Я хочу жить...

***
     И только ледяные снежинки, бьющие по лицу, напоминали о моем существовании. Как – будто очнувшись, я обратила внимание на этот зимний день.  Не холодно, крупные хлопья практически плотной стеной окружали каждого унылого прохожего на этой чертовски узкой тропинке. Под обманчиво мягким белым покрывалом предательски затаился ледяной покров, благодаря которому, каждый из нас забавно проскальзывал местами в нелепых позах. Ветки деревьев прогибались от тяжести навалившегося снега. Я попыталась улыбнуться своей любимой зимней картинке, но вместо этого моя заспанная гримаса, стала еще более кривовато «прекрасной».
     «Ну когда уже это прекратится?!», - начала я внутренний диалог, со своим уныло-тоскливым, полудохлым «Я». Волна злости накатила в очередной раз за это утро. Как же я ненавижу ноющих людей, но еще больше я возненавидела себя, за то, что стала именно таким человеком. Последние три месяца, натягивать улыбку как-то легче… Я бы сказала, что это уже привычка. Плохая ли? Не знаю. Я ничего не знаю. Это состояние просто проникло под кожу на клеточном уровне.
     Пройдя мимо грязных автомобилей, еще дремлющих на своих местах, как загнанные лошади, я подняла глаза на впереди стоящую пятиэтажку. Такую же старую и серую, как и все в этом районе, городе. Второй подъезд, еще минуту и они выйдут. Расстояние сокращалось, и я услышала этот мерзкий визг домофона, дверь, немного поскрипывая, открылась… Он медленно прошел вперед, осторожно ступая по обледеневшей площадке и убедившись в своем устойчивом положении, протянул в темноту подъезда правую руку, продолжая левой придерживать металлическую дверь. А вот и она…Неслышными шагами вышла в своем старом розовом пальто и бледно голубом берете, аккуратно скошенном на правый бок. Она не смотрела под ноги, как и всегда, он снова начал что-то бубнить, видимо осуждая именно это, на что она молчаливо ответила своей улыбкой. Невероятное тепло и свет излучала эта женщина. Я забыла упомянуть о том, что моя любимая парочка была уже далеко преклонного возраста. Каждое утро, по дороге на ненавистную, бестолковую работу, я получала свою дозу невероятно приятного чувства этой бездонной, чистой и такой крепкой любви. Хотелось бы мне знать их настоящие имена. Хотя было что-то занимательное в моих догадках. Но я так и не смогла подобрать подходящих псевдонимов своим героям.
     В каждом ее шаге чувствовалась усталость от прожитых лет. Суставы предательски подводили ее. Было видно, что каждый сантиметр преодолевается с трудом. Но, не смотря на это, я не могу подобрать слов, чтобы описать то, каким взглядом она одаряла своего спутника. Ухватившись за довольно-таки крупную ладонь этого пожилого, джентльмена до мозга костей, она будто забывала обо всем. Вместе, рука об руку, они рассекали эти заснеженные улицы. Казалось, будто они не замечают уродливых, ржавых гаражей, разваливающихся качелей, о цвете которых, можно было лишь делать догадки по маленьким кусочкам отколупавшейся краски. Иногда они просто молчали, а иногда, как сегодня, тихо говорили о чем-то. Для них не существовало нас, безликих прохожих, ненавидящих раннее утро.
     Упиваясь мыслями о моей парочке, я и не заметила, как уже стояла в безумно тесной маршрутке. По утрам они казались еще меньше и ниже. Какая-то огромная женщина тяжело дышала мне в затылок, ее большая, набитая сумка впивалась в мои икры. «Да что у нее там такое?!» - ворчала я про себя. Недолго думая, решила снова погрузиться в свои мысли. Там конечно тоже не комфортно, но хотя бы нет надоедливых женщин. Итак, моя парочка. Способны ли представители моего поколения поддаться искреннему порыву и сохранить уважительно-доверительное, безумно хрупкое, но настолько титанически-трепетное отношение друг к другу? С каждым разом сомнения мои росли…

***
     Темная комната, в углу которой небольшая, хрупкая тень тихо всхлипывает. Безумное волнение внутри разливалось по моим венам, мутируя в низменный животный страх. Но ноги не поддаваясь инстинкту самосохранения, снова несли меня вперед. И я стремительно приближалась к этой тени. Тихий, дрожащий голос произносил как мантру только три слова: «Как я скучаю». Я узнала… Нет, точнее сказать, я знала к кому иду. Голос и лицо, которое у многих из нас никогда не покидают головы, мыслей и сердца. Руки, тепло которых помнит наша кожа до конца сознательного существования. Мама…
      Я хочу обнять, а в руках опять пустота. Хочу сказать, закричать, но губы даже не шевелятся. Как жалобно она просит подойти ближе, но я не могу… Не могу…
       От резкого подъема снова кругом летит голова. Жар будто пожирает изнутри. Сердце только начинает сбавлять свой темп. Опять! Опять один и тот же сон! На протяжении полугода, словно запись со старой видеокассеты, кто-то воспроизводит в моей голове различные сюжеты с одинаковым концом. Почему-то каждый раз я просыпаюсь словно после кошмара. Но почему так?! Я же хочу видеть ее, снова слышать, хоть на мгновение представить ее рядом…
      «Пока бьется мое сердце, ты со мной». Прочитала я надпись, выбитую на ребрах, глядя в свое отражение. Ледяная вода быстро привела меня в чувства. Как хорошо, что сегодня суббота и не надо никуда идти. Минут двадцать я простояла у открытого крана струящейся воды, как в голове раздался стук. Снова и снова. Дверь!
 - Ты выйдешь оттуда когда-нибудь?!- как всегда, пытался более сдержанно «доораться» до меня папа. Спустившись с небес на землю, я лениво выползла из своего укрытия и улыбка, как редкий гость на моем лице, привлекла внимание взъерошенного мужчины с темно-зелеными глазами. Да. Этот мужчина и есть мой папа. В свои пятьдесят четыре года он все еще пользуется популярностью у женщин. Как ревнивому ребенку мне это конечно не очень нравится, но факт остается фактом. Похудевшее лицо так и не утратило отпечатка сильного характера и властной натуры. Гремучая смесь упрямства и большого сердца – мой папа. Мой друг, в глазах которого навсегда поселилась печаль. Как откровение, она отражалась в этих зеленых зеркалах, навсегда оказавшись «дном бездонного», чистого озера.
      Столкнувшись с моей ухмылкой, уголки его губ тоже приподнялись. Я рада. Я всегда любила, когда он дарил мне такие моменты.
- Тормоз, ты сегодня как-никогда в настроении, - папа любил меня нежно называть «тормозом», когда я заставляла его ждать. Если честно, мне это со временем стало нравиться. В нашей семье редко делали друг другу комплименты, или одаряли похвалой. Казалось бы, в скупой на проявление эмоций команде всегда было уютно. Да, мы обладатели замудренного характера и люди настроения. Но каждый из нас с уверенностью мог положиться друг на друга и узнать правду относительно какой-либо ситуации.
     Кухня заманила самыми прекрасными ароматами. Свежий, горячий хлеб, который папа только испек и самый крутой кофе, заваренный все тем же моим другом. Мы молча завтракали. Только под конец, как уже стало традицией, узнавали о планах друг друга.
