию. Ждите нас на своём заводе.         
  – Конечно у нас ни пожаров, ни убийств, для вашей прессы нет. Вот, разве что, свадьбы. Володя тоже едет расписываться с Полиной. Опережая ваш вопрос, скажу, что знакомы они всего три дня. Точнее, было всего три встречи по разные стороны  калитки. На большее времени у него не хватило. Работа, продажа станков, командировки. Поторопился жениться, потому что на всякие знакомства и ухаживания ему времени жалко. Уж  очень, очень занят!
 Об этом он сам лучше  расскажет, – и снова общий смех. 
  – Слушаем Вас, Володя.
  – А что рассказывать?  Как я жену выбирал, или как она меня нашла? Да не она, ни я ни-когда бы друг друга не нашли. Нас нашел и положил, как грибы: груздь да волнушку в общий кузовок – Александр. А далее всё просто. Полина отвернись и не подслушивай разговор старших. Некрасиво. Отвернулась? Так вот, скажу по секрету:
( шепотом)  Её никто не брал, а за меня никто не шел. Вот и весь сказ, – и засмеялся.
   А станки, для прессы, что? – Куча железа. Ну, крутятся, вертятся. А что ещё? А ведь у него душа есть и душу ту им Саша встраивает.  Станок не просто что-то делает, он старает-ся: проверяет качество своей продукции, точность обработки, подсказывает людям, что нужно делать, разговаривает с ними, даёт советы.   Они, даже деликатного обращения, как женщина, к себе требуют. Вот однажды был такой случай. Весной к нам из института сту-дентов на практику присылают. Ну вот. Один студент и попросился новый станок освоить. Я ему рассказал, всё показал. Спросил, всё ли понял. Он говорит, что тут всё просто. Ну, если просто – работай. И я отошел. Вдруг он ко мне подбегает и чуть не плачет. Говорит: «Не буду на нём работать. Он не хочет включаться, и притом ещё оскорбляет». Я не могу поверить. В моей практике такого не было, чтобы станок кого-то оскорбил. Пошли к стан-ку.  Слышу. Действительно станок, как попугай твердит: «Выключи. Глупое создание». Спрашиваю студента: откуда появилась такая запись?  Он сначала молчал. Видимо и сам не понял откуда. Потом вспомнил. Говорит: « Я пытался его включить, а он не включается. Тогда я стукнул по нему кулаком и назвал – глупое создание».
 Я ему говорю: вот результат твоего воспитания станка. Станок обиделся. Спрашиваю его: Зачем тебе нужно было включать станок? Он же был включен. Станок ждал от тебя указаний. На табло было: «Что делать?» Нужно было задать программу, а ты ему говоришь: «Глупое создание». Он записал твои слова, как команду, и ищет в своей памяти эту про-грамму. А поскольку не находит, потому и говорит: «Выключи – глупое создание».  Ну как тут не рассмеёшься?  Станок-то тебе твердит, что прежде чем включить, то, что ты пыта-ешься сделать, сначала выключи, а потом, только, включай. ( Общий смех.)
 – Наши станки мыслят не хуже современных компьютеров. О них научные передачи нужно делать. Создавать  их не просто. Это, людей рожать – «кому ума недоставало?» А родить такой станок, нужен ум и большой. Это – целое событье. Порой мирового значения, – при этом он поднял палец вверх, и покрутив им там, замолчал.
  – Рядом с ним Полина, – продолжал знакомить Саша, – без пяти минут его жена. А это Настенька – моя приёмная дочь. Она тоже, только что вышла замуж. Её огромному жела-нию, и титаническому труду в деле освоения скрипкой, можно позавидовать. Это герой с большой буквы. Она, знавшая только, как скрипит дверь, за одну зиму стала мастером, или, как говорят в искусстве – маэстро. О способностях других женщин, пока молчу, не знаю их способностей. Надеюсь, что они себя ещё покажут. Репортаж о них сделаете позже.
  – По¬-ка-а-жу-ут… – протянул, с ехидной усмешкой, Володя. – Ой! – вдруг вскрикнул он. Полина ткнула его в бок. – Кажется, показ уже начался. – И он засмеялся.
  Так, незаметно за разговором, они доехали до Дома бракосочетания.
Настя выскочила первая. Под её сияющий бравурный марш молодые поднялись по широ-кой лестнице в красивое здание с колоннами.
  После официальной церемонии, под вспышки фотоаппаратов массы репортёров, к ним подошли с вопросами. Отвечать на них нужно до вечера. Поэтому они сказали:
  – Всё уже сказано, – пресёк вопросы Саша. – Узнаете по телевиденью. Ответим лишь на один: Свадьба будет завтра в заводской столовой, – и они поспешили скрыться в такси.
  Татьяна спешила к сыну, остальные на завод получить деньги, заказать столы и  всё про-чее для торжества, и конечно, пригласить сослуживцев.
  В кассе им широко улыбались, подсовывая ведомости: Это зарплата, это премиальные, это за внедрение новой техники.
  – Ой! Ой! Ой! Да мы сразу богатеями стали! – воскликнул Володя. – Хорошо, что теперь есть жена, есть куда это всё свалить, чтоб голова от лишних забот не болела.
  – А по моей нужде, так вроде и мало, – пошутил Саша. – Там ещё не нароете ведомо-стей?
  – Обязательно нароем, но это потом. И на свадьбу будет. И что-то там ещё упоминала главный бухгалтер. Пока вам хватит.
   И друзья разошлись. Каждый пошёл в свой цех и не только. Не забыли руководство, профорга, контору, поскольку с ними постоянно общались.
  В конструкторском отделе Сашу встретили радостными возгласами: « Ура! Вернулась наша голова!» ( И аплодисменты). И с ворохом вопросов, обступив так плотно, что из окружения было не вырваться: Куда ранили, зажила ли рана, как всё получилось?  И ещё много: « Как, где, почему ». Саша выждал, когда все замолкнут. Откашлялся в кулак, как перед большим выступлением, и сказал:
  – На все вопросы отвечу, когда выйду на работу. А пока смотрите вести по телику. Это уже не главное. А главное – то, что я сегодня женился, – снова ура, крики поздравлений, овации, –   Приглашаю всех на свадьбу в нашу заводскую столовую – завтра к 15 часам. Ближе вас у меня никого нет. Жду. Помогите с оформлением. Я спешу по свадебным забо-там. Извините. 
  У проходной завода его уже ждали Володя с Полиной.
  – Что дальше? – спросил Саша.
  – Ты меня спрашиваешь? – удивился Володя. – Теперь обо всём этом пусть думает жена.
 И он с вопросительной и удивлённой миной посмотрел на Полину.
  – Наверно надо определиться с количеством и заказать всё в столовой. А нам  тоже нуж-но невестами выглядеть, а не растрёпами, – сказала Полина.
  – Вот вы этим и займитесь. А мне нужно к Татьяне, освободить её, чтобы тоже могла приготовиться.
  Возражения не последовало. Они разошлись.
      


                Свадьба 
  Таня очень ждала Сашу, и уже нервничала. Она думала: «Свадьба!? Настоящая свадьба бывает один раз в жизни, и должна запомниться на всю жизнь. А тут так сразу: без подго-товки, без нарядов и украшений. Раньше она о нёй мечтала. Представляла, как она будет выглядеть в пышном белом или розовато-белом  подвенечном наряде, и удивит всех, а больше всего самою себя этим великолепием, как будет себя вести перед гостями, о чём говорить, как показать себя, когда будут просить сплясать, станцевать, спеть. А я даже не знаю, сумею ли что-либо? Всё уже забыла. Да и сама подготовка к свадьбе – целое событие, которое, со всеми сборами и переживаниями должна запомниться на всю жизнь, до свадьбы моего сына. А тут, как сборы в дорогу, не праздник, – а суета. Нет! Так нельзя! Это не свадьба, а посмешище! Нет не только пышного свадебного, но даже приличного платья и туфель. Мужикам что? Чистый костюм да побриться. Да и это не обязательно. Им всё прощается, а на нас смотрят осуждающе».
  Когда Саша вошел, он увидел её грустную, растерянную, с тяжелыми мыслями. Она чуть не плакала, прижав к груди своего Серёжу.
  – Что с тобой? На тебе нет лица. Словно у нас не самый торжественный день, а какие-то похороны. Что-то случилось?
  – Саша. Давай отложим свадьбу. Я просто не готова. Нет ни туфель, ни платья. Вообще ничего нет. Даже волосы не прибраны.
  – Но ты, же не испугалась идти расписываться. И всё прошло нормально.
  – Это тебе показалось всё нормальным. А я, поднимаясь по ступенькам Дворца бракосо-четания,  чувствовала, что всё идёт не по-людски. Не так, как я представляла всё это, как делают люди, как я мечтала. У нас получается не по-людски. Лишь бы спихнуть.
  – Да. Я согласен. Что же нам теперь делать. Заказаны столы и что на них поставить. При-глашены гости. Причём, очень много. Сказать, что мы пошутили? Ничего не будет. Разве-стись и начать всё делать по-людски: Засылать к тебе сватов, в церковь венчаться и все прочие обряды, о которых мы даже не знаем.
  Таня понимала, что сделан главный шаг и поворот уже невозможен при всём желании.
Саша смотрел на неё выжидающе, не насилуя, ждал ответа.
  – Давай мы сделаем так, – предложил Саша. – Свадьбу по традициям мы справим у тебя в деревне. Здесь люди тебе не знакомые, а там все свои. Подскажут, что и как делать. Прав-да, очень много тебе работы, чтобы всех угостить. Ты согласна? 
  – Согласна! – сказала она. – Я работы не боюсь. Да и деревенские помогут.
  Ей захотелось поцеловать его и крепко прижаться вместе с сынишкой, что она и испол-нила с большим чувством и радостью.
  – А я тебя не сильно подведу перед твоим коллективом? У меня же нечего даже одеть.
  – А вот, для того чтобы быть невестой, мы сейчас и пойдём приводить в порядок вещи и себя. Я получил деньги. Вот они, забирай. Сначала сделаем закупки, а завтра в парикмахер-скую, приведём голову в порядок. Собирай Серёжу и вперёд. В нашем распоряжении меньше суток.
  Татьяна подержала деньги в руках. Она ещё не вошла в роль жены, и не решалась тра-тить чужие, как ей ещё казалось, деньги.
  – Деньги-то ты возьми себе. Мне будет приятней, когда за всё ты сам будешь рассчиты-ваться. Да и надёжнее, когда они будут у тебя. Я боюсь потерять. Их очень много.
 – Ладно. Согласен быть твоим кошельком. Но это только пока. А вообще: будем тратить крупные суммы по согласию, а мелочёвкой будешь заниматься сама.
  На следующий день всё было уже готово к свадебным торжествам. Таня вертелась у зер-кала, придирчиво относясь к каждой складке платья и к пряди волос. И хотя всё ей нрави-лось, душа волновалась, а сердце колотило так, что казалось, его слышат окружающие. И она боялась появиться в непривычном наряде, пусть и очень красивом, на глаза незнако-мой, неизвестной ей публике. Как они отнесутся к её выбору, её вкусу. Саша с волнением смотрел на часы. Надо спешить. Ещё время на транспорт, пробки на городских улицах, и что-то неучтённое.
  Вдруг, они услышали настойчивый сигнал такси под окном. Выглянув в окно, они уви-дели Владимира, махавшего им рукой. Саша взял на руки Серёжу и подошел к Тане. Она подхватила пакет с детским бельишком, и они пошли к соседке – доброй старушке, взяв-шейся понянчить малыша.
  И вот они уже у заводской столовой. Их встречают три девушки. Две из них дарят неве-стам красивые букеты цветов, а третья, подаёт бумажки, и кратко поясняет их роли на празднике. Хотя в листочках всё написано. Это была ведущая праздника, или, как их стали называть по-грузински – тамада. Она на ходу всё организовывала: молодых попросила встать и взяться парами. Людей организовала устроить коридор и ворота, через которые повела их в столовую, где, сразу же заиграл ансамбль весёлую и торжественную мелодию: « Ах, эта свадьба, свадьба пела и плясала». Их осыпали лепестками роз и, мелко настри-женными цветными бумажками, вроде конфетти. В столовой указала их места. Как только молодые встали у своих мест, гости стали определяться на свои места: Цех Владимира по его сторону, вместе с профоргом, а со стороны Александра село руководство и люди его цеха.
