Мой ареал обитания

Не только биологический вид, но и каждая отдельная особь имеет определенный ареал обитания, который она присваивает, – нет, это – не места единичных посещений, или кратковременного однократного проживания, но ограниченные пространства, через которые в нашей памяти проложены пересекающиеся тропки, протоптанные нами в разные периоды нашей жизни.
Все эти места оставляют впечатление родного дома; в некоторых из них мы живем сейчас, в других, которые мы в свое время покинули, и которые навещаем лишь изредка, -  чувства нашей к ним причастности окрашиваются ностальгией по безвозвратному прошлому.
Я решил, что настало время провести полную каталогизацию моего ареала обитания. Я буду придерживаться хронологического порядка, в каком я его осваивал.

1. Патриаршие пруды

Местность, где прошло мое детство, лежит в четырехугольнике, ограниченном Большой Садовой (продолженной Садовой-Кудринской), Малой Дмитровкой, Тверским бульваром и Гранатным переулком. Это был тихий район, находившийся под неусыпным контролем топтунов – здесь, на углу Малой Никитской улицы и Вспольного переулка, во времена моего детства находился дом, где жил Берия. Этот район и сейчас продолжает оставаться спокойным и тихим – даже трудно поверить, что он лежит в самом центре города. Архитектурной его доминантой до сих пор остается застройка конца XIX – начала XX веков – красиво украшенные и добротные пяти- шестиэтажные доходные дома. Но есть здесь и памятники архитектуры, включающие эту местность в общее эстетическое поле Москвы– церковь Иоанна Богослова на Бронной XVII века –образец «Московского барокко», здание Английского клуба в стиле зрелого классицизма (здесь располагается музей Современной истории России),  и несколько самых знаменитых построек в стиле Модерн: дом Сытина на Тверской, собственный дом архитектора Шехтеля на Большой Садовой, особняк Рябушинского и приемная МИДа на Спиридоновке (они тоже построены Шехтелем). Здесь, также, находится такой культовый объект, как памятник Пушкину (во время моего детства он еще стоял на противоположной стороне Тверской). Однако же лично для меня композиционным центром, квинтэссенцией  этой местности являются Патриаршие пруды.
Когда идешь по одной из стекающихся сюда улиц и переулков, напоминающих узкие ущелья, вдруг над тобой распахивается небо, опрокинутое над большим садом, в центре которого, в углублении, обрамленное лентой наклонного газона, лежит большое  зеркало квадратной формы, в которое это небо смотрится, удваиваясь. Здесь Москва как бы обретает дополнительное – волшебное - измерение; неслучайно именно из этой местности Михаил Булгаков развернул свой фантастический роман. Детство, проведенное в таком месте, навсегда привязывает к Москве.
Я бы хотел, чтобы меня похоронили в этом районе, по моему прежнему адресу: Малый Козихинский переулок, дом 12, квартира 22, - в комнате, где прошло мое детство, - за плинтусом, чтобы я мог слышать потрескивание старого дубового паркета.

2. Город Лобня

«Приезжайте жить в Лобню!» - пел под гитару молодой чернявый бард в пригородной электричке,  подъезжавшей к этому пункту. Казалось бы, что в ней такого особенного, - обычный современный подмосковный город с центральной улицей Ленина, которая его не украшает. Правда, здесь есть барочная церковь, стоящая на берегу мелкого, заросшего тростником озера, откуда родом все подмосковные чайки. Да еще это – точка на карте, находящаяся в максимальной близости к Москве, куда удалось добраться немцам в 1941 году (их отсюда отогнала, перейдя в конрнаступление, 20-я армия под командованием генерала Власова).
Но для меня это – особое место: здесь, на северной границе поселка Луговая, на склоне пологого холма вот уже 80 лет существует дачный поселок, а в нем – обставленный строевыми елями дачный участок, а на нем – дача, построенная моим дедом. Вся моя жизнь была связана с ним; его главная особенность - в том, что здесь перестаешь себя чувствовать горожанином – к Северу и Северо-востоку простирается сельская местность, где поля чередуются с перелесками; к Западу – раскинулся сплошной лес протяженностью от семи до двенадцати  километров, в болотах которого берет начало река Уча. На моем участке, густо заросшем деревьями и кустарником, можно почувствовать себя частью Природы.
Я бы хотел, чтобы меня похоронили на моем дачном участке, под елями, чтобы долгими зимними ночами я мог слышать шум ветра в их хвое.

