Имперский центр
Вступление
Огонёк сигареты погас, и рука затушила окурок в пепельнице. Глаза заглянули в пачку. Там покоились три сигареты – до завтра хватит.
Заключенный номер 3181 вытянулся на кровати и уставился на потолок, размышляя. В очередной раз он возвращался к тому моменту, который круто изменил его жизнь.
А началось всё ещё тогда…
Часть I
Сокрытая любовь.
Невезучий человек
Утро Григория Гирса начиналось, как обычно: спешно приготовленный скудный завтрак, переругивание с женой и стремительный торопливый ход к своему аэроспидеру, на котором он мчался на работу, лавируя между встречным транспортом, который железной рекой тёк по улицам столицы Империи – Имперского Центра.
Гирс был несчастливцем вплоть до самых мелких деталей, которые его окружали в жизни. Нескладный, небритый, с унылым выражением лица, с зачёсанными назад волосами, начинающий лысеть (слава Богу, настоящей лысины ещё не было), в вечно мятом вицмундире чиновника VIII ранга двадцати четырёх лет от роду, служащего в КОСНОП (читай: в Комиссии по Сохранению Нового Порядка, одного из самого важного имперского органа власти, отвечающего за идеологическую пропаганду в Империи), живущей в браке с нелюбимой женой и не пользовавшийся успехом на службе. Одним словом, человек, которому не повезло и никогда не везёт.
Невезучий человек, чуть не столкнувшись с аэробусом (еле удалось вывернуть руль), покинул улицу Победы и влился в общий летучий железный поток транспортов, которые направлялись в сторону Центральной улицы, где располагался штаб КОСНОП.
Поглощая на ходу наскоро сляпанный бутерброд (на работу спешить надо, не до хорошего завтрака), Гирс ударил по тормозу – летящий перед ним аэроспидер остановился.
Пробка! Только этого не хватало! – Гирс зарычал, жуя бутерброд. Глянул на часы. Двадцать минут девятого. Ну всё, конечно же он не успеет! И опять, в очередной уже раз, его будут отчитывать на работе за опоздания, и даже выговор могут влепить (уже в третий раз)!
Гирс в бессилии откинулся на сиденье своего транспорта. В зеркале заднего вида было видно его страдальческое лицо, которое с тоской глядело на затор впереди.
– Ну вот опять, – простонал Гирс, готовый распсиховаться и в сердцах стукнуть по рулю.
Передний аэроспидер двинулся вперёд
Наконец-то! – Гирс поддал ускорение, но уже ехал на средней скорости, зная, что изменить он не вправе ничего, поскольку безнадёжно опоздал.
Он пролетел мимо роскошных остеклённых небоскрёбов, мимо парка «Единая Империя», и приближался (к несчастью или счастью?) к штабу КОСНОП – огромному высокому зданию, отличавшемуся от других высотой – его стеклянно-металлический остов был готов пронзить густооблачное утреннее небо. На здании был огромный плакат с гербом Империи – окаймлённое солнце, похожее на какую-то механическую деталь. Солнце, исполненное в военном железном стиле.
Гирс сбавил обороты и взял курс на парковку, где уже находилось бесчисленное множество транспортов сотрудников КОСНОП – причём, большинство из них было не по карманам простым смертным – что поделаешь, умеют люди жить и устраиваться на работу. Если у них есть к этому денежный и родовой подход.
Припарковавшись, Гирс запер аэроспидер и, с портфелем в руках, побежал к зданию, расталкивая встречных прохожих.
Быстро показав пропуск охраннику, Гирс побежал к лифтам, нажал кнопку вызова, и ждал, нервно топчась и барабаня пальцами по стене, что свойственно торопящемуся человеку.
Пинг! – раздался звук – лифт приехал. Наконец-то! Григорий уже нервно переминался, готовясь втиснуться в приехавший лифт, который вот-то откроется.
Разверзлись двери лифта, и, протискиваясь сквозь выходящих сотрудников, одетых в вицмундиры, Гирс оказался в кабине лифта, нажал кнопку «13й этаж».
Захлопнулись двери, и лифт, урча, начал подниматься вверх. Затем неожиданно раздалось – пинг! – и лифт остановился.
О чёрт! – Гирс чуть не топнул ногой в ярости.
Открылись двери, в лифт вошло трое чиновников КОСНОП, одетых в одинаковые, как у Гирса, вицмундиры, со спокойными лицами.
– Нажмите на 34-й, – бесцветным голосом попросил Гирса один из них.
Гирс нажал на нужный чиновнику этаж. Лифт закрыл двери и вновь начал подниматься вверх.
Гирс с интересом начал разглядывать «попутчиков». Безмолвные серые лица без эмоций, на вицмундирах – Гирс покачал головой – отличительные знаки Выборного Комитета – самой что ни на есть, элиты в КОСНОП, мечты каждого честолюбивого карьериста.
Заметив, что на них смотрят, один из безмолвных чиновников сделал вопросительное выражение: чего? Затем презрительно посмотрел на Гирса и отвернулся.
Гирс знал, почему. По прихоти жизни он начал службу в Отделе Искусств КОСНОПа. Проще говоря, критиковать и клеймить «безыдейные» литературу и искусство, что считалось самой низкой ступенью службы в организации Империи. Другие двигают народ к прогрессу, воодушевляют молодёжь на подвиг во славу Империи, а какие-то зачухленные ленивцы и халтурщики сидят в кабинетах на тринадцатом этаже и пишут бумажки на бумажки: «допущено к печати» или «не допущено к печати». Просто позор и стыд, что такие нахлебники служат в Империи и получают деньги за многократные росчерки перьев, когда в то время другие занимаются действительно настоящим делом, – другими словами по-настоящему служат рабами Империи, придумывая ухищрённые способы закабаления мысли.
Пинг! – звон.
Ну наконец-то тринадцатый! – счастливо выдохнул после столь длительного томления в лифте Гирс и, протиснувшись сквозь чиновников Выборного комитета, оказался в Отделе Искусств – месте своей работы.
И вздохнул – вновь предстоит разговор с шефом.
Отдел Искусств занимал весь тринадцатый этаж, включая кабинеты сотрудников, технического персонала, и, разумеется, кабинет начальства – главы КОСНОП. Весь этаж отделан по последнему слову техники и архитектуры – никакой лишней, портящей общей картины, детали. Всё в Главном Идеологическом Центре должно соответствовать идеальному Новому Порядку. Как, впрочем, и во всей Империи.
Гирс привычным шагом вошёл в 101й кабинет, где он работал.
Кабинет был общим – в нём гнездилось несколько работников. Атмосфера бумажной работы. Щёлканье компьютерных клавиш, шелест бумаг, скрип перьевых ручек, табачный дым. Сотрудники работали, иногда переговариваясь друг с другом – хотя в уставе работы сотрудников КОСНОП это было запрещено, так как это отвлекает сотрудников от главной заветной цели – верному служению Империи. Но, как известно, правила существуют, чтобы их нарушать. И начальство, видя, что этот пункт в уставе не соблюдается, давно махнуло рукой на нарушение.
Войдя, Гирс застал сотрудников КОСНОП в их обычной стадии канцелярской жизни – работа вперемешку с разговорами обо всём на свете.
– Вы опять опоздали, Гирс, – увидев вошедшего Гирса, укоризненно заметил сухощавый человечек по имени Лоури, словно учитель, видя опоздавшего двоечника.
Все взоры впились в опоздавшего.
Гирс промычал что-то извинительное в ответ и прошёл к своему месту.
Рабочий коллектив проводил взглядом опоздавшего чиновника VIII ранга и потерял к нему всякий интерес, вернувшись к обыденному.
Гирс расстегнул портфель, вынул приготовленный на сегодня заданный материал, который, увы, был переписан от руки – по причине того, что домашний компьютер был безнадёжно сломан и нуждался в ремонте. И сейчас, не отвлекаясь ни на что, в спешке Гирс, включив свой компьютер, начал перепечатывать рукописный текст, пытаясь успеть до прихода начальства, в надежде загладить вину за очередное опоздание работой.
Пальцы истово барабанили по клавишам, глаза бегали от монитора к исписанному мелким неразборчивым почерком листу. И, минут через десять к этому прибавилась третья деталь – курительная трубка, зажатая в зубах.
Гирс работал… Пальцы стучали по клавишам с такой неистовостью, с такой злостью, будто хотели раздробить клавиатуру вместе со столом.
– Гирс! Гирс!! – сквозь толщею работы прорвался голос одного из чиновников – Сайма, соседа Гирса по дому на улице Победы, тощего невысокого человечка с лошадиным лицом и лисьими зелёными глазами.
Пыхнув крепким табаком из трубки, Гирс раздражённым взглядом спросил: чего тебе надо?! Не видишь, я работаю!
– Магнус вызывает тебя, я только что от него пришёл. Просил передать, чтобы ты сейчас зашёл. По важному делу, – для вескости добавил Сайм.
У Гирса упало сердце. Отлично! У него и так дел невпроворот, так ещё и это. Очень вовремя! Ссыпав пепел из трубки в пепельницу, предварительно сохранив файл с недопечатанным текстом, Гирс встал из-за стола и направился из кабинета прочь, с пасмурным настроением.
Разговор с начальством
Робкий стук в дверь…
– Войдите, – ответил скучно глухой баритон.
Гирс вошёл в роскошно обставленный кабинет и, как положено по уставу, склонился перед начальником Мебиусом Магнусом.
Хозяин кабинета, обставленного дорогой мебелью, лениво развалился в кресле. На письменном столе был серебряный подносик, на котором расположилась чашечка с недопитым кофе и полная тарелка всевозможных сладостей – от конфеток до дорогого шоколада. Гирс, позавтракавший бутербродом, отвёл глаза, стараясь не смотреть на снедь – есть захочется моментально.
Сам начальник Отдела Искусств выглядел так: дородный человек средних лет, облачённый в роскошные одежды, на которых, видимо, ткани не жалели. Круглая, словно шар, с огромной лысиной голова, маленькие поросячьи глазки, сонно смотревшие на мир, красное лицо, на котором было отчётливо видны отличительные черты чиновника – уверенность в собственной значимости, тупое невежество, и, конечно же, преклонение перед старшими. Пухлые красноватые руки Магнуса были сплошь в драгоценных кольцах, и довершал всё это приколотый на груди серебряный крест «За заслуги», которым Магнус особо гордился – не каждый день такую столь почётную награду вручают «за храбрость и службу Империи», как любил хвастать он.
«Храбрость» Магнуса состояла в следующем. В бытность свою чиновником VI ранга он разоблачил заговор не-людей уборщиков, которые покушались на жизнь инспектировавшего отдел главы КОСНОП, в качестве оружия используя… щётки, которыми моют полы. Проклятые уборщики как-то странно посмотрели на главу, но тот не заметил опасности. А Магнус, убеждённый вместе с пропагандой в том, что не-люди – это самая низшая ступень жизни, заметил назревающий заговор. И немедленно сообщил куда следует – в ИСБ (Имперскую Службу Безопасности), после чего присланные оттуда сотрудники арестовали нехороших уборщиков, тем самым, предотвратив плохое событие. За предотвращение злодейства Магнус был награждён крестом «За заслуги» и был из VI го ранга сразу повышен в III-й, получил должность главы Отдела Искусств и теперь с видом восточного сатрапа смотрел на челядь, имя которой было «Григорий Гирс».
Григорию Гирсу тем временем стало не по себе от начальствующего взгляда. Он знал – Магнус не терпел нарушения устава – и готовился слушать.
Воцарилось молчание. Гирс старался не смотреть на Магнуса и сфокусировал свой взгляд на серебряном чернильном приборе в виде Императорского дворца (он стоил жалования Гирса за двадцать, а то и более, лет).
И, в мыслях произнеся «умирать так умирать», Гирс нарушил молчание, вежливо спросив:
– Что вам угодно?
– Гирс! – заговорил сатрап, моргая полусонными глазками, – надеюсь, мне не нужно объяснять, зачем я вас вызвал? – его пухлая рука в перстнях взяла кусочек сладкого пирога и отправила в рот.
– Нет, сэр, – словно провинившийся школьник перед учителем печально произнёс Гирс. И добавил, – Я понимаю.
Прожевав еду, Магнус продолжил:
– Я уже слышу этот ответ сто раз, если не больше, – туповатая физиономия начальника стала злой, – и в сотый раз вы не понимаете! – его голос перешёл на крик, ¬– Что Империи! Не нужны! Такие! Безответственные! Слуги!!!
И – началось… Отступив от такой произнесённой короткой преамбулы, Магнус начал говорить, махая в такт кулаком, какой он раздолбай! В смысле, Гирс, а не Магнус. Что дисциплина в Отделе Искусств хромает благодаря таким как Гирс. Что недовольные и еретики появляются из-за таких, как Гирс. Что Гирс – халтурщик, и таких следовало бы увольнять и даже судить за опоздания. И, задаётся вопросом ритор Магнус, откуда же взяться патриотизму и верному служению Империи, когда такие как Гирс подают дурной пример остальным гражданам Империи? Неудивительно, подчёркивал Магнус, что повстанческое движение набирает силы, когда такие как Гирс работают спустя рукава!
А Гирс без осознания вины за свои ошибки слушал да смотрел, как разоряется жирный хряк, ожидая того момента, когда он сможет покинуть этот роскошно обставленный кабинет.
Закончив свою гневную речь, Магнус тяжело задышал, будто работал не языком, а пробежал стометровку. Лицо покрылось капельками пота, раскраснелось.
Отдышавшись, он сказал:
– С этим всё. Но, предупреждаю, – беспощадным голосом произнёс Магнус, – что если вы, Гирс, ещё раз опоздаете – на работу можете не приходить. Теперь вот ещё что…
Магнус с трудом оторвал своё габаритное тело от кресла и пропыхтел к книжной полке, с которой достал скреплённую пачку листов с отпечатанным шрифтом, затем вернулся, и, кряхтя, с листами в руках, уселся в кресло, предварительно подвинув тарелочку со сладостями в сторону.
У Гирса похолодело на душе – в пачке листов он узнал написанную им рецензию на пьесу одного из новоявленных авторов Имперского Центра – некоего Бенедикта Корна, про которого Гирсу было известно, что он: являлся офицером Имперского флота, происходил из бедной рабочей семьи, и, (самое интересное), не был членом Ассоциации Писателей, членство в которой давало право на издание произведений. Причём, грустно заметил в пачке немятых листов Гирс – Магнус рецензию не читал.
Мысленно готовясь к увольнению, он выжидающе посмотрел на Магнуса, который, послюнявив палец, раскрыл первый лист.
– Это ваша рецензия, Гирс, – начал Магнус.
– Да, – кивнул Гирс и с робостью продолжил, – я написал её три дня назад.
– Да, да, – кивнул в ответ Магнус, пробегая глазками текст, – кажется пьеса одного из офицеров флота.
Гирс кивнул. «Да давай уже, старый боров, говори, не тяни, а то надоело здесь торчать и смотреть, как ты её читаешь», – мысленно он торопил Магнуса.
Магнус не торопился, с безразличностью проглядывая испечатанные листы. Затем он оторвался от текста.
– В рецензии вы пишете, Гирс, о публикации пьесы и одобрительно о ней отзываетесь, однако этот ваш автор, как его… – Магнус глянул в листы – Бенедикт Корн – не является членом Ассоциации Писателей, да и к тому же, из бедной семьи. Как это понимать – печатать автора, не состоящего в официальной литературной организации?
– Сэр, господин Магнус, – с волнением перед начальством ответил Гирс, – пьеса очень хороша, и я думаю…
– Что-о-о?!!! – взревел Магнус – его поросячьи глазки злобно глянули на Гирса, – Вы так думаете?! Да вы, чиновник VIII ранга, забываетесь, кто здесь должен думать, а кто – выполнять работу! Не забывайте, что вы – он ткнул пальцем в сторону Гирса, – подчинённый, а я, – он гордо ткнул в себя пальцем в грудь, на которой висела награда, – начальник, причём, с почётной наградой! Так что вот вам мой указ: пьеса не допускается до печати. Тем более, она – Магнус глянул в листы под общим названием «А. Калланджо, или дуэт в тёмной ночи», – аморального содержания, разлагающая молодёжь.
Гирс не удивился. Он давно привык, что Магнус живёт по распространённому в Империи принципу – «я начальник, ты подчинённый и сделаешь так, как я скажу». Следовательно, ничего не оставалось, как кивнуть и виновато признать свою оплошность, считаясь не с собственным мнением, а с ранговыми различиями. Кто выше – тот имеет право на мнение, а тот, кто ниже – не имеет никаких прав. Закон… несмотря на то, что пьеса не аморального содержания, а просто о любви певицы-красотки и рыцарственного юноши, которые противостоят невежественным родителям, считавшими свои сумасбродные мнения насчёт брака и любви – первыми и последними. Но как объяснишь это человеку с III-м, самым высоким рангом в чиновничьей лестнице?
Но Гирс не сдался и начал объяснять, выстраивая свою защиту:
– Если вы прочтёте пьесу внимательно, то увидите, с какой яркостью автор раскрывает характерные черты героев…
– Этот автор – жалкий плебей, который едва выучился писать. Он, – Магнус глянул в листы, – подлец какой, осмелился написать: «милая, моя любовь к тебе подобна имперской власти». То есть это что получается – герой сравнивает себя с Императором?! За это надо в тюрьму сажать! Вот жалко нет такой статьи в Имперской Хартии.
Гирс понял: он сам проиграл и пьесу утопил. Магнус своим кабаньим бегом прорвал и сломил наспех построенную защиту Гирса.
Гирс кивнул. Он ничего не мог сделать больше. Увы, господин Бенедикт Корн, не суждено вам претворить свой литературный талант в жизнь, так что простите.
Магнус жестом повелел Гирсу идти.
Гирс ушёл.
Он вышел из кабинета Магнуса с таким чувством, будто побывал в преисподней. Вытерев пот со лба, остановился, не веря своим глазам, что избежал смертной казни через увольнение.
Вдруг раздался плеск воды и шлепок мокрой тряпки – похоже, что уборщики мыли полы.
Гирс посмотрел на висевшие на стене электронные часы – половина десятого. Что ж, надо до обеда успеть доделать прерванную работу. И он направил свои стопы в нечищеных ботинках обратно на место работы.
Пройдя по коридору он наткнулся на уборщика, вернее, уборщицу из не-людей. Уборщицей была хорошо сложенная девушка. По сложению она могла бы дать фору самой лучшей раскрасавице из людей, но бледно-синяя кожа, красные миндалевидные глаза, и робкая, чуть сгорбленная фигура делали её облик инопланетным. Чёрные длинные волосы были стянуты в хвост, а сама девушка была облачена в видавшую виды одежду – длинную юбку, ношеные туфли и не менее ношеную кофточку. Её тонкое миловидное лицо глядело вниз, а тонкие губы были сжаты. На запястье правой руки Гирс заметил медный браслет с надписью на основном галактическом: «инвисек». Гирс знал: все нечеловеческие расы обязаны были носить этот браслет – его отсутствие сулило смертную казнь по 85-й статье Имперского Уголовного Кодекса.
Что же касается надписи, то она означала место жительство молодой особы – Инвисеком назывались кварталы, выделенные для нечеловеческих рас, границу которых охраняли боевые отряды. За нелегальный переход в другую часть города (не-люди могли покидать территорию Инвисека только на время работы – да и то в людской части города на них косились патрули, а на месте работы, (как правило, предполагавшей чёрную работу – выше уборщиков не-людей не нанимали), на них заводились дела, не говоря уже о том, что эти бедные чернорабочие не имели никаких прав, кроме одного, – быть покорным любому движению полноценного гражданина Империи.
Что-то в Гирсе заставило его остановиться. Что? Он не знал, да и сам себе удивился, когда осознал, что не движется по обыкновению к месту работы, а стоит и наблюдает за работающей девушкой.
Девушка не смотрела на него, занятая своей работой. «Наверное, приняла меня за проверяющего», – подумал Гирс.
Она оторвалась от работы и с покорным видом глянула на него: чего изволите, господин?
Гирс помотал головой: ничего, я просто шёл.
Девушка посторонилась, пропуская Гирса, который застыл на месте, глядя на неё.
– Изви…ните… – выдохнул он и пошёл прочь на своих двоих.
Внутри всё сжалось, словно там находилась сильная рука. Руки и ноги тряслись. Гирс не знал, почему. Справляясь с этим столь необыкновенным явлением, он толкнул дверь кабинета…
… не зная того, что вслед ему глядела девушка, мимо которой он прошёл.
В столовой тихо переговаривались: из отдела искусств исчез Ленриус, заместитель начальника Отдела Искусств. Исчез внезапно: вышел из отдела позвонить жене, и больше не вернулся. Словно во мрак канул. После этого над столовой царил холод: не было привычной застольной и очерёдной болтовни на различные темы, как и не было самих желающих болтать. Потому что знали: они исчезнут вслед за бедным Ленриусом. Туда, откуда не возвращаются – в ИСБ (Имперскую Службу Безопасности).
Гирс взял поднос и встал в очередь, дыша в затылок технику из его же отдела, ожидая с нетерпением того момента, когда ему положат обед, и он может сесть за столик.
– Похоже, у Ленриуса совесть была нечиста, Гирс, – послышался сзади знакомый (к сожалению) голос. Это был Сайм.
– Возможно, – кивнул Гирс, которому неохота было вступать в разговор – рабочая усталость брала своё. А ведь вечером ещё служба.
– А я думаю, что не «возможно», а точно, – продолжил с жаром Сайм. – То-то он уходил с работы раньше времени.
– Ну и что? – устало произнёс Гирс (изыди, болтун!) – мне это не особо интересно. Может, к какой-нибудь любовнице, я не знаю.
– А я знаю! В общем, наш герой любовных похождений втюрился в одну из местных красоток, а та оказалась агентом Альянса повстанцев. Ну, и ради любимой он продавал секреты Империи, – и Сайм захихикал – это его забавляло.
Гирс промолчал и коротко кивнул с безразличным видом.
– Прошу вас! – услужливо сказала разносчица из не-людей Гирсу.
Очередь дошла! Наконец-то! Гирс поставил свой поднос, на котором стараниями разносчицы оказались две тарелки с едой и чашка с кофе. Рядом лежали аккуратно завёрнутые в салфетки ложка и вилка.
Гирс взял поднос с обедом и быстро зашагал к свободному столику, пока тот не был занят.
Обеденный паёк не был четой ресторанной еде. Суп напоминал по цвету мочу, в которой плавали мелкие кусочки картофеля и крохотный кусочек мяса вместе с хилым пучочком петрушки, по виду которой Гирс предположил, что она побывала кое-где, но никак ни на столовской доске. Второе блюдо по виду напоминало блевотину – некая жёлтая густая жидкость с красными кусочками мяса, отдалённо напоминавшая жаркое. А о кофе можно было и не упоминать – оно было кофе только по внешнему виду, по сути же – подкрашенная в чёрно-коричневый цвет водичка без сахара. Приятного аппетита!
