Летящие к Солнцу. Глава 3

Начало: http://www.proza.ru/2017/08/06/113

Происходи дело в одной из тех бестолковых книжек, от которых ломились шкафы в маминой комнате, едва приземлившись, я должен бы зажмуриться от яркого света. Потом, приоткрыв один глаз, увидел бы злобного дракона, уничтожающего город. Открыв второй глаз, узрел бы делегацию людей и эльфов, которые дали бы мне меч и объяснили, что мое появление давно предсказано, и я – Убийца Драконов. Тут бы я бросился в бой, поверг чудовище, спас красивую, но недалекую девицу с минимумом одежды…

Но реальность оказалась куда интереснее, во всяком случае, для меня.

Подошвы ботинок ударили в пол. Я постоял, прислушиваясь к ощущениям. Что-то произошло, пока я был в воздухе, вот только что?

Присев, я попытался нащупать веревку… И не смог. Она исчезла. Я вытянулся вперед, стараясь пока не убирать ноги с места, на которое приземлился. Впереди веревки не оказалось, и единственной наградой за усилия послужила острая боль в правом плече. Похоже, Вероника перестаралась и наградила меня вывихом. Хотя, может, такой и был план.

Я осторожно вернулся в прежнее положение и ощупал пол сзади. А вот тут – тут обнаружилась веревка. Сантиметрах в тридцати от каблуков. Как будто пока я прыгал, кто-то передвинул камеру. Или веревку. Или меня?

Стыдно признаваться, но даже в этот момент, когда мой эмоциональный двойник пучил глаза и чесал в затылке, я настоящий думал, что мог бы и не совершать подвиг висельника-верхолаза, а просто встать у, скажем, пятого слева прута решетки, а потом посчитать, у какого оказался. Но, поскольку сокрушаться о минувшем я не привык, мысли мои довольно скоро вернулись к настоящему. И застыли.

– Ничего не понимаю, – пробормотал я. – Почему же мы ничего не чувств…

Я осекся, потому что поймал себя на лжи. Что значит, «не чувствуем»? А ветер? Этот странный ветер, что проносится над землей ровно в полночь? Вряд ли здесь две разных загадки. Да и Вероника упоминала какую-то «теорию ветра».

Гадать я не любил никогда, а для полноценных размышлений недоставало данных. Поэтому, вместо того чтобы ломать голову, я снова встал перед веревкой и повторил прыжок. Приземлился на то же место, с небольшой погрешностью – наступил носками на веревку. Но тут скорее сам виноват, никаких странных ощущений больше не было.

Итак, один раз в сутки, ровно в полночь.

Я улегся на шконку и впал в глубокую задумчивость. Когда час спустя к решетке беззвучно подкралось пятнышко света, я спрыгнул со шконки и прижался к прутьям. Джеронимо, сегодня в таком же белом комбинезоне, как и его сестра вчера, держал лампу-шарманку, но ручку не крутил.

– Аккум впендюрил, – пояснил он вместо приветствия. – Ну? Прыгал?

– И даже думал, – кивнул я. – Похоже, объяснение только одно: все летит к чертям собачьим.

– Точно! – Джеронимо в восторге ткнул в меня пальцем. – Или псу под хвост! Скажи, ты умеешь управлять реактивным самолетом? Очень важно, чтобы «да».

Глядя в его детские, переполненные восторгом предвкушения глаза, я почувствовал себя кругом виноватым. Джеронимо, очевидно, тоже начитался дурацких книжек и теперь воображал великолепные приключения на пути к великой цели. А я… Мне, видимо, предстоит продемонстрировать ему суровую реальность.

– Этого слишком мало, Джеронимо.

– Мотивации? – удивил он меня. Надо же, умен, действительно умен.

