Полусказки бывшей ведьмы. Дракон. 7

- Так вот, ещё раз говорю: маковых слёз в конце две с половиной мерки лить, а не одну, как в старых книгах пишут. Сто раз выверял, пересчитывал – таки две с половиной. Только тогда Крушиболь силу настоящую имеет. И сам запомни, и братьям поведаешь. А так-то – всё. Всё рассказал, всё показал, а твоё дело, брат, запамятовать да в Серебряную ветку передать. Ведь истинный рецепт и не помнит-то уже там никто. – Кривой ведун Угнатий поднял пузырёк со свежесваренным зельем к свету и довольно хмыкнул.
- Сколько времени прошло, а лучшего зельезнатца так в нашей обители и не сыскалось, - подлил мёду из своих уст в уши Угнатию седобородый колдун, - может вернёшься ещё к нам в Серебряную ветку? Братья рады были бы.
- Хех, старый я уже для Серебряной ветки.  Мне - тут, в Чёрном лесу, и тише, и спокойнее. Вы уж там сами, без меня, колдуйте-мудруйте. А за советом или помощью завсегда милости прошу. Да и братьям за гостинцы поклон от меня передашь, особливо Горею да Аракирону. Сам-то, садись, перед дорогой кваску выпей бодрящего, - ведун указал рукой на тяжёлый плетёный стул рядом со своим креслом.
    Отпив холодного кваса из глиняного кувшинчика,  гость довольно крякнул и утёр губы рукавом. А потом спросил о том, что не давало его мыслям покоя с той самой поры, когда покинул он трактир заполошного Ноэля на перекрёстке в Полусказочном лесу.
- Вот ты, Угнатий, сам говоришь, что возраста ты почтенного. А скажи-ка мне, за жизнь свою многих ли ты чародеев-волшебников знал?
- Хех! Спросил, однако! Известное дело – много! Стольких знал, что и не вспомнить даже!
- А случалось ли тебе такого волшебника встретить, с которого ты морочку не смог бы сдёрнуть?
- Морочку тогда сдёрнуть трудно, коли тот, кто за ней прячется, силой тебя превосходит во много. Это ты и сам знать должен. А для такого как я -  мало равных было, а за тех, кто сильнее меня в этой науке – так и речи не веду. Да и тебе ли о таком спрашивать? Мне ли силу твою не ведать, ученик бывший?  А то ведь кольца наперстные в Серебряной
ветке не каждому дарятся. Скажи старику, к чему интерес такой?
- Да сказывали братья, что встречался им кто-то неведомый за морочкою, а кто был - так и не вызнали. А колдуны они знатные – по силе мне равны. Вот и вспомнилось, и подумалось, а не знаешь ли ты, кто в сказочной стороне такой есть, кто серебрянников горазд вокруг пальца водить морочкою.
    Долго думал ведун, глаза прикрыв. Тихо сидел на плече у хозяина такой же старый кривой ворон. Уж стало казаться седобородому, что уснул собеседник его. Но вдруг тот приоткрыл мутные очи, и куда-то в огонь глядя, произнёс задумчиво, словно ворохи своей памяти тихо перебирая:
- Знавал я одну девицу… Давно это было. Пришла ко мне свиристелка свиристелкой… Учиться пришла. Великого мага дочка… Такая кровь,
такая кровь была бы… Ежели не была бы грязью разбавлена – кровью простолюдинской, несказочной… Мать у неё – из-за просеки. Полукровка, зачит, девица… Они редко силу имеют, а этой вот, свиристелке, дадено было. Вначале мало: свечу с руки зажечь не могла, а потом набирать стала. Быстро, много – словно проснулось в
ней чего…  Чудная девчонка была: молчаливая, но с норовом. – Угнатий хлебнул квасу и снова откинулся к спинке кресла, которая тут же приобняла усталую спину хозяина, а потревоженный ворон недовольно приподнял крылья и зыркнул одним глазом на седобородого.