Вооружившись ложкой, Гирс принялся за еду, но…
– Я присяду, Гирс?
…чуть не вылил содержимое ложки на свой вицмундир – к нему напротив подсел Сайм.
О, чёрт! – с тоской в душе протянул Гирс, и, мысленно склонив голову, готовился слушать болтовню коллеги по работе и соседа, хлебая суп.
Болтовня не заставила себя ждать – слова сыпались из Сайма, словно горох из распоротого мешка.
Сначала разговор зашёл о семье и домашних заботах – после героического эпоса о бытовой жизни последовали жалобы – на этот раз Сайм возмущённо рассказывал о своём поваре вуки, который-де его обманул, украв из кладовой кусок превосходного рыбного филе, на которое Сайм потратил колоссальную денежную сумму. Что же, пришлось выгнать повара. Выгнали. Дальше – хуже. Добыть нормального (то есть сносящего всяческие придирки хозяев) повара было нелегко – работодатели подсовывали залежалый товар. Пожаловавшись на работодателей, обругав не-людей, что было обязательно в разговоре, Сайм завёл разговор о храмовой службе, отчего душу Гирса накрыл крупный циклон. Тщательное описание быта, рассказы о семье, сплетни за последнее время было ещё терпимым делом, но храмовая служба…
– Ты был в Имперском храме в воскресенье? – задал вопрос Сайм.
– Нет, – покачал головой Гирс, поедая второе блюдо. – Я работал.
– А жаль, – ответил Сайм так, словно Гирс пропустил, по меньшей мере, всю свою жизнь, – В воскресенье была интересная проповедь Старшего Брата Тобиаса.
– Так, насколько мне известно, проповеди обычно читает Главный Храмовник. Как-то странно… – заметил Гирс.
– Главный Храмовник готовится уходить со службы – ему уже за шестьдесят, и он уже готовит преемника, – пояснил Сайм и с увлечением продолжил, – Говорят, Главного Храмовника хотят возвести в Священный Канон.
– Ну что же… – начал Гирс, но его перебил Сайм.
– Причём, Возведение при жизни… Необычно… Я понимаю, когда в Священный Канон возвели майора Релтигга. Как защитника от нечисти.
Гирс знал про Канон. И про майора Релтигга тоже знал. Святость майора заключалась в том, что он сжёг селение не-людей. Один. Из огнемёта. Женщин, стариков, детей. Всех. За то, что жители селения тайно делали и поставляли оружие мятежникам. Хотя каким образом в селении можно производить, а то и поставлять оружие – никто не мог объяснить. Но уничтожение мирного населения похвалили, и готовы были уже храброму майору-огнемётчику дать орден, как – вот несчастье! – майор Ретлигг скончался от разрыва сердца, по рассказам же – с Имперским Священным крестом на груди, шепнув «Хвалю Тебя. Ты даровал мне смерть во имя Империи». Гирс не особо верил в святость Ретлигга и в его предсмертные слова. По работе он знал, что личность человека раздвоена. Человек существует как собственно человек, так и сотканный из пороков или добродетелей – и помогает в этом КОСНОП, тщательно и умело ретушируя личность человека всеми возможными средствами, ключевым словом которых есть ложь. «Защитник от нечисти». Защитник от не-людей и убийца, если быть вернее.
Но виду Гирс не подал, как и все. Иначе бытие сменится небытиём в месте не столь отдалённом. Как случилось с Ленриусом, которого уже не существовало в Имперском Центре, если не существовало вообще. Жажда жизни была дороже жажды правды.
– Хотя, я согласен с Возведением в Священный Канон Главного Храмовника – это будет достойный пример для молодёжи, которая образумится и перестанет слепо идти на убой ради повстанческой ереси.
Гирс шумно отхлебнул кофе из чашки.
Главный Храмовник Амос Рехиерш. И вновь те же краски КОСНОПа узнал Гирс. Инициатор расправы на не-людьми – по слухам, именно он предложил Императору план переселения нечеловеческих рас в Инвисек, за что удостоился (опять же, слухи, конечно, негласные) ордена Галактики 1-й степени лично из рук Императора. Именно он вместе со сворой таких же святош пропагандировал неполноценность нечеловеческих рас. Именно по его инициативе были устроены «суды справедливости» в Инвисеке – по сути, дутые дела о «ересях», где преобладали деньги и невежество. Что же, за добрые деяния можно возвести в Канон. Особенно за богатую усадьбу в Имперском Центре, парк роскошных аэроспидеров и – симпатичных покорных служанок – Главный Храмовник был особо неравнодушен к грешницам, которых старался наставить на путь истинный, нередко (опять же слухи) приглашая их в свою храмовую обитель для бесед душевных, заманивая их изречениями из Новой Редакции Книги и обещаниями наставить их на путь истинный.
– Главное – вера, – равнодушно ответил на это Гирс, отхлебнув так называемого кофе.
– Конечно! – согласился Сайм. – Но… вернёмся к теме. Итак, Старший Брат Тобиас произнёс блистательную проповедь о нечеловеческой нечисти. Цитирую: «Не стоит приближать к телу Истины тех, кто не обладает телом сим. Только люди, граждане Империи, могут нести свет истины во мрак невежества, который породили так называемые естественные права, опускающие нас до уровня животных нечистых».
– Неплохой стиль у Старшего Брата, – с некоторой иронией произнёс Гирс.
– Стиль тут не при чём. Тут главное – суть. Вот тебе, Гирс, не помешало бы вовремя приходить во Храм, – ведь именно под его сводами можно познать Истину. Ибо вне Храма нет истины.
«Мда, столько Истины-ы-ы… Особенно об уничтожении во имя Истины» – мысленно протянул Гирс, допив кофе.
Он быстро перевёл разговор в другое русло. На этот раз речь зашла о детях Сайма – старшем сыне и двух дочерях. В основном, на темы поведения – сын Ронан явно пошёл не в отца по убеждениям и образу жизни – вместо того, чтобы преданно служить Империи, сын шляется по ночным клубам, просаживая папины деньги на азартные игры, выпивку и доступных нимф. Но Сайм уже договорился с родственником о зачислении Ронана в Имперский Флот. Пусть уж лучше Галактику на благо Империи бороздит, чем постели злачных борделей. А дочери… Старшую Сайм думает выдать за гранд-моффа Сиренса, который происходил из древнейшей аристократической семьи и которому уже было за пятьдесят. Через полгода должна состояться свадьба. Младшая пока не достигла замужнего возраста, но что же… когда достигнет, Сайм тоже выдаст замуж за какого-нибудь человека из высшего общества.
Тут раздался звонок – пора приступить к работе. Сотрудники КОСНОПа, торопясь, покидали столовую. Допив свой кофе, Гирс и Сайм быстро присоединились к уходящей толпе.
Случай на парковке
«Наконец-то я вышел!»
Это была первая мысль, посетившая голову Гирса, когда он выходил из здания КОСНОПа. Усталый, выжатый, словно лимон, но всё же…
«Наконец-то я вышел!»
Гирс посмотрел на небо. Над свечками зданий Имперского Центра розовел закат. Мимо железным потоком неслись авто, отработавшие смену сотрудники КОСНОПа направлялись к своим аэроспидерам, чтобы ехать домой.
Как и Гирс. Но если дом у остального общества ассоциировался с домашним очагом, то у Гирса – нет. Дома – жена, бытовые проблемы (ох, чёрт, надо же дроида-уборщика отдать в мастерскую, как же он забыл!).
С невесёлыми мыслями о доме Гирс направился к своему аэроспидеру. Как только он приблизился к парковке, то увидел следующую сцену.
То, что он увидел, напоминало ему действие из драматической пьесы, которую он видел недавно. Только не было достойных декораций, спецэффектов, и драматической музыки. Толстый человек, чей вицмундир едва сдерживал непомерного вида живот, грязно ругал… уже знакомую Гирсу инопланетную девушку, нередко сопровождая свою отповедь замахиванием руки, отчего девушка сжималась в страхе.
– Грязная воровка! – орал неистово толстяк, – Тварь!!!
Хлоп!!! – толстяк ударил девушку по щеке своей пухлой клешнёй.
– Клянусь, я ничего не воровала! Я проходила мимо! – вскрикнула девушка, схватившись за ушибленную щёку.
И тут – впоследствии Гирс сам не мог дать этому определения – собрав все свои хилые силёнки, Гирс уверенным шагом (откуда это? Никогда не было!) с гордой головой (удивительно!), словно заправский аристократ, подошёл к толстяку и девушке.
– Что тут происходит? – строго спросил он, в недоумении глянув на персонажей сцены. Голос, слава ему, не споткнулся о ногу коварного страха. «Так, спокойней. Гляди ему в глаза…»
– А вы кто? – толстяк изумлённо уставился на чиновника в вицмундире.
– А кто вы? – спросил строго Гирс, который уже вошёл в роль.
– Я – сотрудник Молодёжного движения. А вы?
Гирс сделал чопорное лицо и безапелляционным голосом ответил:
– А я сотрудник Выборного Комитета, толстая невежда.
Что сталось с лицом толстяка! Будто выключили лампочку. Его гневное лицо превратилось в испуганное.
Гирс рассчитывал на такой эффект – как сотрудник КОСНОПа, он знал, что члены Выборного Комитета имеют высшее превосходство над другими отделами в силу своей значимости, аристократического происхождения, и близости к Императору. Поэтому на лице толстяка уже началась усиленно-лихорадочная работа мыслей – как бы отделаться от этой чопорной птицы.
– М-мы… я… я ничего… просто она… – толстяк дрожащим пальцем указал на девушку, которая удивлённо переводила взгляд своих красных глаз то на «аристократа» Гирса, то на испуганного (куда теперь девался его крик?) толстого борова. – Она пыталась обокрасть мой аэроспидер, и…
Что произошло с Гирсом! Был ли это чиновник VIII ранга самого непопулярного отдела неудачник Григорий Гирс или самоуверенный чопорный аристократ из Выборного Комитета? Лицо его превратилось в каменную гневную маску, злые глаза уставились на невежду, губы сжались от наплыва эмоций.
– Не гневайтесь, господин, прошу вас… – залепетал толстяк.
– Она моя рабыня, и вы понимаете, что за этим следует, правда? – «мрачно» задал вопрос Гирс.
На толстяка было жалко смотреть. Маска страха на круглом лице: рот раскрыт, руки дрожат, лоб покрылся капельками пота.
– Д-да, – обречённо кивнул толстяк, мысленно прикидывая, как откупиться от аристократа.
– Значит, вы работаете в Молодёжном движении? – учтиво поинтересовался Гирс, затем достал из кармана мятую записную книжку, огрызок карандаша.
«Всё, мне конец», – обречённо вздохнул толстяк, готовясь расстаться с должностью, квартирой на улице Императора (чёрт возьми, она новая совсем, ещё не пожил толком!).
Толстяк кивнул.
– Ну что же, я лично позабочусь о том, чтобы вас отправили в какую-нибудь отдалённую часть Галактики.
– Послушайте, – тихо подал голос толстяк, воровато поглядел по сторонам и шепнул, – а может, договоримся? Уладим, так сказать, конфликт.
Гирсу предлагали договориться! Гирсу предложили откуп!! Откуп?! Не обманывают его уши? Тогда это меняет дело!
Гирс охотно закивал. Лицо его оживилось, глаза засверкали.
Толстяк запустил свою пухлую руку в карман и достал оттуда пачку купюр, вопросительно глянул на Гирса:
– Сколько вас устроит?
Охо-хо! Вот это да! Гирс задумался, сколько можно снять денег с этого толстяка. Подумав, он тихо сказал:
– Десять. И разойдёмся с миром.
Толстяк оживился и, опять воровато оглянувшись, быстро отсчитал десять тысяч имперских кредиток и быстро сунул в карман Гирсу.
Гирс запихнул деньги в карман, посмотрел на толстяка, напустил на лицо чопорное выражение, и сказал:
– Убирайся.
– Да-да-да, конечно, – толстяк поклонился «аристократу», сел в свой аэроспидер и улетел от греха подальше.
Гирс вздохнул с облегчения, пересчитал деньги. Ого-го! Десять тысяч! Замечательно!
Сунув деньги в карман, он глянул на девушку, которая так же безучастливо стояла рядом, благодарно глядя на Гирса.
– Спасибо вам, – поблагодарила она своего неожиданного спасителя, – даже не знаю, как вас благодарить!
О, каким звонким был её голос! Словно лютня в Имперском Оперном Театре. Но даже лютня не сравнится с таким очарованием.
Она хотела глубоко поклониться, но Гирс вовремя схватил её за руку:
– Не стоит благодарности. Кстати, – вспомнил он, – мы же вроде виделись.
– Да, – кивнула девушка. Передние фиолетовые пряди волос колыхнулись, – вы мимо меня прошли.
– Да, да, – ответил Гирс.
Девушка улыбнулась, озарив Гирса взглядом миндалевидных красных глаз.
– Хочу спросить, а чего он к вам пристал? – поинтересовался Гирс.
– Я просто шла к аэробусу, решила сократить путь, пошла через парковку. Потом у меня туфля порвалась, – она показала на ноги, на одной из которых – на правой – туфля давно вопила, требуя ремонт, – а потом этот господин выскочил, начал на меня кричать, что я воровка, хотела обокрасть его машину. Но я не воровала, я клянусь! – воскликнула девушка, да так, словно перед ней стоял не Гирс, а сам Верховный Инквизитор.
– Я понимаю, – успокоил её Гирс.
– Я просто шла мимо. Не виновата же я, что у меня туфля порвалась! – девушка не успокоилась, – Скажите, – её объятые страхом красные глаза глянули на серые глаза Гирса, – ведь меня осудят, да? Столько народу видело.
– С чего вы взяли! Успокойтесь, девушка, ничего с вами не случится. Этот боров в суд не станет обращаться – ведь я же аристократ, – улыбнулся Гирс.
– Да. А вы что, правда, аристократ?
– Нет, я не аристократ, девушка. Я из средней семьи, чиновник VIII ранга, только и всего, – ответил Гирс.
– Я думала… вы так убедительно играли. Вам бы в театре выступать.
– Спасибо, – улыбнулся Гирс – ему нравилось. Нравилось говорить с ней.
– Вы так отважны. Другой бы на вашем месте просто не пошевелился. Одно слово – не-людь, – ответила девушка.
– Для меня все равны, и все имеют душу, – ответил Гирс.
Девушка с интересом посмотрела на него. Необычный человек! На такой строгой должности – как никак КОСНОП, страж Нового Порядка, а Порядком пренебрегает. И смелый… Хотя внешность не эффектная, но и сама девушка красавицей себя не считала.
– Спасибо, – нежно посмотрела на него девушка. – Ладно, мне идти пора.
– Вы домой? – с некоторой грустью спросил Гирс.
– Да. Аэробус скоро подъедет.
– Слушайте, – Гирс набрался духу. Пускай его будут порицать, плевать! Плевать на всякие законы! Пусть эти упыри из КОСНОПа и властительные лицемеры в Имперском Храме подавятся своими законами! – Давайте, я вас подвезу?
¬– Нет, нет! – замахала руками девушка, – Это лишнее, спасибо. Вас могут увидеть…
– Но… – хотел начать Гирс, но взгляд девушки был непреклонный. – Ладно, хорошо.
– Спасибо, – уже который раз поблагодарила Гирса девушка, – Как вас зовут?
– Григорий Гирс. А вас?
– Камилла, – ответила девушка.
– Какое чудесное имя, – бросил комплимент Гирс.
– Ну ладно, я пошла, – увидев подлетающий к парковке аэробус, сказала девушка, – пойду чинить туфлю.
Гирс подумал, глянул на её видавшие виды туфли, достал незаконно приобретённые деньги, отсчитал пять тысяч, и протянул девушке со словами:
– Вот, возьмите это. Купите себе хорошие туфли.
– Не надо, пожалуйста.
– Возьмите, – Гирс сунул купюры в руку Камиллы, – купите себе самые лучшие туфли.
Камилла невесело усмехнулась, спрятала деньги в карман, и пошла к толпе работников из нечеловеческих рас, которые ожидали аэробус.
Аэробус – вот проклятье! – остановился на парковке. Раскрашенный в голубоватый цвет, с решётками на окнах. Гирс заметил двух штурмовиков в салоне. Это был аэробус из Инвисека, возивший тамошних жителей на работу.
Загрузив в себя пассажиров, аэробус взмыл в небо и влился в железный поток летящего транспорта.
Долгим взглядом Гирс проводил улетевший аэробус и направился к своему аэроспидеру.
Вечер
Можно разделить несчастье на две категории: временное и постоянное. И в зависимости от несчастья человек чувствует себя соответственно. Временное несчастье, ясное дело, преследует человека недолго (в зависимости от того, как он сам хочет), а постоянное несчастье преследует человека до самой смерти.
Если говорить о несчастьях Гирса, то постоянным (не временным) его несчастьем была и остаётся на данный момент жена, временным же была жизнь с родителями. Не без причин. Ибо временное несчастье Гирса превратилось в постоянное.
Родители Гирса владели небольшим консервным заводом на окраине Имперского Центра, чья продукция приносила неплохую прибыль, на которую можно было бы прожить. Но… всегда в этом случае это следует – доходы с консервов породили в родителях Гирса известную черту – алчность. Как утолить её? Для этого есть много всевозможных путей. Родители Гирса выбрали самый лёгкий – они женили сына на дочери одного знатного моффа, с которым Гирс-старший был хорошо знаком. Так Гирс, только-только выпустившийся из Имперского Политического Университета, получивший X-й ранг в чиновничьей карьере, вдруг обрёл молодую красивую жену, прекрасную квартиру на улице Победы, богатство, и, следовательно, аристократическое происхождение.
Отношение Гирса к такому непредвиденному обороту событий было смешанным. С одной стороны – богатство, деньги, жена, положение, но и с другой стороны этот брак поневоле обернулся для Гирса проклятием.
Он и Матильда – жена – не полюбили друг друга с первого взгляда. Гирс не вынес этой принудительной женитьбы, а Матильда разочаровалась во внешнем виде новоиспечённого мужа – худосочный, нескладный, да и к тому же чиновник X ранга, низшей ступени корпоративной лестницы. Разве к такому мужу можно было относиться с уважением? Конечно же, нет. И, таким образом, благо обернулось проклятием. Дом стал для Гирса неуютным, как для грешника – ад. Вот и сейчас…
Гирс вернулся домой, усталый после долгой езды с пробками. Припарковав машину, он открыл дверь своим кодом и очутился в нелюбимом доме.
– Эй, я дома! – громко возвестил о своём прибытии Гирс, хотя интонация этих слов была похожа на выражение «иди в ж…».
Ответа не было. Но Гирс явственно слышал возню и стоны в спальне жены.
Что за чёрт?
Гирс подошёл к прикрытой двери спальни, заглянул в щёлочку и…
О Боже!!! Увидел неописуемую сцену. На большой кровати класса «брачная двуспальная» были: его жена Матильда и какой-то белокурый красавец. Оба были в неглиже. И оба занимались тем, чем обычно занимаются мужчина с женщиной.
– Да! Да!! Да!!! – вдруг вскрикнула Матильда, отчего красный как помидор Гирс чуть не подпрыгнул к потолку.
– Я хочу тебя! Хочу-у-у!!!! – Страстно вскричал белокурый красавчик И вдруг сник, прекратив спортивные движения, в бессилии упав на обнажённую жену Гирса.
Что сталось с Гирсом! Брови его приняли гневный вид, кулаки сжимались, сердце наполнилось вином гнева, нервы превратились в стальные струны. Гирс Озлобленный.
Забежав на кухню, прихватив скалку (любимое оружие Матильды, которым она любила поколачивать Гирса. Ну что же, удары скалки смоет сама скалка!), решительным шагом, каким он не ходил, он шёл к спальне.
В мозгу стучали все семь лет ненависти к жене. Мало того, что она обращается с ним, как со скотом, так ещё и промышляет поисками знатненьких красавчиков. Ну что же, пролитую кровь смоет только кровь.
Трраххх!!! – резко раскрылась дверь ударив стену.
Жена и любовник, обняв друг друга, застыли, уставившись на дверной проём, в котором стоял Гирс.
– Что такое...? – в изумлении прошептал красавчик.
Матильда отошла от шока и заверещала на пришедшего Гирса.
– Ты почему не на работе, тварь поганая?!!
– Я уже отработал, жена, – сквозь зубы произнёс Гирс, сжав в руке скалку, словно световой меч. – А ты, похоже, тоже.
– Слушай, а ты вообще кто такой, дядя? – поднялся красавчик, сжав свои крепкие кулаки.
– Сейчас узнаешь, ублюдок худосочный! – в гневе Гирс взмахнул скалкой, и ударил, целя красавчику в голову.
Скалка рассекла воздух, и тут красавчик схватил руку Гирса, без труда повалив того на пол.
Стукнувшись головой, Гирс распластался на полу. Раз. Два…
Но он поднялся и, подняв скалку, начал осыпать ударами красавчика, пока, (наконец-то!) красавчик не сбежал со своей одеждой и не заперся в туалете.
С праведным гневом на лице Гирс, занеся скалку, подошёл к Матильде, которая прикрыла свою наготу мокрым от пота и истомы одеялом.
– Ты не смеешь меня бить! – заверещала Матильда. – Да ты знаешь, кто я?! Я дочь известного моффа! И только посмеешь коснуться меня, ты сильно пожалеешь об этом!!!
– Уже жалею, тварь, – произнёс Гирс и…
– Помогите!!!! Убивают!!!! – визг жены оглушил Гирса, и тот невольно остановился. – Люди добрые!!!! Мой муж с ума сошёл!!!!! Убивают!!!!
Тут вдруг послышался грохот входной двери (Чёрт возьми, дверь забыл запереть, – поздно спохватился Гирс), топот сапог, и в спальню ворвался лейтенант ИСБ Шейм, статный молодец, который в это время случайно проходил мимо – разбирался с неуплатой налогов за квартиру.
– Стоять, ублюдок, назад! – закричал Шейм, вынув пистолет из кобуры.
Матильда вздохнула с облегчением. Наконец-то прибыло подкрепление. Лейтенант Шейм её в обиду не даст – в конце-концов, об этом он говорил после проведённого с ней времени (в то время Гирс разговаривал с начальником). Ну теперь узнаешь ты, плебей, как поднимать руку на аристократию!
– Что тут происходит? – строго спросил Шейм, вперив гневный взгляд в Гирса.
– Он, – Матильда ткнула пальцем на Гирса, – избил меня. Раздел и избил! Умоляю, защитите меня!
Гирс расхохотался от души. Что за бред! Но тут же смех смолк – возникла ещё одна проблема – проблема в лице лейтенанта.
– Послушайте, лейтенант, я… – пытался он объяснить истинное происхождение вещей, но лейтенант прервал его:
– Господин Гирс, вам уже не в первый раз известно, что по закону то, что вы сделали, называется «покушением на человека». И вам уже давно известно, что это ведёт к пяти годам лишения свободы. Но у меня и без вас хватает проблем, так что – ещё раз такое повторится, посажу. Ясно?
