Это не Саша 2, Дети бродячего цирка 1

- Ты снова не доел. - Фраза вылетела из материнских уст, безжизненным листом поздней осени опустилась на стол и начала разлагаться в прошедшем.
Какое-то время женщина еще стояла у кухонного стола, с немой укоризной глядя на сына, и прислушивалась к речи абонента по ту сторону мобильного соединения. Она вдруг замерла, и по лицу мгновенной судорогой пронеслось напряжение, голос уже отчеканивал ответы, вопросы, предложения... Она ходила по комнате, пока не вышла в дверной проем, чтобы ходить уже там, наклонив голову и зажимая трубку то одной, то другой стороной, пока руки хватали вещи, возносили их в воздух с несдержанной жестикуляцией и клали обратно, изображая уборку.
Мальчик наблюдал за матерью и по интонациям угадывал перспективу: сейчас она закончит разговаривать, опять будет перекладывать предметы, ворча про постоянный бардак, сядет на диван, закинув ногу на ногу, сперва скрестит руки на груди, а затем, задумчиво глядя вдаль, погладит ткань аккуратным, тяжелым нажатием пальцев, и вернется на кухню, где скажет:
- Ты снова не доел.
И что-нибудь еще из десятка заготовок, что он спокойно стерпит, а когда по ее просьбе поднимет глаза, окажется в чем-нибудь виноватым; и не дай боже попытаться уйти, как, впрочем, не дай боже попытаться остаться. В свои девять с половиной лет он понимал достаточно много, чтобы в доме оставался только один эмоционально неустойчивый человек. Хотя, разве так было всегда? Так было не всегда...
- Главное, ей об этом не думать. - Подвел итог Саша, счистил остатки обеда в мусорное ведро, натянул кофту и бесшумно покинул дом.

- Ну что, а теперь... куда глаза глядят.
С каждым вольным шагом ослабевало давление. Легчало тело. Расслаблялись и приходили в движение особенные процессы. Дышалось... Дышалось!
Путник миновал несколько зданий и окончательно заулыбался, когда встретил соседского кота. Тот сидел у окошка подвального помещения дома, изображая статного монарха повышенной пушистости, и приветствовал приятеля по приключениям полным признания зевком. (Радость-то какая!) На этот раз усатый друг отказался следовать за ним и лишь продолжал смотреть умными зелеными глазами.
- Ладно, не буду тебя трогать. Удачи! - Саша помахал рукой и ускорил шаг, все меньше замечая клетки, все более направляя себя в мир.
И мир отвечал ему.
Блики отслаивались от стекол, машин, металлических пластинок и передвигались медузами, играя с ветром. В листьях деревьев копошились птицы, они удивленно пищали, чувствуя перемену в цвете оперения, и радостно нахохливались. Там же из-за ветвей выглядывали феи, смеялись над своими соседушками и разделяли их любование. По стволам сочились как из ниоткуда появившиеся реки теплых, оранжево-желтых оттенков - так выглядит искренний смех маленьких волшебных созданий. (Можно представить, каков он у больших!)
Обертки поднимались с земли, танцуя бумажный канкан. Цветы на редких клумбах качали головами и обсуждали последние новости. Сам асфальт тихонько извивался волнами - возраст не позволяет, видите ли, пуститься в пляс. Ребенок опустил руку и погладил его на ходу, чтобы приободрить. И побежал. Побежал по асфальту, как по понтону на море во время приближения шторма; побежал, рассекая руками воздух, представляя, как на военном параде расходятся в виражах самолеты (или вспоминая, но ведь он не бывал на парадах); побежал, закрыв глаза и открывшись...
Чьи-то мягкие руки поймали его за плечи.

- Куда мчишься, дружок? - Человек улыбался; и если в первый миг на его лице виднелась растерянность, то теперь от нее не осталось и следа. Не было ничего противоестественного в том, что на мосту в него вписался ребенок, в том, что они простоят здесь еще с полчаса, беседуя и наблюдая предзакатное небо, в том, что он снова проигрался и Фима торжествует неподалеку, в том, наконец, что ребенок его видел, причем смотрел во все глаза, громадные и бесстрашные. Совсем ничего такого.
Саша отстранился. Как ни странно, желание уйти не возникало - незнакомец располагал к себе: он был взрослым, но каким-то "не таким" взрослым. На его лице словно отпечатались тяга к познанию, страсть и что-то еще, непонятное. Лицо худое, как и он сам, глаза карие с зелеными крапинками, внимательные и глубокие, взъерошенные черные волосы, бородка с ведьминский ноготь размером, длинные руки. Одежда выделяла его на фоне обычных прохожих: безрукавка и свободные штаны с нашитыми пестрыми лоскутами, разноцветные ботинки, а к поясу привязана шапка, напоминающая... шатер.
Прохожих, к слову, не было. Но мальчик заметил группу стоявших поодаль людей, они шушукались и посматривали на них, тоже наряженные, с невиданным блеском в глазах и улыбках. "Взрослый" посчитал, что достаточно выдерживать паузу, и прервал молчание:
- Это моя семья. Правильно, что не боишься. Как тебя зовут?
- Саша.
- Это не Саша! - Крикнула одна из девушек и, смеясь в ответ на отмахивания незнакомца, закрыла ладонями рот.
- Не обращай внимания. Я Роб, Роберт. Будем знакомы.
Саше понравилось рукопожатие. Оно откликнулось в нем забытыми языками тепла, и один просочился под веки маленькой яркой искоркой, отчего глаза начали чем-то наполняться. А следующие слова, произнесенные Робом с гордостью и принятием, разожгли в нем самое настоящее чувство, название которому не получалось отыскать:
- Мы дети бродячего цирка!

Keihne.
16.07.17