Книга о жизни в секте

Невероятные приключения 15-летней девочки в Америке,
 или Жизнь в секте


   6 августа, 2017 год. Пред-предисловие.

Эта книга была написана 15 лет назад, когда мне было всего лишь 16 лет, но я только сейчас решилась показать её людям. Эта книга о том, как я, оставшись сиротой при живых родителях, попала в американскую христианскую секту потому что мне просто некуда было больше идти. Тогда мне было 14 лет и я стучалась в каждую закрытую дверь для того, чтобы получить помощь, а когда никто не хотел отпирать засовы, я лезла в окна (однажды в прямом смысле этой фразы для того, чтобы получить бесплатный талон на госпитализацию в больницу, но об этом следует рассказать отдельно). Но ни государственные службы, ни учителя, ни соседи не обращали на меня никакого внимания. И тогда мной, моим разумом и телой завладели сектантские лапы.

Эта книга о том, какой вред могут нанести религиозные культы  человеку и о его беззащитности перед ними.




Предисловие
  Меня зовут Вероника. Несмотря на то, что мне всего шестнадцать лет, за свою короткую жизнь я многое успела повидать и испытать. Начнем с того, что в 11 лет я, по обстоятельным причинам, осталась без родителей. Они живы и, слава богу, здоровы, но в 11 лет мне уже пришлось идти работать для того, чтобы хоть как-то прокормить себя. Вообще, в одиннадцать лет в моей жизни начался переломный момент – до этого возраста я была «белой вороной» – изгоем, которого все ненавидели, оскорбляли и унижали. У меня совершенно не было друзей, и, ежедневно, я подвергалась многочисленным оскорблениям и унижениям. Но, многие дети едут за границу, в том числе и в америку. Но совсем другое дело, когда в неизведанное путешествие за счастьем отправляется пятнадцатилетняя девочка, совершенно одна, без поддержки родных и близких. В этом и состоит уникальность этой книги.

  Часть первая.      Жертва рекламы и террора

  23 января 2001 года, когда я уже начала учиться в Московском Колледже, мне позвонил Билл Готард. Я спокойно сидела в своей комнате и пыталась делать уроки, когда зашла миссис Бэйр и сказала, что мистер Готард просит меня к телефону. Я «пыталась делать уроки» - потому, что соседки по комнате жутко мешали мне своим громким ржаньем и пустыми разговорами. Они совершенно не обращали на меня внимания и продолжали веселиться даже после того, как я слезно попросила их вести себя немного потише. «Как же они меня достали», - подумала я. – «Я ужасно хочу домой, а ведь это только начало!» В Колледже нам очень много задавали, и я, привыкшая к свободным вечерам, теперь сидела допоздна за письменным столом, окруженная учебниками, тетрадками и толстыми справочниками. Я очень хотела получить хороший аттестат за девятый класс, ведь после него я собиралась поступать в какой-нибудь колледж на переводчика. Свет нужно было выключать в 22.00, иногда даже существовали специальные проверки, в ходе которых нарушителей этого правила вежливо, но твердо просили лечь в кровать и потушить свет. Естественно, я не успевала сделать все домашние задания к этому времени, и поэтому мне приходилось отправляться в туалет и плотно закрывать за собой дверь. Там, сидя на крышке унитаза или прямо на полу, я продолжала грызть гранит науки.
 Я спустилась вниз и вошла в кабинет мистера Бэйра. Он уже ждал меня и быстро передал мне телефонную трубку. Я схватила ее и сказала «Hello». Сразу же раздался добрый и веселый голос Билла Готарда:
Привет, Вероника! Как у тебя дела?
Все просто замечательно, спасибо, -ответила я.
Как тебе нравится жить в Колледже? Как твоя учеба? – поинтересовался он.
Мне очень нравится здесь, все люди такие приятные и доброжелательные. Учеба идет не так, как хотелось бы, но пока что у меня ни одной тройки! – похвалилась я.
Молодец! А как твоя бабушка?
Тут я замялась.
Она…Она умерла.
 Я постаралась взять себя в руки и до боли закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Моя вторая бабушка, Валентина Андреевна, мать моей матери, скончалась от рака костей 31 декабря, прямо на Новый Год. Я давно готовила себя к ее смерти, так как вылечить ее было уже нельзя. Сначала она просто лежала в больнице, пытая врачей сказать ей, как называется ее болезнь, потом у нее отказали ноги, а потом она слегла совсем. Мне было очень больно видеть ее в таком состоянии. Когда я была маленькой и приезжала к ней на каникулы, она была весела и энергична и постоянно таскала меня по магазинам, гостям и музеям. Когда бабушка заболела, я каждые каникулы старалась приезжать к ней. Жила она в том же городе, что и мать – в Нижнем Новгороде, поэтому я не могла навещать ее чаще. Какое-то время бабуля стала чувствовать себя немного лучше, но когда утром тридцать первого декабря я позвонила ей, чтобы поздравить с наступающим Новым Годом, вместе бабулиного интеллигентного «Слушаю вас» я услышала плачущий голос матери, которая сообщила мне, что бабули больше нет.
Она умерла, - повторила я и добавила, - Прямо на Новый Год.
  Тут мистер Бэйр встал из своего кресла и деликатно покинул кабинет, прикрыв за собой дверь.
О, как жаль! – посочувствовал мне Билл Готард. – Но не расстраивайся, ведь она теперь с Господом и больше не мучается. Теперь у нее все хорошо. Просто помни обо всех хороших моментах, которые у вас были вместе, и забудь о негативных сторонах.
Хорошо, спасибо тебе большое за поддержку, - от чистого сердца ответила я. Как хорошо, что я познакомилась с этим человеком! Кто в этом мире еще так обо мне заботится и искренне желает мне добра, как он?
  Мы поговорили еще немного, когда Билл Готард произнес ту фразу, услышать которую я втайне мечтала:
Вероника, как ты смотришь на то, чтобы приехать к нам в америку после того, как закончишь школу?
  Стараясь не выдать огромной радости, которая охватила меня, я спросила:
А для чего?
Ты могла бы многому там научиться, посмотреть, как мы живем, увидеть страну.
Я должна подумать об этом, - сказала я, сдерживая неописуемый восторг, который вырывался наружу. – Значит, я смогу приехать сразу после того, как я закончу девятый класс?
Да. Я поговорю с мистером Бэйром о том, чтобы он рассказал тебе, какие бумаги нужно собрать для выезда.
  Не может быть! Я поеду в америку! Наконец-то, сбудется моя мечта! Все это казалось похожим на сон. Моя учеба в Колледже, с американцами, разговор с Биллом Готардом, его фантастическое предложение! Ну конечно, я согласна, согласна! Я поеду в америку, познакомлюсь с каким-нибудь клевым парнем, и, возможно, останусь там на всю жизнь! Ведь здесь, в этой мерзкой, забытой Богом стране, погрязшей в коррупции и беззаконии, мне не сулит ничего хорошего! В России у меня не будет будущего. Если я останусь здесь, единственное, на что я могу рассчитывать, это удачное замужество за богатым олигархом и постоянный страх остаться без средств к существованию. Ведь в России невозможно добиться чего-либо без денег, связей или, на худой конец, влиятельных родителей. Ничего этого у меня не было.  Я была не по годам начитанной и развитой, очень хорошо знала английский язык и имела богатый жизненный опыт за плечами, но была совершенно уверена, что Россия не сулит мне ничего хорошего. Поэтому жизнь в америке представлялась мне яркой, красочной и беспечной. Я мечтала выйти замуж за американца, получить заветную грин-карту и предаться нескончаемому наслаждению. У меня и мысли не было, чтобы благополучная америка не встретила бы меня с распростертыми объятиями и не подарила бы мне новую, счастливую жизнь. Ах, как жестоко я ошибалась! Но тогда, в 2001 году, в самом начале нового тысячелетия, я радостно бежала по ступенькам к себе в комнату, на четвертый этаж, чтобы поделиться со всеми удивительной новостью: Я еду в америку!
  Но мои соседки и девушки из Колледжа, казалось, не хотели разделить со мной мое счастье: они всего лишь протянули: «А, вот как…И когда же ты поедешь?» Но я не замечала этого: я была всецело поглощена мыслью о предстоящей поездке и списала нежелание своих новых знакомых порадоваться вместе со мной на плохое настроение или самочувствие. Когда я только выучила английский и начала подрабатывать переводчиком, я замечала некоторую странность американцев. Я видела их эгоизм, жадность, желание во всем превосходить Русских, меня раздражала их невоспитанность и отсутствие чувства юмора, но не придавала этому большого значения, полагая, что «в семье не без урода» и что на родине американцы уж точно ведут себя по-другому.
  Затем опять начались трудовые будни в Колледже, подъем в пять-шесть утра, мытье посуды после завтрака вместе с такими же «счастливчиками», начало занятий в 8.45, ланч в 12.00, окончание уроков в 17.00, получасовой отдых, ужин в 18.00, и выполнение домашних заданий…до бесконечности. В промежутки между всем этим приходилось вставлять так называемые «chores» - дежурства. Нужно было иногда опять-таки помыть посуду, пропылесосить, протереть пыль, почистить унитазы и раковины, помыть полы. Я по-прежнему не ездила домой даже на выходные, содрогаясь при одной только мысли об отце. Я приезжала только изредка, примерно раз или два в месяц, чтобы взять другую одежду или книги и поиграть со своим любимым котом Максом.
  Мне приходилось нелегко. Ежедневные огромные порции домашнего задания и сидячий образ жизни плохо отразились на мне. Кормили там неплохо и вскоре, к своему великому ужасу, я быстро начала набирать вес. В детстве я была довольно упитанным существом, вследствие чего частенько становилась объектом насмешек для своих одноклассников и даже прохожих на улице, но в результате долгих занятий аэробикой и ограничений в еде, я стала обладательницей неплохой фигуры. Теперь же, глядя на себе в зеркало, я с отвращением смотрела на отвисшие бедра и живот. Я больше не могла заниматься зарядкой и аэробикой из-за катастрофической нехватки времени и поэтому никак не могла вернуться в форму. Я впала в жуткую депрессию, пыталась перейти на фруктово-овощную диету, по несколько раз бегала вверх-вниз по лестнице, но все было безуспешно. Мне приходилось надевать жуткие балахоны, скрывавшие мои «прелести» и покупать новую одежду. Я с нетерпением ждала окончания учебного года, чтобы наконец-то всерьез заняться своим телом.
  Постепенно я стала воевать со своими соседками по комнате, которые совершенно не давали мне заниматься. Они приглашали в нашу комнатушку своих подружек и устраивали шумные посиделки. Они трепались абсолютно ни о чем, ржали над своими тупыми шутками и не давали мне выспаться даже в выходной. Они рано поднимались, видимо еще не сумев преодолеть разницу во времени, и опять начинали болтать и хихикать. Лучшая подруга одной из моих соседок обожала играть на чем-то вроде мандолины и постоянно таскала ее с собой. Она обладала высоким сопрано и любила петь. Частенько она давала свои сольные концерты прямо у нас в комнате, заглушая мандолиной и пением даже радио. Все студенты Колледжа слушали только классическую музыку и считали любую иную музыку греховной, и мне приходилось вдвойне тяжелее – будучи ярой почитательницей тяжелого рока и металла, меня воротило от неожиданного обилия классики. Иногда мне даже доводилось засовывать себе в уши вату, чтобы хоть как-то зазубрить заданное стихотворение или найти очередной корень в алгебраическом уравнении. Иногда, когда крики, мычание и мяуканье соседок и их друзей становились особенно невыносимыми, мне приходилось убегать из комнаты прочь и усаживаться прямо на полу в коридоре, чтобы успеть сделать уроки. Я всегда интересовалась психологией и могла похвастаться неплохим умением ладить с людьми, но теперь все мои дипломатические и недипломатические попытки объяснить соседкам, что мне нужны тишина и покой, не давали никакого результата. Это абсолютно сводило меня с ума, и, время от времени, запершись в ванной и открыв воду на полную мощь или свернувшись калачиком под одеялом, я, за годы своей нелегкой жизни отвыкшая плакать, давала волю своим чувствам, и по моим щекам одна за одной скатывались маленькие слезинки.
  Через пару недель я начала замечать, что что-то здесь не так, и что американцы тщательно скрывают свою истинную сущность за непроницаемой маской, которую надевают всякий раз, появляясь на людях. Однажды, на ланче, сидя за столом вместе с большой американской семьей, состоящей из мужа, жены и шестерых детей, я протянула салфетку самой маленькой из них. Она обляпалась мясным соусом и теперь слизывала его с пальцев. Но, увидев салфетку, она недоуменно посмотрела на меня, покачала головой и замахала руками. Я удивилась и спросила у ее сестры, что случилось. Она с невозмутимым видом ответила мне, что ее маленькая сестричка думает, что «все русское – грязное». Только тогда я поняла, куда я попала, и почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине.
  А тем временем мои отношения с одноклассниками и другими учениками Колледжа стали ухудшаться. Во-первых, они думали, что я лижу американцам их «пятую точку», о чем неоднократно мне заявляли. Во-вторых, девушки постоянно мне из-за чего-то завидовали, а в третьих, я, будучи совершенно не знакома с христианством и его требованиями, не имела ни малейшего представления, как себя вести. Несколько лет назад я кардинально изменила себя, поклявшись всегда оставаться собой и никогда не стремиться ни на кого походить. Я пришла к этому выводу потому, что до одиннадцати лет Вероники как таковой не существовало. Во мне жили десятки, а может быть, и сотни различных людей и персонажей. Я не имела собственного мнения, была замкнутым и тихим ребенком. У меня абсолютно не было друзей и никто не хотел со мной общаться. Я была своеобразным козлом отпущения, которого все презирали и ненавидели, и постоянно оскорбляли и избивали. Перед своим одиннадцатилетием я приняла твердое решение изменить себя и добиться уважения и расположения людей. Я всегда хотела быть на виду, в центре внимания, я мечтала стать «номером один», заводилой, душой компании. После полугодичной кропотливой работы над собой в шестой класс я пришла абсолютно новым человеком. Я резко пресекла попытки дурного обращения с собой, стала веселой, обаятельной и открытой девочкой. У меня появилось много знакомых и друзей, меня стали приглашать на праздники и на меня стали обращать внимание парни. Как мне это удалось, через что мне пришлось перед этим пройти и что со мной случилось после этого, пожалуй, следует рассказать в отдельной книге.
  И поэтому сейчас я оказалась в весьма затруднительной ситуации: я не знала, как себя вести, что спрашивать и отвечать. Я очень люблю шутить и веселиться, но после того, как мои нынешние одноклассники, услышав мои шутки, стыдливо краснели, крутили пальцем у виска или просто не обращали на меня внимания, я действительно стала чувствовать себя не в своей тарелке. То же самое происходило и с американцами: они не понимали моего чувства юмора, совершенно здорового и ничем не отличающегося от чувства юмора среднестатистического Россиянина, а мне казались тупыми и дикими их шутки. Я никак не могла понять, в чем же дело. Я списывала все это на неведомые мне доселе религию и христианство. Ну не могут же американцы до такой степени от нас отличаться! Они ведь не англичане там какие-нибудь, с их чопорностью и совершенно непонятным юмором!
  Но американцы все больше и больше продолжали разочаровывать и  удивлять меня. На тот момент больше всего меня поражала их жадность. Каждый вечер мои соседки по комнате да и просто девчонки – американки что-то жевали и им никогда не приходило в голову предложить кому-нибудь, а особенно Русским, разделить с ними трапезу. Что ж, не больно-то и хотелось, но меня до глубины души поражало их бескультурье и жадность. Вместе с этим, американцы отличались большой требовательностью и брезгливостью. Например, когда их Русские знакомые угощали их пирогом собственного изготовления, некоторые индивиды, не съев и одного кусочка, выбрасывали пирог прямо в мусорное ведро. «Не люблю с шоколадом», «Слишком рассыпчатый», - вот так незамысловато аргументировали они свои действия.
  Их брезгливость не знает границ. Как-то, на прогулке по Москве, одна американка купила бутылку воды. Мне хотелось пить, и я попросила ее поделиться со мной. В ответ она скорчила страшную физиономию, и плаксиво протянула: «Ну ты что, а вдруг ты заразная!» Тоже самое происходило и при поедании шоколадок, пирожков и яблок.
  Тем не менее, я подружилась со многими американцами, иногда проводила с ними более-менее свободные вечера и водила их смотреть достопримечательности Москвы. С одноклассниками и другими учениками я не поддерживала тесных отношений, потому что не понимала ни тех, которые были добропорядочными христианами, ни тех, которые в душе всячески игнорировали религию и, завидя директора Колледжа или американцев, притворялись ангелами во плоти. Многие из тех, что так поступали, едва покинув пределы Колледжа, прикуривали сигаретку и затаривались пивком в ближайшей палатке. Я не понимала этого: зачем нужно вести двойную жизнь? Зачем обманывать людей так подло, на святых вещах? Моя прежняя жизнь резко отличалась от тех принципов, которые проповедовались в Колледже, и мне было очень тяжело находиться в абсолютно другой среде, но тем не менее я старалась соблюдать все требования Колледжа, понимая, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Иногда я допускала ошибки или отказывалась делать что-то, что считала глупым  и бессмысленным, предпочитая быть отруганной или даже наказанной, чем делать что-то в тайне.
  Тем временем учеба шла своим чередом, и я уже начинала потихоньку готовиться к экзаменам. В этом году мне предстояло сдать четыре экзамена. Всего их было пять, но по последнему, Уроку Характера, у меня вышла круглая пятерка и поэтому меня освободили от сдачи экзамена. Незаметно наступил май и я подумала, что пришло время сделать загранпаспорт. Вообще-то, мистер Бэйр попросил меня сделать паспорт уже давно, но я все время откладывала это на потом, ссылаясь на занятость и нежелание общаться с отцом. Так как мне было всего пятнадцать лет, моя предстоящая поездка в америку полностью зависела от родителей. Во-первых, нужно было получить от обоих разрешение на выезд, а во-вторых, отец должен был съездить со мной в ОВИР и оформить все документы для загранпаспорта. Я с ужасом вспоминала фильм «Интердевочка», перебирая в уме возможные варианты разговора с отцом и матерью. Отец воспринял это спокойно, напротив, он порадовался, что меня не будет дома целых шесть месяцев. Потом я позвонила матери и поговорила с ней. Она согласилась, но сказала, что не имеет понятия, как нужно оформлять разрешение. Мне пришлось поехать в Нижний Новгород и выстоять двухчасовую очередь к нотариусу. Когда мы с отцом приехали в наш подмосковный ОВИР, нам дали бланки, которые нужно было заполнить, и тут выяснилось, что данные в бланки необходимо впечатать на пишущей машинке. Я возмутилась:
Но ведь мы не в каменном веке! Где я вам сейчас возьму эту проклятую машинку, когда весь цивилизованный мир уже давно пользуется компьютерами?! Ведь в московских ОВИРах принимают бланки, напечатанные на компьютере!
  Но девушка – паспортистка была непреклонна:
Где хотите, там и берите!
  Не успели мы выйти на улицу, как отец сразу же проинформировал меня о том, что не собирается нигде искать печатную машинку, и что если я действительно хочу уехать, то буду сама должна раздобыть это чудо техники.
  Единственное, что мне удалось раздобыть – это компьютерную программу с образцами для некоторых документов. Мы решили заполнить их, а данные в остальные бланки вписать от руки. Поначалу паспортистка не хотела их принимать, но мое ежедневное простаивание возле дверей ее кабинета и умоляющее выражение лица сделали свое дело: она все-таки согласилась взять мои документы. По закону заграничный паспорт обязаны выдать владельцу в течение месяца, но, когда я, ровно через месяц, пришла в ОВИР получать положенный паспорт, мне сообщили, что он еще не готов. Расстроившись, я отправилась домой и вернулась в ОВИР через неделю. Все было без изменений. Но как же так? Ведь мне уезжать через несколько недель! Я планировала сдать экзамены, получит аттестат и сразу же вылететь в америку! Я так хотела поскорее добраться туда! Мне до сих пор не верилось, что это происходит со мной и что уже совсем скоро я окажусь на родине легендарного дядюшки Сэма. Еще через неделю я в бешенстве ворвалась в кабинет паспортисток и устроила грандиозный скандал. С пеной у рта я демонстрировала им сборник законов, кричала о том, что мне необходимо уезжать через три недели, слезно просила их поскорее выдать мне паспорт, но все было бесполезно. Я не добилась ничего, кроме ненависти паспортисток и людей, сидящих в очереди.
  Каждую неделю я исправно приходила туда, надеясь на милость работниц ОВИРа, но все было безуспешно. Подошло время экзаменов в Колледже. Я очень нервничала, но тем не менее, все прошло благополучно. Я сдала Русский, английский и литературу на пятерки, и, к своему великому удивлению, получила четверку по алгебре. В итоге в аттестате за девятый класс у меня стояла всего одна тройка. Это было на редкость поразительно, учитывая то, что ровно год назад, в восьмом классе, у меня были почти все тройки и ни одной пятерки. Но первого сентября 2000 года я решила начать новую жизнь и взяться за ум. Я оставила все свои плохие компании, стала каждый день ходить в школу и сразу же приходить домой, делать все домашние задания и читать умные книги. Наконец я пришла к выводу, что тот образ жизни, который я вела раньше, не приведет меня ни к чему хорошему и что мне необходимо кардинально измениться. Несмотря на огромное количество соблазнов, которые окружали меня, мне, с Божьей помощью, удалось победить их и побороть желание возвращаться в прошлое.
  26 июня я должна была получать аттестат. Мне было даже немного жаль уходить из Колледжа, так как я успела наладить отношения с одноклассниками и другими ребятами, которые в нем учились. По поводу выдачи аттестатов у нас был большой праздник – сначала собрание для учителей и родителей (пришли все, кроме моих, естественно) в актовом зале, где мы вместе с одиннадцатым классом показывали сценки и пели прощальные песни, затем – торжественная часть для учеников с вручением аттестатов и чаепитием. Я была глубоко растрогана, когда мои одноклассники попросили меня сказать прощальную речь. Я совершенно не подозревала об этом, поэтому мне пришлось импровизировать. Тем не менее, учителя остались довольны.
  Возвращаясь к себе в комнату из Учебного корпуса и сжимая в руке твердую корочку аттестата, я улыбалась теплому летнему солнышку и была до глубины души рада, что все это наконец закончилось и что теперь открывается новая страница моей жизни.

   Часть вторая. Терпение, и еще раз терпение!

  Прошло уже два месяца, но загранпаспорт мне так и не выдали. Я ругала себя за свою несдержанность. «Ну надо же было быть такой идиоткой», - думала я. – Теперь мне никогда не выдадут паспорт. А что, если меня признают не выездной?» Имея за плечами несколько приводов в милицию, я боялась, что из-за ошибок своей бурной молодости я буду лишена шанса уехать в америку. «Кто их знает, какие у них там законы», - рассуждала я. Но я пообещала себе, что впредь буду более сдержанной и не позволю себе давать волю своим чувствам. Впоследствии данное обещание сильно помогало мне, но теперь я изнывала от тоски и безысходности.
  Я даже не могла никуда выехать на долгое время, потому что боялась пропустить звонок из ОВИРа. Я решила уехать из Колледжа домой, чтобы провести последние недельки перед отъездом вместе со своими друзьями. Иногда, глядя на знакомые и родные места, мне не хотелось уезжать, но, думая о величии и благополучии америки и о том счастье, которое меня там ожидало, я закрывала глаза и мое сердце замирало в преддверии предстоящей поездки.
  Группа, с которой я должна была лететь в америку, давно улетела, а паспорт я так и не получила. Все это напоминало мне третьесортный сериал или бородатый анекдот. Все казалось настолько комичным, что я не имела ни малейшего представления, когда все это закончится, и о том, что еще может встать на преграде к моей мечте.

  Часть третья. В путь-дорогу

  Незаметно лето подходило к концу, когда у меня в квартире неожиданно раздался звонок. Девушка сообщила, что мой загранпаспорт готов, и что можно приехать и забрать его. Я спросила ее, можно ли мне приехать самой, или же присутствие отца также необходимо. Девушка ответила, что отец тоже должен приехать, чтобы подписать какие-то документы. Я поблагодарила ее, повесила трубку и начала носиться по квартире, прыгая от радости. Наконец-то моим мучениям и нервотрепке пришел конец! Мой паспорт готов, и это означает, что совсем скоро я поеду в америку!
  Когда отец пришел с работы, я сообщила ему эту радостную и долгожданную новость. Я сказала, что необходимо как можно скорее съездить в ОВИР и забрать мой паспорт. Но он не изъявил никакого желания тут же прыгать в машину и мчаться в паспортный стол. Он сказал, что сможет съездить только в следующую субботу. «Но ведь сегодня только пятница! Неужели мне придется ждать еще одну неделю?» - воскликнула я. Я стала упрашивать его съездить в ОВИР, но он был непреклонен. «Я же сказал тебе, что в эти выходные я хочу отдохнуть, а с работы отпрашиваться ради такой фигни я не собираюсь. Скажи спасибо, что я вообще дал согласие на твой выезд. Если будешь возникать, вообще никуда не поеду, ни в субботу, ни через месяц». Я было собралась заорать на него, но потом рассудила, что действительно должна быть благодарна, что получила от него разрешение. Ну что за порядки такие? Закон не может позаботиться обо мне и обеспечить достойное детство! Хотя мне пришлось начать работать с одиннадцати лет и отец давно уже не давал мне ни копейки, в этой ситуации я полностью зависела от него и не существовало такого закона, который мог бы изменить эти обстоятельства.
  Боясь разозлить отца, я всю неделю ходила на цыпочках и старалась не выводить его из себя. «А что если он правда никуда не поедет?», - думала я. – «Он спокойно может так поступить». В субботу я встала рано утром и разбудила его. В 8 утра мы уже сидели в машине возле дверей ОВИРа и ждали, пока придет паспортистка. Такие же желающие выехать за границу тоже постепенно начинали подтягиваться. Как и во многих Российских учреждениях, очередь в ОВИРе надо было занимать задолго до его открытия. Но, даже приехав так рано, мы все равно не оказались первыми. Впереди нас стояли муж с женой, видимо, также наученные горьким опытом. Наконец, в 9 утра пришла паспортистка и впустила нас внутрь. Когда я наконец расписалась в своем загранпаспорте, меня охватило внутреннее торжество и ликование: все, теперь я больше ни от кого не завишу и буквально через неделю я отправляюсь навстречу своему счастью! От радости я была готова накинуться на паспортистку и расцеловать ее. Она, видя довольное выражение моего лица, улыбнулась и поздравила меня. Было видно, что сделала это она от чистого сердца. Я извинилась за свое плохое поведение в тот раз, мне действительно было очень стыдно. «Ничего страшного, у нас такое частенько бывает», - заверила меня она.
  Я вернулась домой и позвонила в Колледж:
Я наконец-то получила паспорт!
Хорошо, приезжай в понедельник вместе с ним, мы сделаем тебе визу.
  В понедельник с утра пораньше я передала паспорт и родительские разрешения Лене, секретарю, которая должна была оформить мне визу. Она сказала, что она будет готова в пределах пяти дней. На этот же вечер я взяла билет до Нижнего Новгорода и поехала туда попрощаться со своими родственниками и матерью. Кто знает, когда я их теперь увижу.
  Я вернулась в Москву через три дня. На следующий день мне позвонила Лена и сказала, что виза готова. «Когда ты хочешь уезжать?» - спросила она. «Да хоть сейчас, - ответила я. – Я уже давно готова».
Хорошо, тогда мы возьмем тебе билет на одиннадцатое сентября, как ты на это смотришь? Сегодня восьмое, и ты успеешь собраться. Но если ты не хочешь, ты можешь улететь четырнадцатого или двадцать первого.
Нет-нет! Я хочу поехать одиннадцатого сентября, зачем опять откладывать-то? А то вдруг опять что-нибудь случится…
Ну ладно, тогда позвони мне завтра, я тебе скажу точное время твоего вылета.
  Я попрощалась с Леной и начала судорожно проверять содержимое чемоданов. Все ли я взяла? Ничего не забыла? Нужно быстро пробежаться по магазинам и купить еще кое-что. Еще нужно успеть попрощаться со всеми друзьями, с моей двоюродной бабушкой и тетей. Не могу поверить, что я уезжаю через четыре дня!
  Девятого сентября я опять позвонила в Колледж и попросила кого-нибудь приехать ко мне в Дедовск забрать меня и мои вещи. Вещей у меня набралось не так уж и много: старенький потрепанный чемоданчик, коробка и сумочка через плечо. В Колледже сказали, что десятого за мной сможет приехать Денис.
  На следующий день я сидела дома, мысленно проверяя, ничего ли я не забыла. Я поужинала и стала ждать Дениса. Он должен был приехать около семи вечера. В семь тридцать в дверь позвонили. На пороге стояли Денис и мой знакомый американец. Они погрузили мои вещи в машину и поторопили меня: нужно было скорее возвращаться в Колледж. Настало время прощаться с моей квартирой, котом и отцом. Я взяла кота на руки и крепко прижала к себе. «А что, если я больше никогда его не увижу?» - промелькнуло у меня в голове. Максу было уже девять лет, и было вполне вероятно, что он может и не дождаться моего возвращения, если оно вообще когда-нибудь произойдет.
  Я попрощалась с отцом и вышла из квартиры. Ну вот, пора. Я вышла из подъезда и в последний раз посмотрела на свой двор. Здесь прошло все мое детство. Здесь мать катала меня в коляске, здесь я играла в прятки, в казаки-разбойники и догонялки. Здесь, на лавочке, я сидела допоздна со своими ухажерами, бегала по утрам… «Все, хватит об этом», - подумала я. – «Теперь все будет по-другому». Вдруг я почувствовала, что слезы непроизвольно катятся по моему лицу. Я быстро вытерла их рукавом кофты и поспешила к машине, где меня уже ждали Денис и американец.
  …В Колледж мы приехали довольно поздно: сначала, по пути, мы заехали перекусить в Макдональдс, а потом попали в большую пробку. «В америке уж точно не будет никаких пробок, - подумала я. – Как меня это все достало!»
  Приехав в Колледж, я сразу же легла спать, потому что хотела встать пораньше. Несмотря на то, что рейс у меня был в 16.25, я хотела успеть попрощаться со всеми друзьями. Мои одноклассники уже начали учиться, поэтому, только проснувшись, я быстро позавтракала и побежала в Учебный корпус. Мистер Чини, заместитель мистера Бэйра, сказал мне, что я должна быть готова уже к часу дня: час потребуется для того, чтобы доехать до аэропорта, а еще два – на регистрацию. Выяснилось, что со мной полетит группа Русских детей. Услышав это, я ни капельки не обрадовалась: мне не претила перспектива утирания носов и выслушивания капризов. Меня обрадовало только то, что вместе с нами поедет их учительница, которой было поручено за ними приглядывать. Дети были в возрасте от 8 до 14 лет. Они ехали в Индианаполис, чтобы продолжить там обучение. У Института там было что-то типа школы-интерната для русских детей-сирот. Сиротами их было назвать крайне тяжело, так как почти у каждого их них обязательно была мать, а у некоторых и оба родителя. «Ну ладно, - подумала я. – Все равно с кем лететь, лишь бы только наконец уехать отсюда».      
  В час дня все уже подошли к воротам Колледжа, чтобы проводить меня. Некоторые девушки даже плакали. Мне тоже было не по себе, но я особо не расстраивалась, думая о том, как хорошо мне будет в америке. Подумать только, всего лишь через двенадцать часов я буду уже там!
  Я села в машину и стала вертеть головой по сторонам, пытаясь запомнить что-нибудь напоследок. Ничего особо примечательного я не увидела, кроме пыльных дорог, грязных машин и многочисленных магазинов. Мы приехали в аэропорт аккурат за два часа до вылета. Посмотрев на очередь, стоящую по направлению к таможенному контролю, я пришла в ужас: огромная очередь, казалось, даже не сдвигалась с места! За те два часа, которые я там выстояла, я успела прочитать два толстых журнала, разгадать все кроссворды и рассказать все анекдоты, которые я знала. Наконец я подошла к паспортному контролю. Я протянула загранпаспорт и билет симпатичному молодому человеку за окошком. Глядя, как он сверяет мои фотографии, я не могла не улыбнуться. Стоявшая позади меня учительница, которая сопровождала группу детей, рявкнула на меня:
Веди себя нормально!
  Но я пропустила ее слова мимо  ушей. Симпатичный молодой человек отдал мне мои документы и пожелал приятного полета. «Да уж, спасибо», - подумала я. Я никогда прежде не летала и поэтому жутко боялась своего предстоящего путешествия. Мои добрые друзья поведали мне страшные истории о том, как человеку становится плохо, когда самолет попадает в воздушные ямы и как у него закладывает уши при взлете и посадке так, что самолеты теперь ассоциировались у меня исключительно с пакетиками и жевательной резинкой.
  Но что же это? Уже 16.20, самолет уже должен был взлететь через пять минут, а еще не все пассажиры прошли регистрацию. Подождав последних ребят из группы, мы ринулись искать номер воздушных ворот и выход к самолету. На пути нас ждала еще одна преграда: металлоискатель. Всем известно, что дети обожают хранить в своих карманах всякие монетки, пряжки и прочую чепуху, а в этом случае я ничем не отличалась от них: мои карманы были забиты всякой дрянью. Судорожно я начала опустошать их и снова и снова проходить через металлоискатель. Но он неумолимо продолжал звенеть и я никак не могла понять, в чем дело. Потом я вспомнила о потайном кармане своего пиджака, в котором лежала пилочка для ногтей. Сотрудницы аэропорта попросили меня убрать ее в сумку, но мне не хотелось возиться с молнией, и поэтому я просто кинула пилку в маленький ящичек, в который люди обычно складывают мелочь перед досмотром и устремилась на самолет.
  Наконец все закончилось и я сидела в самолете. Достав каталог товаров, который лежал в чехле кресла, я стала изучать цены. С собой у меня было всего 30 долларов. Отец не дал мне ни копейки, а те 30 долларов были моими последними сбережениями. «Ничего, - подумала я. – Как-нибудь выкручусь». Я закрыла каталог и отбросила его в сторону и стала внимательно разглядывать обстановку внутри самолета. Все для меня было необычно и интересно. Уже 16.35, а мы еще не взлетели. «Что случилось?» - думала я, выглядывая из окошка. Мне повезло: мне досталось место возле окна и теперь я могла наблюдать за тем, что происходило на улице. По самолету прошел слух, что экипаж ожидает хоккеистов, которые сейчас проходят таможенный контроль. «М-м-м, хоккеисты…», - мечтательно подумала я. – «Отлично! Обожаю хоккеистов». Но через несколько минут меня постигло полное разочарование: вместо представляемых мною мускулистых, высоких и симпатичных парней в салон вошла группка мелких, слюнявых и противных детишек в спортивной форме. «Ребят, это вы – хоккеисты?», - спросила я, надеясь на отрицательный ответ. «Да, мы. А что?» - угрожающе вопросил самый длинный из них. «Да нет, ничего, просто поинтересовалась», - ответила я. «Да, неважно началось мое путешествие, - рассуждала я. – Сначала два с половиной часа в очереди, потом самолет, полный маленьких детишек…» Ну ничего, ровно через восемь с половиной часов я буду уже в америке, и там меня уж точно ничего не разочарует…»
  Загудели двигатели самолета, и стюардесса начала объяснять, как пользоваться спасательным жилетом и кнопками на кресле. Казалось, ее никто, кроме меня, не слушал. Я же с удовольствием наблюдала за тем, как она надевает жилет и показывает направление, в котором следует двигаться в случае крушении или задымлении самолета. «Ну это исключено», - подумала я, откинувшись на спинку кресла. «Несчастные случаи на таких самолетах случаются раз в год», - успокаивала себя я.
  Наконец мои уши резко заложило и я почувствовала, как мы оторвались от земли. «Вот это да, какое удивительное чувство».
  …В ходе полета я то и дело смотрела на часы, отсчитывая время до моего прилета в америку, читала книгу, делала памятную запись в своем дневнике, болтала с соседями. Чтобы нам не было совсем скучно, время от времени стюардесса проходила по салону с тележками с едой и напитками. Кормили в самолете неплохо, правда, еду перед подачей следовало бы подогреть.