– Да, – тяжело кивнул Гирс. Служитель закона был не на его стороне.
– Спасибо вам, лейтенант, что защитили меня, – кокетливо проворковала Матильда.
– Защищать людей от беззакония – это моя работа, госпожа, – учтиво поклонился Шейм, предвкушая грядущую волшебную ночь.
Гирс скривился. Нежности!
Погрозив пальцем Гирсу, лейтенант Шейм покинул квартиру, оставив Гирса и Матильду один на один. Муж против жены.
Теперь преимущество было на стороне Матильды.
– Ты грязная фурия! – крикнул Гирс.
– Забыл своё место, скотина?! – ответила Матильда, которая, прикрывшись дверцей шкафа, начала одеваться.
– Иди к чёрту, – пробормотал Гирс, бросил скалку и пошёл к себе в комнату. Лишнего он говорить не стал – это было равносильно самоубийству. Юридически закон был на стороне Матильды и этого белокурого – ведь Гирс первым поднял скалку и первым устроил погром в спальне. Что же, остаётся только надеяться, что это несчастье не будет постоянным. Но, вынужден признать Гирс, нервно покуривая трубку в своей комнате, это несчастье по имени Матильда будет преследовать его до самой смерти. Развестись было делом невозможным – родители не дадут ему это сделать – они трясутся за богатство и знатное родство. Но и теоретически это было невозможно – где он будет жить? Квартира, деньги и аэроспидер принадлежат Матильде по брачному контракту, а подпиши он акт о разводе, то и исчезнут навсегда. Можно было, конечно, убить жену (такие мыслишки приходили в голову Гирса, когда ему совсем невыносимо становилось в доме), но толку от этого было так же мало. Суд будет на стороне покойной жены – подмажет папочка Матильды судье – и пойдёт Гирс в тюрьму, а то и на казнь. Да что за бред! – одёргивал себя Гирс, – в любом случае суд будет явно не на его стороне. Дать на лапу судье он не может – не нажил за честную службу денег, да и знакомых судей у него как-то не завелось. Как не крутись, смерть всюду смотрит за тобой. И медленная, и быстрая. В зависимости от той, какую ты выберешь.
Гирс знал с самого начала – Матильда его не любит. Как и он – её. У него не было той любви, которую нам показывают служители Муз. Впрочем, её, по мнению Гирса, не существовало вовсе. И он давно потерял надежду изменить ситуацию.
Гирс оглядел свою комнату. Кровать, компьютер, книги. И бумага, в которую он в свободное время записывал свои переживания по поводу пережитого. А пережитого у Гирса накопилось много, что и в одну записную книжку не вместится.
Вести записи в записной книжке он решил не так давно. Бумага всё стерпит, и глупо бы было полагать обратное. Бумага и перо были единственными друзьями Гирса с недавнего времени. Там он преображался, только там он мог излить свои переживания. Наедине с ней. Излей кому-нибудь другому он свои мысли – путь на казнь был уже отмечен, как бы ты не оправдывался – кто-нибудь другой обратится в соответствующие органы.
Вот и сейчас, заперев дверь, он достал из ящика стола заветную книжку в красном, уже потрескавшемся переплёте, достал перо с чернильницей, открыл чистую страницу и своим косым почерком написал:
7 сентября. Вечер.
Потом задумался, сжав перо в руке. Что писать? И, подумав немного, он вывел следующее:
Сегодня опять была ссора с женой. То, что я увидел, было результатом нашей жизни. Глупо удивляться, что за эти семь лет что-нибудь изменится. Это невозможно. Невозможно выбраться из капкана, который поставили тебе те, которых твои интересы не волнуют. Так же было и со мной. Вспоминая прошедшую ссору, на которой закон остался не на моей стороне, я вспоминаю тот проклятый день, когда священник обвенчал нас. Все забрасывали нас подарками, благословляли на счастливую жизнь. Шумный стол, шумные гости, вино, угощения. Но я и она – мы делали вид, что счастливы, хотя в душе никто не счастлив был. Это было похоже на Имперский Центр – счастливы все только с виду, а внутри наше несчастье сторожит ИСБ, не давая ему вырваться наружу. А теперь то мнимое счастье превратилось в ничто.
Он поставил точку. И вспомнил большой белый праздничный зал. Большой стол, на котором готовились к атаке спиртное и съестное. Празднично одетые гости восседали на своих местах. Гирс, одетый в богато расшитые яркие одежды сидел рядом с новоиспечённой женой – стройной блондинкой Матильдой, одетой в белое подвенечное платье.
Все были веселы как никогда. Гирс чувствовал себя неуютно на этом празднике жизни. Он видел отца, видел мать, видел своего тестя, которые с неподдельным восхищением глядели на виновников торжества.
Но назавтра… Уже не было ничего… Пустота под имитацией жизни. Холод, проникнувший всюду и везде. Он целовал Матильду – но этот поцелуй не горячил – он был холодным дуновением ветра. И сама Матильда была холодна, как лёд.
И он вспомнил Камиллу, ту девушку-уборщицу, которую Гирс защитил. Он ощутил то, о чём давно забыл. То чувство, которое было чуждо и ему и Матильде. Оно было полной противоположностью – не холодное, а тёплое, как истома. Гирс записал:
Сегодня я встретил её. Девушку звали Камиллой, она – уборщица, и…
И сердце наполнилось тоской, когда он представил эту худенькую, чуть сгорбленную фигурку, тонкое лицо с прямым носиком, и главное – эти красные миндалевидные глаза.
… она была прекраснее всего, чего я видел в жизни. Её походка, фигура, лицо, даже две передние пряди фиолетовых волос – всё это создавало красоту, которую мало кто может увидеть и понять. Я до сих пор не могу понять, как это произошло. Оно было неожиданным. То событие, первый разговор. Я вспоминаю это – и во мне нарастает то тёплое ощущение, которое поэты называют любовью. И меркнет всё остальное перед ней. Исчезло всё. Исчезли страдания, волокитная работа в КОСНОПе, непонятливость начальства, атмосфера страха Имперского Центра, Новый Порядок. И я их сломал в этот день. Одним разговором, одним движением, одним даром – деньгами на туфли. Я разговаривал с ней как с равной, я ощущал этот интересный благодарный взгляд – остальное было всё равно. Мне было всё равно на остальных, кто ходили мимо. Пусть же она купит новые туфли – мне плевать на обратное утверждение! Я буду готов на следующий день с радостью лицезреть её новое приобретение. К чёрту Новый Порядок…
В дверь постучались.
Гирс молниеносным движением спрятал книжку в ящик стола, кинул туда же и перо с чернильницей, запер ящик на ключик, и отпер дверь.
На пороге стояла Матильда, одетая в дорогое платье. Её светлые завитые волосы скрывал тёмный платок.
– Чего? – недовольно спросил Гирс.
– Нужно ехать на службу, – холодно ответила она.
Служба в Храме! Гирс про неё напрочь забыл из-за этих неурядиц.
– Езжай сама, а я здесь останусь, – так же холодно ответил он ей.
– Как это так?! Это обязательно для всех! – возмутилась Матильда.
– Ты уйдешь, или нет? – Гирс зверем посмотрел на неё.
– Я-то уйду, скотина. Ну-ка собирайся и поехали, ничтожество! – злобно прикрикнула на него жена.
Делать нечего. Придётся ехать, а то не отвяжется. Забыв про переодевание (ничего, и в вицмундире можно), Гирс вышел, запер свою комнату и вместе с женой покинул квартиру под вечер.
Служба.
Вечерняя храмовая служба в Имперском Центре – дело обязательное и сугубо важное, поскольку, если верить всевозможной агитации, именно Храм и Божественная Вера вкупе с Новым Порядком, армией и флотом символизировали могущество и порядок и веру в самое лучшее.
Но не так думал Гирс, когда парковался возле Имперского Храма. Нет наказания хуже, чем долгое топтание на одном месте, слушание велеречивости проповедника, и – совсем невыносимо! – пение восхвалений и торжественных молитв. До чего он ненавидел именно это – пение.
Гирс выключил мотор аэроспидера, и, выйдя вслед за Матильдой, запер авто.
Матильда безропотно направилась к воротам Храма, через которые уже торопливо шли прихожане, благоговейно преклоняя головы перед высеченным из камня Имперским Священным Крестом.
Гирс согнулся в полупоклоне перед Крестом, в отличие от Матильды, которая склонилась глубоко, пробормотав молитву.
«И почему нельзя просто помолиться дома, причём без этих поклонов и благоговений?» – с грустью подумал Гирс, который уже миновал ворота вместе с женой. По крайней мере, рядом есть отхожее место.
Гирс фыркнул. Ему вспомнился случай, когда он однажды пришёл на проповедь. Всё было бы хорошо, но случилась следующая оказия. Перед поездкой Гирс забыл сходить в туалет по малой нужде, и, когда он стоял и внимал старческому голосу священника, то у него случился конфуз. С вытекающими оттуда последствиями. Мочевой пузырь не вытерпел долгого отсутствия слива содержимого в унитаз, и Гирс почувствовал, что его штаны намокли. Не дослушав проповеди, он, пробормотал «извините», пулей вылетел из Храма и уже за воротами облегчился окончательно.
Вместе с толпой наплывших прихожан, Гирс и Матильда вошли в залу.
В нос Гирса ударил запах свеч, перемешанный с елеем. Он – жена сразу отошла от него – пристроился возле колонны и уже готовился терпеть очередное издевательство над душой.
Зала была отстроена на славу. Высокий потолок был обильно раскрашен росписями со сценами из Священной Книги Новой Редакции – сцены рождения Создателя, его добрые деяния, сцена казни, Возрождение. Далее следовали сцены рая и ада, на которые приглашённый художник не пожалел времени, красок и таланта. Они были до того живописны, что только осталось взмыть в потолок и влиться в толпу праведников и грешников.
Алтарь и иконостас не уступали по красоте фрескам. Обильно украшенные золотом, они были как солнце при свете свечей. Изображение Создателя глядело с иконостаса со спокойным лицом, будто не замечая, сколько людей собралось в зале. Словно он один существовал – и больше никого. Высокая кафедра пристроилась ровно посередине, и на ней уже лежала раскрытая Священная Книга Новой Редакции в окованном переплёте, на котором искрились при свете драгоценные камни.
Народу в зале собралось – яблоку негде было упасть. Мужчины, женщины, дети. Все ждали проповедника.
Гирс со скучным лицом ждал.
Баммм! – ударил колокол.
Баммм! – ударил ещё раз.
Баммм! – ударил в третий раз.
И замолк.
Дверь сбоку от иконостаса открылась, и оттуда в сопровождении молодых прислужников вышел толстенный в годах человек, облачённый в белую парадную ризу и такую же белую шапочку, на лбу которой блестел Имперский Священный Крест. Это был не кто иной, как сам Главный Храмовник Амос Рехиерш. Пыхтя от ходьбы вследствие своего объёмистого живота (уж точно не на постах нажил!), он взошёл на кафедру. Прислужники стали по обе стороны от Главного Храмовника. «Хорошо хоть не прислужницы!» – усмехнулся Гирс, вспомнив слухи о сластолюбии Храмовника.
Тяжело дыша, и подозрительно качнувшись, Главный Храмовник раскрыл Книгу, нашёл нужную страницу и начал завывать:
– Хвалим тебя-а, Создатель Вселенной и рода человеческого.
– Хвалим тебя-а… – пропела толпа.
– Преклоняемся пред Тобой, смиренные рабы Твои. Дал ты нам жизнь и спасение в приюте Твоём. Дал Ты нам хлеб Свой, и мы наслаждаемся Им… Ик! – икнул Храмовник, отчего толпа уставилась на него.
Гирс уловил знакомый до боли запах. Запах вина! Во-от оно что… Видно Главный Храмовник успел принять. Но он не вдрызг – значит, ограничился одной рюмкой.
– Твой хлеб прекрасен, и не надо мне ничего другого. Славен Твой хлеб, Создатель! – наконец-то закончил Храмовник.
– Твой хлеб прекрасен, и не надо мне ничего другого. Славен Твой хлеб, Создатель! – благоговейно прогудела толпа, и Гирс тоже.
– Сла-авься-а-а-а… ик! – вновь икнул Храмовник, и, развернувшись, вышел. Прислужники безропотно проследовали за ним.
Тишина. Гирс украдкой взглянул на часы. Осталось немного. Полтора часа.
Минут через десять Главный Храмовник вместе с прислужниками вышел. В руке у него было кадило, из которого несло благовонием. Прислужники встали возле кафедры с Книгой, словно стража.
Толпа образовала круг. Когда она образовала таковой, гремя кадилом, Главный Храмовник прохаживался по кругу, обдавая каждого благовонием.
«Ну скорее!» – молил Храмовника Гирс, чувствуя, что стоять уже становится невыносимо.
Однако Главный Храмовник не торопился, возясь со своим несчастным кадилом, обхаживая каждого, и в особенности, каждую, стреляя глазками больше по статям юных прихожанок.
Наконец, это закончилось, и Главный Храмовник вместе с прислужниками исчез за боковой дверью.
Уже через три минуты он вернулся со своими стражами, и уже за кафедрой начал читать нараспев Книгу.
– Славься, Создатель.
– Славься, Создатель.
– Да снизойдёт нам милость от Тебя.
– Да снизойдёт нам милость от Тебя.
– Слава Тебе.
– Слава Тебе.
Тишина…
«Что? Молитва так быстро кончилась? – изумился Гирс. Ну наконец-то, а то замучился здесь стоять. Ещё проповедь потерпеть, и всё».
Прислужники убрали Книгу с кафедры и тихо ушли. Главный Храмовник остался один на один с толпой. Настало время проповеди.
Главный Храмовник что-то пробормотал, а затем начал проповедь.
– Братья и сестры! Сегодня вы все пришли в обитель Создателя, ибо только она – приют для нас, грешных. Но мы об этом не думаем, когда входим во Храм, молимся, раскаиваемся в грехах своих. Мы, граждане Империи, привыкли видеть в службе некое обязательное действо, которое можно перетерпеть. А сами думаем о грешной жизни за порогом Создателевой обители. Мы забыли, что мы – единственное государство, сохранившее Божественную Веру. Мы – Святая Империя – оплот мудрости в противовес варварству, которое исходит от нечистой силы – нечеловеческих рас. Но мы это не чувствуем, нам всё равно. «И закрыли они очи свои, да отвернулись. И были их очи пусты и холодны». И мы уподобились тем хулителям, которые отвернулись от Божественной Веры. Равнодушие ведёт к забвению, забвение ведёт к гибели, а гибель ведёт к вымиранию.
Если говорить о равнодушии перед Святой Империей, то невозможно не вспомнить с болью нашу Имперскую молодёжь. В последнее время среди молодёжи появилось увлечение республиканскими идеями, про которые нам вещают мерзкие варвары, прислужники ада – повстанцы. Они вбивают в голову соблазнительные идеи о некоем свободном рае с равными правами, о свободе слова, свободе религии. О тех мнимых свободах, которые они называют «демократией». «И соблазнился он перед дарами Хозяина Ада, и принял дары, благодарно поклонившись. И Хозяин Ада сказал ему: “в путь”». Задумайтесь, братья и сестры, и взгляните внимательно на те дары, которые предлагают нам повстанцы. Настоящие ли они? Нет, о братья и сестры, они не настоящие. И слово «демократия» есть слово: «В путь». В путь, идите, творите хаос и разрушайте! Задумайтесь. И не жалейте того, кто принял повстанческую адскую печать, ибо доносительство не означает предательство, наоборот – это дело угодное Создателю. «Благо есть то дело, которое сделано во имя Создателя» – изрёк старец.
Следующий момент нашей проповеди состоит в ещё одной серьёзной проблеме. Это проблема людей и не-людей. Как не прискорбно это осознавать, но в нашей среде тайно ходят возмущения по поводу так называемого бесправия не-людей. Глупые мысли!
Мы не лишали их прав – они сами лишились их, вместе с Хозяином Ада отринув Божественную Веру и Создателя, и создав себе какое-то варварское кровавое действо, которое они осмеливаются именовать Верой. Но даже к своей Вере они не относятся, как подобает, творя в своих домах оргии и языческие пляски на потеху повстанцам и им подобным. По наущению Хозяина Ада они берут оружие и идут на Святую Империю, насаждая культ невежества, смерти и вандализма. Их уродливые руки тянутся к нашим богатствам, их грязные босые ноги стремятся выломать двери наших домов, убить наших мужчин, надругаться над нашими непорочными девами, замучить наших невинных молочных детей. И, спрашивается, за это мы должны дать им права? Те, кто со состраданием смотрит на эти отвратительные лица в клетках – задумайтесь, прежде чем подать им на пропитание или приглашать их за стол.
Толпа благоговейно склонилась перед Главным Храмовником. Пришлось это делать и Гирсу, который благоговел не перед сказанным, а перед тем, что можно хоть немного размять затёкшие кости.
– Идите с миром, братья и сестры, – закончил свою проповедь Храмовник и направился к боковой двери.
Толпа встала. И зала наполнилась шумом, словно стакан водой.
Все начали расходиться.
Не дожидаясь, пока Матильда помолится, Гирс вышел из Главного Храма.
И вновь он почувствовал то же самое ощущение, когда вышел из здания КОСНОПа. «Наконец-то я вышел!» Гирс походил около своего аэроспидера, разминая ноги, и закурил трубку, ожидая, когда Матильда покинет Храм.
Но только его внешняя оболочка ждала жену. Его душа с грустью думала вовсе не о жене. Она думала о Ней.
О Камилле…
Камилла.
В то время, когда Гирс терпел семейные неурядицы с вмешательством лейтенанта ИСБ, Камилла вместе с толпой не-людей вышла из аэробуса с зарешечёнными окнами. Поправив волосы, она одна направилась по неровным улочкам Инвисека – домой.
Лёгкий ветер трепал её длинные чёрные волосы, ласкал лицо, трепал края юбки. Камилла невесело улыбнулась, нащупав в кармане пять тысяч Имперских кредиток, которые ей отдал тот человек, спасший её от тюрьмы.
– Что же, Камилла, твои труды не были напрасны, – сказала она себе, идя по грязному тротуару.
Унылые серые многоэтажные дома, нечищеные тротуары – транспорт жителям Инвисека не полагался. Унылый пейзаж, сравнимый только с днями в тюрьме. И вокруг – оборонное заграждение – высокая стена, по периметру которой несли караул имперские штурмовики.
В Инвисеке под вечер бурлила жизнь. На улицах активно шла торговля – открытая и неоткрытая. Торговцы и ремесленники зазывали прохожих, предлагая купить свой товар – а продавцы торговали всем, чем можно – от украшений до наркоты. Прохожие проходили, заглядывали в лавки, торговались, покупали или не покупали – в зависимости от наличия денег и желания. А нет ни того и не другого – иди не задерживайся.
– Девушка, красавица, не хотите ли купить? – подскочил к ней джав – карлик, лицо которого, по уже вросшей в пустынную жизнь привычке, закрывал большой капюшон. Через темноту скрытого лица на неё глядели сверкающие глаза. Джав-торговец предлагал Камилле купить шляпу с цветами.
– Нет, спасибо, – отказалась Камилла и пошла дальше. Но низкорослый гадёныш не отставал, горячо предлагая свой товар. Но, признав, что эту девушку и красавицу шляпа не интересует, джав переключился на других прохожих.
Ей было не до шляпы. Она так устала, что ей хотелось только одного – добраться до дома, принять ванну и лечь в постель.
– Туфли! Хорошие туфли! Покупайте! Останетесь довольны! – вещал во весь свой басистый голос торговца мон-каламари. Сам торговец стоял возле открытой двери в лавку, на витрине которой красовались выставленные напоказ недавно привезённые туфли. И мужские, и женские.
Камилла посмотрела на свои разорванные туфельки, нащупала в кармане деньги. «Да, конечно, исполню обещание, – сквозь усталость прорвалась мысль, и Камилла свернула к лавке.
– Хотите купить туфли, девушка?
– Да, хотелось бы, – кивнула Камилла.
– Ну, проходите – мон-каламари галантно пропустил девушку в лавку.
Лавка потеряла свою просторность – всюду были коробки с обувью – видно, товар не успели разгрузить. За прилавком сидел рослый вуки. Увидев вошедших продавца и покупательницу, он безропотно покинул прилавок и скрылся за дверью сзади.
– Какие бы выбрать… – задумалась Камилла.
– О, вам не придётся выбирать. Я знаю, какие туфли вам подойдут. Прекрасные туфельки для прекрасной девушки! – и продавец направился к коробкам.
Камилла ждала, когда продавец найдёт нужное. С еле слышным бормотанием он копошился в коробках, иногда вслух жалуясь на нераспакованный товар. И…
– Вот они! – с улыбкой он поднял нужную коробку, открыл её, показал Камилле.
Туфельки Камилле понравились – такие красивые. Высокий каблук, изящный контур, искусно сделанные пряжечки, острый носик – такие туфельки она до этого видела издалека.
– Можно примерить? – застенчиво спросила она.
– Конечно, – закивал продавец.
Камилла сбросила свои опорки и обулась в новые туфельки. И – вот чудеса! – они ей оказались по размеру!
– Чудеса! И, главное, вам они подошли впору. Видимо, вы счастливая, – тоже удивился продавец.
– Почему?
– Видите ли, мой отец всегда говорил: «если человеку обувь идёт впору с первого раза, значит, у него будет счастье», – начал говорить мон-каламари.
– Сколько? – мягко прервала его Камилла, зная, что после этого восторга придётся слушать рассказ о всей родословной продавца.
– Тысячу кредиток. Но… за это сделаю вам скидку. И это будет, – продавец задумался, потеребив свои отростки-щупальца, отчего он напоминал красного осьминога, – Восемьсот. Берите – дешевле нигде не возьмёте.
Выросшая в Инвисеке и знавшая обычаи и нравы местных жителей, Камилла удивилась – чудеса! Только она хотела поторговаться, как вдруг проблема разрешилась сама собой!
– Да, я беру, – закивала головой Камилла.
– Упаковать?
– Нет, я в них пойду.
Рассчитавшись с продавцом, радостная, Камилла вышла из лавки. Кинув старые туфли в урну, надев новые, стуча каблучками, она продолжила путь.
Пройдя торговый квартал, на вышла на центральную площадь, свернула налево и направилась к арке, которая вела к двору. Пройдя арку, пройдя неубранный полупустой двор, мимо играющих детей, она подошла к одному из подъездов многоэтажного серого дома, набрала код квартиры. Дверь открылась, и Камилла оказалась в грязном неубранном подъезде, после чего поднялась на первый этаж.
Щёлкнул дверной замок. Камилла открыла дверь и – наконец-то! – оказалась дома.
– Камилла! Ты пришла! – нежные грубые руки матери обняли девушку.
– Мама, привет…
Камилла чмокнула маму в щёку, затем отступила чуть назад, попросила:
– Включи свет! Посмотри!
Мама зажгла свет и увидела на ногах дочери новые туфельки.
– Какая прелесть! Ты где их достала? Они же дорогие, – поразилась она.
