Жизнь без прикрас. Документальная хроника семейной

ПРОЛОГ

Если рассказывать о себе, то моя жизнь – это сага из сотни серий невероятно интригующих событий и поразительных взаимоотношений, из которых можно создать отдельный роман. Но речь пойдет о моих родителях, о которых вряд ли кто вспомнит, когда меня не будет, и немного напишу о себе, так как моя жизнь неотрывно связана с моей мамой, с которой я жила вместе до её смерти.
Мне хотелось бы оставить светлую память о родителях, которой они были достойны. Когда я начала писать эту работу, то посвятила её своему единственному внуку Антону ЛОПУХИНУ. Но случилась большая беда. 30 января 2016 года он умер от разрыва аневризмы сосуда головного мозга в возрасте 27 лет. И теперь у меня нет наследника, кому можно оставить на память эту работу.
Надеюсь, что найдутся молодые читатели, которым будут  интересны мои воспоминания о трудных годах моего поколения и которым мои воспоминания принесут какую-то пользу в жизни. Прошу сделать скидку на то, что я никогда не писала публичных произведений и поэтому излагаю всё так, как подсказывает моё сердце и скромные познания в литературе.


Чти родителей и прародителей своих
и все сотворения их сохраняй и почитай.

Д.С. ЛИХАЧЁВ

ВВЕДЕНИЕ

Мне надо было прожить более 70 лет, чтобы окончательно осознать необходимость написания этой документальной хроники. У каждого человека есть своя история жизни. У кого-то она спокойная, лишённая серьёзных проблем и оставляющяя на склоне лет тихую лирическую ностальгию. У других прожитая жизнь – это бурные эмоции, череда ярких, а иногда драматических или трагических событий, итогом которых является расставание с дорогим человеком, чья-то болезнь, а порой потеря близкого человека или смерть.
История, которую я Вам расскажу, не выдумана, не приукрашена, она реальна и вам судить, стоит ли она того, чтобы о ней узнали потомки. Сначала я по своей наивности решила, что смогу написать документальную повесть о нашей семье, но в процессе написания поняла, что это невозможно из-за отсутствия достаточного материала. К сожалению, многие факты из жизни моих родителей и близких родственников утеряны безвозвратно. Поэтому этот труд в лучшем случае явится лишь хроникальным документом для всех, кому интересен период Второй мировой войны и последующие годы.
Как часто я теперь думаю о том, что не берегла те редкие минуты откровений моей мамы и сестры моего отца, которые выпадали на мою долю! Бывали те самые «золотые» дни, когда они приоткрывали завесу молчания, за которой скрывались тайники их жизни. К сожалению, я не умела их внимательно слушать и только теперь, когда их не стало, я поняла, что лишилась не только близких мне людей, но и вместе с ними утратила ту последнюю ниточку, которая связывала меня с моими предками.
Ах, как жаль, что мы порой бываем такими толстокожими и невнимательными! Ну почему мудрость приходит к нам так поздно?  Но даже то немногое, что осталось в моей памяти, я хочу изложить Вам, чтобы и эти крохи не затерялись во времени последующих поколений, и чтобы те, кто будет их читать, извлекли для себя полезный опыт и «подушку безопасности» в сложных житейских ситуациях.


ЧАСТЬ 1. МОЙ ОТЕЦ

Пожалуй, о моём отце, который прожил всего тридцать один год, я могла бы написать самую длинную и удивительную главу этих воспоминаний, но, к сожалению, из-за недостатка информации о них, эта часть работы получится короткой и неполной.
Отец был удивительный, незаурядный, талантливый человек, необычайно трудолюбивый и самоотверженный во всем, чем бы он ни занимался.Его деловые и чисто человеческие качества заставляли удивляться и восхищаться им многих, кто знал его лично.
Итак, мой отец, САЧУК Леонид Дмитриевич, родился 17 августа 1911 года в селе Беленихино Курской (ныне Белгородской) области. Детство у него было трудное и суровое. Он рано лишился матери: его отец, поляк по происхождению, женился на другой женщине, доверив ей воспитание четверых детей. Мачехе было не до чужих детей, и они были предоставлены сами себе. Дед, поняв свою ошибку, оставляет эту женщину и растит детей сам. Однако, жизненные невзгоды быстро сводят его в могилу. В Младшей дочери Анне, сестре отца, в этот момент было всего 2 года, и её забирает на воспитание другая семья, а братья, в том числе и мой отец, сами устраиваются, кто как может. Из троих братьев мой отец был старшим, ему в это время исполнилось 18 лет. Решив, что пора жить самостоятельно, он собрал котомку, взял свою гитару и пешком по рельсам пошёл в Москву. Иногда его подвозили попутные подводы, иногда долго приходилось идти пешком, но он добрался до своей цели.
Шёл 1928 год. Страна была на подъеме трудового энтузиазма. Все свято верили в Коммунистическую Партию и строительство социализма. Мой отец не был исключением. Он много читал, хотел много знать и многому научиться.
Получилось всё как-то легко. Он сразу поступил, успешно сдав вступительные экзамены, в школу при Кремле, и был зачислен курсантом этого престижного, по тем временам, учебного заведения. С первых шагов учёбы он стал одним из лучших курсантов, отличником, вступил в ряды КПСС и, будучи курсантом 2 курса, был избран Депутатом Московского городского совета трудящихся.
Училище он окончил с отличием и был направлен на службу на Дальний Восток в город Уссурийск. Профилем его службы была Авиация и зарождающиеся десантные войска. Ему приходилось много летать и прыгать с парашютом. В эти годы он много занимается спортом, участвует в соревнованиях по десятиборью в Дальневосточном Крае и в Москве. В 1935 году в городе Ворошилове он становится призёром на слёте пяти городов ДВК.
В Уссурийске решилась и его судьба: он встретил свою первую и единственную любовь, мою маму СТРЫГИНУ Галину Петровну.
