Распределение
18.08.90г.
18ч.08м. двв (дальневосточное время)/11ч.08м. мв (московское время)
суббота
Прошло больше половины месяца, после выпуска из военного училища, а начать повествование о наших дальневосточных днях, видимо, выпало на этот день и час. На дворе стоит обычная приморская погода, около 30С° тепла в тени или за тенью. Мимо пролетают, радуя глаз захиревшие или обалдевшие от такого климата жужжащие твари, неописуемой конфигурации. Это и восьминогие семикрылы, рыком ревущие и криком кричащие, кровь кровопьющие, жадно сосащие, жутко парящие, спать не дававшие, и заползавшие ночью без стука к вам под одеялице, страстно желая куснуть вас за … то, что захочется. В этот дивный край нас забросила Родина, или послала, в лице одного из офицеров роты. Да-да, он так и сказал: «Товарищ курсант, вы будете служить в самой глухой дыре, с удобствами на улице, печным отоплением, привозной водой и отсутствием газа и света. Ваша жена не сможет не то, что родить, но и забеременеть». Как в воду глядел, сука, практически всё так и произошло. Перед распределением нас попросили написать три желаемых места службы, этакая игра в попал-не попал. Хотя многие уже и на 4 курсе, за год до выпуска, прекрасно знали, куда и на какую должность они попадут. И это нормальная практика у нормальных пацанов. А тут был шанс, в очередной раз подчеркнуть свою независимость от капризов командира-идиота. Поэтому, я не задумываясь, указал Дальний Восток, Север и Камчатку. Затем зачеркнул Камчатку, так как это и есть территория Дальнего Востока, и зачем–то приписал «Офицером связи при Организации Объединённых Наций». Шутку оценили, выдав предписание ни в распоряжение командующего округа, ни в распоряжении командующего армии, да что там, даже до штаба дивизии я не добрался, так как у меня была указана конкретная дыра из дыр. С указанием конкретной воинской части в конкретном населённом пункте, который пришлось изрядно, всё-таки поискать. Итак, дорога! Из вещей были чемодан, две сумки, плюс жена. Как говорится, тащить тяжело, а бросить жаль. Поскольку вместо предложения руки и сердца, я спросил её: «Поедешь со мной на Дальний на Восток?» – и, услышав утвердительный ответ, поведал ей все обещанные перспективы гарнизонной жизни. Так жена прихватила с собой даже пачку сахара, какую-то кастрюльку и прочую мелкую домашнюю утварь. Как говорится, жена офицера, пока ехала в трамвае – обжилась. К сожалению, этот тип, декабристских жён, катастрофически исчезает из разновидностей особей женского пола. Позднее не раз приходилось видеть мутирующие экземпляры. Редкая птиСа, доезжала до отдалённого гарнизона. Ей хватало увидеть привокзальную площадь того городка, на котором ей и молодому лейтенанту требовалось пересесть на рейсовый автобус и ехать на нём в течение часа в неизвестную для них сторону. Не испытать ей никогда той тряски, духоты и запаха пота, добираясь до гарнизона, летом, умирая от жары, зимой от холода. И тогда бедный летёха, вместо своевременного прибытия в часть, впервые в своей жизни вынужден будет решать бытовые неурядицы и передряги. Он снимет ей захолустную гостиницу, купит обратный билет до Москвы и только на третьи сутки с опозданием прибудет в часть. Сломленный, подавленный и разочарованный во всех бабах. После представления командиру, он напьётся вдрызг и в лучшем случае, в части появится через неделю. Ну, как говорится, не мы выбираем, а нас выбирают. Просто у девушки не совпал образ прЫнца на белом коне и того замка, в который он её привёз. Моя супруга, проработав уже два года в костромской глухомани, ничего нового для себя не увидела. Просто уже в дороге, по пути, обжилась. По дороге в Москву, в аэропорт, я уже знал на кого могу положиться и оставить вещи, пока буду проводить разведку местности. А в Москву, что я, что она мы приехали впервые. Злотоглавая, нет-нет это не описка, именно ЗЛОтоглавая, хотела нас развести и развела в лице таксистов, лохотронщиков и даже дежуривших и наблюдающих за всем этим безобразием ментов. С тех пор я никак не смог полюбить столицу нашей Родины. Для меня она так и останется перевалочной базой, за исключением Ваганьковского кладбища, куда я каждый раз, когда улетал на Дальний Восток, приходил и навещал могилу человека, которого уважал и ценил его творчество. Через год моей службы я с одним бойцом провёл вечер памяти Высоцкого в день его трагической кончины. Стоя в наряде по части, после отбоя, я предложил бойцам пройти в ленинскую комнату, где под звуки катушечного магнитофона я и поведал рассказ о творчестве Владимира Семёновича. Сценарий написал сам, ещё на лекциях в училище. Записи на бобинах так же привёз из дома и переписал на отдельную ленту отрывки из его песен и монологов. Двое дедов, воспользовавшись случаем, ушли в самоволку, остальные слушали. Дедов я не сдал, но на утро замполит устроил мне разбор полётов. Кто-то из салаг слил ему информацию про мою самодеятельность.
