Дурею - зверею

  До чего же интересно слушать рассказы пожилых людей! И вспомнить им всегда есть о чем, и говор особенный. А если еще и чувство юмора имеется, то каждый такой рассказ превращается в шедевр устного народного творчества.
Одна из наших пенсионерок, которую мы зовем в обиходе тетей Надей, всегда отличалась самобытным характером, и с возрастом эта самобытность лишь усилилась. Сейчас ей перевалило за восемьдесят. Живет в небольшой избушке одна. Муж умер, детей бог не дал. Когда-то было у нее пять братьев и пять сестер, но и они поумирали. Есть около десятка племянников. Кое-кто из них изредка пишет, кое-кто даже  навещает порой. Наиболее близкие отношения с племянницей, что живет в соседнем районе.
  -  Зовет к себе, говорит: «Надо тебе поближе к нам избушку купить». А я что тут одна живу, что там одна жить буду, так стоит ли переезжать? - рассуждает тетя Надя. - И соседка отговаривает: «Живи, где живешь!». Так что я еще подумаю…
  Возможность такая у нее пока есть: глаза, худо-бедно, видят, ноги ходят, руки шевелятся. К тому же имеется помощница из райсобеса. Правда, круг обязанностей у той помощницы невелик, а после того как пенсия тети Нади после 80-и лет превысила прожиточный минимум, за услуги соцработника стали требовать доплату. Так что тетя Надя старается, по возможности, управляться самостоятельно. До сих пор на огороде почти все сама садит. Докладывает:
  - Чеснок хорошо уродил, а лук не очень. Картошка нынче у всех мелкая… Капусту посолила уже, но в погреб еще не убрала. Помидоры давно не садила и не собиралась, но у соседки рассада осталась, мне принесла. Теплица у меня уже совсем плохая, стекла валятся, но воткнула несколько кустов - будь что будет. Стала поливать, и такие крупные помидоры выросли! Это ж надо, как мне повезло! Солить я их не солила, забыла уже, как это делается, голова-то совсем дурная стала, но свежими ела.
  Многое из выращенного раздает, если кто попросит. Говорит: «Мне не надо». Зачем тогда садит, полет-поливает все лето? В силу многолетней привычки, наверное.
  Из «живности» у тети Нади собака, кошка да несколько куриц, ходить за которыми ей нетрудно. Хотя порой случаются казусы. Как-то раз сидим,  разговариваем, а она вдруг хлопает себя по лбу:
  - Вот дурная! Ушла, а куриц-то не покормила! Наверное, они мне сегодня ни одного яйца не снесут…
  Если честно, то живется ей, как и всем одиноким людям ее возраста, непросто. Каждый новый день дарит не радости, а проблемы. Если находятся слушатели, тетя Надя не прочь поговорить о них, но получается это у нее так, что она не столько жалуется, сколько подшучивает сама над собой. В один из своих приходов к нам так рассказала об очередной своей беде, что всех насмешила.
  - Улица у нас хорошая, а тут эта пьяница поселилась, - частила она своим непередаваемым говорком. - Я люблю на лавочке у дома посидеть, и она подсаживается. Ну и бог с ней… Но тут как-то сидим, а ее собака на меня кидается и кидается, а потом как хватит за ногу! Я говорю: «Твоя собака меня кусает!» А соседка мне: «Сиди, сиди!». Ну, я сижу, думаю: «Сала на ноге много, пусть отхватит маленько. Кости на холодец останутся - и ладно». А собака снова кусает, да больно так! «Что же, думаю, я сижу? До калитки-то всего несколько шагов, бежать надо, пока эта собака совсем меня не загрызла!». Поднялась, побежала, да не так быстро, собака меня еще раз сзади цапнуть успела.
  Домой заскочила, сижу, а нога так болит, что аж сердце заходится. Я взяла большую ложку и к другой соседке пошла. Прошу ее: «Налей мне в мою ложку сердечного лекарства!». Она налила, командует: «Открывай шире рот!». Я открыла, да мало. Она смеется: «Ты прямо как наш внук! Скажешь ему рот открыть, а он наоборот закрывает!» Открыла я рот пошире, проглотила лекарство. Сердцу полегче стало, но нога все равно болит. Пришлось в больницу идти. Там мне ногу зеленкой помазали, забинтовали. Домой вернулась, а тут соседка идет поинтересоваться, сильно или нет ее собака меня покусала. Ей любопытно, а я, глядя на нее, дурею-зверею так, что мне побить ее хочется. Можно было или нельзя? - спрашивает, а сама улыбается, давая понять, что шутит.
  Ответа тетя Надя не ждет, а тут же перескакивает на другую тему. Рассказывает, как несколько лет назад ногу в гололед сломала и в больнице на вытяжке лежала, а дома у нее за это время отопление разморозили, как ее выписали раньше времени, потому что по ночам храпела сильно. Потом посетовала, что к ней «никто путный» не ходит и что от этого она тоже порой «дуреет-звереет». Смеется:
  - Была бы помоложе да поздоровее, работать бы пошла! А сейчас кто меня, такую, возьмет! Племянница вон уже говорит: «Копи деньги, я тебе памятник закажу, чтобы потом не бегать!». Я согласна, но сказала ей, что здесь помирать не собираюсь. Кто здесь за моей могилой смотреть будет? Нет, пусть везут меня туда, где родные похоронены.
  И тут же сама себе возражает:
  - Хотя там на кладбище дорога плохая… Место в оградках у родных свободное есть, но мне там не нравится…
  Опять улыбается. И еще много чего о своей жизни рассказывает, и все со своими неповторимыми шутками и присловьями. Но чем дальше, тем все меньше хочется над ее рассказами смеяться, а все сильнее щемит сердце, к горлу подкатывает комок. И чувство такое, что и сам уже «дуреешь-звереешь». И побить кого-то хочется. Можно или нельзя?..

Фото С. Гладкова (интернет)