– Купила, – ответила Камилла.
– Но у тебя зарплата только через неделю! – мама до сих пор была поражена увиденным.
– Случилась одна ситуация…
И, сбросив туфли, Камилла рассказала историю о толстяке и славном защитнике по имени Григорий Гирс, приукрасив рассказ эпитетами и метафорами – Камилла любила читать романтические истории, которые покупала в книжной лавке (насколько хватало денег), и тот случай очень напоминал случай из книги. Правда, Гирс на образ великого принца явно не тянул – лысеющий, нескладный, одежда неопрятная, Но ничего… Главное место занимал этот случай.
– Признайся, ты всё придумала! – не поверила рассказу дочери мать, когда они ужинали на кухне.
– Нет, клянусь, – заверяла Камилла обратное.
– Да ну, не придумывай, этого не бывает. Не бывает того, что человек вдруг взял да вступился. Это просто немыслимо. Мы для них – бесправный скот.
– Слушай, мам, давай спокойно поедим, – Камилла прервала уже готовую маму разразиться громадной речью о плохой жизни в Инвисеке и принялась за еду – котлетку с салатом.
Они поужинали.
– Кстати, мам, возьми, – Камилла вынула остатки денег Гирса и протянула их маме.
При виде денег мама посмотрела на Камиллу, как чиновник на неожиданную взятку.
– Деньги?
– Тут четыре тысячи. Бери!
– Ну ладно, – оторопело произнесла мама, беря пачку купюр. – Правда, откуда…
– Не беспокойся, деньги получены честным путём, – заверила Камилла, догадавшись, куда клонила мама.
– Всё-таки есть добрые люди… – мама положила деньги в жестяную коробку.
– Давай я помою посуду, – Камилла одела на себя грязный передник, закатала рукава своей кофточки, – а ты иди отдыхай.
Мама ничего не сказала и ушла в гостиную. А Камилла занялась уборкой и мытьём посуды. Но тут вспомнился тот случай на парковке, и её защитник – Григорий Гирс. Камилла тряхнула головой, стараясь прогнать эти мысли, и продолжила оттирать сковороду от грязи. Наконец это ей удалось, и она принялась за тарелки. Аккуратно расставив вымытую посуду, она сняла передник, и направилась в туалет за совком и щёткой. Без особого труда подметя пол, она свободно вздохнула: на кухне порядок. Подметать полы ей было не в новинку.
Камилла приняла ванну, оделась в видавший виды халат, расчесала волосы, повертелась перед зеркалом и пошла к себе в комнату.
Комната Камиллы была образцом чистоты и порядка – на полках книги выстроены в ряд, на столе и тумбочке – ни пылинки, ни соринки. Кровать…
Кровать! Наконец-то! Камилла, чувствуя, что её после душа клонит в сон, обессилено рухнула на кровать, зарывшись в подушку. Какое блаженство – мягкая кровать! Приют для уставшего работника.
– Доченька, можно к тебе? – постучалась в дверь мама.
– Да, мам, – ответила Камилла.
Мама вошла в комнату, села на кровать рядом с Камиллой.
– Расскажи мне что-нибудь, мам, – промурлыкала Камилла, развернувшись и положив голову на колени мамы.
– А что рассказать тебе, девочка моя? – мама неторопливо гладила волосы дочки. Продолжила:
– Не знаю. Вроде тебе я всё рассказала. И ты мне. Угостила меня придуманной историей.
– Это правда, я не придумала, – блаженно заулыбалась Камилла – иначе бы меня здесь не было. Он меня спас.
– Опять он! Он же – человек.
– Он – защитник. И я чувствую, что он одинок, – с улыбкой на лице произнесла Камилла.
– Уж не влюбилась ты в него? – подозрительно спросила мама.
– Не знаю, мама, – ответила Камилла. – Может, и влюбилась.
– Доченька, ты меня поражаешь. Он же человек, а люди ненавидят нас. Они не могут и не умеют любить!
– Ты жреца нашего наслушалась? Опять ходила на собрание?
– Ну, ходила, и что. Тебе тоже не помешало бы походить, а то на меня уже все косятся: где Камилла? И вечно мне приходится говорить, что ты на работе.
– Скажи, что заболела, долго сидеть не могу, – хихикнула Камилла.
– Но так нельзя, девочка моя. Я понимаю, что это не для тебя, но как ты приходишь, то постоянно сидишь с книжкой или бумажкой на заднем ряду.
– По-моему, всё это глупость – собрания, великая война, призыв начать резню. Великую войну нужно объявить тем, кто всех – и нас, и людей – рассадил по клеткам и нам наездил по ушам про всякое там превосходство. Я понимаю того человека, который меня защитил – он рисковал собой и положением. Он не такой, мам. Не такой, как все остальные. Он другой. Да и к тому же, чего восторгаться этим жрецом. Он только пожертвования собирает и празднует на них. Я сама видела.
– Да, я знаю, но помолиться…
– Если бы я и помолилась, то помолилась бы за то, чтобы снова его увидеть, – мечтательно протянула Камилла. – Я так хочу с ним поговорить, понять его, помочь ему… – и Камилла зевнула.
– Кстати, Камилла, насчёт «увидеть». Опять приходил Мец. Увидеть тебя.
– Ох, опять, – застонала Камилла.
Мец был сыном успешного торговца посудой. Из той же расы, какой и Камилла с матерью. Он был хорош собой, набожен, но имел скверный характер и массу тёмных слухов. Когда отец умер, Мецу досталось богатое наследство – посудная лавка и скопленный предприимчивым отцом капитал. Для полного счастья и превосходства оставалось только жениться. Вот и стал торговец и сын торговца заглядывать к Камилле, заманивая его обещаниями золотых гор и счастливой жизни, но Камилла не любила его, считая, что брак без любви – пустое дело. Какой смысл выходить замуж только ради обеспеченной жизни? Если так, то получается, что Камилла выйдет замуж за денежный мешок, а не за любящего человека. Тогда и жить смысла нет – это жизнь в пустоту. Но не была согласна мама, которая покровительствовала Мецу в его стремлениях. Маме нужен был богатый муж для дочки, чтобы хоть как-то свести концы с концами – зарплаты Камиллы едва хватало, чтобы покрыть расходы на жизнь. Так что – прекрасная партия! Соглашайся, Камилла! Но Камилла не соглашалась.
И разговор зашёл о том же самом.
– Мама, ну зачем ты его впускаешь! Ты, наверное, его ещё и чаем угостила! – Камилла схватилась за голову.
– Ну… да… – кивнула мама, мысленно добавив к чаю салатик с котлеткой, которые уписывал Мец. Но лучше про это не говорить.
– И опять он предложит свою руку. Я уже знаю, что он сказал. «Дражайшая матушка самой красивой девушки в Галактике! – передразнила Камилла гнусавый голос Меца, – Я преодолел такой путь, чтобы увидеть Камиллу». И так далее по тексту.
– Но он любит тебя, доченька.
– Мама, не смеши меня! Он не любит меня, я это чувствую. Он хочет, чтобы я была его посудой на полке, которую он продаёт, только и всего. Украшением. И плевать он хотел на любовь. Похвастаться хочет: вот смотрите на меня, у меня такая прекрасная жена, завидуйте мне, как многого я добился. Да и к тому же он ходит по борделям.
– Это ты уже придумала! – вступилась за Меца мама.
– Но говорят же…
– Мало ли что говорят. Они просто завидуют.
– Слушай, мам, давай закончим эту тему, а то тошно уже, – поспешила Камилла свернуть разговор.
– Ну хорошо, хорошо, – согласилась мама, в душе же противясь такому повороту событий.
– Видно, мне тебя никогда не выдать замуж – очень ты на папу похожа, – продолжила с улыбкой мама, погладив Камиллу по голове.
– Да… папа… – лицо Камиллы погрустнело, – хотелось бы мне его увидеть ещё раз.
Но отца своего Камилла никогда не увидит. Он умер от разрыва сердца, когда Камилла была ещё малюткой. Он любил маму, посмеивался над проделками Камиллы, и даже усталый после работы он не был мрачен – наоборот, он старался делать так, чтобы всем было хорошо. Когда-то его хотели женить на местной красавице, но Корэм влюбился в маму Камиллы и, вопреки железной воле родителей, женился на ней и переехал вместе с ней в Имперский Центр, тогда ещё Корусант. Это было то время, когда в кулуарах власти правительство вело свою игру, чьи правила не всегда совпадали с интересами остального народа. Невидимое противостояние совместно с гражданской войной раздирало Старую Республику, словно яд – организм человека. Но этого родители Камиллы не знали. Они просто жили.
– Ну ладно, Камилла, – слеза пробежала по щеке матери, – ложись уже спать. Завтра трудный день.
– Хорошо, – Камилла встала. Мама тоже.
– Спокойной ночи, доченька, – мама поцеловала дочку.
– Доброй ночи, мам, – дочка поцеловала маму.
Мама ушла, прикрыв за собой дверь.
Уже через три минуты Камилла лежала в расстеленной кровати и безмятежно спала.
Неожиданное утро.
Гирс мог себя поздравить. С праздником. Великим. Ибо ему, чиновнику VIII ранга Григорию Гирсу удалось встать рано утром. Собрав все свои силы воедино, он прорвал настойчивую осаду лени и встал с кровати. Он чувствовал дискомфорт – глаза слипались, части тела плохо слушали, норовя сделать помеху в идеальном движении рабочего человека.
Встав с кровати, Гирс оделся и направился в ванную. Там он успел принять душ (до работы оставалось ещё три часа), почистить зубы, побриться (в кои-то веки!). Чистенький, побритый, Гирс вышел из ванной и направился на кухню. Стараясь не шуметь – Матильда и слуги ещё спали – Гирс сварил себе кофе и разогрел в микроволновке оставшееся после вчерашнего ужина рагу. Позавтракав, он вернулся в комнату за трубкой с табаком, открыл на кухне окно (одним нажатием кнопки) и, раскурив трубку, затянулся крепким табаком. В мозг с наслаждением ударил табачный дурман – как-никак первая затяжка за всё утро.
Вчера он с женой вернулся со службы. Какое облегчение он испытал, когда вернулся домой и забрался в постель, укрывшись одеялом! Словно гора с плеч свалилась. Поужинав, Гирс и Матильда разошлись (они давно не были вместе – их разделяла холодная линия нелюбви) по своим комнатам. Как всегда. И этому в душе Гирс был частично рад, потому что он уже не чувствовал обузу надежды на то, что Матильда любит его. Вчерашний случай измены супружеским узам склонил чашу весов в сторону свободы, а возникшая любовь к Камилле разрушила те путы супружества, ключевым словом которого было слово «обязан». Любовь к этой инопланетной девушке была символом независимости Гирса. Для обновления новой эпохи осталось лишь сказать Матильде последние слова и получить свидетельство о разводе.
Гирс встрепенулся, отбросив от себя эти мысли, глянул на часы: без двадцати семь. Мда, лучше торопиться, а то совсем задумался. Облачившись в свой вицмундир, причесавшись, захватив папку с бумагами (результаты археологической экспедиции по раскопкам на Рилоте), курительные принадлежности (куда уж без них!), Гирс покинул квартиру, направившись к своему аэроспидеру.
Над Имперским Центром забрезжил рассвет. Редкий транспорт проносился мимо сверхсовременных зданий. Рабы-дворники убирали мусор на парковке. Жизнь начиналась.
Заведя свой аэроспидер, Гирс покинул парковку и взял курс к штабу КОСНОПа, как и было всегда.
На этот раз конфузов по дороге не возникало, и Гирс благополучно припарковался возле места работы. Выйдя из своего транспорта, он зевнул – всё ещё хотелось спать.
«Ну что же, Григорий, с добрым утром», – мысленно он сказал самому себе и направился к парадным остеклённым дверям, возле которых курил охранник. Поздоровавшись с ним, Гирс показал свой пропуск и скрылся в здании. Пройдя пустой вестибюль, он неторопливо зашёл в лифт и без особого труда поднялся на тринадцатый этаж.
В до боли знакомом коридоре никого не было, но Гирс заметил, что пол уже помыт. Ступая по вымытому полу, Гирс вошёл в 101-й кабинет, и застыл от изумления на месте.
В кабинете была не кто иная как Камилла. Одетая в ту же одежду, что и вчера, она занималась своим делом – мыла полы. Обернувшись, она вздрогнула, но, увидев Гирса, успокоилась.
«Это судьба!» – промелькнула в голове у Гирса.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался он
– Здравствуйте, – тепло улыбнулась она, глянув своей краснотой глаз на вошедшего. – Я не знала, что вы так рано придёте.
– Ну, я в кои веки решил не опоздать, – пожал плечами Гирс и уселся на своё место. – И ради этого стоило прийти.
– Ради чего?
– Ну… – замялся Гирс, но продолжил, схватив уверенность в голосе. – Ради того, чтобы увидеть вас. Кстати, купили туфли?
– Да, – улыбнулась девушка и, оставив щётку и тряпку, подошла к Гирсу.
Одним нажатием кнопки Гирс запустил компьютер и повернулся к Камилле.
Они молчали, пристально глядя друг на друга.
«Вот он, этот момент. Скажи ей то, что ты таишь в себе. Время пришло» – шептала смятенному в этот момент Гирсу душа.
– Камилла… – начал он.
«Смелее, Гирс! Не таи в себе то, что боишься сказать»
– Да? – вопросительно посмотрела на него девушка, заметив непонятную метаморфозу на лице Гирса – он хочет что-то сказать, но медлит или не решается.
«Скажи ей… Скажи».
– Камилла… – вновь начал он.
«Смелее. Если ты её любишь, ты ей скажешь. Сейчас. Пришло время»
И время пришло!
– Я… я люблю тебя, – выдохнул Гирс, потупившись.
Что стало с Камиллой! Она не поверила своим глазам. Он сказал! Он сказал ей это! Её душа наполнилась радостным теплом.
«Скажи ему тоже»
– И я тебя, – с нежностью произнесла она. – Я люблю тебя.
Красные глаза взглянули на серые глаза, руки заключили тела в объятия, уста потянулись друг к другу, и – слились в нежном поцелуе, соединяя невидимой нитью двоих влюблённых, две жизни, две души, невзирая на их внешние особенности, оставив позади беспросветное прошлое. Их текущая жизнь была на данный момент прошлым. Не существовало гражданина Империи и инопланетной девушки, были лишь Гирс и Камилла, целующие друг друга в то неожиданное утро.
Они касались друг друга – и вспыхивали на месте прикосновений огоньки страсти, норовя превратиться в неуёмный кострище, который не в силах остановить даже бурный поток воды.
Камилла оторвалась от Гирса, поправила волосы и сказала, посмотрев на настенные часы:
– Мне пора, любимый, – в её голосе слышались нотки сожаления, – увидимся ещё.
– Когда? – грустно спросил Гирс.
– Скоро. Не скучай, – она погладила его по щеке, ободрительно улыбнулась и, взяв все свои принадлежности, вышла из кабинета, помахав ручкой на прощание.
Гирс молча глядел на то, как она ушла. С неподдельной грустью на лице он сидел на стуле, барабаня пальцами по крышке стола.
На губах был свежий след поцелуя, в душе – любовь, а в сердце – тоска. Тоска оттого, что она ушла. Ему хотелось последовать за ней, быть с ней побольше, ощущать рядом человека, ради которого стоит жить. Ради которого стоит любить.
– Привет, Гирс, – оторвал его от размышлений бодрый голос Сайма.
Он ворвался в кабинет, как ураган, сел за своё место. Гирс заметил довольное лицо Сайма, словно у ребёнка, которому подарили долгожданную игрушку.
– Что за праздник? – спросил Гирс.
– А-а-а, – в предвкушении скорого события протянул Сайм. – Я вчера был назначен заместителем начальника Отдела Искусств. Вместо Ленриуса. Представляешь, Гирс, теперь я скоро получу IV-й ранг, если, конечно, зарекомендую себя на должности.
– Рад за тебя, – Гирс уткнулся в донесение. Радость Сайма его явно не интересовала.
– Да что с тобой такое?! – видя отсутствия внимания публики (Гирса), с недоумением спросил Сайм.
– Да ничего, – помотал головой Гирс.
– А-а, понимаю, – просветлел лицом Сайм, видимо, имея в виду вчерашнюю ссору с Матильдой, слухи о которой с пикантными подробностями облетели дом № 16 на улице Победы. Уже в очередной раз Гирс готовился ощутить на себе насмешливые взгляды, шёпот за спиной, а иногда и далёкий смех. Ну что ж, не привыкать, раз уж ему родители сделали именно такую жизнь.
– Я видел тебя на службе, – поделился своим открытием Сайм.
– Да что ты говоришь! Очевидность! – воскликнул Гирс.
– Ты заметил странности в поведении Главного Храмовника?
– Ну, заметил, и что?
– Что-то с ним нехорошо. Да и немудрено – дожить до такого возраста и трудиться.
– Ну да, ну да, – Гирс вновь отвёл глаза, витая не в настоящем, а несколько минут назад.
А Сайм вновь разразился длинной тирадой по поводу самоотверженности Главного Храмовника и остальных святош. Гирс не стал слушать и уткнулся в донесение, которое он получил уже перед окончанием работы, но, уставший от рутины, он решил посмотреть его дома. Не посмотрел – помешали семейные обстоятельства и чёртова служба, после которой он окончательно потерял силы. И сейчас он читал донесение археологической экспедиции и мысленно прикидывал – одобрит ли Магнус или нет? Одобрит, – уверил в себя Гирс, ибо экспедиция была финансирована не частным лицом (тогда этими бумажками можно было бы подтереться), а самим гранд-моффом Будасом, который (чего греха таить!) интересовался искусством нечеловеческих рас (врага надо знать!). Тогда посмотрим, как этот жирный боров Мебиус запоёт. А запоёт, знал Гирс, он соловьём. Ибо для Магнуса слова «гранд-мофф» и «Будас» означали «Галактическая империя» и «страж Порядка». Так что Гирс, не замечая Сайма, отложил донесение в сторону, намереваясь отдать его Магнусу, вынул свою любимую трубку, набил её табаком и раскурил, вдыхая ароматный дым.
101-й кабинет начал наполняться сотрудниками и, следовательно – шумом. Отстав от Гирса, Сайм влился в толпу пришедших, вступив в бесконечную трескотню, которая мало интересовала Гирса в тот момент.
Работа проходила как обычно – бумажная волокита, заказы, посещения Магнуса (как и предсказывал Гирс – увидев вышеозначенные слова, Магнус внимательно ( Гирс был удивлён) прочитал донесение и дал добро позаботиться о том, чтобы бесценные скульптуры с Рилота были направлены в роскошный особняк гранд-моффа Будаса). Переписываясь через Имперскую сеть с заказчиками, Гирс терпеливо ждал звонка на обед. А было так долго ждать.
И наконец-то раздался звонок – перерыв. И весь 101-й кабинет как ветром сдуло – сотрудники торопились занять очередь в столовой.
Гирс в столовую не пошёл. Не хотелось, да и к тому же он предусмотрительно купил утром в магазине пончики и сок. Не густо, конечно, но по сравнению со стандартным обедом в столовой КОСНОПа пончики и сок выглядели деликатесом. Конечно, это будет подозрительно, но, право, столовская еда уже приелась. Тем более, что финансы теперь позволяли. До поры до времени.
Гирс удивлялся самому себе. В первый раз за всю службу он не пошёл в столовую, не встал в очередь, не поел мясной блевотины, мочеподобного супа и водяного кофе. И не встретился с надоедливым Саймом, готовым часами трепать языком.
Распечатав упаковку с пончиками, открыв сок, он принялся за еду.
После сока захотелось помочиться, и Гирс, выйдя из кабинета, направился к нужнику. Проделав нехитрую процедуру, он вышел из туалета и встретился с Камиллой.
– Привет, – улыбнулся Гирс.
– О, привет, – ответила Камилла.
Они осмотрелись вокруг – не ходит ли мимо какой-нибудь сотрудник? – и обнялись, словно не виделись много лет. О, какое блаженство было это для Гирса.
– Ты не в столовой. Почему? – спросила Камилла.
– Не захотел, – отмахнулся Гирс. – еда там уже надоела.
– Я сейчас не об этом, – Камилла отстранилась от Гирса – она услышала шаги. Гирс и Камилла сделали вид, что они незнакомы.
Мимо прошёл Сайм (проклятье!), с удивлением посмотрел на Гирса и зашёл в 101-й кабинет.
Когда опасность миновала, Камилла обернулась к Гирсу и тихо спросила:
– Ты сегодня свободен?
– Ну, не особо, понимаешь, опять эта служба. Хотя… – Гирс подумал, – ну её к чёрту!
– Хорошо. Тогда давай встретимся.
– Где?
– Ты знаешь, где Окраинная улица?
– Да.
– Там строится новый дом. Ты сразу его увидишь, когда приедешь. Встретимся там. Только будь осторожен, не попадись, ладно?
– Со мной-то всё ясно. А как же ты выберешься?
– Не беспокойся, милый. Главное, приди туда.
– Ладно.
– До скорого.
И Камилла быстро ушла, оставив Гирса одного.
Перед встречей: Гирс.
Закончился очередной рабочий день – и Гирс с большим нетерпением скорой встречи вышел из здания КОСНОПа, откуда быстро направился домой – ждать скорой встречи. Да, встречи. Ибо она была ему дороже всех встреч на свете. Встреча с Камиллой.
Но его раздирали противоречия и волнения. Первые были вызваны по призыву законопослушного гражданина Гирса, который боялся трений с законом. Ведь за отношениями с нечеловеческой расой в лице Камиллы бледной тенью маячила статья 85-я Имперского Уголовного Кодекса «связь с нечеловеческой расой», за нарушение которой Гирс мог отделаться: в лучшем случае – бессрочной ссылкой в отдалённые части Галактики, в худшем – несколькими годами тюрьмы. Но – к делу подключался Гирс-возлюбленный, ведя с Гирсом-законопослушным диалог о сущностях любви, пересказывать который нет смысла – о чём ещё мог говорить возлюбленный, как не о любви?
Волнения были вызваны обычным человеческим страхом. А вдруг? А вдруг их заметят вместе, и наступит несчастливый конец? Тогда что? От случайности никто не застрахован. Объясняй потом всем, что он тут случайно оказался, прогуливался по стройке. Судье объяснять будешь!
С этими мыслями Гирс пересёк порог квартиры. Матильды дома не было – видимо, куда-то ушла. Куда – Гирс этим не интересовался. Кстати, а не устроить ли встречу здесь? Но сразу отогнал от себя эту идею, которая была равносильная самоубийству. Допустим, он пригласит сюда Камиллу, и что? Вдруг Матильда вернётся? Или сосед заглянет, соли спросить? И, увидев Гирса с Камиллой, в стыду захлопнет дверь, и побежит. Куда? Правильно, в ИСБ.
Остаётся Окраинная улица. И Гирс, чтобы подождать наступления службы, то есть встречи, решил скоротать время, делая записи в своей тетради.
Вот что он написал:
8 сентября. Вечер.