Тамада попросила тишины и объявила:
  – Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить сразу две свадьбы. Наш завод всегда стремится к выпуску большего количества. И наши ведущие мастера производства решили держать свою марку и здесь. Чего размениваться по мелочам! Сразу две больших свадьбы. Смотрите, как много здесь народа. Я призываю всех продолжить этот пример и сделать его традицией.   
  Гости дружно хлопали, приветствуя предложение.
  Познакомить всех с виновниками торжества, попросим директора завода. Что скажет он о наших молодых?    
  Директор завода был уже не молод, и наверно давно пора на пенсию. Но ему тяжело бы-ло расстаться с коллективом, с которым он сжился, врос в него так, что трудно теперь ото-рваться. Потому, что он чувствовал уважение к себе со стороны коллектива. И наверно это и было основной удерживающей силой. Он умел слушать всех, и если с чем-то был не со-гласен, то пытался доходчиво объяснить своё мнение, не пытаясь унизить собеседника.
Он встал за своим столиком: грузный, крупный, монолитный и притом всём, какой-то свой, простой, доверительный, даже мягкий, без тени строгости и напыщенности.
  – Александр, наш ведущий конструктор, пришел к нам на завод ещё, будучи студентом машиностроительного института. Я даже не хотел брать его на практику, так как он был прикреплён к другому заводу. И взял лишь по рекомендации секретаря горкома КПСС. При этом думал: что может знать молодой секретарь о студенте другого института? И всё же взял. Взял не столько на практику, сколько ради интереса, чем же он хорош? И стал к нему присматриваться. С первых же дней он заинтересовал меня, а потом контору, да и весь завод своей инициативой. Он предложил купить для завода компьютеры, и, научить всех, работать на них. Компьютеры ещё только появились в стране, и в городе ни у кого, кроме института, их не было. По его инициативе мы начали внедрять компьютеры, закупать станки автоматы за границей. А теперь он ведущий наш конструктор. По его разработкам завод сам стал создавать невиданные станки автоматы, пользующиеся спросом не только в стране, но и за границей. Там, где мы  когда-то закупали, теперь продаём. Не маловажную роль здесь взял на себя второй наш герой – Владимир. Мастер цеха по выпуску станков. Это по его инициативе мы сумели добиться права выйти торговать на международный рынок. Теперь он не только мастер цеха, а и менеджер по продаже. Никто лучше его не знает, не наладит и не объяснит работу станка.
Он знает и понимает душу станка. Этот производственный тендем, – союз двух мастеров, сделал наш завод ведущим по стране по выпуску станков автоматов, и стал известен почти по всему миру. Поэтому, я с большей радостью предлагаю тост: за их успех, за их союз, за их любовь! За счастье молодых!  Ура!  (Аплодисменты, крики ура, поднятие бокалов.)
  – Минуточку прошу  подождать. Разрешите сказать мне, – обратилась ко всем председа-тель профсоюза. (Аплодисменты)
  – От имени всего коллектива завода выскажу радость, что среди нас есть такие люди, которыми мы можем гордиться, благодаря которым наш завод стал известен в стране и даже дальше. Благодаря этому мы стали получать заказы, а это даёт всем нам зарплату, благополучие, уверенность в завтрашнем дне. А это не маловажно! Поэтому есть повод всем присоединиться к предложенному тосту: «За их успех, за их союз, за их любовь! За счастье молодых!» И выпить до дна за этот тост. 
  – Товарищ председатель. А Вы пробовали, что там налито? Что-то уж очень горько, – спросил кто-то басовитым голосом.
  – Горько! Горько! Горько! Закричал весь зал. 
  – Минуточку, – остановил всех тамада. Прежде чем сластить, пусть виновники торжества познакомят нас со своими избранницами. Владимир, начнём с Вас.
  – Почему же с меня? Он по алфавиту первый.
  – С тамадой не спорят. Это закон. Мы его называем здесь не Александром, а Сашей.
  – М-да. Не спорят. Прямое покушение на свободу слова и русскую грамматику. Правда кроме алфавита я в грамматике ничего и не знаю. Придётся не спорить. Знакомлю: Это моя жена Полина.
  – Полное: имя, отчество и фамилию, – потребовала тамада.
  – А как полнёй? Поля, Полина, Полюшко  поле. Полюшко широко поле…  Шире не ска-жешь. А как звали твоего отца? – обратился он к Полине.
– А у меня его не было.
Володя сделал гримасу страшно удивлённого и растерянного человека, под стать Юрию Никулину, и, затянув паузу, обратился к тамаде. – Не было!.. Ель без шишек! (В зале смех)
  – А фамилия? – продолжил тамада.
Володя вопросительно посмотрел на Полину. Она смеялась, уткнувшись в платок.
  – А, вспомнил. Так у неё же моя фамилия – Дрож-жи-н-а.
  – С Вами всё ясно, как в хмурую ночь. Слушаем Александра, – сказал тамада.
  – Это моя жена Татьяна Голубкина. Муж Голубков, значит, жена Голубкина. (Аплодис-менты, смех в зале.)
  – Больше Вы ничего о своей жене не скажете?
  – Я только что расписался. Возможно, узнаю что полнее, но позднее. (Смех в зале)
  – Ну, вот мы и познакомились, гм, очень вкратце …  Полнее, будет позднее, – заключил тамада.
  – Дорогие товарищи, друзья, – продолжал тамада. – Мы все присутствуем на очень важ-ном, волнующем событии в жизни наших друзей. На их свадьбах, на начале нового этапа в их жизни. О них можно много говорить прекрасного. Многое мы уже слышали по радио, телевиденью, читали в газетах. Надеюсь, что многое ещё услышим об их разработках и внедрении нового. И будем надеяться, что наш завод, все мы, благодаря их трудам будем жить лучше, богаче. Пожелаем же им большого семейного счастья, любви, уважения и взаимопонимания! Пьём за счастье молодых!  Встанем и поднимем бокалы.  Горько!
  – Горько! Горько!  – подхватил зал. И грянул туш ансамбля. Молодые целовались под рукоплескания и громкий счет: раз, два, … А зал пил шампанское, и занимался трапезой.
  Туш закончился, и только скрипка пела, а смычёк плясал: Ах, эта свадьба, свадьба пела и плясала. …  Смычёк Насти выделывал на струнах сложные пируэты, заставляя их, то вы-стукивать, словно дерзкими каблуками залихватского плясуна, то брал длинные ноты, резко обрывая их, смеялся и присвистывал, говорил человеческим голосом, и заливался соловьём. Саша, только после окончания затянувшегося поцелуя, смог увидеть Настю с её ансамблём. «Пришла», – подумал он. И на сердце стало ещё теплее и приятнее. Он вышел из-за стола, подошел к Насте и поцеловал её в щеку. Потом подошел к ансамблю, поблагодарил их за участье, взял за руку Анатолия, подвёл к Насте, соединив их руки, поднял вверх, и на весь зал объявил: «Это тоже молодые. Они только что сыграли свадьбу. Настя и Анатолий. Они пришли, чтобы сделать наш праздник ещё краше и незабываемым. 
Пожелаем им большой любви, крепкой дружбы и большего счастья на всю жизнь! Горь-ко!»
«Горько», – подхватил зал. И снова туш оркестра, и звон бокалов наполнили залу.
Вечер начал разогреваться, шевелиться, шуметь. И снова голос ведущей: «Всем внимание. Начинаем художественный экспромт. Попросим наших молодых показать свои таланты в искусстве. Песня девушек – невест: Ой, цветёт калина…»
  Татьяна и Полина вышли на середину залы и, взявшись за руку, подняв их вверх, плавно закружились на месте под мотив песни.
                Ой, цветёт калина в поле у ручья.
                Парня молодого полюбила я.
                Парня полюбила на свою беду.
                Не могу открыться,
                Слов я не найду.
  Саша смотрел на них и думал: «Так мирно спокойно, и даже красиво, и величаво держат-ся они за руки, и вместе исполняют песню. Словно две лебёдушки плавно плывут по кругу. И приятно и радостно смотреть на эти, немного грустные страдания девушек. Как будто и не было между ними страшной вражды, боюсь даже называть её – кровавой. Борьбы за право иметь себе мужчину. Но, если спокойно разобраться, разве он единственный, и нет больше других. Ведь сошлась же Полина с Володей. Зачем же нужно было так необдуманно поступать: воровать ребёнка, покушаться на чужую жизнь. Придумывать такие страшные дела. А это происходит не только с женщинами, но и с мужчинами. И сколько трагедий известно в нашей жизни. Трагедии, рождённые нашими не сдержанными чувствами, не желанием просто подумать. Зачем трагедии, зачем драться за одного или за одну, если есть много других. Насильно заставлять кого-то любить себя. Разве неизвестно, что силой мил не будешь? И когда всё это обдумаешь, становятся смешными все эти трагические сцены, похожие на бои петухов и баранов. Но мы же – люди, способные думать. Так нужно и делать  обдуманно».
  А ведущая уже объявляет: «Бой петухов в исполнении женихов». Володя первый вышел в круг. Саша в нерешительности задержался, не зная, что и как играть. Но глядя на Володю, который, расстегнув пиджак, и растянув полы, как крылья, гордо и важно пошел по кругу. Словно демонстрировал свою забиячью удаль петуха, которого все бояться.
«Ну,– подумал Саша, – я собью с тебя это хвастовство». И вышел в круг. Пиджака на нём не было. Немного согнувшись, одну руку он приложил к своему заду, растопырив пальцы, как перья хвоста, а вторую примостил к голове, как шею гуся, или ощипанного петуха. Ладонью сделал щепоть, как клюв, и, прокукарекав и посучив ногами, пошел догонять друга. Первый круг они прошли по противоположным сторонам круга, угрожающе косясь друг на друга.
  Тут Саша вспомнил то, что было записано на данной ему бумажке, и продекламировал:
                Нет красивей моей крали.
Володя в ответ: Ну, теперь, дружок, держись.
                Береги, чтоб не украли, всю оставшуюся жизнь.               
Саша продолжил: Да она на мне влюбилась…  в хромовые сапоги.
Володя:                Знать у печки заблудилась. Ой, умрёшь с тобой с тоски.
     И смешно посеменив ногами, словно ими он смеялся, грустно начал:               
                А моя меня забыла. Всё в делах, в делах, в делах.
Саша:               Знать другого полюбила – дурака. Кудах – кудах.
    Он смешно подпрыгну, высоко поднимая колени. И, сделав несколько шагов, пропел:
                Моя милка изучила и ухват, и кочергу.
Володя: (смеясь)  Чтобы им тебя побила – дурака. Ку-ку-ре-ку-у.   

  Тут, Сашин петух, прибавил ходу, ковыляя и подпрыгивая, догнал друга и клюнул его в зад. Володин петух, словно не ожидал такой дерзости, подскочил, суча ногами, взвизгнул, и, громко закудахтав, ковыляя и махая крыльями, задал стрекача. Они ещё сделали два круга, как бы присматриваясь и, прицеливаясь, друг к другу, идя, согнувшись, и смешно выделывая ногами разные нюансы. То вдруг поднимали головы и кудахтали, говоря: «Только тронь, … отплачу!..» Наконец они остановились на противоположных сторонах, и начали сходиться для боя на средину круга. В центре они почти касались лбами, подскаки-вали, кудахтая и махая крыльями, хлопая ими по бокам. Публика аплодировала, смеялась и кричала, добавляя азарта. Петухи расходились и снова сходились. Сцена продолжалась минут пять. Наконец Татьяна не выдержала, вошла в круг, и платком прогнала петухов. Саша, перед уходом вытянулся во весь рост, вытащил, как крылья, карманы брюк, и, пома-хав ими, громко прокукарекал. Все дружно хлопали артистам. А Таня, размахивая платком, пошла напевая:
  – Я частушек много знаю и хороших и плохих.