- Так вот я и говорю, училась быстро, не так как другие ведуны да колдуньи. А они и не сильно жаловали её, к себе не кликали –полукровка ведь да ещё и с чудесами,  для ума непонятными. Так особнячком и держалась. Глаза её помню… Глаза у неё были страшные.
- Это как? – не выдержал колдун-серебрянник, весь ударившийся в слух и старавшийся ни словечка не пропустить из рассказа старика-ведуна.
- А вот так. Оно-то и годков ей не много, как по сказочным нашим мерам, а глаза такие, словно она веков-веков перевидала. Старые
у неё глаза. И так смотрит, будто бы всё о тебе знает: и что было с тобой, и что будет, и даже мысли твои ведает потаённые. Вот как смотрела. А ведь знаешь, меня пронять али испужать трудно.
- А звали её как? – снова не выдержал седобородый.
- А никак. Никому она своё имя не сказывала. Про себя её ученики мои тогдашние Безымянною называли, потому как прозвище придумать
никто не решался. А мне-то? А мне без разницы имена их. Моё дело – учить. Я и учил. Хорошо учил. Много премудростей в молодые головы повкладывал. А уж на что они повернулись: на добро али на лихо – не с меня спрос.
- Ну, а девчонка та? – мягко к своему оглобли поворачивал пришлый колдун, - что с нею стало?
- А что стало. Выучилась да ушла. Да ещё, свиристелка, сама мне советовать вздумала: когда, чего, в какие зелья класть.  Вот, Крушиболь она по-своему готовила. Хорошее зелье выходило, а всё не моё. Моё сильнее-то будет. – Угнатий усмехнулся своим мыслям и горделиво приподнял седую бровь.
- Ну, а она чегоооо? – почти умоляюще протянул гость, - девчонка? Что о ней слышно?
- Не ведаю о том. У нас, сам знаешь, одни сказочные толки да сплетни: что правда, что выдумка – не разобрать. Сказывали, чародейничала. Как все: то в службу, то в дружбу. Силу ведьмовскую набрала – вот и разбрасывалась. А потом человечья половина её на дно и потянула. Слышал, как будто приглянулся ей кто-то из Летающего племени, из этих остолопов драконьих. А оно ж как? Не место в нашей стороне таким делам – нет таких сказок. И сила её слабнуть начала. Бабы, они ж и есть бабы! Тьфу! – Угнатий досадливо махнул рукой и снова продолжил свой рассказ на радость гостю-колдуну. – А потом вроде как Змий её разлюбезный  где-то в немилость попал, а она вступилась. Последнее её могущество вот то заступничество забрало. С тех пор и не слышно о ней ничего. Как в воду канула. И всевидящие очи не спасли. От дура-девка!
- А Змий чего? – Седобородый не сводил горящих глаз с ведуна.
- А откель мне знать? Я и в том не уверен, правду ли тебе сейчас сказывал али выдумку людскую. Может, это менестрели да лирники сами такую побасёнку сочинили, чтоб было о чём петь в трактирах. И ведь пели же! Пели о том, что Змий поступил, как все его сородичи поступают: улетел восвояси, «благодарствую» даже не сказавши. Разве им любовь ведома? Бродягам? Они окромя себя, вина, славы да девок сенных никого не любят, поди.
- А к чему ты мне о ведьме рассказывал, коли я тебя о морочке спрашивал? – неожиданно вернулся к началу беседы седобородый.
- А к тому, что эта девчонка творила такие морочки да мороки, которые  товарищам по учению не по зубам были, даже если кто её и
по силе перехлёстывал.  – Угнатий помолчал, нахмурившись и добавил. - И я не мог... Морочки с неё сдёрнуть не мог и всё тут. Вот тебе и ответ…
    Колдун из Серебряной ветки спешил по лесной дороге, опираясь на резную дубовую палицу. В седой голове его звучал ещё рассказ кривого Угнатия, а мысли плелись липкою паутиною вокруг Дракона, так случайно вставшего на его пути, вокруг заветной крови его да вокруг Ведьмы Безымянной, о которой выведать да разузнать не мешало бы…