- Ночью бойцы должны спать,- отчитывал он меня, - а если Вы, т-щ лейтенант, захотели провести подобное мероприятие, то нужно было согласовать со мной, чтобы я включил его в план культурно-массовых мероприятий.
На что я ответил, что провёл его не для галочки. Одним словом взаимоотношения с замполитом у меня не заладились с первых дней службы, к этому моменту мы как раз и приближаемся. Но в тот день я не только впервые гулял по Москве, но и из всех возможных посещений и достопримечательностей, почему-то выбрал Ваганьковское кладбище. Не такой представлялась мне эта встреча. Памятник на фотографиях выглядел намного больше, чем оказался в действительности. Вокруг памятника было море цветов и в это море мы опустили свои 4 розы. Справа от могилы находились урны с мусором. Пейзаж с помойкой никак не вписывался с памятью об этом человеке. У памятника ловкачи-торгаши предлагали сфотографироваться на память. Мы не стали. Потом посетили могилы Олега Даля, Сергея Есенина, Андрея Миронова, фигуристки Пахомовой у которой с памятника украли конёк. Совсем свежую могилу артиста Буркова и год назад умершего Спиридонова, игравшего в фильме «Вечный зов» Фёдора. В целом кладбище очень грязное, на каждом углу свалки мусора. Зашли в действующую церковь. Внутри было всё красиво. У каждой иконы стоят зажжённые свечки. Мы не знали, к какой иконе можно было бы и нам поставить свечку, в связи с нашим убытием к месту службы. Боясь ошибиться в этом выборе, мы оставили нашу идею и вышли. У входа в церковь стояли две бабульки с протянутой рукой. Мы сунули им по какой-то мелочи и отправились в сторону метро. Вечером встретились у друга-однокурсника, он уже отслужил недели две. Отпуск у него был коротким, всего месяц. А тот, кто просился служить офицером связи при ООН, а послали на Дальний Восток, отгулял в качестве бонуса 45 суток. Сам друг москвич, предполагаемое место службы, очевидно, также указал московский военный округ. И, о чудо, всё так и получилось. Просто повезло, так бывает у нормальных пацанов. Друг в этом был не виноват, это уже позднее я узнал, что не мы выбираем место службы, а оно нас. Проживал он вместе с родителями, очень милые и гостеприимные люди. За ужином мы выпили чего-то домашнего, поговорили о том, о сём и улеглись на покой. С утра отправились во Внуково, куда накануне отвезли и сдали вещи в камеру хранения. Прошли всякие регистрации и проверки. Ничего недозволенного в наших чумаданах не оказалось. Мы впервые летели на самолёте. Ил-86 нам показался этаким самолётищем и гигантищем. С нами летела какая-то армянская группа, которая заняла наши места. Пришлось искать себе что-то другое. Мы вели себя очень скромно, примерно как Фрося Бурлакова, героиня фильма «Приходите завтра». По нам сразу было видно, что вот понаехало лимиты в хлебосольную, да престольную. Взлёт прошёл