  Из дневника Вероники (изначально писался на английском):
11 сентября, вторник. «Сейчас я лечу в самолете. Наконец-то я еду в америку! Я просто счастлива, несмотря на то, что я лечу с группой. Я буду в америке в 15.35 по московскому времени и в 18.25 по чикагскому. Наконец-то я увижу Билла Готарда. У меня есть для него подарок – роза, сделанная из стекла. Я повсюду искала ему уникальный подарок, но нашла его только в Нижнем Новгороде. Надеюсь, ему понравится.
 Мне было очень тяжело попрощаться со всеми, даже с моими одноклассниками. Я поняла, что они тоже занимают частичку моей души и что я тоже по-своему люблю их. И я также поняла, что я и Наташа все-таки лучшие подруги, несмотря ни на что (о ней речь пойдет дальше).
  Сейчас пока что вроде бы все идет неплохо. Единственное, что просто вывело меня из себя – это то, что нам пришлось отстоять два часа в очереди на паспортный контроль. Ну ладно, зато теперь все позади».
  Я продолжала поглядывать на часы и нервно ерзать на кресле. Осталось еще четыре часа. Почти столько же. Стюардесса начала разносить обеды. Я поела и решила немного послушать радио. Телевизор в салоне не работал. Это еще более усугубляло обстановку, потому что время тянулось очень медленно.
  …За два часа до ожидаемого прилета в Чикаго, англоязычная стюардесса объявила пассажирам, что самолет должен совершить вынужденную посадку в Канаде, потому что чикагские воздушные ворота закрыты. «Замечательно! – подумала я. – Доберусь ли я хоть когда-нибудь до америки??» Первой моей мыслью было то, что разразилась третья мировая война. Пассажиры, с которыми я поделилась своими догадками, возмущенно зашипели на меня и начали обзываться:
Да ты, че, совсем что ли? Какая на фиг война?
  «Да, действительно, какая может быть война, - стала успокаивать себя я. – Наверное, сейчас просто нелетная погода. Ну, туман там какой-нибудь или еще что-нибудь в этом роде…»
  К тому же мне очень хотелось побывать в Канаде. Пусть даже два часа в аэропорту, но все-таки.

 Часть четвертая. Неожиданный поворот
                событий

  …Мы приземлились в Монреале, аэропорту Dorval (Дорваль). Я с интересом оглядывалась по сторонам в поисках табло информации или кого-нибудь, кто смог бы прояснить мне ситуацию. Наконец я натолкнулась на полицейского, который был похож на шерифа в американских вестернах. Он был раза в три крупнее меня и представлял собой весьма грозный вид. Я подошла к нему, скрестив пальцы на то, чтобы он говорил бы по-английски:
Здравствуйте, сэр! – импозантно начала я. – Скажите пожалуйста, что случилось? Наш самолет летел в Чикаго, но почему-то мы приземлились в Канаде…
Знаете, мисс, - отреагировал полицейский. – В америке произошел теракт… Самолет…взорвался…
  Сначала я приняла его слова за шутку. Но потом, внимательнее присмотревшись к его лицу, я поняла, что это чистая правда.
Какой самолет? Где? – сотни вопросов вертелись у меня в голове.
  В двух словах полицейский рассказал мне о взрыве самолета. Он сам точно не знал, что конкретно произошло, и поэтому порекомендовал мне посмотреть телевизор, который стоял прямо в аэропорту.
  Подойдя ближе к экрану, у меня закружилась голова: единственное, что я увидела, это – обломки самолета и пропитанную кровью землю. «Какой кошмар!» - подумала я. Я толком не была уверена, где это произошло, но твердо знала, что в этом самолете спокойно могла бы быть и я.
  …Через несколько минут мне стало немного лучше и неожиданно я спохватилась, где мои вещи. С трудом я разыскала свою группу и увидела, что они уже забрали свои. Я побежала к выдаче багажа и увидела свой чемодан и коробку. Они резко отличались от остальных: чемодану было, наверное, не менее 15 лет и от него просто веяло стариной и плесенью, а коробка была щедро переклеена темно-коричневой изолентой. Удивившись, откуда на ней оказалось столько ленты, я вспомнила, как прямо перед посадкой в машину попросила моего друга в Колледже помочь мне запечатать коробку, а сама отошла куда-то. Судя по всему, он от души позаботился о том, чтобы мой багаж не раскрылся бы по пути. С трудом я выволокла багаж на пол и попыталась было толкать его дальше, как неожиданно поняла, что совсем обессилила. На свое счастье я увидела мальчика из своей группы, и попросила его помочь мне дотащить вещи. Он любезно согласился и погрузил их на тележку, стоявшую рядом. «И чего я сама до этого не додумалась?» - зло подумала я.
  …Прошел добрый час, пока мы стояли в очереди на таможенный досмотр и регистрацию. Все наши вещи вскрыли и обыскали. Интересно, что вообще они там хотели найти? Взрывчатку? Оружие? А как же таможенный контроль в аэропорту страны? Видимо, решили ни на кого не надеяться. Вдруг, все еще стоя в очереди, я услышала новое шокирующее известие: новый теракт. «Не может быть! - подумала я. – Ведь только что уже был один! Может быть, это какая-то ошибка? Я прошлась, пытаясь получить более подробную информацию. Выяснилось, что самолет, которым управлял камикадзе, врезался в Башни – близнецы в Нью-Йорке. «Господи, что же это за день такой сегодня?» - пронеслось у меня в голове. Я не могла поверить, что все это происходит на самом деле, мне казалось, что это был один долгий кошмарный сон. Когда я подошла к столу, где оформляли регистрацию, женщина протянула мне какую-то бумагу и попросила расписаться. Я пыталась вчитаться в текст, но строчки расползались перед глазами и представляли собой огромное грязное пятно. Я с трудом взяла ручку, и только было собралась расписаться, как неожиданно все закружилось перед глазами и я почувствовала резкий приступ тошноты, подкативший прямо к горлу. Я покачнулась, и женщина выскочила из-за стола и подхватила меня. «Что с вами случилось? Вам плохо?» - спрашивала она. Видимо, я здорово ее тогда напугала. Сначала мое лицо позеленело, а потом побледнело и мне начало казаться, что я вот-вот упаду в обморок. «Мне кажется, мне нехорошо, - пробормотала я, хотя это и так было очевидно. – Пожалуйста, позовите врача». «Сейчас, сейчас, - засуетилась женщина. – Присядьте пожалуйста». Она кое-как усадила меня на кресло и помчалась за врачом. Сначала пришли двое. По-английски они говорили вполне сносно, но, измерив мне давление и пульс, они начали взволнованно переговариваться на французском, которого я на тот момент не знала. Это привело меня в ужас. «Что со мной?» - проговорила я. Врачи извинились и куда-то ушли. Через пару минут они появились снова, но вместе с ними надо мной склонилось еще двое врачей. «Неужели все так серьезно?» – пронеслось у меня в голове. Они достали аптечку и непонятно откуда появившийся стакан воды, высыпали две таблетки и протянули мне. «Возьмите, вам станет лучше». Я проглотила таблетки и поблагодарила их. Я думала, что они дадут мне еще какой-нибудь гадости, но, оказывается, у канадских врачей практикуется совершенно другой метод лечения: смехотерапия. Они начали разговаривать со мной совершенно на посторонние темы, рассказывать какие-то анекдоты и смешить меня. Вскоре мне стало немного лучше и я попробовала подняться с кресла. Они поддержали меня за руки и сказали, что хотят сфотографироваться со мной на память. «Сфотографироваться? – удивленно подумала я. – Первый раз врачи, которые меня лечили, хотят сфотографироваться со мной». Они отвели меня в комнату, после чего мы запечатлелись на фото. Оно получилось совсем крошечное, но тем не менее я до сих пор ношу его с собой как память о бескорыстной доброте людей, которые встретились на моем жизненном пути. Я ужасно сожалею, что вследствие плохого самочувствия я не взяла ни у одного из них адреса. Но я твердо верю, что случайных встреч не бывает, и что, возможно, я когда-нибудь снова увижу их.
  Мы тепло попрощались, обнялись и даже поцеловались на прощание и я было собиралась уйти, как вспомнила, что совершенно не имею ни малейшего представления, куда мне идти и что теперь со мной будет. Я крепко сжала сумку с документами, прекрасно понимая, что может случиться, если я потеряю хоть один из них. Я попросила одного из врачей помочь мне выяснить свою дальнейшую судьбу. Он отошел к регистрационному столику и начал долго говорить по-французски, временами кивая в мою сторону. Потом он подошел ко мне и сказал, что теперь мне больше не о чем волноваться и что теперь меня отвезут в отель. Я было заикнулась о вещах, которые теперь были неизвестно где, но доктор сказал, что их со временем доставят в отель и что теперь я должна успокоиться, обо всем забыть и по приезду в отель сразу же принять горячую ванну и отправиться в постель. Мы вышли на улицу, и я увидела большой автобус. Врач велел мне садиться в него и пожелал мне удачи. «Да уж, она мне точно не повредит», - подумала я.
  В автобусе я увидела незнакомых людей и некоторых ребят и учительницу из моей группы. Признаюсь, что в том момент я в какой-то степени была даже рада их видеть. Они подлетели ко мне и стали расспрашивать, что со мной случилось и где я была. Я не успела и рта раскрыть, как учительница прикрикнула на них и велела занять места. Автобус тронулся и я прильнула к окну, любуясь ночным Монреалем. Вид из окна действительно был очень красивым и ярким. Мимо меня мелькали разноцветные огни, красочные вывески и миниатюрные домики. Минут через пятнадцать мы подъехали к отелю. Несмотря на отвратительное самочувствие и дикую усталость, я резво выскочила из автобуса и … обомлела, увидев название отеля, в котором мне предстояло разместиться. Да ведь это же «Hilton»! Пятизвездочный отель, о котором я столько слышала! Я быстро огляделась в поисках какой-нибудь затхлой гостиницы, не веря своим глазам. Нет, поблизости ничего не было. Я зашла внутрь и увидела несколько огромных тележек с багажом. Присмотревшись, я увидела свои жуткие вещи, которые теперь мало чем отличались от остальных – другие коробки на тележках были вспороты и помяты. Увидев метрдотеля, я подумала, что теперь стоит позаботиться о своем покое. Я подошла к нему и, улыбнувшись, попросила его избавить меня от соседства с группой, с которой я прилетела и выдать мне отдельный номер. Он сказал, что посмотрит, чем он сможет мне помочь и остались ли еще свободные одноместные номера. На мое великое счастье, через несколько минут метрдотель протянул мне карточку и сказал, что нашел для меня номер. Я от души поблагодарила мужчину и … тут я увидела Его. Он стоял, прислонившись к стене, глядя на меня. Я никогда не встречала такого красивого парня. У него были большие, ярко-голубые глаза, осветленные волосы и мускулы, которые виднелись сквозь рубашку. По спине у меня побежала дрожь. Заметив, что я смотрю на него, он улыбнулся. Зубы у него тоже были очень красивые – ровные и белые. Я улыбнулась в ответ. Он подошел ко мне и завел разговор на общую тему – как у меня дела, откуда я приехала и как меня зовут. В ответ я задала встречные вопросы. Выяснилось, что его зовут Шон (Shawn) и что он работает в этом отеле портье. И тут я подумала, что стоит взять быка за рога – я попросила его помочь мне перенести мой багаж в номер. У меня совершенно вылетело из головы, на что был похож мой багаж, но, то ли от чрезмерной вежливости, то ли ему действительно было наплевать, Шон поставил багаж на тележку и довез его до номера. Там, не зная, что придумать, я пошла на хитрую уловку и сказала ему, что сегодня я вряд ли смогу уснуть и что мне сейчас очень одиноко и попросила Шона зайти навестить меня как-нибудь. Он с радостью принял мое предложение и пообещал зайти, как только у него появится свободная минутка.
  Я достала косметичку из сумки и отправилась в ванную. Напустив туда горячей воды с пеной, я, следуя совету доктора, залезла туда и полностью отключилась минут на пятнадцать. Позже я поняла, что делать этого не стоило, потому что теперь меня неумолимо клонило в сон. «А как же Шон?» – подумала я и заставила себя взбодриться. Я переоделась в чистую одежду и немного привела себя в порядок. Выглядела я действительно ужасно: синяки под глазами и ужасный цвет кожи. Я постаралась замазать все это тональным кремом, чтобы быть хоть немного похожей на человека. Я включила телевизор и увидела на экране выпуск новостей. Там говорилось о новом происшествии: другой самолет врезался в те же Башни-Близнецы. «Хватит!» - подумала я и выключила телевизор. Затем я одела туфли и вышла из номера, чтобы узнать что-нибудь насчет ужина. Есть мне совершенно не хотелось, но я должна была хоть немного отвлечься.
  …Поужинав, я вернулась к себе и включила телевизор. Мое сердце разрывалось до боли, когда я видела все, что происходило на экране. Это было похоже на крутой, хорошо отснятый голливудский боевик или фильм ужасов. Я все еще не могла поверить, что все это происходило на самом деле. Я, прежде не считавшая себя сентиментальной и легко ранимой барышней, содрогалась от рыданий, глядя на сплошное пурпурное месиво, трупы и окровавленные лица людей. Останки Башен-Близнецов, крики, и вокруг море крови. Кровь. Самолет. Камикадзе. Тут я вспомнила, что было бы неплохо позвонить в Россию и сказать, что со мной все в порядке. Я зашла в небольшой магазинчик, который был расположен прямо в отеле и купила телефонную карточку за десять долларов. На сдачу мне дали золотой канадский доллар и несколько центов. У меня осталось двадцать долларов. «Интересно, сколько я на них протяну?» - промелькнула у меня в голове мысль. Теперь этот канадский доллар считается у меня счастливым, нечто вроде талисмана. Я беру его с собой на трудные мероприятия, и иногда он мне помогает.
  Cначала я позвонила Наташке – своей лучшей подруге. Услыша ее заспанный голос, я только тут вспомнила, который час сейчас в России. Где-то часа три-четыре утра. Наташа сказала, что очень переживала за меня и даже плакала. Я рассказала ей последние новости, включая Шона. Она сказала, что ожидала услышать от меня что-то в этом духе. Затем я позвонила отцу, и сказала, что со мной все нормально.
  … Где-то около часу ночи в дверь номера постучали. Я открыла, и увидела на пороге Шона. Он сказал, что у него сейчас перерыв. Мы долго разговаривали и пришли к выводу, что у нас много общего. 
  За те три дня, которые я провела в Канаде, мы успели хорошо подружиться. Когда подошло время уезжать, мне было очень грустно расставаться с Шоном. Он оставил мне свой адрес и телефон, и я обещала написать или позвонить ему, как только устроюсь в америке.
  Несмотря на плохое самочувствие, которое не покидало меня, мне понравилось в Канаде. В отеле было все, что нужно для шикарного времяпрепровождения: трехразовое питание, тренажерный зал, сауна, бассейн, роскошный номер. Номер представлял собой уютную комнату с огромной кроватью, на которой могло бы поместиться четыре человека, телевизор с пятнадцатью каналами на любой вкус, видеоиграми, большим письменным столом и баром. Бар был закрыт на ключ, и для того, чтобы воспользоваться им, нужно было заплатить за напитки и получить ключ у метрдотеля. Ванная комната сверкала чистотой и ухоженностью. На полочке стояли шампунь, кондиционер, мыло, пена, и гель для кожи. На вешалке висели полотенца разной длины, видимо, предназначенные для каждой части тела. Каждый день приходили горничные и проводили тщательную уборку. Они буквально вылизывали каждую клеточку номера.
  Целыми днями я только и делала, что смотрела последние новости, болтала с Шоном и знакомилась с новыми людьми. Канадцы мне были по душе: они во многом походили на русских: такие же открытые, отзывчивые и веселые. С ними было легко и приятно общаться и слушать их забавный акцент – в Монреале официальным языком считается французский, но многие знают и английский, особенно те, кто работает в сфере обслуживания.
  Нам не разрешалось покидать отель на долгое время, так как в любую минуту могла поступить информация об открытии воздушных ворот америки. Иногда я выходила на полчаса для того, чтобы погулять рядом с отелем. Вокруг было очень красиво и ухоженно: газоны сверкали зеленью травы, клумбы пестрели яркими цветами, а солнце светило так ярко, что вода в бассейне напоминала морскую.
  Но мне пришлось недолго этим наслаждаться: утром, четырнадцатого сентября, на завтраке я услышала, что воздушные ворота открыты и первые самолеты уже приземлились в америке. Я очень расстроилась: мне совсем не хотелось уезжать ни из отеля, ни из Канады вообще. Я уже успела подружиться со многими людьми, привыкнуть к размеренному ничегонеделанию, и мне абсолютно не нравилась мысль о расставании с Шоном. Каждый день, когда он уходил домой, мы прощались, думая, что больше уже не увидимся. Но теперь, судя по всему, мне действительно придется уезжать. К моему великому сожалению, Шон уже давно ушел домой. Мне так хотелось еще раз увидеть его, и, в глубине души, я мечтала о том, чтобы, как в сказке, Шон появился бы здесь снова. Я смотрела по сторонам в надежде, что мое желание сбудется. Но вот уже подошло время обеда, а я продолжала думать о Шоне. После обеда я зашла в номер, чтобы уложить свои вещи обратно в чемодан. Пришла одна девчонка из группы и поторопила меня:
Вероника, давай быстрее, мы уже уезжаем!
  Я вздохнула, взяла чемодан и угрюмо поплелась вниз. Там я попросила портье, напарника Шона, помочь мне принести оставшуюся в номере коробку. Он не заставил себя долго ждать и через пять минут уже засовывал коробку и чемодан в багажное отделение автобуса. Я поблагодарила его и попрощалась с ним. Зайдя в автобус, я увидела, что вся группа уже сидела на местах. Все девочки были в длинных юбках. Одна я была в брюках. Увидев презрение и зависть в их глазах, я справедливо рассудила: «Подумаешь! А кто им мешал одеть брюки?» Я подумала, что переоденусь в самолете. Запрыгнув на самое заднее сиденье автобуса, я огляделась по сторонам. «Прощай, Канада! – грустно подумала я. – Надеюсь, что скоро я увижу тебя снова». Еще в отеле я поделилась с моим новым знакомым парнем, что сожалею о том, что поблизости нет никакого фонтана или водоема. «А зачем тебе?» - спросил он. Я поведала ему о примете, которая существует у нас в России – если хочешь куда-нибудь вернуться, кинь в воду монетку. Парень просветил меня, сказав, что эта примета известна не только в России, а и за рубежом. На секунду он замолчал, ухмыльнулся, и заговорщицки спросил: «В воду, говоришь?» Увидев мой кивок, парень продолжил: «Как-то раз я ездил в Австрию. Мне там очень понравилось, но я забыл кинуть монетку в фонтан напоследок. Я компенсировал это тем, что спустил парочку в унитаз. Этим летом я снова поеду в Австрию». Я воскликнула: «Эврика!» и тем же вечером поспешила последовать его совету. Я спустила целую горсть монет в унитаз у себя в номере, от души надеясь, что меня не привлекут к уголовной ответственности за порчу казенного имущества.
  Я улыбнулась, вспомнив эту забавную ситуацию, и стала наслаждаться видом из окна. В принципе, он ничем не отличался от обычного, но мне настолько понравилось в Канаде, что все казалось великолепным и удивительным.
  …Приехав в аэропорт, мы встали в огромную очередь, которая, казалось, совсем не двигалась с места. Прошел слух, что каждый (!) багаж вскрывают и досматривают. «Какой кошмар! – подумала я. – Кто-то будет в буквальном смысле копаться в моем нижнем белье». Также я услышала, что из багажа вынимают «колюще-режущие предметы», такие, как ножницы и карманные ножи.
  Тем временем, ребята из моей группы, у которых я пользовалась авторитетом, обступили меня, и что-то начали мне рассказывать. Первое время я слушала их и даже пыталась комментировать их истории, но потом бесцельное стояние в очереди начало меня раздражать. В России, если я куда-то ехала, я обязательно брала с собой что-нибудь почитать. Сейчас же у меня не было даже газеты, и не было денег, чтобы ее купить. Прошел уже час, но очередь едва сдвинулась с места. Меня все начало порядком раздражать и к тому же у меня разболелся живот. Еще через час стояния, за который я устала и разозлилась до такой степени, что внутри у меня все кипело от злости, и мне хотелось то плакать, то смеяться. Я нацепила темные очки от солнца, время от времени ловя на себе недоуменные взгляды прохожих. Некоторое время спустя мы услышали замечательную новость: мы бесплатно могли получить паек, состоящий из бутербродов, печенья, сырных палочек и газировки. Я не преминула заметить, как волшебно подействовало на русских слово «бесплатно». Они кинулись к девушке, которая провозила на тележке еду, и стали загребать бутерброды, как будто перед началом военной блокады. Мне стало очень стыдно за них. На нас стали оглядываться другие люди, и, судя по выражению их лиц, они подумали о нашей группе то же самое, что и я. Получив свой паек, я отошла в сторону и было приступила к поглощению пищи, как… увидела своего старого знакомого доктора, который куда-то быстро направлялся. «Эй, мистер! – окликнула его я, совершенно забыв его имя. Он заметил меня и его лицо просветлело. Он подошел ко мне и воскликнул: «О, Вероника! Как у тебя дела? Ты уже уезжаешь?» Я быстро-быстро затараторила, пытаясь поведать ему о том, что произошло со мной за последние три дня. Подойдя к рассказу о Шоне, я покосилась на людей и ребят из своей группы, которые тоже были заинтересованы в моих похождениях, взяла доктора за руку и отвела в сторону. Там я продолжила свое повествование, чем немало повеселила доктора. Поговорив еще немного, он извинился и сказал, что его ждет начальство. Мы попрощались и обнялись напоследок. И опять-таки я не взяла его адрес, за что до сих пор себя жестоко ругаю. «Ну как же можно быть такой идиоткой? Почему я не подумала о том, чтобы взять его адрес?» - несколькими минутами позже вопрошала я. Ребята из моей группы подошли ко мне и спросили, кто это был. «Да так, мой знакомый» - беспечно ответила я, в душе смеясь над вытянувшимися лицами ребят. Еще бы, ведь они видели меня то с Шоном, то с моими новыми знакомыми, а тут теперь еще и доктор нарисовался!
  Я заметно повеселела и решила немного перекусить. Через тридцать минут стояния мы наконец-то приблизились к таможенному контролю. Мы передали им свой багаж и еще через тридцать минут получили известие о том, что багаж отправили в самолет. Они оформили документы и выдали билеты на посадку. «Наконец-то!» - было возрадовалась я, как тут же вновь закипела от злости, взглянув на время отправления самолета. «23.30?!! Но этого не может быть, ведь сейчас только 22.00!» Это означало, что придется провести еще полтора часа в аэропорту. Тем временем, мы направились в зал ожидания. Все сиденья были уже заняты, и нам пришлось усесться прямо на полу. Я решила пойти переодеться в ненавистную мне юбку, которую предусмотрительно положила в сумку.
  …Через час, цифры и буквы на табло забегали, и выяснилось, что самолет задерживается еще на час (!). Тут я почувствовала себя совершенно отвратительно, и просто отключилась, перестав думать и понимать разговоры вокруг.
  …Когда подошло время посадки, мы отправились на таможенный досмотр. Я почувствовала себя матерым уголовником из голливудского боевика, когда коренастый усатый полицейский обыскал меня с головы до ног. К счастью, у меня не было с собой ничего подозрительного. Но вот ребятам повезло гораздо меньше: у них конфисковали игрушечные пистолеты, игрушки и…фотоаппараты–мыльницы. Видимо, канадский правоохранительные органы всерьез полагали, что ребенок десяти лет может быть иностранным разведчиком или шпионом, монтируя скрытую камеру в дуло игрушечного пистолета и фотографируя из мыльниц секретные объекты.
  Наконец мы поднялись на трап самолета и зашли в салон. Я отыскала свое место и сразу же плюхнулась на кресло. Через несколько минут после взлета я уже мирно посапывала и видела во сне, как я покоряю америку.