Был бурный день. Наконец-то идиот Мебиус прочитал донесение. Я был удивлён, когда увидел его читающим! Вот что делает с чиновниками слово «Империя»! Не говоря уже о гранд-моффе Будасе, который увлекается искусствами. Правда, ходили слухи, что не только ими, точно не знаю.
Сегодня виделся с Камиллой. И произошло то, что должно было произойти, по крайней мере, когда-то произойти в Империи – мы признались друг другу в любви.
Гирс поставил точку, вспоминая тот сладостный первый поцелуй. И его сердце наполнилось нежностью. Он записал:
Наш поцелуй расцвёл, словно запретный плод. Среди Империи. Камилла и я – и больше никого в то прекрасное утро (Гирс подчеркнул дату сегодняшнего дня). Между нами не было ничего, кроме нашей любви. Противно слышать, что любовь – это деньги, власть и родство. Замолкните вы, грязные святоши, утверждающие, что любви между людьми и не-людьми нет! Любовь была и есть, она – равна для всех, а не для какого-то сброда, назвавшего себя избранными и насаждающего Святую Империю. Сброда святош и политиканов, которые истребляют жизнь, прикрываясь Новой Редакцией Книги и законами. Это такой бред! Любовь существует для всех!
Перед встречей: Камилла.
Камилла смотрела на своё отражение в зеркале. Как всякая девушка, она придирчиво глядела на себя, оценивая надетый на неё наряд для грядущей встречи.
На ней была надета зелёная кофточка, с расшитыми изящными изображениями экзотических цветов, и зелёная же юбка, которая доходила до колен. Её оборки были шиты золотыми нитками, которые, правда, немного потускнели от времени – сколько Камилла не надевала этот наряд, которым очень дорожила, предпочитая более простую одежду, наподобие той, в которой она ходила на работу. И теперь случай представился.
Повертевшись перед зеркалом, Камилла надела новые туфельки, ещё раз посмотрела в зеркало, глядя, идут ли туфельки вместе с нарядом. Похоже, что идут. Удостоверившись в этом, она причесала волосы, ещё раз посмотрела на себя в зеркало – ничего, пойдёт. Интересно, как любимый оценит? Будем надеяться, что ему понравится.
Камилла посмотрела на часы, которые тускло показывали время: 19:01. Ещё рано.
На вечернее собрание в храме бога Даллагиса Камилла отказалась идти. Не только из-за встречи, но и по целому ряду причин. И первая из них – нудные проповеди жреца Шалы о священной войне против людей. И обязательные поучения о том, чего не должно делать существо женского пола. Не говоря о неполноценности людей. Противно было слушать этого гнусавого жреца, который потом раскрывал сумку, в которую принимал пожертвования на постройку нового храма, который подозрительно долго строили – пожертвования не доходили до строительной конторы. Но люди верили, заражённые фанатизмом, и свободно отдавали деньги, которые потом (по слухам) оказывались в каком-нибудь кабачке, где развлекался жрец. Камилла сама случайно заметила благочестивого жреца в обществе двух подруг, которых он вопреки учению Великой Книги, свободно обнимал и тискал. Явно не в школе жрецов научился.
Итак, Камилла осталась одна – смирившись с упорством дочери не идти на собрание, мать пошла одна. Предупредив маму, что она будет в гостях у подруги, Камилла готовилась к встрече.
…Ещё раз посмотревшись в зеркало, Камилла посмотрела на часы: 19:24. Уже пора идти – до места встречи путь пешком был неблизкий. Заперев квартиру на ключ (у мамы был ещё один), Камилла поправила волосы и вышла из дома, стуча каблучками по безлюдной улице – как уже известно из выше сказанного, все отправились на собрание.
Внезапно она почувствовала, что кто-то за ней следит. Она обернулась – и успела заметить тень, которая шмыгнула за угол дома. Уже оглядываясь, Камилла шла к одному тайному месту.
...не замечая, как за ней летит на безопасном расстоянии дроид-разведчик, неизвестным образом оказавшийся в Инвисеке – имперские власти для охраны правопорядка в Инвисеке обходились поддержкой штурмовиков и местных осведомителей ИСБ. Тусклое круглое обтекаемое тело с антеннами-рожками гудело и пищало, отслеживая движение Камиллы.
Она дошла до стены Инвисека – серой конструкции из железа, по периметру которой были расположены наблюдательные посты с тяжёлыми пулемётами и орудиями. По стене лениво прогуливались штурмовики в тяжёлой броне белого цвета с оружием в руках.
Зайдя за дом, который находился близко от стены – старый, обшарпанный, – девушка нашла прочную железную дверь подвала, которую охранял кодовый замок. Но подвалом он был не для всех. Камилла уверенно набрала комбинацию символов, замок негромко пискнул, и дверь открылась. Выросшая непутёвой девушкой, сующей нос куда не надо, Камилла случайно узнала об этом подвале, подсмотрев однажды за подозрительными людьми, которые, нагружённые объёмными сумками, входили в подвал и долго не появлялись. После чего юную Камиллу объяло любопытство, и, запомнив несложный код замка, она проникла туда и обнаружила секретный ход.
Она включила фонарик, который предусмотрительно захватила с собой. Луч осветил подвальное помещение, битком набитое различными закрытыми ящиками. Камилла знала, что это. Контрабандный товар из остальной части города, на котором наживаются торговцы Инвисека, получая его от контрабандистов-людей.
Пройдя мимо ящиков, она нашла то, что искала – люк, ведущий в подземный ход, соединяющий Инвисек с остальным городом. Но, в отличие от подвальной двери, люк был избавлен от такой меры предосторожности, как кодовый замок. Повернув задвижку, Камилла откинула люк…
Встреча.
– Улица Окраинная, – спокойно провозгласил женский голос из динамика, который был встроен в потолок аэробуса.
Единственный пассажир – Гирс – встал и вышел из аэробуса на остановку, за которой виднелись свечки жилых домов – это и была улица Окраинная.
Аэробус взмыл в небо и исчез, оставив Гирса наедине с улицей.
На улице стояла тёплая погода. Над домами наливался красно-жёлтым цветом закат, то и дело норовя превратиться во тьму ночи.
Гирс шёл мимо домов, оглядываясь, словно шпион. Не хватало наткнуться на знакомое лицо – на этой улице жило несколько знакомых коллег по работе, которые удивились бы и задали себе и ему вопрос: а что собственно забыл здесь их коллега по работе? Подозрительно-о…
Гирс спрятался за угол дома, – мимо кто-то прошёл. Гирс замер до такой степени, что он услышал – тук-тук, тук-тук, – как бешено колотилось сердце. Удостоверившись, что неизвестный ушёл, Гирс продолжил свой опасный путь.
– Эй ты, грязный ублюдок! А ну вернись!!! – Гирс чуть не наложил в штаны, когда он проходил возле дома. Так оглушил этот голос своей неожиданностью. «Видимо, кто-то ругает нерадивого раба» – предположил он, когда отошёл на безопасное расстояние от дома, откуда кричали.
Без происшествий пройдя ещё ряд домов, Гирс оказался перед забором, за которым возвышалась серая громадина недостроенного здания, которое строили уже четвёртый год – денег на постройку всё время не хватало – дело житейское в Имперском Центре, ибо деньги, выделенные на постройку оказывались в карманах чиновников, которые были не прочь поживиться, объясняя высокому начальству неожиданную утрату денег происками повстанцев, не-людей, Хозяина Ада и прочих.
Итак, забор, за ним – место встречи. И тут у Гирса встал вопрос: интересно, забор электрифицирован? Дотронуться? Если забор под напряжением, то коснись Гирс его, будет больнее обычного. Ну что ж, проверим…
Гирс дрожащей рукой дотронулся до забора, уже готовый быть ударенным током, но – такого не произошло. Забор не под напряжением. Отлично!
Гирс ухватился за забор и перелез через него. Отлично, он оказался на стройке.
Стройка напоминала поле битвы. Куча бетонных блоков, штабеля железа, ряд ветхих бараков для строителей (как догадался Гирс – не-людей). И кругом – ни души, что не может не радовать.
Вдруг ему в лицо ударил свет фонаря, отчего Гирс зажмурился. Вот чёрт!
– Эй! – воскликнул он.
– Привет, Григорий Гирс, – раздался до боли знакомый голос. Камилла…
– Камилла! – произнёс Гирс.
Стоявшая перед ним Камилла ослабила яркость света. Она приветливо улыбнулась ошарашенному от такого сюрприза Гирсу.
– У меня чуть сердце не выскочило. Ну нельзя же так пугать! – воскликнул с возмущением Гирс.
– Что, страшно? – задала провокационный вопрос Камилла.
– Да не то слово!
– Ладно, идём скорее, там у меня уже всё приготовлено, – сказала Камилла и поманила Гирса за собой.
Зайдя в тёмное здание, они быстро поднялись наверх, благо лестницы строители успели возвести. Впереди поднималась Камилла, фонариком указывая путь, за ней, пыхтя (ходить по лестнице было явно не в привычку) Гирс.
Наконец, они дошли до последнего этажа. Луч фонарика осветил старый матрас, который Камилла достала из бараков строителей, благо они не были заперты.
– Наконец-то мы вместе, – произнесла Камилла и впилась страстным поцелуем в губы Гирса.
– Да… я ждал этого, – ответил тихо Гирс.
– Тогда смысл ждать ещё? – Камилла загадочно улыбнулась. Сверкнули её красные миндалевидные глаза, и она своими изящными руками нежно потянула Гирса на матрас.
Они уселись на него.
– Любимая… – простонал Гирс, когда она неторопливо провела ладонью по его щеке, отчего та вспыхнула огнём нежности и вожделения.
Он притянул её к себе и поцеловал. Внутри него начала бить ключом обжигающая сердце страсть, остановить которую было невозможно.
Они говорили то, что хотели сказать, они делали то, что хотели делать, целовали друг друга, ощущая ту сердцевину счастья. Счастья любви.
Завершив поцелуй, Камилла игриво начала расстёгивать пуговицы вицмундира Гирса, который, впрочем, и не сопротивлялся этому…
Вицмундир полетел в сторону, следом за ним штаны, обувь, одежда Камиллы, и, – Империя с Новым Порядком. Время ночи. Ночи великой любви.
Их тела сплелись в единое целое, символизируя любовь. Их движения были страстны, они обнимали друг друга, разжигая горнило страсти, впиваясь губами друг в друга.
Они были счастливы вместе.
Спустя время они лежали на матрасе в переплетении рук, после бурной страсти.
– Ты знаешь, – заговорила Камилла, поглаживая взмокшие волосы Гирса, – иногда мне кажется, что всё это – сон.
– Почему? – спросил Гирс.
– Такого же не бывает. Наша любовь, любовь человека и инопланетянки, запретная любовь.
– Значит, это уже есть, – усмехнулся Гирс.
– Ты нехороший человек. Ты нарушил закон, и тебя посадят в тюрьму, – с насмешкой произнесла Камилла.
– Мне это неважно. Я люблю тебя, Камилла, и мне неважны эти законы, поучения всяких святош. Мне важна лишь ты.
– И мне, Григорий. Ты не представляешь, как это прекрасно – любить. Любить свободно, без запретов. Как я хочу этого, милый. Пройтись с тобой под руку, зная, что ты – свободна, и тебе нечего и некого стыдиться.
– Любить? – невесело усмехнулся Гирс, подумал, сказал – я никогда не знал этого чувства. До тебя.
– У тебя не было любви?
– Дело в том, что меня насильно женили на женщине, которую я не люблю. И, знаешь, мы не жили – мы существовали. То есть, ты живёшь, у тебя есть жена, работа, дом, но… нет того, что на самом деле объединяет семью. Нет любви.
– У меня тоже вроде сходная ситуация, – скривившись, ответила Камилла. – Меня пытаются выдать замуж за торговца, смысл жизни которого только в деньгах. Всё деньги, деньги, деньги! Но я его не люблю. И он – тоже не любит меня. Но все говорят: – она передразнила кого-то, – «Выходи замуж за Меца, не пожалеешь, будешь жить как королева». А мне не хочется жить, как королева, мне нужно любви.
– Твоего парня зовут Мец? – спросил Гирс.
– Нет, – загадочно улыбнулась Камилла, – моего парня зовут Григорий, и он здесь. И я его люблю, надеюсь, что он – тоже.
– Я люблю тебя. Правда.
Они поцеловались.
– Кажется, нам пора, Григорий. Аэробус твой ждёт, служба скоро закончится, – Камилла поднялась с матраса и начала одеваться.
– Но постой, – приподнялся и Гирс. – Может, останемся ещё?
– Если мы останемся ещё, то никогда уже не встретимся, милый, – отрезала Камилла.
Лицо Гирса сделалось, как у ребёнка, у которого отняли его любимую игрушку.
– Не скучай, любимый, – Камилла поцеловала Гирса в щёку, – мы ещё увидимся. Скоро, – и, заметив неодетый вид Гирса, сказала: – одевайся уже, опоздаешь.
Спохватившись, Гирс начал быстро одеваться. Тем временем уже одетая Камилла скатала матрас и сунула его под мышку, ожидая, когда Гирс приведёт себя в порядок.
Застегнув последнюю пуговицу на вицмундире – символе Империи, в которую Гирсу пришлось вернуться (лучше бы этого не было!), он последовал за Камиллой.
Когда они достигли забора, Камилла поцеловала Гирса на прощание и ушла, оставив Гирса одного.
Гирс перелез через забор, и уже шёл мимо домов к остановке, окрылённый и счастливый.
В эту ночь Гирс спал безмятежно, улыбаясь во сне, словно ребёнок, пребывая в ночной реальности, имя которой – сон. В его реальности центральным персонажем была только она – Камилла. Самый любимый человек в этом жестоком мире.
Спала Камилла, уткнувшись в подушку, вспоминая тот высший момент истины и любви, который подарила жизнь. Она улыбалась, она была счастлива. Он был с ней. Она была с ним.
Не спал Мец, просматривая записи, сделанные имперским дроидом, который за оказанную услугу подарил один гранд-мофф. Он смотрел на компьютере записи и до сих пор не мог прийти в себя. Он узнал о Камилле много нового. Но то, что он узнал, было не самым лучшим в его жизни. Он мог снести всё: нелестные отзывы суженой о его страсти к деньгам, язвительные насмешки за ужином, отсутствие внимания к нему. Но не это.
На записи он ясно видел, как она поцеловала человека. Человека! Этого лютого врага Инвисека, одного из тех, кто запер их туда как скотину!
Сердце Меца наполнилось злобой, какая была тогда, когда его конкурент – торговец мебелью – начал процветать. И теперь его суженую, его Камиллу уводит из под носа какой-то худощавый отброс из людей! Как он смеет посягать на его собственность?!
Этому нет прощения! – клокотал Мец. Правильно жрец говорил, люди – худшее, что может быть. Не надо с ними миндальничать, их нужно нещадно уничтожать. Надо, кстати, посоветоваться с жрецом по этому поводу, может, он это добавит в свои проповеди.
«Да, Камилла, – хрустнул пальцами Мец, который, казалось, в этот момент был соткан из злости. – Ты предала мою любовь, но скоро… да, скоро ты поплатишься за то, что связалась с этим отродьем».
Будни.
И снова будни пошли своим чередом. Гирс вставал рано, шёл на работу, работал, обедал в столовой, уходил с работы. Но – теперь он не тяготился работой, считая её бессмысленным коротанием своей никчемной жизни. Он знал, что работать стоит. Потому что вместо службы его ожидала неземная любовь, которую бескорыстно дарила Камилла.
Строящийся дом на улице Окраинной стал его настоящим домом. Только там он ощущал любовь, которую отверг дом на улице Победы. Ему хотелось чаще быть с Камиллой, ощущать её, жить рад неё. И в связи с этим его неоднократно посещали мысли: а не развестись ли с Матильдой, чтобы потом прийти окончательно к обретённому счастью? Он думал два дня, пока однажды не сказал Камилле.
С той встречи прошло уже пять дней. Они снова после атаки страсти нежной лежали рядом на старом матрасе, вокруг которого парила истома.
– Камилла, – спросил Гирс.
– Да, любимый?
– Камилла, я знаю… это трудно… не знаю, как ты отреагируешь…
– Говори уже, – поторопила девушка.
– Я хочу быть с тобой, любимая.
– Но ты и так со мной, разве не так?
– Не-ет, – покачал головой Гирс. – быть вместе навсегда, жить, воспитывать ребёнка, если он у нас будет, ну, ты понимаешь.
– Но у тебя есть жена, работа, деньги.
– Я разведусь с ней.
– Григорий, не глупи. Ты же знаешь, что это невозможно. Никто не даст тебе свидетельство о разводе.
– Я готов рискнуть, милая. Ради тебя.
Камилла захохотала, обнажённой рукой ударив матрас.
– Не надо, Григорий. Уж ради меня никто не даст развод.
– Но, как ты не понимаешь?! – обидчивым голосом воскликнул Гирс. – Я хочу быть с тобой…
– Я знаю это, но, прошу, не делай ничего.
– Тогда давай улетим отсюда. Плевать, что скажут!
– Куда мы улетим, милый?
– Куда угодно. Туда, где нет Империи. Туда, где мы можем смело сказать другим: «мы любим друг друга», без страха за то, что нас осудят. Ты же сама об этом говорила, почему же ты отрекаешься от своих слов?!
– Григорий, – Камилла приподнялась положив Гирсу руку на грудь, – ты же прекрасно знаешь: я люблю тебя, как не любила никого другого. Но пойми, наша жизнь простирается только здесь, а за этим домом её нет – кругом законы и порядки, железная стена. И что мы можем сделать? За нашу инициативу нам прямая дорога в ИСБ. Всё то, что ты говоришь – это мечты. Прости меня, милый, но… так получается. Но разве ты не рад, что я сейчас рядом? – Камилла улыбнулась. Гирс уже было открыл рот, пытаясь возразить, но девушка нежно прижала свою ладонь к его губам. И тихо сказала, наклонившись к лицу Гирса, – мы вместе, мы счастливы. Давай потом поговорим, ладно?
И она поцеловала его…
Что бы не говорила Камилла, насчёт развода она была права: развод – дело тягостное. Дело не в самом процессе, а в том, как на это посмотрит общество. Ведь Империя – сторонница нерушимого брака, а легко разрушенный развод ¬– это повод косо на тебя смотреть. И повод платить помимо квартирной платы ещё холостяцкий налог сверху. То есть вместо одной суммы – уже две.
Да и уехать… Гирс сам отругал себя за такую мысль. Как он может покинуть Имперский Центр? Никак, ибо в документах по месту жительства он значится именно здесь. В космопорте сразу подозрительно посмотрят: как это понимать? Гражданин Империи Григорий Гирс хочет уехать, несмотря на то, что он прописан в Имперском Центре?! А не повстанческий агент ли он?!! Надо в ИСБ позвонить, пусть проверят. И всё. Срока, правда, он не получит, но надзор за ним будет проводиться тотальный.
Как не крути, везде расставлены ловушки. И Гирс решил не возвращаться к этой теме. Пока.
Но Гирс был счастлив. Омрачал счастье только подозрительный взгляд Сайма. Гирс знал причину – он пропускал службу в Храме, и отправлялся на улицу Окраинную, где у него и Камиллы была своя служба – служба любви. Нередко Сайм спрашивал Гирса, почему тот не был на службе. Зная характер Сайма, Гирс придумывал отговорки, в глубине души боясь, как бы Сайм не начал копать под него. То-то лисий взгляд Сайма буравит Гирса, пытаясь просверлить отговорки и докопаться до истины. Так что нужно быть предельно осторожным.
Уже прошла неделя, и наступила следующая. Арестовали несколько сотрудников КОСНОПа, сотрудникам Отдела Искусств урезали зарплату в пользу казны, поступили тревожные слухи о какой-то таинственной боевой станции, способной уничтожать целые планеты. В КОСНОПе заговорили о повстанцах, которые уже начали нападать на имперские корабли.
Гирса это не волновало. Он тихо работал, но о работе, повстанцах, и прочем не думал. Он думал о том, когда же закончится рабочий день, и он отправится на ту самую улицу, где родилась его любовь.
Ревность Меца.
Мать Камиллы накрыла дочь одеялом. Камилла безмятежно спала, чему-то во сне улыбаясь. Мама расстроено покачала головой, и, тихо прикрыв дверь, вышла из комнаты.
Как всякая мать, она чувствовала, что с дочерью что-то не так. Эти таинственные исчезновения только дополняли это тревожное чувство. И это никак не было связано с собраниями, ни даже с отношениями к Мецу, который, впрочем, не стал приходить с предложениями руки и сердца.
Странно всё это… – думала мать, ложась в постель и засыпая.
Камилла возвращалась с работы, как и всегда – тем же маршрутом. Но она знала – её усталость исчезнет в связи с очередной встречей с любимым на том же самом месте. Усталая, но живая, она шла домой.
Когда она подошла к дому, то увидела…
…Меца, который её ждал. Он был хмурым, словно туча, руки сжались в кулаки.
«Вот только тебя, Мец, ещё недоставало» – невесело подумала Камилла, и пыталась пройти в подъезд.
Но Мец не пускал её, тихо сказав:
– Есть разговор, Камилла.
– Интересно, какой, Мец? Мне что-то не хочется говорить с тобой, – Камилла оттолкнула Меца и уже хотела войти в дом, но крепкой хваткой Мец схватил её за руку.
– Ты что делаешь?! Больно же! – взвизгнула девушка, пытаясь вырваться.
– Мне ещё больнее! – крикнул Мец.
– Да что случилось, чёрт тебя возьми?!
– Ты отвергла меня, бессердечная тварь! – продолжал кричать Мец.
Из окон выглянули соседи, но потом вернулись к своим делам – пусть влюблённые сами разбираются, не нашего ума дело.
– Я любил тебя, а ты… ты – Мец перешёл на шёпот, дыхнув в лицо Камилле перегаром. – ты предала меня ради какой-то человеческой твари! Я видел, что вы делали. Тр…сь в здании как животные!
Хлоп! – раздался шлепок – Камилла с силой ударила Меца по щеке, злобно посмотрев на него. Она резко вырвала руку, и сказала:
– Ты бредишь, Мец. Иди проспись, придурок!
– У меня есть запись, милочка, – Мец вынул из кармана диск, на котором содержалась информация с имперского дроида-разведчика.
Внутри у Камиллы всё похолодело. Этот ублюдок следил за ней! И знал всё!
– Как мы ошеломлены, правда? – заметив ошеломлённое лицо Камиллы, насмешливо произнёс Мец.
– И что с того, что ты ей владеешь.
– Но я могу показать это, – Мец, мерзко улыбаясь, повертел диск в руке, – твоей матери, да и не только ей, как я думаю. Посмотрим, как ты теперь заговоришь, красотка. Бесплатная эротическая запись, – хохотнул Мец.
– Что же ты хочешь? – потухшим голосом спросила Камилла.
– Выходи за меня замуж – и я при тебе (клянусь!) уничтожу запись, и всё будет как прежде.