Шла глубокая осень 1935 г. Когда произошла эта встреча, Галина сразу поразила его: красивая, с большими карими глазами и тонким прямым носом. В ней сразу чувствовалась «порода». Леонид никогда не был покорителем женских сердец. Всё его свободное время уходило на службу, спорт и самообразование для достижения целей, которые он ставил перед собой. Галина была молодой девятнадцатилетней девушкой, не искушённой в любви, но уже «крепким орешком», так как пользовалась большим успехом у молодых лётчиков военного городка. Леонид понимал, что с его заурядной внешностью, она вряд ли обратит на него своё внимание, и поэтому начал свою «атаку» с её старшей сестры Марии, у которой в то время жила Галина. Мария жила с мужем в Уссурийске и забрала из семьи младшую сестру, чтобы помочь матери, у которой было 12 детей. Галина очень любила свою старшую сестру и прислушивалась к её советам. Мария сразу поняла, каков Леонид: она знала, что лучшего мужа для сестры не найдёшь, и стала уговаривать Галину, чтобы та обратила на него внимание. Вскоре они стали встречаться. Их встречи переросли в бурный роман, завершившийся свадьбой.
С первых дней совместной жизни моя мама поняла, что ей достался в мужья удивительный человек. В нём одновременно уживались такие качества, как нежность, доброта, непосредственность и упорство, сила, настойчивость с целеустремленностью. Он много работал над собой и за короткий промежуток времени превратился из провинциального мальчишки в зрелого, здравомыслящего и грамотного человека.
При этом отец много читал, играл на гитаре, был душой компании сослуживцев военного городка Уссурийска, в котором они с мамой жили. Вредных привычек у папы не было, так как занятия спортом не позволяли ни курить, ни пить. Мама рассказывала, что даже от одной кружки пива у него сильно болела голова, и это надолго отбивало охоту пить алкоголь. В эти годы папа увлекался охотой, у него была своя овчарня, по выходным он уходил охотиться.
6 декабря 1937 года у четы Сачук родилась дочь, и супруги были безмерно счастливы. Но роды протекали очень трудно, так как девочка родилась крупной, вес превышал 5 кг, а условий для принятия сложных родов на месте не было. У Галины начался сепсис и врачи предупредили, что спасти мать и ребенка может только пенициллин, который в то время появился в Москве после клинических испытаний. Леонид взял, по договорённости с руководством, самолёт и привез лекарство за двое суток.
Мать и ребенок были спасены. Дочь родилась очень крупной, крепкой и спокойной, не принося больших хлопот своей матери. Это была я.
В военных кругах того времени чувствовалось большое напряжение. Шли постоянные аресты среди руководящего состава и крупных военачальников. И хотя до Уссурийска было далеко, но слухи и информация доходили и туда.
Ощущалась нехватка руководящих военных кадров, что неожиданно приводило к выдвижению на высокие должности молодых, энергичных, не имеющих достаточного опыта руководящей работы кадров. На гребне этой волны мой отец получает назначение на генеральскую должность в город Куйбышев, ныне Самара. Это выдвижение состоялось ориентировочно в 1939 или начале 1940 года, к сожалению, более точных данных у меня нет. Папа был назначен начальником единственной в стране школы Военно-воздушных десантных войск. Отцу в это время было 29 лет и он был всего лишь в звании капитана. Не знаю, осознавал ли мой отец всю меру жестокости и несправедливости того времени, времени репрессий по отношению к умным, талантливым военачальникам. К этому времени большинство лучших из них уже арестовали, и они находились в ссылках, тюрьмах или просто были уничтожены. Армия, по сути, была обезглавлена.
Моя мама никогда не говорила мне об этом, и вообще только незадолго до своей смерти, она слегка приоткрыла занавес событий этого времени.
Наша семья получает в Куйбышеве прекрасную трёхкомнатную квартиру в центре города. Квартира была большая: более 100 квадратных метров. Отцу выделяют служебный автомобиль с шофёром, но он быстро оканчивает курсы вождения, получает права водителя 3 класса и тут же садится за руль сам.
Жизнь в семье приобретает новый оттенок светскости. В доме часто появляются высокие и знаменитые гости. Так, например, во время гастролей в Куйбышеве, в гостях у нас были народные артисты Большого театра Лемешев и Козловский. Хотя отец не был причастен к миру искусства, но живо всем интересовался и был на пике того времени.
Однако общее напряжение в стране, ожидавшей начало войны, заставляло задумываться о будущем. Вероятно, отец знал больше того, о чём догадывались другие, потому что неожиданно он начинает активно изучать немецкий язык. Нашел в городе немца среди русской интеллигенции и договорился с ним о частных уроках немецкого языка. Я не знаю, были ли уже в стране у нас в те годы магнитофоны, но у отца он был точно, так как мама рассказывала, что отец оттачивал язык на берлинском диалекте, записанный на магнитофонную ленту.
В генеральном штабе отца очень уважали и относились к нему, как к перспективному и талантливому военачальнику. В эти годы о нем снимают документальный фильм, который хранится в архивах Министерства Обороны. Я об этом узнала от генерала Лисова И.И., служившего в те годы под руководством моего отца.
Как ни странно, но мои воспоминания тех лет остались, хотя они и обрывчатые и скудные, ведь мне было всего 3 года. Помню, как отец обучал меня немецкому языку. Я в те годы немецким владела так же, как русским. Сказки на ночь папа мне рассказывал на немецком языке, за столом он со мной также общался на этом языке. Стыдно признаться, что я, окончив школу, институт и защитив диссертацию, немецким языком владею много хуже, чем в раннем детстве.
Помню случай. Я проснулась ночью, было 21 или 22 часа и увидела на стене жука (позднее мне сказали, что это был таракан). Я позвала маму, но её не оказалось дома. Очень испугавшись, я прошла через всю квартиру в папин кабинет, залезла на его письменный стол, сняла телефонную трубку и попросила телефонистку соединить меня с папой, он, как всегда, задерживался на работе. Нашу квартиру хорошо знали все телефонистки, и меня сразу соединили. Папа очень испугался за меня и попросил подождать, пока он быстро приедет. Я как была в ночной рубашке и босая, вышла на лестничную площадку и простояла там на цементном полу до приезда папы. После этого я впервые тяжело заболела пневмонией. Когда я, будучи уже взрослой, рассказала маме об этом эпизоде, она была в шоке, как я в свои 3 года запомнила этот случай. Но подтвердила, что так всё и было.