Хорошо тому живётся, кто не знает никаких.
                Я спою для вас частушки.   
                Все частушки – завирушки.
                Вы их сами разгадайте,
                Но, прошу Вас, не ругайте.
      Я росла в деревне нашей,
      Не было девчонок краше.
      Потому-то городской
      Прикатил туда за мной.
                Во как!
                Только он меня увидел –
                Всех девчат возненавидел.
                По селу прошла молва,
                Что вскружилась голова.
                Только чья? Не называют.
                Хотите - гадайте, только в слух не называйте.
        Может я к нему прилипла,
       Чтобы не было конфликта?
       Чтоб подруженьки мои
       От меня не увели.               
И тут подключилась Полина:
                Ой, милой, милой, милой!
                Приходи скорей за мной.
                А иначе жди беду,
                Я сама к тебе приду. … С разборкой.         
                Раз приснился милый мне:
                Утонул в сенной копне.
                Слёзы ночь текли рекой.
                Почему не взял с собой? Ой! На кого меня оставил?..
            Я сидела на окошке
            Мил поймал меня за ножку.
            Я хотела закричать,
            Да не знала, как начать.
            И, конечно, промолчала,
                …               
            Страшно только для начала.
       Жалко, что ли? Пусть глядит.               
       Это мне не повредит.
  Татьяна продолжила:
            Ой, подружки не судите.
          Полюбила я его.
          Прежде сами полюбите,
          Да узнайте каково.
Полина:    Пела песнь про лебедей,
                Не постигла разумом.
                Не спросила у людей
                Хорошо ли за мужем?    
Татьяна:
            Я узнала у людей
          В чём таятся  сладость?
          Без мужчин и без детей
          Не познаешь радости.
Полина:
                Подожди!.. Пока мы пляшем,
                Не скрадут ли милых наших?
                Я боюсь, не углядим.
                Побежим скорее к ним.   
Татьяна крикнула: «Русскую». Зазвучала плесовая музыка. Татьяна, по-деревенски, чётко застучала каблуками, подняла платок и пошла красиво по кругу, задорно отплясывая, кру-тясь и приседая. Словно птица, вырвавшись из клетки и получившая свободу, встрепену-лась и полетела вольная и радостная. Полина тоже закружилась, завертелась, наконец, остановилась, топнула ногой, низко всем поклонилась и пошла к своему жениху. За ней последовала и Татьяна, спев последнюю частушку:
                Я прошу вас, не судите,
                Ничего не говорите,    
                Завяжите язычок.
                А мы к милым под бочёк. Соскучились.
Зазвучал вальс. Две пары молодых закружились в танце. К ним присоединились другие, и люди закружились, зашевелился весь зал, забыв про молодых. Скоро ансамбль заменили техническими средствами, и свадьба перешла в вечер танцев. Молодые ещё сидели за сто-лами, о чём-то беседуя, когда к ним подошли Настя с Толиком.
  – Саша,  обратилась Настя, – у нас к вам предложение: у Вас проблемы с квартирой. Нужно выкупить вторую половину. Поэтому мы решили отказаться от свадебного путеше-ствия, а деньги эти отдать Вам. Может тут не хватит, но чем можем. По первому требова-нию мы их Вам отдадим. Может, и ещё подзаработаем. Ребята из ансамбля тоже согласны помочь. Всё зависит от нашей выручки.
  – Большое спасибо Настя и Толик. Я тронут вашим вниманием и заботой. Мне это очень приятно, даже если я не воспользуюсь этими средствами. Попробую подсчитать, что у меня будет, когда получу обещанные бухгалтерией деньги, и вам сообщу.
  – Звоните. Мы уходим. До свидания.
  – Милые мои, спасибо вам и за музыку. Вы так украсили наше торжество. А деньги я вам верну сразу, как только разбогатею. До свидания.
 Саша встал, чтобы обоим пожать руки на прощание.
  – Я совсем забыл о твоей квартире, – сказал Володя. Кажется, тут образуется крупный финансовый тендем. Спешить вам нет нужды. Живите у меня. И вместе будем копить деньги. А мы поживём у Полины, пока нет детей, но я надеюсь, … – и он вопросительно посмотрел на Полину, ища поддержку.
  – О детях подумаем дома, – отделалась Полина неопределённостью.
  В это время в дверях появился мужчина. Он смело, по-хозяйски, прошел в середину тан-цующих пар, и скомандовал:
  – Прошу всех сесть на свои места. Есть важное сообщение. Всем внимания.
  Он выждал, когда все успокоятся, и объявил:
  – К нам приехал Мэр города.  … (По залу пронёсся гул удивления.) Ему есть, что сказать молодым. Попросим его войти. (Аплодисменты.)
  Сначала появились телеоператоры, а, в след за ними, гордо и величаво, вошел хозяин города. Он подозвал к себе Александра и Татьяну.
  – Извините, что пришел к вам на свадьбу неприглашенным. Но, услышав о вашей свадь-бе по телевиденью, я просто не мог не придти. Все жители нашего города, да и всей страны, знают о подвиге нашего героя, предотвратившего террористический акт и спасшего от возможных трагических последствий многих жителей нашего города, и не только нашего. Раскрывшего  страшный, ужасающий заговор бандитов. Жертвуя собой и своим другом – собачкой, они помогли их ликвидировать. Жители нашего города, да и всей нашей страны благодарны ему за это. И от имени всех названных, городской совет и я, являясь мэром города, поздравляем молодых с законным браком, и дарим им квартиру.
  Тут Мэр нагнулся к молодым за советом:
  – Вам, что лучше, занять старую квартиру, где вы жили? Бывшую жену мы переместим в однокомнатную. Или, тоже двухкомнатную квартиру в новом доме, но в другом, в менее благоустроенном, районе?
  – Я не хочу, чтобы по моему желанию выселяли бывшую жену из своей квартиры. Пусть это будет Ваше решение. Я согласен в другой район города. В новую квартиру. А район будем благоустраивать, и сделаем его лучше других.   
  Мэр, что-то обдумывая, внимательно посмотрел на Александра. Может он ожидал друго-го решения, но оспаривать не стал, и, обратившись к присутствующим, сказал:
  – Я, в присутствии всех гостей, и с помощью телевиденья перед жителями нашего города и области, вручаю ордер и ключи на новую квартиру нашим дорогим молодоженам.
  Держа в одной руке ордер на квартиру, а в другой новенькие блестящие ключи, он взял руки молодых, поднял их вверх, соединил вместе, и поверх держал ордер и ключи, позируя перед объективами. И громко, чтоб слышали все, сказал:
  – Поздравляю молодых с законным браком! Совет да любовь! Счастья молодым!  Ура!
 И доброе продолжительное ура прокатилось по залу, поддержанное длительными апло-дисментами. Мэру подали бокал шампанского. Он пожал руки молодых, и сказал:
  – Я пью за то, чтобы нашим молодым, как и всем жителям нашего города, жилось хоро-шо и весело, как нам сейчас. Чтобы все невзгоды и печали обходили стороной. Будьте счастливы! – и он высоко поднял свой бокал. В это время у Саши подал сигнал мобильник. Он успел только поздороваться, и его рука с телефоном поползла вниз. Лицо сделалось тупым, серым и мрачным.
  – Что случилось? Что-то с матерью? – забеспокоилась Таня. И все насторожились.
  – Нет. Умер Умка! Наша собачка. Наш спаситель
  По затихшему залу пошел шепот. Кто-то тихо спрашивал, и также тихо им отвечали. Мэр прервал угощение и, отвернувшись от объективов камер, спросил:
  – Это та самая?
  – Да. Это она, – сказал Саша и пошел, чтобы забрать пиджак. – Я еду к профессору.
  Так печально закончилась свадьба молодых
                Похороны               
Когда Саша приехал к профессору, он увидел в глазах его печаль и скорбь. Словно он только что схоронил близкого и дорогого ему человека.  Профессор был неузнаваем: он как-то усел, согнулся, постарел. Лицо сделалось серым, землистым. И хотя на нём была еле заметная улыбка радости встречи, жизненным кредо её не назовёшь. Он слабо поздоровал-ся, приглашая Александра пройти в помещение. Провёл в операционную, где в углу на столе, покрытый белой простынею, лежал Умка. Он откинул уголок простыни, чтобы показать голову собаки. Саша взглянул, и комок скорби и боли застрял в его горле. Он лишь утвердительно мотнул головой и, отвернувшись, пошел к дивану. Профессор дал ему вату, смоченную нашатырным спиртом. Несколько минут он нюхал вату, приходя к норме, наконец, словно выдохнул застрявшие в горле слова: «Жаль Умку!» – «Да. Мне тоже очень жаль. Не сумел я его спасти. Из Москвы привезли нужную кровь, но было уже поздно. Она не помогла».
Он начал рассказывать о своих действиях и стараниях по спасению собаки. О мучении и судорогах умирающего Умки, о том, как однажды к нему вернулось сознание, и он спро-сил: «Где Саша? Хочу к нему», и снова потерял сознание. У Саши появились слёзы. Про-фессор замолчал, и они, молча, долго сидели рядом, вспоминая всё прошлое, связанное с этой удивительной собачкой.
  – Извини, что поторопил тебя приехать. Я жду врачебных экспертов из Москвы. Они уже звонили, и не велели никуда отлучаться. Вот-вот они должны появиться, и тогда наша беседа будет не нужна. Меня могут арестовать. Когда из Москвы приезжал специалист ветеринар, он обнаружил на шее собаки шрам от операции. Мне пришлось, ему  покаялся в том, что была сделана операция на голосовом аппарате. Что я сделал это незаконно, и просил его понять мою жертву ради науки. Что он сообщил  в Москве, я не знаю. Но, поскольку едут эксперты, надо ожидать серьёзного поворота дел. Ясно, что они едут не ради установления причины смерти собаки. И ради людей, они вряд ли поедут. Вероятно, будут искать криминал. Почему собака начала говорить? Это раскроет мое преступление по пересадке человеческих органов собаке. Да, я сделал эту пересадку, взяв голосовой аппарат у моей покойной жены. Получилось страшное совпадение, толкнувшее меня на этот опасный эксперимент: Умерла моя жена. И в этот день пришел ваш товарищ с попугаем, с просьбой пересадить голосовые связки попугая вашей собаке. Меня сильно заинтересовал этот эксперимент. И я решил вынуть у мертвой жены голосовой аппарат. Что она была уже мертва, у меня есть врачебное заключение с указанием причины смерти и времени. Вы пришли  с собакой только на другой день. У меня в журнале есть об этом запись. Вы должны это подтвердить. Голосовой аппарат находился в специальном растворе. Я уже был готов к этому эксперименту. На мне не лежит вина за смерть моей жены, и органы, взятые у мёртвого человека. Обычно изъятие органов у покойников производится с согласия родственников. Так я и являюсь таковым. Поэтому, моей вины и здесь нет. Но для науки – это очень важный опыт. Это ещё один шаг к спасению людей и животных. Но как к этому отнесутся органы правосудья? Я жду всего. Вас, вероятно, тоже будут допрашивать, как хозяина собаки.
  – Я Вас понял, профессор. Ожидать нужно всего от нашего правосудья. Нужно подстра-ховаться. Пока вы рассказывали, у меня появилась идея. В печати и телевиденье проскочи-ла мысль: собаке был вживлён электронный говорящий аппарат. Что такие аппараты есть, этим уже никого не удивишь. Но вживить его в живое тело, ещё никому не удавалось. Зато уже широко практикуются кардиостимуляторы, есть искусственные почки, печень, руки, ноги. Вы лучше меня всё это знаете. По этой схеме: Вы вынимаете то, что вставили, и говорите экспертам, что отдали мне голосовой аппарат, так как я его Вам дал, и  обратно его забрал. Я им покажу такие аппараты. Они у меня есть. Мои станки уже говорят человеческим голосом. Если захотят, я им продемонстрирую. Весь вопрос в способе соединения его с живым организмом. Но это может быть секретом до разрешения опубликования автором, как всякого изобретения.  Можете сказать, что Вы ещё работаете над этим. И публикация будет по завершению работ. И не вдавайтесь в подробности и объяснения. А устройство самого аппарата знаете только поверхностно. Его знаю только я. Тут им криминал не найти. Думаю, что мы сумеем отвести беду. Быстрей за дело. Не буду вам мешать. До свидания.               
