По дороге в Абхазию

Когда последний чемодан с дрожащими на осях колёсиками был поднят на багажную полку плацкартного вагона, я, подтянув до пупка съехавшие шорты, плюхнулся на нижнюю лежачую полку, зацепив локтем широкое, почти литое плечо своей жены. Она даже не дёрнулась. Искоса гляжу в её пышное лицо. Сидит, дует губы, смотрит куда-то в потолок вагона и, видимо, думает о главном: то есть обо всём и ни о чём. Одна рука её пикантно гоняет веером удушливый, пропитанный потом воздух, другая грозно лежит на столике и назидательно постукивает пальцами. Я смотрю в родные черты лица, и мне хочется слагать стихи о великих женщинах-труженицах, управляющих в поле комбайнами, тракторами, бульдозерами или потеющих в касках у сталеплавильных печей.

- Ой, чё делается… - твердит она себе под нос почти одно и то ж. – Жара-то как с цепи сорвалась. Так и выбивает пот из грудей… так и хлещет по мордам…

Будто из под потолка зашипел гундявый гудок тепловоза, дёрнулся вагон, скрипнули колёса и за окном медленно-медленно поплыл перрон с людьми, скамейками, зданием вокзала… Всё быстрее, быстрее… и вот мы почти уже мчимся, нас качает, внутри всё шубуршится, дёргаются бело-серые занавески на окне, снизу – перестук, будто через каждые три секунды чокаются рюмками закадычные друзья, а у меня в пятках пощипывает и зудит под мышками… Мелькают дома, деревья, обмелевшие речки, обросшие камышами, какие-то стада коров, лошадей, расползшиеся по взгоркам… Ура ! Вот оно и свершилось… Мы едим на Юг, нас ждёт абхазский пляж, шашлыки, реки вина, виноградной водки, и много солнца, фрукт, мёда и обилие женщ…ах, да… совсем забылся… я ж еду с женой. Так и хочется сказать: «прости меня, Абхазия, за маленький косячок».

Когда за окном замелькали пятиэтажки Батайска, на меня ни спала дрёма, и я тыкнулся лбом в плечо жены. Воздух от веера окатывал волнами моё лицо, и я, взмокший от пота, был похож на младенца, которого окучивает «утютюшками» сердобольная мамочка.

И тут слышу голос жены, гулкий, почти бочкоподобный, будто вырвался он из турбулентной зоны:

- Коля! Колюшко! Беда!Горе! Ой, ё-ёйййй!

Первые ощущения от вскрика женушки были такими, словно меня облили дурнопахнущим дёгтем и обсыпали сверху перьями. Я подскочил, взвившись, как мне показалось, чуть ли не до вагонного светильника.

- Что такое !? – Вырвалось у меня. – Какая беда ? У тебя, душа моя, опять заворот кишок ?

По её перекошенному лицу текли капельки пота, и мне показалось, что из неё напрягом скоро потекут ручьи. На вой жены откликнулись многие: усатый кавказец в майке и трико с верхней боковушки, бабушка с надкусанным яблоком в руке, два угрюмых и неприветливых мужика с верхних полок. Они вздёрнули ополоумленные глаза и открыли рты. Из соседнего плацкарта пришлёпала в сандалетах перепуганное дитя, девочка пяти лет, и уставилось вопросительно на мою жену. В её маленьких, подёрнутых синевой неба зрачках кипел вопрос: «тётя, ты что вообще что ли ?»

- Колюшко, родный мой, беда! Мобильник дома забыла....лОжила в сумки и не до лОжила… Как я жить без него буду… Я ж иссохнусь на берегу моря от переживаний. Люська из Москвы должна позвонить насчёт окормления планктонной фасолью. Вера Павловна из Полоцка сообщить австралопитекский рецепт от заворота прямой кишки, Мишаня из Витебска…

- А кто такой Мишаня ? – Выжидательно уставился я на жену, вытянув шею и выпучив донельзя и без того выпученные глаза.

- Да то так… Ты его не знаешь…

- Чё ?! Я не понял, какой Мишаня ?

- Ой, да ладно, привязался… Он меня консультирует по поводу диеты мастера питательной среды, господина Ким Цынь Люля.

- Аааа… Ну тогда всё путём… - успокоился я и ещё раз осмотрел её полную со складками фигуру, мясистые руки, тройной подбородок и шмыгающий аллергией нос величиной с некрупную бесформенную картофелину.

- Если Ким Цынь Люля увидел пациентку, он бы сделал себе харакири. – Подумал я.

Живой портрет жены привел меня немного в чувство и уложил нервы, обратно в коробочки мозга. Никогда не думал, что сакральная полнота может так хорошо облагораживать мужскую субстанцию. Поэтому, говорю всем страждущим, заводите полных жён, и непременно, чтобы носы свисали картошками к полу. Пользуйтесь на славу, они – отличный материал для аутотренинга.