У супругов Сачук шла своя спокойная жизнь, но отца это не удовлетворяло. Ему не хватало высшего военного образования, он хотел совершенствоваться и дальше. Его желанию было суждено исполниться очень быстро, так как и высокая должность требовала того же. В 1941 году отца направляют в Москву на учёбу в Военную академию имени Фрунзе. Однако, поступление совпадает с началом Великой Отечественной Войны. Папу зачислили на 1 курс 23 июня 1941 года. И их курс объявляют ускоренным по подготовке.
Отец и здесь отличается среди слушателей Академии отличной учёбой. После окончания 1 курса практически всех слушателей отправляют на фронт, а отца и ещё небольшую группу отличников оставляют для завершения учёбы.
Москва продолжает жить своей торопливой и суетливой жизнью. Но напряжение среди жителей Москвы нарастает. Сводки с фронта приходят неутешительные, приходит растерянность и неуверенность в завтрашнем дне. Папа отправляет нас в эвакуацию в город Тейково Ивановской области, а сам вместе с четырьмя товарищами Академии, также круглыми отличниками, добровольно уходит на фронт.
Его назначают начальником Штаба Дивизии. Отец воевал до 25 февраля 1943 года. За этот короткий период он был награжден двумя Орденами Красного Знамени и Медалью за Оборону Сталинграда.
Папа погиб в звании подполковника на знаменитой Курской Дуге, месте боевой славы Красной Армии, совсем не далеко от места своего рождения. Похоронен папа в братской могиле села Красный Оскол Харьковской области 25 февраля 1943 года.
Так оборвалась жизнь моего отца, удивительного человека: умного, целеустремленного, замечательного и любящего мужа и отца. Он мог бы стать примером для многих мужчин, однако жизнь оборвалась на взлёте, и нам осталось только хранить память о нем.
К великому сожалению, мои познания о всей полноте его жизни скудны и на этом заканчиваются. Знаю, что один его брат умер в 1986 году в Белгороде, а о другом брате у меня сведений нет. Его единственная сестра Анна также умерла, и от неё остались мои двоюродные брат и сестра, которы сейчас проживают также в Белгороде. Это единственные мои самые близкие родственники, с которыми я поддерживаю связь, как и с их детьми. Люди они замечательные, простые, хлебосольные и отзывчивые, но это уже отдельная история.
Подводя итог этой главе, хочу принести огромную благодарность моей маме за то, что она сумела пронести через всю нашу жизнь огромную память и любовь к моему папе, сумела мне передать преданность свою и уважение к нему, сделав для меня примером идеального мужчины моего отца.
Как-то у неё спросили, почему она, оставшись вдовой в свои 28 лет, молодой и красивой, так и не вышла замуж, хотя и не была обделена вниманием мужчин. На что она ответила: «Лучшего мужа и отца моей дочери, чем Леонид, мне не найти, а хуже мне и не надо!»

ЧАСТЬ 2. МОЯ МАМА И Я

Мама, САЧУК Галина Петровна, урождённая СТРЫГИНА, родилась 24 декабря 1915 года в китайском городе Чифу. Произошло это потому, что её отец был в это время в длительной командировке в Китае. Её отец, мой дед, Пётр Стрыгин являлся высококвалифицированным инженером по мельничному хозяйству, и его часто приглашали в другие города и страны для налаживания работы мельниц. Моя мама была младшим, шестым ребенком в семье. Когда родители вернулись домой после командировки, случилась большая беда. В их имении загорелся скотный двор и конюшня, где находились лошади и скот. Моя бабушка побежала помогать работникам спасать животных и сгорела в конюшне.
В это время моей маме исполнилось всего 6 месяцев. Позднее её отец, у которого на руках осталось шестеро детей, женился на вдове, у которой было своих трое, и при совместной жизни у них родилось ещё трое детей. Таким образом, на плечи этой женщины легло воспитание 12 детей.
Семья жила дружно и зажиточно. Хозяйство было очень большим и «добрым», с которым справиться без помощи было невозможно, поэтому у них в работниках были китайцы, жившие рядом с китайской границей. Точного места проживания её родителей я не знаю, мама никогда не говорила мне об этом. Полагаю, что это было в районе Благовещенска. Помню, мама мне рассказывала, что китайские работники были очень честными, работящими и добросовестными. Родители мамы им очень доверяли. Закончив школу, мама в свои 15 лет уехала жить к своей сводной сестре Марии, которая была старше мамы на 10 лет и жила с мужем в городе Уссурийске Приморского Края, в военном городке, где служил её муж.
К сожалению, подробных сведений о маминых родных я не знаю, так как мама на эту тему не любила говорить. Думаю, что причиной явилось то, что мой папа был коммунистом, занимал высокую должность, и мама волновалась не только за его карьеру, но и жизнь, потому что её родители были раскулачены при Советской власти, а старшая мамина сестра Анна вместе с мужем и дочкой эмигрировали, то ли в Китай, то ли в Америку.
Две другие родные сестры мамы умерли в тридцатые годы, трое братьев погибли во время Великой Отечественной войны, ещё один младший сводный брат умер в 1998 году в Комсомольске-на-Амуре. Об остальных братьях и сёстрах, как и об их семьях, к сожалению, сведений не имею.
Продолжение истории жизни моей мамы я начну с 1943 года, на котором я остановилась, рассказывая о моем отце.
Известие о гибели отца мы получили, находясь в эвакуации в Тейкове. Это известие так потрясло маму, что я, пятилетняя девочка, помню, как она закурила папиросу, как плакала по ночам в подушку, думая, что я не слышу, как она похудела настолько, что казалась прозрачной.
Вместе с похоронкой командование прислало письмо от папиных сослуживцев с большим числом подписей и сопровождение для переезда на постоянное место жительства в тот город, который выберет мама. Она выбрала Москву, в которой мы проживали до войны. И хотя шёл 1943, самый тяжелый год войны, за нами выслали самолет из папиной дивизии и перевезли нас в Тушино, где был военный аэродром, а оттуда в Щукино, где находился военный городок.
В то время это была окраина Москвы. Ближайшим метро была станция Сокол, до которой мы добирались на трамвае №21.