  Из лечебницы Саша пошел в больницу, чтобы навестить мать. Доктор обещал её скоро выписать. Саша хотел договориться: чуть повременить с выпиской, пока не станет всё ясно с квартирой, которую он хотел оглядеть уже сегодня вечером. Чтобы взять мать сразу в новую квартиру, если позволят условия проживания. Но, когда он вошел в кабинет врача, тот встретил его с унылым выражением лица, и, как бы извиняясь, нерешительно сказал, растягивая время сообщения:
  – Немного опоздали, Александр. Она Вас ждала. Что-то хотела сказать. Но не дождалась.
  – Не понял. Что значит – не дождалась? Её выписали, и она ушла?
  – Нет. Её увезли.
  – Кто увёз? Куда? Зачем?
  – Да Вы сядьте.… Ваша мать умерла. … У неё случился инфаркт. Видимо она была чем-то сильно взволнована, что ей было противопоказано. Был стресс. А она слаба и не сумела перенести его. И мы не смогли её спасти. Она в морге.
Саша почувствовал, что голова его закружилась, он похолодел и ослаб. Доктор накапал валерьянки и дал выпить.
  – Может сделать укол?  Я позову сестру, – спросил он Сашу.
  – Нет. Должен справиться. Просто сегодня весь день одни стрессы. Сначала подготовка к свадьбе, сама свадьба, затем второе сообщение о смерти. Умерла моя собачка – спаситель-ница. Та, что раскрыла заговор бандитов.
  – Сочувствую Вам. Подождите, пока лекарство не начнёт действовать.   
  – Нет. Надо идти. Спасибо за заботу.
  – Одну минуту. Я должен дать Вам заключение о смерти матери.
Он нашел документ и отдал Саше. Они простились. Доктор задержал его руку, чтобы про-верить пульс, и посмотрел на лицо.
  – Почувствуете плохо, вернитесь сюда, – сказал он на прощание.
   В морге он нашел свою мать, долго смотрел на неё, словно очень давно не видел, и ка-кой-то неясный вопрос застыл на его лице: то ли, почему, то ли, зачем всё это случилось, и в один день? Словно чья-то коварная рука дирижера, машущего смертным жезлом, жестоко махнула сразу по всем, из-за чёрных очков не разбирая, кто они: люди, звери – лишив жиз-ни. И вопросы: почему и зачем – впрочем, это одно и то же. И уже не имеет никакого зна-чения. Совершилось и всё! И, не нужны никакие рассуждения, ибо ничего поправить нель-зя.  Он обстоятельно узнал в похоронном бюро порядок заказов: гроба, венков,  машины, могилы и прочих необходимостей, уточнил день и время похорон, и отправился домой. 
  Таня, увидев страшное, убитое горем, лицо мужа, даже не стала ни о чём его спрашивать. Только утром, на другой день, когда Саша засобирался в редакцию, чтобы дать объявление в газету, она спросила: «Ты идёшь к матери?»
 Саша ответил не сразу. Он знал их близкие отношения, и боялся, что это известье сильно на неё подействует: « У матери я был вчера, … – он сделал паузу. – Она умерла!»
Таня сразу села на стул. Ноги её словно отказали держать. Она ещё смотрела на Сашу, словно не могла поверить сказанному: « Как умерла? Её же уже хотели выписывать».
Наконец до её сознания дошло случившееся, и она горько заплакала. Саша дал ей воды и сел рядом, гладя её волосы, и уговаривая: «Успокойся. Верно, пришло её время. Всем дан свой срок. Просто нам теперь надеяться не на кого. Будем справляться со всеми делами сами. Успокойся. Вместе мы справимся».
 Он ещё гладил её волосы, когда она спросила:
  – Куда же ты идёшь?
  – Дать объявление в газету о смерти.
  – Но её никто здесь не знает. Зачем объявление?
  – Объявление о смерти Умки. Его-то весь город знает.
 Таня переключила сознание с матери на собаку и стала успокаиваться.
   – Ладно. Тогда иди. Приходи быстрее, мне без тебя плохо.

  Когда он пришел в редакцию, там уже это знали. И сообщение уже было напечатано в утренней газете. Но его не хотели отпускать, завалив кучей вопросов. Корреспонденты с большим интересом, даже любопытством слушали его рассказ о говорящей собаке, забыв обо всех других новостях, которые должны публиковать.
  После рассказа Главный редактор воскликнул: «О! Это великая сенсация! Собрать о ней все подробности везде. Мы же ничего почти не знали о ней, кроме случая с бандитами. А она сущие чудеса творила и всё было скрыто».
  Он, как полководец на поле боя, быстро стал давать команды, направляя кого в прокура-туру, кого в милицию, кого связаться с участковым в деревне. Не забыли, и Настю, и Зину. На следующий день целая страница газеты была посвящена этому сообщению под интри-гующим заголовком: «Быль, как сказка. Собака говорила человеческой речью», и крупным текстом под заголовком: «Наука, человек и животный мир, потеряли сказочное существо, удивительное и уникальное – говорящую собаку. И это не цирковой трюк. Вот что расска-зывают очевидцы». И дальше шли рассказы, начиная с её необычного зачатья, давшего уникальные способности, которые натолкнули инженера – изобретателя заставить её гово-рить человеческим языком. О том, как она пела под скрипку, о находке ребёнка и убийца прокурора, о находке матери. И наконец, полный рассказ, как был раскрыть заговор банди-тов. За что и была убита эта уникальная собачка.
  Статья перепечатывалась всеми газетами, читалась по радио и телевиденью по всему ми-ру, как великая сенсация. Сашу приглашали на радио и телевиденье. Но он отказывался, ссылаясь на похороны матери.
  И вот пришел день похорон. У могилы матери были только Саша с Володей и их жены. Татьяна плакала, не отнимая платок от глаз. Полина стояла рядом с ней, держа за руку, с грустным задумчивым лицом. Вероятно, её мучили мысли: «Не была ли она причиной столь скорой смерти. Как глупо всё получилось. Как легко она пошла на поводу своих чувств, подчинив свой разум – чувствам. Теперь, когда чувства остыли, и разум возобладал, страшно подумать, как могла такое совершить?»
  Далее было всё как обычно. Все простились, заколотили гроб, осторожно, медленно опу-стили. Пожелали: «Пусть земля будет пухом», бросив по горсти земли, и Володя с Сашей зарыли могилу и установили крест с фотографией и надписью.   
Саша ещё ровнял холмик могилы матери, когда его окликнул корреспондент телекомпа-нии:
  – Александр? Ну, наконец-то нашелся.
  – А кто меня ищет? – с удивлением спросил Саша. – Опять телевизионщики. Я же сказал, что буду занят похоронами матери, и никаких интервью давать не буду. К тому же, я уже всё сказал. Мне нечего вам добавить.
  – Вас ждёт Мэр города, а нам Вы нужны для полноты картинки.
  – Странно! Зачем он приехал на кладбище меня искать? Если проститься с моею мате-рью, так он её не знает. Да и опоздал. Поднимать из могилы не будем. Так и передайте.
  – Нет. Он приехал на похороны собаки.
  – Какой собаки? Если Умки, то никто похорон ещё не назначал. Может,  что-то напутала – эта пресса? Умку должны обследовать эксперты, и возможно возьмут в Москву.
  – Он приехал на похороны Умки. Назначил он сам. Быстрее пошли. По дороге всё объяс-ню.
   Все пошли к выходу кладбища. Саша поинтересовался:
  – А почему меня не предупредили?
  – Не успели. Поэтому и приурочили к похоронам матери. Правда в газетах, по радио и телевиденью сообщение было, но Вы, вероятно, были заняты и поэтому не в курсе.
  – Где же эти похороны, уж не на этом же кладбищё? – спросил Саша.
  – С похоронами вообще перипетия. Мэр хотел увековечить память и похоронить в цен-тре города и поставить памятник собаке.
  – Хорошо, что только собаке, меня рядом не вздумали схоронить – для памяти, – подме-тил Саша. – А-то нас всё вместе стараются помещать. Ну и что дальше?
  – Медицина не разрешила хоронить в городе. Нужно хоронить на кладбище животных. Но туда никто не ходит. Как же увековечить, чтоб памятник поставить, чтобы народ видел и помнил о подвиге? Хотели на людском кладбище. Там церковники встала на дыбы. Вот и решили похоронить у входа в ворота кладбища.
  Корреспондент подвёл Сашу к мэру. Мэр почтительно протянул руку и, приняв руку Саши, даже потряс её с довольной улыбкой, словно встретились в гостях.
  – Ну, наконец-то все в сборе. Начинаем, – сказал мэр. И какой-то мужчина громко, в ме-гафон, объявил о начале митинга  и выступлении мэра. Саша оглядел вокруг. Народу было много. Кроме операторов с кинокамерами, и корреспондентов с фотоаппаратами, были простые люди. Что их сюда привело, Саша не знал, но про себя подумал: «Таким проводам может позавидовать любой знатный покойник. Хотя покойникам это уже ни к чему. Поче-сти делаются для живых, чтобы помнили о совершенных делах покойника. А для собаки такое внимание слишком почётно. Наверно на моих похоронах столько не соберётся». И он вспомнил похороны матери, четырёх человек, и гроб, стоящий над могилой на двух лопатах.   
  Гроб, в котором лежало тело Умки, был небольшим, красивым, даже лакированным, и стоял на временном постаменте. По одну сторону поставили Сашу, по другую, стоял мэр и произносил речь:
   – Товарищи! Вы пришли сюда без особого приглашения. Не по моему зову, а по зову своей души. И это не напрасно. Вы хорошо информированы нашей прессой о многих заслугах уникальной собачки, с которой мы сегодня прощаемся. С её смертью мы потеряли не просто служебную собаку, раскрывшую много преступлений, спасшую много людей, что конечно очень важно, и переоценить это нельзя. Вот с этим человеком – хозяином собаки, Александром Николаевичем, – он указал рукой на Сашу, – они совершали эти чудеса. Вот здесь оба они вместе последние минуты. Но мы будем помнить их подвиги всегда.
«Вроде меня вместе с Умкой похоронить собирается», – подумал Саша, и его словно пе-редёрнуло, и стало не по себе. Он почувствовал себя в роли манекена, выставленного на показ, или оруженосца славного рыцаря Дон Кихота – Санчо Пансо. Ему было неприятно, но приходилось до конца играть эту роль – придатка собаки, соблюдая правила приличья. Словно не его ума было всё это дело. Он просто случайно оказался рядом с уникальной собакой, где мог быть кто угодно другой, и принимать теперь эти почести. Нет. Для него это были не почести, стоять истуканом перед публикой. Скорее наказанием. Он вообще не любил себя выпячивать. Он любил делать хорошие дела, чтобы не он нравился, а то, что он сделал. И говорили не о нём, а о его делах. И даже не говорили, а просто, чтобы люди чув-ствовали, что им от его дел становится лучше.
  А Мэр продолжал: «Умка прожил немногим больше двух лет. Но благодаря своим уни-кальным способностям…»
  – Ну, кажется, меня  уже похоронил и забыл, – обрадовался  Саша.
  – Оценивая её заслуги, – продолжал Мэр, – мы решили увековечить память и поставить памятники.  Один здесь, на могиле, другой в центре рядом с памятником Героя области.
 Оба они наши спасители. Будем о них помнить.
  – Ну, вот и хозяина ей нашли, – подумал Саша.
Дальше он почти не слышал, что говорил Мэр. Стоя тут он думал о профессоре:
« Собаку не увезли в Москву. Можно надеяться, что профессор убедил экспертов, что со-баке вживили электронное говорящее устройство, которое он снял и отдал обратно, тому, кто его дал. Значит, миновала нависшая над ним гроза. Быстрей бы заканчивалась эта про-цедура, чтобы позвонить профессору».
 Вдруг он слышит: «Попросим,  рассказа об уникальных способностях собаки, профессо-ра, сделавшего её говорящей».