- К двенадцати поедем к маме. Ты же никуда не идешь сегодня?- разрушил наше молчаливое утро низкий тембр голоса. Двадцать третье число. Словно гром среди ясного неба в моем сознании нарисовались две цифры. Я жила в скопище дат, но уже перестала следить за календарной хронологией цифр. Как же я могла так просчитаться? Ровно полгода назад все и произошло. В тот день, казалось, будто весь мир исчез, время растворилось, люди расщепились на атомы и стали незримы. Я не могла тогда представить наступления ночи и следующего дня, но уже шесть месяцев мы засыпаем и просыпаемся в нашем тихом и большом доме.
      Как тут тихо… Я никогда не любила и даже побаивалась кладбищ, но теперь мне все равно, ведь именно здесь происходят наши встречи с самым близким человеком. Все не так, как я думала. Мы не сядем вместе за столом распивая чай и рассуждая о проблемах и будущем, мы не будем согреваться в тепле нашего камина в новогодние вечера, как делали каждый год. Я не буду умиляться тому, как мой ребенок нежно обнимает свою бабушку, которая в свою очередь, тайком от меня будет подкармливать малыша сладостями и баловать всякими «приятностями». А я точно знаю, что моя мама так бы и поступала.
     Мы просто молчали, и твердо знали, в каких воспоминаниях находились в данный момент. Снег также продолжал украшать нашу землю белоснежными крупицами, которые искрились на солнце. С погодой опять повезло. Ни ветра, ни мороза. Такое ощущение, что мы попали на холст сказочной картины. И пусть это не самое удачное место, но даже тут природа баловала нас своей красотой. Что-то внутри зашевелилось. Пелена затмения, будто начала спадать. Я услышала, как спокойно стучит мое сердце. Заново оказавшись в своем теле, я стала глубоко вдыхать и чувствовать, как кислородом заполняет легкие. Мне захотелось просто снова жить!
     «Все у тебя будет хорошо. Я это знаю, и по-другому быть просто не может. Не хочу так рано вас оставлять и пропускать все самые светлые и радостные моменты вашей жизни, но время пришло. Я это чувствую. Это больше не жизнь. Последние месяцы я существую во мраке боли. Пойми и прости меня. Терпеть больше нет сил. Мое время прошло, так и не начавшись. Я думала, что все успею и начну свое «новое завтра». Но ему так и не суждено наступить. Живи так, как хочешь! Ты никому ничего не должна, просто всегда помни, что твоя семья - самое ценное, что есть на этой Земле. Мы думаем, что вечны, пока не наступает день, доказывающий нашу беспомощность перед неизбежностью. Я жалею, что так мало вас обнимала. Только перед смертью мне хватает сил на то, чтобы сказать о том, как я люблю каждого из вас. Да! Я люблю тебя. Всю жизнь я просто боялась и не умела этого говорить, не умела обнимать, когда хотела, не умела хвалить, когда ты была на высоте. Не умела, потому что меня такому не учили. Я думала это лишнее и только разбалует, сделает вас слабее в этом жестоком мире. Но я была не права. Запомни, что жизнь прекрасна! Ты можешь сделать, все что хочешь. Ты всегда хотела путешествовать, так сделай это. Выбери свой путь и смело ступай по нему. Да, будут встречаться разные люди, просто помни, что тот, кто хочет как-то нас ранить, сам собрал по осколкам свое сердце. Раздражение, злость, ненависть, зависть, корысть – все это уродливые шрамы и рубцы таких сердец. Не плачь! Это будет больно, но не позволяй этим шрамам сделать и тебя таким человеком. Нужна сила, чтобы выстоять под этим горем и время, чтобы научиться жить дальше. Все будут медленно покидать этот мир, это нормально. Я никогда не пускала тебя на похороны, чтобы оттянуть как можно дальше этот момент. Так получилось, что первыми ты увидишь мои. Если хочешь, плачь, если хочешь спрятать слезы, прячь, но пообещай мне только одно… Отпусти меня. Мои часы останавливаются так медленно и мучительно, что сил терпеть дальше, чтобы быть рядом, просто не осталось».
     Я как - будто заново услышала последние слова своей мамы. Ее напутствие дошло до моих мозгов только спустя полгода. Каждое слово было навсегда отпечатано в моей памяти, но суть этой речи была упущена.
     «Что ты делаешь?» – начала я очередной внутренний диалог. «Каждый день, словно на повторе дублирует предыдущий. То, чего ты так боялась, стало образом твоей жизни. Серость, молчание, уныние теперь твоя тень. Забыть свои мечты и цели – это все, что ты смогла за эти полгода… Трусиха!»
     Пока папа стоял в стороне, докуривая далеко не первую сигарету за этот день, я облокотилась на низенькую, старую скамейку и стала переваривать свои внезапные мысли. Все это не зря ударило в голову сегодня и именно здесь. Мне кажется, в мою жизнь врывается новый этап, новый ветер, новое солнце, новое небо. Все пока чужое, но я готова к повторному и в то же время новому знакомству с этим миром после своей перезагрузки в какого-то другого человека.

***
     Мы проехали молча полпути. Неловкости не было, но и слов, подходящих найти было трудно. Прокрутив несколько вариантов в своей уже воспаленной голове, я решила выпалить без церемоний:
- Я хочу все изменить, - буркнула как-то неуверенно, но зато разборчиво. Мы так и не смотрели друг на друга, устремив взгляд на дорогу.
- Что именно?  - спокойно, продолжая вглядываться в поток машин, спросил мой спутник.
- Свою жизнь. Так больше не может продолжаться. Я всегда хотела чего-то достичь, но топчусь на одном и том же месте. Мне не нравится этот город, работа, люди. Мне не нравлюсь я сама в данный момент.
- Давно пора.
     Я ждала продолжения, чего-то большего, каких-то наставлений и комментариев, проявления хоть какой-то эмоциональности. Но папа явно не собирался этого делать.
- Это все? Все, что ты скажешь? Мне кажется, я хочу переехать в другой город. Ты так просто меня отпускаешь? Я не понимаю.
- Мы с мамой воспитывали вас и готовили к другой жизни. Я даже представить не мог, что все так сложится. Я всегда тебе говорил, что получив хороший диплом, упорно работая, можно достичь всех целей. У меня так и было по молодости. Я не травил тебя пустыми словами, а только своим жизненным опытом. Мы думали, после академии со своим красным дипломом, ты устроишься на хорошую работу, у тебя появится своя семья и дальше все пойдет по какому-то шаблону счастливой и спокойной жизни. Но нам пришлось терпеть удар за ударом последние лет пять. Каждому из нас. У нашей семьи забрали опору, центр притяжения и теперь я просто в невесомости. Я похоронил большую часть себя и оставил что-то, безвольное и безжизненное в этом теле. Я не знаю, как и что будет для тебя лучше, но не хочу больше задавать ложных направлений и давать пустых надежд. Вгонять тебя в какие-то рамки и заставлять постоянно что-то терпеть, я не буду. Твоя жизнь только в твоих руках и писать свою историю теперь надо самостоятельно. Мы сделали все, что было в наших силах, по возможности давали все самое лучшее, на что были способны, чем сами владели, что умели. Единственный мой совет, который я еще могу дать тебе для дальнейшего пути – это поставить конкретную цель. Ты не знаешь, чего хочешь. Это твоя беда со студенческих лет. Только увидев то, к чему ты идешь, возможно определить нужное направление. А упорство, время и обстоятельства сами сыграют в твою пользу, и ты станешь тем человеком, которым себя представляешь в будущем. Так чего ты хочешь?