  Часть пятая.       Поющие в терновнике

  Примерно через два часа я, не выспавшаяся, но счастливая, стояла в очереди на очередной паспортно - таможенный контроль. И, хоть это растянулось на добрых сорок минут, я было довольна и радостна – наконец-то я в америке! Я не могла поверить, что наконец-то добралась до страны своих грез! Но мужчина на контроле неожиданно прервал мои сладкие мысли тем, что обругал меня за то, что родительские разрешения не были переведены на английский язык. «Вот только этого мне как раз и не хватало» - подумала я и попыталась использовать свое обаяние. «Ой, простите, - проворковала я. – Я лечу в америку первый раз, и я не предполагала, что разрешения могут понадобиться при проходе таможни в америке». Но мне было тогда невдомек, что после перенесенного мною стресса из-за терактов, шестичасового стояния в очереди канадского аэропорта, и двухчасового перелета я представляла собой поистине жалкое зрелище: синяки под глазами, размазанная тушь и спутанные волосы. К тому же на мне была одета отвратительная длинная юбка. Таможенник буркнул:
Ваше счастье, что я немного знаю русский, а не то вам пришлось бы возвращаться назад в вашу Россию. Проходите быстрее! Следующий!
  Я была слишком усталой, чтобы злиться на таможенника. Я собрала документы, получила багаж, погрузила его на тележку и… увидела своих знакомых американцев, которые уже с нетерпением ждали меня. Я кинулась к ним, полная радости и счастья от встречи (еще бы, ведь я не видела их целых девять месяцев!), и попыталась было обнять одного из них, как почувствовала, что он резко отталкивает меня. Я, по-детски, широко раскрытыми глазами, вопросительно посмотрела на него. Американец холодно изрек: «Мы тоже очень рады видеть тебя, Никки. Проходи, пожалуйста, к машине». Но я не спешила уходить. В тот момент я была похожа на маленькую собачку, которую хозяин бросил на произвол судьбы. Я удивленно озиралась по сторонам и думала, что же произошло. «Может быть, я что-то неправильно сделала?» - думала я. Потом я пришла к выводу, что даже если бы у меня было огромное желание поступить плохо, за такой короткий срок, я не смогла бы ничего сделать. Внезапно кто-то схватил меня за рукав. Я обернулась и увидела русскую девушку Юлю, с которой я познакомилась, еще учась в Колледже. Она и еще несколько русских приехали за ребятами из моей группы, чтобы забрать их в Индиану. Юля прилетела в америку на пять месяцев раньше меня. Увидя ее, я обрадовалась, и стала расспрашивать, как у нее дела, и нравится ли ей в америке. Но она лишь краем глаза посмотрела на меня и произнесла: «Все хорошо. Извини, мне надо идти». Минутку, постойте, откуда такая чопорность и вежливость? Я прекрасно помню, как мы бесились у нее в комнате и как прятались от американцев после девяти часов! Что с ней произошло? Почувствовав на себе ледяной взгляд американца, я поспешила быстро попрощаться с ребятами, с которыми мне было уже жаль расставаться, и решила ретироваться в машину от греха подальше. Водитель по имени Джон (John) помог мне засунуть мои чемодан и коробку в багажник. Я забралась на заднее сиденье и съежилась от холода. На мне была одета блузка и тонкая кофточка. Видимо, Гидрометцентр России опять ошибся. Я ожидала, что погода в Чикаго должна быть гораздо теплее.
  Через пятнадцать минут на переднее сиденье взобрался американец, который встречал меня. Джон завел машину и мы поехали. По пути я в двух словах рассказала американцу о том, что мне пришлось пережить за последние дни. Они не особо меня слушали, и я поспешила закончить свой рассказ. Я выглянула в окно и попыталась разглядеть пейзажи ночной америки.
Ну, как тебе америка? – спросил меня главный американец.
Просто замечательно!
  Дальнейший путь до дома мы продолжили в полной тишине. Еще в России я знала, что буду жить в доме. Но, по дороге, я ожидала увидеть красивый двухэтажный дом в центре Чикаго, а вместо этого оказалось, что жить я буду в маленьком одноэтажном домике в пригороде Чикаго.
  …Подъехав к дому, я вышла из машины и осмотрелась. Американец подошел к двери и постучал. Вскоре появилась взлохмаченная девушка в пижаме. Американец сказал ей, чтобы она показала мне мою комнату и помогла мне устроиться. Он пожелал нам спокойной ночи, Джон занес мои вещи в дом, а Хезер (Heather) (так звали девушку в пижаме), проводила меня в мою будущую комнату. Затем она оставила меня в полном распоряжении и отправилась досматривать сны. Я была слишком возбуждена, чтобы спать, и поэтому решила немного разобрать свои вещи. Через час я все-таки решила отправиться спать. На часах было уже пять часов утра.
  …Я проснулась около двенадцати дня и стала обследовать дом. В доме оказалось пять комнат, включая мою, гостиная, кухня и два душа. «Интересно, что же, мы все будем в одном душе мыться?» - подумала я. В доме также находились гараж и маленькая комнатка со стиральной машиной. Я умылась, оделась и сделала себе кофе. Затем я решила выйти на улицу на разведку. Рядом с нашим домом стояло еще несколько домов – два по бокам и три на противоположной стороне. Неподалеку располагалась дорога, по которой время от времени проезжали автомобили. Я решила сходить в гости к Биллу Готарду или к тому американцу, который встречал меня вчера в аэропорту. Я не знала, как их найти и поэтому решила поступить по-умному: еще когда я пила кофе на кухне, я заметила лист бумаги с телефонами, висящий на стене. Я вошла в дом, и нашла фамилию нужного мне американца. Я набрала номер и услышала голос секретаря. Я попросила позвать к телефону ее начальника и сказала, что это звонит Вероника, которая сегодня приехала из России.
  Американец взял трубку. Я сказала, что хотела бы прийти поговорить с ним, но не знаю, как это сделать. Он ответил, что секретарь, с которой я только что разговаривала, приедет за мной и заберет меня. Действительно, через пятнадцать минут в дверь постучали. На пороге стояла симпатичная девушка. Она сказала, что ее зовут Дженнифер (Jennifer). Я взяла сумку и вышла с Дженнифер на улицу. Мы сели в машину и… через две минуты были уже на месте. Я увидела перед собой четырехэтажное белое здание, построенное в строгом стиле. Мы вошли внутрь и поднялись на четвертый этаж. Внутри здания было довольно красиво: темно-коричневые шкафы и столы, стеклянные двери, красные ковры. Дженнифер проводила меня в кабинет американца. Он восседал в большом кожаном кресле и с кем-то разговаривал по телефону. Я присела на стул и подождала, пока он закончит. Затем мы обсудили мою дальнейшую деятельность и пребывание в Чикаго. Я задала ему несколько вопросов по поводу похода по магазинам, еды, звонков домой и тому подобное. Получив ответ, я спросила, как я могу увидеть мистера Готарда. Американец ответил, что мистера Готарда пока нет на месте, и что он должен подъехать к ужину. Я спросила, где будет ужин, на что американец ответил мне, что мои соседки по дому отведут меня туда. Мы попрощались, и я пошла осматривать здание. В нем было расположено множество офисов, в которых сидело по несколько человек. В основном двери были стеклянные. Здание было очень чистое и ухоженное. Люди, мимо которых я проходила, приветливо улыбались мне. «Да, это совсем не похоже на Россию, - подумала я. – Там на тебя смотрят, как удав на кролика и редко улыбаются. А эти люди, похоже, действительно рады меня видеть».
  Я вернулась домой и немного разобралась с вещами. Моя комната была очень маленькой и состояла всего лишь из кровати, платяного шкафа, стола и стула. На столе стоял телефон. «Хоть это хорошо, подумала я . – Меня никто не сможет подслушать, если что».
  Внезапно мне стало нехорошо. У меня опять заболел живот. «Наверное, это на почве стресса. – предположила я. – Так и до язвы недалеко». Я прилегла на кровать. Несколько минут спустя вошли две мои соседки. Я заставила себя встать и подойти познакомиться с ними. Одну из них звали Дебра (Deborah), сокращенно Деб, а другую – Лизл (Liesl). Они показались мне немного странными, но милыми девушками. На вид им было лет по двадцать. Мы разговаривали, когда вошла Хезэр. Мы решили, что пора идти на ужин. Мне совершенно не хотелось есть, но мне не терпелось увидеть Билла Готарда и познакомиться с американцами. Мы сели в машину Хезэр и через три минуты были уже на месте. Мы очутились в красивой столовой с белыми скатертями на столах и картинами на стенах. Перед входом в зал стояли столы с едой. Еда была довольна привлекательна на вид, но меня просто воротило от нее. Ради приличия я положила себе на блюдечко немного фруктового салата и присела на свободное место. Рядом со мной сидели девушки, которые поспешили узнать мое имя и откуда я приехала. «Вот это да, - подумала я. – Неужели все американцы такие замечательные?» Мы немного поговорили с ними о том о сем, как в дверях появился Билл Готард. Я очень обрадовалась, когда увидела его: я очень по нему соскучилась. Мистер Готард очень многое для меня сделал и постоянно беспокоился обо мне. Иногда он звонил мне в Колледж и писал письма по электронной почте. Он совершенно не изменился, оставаясь по-прежнему бодрым и жизнерадостным; несмотря на то, что ему было шестьдесят шесть лет, Билл Готард выглядел на сорок пять. Когда он увидел меня, он заулыбался еще шире, и подошел ко мне. Мы обменялись приветствиями, немного поговорили, и условились на том, что я зайду к нему в кабинет после ужина.
  …Через полчаса мы уже сидели в теплом кабинете мистера Готарда и обсуждали мою жизнь в России и приключения по дороге в америку. Я подарила ему свой подарок – хрупкую хрустальную розочку. Он был в восторге от моего подарка. Мы разговаривали еще долго, когда я взглянула на часы, и увидела, что уже очень поздно. Мистер Готард попросил какого-то парня подвезти меня до дома. Когда я вошла в дом, там еще никого не было. Я пошла на кухню попить, когда услышала, что дверь открылась и в дом вошла какая-то девушка. «Привет, - сказала я, выйдя к ней. -  меня зовут Вероника».
Рада с тобой познакомиться. Я – Алиша (Alicia).
  Она расспросила меня, как прошла моя поездка и нравится ли мне здесь. Я сказала, что я в полном восторге от всего, что увидела за сегодняшний день. Мы пошли на кухню и проболтали еще около часа, пока не подошли наши соседки.
  Оставшийся вечер я провела за распаковыванием вещей и обустройством своей маленькой комнатки. Я особо не переживала, что она скорее напоминала тюремную камеру, чем жилую комнату; я была рада, что мне не придется делить ее с кем-нибудь еще. Я очень щепетильна в вопросах личного пространства, и всегда переживаю, когда приходится селиться с соседями. Мне не нравится нарушать свой священный распорядок дня – утренняя зарядка по сорок-пятьдесят минут, чашечка бодрящего кофе, просмотр свежих новостей по телевизору, прослушивание громкой музыки. Вряд ли это кому-то понравится. Я еще раз оглядела свою комнату и улыбнулась. «Наконец-то мне начало везти», - подумала я.
  Следующий день я провела в путешествии из одного офиса в другой и знакомстве с новыми людьми, в осмотре территории и в беседе с Биллом Готардом. Я поинтересовалась у него, чем я буду заниматься на протяжении шести месяцев, которые мне предстояло провести в америке. Он спросил, хочу ли я работать на кухне. «На кухне? – про себя возмутилась я. – Я не затем перелетела океан, чтобы мне целыми днями стоять у горячей плиты!» Но в ответ я мягко и вежливо произнесла:
Ты знаешь, я хотела бы заниматься чем-нибудь другим, если это возможно. Чем-нибудь, что было бы полезно для меня.
Чем, например?
Ну, например, мне очень нравится работать в офисе с бумагами и компьютером.
Хорошо, мы подумаем, что можно сделать.
  После нескольких минут размышлений, Билл Готард сказал:
Да, я, кажется, знаю, где тебе бы понравилось. Как насчет Publications Orders?
  Я не знала, что и ответить, потому что на тот момент плохо представляла себе, что это значит. Билл Готард отвез меня в другое здание и отвел меня в офис.
Вот, смотри  - здесь занимаются приемом и обработкой заказов, которые поступают к нам. Книги, аудио- и видеокассеты, буклеты – люди присылают заявки, которые нужно оформить и отослать им нужный заказ. Тебе хотелось бы этим заниматься?
Да, конечно, - ответила я. – Я думаю, что мне здесь понравится.
  Оставшийся день я просидела в офисе, наблюдая за тем, как работники ловко отвечают на звонки, что-то печатают на компьютере и вскрывают многочисленные письма. К вечеру я уже сидела за персональным столом и обрабатывала заказы. Когда у меня что-то не получалось, я звала на помощь своих коллег и задавала им вопросы. Все они, казалось, с удовольствием приходили мне на встречу.
  Ближе к ночи мне я неожиданно почувствовала себя очень плохо. Меня бросало то в жар, то в холод, у меня было такое чувство, что мою голову сжимают раскаленными железными тисками и у меня были дикие боли в животе. Я не знала, что мне делать. По глупости, я не взяла из России никаких лекарств, кроме анальгина, валидола и леденцов от кашля. Я попросила своих соседок вызвать мне врача. Они огорошили меня своим ответом: «Ты знаешь, это стоит очень больших денег». Я удивилась: «Что? Визит врача?!» Потом я вспомнила, что еще в России я слышала, что услуги докторов действительно стоят целое состояние, если у человека нет страховки. Естественно, никакой страховки у меня и в помине не было: в России мне никто не сказал, что нужно оформлять страховку. Я вскричала:
Но что же мне делать?
  Но соседки только посоветовали мне прилечь на кровать. «Да, и еще закрыть глаза, вытянуть ноги и скрестить руки на груди», - злобно прокомментировала я. Через полчаса Хезэр, видимо почувствовавшая запоздалое раскаяние, постучала ко мне в комнату и предложила поехать за лекарствами. Через двадцать минут Хезэр уже стояла рядом с моей кроватью и показывала, какие лекарства она приобрела. Она купила мне какую-то микстуру и баночку таблеток. Я спросила, сколько я должна ей, но Хезэр ответила, что мне не нужно об этом волноваться. Я подумала, что это было очень великодушно с ее стороны, так как я не имела представления, чем бы я расплачивалась за лекарства, если бы она потребовала возместить покупку. Ведь у меня было всего двадцать долларов, и я не знала, когда я получу первую зарплату и получу ли я ее вообще. Поэтому я от чистого сердца поблагодарила Хезэр и выпила сначала микстуру, а потом таблетки, и выключила свет, решив попробовать уснуть – ведь завтра меня ждал первый рабочий день в америке.
  …Через пару дней я уже вовсю справлялась со своими прямыми обязанностями и с удовольствием ходила на работу. Я узнала, что зарплату мне будут платить раз в неделю. Вернее, те деньги, которые мне собирались платить, трудно было назвать зарплатой – скорее всего, это была обыкновенная подачка, рассчитанная на то, чтобы я не умерла с голоду – она составляла тридцать долларов в неделю. Немного позднее я добилась повышения до сорока долларов. Когда я ехала в америку, я знала, что мне предстоит отработать свою поездку. Она приблизительно стоила меньше тысячи долларов – билет в эконом - классе в оба конца и полугодичная виза. Так как я была несовершеннолетней студенткой, стоимость поездки была вполне доступной. Но тогда у меня не было даже таких денег, и поэтому мы договорились, что я отработаю ее, когда окажусь в америке. Если бы все происходило так, как я предполагала, то, по моим расчетам, за два – три месяца я спокойно расплатилась бы со всеми долгами. Но на самом деле все было по-другому и теперь я столкнулась с необходимостью жить на тридцать-сорок долларов в неделю. Даже в России зарплата в сто пятьдесят долларов считается смешной, так что уж здесь рассуждать о богатой и дорогой америке? В это же время я узнала, что и еду придется покупать самой – бесплатно нас кормили только ланчем в двенадцать часов. Он обычно состоял из салата, лазаньи или макарон, овощей и булочки. К концу недели, когда денег у меня уже ни на что не оставалось, я съедала очень плотный ланч, тем самым наедаясь на целый день вперед. Единственное, что меня порадовало в этой ситуации – это то, что мне разрешили раз неделю звонить в Россию и разговаривать по десять минут. Это действительно придавало мне хоть какую-то надежду.
  В мои первые выходные в америке меня повезли на первый в жизни американский «шоппинг», как сейчас, к сожалению, говорят у нас в России. Мы поехали впятером – две сестренки – двойняшки Келли (Kelly) и Мэгги (Maggy), тихая девушка Сара (Sarah), русская девушка Оля (которая должна была через три дня вернутся в Россию и которая поразила меня своей надменностью и гордостью), моя новая подруга Дан (Dawn), с которой я подружилась с первой минуты нашего знакомства и я. Мы сели в просторный и удобный мини-вэн (нечто вроде нашего УАЗика) и отправились в третий по величине супермаркет в Чикаго. Ехать пришлось довольно долго, примерно больше часа, если считать пробки, в которые мы попадали. Еще будучи в России, я слышала о том, что якобы в америке пробок никогда не бывает и что дороги там ровные, без единой вмятины и ухабинки. Но почему-то каждые пять минут я подпрыгивала на сиденье из-за того, что колесо в очередной раз попадало в ямку. Неожиданно мы остановились возле какой-то штуковины, отдаленно напоминавшей Российский железнодорожный переезд. Дан выгребла из сумочки мелочь и кинула ее в пластмассовое углубление, похожее на корзину. Я широко открыла глаза и спросила ее:
Что ты делаешь?!
  Дан объяснила мне, что в америке существует налог за пользование главными дорогами – американцам приходиться платить от 15 до 25 центов за проезд. Водитель кидает мелочь в корзинку, шлагбаум открывается и машине можно проехать. На особо оживленных дорогах установлены будки, из которых полицейские следят за порядком. В час пик возле таких будок наблюдается огромное столпотворение и машины движутся очень медленно, образуя километровые пробки.
  Мы подъехали к огромному супермаркету, с трудом припарковались и решили разделиться на группы – чтобы было удобнее и быстрее делать покупки. Я пошла вместе с Дан и Сарой. Русская Ольга отправилась в другую сторону с двойняшками. Взглянув на ценники, я раскрыла рот: в кармане у меня лежали несчастные двадцать долларов, и мне предстояло на них жить еще неизвестно сколько, а вещи в этом супермаркете были мне далеко не по карману. Но ради приличия мне пришлось купить пару носков. Зайдя в очередной отдел одежды, я с грустью перебирала вешалки с кофтами и юбками – как любая женщина, я терпеть не могу ходить по магазинам без денег и жутко расстраиваюсь, если не могу позволить себе купить какую-нибудь понравившуюся вещичку. Вот и в этот раз я с нетерпением поглядывала на часы, мечтая поскорее вернуться домой. Но, неожиданно, где-то неподалеку я услышала знакомую речь. Я не могла понять, на каком языке разговаривали, и откуда доносились эти звуки. Через пару секунд я осознала, что это был Русский язык и стала судорожно озираться в поисках своих соотечественников. Я увидела мужчину средних лет и мальчика лет двенадцати – видимо, отца и сына. Я была готова наброситься на них с криком счастья; я не могла поверить, что я вижу Русских!
Вы - Русские, правда?! – радостно воскликнула я.
  Но их реакция сильно отличалась от той, которой я ожидала: мальчик вообще отвернулся в сторону и сделал вид, что он глухонемой, а мужчина раздраженно процедил сквозь зубы:
А ты че, никогда не видела русских в Чикаго?
  Я опешила, но постаралась взять себя в руки:
Э-э-э, знаете ли, я здесь всего лишь несколько дней, только недавно приехала…
Ну и молодец, - мужик даже не дал мне закончить предложение. – Счастливо оставаться.
  На этом он взял мальчишку за руку и удалился, оставив меня стоять с раскрытым ртом. Ко мне подошла Дан:
А, вот ты где! Я тебя уже обыскалась!
  Заметив мое состояние, Дан забеспокоилась:
Эй, что с тобой? С тобой все в порядке?
Да, все хорошо, - наконец вышла из оцепенения я и в двух словах рассказала ей, что только что произошло.
  Дан была в России несколько лет назад и осталась о ней исключительно благоприятного впечатления. Каждый день мы вспоминали с ней московские достопримечательности и обсуждали положительные черты характеров Русских людей. От Русских Дан была вообще без ума – ее поражали наша доброта, непринужденность, дружелюбие и открытость. Она не переставала удивляться нашей непосредственности и душевности. Но сейчас Дан не могла поверить, что Русские так холодно обошлись со мной. Да я и сама поразилась.
  Из супермаркета мы уехали нескоро – ждали, пока Ольга купит себе полный гардероб. Она приобрела пальто, брюки, джинсы, несколько кофточек и юбок, ботинки, косметику и еще массу других безделушек. Я мысленно прикинула общую стоимость ее покупок и подумала, что даже если бы я ежемесячно откладывала всю свою скудную зарплату, то все равно не смогла бы позволить себе купить столько вещей. Но Ольга была дочерью замдиректора Колледжа, и видимо, не особенно пеклась о расходах.
  Когда, казалось бы, все покупки были сделаны и уже пора было бы возвращаться домой, мои новые американские знакомые решили, что им необходимо перекусить. Меня до сих пор мучили резкие боли в желудке, и я сказала, что не голодна. Дан подумала, что я не хотела тратить деньги и предложила купить мне обед. Но я объяснила ей, что по-прежнему себя неважно чувствую.
  Наконец, после плотного обеда, американцы решили, что теперь можно было бы разъехаться по домам. Из груди у меня вырвался вздох облегчения, и я с радостью уселась в машину. Как только я приехала домой, я приняла душ и сразу же легла в постель.
  На следующий день я попросила своих соседок отвезти меня в магазин за продуктами. Хотя они и сказали, что я могу есть их еду, пока не куплю свою, она мне не нравилась – продуктовые шкафчики и холодильник были заставлены пирожными, печеньем, арахисовым маслом и полуфабрикатами, при одном виде которых меня начинало тошнить. Деб отказалась, сказав, что ей нужно попереписыватся с матерью по интернету, а Хезэр обещала отвезти меня вечером.
  Около семи Хезэр сказала, чтобы я собиралась. Я взяла сумку, накинула кофту и села в машину. Через пятнадцать минут мы подъехали к супермаркету «Walmart» - самому популярному в америке, как позже объяснила мне Хезэр. Товары в нем были выставлены в аккуратные ряды и поражали своим ассортиментом – в «Walmart» можно было купить практически все – начиная от пакетика орешков и заканчивая надувной резиновой лодкой. Я купила себе немного еды, шампунь и зубную пасту, которых почему-то не догадалась взять из дома, и карточку на телефон за пять долларов. Я рассчитала, что такой карточки должно было хватить на трехминутный разговор с Россией. Я истратила все свои деньги: у меня осталось пятнадцать центов. До своего похода в магазин, я не имела понятия, что в америке, оказывается, существует особый налог с продаж, который существенно отличается от российского. У нас в России пятипроцентный налог уже включен в стоимость товара. Но в америке все наоборот: при покупке товара к нему приплюсовывается сумма, которая варьируется в зависимости от общей стоимости. Предположим, вам надо купить товар, стоимостью 20 долларов. На Родине, вы бы, естественно, взяли бы как раз точную сумму. Но по другую сторону океана этот поступок лишил бы вас заветной покупки – все товары в магазинах США облагаются налогом прямо при покупке! Причем этот налог появляется в результате невообразимых математических вычислений. Предугадать налог обычному человеку, не состоявшему в родстве с Пифагором или Ковалевской, не представляется возможным. Иногда люди попадают в абсолютно глупую ситуацию, когда, имея при себе только наличные деньги, они обнаруживают нехватку средств прямо перед кассой и им приходится что-то выкладывать из своей корзины. Я неоднократно становилась свидетелем того, как какая-нибудь девчушка слезно смотрела то на тушь для ресниц, то на новенькие часики, не зная, с чем было бы менее болезненно расстаться, или как какой-нибудь старичок испуганно моргал, думая, что бы выложить из своей корзинки – пачку овсянки или корм для своей любимой собачки. Несомненно, если человек является счастливым обладателем кредитной карты, дела обстоят гораздо лучше. Проблема заключается в том, что далеко не каждый человек, по абсолютно разным пРоудзнам, имеет свой собственный банковский счет.
  Вечером я удобно устроилась на диване и набрала свой домашний номер. Свое право бесплатного еженедельного звонка я уже использовала пару дней назад, позвонив Наташке в Москву. Теперь я собиралась позвонить домой, узнать, как там дела у моего кота Макса и отца. Примерно на пятнадцатый гудок, когда я уже вот-вот собиралась повесить трубку, в ней раздался щелчок и я услышала голос отца. Тут я вспомнила, что он подходил к телефону только в крайних случаях. «Нечего мне разговаривать с твоими харями», - аргументировал свое поведение он, называя так моих друзей и коллег. Ему никто никогда не звонил, так как у него не было ни товарищей, ни знакомых. Вот и сейчас, он, видимо, забыл, что я была в отъезде и сначала решил не поднимать трубку. В двух словах я рассказала ему последние новости и спросила, все ли было в порядке в дома и в стране. Он ответил, что все хорошо. Неожиданно связь прервалась и я поняла, что три минуты уже истекли.
  …Через несколько дней Билл Готард попросил меня зайти к нему в кабинет. Там он предложил мне поехать с ним в Мичиган на конференцию. Я с удовольствием согласилась: во-первых, я ужасно хотела побывать в новом штате, а во-вторых, мне было интересно, что это за конференция. Я спросила, когда мы едем. Выяснилось, что мы едем уже в это воскресенье.
На чем мы поедем? – спросила я.
На машине, - ответил мистер Готард. – С нами поедет еще человек двадцать.
А на сколько мы туда едем?
Ну, где-то на неделю… Тебе там понравится: там очень красиво. Место, где будет проходить конференция, находится в лесу. Так что можешь собирать вещи.
Вещи? – я вспомнила о своем стареньком чемодане, пострадавшем во время перелета. – Э-э-э…Вообще-то у меня маленькая проблема: мне некуда складывать вещи. Мой чемодан никуда не годится.
  Билл Готард обещал найти что-нибудь для меня. На следующий день он принес мне совершенно новый чемодан на колесиках и с удобной ручкой. Я очень обрадовалась и от всего сердца поблагодарила его. «Да, он действительно потрясающий человек, - подумала я. – Этот чемодан стоит не меньше сотни баксов!»
  Следующим вечером, в пятницу, я получила свою первую «зарплату» - тридцать долларов. Я была рада даже этому – как говорится, на безрыбье и рак - рыба. У меня уже заканчивались продукты и мне нужен был стиральный порошок. Я попросила своих новых знакомых и соседок по дому отвезти меня в магазин, но все почему-то отказались. Одни аргументировали это тем, что у них нет времени, другие – что им нужно написать письмо домой, третьи – что они должны были идти в ресторан, а четвертые – что они просто устали и не хотели никуда ехать. Я не понимала, почему это происходило – я уже со многими успела познакомиться, и, как мне казалось, я общалась с ними довольно-таки неплохо. Таким образом, мне пришлось вернуться домой несолоно хлебавши. Я не стала готовить себе ужин, и просто закрылась в своей комнате. На меня нахлынули печальные мысли. «Да разве в России кому-нибудь в голову пришло бы отказать человеку, которому нужно было в магазин? Там должна существовать особая пРоудзна, по которой мне могли бы отказать,  -  грустила я. – Ведь я не прошу ничего сверхъестественного – магазин находится в десяти минутах езды…
  За этими мыслями я провела весь оставшийся вечер. У меня совсем не осталось еды и в ванной стояла корзина, полная грязного белья – у меня не было ни грамма стирального порошка. «Неужели им трудно отвезти меня в магазин?» - никак не могла успокоиться я. В тот вечер я почувствовала первые явные признаки ностальгии, хотя прошло всего лишь две недели.

         Часть шестая.                Родные просторы

  Субботу я посвятила полному ничегонеделанию. Я по-прежнему неважно себя чувствовала, и поэтому решила устроить себе постельный режим. Я взяла с полки книгу и начала читать ее. Около четырех я встала, приняла душ, оделась и накрасилась. В пять часов должен был быть ужин. Я хотела выйти из дома пораньше, чтобы погулять и получше осмотреть территорию.
  Должна заметить, что америка отличается от большинства развитых стран отсутствием обыкновенных тротуаров на улицах. Видимо, в борьбе за свободу и независимость, ни один из незабвенных американских лидеров не додумался проложить хотя бы один тротуар на километр хотя бы для того, чтобы люди элементарно могли дойти до магазина или просто протрусить накопленный за день жирок. В России я иногда устраиваю себе утренние пробежки. Для этого я всего-навсего одеваю спортивный костюм, выхожу из дома и бегу, куда моей душе угодно. В америке же некоторые смельчаки, следящие за своей формой, выбегают прямо на шоссе, где навстречу им мчатся огромные грузовики. В основном же «спортсмены» сначала заводят машину и доезжают до парка, который, как правило, находится в какой-нибудь заповедной зоне, добраться докуда представляется довольно затруднительным. Только там они надевают заветные кроссовки, вставляют в уши наушники и устремляются навстречу безупречной фигуре. Видимо, это далеко не у всех получается, так как америка занимает первое (!) место в мире по количеству людей, страдающих ожирением. Когда я только первый раз вышла «в свет», т.е. в супермаркет или ресторан, я была шокирована тучностью и  грузностью «самых благополучных людей» в мире. Первое время я без зазрения совести с интересом разглядывала их плотные тушки, но потом я свыклась с тем, что ежедневно вижу столько дородных людей и лишь изредка поглядывала на некоторых персонажей особо впечатляющих размеров. Иногда я не переставала удивляться: откуда они достают себе одежду? Шьют на заказ? Ходят в магазины для беременных? Кроят ее из старых скатертей и занавесок? Распарывают дырявые наволочки? Если можно хотя бы объяснить происхождение верхней одежды, то как же быть с нижним бельем? Этот вопрос относится к разряду риторических.
  Но тем не менее вы можете представить мое удивление, когда я, впервые выйдя на прогулке по окрестностям Оук Брука (Oak Brook) – маленького городка с населением всего 14000 жителей и не увидела привычных тротуаров. Несомненно нужно добавить, что в америке не все так потеряно – иногда, рядом с домами или территориями парков они встречаются, но все же, добраться до какого-либо заведения пешком абсолютно невозможно. 
  Здание, где располагались офисы Билла Готарда и его главных помощников, кухня и столовая, находилось в пяти минутах ходьбы от моего дома. К счастью, когда мистер Готард выкупил окрестную территорию, он позаботился о ее внешнем виде – распорядился об очистке старого пруда, заплывшего тиной, о посадке деревьев, и о бетонировании широкой тропинки. Вокруг действительно было очень красиво: голубизна воды, переливание на солнце разноцветных листьев, веселое щебетание птичек – все это внушало спокойствие и умиротворение. Всю эту идиллию нарушал лишь шум моторов проезжающих мимо автомобилей и… гуси. Откуда взялись гуси, история умалчивает – никто так и не смог связно объяснить мне их происхождение. Их действительно было очень много – они спокойно гуляли по окрестности и не боялись машин. Так как гуси находились в частной зоне, охотиться и мучить их было категорически запрещено – за это налагался астрономический штраф. Но я, буду любительницей и ярой защитницей животных, иногда втайне мечтала о том, чтобы на гусей кто-нибудь да и поохотился – порой они были просто невыносимы – ужасно действовало на нервы их беспрестанное гиканье и шипение. Но главная проблема была вовсе не в этом – гуси оставляли свои испражнения буквально повсюду. Каждый вечер мне приходилось тщательно чистить свои ботинки и брызгать на них дезодорантом, чтобы уничтожить отвратительный запах.
  …С полчаса я гуляла по тропинке и дышала свежим воздухом, которого мне так не хватало. В России я привыкла много времени проводить на воздухе, но здесь я была вынуждена постоянно находиться в закрытом помещении. Так как погода в Чикаго существенно отличалась от российской, и так как все мои соседки по дому были из южных штатов, они не позволяли мне надолго открывать окна.
  Взглянув на часы, я решила, что пора идти на ужин – он начался вот уже как пятнадцать минут назад. Я не спеша зашла в столовую, положила себе на тарелку лазанью и фруктовый салат и уселась в самом отдаленном уголке – мне совершенно не хотелось видеть никого из американцев. Я лишь со стороны наблюдала за ними и пыталась разобраться в их психологии. То, что большинство американцев было себе на уме, я уже поняла. Но мне не хотелось верить в то, что они все такие плохие. «В семье не без урода, - успокаивала себя я. – И в России тоже полно самодовольных придурков».
  Мои размышления внезапно прервала незнакомая мне девушка, которая спросила разрешения присесть рядом со мной. Мы познакомились и обменялись общими фразами. Энджи (Angie), - так звали мою соседку, стала расспрашивать меня о России и о моей жизни. Неожиданно для себя я поняла, что Энджи – единственный человек, не считая Дан (она жила с родителями и все выходные проводила дома с семьей), который искренне заинтересован во мне и который от всего сердца желает подружиться со мной. За двадцать минут я успела поделиться с ней своими чувствами и рассказать ей, что меня теперь беспокоит и все эти двадцать минут Энджи внимательно слушала меня и сочувственно кивала головой. Я почувствовала, как у меня на глаза наворачиваются слезы. Энджи заметила это и взволнованно спросила:
Что случилось?
Ничего, все в порядке. Просто я думаю, что ты замечательный человек, Энджи.
  Она обняла меня и прошептала:
Не волнуйся, все будет хорошо. Просто сейчас тебе трудно привыкнуть к новой обстановке, но со временем все наладится.
  И, чтобы развеять мои грустные мысли, Энджи спросила меня:
Может, пойдем куда-нибудь, прогуляемся?
  Я с надеждой спросила:
А ты на машине?
  Получив утвердительный ответ, я попросила Энджи отвести меня в магазин:
Ты знаешь, у меня закончилась еда и мне еще нужно прикупить кое-что.
  Энджи согласилась, и только закончив ужин, мы сели в ее машину и поехали в «Walmart». Там я наконец закупилась всеми необходимыми вещами, на которые мне хватило моих тридцати баксов.
  Оказалось, что Энджи живет в соседнем доме и снимает комнату у сестры Билла Готарда.
  После того, как она подвезла меня до дома, мы еще полтора часа сидели в машине и болтали обо всем на свете. Я рассказала ей о своей жизни в России и почему я захотела приехать в америку, а она поведала мне о своей. Ее судьба тоже была не из легких: после смерти ее отца мать вышла замуж за другого. Отношения с отчимом оставляли желать лучшего, и Энджи много из-за этого переживала. Также я узнала, что Энджи полгода прожила в Японии, где ей тоже приходилось нелегко. Ей пришлось многому там научиться и многое осознать. Энджи рассказала мне много интересных историй  из своей жизни. Мы поняли, что у нас есть много общего. Внезапно я посмотрела на часы в ее машине и ужаснулась: они показывали уже половину двенадцатого, а завтра мне предстояло рано встать для того, чтобы отправиться в Мичиган. Мы попрощались и крепко обнялись. Я сказала, что буду очень скучать по ней и позвоню, как только вернусь назад в Иллиной.
  …На следующее утро мне пришлось встать в пять утра, для того, чтобы успеть проверить, все ли я взяла. Как ни как, я уезжала почти на две недели, и нужно было убедиться, что у меня есть все самое необходимое. Таня Дикки (Tonya Dickie), которая работала в отделе перевозок, зачитала списки людей, которые едут в Мичиган, и номера машин, куда они должны были садиться. Я села на заднее сиденье темно-красного мини-вэна и устроилась поудобнее. Рядом со мной села девушка лет восемнадцати вместе со своей мамой. Мы быстро познакомились, и я спросила, сколько придется ехать до Мичигана. Ответ привел меня в абсолютное исступление: выяснилось, что вся поездка займет около восьми часов! «О нет, - подумала я. – Я не выдержу столько времени в машине». Я попыталась представить себе, чем я буду заниматься все восемь часов, и не придумала ничего лучшего, чем знакомство с американской природой из окна автомобиля. Поначалу мне действительно было интересно, но после того, как мы проехали штат Иллиной, и въехали в Висконсин, американские пейзажи потихоньку начали действовать мне на нервы. Все, что я увидела, было до такой степени скучно и однообразно, что меня неудержимо клонило в сон. Впоследствии, обсуждая американские ландшафты и достопримечательности с моей Русской подругой, которую встретила в америке, мы пришли к однозначному выводу, что америка – одна большая деревня. Действительно, вокруг я не увидела ничего, что радовало бы глаз и наполняло душу теплым лучиком света. Повсюду, миля за милей, были только невспаханные поля, фермы, маленькие домики, не внушающие доверия забегаловки, и снова поля, фермы… Казалось, что этому не будет ни конца, ни края. Неожиданно мне взгрустнулось: я вспомнила родные пейзажи, могучие дубы, стройные березки, дома-высотки, старые хрущевки, массивные парки, широкие реки… Мне не верилось, что я находилась в америке. Я представляла ее совершенно по-другому – красивой, сверкающей и царственной, полной жизни и очарования. Неужели это были всего лишь мечты? Где же та великая америка, о которой я столько много слышала? Мне больше не хотелось смотреть в окно. Я попробовала почитать, но строчки расплывались перед глазами. Я заснула и проснулась только перед самым въездом в Мичиган.
  …Мы ехали еще два часа, и наконец добрались до места. Уже стемнело и ничего не было видно. Мы вышли из машины и принялись выгружать вещи из багажника. Я взяла свой чемодан и направилась ко входу. Даже в темноте я поняла, что это место было очень красивым. Вокруг был лес и где-то вдалеке я слышала шум реки. Дом был очень большой, построенный в форме замка. Все это напомнило мне фильмы о прошлых веках - веках, когда дамы ходили в длинных кружевных платьях, а кавалеры катались на лошадях и отчаянно сражались на шпагах. В подтверждение своим мыслям я увидела старую деревянную повозку, стоявшую у входа. «На ней, должно быть, катались еще лет сто назад», - подумала я, войдя внутрь дома. Напротив меня весело потрескивал огромный камин. Я подумала, что сейчас было бы так замечательно посидеть рядом с этим камином в мягкой кресло – качалке с чашечкой ароматного чая с медом в руках. Зал был оформлен очень уютно и со вкусом. В нем не было ничего лишнего: два больших дивана, пара журнальных столиков и три кресла – вот все, что там стояло. Я подняла голову вверх и увидела устрашающее чучело медведя. Он смотрел прямо на меня своими остекленелыми глазищами и злобно скалился. Примечательно, что у медведя существовала какая-то мистическая тайна – всякий раз, когда я пыталась его сфотографировать, у меня ничего не получалось – или пленка засвечивалась, или фотоаппарат ломался. Вероятно, что либо медведь, либо его предки были родом из России и теперь злились, что уже никогда теперь не смогут попасть на свою Родину, в отличие от меня – у меня еще был шанс.
  Ко мне подошла симпатичная девушка с листочком бумаги (видимо, ее предки тоже были из России – в америке я очень редко встречала привлекательных людей), и спросила, как меня зовут. Услышав мое имя, она сообщила мне номер моей комнаты, дала ключ и указала, в каком направлении мне идти. Я поблагодарила ее, и спросила, как ее зовут. Ее звали Эндреа (Andrea). Эндреа также сообщила мне довольно приятное известие: ужин будет готов через тридцать минут.
  Я поднялась в свою комнату. Увидев двухъярусную кровать, я поняла, что комната явно рассчитана на двоих. Я с ужасом стала думать, кто окажется моей соседкой. Через пару минут в комнату вошла девушка с чемоданом. Ее звали очень необычно: Мэри-Хелена (Mary-Helena). Вначале она мне не понравилась – она выглядела слишком гордой и высокомерной, но на следующий день мы подружились: я узнала, что Мари-Хелена несколько лет назад была в России с миссионерской поездкой. Я сразу же принялась расспрашивать ее о том, что она видела и с кем общалась – она останавливалась в московском Колледже и знала многих людей, с которыми я успела познакомиться. Каждый вечер мы болтали до полуночи и никак не могли наговориться – Мари-Хелена тоже очень любила Россию и была весьма благоприятного мнения о Русских. А высокомерной Мари-Хелена показалась мне потому, что она занимала ответсвенную должность и имела много подчиненных – видимо, поэтому ее взгляд приобрел особую воинственность и в голосе иногда проскальзывали характерные нотки.
  Лекции проходили с 10 до 18 часов, с перерывами на отдых и на обед. Хотя лекции были довольно интересными, мне было довольно непросто сидеть на одном месте в течение нескольких часов. Лекции были на христианскую тему – я никогда бы не подумала, что когда-нибудь буду столь внимательно слушать что-либо о Боге. Раньше я не могла похвастаться своей религиозностью или наличием праведников в своем круге общения, но теперь моя жизнь резко изменилась – я обрела уверенность в том, что без веры в Бога невозможно прожить нормальную, полноценную жизнь. Я убедилась, что Бог действительно существует, и что на протяжении всей моей жизни Он незримо присутствовал рядом со мной и охранял меня от смерти и несчастных случаев.
  На конференцию приехало много верующих детей и подростков с родителями. Я познакомилась практически со всеми, но иногда я явственно ощущала невидимый барьер, который разделял нас. Моя проблема состояла в том, что я не имела ни малейшего представления о том, как следует вести себя с христианами. Я могла переброситься с ними парой ничего не значащих фраз, но, как только дело доходило до более глубоких разговоров, к своему великому удивлению, я терялась и не знала, что и как следует говорить. Я боялась сморозить что-нибудь ни к месту и не была уверена, когда стоит открывать рот. Я обожаю шутить, но иногда мои шутки не отличаются большой целомудренностью, поэтому теперь мне приходилось сто раз подумать, прежде чем что-либо сказать.
  Днем и вечерами все подростки ходили куда-нибудь гулять. Мы бродили в лесу, собирали букеты из цветов, грелись под теплыми лучами мичиганского солнышка и катались на лодках и каноэ. Последнее занятие было особо привлекательным и заманчивым. Вода в реке была кристально чистой и прозрачной; сквозь нее можно было увидеть рыб, которые почти касались плавниками борта лодки. Купаться в реке было уже холодно, но нам вполне хватало путешествий на челноках. Перед тем, как зайти в воду, все надевали спасательные жилеты. Речка была неглубокой, и к тому же я хорошо умею плавать, поэтому я попыталась было отказаться от жилета, как американцы тут же начали бурно выражать свой протест: мол, это у нас закон такой в америке – без жилета даже в лужу нельзя залезть. Скрепя сердце, мне пришлось нацепить жилет и почувствовать себя полной идиоткой. «Эх, - думала я. – Вас в Россию бы сейчас, вот там бы вы испытали на себе наш веселый и бесшабашный дух. У нас даже в декабре купаются и в мороз минус сорок без шапки ходят».
  Иногда, в перерывах между лекциями, я брала лодку или каноэ и плыла на другой берег. Там я удобно устраивалась с книжкой в руках и читала, или просто закрывала глаза и нежилась на солнце. Я довольно-таки уставала постоянно находиться в обществе людей и мне было приятно уединиться на часок-другой.
  Гуляя по лесу, плывя по реке, собирая красивые листочки и камешки, слушая щебетание птиц, я наслаждалась великолепием природы и думала о том, как она напоминает мне Россию. Все казалось таким родным и знакомым: казалось, что я нахожусь в одном из подмосковных лесов или заповедников. Единственное, что спускало меня с небес на землю – это то, что все вокруг меня разговаривали на английском и отличались вздорным характером и неприятным поведением. Здесь все думали только о себе и не пытались подружиться с другими. Меня тоже многие игнорировали; некоторые даже пытались шутить над Россией и моим происхождением, но я на корню пресекла эти попытки, начав грозно ругаться по-русски и пригрозив пустить в ход кулаки. С тех пор некоторые даже стали меня побаиваться и обходить стороной. Я не особенно переживала из-за этого, потому что терпеть не могла тех, которые нелестно отзывались о России. Непонятно почему, но я вдруг резко стала ощущать теплые чувства и нечто, похожее на любовь, к своей Стране. Иногда я ловила себя на том, что думала о России и улыбалась или даже смеялась, вспоминая забавные ситуации, которые там со мной случались. Но тем не менее мне продолжала симпатизировать независимость и твердость американцев. К тому же, прошло всего лишь около месяца с тех пор, как я сюда приехала и я понимала, что не могу разобраться во всем так быстро. Ведь я еще не видела ни крупных городов, ни музеев, ни достопримечательностей, не общалась с достаточным количеством людей. Я продолжала верить, что просто мне немного не повезло, и что со временем все наладится и изменится.