  Саша насторожился, поднял голову и стал глазами отыскивать профессора. Из-за гробтка ему не было видно, но когда он заглянул за него, то увидел: рядом с могилой, почти на её краю стоял профессор.
« Какая радость! Профессор не арестован. Он вместе с нами, здесь на похоронах своего творения», – подумал он, и сразу на сердце стало теплее и радостнее. Словно от мёртвого тела Умки он снова вернулся к живой полноценной жизни, с её проблемами и мечтами. И жизнь снова продолжается, и радует этим продолжением.   
  Профессор посмотрел на аудиторию, словно оценивал её способности к пониманию:
  – Здесь говорилось о собачьих достоинствах, – начал говорить профессор. – Они конечно велики, в сравнении с другими ищейками, но не собачьими способностями, а способностью объяснить человеку, на понятном ему языке, всё, что сумела увидеть, услышать, и вынюхать. Другие собаки этого сделать не могут. У них нет речи. И это главное её отличие от других сородичей. Но эти качества она получила от человека, Это ему нужно отдать должное за его труды. Её хозяина, интересовал более глубокий вопрос. Он заметил, что собака очень смышленая и решил узнать велики ли её способности. С этим вопросом он обратился ко мне.  Меня тоже собачьи дела не интересовали. Мне тоже было интересно познать собачий интеллект. Живя среди людей, собаки совершенствуются, приспосабливаясь к среде обитания, к жизни среди людей. Они вынуждены учиться понимать своё окружение – понимать людей. Вот, насколько они способны это делать, и как можно дальше это развивать, как близко их интеллект приближен к интеллекту человека, и были наши интересы. Но от немой собаки трудно узнать её способности к мышлению. В науке существует теория, что логически мыслить может только человек, только он наделён мыслящей душой. Все остальные живые существа живут инстинктами, заложенными природой и не изменяются в процессе жизни. Так толкует библия: «Все остаются такими, какими их создал Бог». Но собака, кошка, корова и другая скотина, отличаются от своих диких сородичей. Идёт эволюционный процесс развития, путём приспособления к среде. Меняется среда – меняется всё живущее в ней. Определить, как  далеко, или близко интеллект собаки стоит от интеллекта человека, это и было нашей  задачей. Но понять это – трудно. Так же, как понять глухонемого не подготовленному человеку, когда он объясняется знаками и движениями. Вот для того, чтобы понять собаку и нужно было, чтобы она заговорила  человеческим голосом. У её хозяина даже станки, которые он создаёт, разговаривают. Вы с этим знакомы по компьютеру. Умка уже доказал, что собака – мыслящая часть животного мира, способная рассуждать, решать задачи, учиться. Но всё это на более низком уровне развития, как ребёнок детсада. К сожалению, доказательства умерли вместе с Умкой. И мне очень жаль, что начатая работа не закончена.Но всем вам известно, что люди когда-то были дикими. Но и сейчас уже, сравнивая действия бандитов, собаки и её хозяина, организовавшего поимку бандитов для спасения людей, вы можете сказать, кто есть человек, а у кого остались дикие звериные повадки, по развитию ниже собачьих. А собака, как межа между человеком и прочим диким звериным родом. 
  Тут профессор сказал: «Спасибо за внимание». – и, как-то неожиданно, замолчал.
  – Будем прощаться с нашим героем, говорящей собакой по имени Умка, – сказал Саша. После этого гробик опустили в могилку, и он первый бросил горсть земли. И вместе с этим падающим комом земли, словно острым кинжалом, тишину полоснул  звук скрипки. Как будто от невыносимой боли взвизгнула женщина, заставив всех вздрогнуть и насторожиться. А отчаянный вопль скрипки перешел в неутешное рыдание, разрывавшее душу. Она плакала, пока люди шли, бросали землю и прощались. Наконец, продолжая владеть всеми, заиграла великий реквием Моцарта. Публика замерла в молчании, слушая удивительные звуки, доходящие до самого сердца. А скрипка, словно вспомнила свои упражнения с Умкой, которые он любил, перешла на полонез Огинского.
  Многие женщины плакали. Саша, бросив горсть земли, отошел в сторону, и также как все, стоял завороженный музыкой, вспоминая те прекрасные дни с Настей, Умкой, с её увлечёнными занятиями скрипкой. И думал: «Какое это было великое время, которое мож-но принимать за счастье. Как бы хотелось его продолжать всю жизнь». В это время к нему подошел профессор. Едва они поздоровались, как кто-то, подойдя сзади, закрыл Саше гла-за.
  – Профессор, – спросил Саша, – кто меня лишил зрения?
  – Женщина, ваших лет. Красивая. Я её не знаю. Вероятно ваша знакомая, – последовал ответ профессора.
  – Женщина моих лет? Таню я держу за руку. Полине, да и заводским, это делать ни к че-му. Что это – женщина, я догадываюсь по мягким нежным рукам. Больше у меня нет зна-комых женщин.
  – А из бывших? – спросил знакомый, но чуть измененный временем голос. Забытый ко-му принадлежал, но очень знакомый! 
  – Из бывших?.. Из бывших, – он сразу вспомнил свою любовь. – Галя, это конечно ты.
  Руки с глаз сползли на уши, и только после поцелуя в голову, они её освободили, и поз-волили повернуться.
  – Галя!? Какими судьбами? Что здесь делаешь?
  – Ищу Сашку сорванца, голубоглазого удальца. Помнишь эту песню Изабеллы Юрьевой?
  – Помню. Конечно помню. Как же я могу её забыть. Ты мне её много раз пела. И от тебя я воспринимал с большими чувствами, чем от великой певицы. Я все помню. А теперь я должен всех познакомить. Это студентка, с которой я вместе учился в институте много лет назад.
  – И только? Больше ничего не вспомнил? – спросила Галина.
  – Вспомнил. Я всё помню. Это моя первая любовь. Очень ревнивая. За то, что я сходил с другой девушкой в театр, по необходимости, она отвергла мою любовь. Я очень переживал, но подойти к ней боялся. Была очень строгая.
  – Не строгая, а глупая.
  – Об этом потом. Познакомься, это мои друзья:
  Галина за руку познакомилась с каждым. 
  – А это моя жена – Татьяна.
  – Твою жену, мою соперницу, звали Зина. Ты, с ней развёлся? Давно ли?
  – Несколько месяцев прошло. А женился два дня назад. На свадьбу ты уже, к сожалению, опоздала. Была потеряна связь между нами. Раньше Фёдор ко мне захаживал. А потом что-то забыл меня. Может потому, что я на той квартире не живу, а новую квартиру он не знает. Тебе он ничего не говорил?
  – Нет не говорил. Он уже ничего не говорит. Он умер. Я искала тебя на похороны и на 40 день, но не нашла. И вот нашла только сейчас по сообщениям радио и телевиденья.  Я всё время к тебе опаздываю. Потому мы и не можем сойтись. А я всю жизнь об этом мечтала. Хочу и сейчас. Но опоздала. Верно не судьба.  Ну, да ладно о себе. Я смотрю – сколько тебе почестей. И в прессе и по телевиденью много говорят. И здесь, вон сколько народа собралось. Стал знаменитым. Весь город знает, да наверно и вся страна.
  – Это не меня чествуют, а мою собаку. Я тут вроде собачьей конуры, в которой она жила, – пошутил Саша. – Кажется, всё закончилось. Пойдёмте все ко мне. Помянем мою мать, и нашу собачку Умку, познакомимся и обмоем мою новую квартиру. И обо всём не спеша поговорим. За неудобства прошу меня и хозяйку простить. Возможно, временно дадут стулья соседи. Да это не главное. Главное, мы все вместе. Это не часто случается. 
Все пошли за Сашей.
Скрипка еще играла, когда Саша с компанией подошли к Насте.
  – Здравствуй Настенька. Спасибо тебе за музыку. Ты всегда появляешься во время. Я очень рад встречи с тобой. Познакомьтесь – это моя дочь, – сделав паузу, чтобы посмотреть на реакцию, тех, кто этого не знает.  На их удивленные и растерянные лица. Потом пояс-нил, – приёмная. А это мои друзья. Мы все едем ко мне на новоселье. Я получил квартиру! Присоединяйся к нам.
  – Спасибо. Я несказанно рада вместе с вами такому подарку от Мэра. Вы этого заслужи-ли. Слышала по телевиденью. Но поехать на новоселье не могу. В другой раз обязательно приду. Мы сегодня уезжаем на гастроли. А сейчас хочу еще побыть с моим любимым Ум-кой, и отдать ему последние почести. Так много меня с ним связывает, что я должна это сделать.
  Она простилась со всеми и пошла к могиле. И пока автобус не удалился на расстояние, они слышали грустные звуки скрипки.

                Новоселье
   В автобусе Володя сел с Полиной, Саша с профессором, Галина села с Татьяной. У всех сразу же завязался  разговор. Галя спросила:
– Таня, ты наверно ревнуешь меня к Саше, и не хочешь, чтобы я была рядом. Давай сразу объяснимся, чтобы у нас не было неясностей и подозрений. Да, всё у нас было. Была лю-бовь. Она у меня и сейчас есть. Я пронесла её через всю жизнь. Конечно, сейчас она уже другая. Тогда она кипела и бурлила, но, как кипящая вода и всё горячее остывает и прихо-дит к равновесию, так остывает и любовь, становясь терпимой, спокойной, уравновешен-ной. Я не буду выяснять, кто имеет на него больше прав. Я его раньше узнала,  полюбила, пронесла через года страдания по нему, всё время, мечтая о сближении с ним. И вот сейчас, когда умер мой муж, уже взрослая дочь, ради которой я не сошлась с Сашей, я могла бы бороться за своё потерянное счастье, но не буду. Я тогда, отказала себе, ради счастья буду-щего ребёнка, и сейчас я это сделаю, ради счастья вашего ребёнка. Расскажу, как это было. Саша, как я узнала потом, был вынужден сходить в театр с другой, она обещала дать ему денег в займы, если он сходит с ней в театр. Я это восприняла, как измену и резко его от-толкнула. Но всё время хотела и ждала быть вместе. Но сама не давала повода сблизиться, а он не смел подойти, не желая меня сердить. Глупая игра самолюбия не позволила нам объ-ясниться. Я вышла замуж за его товарища, с которым общалась, чтобы узнавать всё о Саше. Никакой любви у нас не было. Узнав, что я вышла замуж, он женился через несколько дней. И на его свадьбе мы с ним объяснились. Я была готова сбежать от мужа, но у нас уже была первая ночь после свадьбы, и мог родиться ребёнок. У него должен быть свой отец. Так решила я, и отказалась от своего счастья, ради счастья ребёнка, которого могло и не быть. Да и получил ли ребёнок это счастье от своего законного отца, не уверена. Но я так решила. Законный отец, не законный. Разве в бумажке регистрации с гербовой печатью  дело? Может незаконный дал бы моей дочери больше, чем законный. Кто знает? Это только рассуждение матери, что когда ребенок  вырастёт, он может спросить: «Кто мой отец?» И я боялась этого вопроса.    
 Сейчас у вас может быть общий ребёнок. Могу ли я лишить его своего отца? Не бумага, а ребёнок связывает мужчину и женщину в одну семью – одно целое.
Таня заулыбалась: «Спасибо за откровенность. У нас уже есть  ребёнок». – «Уже есть? Значит, вы давно знакомы?.. Интересно, интересно. Расскажи всё …» И у них завязался женский разговор.
Володя с Полиной решали другую проблему:
  – Что нам подарить на новоселье? – спросила Полина.
  – Не знаю. Хозяйственные вопросы лучше решать тебе. Я женился, чтобы все хозяй-ственные вопросы свалить на тебя, а ты мне их наваливаешь, – пошутил Володя.
  – Хорошо. Узнаем, что у них есть, и что надо. Тогда и решим.
  Володя рассмеялся своим детским всхлипывающим смехом:
  – Да, у них ничего нет. Он же говорил, что у соседей стулья просить собирается, для нас.
  – Стулья не есть необходимость, посидят и на чемоданах. Потом сами купят. Надо что-то очень нужное сейчас, и на всю жизнь.