     Каждое слово прозвенело в моей голове. Мы до сих пор не поворачивались друг к другу, этого и не нужно было. Спокойный, низкий и родной голос произнес все то, что я знала и хотела услышать. Он отпускает меня в свободное плавание. Пусть с запозданием, но более подходящего времени найти было невозможно. Предел, которого я достигла в этот момент, был точкой отсчета чего-то нового или должен был стать концом. Так как заканчивать свою книгу я не собиралась, то, следовательно, первый исход событий был явно для меня. Но мое «новое» тут же оказалось в тупике.
- Я не знаю… Я понимаю только то, что ты прав.
- Ну что я могу сказать тебе? Тормозить по крупному твоя изюминка! – беспощадно вынес свой вердикт мой мудрый отец. И наконец, встретившись взглядом, мы оба засмеялись. Давно такого не было. Скучала по его смеху.
     В этот момент еще одно озарение снизошло до меня. Мой родной человек, мой лучший друг с самого детства рядом со мной. Я не одна, как думала в последнее время. Как маленький и капризный хвостик я всегда доставала своего папу, который баловал меня всеми возможными способами. У меня были крутые джинсы в «лихие девяностые», пятилетняя и вредная до чертиков девочка, которая гордилась своим всемогущим папочкой, проснулась во мне. Я вспомнила за мгновение свой первый опыт в качестве водителя. Белый «Жигули» чуть было не вписался в бетонное ограждение стоянки рядом с нашей старой квартирой. Но мне даже в тот момент не было страшно. Потому что я знала о реакции своего напарника, взгромоздившись на колени которого я с уверенностью вцепилась в огромный руль. Наши привычные прогулки по паркам любимого вечернего города, на берегу Каспия, с моим розовым термосом и традиционной плиткой шоколада, которую я без зазрения совести, не думая о лишних килограммах, уплетала с неподдельным ощущением счастья.  Как я любила разглядывать прохожих, болтая ногами на папиных плечах, пачкая старательно наглаженные рубашки. Попадало нам от мамы прилично, после таких приключений. Вот же он, сидит по левую руку от меня. Это все тот же соучастник моего счастливого и беззаботного детства. Как же мне хотелось сказать ему о том, что те минуты до сих пор живы в моей голове, в сердце. Но я в очередной раз себя обнадеживала тем, что он итак все знает, не найдя в себе смелости произнести вслух о своих мыслях.

***
     «Привет! Неужели моя весна начнется в этом високосном году? У меня всегда все было как-то отлично от других. Может и сейчас, 29 февраля все и изменится? Мама, я очень хочу почувствовать вкус жизни. Мне тяжело осознавать свое серое существование. Меня душит однотипность дней и огромная дыра внутри меня. Эта черная бездна будто поглощает все бесследно и превращает в пустоту то, что вокруг и во мне.
     Я знаю, ты следишь за мной. Я хочу в это верить, даже если это и не так. Сколько раз я пыталась тебе позвонить, когда что-то происходило или было одиноко. Сколько раз я перечитывала сообщения. Я не в силах стереть твои номера из списка контактов. Я сбилась со счета этих писем, которые пишу тебе неразборчивым почерком. Ты же не любишь такие вещи, но только так я думаю, что ты можешь меня услышать. Мне становится легче, когда я «отправляю» тебе свои слова, сжигая страницы писем пламенем свечи. Я не хочу об этом никому рассказывать, мне итак это кажется странным, а проговорив  все вслух, наверное, осознаю безнадежность своего легкого сумасшествия.
     Как же я скучаю по тебе, мама… Мне только и осталось, что писать эти письма и смотреть на языки пламени, пожирающие страницы. Хотя в этом есть что-то успокаивающее. Может все дело в мягких цветах, переходящих друг в друга? Синий, оранжевый, желтый- это мой триколор равновесия. А может дело в трепетном тепле огня, еле уловимом, но приятно греющем мои пальцы? В комнате не холодно, но состояние «замороженности» внутри и снаружи моего тела. Я уже перестала ждать своей оттепели, верить в хороший исход, просто верить во что-то…»
     Я отложила свои рукописи и развалилась на кровати так, как люблю это делать…Ровно посередине, практически звездочкой, пытаясь безнадежно занять всю площадь моего ложа. Что это? Траур? Депрессия? Сумасшествие? Апатия?
     Я провалилась в сети всемогущего Гугла. «…это третья часть процесса адаптации к неизбежному, возникающая после перенапряжения, проявления агрессии после короткого несогласия с тем, что все случилось так, как случилось. А вот после апатии и восстановления внутренних сил психики наступает период восстановления связей с внешним миром. Иначе говоря, весь этот процесс возникает в результате переживания горя, потери. Наиболее явно и долго такое явление наблюдается у людей, столкнувшихся со смертью близких людей. Это незавершенное горе, являющееся следствием ощущения «пустоты». Нет энергии на совершение подвигов и решение проблем, отсутствуют желания и эмоции. Но, тем не менее, она остается обезболивающим для слишком сильных чувств. Борьба с апатией может только ее усилить. Провально тратить последние силы на то, чтобы затолкать «заглохшую машину» на вершину горы. Необходимо просто позволить себе бессилие в безопасном и теплом месте, с надежными людьми, которые способны разобраться с внешними проблемами, не требуя ничего взамен. Справиться с апатией можно вернувшись к событию, причинившему боль, осознать случившееся, принять с желанием себе помочь…».
     Автор данной статьи не был указан, но я была ему благодарна. Почувствовав себя профессором, установившем самой же себе диагноз, я закрыла окно всемирной паутины и вернулась к своему письму с полным ощущением практически разрешенной задачи.
     « Я должна тебя отпустить мама. Ничего не изменить. Как бы я не хотела, чтобы ты стала очевидцем событий моей жизни, была рядом, это теперь просто невозможно. Нам было нестерпимо видеть твои страдания эти годы. Беспомощность в данной ситуации убивала не только тебя, но и каждого из нас. Эгоистично, даже ужасно желать продления этих мучений, чтобы не терять самого близкого человека. Ты не раз повторяла, что это не жизнь и больше не можешь терпеть. Я стараюсь забыть все эти картины, но они навсегда со мной, стоит только закрыть глаза. Я потеряла веру во все. В Бога, медицину, людей и чудо, которого так и не случилось. Неужели Он и правда забирает себе самых лучших из нас через страдания, требуя принятия и благодарности за все испытания, что посланы на пути? Я отвернулась от всего и всех. Но с пустотой внутри больше невозможно продолжать дальше. Я верю в тебя! Я буду жить с этой верой, и другой может и не понадобиться. Озлобленность на людей, которые остались на этой земле, несправедлива. Не мне судить и выносить вердикты.
     Смело шагай по облакам и не переживай за нас. Мы как-нибудь научимся жить дальше, поднявшись назло всему миру, собрав себя заново, с зарубцевавшимися шрамами, но с надеждой на лучшее».
***
     Моя мама умерла 23 июля 2015 года. Онкология. Рак. Череда операций, метастазы, химиотерапии, больницы, палаты, врачи, и снова опухоли и снова по кругу.