Он победил, он достал её, – Камилла обречённо опустила голову, чувствуя себя окончательно раздавленной. Этим проклятым диском её превратили в безвольную рабыню, которая под таким давлением сделает всё, что пожелает. Если хочет прожить благополучно в дальнейшей жизни. Но… она не может предать то, ради чего рисковала столько времени. Ради истинной любви к любимому человеку, а не к этому денежному мешку, который диском шантажирует её. Это не любовь, это просто ревность, ощущение потери вещи, а не живой любви. Но она не будет рабой бездушного ревнивого подлеца. Никогда!
И Камилла расхохоталась. От души. Мец в недоумении уставился на неё. Он ожидал от неё мольбы, потоки слёз, обещания выйти замуж, но только не смеха. Видеть обречённое существо веселящимся для Меца было удивлением.
– Не думай, что ты можешь так меня купить, Мец, – отхохотавшись, сказала Камилла. – Если ты думаешь, что самый состоятельный житель, то это не значит, что я должна быть твоей служанкой.
– Что это значит?
– Это значит, что я тебя НЕ ЛЮБЛЮ, – чётко сказала Камилла, подчеркнув два последних слова. И добавила. – Тупица. Я не буду твоей рабой, даже если бы ты сотню дисков собрал. Ты не любишь меня Мец, ты просто бесишься из-за того, что я не стала украшением, которое можно приобрести за деньги. И даже не мечтай об этом, я не покупаюсь. Я готова бродить по городу, жить в нищете, плевать! Но отдать сердце за твои проклятые деньги – ни за что на свете! Я не продажная девка, чтобы покупаться на твои ухаживания, Мец!
– Так ты...? – Мец был раздавлен такой резкой отповедью.
– Да, я люблю другого. Доволен? Дру-го-го.
Мец нахмурился ещё больше. Особенно страшным был его взгляд – полный ненависти. Казалось, если бы взглядом можно было убивать, то Камилла уже корчилась в предсмертной агонии.
– Это мы ещё посмотрим. Ох, я тебе это припомню. А потом на тебя посмотрю, как ты, – голос Меца захлёбывался от безудержной ярости, – ты… приползёшь ко мне и будешь мне туфли целовать, тварь поганая! Когда эту прекрасную запись, – он махнул диском, – посмотрит весь Инвисек. Готовься, продажная шлюха, быть опозоренной и побитой! Готовься! – он погрозил пальцем и направился прочь.
– Так он всё знал?
Гирс переваривал рассказ Камиллы о сегодняшнем происшествии. Он не мог поверить в то, что за ним и девушкой следили, причём не ИСБ, а ревнивый торговец.
– Да, знал, – кивнула Камилла, полулежа на матрасе, – и теперь он предлагает мне выйти замуж в обмен на то, что он уничтожит запись.
– Так что же ты не согласилась? – хмуро спросил Гирс.
– Слушай, Григорий, мне и так одного придурка хватило на сегодня, так ещё и ты. Давай закроем эту тему.
– Но Мец…
– Пошёл он, этот Мец! И пошли бы эти чёртовы предрассудки в одно место. Любить – ещё не предрассудок. Пусть он показывает этот чёртов диск кому угодно, пусть даже крутит его целыми днями, мне наплевать! Я сделала выбор, и всё. – Камилла наклонила к Гирсу лицо, да так, что его коснулись её фиолетовые пряди, – Это – ты.
– Ты рискуешь собой, – начал Гирс, но Камилла поцеловала его, не дав выговорить слова.
– Рискую тем, что люблю? – Камилла оторвалась от любимого.
– Камилла.
– Что «Камилла»?
– Я не хочу, чтобы тебя опозорили и забили камнями на площади.
– Ты мне предлагаешь… выйти за него замуж? – брови Камиллы удивлённо взметнулись вверх.
– Ты потом можешь развестись, – робко произнёс Гирс.
– Нет, Григорий, – криво улыбнулась девушка, – это у вас можно получить свидетельство о разводе, а у нас это не так-то просто. Разводиться может только муж, да и то, если ему разрешит Старший Суд.
– Прямо как у нас, – произнёс Гирс.
– Что же ты хотел! Обычаи, будь они прокляты. Давай не будем возвращаться к этой теме, ладно? Это уже моё дело.
– Ладно, – кивнул Гирс, я просто… волнуюсь за тебя, дорогая.
– Ага, интересно волнуешься, предлагаешь мне выйти замуж. Я не выйду замуж, и не надейся, – отрезала Камилла.
– Я и не надеюсь, милая, – усмехнувшись, Гирс притянул Камиллу к себе.
И вновь они соединились в объятьях, которые пустили на дно все вопросы и сомнения, рождённые ревностью Меца. Как бы угроза не была сильна, Камилла не собиралась сдаваться – она говорила правду. Пусть там в Инвисеке хоть задохнутся со своими обычаями, предрассудками, ненавистью к людям, ревностью, всем-всем-всем – она будет любить того, кто ей любим. Она уже мысленно подготовила себя к тому, Что её привяжут к столбу позора и забьют камнями, как изменницу. Плевать! Лучше это, чем холодная роскошная жизнь. Ревность Меца сделала этот плод запретной любви более сладким, чем когда-либо. И, целуя Гирса, можно было бы сказать ему «спасибо».
Разговор с гранд-моффом
Мец чувствовал себя полным кретином. Дело было не в том, что он перепутал здания, обругал отца с матерью или накричал на жреца – это были отголоски вчерашнего вина, в котором он пытался утопить своё горе.
Дело было в следующем: во время своих похождений по злачным местам он умудрился потерять диск. Тот самый, которым он угрожал Камилле, склоняя её к брачному обету. Это, плюс ещё указанные выше выходки, – это и делало Меца кретином в своих же собственных глазах. Такая оплошность, стоившая ему Камиллы.
Мец глянул на себя в зеркало. Мда, не красавец – лицо осунулось, волосы, прежде уложенные и смазанные специальным гелем – чтобы блестели – напоминали развороченный лес.
В комнате Меца (он жил в отдельной квартире) царил беспорядок. После вчерашнего загула. На столе и возле дивана валялись ёмкости из-под вин, остатки роскошной снеди из ресторана «Расцвет килликов». Это – прошлое. Настоящее – Мец глядел на себя в зеркало, одетый в помятые одежды. Будущее – объяснение перед родителями, публичное покаяние перед жрецом (да можно и так извиниться. Перебьётся! Можно подумать, сам не пьёт!), и… Камилла.
И душа Меца вновь наполнилась безудержной яростью, когда он вспомнил (Мец помнил всё) Камиллу, эту смазливую мордашку с этими фиолетовыми прядями впереди густых волос, ради прикосновения к которым он заваливал дорогими вещами и её и её мать. Как она могла?! Продать успешного торговца, истинного верующего, ненавистника людей ради человека?!
Сжав тонкие губы, представитель расы чиссов, (к которым, забыл я сказать, принадлежала и Камилла), еле контролировал себя, чтобы не разнести всю комнату.
Месть. Только месть способная всё изменить! Отвергнутой – только смерть! И ничего больше!
Но как? По своей дурости он потерял безвозвратно диск. Можно, конечно, убить самому, но… как-то не хотелось. Месть, – говорил себе Мец перед зеркалом, – должна быть сладкой, как наказание за преступление. Тогда и силы потрачены не зря. Вот только надо подумать.
И Мец пошёл на кухню за вином.
Гирс допечатывал отчёт для Магнуса. Документ не представлял собой ничего интересного – результаты проделанной работы по рецензиям. Остановившись, он затянулся табачным дымом из трубки, затем снова застучал по клавишам.
Остальные сотрудники ушли в столовую. Гирс, конечно же, не пошёл, довольствуясь едой не из столовой. И сейчас, жуя бутерброд, он печатал и печатал.
С Камиллой ему удалось встретиться утром, после чего он её не видел – видимо, занята.
– Ты снова здесь, Гирс? – распахнулась дверь, и вошёл Сайм, что не особо обрадовало Гирса.
– Здесь, и что с того? – Гирс оторвался от компьютера и поднял на лисий взгляд Сайма лицо.
– Ты не был в столовой.
– Ну и что?
– С тобой всё в порядке, Гирс? – Сайм взял стул и подсел рядом.
– Да, Сайм, со мной всё в порядке, – Гирс мысленно приготовился слушать очередную болтовню Сайма.
– Объясни мне, Гирс, что всё это значит? – лисьи глаза глянули в глаза Гирса.
– Что? Что значит? – с недоумением спросил Гирс.
– Ты не ходишь на службу, вечно куда-то пропадаешь. На улице Окраинной, – выпалил Сайм.
– Ч-что? – Гирс опешил, чувствуя, что раскрыт.
– Я знаю твою тайну, Гирс. – прошептал Сайм, суровым лицом глянув на Гирса.
Мец был горд за себя – несмотря на загул, удалось заработать неплохие деньги. Довольный собой, он шагал домой, неся на плече довольно пухлую сумочку, в которой и находилась прибыль от торговли.
Он подошёл к дому, где находилась его квартира – серому дому, каких было множество. И сердце ёкнуло у него в груди.
Возле подъезда расположилось четыре имперских штурмовика, которые, заметив опешившего Меца, сразу направились к нему.
Бежать было бессмысленно – застрелят, и не вспомнят. Мец, чувствуя ледяной страх, стоял на месте, как вкопанный.
– Торговец Мец? – спросил один из штурмовиков.
Мец судорожно кивнул.
– Пройдёмте со мной. Вас хочет видеть господин гранд-мофф Будас.
Будас?! О нет! Мец поник головой и покорно двинулся за штурмовиками.
– Для результата необходимо честное сотрудничество, Мец, а не обман, – гранд-мофф Будас раскурил сигару и с наслаждением выдохнул ароматный дым.
Они сидели в роскошном авто – длинном аэроспидере тёмного цвета, который двигался в сопровождении боевых спидеров штурмовиков.
Будас был мужчиной средних лет, с волевым лицом, ясными голубыми глазами. Редеющие светлые волосы были зачёсаны назад, на пухлых пальцах блестели кольца. Самоуверенный и надменный вид, какой бывает у людей высокого положения. Серая форма, на которой красовались знаки различия и Имперский Крест.
– Да, господин, – в раскаянье склонил голову Мец.
– Я поставил тебе имперского дроида, а ты мне – плохой товар. Она была строптива, и мне стоило это больших затрат.
– Я понимаю, господин. Девчонка оказалась не та… Я думал…
– Это нехорошо, Мец, – Будас выдохнул дым, отпил вино из бокала.
Мец в глубине души не терпел этого чванливого урода в форме, но с ним приходилось сотрудничать, поскольку страсть Меца к деньгам давала о себе знать. Эту страсть он утолял, утоляя страсть гранд-моффа, – другими словами, поставляя ему девушек из своей расы, к которым Будас был особенно неравнодушен. Предпочитал он, как правило, самых красивых, отбирая их для своего штата прислуги. Не для того, чтобы следить за домом, конечно, – не-ет, а для того, чтобы ублажать похоть высокочинного сластолюбца. Но, как правило, рабыни у него долго не задерживались – некоторых находили на окраинах с простреленной головой. ИСБ не проводило расследования – не-люди, только и всего. Да и Будаса трогать себе дороже.
– Ладно, я тебя пригласил не для того, чтобы ругать, – перевёл разговор в другое русло Будас, – Есть к тебе дело.
Мец встрепенулся. Дело? Ещё один повод заработать кучу денег. Отлично!
– Мне нужна девчонка. Можешь это устроить?
– Понимаю, господин. Развлечься?
– Ну, – Будас снисходительно улыбнулся, потянувшись на кожаном сиденье, – просто хочется расслабиться.
– А плата?
Будас улыбнулся, достал из кармана бумажник, неторопливо отсчитал деньги и протянул купюры Мецу.
– Тут шесть тысяч. Это аванс, Мец. Поможешь в деле – получишь ещё больше.
Мец жадно посмотрел на деньги, да ещё с таким видом, словно готов был с аппетитом их съесть. Если всё будет удачно, то он может… – и голова торговца посудой закружилась от перспектив.
И тут в мозгу Меца словно включили свет. Теперь-то он знает, как расквитается с Камиллой. Любишь другого – почувствуй месть отвергнутого!
– Я знаю, кого вам посоветовать, – интимно произнёс Мец гранд-моффу, наклонился к его голове и начал рассказывать…
…Когда он, выйдя из гранд-моффского авто, шагал к своему дому, душа Меца ликовала. «Скоро ты заплатишь за всё, Камилла, продажная тварь» – со злорадством думал Мец, похихикивая.
Месть скоро свершится!
«Третья сила»
– Я знаю твою тайну, Гирс. – прошептал Сайм, суровым лицом глянув на Гирса.
На пол упала трубка. Весь окружающий мир словно застыл для Гирса, Да и сам Гирс в данный момент напоминал безвольную куклу, которая была человеком. Лицо вытянулось, рот раскрылся, губы дрожали. Его раскрыли!
– Т-ты о ч-чём? – волнуясь, спросил Гирс.
– Я знаю, что ты влюблён в уборщицу Камиллу, Гирс. Брось делать из себя идиота, мой друг.
Гирс промолчал, опустив глаза, словно провинившийся школьник перед директором.
– Ты, наверное, хочешь спросить: как я узнал об этом. Что же, пока сотрудники едят, я расскажу. Не против?
– Рассказывай, мне уже нечего терять, – наконец-то выдавил из себя слова Гирс, но с такой интонацией, словно учился говорить.
– Тебя не было на службе в очередной раз. Любой бы на моём месте задумался: почему? И я тогда понял, почему. Ещё тогда я увидел, как ты и твоя девушка были вместе возле кабинета.
– Я просто проходил мимо, и всё…
– Не надо, – хитро ухмыльнулся Сайм, – ты не умеешь маскироваться, Гирс. Думаешь, я не заметил, что ты смотрел на неё? Заметил. Да и странно для уборщицы мыть уже помытые полы.
Потом, как я уже сказал, ты начал пропускать службу. С чего бы это? Ты говорил, что у тебя работа, плохое сердце. Но, извини, во время службы КОСНОП закрывается, а в то, что ты болезненный, я не поверил. Слишком резво для больного ты двигался по улице Окраинной. К строящемуся дому.
– Ты… ты следил за мной…
– Да, – кивнул Сайм. – Её я засёк ещё раньше, чем тебя. Вот и всё.
– Ублюдок, – сплюнул Гирс.
– И ты называешь своего друга так?
– Ты мне не друг, Сайм. И я тебе тоже, – грубо ответил Гирс. – Ты, наверно, сообщил в ИСБ, как ты всегда и делал, впрочем. Это ты донёс на Ленриуса. И донёс на меня. Что, неправда?
– Это… – пробормотал Сайм, явно задетый за живое, – не относится к делу.
– Ну да, конечно же, не относится. Чего же ты сидишь? Иди в ИСБ, донеси на меня, если не донёс.
Сайм улыбнулся, будто Гирс отмочил шутку. И сказал:
– Тебя не удивляет, что ИСБ ещё нет? Если бы я донёс им, они бы повязали тебя давно. Не-ет, Гирс, я не доносил никуда, не беспокойся, – Сайм наклонился, поднял с пола трубку Гирса, протянул её хозяину. Тот взял её дрожащими руками, затем дрожащими руками вновь зажёг в чашечке трубки огонь, судорожно затянулся дымом.
– Тогда чего тебе надо, Сайм? – спросил Гирс.
Сайм мило улыбнулся Гирсу, словно добрый отец, наблюдавший за шалостями ребёнка.
– Ты мне ничего не хочешь сказать? – неожиданно спросил он.
– Чего?
– О твоих отношениях с… – Сайм задумался, подбирая нужное слово, – с необычной возлюбленной.
– Ага, а потом ты пойдёшь в ИСБ и сдашь меня с потрохами, – криво усмехнулся Гирс.
– Удивишься – нет, – ответил Сайм.
– С чего бы это?
– Я не из таких, Гирс, мой друг, я не похож на этих олухов, которые на человеке мечтают выслужиться.
– А из каких же ты олухов?
– Я… – Сайм понизил голос, – состою в «Третьей силе».
– Что…? – Гирс был поражён до глубины души.
«Третья сила»? И в голове Гирса всплыла всё, что ему было известно об этой организации.
История «Третьей силы» была окутана ореолом тайн и всевозможных слухов. По одной из версий, эта группа была создана бывшими республиканцами, которые не приняли ни Имперской Хартии, ни Петиции 2000 (документа, выражающего протест Императору), и заняли свою позицию – отсюда они и прозвали себя «Третьей силой». То есть, ни за кого. За себя. «Третья сила» была, пожалуй, самой таинственной партией в истории Галактики. Но потом… Гирс поворошил память, вспоминая передовицы газет и новости Голонета. «Третью силу» обвинили в антиправительственном заговоре и судили показательным судом, в результате которого лидерам организации вынесли смертный приговор, но – опять же слухи, – некоторые члены группы избежали преследований правительственных сил и ушли в подполье.
– Да, Гирс, это так.
– Но… но… не может быть! Я помню суд, это просто невозможно! – чуть не сорвался на крик Гирс, которого делал озадаченным происходящий абсурд. – «Третья сила» была ликвидирована, я помню!
– Не совсем так, мой друг Гирс. Она жива и поныне, – покачал головой Сайм, и хотел уже продолжить, как послышались шаги – пообедав, сотрудники возвращались на рабочее место.
– Договорим потом, – скороговоркой произнёс Сайм, и быстро сел на своё место.
– Мой отец был одним из основателей «Третьей силы», когда Империя только-только создавалась. Ему удалось избежать расправы, и он дожил свою жизнь в спокойствии…
Гирс и Сайм сидели в парке «Единая Империя» и продолжали прерванный разговор.
– После того, когда интерес к тому судилищу пошёл на убыль, – продолжил Сайм, – перед смертью отец передал мне регалии «Третьей силы» – лавровую ветвь, кинжал, и копию Хартии «Третьей Силы». Вот они.
С этими словами Сайм достал из своего дорогого портфеля следующие вещи: сделанную из золота изящную лавровую ветвь, кинжал, напоминающий миниатюрный меч, и сложенный вчетверо лист и протянул Гирсу. Рассмотрев ветвь и кинжал, Гирс развернул лист. Он был пожелтевшим от времени. Под пунктами документа, написанными красивым чётким почерком, стояли неразборчивые подписи.
– Это подписи основателей «Третьей силы», – прокомментировал Сайм. И добавил, – я захватил это для того, чтобы ты не считал меня выдумщиком и агентом ИСБ.
Гирс бегло просмотрел лист и отдал его вместе с вещами Сайму, который тут же, озираясь по сторонам, сунул их в свой портфель.
– Так это правда, что она существует?
– Абсолютная, – подтвердил Сайм.
– И что же вы делаете?
– Творим мудрые поступки, чтобы в Имперском Центре царил мир и покой.
– Интересно как?
– Очень просто, мой друг. Устраняем, – сделал ударение на последнем слове Сайм.
– То есть как?
– Мир не может быть достигнут при помощи переговоров и соглашений, мой друг. Кроме этого, есть ещё один способ сохранения мира.
– Война?
– Не-ет, – хохотнул Сайм, – война не приносит мир, она его уничтожает. Как та, которую Империя ведёт с повстанцами. Шум, грохот, взрывы, и больше ничего.
– Так что же ваша «Третья сила» не прекратит эту проклятую войну? – усмехнувшись, спросил Гирс.
– Всё не так просто. У нас ещё нет широкой разветвлённой организации, которая бы действовала по всей Галактике. Мы ведём свою работу на уровне Имперского Центра. Но это только начало. Итак, – Сайм вернул разговор в прежнее русло, – лучший способ сохранить порядок – это обезглавить противостоящие стороны, не тратя время и силы на вырезание всех. Например, ты помнишь смерть проповедника Хорста?
Гирс поворошил память. Нет, не помнил. И покачал головой.
– Ах да… Проповедник собирал сторонников для того, чтобы в День Империи устроить погром в Инвисеке. Отметить, так сказать, великий праздник, – хмыкнул Сайм. И продолжил. – Но на следующий день он умер во время выступления от разрыва сердца. Позже, – продолжил Сайм, – в Инвисеке жрец Лануу Т’рай призывал начать великую войну против людей и громить Имперский Центр. На следующий день он случайно упал с лестницы. А ведомые за ним и поклонники разбежались по своим домам. То же было и с поклонниками Хорста. Пали зачинщики – и стада разбежались. А сделали всю эту работу – мы.
– Очень оригинально – убийствами сохранять мир, – иронично произнёс Гирс.
– Ты наивный человек, Гирс. Думаешь, что мудрыми законами, красивыми фразами и прочей чушью можно добиться стабильности? Такого не бывает. Бумага с печатью – это фикция власти, но не сама власть. Власть неминуемо связана с убийством и интригами. Те плохие люди – тот проповедник и тот жрец – хотели поссорить и без того закабалённые расы, мы же их примирили. Но не до конца.
– Так почему же вы не убьёте Императора и не захватите власть?
– Было такое, – Сайм скривился, словно у него заболел зуб. – Один мофф, который работал на нас, решил порвать с нашей организацией и выступил против Императора с отрядом штурмовиков. Это плохо кончилось.
– Движение против ситхов? – вспомнил Гирс.
– Именно, Гирс.
– А повстанцы?
– Повстанцы предлагали нам сотрудничество, но наши взгляды не совпали. Поверь мне, Гирс, повстанцы очень похожи на имперцев – их лидеров не волнуют права и свободы, а только власть над Галактикой. Придут к власти они – Галактика ничуть не изменится – будут лишь новые лозунги и плакаты, а под ними – произвол и коррупция, как сейчас.
– А почему ты говоришь всё это именно мне? – задал главный вопрос Гирс.
– Потому что ты мог бы стать хорошим сотрудником группы. Как и твоя Камилла. Что скажешь?
– Я даже оружие держать не умею, не то, что стрелять, – улыбнулся Гирс
– Это не так сложно, как кажется. Я тоже прошёл через это. Скажу по правде, я не никогда не думал, что мне придётся взять в руки оружие. Но я предпочитаю действовать имперским оружием.
– Доносами.
– Именно, мой друг, именно. Так чище, безопаснее, и не приходится ходить в Храм на исповедь. Доносы лучше штурмовых винтовок и прочего дерьма.
– А скажи мне, Сайм, почему ты не рассказал мне об этом раньше? – спросил Гирс, закуривая трубку.
– Извини, я вынужден был играть роль болтуна и ревностного служителя Империи, чтобы пустить пыль в глаза Магнусу и его подобным, иначе меня бы раскусили в два счёта. Всегда будь с толпой – и останешься жив… Так что, Гирс?
– Что?
– Принимаешь моё предложение о сотрудничестве, или нет?
– А если я скажу «нет», тогда что?
– Я не обижусь, если на то пойдёт, – развёл руками Сайм.
– Я подумаю.
– Как знаешь, Гирс, – Сайм поднялся со скамейки и зашагал к выходу из парка, оставив Гирса одного.