Где-то через час жена угомонилась, свыкшись со своей долей. Я ей пообещал на вокзале купить новый «Simens» с прибамбасами и наворотами и восстановить по приезду в Адлеровский вокзал «симку» «Билайн».

Успокоившись немного, я снова начал дремать. Сижу, уткнувшись в угол плацкарта, на расстоянии полутора метров от жены и где-то в полудрёме блуждаю. Колёса стучат, скрипят на поворотах и как-то странно гудят, глухо и навязчиво, будто предрекают новую заварушку, из которой мне уже никогда не вылезти.

- Мама, мия! – Взвился как пламень на весь плацкарт новый клик жены. – Колюшко! Беда!

Подскакивая, я ударился об верхнюю полку. В голове всё забродило, зашаталось и запрыгало… Навязчиво захотелось сто грамм водки и чего-нибудь закусить.

- Что такое ? Что случилось ? Неужели заворот кишок ? – Жмурясь от боли и придерживая рукой убитое место, кричу я.

Из соседнего плацкарта снова выскочило милое дитя и посмотрело на меня, как на идиота, с назидательным выражением лица: «дядя, ты чем думал, когда выбирал себе жену ?» Такие же вопросы были написаны и на лицах соседей по плацкарту.

- Колюшко! Беда! Я забыла выключить дома утюг!– Будто кипятком плеснула жена в меня словами.

На нас сбежался посмотреть весь вагон и часть соседнего. Жена рыдала. А я бешено метался по вагону и рвался к стоп-крану. Десять мужиков и одна сердобольная женщина с мудрыми глазами, как у питона, удерживали меня. Наконец, жену прошибла добрая мысль, она вспомнила, что будучи на кухне дома она одной рукой в раковине мыла сливы, другой рукой, дотянувшись до розетки, отключила утюг. Как она из кухни дотянулась до зала – один Бог знает.

- Божечки, ты мой, - радостно всхлипывала она. – Дурья моя голова, я ж утюг потом в столик спрятала. Погладила бриджи и по умолчанию всунула меж книжек… Фу, как гора с плеч… Колюшко, родный мой, давай будем кушать… А то что то желудок бурчит и булькает, как бы снова не случился заворот кишок.

- Люсенька, скажи мне, а ты его горячим в книжки засунула ?

-Не помню… Да какая разница !

По правде говоря, я не любитель кушать и бить в морду одновременно, в основном утешаю дебильных людишек затрещинами и подзатыльниками на пустой желудок. Иной раз с устатку, щёлкнешь какому-нибудь подлецу по носу, и сразу дрёма в глаза лезет. А тут чувствую, свирепею, киплю, как чайник, испаряюсь, дымкой где-то у светильника метаюсь. Думаю, ну теперь точно двумя пальцами не отделаешься – кулак требуется. Что меня удержало, не знаю. Видно полнота моей жены облагородило мою душу, и я смирился. Опустив к полу плетями руки, сел у стола и прохрипел:

- Милая, хочу кушать куриные яйца и непременно с солью, луком, хлебом и запивать цельным молоком с кофе, а ещё помидорки подрежь за ради аппетита. Ты не забыла их взять в дорогу?

- Колюшко, родный мой, как я могу забыть о твоей любимой еде. Ни в жизть такого не случится, душа моя. – Сказала она бойко и бросила веер на мои коленки; поковырявшись руками внизу, под столом, она достала войлочную сумку и начала выкладывать колбасу, помидоры, хлеб, пряники.
Поковырялась ещё, вывернула подкладку сумки, вздохнула:

– Да где ж они ? Помню что лОжила пятнадцать штук яиц  в сумку.

Порывшись и поскребав ногтями по отделениям, она отложила сумку и медленно тихо сказала:

- Колюшко, не ругай меня, я их забыла на газовой плите дома, они там до сих пор варятся. В общем, Колюшко, пришла взаправдашняя беда. Ой, ё-ёййй ! Люди, караул !

К сожалению, и в этот раз я не успел добежать до стоп-крана. Меня повалил на пол в тамбуре какой-то кавказец, кричавший дико, выкатив глаза:
- Не надо, брат! Ради Аллаха! Пожалей нас!

Когда меня на руках принесли из тамбура в плацкарт и аккуратно уложили на нижнюю полку, я видел перед глазами мятущихся пожарников, расхлестанные по квартире шланги, кувыркающиеся под ногами стулья, залитый грязной водой пол квартиры и тлеющую кухонную стенку, которую мы купили и установили перед самым отъездом в Абхазию. Жена с веером была где-то рядом, но мои глаза её больше не видели, а мозг не хотел воспринимать её великую фигуру и назидательные пальчики.