     Первый раз я зашла в онкологическое отделение в феврале 2012 года. В нашем городе объявлено чрезвычайное положение, в связи с бесконечным снегопадом, обрушившемся на нас белоснежной стеной, и укрывшем все за четыре дня махровым одеялом, превратив мир во что-то безупречное, скрыв изъяны и уродливые, грязные выпуклости неровных дорог. Букет из маленьких кустарниковых розочек облепило снегом, но персиковые лепестки спрятать не так-то просто. Их так любит моя мама, она всегда радовалась им по праздникам, но сейчас я их несу в честь того, что она очнулась после трех реанимационных бессознательных дней. В очередной раз пытаюсь сглотнуть комок в горле, но мне это не под силу.  5 этаж. Бахилы, белые халаты, все сливается в какие-то цветные полосы. 54 палата. 6 железных раскладушек, спертый воздух. Ну где ты?
     Полузакрытый взгляд устремлен в потолок, как - будто в поисках каких-то ответов. Трубки… Это просто паутина из трубок вонзившихся в ее тело, такое беззащитное в этой темной палате. Все соседки уже спят, я просто села на стул возле своего человека. Поднять глаза я не могу, мне безумно не по себе, я бы даже сказала, что страшно. Как первоклассница упулилась в пол. Я смотрела как падает кусками снег с моего букета, превращаясь в мелкие лужицы под ногами.
- Привет, - хриплый, тихий голос оборвал мое наблюдение за талой водой. Глаза все еще стеклянные после наркоза, но они смотрят на меня с таким теплом.
- Привет. Ну как ты тут? Я тебе цветы принесла, - на другие слова у меня просто не хватило смелости. Мне кажется, если я моргну, реки слез потекут по замерзшим щекам, а этого никак не должно произойти. Я не плачу перед мамой. И сейчас не должна.
- Красиво. И давно сидишь? Почему ты тут? Который час? У тебя же должен быть экзамен, а ты здесь.
- Уже семь часов. Экзамен я сдала. Как всегда получила автоматом свою очередную «Отлично»,- я врала так убедительно, что просто сама собой гордилась. На самом деле все было не так грандиозно. Я мямлила что-то невнятное, вопросы попались с изюминкой. А спасла меня староста нашей группы. В спину шептала мне ответы, просила преподавателя не портить зачетку, ошеломленного моим новым образом бездарного студента. Я даже не помню четко, как все закончилось, но чудом ребята спасли положение.
- Молодец. Кажется, меня тошнит при каждом слове. Эти трубки меня раздражают. Расскажи, как дела дома, что кушаете. Я домой хочу.
- Не говори. Покажи только куда поставить эти цветы, - я послушно подошла к подоконнику с вазочками. Видимо, заранее их уже наполнили водой предусмотрительные медсестры. – Дома все хорошо. Я приготовила курицу, как ты меня учила, и еще что-то. Твоя чокнутая собака так и продолжает держать всех домашних под контролем. Телефон обрывается, все за тебя переживают, хотят скорее навестить. Скажи, когда можно.
     Я без умолку болтала около двадцати минут. Описывала все забавные события, которые только смогла вспомнить, чтобы как-то заставить ее улыбнуться. Один раз это получилось. Мои тщетные попытки прекратились с приходом папы. Мы посменно друг друга чередовали в этой палате.
     Не помню, как дошла до лифта, но как только двери его неслышно закрылись, тысячи мнимых камней обрушились на меня, щеки в момент стали мокрыми от слез, поток которых я не могла контролировать. Было все равно на окружающих, просто хотелось скорее выйти на улицу, так как больничный воздух явно не мог компенсировать недостаток кислорода в моем организме.
      Уже темно, не знаю сколько я стою у входных дверей ненавистного больничного комплекса. Снег также продолжает заваливать нас.
       До меня стали доноситься обрывки женских голосов по левую руку от меня. Повернувшись, я увидела две небольшие фигуры, почти одного роста. Судя по махровым розовым тапочкам, одна из них явно пациент, и, кажется моложе меня лет на семь. Из под ядовито желтого пуховика виднеется зеленая пижама. Огромными красными варежками она постоянно поправляет свои длинные волосы. Мимо нее невозможно просто так пройти, не обратив внимания, даже если сильно постараться. Помимо яркого одеяния, объект моего внимания была невероятно красивой девочкой лет пятнадцати или семнадцати. Чересчур бледная кожа издалека предавала лицу какой-то «фарфоровый» эффект. Зеленые глаза впивались в собеседника с каким-то особым вниманием, но, тем не менее, не были лишены озорства.
- Ну мам, я же говорю, что мне больше ничего не нужно. Все итак уже надо мной смеются, потому что места в палате просто нет, для всех моих вещей и еды которые ты приносишь раза три в день. Мне правда ничего не надо, - капризничала девочка, обращаясь, как стало очевидным, к своей матери. Женщина была одного роста со своей дочерью. На ее лицо небрежно спадали пряди волос, поспешно собранные в незамысловатый пучок. В отличие от своей дочери, мама облачилась во все черное. Ни одного пятна иного цвета я так и не увидела. Было видно ее волнение и какая-то суетливость в движениях. Она постоянно что-то на себе поправляла, то отдергивала пуховик, то заправляла обратно непослушные  волосы, то просто махала руками в сопровождении своей такой же невнятной и скомканной речи.
- Давай я хотя бы книгу какую-нибудь принесу, скучно же тут целыми днями лежать, - отчаянно выпрашивала мама.
- Вот книги и правда не хватает, принеси мне Гюго, наверное «Человек, который смеется».
- Опять?! Ты же раза три его уже прочла.
- Ты просила, я ответила! Другой мне не надо, это любимая. Мы улыбаемся уродливыми шрамами жестокому обществу, не желая того…
- Не говори так!
     Я продолжала наблюдать за этим диалогом до того момента, пока желтая куртка не скрылась в дверях комплекса, оставив эту маленькую женщину, словно одинокую тень, которая забыла уйти за своим хозяином. Самым неожиданным стало то, что темный силуэт направился ко мне.
- Вы не знаете, на какой маршрутке отсюда можно уехать в сторону центра? -Голос ее дрожал, глаза полны слез, она уже их не пыталась держать. Теперь понятно на кого была похожа та девочка. Хрупкая женщина напротив меня была точной копией своей дочери, а точнее наоборот. Но время подарило ей несколько глубоких морщин на лбу, сохранив геометрически идеальные формы лица, с правильными линиями и изгибами. Я не знала, что мне сказать, чтобы хоть как-то ее успокоить.
- Не обращайте на меня внимания. Я ужасная плакса и не умею держать себя в руках, - она улыбнулась сквозь слезы, градом спадающих на ее черный шарф. Она стала еще больше мне симпатична, кроме добра и печали на ее лице больше не было ничего лишнего.
- Конечно. Тут полно маршруток. Я как раз иду на остановку и нам с Вами по пути. Может вместе пойдем? – Мне почему-то хотелось еще побыть с ней. Мы словно два разбитых, одиноких существа брели по узкой темной тропинке прямо к дороге. Около минуты мы не проронили ни слова, но потом моя спутница сама начала свою историю.
- Мы с Саней перебрались в город из-за лечения. Замучились постоянно искать съемные квартиры, трястись в дороге в этих поездах, решили просто обменять жилье, и остаться в городе. У нас лейкемия. Уже пять лет и семь месяцев мы боремся. Она конечно ребенок, но куда сильнее меня. Капризы и слезы, пожалуй, по моей части, а вот она все терпит и продолжает радоваться жизни… Точнее сказать продолжала. Сейчас меня пугает то, что она начала опускать руки. Заметив это, я даже не могу держаться при ней. Ну вот… Опять…
     Я стала искать салфетки в сумке, без них явно уже не обойтись.