– Ага. – Я уселся на корточки, прислонившись спиной к решетке, и принялся объяснять: – Понимаешь, дело в том, что я не вижу интереса. Ты хочешь узнать, куда катится мир, и девять из десяти человек пойдут за тобой из интереса. Ну а я – десятый. Помню, как-то в детстве мама пыталась читать мне детектив, а я попросил ее перестать. «Как? – удивилась она. – Разве тебе неинтересно узнать, кто убийца?» Я ответил: «Нет, мама. Совсем не интересно. Больше того, я знаю, кто убийца. Это кто-то из персонажей, описанных в книге. Или, если дело обстоит хуже, кто-то из персонажей, пока в книге не появлявшихся. Ну и какое мне дело? Ткни пальцем в любого, назови убийцей, я подниму руки и скажу: «О’кей», кто бы это ни был». Понимаешь? Вот так и сейчас. Ты хочешь выяснить, что или кто тянет одеяло на себя, и это заставит тебя двигаться вперед хоть десять томов подряд. А я закрываю книгу уже сейчас. У меня хорошее воображение, я могу придумать сотни объяснений происходящему, и среди них будет немало тех, что окажутся куда интереснее правды. Так зачем мне участвовать в этой сомнительной истории? Что заставит меня идти вперед?

Сначала меня оглушила тишина. Я ждал, что Джеронимо вспылит или расплачется. Собственно, я не верил, что он даже дослушал мою речь хотя бы до середины. Я сидел и смотрел в стену камеры, когда боковым зрением уловил некий объект, пролезший сквозь решетку.

Я повернул голову и уткнулся носом в шестидюймовый экран смартфона. На меня с него смотрело немного обработанное смягчающим фотофильтром лицо сестры Джеронимо. Она улыбалась, а тошнотворно-розовая надпись, изгибаясь дугой, гласила: «Секреты Вероники».

Большой палец Джеронимо скользнул по экрану, и фото сменилось. Теперь Вероника явно не догадывалась, что позирует. Стоя в трусиках цвета хаки посреди комнаты, стены которой увешаны автоматами, она обеими руками держалась за нижний край водолазки.

Палец дважды ткнул в область головы девушки, и картинка резко увеличилась. Я увидел профиль Вероники, смог различить даже легкий пушок на шее.

– Она мне руку вывихнула, – сказал я.

Еще один свайп. Вероника подняла край водолазки почти до груди, обнажив плоский живот.

– Покатаешь меня – покажу остальные, – сказал Джеронимо. – Там еще около сотни фоток и четыре видео. Сможешь вывихнуть вторую руку.

– Да это же просто смешно! – отвернулся я. – К сведению: вчера передо мной отплясывала Кармен, во всем своем 5D-великолепии и с намеком на продолжение, а ты хочешь сбить меня с толку невинными фотографиями своей чокнутой сестры?

Шестым чувством я ощутил третий свайп по экрану, и таинственная сила повернула мою голову.

Водолазки уже нет. Вероника, спиной к фотографу, складывает одежду. Двойной тап, увеличение… Я смотрел на спину Вероники и не находил ни намека на лифчик. Зато увидел крошечную родинку под левой лопаткой.

– А какой именно самолет? – спросил я, равнодушно зевнув.



***



Разумеется, я умел управлять реактивным самолетом. Так же как вертолетом, снегоходом и даже канувшим в Лету легковым автотранспортом – на всякий случай. Мой отец был из тех. кто никогда не теряет веру (он скорее заслужил такого сына как Джеронимо, чем меня), и несмотря на то, что отсутствие у меня дара – очевидный факт, не жалел ни сил, ни времени, чтобы научить всему тому, что любой Риверос впитывает с молоком матери.

Я спешил по мрачному коридору вслед за Джеронимо и пытался представить, как он выглядит сбоку. Дело в том, что лишь теперь я разглядел у него на спине внушительных размеров зеленый рюкзак, сводящий на нет смысл белого комбинезона. Спереди же висела пресловутая лампа. Должно быть, в профиль он походил на…

На всей скорости я врезался в Джеронимо, но он даже этого не заметил. Мы стояли возле одной из камер, разбивая темноту жалким клочком света. Я крутил головой, а Джеронимо рылся в рюкзаке.

– Слушай, – сказал я, судорожно сглотнув, – а ты боишься зомби или призраков? Просто так, на всякий случай спрашиваю. Потому что если боишься, то лучше побежали дальше.