– «Третья сила»? Я ничего не понимаю, – недоумённо сказала Камилла, когда Гирс закончил свой рассказ.
Они снова были на улице Окраинной, в том же самом строящемся доме, сидели на старом матрасе. Чтобы не утаивать от Камиллы услышанное сегодня, Гирс поделился секретом с девушкой.
– Я тоже не понимал, но когда он показал мне регалии…
– По-моему тут нечисто, Григорий, – высказала мнение Камилла. – С чего это вдруг он решил тебе открыться?
– Я не знаю, любимая. Не знаю. Но, может…
– Не надо, Григорий. Может, «Третья сила» и вправду существует, но зачем это нам? Что мы изменим? Мы только искалечим себе жизни этой грязной политикой, только и всего.
– Да, – кивнул Гирс, чувствуя правоту Камиллы.
– Милый, я чувствую, что ты в каком-то смятении от услышанного.
– Я даже не знаю, Камилла, что делать.
– Давай не будем об этом вообще думать. Будем любить друг друга и всё. Как прежде. И никакой политики, никаких грязных дел. Только мы с тобой. Разве моей любви недостаточно? – и уста Камиллы приникли к устам Гирса, вновь разжигая огонь страстного поцелуя.
И вновь Гирс окунулся в любовь, которая утопила сегодняшний разговор с Саймом, унося его на тёмное дно.
Её нет.
Как всегда, Гирс пришёл на работу рано утром, надеясь встретить Камиллу. Войдя в пустой 101-й кабинет он включил свет и по обыкновению сел за своё место, раскурил трубку и, чтобы скоротать время до появления Камиллы и до собственно работы, он решил немного поработать, переправляя текст рецензии, который был напечатан на черновике. При виде этого листа – мятого, со следами чёрной краски, с какими-то пятнами, можно было подумать, что его использовали по прямому назначению. Но дело есть дело, придётся перепечатывать или опять объясняться с Магнусом.
Камилла не появлялась. Надеясь, она появится, Гирс продолжил работать, дымя своей трубкой.
Но Камиллы не было. Заметив, что её всё ещё нет, Гирс удивился. Обычно она приходит и занимается уборкой (ну, в присутствии Гирса – формально), а сейчас – её нет! Странно, – подумал Гирс, раскуривая погаснувшую трубку, – необычно с её стороны.
Выходной день отпадал – не-людям давали выходной только в воскресенье, а сегодня только среда. Может, её переместили на другое место. Вполне возможно, но это было не так-то просто – как правило, не-люди были прикреплены к своим местам работы, а утроиться на другую работу можно было лишь с помощью специального разрешения, которое выдавалось не так просто – нужно пройти тщательную проверку, но это занимало много времени. Да и Камилла бы сказала.
Дверь в кабинет чуть приоткрылась. Гирс воспрянул духом. Сейчас она войдёт, сейчас они оставят свои дела и…
– Извините, можно войти, господин? – робко спросил женский голос, а затем в кабинет заглянула…
Гирс чуть не выронил трубку и озадаченно уставился на уборщицу.
Это была не Камилла. Уборщица была твилечкой, одетая в ту же форму, что и Камилла. Она была красного цвета, хорошо сложена, прямая, отростки-лекку вместо волос на голове.
– Э… можно, – кивнул Гирс и уставился во все глаза на твилечку.
Неизвестная уборщица кивнула и пошла к двери, провожаемая озадаченным взглядом Гирса.
– Из…извините! – окликнул он её.
– Да, господин? – обернулась твилечка, покорным взглядом посмотрев на чиновника VIII ранга.
– Вы… э-э-ээ… – замялся Гирс, затем, сформулировав вопрос, спросил, – вы давно работаете?
– Ну-у, давно так-то. А что?
– Просто, раньше была другая уборщица.
– Камилла? – догадалась твилечка, – Она куда-то исчезла, и мне приказали помыть здесь полы. Вообще, я убираюсь в Выборном Комитете.
– Ладно. А вы не знаете, где Камилла?
– Я не знаю, господин, – покачала головой твилечка.
– Ну ладно, – кивнул Гирс и вернулся к столу, а твилечка-уборщица – к своим тряпкам-щёткам.
Её нет. Гирс подпёр руками подбородок, глядя в монитор компьютера.
Куда же она исчезла?
Вчера вечером.
Вино горячило. Вино охмеляло. Вместе с дорогой сигарой.
Гранд-мофф Юлианиус Будас был пьян. Он полулежал на диване и курил сигару, пуская в расписной потолок кольца дыма. Вид усталого от большого количества вина человека, который вместе с полковником и майором отметили день рождения малолетней дочки: Сесилии исполнилось шесть лет, и, естественно, не выпить в этот день было бы глупым делом.
На улице была ранняя ночь
Кстати, где полковник и майор?!
¬– Эй, вы, олухи! – крикнул Будас.
– Ну чего?! – в роскошно обставленную гостиную, едва держась на ногах, вошёл заместитель Будаса – полковник Трент, лицо которого раскраснелось от пьянки. Форма его была в пятнах от еды и вина, на одной ноге отсутствовал сапог, а на штанах отчётливо виднелось мокрое пятно.
– Че-чего над-до? – спотыкаясь на словах, выговорил Трент и опёрся на диван, чтобы не грохнуться на пол.
Будас строго посмотрел на него, потом покачал головой. Трент окосевшим взглядом посмотрел на него:
– А… ч-его, – Трент замолчал, пытаясь построить предложение, – ты эт-то… ну, эт-то… грустный такой.
– Да не знаю. Выпили вина – что-то мало.
– Так давай… – Тренд с готовностью посмотрел на начальника.
– Не-ет, Тренд…
– А-а-а-а… По-по-понял, – пьяная физиономия Трента расплылась в дурацкой улыбке. Шеф хочет расслабиться. Да и он сам не прочь. Жена с детьми у родителей. Если уж так пошло – не надо отказывать себе в удовольствии побыть с какой-нибудь нечеловеческой тварью (женского пола, естественно!). Тем более они такие… ух, какие! Одним словом… потрясные тёлки. Лучше человеческих в сто крат. Да и проблем не будет. Попользовался – и голову ей с плеч. А если вопросы всё-таки возникнут – так ничего страшного. Сколько диверсанток из не-людей хотят смерти Святой Империи, которую Трент и охраняет!
– Да, дубина. Значит так, – Будас с трудом встал с дивана, и неровным голосом скомандовал, дыша вином в Трента, – Найди мне… – Будас порылся в карманах своей формы, где должен лежать адрес одной девки, которую сегодня порекомендовал Мец. Вывернув карманы (да куда этот чёртов листок делся?!), он пошарил глазами вокруг и – вот оно! – обнаружил валяющийся листок с адресом, затем, с трудом наклонившись, поднял его и протянул Тренту, – возьми своих штурмовиков и… – Будас икнул, – едь туда, понял?
– Да, – Трент кивнул, и, пошатываясь, вышел из гостиной.
Камилла расчёсывала волосы перед зеркалом. Закончив с причёской, она посмотрела себя в зеркало, повертелась, состроила смешную гримаску.
– Дочка, ну хватит перед зеркалом смотреться, – к Камилле подошла мать.
– Да, мама, – кивнула девушка, затем спросила, увидев одетую в лучший наряд мать. – Ты куда?
– Уж точно не к подружкам, как ты. На собрание. Тебя не зову, – ответила мать, положив руку на плечо дочери.
– Может, не пойдёшь, мама? Зачем?
– Так надо, доченька…
Мама хотела что-то сказать ещё, как вдруг.
Бум! Бум! Бум! – раздался грубый стук в дверь.
– Кто это ещё? – мать уже подходила к входной двери, как…
Трах! – от сильного удара дверь вылетела, словно картонная, после чего…
… в дверь ворвались четыре имперских штурмовика. С оружием.
Один из штурмовиков очередью из импульсной винтовки убил мать, которая рухнула на пол. Из её ран потекла кровь.
– Мама! – вскричала Камилла и повернулась к штурмовикам. Это всё, что она могла сделать – оглушающий разряд попал ей в грудь…
Мир исчез неожиданно – его сменила темнота.
– Она готова.
– Держи её!
– Давай сюда.
Один из солдат принёс простыню, в которую секундами спустя была завёрнута оглушённая Камилла.
– Ну что… т-там? – в квартиру, покачиваясь, вошёл пьяный Трент, у которого в одной руке была початая бутылка вина, в другой – пистолет.
– Порядок, сэр, – ответил один из штурмовиков.
– Ну, порядок должен быть всегда. Поняла?! – Тренд выстрелил в лежащее тело матери Камиллы. – В-вот те… теперь порядок, – удовлетворённо сказал он. – С такими классными офицерами, как я, Святая Империя может быть спокойна, – и Тренд опрокинул остатки вина в себя, смачно рыгнул, кинул пустую бутылку в угол.
– Забирайте её и поехали, – сказал он и направился к выходу.
Ну, сегодня вечером развлечёмся!
Сознание вернулось в реальный мир. Камилла открыла глаза, дотронулась до ушибленной головы.
Она была в какой-то комнате без окон. Дорогие обои, тумбочка, кровать, а к её спинке были – Камилла тряхнула головой – не померещилось ли ей? – прикреплены кандалы.
Она села на кровать и начала вспоминать. Она собиралась прогуляться, потом ворвались штурмовики, убили маму (сердце Камиллы наполнилось горечью), а потом. Голубоватая вспышка попала в неё, и всё.
Она встала, подошла к двери, подёргала её за ручку – дверь была заперта. Что происходит?
Она приложила ухо к двери и услышала пьяный хохот, крики, после чего послышались шаги, которые усиливались по приближению к комнате.
Камилла отпрянула от двери. Всё ясно, её похитили. И, похоже, известно кто. Глазами Камилла поискала что-нибудь, что могло бы сойти за оружие, но такового не оказалось. Проклятие! Камилла выругалась.
Но послышалось пиканье кнопочек, дверь раскрылась, и на пороге, нетвёрдо держась на ногах, застыл человек. Его глаза застлала пьяная пелена, редеющие волосы растрепались, от него несло сногсшибательным запахом алкоголя. Это был не кто иной, как защитник Империи гранд-мофф Юлианиус Будас.
– Ну что, тварь, развлечёмся?
– Что такое? Почему я здесь?! Отпустите меня, прошу вас! – поняв, что будет потом, закричала Камилла, чуть не оглушив вошедшего Будаса.
– Кричи, кричи, тебя ни-и-кто не услышит. Ты никому не нужна, и ты сейчас – моя, – с насмешкой ответил Будас. Распалённому выпитым алкоголем сверх меры, ему уже не терпелось заняться тем, что обычно является следствием выпитого.
– Помогите… – еле успела выдавить из себя Камилла, как пьяный Будас, словно дикий зверь, кинулся на неё. А дальше началась настоящая трагедия.
Камилла рухнула на кровать под весом тяжёлого, пьяного, распалённого страстью мужского тела, от которого, как, уже было неоднократно замечено, несло алкоголесодержащими продуктами. Тяжело пыхтя, Будас протянул свои волосатые руки к вырезу на кофточке…
Камилла закричала и вцепилась Будасу ногтями в лицо, словно дикая кошка.
Бах!!! – лицу девушки сделалось больно – Будас ударил её в лицо, и, продолжил наносить удары девушке, как того учили в Имперской Армии.
Постель окрасилась в красный цвет. Ослабив защиту Камиллы, Будас хищно улыбнулся…
Одна рука потянулась к вырезу на кофточке, другая – к краю юбки… Затрещала одежда…
– Нееееет!!! – вскрикнула Камилла.
– Да, тварь, да! – словно злодей из кинофильмов захохотал гранд-мофф, скидывая халат.
Он властвовал над ней… Как того и велит Святая Империя. И Создатель!
Потрясение
Гирс терзался тревогой. Она, как яд, ела его разум, не спеша, как садист, который старается насладиться болью, которую он сам же и наносит. Тревога надрывала сердце, резала не спеша, словно масло, душу.
Время приближалось к обеду. Гирс сидел, как обычно, за компьютером и работал. Но работа у него не получалась – в голову лезли всякие мысли. В итоге он перепутал адреса, послав по Имперской электронной почте вместо ответа на рецензию книги – отчёт о проделанной работе, не сохранил документ, и, рыкнув от ярости, принялся его перепечатывать.
Сайм сидел недалеко – несмотря на повышение в заместители, кабинет ему пока не давали. Зарекомендует отлично себя на службе – тогда дадим. На Гирса он не смотрел, не заговаривал…
Камиллы не было, ни утром, ни сейчас. Гирс терзался тревогой. Куда она пропала? Не случилось ли с ней ничего плохого? Но чем больше надвигалось тревожных вопросов, тем больше он терял стабильность в душе, пока ещё не превратившись в невротика.
Звонок на обед. И весь 101-й кабинет как ветром сдуло. Вместе с ними пошёл и Гирс, надеясь там увидеть Камиллу. Конечно, это призрачно, но – надежда всегда умирает последней.
В столовой, как всегда, было шумно от обилия сотрудников КОСНОП-а. Длинные шумные очереди за едой.
Но Гирса интересовала не еда – у него в кабинете в столе спрятаны булочка с сахаром и сок. Он глазами искал среди разносчиц и поварих Камиллу, надеясь на безмолвную, но тёплую встречу. Он представлял, как они встретятся взглядами, она тихо улыбнётся, одетая в запачканный передник и сине-белую шапочку, во что обычно одеты разносчицы и поварихи, наложит ему порцию мерзкой стряпни, они дождутся вечера и встретятся на улице Окраинной, украдкой от Имперского Центра воссоединив свои сердца.
Но как бы Гирс не искал, он не нашёл. Камиллы здесь не было.
– Решил перекусить, Гирс? – сзади раздался голос Сайма, напугав Гирса.
– Ну… что-то вроде этого, – рассеянно кивнул Гирс, и, чтобы не привлекать внимания, встал в очередь. Сайм за ним.
Наконец-то дождавшись очереди, Гирс получил еду, и, найдя свободный столик, сел, готовясь проглотить обед.
Рядом сел Сайм, положив свой поднос с едой рядом.
– Ну что, Сайм, покорил Магнуса? – спросил Гирс.
– Не совсем, – с набитым ртом проговорил Сайм. Проглотив, продолжил, – Магнус не терпит молодых выскочек, но и заместителем быть тоже неплохо. Денег не так уж и мало…
Они поговорили, после чего надо было идти на место работы. Отнеся поднос, Гирс пошёл в кабинет.
Доехав до Окраинной улицы, Гирс вышел на остановку и направился к строящемуся дому.
Он понимал, что смысла идти туда не было, но… вера в чудо, от которой Гирс никак не мог избавиться, заставляла его верить и надеяться на лучший исход событий. Камилла скорее всего, там, надо ехать на Окраинную улицу.
Матильда не заметила исчезновения Гирса – навесив ей длинной лапши на уши про важную работу, он собрался и ушёл из дома. Не на работу. С Матильдой проблем не было – муж и жена жили сами по себе.
Проблем по пути к заветному дому не было – никто не встретился. Гирс перелез через забор, обогнул казармы и скрылся внутри дома.
Хорошо, что он захватил с собой фонарик! – темно было как ночью. Включив фонарь Гирс начал подниматься по знакомым ступенькам.
Он добрался до того самого места, где они обычно были вместе. И Гирс увидел…
…Камиллу. Она лежала навзничь, в… крови, избитая. Одежда была растерзанна, обнажив стройное тело, а глаза, эти красные миндалевидные глаза, которые Гирсу были милее всех глаз! – они безжизненно глядели в никуда. Рядом, в луже крови, лежал кусок стекла. Камилла была мертва.
Гирс был потрясён. Нет! Нет! Нет! Этого не может быть! Я не хочу верить, что она умерла! Не хочу! Не хочу!
Но она была мертва. Её больше не было. Лишь избитое окровавленное тело лежало на полу в крови, напоминая разбитую куклу.
– Камилла! Нет!!! – Гирс рухнул на колени рядом с Камиллой, забыв про то, что штаны испачкались в крови.
Что-то защекотало щёки – Гирс дотронулся и ощутил влагу. Это были слёзы. Он всхлипнул и впервые со времён детства заплакал.
Он плакал, не замечая никого и ничего, дав волю горю и слезам.
С оглушённым от горя видом он посмотрел на мёртвую Камиллу. Вся в крови, по всему телу – следы избиения. А на правой руке были вскрыты вены. Самоубийство.
А это что? Гирс только сейчас обнаружил листок, который лежал рядом с покойной. Вернее, в листок было что-то завёрнуто. Наверное, он был до того убит горем, что просто не заметил. Посветив фонарём, Гирс развернул листок.
Внутри листка был завёрнут прощальный дар Камиллы – амулет в форме солнца и собственно листок, на котором красивым почерком девушка написала прощальную записку. Гирс бережно развернул её и начал читать, подсвечивая фонарём.
Григорий!
Я знаю, что ты получишь это письмо от меня, но, увы, увидеться я с тобой больше не смогу – кому нужна та, которую облекли позором?! Невыносимо жить после того, что над тобой совершили те, кто прикрывают свои грязные дела святостью. Я знаю, что ты почувствуешь, но я тебя прошу, милый – не расстраивайся и не плачь. Что бы ни случилось, твоя любимая верная уборщица Камилла будет всегда с тобой. По крайней мере, не поруганная Камилла, которая подарила любовь тебе. И я благодарна твоей любви. Те недели счастья были живой жизнью. Прими мой дар,– пусть это изображение солнца будет напоминать тебе о нашей любви.
Прощай, любимый!
Твоя Камилла.
Гирс аккуратно свернул записку, и бережно положил медальон в карман. Вот и всё, что осталось от его любви – Камиллы, которая покинула Имперский Центр, оставив Гирса наедине с миром и с собой. Мир в лице Имперского Центра ждал его, силясь вновь захватить душу Гирса в свои когтистые правоверные лапы – и от этого на Гирса вновь нахлынуло горе. Камиллы нет…
Никто не видел… Население Окраинной улицы, возвратившись с вечерней службы, проводило время в своих заботах.
Никто не видел…
… как на стройке, за углом недостроенного дома человек копал яму. Могилу.
Лопата вгрызалась в землю, словно штык. Вспотевший, Гирс копал и копал, выбрасывая из ямы землю, пока там не образовалась приличная куча.
Выкопав могилу, Гирс перевёл дух, вытер пот со лба и посмотрел на лежащее рядом тело Камиллы.
Он смахнул набежавшую слезу…
Он положил любимую на дно ямы и склонился перед ней.
Отсутствующий взгляд на лице. И глаза, самые любимые миндалевидные, красного цвета глаза, которые он, Григорий Гирс, не увидит.
Он всхлипнул, стараясь сдержать накатившиеся слёзы, затем аккуратно закрыл Камилле глаза, после чего положил её руки на грудь.
Прощай, любимая…
Он в последний раз глянул на неё.
– Прощай, любимая, – горестно прошептал он, вылез из ямы и начал засыпать могилу землёй.
Земля брала своё… Она постепенно скрывала ту, которую Гирс любил. Исчезло под землёй её стройное, чуть сгорбленное тело, теперь избитое и поруганное, и земля скрыла лицо Камиллы, взяв его в свои объятья навсегда.
Покончив с этой нелёгкой работой, Гирс нашёл на стройке бетонную глыбу и с трудом перенёс на могилу, сделав таким образом, могильную плиту.
Он стоял перед могилой любимой. Долго стоял… Слезы бежали по его лицу.
Он достал прощальную записку Камиллы, развернул, посмотрел…
И сердце его наполнилось яростью. Яростью к тому, кто сделал это, по чьей вине он хоронит свою любимую. Такой ярости Гирс ещё никогда не ощущал.
«Клянусь, я достану того ублюдка, который сделал с тобой такое. Я отомщу, придёт время» – зло сказал себе Гирс.
Но горечь вновь взяла своё. И он продолжил горевать по любимой, забыв про время и город, в который ему вновь придётся возвратиться.
Часть II
Жизнь после…
Мысли
Прошёл месяц, который сменился непрерывными дождями, на который многие негодовали, но мирились – как-никак за всю историю жизни Галактики достигнуты многие достижения, но природным явлениям нечего было противопоставить – природа есть природа.
Гирс сидел за своим столом и покуривал трубку, пуская дым в потолок. Коллег по работе не было – они ушли в столовую. Как и было всегда.
За месяц Гирс изменился. Он осунулся, в его зачёсанных назад волосах засеребрилась седина – в память о том горе. Даже не хотелось вспоминать – было очень тяжело.
С Матильдой он развёлся. Навсегда. И наконец-то! К слову, развод прошёл без сучка без задоринки – причём стороны – муж и жена – не возражали. Даже скандала не было. Теперь Гирс жил один, снимая квартиру на улице Императора – благо с деньгами помогли, как ни странно, родители. Раскусив инициативу сына в семейной жизни, они в один голос прокляли его, скрепя сердцем дали немного денег и, лишив наследства, мягко послали. Что ж, чёрт с ним, с наследством, если бы они знали, что ему досталось в наследство в прошлом месяце.
А ему досталась боль… И любовь, которую больше не вернёшь. И месть, которую следует осуществить.
Кстати о мести…
Он узнал виновника гибели Камиллы. И думать было не надо – это был гранд-мофф Юлианиус Будас, который, впрочем, не отрицал. Дело в том, что в газете появилась статья: «Враг наступает». В статье автор гневно говорил о засилии в городе повстанческих агентов, которых вербуют в основном из представителей нечеловеческих рас и под видом рабочих, служащих, прислуги направляют вершить своё дело. Убивать защитников Империи, славных военных гениев, одним из которых и являлся гранд-мофф Будас. Далее, после гневной преамбулы не менее гневно рассказывалось о нападении агента повстанцев на славного гранд-моффа, причём агент исчез в неизвестном направлении. Под статьёй была изображены две фотографии: одна – жертвы покушения – гранд-моффа Будаса. У него было исцарапано лицо. И ещё одна – комната Будаса с двуспальной кроватью, которая была заляпана кровью.
Да, это был гранд-мофф Будас. Тем более, слишком уж часто именно у него в доме орудуют шпионки и диверсанты – статья в газете была не первой. Гирс знал из слухов, что гранд-мофф питает слабость к прекрасному полу из нечеловеческих рас, особенно из той, к которой принадлежала Камилла, поэтому немудрено, что этот мерзавец похитил её, а дальше… нет, лучше об этом не думать – сердце… И память… Всё сходится, «повстанческим агентом» и была Камилла.
Но как осуществить месть? Да и поднимет ли руку простой чиновник VIII-го ранга на величественного военного сановника? Сложно ответить. Гирса терзали противоречия, как тогда – перед первой встречей с Камиллой. Способен ли он на убийство? Здесь речь шла не о любви к Камилле – по сравнению с грядущим это казалось мелкой шалостью. Шутка ли, всадить несколько зарядов в задницу гранд-моффу?! Хотя, надо отдать покойной Камилле должное – лицо она успела исцарапать.