- Вот, возьмите пожалуйста… Извините, как Вас зовут?
- Я Лена, спасибо большое. Просто давно не ревела, по всей видимости, мне надо это делать по вечерам, - она и смеялась и плакала. Я не знала, как реагировать, толи она нуждалась в утешении, толи надо было сменить тему, а может наоборот позволить выговориться.
- Наргиз, очень приятно. А я к маме ходила… Ее прооперировали три дня назад, и только во время операции стало известно, что опухоль размером с кулак была причиной невыносимых болей, а вовсе не какая не непроходимость кишечника. Мы еще не сказали ей. Так что с лечением нам предстоит знакомство… Давно такого снегопада не было. Мне даже нравится.
     Лена успокоилась. Может от осознания того, что она не одна боится за жизнь любимого человека. По крайней мере, мне рядом с ней стало точно спокойнее.
- Давайте выпьем кофе? По-моему этот вечер идеально подходит для начала нового знакомства.
- Лен, мне кажется, мы не настолько старые и можем перейти на «Ты».
- Конечно, - мы улыбнулись и направились в сторону уютной, и новой кофейни на углу парка.
***
     Круглые белые столики вписывались в интерьер небольшого кафе, в которое мы охотно забежали, отряхиваясь от снега, прилипшего к нашей одежде. Свежие булочки, горячий кофе – от одних только этих ароматов мы начали согреваться.    
- Твоей семье будет очень трудно, Наргиз. Я надеюсь, метастазы не дадут о себе знать, но если так случится, нужно быть сильной. Это не успокоит, но очень страшно быть на месте матери болеющего ребенка и осознавать то, что она еще не жила толком. У тебя вся жизнь впереди, не смей хоронить себя вместе с мамой.
     От одного только представления о подобном исходе, холод пробежал по каждому позвонку, ударив в теменную часть головы.
- Нет, у нас все будет по-другому Лен. Хоть моя мама и маленькая, хрупкая женщина, силы духа ей не занимать. Если честно, я не хочу думать о дурном, все будет хорошо. – Мне казалось, я заставляю себя верить своим словам, что я внушаю их не человеку напротив, а поселяю эти мысли в своей голове. – Смотри, какой брутальный мужчина тебя оценивает.
     Я больше не могла делать вид, что не замечаю этого человека за соседним столиком. Это герой самой потрясной комедии о неудачниках. Буквально просверлив женщину в черном своим испепеляющим взглядом, он явно ждал какой-то реакции. Как школьница, Лена «незаметно» оглянулась.
- Да ты просто мастер шпионажа, - не под силу мне держать смех в тех ситуациях, когда необходимо быть беспристрастной и непоколебимой особой.
- Это мужчина моей мечты. Люблю когда штанишки, немного укороченные, перетянуты ремнем выше пояса, а огромные очки обрамляют столь созидательные очи, - мы вместе просто бесцеремонно расхохотались. Нам было абсолютно наплевать на окружающих, стало необходимым отключиться от всего и от всех. Мы просидели около часа. Я узнала Лену с другой стороны. Эта маленькая женщина была успешной карьеристкой, счастливой женой в прошлом, заботливой матерью и человеком, с отличным чувством юмора. Ее муж потребовал развода через несколько месяцев после того, как узнал о болезни дочери. Я поразилась тому, насколько спокойно эта женщина простила его, и говорила как о хорошем старом знакомом.
- Мне кажется, меня бы переполнило чувство ненависти и злости, после такого трусливого поступка, - высказала я свое предположение.
- Со мной так и было первые полгода. Я готовила план мести, хотела затаскать его по судам, сделать так, чтобы он пожалел о сделанном выборе, меня переполняло чувство ярости. Все изменилось за один вечер. После очередной химии Саша сутки не могла прийти в себя. Я думала тогда, что все кончено. Как песок сквозь пальцы ускользала жизнь моего ребенка, и я поняла, сколько еще не сделала для нее, погрязнув в своей желчи к когда-то любимому мужчине. Проблема была в том, что изначально я утопала в своем обожании. Я практически затащила его под венец, в надежде, что узы брака удержат его навсегда рядом со мной. Но мой волк убежал в лес при первой же возможности. И я просто увидела то, что у меня осталось, а не то, что ушло. Моя дочка нуждалась во мне как никогда. Осознав это, моя ненависть испарилась просто за несколько минут.
- Ты молодец. Мне кажется это очень трудно – выкинуть все негативные эмоции за черту и идти дальше полной оптимизма.
     Наш разговор был прерван телефонным звонком.
- Ну ты где есть, женщина?! Без тебя не начинаем, - громогласные друзья напомнили мне  о дне рождения, на котором я должна была быть уже минут как пятнадцать.
- Я уже скоро приеду, - поспешно соврала я. – Лен, извини, но я совсем забыла о встрече. Меня уже ждут. Была рада знакомству, обязательно увидимся еще и поболтаем.
     Моя новая знакомая с пониманием улыбнулась, пожелала отличного вечера, засунула мои деньги обратно в мой карман и настояла на том, что угостить меня – цель ее сегодняшнего вечера.
      Я бежала несколько минут до остановки, а улыбка так и застыла на моем лице. Эта женщина просто заразила меня верой в лучшее и надеждой на невозможное. Мысль о том, что я скоро увижу лица своих друзей, еще даже не знающих, что в моей жизни произошло, согревала меня еще больше. Мне не хватало саркастичных шуток, родных людей и  бесконечной болтовни.

***
     Какое-то время я никому из друзей не говорила, что произошло. Медленной, но уверенной поступью мама шла на поправку. Мы попросили врачей, медсестер, родственников, не говорить об ужасном диагнозе. Всем было проще врать во благо, как нам тогда казалось. Вымышленная история болезни об успешно удаленной опухоли, казалось, вдохновляла пациентку и придавало больше сил на борьбу с послеоперационной слабостью.
- Вы понимаете, что я сделал такое, чего никогда не делал? Я хирург, но не онколог. Подразумевалась операция в связи с непроходимостью кишечного тракта. Мы с вами в гастроэнтерологическом отделении комплекса. Я не могу давать никаких гарантий, но одно знаю наверняка. Я не спас вашу жену, я просто продлил ее жизнь на ближайшие три года. Без операции, ее с нами уже не было. Это больно говорить, но три года- это максимальный срок. Она попала в мои руки слишком поздно! Мне откровенно говоря, стыдно и мерзко от мысли о том, что два месяца наше отделение подпитывало опухоль Вашей супруги. Но прошу, поймите, ни один рентген, МРТ, зонт, ничего не обнаружило того, что стало началом конца.
     Именно эту речь мне пересказал папа на утро после операции… после бессонной ночи в больничном комплексе, после ночи мольбы Богу, в которого он не верит, после удара, поставившего нас на колени! Я впервые увидела его слезы. Он говорил, а они просто скользили по серому лицу. Я не могла узнать родного человека спустя всего лишь одну ночь. Одна ночь, и я не знаю, что сказать. Морщины безнадежности глубоко врезались в его кожу.