благополучно, ожидали худшего. Сверху вид был неописуемым, особенно облака. Небо всегда манило меня и завораживало, как и моего отца. Не случайно же друзья его звали – Лёча. Эх, батя, если бы мечта твоя сбылась, то в какой бы военный округ и на какую бы должность я тогда летел, неизвестно. Воздушные ямы сперва настораживали организм, все внутренности поднимались наверх, руки сжимали рвотный пакетик, но потом это стало нас забавлять и мы перестали обращать на это внимание. Ощущение было, как на качелях. В Абакане сделали посадку. Чистый аэропорт, чистый и бесплатный туалет. Всё очень уютно и красиво. В самолёте нас хорошо покормили, давали курицу, сэндвичи, кофе. В воздухе пробыли около 10 часов. Видели закат и начало рассвета. В Хабаровске больше часа ждали получение багажа. Аэропорт грязный, туалет вонючий и платный. Автобус довёз нас до ж/д вокзала. Через два часа должен был пройти поезд Москва-Владивосток, но билетов не было. Ждали, очень долго. Во всех кассах очереди, измученные люди, уставшие кассиры. Как только подошёл поезд, оказалось, что билеты есть. С боем пробился к воинской кассе и взял купейные билеты. Страшно хотелось спать. По местному времени было 9ч. утра, а по нашему, по-московскому, 2ч. ночи. После посещения вагона-ресторана, упали замертво. Проснулись перед самой нашей станцией. Такого понятия, как работающий кондиционер, тогда не было. В вагоне была жуткая жара и духота. Все потные, как загнанные лошади. На верхней полке с нами в купе ехал ещё один выпускник в сторону Уссурийска. Закончил Ярославское ракетное. Его парадка аккуратно висела на вешалке. Он уже седьмые сутки, на поезде, добирался до места, указанного в предписании, один. Вид у него был, как у зомби, со стеклянными глазами. А я ехал и летел по-гражданке, рубашечка с коротким рукавчиком и брючки. Пижон этакий и рас****яй. С собой, в чемодане, вёз только повседневку. У меня же была конкретная воинская часть. Это уже позднее, я узнал, где и что находится. В Хабаровске штаб округа, в Уссурийске штаб армии, а в Лесозаводске штаб дивизии. А тогда мы вышли на перрон той станции, которая была прописана в проездных документах, называемых ВПД. Ещё у нас на руках были документы на получение контейнера. Название той станции отличалось от названия того места куда мы высадились. Контейнер за время отпуска мы не отправили, так как решили сперва определиться с местом дислокации нашей части. Куда дальше ехать и на чём добираться, неизвестно. В предписании указаны номер воинской части и тот город, до которого были выписаны документы и на перроне которого я оставил жену охранять весь наш скарб. Но части с таким номером в этом городе нет, что и подтвердили мне в комендатуре. Меня спросили, какое училище я закончил, по какой специальности, какие эмблемы у меня на петлицах, на что я по привычке ответил: «Мандавошки!».