Тогда в городке проживало мало семей военных, и поэтому был огромный выбор любых квартир. Единственными знакомыми у мамы в этом городке была семья генерала Онуфриева, с которым воевал вместе мой отец, и они были похоронены в одной братской могиле. Естественно, что мама была слишком молода, неопытна и растеряна в этой жизни. Она не думала о будущем, её волновало только настоящее, и поэтому она выбрала одну комнату в 16 квадратных метров в трёхкомнатной квартире вместе с семьей Онуфриевых, которые заняли две смежные комнаты на троих: мать и двое детей. Только спустя годы, мама поняла свою ошибку, обрекшую нас жить вдвоём в одной комнате, да ещё и не с лучшими соседями. Нас окружали немногочисленные семьи высшего командного состава, для которых и был предназначен этот городок. Жёны генералов, которые знали нашу семью, пытались наладить отношения с моей мамой, но она замкнулась в своём горе, никого не хотела допускать до своего сердца и по сути прекратила взаимоотношения с окружавшими нас людьми.
Мы жили очень скромно и изолированно на тысячу рублей в месяц. Это было немало, но по тому времени купить на них было почти нечего. Цены никем не регулировались. Всё наше самое ценное имущество осталось в Куйбышеве, часть была растрачена в эвакуации, а надо было как-то жить и воспитывать дочь.
Поначалу мама продавала остатки наших вещей, но это был не выход из положения, так как в эти годы не имели цены ни пенсия, ни льготы, ни заслуги. Нужны были только живые деньги.
Помню случай, который мог бы перевернуть всю мою дальнейшую судьбу, но Бог уберёг. Случилось это осенью 1944 года. Как-то мама скооперировалась с соседками, чтобы поехать на попутных машинах в Подмосковье, обменять оставшиеся вещи на мешок картошки. Они стояли на обочине дороги и голосовали. Их было пять женщин, у всех дома остались дети. Сначала остановился один грузовик, но в кузове было много народу, и он забрал только троих женщин. Мама и ее соседка продолжили голосовать. Позже их подобрал другой шофёр. Когда они проехали около 10 км, то увидели ужасное зрелище: тот первый грузовик перевернулся, так как шофёр оказался пьяным, и многие погибли или покалечились, в живых без травм оказалось совсем немного. Мама приехала домой очень поздно, вне себя от горя и почти всю ночь проплакала. Я тогда ещё плохо понимала всю глубину человеческого горя, но чувствовала, что произошло что-то очень ужасное. Детей погибших женщин отдали в сиротский дом. Только много позднее, я поняла, как могла бы сложиться моя судьба, если бы мама в тот день погибла.
Моя мама держалась очень стойко, пытаясь приспособиться к реальной жизни. Когда в доме уже нечего было продавать, она обратилась с просьбой в Министерство Обороны СССР устроить её на работу, и тогда её приняли на канцелярскую работу в Центральный аппарат в Секретный отдел Управления военно-воздушных десантных войск.
Утром она отводила меня в детский сад и уезжала в центр Москвы на работу. Вечером я сама возвращалась домой, так как приезжала домой в девятом часу. В то время городок у нас не отапливался и в холодное время в комнате стояла печь буржуйка, которую мы отапливали дровами. Поэтому зимой я сидела в валенках и пальто у холодной печки и ждала маму: сама растопить печь я не умела.
В комнате стоял холод такой же, как и на улице. Несколько раз соседка не пускала меня домой, так как ключей у меня не было, и мне приходилось ждать маму на улице. Много позже выяснилось, что соседка Онуфриева была психически нездорова. В один из таких зимних дней я повторно заболела двухсторонней пневмонией. Болела я очень тяжело, лекарств не было, да и питание оставляло желать лучшего. Мама выходила меня буквально чудом. Она где-то достала нутряное свиное сало и кормила меня им, давая запивать горячим молоком.
Когда я встала на ноги после месяца тяжелой болезни, врач сказала маме: «Если хотите сохранить ребенка, бросайте работу. Второй раз вы её не спасете!» В сентябре 1945 года мама бросила работу, но у меня с тех пор лёгкие навсегда остались слабыми.
Но жить как-то надо было, и мама нашла в нашем городке портниху и напросилась к ней в помощники и ученики. Это была добрая, средних лет женщина, которая передала маме все свои знания и умения. Мама была очень смышленая и быстро научилась хорошо шить. С тех пор мы стали жить вполне сносно, по тем временам. Отбоя от клиентов у мамы не было и она с утра до вечера сидела за швейной машинкой, к тому времени она сумела приобрести ножную швейную финскую машинку TIKKA, которая прекрасно шила любые ткани и даже плотное сукно на пальто. В 1950 году мама окончила курсы кройки и шитья, получила диплом, а вместе с ним и официальное право на работу дома. И всё же годы были тяжелые, голодные, так как продукты получали по карточкам, хлеб за деньги купить было нельзя. В день на человека выдавали по 200 гр чёрного хлеба, а вкуса белого хлеба мы не знали.
Помню, как мама послала меня за хлебом, мне было восемь или девять лет. По дороге меня остановила какая-то женщина и сказала, что её послала за мной мама, чтобы я вернулась, так как приехал мой папа. Попросила отдать ей карточки, она сама их отоварит и принесёт нам хлеб. Я отдала и побежала домой. Какой был ужас, когда я узнала, что меня обманули! Эта аферистка оставила нас без хлеба более, чем на полмесяца. Так я впервые встретилась лицом к лицу с человеческой подлостью и жестокостью. Как мы прожили этот месяц не знаю, потому что все тяготы легли на плечи моей мамы, а она сделала всё от неё зависящее, чтобы я не испытывала голода.
Об окончании войны мы узнали 10 мая 1945 года. В пять часов утра громко заговорило радио у всех соседей. Из квартир выскакивали люди и бросались друг другу на шею. Все танцевали и пели, а потом все начали выносить свои скромные запасы еды, чтобы сообща устроить праздник.
Для меня 1945 год ознаменовался еще и тем, что я поступила в 1 класс. Моя первая учительница была старенькой, больной женщиной, прожившей тяжёлую жизнь и оставшуюся совсем одинокой. Не помню, как её звали и какова была её судьба, но она была необыкновенно добра к нам всем, детям войны. К сожалению, к началу второго класса её уже не стало, она умерла. Мы дети приходили её навещать, немощную, больную и одинокую. Осталась только память и боль утраты доброго и хорошего человека. Так в свои восемь лет я уже познала потерю двух близких мне людей.