Джеронимо посмотрел на меня с удивлением, потом перевел взгляд на решетку. И улыбнулся. Я перевел дух. Значит, это внезапно выплывшее из темноты желтое сморщенное заросшее бородой и усами лицо – это не страшно. Ну и слава богу. Я прислонился к стене и приготовился ждать.

– Maestro!* (*Учитель! (исп.)) – Джеронимо подошел к решетке, протягивая призраку бумажный сверток. – Это в последний раз. Мне жаль. Если хотите, я могу открыть клетку.

Тот, кого Джеронимо назвал учителем, смотрел на него, будто не узнавая. Джеронимо ждал, и вот бородатое лицо озарилось улыбкой.

– Chico* (*Малыш (исп.)), – прошептал учитель. – Я уж черте сколько лет назад должен был сдохнуть. На том свете мне с тобой не расплатиться. Просто иди. Я рад, что ты нашел пилота.

– А, да. – Джеронимо посмотрел на меня. – Это Николас Риверос, мой друг, я о нем рассказывал. Ник – это мой учитель истории, исторической географии, биологии и древней литературы – сеньор Эстебан.

Ник?! Я поежился. С такой фамильярностью мне еще сталкиваться не приходилось. Разумеется, я не настаивал, чтобы меня величали сеньором Риверосом, но, кажется, простого «Николас» было бы достаточно.

Эстебан ощупал меня взглядом.

– Риверос, – кашлянул он. – Вот уж не думал, что увижу одного из вас в этих подземельях. Ты уж позаботься о моем chico.

Я кивнул, поднял руку, привел в действие нужные мимические мышцы и невербально заверил старика, что Джеронимо со мной в полнейшей безопасности. Сеньор Эстебан, кажется, остался доволен.

– Возьмите еду, учитель, – настаивал Джеронимо, потрясая свертком.

– А смысл? Протянуть дня на три дольше? Мне конец, Джеронимо. Я с этим смирился, смирись и ты. Еда вам больше пригодится. Не плачь! Не смей! Перед тобой просто полудохлый старик! Преисполни душу презрения и отвернись. Убирай свой сверток. Если хочешь сделать напоследок приятное учителю, утоли его духовный голод.

– Да-да, конечно, – засуетился Джеронимо. Он спрятал еду в рюкзак, вытащил из кармана комбинезона смартфон.

– Вот, maestro, ваши любимые. – Джеронимо листал перед стариком снимки.

– А-а-а… El bella flor!* (*Прекрасный цветок! (исп.)) – всхлипнул Эстебан, и его руки на прутьях решетки задрожали. Я тоже вздрогнул. Хотя Вероника, мягко говоря, ничего хорошего мне не сделала, вряд ли она заслужила подобное отношение.

«Как только Джеронимо передаст мне свой смарт, удалю весь альбом, – решил я. – И фото, и видео. Не глядя. Николас Риверос знает, что такое благородство, пусть даже Альтомирано забыли об этом!»

– Прекрасная маленькая роза, – шептал старик, пока я сдерживал рвотные позывы. – А эти капли на ее нежнейших…

– А это сразу после того как я опрыскал ее, сеньор Эстебан. Вот азалии, крокусы, герань…

– Ах, хватит, перестань! – Старик, рыдая, отпрянул от решетки. – Все погибло, Джеронимо. Позволь и мне умереть!

Джеронимо быстро убрал смартфон, но я успел заметить на экране снимок мелких бледно-розовых цветков. Что делать? Пришлось устыдиться своих мыслей.

– Нам уже пора, – сказал Джеронимо голосом, дрожащим от слез. – Я буду вспоминать вас, maestro!

– Лучше обрати свой взор к востоку, chico, – отозвался Эстебан из мрака темницы. Лети к солнцу, отважное дитя! И никогда не останавливайся.

Джеронимо молча закинул рюкзак на спину. Я напоследок ответил решетке вежливый поклон, коснувшись лба пальцами, но единственным ответом стала боль в плече.