- Ну так бы сразу и сказал, - заулыбался комендант. – Батальон связи здесь недалеко, правда номер части не тот, что у тебя в предписании, но тут ещё и моряки есть, сходи и к ним, - и указал направление моего дальнейшего пути. Ну и где же здесь та дырень, о которой мне трендел злорадно офицер, первое, что мелькнуло в моей голове. Чистенький маленький городок. Вот, кретин, он даже номер части перепутал, не унимался я. Но, посетив батальон связи и моряков, я понял, что ничего офицер не перепутал, кретином был я. Мне назвали пару населённых пунктов, в направлении которых мне следовало выдвигаться на рейсовом автобусе. Автовокзал находился рядом с железнодорожной станцией, там же где и жена с вещами. Как и положено жене офицера, она тихо и спокойно ждала результатов моих поисков. Образцово, выполнив команду «Подъём!», она покорно поплелась за своим проводником. На лобовом стекле автобуса красовалось название населённого пункта, указанного в перевозочных документах на контейнер. Но, как мне объяснили связисты, до туда ехать не нужно, так как там нет ни одной воинской части. Дальше только укрепрайон, затем погранзастава и граница с Китаем. Поскольку я не пограничник, то выходить мне нужно будет раньше, а вот где выходить, посоветовали спросить в автобусе. Квест становился всё интереснее и интереснее. Пассажиры в автобусе знали только названия подразделений, да рода войск. По номеру части никто ничего вразумительного вспомнить не мог или не хотел, а может приколоться хотели, глядя на мой гражданский прикид. Вопросы задавали примерно те же, что и в комендатуре. По результатам дискуссии я понял, что с мандавошками в петлицах можно было где угодно оказаться, начиная от танкового полка и заканчивая медсанбатом. Самый интересный вопрос был: «А в штабе-то тебе чего сказали?» Оказывается за всю их жизненную практику таким образом ни один лейтенант не добирался до воинской части. Счастливчики обычно проходят весь путь, начиная со штаба округа, перемещаются в штаб армии, затем в распоряжении командира дивизии либо бригады, после чего кадровики приписывают новоиспечённую боевую единицу к конкретной воинской части и объясняют как туда добраться. Самых одарённых и счастливых довозят на УАЗике. А тут какой-то перец, одетый не по форме, тычет всем в лицо своим предписанием и спрашивает про номер части. Да, кто бы знал бы. Позднее и я особо не заморачивался с номерами ближайших воинских подразделений. Все итак понимали, где находятся танкисты, ракетчики или медики. Одну часть вообще называли шарик, там ПВОшники служили. Кстати, командир там классный, очень мне помог, позднее расскажу. Просто тех людей, которые служат в моём подразделении, на том рейсе в том автобусе не оказалось, а жёны и гражданское население не знало номера части, которое мне было нужно. Мне посоветовали выйти там, где больше воинских частей. Жена, уже по привычке, на чемоданах, под палящим солнышком, осталась ждать на остановке, а я приступил к завершающей стадии «игры» в следопыта. «Игра» продлилась ещё часа на три. По пути всех спрашивал, но посылали не в те воинские части. Да и спрашивать особо было некого, так как шёл через лес, по каким-то тропинкам в нескольких километрах от китайской границы. Первоначально мне нужно было найти воинскую часть, в ту которую меня посылали, затем проникнуть на её территорию, убедить дежурного по КПП, дойти минимум до дежурного по части, а максимум до командира и в очередной раз всем объяснять кто я и откуда. Как не странно, но меня везде пропускали, с проверкой документов не заморачивались. В организации внутренней и караульной службы царил бардак. Вопросы, все как сговорились, одни и те же, про мандавошки. Часть, которая оказалась моей, по счёту получилась пятой, и то, благодаря командиру того шарика. Он сразу позвонил на узел связи и стал называть позывные воинских частей. Дело в том, что у каждой воинской части вместо телефонного номера существует свой позывной. Зная позывные можно было позвонить хоть в Министерство обороны в Москву, правда, у кого имелся на это соответствующий допуск. Разговор был примерно таким:
- Люда, а у «Сенчатого» какой номер части?
- Не знаю!
- Соедини меня с ними.
- Соединяю, говорите!
- «Сенчатый!» Какой у вас номер части? Понятно, а вот такой номер у кого? Спросить у «Движимости»? Соединяйте!