Моя жизнь текла своим чередом, я организовала у нас во дворе спортивные соревнования по легкой атлетике. Мы бегали на короткие дистанции по секундомеру, который остался у меня от папы, прыгали в длину. В то время телевизоров не было, не говоря уже о другой технике, поэтому всё свободное время мы проводили на улице. Наш военный городок был достаточно изолирован от остального мира, но мы жили, как в раю: в центре городка был огромный ухоженный сквер, в середине которого была устроена большая спортивная площадка, где были волейбол, баскетбол, брусья и другие спортивные снаряды, теннисный корт. За военторгом простирался прекрасный парк с аллеями, ухоженный и красивый.  Дом стоял примерно в полукилометре от берега Москвы-реки, в которой летом я ежедневно плавала до школы после усиленной зарядки. Так и проходили дни за днями.
Сейчас точно не вспомню, но кажется, мне было лет 11 или 12, когда я услышала как играет на пианино моя одноклассница. Я тут же загорелась желанием тоже научиться играть. Но мама сказала, что для нас это несбыточная мечта. И вдруг однажды мы узнаем, что к нам в Дом офицеров привозят трофейные немецкие инструменты на продажу по очень низким ценам для семей высшего офицерского состава. Моя мама надела красивое платье, туфли, привела себя в порядок и пошла на приём к коменданту, взяв папины документы. Вероятность успеха была минимальная, так как очередь в основном состояла из семей генералов. Каково же было моё удивление, когда к нам занесли шикарное пианино, коричневого цвета в очень хорошем состоянии, фирмы Herm. Graf. История покупки меня удивила и рассмешила одновременно. Оказывается, комендант посочувствовал маме и оформил документы на вдову генерал-полковника, дав ей пропуск на внеочередной выбор инструмента. Генеральская очередь расступилась перед мамой. Так мы приобрели лучший инструмент из тех, что привезли тогда к нам на продажу.
Но моё увлечение музыкой, к сожалению, оказалось не столь крепким, так как увлечение спортом перевесило все остальные желания. Учительница музыки, которая приходила ко мне на дом, долго и упорно не хотела смириться с моим халатным отношением к урокам, так как по её мнению я обладала абсолютным слухом и грех было не воспользоваться этим. Я целый год водила её за нос, садясь за инструмент и играя заданный урок по слуху, а не по нотам, так как у неё было правило: прежде, чем давать мне задание, она его проигрывала для меня. Мне этого было достаточно, чтобы всё повторить на слух. Каково же было её потрясение, когда она выяснила, что, проучась год, я не знаю нот! Они вдвоём с мамой пытались меня уговорить продолжить занятия, но я категорически отказалась. Позже для себя я подобрала по слуху первую часть Лунной сонаты Бетховена, играла любую лёгкую музыку по слуху, но на этом всё моё музыкальное увлечение и закончилось.
Годы начальной школы не оставили у меня следа в душе. Училась я без удовольствия и посредственно примерно до 7 класса. Мама никогда не вмешивалась в мою жизнь и учёбу. Дневник я подписывала сама за неё. Единственным самым большим моим увлечением оставался спорт, тем более, что условия для занятий им были идеальные. Сейчас этого военного городка давно нет, территорию застроили новыми домами, снесли сквер и спортплощадку, рядом появилось метро Щукинская, не уверена, что сохранился уникальный парк. Уверена лишь в том, что утрачена необыкновенная красота и самобытность этого места.
Из школьной жизни больше всего врезались, в память два эпизода. Один связан с 1953 годом: я лежала в больнице имени Боткина с аппендицитом, и в этот же период умер Сталин. Вокруг слёзы, рыдания, у кого-то смех. Эмоции били через край. Вокруг сплошное безумие, палата и коридор больницы заполнены покалеченными людьми, побывавшими на похоронах Великого Вождя. Народ шёл по трупам тех, кто упал, Москва была забита толпами и конной милицией. Как жил Сталин, так и умер, продолжая убивать людей, создавая новые жертвы.
Народ разделился на два лагеря. Одни были в ужасе, как жить дальше без Отца родного; другие, прошедшие ад сталинских репрессий, думали об изменениях в стране и молились, чтобы к власти не пришел Берия, главный могильщик инакомыслящих, умных и талантливых людей.
У меня в душе кроме страха ничего не было, так как я ещё плохо понимала то, что происходит в моей Стране. Кругом паника, а в школе у нас через какое-то время объявляют, что у нас отменяется экзамен по истории. Радости не было предела, и никто из учеников не задумывался, что наши политические мужи кроят и шьют новую историю под их политические цели и соответственно фигуры. Ведь в учебниках истории моего времени на каждой странице фигурировало имя Сталина, да ещё и многократно.
Второй прискорбный эпизод из моей школьной жизни произошёл, когда я училась в 8 классе. В другой школе нашего военного городка учился мальчик из 10 класса. Он был заметной личностью и не только потому, что был отличником, но и просто красивым, умным и талантливым парнем, многие ребята ему завидовали, так как ему прочили блестящее будущее. А потом он куда-то исчез. Однажды мы узнаём, что его арестовали и посадили в тюрьму из-за того, что в своей компании он рассказал некорректный политический анекдот с критикой на Сталина.
Прошло много лет, и я однажды его встретила. Он шел понурый, сгорбившийся, почти лишившийся волос, постарел лет на десять.  Для меня это был шок. Одним предательским доносом кем-то из его «друзей» была перечеркнута жизнь и судьба умного, незаурядного человека. Меня и моих сверстников всё происходящее коснулось только краешком, так как мы были ещё малы для политических интриг, а вот поколение наших родителей испило эту чашу до дна. Мама рассказывала, что люди боялись говорить вслух о проблемах страны не только среди друзей и знакомых, но даже внутри своей семьи. Это было время, когда люди боялись даже стен, которые тоже могли слышать. В эти годы душилась свобода не только слова, но и мыслей, а также память о своих корнях, то есть о родителях и прародителях. Удивительно умный и дальновидный ученый Д.С. Лихачёв говорил: «Пусть труд и мысли твои будут трудом и мыслями свободного творца». Но в те годы об этом можно было только мечтать.