  – Наверно, широкий раскладной диван-кровать. На нём и спать можно и сидеть.
  – Он дорогой. Может детскую кроватку? – поскупилась Полина.
  – А что? На взрослом диване ребёнок не поместится?
  – Он может и намочить. Диван не выставишь на балкон для просушки, – пыталась убе-дить Полина. – Ребёнку надо спать отдельно.   
  – А в кроватке он может и мокрый спать? – издевался над её логикой Володя. – Тогда купи детский матрасик и пачку детских подгузников. Пусть спит на полу: мягко и дёшево, – он снова рассмеялся, – я видел, у тебя собачка спит на матрасике. Разорись и отдай его их малышу. Постелешь у них в уголке  коридора, и пусть спит их сын, вместо собачки. Будет очень оригинально, и главное – дёшево. А своей собачке персидский ковёр купишь.
Конечно, дорого, так это же своей собачке. – И опять смех.
  – С тобой  ничего серьёзно не решишь. Одни смешки.
  – Ты, это серьёзно? Серьёзно у тебя было вначале, когда сказала, что купить что-то нуж-ное сейчас, и на всю жизнь. А кто всю жизнь в твоей детской кроватке спать будет? Разве детская кроватка не ради смеха предложена?
 И он опять рассмеялся. Полине стало неудобно за свою скупость. И она вынуждена была согласиться.
  – О чём Вы думаете, профессор? – спросил Саша.
  – Я думаю над продолжением работы – собака. Мой труд остался незаконченным. Я в состоянии скульптора, лепившего свое произведение, и вдруг увидевшего его черепки, Как футболист  с мячом у чужих ворот, уверенный в удаче, но остановленный свистком судьи. Я готов винить всех, кто мне помешал, вплоть до устройства общества с такими законами, запрещающими вести научные работы, и готов вновь этим заняться.
 – Но, Вы, же опять рискуете свободой, идя против законов. Чего ради? Что вы хотите до-казать, что собака имеет интеллект близкий к человеку? Или, что её можно заставить гово-рить? Что вас больше занимает? Где Вы возьмёте собаку и человеческих органов.
  – Меня занимает и то, и другое, и третье – сама собака, как субъект доказательства. Без этого мне никто не поверит. Я думаю заиметь собаку от тех же родителей. А донорами могут быть  покойники дорожных аварий.
  – Я не вижу разницы у живого или мёртвого взять органы. Всё равно это человек и под-падает под ту же статью закона. А аварии могут быть и заказные. Специально купленные. Но зачем нужно собаку заставлять говорить? Чтобы сама сказала – какая она умная. Да таких людей, которые считают себя умными, у нас – пруд пруди. Может, хотите её интел-лект повысить до Вашего? Чтобы говорила Вам умные речи и не только Вам, а и большой научной аудитории? Вы, и все другие, будут сидеть, слушать, задавать ей вопросы, которые она будет разжевывать учёным мужам. И наконец, ей присвоят учёную степень – доктора собачьих наук. ( Профессор улыбнулся.) Вы, же понимаете, что это фантастика. Мы и людей-то не можем научить. А зачем учить говорить собак, коров, ослов, лошадей, овец и прочую скотину, превращая их в людей? Что люди не знают чем нужно кормить корову, как их доить и выращивать телят. Может, корова должна подсказывать им, как всё делать? Тогда её нужно сажать за парту и давать высшее образование. (Профессор уже смеялся).
  – Я представил корову за партой, – сказал он. – Да. Вы правы. Пусть каждая скотина де-лает хорошо своё дело. Не надо ослов превращать в людей, их среди людей достаточно.
  – А по части интеллекта. На собаке можно доказать только узко для собаки, а Вам, наверно, хочется сказать об интеллекте всёго живого мира. У кого он выше, у кого ниже.
  – Да, Вы правы. 
  – Тогда вспомним, что интеллект – умственная способность решать задачи. Например: насекомое – муха. Как она решает задачи? На любые наши действия у неё одно решение 
– спастись, улететь. Нет, правда есть ещё, сесть на лоб, чтобы умный человек стукнул себя полбу и сказал: какой же я дурак, сам себя бью. Есть же мухоловки. Но это, похоже, не – решение, а инстинкт. Возьмём птицу  и сравним с мухой. Муха будет без конца биться о стекло. Воробей, стукнувшись о стекло, будет искать другой выход, не желая повторять урок. Птицу и других мелких животных,  можно приучать жить вместе. Конечно, приучать мух и тараканов жить вместе не нужно. Нужно отучать. А вот это безуспешно.  Более круп-ных можно учить, и заставлять выполнять работы для человека, что невозможно добиться от мелких животных и птиц. Коровы, овцы, козы понимают человека, его команды. Этим пользуются пастухи и скотники. Птицы, мыши и другая мелочь, этих команд не поймёт.
С собакой можно играть. Она хорошо понимает действия человека, упреждает и правиль-но принимает ответные решения. То есть, в довольно широких пределах решает задачи поставленные человеком. С коровами, и прочей скотиной, и конечно с птицей вряд ли сумеем играть. Так же и человек, с различным образованием, не одинаково имеет способности  решать задачи. Не умеющий играть в шахматы, не будет напарником умеющему. Так стоит ли собаку заставлять говорить о своих способностях на понятном нам языке. И человек не каждый может точно оценить своих способностей, поэтому приходиться менять профессию. Можно приблизительно узнать, давая ему решать разные задания. Так врачи оценивают способности человека. Я не изучал трудов Сеченова и Павлова. Знаю о них из школьной программы. Вы меня можете поправить. Хотя я не претендую на открытие чего-то нового. Они наверно всё сказали, в своих работах над рефлексами. Я лишь считаю, что интеллект живого существа можно оценивать и по их рефлексам. Чем шире их рефлекторная способность, тем выше их интеллект. На насекомых можно воздействовать, заставляя их что-то выполнять. Например: Они летят на свет, на запах. Реагируют на звуки и так далее. Но это скорее заложенный инстинкт, или безусловные рефлексы. У мелких животных и птиц можно выработать  условные рефлексы. Я помню по деревне, как мать звала к себе цыплят: Цыпы, цыпы. … А мой отец любил эксперименты. Он их звал: ко мне, ко мне. … И, цыплята, на моё удивление, бежали и летели к нему. А если крикнуть: кыш… Они убегают. Вот уже два рефлекса, и решение двух задач. Чем выше развитие животных и птиц, тем больше у них рефлексов, выше их интеллект. Это распространяется и на человека. Спросите ребёнка, сколько будет: взявши дважды два. Он не скажет. А первоклассник назовёт всю таблицу умножения. Это у него уже рефлекторно заложено в памяти. Он рефлекторно даст правильный ответ. 
 – Вы очень хорошо мыслите. Вероятно, Вам помогает в этом профессия инженера-конструктора. Я обязательно использую ваши методы в своих трудах. Вы подсказали мне другой ход мыслей в моей исследовательской работе. Судить об интеллекте не путём опро-са и разговора, как с Умкой, а путем исследования их способностей решать задачи.
  – Жизнь заставляет мыслить логически. Если взять вашу профессию – врача. Чем инте-ресуется врач? Чем заболел человек или животное, и как их вылечить от этой болезни. Ему не нужно думать, нужны ли глаза, уши, руки, ноги и прочие органы. Он знает, что всё это нужно, и их надо лечить. А человек создающий новое: конструктор, архитектор, строитель, художник и другие профессии, задаются вопросом – нужно ли это? Помню мы с Вами говорили на тему: нужен ли хвост собаке?  Почему у зайца, медведя, лося они короткие, а у коровы, лошади и других животных, они длинные? Один учёный – мудрец обрезал хвосты у нескольких поколений мышей, в надежде получить новую породу  мышей – бесхвостых. Но хвосты всё равно вырастали. У некоторых пород собак их продолжают обрезать и сей-час. Они некрасивые. Почему же они растут, если человек этого не хочет? В чём же ошибка учёного, и как сделать, чтобы они не росли?  Вы, после нашего разговора над этим задумывались?    
  – Честно признаюсь, над хвостами никогда не задумывался.
Профессору показалось это даже очень смешным, и он рассмеялся. Саша засмеялся тоже.
  – Я думаю, что учёному, пытавшему получить новую бесхвостую породу мышей, нужно было понять, зачем мышам нужен хвост, да и другим животным. А вот человеку и назем-ным человекообразным обезьянам он не нужен. Он должен был понять, какие жизненно важные функции он выполняет. Хвост очищает и закрывает, спасая жизненно важные органы. Собаки при испуге поджимают хвост. При необходимости производит очищение от загрязнения, отгоняет насекомых, согревает в холод. Нужно ли это человеку и другим человекообразным, имеющим руки. Руками они выполнят все эти функции. Обезьянам, живущим на деревьях, хвосты нужны, чтобы держаться за дерево. Крупной скотине: коровам, лошадям в лесу, хвост будет только мешать. Им там не размахнешься, зацепится. А в поле – очень даже нужен. Поэтому, они приспособлены к жизни на открытой местности – в поле.  А вот медведи, лоси, олени, зайцы – имеют короткие хвосты. Козы, любители листвы, тоже имеют короткий хвост. У лисы длинный и тёплый. В норе он нужен для тепла. Так можно ли, отрезая хвосты, получить новую породу? Он же нужен, как необходимость. Если у человека отрезать ногу, она в поколении будет возвращаться. А если человек обленится до того, что не захочет ходить, везде будет ездить, то, ноги его могут атрофироваться, как хвосты.  Ведь рождаются же люди с лишними руками, ногами, и даже головами. Но они не используются, потому не развиваются, и не передаются по наследству. Кто-то развивает правую руку, кто-то левую, кто-то обе. Правша, не может писать левой рукой. Руки человека приспособились для других работ, нежели ноги и теперь стали слабыми, по сравнению с руками. Это мы видим и у кенгуру. Все изменения идут от жизненной необходимости. Может и у человека, когда-то, в процессе эволюции было шесть ног, как у таракана. Но они атрофировались, остался минимум, которым можно обходиться. Всё диктует необходимость для выживания в среде обитания. Всё живое приспосабливается к среде.  Меняется среда – меняется всё. Человек меняет среду, облегчая себе жизнь. И не всегда задумывается, как новая среда изменит его самого – в лучшую, или худшую сторону. Если будем сидеть, то и развиваться будет то, на чём сидим, а остальное атрофируется и отомрёт как хвост.
  – С вами полностью согласен. Просто над такой темой никогда не задумывался. А она интересная и даже увлекательна. 
  – Вот мы и приехали. Все выходим, – скомандовал Саша.
  – Сегодня я беру командование на себя, по праву хозяина. Заходим в магазин и загружа-емся. Много не думаем. Володя покупает бутыль кваса и лимоны для чая, Полина конфет хороших для закуски. Мы с профессором идём покупать колбасу, хлеб и по мелочи: соль, зелень и тому подобное. Ожидаем на крыльце. Разошлись!    
  Выйдя из магазина, профессор заметил: «Что-то я не вижу Татьяны? Мы её не потеря-ли?»
  – Нет. Она уехала к сыночку на другую квартиру, где мы пока живём. У матери заботы важнее наших.
  Подойдя к дому, Саша торжественно произнёс: «Вот наша новая скворечница, подарен-ная Умкой! На третьем этаже наш балкон. Можете на него взглянуть снаружи».
  – Да! Здесь можно сказать лишь про внешнюю сторону. Этаж для привилегированных особ! Это гнёздышко больше похожа на клетку для райской птички!
  – Ты – Володя, угадал. Квартира и была оставлена для особых людей, но с помощью Ум-ки досталась нам. Но, об этом, если интересно, расскажу потом.   
  Они вошли в квартиру и остановились, едва закрыв дверь.
  – Да-а-а! – опять только и смог сказать Володя.
  – Сколько же здесь метров? В её две моих квартиры войдут с кухней ванной и коридо-ром,– добавила Полина.
  – Всего, без балкона конечно, только 48 квадратных метров, – поскромничал Саша.
  – Да! Конура вполне приличная, есть, где хвост протянуть! Не хрущёвка!
