Папуасы огненной воды

Отрывок из романа "Любовь всей жизни"

Гулял  я как-то по городу, скучал. Вдруг – одноклассник навстречу, Мишка Услоньский. Идет такой в ментовской  форме, а глаза при этом абсолютно сумасшедшие.  И чей-то под нос себе бормочет. Увидел меня – и как родному обрадовался. Ни здравствуй, ни «как дела»,  сходу, в лоб:
- Юрка, пить будешь?!!
 Ну, а нахаляву-то – кто ж не будет? Я ж сообщил сразу, что вот как раз сегодня денег у меня нет, но буквально на днях ожидается огромный финансовый приток, вот тогда-то уж я Мишку и угощу, а пока…
Все это мой одноклассник выслушал абсолютно молча, затем махнул рукой – дескать пошли – и двинулся к ближайшему круглосуточному гастроному. Там взял литр водки, сыр-колбасу-хлеб, стаканчики одноразовые  и сок томатный. Вышли уже из магазина, тут он что-то посчитал про себя вроде, вернулся и еще литр взял.
Расположились мы на скамейке в ближайшем сквере близ памятника каким-то бомбистам-подпольщикам. Мишка налил по полному стакану и, не чокаясь,  залпом свой заглотил. Ну, а я чем хуже! А он налил по второму полному стакану, сразу. И так же – залпом, молча, не закусывая. Тут я уж хотел возмутиться, типа зачем гнать-то, нужно наслаждаться каждой секундой бытия, как Мишка крякнул и сказал, наконец, первое слово:
- ****ь!!!!
 А потом уже на надрыве, протяжно:
- ****ь! *****!!!! Сука*****!!!!
Ну, вижу, плохо с парнем, как мог утешить попытался. Типа не горюй, брат, всякое случается. И взяв инициативу в свои руки, налил по чуть – чуть. Выпили, Мишка закусил. И поспокойней уже, видать подействовала водка, то ли меня, то ли сам себя спрашивает:
- Ну ведь все пьют! Ну вот я пью, ты Юрка пьешь… Ну мы ж людьми остаемся. А эти, ****ь! Ну как так можно-то?
 Я говорю:
- Дружище, не врубаюсь о чем ты! Расскажи толком  - что случилось!
 Ну и за выпивкой на скамейке в тени революционного монумента поведал мне Мишка о своей печали.
А дело все в том, что трудился мой одноклассник участковым в Слободе. Слобода это район частных домов на окраине Ыйска. Но не начавших появляться новорусских замков. И даже не крепких крестьянских изб. А эдаких сараюшек-развалюшек преимущественно довоенной постройки. Причем, разных войн довоенной.
Слобода это обособленный мир, замкнутая экосистема. Можно было родиться в Слободе, вырасти в Слободе, состариться и умереть в Слободе,  при этом ни разу не побывав не только в каких-нибудь Парижах – Лондонах - Москвах, но даже в центральной части Ыйска. Ибо нефиг там и делать.
В Слободе имелась галантерейная фабрика для женского труда и загадочный Ремизо - Бердочный завод для мужиков. Что такое ремизы и берды точно не знал никто, включая тех, кто их делал. Известно было лишь, что они металлические.
Основой экономики Слободы был натуральный обмен. Всякая хрень обменивалась на самогон и другую всякую хрень. Большинство браков совершались внутри Слободы. Если в остальном Ыйске жили преимущественно гопники, то в Слободе жили только гопники. Поэтому подругу или друга по интересам сподручнее было искать именно здесь. Пили в Слободе все, включая грудных младенцев и домашних кошек с собаками.
Работа участкового здесь была нервно-тупой. Целыми днями Мишка принимал заявления по мотивам семейных ссор, чтоб на следующий день отдать их заявительницам обратно. Совместно с операми разбирал драки и кражи. Да снаряжал народ в путешествия, так как единственным туроператором для Слободы было МВД. Воровали опять же внутри Слободы и попадались всегда. Ну, убивали, конечно, как без этого…  Но без всякой фантазии и интересности. Короче, фигня всякая. До тех пор, пока не случилась эта история.
Жила была стандартная Слободская семья – пятидесятилетняя мать и двое ее детей от разных отцов -  сын тридцати лет и дочка двадцати пяти. Конечно,  выпивали и не работали нигде, как без этого. Но вот дочка замуж типа вышла за мужика с соседней улицы. Ну как уж замуж, пили  - трахались у него, да так и остались вместе жить. Вроде как мужик положительный, на Ремизо - Бердочном работал, мебель из дома не пропивал, сидел только один раз и то  по-молодости.