- Такого не может быть! Не с ней! Он просто так это сказал, чтобы перестраховаться. Не три года. Это мало…это ничто…это не время…Ошибка…,- это все, что я смогла сказать. На ватных ногах я уползла в свою комнату.
«Ты должна сейчас быть с папой. Может надо обнять? Это его сломает. Надо, наверное, поплакать сейчас, чтобы перед ним не сломаться. Сломаться… Как я хочу сломаться, исчезнуть, испариться. Останови время! Ты хочешь ее забрать вот так?! Тогда просто останови время! Слышишь?! Ненавижу Тебя! Сомневалась в Тебе, а теперь и вовсе забуду. На ней меньше греха, чем на мне! Или эта песня о том, что лучшим место на небесах?! Не смей! Ее место здесь, с нами, со мной! Не три года!»
     Вместо того, чтобы выплакать все, что хотела, я в гневе выбежала из комнаты.
- Папа, надо поехать, не здесь же сидеть. Надо там, надо рядом, надо вместе!
- Она в реанимации. Пока нельзя. Я сидел перед дверью. Меня не пускали, он мне позвонит днем. Пока нельзя. Я ночью шел пешком, снега очень много. Надо чистить, двор замело, машину не выгнать, надо снег чистить. Так много снега... – от папиного неосознанно монотонного спокойствия, холод пробежал по телу.
- Я все уберу! Тебе поспать надо. А вечером поедем.
   «Как много снега. Тихо. Мерзкий голос тишины. Слышу хруст под ногами. Но она молчит громче. Лопата невесомая, как и снег. И не так холодно. А вроде мороз. Даже холода не чувствуешь?! Ты убираешь снег, когда она борется… А борется ли?! Да, убирай и не думай! Чертов снег!» - это все мысли, которые повторялись раз за разом в моей голове. Я не знаю, сколько я убирала снег, но в один момент я вздрогнула, от постороннего голоса.
- Замело же. И еще как … Все в порядке? Здравствуйте! А родители где? Вы же обычно всем отрядом выходите?
     Подняв голову, я встретилась взглядом с нашим соседом. Очень добрый и невозмутимый мужчина был явно чем-то озадачен, особенно после того, когда наши взгляды встретились.
- Здравствуйте. Да, снега много. Сегодня я одна уберу…одна,- я не узнала себя. В голове звучал скрипучий, ржавый голос- мой голос. Взгляд упал на кеды, промокшие на сквозь, распахнутая куртка, явно не по сезону, бордовые промерзшие руки и резкое ощущение пронизывающего холода. Я убежала домой. Не закончив разговор. В зеркале наткнулась просто на постороннего человека. Опухшие лиловые веки, синие губы, обмерзшие мокрые щеки. Голову, кисти трясло, и явно не от холода. Вот он- животный, неосознанный, панический страх.
      Маленькие дети зачастую подвержены фобии потери родителей. Я не была исключением. До сих пор помню, как провожала взглядом из окна маму и папу, когда они выбирались в соседний магазин, а детские слезы так и заливали бледное лицо. И как же прекрасен был скрежет ключей в замочной скважине и скрип открывающейся двери.
      А если в этот раз, в дверях не появится она? Женщина с надеждой на лучшее и верой в добро, с невозмутимой улыбкой и спокойствием в самых нестандартных ситуациях, первый советник папы-бизнесмена, разгадка всего неопознанного для детей, верный друг и просто чистой души человек, без жадности, злобы и агрессии. Именно этим она и манила к себе, располагала абсолютно каждого человека. Казалось бы, эта женщина боится только одного- сделать что-то не так, чем может обидеть кого-то…Мама!
***
      До того момента, пока моя мама начала приходить в себя после операции, прошло ровно три дня. Признаться честно, я уже не вспомню последовательности своих действий и полета мыслей. Могу сказать только одно. Время, правда, может остановиться, тишина поистине может оглушать, а естественные потребности могут оказаться в режиме ожидания. Я не ела, толком не спала, не разговаривала.
      Как я уже упоминала ранее, о болезни, точнее сказать о диагнозе, мы решили не говорить какое-то время, дабы ускорить процесс восстановления. «Ложь во благо» - именно так нам тогда казалось… Однако, мама на самом деле, к удивлению всех врачей и близких, вцепилась за жизнь и карабкалась с неимоверной скоростью.
- Как я хочу домой, в свою кровать. Скорее бы уже это закончилось, и можно было бы  подумать о том, как скопить на отпуск, совместную поездку, как раньше. Только теперь будет проще, ведь вы с братом не такие капризные и сумасшедшие дети, - смеялась она в своей палате. В такие моменты, я молила землю разверзнуться подо мной. Моя улыбка, уродливо искажало лицо, а о способности говорить, я забывала напрочь.
      Казалось, что все шло по плану. В день выписки мы с братом остались дома, а папа поехал забирать свою жену из ненавистных белых стен. Встреча оказалась не такой грандиозно радушной, как мне хотелось. Маму в дверях я увидела заплаканной, молчаливой и устрашающе бледной. Мой мужественный друг, казалось, согнулся под тяжестью обрушившегося неба. Как позже выяснилось, именно в день выписки, сменилась медсестра, соучастница нашего большого обмана. История болезни попала прямо в руки пациентки, не подозревавшей о страшном приговоре. Около пяти дней, мама не разговаривала с нами, закрылась в своей слабой израненной оболочке, казалось, что она абстрагировалась от всего мира.
       Пытаясь получить прощение за содеянное, мы, как по расписанию заглядывали в ее комнату. И казалось все тщетно. Не знаю, сколько сил было в этой женщине. Я до сих пор не понимаю, о чем она думала. И по сегодняшний день, для меня остается загадкой то, как человек, внешне настолько ранимый и хрупкий, может скрывать внутри титаническую стойкость, терпение, мудрость и смелость?! Но фактическим доказательством существования такого примера, была именно моя мама.
    8 марта мы, не оставляя попытки получения заветного прощения, зашли с букетом и подарками в комнату, доступ в которую нам казалось вскоре может быть закрыт. И каково было нашим удивление, встретив улыбающуюся женщину, робко стоявшую на худеньких ножках. Своими глазами она сказала все, что мы хотели услышать. Это было прощение, это было доказательство начала борьбы, исход которой она старательно завуалировала оптимизмом и верой в выздоровление.
     С того самого дня, я видела как человек обманул судьбу и смерть, как она смеялась и расцветала с каждым днем, прибивая внутри сильнейшего монстра, чудища из самых мерзких и жутких историй, пугающих каждого из нас в детстве. За полтора года, под наблюдением врачей мы стали очевидцами чуда. Без копейки в кармане, я была самым богатым человеком на Земле, во Вселенной. Моя мама стала для меня незаменимым другом и советником, защитником и обвинителем, судьей моих поступков. Сильная и  справедливая женщина, проходившая каждый час по лезвию жизни и смерти с гордо поднятой головой и беззаботной улыбкой на лице, с любовью в глазах, способной согреть весь мир.
      Но именно этот мир в очередной раз рухнул, в момент обнаружения новых метастаз. Болезнь не ушла, она просто дала время своей жертве подготовиться к страшной череде ударов, а нам шанс, понять и дорожить человеком, которому осталось недолго.