Ориентироваться в переплетении коридоров, которыми уверенно вел меня Джеронимо, я даже не пытался. Мы поворачивали то налево, то направо, то спускались вниз, то поднимались вверх. Тюремные камеры уже давно закончились, коридоры стали у;же, по бокам тянулись трубы, в которых иногда с грохотом проносилась вода.

Наконец, выбравшись из очередного подвала, мы остановились перед деревянной дверью.

– Значит, так, – перевел дыхание Джеронимо. – Сейчас мы войдем в ангар. Его патрулируют. Нам придется двигаться короткими перебежками по моей команде. Наша цель – самый дальний самолет.

– Почему дальний?

– Потому что на ходу только он.

– ?

– Это не совсем ангар, – признался Джеронимо. – Скорее ремонтный цех. Мне пришлось немного прикормить мастера, и он помог мне подлатать одну из самых безнадежных моделей, которую списали на запчасти.

Я закрыл глаза и вздохнул.

– Но он взлетит, честное слово! – воскликнул Джеронимо. – Я погрузил в него достаточно топлива и даже придумал схему дозаправки в воздухе. Ну? Ты готов?

Я пожал плечами.

– Ладно. Разбиться насмерть – это ничуть не хуже, чем повеситься в тюрьме. Открывай.

Джеронимо вставил ключ в замок, потом чем-то щелкнул, и лампа погасла.

– Потерпи, дружок, – шепнул он, поворачивая ключ.

Дверь приоткрылась, слабый неоновый свет упал на лицо Джеронимо. Секунду посмотрев в щель, он осторожно закрыл дверь.

В темноте я услышал шепот и наклонился. Получилось разобрать: «...и не убоюсь зла, потому что ты со мной…»

Когда Джеронимо второй раз приоткрыл дверь, я сунул нос в образовавшуюся щель. Огромное помещение, мертвенный голубоватый свет, блестят хромированные крылья самолетов, ствол автомата смотрит в лицо Джеронимо… Что-то здесь явно встревожило парнишку. В неудовольствии он даже попытался еще раз прикрыть дверь, но сделать это помешала нога в черном ботинке.

– Давай, вылазь, – велел грубый голос. – И подружку прихвати.

Мне-то не впервой шагать с руками за головой, альтомиранцы щедро обучили нехитрой науке, а вот на Джеронимо смотреть было грустно. Особенно когда у него отобрали рюкзак и шарманку. Оказалось, что Джеронимо – тощий щуплый подросток, которому до полноты образа не хватает только очков со стеклами дюймовой толщины.

Улучив момент, когда нас вели по ангару, я шепотом спросил:

– А ты разве не можешь заорать: «Я – Джеронимо Фернандес, и если все это дойдет до моего отца…»

– Николас, – перебил он меня каким-то безжизненным голосом. – И они, и я прекрасно знаем, что случится, дойди это до моего отца.

– А мама не заступится?

– А что это такое? Мы с сестрой рождались от чего попало, и, если б не наличие пупков, я бы сомневался, что женщины здесь вообще имели место. Папа никогда не верил в олигоспермию, а вот пример царя Шахрияра его однозначно чем-то вдохновил.

– Э, хорош болтать! – Наш конвоир удостоил Джеронимо подзатыльника.

Мне стало жалко Джеронимо. Хотелось даже всплакнуть, но я утешил себя мыслью, что он-то как-нибудь выкрутится, а вот меня при любом раскладе ждет виселица. Которую мне же, кстати, еще и ремонтировать.

Из огромного ангара, где ноздри приятно щекотали ароматы солярки и ракетного топлива, мы попали в прокуренную комнатку, пять на три. Две панцирных кровати, столик, лавка и расшатанные стулья, желтый неприятный свет.

Из-за стола навстречу поднялся широкоплечий коротко стриженный мужик в грязной белой майке. Я с опаской покосился на его руку, сжимающую нож, но тут же заметил на столе миску с картошкой.

– Мэтс, пригляди, – сказал наш конвоир и вышел.

– Мэтрикс! – прорычал мужик закрывшейся двери. – Полковник Мэтрикс!

