Упырь-2

Приступ быдлоидного экстаза по поводу Сталина нарастает как желтый уровень опасности урагана в Москве. Но так ли он стихиен и «неуправляем»?

Весь мир буквально «стоит на ушах» от новостей из России. Мы стали не только посмешищем, но и пугалом во всех странах, кроме, разве что, Северной Кореи. Нашим «вставанием с колен» уже негритят в Африке пугают. А последние новости о персоне самого популярного человека в России вообще повергли в шок даже отъявленных русолюбов.

«Сталин здорового человека» 06 Август 2017 Ярослав Шимов https://www.svoboda.org/a/28659544.html

«Сталин вернулся. В год столетия революции дискуссий о Сталине и сталинизме в российском публичном пространстве, пожалуй, больше, чем разговоров на какую-либо другую тему. Почему – и что общего имеет образ Сталина, о котором спорят в СМИ и социальных сетях, с семинаристом, а затем революционером Иосифом Джугашвили, генсеком, организатором Большого террора, генералиссимусом и «вождем народов» Иосифом Виссарионовичем Сталиным?

Начнем с дискуссий. В последнее время в их центре стоит уже не столько сам Сталин и его историческая роль, сколько попытки понять, почему спустя 64 года после смерти диктатора он и его след в истории по-прежнему вызывают бурную реакцию и разделяют общество. И, конечно, осмыслить тот факт, что человек, чья причастность к гибели огромного числа собственных сограждан не отрицается даже многими его апологетами, пользуется неизменной и даже растущей популярностью в обществе. Вот некоторые мнения.

Олег Вьюгин, экономист, профессор Высшей школы экономики:

После того как СССР прекратил существование, «осиротевшее» российское общество на волне отрицания тоталитарного государства и имперских амбиций уходящей власти, доведшей страну до грани катастрофы, пыталось найти принципиально иную модель своего политэкономического устройства. Однако этот поиск не завершился, вернув общество к вопросам, которые оставались все это время без определенного ответа. Об этом, в частности, говорит характер того, как преимущественно стал интерпретироваться сталинский период нашей истории. Здесь обнаруживается предпочтение некой лубочной картинки исторической правде и даже склонность к апологии тех событий».

Иными словами, капитализм, паче чаяния, в очередной раз не состоялся. Так же, как он не состоялся при Столыпине, и даже много раньше, - в XVIII веке, когда в Европе семимильными шагами рванули в индустриальный мир, а Россия как была рабовладельческой, так и осталась.

На этот раз, как и тогда, никто не инвестировал в производство на территории, непригодной для жизни человека. Еще не было карт географического районирования, и отрасли науки такой не было, но люди деньги считать умели всегда, и никакими посулами никаких Столыпиных выдать черное за белое не удалось.

Интересно, что и в наши дни, когда попытались «импортозаместиться», продукты, произведенные в родном отечестве по себестоимости и, соответственно, цене в магазинах, существенно оказались дороже импортных. Сравнение произвели журналисты британской BBC. http://www.bbc.com/russian/features-40716206 Вот что они пишут:

«Из реальных цифр в трех чеках, пробитых с интервалом менее чем в две недели в 2014 году, мы составили единый список и проверили, во сколько бы обошлись те же еда и напитки сегодня. Как выяснилось, вместо 4422 рублей три года назад в настоящее время нужно заплатить за аналогичный набор 7471 рубль. Рост - на 69%».

Вот в этих-то 69%-х и заключается причина невозможности построить в России капитализм. Ни тогда, 200 лет назад, ни сейчас, - никогда!

А реакция после всех этих отчаянных попыток всегда была чудовищной, и наиболее страшным проявлением ее явился тов.Сталин с его людоедским режимом. Но вернемся к публикации Я.Шимова.