И последний эпизод, немного комический, о котором хотелось бы рассказать. Это было в 1954 году. Было принято решение объединить школы для мальчиков и девочек, так как мы с 5 класса учились в раздельных школах. Учителя решили сделать для нас вечер встречи с танцами. Нас девочек строем повели в школу для мальчиков, где в зале играла музыка, по тем временам «безвредная», то есть полька, мазурка и вальс. Танго и фокстрот были запрещены, считаясь вредным капиталистическим влиянием на умы молодежи. Мальчики толпились в одном углу зала, девочки в другом. Так за весь вечер никто и не подошёл друг к другу. Школы перемешали соответственно месту жительства и сформировали смешанные классы. Я впервые оказалась вместе с мальчиками в 9«А» классе 722-ой новой школы. Сейчас дико вспоминать, до какого абсурда доходила политика воспитания детей!
На протяжении всех лет, прожитых вдвоём с мамой, я никогда не слышала от неё оценки существующего строя и сути нашей жизни. Но однажды это произошло. Шёл где-то 1968 год, когда она впервые сказала мне, как она ненавидела время сталинского правления и всё его окружение. Она сказала, что всю свою жизнь прожила в страхе за потерю близких людей. Только тогда я поняла и осознала, какую сложную и тяжёлую жизнь пришлось пережить их поколению. Моя мама была настолько закомплексована, скрытна и сурова, что я за всё время не испытала теплоты, ласки и нежности материнской любви. Хотя я видела, что она делает всё возможное и невозможное, чтобы создать для меня максимально комфортные условия жизни, по тем временам. Мне иногда хотелось кричать, что я не хочу никаких материальных благ взамен любви и ласки, но я чувствовала и понимала сердцем, что всю любовь она выплакала и выстрадала, и сердце её очерствело.
Я, конечно, понимаю,что маме было тяжело и сложно общаться с окружающими ее жёнами генералов и полковников, вернувшихся с фронта, но ей также было трудно общаться и со мной, девчонкой с необузданным и сложным характером в мои 14 или 16 лет. Мама всегда была самодостаточным человеком, с тонкой психологической структурой, с большим достоинством и благородством, хотя с другой стороны это порождало в ней гордыню, которая была медленным «убийцей» её души. Я много думала о моей маме, которая так и осталась для меня загадкой, вплоть до самой своей смерти. Она была непредсказуема и оставалась тайной для всех, кто её знал, а вернее не знал. Во многом из-за её молчания со мной и людьми, немало из её жизни и жизни папы и родственников осталось навсегда за кадром. Так, она до конца и не раскрыла все тайны свои и нашей семьи. В этом и состоит главная трудность написания моих воспоминаний.
Возвращаясь к моей жизни с 1954 по 1959 годы, хотелось бы отметить, что это было самое интересное и плодотворное время. Была ненасытная тяга к познанию всего нового. Поэтому меня бросало из одной сферы деятельности в другую.
Особое место, как я уже говорила, занимал спорт. Причём мне всё давалось легко, и я не хотела останавливаться на каком-то одном виде спорта, так как не ставила себе амбициозных планов по достижению успехов. Главным для меня было попробовать себя в разных видах и научиться чему то новому. Так, я прошлась на профессиональном и любительском уровне через конькобежный, лыжный спорт, туризм, альпинизм, лёгкую атлетику, метание диска /2 место по РСФСР/, ручному мячу, то есть гандболу, академической гребле на восьмерке, яхте по классу Дракон. Самым любимым и долгоиграющим у меня оставался теннис: до 47 лет, пока не оборвалось ахиллово сухожилие.
Учёба в школе давалась мне легко и без трудностей. Училась я без троек, не прилагая особых усилий.В это время я не пропускала ни одного заметного события в Москве в области искусства, пользуясь постоянным абонементом в Большой зал Консерватории. У меня было забронировано постоянное место в Большой театр: четвёртое место в четвёртом ряду, что позволяло присутствовать на представлениях любимых опер и балетов. Я наслаждалась выступлениями Улановой и Плисецкой и была на последнем балетном спектакле с Улановой в балете «Жизель», после её перелома ноги на этом же спектакле, после чего она перешла на педагогическую работу.
В эти годы я не признавала за литературу детективы и фантастику, увлекаясь только русской и зарубежной классикой. Тогда же огромную роль для меня играла музыка. Не знаю, откуда появилась невероятная тяга к классической музыке, но меня буквально захлёстывали эмоции, до мурашек, до колик, от прослушивания классических произведений. Я покупала пластинки с сочинениями Чайковского, Листа, Бетховена и слушала их одна дома, наслаждаясь, вдохновляясь и поражаясь их гением. Поражаюсь и сейчас, вспоминая годы, когда я, девчонка, только что окончившая школу, без чьей-либо подсказки и поддержки, жадно впитывала в себя всё лучшее, что меня окружало. Фактически, должна признать, что до сих пор пользуюсь интеллектуальным багажом тех лет, ставших лучшими и самыми интересными в моей жизни.
Когда маме исполнилось 38 лет, она при разговоре с соседкой с ужасом поняла, что вся её работа дома не засчитывается в трудовой стаж. Каторжный труд за швейной машинкой ничего не значит для получения в дальнейшем пенсии. И тогда она бросает работу дома и устраивается в кинотеатр «Волга» неподалёку, а позднее в Научно-исследовательский институт оператором-лаборантом, где она и проработала до своей смерти. В 1982 году мама скончалась от рака щитовидной железы и была похоронена на Лианозовском кладбище, недалеко от моего нынешнего дома.
Не соблюдая хронологию, вновь возвращаюсь к 1956 году, когда позади остаётся школа, а в руках аттестат зрелости об её окончании, где красуются всего четыре четвёрки, а остальные – пятёрки. Я выбрала для учебы Первый московский мединститут имени Сеченова. Я была уверена в себе и своих знаниях, но получив две четверки, а остальные пятёрки, я не прошла по конкурсу. Никогда не забуду унижение, через которое прошла моя мама, придя на прием к ректору института. В довольно суровой и некорректной форме он сказал, что у них много детей погибших отцов и никаких скидок они не делают. Пенсию, которую мне платило Министерство обороны, мы получали до тех пор, пока я без перерыва училась. Чтобы её сохранить, я пошла учиться в фармацевтическое училище, куда меня приняли без экзаменов по отметкам вступления в институт. Учёба в училище была для меня лёгкой, и я по прежнему много времени отдавала спорту и общественной работе.