Я покосился на его стул. На спинке висела камуфляжка с погонами. В званиях я не сильно разбирался, но, судя по отсутствию каких-либо звездочек, полковник Мэтрикс был от силы сержантом.

– Сесть! – Мэтрикс указал ножом на лавку.

Мы сели. Перед нами тут же появились глубокие миски с картошкой и тупые ножи.

– Снятая шкура, – медленно произнес Мэтрикс, – должна пропускать свет. Если я увижу, что вы срезаете лишнее…

– А может, просто починить пищевой синтезатор? – спросил Джеронимо.

Туша полковника нависла над ним.

– Тебе не нужно чинить синтезатор, новобранец. Твоя боевая задача – чистить картошку.

И мы принялись чистить картошку.

Срезая тончайшую кожицу, я старался ни о чем не думать, но когда закончил с первой картофелиной и полюбовался ее безупречностью, мысли все же просочились.

Я представил себе жизнь здесь. Посменное патрулирование территории, ночевки в казарме (где-то же тут есть казармы?), вечерами – шутки и смех, игра в карты, сигареты и выпивка. Совместная готовка, вот как сейчас. Ну кому тут помешают еще два крошечных винтика? Да мы, черт побери, может, даже какую-нибудь пользу принесем!

Окрыленный такими мечтами, я посмотрел на Джеронимо. Мне почему-то казалось, что он должен разделить мой энтузиазм. Но парнишка сидел, наклонив голову над миской, и я готов был поклясться, что видел, как в воду для споласкивания картофеля что-то капнуло.

– Мелкий новобранец, ты забыл боевую задачу? – прогудел Мэтрикс.

– Пошел ты, – прозвучал в ответ дрожащий голосок.

– А ну, повторить! – поднялся полковник.

Джеронимо швырнул картошку ему в голову и бросил в чашку нож.

– Пошел в задницу! – крикнул, не скрывая слез. – Убей меня.

Мэтрикс медленно вытер нож о форменные штаны.

– А ты знаешь, что такое смерть, салажонок? Сомневаюсь. Дай-ка я тебя научу.

Чтобы добраться до Джеронимо, Мэтрикс должен был как-то обогнуть меня. Я встал, повернулся к нему лицом, и полковник замер. Проследив за его взглядом, я обнаружил, что так же, как он, сжимаю нож. Странное было чувство. Здравый смысл приказывал бросить нож и забиться в угол, но каким-то сверхзрением я видел стену, вставшую между мной и полковником.

– Взбунтовались, значит? – пробормотал Мэтрикс, чем изрядно меня удивил. Я почему-то думал, что у военных умение обезоружить ничтожество вроде меня идет в комплекте с берцами и камуфляжкой.

Открылась дверь, впустив четверых солдат. Они тут же вскинули автоматы.

– Брось нож, Риверос! – заорал один. – Мэтрикс, в сторону!

Полковник медленно повернулся к нему.

– Соблюдай субординацию, щенок, или я тебе устрою!

– Черт подери, Мэтс!

И тут в комнату ворвалась Вероника. В таких же, как у остальных солдат, штанах и берцах, в защитного цвета топике, с раскрасневшимися не то от гнева, не то от спиртного лицом она замерла на мгновение, оценивая обстановку, потом стремительным ударом ноги выбила автомат из рук ближайшего солдата.

– Ха-ха! – заорал Мэтрикс. – Тебя девка разоружила!

Двое солдат взяли на мушку Веронику, третий целился в Джеронимо. Я же, справедливо рассудив, что все как-нибудь решится без меня, аккуратно положил нож на стол.

– Вы что тут устроили? – процедила сквозь зубы Вероника. – Я думала, мы друзья.

– Все так, – отозвался солдат. – Брось автомат, и наша дружба…

– Я тысячу раз говорила, что мой брат – моя проблема, и ничья больше. Почему я вижу его здесь? Почему он, разрази вас дьявол, плачет?!

Я покосился на Джеронимо. Несмотря на все еще бегущие по щекам слезы, он улыбался, глядя на сестру. Столько искренней любви, обожания и восхищения читалось в его взгляде, что я почти забыл, как он показывал мне фотоальбом.