  Часть седьмая.          Ностальгия

  В последний вечер конференции в Мичигане мы устроили прощальный пикник на берегу реки. Мы приготовили вкусный ужин, принесли столы и скамейки и разожгли большой костер. Через некоторое время появились все участники конференции. Мы поужинали сладкой вареной кукурузой, курицей и картофелем в мундире. Надо заметить, что американцы экономят буквально на всем, даже на картофеле – они едят его прямо  со шкуркой.
  После ужина мы нанизывали на палочки и обжаривали у костра Marshmallows – нечто, похожее на зефир.  Возле костра я чувствовала себя умиротворенно и спокойно. Погода стояла относительно теплая, несмотря на середину октября. Легкий ветерок приятно обдувал лицо, звезды ярко светили с неба. Внезапно моя идиллия резко нарушилась, когда американцы закончили есть и начали рассказывать друг другу «смешные» и «забавные» истории. Несмотря на свои усилия, я абсолютно не понимала их чувства юмора. Они смеялись над совершенно тупыми вещами. Порой, после безнадежно лишенной смысла фразы, раздавался такой хохот, что, казалось, вот-вот начнется землетрясение или грянет гроза. Иногда я чувствовала себя в дурацком положении: я не имела понятия, когда следует ради приличия немного посмеяться. Я думала, что если бы у американцев существовало какое-нибудь ключевое слово, которое давало бы намек на смеховую реакцию, то мне было бы гораздо проще. В Русском языке существует выражение «смеяться после слова «лопата», так почему бы и американцам не придумать что-нибудь в этом духе?

  Из дневника Вероники: 10 ноября 2001 года. «Порой американцы напоминают мне пришельцев с другой планеты, которым все в диковинку и которые смеются над всем, что кажется привычным нормальным людям. Иногда чувствуешь себя в идиотском положении, потому что не знаешь, когда надо смеяться. Я сама обожаю хохмить и прикалываться, и порой сама смеюсь над второсортными комедиями, но теперь даже я оказалась в ужасно сложной и непредсказуемой ситуации: я совершенно не понимаю тупых шуток и анекдотов американцев. Было бы круто, если бы у них было слово, наподобие нашей «лопаты» - они его произносят, и за ним следует непредсказуемый взрыв хохота. Люди рвут на себе волосы, катаются по полу в истерике, из глаз льются слезы…Да, иногда американцы так прилежно угорают над своими «перлами», что ты не представляешь, куда себя деть, и твое лицо приобретает наиглупейшее выражение.
  Но, к великому удивлению, у этой ситуации есть и положительная сторона: порой, случается так, что тебе особо и не приходится напрягаться, чтобы изобрести нечто привлекательное для американского слуха. Иногда одно простое слово или предложение вызывает ТАКУЮ бурную реакцию, что кажется, будто над землей вот-вот пронесется цунами. Правда, такое случается крайне редко. Американцы не признают чужеземцев и их шуток, забывая, откуда пришли они сами и их предки».
  …Тем не менее, вечер продолжался, и американцы не обращали на меня ни малейшего внимания, когда я тоже пыталась что-нибудь рассказать: мол, не суйся со своими тупыми историями о России. Мое настроение упало еще больше, когда они начали петь национальные песни. Я чувствовала себя так, будто бы была похищена гуманоидами и отвезена на какую-нибудь далекую планету. Только там, вероятнее всего, я была бы подвержена различным  опытам и исследованиям, а здесь я была полностью предоставлена самой себе. Внезапно, мне стало очень грустно и одиноко и я отошла в сторонку. Там, убедившись, что меня никто не видит, я заплакала. Я больше не хотела оставаться в америке, и безумно хотела вернуться домой. Я поняла, что только в России я нужна кому-то, что только в России люди не пройдут мимо чужой беды, и что только в России существует искреннее сочувствие и сострадание. Я закрыла глаза и стала молиться. «Господи, - просила я. - Пожалуйста, помоги мне: пришли ко мне человека, который обладал бы мягким сердцем и который смог бы успокоить и поддержать меня. Мне сейчас очень трудно и тяжело». Я помолилась еще несколько минут, и тут, спустя одно мгновение, ко мне подошла молодая девушка и улыбнулась. «Я слышала, тебя зовут Вероника». – обратилась ко мне она. Немного помедлив, она нерешительно произнесла:
Послушай, можно я…обниму тебя?
  Я была до такой степени ошеломлена, что потеряла дар речи и застыла на месте, не успев даже вытереть слезы.
Конечно, - пробормотала я в ответ.
Я увидела, что тебе плохо и тебе нужна поддержка…
  Я обняла ее и тихо сказала:
Да, я действительно сейчас переживаю не самый лучший момент в своей жизни… Спасибо тебе большое, за то, что не прошла мимо. Ты знаешь, я только что помолилась об этом и попросила Бога послать мне такого человека. Не успела я открыть глаза, как Он ответил мне…
  От переживаний я расплакалась еще больше. Я не могла поверить, что это произошло на самом деле. «Ну уж если Бог на моей стороне, то я смогу потерпеть еще несколько месяцев», - уже не так мрачно подумала я. Тут я спохватилась, и спросила, как звали девушку, которая оказалась посланником Божьим. Имя у нее было не менее характерным знаком: Джой (Joy) – в переводе означавшее «радость». Она вытерла мои слезы и…поцеловала меня. Должна сказать, что в америке это очень большая редкость. Американцы на редкость брезгливы и очень трепетно относятся к «personal space» - личному пространству. Они стараются ни к чему и ни к кому не прикасаться и все время соблюдают дистанцию при разговорах, встречах и совместном потреблении пищи. Большинство американцев обнимается крайне редко и без особого удовольствия. Их объятия более похожи на сочувственное похлопывание по плечу, чем на выражение дружбы и симпатии. О поцелуях речь вообще не идет: всякий раз, когда Русский человек от переизбытка положительных эмоций пытается запечатлеть поцелуй на лице американца, те либо брезгливо отворачиваются, либо недовольно подставляют самую отдаленную часть щеки. Когда я захотела установить истоки такой ярой неприязни к поцелуям и поинтересовалась у американцев, в чем дело, они ответили мне тоном, не допускающим никаких возражений:
Ты знаешь, что во рту находится наиболее высокий процент бактерий, вызывающих различные виды заболеваний?
  Я, конечно, была осведомлена о такой опасности, но я также слышала, что здоровый человек не может быть источником такой заразы и знала, что врачи настоятельно не рекомендуют целоваться с лицами без определенного места жительства.
  То же самое относилось и к просьбам поделиться водой из бутылки, откусить кусочек шоколадки или еде из одной тарелки. Для меня все это выглядело крайне диким и непонятным. Я поняла, что до приезда в америку я не замечала того, что Россия как бы объединяет одну большую семью – люди переживают друг за друга, выслушивают, дают советы, одалживают деньги, на время меняются с друзьями одеждой, из последних сбережений помогают детскому дому или просто старушке на улице. Например, то, что попутчики в вагоне поезда обязательно делятся друг с другом припасенной едой, раньше казалось для меня в порядке вещей. Наконец я осознала, что Россию и америку разделяет не только Атлантический океан – Россия и америка находятся так далеко друг от друга, как небо от земли. Мне было немного обидно, что эта истина пришла ко мне так поздно, но я убеждала себя, что лучше поздно, чем никогда. При мысли о том, что волею судьбы я могла бы оказаться в америке навсегда, я всякий раз содрогалась и поеживалась. Там, у костра, я, кажется, начала приходить к поразительному и немного шокирующему выводу: понемногу я стала гордиться тем, что я – Русская, и что моя Родина – это великая Россия.
  …Билл Готард тоже находился неподалеку и только что выступил с заключительной речью. Посмотрев в мою сторону, и увидев, что я плачу, он моментально подошел ко мне и озабоченно спросил:
Вероника, что с тобой случилось?
  Вытирая слезы, я в двух словах рассказала ему, что только что произошло. Он был поражен услышать то, как удивительно Бог ответил на мою молитву. Но в то же время мистер Готард был очень расстроен, узнав о том, что мне было грустно и что я уже хотела вернуться домой. Позже мы поговорили с ним об этом, и он пообещал молиться за меня, и просить Бога о том, чтобы Он дал мне сил и терпения. Этого мне как раз и не хватало: к своему ужасу, я непроизвольно начала считать дни до моего приблизительного отъезда в Россию. Как-то раз, сидя в своей комнате в перерыве между лекциями, я, будто находясь в трансе и сама этого не замечая, выдрала маленький календарик из своей записной книжки и стала зачеркивать дни, проведенные в америке, и считать, сколько примерно мне осталось мучиться, до тех пор, пока я снова не увижу Россию.
  …На следующее утро мне пришлось встать очень рано, быстро собраться, попрощаться со всеми и спуститься вниз, где меня и всех остальных уже ждали мини-вэны. Мы погрузили свои вещи в багажник и уселись внутрь. Поездка назад в Чикаго была не менее нудной, чем предыдущая, только ее я буду помнить всю свою оставшуюся жизнь. Примерно за два часа до предполагаемого приезда в Оак Брук, мне захотелось в туалет. Я попросила водителя остановить машину. В отличие от России, в америке можно попасть на крупный штраф за «нарушение порядка в общественных местах», но зато в америке туалет есть в каждой вонючей забегаловке, которые расположены друг за другом. Вначале водитель аргументировал свой отказ тем, что на этом шоссе остановка запрещена. «Что ж, - подумала я. – Скоро шоссе закончится и тогда он уж точно остановится». Но водитель не пошел мне на встречу даже спустя полчаса. Выяснилось, что девушку, которая ехала вместе с нами, нужно было подбросить до аэропорта. «Но ведь у нас уйма времени!» - попыталась было возразить я. Меня никто не захотел слушать и мне было велено терпеть. Потом мы попали в ужасную пробку и снизили скорость автомобиля до 10 км/ч. Еще через полчаса, едва мы преодолели пробку, я с новыми силами начала просить остановить машину. Мне продолжали отказывать. Всем (а в машине было шесть человек!) было совершенно наплевать на то, что у меня больные почки, и что мне действительно необходимо было выйти. Напротив, меня подняли на смех и порекомендовали не быть, как маленькая девочка. Уверена, что они еще очень долго пересказывали эту «забавную» историю долгими зимними вечерами, и хохотали, вспоминая, как издевались над Русской девчонкой. На них ничто не действовало, и мне не оставалось ничего другого, как тихо ругаться себе под нос и ждать, когда же мы наконец приедем в аэропорт. Только спустя час, когда мы наконец приехали, американцы великодушно разрешили мне выйти из машины и наконец отправиться по своим делам. Домой я вернулась в совершенно паршивом настроении и сразу же легла спать. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, я была очень рассержена и обижена.

  Часть восьмая.  Возвращение в реальность

  Дни летели очень медленно, и я продолжала заниматься рутиной работой в офисе. Одним солнечным утром в интернете появилась довольно пренеприятная новость о спорах сибирской язвы. Уже через час по всем каналам телевидения и всем радиостанциям всему миру настоятельно рекомендовали относиться с большой осторожностью ко всей входящей корреспонденции, и советовали не открывать конверты без обратного адреса. Большая часть моей работы заключалась в обработке корреспонденции. В день я обрабатывала до 70 писем. «Ну что такое, - подумала я. – То 11 сентября, то теперь сибирская язва…» Признаться, мне было не по себе всякий раз, когда я вскрывала очередной конверт. Однажды, среди толстой пачки писем, я обнаружила конверт без обратного адреса. По спине у меня побежали мурашки и я решила отложить его в сторону, пока не придумаю, что с ним делать. Тем временем, к моему столу подошла начальница Кристина (Christina), чтобы проверить, осталась ли у меня еще какая-нибудь работа. Она похвалила меня, и сказала, что на сегодня я все сделала и теперь могу идти домой. Тут Кристина заметила злополучный конверт и моментально вскрыла его:
О, а этот ты, что, не заметила?
  Я не успела ничего сказать Кристине, как она уже разворачивала листок бумаги. Заметив выражение моего лица, Кристина спросила:
В чем дело?
  Я рассказала ей о том, как боялась открыть конверт без обратного адреса, и поэтому отложила его в сторону. Кристина ответила, что она не обращает внимания на наличие обратного адреса и надеется на волю Божью. Я парировала это тем, что нужно и самому не плошать. К счастью, в конверте не было ничего, кроме очередной заявки, и мы пришли к выводу, что адресант просто поленился написать свой адрес.
  Тем не менее, я продолжала с осторожностью относится к почте, и старательно проверяла «на свет» каждый конверт.
  …Вот еще одна рабочая неделя подошла к концу. В пятницу вечером я получила свои вожделенные тридцать долларов и подумала, на что мне их потратить. Нужно было снова купить еды на неделю. К тому же у меня закончилась тушь для ресниц и порвалась последняя пара колготок. Снова я стала думать, кто может подвезти меня до магазина. Первым делом я позвонила Энджи, которая сказала, что скорее всего, сможет отвезти меня в воскресенье после церкви.
  Всю субботу я провела дома. Я устроила генеральную уборку своей комнаты – она действительно в этом сильно нуждалась и наконец-то приготовила себе нормальный ужин. Увидев меня на кухне, колдующей над сковородкой, мои соседки пришли в настоящий шок. В америке не принято готовить –  если они хоть когда-нибудь это делают, то лишь исключительно по праздникам. Американская еда существенно отличается от обычной своей обыденностью и высокой калорийностью. У самих янок фантазии не хватает абсолютно ни на что – коронным блюдом подавляющего их числа является лазанья – нечто, вроде слоеного пирога из макарон, мяса, сыра и щедрой дозы острого или сладкого соуса. В основном же американцы питаются примитивными гамбургерами, хот-догами и пиццей и пьют соки с колоссальным содержанием сахара, думая, что он полезен – ведь на большинстве таких упаковок и банок стоит надпись «low-fat» - «низкое содержание жира». Почти ежедневно жители «великой державы» отправляются в ресторан или забегаловку, для того, чтобы насладиться невероятными порциями, слишком большими для желудка нормального человека. Одной средней порции, которые подают в подобных заведениях, хватило бы на двух молодых людей и четырех девушек. Большинство блюд обильно сдобрено кетчупом, майонезом или соусом, придавая им дополнительную энергетическую ценность. Американцы обычно не едят первое, и начинают свою трапезу с закусок вроде салата с сухариками и сметано-майонезным соусом и поджаренных французских булочек с чесноком и сыром. Затем они переходят к «main course» - дословно это выражение можно перевести как «главный курс». Действительно, «главный курс» похож на трапезу какого-нибудь короля во дворце. На выбор американским едокам открываются такие шедевры кулинарии, как: жареная картошка по-французски, запеченные свиные ребрышки, сосиски в гриле, хрустящие куриные ножки и так далее. Но и на этом желудок упрямых янки не желает остановиться, требуя закинуть туда все больше и больше топлива, дабы отложить очередной слой жировых запасов, вероятно, на случай ядерной войны. После «главного курса» они, как правило, заказывают себе десерт. Ассортимент десертов довольно широк: критическому взгляду гурмана открываются пирожки с сырным кремом, фиолетовое желе и пятислойное мороженое. Запивают все это огромным стаканом кока-колы, молочного коктейля или холодного сладкого чая, после чего с чувством выполненного долга отправляются к своим автомобилям переваривать пищу. Человеку, даже не обладающему незаурядными математическими способностями, не составит труда понять то, что количество ежедневной потребляемой энергетической ценности явно превышает количество затрачиваемой. Вот почему в америке так много тучных и толстых людей. Раньше я была уверена, что в америке обитают самые красивые женщины и мужчины мира. Но меня, как и остальных жителей России, несправедливо ввели в заблуждение голливудские фильмы и телепередачи, которые кишат красотками с 40-м размером одежды и 5-м размером бюста. На самом деле, средний размер одежды американки – 48-50, и, что немаловажно, большинство жителей этой страны отличаются особой внешней непривлекательностью. Конечно, как говорится, «с лица воду не пить», но тем не менее, лучше не покидать пределы своей комнаты за несколько часов до сна – в противном случае вы рискуете стать жертвой ночных кошмаров, которые окажутся похлеще, чем самые страшные фильмы ужасов и боевики. Даже если вы не отличаетесь особой впечатлительностью, на всякий случай избегайте общения с подобными людьми во время еды и на ночь – иначе это может негативно сказаться на вашем пищеварении и психологическом здоровье.
  Раньше я с большой критичностью относилась к Русским парням и девушкам. Я грешила тем, что вместе с подружками обсуждала проходящих мимо девушек и выискивала в них недостатки: то мне не нравилась их обувка, или то, что кто-то надел синие джинсы вместе с зеленой кофтой. Я постоянно отказывала тем молодым людям, которые предлагали мне встречаться, либо из-за недостаточно привлекательной внешности либо слишком короткой прически. Мало я тогда понимала, что я просто заелась. Так же, как и все остальные Русские. Порой мы не осознаем, как прекрасны и почти совершенны наши Русские люди. Ежедневно мимо нас проходят сотни людей и мы не замечаем их привлекательной внешности только из-за того, что привыкли к ней. Мы привыкли постоянно видеть вокруг себя красивые лица и фигуры. В америке интересная внешность – большая редкость, поэтому, когда по улице идет прекрасная девушка, американцы сворачивают себе шеи, чтобы посмотреть ей вслед. То же самое относится и к молодым людям. В России живет много людей крепкого телосложения, но тем не менее, это ни сколько не портит их внешность. В америке люди до такой степени нескладны, что порой они напоминают персонажей фантастических фильмов про киборгов-убийц.
  …В воскресенье мы всей дружной толпой отправились в церковь. Как всегда, подъехал мини-вэн, в который набились, как сельди в бочке, не менее десяти человек, аргументируя это тем, что желающих сходить в церковь много, а мест – мало. Через двадцать пять минут мы уже пели гимны и слушали проповедь. Большинство американцев – баптисты, на втором месте стоит католицизм. Православие и ислам исповедуют исключительно приезжие иммигранты. Американские церкви представляют собой маленькие уютные домики, рассчитанные примерно на 50-150 человек. В начале, середине и конце службы под аккомпанемент пианино поются гимны. Сама проповедь длится от тридцати минут до одного часа. В зависимости от консерватизма паствы существуют различные виды церквей. В одних девушкам необходимо присутствовать исключительно в длинных юбках и просторных кофтах без выреза, а молодым людям – в скромных штанах и рубашках, а в другие спокойно можно приходить хоть в супер мини-юбках и драных шортах (лишь бы хоть кто-нибудь пришел!). В одних церквях играет тихая, печальная музыка, напоминающая реквием, а в других прихожане зажигают под отвязный, забойный рок. Саму проповедь обычно мало кто слушает: кто-то тихо дремлет, кто-то рисует на книге гимнов, кто-то перешептывается с соседями, а кто-то слушает музыку в плеере. Внимательно внимают проповеди, кивая в такт каждому слову пастора, только дряхлые старички и старушки с палочками. В основном в церковь приходят для того, чтобы показать свою благочестивость и принадлежность к святому. Приходят целыми семьями: напомаженные мамаши под ручку с галантными папашами и их маленькие детишки с бантиками и галстучками. На каждой службе респектабельные дяди с животиками обходят прихожан с золотой тарелочкой или бардовым мешочком для сбора пожертвований. Пожертвования бывают всякие, раз на раз не приходится, и варьируются от одного доллара до ста. Сознательность граждан увеличивается вместе с приходом Рождества или Дня благодарения. Тогда дяди довольно позвякивают своими мешочками и сердечно благодарят свою паству.
  Почти во всех церквях перед самой службой существует воскресная школа. Вначале она была придумана для детей, но теперь во многих церквях открылись группы и для взрослых. Детям в игровой форме рассказывают библейские истории, а взрослых вводят в курс теологии и катохизма. 
  …Незаметно еще одна неделя подходила к концу. Ежедневно я исправно трудилась, а вечерами просиживала в интернете у себя в офисе. Я была неимоверно счастлива иметь возможность тихо посидеть в полном уединении и упиваться спокойствием. Мои коллеги, сидевшие со мной в одном офисе, так же как и все американцы, порядком надоели мне. Я абсолютно не понимала их, а они не понимали меня. Они без умолку говорили о совершенно глупых и бессмысленных вещах, смеялись над идиотскими шутками и вели себя как маленькие дети. Мои коллеги в офисе иногда вели себя крайне неприлично: когда очередной клиент звонил им по телефону и отвлекал их от бесцельной болтовни, они были крайне раздражены, и, попросив клиента подождать, бесцеремонно обменивались друг с другом мнениями. «Ты знаешь, мне тут названивает один старый дебил», «Как меня достала эта тупая дура», - вот лишь пара примеров тех выражений, которые употребляли они. Дан, работавшая в соседнем офисе и видя мое безнадежное состояние, всячески пыталась подбодрить и развеселить меня. Иногда ей действительно удавалось это сделать, и тогда во всем здании был слышен мой истерический смех. Дан знала несколько слов и предложений по-русски, и я частенько что-то ей рассказывала на своем родном языке, а она пыталась это понять. В эту пятницу у Дан было День рождения. Одна девушка, работающая в моем отделе, узнала о потрясающей новости, которая должна была понравиться Дан: в Чикаго на одну неделю приехал Московский цирк! Это известие повергло меня в невероятную эйфорию: я так хотела пообщаться с нормальными Русскими и посмеяться над нашими шутками! Мы решили, что возьмем билеты для всего отдела прямо на эту пятницу и сделаем Дан сюрприз. Почти целую неделю я то и дело поглядывала на часы, считая, сколько осталось до вечера пятницы. Дан знала, что вокруг нее происходило нечто странное, но никак не могла догадаться, что же мы все-таки задумали.
  …В пятницу я пораньше ушла с работы, быстро перекусила и переоделась. Через час за мной заехали мои коллеги, и мы направились к дому Дан. Там мы вытащили ее на улицу, еще раз поздравили с Днем рождения и завязали ей глаза, чтобы она не догадалась, куда мы ее везем. Дан всячески сопротивлялась, но потом решила сдаться. Подъехав к дому, где должен был выступать цирк, мы сняли с нее повязку и показали билеты. Дан была неимоверно обрадована и сразу же посмотрела на меня: ей было очень приятно, что и я поехала в цирк. Она думала, что увидев настоящих Русских, я буду меньше скучать по дому.
  На мое удивление, в цирке было очень мало народу: человек пятьдесят, не больше. Я, видевшая аншлаги и столпотворение в Цирке на Цветном, была очень удивлена и раздосадована. Я еще раз убедилась, до чего были глупы американцы: они не понимали всю прелесть и зажигательность цирка. Несмотря на то, что в России я была в Цирке всего несколько раз, потому что родители меня туда не водили, а ходила я туда исключительно с родственниками и со школой, я считала его одним из самых добрых и веселых мест для детей и взрослых. Видимо, американцы так не думали, потому что они поведали мне, что никогда в своей жизни не были в цирке.
  Наконец представление началось. Вышли Русский конферансье и переводчик и объявили программу. В принципе, представление не отличалось особым разнообразием: выступали только клоуны, эквилибристы и гимнасты. Во время антракта артисты стали ходить по рядам и продавать воздушные шарики, поп-корн и сувениры. Я остановила парня, проходящего мимо меня, и тихо спросила:
Слушай, а ты Русский?
  Парень посмотрел на меня, как Робинзон Крузо на Пятницу, и ответил:
Ну да.
  Что тут началось! Абсолютно не контролируя себя, я накинулась ему на шею прямо на глазах всей честной публики и моих консервативных американцев. Парень, не успев сообразить, что произошло, покорно стоял в моих объятиях. Я посмотрела на него и заорала на весь цирк:
Ты себе не представляешь, как я соскучилась по Русским! Они (я кивнула в сторону моих знакомых) меня так достали! Я хочу домой, но туда я поеду еще не скоро (Я назвала ему количество оставшихся дней).
  Парень, поняв в чем дело, ласково сказал мне:
Да не волнуйся ты так! Эти гады кого хочешь достанут! Ты ведь сюда не навсегда приехала!
Да уж, слава Богу, что не навсегда!
Вот видишь! Поэтому не переживай и не обращай на них внимания! Тебя как зовут?
Никки…
А меня Коля.
  Внезапно кто-то позвал его.
Слушай, извини, мне надо идти. Всего тебе хорошего, возвращайся поскорее!
  Коля приобнял меня и я даже не успела ничего ответить, как он уже был далеко от меня. Я заметила, что из глаз у меня капают слезы. Ничего не говоря своим американцам, я пошла в туалет и привела себя в порядок, благо я всегда ношу с собой косметичку.
  Вторая часть представления прошла для меня, как в тумане. Всякий раз, слыша Русские фамилии артистов, я завидовала им, представляя, что скоро они вернутся домой и увидят Россию. Я в ужасе прикидывала, сколько еще мне придется торчать в америке и от этого на душе у меня становилось очень грустно. Домой я возвращалась в слезах, и никто, кроме Дан, не подошел ко мне и не подбодрил меня. Напротив, все делали вид, что не замечают меня, обмениваясь впечатлениями и веселясь. И только Дан гладила меня по голове и убеждала, что все будет хорошо.
  Американцы (кроме Дан, конечно) так и не поняли всей прелести цирка и удивлялись, что мы, мол, Русские, в нем нашли.

  Часть девятая. Милосердие

  В эти выходные у нас была запланирована большая уборка. Нам предстояло полностью вычистить дом: помыть полы, пропылесосить ковры, протереть пыль, помыть окна, вычистить до блеска сковородки плиту, отскоблить грязь со стен, очистить гараж от хлама и многое другое. Приведя свою комнату в порядок, я решила сделать перерыв и прокатиться на велосипеде, который на днях одолжила у мистера Фредериксона. Он все равно на нем не катался и я попросила его разрешить мне позаимствовать его на некоторое время.
  Погода стояла просто чудесная: ярко светило солнце, дул легкий ветерок, весело щебетали птички. Погода вовсе не была похожа на осень. Я представила себе, что творится сейчас в России: листья с деревьев давно облетели, постоянно идут дожди, оставляя после себя грязь и огромные лужи. Но тем не менее, я бы с удовольствием променяла замечательную погоду Чикаго на холодную осень Москвы, если бы у меня была такая возможность. Я села на велосипед и неторопливо закрутила педалями. Я быстро поняла, что американская пища дала мне о себе знать: я заметила, что катание на велосипеде больше не доставляло мне такого удовольствия, как в России, потому что я почувствовала легкое головокружение и одышку. Я уже неплохо ориентировалась не местности и поэтому сама выбрала себе маршрут. Я решила отправиться в местный парк. Парк действительно был очень красив: зеленые деревья, чистое озеро и утки. За пятнадцать минут я доехала до парка, присела на скамеечку и предалась тишине и покою. Я закрыла глаза и представила, что нахожусь в России. Посидев в парке примерно с полчаса, я решила возвращаться домой и продолжить уборку. Я выбрала другой путь, более длинный. Мне хотелось посмотреть окрестности и найти что-нибудь интересное. Мой путь проходил через кладбище. Кстати сказать, вся америка кишмя кишит кладбищами и усыпальницами. Они расположены буквально повсюду, и, что самое немаловажное, прямо радом с публичными заведениями: с ресторанами, барами, парками отдыха, банками и жилыми домами. В основном кладбища не отличаются особой посещаемостью: редко когда можно увидеть кого-нибудь, пришедшего отдать дань умершим друзьям или родственникам. Большей частью визиты наносятся в канун праздников.
   Проехав кладбище, я повернула и поехала по прямой дороге. Я проезжала мимо богатых, ухоженных домов, отгороженных высокими металлическими заборами. Вскоре я поняла, что совсем не представляю, в каком направлении я еду и пришла к выводу, что заблудилась. Проехав еще несколько сотен метров, я убедилась, что действительно безнадежно заблудилась. Я решила подъехать к какой-нибудь забегаловке или магазину, чтобы спросить дорогу к моему дому. Я остановилась возле большого шоссе, по которому с огромной скоростью мчались машины. В России я слышала, что когда пешеход хочет перейти дорогу, то все машины останавливаются и пропускают его. Вот и теперь я со спокойной душой ожидала, пока водители заметят меня и соизволят дать мне пройти. К моему великому изумлению, ждать мне пришлось очень и очень долго: я стояла не менее пятнадцати минут, пока наконец движение немного не замедлилось. Только тогда я схватила велосипед и мигом перебежала шоссе. Ни одна машина даже не сбавила скорость, чтобы дать мне перейти дорогу, хотя все видели, как страстно я этого хотела!
    Оказавшись на другой стороне, я стала слоняться в поисках людей, которые могли бы объяснить мне дорогу к дому. В обнимку со своим великом я подбегала к выходящим из кафе американцам и просила мне помочь. Но те лишь раздраженно качали головой, буркали, что не знают, где находится моя улица или просто проходили мимо, полностью игнорируя меня. Несмотря на то, что Русскую во мне с виду опознать было крайне сложно, потому что я была небрежно одета (на мне были выцветшие джинсы и свободная футболка) и говорила я почти без акцента, янки понимали, что я была иностранкой – никакой нормальный американец, считали они, не поедет кататься на велосипеде, а возьмет машину.
   Я уже было отчаялась когда-либо вернуться домой, мое настроение резко упало. Сначала в моей голове промелькнула мысль о том, что было бы неплохо зайти в магазин и попросить разрешения позвонить домой, чтобы за мной кто-нибудь приехал. Но потом я вспомнила анекдот, который в последнее время часто цитировала самой себе: встречаются как-то два мужика, один несет сдавать огромную авоську с пустыми бутылками. Другой его спрашивает: «А что это у тебя все этикетки заграничные?» Тот ему отвечает: «Да вот, смотри зато какие бутылочки: гладкие, прозрачные, ровные». «А как же русские?!» «Русские? А Русские не сдаются!» Вот и сейчас я решила, что обязательно выпутаюсь из этой истории сама. Я подняла глаза вверх и помолилась о том, чтобы господь не дал мне упасть в грязь лицом перед своими соседками и чтобы Он показал мне, как можно попасть домой. Я взяла велик и уныло поплелась по улице. Внезапно я увидела мужчину, который направлялся в сторону какого-то учреждения. Я заорала:
Эй, сэр! Подождите, пожалуйста!
  Он обернулся и остановился. Я подошла к нему и попросила его объяснить мне дорогу до дома.
  Он наморщил лоб, подумал немного и сказал:
Мисс, я не знаю, где находится ваш дом.
  Я попросила его хотя бы указать нужное направление. Он подумал еще немного, и махнул рукой вправо, сказав, что скорее всего я смогу добраться до дома по этому шоссе. Он не преминул предупредить меня:
Но это очень опасно. Машины носятся туда-сюда со страшной скоростью и они даже не остановятся, если вас задавят.
  «Очень обнадеживающе», - подумала я, но вместо этого спросила:
Но скажите пожалуйста, где мне нужно будет свернуть, если я все-таки по нему поеду?
  Мужчина было хотел послать меня на все четыре стороны, но, увидев мои глаза, полные мольбы, он хмыкнул и сказал:
У меня в офисе есть карта. Пойдемте, посмотрим.
  Я знала, что это было не совсем безопасно – ходить по офисам незнакомых мужчин, но тогда мне было глубоко на все наплевать, и поэтому, широко улыбнувшись, я решительно направилась вслед за ним.
  В его офисе мы долго изучали карту, пока наконец не нашли мой дом. Еще столько же Норман Хилл (Norman Hill) (именно так звали моего спасителя) искал, как до него добраться. Он начертил мне план на бумаге, но я опять посмотрела на него с мольбой в глазах и сказала, что я до такой степени растеряна, что не знаю, смогу ли самостоятельно добраться до дома. Вздохнув, Норман сказал, что он сядет в машину и поедет по направлению к моему дому, и велел мне сесть на велосипед и ехать за ним.
  Я последовала его совету, мысленно молясь о том, чтобы по пути меня бы не задавила машина. Пару раз я натыкалась на кочки и слетала с велосипеда, сбивая в кровь коленки. Наконец я увидела знакомую мне местность и поняла, что нахожусь рядом с домом. Я подъехала ближе и увидела машину Нормана. Он стоял рядом с машиной и, увидев меня, заулыбался. Я от всей души поблагодарила Нормана. Я не могла представить себе, что случилось бы со мной, не встреть я его. Мы обнялись на прощание и пожелали друг другу всего хорошего.
  Вернувшись домой, я прошмыгнула в свою комнату и постаралась прийти в себя. К вечеру я уже вовсю смеялась над этим происшествием и шокировала американцев своим рассказом.