Вероятно, поэтому уже на 1 курсе меня избрали секретарем комсомольской организации, а после успешного окончания училища, Рижский райком Комсомола на общерайонной конференции избрал меня секретарем Комсомольской организации фармучилища с зарплатой в Райкоме.
И все же, несмотря на такую насыщенную жизнь, я умудрилась в 1959 году выскочить замуж за Олега Коваленко, мастера спорта по волейболу, с которым я познакомилась на вечере для ведущих спортсменов Москвы. Это была моя первая большая любовь, и впервые тогда я пошла против воли своей мамы. Результатом этой любви явилась моя единственная дочь Виктория, которая родилась 3 сентября 1960 года и ставшая для меня подругой и надёжной опорой.
Это было время, когда я была абсолютно уверена в правоте деятельности Комсомола и КПСС. Проработав на комсомольской работе три года, я поступила в Первый московский мединститут. К этому времени я уже работала в Министерстве здравоохранения РСФСР.
И учитывая, что я отстала от своих сверстников при получении высшего образования, решила наверстать упущенное. Я пришла на прием к Министру здравоохранения Виноградову Н.А. и уговорила его разрешить мне закончить институт экстерном. Доводы свои сейчас не помню, но разрешение я получила, что вызвало в институте недоумение и удивление, так как в их практике такого ещё не было. Итак, я окончила институт всего за четыре года. Побочным следствием явилось болезнь, экссудативный плеврит, который я заработала от обычного вентилятора. Организм был крайне истощен переутомлением. Но всё закончилось благополучно, а меня перевели на работу в Министерство здравоохранения СССР.
В 1974 году я защитила кандидатскую диссертацию, а ещё через два года окончила двухгодичную специализацию по организации здравоохранения и перешла в этом же году на работу в Центральный ордена Ленина институт усовершенствования врачей (ЦОЛИУВ) заведующей учебно-методического отдела.
Отдел занимался разработкой новых учебных программ обучения по специализации и усовершенствования врачей после окончания института по всем медицинским специальностям. Мы созывали экспертные комиссии из ведущих профессоров и заведующих кафедрами различных регионов страны и в течение двух недель они готовили эти программы, утверждаемые впоследствии Минздравом СССР.
В 1977 году я без отрыва от работы поступила в Высшую партийную школу (ВПШ) на факультет «Теория и методы идеологической работы» с двухгодичным сроком обучения и получением второго высшего образования. Преподавали нам ведущие работники ЦК КПСС и профессора ВПШ. С точки зрения идеологии обучение было идеально и грамотно организовано, высоко информативно и патриотично. Грамотно освещалась и подавалась внутренняя и внешнеполитическая обстановка.
Итак, проработав 5 лет в Минздраве РСФСР, 10 лет в Минздраве СССР и 4 года в ЦОЛИУВ на руководящих должностях, я принимаю решение уйти в науку, став старшим научным работником в отделе иммунологии. Здесь я вплотную занялась научно-экспериментальной работой сначала в области гидробионтов, а позднее в онкоиммунологии. Работа была очень интересная, особенно по разделу гидробионтов, которую я вела на базе Научно-исследовательского института пульмонологии. К этому времени у меня было опубликовано 34 научных работы, из которых 16 приходились на организацию здравоохранения в период моей руководящей работы, а остальные 18 работ были посвещены иммуномодуляции пртивоопухолевого иммунитета.
С учётом всей моей комсомольской и партийной жизни, я была крепко предана идеям Партии и строительства социализма. Но в стране уже начиналась неразбериха. В средствах массовой информации начали проникать сведения о безобразиях, творившихся в высших эшелона власти, Комсомола и Партии. Для меня это был шок. Вера во всё лучшее и светлое рухнула. Осмыслив всё происходящие и переоценив обстановку, я положила свой партийный билет на стол и выбыла из рядов КПСС. Сейчас жалею, что не оставила билет себе на память, так как с этой эпохой связана большая часть моей жизни.
В 1991 году ЦК Комсомола И ЦК КПСС перестали существовать. Целая империя СССР распалась на мелкие независимые государства. То, о чём-то мечтали США и им подобные, сбылось. Не надо сбрасывать на нас бомбы и устраивать войну: Россия сама стала без их помощи слабым лакомым куском для подчинения.
Новое поколение, которое растёт на их почве (американские боевики, триллеры, порнофильмы, ужастики и страшилки, глупые шоу и т.д.) неспособно понять и оценить весь ужас тлетворного влияния СМИ на молодые умы.
В начале девяностых годов, когда в стране махровым цветом стали расцветать кооперативы, мои сотрудники в научном отделе уговорили меня создать для нас кооператив, без отрыва от основной деятельности, что я и сделала. Первый наш кооператив работал успешно, принося нам всем хороший доход. Позже я стала развивать эту деятельность, и в итоге создала Акционерное общество с ограниченной ответственностью «Медицинский Центр Экомедицина». Центр работал на весь Союз. Я заключала договоры с крупными промышленными предприятиями в разных регионах СССР, где на базе их медсанчастей мы проводили профилактические и лечебные мероприятия с привлечением лучших профессоров Института усовершенствования врачей. Но с развалом СССР рухнула и вся финансовая система, а вместе с ней и мой центр, что обеспечило мне микроинфаркт и уход на пенсию в 59 лет.
Сейчас, с высоты прожитых лет, я много читаю, смотрю познавательные программы по телевидению, сижу в интернете, но интуитивно чувствую, что если бы не было «багажа» знаний из моей молодости, я была бы очень бедным интеллектуально и духовно человеком.
Меня никогда не волновали красивые наряды, которые шила моя мама, но, будучи равнодушной к ним, я всегда была хорошо одета благодаря вкусу моей мамы. Мама привила во мне привычку покупать только дорогие и модные вещи, особенно обувь. Она всегда говорила: «Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешёвые вещи»... Это просто ещё один штрих к её портрету.