– А ты? – Вероника посмотрела на брата. – Тебе я сколько раз говорила, чтобы звонил мне, если влипаешь в неприятности?

– Не хотел тебя тревожить, – пискнул Джеронимо. – У тебя ведь праздник.

Почему-то слово «праздник» будто ледяной водой заполнило каморку.

– Пра-а-аздник, – протянул Мэтрикс. Должно быть, с такой интонацией ребенок говорит: «Поле-е-езно», когда его заставляют есть чеснок в рыбьем жире вместо прошеной шоколадки.

– Мэтс, – поморщилась Вероника. – Картошка! Сквозь снятую шкурку должен проникать свет.

И будто переключили Мэтрикса. Забормотав: «Да-да, шкурка, картошка», он вернулся за стол и продолжил работу. Мой эмоциональный двойник рассмеялся. Теперь сцена выглядела и вовсе идиотской.

Заговорил один из тех солдат, что держали на мушке Веронику:

– Мы выполняем приказ Фантома.

– Ты хотел сказать, дона Альтомирано, – скрипнула зубами Вероника.

– Так точно. Он отдал приказ задержать, а при необходимости убить Джеронимо, если он попытается покинуть дом.

Вновь стало тихо. Только Мэтрикс насвистывал, нежно раздевая очередную картофелину. По неподвижному лицу Вероники ничего нельзя было понять.

– Джеронимо, пошел вон отсюда, – сказала она. – И подружку забери.

– Не пойдет! – Другой солдат перевел оружие на Джеронимо. – Приказ…

– Мозги включи, Эдмундо, – посоветовала Вероника. – Я двоих точно убить успею, а при хорошем раскладе – троих. Но если даже убьешь меня, подумай, в какой из трех биореакторов тебя засунет живьем мой отец?

Солдат негромко выругался, у остальных, кажется, тоже решимости поубавилось.

– Пусть дети выйдут, – продолжала Вероника. – А мы все спокойно решим. Пока мой брат у кого-то на мушке, я спокойно говорить не могу.

«Дети!» – возмутился я мысленно. Эта пигалица, на два года младше меня, ведет себя так, будто старше на десять! В этот миг я твердо решил при первой же возможности страшно отомстить. Ну, там, за волосы дернуть или стул мелом измазать – хотя бы.

– Эдмундо, – чуть смягчила голос Вероника. – Можно подумать, вам приказали «найти и уничтожить». Имелось же в виду, что надо смотреть в оба и, в случае чего, принять меры, так? Вам показалось, что вы нашли кого-то, похожего на Джеронимо, вы приняли меры, и вдруг поняли, что это не он. Пожали плечами и отпустили. Мелочь, которую даже в рапорт можно не включать.

– А Риверос?

– Проблема Рикардо. Кроме того, этот таинственный безымянный малыш сейчас вернет его на место. Так?

После недолгих раздумий Эдмундо качнул автоматом к двери. Я медленно пошел в указанном направлении, ощущая, как лазерные лучи, линии потенциального огня автоматов. Положив ладонь на ручку двери, я обернулся. Джеронимо встал напротив обезоруженного солдата и, приподняв голову, заглянул ему в глаза.

– Где. Моя. Петрушка? – спросил он таким тоном, что если бы слова могли убивать, от каждого погибала бы целая рота.

Ответила Вероника:

– В казарме. Карло притащил, вместе с рюкзаком. Иначе как бы я вообще узнала?

– Pendejo! (*М…ак! (исп.)) – сплюнул в сердцах Эдмундо.

Я пропустил Джеронимо вперед, а сам на миг задержался. Было что-то грустное в том, чтобы оставить эту бесстрашную амазонку одну, против троих вооруженных солдат и одного безоружного. Ну а чем я мог помочь?

Стоило закрыть дверь, как наше внимание привлек топот. Я завертел головой и увидел не меньше десятка солдат, несущихся на нас.

– Мне это один старый фильм напоминает, «Пункт назначения», – сказал я.

– Не волнуйся, прямо сейчас ты не умрешь, – усмехнулся Джеронимо. Этот пацан на удивление быстро приходил в себя.