Ну и так далее. Когда я услышал позывной «Терпящий», то сразу представил тонущее судно, терпящее бедствие. Ну, думаю, весёленькое здесь местечко. Командир рассказал мне, по какой тропинке быстрее добраться до моего подразделения, а я поблагодарил его за проявленное внимание и помощь. Уже в дверях, он крикнул мне: «Если что, переходи ко мне в часть, мне такие офицеры нужны!». А я подумал, какие такие, но было приятно. К части я подошёл с тыла, никакого ограждения не было. Прошёл мимо каких-то сараек, складов, засыпанных землёй, только дверь торчит. На двери замок, слепок с печатью, охраны никакой. Впереди четырёхэтажное здание серого цвета. Кругом сопки, красота, лес сверкает на солнце, а тут это убожество серого цвета. Обошёл здание, два входа, перед зданием что-то вроде места для построения, но асфальт, как наши дороги. Увидел табличку красного цвета, подошёл, читаю, войсковая часть, номер опять не мой. Захожу внутрь в дежурку, спрашиваю, где найти такую-то часть, называю позывной. Сработало!
- Так это же разведбат, тебе в соседний подъезд на четвёртый этаж.
Поднимаюсь, сверху над дверью номер моей войсковой части. Ну, разведчики, спрятались, а я вас нашёл. Сообщил дежурному по части кто я и откуда. Велено было ждать. Сказал, что жена на остановке, уже три часа сидит в ожидании, сбегаю, предупрежу и назад. Весь взмыленный, потный, прибегаю – сидит, бедолага, ждёт. Уставшая, обветренная, но верная. А пыль от проезжающих машин как раз в её сторону оседает, романтика. Говорит, люди на обед приехали, затем с обеда, а я всё сижу – и сижу, народ уже начинает коситься. Недалеко от остановки четыре пятиэтажки стоят. Нет, чтобы мне сразу отвезти её в городок и посадить на лавочку, так ведь нет же, как послали в сторону каких-то бараков, так я, как лось, и бегал по лесу. Да и не ожидал я такой цивилизации увидеть. Что обещал офицер, то я и искал, с уличными удобствами. Часть от военного городка находилась в 2-3км. Переодеваться не стал. Прибегаю в часть, на улице, из курилки, машет мне рукой майор. Оказался замполит, остался за комбата. Комбат в отпуске. Начал сразу без предисловий, не кричал, а тихо так, пытаясь навести страху, заметил, что когда в части видит человека в гражданке, то звереет. Я представился, кто и откуда, и с какой целью прибыл к ним. Ну, такой нормальный гражданский трёп веду в курилке. Выговорить, что прибыл для дальнейшего прохождения службы, не получилось, так как продолжать-то мне было нечего, ни службы, ни пороха я пока ещё не нюхал. А пять лет, что изучал настоящее дело военным образом, офицерской службой не считал. Салага салагой. Кажется, наша непроизвольная беседа не сложилась с его форматом и это ещё больше взбесило его, он выругался. Затем, с той же шипящей сквозь зубы интонацией, он, подбирая и еле сдерживая нецензурные слова, отдал приказ, что завтра в парадной форме одежды я должен прибыть в часть и представиться ему, как положено, а он меня представит перед батальоном. Пока мы с ним соблюдали субординацию и выдерживали дистанцию, я и не знал, что одному из прапорщиков поручили обеспечить временный для нас ночлег. Прапорщик не только перенёс наши вещи, но и провёл краткий инструктаж с женой по особенностям быта и временного проживания в данной квартире. Затем принёс ей буханку хлеба и несколько консервов. А я в сопровождении старлея, который, так же как и я закончил то же училище, правда, он успел побывать в Афгане, поплёлся в сторону городка. Для меня он казался таким авторитетищем, что и заговорить было боязно, но разговора по душам не получилось, да и упрёков в свой адрес я так же не услышал. Мы пришли к его месту проживания, он вынес мне буханку хлеба и сунул пару консервов морской капусты. Потом назвал номер квартиры, куда мне следовало идти, посмотрел так грустно и закрыл передо мной дверь. В совершенно чужой меблированной квартире жена уже порхала на кухне, заварила чай, отварила макароны и попросила меня открыть банку тушёнки. Тушёнку принёс прапорщик. Вай, маладэйс, какой, да? Я понял, что ребята в разведбате, что надо. Да и жена с первых офицерских будней оказалась не обузой, а настоящей боевой подругой. Она не только и макароны с собой взяла, но и пастельное бельё прихватила, которым уже успела заправить хозяйскую кровать. Наутро, одевшись во всё выглаженное и начищенное, я отправился в часть. Замполит, увидев меня в повседневной фуражке, в зелёной расстёгнутой рубашке с коротким рукавом, в параллельных брюках и полуботинках, побагровел.