Все начали заглядывать за все двери, осматривая содержимое и отделку: стен, потолка, пола. Осмотр закончился кухней.
  – Да тут уже холодильник и стол, – отметила Галина.
  – Холодильник вчера привезли, и стол тоже. Холодильник – забота  профсоюза завода, чтобы мы не умерли с голода. А стол – подарок рабочих моего цеха. Чтобы было на чём работать. Так они мне пояснили. Чтобы не очень залёживался на диване. Поэтому стол не кухонный, а письменный. Ну, да ладно. Смотреть больше нечего. Все начинаем заниматься приготовлением  Я иду к соседям просить стульев.   
  – А нужны ли они? Мы же долго засиживаться не будем. Виктор Гюго в приемной спе-циально не ставил стульев, чтобы не очень засиживались гости. Он ценил время, используя его на написание своих книг. Кстати, стулья он делал сам, причём, не простые, а резные и точёные – пояснил профессор. – А выпить мы можем и стоя. Это, даже, более торжествен-но. 
  Все согласились. Нехитрую закуску: из колбасы, хлеба и конфет, приготовили, пока Во-лодя копался, распечатывая квас, а Саша спешил с чаем. Всё разложено в разовую посуду.  Ждали тоста.
  – Ну, что же? Обмоем – замочим, как раньше замачивали бочки, чтобы они разбухли и не текли – нашу новую квартиру, чтобы в ней ветер не гулял, вода с потолка не капала, а была только в кранах, чтоб было тепло и не шумно, – подняв свой стаканчик  с квасом, пожелал Саша.
  – Чтоб без ведьм и привидений, не ходили б злые тени, не водились тараканы, – продол-жил Володя. Перечисляя, он переставлял пальцы на пуговицах, начиная с верхней, как мусульмане, перебирают чётки.  Полина поторопилась его остановить: «Ты сейчас всю нечисть вспомнишь и аппетит испортишь».
  – Нет. На животе я буду говорить про пироги, колбасы, и прочую вкуснятину.
  – Ну, а если и ниже ты собираешься называть, то, придётся твои пуговицы обрезать, – сказал  Саша и взялся за нож, поточив его о ложку.
   – Нет, нет, что ты? – испуганно крикнул Володя. – Да здравствует новая квартира! Ура!
   – Ура! – сдержанно крикнули все и приложились к стаканчикам и закуске.
  В это время подал сигнал телефон профессора.
   – Извините. Это звонит моя медсестра, – пояснил он.
Лицо профессора начало тускнеть, и скоро стало унылым и растерянным.
  – Что случилось? – поинтересовался, беспокоясь за товарища, Александр.
  – Звонили из Москвы. Верно, они не хотят меня оставить в покое, после смерти Умки.  Просили позвонить, чтобы договориться о поездке в Москву для отчёта.   
Он пытался держаться спокойно, но его волнение невозможно было скрыть. Больше всего это почувствовали женщины, и насторожились. Нужно было срочно восстанавливать спо-койную атмосферу. Саша наиграно улыбнулся и сказал:
  – Это пресса наболтала, и у московских учёных в головах пошло кружение: « Что там, это у нас,  за чудеса творятся? И почему они о том не знают». Вы им позвоните и объясни-те: Собака умерла, голосовой аппарат взял хозяин. Показывать нечего. Скажите, что после их звонка говорили со мной. Что я его демонтировал, и сейчас работаю над новым аппара-том для немых людей. Когда работа будет закончена, мы обязательно покажем. А сейчас помянем нашего Умку, наделавшего так много шума, и не без основания. Он заслуживает, чтобы его помянули за все прекрасные дела, которые успел сделать за свою короткую жизнь. Мы будем тебя помнить, да и не только мы. О тебе будут помнить, и говорить, как о сказочном персонаже многие и долго. Спасибо тебе – наш дорогой, теперь уже сказочный, Умка. Помним тебя…
  Все подняли стаканчики и тихонько произнесли: «Помним».
  – Я даже жалею, что не пришлось увидеть эту чудо собачку, – сказала Галина.
  – Ещё увидите. Памятник ей будет стоять на могиле и на центральной площади города, – сказал Саша. – Так распорядился Мэр. А сейчас я хотел бы поговорить о дальнейших пла-нах. Вы слышали, что уже Москва требует отчёт о работе над речевым аппаратом. Что же? Деваться нам некуда. Я решил всерьёз заняться этой работой. Конечно, мне очень нужны помощники: изготовители – испытатели, анализаторы, испытатели на живых организмах. Аппарат для лишенных речи, а лучше – для глухонемых. Если всё получится и быстро, то будет и аппарат для слепых и плохо видящих. Моя уверенность, что всё это можно создать основана на достижениях, которые уже существуют: слепые могут читать пальцами, узна-вать людей, ощупывая их. Это выполнит локатор. Летучая мышь прекрасно живёт без глаз. Автомашины самостоятельно движутся по дорогам, и сами паркуются.
Слушать можно не только ушами, но и руками, и другими частями тела. Приложите руку к ручке кипящего чайника, и вы почувствуете кипение воды. Говорят, что глухие слушают музыку спиной. Надо это проверить. Вот мои основания. Теперь о творческом союзе. Это объединение пока только затратное. Для выживания необходимо работать там, где работа-ли или в другом месте, но на зарплате. Разработкой займусь я. Для изготовления и проверки работоспособности аппарата я хотел бы иметь Володю. Проверкой прибора на живых организмах – профессора, его и как главного нашего консультанта. Снятие параметров воздействия прибора на живой организм…  он замолчал и посмотрел на Галину, – думаю лучше Галины не найти. Она специализируется по диагностике  в больнице. А теперь осталось спросить  о добровольном решение каждого. Кто за это, пусть положит руку.  И сам первый положил руку на стол.
  – Куда мне деваться от твоих сказочно-бредовых идей, – сказал Володя, – я в них верю по работе. Убеждён, что все они родятся и я приму эти роды!
Он твёрдо положил свою руку на руку Александра.
  – Я мечтала о совместной работе с тобой ещё, будучи студенткой. И дочь свою я сумею направить в это дело. Она учится в медицинском институте.
 Галина подняла руку Володи и подсунула туда свою, положив на Сашину.
  – Что скажет наш почтенный профессор? – спросил Александр.
  – Честно говоря: три дня назад, перед приездом экспертной комиссии, Вы мне говорили о говорящих станках. Я думал, что это Вы придумали, чтобы обмануть экспертов и закрыть дело о говорящей собаке. Но они поверили. Значит, у них были на то основания. Вот и опять они вызывают в Москву для рассказа. А теперь, когда об этом говорят друзья, рабо-тающие вместе, и вместе учились, мне не приходится сомневаться в успехе вашего дела. Вы меня так заинтриговали, что я готов бросить свою работу, ради этого, и положу обе свои руки сверху.
  – Будем считать, что союз наш состоялся, – сказал Саша и пожал всем руки.
  – Бросать работу пока никому нельзя. Галину, если хочет, я постараюсь устроить к себе в проектный цех. А сейчас ей особое задание: Собрать характеристики и принцип действия всех медицинских приборов. Чтобы нам не изобретать велосипед, если он уже существует.
Тогда последний тост: «За крепость нашего союза, и за его успех».
  – Да, но у нас осталось только на последний тост – помянуть мать – бабушку твоего сы-на, сумевшую простить всех, это великое дело, – напомнил Володя.
– Мою мать здесь никто, практически, не знает. Мы помянем её вместе с Таней. А сейчас осушим стаканчики за наше общее дело.   
    На этом и закончилась их встреча. Всю разовую посуду сложили в пакеты. Володя, Га-лина и профессор понесли её на выброс. Саша с Полиной задержались, чтобы остатки за-куски спрятать в холодильник. И между ними произошел разговор:
  – Полина, ты довольна ли замужеством? – спросил Саша.
  – Нет, Саша. Он внимательный, уважительный, заботливый. Кажется, что ещё надо жен-щине, да и вообще человеку? Но вот встретилась я с тобой, и как-то сразу душа прикипела. Свой ты мне стал – близкий. А его, моя душа, почему-то, держит ещё на расстоянии. Я и сама понять не могу. Но с тобой мне легко и свободно, как с родным человеком. Вот и сейчас говорю откровенно, доверительно. А с ним почему-то осторожничаю. Может, боюсь, что он мои мысли на смех поднимет. Я не знаю. Ну, что теперь говорить? Выбор сделан. Может, привыкну. А нет? Нас ничто не связывает. И у меня и у него есть квартиры, и нет детей. У меня не было выбора. Что досталось. Это у тебя был выбор. Любишь ты Таню?
  – Я не знаю. Если говорить о такой любви, какая была к Галине: с сильными чувствами, с переживаниями, не дававшими спать, с бурной реакцией, которую приходилось подавлять рассудком. То, конечно, ничего такого уже нет. Может это возраст влияет. Но меня тянет к ней. Наверно причиной всему – сын. Какая-то ответственность появилась. Это совсем другое, чем любовь. Но не менее сильное чувство. Вероятно так нужно природе. Мне кажется, что мужчины уходят из семьи не от детей, а от жен. А к детям природа их привязала, и они готовы взять себе детей, но без жены, которая создала нетерпимые условия. И элементы они готовы платить детям, но не жёнам.
  – Вот я и не хочу иметь детей, пока не пойму, нужен ли мне муж? Иначе он будет тя-нуться к ребёнку, а я этого не захочу.
  Они вышли на улицу, где их ждали, чтобы проститься и разойтись. 

   Когда Саша пришел домой, его никто не встретил. Квартира была пуста.
 « Может гулять ушли?» – подумал он. Но, когда подошел к столу, увидел записку, в ко-торой говорилось:
 « Прости меня, Саша! Я уехала в деревню. За бабушкино хозяйство можешь не беспоко-иться. В наследство ты вступишь через полгода, и тогда можешь делать с ним что захо-чешь. А пока, мы с Серёжей, будем им пользоваться. Мне тяжело быть рядом, и делить тебя между любящими женщинами. Я решила, что мне достаточно той части, что ты мне уже дал, – это Серёжа. Я обещала тебе не быть грузом, и, если ты потребуешь развод, я тебе его дам. Ты всё время уповаешь на рассудок. Но у женщины есть чувства. Они сильнее рассуд-ка. Может, по рассудку я и не права. Не знаю! Но чувства тяготеют над моей душой,  душат меня, не позволяют легко вздохнуть. Мне тяжело! тяжело! тяжело!..  Может время меня остудит, а пока, дай мне возможность пожить в деревне. Не мучай меня. Занимайся своей работой, своим увлечением. Пусть время рассудит, как жить дальше. Пойми. Я – женщина, и даже с работой делить тебя, мне нелегко. Может, ты понадобишься Серёже, или он тебе, тогда я буду вынуждена принять другое решение. Я живу для него.  Прости!.. Таня.»               
  Саше стало не по себе. Он почувствовал, как тело стало слабнуть, силы покидают его. Сердце сжало, словно на него положили тяжелую наковальню. Голову сдавил спазм.
Он лёг на кровать, продолжая думать над случившимся: «Почему ушла? Почему мне так не везёт с женщинами? Я же должен понять, разобраться во всём этом. Её ревность, или…
 Она, как и все, хочет иметь своё только себе, и не хочет делить его ни с кем. Не только с другими женщинами, но даже с работой. А ребёнка не желает делить даже с мужем.  Не-уверенность и беспокойство вселяет в неё первый закон природы – самосохранения.
 Вот в чём моя трагедия жизни с женщинами! – подумал он. – Нельзя всё решать рассуд-ком. Природа всё живое наградила чувствами, и через них она управляет всеми: имеющими разум, или не имеющими его. Травинка, и та чувствует солнце и тянется к нему. Природа скупа на всё. Ей созданы всего два закона, которые должны выполняться всеми живущими. Вот они:
Первый закон природы – закон самосохранения.
Второй закон природы – закон продолжения рода.
Невыполнение любого из них – ведёт к гибели. Их-то природа и заставляет выполнять. От выполнения их – мы получаем радость. Не выполняя – наказываемся чувством горя.   