Так и жили на соседних улицах пару лет. В гости друг к другу ходили – праздники отметить, просто побухать. Идиллия! И вот накануне первомая этот самый зять, ничего жене своей не сказавши, забрел после работы, с вечерней смены, к теще с шурином. Просто - самогонки испить. А в процессе испития крепко поссорился он с жёнкиным братом. Почему – история умалчивает. Может, не сошлись во мнениях, кто лучший художник - Моне или Мане;  может, разные взгляды на экспансионную политику Кортеса оказались – кто знает,  не суть. Суть же в том, что шурин зятька своего зарезал, наглухо. В принципе, нормальный для Слободы финал дискуссии двух интеллигентных людей, ничего особенного. Ну, замочив родственничка,  он еще побухал  с мамашей и вырубился.
 А проснувшись утром, озаботился – куда девать труп. По сколько в зону в данный момент настроения ехать чёй-то не было, не допил, не догулял  еще…
Герой наш не лаптем щи хлебал, культурностям всяким был обучен посредством просмотра видака у соседей. Поэтому, как во всех детективах инструктировали, решил труп сначала на куски порезать. Чтоб легче избавляться было. Оттащил в сарайку и начал рубить.
А душа-то плачет после вчерашнего, организм болеет. Выпить охота, но на что – неизвестно. Продавать нечего, все давно пропито уже. И тут ему в голову приходит светлая мысль, что зять его бывший это сейчас, в сущности, мясо. Туша разделочная. Короче, отрубает он от жмурика изрядный кусок, очищает от кожи и костей и тащит эту вырезку к бабке-самогонщице через два дома. Бабке той полунамеками втирает, что экспроприировал у армян на другом конце Слободы барана и вот, не возьмет ли она мяса по дешевке. Мясо отборное, но армяне в поиске пропажи, так что надо побыстрее избавиться.
 В итоге успешной коммерческой операции становиться наш герой обладателем скольких-то бутылок самогона. Бежит к мамаше, там хвастается умом своим и находчивостью, мамаша его хвалит, вместе пьют. Тут соседка заходит:
 - Слыхала, вы мясом недорогим торгуете, бараниной…
- Торгуем, давай деньги, щас усё будет!
 Ну и пошло – поехало. Семейный бизнес: сын тушу разделывает, очищает; мамка мясо по соседям продает. И пьют все время, конечно. В какой-то момент щелкает в мозгу, а чёй-то все соседи жрут, а мы не жрем, чё мы хуже других, от коллектива отделяемся, впадлу что ли с народом вместе быть. Ну и начинают себе на закусь из бывшего зятя всякие котлеты – эскалопы мастрячить.
Сеструха же этого кулинара тем временем мужа хватилась. Друзей,  знакомых, собутыльников его обошла, на работу сбегала – нет мужа, пропал. Написала она заяву в ментовку и пришла к маменьке поплакаться. А у мамаши пир горой, самогонки немеренно и полный стол мясной закуски. Выпили, поели, погоревали вместе, мамаша с братом посочувствовали. А на дорожку вручили ей гостинец – пузырь самогона и кусок баранины. Пришла девица домой, хлебнула еще с горя,  да и решила чего-нибудь мясного пожрать сварганить. Глядь – а на баранине татуировка, типа СЛОН или ЗЛО. И задумалась девушка. О том, что не так уж и много татуированных баранов на белом свете живет. Точнее баранов-то татуированных, конечно, много, но все больше в аллегорическом, а не физическом смысле. Да и наколочка знакомая – у мужа такая же была… Ну и дошло до нее. И побежала она в милицию.
 Раскрыли в итоге это преступление за полчаса. Ну, минут за сорок – полчаса добиралась опергруппа до мясного цеха и еще десять минут дружно блевала от увиденного. Все в сараюшке и валялось – голова, другие бесполезные – не мясные – части тела, содранная кожа. Да и убивец-то не отпирался, ибо очень пьяный был. Убил – говорит – за дело, а что ж на закуску пустил, так зачем добру пропадать. Тем более – хорошее мясо, все соседи едят и не нарадуются. …Второй раз отправилась блевать опергруппа в полном составе.
Убивца закрыли тут же, конечно. А вот матушку его оставили на свободе. Все, что на нее было – так это недоносительство, больше ничего доказанного. И никакая прокуратура не даст санкцию на арест одинокой женщины, вся вина которой состоит в том, что не настучала на собственного сына.
А зря… Потому что информация по этому делу как-то просочилась наружу и дошла до племени невольных слободских каннибалов. И уже который день соседи пытаются линчевать мамашку, раз до сыночка не добраться. А милиция ее круглосуточно от самосуда охраняет. Вот собственно с такой охранной вахты и возвращался Мишка, когда я его встретил. А Мишка не опер, не убойщик. Он тихий интеллигентный человек. Он сам не видел ни отрубленную голову, ни кишки с содранной кожей. Но ночь дежурства при мамаше-людоедке настолько потрясла его нежную душу, что, даже скушав второй стакан, он еще не пришел в себя.
Я сочувствовал  и утешал одноклассника как мог. В конце концов, Мишка вроде как расслабился, поклялся мне в вечной дружбе, долго благодарил за понимание. На том и расстались. Слегка ощущая себя полинезийцами какими или папуасами.