- Товарищ, лейтенант, вы, что не расслышали, что я вам вчера сказал?
Как положено, в парадной форме одежды – тщательно выговаривая каждое слово, отчеканил он.
- Товарищ, майор, время парадов прошло, надо работать – как можно естественнее и спокойнее произнёс я.
- Пошёл вон!
И уже вдогонку прокричал
- Старшина, выдай этому лейтенанту комбинезон и чтоб больше я его в штабе никогда не видел. Его рабочее место в парке.
Так началась моя служба. Это представление замполит ещё долго вспоминал и рассказывал вновь прибывшим, как инструктаж, поэтому такой наглости больше никто не пытался повторить, опасаясь последствий. Ротный оказался человеком с юмором, но полученные указания от замполита в мой адрес, естественно отменить не мог. В канцелярии роты я появился практически через год. В штабе находился только по вызову старших командиров и начальников и при несении дежурства. Комбинезон износился за год, обслуживая вверенную мне боевую технику. Но тогда, в день представления, меня с глаз долой домой отправил ротный, предоставив три дня на благоустройство, высказав в надежде, что в понедельник я приду в парадке и смягчу тем самым строгий нрав замполита. Тем более в понедельник возвращался из отпуска комбат.
На что я обречённо ответил:
- Парадка придёт в контейнере. Я посчитал, что это не предмет первой необходимости.
Ротный выругался одним, но ёмким и уместным в данном случае словом…
На третий день, предоставленного мне благоустройства, мы въехали в свою однокомнатную квартиру. В квартире всё было чистенько и уютненько. Здесь жила молодая семья, у них недавно родилась девочка, и им предоставили новую двухкомнатную квартиру. Они одолжили нам две табуретки и что-то из посуды на первое время. Очень порядочные и добродушные люди. Из части я привёз две скрипучие солдатские кровати, два матраса, две подушки и одну прикроватную тумбочку. На кухне была сделана прежними хозяевами мойка и небольшая столешница, за которой мы первое время принимали пищу. А в комнате, сидя на кровати, журнальным столиком для нас служила табуретка. Первый гаджет, который мы приобрели, был радиоприёмник «Россия». Он и служил для нас информационной связью с внешним миром и скрашивал наш досуг. Правда первая прозвучавшая новость из его динамика была печальна и трагична. 5 августа в Юрмале в автомобильной катастрофе погиб Виктор Цой. Я, стесняясь своих слёз, плакал вместе со всеми поклонниками его творчества. Я в первый раз в жизни так сильно был расстроен, не считая наивных и несерьёзных проблем в детстве. Позднее, когда я стал терять своих боевых товарищей и близких друзей стеснение пропало.
