Летний день. Каменный мост над речкой...

Летний день. Каменный мост над речкой. Здесь она сужается и растворяется в зарослях камышей. Вокруг ни души – лишь издали мягко доносится лай с чьего-то дачного участка. Тепло. Сижу на краю, свесив ноги, бросаю вниз лепестки пионов и васильков, наблюдая, как течение проносит их над подводным лесом водорослей. Здесь корабли начинают свой путь и один за другим, не торопясь, отправляются дальше; позже их судьбы разнятся: некоторые составляют компанию застрявшим в песке корягам, неподъемным для ручья, прочие сталкиваются друг с другом, обгоняют или продолжают путь соединенные соприкосновением.
- Я рад, что ты здесь. Это место мне дорого. С него все начинается сегодня, так что… побудь со мной.
Облака в надземной синеве не стесняют ее; белесыми дымками проходят по ведомым им траншеям, оставляя хвосты в воздушных зазорах. Небо молчаливо и кажется безмятежным, потому что взор его обращен не к безвольному зеркалу – должно быть, с обратной стороны оно наблюдает за происходящим вне.
- Ты знал, что из боли можно плести корзины? Красивые прутья с узорами личных историй… Тебя научить?
Споткнулся о заросшую травой, торчащую из земли… что это? Корзина? Осматриваешься. Порыв ветра примял растения, оголив безграничное поле и разбросанные по нему корзины, подобно черепам в месте былого сражения, сплетенные пальцами, стертыми в кровь, когда на ссадины падали слезы, а руки мечтали о дожде, тучах, громе, что скроет крик, чтобы можно было кричать не беззвучно. Давно потемнело. Неподалеку, в нескольких шагах – знакомый облик; оглядываюсь с улыбкой.
- Не смотри на мои руки.
Чувствуешь, как дрожат. Их долгие годы душили ремнями, и поэтому они такие вялые, тонкие как кости, с белыми полосами на бледной коже. Но даже заточенные в дерево или железо, они обращались к небу, этому помутненному небу глубокого серо-синего цвета, находясь меж холодом ветров и покрытым корзинами полем, которому не видно края.
- Боишься меня?
Можешь не держать эти запястья. Можешь сделать несколько шагов и выйти из этого мира.
- Тебя влечет ко мне?
Под ногами клубится клевер; выше и выше становятся борщевики, разбросанные шахматными фигурами партии против самого себя, не вырастая только в радиусе с десяток метров от нас; ускоряется движение туч, доходит до пестроты перемена темных оттенков в их цветовой палитре.
- Что ты ко мне чувствуешь?
Все замирает на миг – или дольше? – на время твоих раздумий.
- Я не знаю, что ты чувствуешь.
Помехи, съедающие четкость пространства. Улыбка; разрушения прошлых времен внутри. Помехи. Одиночество. Помехи. Выскальзывающие из кадра и вновь проявляющиеся воспоминания: рядом на подоконнике… Помехи и шум. Повороты и наклонения подсолнухов, в ночи опустивших соцветия. Смена. Рябь во внутреннем море, чьи волны размеренно находят на берег, куда никто не приходил так давно, что песок забыл, каково ощущать следы. Свет луны и фигура… или померещилось, и то была тень, неспособная остаться и на минуту, не то что насовсем?
- Разве ты не в сомнениях?
Мраморная лестница, находимся у перил. Не смотрим, куда ведет, нужнее сейчас – откуда. Ровные дорожки, покрытые хрустящим желтоватым гравием, газоны без единого сорняка и изъяна, расположенные в созданной придворным архитектором форме, пришпоривают правильностью. Единственное, что достойно внимания – статуи людей в полный рост, прислонившись к которым ухом, можно послушать монологи Бродского об архитектуре. Неуместно здесь быть художникам. Дальше обвитая клематисом арка – вход в лабиринт.
- Ты хотел собрать меня по кусочкам. А все оказалось еще сложнее. Это отталкивает тебя?
Падение в воды. Потоки ласковыми руками поддерживают тело, окутывают, уводят. Не задыхаешься, позволяешь; сердце откликается манией. Окружающее внимательно, готово отреагировать на процессы внутри тебя: смягчиться, углубить, растянуться по сторонам моисеевым словом, возрасти торнадо или аккуратно вынести на поверхность путника.
- Извини.
Летний день. Та самая мельница и чудак, выглянувший с верхнего «этажа». Не можешь не улыбаться, видя мою улыбку. Дети. Рыжий падает в сено, скатывается кубарем в лужу света, пролившуюся из круглого маленького окна. Лежит на спине, растопырив пальцы с разноцветными нитями. В карманах часы со стрелками, идущими в обратную сторону, сахар, чтобы кормить муравьев, и ручка, чтобы, рисуя стрелки на коже, расслабить сумятицу. «Заглянуть в твою сумку и, прочитав тетради, сочувствовать каждой строчке или обнять, дозволив поместить под ребра перья, когти, душу, языки, клыки? Хочешь, достану лисьи уши и хвост, чтобы ты улыбнулся еще раз? Хочешь, стану большим-пребольшим, зароешься в мех мой и, защищенный, снова отдашься грезам? Хочешь?..» - Читаешь в глазах, теряющихся, как невод в озере представлений.
- Что ты обо мне знаешь? Что тебе необходимо узнать, чтобы разобраться в своем отношении? А чтобы разобраться в себе?
Доски прозрачневеют. Впустим в этот мир затемнение, окажемся на холме; пускай все исчезнет, отдалится огнями, как мегаполис в иллюминаторе самолета, в котором направляешься куда-то, куда захотел. Это так важно – идти, куда захотел, делать, что захотел, быть с тем, с кем захотел остаться. Ты наполнен… а приоткрою крышку – пары заставляют пьянеть, а дашь испить чувств или воспоминаний, прильнув губами, – переживаю перерождение и удивляюсь, все удивляюсь.
- Ты веришь в связь настолько волшебную, что ее не нарушат ни другие отношения, ни чужаки, ни сами люди? Не важно, да или нет. Просто «Почему не мы?»
Ночь. Все выше и всепоглощающей отдаление. Это шепот или чтение мыслей? Интуитивные действия и язык телесный, успокоение вкупе с воодушевлением. Над нами звезды Кассиопеи: как две улетающих птицы, два неразлучных ворона. Однажды ты взял мою руку, и образовалась Нави. И даже когда между нами возникло окно поезда, ладонь стремилась к выбранной ей ладони. Я оставил с тобой свое сердце, потому что еще давно твое позвало его песнями, а теперь задыхаюсь, ворон, потому что в космосе нет атмосферы; и могу – счастливо, если…
- Ты будешь моим созвездием?

Keihne.
22.02.17

a.minster - clean