  Часть десятая. Новые приключения

  Приближался День благодарения и все собирались ехать домой на выходные. Мне светила перспектива долгих и одиноких выходных. Но моя соседка Алиша очень удивила меня, сказав, что хочет пригласить меня к себе домой в штат Кентаки (Kentucky). Сначала я даже не знала, что и ответить, до такой степени Алиша поразила меня. Я спросила ее, не будет ли против ее семья, если я приеду. Она ответила, что уже все с ними обговорила, и они меня ждут. Семья у Алишы была на редкость удивительная: у Алишы было еще восемь (!) сестер и один брат. Я не представляла себе, как они все умещаются в одном доме и хватит ли места для меня. Я очень подружилась с Алишей и была уверена, что ее семья такая же приятная, как моя соседка. Поэтому я с радостью приняла ее приглашение, и спросила, когда и на чем мы едем. Алиша сказала, что мы уезжаем утром в четверг вместе с Таней, той, которая работает в отделе транспорта. Она тоже живет в Кентаки, буквально в двадцати минутах от дома Алишы.
  С нетерпением я дождалась вечера среды. Я спросила разрешения у Билла Готарда, можно ли мне поехать в Кентаки. Он был рад, что мне не придется проводить День благодарения в одиночестве и дал свое согласие.
  Вставать нам пришлось очень рано – в шесть утра. Выехать нужно было в семь, чтобы приехать пораньше и не попасть в пробки. Ехать нужно было примерно шесть часов. Половину дороги я спала на заднем сиденье и проснулась только тогда, когда Алиша и Таня разбудили меня, чтобы заехать куда-нибудь перекусить. Мы пообедали курицей с жареной картошкой и салатом и направились обратно к машине, чтобы продолжить путешествие. Оставшуюся часть дороги я смотрела в окно и наблюдала за «живописными американскими пейзажами». Они опять-таки не отличались ничем примечательным: америка, как всегда, была похожа на одну большую деревню – сплошные фермы, маленькие домики и забегаловки. За три часа я не увидела абсолютно ничего интересного и примечательного.
  …Наконец мы подъехали к дому Алишы. Он был двухэтажный и казался довольно просторным. Навстречу нам вышли мужчина и женщина, видимо, родители Алишы. Мужчина был довольно строгим на вид, а женщина напоминала обычную домохозяйку. Впоследствии я познакомилась с сестрами и братом Алишы. Что примечательно, так это то, что всех  сестер Алишы звали на букву «А. Брата звали Джонатан (Jonathan). Все они относились ко мне очень хорошо. Вместе с ними жила бабушка, мама матери Алишы. Она была довольно в преклонных годах, и с трудом передвигалась по дому. Бабушка была очень приятной и доброй женщиной. Вечерами частенько мы играли с ней в игры или просто разговаривали. Единственный ее «недостаток» заключался в том, что она была истинным патриотом америки, и думала, что я приехала сюда жить навсегда. Я никак не могла переубедить ее в том, что в марте я уезжаю назад. Бабушка постоянно твердила, что мне очень повезло и что я должна благодарить Бога за то, что Он позволил мне приехать в америку. Все эти разговоры вызывали у меня глубокую печаль и еще больше усиливали мое желание поскорее вернуться домой.
  В День благодарения мы сели за стол и стали наслаждаться разнообразными вкусными блюдами, которые накануне приготовила мама Алишы. Она действительно постаралась на славу: на столе были и несколько салатов, и запеченная картошка, и непременная индейка, и традиционные ореховые пироги.
  Спала я на двухъярусной кровати, на нижней кровати. Раньше это место принадлежало самой старшей сестре. Сейчас она работала медсестрой в детском доме, тоже в Кентаки. Алиша обещала мне, что мы поедем навестить ее.
  На следующий день мы поехали по магазинам. Но не по обычным, а по секонд-хэндам. В америке такие заведения называются очень дипломатично: «Экономичные магазины» (Thrift Stores). Они действительно очень экономичны: средняя цена в них варьируется от трех до восьми долларов. Конечно, большинство одежды и обуви не отличается высоким качеством и привлекательностью, да к тому же, в них до этого неизвестно кто ходил. Но, если постараться, среди этих отбросов можно найти вполне приличные вещи. Вот и в этот раз я приобрела себе симпатичные джинсы, несколько кофт и свитеров и пару туфель. На все это богатство я потратила около тридцати долларов. К примеру, самые дешевые джинсы в обычном магазине стоят двадцать долларов. Но поход в «Экономичный магазин» обернулся для меня целой трагедией: выбирая одежду, я ориентировалась на свой прежний размер и была очень разочарована, когда одежда, которую я себе выбрала, оказалась мне мала. Я пришла к выводу, что нужно срочно что-то об этом делать. Я здраво рассудила, что здоровой пищей в америке питаться мне не удастся и поэтому решила последовать совету легендарной Фаины Раневской – не жрать. Я всегда любила вкусно поесть и не могла долго питаться однообразной пищей. Сейчас мне приходилось особо нелегко: глядя, как американцы уплетают какой-нибудь здоровый гамбургер, я обливалась слюной, но твердо решила есть один раз в день. Я съедала на завтрак бублик и выпивала стакан сока и больше ничего не ела. Через несколько дней я абсолютно потеряла аппетит и практически перестала есть совсем. За день я могла обойтись одним леденцом или половинкой яблока. Вскоре я сильно похудела – я сбросила около десяти килограмм. Когда я приходила на работу в кофте с короткими рукавами, все девушки приходили в ужас и спрашивали меня, если я вообще что-нибудь ем. Меня это доводило до полнейшего безумия и отчаяния.
  Перед тем, как вернуться назад в Чикаго, мы поехали в детский дом, где работала сестра Алишы Энджела. Добирались мы довольно долго, около часа. Приехав туда, я поразилась красоте природы, вокруг которой располагался детский дом. Воздух был чистым и свежим, и это место было больше похоже на живописный курорт, чем на пристанище для брошенных детских душ. Тем более для таких. Я с ужасом посмотрела на существа, вышедшие встречать нас. Тут Алиша шепнула мне, что забыла сказать, что ее сестра работает в доме для детей-инвалидов. В холодном поту я поздоровалась с ребятами. У каждого из них был ярко выраженный физический недостаток. Я старалась не показать ужаса, пронзившего меня и пыталась вести себя так, как будто они были обычными людьми. Мне было до глубины души жаль этих больных детей: на их долю выпало огромное количество тяжелых испытаний. «Многие их них не доживут и до двадцати», - мрачно подумала я. Среди этих детей были и две симпатичные девочки лет пятнадцати, которые сидели в инвалидных креслах. Алиша повела меня знакомиться с хозяевами этого дома. Они оказались выходцами из Румынии, но, несмотря на всю доброту к детям, довольно нелестно отзывались о своей прежней родине. Узнав, что я из России, они спросили, иммигрировала ли я или нет. Услышав, что я даже и не собираюсь, и, напротив, жажду вернуться домой, они очень удивились. «Да ладно тебе, - принялись советовать мне они. – У тебя ведь вся жизнь впереди. Чего ты там забыла?» Алиша, предвидевшая мой ответ, поспешила переменить разговор на другую тему. И совершенно правильно сделала, потому что во мне уже закипал праведный гнев. Потушить его смог маленький мальчик с обоженными кистями рук и отсутствующими ушами, который подбежал к хозяину и тоненьким голоском прокричал:
Папа, папа, смотри, что я тебе принес!
  Мальчик протянул ему картинку, которую, видимо, только что сам нарисовал.
  Мне показали комнаты, в которых дети отдыхали и занимались. Я заметила, что обстановка не была довольно богатой и что игрушек явно на всех не хватало. Тем не менее, дети радостно играли и, казалось, их физические недостатки им явно не мешали: мальчик постарше катал девочку на инвалидной коляске, которая радостно визжала и хлопала в ладоши, другой мальчик без рук рисовал что-то пальцами ног, девочка с обоженным лицом что-то возбужденно рассказывала своим подружкам. Мое внимание отвлек старый негр, который показал на нам на парня и девушку, сидевших на скамеечке. Присмотревшись, я поняла, что они страдают синдромом Дауна.
Они любят друг друга, - произнес негр, улыбаясь беззубым ртом.
  На улицу вышла женщина в белом халате и позвала нас на обед. Войдя в столовую, мне в нос ударил резкий запах вареных овощей. Все принялись с аппетитом поглощать пищу. Одна я сидела на краю длинной скамейки лишь со стаканом воды. После всего увиденного, мне кусок в горло не лез. Мне было очень жаль несчастных ребятишек, к которым судьба оказалась так несправедлива. Неожиданно ко мне подбежала высокая, нездорово худая женщина, вытащила меня из-за стола и куда-то потащила. Оцепенев, я не могла сопротивляться, и лишь посмотрела в сторону Алишы, спрашивая глазами «Куда она меня ведет?» Алиша подбежала ко мне, и сказала, что эту женщину зовут Рози и ей всего двадцать семь лет. В девять лет ее изнасиловали, и с тех пор она сошла с ума. Ее развитие было на уровне пятилетнего ребенка и она плохо понимала, что ей говорили. Рози стала что-то мне рассказывать, периодически встряхивая меня за плечи. Я плохо понимала ее речь и лишь согласно кивала в ответ. Рози была афроамериканкой, очень худой, с выпавшими зубами и растрепанными волосами. Я обняла ее и сказала ей несколько фраз. Вероятно, она не поняла меня, и немного погодя, убежала доедать свой обед.
  После обеда нас повели смотреть тяжело больных, которые даже не могли встать с постели. То, что я увидела в тех палатах, не поддается никакому описанию, поэтому я не буду об этом рассказывать.
  После этого мы отправились в другое здание, где находились новорожденные дети, от которых отказались родители. Проходя мимо их кроваток, я увидела красивого маленького мальчика с огромными ярко-голубыми глазами. «Прямо как у Шона», - подумала я. Я все еще скучала по Шону из Канады, несмотря на то, что решила ему не писать – ведь у этой истории не может быть продолжения, думалось мне. Впоследствии, вернувшись в Россию, я все-таки написала ему письмо, но оно вернулось ко мне с почтовым штампом «Переехал».
  «И кто мог бросить такого очаровательного малыша?» - думала я, глядя в кроватку на голубоглазого парня.
  Поиграв с малышами около часа, мы решили, что пора возвращаться домой. Перед тем, как уехать, мы зашли в магазин, который держали хозяева детского дома. Прямо посередине стоял огромный сундук, доверху набитый разноцветными камнями. На сундуке была прибита надпись: «Эти камни принесут Вам удачу». Я взяла маленький мешочек и набила его доверху. Я подумала, что десять долларов стоят того, чтобы обрести удачу.
  Тем не менее, мои проблемы со здоровьем и питанием продолжались, и я не знала, что мне делать. Я никому об этом не говорила, потому что боялась, что меня не поймут.
  В то время, когда я находилась в доме Алишы, она заметила, что со мной творится что-то неладное, но не подала виду. Если не считать моей новой проблемы, я прекрасно провела время в Кентаки. Мы ездили в большой парк отдыха и забирались на довольно высокие горы, ездили в центр города и ходили гулять в лес и однажды ездили в гости к Тане. Семья Алишы относилась ко мне также очень хорошо: все они чувствовали, что я переживаю не самый лучший момент своей жизни и пытались поддержать меня. К своему великому стыду, я не всегда должным образом реагировала на их доброту: никогда прежде мне не доводилось жить в такой большой семье и я не знала, как мне себя вести. Семья Алишы была очень набожна и придерживалась строгих христианских правил, поэтому я тем более боялась сказать что-нибудь непотребное.
  …В Чикаго мы снова возвращались вместе с Таней. Путешествие прошло практически без эксцессов, несмотря на то, что мы увидели две крупные автомобильные аварии. Из-за одной из них пробка растянулась на несколько километров, и нам пришлось простоять в ней целый час.
  Вернувшись домой, я сразу же легла спать. Наутро я зашла в кабинет Билла Готарда, чтобы поговорить с ним и рассказать о своей поездке в Кентаки. Он предложил мне поехать на еще одну конференцию в штат Индиана. Я с радостью согласилась, потому что рассудила, что чем больше я путешествую, тем лучше. Я должна была уехать через три дня. Я по-прежнему плохо себя чувствовала, и становилась слабее день ото дня. Я боялась поговорить с кем-нибудь о своей проблеме. Я была уверена, что меня никто не захочет выслушать.
  Подошло время моей поездки в Индиану. Я была рада, что наконец-то я смогу попутешествовать. Живя в Чикаго, я постоянно просила своих соседок и знакомых с машинами отвезти меня куда-нибудь посмотреть что-нибудь интересное. Я очень люблю ходить по музеям или просто бродить по улицам нового города, открывая для себя что-то интересное. Но американцы не хотели идти мне навстречу и знакомить меня с местными достопримечательностями.
  В машине вместе со мной ехали еще три девушки: Кристи (Christie), Кэйти (Katie) и Абигэйл (Abigail). Мы сразу же подружились с Абигэйл и проболтали с ней всю дорогу. Ехать было не так далеко, по сравнению с другими штатами, в которых я уже была – всего два с половиной часа. Всю дорогу мы проболтали с Абигэйл и пришли к выводу, что у нас с ней много общего. Она была стильной и современной девушкой с привлекательной внешностью и фигурой. Она рассказала, что ее мать наполовину русская. «Так вот почему она такая симпатичная», - подумала я. Но тем не менее, американское происхождение дало о себе знать. Абигэйл иногда задавала настолько глупые вопросы, что я лишь тихо поражалась и пыталась дать ей доступный ответ.
  Конференция продолжалась целую неделю и занимала собой практически весь день. Свободного времени у нас абсолютно не было: с утра до вечера мы учились, делая лишь непродолжительные перерывы на завтрак, обед и ужин. Из-за того, что мое расписание было столь напряженным, мой аппетит вернулся ко мне и я опять стала нормально питаться. Первое время я старалась есть одни овощи, но их нам подавали столь мало, что я все время ходила голодной. Тем не менее, чувство неполноценности не покидало меня и я пребывала в состоянии депрессии.
  Я жила в одной комнате с Абигэйл и Кэйти. Нам было очень весело вместе: уже выключив свет, мы подолгу болтали обо всем на свете.
  В один из дней у нас была экскурсия в South Campus – Южный Городок. Там жили Русские дети из Московского Колледжа. Всякий раз, когда приезжала какая-нибудь делегация, обязательно делался акцент на том, что эти дети – сироты, хотя на самом деле из пятидесяти человек сиротами были только семеро. У большинства этих детей не было отца, но были и такие, которых на Родине ждала полная семья. У многих детей родители занимали высокие посты, были даже те, у которых матери работали в Государственной Думе. Большая часть детей очень скучала по России и безумно хотела вернуться домой. Они терпеть не могли американцев и при всяком удобном случае делали им какую-нибудь пакость или просто обзывали их по-русски. Но были и те, которые полностью американизировались и теперь даже выглядели, как американцы. Они следили за первой группой детей и докладывали старшим об их проступках, вследствие чего на территории Южного Городка постоянно протекали военные сражения – иногда дело доходило даже и до драк. Условия содержания Русских детей были довольно строги: существовал целый свод правил, которые должны были соблюдаться. С одной стороны, это обеспечивало хорошую дисциплину, а с другой – сеяло сомнение в душу детей и вызывало всякого рода вопросы, например, почему девочки должны играть только с девочками, а мальчики – с мальчиками. С утра до обеда дети занимались учебной программой, а другая половина дня была посвящена уборке, развивающим играм, чтению Библии и посещению христианских лекций. Раньше здание Южного Городка представляло собой ни что иное, как дом престарелых. После того, как это учреждение закрылось, мэр города Индианаполис распорядился о передаче здания Биллу Готарду. Билл Готард был просто удивительным человеком – всю свою жизнь он посвятил служению богу и людям. Свой рабочий день он начинал в пять утра, и ложился далеко за полночь. Он с великой радостью помогал любому, кто обращался к нему за советом. Билл Готард с поразительным спокойствием относился к любому событию. Что бы ни случилось, не взирая ни на какие преграды, он всегда оставался бодрым и жизнерадостным. Он совершал миссионерские поездки по всему миру, от всего сердца стараясь донести до людей благую весть об Иисусе Христе. Благодаря мистеру Готарду много людей уверовало в бога и обрело спасение и уверенность в жизни. Билл Готард был одним из немногих американцев (да даже и некоторых Русских!), которые в любое время суток мог выслушать мои самые сокровенные проблемы и дать дельный совет. Он постоянно беспокоился обо мне, и спрашивал, если мне что-нибудь нужно. Я могла рассказать ему абсолютно обо всем, и он никогда не упрекал и не осуждал меня. В отличие от многих современных лидеров, Билл Готард никогда не делал различия между чинами и государственными положениями. Он одинаково общался и с помощниками Президентов, и с пенсионерами, и с владельцами крупных компаний, и с бесшабашными панками. Вот и тогда, создавая детский дом для Русских, он и не мог предположить, что некоторые люди не оценят по достоинству его доброты и заботы.
  Русские дети были очень рады увидеть меня, я пользовалась у них некоторым авторитетом. Я тоже была счастлива пообщаться с ними; мы отлично провели время и не заметили, как пришла пора возвращаться назад в отель, где проходила конференция. Кстати, как мне рассказали работники отеля, раньше в нем останавливался сам король рок-н-ролла Элвис Пресли. Иногда я бродила по отелю, пытаясь вычислить, в каком же номере он жил. Работники не знали или просто не хотели давать мне эту информацию, поэтому, к моему сожалению, я так и не выяснила, где же пребывал Элвис.
  Конференция заканчивалась, и в последний день нас ожидал большой тест по пройденному материалу. Я очень волновалась, но тем не менее, я набрала 96% из 100 возможных, чему была несказанно рада. Некоторые американки не набрали даже и шестидесяти процентов и я стала чувствовать некоторое превосходство над ними – если бы тест был на Русском, возможно, я набрала бы и все сто баллов.
  Поездка назад в Чикаго была на редкость утомительной – погода стояла довольно теплая и на улице было очень душно. Несколько раз мы останавливались на перерыв на обед. Мы зашли в небольшое кафе, которое называется Sturbucks  - выбору покупателя открывается широкий ассортимент кофе различных сортов – там есть и кофе со взбитыми сливками, и кофе с мороженым, и кофе с ромом. Эти кафе существуют по всей америке и пользуются невероятным спросом. Впоследствии я частенько заходила туда вместе с американцами.
  Приехав в Оак Брук, я первым делом помчалась в офис позвонить в Россию. Я могла бесплатно звонить на Родину и болтать целых десять минут, за которые, в принципе, я толком не успевала ничего сказать, потому что сильно забыла Русский – еще бы, ведь каждый день я разговаривала только на английском и вокруг меня не было ни одной живой Русской души. У меня начал появляться акцент, который раздражал меня и моих друзей и родственников, которым я звонила. Некоторые слова вообще вылетели у меня из головы и иногда я заполняла образовавшееся в ходе разговора молчание отвратительным «э-э-э».
  Кстати, о друзьях – ежедневно я, с замиранием сердца, проверяла свой электронный почтовый ящик, в надежде получить что-нибудь от своей лучшей подруги Наташи, но все было бесполезно – она не писала мне. Мы были знакомы еще с одиннадцати лет, и быстро стали лучшими подругами, делясь всеми сокровенным секретами друг с другом. Несмотря на то, что мы жили в разных концах Москвы, тем не менее, мы старались часто встречаться и обмениваться последними новостями. Так как я живу в Подмосковье (в 30 минутах от Москвы), то у меня – пятизначный домашний телефон. Разговор с Москвой стоит дешево – всего около пятидесяти копеек за минуту, но за все четыре года нашей дружбы Наташа позвонила мне всего лишь дважды – все остальное время звонила ей я. Иногда я обижалась на нее за это, но потом мы быстро мирились и решали, что нам не стоит ссориться из-за такой ерунды. Но теперь я была не на шутку раздосадована тем, что вот уже несколько месяцев от Наташи не было ни слуху, ни духу – я получила от нее всего одно сообщение, хотя писала ей чуть ли не через день. За все то время, проведенное мною в америке, я не получила от Наташи ни одного письма. 
  Через несколько дней у меня очень сильно разболелся желудок: я не могла даже встать с кровати. Я не могла вызвать себе врача, потому что у меня не было страховки, а обычный визит обошелся бы мне в довольно кругленькую сумму. На следующий день я заставила себя одеться и пойти к Биллу Готарду. Он сказал, что мне непременно нужно ехать к врачу. Он попросил Джона, того самого, что встречал меня в аэропорту, отвезти меня в больницу. В той больнице медсестрой работала мама Дженнифер, что была секретарем того американца, который тоже был в аэропорту в день, когда я прилетела. Она встретила меня с улыбкой и провела в кабинет врача и сказала, что он должен скоро подойти. Сама клиника была небольшой, одноэтажной. Несмотря на это, она была очень чистой, наверное, потому, что это была частная клиника. Сами американцы мне рассказывали, что обычные больницы, в отличие от тех, которые показывают в телесериалах, не отличаются особой ухоженностью. Кабинет врача был светлый и уютный. Зайдя в кабинет, доктор поздоровался со мной и расспросил, что меня беспокоит. Пощупав мой живот, измерив мне температуру и давление, он долго что-то писал в своей тетради. Затем доктор выписал мне рецепт, протянул упаковку таблеток и велел сдать анализы. В отличие от Российских поликлиник анализы в американских больницах сдаются непосредственно на месте, в специальную пластмассовую тару. После процедуры, врач улыбнулся мне и сказал:
С вас сто двадцать долларов, мисс Вероника.
  У меня перехватило сердце, хотя я и старалась не подавать виду. А ведь еще нужно было купить лекарство по рецепту! «Да-а-а…Это вам не Рио-де-Жанейро…», - пронеслось у меня в голове. Я не понимала, за что нужно было платить такую сумму – за то, что мне помяли живот и предоставили возможность рассказать о своей болезни? Я достала купюры из сумочки, поблагодарила, одела куртку и покинула клинику. Увидев Джона, дожидавшегося меня в кресле, я показала ему рецепт и спросила, где можно приобрести лекарство. Оказывается, лекарства можно купить прямо в супермаркете. Мы приехали туда и подошли к фармацевтическому отделу. К нам вышел бородатый мужчина в белом халате. Я отдала ему рецепт и попросила дать мне лекарство. Тут я в очередной раз столкнулась с расовой дискриминацией – мужик без зазрения совести оглядел меня с головы до ног, небрежно схватил рецепт, и битых десять минут пытался прочитать мою фамилию, хотя она и не представляет особой сложности. По крайней мере, мои предки не были счастливыми и гордыми обладателями таких фамилий, как Нечипоренко, Черезплетеньходько, Могила и многих других, подобных этим. Затем он задал несколько вопросов, касающихся моей болезни. Но не мне, а Джону. Бородач буркнул и спросил, как протекает заболевание у «этой», как он назвал меня, видимо, приняв Джона за моего мужа. Тут я вконец разозлилась и сквозь зубы процедила, что, вообще-то, больна именно я, и именно мне виднее, что конкретно меня беспокоит. Бородач немного успокоился, и согласился, что, непременно, я лучше знаю, что и где у меня болит. Ответив на его вопросы, я стала ждать, пока он принесет мое лекарство. Очевидно, фармацевт абсолютно не мог ориентироваться во времени – по крайней мере, я прождала его по меньшей мере пятнадцать минут. Я схватила лекарство и гневно затопала каблуками по направлению к машине. Джон уныло поплелся за мной. Всю дорогу до дома я промолчала, лишь попросив Джона отвезти меня к Биллу Готарду. Там я рассказала ему, как прошел мой визит, опустив сцену в супермаркете. Я стала жаловаться, что доктор содрал с меня сто двадцать баксов и еще мне пришлось заплатить сорок пять за лекарство по рецепту. Билл Готард успокоил меня, и сказал, что компенсирует мои затраты. Я поблагодарила его и отправилась домой испытывать лекарство. На следующий день мне стало еще хуже: я позвонила в больницу и спросила, в чем дело и почему я чувствую себя так отвратительно. Я получила поразительный ответ: возможно, это негативная реакция моего организма на лекарство! Спрашивается: для чего же тогда его употреблять? Риторический вопрос.
  Попринимав эти таблетки еще пару дней, я, с совета Билла Готарда, спустила их в унитаз. Я уже чувствовала себя гораздо лучше, безо всякой медицины.
  Наступил декабрь, но погода все еще была хорошей – было примерно около десяти градусов тепла. Я повесила у себя в комнате огромный календарь и каждое утро зачеркивала числа, считая, сколько дней мне осталось до отъезда на Родину. Я пребывала в состоянии ужасной депрессии – каждую секунду я думала о России и вспоминала всю свою прежнюю жизнь. Передо мной представала вся моя прошлая жизнь – как негативные, так и приятные моменты. Я скучала по каждой клеточке России – по грязным электричкам, по метро, которое в час пик было похоже на бочку с селедкой, по хрущовкам, высоткам, паркам, речкам, магазинам, телевидению… Больше всего мне, несомненно, не доставало Русских людей. Я мечтала увидеть добродушные лица старушек, добрые глаза женщин и мужчин, приветливые улыбки детей. Мне не доставало простого человеческого сочувствия и внимания, к которому мы так привыкли в России. Я скучала по дружелюбию и оптимизму Русских людей, по их непревзойденному чувству юмора и необыкновенной выносливости. Чтобы с нами не случалось, мы не видим никаких преград на своем пути и не теряем самообладания и стойкости. Я не могла поверить, что всего каких-то полгода назад моей самой заветной мечтой было замужество за американцем и получение вида на жительство в сша. Теперь, ни за какие богатства мира, я не согласилась бы променять свою необыкновенную Родину ни на какую другую страну, особенно на америку. Я не могла представить себя женой американца, но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. В америке, в одном из аэропортов я познакомилась с парнем, который там работал. Он был пилотом миниатюрных самолетов и ему, похоже, нравилась его профессия. Его звали Майк. Он первый подошел ко мне и спросил, как меня зовут. Мы проболтали до тех пор, пока не подошло время посадки на мой самолет. Мы обменялись адресами электронной почты и взяли друг с друга обещание писать. Я не придала этому знакомству особого значения, хотя мне понравилось общаться с Майком, поэтому я была очень удивлена, обнаружив в своем электронном ящике письмо от него всего через несколько дней. В нем Майк спрашивал, как у меня дела, и как прошел мой полет. Он рассказал мне немного о себе и задал несколько вопросов мне. Мы начали переписываться, и, через пару недель, мы стали чуть ли не лучшими друзьями. В Майке мне нравилось абсолютно все: его характер, его вопросы, манера писать письма. Мне нравилось, что в нем не было ничего американского. Он говорил мне, что находится на службе в армии и в принципе не имеет ничего против америки и при случае пойдет ее защищать. Майк также обрадовал меня своим поразительным отношением к моей Стране – он сказал, что вот уже на протяжении четырнадцати лет мечтает побывать в России. Мы писали друг другу по одному - два письма в день и обменивались фотографиями России. Впоследствии, когда я уже вернулась на Родину, я получила письмо от Майка, в котором говорилось, что он приедет летом навестить меня и заодно осуществить свою мечту – побывать в России. Приехав, он остановился в Москве в гостинице и мы каждый день встречались и ходили куда-нибудь гулять. Между нами установились тесные отношения, и Майк даже сделал мне предложение. Но видимо, он решил мне заблаговременно показать свой истинный характер: я пришла к выводу, что Майк вовсе не был похож на того человека, которого я знала по письмам. Анализируя предыдущие беседы, я вспомнила, как Майк говорил мне, что ненавидит американских женщин и что мечтает жениться на Русской – мол, Русская она и добрая, и красивая, и хозяйственная, и покладистая, и неприхотливая. На самом деле Майк оказался на редкость унылым и закомплексованным человеком. Его лучшим другом была его мама, с которой он делился всеми мельчайшими подробностями своей жизни. Он, как и все американцы, не славился особой щедростью и гордился, если покупал мне билет на метро и однажды безумно удивился, когда увидел, как я дала десять рублей нищей старушке, которая попросила у меня милостыню. «А зачем ты это сделала? – поинтересовался он. – Вот я так никогда этого не делаю».
  В ряду этих, и многих подобных пРоудзн, я была вынуждена с ним расстаться, о чем ни капельки не жалею. Я в очередной раз убедилась, что некоторые американцы успешно умеют маскироваться под порядочных людей.
  …Моя депрессия приняла такой значительный оборот, что по утрам я даже не могла встать с кровати и привести себя в порядок. Я, привыкшая смеяться часто и порой без пРоудзны, не могла заставить себя даже улыбнуться. Мне не хотелось ничего делать: ни читать, ни гулять, ни разговаривать ни с кем. Когда я приходила на работу, я могла долго сидеть, уставившись в одну точку, даже не осознавая этого. Вместе с этим, у меня снова начались проблемы с едой – теперь все повернулось в обратную сторону – меня стала преследовать булимия со всеми вытекающими отсюда последствиями.
  За короткий промежуток времени я успела перечитать всю имеющуюся в местной библиотеке литературу по психологии, пытаясь выйти из невыносимого, гнетущего состояния депрессии и уныния, охватившего меня. Я пыталась поговорить с американцами о своих проблемах, но большинство из них не хотело слушать меня. Единственными, кто искренно хотел мне помочь, были Дан, Энджи, Алиша и Билл Готард, естественно. В последнее время я сдружилась с Брендоном – он работал в моем отделе и казался заинтересованным в России. Однажды, он даже попросил меня написать ему тексты гимнов СССР и России. Когда я спросила, зачем ему было это нужно, Брендон ответил, что ему было интересно узнать, какими словами мы славим свою Родину. Тем не менее, он категорически отказывался слушать, как сильно я хотела вернуться домой, потому что считал, что америка – самая великая страна в мире. Мне так и не удалось убедить его в обратном.
  Сначала я хотела обратиться к врачу за психологической помощью, но потом вспомнила программы по телевидению, рассказывающие обо всех «прелестях» американских клиник. Еще в России я была наслышана о том, что пациентам подобных заведений могут поставить очень неблаговидный диагноз, из-за которого может быть перечеркнута вся жизнь. Возможно, в «самом демократичном государстве» принято существовать с такими диагнозами, как шизофрения и биполярное расстройство, но на нашей Родине к такого рода заболеваниям относятся крайне негативно. Поэтому я пыталась справиться с накатившей тоской практически в гордом одиночестве, моля бога поскорее избавить меня от америки.
  Как-то, когда я лежала на кровати и не могла даже подняться, ко мне в комнату посередине рабочего дня совершенно неожиданно зашла Алиша. Я привстала и поинтересовалась:
А почему ты не на обеде?
Я как раз шла на обед, но я хотела тебе прежде кое-что сказать. У Хезэр через пять дней День рождения и Деб, Лизл и я хотим сделать ей сюрприз.
Какой? – спросила я.
Мы хотим взять напрокат лимузин и отвезти Хезэр в какой-нибудь ресторан. Мы хотим, чтобы и ты поехала с нами.
  «Вот спасибо, - подумала я. – Жалую вам шубу с царского плеча».
  Алиша, не увидев никакой реакции с моей стороны, переспросила:
Так ты согласна? Поехали, заодно развеешься, тебе станет лучше.
Да, конечно, я согласна, если, конечно, Деб и Лизл не против.
Нет-нет, они не против.
  Я поинтересовалась, сколько же стоит такое удовольствие. Алиша не ответила мне, лишь сказав, что это очень дорого. Позже я выяснила через интернет, что аренда лимузина в среднем стоит $300 за два часа – с момента выезда машины из гаража.
   Все пять дней мы ходили, как на иголках, пытаясь не проговориться Хезэр о нашем замысле. Наконец, в День ее рождения Деб, Лизл и Алиша еще раз обсудили план предстоящего вечера. Глядя на них, я подумала, что им стоило бы пойти работать в ФБР – они выглядели как тайные агенты, сверяющие пароли и явки перед началом операции. Но, только я собралась им это посоветовать, как они напрочь развеяли мои предположения.
А знаешь, куда мы повезем Хезэр? – спросила меня Деб.
  Естественно, я и понятия не имела, поэтому поинтересовалась:
Куда?
  Затем последовал ответ, который навсегда отпечатался в моей памяти и который я буду рассказывать своим внукам. Я ожидала услышать название какого-нибудь модного чикагского клуба или ресторана, но…Ответ парализовал меня на несколько секунд:
Мы повезем ее в ресторан для детей!
  Я уставилась на них, как баран на новые ворота и переспросила, в надежде, что это мне померещилось:
Куда-куда?
  Но нет, увы, я пребывала в полном рассудке:
Мы повезем Хезэр в детский ресторан!
  В исступлении я присела на диван, криво улыбнувшись:
А-а-а…Понятно…
  Видя мою реакцию, Лизл затараторила:
Да ты чего? Это же будет прикольно!
  Я прокомментировала это заявление тем, что у нас в России развлечения немного отличаются от американских, на что получила ответ, что у меня совершенно нет чувства юмора. Представив, как в ресторан для дошкольников вломятся пять здоровенных баб, я захохотала. Хезэр исполнялось двадцать пять, Алише было двадцать три, Деб – двадцать, Лизл – девятнадцать, да и я на свои пятнадцать лет никак не тянула.
  Тем не менее я решила, что не опозорю себя и свою Страну на этом сложном этапе своей жизни, и поэтому поспешила привести себя в порядок, красиво одеться и накраситься.
  Через час мои соседки поторопили меня и сказали, что пора выходить из дома. В доме осталась одна Лизл, которая, по гениальному замыслу америкосов должна была говорить с Хезэр о проблеме, которая у нее якобы возникла. Сама Хезэр ничего не подозревала, и думала, что мы просто спокойно поужинаем в каком-нибудь ресторане в выходные. Мы вышли на улицу и спрятались в доме напротив у наших знакомых, которые тоже работали вместе с нами. Мы выключили свет и стали наблюдать, как Хезэр подъехала к нашему дому, и вошла внутрь. Там Лизл должна была отвлекать ее своими «проблемами». Через некоторое время к дому подъехал белоснежный лимузин. Я никогда раньше не каталась на лимузине и поэтому находилась в предвкушении предстоящей поездки. Мы вышли из соседского дома, подошли к нашему и постучали в дверь. Ничего не подозревающая Хезэр вышла нам навстречу и…застыла, увидев лимузин.
  Ну тут начались радостные возгласы и вздохи, описывать которые не имеет смысла. Наконец мы уселись в распахнутые двери лимузина и отправились в детский ресторан. Водитель, услышав, куда мы едем, лишь усмехнулся и покачал головой. Видимо, воспитание не позволяло ему вывалиться из машины и начать кататься по полу в истерике – а именно так я бы поступила на его месте. Водитель включил забойную музыку и нажал на газ. Через пять минут мои соседки завопили, что им такая музыка не по вкусу и что они предпочитают классическую музыку. Одна из них порылась в сумке и достала упаковку дисков, которые предусмотрительно захватила с собой. Я не знала, куда себя деть от стыда, поэтому я отвернулась в сторону и стала смотреть в окно. Добирались до «места назначения» мы около часа. Выйдя из машины, мы еще раз сфотографировались на память возле лимузина и отправились навстречу приключениям в детский ресторан.
  Это был один из самых худших вечеров в моей жизни. Когда мы вошли внутрь, к нам подошел менеджер ресторана и спросил, где наши дети. На что Лизл невозмутимо ответила, что мы заказали столик на пятерых. На Хезэр надели дурацкий колпак и посадили на стул, к которому был привязан воздушный шарик. Американки во все горло завопили «Хэппи бездэй ту ю», после чего оглушительно захлопали в ладоши.
  Посетители заведения вместе со своими детьми откровенно, без зазрения совести разглядывали нас, ржали и тыкали пальцем. Это было просто ужасно. После того, как мы поужинали, работница ресторана вынесла испеченный Деб и Алишей пирог с семью свечами. Когда я поинтересовалась, почему на пироге всего семь свечей, мне было сказано, что «двадцать пять – это два и пять, а два и пять будет семь».
  Отведав именинного пирога, меня ждал еще один сюрприз: теперь мои американки решили немного размяться и… поиграть в детские игровые автоматы. Они заплатили деньги, получили билеты и жетоны и отправились играть. Народ, который не видел нас, сидящими за столиком, тоже хихикал и показывал на нас пальцем: мол, девки совсем чокнулись.
  Некоторое время спустя, началось представление для детей. Мои соседки от души смеялись и хлопали в ладоши. Когда переодетые черепашки-ниндзя и клоуны пустились в круговой пляс, привлекая детей, они повскакивали со своих мест и примкнули к веселой процессии, завлекая меня вместе с ними.
  …Наконец этот кошмар закончился и мы благополучно вернулись домой вместе с парнем, который приехал нас забрать. Я еще долго вспоминала тот безумный вечер и еще долго не могла прийти в себя.   
  …Несколько дней спустя мне сообщили весьма интересное известие: в Чикаго из Далласа приезжала Русская девушка. В Далласе она проходила какое-то специальное обучение, и теперь, перед тем, как вернуться назад в Россию, она должна была пожить в Чикаго целых восемь дней. Сначала я не особо была обрадована этим приближающимся событием, потому что думала, что девчушка, как и многие русские, успела американизироваться и что с ней не о чем было бы разговаривать. Но все оказалось немного по-другому: Катя оказалась приятной и веселой девушкой. Ей было четырнадцать лет, но она многое понимала и многим интересовалась. Несмотря на то, что поначалу мы относились к друг другу с некоторым подозрением, мы быстро подружились и уже через несколько дней вовсю болтали, сидя у меня в комнате за чашкой чая. Она жила через дорогу от меня. Единственное, из-за чего у нас постоянно возникали разногласия – было то, что Катя категорически не хотела уезжать из америки и была не самого лучшего мнения о России. Поначалу мы частенько ссорились, но потом я поняла, что мне следует использовать другую тактику: я начала рассказывать Кате обо всех замечательных сторонах жизни в России. Я не уставала делиться с ней своими воспоминаниями и приводить все новые и новые примеры. На первых порах она полностью все отрицала и не могла представить себе день своего отъезда назад. Но я не сдавалась и продолжала борьбу за сердце Русского человека. Катя, как и многие другие Русские, попалась на заманчивую ловушку и клюнула на миф об идеальной жизни в америке. Так же, как и я сама. Я была счастлива, что наконец-то осознала, что человек всегда должен оставаться гражданином своей страны, несмотря ни на что и никогда не бежать, как крыса с тонущего корабля. Наша Страна всегда славилась своей силой и непобедимостью. Многие пытались сломить и поразить нас, но мы всегда были стойкими и храбрыми. Так почему же сейчас, в не совсем благоприятные для России времена, многие пытаются сбежать куда-то еще? Разве мы не должны бороться за свое счастье и за счастье наших детей и внуков? Почему мы думаем, что в другой стране нам обязательно будет хорошо? Несомненно, пока в России преобладает такая точка зрения, нам не стоит ожидать каких-то благоприятных перемен. Все изменится тогда и только тогда, когда мы кардинально пересмотрим свое мнение и когда у каждого Гражданина Российской Федерации появится желание честно служить и работать во благо своей Родины, а не работать посудомойками, грузчиками, танцовщицами и таксистами в странах третьего мира, включая ту самую пресловутую америку.
  Приближалась середина декабря, и в Индианаполисе должна была проводиться Рождественская конференция, на которую были приглашены все работники Института. Мы с Катей не стали исключением, и уже вовсю обсуждали, кто что наденет. Наконец, подошло время ехать. Мы залезли в мини-вэн, и оказались в окружении шестерых американцев. Они явно не были обрадованы неожиданным соседством с нами, и, когда мы заговорили по-русски, поспешили сделать замечание, что некультурно разговаривать на чужом языке, когда вокруг тебя никто не понимает. Невдомек было американцам, что этот язык для нас что ни на есть самый родной и близкий, и что это должно было выглядеть по крайней мере глупо, когда Русские разговаривают между собой на английском. Например, в России я никогда не видела, чтобы американцы общались на Русском. В то время, когда я и Катя мирно болтали и рассказывали друг другу анекдоты, истеричным янки казалось, что мы вовсю обсуждаем их и смеемся над ними и требовали прекратить разговаривать на Русском, чем несказанно веселили нас. Впоследствии, рассказав об этой комичной ситуации Биллу Готарду, тот заметил, что американцы просто завидовали нам – ведь большинство из них знает всего лишь несколько слов на испанском.
  По пути мы остановились в какой-то маленькой забегаловке вроде «Макдональдса». Мы с Катей заняли отдельный столик и предались воспоминаниям о России. Наконец я смогла убедить Катю в том, что Россия – самая великая Страна и что мы, Россияне, должны любить свою Родину и не стремиться уехать в чужую. Катя стала задумываться о том, что я права и тоже стала ностальгировать по России.
  После обеда я отправилась в ванную комнату. Она была довольно обшарпана и источала неприятный запах. Все кабинки были напрочь исписаны надписями типа «Kelly+John=Love» и «Rock-n-Roll forever». Я достала из сумки толстый красный маркер (как мне повезло, что я захватила его с собой!) и жирно вывела «Россия – самая лучшая Страна». С чувством выполненного долга я вернулась в машину.