Я уже различал злые решительные лица солдат, но на меня не смотрел никто, все внимание досталось Джеронимо.

– Сестра там? – спросил, остановившись, тот, что бежал первым.

– Там, – кивнул Джеронимо. – Одного разоружила, трое держат ее на прицеле, еще один, самый опасный, чистит картошку.

– Ясно! – Солдат дернул затвор автомата.

Кто-то сунул в руки Джеронимо шарманку, кто-то другой бросил мне рюкзак.

– Уходите, – велел главный и стукнул кулаком по двери. – Эй, Эдмундо! Я вхожу, и со мной – десять стволов! Пока открываю, успей сорок раз обдумать свои действия.

Джеронимо повесил на шею свое устройство и схватил меня за руку.

– Идем, – прошептал он, на бегу доставая смартфон. – Вот этот!

– Кто "этот"? – Мы остановились под крылом белоснежного авиалайнера. – Ты соображаешь, как это будет выглядеть? Будто твоя сестра помогла нам бежать. Тебе ее совсем не жалко?

– Вероника уже мертва, – пробормотал Джеронимо, сосредоточенно колдуя над экраном смартфона. – И мне ее безумно жалко. Но лучшее, что я могу для нее сделать – идти вперед.

Я прислушался. Со стороны каморки доносились только голоса – злые, резкие, – но не выстрелы. Должно быть, Джеронимо имел в виду что-то другое.

– А, вот, нашел!

Послышалось приятное гудение. Я поднял голову и увидел, как из открывшегося люка спускается, будто образуясь из воздуха, ступенька за ступенькой, трап.

– Теперь ваш выход, сеньор Риверос, – улыбнулся мне Джеронимо.

В салоне и в кабине пахло горелой проводкой и свежесваренным кофе – очевидно, не настоящим, а ароматизаторами. Я сел в кресло первого пилота и запустил электронику. Джеронимо, пристегнув ремень в кресле рядом, тут же принялся что-то настраивать в смартфоне.

– Запускай пока, – сказал он. – Я попробую открыть ворота. У них тридцать пять различных кодов, их гоняют в случайном режиме месяц, потом меняют весь набор. Надо перебрать…

Я его не слушал. Передо мной тысячью огней горела приборная панель. Я потыкал одну из кнопок, но без особого результата.

– Трап только дистанционно убирается?

– Черт, да! – воскликнул Джеронимо. – Проклятие, надо выйти из интерфейса… Ага, вот, сейчас.

Я почувствовал какими-то рудиментами дара Риверосов, как поднимается трап, закрывается люк. На панели зажглась еще одна лампочка, показывая, что самолет загерметизирован.

Я запустил двигатель и с сомнением покосился на Джеронимо.

– Твоя сестра и все те ребята без респираторов. Откроешь ворота – произойдет декомпрессия. В момент вылета в ангаре не должно быть людей.

– Так, – буркнул Джеронимо, пока его пальцы с невероятной быстротой сновали над экраном. – К чему ты клонишь?

– Они все могут погибнуть, – пояснил я. – Открытие-закрытие ворот – не меньше пяти минут, плюс выезд. А если что-нибудь заклинит?

– Заклинит, – поморщился Джеронимо, убирая гаджет в карман. – Ни один код не подходит, или я что-то перепутал. Давай так, ворота не слишком толстые.

– Прикалываешься? – покосился я на него.

– Что? Я изучал сопромат. Вынесешь ворота, почти не погнув, самолет не пострадает. Собственно, с тем расчетом они и строились.

Джеронимо смотрел куда угодно, только не на меня. Сквозь стекло проникал голубой неоновый свет, от панели исходило темно-красное сияние, и в этом смешении мне казалось, Джеронимо мертвенно-бледен.

– Ты меня не слышал? Твоя сестра там. Она может не успеть добежать до кислородного баллона или герметичного помещения. А еще температура…

– Она тебе руку вывихнула – забыл? – чуть ли не взвизгнул Джеронимо. – Или тебя это и останавливает?