«Екатерина Шульман, политолог:

Политическому режиму необходимо имитировать риторические инструменты автократии. То есть, грубо говоря, пытаться предстать в публичном пространстве страшнее, чем ты есть. Необходимо – и это тонкий момент, который часто не до конца понимают, – представлять себя не страшным диктатором, не кровавым тираном, а наоборот, некой цивилизующей и сдерживающей силой, которая вынуждена, правя таким диким, с такими авторитарными тенденциями народом, как-то его все время придерживать, как-то все время модерировать его жажду крови.

Для чего нужно создавать своему народу такую ужасную репутацию? Для того чтобы иметь оправдание тому ограничению политических, прежде всего избирательных прав, которое ты постоянно проводишь. Если люди – дикие кровожадные варвары, то понятно, что нельзя позволять им выбирать себе власть на выборах. Пока еще ты у них сидишь, более или менее цивилизованный европеец, а если им самим дать волю, тут-то они выберут: кто говорит «Гитлера» – это пугалка националистического характера, кто говорит «Сталина»– это пугалка левоэтатистского направления. И то, и другое одинаково является аргументом в пользу того, чтобы ограничивать права граждан на самостоятельное определение своей жизни. Вот для чего нужен высокий рейтинг Сталина».

То есть, умопомрачительный «сверхрейтинг» Сталина искусственно насаждается нынешней властью, которая поняла, что с капитализмом опять случился облом, и никаких шансов в этом направлении нет и быть не может, - и во имя сохранения трона решила воскресить покойничка, пусть даже виртуально, в мозгах быдлоидов, которые, как известно, составляют у нас подавляющее во всех смыслах этого слова большинство.

Реальная реинкарнация Сталина невозможна, и это знают все: экономическая и социальная обстановка за сотню лет так поменялась, что человек с таким мировоззрением уже ничего кроме смеха не вызовет. Даже у своих нынешних обожателей. Но виртуальный Сталин, Сталин «понарошку», Сталин как ностальгия – для криминал-«демократов» много выгоднее реального «вождя всех времен и народов», который их бы превратил в лагерную пыль в первую очередь. Виртуальная же ностальгия по батогам как нельзя лучше оправдывает пожизненное «президентство» и балаганный «парламент».

«Гасан Гусейнов, филолог, публицист:

Назовем несколько ключевых формул речевого поведения, доставшегося в наследство от Сталина.

Это требование либо принять все разом, либо отвергнуть все разом.

Это неготовность увидеть правоту другого, неготовность к компромиссу.

Это готовность к жертвоприношению, к человеческим жертвам.

Для корреляции двух траекторий – личной биографии человека и биографии государства, которое прекратило существовать в конце 1991 года, – нужна была огромная интеллектуальная и эмоциональная энергия. Свободная голова. Этой головы в обществе не было. И откуда ее было взять, если голова забита сталинскими мемами, большими и маленькими сталинскими формулами.

Почему же этот язык оказался таким живучим, почему люди продолжают слушать Сталина, вернее – прислушиваться к Сталину в себе? Потому что сконструированный за почти целый век портрет остается, по-видимому, более интересным, страшным и завораживающим, чем все другие человеческие типы в истории России XX века.

Историк-архивист Ольга Эдельман, последнее десятилетие занимающаяся изучением архивных материалов о Сталине, прежде всего о дореволюционном периоде его жизни, – возможно, человек, на данный момент лучше всех в России знающий Джугашвили-Сталина «лично». По материалам своих исследований она написала книгу «Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках». В интервью Радио Свобода Ольга Эдельман размышляет над тем, почему, чем больше мы говорим о Сталине «в целом», тем дальше уходим от реального Сталина – а значит, и от собственной истории.

– Занимаясь уже столько лет Сталиным, вы можете сказать, что хорошо знаете эту личность со всех сторон – или там по-прежнему остается масса каких-то моментов, которые ускользают от историков?