Как-то я услышала потрясающее определение: «Герой не тот, кто ничего не боится, а тот, кто не боится своего страха». Не знаю, кто это сказал, но уверена – это гениальное определение эмоций человека. Страх – главный стресс, а значит, враг человека. Он может привести к катастрофе, сначала умственной, а потом физической. Кстати, во время эмоционального всплеска человек может делать талантливые и даже гениальные вещи: рисовать картины, писать стихи или романы, создавать музыкальные произведения или делать научные открытия. Во время таких всплесков происходит огромный выброс адреналина, который помогает личности в той или иной степени создавать неповторимые художественные произведения. Знаю об этом не понаслышке.
Ещё мне хотелось бы рассказать о необычном случае в моей жизни. Это касается живописи. Я не могу сказать, что я хорошо в ней разбираюсь. Меня всегда волновали картины живописцев классического жанра, и я никогда не понимала импрессионизм, кубизм и прочие «измы». Но к рисованию тянуло, и я неплохо владела карандашом. 
Однако, однажды случилось невероятное. Этому способствовал стресс, который я пережила в 1974 году. Я вдруг страстно захотела рисовать не карандашом, а масляными красками, к которым никогда до этого не прикасалась. Я поделилась своим желанием с сотрудниками на работе. Каково же было моё удивление, когда они подарили мне набор масляных красок, семь листов грунтованного картона, кисти и растворитель!
За три дня я написала 8 картин. Из-за нехватки места для картин, один из листов пришлось разрезать пополам. Все они были разными, вобрав в себя наиболее яркие воспоминания из моей жизни: море, горы, весна в Подмосковье, словом, всё, что всплыло в памяти и что волновало меня.  Лучшей картиной из восьми был «Крик души». Мой муж сделал рамки из багета, и мы развесили их на даче.
Но случился пожар (поджог), и всё сгорело. После этого я пыталась рисовать, но у меня ничего не получалось. Так случилось, что этот эмоциональный всплеск, отразившийся в живописи, исчез, пролетев яркой кометой по моей судьбе и оставив неизгладимый след. Мне так жаль, что я это потеряла! Ведь в момент написания картин я испытала такой огромный подъём энергии и эмоций, что трудно сравнить его с чем-либо иным... Это равносильно избытку адреналина в крови.
Сегодня я занята получением максимально полной информации о различных сферах деятельности: это и наука, и политика, экономика, социология, космос и т.д. Но прикладного применения этих знаний я не имею и не буду иметь. Так что, наверное, это тупик.
Наступил новый этап в моей жизни. Человек не может жить без веры. У меня была святая вера в Партию, в коммунизм. Всё это пропало.
Моя новая вера теперь – в Бога единого и неделимого на разные веры и вероисповедания.
Я окрестилась в церкви вскоре после того, как положила свой партбилет, в городе Тбилиси в русской церкви, так как там не подавали списки в Райком партии.
Я стала изучать истоки христианской веры, читать Библию и Евангелие. Анализировать и сравнивать, пытаясь понять истину. Не могу сказать, что я многого достигла, так как более комфортно себя чувствую дома с молитвой у иконы, чем в церкви, где не всегда получаю положительный эффект от моего присутствия там из-за большой толпы народа и витающей негативной энергетики.
Но главное – это то, что я верю в Бога и в Святых, творившие при жизни и после смерти чудеса, не поддающиеся научному объяснению.
За всю мою жизнь у меня было много друзей и знакомых. Это неудивительно, так как сфера моей деятельности была плотно связана с общением с огромным количеством людей. Но самых близких и дорогих моему сердцу было двое, и оба меня предали, оставив рубец на моём сердце. Прошли годы, и я их простила, но память всё равно цепко держит это в себе.
На сегодня сохранилась надёжная дружба только с двумя людьми. Это 55-летняя дружба с Игорем Миловым, доктором физических наук, академиком Российской академии космонавтики имени К.Э. Циолковского. К сожалению, сейчас встречаемся мы очень редко, но связь поддерживаем постоянно. Очень умный, тонкий, талантливый человек.
Но самая тесная и дорогая моему сердцу дружба связывает меня с моей подругой Ниной Сидоренко, тонко и деликатно сопереживающей всё, что происходит со мной в жизни. Я бесконечно благодарна ей за терпение ко мне и преданность.
Что касается моей личной жизни, то да, действительно у меня было четыре официальных брака и один гражданский. Я не считаю это порочным поведением, слишком высокую планку задала мне мама в выборе моего мужчины для совместной жизни. Образец идеального мужа и мужчины – это мой папа. И к этому эталону я стремилась всю свою жизнь.
Возможно, это стремление могло закончиться ничем, если бы я не встретила Виля Арабей, который сумел меня понять, раскусить и найти ключ управления мною. Очень умный, тонкий, высокоинтеллектуальный, нежный, любящий человек. Эпитетов может быть бесконечно много, но он сумел обуздать, заставить любить и уважать его.
К сожалению, он очень рано ушёл из жизни: в 61 год. Мне тогда было 49 лет, и когда у меня спрашивали, почему я больше не выхожу замуж, я отвечала маминим девизом: «Лучше не бывает, а хуже мне не надо».

- - -

Читая эти строки, читатель может подумать: «Вот как себя подаёт, желает казаться лучше, чем есть!»
Могу ответить, что всё, что написано в этих воспоминаниях, полностью отвечает названию «Жизнь без прикрас».
Но не это главное, а то, что всё хорошее, что есть во мне, заложено генетически моими замечательными родителями, а всё плохое приобретено в процессе жизненного пути. От этого никуда не уйдёшь и не спрячешься. Так что каждый волен думать, что он хочет, а я хочу сказать, всем, кто будет читать мой опус, что человек может достичь абсолютно всего, чего он хочет и к чему стремится.
Надо только чётко поставить себе цель и всей душой пытаться её исполнить, тогда она обязательно сбудется. Главное, чтобы цель была благородна и достойна всех усилий. Она должна быть достойна подражания новых поколений, в ней основой должно быть возвращение к гармонии человека с окружающим миром, пока ещё не совсем поздно.


Девиз «Кто ищет, тот всегда найдёт, кто очень хочет, тот всегда добьётся» актуален во все времена. Дерзайте, и всё у вас получится!