      После второй операции процесс восстановления и регенерации значительно замедлился, боли стали сильнее, а стоны громче. Во время химиотерапии мама стала терять волосы… Клочьями они предательски оказывались в ее ладонях, что не могло оставить нас равнодушными, или хотя бы делать вид принятия происходящего. После каждого разговора с мамой, я укрывалась в какой-либо комнате, чтобы просто «перевести дыхание». С каждым разом, времени для этого было необходимо все больше. Порой истерика накрывала до беспамятства. Я кусала ладони, чтобы заглушить рев, я била подушки, как -будто именно из-за них оказалась в этом кошмаре.
      Как бы я не хотела, мне никогда не забыть дня, когда пришлось покупать косынки для своей лысой мамы. Женщина, с роскошными волосами до пояса, поражающими своей густотой и отсутствием седины, являющимися предметом открытой зависти для подруг, осталась без своего оружия, без своей защиты. Вся печаль и боль в ее глазах, перекрыла жуткие моменты заживления послеоперационных ран именно в день «лишения волос под машинку».
      Полгода для смирения с новым образом, для зарождения новой, пусть и хрупкой надежды …и снова удар. и снова операция. Эта была последняя, третья. То, что было после, казалось выдержано и переложено на мою семью из какого-то библейского повествования о Чистилище, о вратах Ада и подробном описании мук людей грешных. Я не знала, что так можно наказать человека, который не совершил ничего чудовищного или аморального. Дело не в том, что жертвой стал мой родной человек, а в том, что в глазах каждого, кто знал женщину, к счастью, оказавшейся моей матерью, она представала ребенком с бездонно добрейшим сердцем и чистейшей душой.
    Я утратила веру во все. Мы приняли отказы в лечении от всех врачей, бабушек, целительниц, священников, психологов. Предложения оставить своего человека в «Хосписе» будили бешенство и животную ненависть ко всему человечеству. «За что?! Почему она?! Почему нам?! Почему так?! Сколько еще издевательств боли должна стерпеть эта женщина?!» Эти вопросы вереницей прокручивались в моей голове, которая практически ничего не соображала. Мы пытались удержать в руках воздух, воду, ее жизнь. Мы смотрели, как смерть сидит у ее головы и считает часы, издевательски кривя уродливые губы в отвратной улыбке, предвкушая «новенького» в своем царстве.
      Моя мама умерла 23 июля 2015 года примерно в 10 часов 45 минут. Ночь, день и еще одну ночь мы не отходили от нее. От той, которая даже в агонии, боролась с широко открытыми глазами. От той, которая еле слышно хрипела, пытаясь сказать нам последние слова. От той, которая горсткой оставшихся сил сжала руки каждого из нас.
***
    Ветер, толпа суетливых горожан будто потерялась в пространстве и бесцельно металась по привокзальной площади, и мы. Да! Билет у меня на руках, огромные чемоданы, которых по идеи не должно было быть в таком количестве, сумбурные мысли, перебивающие друг друга в раскалённой голове. До этих минут, я кажется, не понимала, что происходит, а вот сейчас внутри поднялась какая-то паника. Осознание того, что я покидаю свой дом, свой город, свою семью пульсировало в висках.
    «Я уезжаю от тебя папа, но все будет хорошо. Я хочу жить! Я хочу все успеть!». Слезы душили и сдавили горло, но я опять понадеялась на то, что в нашем молчании мой папа услышит именно эти фразы. И вот уже его силуэт отдаляется так предательски быстро. Поезд не остановить. Я переезжаю.
***
     За небольшой промежуток времени я добилась определенного успеха. Жизнь стала насыщенней и быстрее. За неделю происходило столько событий, сколько ранее могло случиться в моей жизни минимум, чем за месяц. Бешенный ритм пришелся мне по вкусу. В моей голове зашумели на перебой мысли о моем будущем, о росте, перспективах и карьере. Идеи о саморазвитии глубоко проникли в сознание, а цель стала более четкой и путь к ее достижению далеко не был легким, но предвкушение возможной победы, прежде всего над самой собой, завело внутри какой-то вечный двигатель. Всем своим существом я проснулась и открылась этому миру. Встречи с самыми близкими друзьями дарили столько заряда и эмоций, что с завидным постоянством я чувствовала себя счастливой, нужной и не одинокой. Отношения с моим самым главным человеком на этой планете, с моим папой, достигли уровня совершенства. На расстоянии мы будто полностью осознали наше сходство, близость и родство. Ценность друг друга стала «ценнее».
     В целом у меня изменилось самоощущение. Уверенности прибавилось даже в манере разговора. Я стала смелее, наглее и меня это устраивало. Мне даже удалось совершить небольшое трехдневное путешествие в свой любимый Питер практически экспромтом, что тоже для меня «прежней», было несвойственно.
     Город-вдохновение. Несвойственный для меня, московский темп жизни вымотал окончательно довольно-таки быстро. Но, ступив на питерский перрон, вдохнув этот влажных и бодрящий, прохладный воздух, я поняла, что сделала правильный шаг. Мостовые и поребрики, узкие улочки, запечатлевшие богатейшую историю мира, горделиво сохраняли монументальное спокойствие, несмотря на людское море туристов, заполонивших каждый сантиметр этой тишины. Три дня я бродила где только могла. Музеи, история, спокойствие, и душевное богатство. Все это, Санкт-Петербург.
     Успокоившись и обретя некий баланс, я опять вернулась в свою суету, и казалось, что все чертовски идеально. Меня даже не смущало отсутствие жилья. Мои друзья окончательно убедили меня оставить все переживания о принесенных мною неудобствах, пока я не найду подходящий вариант. Да и в целом, большой и суровый город, в котором практически каждый сам за себя, учит не только вгрызаться в любые возможности и добиваться поставленных целей, но и дает осознание того, что выход можно найти практически из любой ситуации. С таким пониманием намного проще жить, и я, недолго думая, установила это своим первичным правилом жизни.
     Люди, дороги, транспорт, дом, друзья, работа, прогулки, звонки родным и старым товарищам- бесконечный круговорот, который в скором времени, как и все в этой жизни, становится привычным и неотъемлемым. Но что-то внутри ныло и продолжало напоминать о своем существовании, как только мне стоило погрузиться в себя или остаться наедине со своей тенью…
      Человеку нужен человек. Как бы я не бегала от этой мысли, рано или поздно я опять к ней возвращаюсь. Было время, когда я периодично думала о том, что же важнее всего в нашей жизни: дом, семья, карьера, огромное состояние, здоровье или любовь?
      Как бы это не звучало, но за свои двадцать пять лет, я могу сказать, что уже что-то видела. Мы переехали и жили в буквальном смысле этого слова, в «клоповнике». На моих глазах, папа добивался всего, чтобы обеспечить нас всем необходимым, работая на износ и не жалея себя. В течении нескольких лет, моя семья перебралась в нормальную квартиру, мы с братом пошли в хорошую школу, родители смогли сделать детство своих чад счастливым и светлым, несмотря на все ограничения и издержки, которые пришлось им перетерпеть. Я видела жестоких детей, более того, испытала эту злость и на себе, до той поры, пока не смогла ответить сама за себя. Через какое-то время мы переехали в большой дом, построенный папой с самого фундамента. Картинка идеальной семьи в коттедже, с садом и с собакой навсегда останется в моей памяти и сердце. Один из лучших университетов города, отличная учеба, активная студенческая жизнь, музыка, выступления, концерты, путешествия…
     24 февраля 2012 года, одним словом «рак», у меня отобрали все, в том числе и возможность видеть то, что на самом деле оставалось всегда! Почти четыре года … Болезненных и мучительных. За первые полгода мы потратили все сбережения и продали по возможности большую часть имущества для лечения и поиска всевозможных перспектив для продления жизни самого дорогого для нас человека. Постепенно здоровье ухудшалось, понадобился постоянный уход. Моему папе пришлось оставить свое дело, чтобы все время находиться с женой. Ну а я начала работать и учиться параллельно.