Он взялся за рычаг и плавно повел его вверх, наращивая обороты. Кабину затрясло.

– Чтобы разблокировать колеса… – начал Джеронимо.

– Я знаю, как разблокировать колеса.

– Тогда в чем дело?

– В твоей сестре.

– Она тебе так сильно понравилась? Может, выйдешь и проживешь с ней остаток жизни?

– Кажется, она как раз что-то такое хочет предложить.

Джеронимо, наконец, повернулся ко мне, раскрыл рот, да так и замер, увидев пистолет, приставленный к моему затылку. К пистолету крепилась рука, плавно переходящая, собственно, в Веронику, за спиной которой висел трофейный автомат. Я начал со скошенных глаз, потом стал медленно поворачивать голову и, ободренный отсутствием своих мозгов на штурвале, улыбнулся:

– Приветствую, сеньорита! А мы как раз о вас говорили.

– Я слышала, – прозвучал ответ.

Ствол теперь упирался мне в висок и казался частью некой стальной конструкции: неподвижный, жесткий. Этой стальной конструкцией была сама Вероника, только вот глаза ее отчего-то потускнели.

– Не вздумай сопротивляться, – тихо сказал Джеронимо. – Она убивать научилась раньше, чем ходить.

Эта мысль меня пленила. Всегда приятнее довериться профессионалу, чем в кромешной тьме с вывихнутой рукой карабкаться на виселицу, чтобы закрепить веревку. Я бы, наверное, дернулся, попытался вскочить, или сделал бы вид, что хочу отобрать пистолет, но тут заговорила Вероника. И я не смог пошевелиться, услышав невыразимое отчаяние в ее голосе:

– Вот, значит, как? – Задрожал и опустился пистолет. – О нем ты беспокоишься, а мне хладнокровно приговор подписал. После всего… всего-всего?

Я посмотрел на поникшего Джеронимо, чувствуя, что полностью разделяю чувства Вероники. Не очень-то хотелось пускаться в путь с человеком, который так легко жертвует сестрой.

– Ты все равно завтра умрешь, – прошептал он. – Какая разница?

– Да с чего ты взял, что умру? – закричала Вероника. – Джеронимо, тебе нужно было всего лишь спокойно посидеть несколько дней, а потом…

Вспышка озарения – такая яркая, что смолчать не получилось:

– Постой! Так ты завтра проходишь церемонию облучения? Станешь новым Фантомом? – Я чуть подумал и уточнил: – Фантомессой?

Ствол едва не пробил мне дыру в голове без всякой пули.

– Ну ни черта себе – говорящая куча дерьма! – рявкнула Вероника. – А что ты еще умеешь?

– Могу составить компанию в шахматы. Если верить приложению на планшете, я близок к первому разряду.

– У меня первый, – вздохнул Джеронимо. – Скучная игра. Совершенно нет авиации. Как и в жизни.

Он отстегнул ремень и поднялся.

– Бог дает людям крылья, а они рубят их и предпочитают ползать. Ладно, Вероника, ты победила. Мои крылья у тебя в кармане, и я поползу вместе с тобой. Кнопка разгерметизации слева от тебя. Нажми, и мы выйдем.

Ствол опять исчез. Я одновременно с Вероникой посмотрел на стену. Большая красная кнопка с надписью «Разгерметизация».

Тревожный звоночек у меня в голове превратился в гул набата, когда Джеронимо вцепился в спинку своего кресла и чуть согнул ноги в коленях.

– Все будет хорошо, Джеронимо, – тихо сказала Вероника. – Я обещаю.

Кулак, сжимающий рукоять пистолета, ударил по кнопке. Самолет прянул вперед. Меня вдавило в спинку, Джеронимо вытянуло параллельно полу, Вероника с визгом вылетела из кабины. Я зажмурился, ожидая выстрела, но вместо этого услышал грохот и почувствовал толчок – мы вышибли ворота.

Продолжение: http://www.proza.ru/2017/08/09/199

Хотите читать в удобном формате? Полную версию романа, а также бумажную книгу можно приобрести здесь: http://ridero.ru/books/letyashie_k_solncu/