– Остается. При обилии, казалось бы, источников и воспоминаний о Сталине, штука в том, что он был человек, который, видимо, в принципе не был склонен к исповедальному тону перед кем бы то ни было. Он не раскрывался. С другой стороны, никто из людей действительно к нему близких не написал о нем мемуары. Это тоже симптоматично. Молотов или Каганович в глубокой старости могли бы это сделать, но не стали. Каганович оставил мемуары, которые наполовину – пересказ решений партийных пленумов. У нас нет никаких текстов, которые бы говорили о Сталине более или менее интимно.

– Можно это считать следствием того, что они его просто боялись? Так въелся страх, что даже после его смерти думали – лучше не надо, не будем откровенничать?

– Но и сам Сталин не оставил никаких раскрывающих его личность текстов и следов. Смотрите: есть много политических деятелей, про которых мы можем сказать, что в политике этот человек был вот таким, а помимо этого он был еще и эдаким. Например, Черчилль любил сигары, Андропов, по слухам, любил джазовую музыку. У Сталина эта сфера частной жизни вообще не прощупывается.

Нет никаких признаков того, что у него был какой-то еще внутренний мир, помимо того, что было сопряжено с его должностными обязанностями. Мы не знаем ничего о его привязанностях, вообще обедненный эмоциональный фон вокруг него.

– Вот вы говорите – отсутствие воспоминаний ближайших соратников, да и его самого. А нет ли следов того, что Сталин что-то пытался скрыть из того, что касается его молодости, когда он еще не был вождем? Есть ли темы, которые касаются биографии Сталина и которые считались абсолютными табу?

- Конечно, еще в революционные годы архивы и в Тифлисе, и в Баку хорошо горели. У нас нет сейчас архивов местных жандармских управлений.

– Насколько вообще Сталин был самостоятельно и относительно глубоко мыслящим человеком? Известно, как о нем презрительно отзывался Троцкий, назвавший его «выдающейся посредственностью». Мышление Сталина было развито на уровне только тактических ходов и манипуляции людьми или и на более глубоком тоже?

– Да, он уступал тем, у кого было гораздо более продвинутое образование, кто был опытным публицистом, тому же Троцкому. Другое дело, что карьеру он сделал такую же, как Троцкий, к моменту революции, сопоставимую. И та посредственность Сталина, о которой Троцкий говорил, была адекватна аудитории. Есть довольно много воспоминаний революционных рабочих, знавших его по Баку и Тифлису, и они в Джугашвили положительно отдельно оценивают то, что он был не похож на интеллигента. То есть приходили интеллигенты, начинали их морочить многочасовыми речами с употреблением всяких ученых слов. А потом приходил этот человек, который очень хорошо знал свою аудиторию, сам над этими интеллигентами посмеивался. Сохранились воспоминания одного молодого партийца, которому Коба прямо объяснял: когда ты выступаешь перед рабочими, не говори им ученых слов, говори, чтобы они тебя поняли. Он не говорил никогда длинно, чувствовал аудиторию и выступал так, чтобы оказаться более понятным и убедить слушателей.

- Сталин историков, он, собственно, достоянием историков по большей части и остается. А есть Сталин массового сознания. И там такие образы, такими широкими мазками нарисованные... С одной стороны, возникает апологетический образ абсолютно лживый – великого вождя, выигравшего войну, «принял Россию с сохой, оставил с атомной бомбой» и вся эта неосталинистская болтовня. С другой стороны, есть образ негативно-карикатурный – не просто злой упырь, но еще и бездарь, чего не коснется, всё испортит. Понятно, что история без мифологии не живет. Но есть ли возможность как-то сблизить Сталина историков и Сталина массового сознания: когда люди говорят о Сталине, чтобы они все-таки говорили о чем-то, имеющем отношение к истории?