Вместе с радиоприёмником мы купили кастрюли, сковородки, еды и прочей хозяйственной мелочи. Выбора в магазинах никакого не было, не было ни телевизоров, ни электрических плиток. А газ через некоторое время, после нашего приезда отключили навсегда, и жене пришлось готовить на обогревателе, который привезли из отпуска. Так же из отпуска был привезён, подаренный на свадьбу, электросамовар. С помощью его кипятилась вода, затем выливалась в алюминиевую кастрюлю и ставилась на раскочегаренный спиральный обогреватель. Пельмени или суп можно было вполне приготовить, картошку, макароны отварить. Яичницу на сковороде заделать. Жена крутилась, как пчёлка, а я был добытчиком и смотрящим за работоспособностью всех жизненных коммуникаций. Первый чёрно-белый телевизор мы купили у сослуживца. Он его собрал сам из того, что было, и приступил к сбору уже цветной модели. Все выживали в таких условиях и старались друг другу помогать, чем могли. Радости и горести были общими. На пятый этаж, где мы проживали, вода поступала крайне редко, приходилось таскать с нижних этажей, у соседей. Никто никогда не отказывал. Двери были открыты. Расплёсканная по полу вода никого не огорчала, сами хозяева после водосбора за вами подтирали. Уезжая в длительные командировки или на учения, я набирал все ёмкости. Полная ванна и бак на кухне были обязательным минимумом для каждой хозяйки, но и этого было не всегда достаточно. Стирка белья, помывка личного состава семьи, справить нужду в туалете и смыть из ведёрочка за собой – всё это без воды проделать нереально. Воду ценили и берегли. Соседи, зная, что друзья накануне должны приехать из отпуска, ночью, наберут вам воды, чтоб умыться с дороги и вскипятить чайник. А в самом лучшем случае будут вас ждать и позовут к себе на поздний ужин. Вода поступала ежедневно два раза в сутки, утром в часов 6 и вечером около 9-10 часов. Длительность её поступления была разной, то минут тридцать, то пару часов. И нужно было всё успеть, и успевали. А когда отключали, свет, то водяные насосы не работали, и весь городок оставался без воды и без горячей еды. Выручали те, кто обзавёлся газовыми баллонами. Главное накормить и согреть детей. При длительном отключении света, в городок приходила водовозка и все, от мала до велика, выстраивались в очередь с вёдрами и канистрами. Ни одной жалобы со стороны жены на сложные бытовые условия и моё длительное отсутствие на службе я не услышал. И судя по всему те, кто остался служить с мужем, так же не ныли. Просто замечательные люди нас окружали, и мы для них так же оказались неплохими друзьями и соседями. Разведчики своих не бросают, часто говорили в батальоне. Через две недели моей службы в разведбате практически в полном составе мы отмечали присвоение очередных воинских званий. На двух старлеев стало больше, а лейтенантов осталось столько же. Один перевёлся из другой части, прослужив уже год, а другой приехал по окончании иняза, военный переводчик. Женат был на немке. Жена проживает в ФРГ, тесть майор бундесвера, сам переводчик ОСНАЗовец. Весёленькая такая семейка получилась. Как особисты его просмотрели, а может парень уже в разработке был, не знаю. Видимо, в стране начались политические перемены, о которых так мечтал Михаил Сергеевич и крах берлинской стены был предначертан. Переводчик на представлении старлеев не присутствовал. Срочно уехал в командировку в Китай, с группой дивизионных офицеров, но рапорт подать на увольнение из армии успел. Примерно полгода его таскали по разным военным инстанциям, беседовали вежливые люди и не совсем вежливые, но парень держался стойко и добился своего. Очень любил жарить консервированный горох, который выдали как-то на паёк. Вонь специфическая, а ему нравилось это есть. А когда он вернулся из командировки, из Китая, а мы в это время были на сборах разведчиков и жили в полевых условия, то привёз нам зелёного чая. Курево у всех закончилось, и пачка чая пошла по кругу. Пачку выкурили, а чай заваривали из лимонника. Переводчик нисколько не обиделся, курил вместе с нами. Вот такой парень!