3. Болваны

Этот район лежит недалеко от Серпуховки между Пятницкой и Новокузнецкой улицами, и ему присущи формообразующие признаки как той, так и другой. На нарядную и пафосную Пятницкую выходят особняки аристократов и дореволюционной буржуазии, а также престижные доходные дома рубежа XIX и XX веков; над ней доминирует высокая, стройная, многоярусная колокольня Троицкой церкви, выкрашенная в красный цвет. Новокузнецкая улица в 1952 году  - во время переселения в этот район нашей семьи - выглядела тихим предместьем, где преобладали одно- двухэтажные купеческие и мещанские дома. Мы жили рядом с памятником архитектуры XVI века – церковью Спаса на Болванах – в доме, построенном священником  этого храма в 1911 году. Здесь, в тихих Спасо-Болвановских переулках, царила атмосфера глубокого прошлого, перебиваемая приторным запахом сладостей, шедшим от расположенной рядом кондитерской фабрики «Рот-Фронт».
Я бы хотел, чтобы меня похоронили где-нибудь в этом районе, пусть даже на территории завода имени Ильича (бывший завод Михельсона, где сплоховала Фанни Каплан), под стеной, чтобы я мог слышать умиротворяющий п;стук трамвайных колес, доносящийся с Новокузнецкой улицы.


4. Воробьевы горы

В этой местности, осененной шпилем высотного храма науки, я пять лет учился в Московском Университете. Над этой местностью царит дух высоких устремлений и ощущение неограниченных возможностей самореализации. Атмосфера кажется чистой, бодрящей и немного разреженной, как в Касталии Германа Гессе. Вряд ли это – природный феномен, - скорее всего, он связан с большой концентрацией высококачественного человеческого материала.
Я хотел бы, чтобы меня похоронили в одном из коридоров Физфака МГУ за лакированной обшивкой из мореного дуба– пусть даже под электрощитом, или под пожарным гидрантом – лишь бы только находиться в тамошней ауре.

5. Теплостанская возвышенность

В нескольких километрах к Северу от пологой вершины Теплостанской возвышенности, на пологом холме, на опушке Битцевского леса стоит здание, где расположена организация «Цикламен». Здесь, в самой высокой точке Москвы (255м над уровнем моря) зимою царит суровый климат: Петр I в этих краях «селить людишек» не разрешил, «ибо померзнут». Что же касаемо «климата» в переносном смысле этого слова, то он там – ну, просто убийственный. Но, проработав на «Цикламене» 48 лет, я настолько привык к этой пыточной камере,  приобрел такую стойкую психологическую зависимость от нее, что, ее лишившись, вот уже шесть лет «торчу» (испытываю наркотическую ломку).
Я хотел бы, чтобы меня похоронили на «Цикламене» - урну с моим прахом замуровали в одной из его стен с облупившейся покраской, чтобы всегда быть в курсе его увлекательной, богатой на интриги, политической жизни.

6. Измайлово

Ареал моего обитания охватывает значительную часть этого района Москвы – от Измайловского шоссе до 9-й Парковой улицы, но его средоточием для меня всегда оставался просторный и благоухающий Измайловский парк, который невозможно отделить от моей жизни.
Я хотел бы, чтобы меня похоронили на берегу Серебрянки, чтобы я мог прислушиваться  к тихому и ласковому плеску ее мелких вод.

7. Новогиреево

Я поселился в этом бывшем дачном районе в 1968 году, когда он представлял собою огромный фруктовый сад. Выглянув из окна весною, можно было представить себя пассажиром корабля, бороздящего безбрежное море белоснежной кипени. За прошедшее с тех пор время все фруктовые деревья исчезли, - и от их цветения остались лишь светлые отсветы на потолке моей комнаты; а все Новогиреево вплоть до самого горизонта заросло бетонным лесом из однообразных уродливых многоэтажных зданий, но, прожив в этом районе 50 лет, я прикипел душой к своему двенадцатиэтажному блочному дому – месту моего предстоящего упокоения.
Я хотел бы, чтобы после смерти мой труп сожгли на лужайке перед моим домом на ложе из моей сложенной штабелем личной библиотеки, а прах и золу развеяли над Новогиреево.
                Июль 2017