     Часть одиннадцатая. Фигурное катание

  Мы приехали в тот самый отель, где я останавливалась на прошлой конференции. Мы должны были провести тут три дня. Естественно, мы с Катей поселились в одном номере. Из-за нехватки мест к нам подселили еще двух американок. С ними мы практически не общались, и все свободное время проводили вместе. Два дня пролетели практически незаметно. На третий день у нас был большой праздничный ужин, посвященный Рождеству. Я думала, что хотя бы половина американцев нормально оденется к торжественному вечеру, но я жестко заблуждалась. Они напялили на себя кофточки с крепдешиновыми бантиками, вязаные свитерки и ботиночки типа «Прощай, молодость!» Мы с Катей резко выделялись из общей серой массы и чувствовали десятки взглядов мужской половины, прикованные к нам. Тем не менее, мы старались не обращать ни на кого внимания и весело болтали и смеялись вдвоем. После ужина мы и еще многие американцы отправились кататься на коньках. Стадион находился примерно в получасе езды от отеля. Когда мы туда приехали, то встали в очередь за коньками. Я совсем не умею кататься на коньках, и поэтому, выйдя на лед и попытавшись проехаться по прямой, я тут же упала и больно ударила коленку. Я постановила, что покаталась достаточно, и решила обследовать территорию. На другом катке какие-то парни играли в хоккей. Я стала наблюдать за их игрой и подумала, что эти хоккеисты не совсем похожи на обычных американских парней с вялыми мышцами и отсутствующим выражением лица и вспомнила поговорку о том, что «трус не играет в хоккей». Эти ребята были стройными, высокими и мускулистыми. Один из них помахал мне рукой. Я было начала махать в ответ, как сразу же осеклась, почувствовав на себе едкий взгляд американки. Как я уже говорила, эти американцы придерживались довольно строгих правил и были категорически против общения девушек с молодыми людьми. Я, привыкшая общаться в основном с парнями, очень страдала от подобных нравоучений и не видела ничего плохого в том, чтобы просто дружить с противоположным полом. Я вздохнула и отправилась на поиски Кати, которая могла бы разделить со мной мое недовольство. По пути я столкнулась с Русскими детьми из South Campus. Они тоже приехали покататься на коньках. Большинство из них были рады видеть меня, но находились и те, которые были обо мне не самого высокого мнения. В основном это были девушки, которые всячески пытались угодить американцам и которые приходили в бешенство от того, что я не желала плясать под их дудочку. Заметив меня, они начали оживленно шушукаться и кивать в мою сторону. Очевидно, они обсуждали мой наряд, потому что показывали на меня пальцем и хихикали. Я помахала им и пошла дальше.
  Катя каталась гораздо лучше меня, и я увидела ее на катке. Я решила еще немного испытать судьбу, и вышла на лед. Немного освоившись, я стала более-менее сносно кататься, правда, периодически падая. Когда я упала в очередной раз, один парень из South Campus подъехал ко мне и подал мне руку. После того, как я встала, мы прокатились с ним по катку, держась за руки. Потом я захотела попить и уехала с катка. Когда я покупала себе стакан воды, ко мне подошла та самая американка, которая видела, как я помахала хоккеисту и начала читать мне долгую мораль о том, почему это непозволительно – держать мальчика за руку, даже если ты катаешься на коньках. Одновременно мне хотелось и смеяться, и кричать от злости. Меня веселила и вся серьезность, с которой американка внушала мне, что я порочная девчонка, и злила вся нелепость этой ситуации.
  Я с нетерпением дождалась, когда наконец-то подъехали специальные заказные автобусы и отвезли нас обратно в отель. Настроение из-за этого «происшествия» у меня окончательно испортилось, и весь остаток дороги я провела в полном молчании. Приехав в отель, я переоделась и сразу же легла в постель, потому что на следующее утро нам предстояло вернуться в Чикаго.

  Часть двенадцатая.            Прощание

  Мы выехали из Индианаполиса около восьми утра. У нас была еще уйма времени, и поэтому я попросила американок, с которыми я и Катя ехали в машине, отвезти нас посмотреть местные достопримечательности. Будучи в Индиане уже второй раз, я не видела ничего, кроме омерзительных забегаловок и негритянских кварталов. Кстати, в америке категорически запрещено произносить слово «негр». Вместо этого негров нужно называть «афроамериканцами» или «людьми с темным цветом кожи». Если вдруг «стражи порядка» или сами негры услышат неподобающее обращение, то за это можно схлопотать по шее или в худшем случае попасть в тюрьму. Слава демократии!
  Услышав мою просьбу, американки отреагировали на нее яростным воплями о том, что у нас нет времени и что нам надо срочно возвращаться в Чикаго. «Но ведь сейчас только восемь часов, а в Чикаго мы будем в одиннадцать! – возразила я. – Что изменится, если мы приедем на полчаса позже?» Американки отрезали все мои попытки визгом о том, что будет так, как они сказали. Через пятнадцать минут они увидели на пути «Sturbucks» и не преминули остановиться. Битых полчаса американки выбирали между кофе со сливками и кофе с карамелью. После того, как каждая держала в руке по стакану с кофе, одна из американок великодушно сказала:
Ну а теперь, Никки, мы можем сфотографироваться возле того-о фонтана!
  Я хмыкнула и неспешно достала свой фотоаппарат из сумки, рассудив, что с паршивой овцы хоть шерсти клок.
  …Приехав в Чикаго, половину дня я провела, разгружая свои вещи и убирая комнату. Пообедав, я отправилась навестить своих друзей – Дан, Энджи, Брендона, Абигэйл и Алишу. Я была очень рада увидеть их и рассказать о своих приключениях в Индиане. Билл Готард уехал в Австралию на неделю, и должен был вернуться через четыре дня. Я стала искать кого-нибудь, кто мог бы отвезти меня по магазинам. Вспомнив, что Катя уезжала уже завтра, я позвонила ей и сказала, что если я найду кого-нибудь, кто сможет нас отвезти, то обязательно предупрежу ее, и попросила ее разведать что-нибудь у ее соседей.
  Таня из Транспортного отдела согласилась нас отвезти. С нами поехали Абигэйл и мисс Лусия. Мисс Лусия приехала в америку из Китая и уже долгое время жила в штатах. Несмотря на это, она была очень милой и доброй женщиной, и всегда хорошо относилась к нам с Катей.
  Перед тем как уехать по магазинам, Катя позвонила мне домой и сказала, что ее вылет задерживается на один день, и она уезжает не завтра, а послезавтра. Я очень обрадовалась и поспешила сообщить это известие Алише, которая сидела на кухне. Алиша подала замечательную идею: устроить прощальный вечер для Кати перед тем, как она уедет. Мне такое даже и в голову не приходило, и поэтому я набросилась на Алишу от радости. Мы продумали с ней план вечеринки и решили, кого пригласить, после чего взяли друг с друга обещание молчать и ни при каких условиях не проговориться о нашем замысле самой Кате.
  Собравшись ехать по магазинам, я вспомнила, что уже давно хотела купить себе подержанные ролики, которые я видела в одном из спортивных секонд-хэндов и первым делом попросила отвезти нас туда. В магазине я увидела отличные, почти новые ролики всего за сорок долларов. Новые стоят около ста пятидесяти и я поняла, как мне повезло. Размер тоже оказался подходящим, и я тут же поспешила за них расплатиться. Потом мы поехали в огромный супермаркет в центре Чикаго. Там я ничего не купила, потому что большинство товаров было мне не по карману. Мы заехали еще в три магазина, включая другой трехэтажный супермаркет. Я расстроилась, потому что цены там были астрономическими и я опять не могла себе позволить ничего особенного, кроме пары ароматических свечек, колготок и крема для лица.
  После того, как мы осмотрели весь супермаркет, мы отправились поужинать в кафе, которое находилось в этом же магазине. Домой мы вернулись около десяти часов. Несмотря на свою усталость, я решила испытать свои ролики, переоделась и вышла на улицу. Первый раз оказался не очень удачным, и я только-только научилась прямо держаться и сумела проехать до конца дороги. Решив продолжить обучение в другой раз, я вернулась домой. Приняв душ, я заметила, что уровень воды в унитазе находится заметно выше обычного. Я спустила воду и услышала шипение и скрежетание внутри. Через мгновение, прямо на меня резко ударила дурно пахнущая волна. Не успев даже как следует испугаться, я в недоумении стояла и пыталась сообразить, что произошло. Тем временем, вода все пребывала и постепенно заливала пол. В ужасе я помчалась в кладовку и схватила ведро со шваброй и начала быстро вытирать воду с пола. Вода все лилась и лилась, и я не знала, что делать. Я сняла крышку бака унитаза и подергала за железки, пытаясь остановить воду. Мне это удалось, и вода прекратила литься. Из кладовки я принесла вантуз и попыталась прочистить унитаз. Мои попытки оказались не слишком успешными и добрую половину ночи я провела за прочисткой туалета и вытиранием воды с пола. В России я бы просто плюнула на это и вызвала бы аварийную службу 04, но в америке я, во-первых, не знала, куда мне следует обращаться (ну не звонить же в службу спасения, наконец!), а во-вторых, я представляла себе, во сколько мне это может обойтись.
  На следующий день я попросила знакомого мужчину-строителя с работы прийти и посмотреть, что случилось. Вообще-то, я не ожидала положительного ответа, но, вопреки всему, он согласился. Уйдя с работы пораньше, я отправилась домой посмотреть, выполнил ли он мою просьбу и собраться на вечеринку к Кате.
  К моей радости, унитаз функционировал нормально и больше не вызывал опасений. Собравшись, я пошла в квартиру, где должна была быть вечеринка. Мы накрыли на стол, и завернули подарки для Кати. Я позвонила Кате и попросила ее прийти в квартиру мисс Лусии. Она была не в лучшем настроении духа, потому что устала, упаковывая чемоданы, но тем не менее пришла. Она была очень удивлена, увидев нас, собравшихся вместе, для того, чтобы пожелать ей счастливого пути. В принципе, народу было не очень много – человек восемь. Некоторое время спустя, мы с Катей заметили, что американцы, пришедшие к ней на вечеринку, не уделяли особого внимания виновнице торжества и весь вечер переговаривались между собой. С нами остались сидеть только Алиша, Энджи и мисс Лусия, а другие уселись на диван и стали что-то шумно и весело обсуждать.
  Мы попытались было привлечь их внимание, но все было напрасно. Увидев, что Катя расстроилась из-за этого, я попыталась ее утешить, но она не захотела меня слушать и стала собираться домой. Я уговорила ее посидеть еще немного и подождать, что что-нибудь изменится, но через полчаса ушла вместе с ней. Мы оправились ко мне домой и проболтали почти до полуночи. Ее квартира находилась довольно далеко от моего дома, и было довольно-таки боязно выходит одной так поздно, и поэтому я проводила ее до полдороги, а потом бегом помчалась домой. Несмотря на то, что местность была достаточно тихой, я была наслышана о банде рокеров, пугавших всю округу. Я думаю, что в России нашла бы с ними общий язык, так как несколько лет провела в подобной  компании, но на своем горьком опыте я убедилась, что американцы резко отличаются от русских и относятся к нам не совсем достойно, и поэтому решила не испытывать судьбу. «Кто знает, что на уме у этих рокеров-янки», подумала я, пытаясь привести в норму свое дыхание после незапланированной пробежки.

    Часть тринадцатая.   Горечь расставания

  На следующий день, после обеда, Катя уехала. Мне было очень тяжело с ней расставаться. Во-первых, мы успели хорошо подружиться, а во-вторых, ее отъезд означал, что я снова окажусь в полном одиночестве и мне не с кем будет вот так поговорить и вспомнить все прелести нашей великой Родины. Когда Катя садилась в машину, которая должна была отвезти ее в аэропорт, у меня из глаз неожиданно хлынули слезы. Мы крепко обнялись и поцеловались на прощание. Американцы были довольно удивлены, увидев такую трогательную картину расставания – у них так не принято. Они обычно либо пожимают друг другу руки, либо легонько обнимаются. Заметив раскрытые рты американцев, Катя вытерла слезы и сказала мне:
Ладно, Никки, перестань. Не доставим им такого удовольствия – видеть нас плачущими.
  Я улыбнулась, согласно кивнула в ответ и надела заранее приготовленные солнечные очки.
Да, точно! Концерт окончен.
  Катя села в машину, а я уныло побрела к своему офису. Не дойдя до него, я забрела в свой любимый тайный уголок за занавеской, куда редко кто заходил и еще долго сидела там, мысленно повторяя количество дней до моего отъезда.
  …Через несколько дней я уже вполне сносно каталась на роликах и даже разгонялась до приличной скорости. Погода на улице стояла великолепная, и я не могла поверить, что уже была середина декабря и что скоро наступит новый, 2002 год. Выходя на улицу, я обычно накидывала плащ – этого было вполне достаточно. На роликах я вовсе каталась в одной кофте – мне было жарко и я совсем не чувствовала прохладного ветра. В один из вечеров я вновь вышла покататься. В принципе, выбрать для этого достойное место было крайне проблематично – как я уже говорила, «великая держава» весьма страдает от нехватки тротуаров. В России я слышала, что «американские дороги поражают своей зеркальной плотностью и чистотой». На самом же деле, большинство обычных американских дорог нуждаются в серьезном капитальном ремонте. Они сплошь и рядом усыпаны мелкими камешками и усеяны впадинами.
  Взглянув на часы, я решила, что пора возвращаться домой и уже повернула к дому, как рядом со мной остановилась машина, из которой высунулись две лохматые головы. Одна из них заорала таким голосом, что вначале я подумала, что парню в спину воткнули нож и он истекает кровью:
Ты, проклятая русская тварь, какого черта ты здесь забыла?
  Я неловко пошатнулась и чуть не завалилась на землю. Парни быстро захлопнули двери и укатились восвояси. С ними я познакомилась еще в октябре. Они жили на соседней улице и не отличались особо благопристойным поведением. Я ругала себя за то, что просто стояла там, как последняя дура, и не нашла, что им ответить, хотя обычно не страдаю отсутствием словарного запаса. Я совершенно опешила от такой наглости и не имела понятия, почему эти двое ублюдков так сказали. Ведь я не сделала им ничего плохого и, когда я только с ними познакомилась, те не проявляли никаких признаков агрессии.
  Я спешно вернулась домой и захлопнула за собой дверь. Лизл, проходящая мимо, спросила, что случилось.
Ничего, просто устала, - ответила я.
  Я никому не рассказывала об этом происшествии вплоть до этого момента. Я чувствовала себя униженной, и поэтому не хотела никому говорить о своем провале.
  …Приближался Новый год, и вокруг я слышала разговоры о том, кто куда поедет. Мне светила перспектива справлять 31 декабря в полном одиночестве. В принципе, я особо не люблю такие праздники, как Новый год и День рождения, но мне совершенно не хотелось справлять их абсолютно одной. В америке большинство людей справляет Рождество, и равнодушно относится к Новому году. Рождество они справляют по католическому календарю, то есть 25 декабря. До Рождества оставалось всего пять дней, когда моя знакомая Шелби (Shelby) спросила меня, хочу ли я поехать с ней во Флориду. Сначала я подумала, что она просто шутит и не поверила ей, но потом убедилась, что она говорила чистую правду. Я спросила, не будут ли ее родители против, если я приеду. Шелби ответила, что уже поговорила с ними, и они дали свое согласие. Я очень обрадовалась, но в то же время удивилась, задумавшись, почему Шелби, которую я едва знала, приглашает меня к себе в гости. Не увидев никакого подвоха, я спросила, когда мы едем и на чем – ведь Флорида находилась на другом конце америки. Шелби сказала, что, скорее всего, мы полетим на самолете. Через два дня она позвонила мне и сказала, что купила билеты. Перед тем, как уехать, мы старались больше времени проводить вместе, чтобы узнать друг друга получше. Шелби оказалась приятной современной девушкой, и, на первый взгляд, не была похожа на некоторых монашкоподобных американок, которые вели затворнический образ жизни. Я была очень обрадована, что поеду с ней во Флориду. К тому же во Флориде, как выяснилось, в двух часах езды от дома Шелби жил мой приятель Дэйвид (David), с которым я познакомилась еще в Москве. Я написала ему письмо по интернету и сообщила, что скоро приезжаю. Он моментально прислал ответ, сказав, что очень обрадован и ждет меня в гости. Я спросила Шелби, смогу ли я увидеться с Дэйвидом, и, получив утвердительный ответ, написала Дэйвиду, что он сможет за мной приехать и отвезти меня куда-нибудь погулять.
  Через несколько дней я, попрощавшись с моими друзьями и Биллом Готардом, уже стояла в чикагском аэропорту вместе с Шелби, ожидая разрешения на посадку в самолет Чикаго-Флорида. Нам предстояло лететь всего полтора часа. Я предусмотрительно запаслась интересным толстым журналом и стала читать его от корки до корки. Во время пути нам подавали Кока-Колу и какие-то микроскопические тухлые соленые орешки.
  Прилетев во Флориду и выйдя из аэропорта, в нос мне резко ударил отвратительный запах пота, смешанный с запахом дезодоранта. На улице было очень жарко, не менее двадцати градусов тепла. «Хорошо, что я не догадалась взять с собой пальто», - промелькнула у меня в голове мысль. В Чикаго, стоя в очереди на посадку, я содрогалась от холода, ловя на себе удивленные взгляды американцев – на мне была всего лишь одна кофта, хотя погода уже начала портиться – было примерно ноль градусов.
  К нам навстречу подошли мать и отец Шелби. Мать представляла собой благообразную интеллигентную женщину, а отец был похож на простецкого работягу из деревни. Они обняли Шелби и поздоровались со мной.
Ну что, вы проголодались? – спросил нас мистер Стоун.
  Мы признались, что действительно сильно хотим есть. Они пообещали отвезти нас в ресторан.
  Мы подошли к машине. Я увидела перед собой бардовый мини-вэн. Забравшись внутрь, я отметила хорошую обстановку вокруг – белые мягкие сиденья-диванчики, красивый свет и телевизор, который был вмонтирован в стену автомобиля. Вдруг мне под ноги бросился какой-то комочек.
Маффи, нельзя, - сказала миссис Стоун.
  Я увидела перед собой маленькую собачку, которая обнюхивала меня и радостно виляла хвостиком. Подождав, пока Маффи сделает все свои дела на улице, мы закрыли двери и отправились поужинать в ресторан.
  Ресторан был довольно респектабельный, что, несомненно, сказалось на ценах. Несмотря на мои попытки заплатить за себя, это сделали Стоуны.
  До дома мы добирались довольно долго, около часа. По пути мы проезжали через огромный длинный мост через реку. Вокруг все было очень красиво и я спросила, могут ли Стоуны отвезти меня сюда еще раз. Они клятвенно пообещали, что обязательно отвезут.
  Дом Стоунов располагался в глухой деревушке с обшарпанными магазинчиками и обанкротившимся заводом. Их дом был одноэтажным, и состоял из трех комнат, гостиной и кухни. Во дворе был бассейн, но он его закрыли полиэтиленом. «Его нужно почистить», - осведомила меня Шелби.
  Мне показали мою комнату, и я стала раскладывать свои вещи. Немного посмотрев телевизор, я отправилась спать.
  На следующий день я спросила у Шелби, отвезут ли они меня куда-нибудь посмотреть местные достопримечательности. Она сказала, что завтра мы поедем с ней гулять. Целый день я помогала ей убирать дом, и болтала с миссис Стоун. Мистер Стоун был на работе. Он работал в местном банке исполнительным директором.
  Вечером я спросила Шелби, когда я могу повидаться с Дэйвидом и тут получила поразительный ответ, который ввел меня в ступор и дал понять, что это – только начало.
Ты знаешь, - вкрадчиво начала Шелби, - мы тут посоветовались…и… подумали, что если ты хочешь поехать куда-то со своим другом, то тебе следует взять с собой меня. А то мало ли что между вами может случиться…
  Все мои попытки объяснить, что я знаю Дэйвида уже давно и что мы просто друзья, не принесли никакого результата. Шелби и ее мать были категоричны в своем решении.
  Это меня просто вывело из себя и я описала Дэйвиду ситуацию, на что получила удивленный ответ, мол, куда ты, родная, попала и почему тебе не разрешают делать то, что ты хочешь?
  Я тоже этого не понимала и была просто взбешена тем, что вот уже четыре месяца я нахожусь как будто бы в тюрьме: или за не имением машины я не могла выйти даже в элементарный магазин, или никто не хотел вести меня на экскурсию, или мне не разрешали встретиться с моим другом. В России, когда к кому-нибудь в гости приезжал иностранец, или даже соотечественник из другого города, его с утра до ночи таскали по музеям, выставкам и показывали все имеющиеся местные достопримечательности, причем совершенно бесплатно  и иногда даже против воли самого гостя. Находясь первый раз в чужой стране, мне совершенно естественно хотелось повидать интересные места и познакомиться с новыми людьми. Американцы, в виду катастрофического дефицита серого вещества, абсолютно не понимали моего полностью нормального желания.
  На следующий день, двадцатого декабря, Шелби сказала мне, что, к сожалению, не сможет отвезти меня никуда сегодня – у нее появились какие-то непредвиденные обстоятельства. Вечером она сказала мне, что едет по магазинам и спросила, хочу ли я поехать с ней. Я согласилась.
  Двадцать первого декабря Шелби за завтраком сказала мне, что сегодня мы наконец-то поедем гулять. Этим известием она очень обрадовала меня и я побежала собираться.
  Погода стояла просто великолепная: было около двадцати трех градусов тепла, и я поехала в легких брюках и футболке. Шелби сказала, что отвезет меня в испанский городок неподалеку от Гэйнзвилла (Gainsville). Мы добирались до него около часа, но это того стоило. Маленький городок был построен и оформлен в испанском стиле. На его территории располагался экскурсионный парк, зайдя в который можно было познакомиться с древними ремеслами испанцев. Люди-рабочие, несмотря на жару, были одеты в старинные костюмы: мужчины – в штаны, сюртуки и рубашки до колена, а женщины – в длинные платья и головные уборы. Они показывали, чем зарабатывали на жизнь древние испанцы и демонстрировали их жилища и утварь. Это действительно было очень интересно и захватывающе – они смогли передать всю обстановку и атмосферу так натурально, что казалось, как будто я действительно переместилась в восемнадцатый век. Я увидела, как испанцы делали свечи и выковывали вешалки, крючки, котлы и ложки и узнала, в каких условиях они жили. Этот испанский городок запомнился мне еще одной удивительной особенностью – это было первое место, когда люди, узнав, что я – Русская, тепло и горячо приветствовали меня. В городке было принято спрашивать, откуда приехали люди. Называли и холодную Англию, и солнечную Италию, но, когда на вопрос, откуда приехала во Флориду я, я гордо ответила: «Из России», люди заулыбались и нежно и мелодично протянули: «О, Ро-о-сси-ия! Как здорово!» Они смотрели на меня, как на национального героя или как на храбреца, только что вытащившего из огня  маленькую девочку. Некоторые их них даже подарили мне несколько подарков на память. Мне было очень приятно узнать, что хотя бы в маленьком пригороде Гэйнзвилла кто-то положительно относится к Русским и всегда рад нас видеть. Ведь у большинства американцев мы ассоциируемся с Иванушками-дурачками и Еленами Премудрыми, которые ходят на работу в национальных костюмах, жрут стопками блины с красной икрой и хлещут водку из горла. Сама Великая Россия, которая несколько десятилетий назад могла одним нажатием кнопки стереть их с лица земли представляется им одной сплошной деревней, где средняя температура колеблется от минуса двадцати до минуса сорока, и где медведи разгуливают прямо в центре легендарной Красной площади. Причем вышесказанное – не плод моей бурной, разыгравшейся фантазии, а реальная точка зрения восьмидесяти процентов американцев. Кстати, о красной икре. По всему миру ходят анекдоты о русской алчности и любви к халяве. Но знающие люди смогут опровергнуть эти заявления и поведать массу захватывающих историй о ненасытности янки и им подобных. Уже после моего приезда на Родину, мне случилось работать переводчиком вместе с большой американской группой. Однажды мы пошли в гости к одной из наших Русских знакомых, где она принялась потчевать нас красной икрой. Американцы не знают толк во вкусной и здоровой пище, поэтому постоянно воротят нос от заморских яств. Они не понимают, как мы, Русские, можем за обе щеки уплетать икру, заедая ее пельменями и закусывая воблой и как мы можем пить горячий чай (!). Но тем не менее, находясь в гостях, я наблюдала за крупногабаритным янки, ложка за ложкой трескавшим ту самую красную икру, столь не милую его сердцу. А ведь всего несколько минут назад он хаял угощения гостеприимных Русских и отказывался пить кефир. Я поинтересовалась, почему же он столь яростно поглощает хозяйскую икру? Затем последовал ответ, поразивший даже мое неистовое воображение:
Да ты понимаешь, на самом деле я терпеть не могу икру, но когда я вспоминаю, что в америке эта маленькая баночка стоит тысячу баксов, я напрочь забываю о своей неприязни!
  Какой текст, какие слова!
  …Почти целый день мы провели в испанском городке. Впечатлений мне хватило на всю оставшуюся жизнь, мне на самом деле очень там понравилось. После этого мы поехали к Атлантическому океану. До того момента я никогда в своей жизни не была на море, и тем более, не видела никакого океана и в помине. То, что предстало моему взору, навсегда останется в моем сердце: вид действительно был просто необыкновенным. Когда мы туда приехали, солнце уже садилось, заставляя небо переливаться всеми цветами радуги. «Да, ради такого зрелища стоило приехать в америку!», - подумала я. Чайки неспешно летали у нас над головами и что-то выкрикивали на своем языке. Легкий ветерок обдувал нам лица и теплый песок согревал ноги. Около получаса мы наслаждались этим великолепным видом и потом, взглянув на часы поняли, что нам пора возвращаться домой. Я от всей души поблагодарила Шелби за замечательный день и попросила ее привезти меня сюда еще раз. Вернувшись домой, мы весь оставшийся вечер смотрели телевизор и обсуждали увиденное. 
  Двадцать второго и двадцать третьего декабря я сидела дома, так как все были заняты своими делами и никуда не хотели меня везти, лишь вечерами выбираясь покататься на велосипеде и роликах возле дома. Вечером двадцать третьего декабря я, Шелби и миссис Стоун поехали в магазин за продуктами к Рождеству.
  А весь следующий день, двадцать четвертого декабря, Шелби и ее мать занимались приготовлением еды для Рождества. Завтра к ним должны были приехать два брата Шелби с семьями.
  Я пошла на унижение, пытаясь упросить Стоунов разрешить мне встретиться с Дэйвидом, но они были непреклонны. Я написала Дэйвиду письмо и сказала, что нам не удастся  встретиться. Он написал мне то, с чем я была совершенно согласна и попросил меня передать это Стоунам. Я не стала этого делать.
  Я чувствовала себя довольно паршиво, потому что очень хотела увидеть Дэйвида и наконец посмотреть как следует Флориду, и сильно переживала из-за того, что этого мне не удалось.
  Двадцать пятого декабря мы обменивались подарками и поздравляли друг друга. Стоуны подарили мне довольно много маленьких милых подарков. Я тоже купила им подарки заранее еще в Чикаго, но они не шли ни в какое сравнение с теми, что я получила от них.
  С двадцать пятого декабря по тридцатое у Стоунов гостили их сыновья с семьями. У старшего сына, Рэймонда, была одна трехлетняя дочь, Мишель, и жена Трина. У Трины был личный врач-диетолог, благодаря которому она за полгода сбросила двадцать пять килограммов. Особенно она отличалась своим высоким ростом и скулами, которые резко выдавались вперед. Из-за того, что Трина потеряла так много веса, она стала очень нервной и истеричной. Она держалась свысока и грубо реагировала на любое замечание или совет. Трина находилась во власти от калорий – постоянно подсчитывая их, она даже вела специальную тетрадь, в которую заносила количество съеденной пищи. Рэймонд со снисхождением относился к любым капризам жены и всячески потокал ее желаниям.
  Семья младшего сына, Брэдда, сильно отличалась от семьи Рэймонда. Они были веселыми и энергичными и постоянно устраивали какие-то семейные соревнования и мероприятия. У Брэдда и его жены Сэнди было трое детей - сыновья Майкл и Джереми и дочь Кэйти. Кэйти была инвалидом детства – она родилась без фаланг пальцев на левой руке. Но ее родители хорошо воспитали ее, и она абсолютно не обращала внимания на ее физический недостаток. Кэйти говорила, что не позволит плохо обращаться с собой, и если у нее появится жених, то ему придется любить ее такой, какая она есть. Кэйти было четырнадцать лет, а ее братьям – семь и восемь. Я быстро подружилась с семьей Брэдда и Сэнди и частенько играла с их детьми. Так как я с детства интересовалась машинками и солдатиками, Майкл и Джереми нашли со мной общий язык и бегали за мной с просьбой поиграть с ними. Но двадцать восьмого декабря произошло то, что сильно шокировало меня и что навсегда останется в моей памяти. Перед тем, как сесть обедать, ко мне подошла миссис Стоун и сказала примерно следующее:
Вероника, у меня есть к тебе серьезный разговор. Ты знаешь, я заметила, что ты слишком много времени проводишь с мальчиками. Я думаю, что тебе не следует больше этого делать и тебе необходимо больше общаться с Кэйти – это будет выглядеть гораздо благопристойнее.
  В голове у меня лихорадочно проносились мысли. Я не могла понять, чего они от меня хотят и почему я должна больше общаться с Кэйти. Я могла бы осмыслить то, что я услышала, если бы «мальчикам» не было бы семи и восьми лет! Но, в этом случае, я не могла поверить, что я могла нанести какой-либо вред мальчишкам, которые играют в войну и бешено носятся по дому… Все было бы по-другому, если бы им было хотя бы по пятнадцать лет, и я вызывала у них интерес как девушка, но ведь в этом случае они относились ко мне просто как к старшему другу!
  На обеде мальчиков, которые сели рядом со мной, безжалостно отсадили за другой стол и приткнули ко мне вплотную Кэйти.
  На следующий день я поехала в магазин за пиццей вместе с мистером Стоуном и Джереми. Вернувшись, я почувствовала на себе чей-то неодобрительный взгляд и, поглядев по сторонам, увидела миссис Стоун, манящую меня пальцем. Подойдя к ней, я услышала то, что уже выходило за все рамки понимания и неимоверно вывело меня из себя. Злым и раздраженным голосом она сообщила мне:
Мне надо с тобой очень серьезно поговорить. Никогда больше не езди одна с мистером Стоуном. Ты не должна находиться одна в мужской компании, это выглядит неприлично.
  Видимо, у нее совершенно вылетел из головы тот факт, что ее драгоценный мистер Стоун годится мне если не в прадеды, то в дедушки уж точно и что они сами пригласили меня пожить у них.
  Через некоторое время, одним теплым вечером вся семья нашла себе занятие по душе. Трина, Рэймонд и Сэнди ушли на прогулку, а миссис Стоун и Кэйти отправились в гостиную смотреть плаксивую мелодраму. Мистер Стоун, Брэдд и двое мальчиков сели играть в карты в какую-то американскую игру. Я не умела играть в эту игру, поэтому оставалась сторонним наблюдателем, до тех пор, пока не стала разбираться в правилах. Я попросилась играть вместе со всеми. За этим «неблаговидным» занятием меня застала миссис Стоун. Она ужасно разозлилась и принялась корить меня, как будто бы встретила в самом центре Тверской в супер короткой юбочке, колготках в сеточку и сигареткой в зубах.
Вероника, - промолвила она. – Ты должна смотреть со мной и Кэйти спокойное, женское кино, а не находиться тут одной в абсолютно мужской компании.
  Я поморщилась. С одной стороны, мне было смешно, а с другой – хотелось плакать. Мне казалось, как будто бы я нежданно-негаданно очутилась в средневековье с его строгими и жестокими правилами и нравами. Все это было похоже на кошмарный сон, и мне безумно хотелось проснуться. Но, чем больше я щипала себя, тем больше я убеждалась, что это – не вымысел, а жестокая реальность. Мне до глубины души хотелось выбраться из дома этих сектантов с их невыносимыми и непонятными правилами. Стоуны никогда не были довольно мной: несмотря на то, что они ходили в брюках и джинсах вместо длинных юбок, которые были неотъемлемой частью гардероба некоторых американцев, мои вещи постоянно казались им слишком обтягивающими и вызывающими. «Обтягивающими и вызывающими?» Извините, но мне совершенно не нравился стиль одежды большинства американцев: их джинсы постоянно были на пару размеров больше и отличались особой нестиранностью и помятостью. Рубашки были похожи на балахоны, вывернутые наизнанку, а обувь, вероятнее всего, передавалась из поколения в поколение. В общем, возраст всей одежды янки казался очень древним – на мой взгляд, существовала она ровно столько, сколько и вся америка – вот уже как двести лет. Даже под страхом смерти через повешение я никогда бы не согласилась примерить что-нибудь подобное.
  Мои проблемы с едой постоянно увеличивались и пРоудзняли мне огромные переживания и волнения. Я по-прежнему никому не рассказала о своей проблеме и пыталась пережить все в одиночку. Почти каждый вечер мы ходили ужинать в ресторан и каждый раз эти походы оборачивались для меня трагедией и угрызениями совести.
  Все эти дни я просидела дома, лишь изредка выезжая в магазин с Шелби.
  Тридцатого декабря обе семьи разъехались по домам и из груди у меня вырвался небольшой вздох облегчения. Я надеялась, что обстановка станет немного лучше. За это время я несколько раз выходила на дорогу, планируя сбежать из этого дома куда глаза глядят. В четырнадцать лет у меня уже был довольно богатый опыт путешествия автостопом. Самое большое расстояние, которое мне удалось преодолеть – это 1302 километра – от Москвы до Санкт-Петербурга и обратно. Единственное, что останавливало меня от повторного шага в америке – это забота и любовь мистера Готарда, который наверняка не одобрил бы такой поступок. После всего того, что этот человек для меня сделал, мне было бы крайне неприятно огорчать его. Подумав, что Билл Готард расстроился бы, услышав известие о моем побеге, я приняла решение, что буду стойко терпеть все невзгоды и буду покорно ждать даты моего возвращения в Чикаго. Но тем не менее, я часто стояла на дороге и мечтала о том, чтобы этот кошмар поскорее бы закончился и я наконец-то бы обрела долгожданную свободу.
  Сам Билл Готард уехал на десять дней в Россию. Каждый год Московский Колледж организовывает вечер для сотни учителей-пенсионеров, и Билл Готард приезжает поздравлять их лично. О, как я завидовала ему в тот момент! Я представляла, что сейчас происходит в России – везде и всюду царит предпраздничная обстановка, люди ходят по магазинам в поисках подарков для домочадцев, витрины и улицы красиво украшены гирляндами и игрушками, густой белый снежок неспешно падает на землю. Как я мечтала провести Новый год в своей любимой Стране! Увы, этому не суждено было случиться – американское посольство отказало мне в получении временной визы.
  …Наступил канун Нового Года – 31 декабря и я с нетерпением ждала, когда Стоуны скажут, чем мы будем заниматься в этот день. Я надеялась, что он будет особенным и радостным. Несмотря на то, что американцы, в отличие от нас, не особо любят справлять Новый год, больше предпочитая Рождество, я пыталась поверить в то, что мои попечители не допустят того, чтобы я изменила своим традициям и не почувствовала себя обделенной в преддверии самого главного праздника года. В принципе, я не люблю ни Новых годов, ни своих Дней рождений – примерно за месяц до этих знаменательных дат я впадаю в депрессию и попадаю в зависимость от комплекса неполноценности. Тем не менее, в этот раз мне хотелось сделать что-нибудь особенное: ведь это был мой первый Новый Год за границей. Но, к моему неописуемому разочарованию, за завтраком Стоуны сказали мне, что я могу ни на что не рассчитывать – они не планируют справлять Новый год и не собираются даже никуда выходить, и отправятся спать как обычно, в 22.00. Васе мои жалкие аргументы по поводу того, что в России абсолютно все закатывают огромное пиршество и гуляют до самого утра, не привели ни к чему хорошему. Напротив, Стоуны резко отрезали, что не собираются справлять Новый год и мне не дадут, потому что у них в семье, как и у большинства американцев, это не принято. Они «обрадовали» меня, сообщив, что даже не планируют готовить какой-нибудь праздничный ужин. В полнейшем разочаровании я отправилась к телефону и стала звонить в Россию. Накануне я купила телефонную карточку и планировала целых десять-двенадцать минут (пока не разъединится!) насладиться разговором с Русскими. Сначала я планировала позвонить отцу и Бабуле, по которой я очень скучала, но я сильно увлеклась разговором с отцом и не заметила, как весь лимит моего времени подходил к концу. Он был на удивление мягок и добр со мной и даже поинтересовался, как я себя чувствую. Он сказал, что не собирается никуда идти и что он будет справлять Новый год с дедом. Я начала рассказывать обо всех своих заключениях, и отец даже посочувствовал мне, услышав о том, что мне не разрешили встретиться с Дэйвидом и что я не буду отмечать Новый Год. В трубке раздался предупредительный сигнал о завершении времени, и нам пришлось попрощаться. Разговор с Россией немного приподнял мне настроение, и некоторое время я не вспоминала о своей зависимости от янки.
  Целый день я читала одну из самых гнусных книг, когда-либо написанных американцами. Автором этой книги был один «сердобольный» янки, который отправился в Россию в начале 90-х годов с миссионерской деятельностью. На всех 178 страницах он описывает наше житие-бытие, которое, в его представлении, мало чем отличается от племени тумба-юмба, находящееся на одном из маленьких островков прямо посреди Тихого океана. Большая часть того, что описывал в своей так называемой «книге» господин янки, заслуживала самой горькой и  незавидной участи. Даже величайшее произведение Даниэля Дефо про Робинзона Крузо не было похоже на дневник этого «деятеля». В нем он с особой последовательностью описывал бедные и грязные пейзажи многострадальной России, удивлялся простоте и наивности Русских простачков, смеялся над выжившими из ума старушками. Возможно, он чувствовал себя самим Робинзоном Крузо, и представлял всех Русских неграмотными пятницами. Возможно, мое осуждение книги этого автора не было бы столь жестким, если бы не его собственноличное признание о том, что все вышеописанное было нацелено во благо Русскому народу. Автор утверждал, что «несмотря ни на что» ему понравилось в России и запомнились Русские люди. Что ж, похвально! Но как же мистер автор объяснит одну из особо запоминающихся фраз его «творения»: «…Тот маленький сморщенный простофиля удивленно смотрел на меня, хлопая выцветшими глазками…»?? Я поделилась с Шелби своим возмущением по поводу книги ее соотечественника:
Шелби, как же он мог написать такое, и после этого утверждать, что ему понравилось в России?
Да ты ничего не понимаешь? Ведь он просто попытался рассказать американскому народу о России так, что бы они смогли все хорошенько себе представить!
(Да, конечно, им ведь все надо как следует разжевать и убедить их в том, что они –самая могучая и непобедимая нация!)
Но Шелби, ведь он тем самым оскорбил Русский народ!
Да никого он не оскорблял! И к тому же, ведь он женился на русской!
  Да, я знала, что он женился на русской, ведь я самолично присутствовала на их свадьбе! Женились они в америке, но еще приезжали в Россию для повторной церемонии! Все было бы хорошо, но дело в том, что его женушка мало чем отличается от американцев и совершенно не похожа на Русскую! Она вот уже как два с лишним года живет в америке, и, судя по всему, не очень-то и торопиться вернуться на свою историческую Родину.
  На почве этой книге между Шелби и миссис Стоун у меня возникло большое разногласие: они всячески защищали автора, а я настаивала на своем, и говорила, что его жениться на русской совершенно не оправдывает его. Зачем было поливать Россию грязью и одновременно твердить о том, что у него осталось благоприятное впечатление от этой Страны?
  Ответа на этот вопрос я так и не нашла, а тем временем уже наступил вечер и я гадала, что сейчас происходит в России. Часовой пояс между Россией и америкой равен восьми-девяти часам и я полагала, что в России сейчас идет веселье в полном разгаре – все уже оторвались от традиционных салатиков и высыпали на улицу для того, чтобы размять косточки. «Я бы все сейчас отдала, для того, чтобы оказаться в России!» – думала я. Мне было очень грустно и тоскливо. Я мысленно перебирала всех своих родственников, друзей и знакомых и представляла, чем они сейчас занимаются. Я очень скучала по ним. Особенно мне не хватало моей Бабули. Вернее, она была моей двоюродной бабушкой, то есть сестрой моего родного дедушки. Мои родные бабушки умерли, и теперь у меня осталось не так уж и много родственников. Единственным человеком, кто постоянно поддерживал меня и заботился обо мне, оказалась Зоя Михайловна – моя Бабуля. Я могла приехать к ней в любое время и поделиться с ней всем, что я не решалась рассказать никому другому. Бабуля посвятила свою жизнь служению другим людям, и, постоянно отказывая себе во многом, пыталась помочь тем, кто в этом нуждался. Я предполагала, что в Новый год Бабуле может быть особенно одиноко (она жила одна) и сожалела, что не могу быть с ней вместе.
  …После обычного ужина Стоуны и Шелби разбрелись по своим комнатам и я осталась одна. Я потушила свет, зажгла свечу и забралась на кровать. Так я просидела до двенадцати часов. То, что уже двенадцать, я поняла, даже не глядя на часы – я просто услышала, как люди в соседнем доме, который находился через дорогу, оглушительно закричали: «С Новым годом!» и весело заржали. Я встала с постели, затушила свечу и нырнула обратно, накрывшись одеялом с головой.
      Часть четырнадцатая.   Ни минуты покоя
  Первого и второго января 2003 года я просидела дома – меня опять не хотели никуда везти. Я пыталась посидеть в чате в интернете и пообщаться со своими соотечественниками, но Стоуны ежеминутно одергивали меня, говоря, что им кто-нибудь может позвонить по телефону. Ежедневно они получали не более двух звонков в день, а в интернете у них была выделенная линия и можно было сидеть сколько угодно, платя за пользование всего лишь раз в месяц, поэтому я сделала очередной вывод о том, что у этой семьи очень большие странности.
  Но третьего января – о, чудо! – Шелби сказала мне, то мы всей семьей едем кататься на лодке. Этот день был просто необыкновенным: погода стояла чудесная, и я надела шорты и футболку с короткими рукавами. У Стоунов была собственная лодка и, водрузив ее на маленький грузовичок, которым тоже обладали Стоуны, мы отправились в каньон. Миссис Стоун не поехала с нами, сказав, что ей нужно навестить свою знакомую.
  Добрую половину дня я, мистер Стоун и Шелби катались на лодке по чистейшей реке. Это была заповедная зона и поэтому по берегу иногда проезжал патруль, который следил за соблюдением правил. Это был широко известный каньон, очень популярный среди населения Флориды. Там царила необыкновенная тишина и спокойствие, и, проплывая по реке, мы могли увидеть диких уток, черепах и белок, мирно отдыхающих на маленьких островках, мимо которых мы проплывали.
  Мне очень понравилось на реке и я поблагодарила Стоунов за то, что они организовали эту поездку.
Ну что ты, - заверили меня они. – Мы давно уже собирались выбраться сюда.
  Я очень удивилась бы, если бы они сказали, что приехали сюда только ради меня.
 На тот момент я читала книгу про христианскую миссионерку Дарлин (Darlene), которую взяла с книжной полки Стоунов. Дарлин отправилась в Африку для того, чтобы проповедовать Евангелие, после чего ее стали приглашать в другие страны. В одной ее арестовали и заточили в тюрьму, предъявив несправедливое обвинение. В книге описывались все ее страдания и испытания, через которые ей пришлось пройти. Мне стало стыдно из-за того, что я, не будучи физически истязаемой (только этого еще не доставало!) и не будучи лишенной воды и пищи, жаловалась на свою горькую участь и не была ничем довольна. Но в то же время, я знала, что та ситуация, в которой я оказалась, вовсе не похожа на обыденную, а, напротив, напоминает сюжет какого-нибудь бразильского телесериала.
 На следующий день мы всей семьей отправились на пляж к Атлантичекому океану. В тот день было довольно прохладно по сравнению с другими днями и временами дул холодный ветер. Тем не менее, я нырнула в воду и поплыла. Вода была прохладной, но не до такой степени, чтобы я посинела и начала стучать зубами. Купаясь, я обратила внимание, что больше половины америкосов, отдыхавших на берегу, оторвались от своих дел и начали наблюдать за мной, показывая пальцем и что-то нервно бормоча. Они не представляли себе, что в январе можно купаться. Вот я поглумилась бы, если бы они увидели бы моржей, купающихся в проруби в сорокаградусный мороз!
  На пляже мы пробыли совсем недолго: изнывающие от безделья Стоуны решили вернуться домой.
  На обратном пути мы решили заехать в туалет. Я спросила, почему мы не можем воспользоваться кабинками, установленными прямо на пляже, и услышала, что к ним нельзя даже подойти ближе чем на двести метров, потому что они издают очень неприятный запах. Мы остановились возле каменного сооружения с табличками по обе стороны: «Men» и «Women». Зайдя внутрь, мне в нос резко ударил невыносимый запах, который мог бы уничтожить все живое в радиусе двух километров. Заткнув нос низом футболки, я поспешила как можно скорее выйти на свежий воздух. И где там говорили о стерильности западных туалетов?
  По пути домой мы заехали в популярный местный ресторан, который был сделан в ковбойском стиле. В меню я увидела экзотическое для  Русского человека блюдо под названием «Крокодилий хвост». Увидев мою заинтригованность, Стоуны поинтересовались, не хочу ли я его попробовать. Я решила рискнуть  и заказала половину порции. Когда мне принесли само блюдо, я долго боялась произвести дегустацию, и даже попросила «сфотографировать себя перед смертью». Пока я пребывала в раздумьях, мистер Стоун уже съел большую часть моей порции, доказывая мне, что хвост вовсе не страшен, а, напротив, очень вкусен. Наконец я последовала его примеру и откусила кусочек. Я поняла, что мне нечего было бояться, так как крокодилий хвост напоминал нежное запеченное филе куриной грудки и был очень вкусен. Поэтому я заказала себе еще одну порцию.
  Пятого января я радостно собирала вещи и готовилась к отъезду в Чикаго. Я была очень обрадована тем, что наконец-то смогу немного побыть сама себе хозяйкой – мои соседки по дому должны были вернуться только после десятого числа.
  И вот, наконец наступил тот день, когда миссис Стоун, Шелби и я (мистер Стоун с утра уехал на работу, предварительно попрощавшись со мной) сели в машину и поехали в аэропорт. Мой рейс Гэйнзвилл-Чикаго отправлялся в 11.30 утра. Не рассчитав времени, мы приехали в аэропорт гораздо раньше и теперь уселись на скамейку в ожидании объявления на регистрацию. Наконец я услышала вожделенное приглашение и поспешила распрощаться со Стоунами. Напоследок они дали мне напутствия и указания относительно того, как вести себя в самолете и по приезду в Чикаго.
  Переступив линию, за которую Стоунам было заходить нельзя, я почувствовала вздох облегчения, вырвавшийся у меня из груди.