Потому-то чувства бывают сильнее разума. И они вершат дела».
  И глаза его замутила слеза. Его тянуло к сыну, к его матери. Он хотел о них заботиться, создавать условия, заниматься с сыном. И это тоже были чувства заложенные природой, перед законами которой трудно устоять. Он представил, как сын будет расти: три года, пять, школа…  и он будет с ним заниматься – учить всему. И женщина – мать и жена, хотя и будет нужна, но отойдёт на второй план, а на первом плане главное: воспитать и научить сына. И женщина уже не будет ревновать его к сыну, а будет этим любоваться и радовать-ся. Так диктует второй закон природы: «Закон продолжения рода». И эти два закона вер-шат, управляя всеми делами жизни не только людей, а всем живым миром. И любое дей-ствие, и поведение, любого живого существа можно объяснить этими двумя законами. Как всё просто и – сложно.
« Тане тяжело. Она устала. Устала душевно. Столько стрессов сразу обрушилось на неё: Пропажа сына, и его поиски, я в больнице, смерть бабушки, которая стала ей родной, и на которую она возлагала надежды, бракосочетание, свадьба, похороны и смена уклада жизни с новыми взаимоотношениями. Вместо несуетливой, тихой, немноголюдной деревни, где всё на виду – большой шумный город с затерянными в его громаде  взаимоотношениями, вдали от родной природы и привычного уклада жизни.  Где нужно снова приспосабливать-ся к новой среде обитания. Всё это навалилось тяжелым камнем на её женскую душу. И, она не выдержала и сбежала. Ей нужно придти в норму. Нельзя насильно заставлять жить здесь.
Пусть поживёт в деревне, придёт в нормальное состояние, будет приезжать ко мне, как в гости. Я тоже должен взять недельный отпуск, как только позволит рука. Нужно на зиму заготовить дров, перетаскать сено в сарай, и конечно ненароком встретиться с ней, без упрёков и наставлений. Показать, что я не сержусь, и её отъезд принял с пониманием – спокойно. Я верю – она вернётся. У нас общий сын, он связал нас как узел в одно целое – семью. Год, два и он подрастёт. Мы заимеем собачку, и вместе будем её обучать и делать на ней опыты с приборами. Он будет продолжать моё дело».
  С этой мыслью он успокоился и заснул. 
  Но ночь не была спокойной. Ему приснился страшный сон: « На улице тёмная осенняя ночь. Вдруг окно с шумом отворилось, словно от мощного напора воздуха. Холодный ве-тер, вместе с осенним дождём, ворвались в комнату. Он пошел закрыть окно, чтобы вода не залила квартиру. Когда он подошел к окну – сверкнула молния, и он явно увидел перед собой женщину в чёрном, как у монашек, одеянии, закрывшем всё, кроме, бледно-чёрного, как смерть, лица. Верхняя часть его имела что-то человеческое, а посредине бульдожий собачий нос с оскаленной пастью. И длинные чёрные когтистые пальцы, которые растопы-рились и согнулись, готовые цепко схватить добычу. Глаза вспыхнули страшным пугаю-щим зелёным кошачьим светом. Она, словно раскаты грома, с какой-то злой радостью и усмешкой, произнесла: “Узнал ли ты меня? Ведь это я – твоя жена Зина”. И страшно засме-ялась раскатистым, как гром смехом.
  – Что тебе здесь надо? – спросил Саша.
  – Я пришла поговорить с тобой.
Она, как тень проскользнула мимо его и спряталась в тёмный угол. Саша стоял перед ней и ждал, что она скажет.
  – Ты помнишь ли свою клятву, которую ты дал мне перед самой свадьбой? Что всё твоё – будет моим, а моё – будет твоим.
  – Это было не серьёзно, – сказал Саша.
  – Не серьёзно клятвы не дают. Это было условие колдуньи, чтобы мы с тобой сошлись. Теперь только она может снять эту клятву.
  Она снова раскатисто и злорадно рассмеялась. И Саше показалось, что от её смеха за-тряслись стены квартиры.
  – Но мы же развелись. И я сошелся с другой. Тебе оставлена квартира с мебелью и всем необходимым скарбом. Что ещё ты хочешь от меня? У нас больше нет ничего общего.
  Ведьма страшно расхохоталась. Голос её был, какой-то металлический, словно шел из железной трубы. Глаза ярко и злорадно вспыхнули.
  – Я хочу тебя, с твоим ребёнком.
  – Но это не твой ребёнок и у меня уже есть жена. И сын не только мой, но и её. И отни-мать у неё сына – несправедливо.
  – Ты всё ещё мечтаешь создать справедливое общество без врагов, воин, убийц, банди-тов, воров, аферистов и прочих нечистей. Изобретаешь производительные станки, чтобы создать изобилье всего, чтобы все были сыты, одеты, а труд был лёгким, не изнуряющим? И тогда всё плохое отомрёт само собой. Какая наивность. Ты думаешь, что  руки людей не будут гнуться  к себе? Какая глупость. А тебя считают умным. Как сильно они ошибаются? Я не кончала институтов, но управляла тобой – грамотным и умным. Думаю и дальше это делать.
«Да, – подумал Саша, – но это и есть звериная хватка. От неё никому не становится луч-ше: безопаснее и теплее. Ты думаешь только о себе, как всё несмышленое живое царство, а я думаю о других. И это отличает нас, и роднит меня с теми, кого можно назвать челове-ком, то есть мыслящим. И верно нужно продолжать с собакой вылавливать бандитов, жу-ликов и прочую дрянь, и изолировать их от общества, пока убеждениями и воспитанием не сделаем из людей-зверей – человека. Человека, который с помощью разума, должен под-няться над всем  живым миром думающим только о себе. А пока, мы такие же, как весь живой мир и только начали своё восхождение. Пусть разум поможет нам продолжить этот замечательный путь и не даст оступиться. Будет прекрасное общество – будет хорошо всем нам. Человек должен осознавать, что он – частица общества в котором живёт, и общество – среда его обитания, и он должен делать всё, чтобы создавать нужную среду в которой будет комфортно жить всем  – честное, справедливое, безопасное. Чтобы  каждый мог без насилия получать и удовлетворять все жизненные потребности, зарабатывая всё честным трудом. Надо создать новую среду. И тогда она будет рождать нового человека, человека думающего об обществе, о среде. Наверно такое общество Маркс считал – коммунистиче-ским».

  – Ты забыл, что у людей есть: ревность, зависть, злоба, – продолжала она. – Это дано са-мой природой, и невозможно отнять. Согласно заклинаниям я возьму твоего сына себе. Если ты хочешь его иметь, то будешь жить со мной. И тогда у нас будет, согласно клятве, всё общее. Иначе ты знаешь, что делают с заложниками. А остальные женщины, их у тебя много, пусть ревнуют и думают,  как тебя взять. Это их дело. Берегись женщин. Они ковар-ны. Ни перед чем не остановятся.
 Она снова страшно  захохотала. Словно грохотали кирпичи, падая на железную крышу, взметнулась вверх комнаты, сделала круг под потолком  и,  как тень, вылетела через окно в темноту дождливой ночи, и скрылась. Слышны были только удаляющиеся, и, повторяющи-еся как эхо, её возгласы: «Твоё – моё, моё – твоё…»
  – «Собака», – непроизвольно бросил он вслед  улетающего явления и очнулся от страш-ной мысли: – «Неужели снова украдут сына?».
  И тут он вспомнил Умку: – « Как ты мне нужен, дорогой мой Умка!  Не зря называют собаку – друг человека! Правда, людей тоже иногда называют так, но это совсем другое понятие, выраженное тем же словом, – собака».
Произнося это слово, он задумался: «Не перевелись ещё в народе собаки, да только ли они. Разве откровенного зверства в нём мало? Получается, что были мы дикими, дикими и продолжаем оставаться, имея высшее образование, оставаясь «Недорослями» и создаём атомные заряды на самих себя. Неужели эта дикость не исчезнет никогда?
Нас учат наукам, учат делать работу, а кто  и как учит взаимоотношениями. Не это ли главное в жизни людей? Не это ли причина зверств, воин, семейных и бытовых разборок? Кажется, это всё возложили на родителей. А если они не могут, да и не знаю как?
Кроме как: «дубчик-голубчик шкурку не портит, а ума придаёт». И другими физическими наказаниями. Но так учат звери. Мы же – люди? 
Может Зина после школы попала в среду, где встретилась с обманом, и приняла его как естественное. Известно, что бандитами не рождаются, ими становятся благодаря среде. Но она выбрала меня. Что-то же она нашла во мне положительное. Впрочем, и положительное и отрицательное – понятия относительные. А почему начала гулять? Что? Поняла, что снова ошиблась? Её поступок вызвал у меня срыв, и я совершил подобное ей, как бы на отмщение. А может нужно бы просто простить? Великодушие почти всегда приносит больше пользы. Простить, как учит церковь. Но как она это воспримет? Простили сейчас, значит, это дозволено? Не станет ли это привычкой? А если сочла меня своей ошибкой, почему продолжает преследование? Кругом одни вопросы. Вот и с получением примера: получилось так, что не она приняла мою среду и изменилась в положительную сторону, а я принял её отрицательный образ жизни. Подобное, вызывает – подобное, или, как говорят в народе: «Какой монетой платишь, – такой получишь сдачу».
Я сделал ей уступку – женился. Я же её не люби и жить с ней не собирался. Разве этой уступки ей мало?
– Но разве можно прожить всю жизнь сделав одну уступку? – спорил он сам с собой.–
Конечно, она хотела жить и получать внимание. А я, этого внимания, ей не дал. Она стала искать его на стороне. Так чья это ошибка моя или её? Кто виноват, что она стала не твоим другом, а чужой собакой? Ты же её от себя оттолкнул. Зачем не любя женился? Опять эта квартира, нищета.
  – Но тебе давали квартиру в Сибири. Ты просто не хотел думать, когда не стало Галины. Тебе стало безразлично. За нежелание думать и получаешь плоды.
.
  – Но она не способна была иметь детей, – пытался оправдать он себя.
–А обсуждался ли этот вопрос о детях? Их можно взять в приюте и решать этот вопрос мирно. Но такого разговора не было. А мы стали чужие с обидой друг на друга. А когда мы сквитались содеянным, но было уже  поздно о том говорить. Уже от другой мог ро-диться ребёнок. И хотя она пыталась восстановить отношения, но… Портить друг другу душу мы умеем, а вот лечить – не научились. Не любо, не бери, а взял – вниманием удели. Потому-то Зина и Настя стали разными людьми для общества. Им уделено разное внима-ние, по разному они познали и восприняли людей. Поэтому, кого винить, если мы сами создаём вокруг себя, и собак, и людей, и прочее. И, следовательно, исправляться нужно начинать с себя. Один и тот же человек к разным людям относится по-разному. Когда-то Тит Ливий подметил: «Доверие, по большей часть, вызывает ответную честность».
Делая кому-то неприятность, мы творим двойное зло: наносим боль своему и чужому сердцу. И наоборот, добро, которое делаем другому, непременно вернётся к нам и согреет нашу душу. Как хорошо придти туда, где тебя ждут и рады. По-разному складываются че-ловеческие судьбы. Но как бы они не складывались, нужно украшать жизнь окружающих людей вниманием, радостью и просто доброй улыбкой, чтобы сделать их жизнь более красивой. Вот что сказал Короленко: «При всёй горячи своих укоризн, сохрани понимание того, что человек рождён  для счастья, как птица для полёта». Очень важно научиться помогать другим, даже жертвуя собой, ради счастья других. Ведущим к цели должны стать слова Пирогова: «Ищи быть и будь человеком». Не казаться им, а быть им. Настоящее счастье получишь, увидев счастье в глазах других, которым ты его сотворил. Великий Гёте сказал: « Перед великим умом я склоняю голову, перед великим сердцем преклоняю колени».
Пожалуй, это самое главное в жизни – делать людей счастливыми и радоваться их радо-стью, которую ты сотворил для них, за которую тебя оценят, полюбят, примут.   
Придя к такому выводу, он успокоился, словно принял к исполнению, и заснул.