– Наверное, нужно смириться с тем, что в отношении любых исторических эпох это раздвоение будет. Все равно для нас с вами кардинал Ришелье – это прежде всего персонаж «Трех мушкетеров», а не то, что мы читали о нем в энциклопедии. Ничего с этим не сделаешь. Видимо, людям нужны домысливание, фантазии, более яркая реальность, чем то, что они видят в исторических источниках. С другой стороны, конечно, надо работать над этим – не хочется говорить это слово по отношению именно к этой личности, но пусть будет – сбалансированным образом Сталина. То есть без истерик. Для меня как историка вопрос в том, что именно мы лично как историки сделали, чтобы дать публике какой-то более рационализированный портрет, в данном случае Сталина.

– Когда вы говорите о «сбалансированности» восприятия Сталина, я вспоминаю интернет-мем об органах курильщика и здорового человека – его часто используют в шуточном контексте применительно ко всему. Как мог бы выглядеть «Сталин здорового человека»? И насколько это вообще возможно, когда мы имеем дело с личностью не просто аморальной, это слишком общее понятие, но ответственной – что четко задокументировано – за гибель по меньшей мере сотен тысяч людей, вполне конкретных. Во многих семьях, естественно, эта память есть. Какая здесь возможна сбалансированность с точки зрения историка?

– Сбалансированность – это учет всех исторических обстоятельств. Не нужно ни карикатурного образа, ни апологетического, а нужен комплексный, учитывающий всё, что мы знаем об этом периоде и об этом человеке. Это довольно трудно достижимо, но надо над этим работать.

– Попробуем конкретно. Вот Великая Отечественная война – тема, которая сейчас положена в основание всей российской исторической политики. Есть один взгляд: под руководством Сталина, как бы то ни было, Советский Союз одержал победу над нацизмом. Это – главное с данной точки зрения. Другой взгляд: победа одержана не благодаря, а вопреки, и если бы был другой режим, то и победа была бы, вероятно, легче одержана, а может, и вообще войны бы не было или шла она по-другому и так далее. Если говорить об условном «Сталине здорового человека», то как зависит его возможное появление от того, насколько Сталин как таковой будет деактуализирован? Сейчас ведь разговоров о Сталине чрезвычайно много в пространстве СМИ, в социальных сетях – везде, где еще возможны относительно свободные дебаты в современной России.

– Пожалуй, градус полемики хорошо было бы снизить. С другой стороны, это нормально для любой острой исторической темы, которая относительно близка и тянется в современность. Может быть, сейчас на теме Сталина и сталинизма сконцентрировались те вещи, которые можно было бы разнести в обсуждении на несколько разных этапов и эпох, касающихся советского прошлого. Скажем, помимо Сталина обсуждать Ленина, про которого как-то все забыли. Но в силу целого ряда причин, которые можно перечислять и множить, именно Сталин стал символической фигурой. Однако в этом качестве он имеет такое же отношение к себе историческому, как его памятники – к его прижизненным фотографиям, – считает историк, научный сотрудник Государственного архива РФ, автор книги «Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках» Ольга Эдельман». Ярослав Шимов https://www.svoboda.org/a/28659544.html

Очень глубокая и умная дискуссия, особенно что касается канонической исторической науки. Но, так или иначе, Сталин – фантом из прошлого, неповторимый и невоскресимый. Самый, пожалуй, жестокий русский царь, как бы парадоксально это ни звучало, учитывая его марксистские догматы. Но он, несмотря на «суперрейтинг», не может повториться и в новом обличии, как бы того ни хотели его обожатели, - марксизм мертв, а в его ленинской интерпретации и тем более. Если бы РФ на планете была одна, то да, можно было бы попробовать, даже географическое районирование было бы бессильно помешать, - но… мы, увы, не одни, и неконкуреньоспособная экономика убила бы новый СССР, как она убила старый.

Сослагательные наклонения в истории хороши только в словесных баталиях, Строителей химер в наш практичный XXI век почти не осталось, да и быдло как строительный материал для новой Утопии, в отличие от «пролетариата» начала века XX-го, никуда не годится. Так что, чуда не произойдет, придется грязной тачкой ручки пачкать.

Валентин Спицин