   Часть пятнадцатая.    Полтергейст

 …Садясь в самолет, я надеялась оказаться рядом с обаятельным и веселым красавчиком, но вместо него моим соседом на протяжении двух часов полета стал лысоватый дядечка в годах, который всю дорогу задавал мне дурацкие вопросы и рассказывал о своих детях.
 В аэропорту Чикаго меня встречал Стивен (Steven), водитель Института. По дороге назад, стоя в длинной пробке, он…заснул, и в нас чуть не врезалась машина сзади.
  …Приехав домой, я распаковала свои вещи и решила немного отдохнуть. Полежав с час на диване, я прогулялась до своего отдела и поздоровалась со своими коллегами и с Дан. Мы были очень рады увидеть друг друга и долго-долго болтали, сидя у нее в офисе, не переставая рассказывать друг другу последние новости.
  Я услышала, что мне пришла посылка из России. Я поняла, что это отец передал для меня небольшую коробочку с тем, о чем я его просила по телефону. Я сразу же побежала смотреть, оправдались ли мои ожидания. Действительно, я увидела коробку из-под обуви со знакомым почерком. В ней оказались те мелкие штучки, о которых я просила. Среди них оказалась даже самая главная вещь, интересовавшая меня более всего – Российский флаг. Он был небольшого размера, но, тем не менее, я все равно была счастлива, что на чужбине смогу любоваться символом своей Родины. «И как это я только раньше не догадалась привезти флаг с собой?» – подумала я и тут же спохватилась: «Точно, ведь я и понятия не имела, что до такой степени буду любить Россию».
  На следующий день, вечером, я решила приготовить себе царский ужин. Я пожарила хрустящие куриные ножки в кляре, сварила рис и сделала овощной салат. После такого пиршества мне было лень самой мыть посуду, и поэтому я засунула ее в посудомоечную машину, залила воду и нажала на кнопку старта. Единственное, что я не учла – это количество моющего средства. Капнув на пару капель больше нормы, через несколько минут я заметила, что из-под низа машины выбиваются огромные клубы пены. В ужасе я схватила губку и попыталась вытереть воду с пола, но вода все пребывала и пребывала и я поняла, что одной губкой мне не справиться. Я выключила машину и принесла швабру. Начав собирать воду и пену, я убедилась, что этим я буду заниматься еще очень долго, а ведь я так рассчитывала на то, чтобы спокойно провести вечер! В коробке, которую передал мне отец, также оказались еще и Русские шоколадки, и Русские сухарики, и Русские газеты, поэтому я планировала погрызть сухарики, заедая их шоколадом и читая газеты. Но мои планы пошли коту под хвост и, вместо этого, я целых два часа убирала воду с пола, и очищала посудомоечную машину от пены. Но на этом мои злоключения не закончились: здраво рассудив, что раз уж я убралась на кухне, то неплохо было бы и пропылесосить в гостиной и в своей комнате. Успешно осуществив свой замысел в комнате, я плавно перебралась в гостиную. Гостиная явно заслуживала тщательной обработки: перед тем, как разъехаться на Рождество, мы приобрели и нарядили огромную елку. Теперь, по прошествии трех недель, иголки начали осыпаться, а елка – лысеть. Для начала я решила разрядить и выбросить это новогоднее дерево. Сделать это было непросто: гирлянда совершенно запуталась и распутать ее без чьей-то помощи не представлялось возможным. Поэтому я решила подождать, пока мои соседки не вернутся, и уж тогда, совместными усилиями выбросить елку.
  Пока я боролась с гирляндами, на полу оказалось раза в три больше иголок, чем было до того момента, когда я взялась за «благое дело». Я включила пылесос и попыталась очистить кремового цвета ковер от зеленых стружек. Когда я почти заканчивала, в пылесос попал кусок гирлянды, и полностью вошел внутрь. Я тут же почувствовала запах паленого, и поспешила немедленно выключить пылесос из розетки. Затем я попыталась вытащить гирлянду, но у меня ничего не вышло, и поэтому мне пришлось ее разрезать, стараясь не думать о том, что скажет Лизл – ведь это была ее гирлянда.
  Около девяти вечера ко мне зашла Дан и я поделилась с ней своими приключениями. Она сказала, что поможет мне разрядить и выбросить елку, к чему и незамедлительно приступила. Сначала я пыталась ее отговорить, спрашивая ее, зачем ей это нужно, но она была непреклонна. Тогда я присоединилась к ней и уже через час елка стояла на улице, дожидаясь утреннего приезда мусорщика (два раза в неделю приезжает мусорная машина), а мы с Дан сидели на кухне и пили горячий чай.
  Придя на работу, я решила, что пора позаботиться о своем билете назад и решила, что было бы неплохо узнать точную дату своего возвращения в Россию. Когда я улетала в америку, я приобрела билет в оба конца. Еще в декабре я попросила Джонатана (Jonathan), человека, который занимался билетами и финансами, подыскать мне рейс, проходящий через Нью-Йорк – я очень хотела побывать там, но тот ответил мне, что билет должен был быть у меня. Поначалу я ответила, что это исключено – я помню, как лично отдавала билет ему, но потом меня начал грызть червь сомнения – а вдруг это правда и вдруг билет находится где-то у меня? Я перерыла всю мою комнату вверх дном и вдоль и поперек, и еще раз убедилась в своей правоте – я точно отдала свой обратный билет американцам. Джонатан со товарищи обещали мне еще раз посмотреть мой билет у себя, но, когда в январе я снова подошла к ним и спросила, нет ли каких-нибудь новостей относительно моего билета, произошло непредвиденное: америкосы вдруг яростно начали кричать и поносить меня:
Чего ты к нам пристала? Ты сама задевала куда-то свой билет, вот теперь и ищи его сама! Если у тебя вместо мозгов – солома, то так и скажи!
  Признаться, я не ожидала такого поворота событий, когда мирно поинтересовалась, слышно ли что-нибудь о моем билете. Я очень обиделась и разозлилась. Я была уверена, что у меня и в помине не было никакого билета, и что я сразу же, по приезду, отдала его америкосам!
  Решив на время забыть об этой неприятной истории в надежде, что все прояснится само собой, я отправилась к мистеру Готарду. Он спросил меня, хочу ли я поехать в Индиану на компьютерные курсы дизайна. Я ответила, что с радостью бы, и поспешила узнать, кода нужно ехать. Билл Готард сказал, что курсы начинаются 21 января, и ехать нужно будет двадцатого. Пока что он предложил мне поехать в South Campus для того, чтобы поработать и переводчиком, и секретарем руководителя детских программ. Я с радостью согласилась и он сказал, что послезавтра за мной приедет Брендон (Brendon), и отвезет в Индиану. Услышав имя «Брендон», я содрогнулась. Я познакомилась с ним еще в России. Это был на редкость озабоченный молодой человек. Он постоянно не давал прохода Русским девушкам, и, проходя мимо стола, дивана или подобных предметов, непременно гладил их поверхность. Я сразу же решила, что буду спать всю дорогу и не буду разговаривать с Брендоном.
  Накануне моего отъезда, Энджи решила сделать мне приятное и отвезла меня в экзотический ресторан. Представьте себе: придя в такой ресторан, вас сажают за стол с небольшой плиткой, и предлагают на выбор меню. Выбрав еду, вы получаете ее в кастрюльке в придачу с железными палочками, и готовите ее на плите. Этот ресторан пользуется огромным спросом и отличается присутствием хорошо одетых людей, что в америке – большая редкость. Мне очень понравилось в ресторане, и я была очень признательна Энджи за то, что она пригласила меня сюда.
  …На следующий день Брендон заехал за мной в семь утра. Естественно, я притворилась, что сильно хочу спать, и всю дорогу – два с половиной часа просидела в машине с закрытыми глазами, лишь «проснувшись» тогда, когда Брендон предложил мне перекусить.
  …Я была рада снова очутиться в South Campus, и пообщаться со всеми моими друзьями. Целыми днями я работала с утра до позднего вечера и не чувствовала усталости, потому что мне нравилась моя работа. Я переводила письменно и устно, отвечала на телефонные звонки и выполняла поручения своего начальника. В свободное время я болтала с Русскими или гуляла по территории South Campus. Меня поселили в отдельной двухместной комнате, что, несомненно, тоже приводило меня в восторг – я не очень-то люблю делить свою комнату с кем-либо еще.
  Но мое счастье длилось недолго: скоро наступило время ехать в Индианаполис на компьютерные курсы. Сначала я на один день вернулась в Чикаго, где еще раз попыталась выяснить насчет билета. Я опять-таки получила очень невежливый ответ:
  - Да ты знаешь, сколько стоит билет, который ты потеряла?? Тебе в жизни не расплатиться! Знаем мы, сколько там у вас русские получают!
  Янки сильно заблуждались относительно наших зарплат: билет в один конец для студента стоил в то время около трехста пятидесяти долларов в эконом-классе. Постоянно в аэропортах действуют какие-то скидки, в результате которых можно сэкономить до ста долларов. Но я не стала спорить с несчастными янки, решив, что я никогда не смогу вдолбить в их головы то, что прежде чем обвинять человека в чем-либо, необходимо во всем разобраться самому.