     Ломка, которая ожидала меня, как избалованного и абсолютно несамостоятельного человека, была жестокой. Изначально меня до глубины ранили такие вещи, как всяческие ограничения во всем. Одежда, встречи с друзьями в привычных заведениях, продукты по ценам и качеству, недосягаемые теперь. Признаюсь, честно, я озлобилась на всё и всех. Меня раздражала даже семья, потому что мне пришлось трудиться, работать, и самое обидное, отдавать эти копейки.
      В один момент, чашу переполнило окончательно, я высказала абсолютно все, что наболело. Это было даже как-то истерично, удивились все, в том числе и я. Мои родители не сказали мне ни слова, мы погрузились в тишину, мне дали время остыть. Я помню этот ужасный день, как вчерашний, так как такого уровня стыда, я не испытывала никогда. Первым начал папа.
- Я вижу, что упал в ваших глазах и веду себя не так, как раньше. Я все потерял и ненавижу себя за это. Каждое утро я смотрю на себя с отвращением, потому что заставляю вас всех терпеть этот ужас. Потому что заставляю своего ребенка разрываться между учебой и работой.
     Мама, которая все это время просто молчала, тихо продолжила:
- Ты же знаешь, что это временно. Я скоро вылечусь, или все просто закончится…и больше не надо будет так мучиться никому из-за меня, - я хотела что-то сказать, но она продолжила. – Я тебя знаю и понимаю, что ты устала, и могу поспорить на что угодно – ты пожираешь себя изнутри за все, что только что сказала. Не надо. Я верю, что все у тебя будет хорошо. А трудности эти -временные, но они нам просто нужны, чтобы всем окрепнуть. Солнце не всегда светит и небо не каждый день ясное. Вот и для нашей семьи наступил сезон дождей, которые ты так ненавидишь. Просто будь крепче и знай, что нам ты всегда можешь все рассказывать. Только пожалуйста, не копи в себе опять эти эмоции до таких истеричных припадков, тебе это не идет. Да и вообще… я не хочу, чтобы моя дочь вела себя как припадочная. И еще… там шоколад в холодильнике остался, съешь, подобрей и потом приходи.
      И что вы думаете потом было?! Я пошла есть шоколадку! Укусила и заплакала. Именно в ту секунду у меня появилось подозрение, что я окончательно чокнулась.
     Мы никогда об этом больше не говорили, но именно с того самого вечера, у меня внутри что-то поломалось, а может и наоборот, стало сильнее. Я закончила университет с красным дипломом, стала работать с утра до ночи в суде, потом в банке, а цель появилась только одна. Я хотела, чтобы мама запомнила больше светлых дней ни смотря на адскую боль и отсутствие всякой надежды. Я покупала подарки. Техника, одежда, еда, цветы и мне это приносило в два раза больше счастья…Ее улыбка, гордость папы, негласная благодарность и блеск родительских глаз, любящих своего ребенка. Как продлить это? Как заставить забыть о безысходности ситуации и неизбежности конца, настигающего все стремительнее с каждым днем? Этот вопрос начинает мучать на определенном этапе каждого человека, который любит смертельно больного.
      Я видела множество роликов, но особенно врезался в мою память тот, в котором родители, для своего пятилетнего сына, с врожденной лейкемией, раз в неделю устраивали Рождество. На протяжении нескольких месяцев, они имитировали предпраздничную подготовку, закупку подарков, елки и рождественских игрушек. Все эти праздники были запечатлены на видео с неподдельными и искренними детскими счастливыми глазами. Малыш умер в ночь после очередного «Рождества» во сне, но перед этим успел сказать родителем: «Я устал от счастья»…
     Я плакала несколько дней. Жалость разрывала меня изнутри на мелкие части. Но потом, осознание неизбежности ситуации привело к ее принятию! Мне захотелось, чтобы хоть на какую-то мизерную часть, мама тоже устала «быть счастливой». Наша проблема заключалась в том, что ее организм отвергал всяческие наркотические обезболивающие средства. Простыми таблетками делу было уже не помочь, врачи от нас отказались, все разводили руками. Народная медицина, вера, психология – ничего. Со временем мама перестала есть, и естественно мои подарки были ни к месту, комедии и шутки не воспринимались. Полгода мама не спала и не ела. Мы не понимали, как это вообще возможно. Когда я уже безо всякой надежды упала рядом с мамой, мы немного поболтали, и я чистосердечно призналась: «Мама, я больше не знаю, что могу сделать».
     Сухие губы еле заметно изогнулись в улыбке, наполненной нежностью всего материнского сердца: «Я счастлива, правда, просто будьте рядом в эти последние дни и отпустите меня, я больше не хочу терпеть…».
      Молчание, несколько часов я смотрела, как она лежит, искусав губы настолько, что металлический кровяной вкус приелся до тошнотворного состояния. Слезы стояли стеной, но в голове суматошно бегали мысли. Неужели вот так и кончится.
     Мы все сидели рядом с мамой последние дни! Мы сделали, как она хотела. Именно тогда, я будто в первый раз увидела, как папа держит ее руку. Казалось, что он хочет сохранить воздух в своих ладонях, или удержать что-то неосязаемое. «Как я буду без тебя?!». Один и тот же вопрос я слушала несколько тысяч раз.
      И вот он ответ, на мой вопрос. Дома пустой холодильник, мы, наверное, несколько дней ничего толком не ели, денег совсем не осталось, друзья постоянно на телефоне, родственники приехать не смогли, иные вопросы явно нас не тревожили в те дни. Он не видел жизни без нее, не видел смысла. Все потеряло свою цену, значимость и важность по сравнению с жизнью любимого человека. Мы с братом теряли маму -самое святое для любого ребенка, а папу покидала ровно половина его самого, он прощался с частью своего сердца, души и разума.
      Ничто не вечно в этом мире! Нет постоянства, нет идеалов и абсолютного совершенства. Мы либо принимаем что-то, либо нет. Просто… Человеку нужен человек…который станет частью сердца, души и разума!

Я верю, небо стелет мягкую постель,
И сон к тебе приходит самый светлый.
Я верю, накрываешь куполом мой день,
И ангел мне с тех пор ты верный.
Никогда Богам мольбы не возносила,
Но знаю, что с тобой смогу поговорить.
И в дни, когда так тишина глушила,
Я знала, ты мне тихо повторишь.
Ты повторишь, что людям можно верить,
Что в жизни будет светлая пора.
А мне, сквозь страшные потери
Все воздадут седые, голубые небеса.
Но они скупые, мама, беспощадны!
За потерями удар, один, второй…
Не успевали заживать все раны,
А теперь тупой, болезненный покой.
Я не увидела седые локоны твои
И рук морщинистые волны,
А небеса теперь не те, смотри,
У нас разбитые сердца, у них есть ты!
Я верю, небо стелет мягкую постель,
И учит время с пустотой мне быть на "Ты".
Тебя качает поднебесья колыбель,
Но я ревную к небу, мама, ты прости...