На обмывании старлеев, ели и пили по всем традициям грузинской и украинской кухни. Горилка, чача, шашлыки, сало. Один старлей был осетином, другой хохлом. Такому братскому застолью могли позавидовать только члены политбюро ЦК КПСС. Только в отличии от них Союз наш сплачивался с каждым тостом и крепчал. Правда, я, изрядно наклюкавшись, не помню, как пришёл домой. Жена была на дежурстве. За это время она успела не только обжиться, но и устроиться на работу в том городе, до которого у нас были выписаны проездные документы. Врачей-терапевтов никогда и нигде не хватает. Однако на дорогу уходило два часа, да обед – перекус на ходу. Что зарабатывала, так на то и проезжала и проедала. Но в то утро жена возвращалась со своего первого суточного дежурства, а я еле открывал глаза. Руки обнимали белого слона, кто не знает – унитаз. Нужно было срочно привести себя в порядок и бежать на службу. Бежать было сказано зря, так как пол и потолок комнаты постоянно менялись местами. С трудом, выйдя из штормовой зоны, я обнаружил выломанной каким-то мудаком входную дверь, в замке торчал сломанный ключ. Тут я произнёс то слово, которое мне сказал ротный, узнав про мою парадку. Мудаком был я. Дверь вчера не открылась, и не подчинилась моим приказам, точнее ключ сломался и застрял. Я не обладал особой силой, чтобы сжимать в кулаке пополам пятаки. Но чудодейственные напитки магическим образом раскрыли мои скрытые возможности. Я отошёл к перилам на лестничной площадке. Дверь была прямо передо мной, перила вжались в спину, и с криком «Банзай!» я бросился «на врага». Сопротивление было не долгим. Дверь не то чтобы капитулировала, она вместе с дверным косяком, как подкошенная метким выстрелом, рухнула на встроенный шкаф. Я перешагнул через её подраненные внутренности и рухнул на кровать. Обнимашки с белым слоном начались под утро. Я кричал "Ватсон" и кормил Ихтиандра, пока было чем его кормить. Наверно печенюшка вчера попалась с горчинкой. Я выбежал из подъезда, смотрю, как удачно, замполит выходит из-за угла
- Тооааищщ майор, у меня дверь сломалась, разрешите остаться чинить и замок нужно новый вставить.
Замполит, насытившись моим амбре, произнёс.
- «Хорошо» ты начал службу, лейтенант. Даю тебе сутки привести себя и дверь в порядок.
А брать-то в квартире нечего было, всё солдатское, ничего ценного, да и замок не нужен был, воровства не было до прихода контрактников на военную службу. Знал это всё замполит, но посмотрел на меня и всё понял, что не боец я сегодня, не боец. Нормальный мужик замполит, просто должность у него такая, а так во мужик! Немного оклемавшись, я сходил в военторг, купил замок, у соседа взял инструмент и до приезда жены успел восстановить дверь. На следующий день замполит лишил меня на одни сутки от будущего отпуска и старшим с бойцами послал на уборку картофеля, помогать военному совхозу. По большому счёту в части бардак, долго не мог принять должность, многого не могут найти. В моём взводе три машины ГАЗ-66, в училище говорили, что этот старый комплекс «Рама» вы в войсках уже не встретите. Нет, бля, встретил и даже принял, хотя документы на них направлены на списание. Ротный сказал, что раньше на них выезжали к границе, разворачивали антенны и вели радиоразведку. Затем комплекс отправили в Хабаровск на капитальный ремонт, ремонтировали только внутренности, т.е. аппаратуру. Половина автомобилей была уже не на ходу. После капитального ремонта поступила команда – готовить документы на списание. Аппаратура списывается отдельно, шасси отдельно. Геморр был жуткий с этим комплексом. Начал его ещё мой ротный, а закончил я, приняв у него дела и должность, получив позднее капитанские погоны. Но до этих звёзд прошло столько интересных событий, что требует отдельного обзора. Через три дня после обмывания старлеев заступил в первый наряд по части, помдежем. Хотя должен был начать свои наряды только через два месяца. Численность разведбата сокращалась, менялись задачи и приоритеты. Людей не хватало. Зимой разгружали сами вагоны с углём, чтобы котельная могла обогреть бойцов и военный городок. Один вагон разгружали бойцы, другой офицеры и прапорщики. Разгружали, как правило, по ночам, всё зависело от времени прибытия состава. Помню первую лейтенантскую зарплату – 304р. + 40р. за продовольственный паёк. Паёк так же давали с перебоями и постоянными недостачами, заменяя одно другим. Но и то, что выдавали, позволяло выживать в лихие 90-е. На гражданке инженер получал в то время 120р., да и то не всегда. Кому –то даже хлебом и сахаром платили. Вот оно, какое распределение получилось…
Свидетельство о публикации №217080700354
Александр Жданов 2 20.11.2017 11:26 Заявить о нарушении
Александр Камышев 20.11.2017 11:52 Заявить о нарушении