 Часть шестнадцатая.       Чужие правила

   Вернувшись в Индианаполис, я отправилась в тот отель, где раньше останавливался Элвис Пресли и этим вечером рано легла спать, так как уже завтра начинались компьютерные курсы. Они назывались «Desktop Publishing and Design Course» – «Компьютерные курсы оформления и дизайна». Несмотря на очень напряженный график – занятия начинались в восемь и заканчивались в шесть (добрую половину вечера я посвящала выполнению домашнего задания), мне понравилось учиться. Я узнала много нового, и, несмотря на то, что мне было всего пятнадцать лет и английский язык не был моим родным языком, я с успехом закончила курсы и в итоге получила «пятерку». Нас обучали правильному оформлению документов и титульных листов, знакомили с различными типами шрифтов и их использованием, демонстрировали изготовление буклетов и проспектов. Несмотря на то, что я сильно выматывалась и уставала, две недели пролетели очень быстро. Ко мне в номер подселили девушку, которая также обучалась на курсах. Сначала я было резко против соседства с кем-либо, но, ближе к концу дня, мы хорошо подружились и каждый вечер болтали допоздна, игнорируя тот факт, что нам приходилось вставать в шесть часов утра.
  Тем не менее, даже такое радостное событие, как компьютерные курсы, частенько омрачалось некоторыми весьма неприятными происшествиями. В первый вечер моего пребывания в отеле, мне стало очень плохо – у меня снова разболелся желудок и я стала чувствовать резкие приступы тошноты. Я было собралась пропустить вечерние занятия и отправиться к себе в номер, но, некая миссис Роудз, жена нашего преподавателя, прознав об этом, тут же подбежала ко мне, и схватила меня за руку:
Ты никуда не пойдешь!
  Заметив мой вопросительный взгляд, миссис Роудз пояснила:
Ты знаешь, у нас в последнее время участились случаи краж, поэтому мы запрещаем подниматься наверх без особой надобности в рабочее время дня.
На что вы намекаете? – гневно вопросила я. – Уж не думаете ли вы, что я имею к этому какое-то отношение?
  Она снисходительно процедила:
Да нет, ты ведь только что приехала…
  Я снова закипела от возмущения:
Но ведь я себя ужасно чувствую! Меня вот-вот вырвет!
  Миссис Роудз, оглядев меня с ног до головы и улыбнувшись милой улыбкой людоедки, томно промурлыкала:
Что ж, пойдем, я отведу тебя в ванную комнату.
  «Ну просто мать Тереза», - подумала я, последовав за ней.
  Приведя меня в ванную комнату, миссис Роудз усадила меня в кресло и задумчиво остановила на мне свой взгляд. «Давай измерим тебе температуру», - нежно и заботливо промолвила она. «Но ведь у меня болит живот, а не голова», - было возразила я, на что получила целую бесплатную медицинскую консультацию от самой миссис Роудз, с зоологическим подтекстом и сильным ударением на то, что, мол, «яйца курицу не учат».
  Миссис Роудз сходила за градусником, пока я буквально пополам сворачивалась от невыносимой боли и молила бога о том, чтобы эти унизительные издевательства прекратились. Миссис Роудз вернулась с очень необычным для Русского человека градусником: его нужно было засовывать не в подмышку, и даже не в рот, а в…ухо. «Хорошо, что это не ветеринарный градусник», - подбодрила себя я.
  Градусник категорически отказывался работать, и после тридцати безуспешных попыток измерить мне температуру, миссис Роудз вконец сдалась и принесла мне другой, более привычный инструмент. Температура оказалась «нормальной» – 37 и 2.
У-у-у, ты еще можешь потерпеть, - успокоила меня миссис Роудз. – У нас существует правило: позволять подниматься в номер только тогда, когда у человека температура достигает 38 градусов.
Да плевать я хотела на все ваши идиотские правила! – неожиданно для себя взорвалась я. – Мне плохо и я вот-вот потеряю сознание, а вы заставляете меня сидеть в этом сортире! Я требую, чтобы вы пустили меня в номер, не то я позвоню я Российское посольство, и расскажу, как вы тут со мной обращаетесь!
Видимо, испугавшись моего боевого настроения, миссис Роудз сменила гнев на милость и пообещала поговорить с руководством. В америке принято подавать в суд  из-за любого пустяка, даже из-за того, если вам подали слишком горячий кофе, а тут была создана прямая угроза жизни и здоровью несовершеннолетнего ребенка, поэтому, если бы я довела свою угрозу до исполнения, то миссис Роудз пришлось бы отдать мне много-много зеленых билетиков с изображением дяди Вашингтона. Не дождавшись заветного разрешения, я отправилась к себе в номер и провела целый вечер и ночь, изнывая от дикой боли. Мне даже не дали элементарных таблеток.
  …Закончив компьютерные курсы, сдав экзамены и получив диплом об окончании, я собрала вещи, в готовности отправиться в South Campus для того, чтобы продолжить там свою работу. Билл Готард попросил меня задержаться там еще на пару недель, потому что им нужна была моя помощь. Я попросила мистера и миссис Говард (Goward) (директоров Центра Обучения в отеле, где я остановилась), отвезти меня в South Capmus. Я взяла свой чемодан и сумку и села в машину к Говардам. По дороге туда они попросили меня остаться на неделю-две в Индианаполисе, потому что им тоже очень нужна была моя помощь.
А что я буду у вас делать? – поинтересовалась я.
Ну…Работать в офисе.
Но Билл Готард попросил меня приехать в South Campus,  - возразила я.
  Говарды заверили меня:
Мы с ним договоримся и он не будет возражать.
  С минуту я подумала, а потом произнесла:
Ладно.
  Тем самым я подписала себе смертный приговор.
  … Я провела в South Campus около часа, а потом Говарды поторопили меня возвращаться в Индианаполис. Сидя в машине, я попросила их конкретизировать мой дальнейший рабочий график:
А чем именно я буду заниматься?
  Дальше все напоминало сюжет в остросюжетном фильме ужасов: миссис Говард повернулась ко мне, с полузастывшим оскалом-маской на лице и железным, леденящим душу голосом произнесла:
   - Да, Вероника, мы забыли тебе сказать: тебе придется работать на кухне – у нас катастрофически не хватает рабочих рук.
Я буквально вросла в сиденье автомобиля и тупым голосом переспросила:
  - Что? Где? Но ведь вы сами мне сказали, что я буду работать в офисе! 
    Мистер Говард посмотрел на меня, как на пациента психиатрической больницы:
  - Разве? Тебе послышалось.
  Всю дорогу я провела в полнейшем изумлении.
  … Привезя меня назад в Индианаполис, мне дали указания подняться в свой номер и ждать, пока за мной придут.
  Я была просто в бешенстве. Работать на кухне? Я терпеть не могу такую работу! Я люблю готовить, но весь день стоять у горячей плиты и готовить завтрак, обед и ужин для целой оравы из 350 человек? Нет, эта перспектива не для меня!
  … Через некоторое время в номер постучала миссис Говард и сказала, что с завтрашнего дня я могу приступать к работе на кухне. Я возмутилась, и сказала, что не собираюсь туда идти, на что я услышала следующее:
       - Тогда ты будешь работать горничной!
  На том миссис Говард вышла вон, с шумом захлопнув за собой дверь.
  Сказала – как отрезала. На следующий день, после завтрака, меня отвели к миссис Томпсон (Thompson) – она координировала уборку отеля и его территории. Меня сразу же поставили в известность, что отныне и вплоть до самого моего отъезда в  Россию я буду убирать комнаты и чистить туалеты. Меня вооружили тряпками, губками, чистящими и моющими средствами. Дальше наступил настоящий ад: с утра до вечера (с 8.00 до 17.00), с единственным получасовым перерывом, я пылесосила, мыла полы, драяла ванны и туалеты, протирала пыль, вдыхая «аромат» полироли. Я собиралась позвонить Биллу Готарду и пожаловаться ему на жуткую несправедливость, постигнувшую меня, но неожиданно выяснилось, что он уехал по делам в Мичиган и вернется только через три недели. Мне было отказано в предоставлении его тамошнего телефонного номера. Это было аргументировано тем, что «мистер Готард очень занят, и не может отвлекаться по пустякам». Я была просто в ужасе: я не имела представления, что мне делать. Первая моя мысль оказалась мыслью о звонке в Российское посольство, но потом я передумала, решив, что это будет несправедливо по отношению к Биллу Готарду. Если бы я позвонила в посольство, то у него непременно возникли бы серьезные проблемы. Но я не знала, что мне делать и куда следует обращаться.
  Я чувствовала совершенно отвратительно, и находилась в огромной депрессии. Я мечтала вернуться в Россию, в мою любимую Страну, где у меня были свои права и где никто не смог бы заставить меня чистить сортиры. Время тянулось очень медленно, и, ежедневно, я разглядывала свой маленький карманный календарик, сплошь и рядом пестревший жирными крестиками – я считала дни до своего отъезда. В Индианаполисе я встретила Русскую девушку Кристину – я познакомилась с ней еще в России, но там мы терпеть не могли друг друга и постоянно ссорились. Вот и сейчас, едва завидев друг друга, мы злобно переглянулись и разошлись в разные стороны, дабы случайно не столкнуться. Каждая из нас подумала: «Чего это она сюда приперлась? Еще не хватало и здесь ее терпеть». Но, некоторое время спустя, когда мы поздно пришли на обед и свободных мест в столовой практически не было, нам пришлось сесть за один столик. Совершенно случайно мы разговорились и пришли к выводу, что между нами много общего и что нас многое объединяет. Так что вскоре мы с ней подружились и все свободное время (которого катастрофически не хватало!) старались проводить вместе. Кристина училась на парикмахера в косметологической школе в Индианаполисе. В америку ее пригласила директор Московского колледжа. Кристина также была не самого высокого мнения об америке и тоже скучала по дому. Поздними вечерами мы поднимались с Кристиной на последний, тринадцатый этаж, где обычно находилось очень мало народу, и откуда открывался красивый вид на ночной Индианаполис, и предавались долгим беседам о Родине. Мы вспоминали все – начиная от часа пика в метро и заканчивая картошкой с солеными огурцами. Также мы пытались припомнить слова наших любимых Российских песен и иногда распевали их во весь голос, тем самым вызывая ужас и трепет у америкосов. Поначалу они пытались помешать нашему столь приятному времяпрепровождению, жалуясь мистеру и миссис Говард на то, что якобы мы вовсю горланим неприличные песни. Но мы смогли убедить их в том, что на самом деле мы поем исключительно пристойные песни, в основном Русские народные – ведь это на самом деле так и было. Наши с Кристиной номера располагались на одном этаже и иногда мы тайком пробирались друг к другу и болтали до самого утра. Так как мне было крайне трудно говорит по-русски (ведь я целых пять месяцев не разговаривала на Родном языке!), частенько я вворачивала заморские словечки. Это крайне раздражало меня и Кристину, но, к моему великому сожалению, я ничего не могла с этим поделать.
  Когда прошла первая неделя моего рабства и наступили выходные, мы с Кристиной решили попросить мистера Говарда отпустить нас погулять. Незамедлительно последовал отрицательный ответ. Тогда мы попытались пойти на компромисс и попросили его свозить нас куда-нибудь. Мистер Говард клятвенно пообещал, что обязательно отвезет нас погулять сегодня или завтра. Но тем не менее, все выходные Кристина и я просидели в отеле. Я терпеть не могу, когда кто-то что-то мне обещает. Я много раз сталкивалась с этим в жизни, и это доставляло мне огромное неудовольствие и разочарование. Я до сих пор не могу понять: зачем обещать то, чего не можешь или не хочешь сделать? На мой взгляд, проще честно ответить, по какой причине ты не можешь выполнить ту или иную просьбу и тешить человека несбыточными надеждами? Еще хуже, когда кто-то, заслышав о чьей-нибудь проблеме или тяжелой ситуации, в присутствии большого количества людей или даже наедине, начинает бахвалиться и обещать золотые горы. Скорее всего, эти люди просто страдают от комплекса неполноценности и мечтают о том, чтобы ими восхищались и уважали их. Среди американцев очень много подобных людей. Кое-как отмучавшись еще одну неделю, я узнала, что в субботу Кристина собирается в гости к Паттерам (Putter)– она познакомилась с ними в церкви и теперь периодически наведывалась к ним. Кристина предложила мне поехать с ней и я с радостью согласилась. Позвонив Паттерам вечером, мы выяснили, что мистер Паттер заедет к нам завтра рано утром – в семь часов. Я поинтересовалась, к чему нам ехать к ним так рано, на что Кристина сообщила, что «у Паттеров будет много дел» и что, скорее всего, они захотят пораньше от нас избавиться.
  На следующее утро нам пришлось встать очень рано и быстро привести себя в порядок. Без десяти семь мы уже стояли внизу и ждали мистера Паттера. Он появился только через двадцать минут, сославшись на его усталость после тяжелого трудового пятничного дня.
  Мы сели в машину и мистер Паттер повез нас завтракать в кафе. Позавтракав, мы поехали к ним домой. По пути мистер Паттер начал рассказывать мне о своих благодетельных делах.
Знаешь, я очень богатый человек. Но ты не думай, я не оставляю все себе; я очень много трачу на благотворительность и даже езжу за границу. Вот два года назад я был в России две недели и привез бедным детям-сиротам целых две больших коробки с обувью.
  Всю дорогу (а до дома Паттеров нужно было ехать около сорока минут!) я слушала, какой мистер Паттер весь из себя добрый, вежливый, умный и самоотверженный человек. Это ж надо, из своих средств помогать бедным Российским сироткам! Как трогательно! На мгновение я задумалась, а не ведет ли случайно мистер Паттер специальную книгу, в которую он записывает все его благовидные поступки? Ну нечто вроде «Дневника мецената» или «Записки благодетеля». К счастью, до этого он еще не дошел. 
  Всю следующую неделю я ходила как в воду опущенная: неприятности сыпались на меня как из рога изобилия: я устала каждый день чистить унитазы и убирать грязные постели, в которых я частенько находила (простите за столь пикантную подробность!) грязное нижнее белье. Возможно, это является неким развлечением для скучающих янки – нечто типа «мешка с сюрпризом» или «кота в мешке». Обнаружив столь деликатную часть туалета, я зажмуривалась и двумя пальцами брала тот или иной предмет и уносила в мусорное ведро. Ежедневно я чихала от пыли и наблюдала, как мои руки становятся красными и грубыми. Единственная положительная черта во всем этом заключалась в том, что теперь я знала, как нужно правильно заправлять постель и была уверена, что это пригодится мне в будущей семейной жизни. Кристина и я утешали себя тем, что когда мой муж начнет удивленно спрашивать, где это я так хорошо научилась заправлять постель, я  могу похвастаться, что целых три недели работала горничной.
  Но тут еще одна напасть приключилась: как-то раз Кристина особенно затосковала по дому и отправилась на чистосердечный разговор с Говардами: она стала проситься назад в Россию. Незамедлительно, буквально спустя десять минут после из разговора, разгневанные Говарды вызвали меня к себе в кабинет и начали морально уничтожать меня: они кричали, что я – сущая ведьма и что испортила их Кристиночку – ведь раньше она не просилась домой. Да, так кому рассказать – так на самом деле могут поверить в то, что я использую магические привороты и заговоры для того, чтобы настроить Русских против американцев. Нет, я не собираюсь никого поливать грязью и настраивать против друг друга – я просто рассказываю о том, что мне пришлось испытать в америке безо всяких прикрас – напротив, я опускаю некоторые моменты. Говарды заставили меня просить у них прощения за то, что я сделала. Я не понимала, почему я должна была это делать, ведь я не совершила никакого преступления. Моя вина заключалась лишь в том, что я потеряла розовую пелену с моих глаз и что теперь я стала по-настоящему любить и ценить свою Родину.
  Я пыталась выяснить телефон Билла Готарда в Мичигане и спрашивала у всех эту информацию. Но вскоре я поняла, что против меня существовал своеобразный заговор. Никто не хотел давать мне его телефон.
  Время от времени я звонила в Чикаго для того, чтобы следить за тем, как развивается история с моим обратным билетом. Она набирала обороты все больше и больше: Джонатан со товарищи постоянно обругивали меня, говоря что мозгов у меня не больше, чем у курицы, и что они еще серьезно поговорят со мной о возвращении долга, когда я вернусь назад. Они сообщили мне, что связались со своим агентом по продажам билетов для того, чтобы приобрести мне новый билет и отправить меня отсюда восвояси. Я поторопила их, сказав, что осталось всего две недели до истечения срока действия моей визы. Джонатан призадумался:
Да, действительно, тебе нужно спешить, ведь если ты задержишься, то уже не сможешь вернуться назад в штаты.
  Я лишь хмыкнула и поспешила попрощаться.
  Я знала, что мистер Готард должен был вернуться назад в Чикаго в эту субботу. Я с нетерпением ждала его приезда и мечтала рассказать ему обо всем, что случилось. Я не отношу себя к категории стукачей, но я полностью согласна с тем, что справедливость должна рано или поздно восторжествовать. Справедливость я видела в лице Билла Готарда.
  За то время, что я провела в Индианаполисе, я познакомилась с одной приятной американской девушкой, которая также оказалась там не по своей воле. Ее звали Джози (Josie). Джози также заставляли делать всякую черную работу и не давали ей ни минуты свободного времени. Мы очень с ней подружились и частенько болтали в обед и ужин. Но миссис Роудз заметила это, и рассказала мистеру Говард. Как-то раз, после ужина, меня вызвала в кабинет миссис Говард и сказала, что мне не стоит больше общаться с Джози – она может на меня плохо повлиять. Меня до такой степени тошнило от подобного маразма, что я взорвалась и сказала, что я свободный взрослый человек, который может общаться с кем угодно. Дальше последовал грандиозный скандал с применением оскорблений и угроз в мою и Джози сторону.       Все американцы просто завидовали Джози, потому что она была очень хороша собой и постоянно пользовалась успехом у противоположного пола. Большинство же америкосов имеет довольно отталкивающую внешность, которая порой вызывает резкое отвращению к их персоне и заставляет ретироваться на несколько метров подальше.
  Вскоре, к нашему обоюдному счастью, приехали родители Джози и забрали ее из этого кошмара. Они предлагали мне поехать с ними на неделю, пока еще есть время до моего отъезда, но я отказалась. За это время я хорошо сдружилась с Джози и мне не хотелось разочаровываться в нашей дружбе, если бы выяснилось, что атмосфера в ее доме ничем не отличается от атмосферы домов большинства американцев.
  В пятницу случилось просто непредвиденное: я, в очередной раз позвонив в Чикаго насчет билета, открыла для себя нечто любопытное: я узнала, что мой билет нашелся!!! Дело выглядело так: я спросила помощницу Джонатана, купили ли мне они новый билет, на что получила потрясающий ответ:
Ты знаешь, Вероника, мы тут наши твой билет несколько дней назад…Он был в одном из ящиков нашего офиса.
  Причем это было произнесено спокойным и равнодушным тоном! Я не услышала ни извинений, ни раскаяния, ни сочувствия. На мой вопрос, почему они не сообщили мне об этом раньше, я услышала:
А у нас времени не было, мы ведь тут так заняты!
  Закончив разговор и положив трубку, я стала буквально прыгать от счастья: наконец все встало на свои места и справедливость одержала верх! Я долго молилась об этом, и вот, наконец, господь ответил на мои молитвы!

    Часть семнадцатая.       Последние       приготовления

   Наконец-то наступила долгожданная суббота! Я еле-еле дождалась вечера, чтобы позвонить Биллу Готарду. Перед тем, как подойти к телефонному аппарату, у меня был весьма насыщенный день – мы с Кристиной отпросились пойти погулять в детский музей, который располагался в двух кварталах от отеля. В принципе, детский музей был весьма интересен и для взрослых – там были представлены различные экспонаты прошлых веков – древние горшки, вилки, ложки, предметы обихода. Там присутствовали даже кости динозавров.
  Проходя мимо зала,  где устраивались сказочные представления с переодеванием для маленьких детей, я заметила, что у ведущей довольно сильный акцент. Подойдя поближе и прислушавшись, меня поразила удивительная догадка: эта девушка – Русская! Я позвала Кристину, и рассказала ей о своем предположении. Мы подошли к девушке и я тихонько спросила по-английски: «Ты – Русская?» Она удивилась и сказала: «Да». Тут мы с Кристиной закричали на весь музей по-русски:
Да?! Мы – тоже!!
  После того, как наш восторг от такой неожиданной встречи немного затих, я поинтересовалась, чем Света (так звали нашу новую собеседницу) занимается в америке и давно ли она сюда приехала. Света поведала нам до боли знакомую историю – живя с мужем в глубинке, под Краснодарским краем, им приходилось нелегко – катастрофически не хватало денег. Света работала учителем музыки, а ее муж Алексей – научным сотрудником. Они приняли решение поехать в америку за счастьем, и через знакомых смогли получить вид на жительство. Света и Алексей, после приезда в Индианаполис, поселились в маленькой квартирке без особых удобств. В ней было только самое необходимое – шкаф, кровать и письменный стол. Алексей устроился по профессии за мизерную зарплату – америке нужны такие высококвалифицированные специалисты, но они не хотят платить Русским достойные деньги, а Света, не получив работу учителя, устроилась массовиком-затейником в детский музей. Я спросила Свету, довольна ли она тем, что оставила свою Страну и приехала сюда. Она помедлила и ответила, что с одной стороны, рада, а с другой – нет. Она сказала, что скучает по друзьям и родственникам, которые остались в России, и не может полностью принять американскую культуру. Но Света также сказала, что рада, что теперь они с мужем получают больше, чем в России. «Да, по американским меркам мы считаемся бедными, - протянула она. – Но зато у нас есть машина и мы можем позволить себе хорошо питаться». Я оставлю эту фразу без комментариев, лишь сказав, что и в Краснодарском крае, с его богатыми природными ресурсами и добротной землей, Светлана и Алексей также могли бы нормально питаться.
  Света, в свою очередь, расспросила нас, чем мы здесь занимаемся и как сюда попали. Узнав, что я уезжаю через десять дней, а Кристина спит и видит, чтобы отправиться вслед за мной, Света стала агитировать  нас остаться в америке.
Девчонки, ну подумайте, что вас там ждет, - канючила она. – А здесь у вас есть будущее. Я помогу вам остаться здесь, у меня есть знакомые в посольстве.
  Услышав, что Светлана предлагает нам, я на одном дыхании прочитала ей такую лекцию, которую она, надеюсь, никогда не забудет.
  Кристина и я поговорили с ней еще немного, и решили, что перед уходом нам нужно посетить пещеру страха и лабиринт. 
  Тем не менее, мы неплохо провели время и совсем не заметили, как настала пора возвращаться назад в отель. Нам жутко не хотелось возвращаться, но мы не хотели в очередной раз попасть под горячую руку мистера или миссис Говард и поэтому неспешно направились к выходу. По пути назад, машины, проезжавшие мимо, приветственно сигналили нам и некоторые водители даже высовывались из окон, чтобы помахать нам. «Вот что значит  Русские девушки!» - в очередной раз убедились мы.
  Вообще-то, видеть гуляющих по улицам людей – большая редкость. В обычное время немногочисленные тротуары абсолютно пустынны, и лишь изредка там может промелькнуть какой-нибудь человек. Если на улицах практически не бывает людей, то что уж говорить о животных. За все полгода, проведенные мною в америке, я увидела лишь одну собачку (да и то в одной из деревень Флориды, которая, возможно, просто потерялась), и одну маленькую серенькую кошечку, быстро бегущую по черному кварталу в Индианаполисе. Кстати, о жителях этих самых кварталов. В принципе они довольно мирные люди, пока их чем-нибудь не обидишь. Тогда действительно разгорается огромный пожар, сметающий все и вся на своем пути. В основном весь сыр-бор начинается на расовой почве. Как я уже говорила, в америке не рекомендуется даже произносить вслух слово «негр» – за это даже можно загреметь за решетку. Вместо этого слова следует использовать такие выражения, как «человек с темной кожей», «афроамериканец» и тому подобные синонимы. А уж не дай бог вам сказать слово «черный» – тогда вы вообще проблем не оберетесь. Сами представители оных также ревниво относятся к названиям своей расы, и на корню пресекают попытки белых произносить такие слова. Но между собой представители афро-американской расы общаются совсем по-другому - порой можно услышать и такие обращения как: «Эй ты, черный, поди сюда!» В принципе, с «людьми с темным цветом кожи» вполне можно подружиться и потусоваться вместе под их обожаемый рэп. Возможно, в первое время вам сделать это вам будет довольно непросто, ввиду того, что наши темнокожие братья являются носителями ужасного, труднопонимаемого акцента. Они постоянно проглатывают окончания слов и произносят слова на иной манер. Но при желании можно научиться понимать их и говорить на их лад. Вообще, афроамериканцы довольно веселые, непринужденные и доброжелательные люди, если найти к ним правильный подход. 
  В одежде афроамериканцы также неприхотливы и мало чем отличаются от самих янки – те же небрежно зачесанные волосы, мятые брюки и рубашки и полное отсутствие вкуса. Однажды я стала свидетелем весьма любопытной картины: на автобусной остановке в центре Индианаполиса стояла ОНА. У НЕЕ были ярко-зеленые джинсы, темно-коричневая рубашка, распахнутое длинное серое пальто и красные сапоги. На голове у НЕЕ была огромная черная шляпа, а в руках – большой черный зонт. Причем ОНА стояла с таким видом, как будто бы была «Мисс-америка» или, на худой конец, «Мисс-Квартал».
 
   Часть восемнадцатая.          Еще немножко,         еще чуть-чуть…

  С нетерпением дождавшись вечера, я позвонила Биллу Готарду. Сначала я решила, что непременно, во всех красках, опишу все то, что произошло со мной, но потом подумала, что Билл Готард может расстроиться из-за того, что я такая нервная и привередливая. Поэтому я просто сказала ему, что мне здесь не нравится, и что меня заставляют работать горничной. Билл Готард был потрясен, услышав такое. Он утешил меня, сообщив, что приезжает в Индианаполис в понедельник вечером и что он непременно разберется в моей проблеме.
  Еле-еле я дождалась понедельника. Мысль о том, что скоро, буквально через неделю с небольшим, я уезжаю назад, в Россию, не давала мне покоя. Но я до сих пор не знала точную дату своего отъезда – Джонатан вместе со своими помощниками еще не удосужились оформить для меня место на самолете. Это также раздражало меня и вводило в ступор. «Ну неужели им так трудно всего-навсего просто позвонить в аэропорт и забронировать для меня место?» – негодовала я.
  В воскресенье я попрощалась со всеми в церкви, в которую я ходила, и целый вечер болтала со своими  немногочисленными друзьями в отеле. Точнее сказать, их у меня было только трое – Мишель, Джереми, и Кристина, конечно.
  В понедельник вечером приехал Билл Готард. Я была очень рада увидеть его, и сразу же выбежала ему навстречу, как только заметила его приближающуюся машину. Я спросила его, когда мы сможем поговорить, и он пообещал выделить мне время после ужина. Вечером мы расположились в его уютном кабинете и долго-долго разговаривали. Я рассказывала ему о своих впечатлениях, а он делился со мной своими. Билл Готард обещал мне серьезно поговорить с мистером и миссис Говард и попросить их освободить меня от «трудовой повинности». Я также рассказала ему о проблемах с обратным билетом, лишь умолчав об оскорблениях в свой адрес со стороны Джонатана и его коллег. Мистер Готард обещал позаботиться об этом, и уже на следующее утро на завтраке он подошел ко мне и сообщил точную дату моего отъезда – 24 февраля, Боинг 777 Чикаго –Лондон - Москва.
  Я была просто на седьмом небе от счастья – я не могла поверить, что наконец-то снова увижу свою Родину!! С этого момента я начала считать не только дни, но и часы до моего отъезда. Билл Готард сказал, что я смогу вернуться в Чикаго в среду, 20 февраля. Сам он уехал назад в понедельник. В понедельник я попросила дочку миссис Томпсон, Сару, отвезти меня в South Campus, чтобы я могла попрощаться со своими Русскими и американскими друзьями. Сара с радостью отвезла меня туда после обеда, а назад в отель я вернулась вместе с миссис Говард, которая приехала в South Campus по своим делам. Вернулись мы очень поздно, около одиннадцати часов вечера. Все это время я болтала со своими друзьями. Мы прекрасно провели время вместе – когда я уезжала, то некоторые, несмотря на поздний час, даже вышли на крыльцо проводить меня. На удивление, мне было немного грустно уезжать, и, когда я садилась в машину, на глазах у меня стояли слезы.
  Во вторник я полдня собирала вещи, и другую половину дня провела с Кристиной. Нам очень не хотелось расставаться, и мы торжественно поклялись друг другу, что в России непременно встретимся и от души повеселимся. В среду за мной приехали из Чикаго и отвезли меня назад. Мне было очень тяжело прощаться с Кристиной, и мы долго стояли возле дверей обнявшись, несмотря на дождь, который моросил с самого утра.
  Всю дорогу до Чикаго я провела в тишине, лишь изредка отвечая на вопросы.
  Среду я провела за тем, что лихорадочно собирала вещи, убирала свою комнату и прощалась со своими друзьями. Я попросила Энджи отвезти меня попрощаться с Русской женщиной из церкви, и в четверг после работы мы отправились к ней в гости. Она была рада нас видеть, и угостила вкусным пирогом собственного приготовления. Мне также было жаль расставаться с ней – несмотря на то, что за долгие годы, проведенные в америке, ее менталитет сильно изменился, она оставалась прекрасной и доброй женщиной.
  В четверг я еще раз проверила свои вещи и пришла к выводу, что еще добрая половина раскидана по всему дому, и что мне нужна большая коробка, в которую я могла бы их вместить. Я отругала себя за несобранность и помчалась на склад за коробкой. К моему счастью, я обнаружила коробку приемлемых размеров и унесла ее домой. В америку я приехала всего лишь с маленьким чемоданом и небольшой коробкой, но теперь у меня было столько много вещей, что мне даже пришлось сделать выбор и расстаться с некоторыми из них.
  Всю пятницу я прощалась со своими друзьями и проверяла, ничего ли я не забыла.
  Вечером пятницы я и мои соседки по дому отправились в ресторан, очень популярный в Чикаго. Он называется «CheeseCake Factory» - «Фабрика Сырных Пирогов» и считается третьим из крупнейших ресторанов Чикаго. Когда мы туда приехали, я поняла, что это правда – огромная очередь длилась прямо до самого выхода! Пока мы наконец уселись за свободный столик, прошло где-то полтора часа!
  Но тем не менее, у меня остались великолепные впечатления от проведенного вечера. Мы весь вечер болтали, смеялись и…пробовали вкуснейшие пироги. Я смогла перебороть мои проблемы с едой – мне удалось победить те голоса, которые мешали мне правильно питаться. Во всем этом моих заслуг – ни на грош; только господь дал мне силы вылечиться от такой пагубной и деликатной болезни.

  Часть девятнадцатая.  Добро пожаловать         
  назад!

  В субботу утром моя подруга Энджи заехала за мной рано-рано утром, когда я только-только вылезла из постели и направилась в ванную чистить зубы. Она сказала, что хочет отвезти меня куда-нибудь позавтракать на прощание. Это было так мило с ее стороны и до такой степени растрогало меня, что я накинулась на Энджи с объятиями и повисла на ней.
  …Когда я наконец собралась и привела себя в порядок, мы сели в машину и поехали в кафе «Harbor». Мы с Энджи подсчитали, что я позавтракаю в Чикаго, пообедаю в Лондоне, а поужинаю в Москве.
  После того, как мы закончили завтрак, Энджи отвезла меня попрощаться с моими друзьями – Дан, Абигэйл, Брендоном, мисс Лусией и Карой-Ли. Кара-Ли (Kara-Lee) работала со мной в одном офисе, когда я переселилась в здание, где работал Билл Готард. Кара-Ли также сильно помогла мне в трудную минуту и всегда была рядом, чтобы выслушать меня.
  В два часа за мной заехал Ник (Nick) и поторопил меня.
Пора ехать, а то ты опоздаешь на самолет!
  Это подействовало на меня и я мигом выскочила из дома, обняв на прощание своих соседок по дому. К сожалению, мне не удалось увидеть Билла Готарда – он уехал в Северную Каролину в командировку. Но он позвонил мне домой и попрощался со мной. Мне было очень тяжело говорить с ним в последний раз – я не имела представления, когда снова смогу услышать его голос.
  …Приехав в аэропорт, Ник помог мне пройти регистрацию, и дотащить мои вещи до конвейера. Я была в ужасной длинной юбке и свободной кофте, поэтому, как только мы с Ником распрощались, и я прошла «зеленый коридор», я сразу же побежала в туалет для того, чтобы переодеться. Я заблаговременно запихнула в свою вместительную сумку брюки и красивую кофту, и, посмотревшись в зеркало, наконец-то почувствовала себя настоящим Человеком.
  Я летела на супер современном Боинге 777, где у каждого пассажира был персональный экран с пятнадцатью каналами, и персональное радио с десятью программами. Стюардессы были вежливы и обходительны, а мои соседи не испытывали ни малейшего желания рассказывать мне о своих детях. 
  Долетев до Лондона, я сошла с самолета и отправилась посмотреть расписание самолета до Москвы. Выяснилось, что  мой самолет прибудет на посадку через три часа. За это время я успела потеряться, познакомиться с массой людей, сходить в кафе попить кофе и пройтись по магазинам, не облагающихся пошлиной. Я пребывала в сильнейшем волнении: мне не терпелось увидеть мою горячо любимую Россию!
  В самолете я не могла даже сидеть на одном месте, и постоянно смотрела на часы: когда же мы, наконец, приземлимся? Когда стюардесса провозила мимо тележку с завтраком, она было хотела передать мне коробочку с едой, но я отказалась. Стюардесса попыталась уговорить меня поесть, но от волнения я совершенно потеряла аппетит и согласилась только на чашечку кофе.
  …Наконец, через два с половиной часа полета, я услышала долгожданный и столь милый сердцу голос Русской стюардессы:
Уважаемые пассажиры, мы прибываем в Москву, Россию, аэропорт Шереметьево-2, просьба пристегнуть ремни и приготовиться к посадке!
  Самолет начал снижать высоту, и я увидела незабвенные Русские березки, поля, маленькие домики и небоскребы, рекламные щиты и вывеску «Шереметьево-2». Неожиданно для себя, я почувствовала, как у меня сначала защемил, а потом бешено начало колотиться сердце. Я не могла поверить, что наконец-то я вернулась домой! Еще раз выглянув в окно иллюминатора и увидев Родные места, у меня началась истерика: я одновременно и смеялась, и плакала. Люди вокруг смотрели на меня, как на сумасшедшую, но я не обращала на них никакого внимания. Я была на седьмом небе от счастья, что, после столь долгой разлуки, я вновь встретилась со своей Родиной!
  …Шасси самолета коснулось земли. Я оказалась на своей Земле! О, как я была счастлива в тот момент! Это был самый счастливый день в моей жизни! Я достала из кармана носовой платок и вытерла размазавшуюся тушь. Я взяла свою сумочку и на ватных ногах поплелась к выходу. Пассажиры и стюардессы смотрели на меня с удивлением, но мне было не до них. Наконец-то я в России!!!
  Сойдя с трапа самолета, я оглядела все вокруг. Я увидела Родные буквы, Родные надписи, Родные лица, Родных людей. Я была готова расцеловать человека, который толкнул меня и даже не извинился. Я была просто счастлива услышать Русский мат. Я была несказанно рада увидеть Русского пограничника, который проверил мой паспорт и поздравил с прибытием. Я соскучилась по назойливым носильщикам  и таксистам, которые навязчиво предлагали отнести мой багаж и подбросить меня до дома. Я встала возле конвейера и стала высматривать свой багаж. Наконец появился мой чемодан и я проворно схватила его. Коробку мне удалось стащить на землю только после третьей попытки: она была неимоверно тяжелой. Попросив носильщика довезти мой багаж на тележке до выхода, я стала высматривать своего отца, который должен был встречать меня. Он отказался приехать на машине ввиду плохой погоды, и поэтому я попросила Дениса из Московского Колледжа встретить меня на машине. Среди толпы я узнала лицо отца. Мы улыбнулись друг другу, и, подойдя ближе, обнялись. Минутой позже я увидела Дениса и помахала ему рукой. Расплатившись с носильщиком, я проследовала к машине в сопровождении отца и Дениса. Выйдя на улицу, я полной грудью вдохнула свежий, Родной и приятный воздух. Я снова разрыдалась от счастья. Если бы не слякоть, грязь, и черный снег (ведь я прилетела 24 февраля!), то я наверняка бы упала на колени и начала бы целовать Родную Землю – до такой степени я соскучилась по России! Теперь я поняла, что безумно люблю свою Родину и что я готова пойти на все ради своей Страны – даже отдать жизнь за нее! Всего год назад я не могла и предположить, что стану такой патриоткой. Всего лишь год назад я ненавидела Россию, и презирала все отечественные продукты и товары. Я слушала только иностранную музыку и смотрела только иностранные фильмы, покупала  только заграничную косметику и одежду. Сейчас же, прежде чем купить что-либо, я обязательно смотрю на этикетку, на страну-производителя и предпочитаю только Российские товары.
  Сейчас, в свободное время, я хожу по школам и институтам, и рассказываю, почему Русским необходимо любить свою Родину, и почему Русским необходимо жить и трудиться на благо своей Страны. Я пишу патриотические статьи, в которых делюсь своими впечатлениями о загранице и о людях других национальностей. В них, как и в этой книге, я не пытаюсь доказывать, что все, кроме нас – плохие, жадные и бесчувственные. В каждой нации есть и добрые, и злые люди, но в каких-то – их или больше, или меньше. Я  считаю, что Россия – единственная Страна с таким невероятным количеством умных, доброжелательных, понимающих, дружелюбных, веселых и оптимистичных людей. Меня до глубины сердца расстраивает то, что в последнее десятилетие наша Великая Страна, Россия, переживает не самый благоприятный момент – многие люди, от мала до велика, стремятся быть похожими на американцев. В средствах массовой информации, на улицах, из уст простых людей и государственных деятелей яростно ведется пропаганда американского стиля жизни. В последнее время даже появился унизительный лозунг: «Покупайте российское!» Народ гонится за заграничными товарами, не желая покупать товары собственного производства! А что вы скажете на этот призыв: «Поддержим отечественного производителя!»? Моему взору, как взору человека с бурной фантазией, предстает маленький сморщенный старичок с тросточкой в руке,  который с каждой секундой становится все слабее и слабее, барахтаясь в огромной грязной луже. Так что же получается, дорогие мои? Нам с вами предлагают свесить ему соломинку, за которую он бы смог уцепиться? Иначе это и не назовешь. Куда же подевались пятилетки и невероятные сборы урожаев? Всего лишь несколько десятилетий назад мы занимали первые места во всем мире в легкой и тяжелой промышленности, в количестве выращиваемых культур, в науке, авиации и космонавтике? Куда же все это подевалось теперь? Сейчас многие говорят, что рады бы работать, но не знают, что именно им нужно делать. Дорогие Россияне (прим.-жителей Украины и Белоруссии я также приравниваю к Россиянам – ведь на протяжении многих веков мы были одним целым)! Я призываю вас к тому, чтобы вы как можно чаще проявляли собственную инициативу и никогда не боялись бы и не останавливались перед трудностями! Помните, мы одна семья и вместе над под силу абсолютно все! Давайте объединимся, и, совместными усилиями возродим нашу Страну! Зачем нам нужно куда-то уезжать, когда здесь у нас есть все условия для того, чтобы жить, трудиться и процветать? Оглянитесь вокруг – как банально бы это не звучало, но наша Родина так прекрасна и богата! У меня начинает болеть сердце, когда я вижу какого-нибудь подростка, гордо разгуливающего по улицам в футболочке или кепочке с американским флагом, направляющегося в Макдональдс или на очередной сеанс голливудского «шедевра». Некоторые российские подростки знают американский гимн лучше, чем свой собственный! А как быть с этими новомодными словечками? «Супервайзер», «кульно», «дистрибьютор», «чирлидер»? Попробуйте-ка объяснить значение этих слов жителю глубинки? Да и немногие москвичи смогут объяснить точное значение этих слов.
  Наша Родина настоль прекрасна, что мы уже привыкли пользоваться всеми ее ресурсами. Так давайте не забывать, что наша Страна – уникальна и удивительна, и давайте будем всячески стремиться к ее благополучию и процветанию! Для этого вовсе необязательно быть семи пядей во лбу; абсолютно каждый человек может внести свой вклад в преуспевание нашей Страны. Охрана окружающей среды, уважение к истории и памятникам культуры, почитание взрослых и старших, взаимовежливость, доброта, порядочность и духовность – вот всего лишь несколько компонентов, которые могут существенно увеличить уровень жизни в нашей стране.
   Позвольте мне внести небольшое предложение: давайте начнем с малого – с самих себя. Давайте объединимся и совместными усилиями внесем свой вклад в развитие нашей великой Державы. Поодиночке мы не в состоянии достичь многого, но вместе нам посильно все. Маленькую веточку переломить очень легко, а вот толстую связку – практически невозможно. Подумайте, что ВЫ можете сделать для России. Если вам будет нужна моя помощь или совет, то со всеми  предложениями, пожеланиями и вопросами вы можете обращаться ко мне. А о том, как сложилась моя судьба после возвращения на Родину,  чем именно я стала заниматься и как мое изменившееся мировоззрение повлияло на мою жизнь, - это тема уже для отдельной книги.
  Я желаю вам здоровья, счастья, благополучия и успехов во всех ваших начинаниях! Да благословит вас господь!
 
   
   
 
      
 
 
 

 
   
   
6 августа, 2017 год.

Послеокончание

...За прошедшие 15 лет в моей жизни многое изменилось, и о многих изменениях, как и о хороших, так и о плохих, стоит написать другие книги, если это будет интересно читателям. Самое главное, наверное, то, что я поняла, что теперь я на самом деле  стараюсь быть самой собой и жить без чужих подсказок (которые в большинстве случаев являются директивными и авторы этих подсказок пытаются получить какую-либо выгоду). Я поняла, что все мои проблемы, - и с едой, и со сменами настроения были получены в результате травм, случившихся в детстве и в подростковом возрасте.

Моя книга является ярким примером, почему ни к коем случае нельзя вестись на сладкоречивые слова, сказанные сектантами и нельзя верить их обещаниям о том, что ваша жизнь может измениться к лучшему с их помощью.

Как видно из моей книги, я испытывала очень серьёзные проблемы в Америке, в том числе и со здоровьем, но сектанты предлагали мне лишь молиться и каяться в своих несуществующих грехах вместо того, чтобы отвезти меня к врачу и помочь разобраться в ситуации, почему я осталась ОДНА при живых родителях.

...После моего возвращения в Россию, они не пытались помочь мне; напротив, обвиняли меня в том, что я, дескать, «отошла от бога».

С последствиями жизни в секте я справилась сама, с помощью своего закалённого характера и с многолетней поддержкой моего мужа. Но отпечатки на моей душе, оставленные сектантами и их предводителем может стереть только сам господь бог, если, конечно, он есть.



P.S. Я буду рада любым вопросам, комментариям и предложениям. Со мной можно связаться по адресу veronica-readers@yandex.ru Возможно, кому-то захочется прочитать ещё одну мою книгу; дайте мне знать и я напишу её:)