Но с другой стороны, трудно оставаться в стороне от произошедшего. Сидеть и наблюдать, как мерзавец гранд-мофф будет вершить свои похотливые пакости, прикрываясь должностью и служением Империи. А потом, чего доброго, выйдет на покой, и будет жить-доживать свои года, неспешно потягивая вино, куря сигару, и с ностальгией вспоминая каждую ночь прожитой жизни! Гирс представил этого самодовольного индюка, старого, отдыхающего – и его захватила ярость, отчего он чуть не разнёс вдребезги компьютерную мышку.
Нет! Это не должно произойти! Он будет заслуженно отдыхать, а Камилла так и останется неотомщённой, оклевётанной и забытой?!
Но вставал вопрос – а как ты будешь осуществлять месть? Ведь это же не так просто, как показывают нам сценаристы и писаки! К гранд-моффу Будасу подойти непросто – он сидит в своём защищённом доме, похожем на цитадель (он так и назывался), окружённый охраной. Да и без оружия – невозможно драться с охраной и гранд-моффом голыми руками. Это не кино.
Ну, размышлял Гирс, допустим, добуду я где-нибудь оружие, проникну в цитадель Будаса, если не схватит охрана, доберусь до него, направлю оружие прямо в лицо, и превращу гранд-моффа в отбивную. Да, и скажу ему: «Это за Камиллу». И уйду, спокойный, удовлетворённый местью, под дождь. До первого поста ИСБ. «Мда, Гирс, тебе стоило не в чиновники идти, а в писатели. Сейчас бы не бумажки печатал, а в Ассоциации блаженствовал».
Но добраться до Будаса невозможно без плана, помощи, будь ты сверхгероем и штурмовиком в одном лице. А…
Вошёл Сайм и отправился на своё место.
«Может, он поможет мне..?» – возникла мысль в голове Гирса, который наблюдал за вошёдшим коллегой по работе.
А согласится ли он? Это уже другой вопрос.
И можно ли ему доверять?
Но Гирс сразу отмёл второй вопрос, поскольку он казался ему глупым. Если он открылся мне, что состоит в «Третьей Силе», и показал регалии с Хартией, то это означает, что он доверяет мне. Если бы не верил – с какой бы стати показывал и рассказывал?! Это просто глупо.
Но оставался вопрос о взаимопомощи. Поможет ли он?
Это скоро выяснится.
Клятва
Гирс вышел после работы из здания штаба КОСНОП-а и остановился на входной лестнице, покуривая трубку и ожидая Сайма.
Дождь прошёл, уступив место хмурому серому вечеру. Небо было затянуто в серый доспех туч, дул холодный ветер, забираясь в форменную шинель Гирса, которая уже порядком обветшала – новый комплект униформы выдадут не скоро.
Раздвинулись стеклянные двери и, одетый в шинель, с портфелем в руках, неторопливо вышел Сайм. Наконец-то! Гирс невидимым движением руки поманил его.
Сайм вскинул брови: чего?
– Мне нужно переговорить с тобой по поводу… ну, ты понял, – тихо произнёс Гирс, предварительно оглянувшись – не подслушивает ли кто?
Сайм понял. Кивнул и ответил (так же тихо), подойдя вплотную к Гирсу:
– Я сам приеду к тебе, там и поговорим.
Гирс кивнул, и Сайм направился в сторону парковки, оставив Гирса одного.
Докурив трубку, ссыпав пепел в урну, Гирс направился к остановке, чтобы сесть на аэробус и направиться домой.
– Улица Императора, – провозгласил равнодушно невидимый женский голос в салоне аэробуса.
Гирс оторвался от своих мыслей, вернулся в реальный мир и вышел с толпой пассажиров на остановку, за которой виднелся ряд домов, которые пытались дотянуться до неба.
…через пять минут он вышел из лифта на десятый этаж, набрал нужную комбинацию цифр для кодового замка на двери и вошёл в квартиру.
Квартира! Квартира! Какие же радость и облегчение были на душе у Гирса, когда он вернулся в свою квартиру. Ну, не совсем свою – хозяева сдавали своё жильё постояльцам, а сами уезжали куда-то. Куда – Гирс уточнять не стал. Да и не нужно ему было это знать.
Сбросив ботинки, форменную шинель, он прошёл в гостиную, где и расположился – в другие комнаты он не заглядывал.
В гостиной царил беспорядок – вокруг валялись вещи, книги (компьютер остался в прежней квартире на улице Победы). Журнальный столик был забит всякой всячиной – от конфетных обёрток до всяких ненужных бумажек. Пепельница, стоявшая на краю стола, была забита табачным пеплом. В довершении к этому в воздухе витал табачный аромат.
Гирс нажатием кнопки открыл окно. В комнату ворвался уличный шум – смешение звуков. Проветрив окно, Гирс закрыл его и, кинув вицмундир на спинку дивана, лёг на диван.
Внезапно он сморщился от того, что в спину кольнуло чем-то острым. Он вытащил… амулет в форме солнца – прощальный дар Камиллы.
И ему стало грустно. Грустно оттого, что её нет рядом. Как солнца, изображение которого Гирс грустно вертел в руках. Солнца не было. Как не было и Камиллы.
Но остаётся отомстить. Исполнить последнюю волю любви. Придётся. С твёрдостью, с ясностью мысли и дела. А в деле, возможно, может помочь Сайм, который скоро придёт.
Гирс набил трубку табаком и зажёг её, пустив облако табачного дыма в потолок. Он лежал и курил, в мыслях.
В дверь раздался звонок. Гирс встал, оставил свою трубку и подошёл к двери. Он включил видеоэкран. Возле двери стоял Сайм и с ним – ещё какой-то худой человек с белыми волосами и худым лошадиным лицом.
Гирс открыл дверь и впустил гостей.
– Привет, мой коллега по работе, как дела? – жизнерадостно поприветствовал Сайм Гирса.
– Нормально, Сайм. Есть разговор.
– Да, я понял, – вид у Сайма сделался серьёзным. Кивнул в сторону человека, – Это Арним, мой коллега по работе. В смысле, другой работы, ты понял, – добавил он.
Арним и Гирс обменялись рукопожатиями. Арним улыбнулся, коротко сказал:
– Приятно.
– Мне тоже, – кивнул Гирс.
– Ну что же, пройдём, поговорим, – и Сайм в обуви прошёл в гостиную. Гирс и Арним прошли следом.
– Мда, ну и видок у квартирки, ничего не скажешь, – Сайм плюхнулся на диван, да ещё с таким видом, будто пришёл к себе домой. – Курить, надеюсь, можно? – и не ожидая утвердительного ответа, он пододвинул пепельницу поближе, достал сигарету и закурил.
– Так что у тебя случилось? – после долгой затяжки спросил Сайм.
– Дело в том… – начал Гирс. Но перед тем, как рассказать, доверительно спросил:
– Надеюсь, ты мне доверяешь?
– Ну конечно, что за вопрос!
Получив столь обнадёживающий ответ, Гирс рассказал им историю о смерти Камиллы.
Надо отдать должное Сайму и Арниму – они умели слушать. Пока Гирс рассказывал, они не проронили ни слова. Сидящий в кресле Арним пристально смотрел на рассказчика, словно изучал его.
– И теперь, – закончил Гирс, – я хочу отомстить, но не знаю, как подступиться к этому ублюдку.
– Мда, Гирс. Стоило тебе втюриться в эту красотку, так у тебя сразу ум за разум заехал, – прокомментировал Сайм рассказ.
– Будас ублюдок ещё тот, – ответил Арним. – Каких ещё Империя не видала.
– Как я понял, ты хочешь вступить в нашу организацию для того, чтобы свести счёты с гранд-моффом – я правильно понял?
– Да, – утвердительно кивнул Гирс.
– Я так и думал. Но ты мог бы это сам.
– Дело в том, что я не могу, потому что не знаю, как подступиться к нему. От вас мне нужно немногое: оружие, план цитадели Будаса, прикрытие и – ваше молчание.
– Ну что же, тебе повезло, Гирс, что у тебя есть такой коллега по работе. Но подумай, стоит ли эта игра свеч, мой друг? Зачем тебе брать лишний грех на душу?
– Есть определённые причины, Сайм.
– А ты не думаешь, что это убийство всколыхнёт Империю, и тебя найдут?
– Если вы не сдадите меня ИСБ. Или у вас так заведено в «Третьей Силе» – сдавать своих?
– Да что ты! – сделал обиженный вид Сайм, – мы не такие. Если ты – наш сотрудник, то мы прикроем тебя так, что ИСБ и не пронюхает, что существует такой человек по имени Григорий Гирс.
Арним молча кивнул.
– Я… – и голос Гирса сорвался. Он собирался с силами сказать предложение, которое, наверняка, изменит его жизнь. Он стоял рядом с границей, которая отделяла две стороны, две жизни – жизнь чиновника и жизнь таинственного мастера тёмных дел. И, вдохнув побольше воздуха, Гирс выпалил, – Я хочу вступить в вашу организацию.
Воцарилось молчание, словно Гирс сказал нечто неслыханное для ушей простых смертных. Арним безмятежно сидел в кресле и внимательно глядел на Гирса – ни один мускул не дрогнул на его лице. Сайм же нахмурился, покуривая сигарету. Наконец, он затушил окурок и строго спросил:
– Это твой выбор?
– Да, – ответил Гирс, чувствуя, что переступил невидимую границу неизвестного будущего.
– Ты это окончательно решил?
– Да, – снова ответил Гирс.
– Ну что же, – Сайм встал, внимательно посмотрел на Гирса, – Встань.
Гирс встал.
– Сейчас вы дадите клятву служения «Третьей Силе», – Арним тоже встал и подошёл к Гирсу и Сайму. – Повторяйте за мной. Я…
– Я…
– Клянусь служить…
– Клянусь служить, – повторил Гирс.
– Делу отцов-основателей и учителей…
– Делу отцов-основателей и учителей…
– До самой смерти…
– До самой смерти…
– И отдам жизнь…
– И отдам жизнь…
– За мир в мире…
– За мир в мире…
– Клянусь…
– Клянусь…
– Ну вот и всё, – ответил Сайм, – ты дал клятву «Третьей Силе». Поздравляю, Гирс, ты теперь – наш.
Гирс только кивнул, ещё не поборов волнение, с которым он повторял за Арнимом слова клятвы.
Клятвы, которая перевела его на другую сторону, чьи земли были скрыты беспросветной темнотой.
Арним и Сайм ушли, оставив Гирса наедине со своими мыслями.
Гирс снова лежал на диване. Теперь это был другой Гирс – не чиновник VIII-го ранга, которому не везло в жизни, а секретный сотрудник не менее таинственной организации, о которой ходило много слухов.
«Зачем ты это сделал?» – спрашивал Гирс-чиновник.
«Я хочу отомстить за Камиллу. Да, отомстить. И никому это не понять. Я сделал свой выбор» ¬– убедительно ответил Гирс-мститель. И продолжил, – «А что бы ты сделал на моём месте? Промолчал и продлил свою никчемную жизнь в Имперском Центре, а Будас продолжал бы вершить свои грязные дела? Он довёл Камиллу до самоубийства, а я должен стоять в стороне?»
«Но есть кара, есть более удобные способы отомстить. Суд, донос, много чего!»
«Нет! Этого недостаточно. Да и что толку – подавать заявление в суд или строчить на гранд-моффа в ИСБ?! Меня просто-напросто пошлют. А суд? Будаса и так и так оправдают, как-никак – защитник Империи. Все у него в друзьях, попробуй ударь – ответят градом ударов».
«Но… – и Гирс-чиновник в бессилии опустил руки, – как хочешь».
И Гирс, вздохнув, готовился к жизни в неведомом грядущем.
Информация
Гирс проснулся через силу: его клонило в сон, на работу идти не было никакого желания. Хотелось выключить будильник, кинуть его куда подальше и безмятежно спать.
Но надо идти.
Приведя себя в порядок, Гирс на утреннем аэробусе добрался до места работы, причём, в отличие от того времени, когда он жил на другой улице, он добирался медленно – аэробус – не аэроспидер, и двигался с меньшей скоростью, останавливаясь на многочисленных остановках.
Гирс сел на своё место за компьютером. Несмотря на круто повернувшуюся со вчерашнего дня жизнь, работа была по-прежнему рутинной. Чем и занимался Гирс, покуривая свою неизменную трубку.
Как всегда, Сайм пришёл вторым, ободрительно улыбнулся новоиспечённому сотруднику «Третьей Силы», то есть Гирсу и сел за своё место. Разложив свои бумаги на столе, он, оглядываясь на дверь, подошёл к Гирсу и тихо произнёс:
– Сегодня будь у себя. Мы принесём то, что тебе нужно. И ещё кое-что.
– Понял, – кивнул Гирс и углубился в работу. Сайм отошёл, сел за свой стол, и, включив компьютер, начал работать.
Как и прежде, 101-й кабинет начал наполняться прибывшими сотрудниками Отдела Искусств. И вновь царил шум, болтовня, после чего сотрудники притупили к работе.
Закончив перепечатку отчёта Ассоциации писателей о книге «Воины Святой Империи», Гирс вывел информацию на принтер и передал готовую продукцию Сайму, чтобы тот отнёс её Магнусу. Сайм кивнул, принял листы, и вышел из кабинета. Покончив с этим делом, Гирс затянулся табачным дымом и принялся за следующий документ…
Так он работал и работал, пока окончательно не выдохся. К счастью, настал обеденный перерыв, в результате которого весь личный состав 101-го кабинета (кроме Гирса, конечно) как ветром сдуло.
Пончики и сок сменили быстрый завтрак (нечто среднее между яичницей и пиццей, которое собственноручно приготовил Гирс – денег было мало) и вода из под крана в пластиковой бутылке. Кушайте на здоровье!
Откушав, Гирс ждал только одного – окончания работы. После чего он отправится в свою квартиру и ему принесут… но об этом рано ещё говорить.
Решив размять ноги, он вышел из кабинета в коридор.
Никого из сотрудников в коридоре, естественно, не было. Только Гирс слышал плеск воды и шлепок тряпки об пол – уборщики. И Гирсу стало грустно. Звук мокрой тряпки напомнил ему о том дне, когда он встретил Камиллу. Только это было недалеко от кабинета Магнуса.
Показалась уборщица – уже знакомая твилечка, у которой Гирс спрашивал про Камиллу.
Уборщица, похоже, тоже узнала Гирса. Она поклонилась ему и продолжила мыть пол, делая свою работу умело и безмолвно, не ведая, что на неё смотрел Гирс, погрузившись в горькие мысли об утерянной любви. Он не видел твилечку – он представлял себе Камиллу. Но это был образ. Образ, который не заговорит, не подойдёт, не назначит встречу. Он будет только образом, но не живым существом.
Постояв немного, Гирс зашёл обратно в кабинет…
Гирс вернулся домой, уставший и промокший – на улице опять шёл дождь. Гирс сбросил с себя шинель, как всегда прошёл в неубранную комнату, кинул вицмундир на диван и плюхнулся на него.
Он устал. Работа выдавила из него все соки, оставив сморщенное сознание, которое требовало отдыха. Поэтому Гирс не отказался от него: он удобно поправил под головой подушку и захрапел.
…Проснулся он оттого, что звонили в дверь. Сонный, замученный, с растрепанными волосами Гирс пошёл открывать…
В квартиру вошли Сайм и Арним, у которого был объёмистый пакет с чем-то неизвестным внутри.
– Ну и дождь, чёрт меня забери! – пожаловался Сайм, вешая промокший плащ на вешалку.
– Да, погода… – пожал плечами Гирс.
Сняв свой плащ, Арним безмолвно поздоровался с Гирсом и прошёл в гостиную вслед за Саймом.
– Спешу тебя порадовать, Гирс, – Сайм закурил сигарету, – у тебя будет прекрасная возможность всадить несколько выстрелов в задницу Будаса.
Арним скривился – видимо, он был человек дела. Начал:
– Мы принесли для вас план операции. Так как у вас нет средства просмотра, мы захватили с собой ноутбук. Потом вернёте, когда изучите. Планы получены от нашего агента, – с этими словами Арним аккуратно достал из пакета чёрный ноутбук и упаковку, в которой Гирс разглядел диск. Продолжил:
– Также я принёс вам оружие, – и достал небольшой продолговатый предмет, аккуратно завёрнутый в тряпку, протянув его Гирсу.
– Время пришло, мой друг, – протянул Сайм.
Гирс развернул тряпку. В руках оказалось оружие – бластерное ружьё Е-11, с которым обычно ходят по городу патрули штурмовиков. Удобное короткоствольное оружие, точное и надёжное. К тому же, Е-11 можно было легко спрятать под плащом.
– Заряжено, проверено, исправно, – ответил Арним, пристально наблюдая, как Гирс изучает оружие.
– Это… конечно, хорошо, – поднял свои глаза Гирс, и с неловкостью ответил, – только я стрелять не умею.
– Это не так сложно. В том же диске я на этот случай записал инструкцию по стрельбе. Тем более вам не надо будет стрелять издалека.
– Хорошо, хорошо, – закивал Гирс, положив оружие на кресло.
– Лучше спрячьте, а то вдруг увидит кто-нибудь, – посоветовал Арним, после чего Гирс сунул оружие в шкаф.
– Ну что же, Гирс, – оживился Сайм, до этого со скучающим видом покуривая сигарету за сигаретой. – У тебя, как я сказал, появился шанс отомстить Будасу за свою девушку. Теперь время настало, так как Будас является не только твоей целью, но и нашей.
– О чём идёт речь? – спросил Гирс, раскуривая трубку.
Сайм кивнул Арниму, тот без промедления переложил пепельницу на диван, взял принесённый ноутбук, включил, вставил диск в дисковод…
На экране ноутбука показалась схема какого-то помещения.
– Это план Имперского Оперного Театра. К сожалению, голографического плана у нас нет, так что не обессудьте, – начал говорить Сайм. – Будас приедет туда завтра в шесть вечера и выступит с речью перед высшим светом Имперского Центра. По данным нашей разведки, Будас будет говорить об ужесточении порядка в Империи, вплоть до перевода города на карательную диктатуру. Причём, сторонников у него немеренно.
– Интересно, чего же ещё ужесточать? Вроде бы всё сделали, чтобы создать большую клетку.
Сайм хмыкнул, затем продолжил:
– Всё не так просто, Гирс. Теперь будут урезаны права у людей, вплоть до смертных казней на месте за какой-нибудь неосторожный шаг. Представь, что будет при такой жизни. Кроме того, Будас хочет придать погромам в Инвисеке законный характер. И погибнут не единицы, а сотни, тысячи с обеих сторон. Так что ты подвернулся нам весьма кстати. Ты установишь мир. Теперь дальше. Арним! – повернулся Сайм к Арниму, который был занят с ноутбуком.
Арним понимающе кивнул и вывел на экран несколько фотографических изображений Большого Зала Имперского Оперного Театра.
– Будас будет выступать с речью на сцене. Здесь, – Сайм ткнул пальцем на сцену. Кивнул Арниму. Тот вывел на ноутбуке схему Большого Зала, всю испещрённую пометками.
Сайм ткнул пальцем в схему.
– Красным крестиком изображено месторасположение объекта твоего задания. Синими крестиками – расположение штурмовиков-охранников. Закрашенные штриховкой места – это публика. Затем идёшь по фойе, встретишься с нашим агентом. Далее займёшь позицию за сценой – тебя проводит туда агент. Его имя – Ксамуил, он работает театральным рабочим и постоянно там ошивается. Пароль – «Кажется, я не туда попал», отзыв – «А-а, понял. Туалет наверху».
Ты займёшь место за кулисами и выстрелишь по гранд-моффу. Конечно, я понимаю, что ты хочешь сказать ему на прощание, но этого лучше делать не стоит – мы же не хотим, чтобы убийство гранд-моффа повесили на друзей Камиллы, верно? – Сайм улыбнулся.
– А потом? – спросил Гирс.
– Далее выберешься через запасной выход. Там тебя будет ждать Арним на аэроспидере. Вот, пожалуй, и всё, – закончил Сайм.
– Изучите планы как можно лучше и потренируйтесь в стрельбе, – добавил Арним.
– Кстати, забыл, вот, возьми, – Сайм порылся в карманах и достал билет. – Это на завтрашний вечер, который, – Сайм хихикнул, – будет незабываемым.
– Да, это точно, – протянул Гирс, чувствуя, что месть близка.
Театр
Человек волновался, покуривая трубку, поглядывая на проходящую в Имперский Театр публику.
Время близилось к шести. Небо клонилось ко сну, становясь всё темнее и темнее. Имперский Оперный Театр, напоминавший свадебный торт со сливками, весь светящийся разноцветными огнями, принимал и принимал в себя потоки людей, одетых, в основном, в дорогие наряды, сверкая разноцветными каменьями. Это были сливки общества – граждане Империи.
Человек волновался, глядя на часы. Скоро надо идти.
Гирс, а это был именно он, сжал под плащом рукоятку бластерного автомата Е-11. Плащ ему одолжил Сайм – идти в форменной шинели в театр было делом идиотским. Чиновника VIII-го ранга, да ещё худо-бедно одетого, туда не пропустят. Да и неузнаваемость в деле нужна, иначе ИСБ догадается, где искать убивца.
«Спокойно, спокойно, Гирс, ты справишься, ты сможешь, сможешь» – внушал самому себе Гирс. Но волнение было сильнее внушения. Мысленно внушая себе обнадёживающие мысли, Гирс докурил трубку и вошёл в парадный, вычурно обрамлённый вход в Имперский Оперный Театр. Предъявив билет на кассе, Гирс посмотрел на часы – без двадцати семь – и, согласно плану, на изучение которого он потратил ночь, остался в фойе. Ждать агента, как там его… Ксамуила.
План он знал назубок: дождаться за сценой выступления Будаса, затем прицелиться и открыть из автомата огонь по гранд-моффу. За Камиллу. После чего вместе с Ксамуилом бежать со всех ног к запасному выходу, и сесть в аэроспидер Арнима. И всё.
Теперь оружие. Ту же ночь Гирс потратил на то, чтобы обучиться владению плазменным оружием, сверяясь с инструкцией. Что ж, вроде получилось. Гирс надеялся, что промаха не будет. И непредвиденных последствий. Оружие, уверили Сайм и Арним, исправно и заряжено.
К нему подошёл коротышка, одетый в форму театрального работника. Он был сед, лыс, и от него несло табаком.
– Могу ли я чем-нибудь помочь? – поинтересовался он у Гирса.
– Э… да, – замявшись, кивнул Гирс, и, волнуясь, спросил, – Кажется я не туда попал.
– А-а, понял. Туалет наверху, – ответил, хитро улыбнувшись, коротышка. Шепнул, – Вы ведь Гирс, правильно?
– Да.
– Ксамуил, – театральный работник протянул свою грубую руку Гирсу. Тот пожал её.
– Очень приятно.
– Ладно, – кивнул Ксамуил. И громко, – Пойдёмте со мной, я вас сопровожу.
Гирс последовал за Ксамуилом, через роскошно вытроенное фойе, которое напоминало классический райский сад ¬– экзотические растения в кадках, изящные колонны, сцены из классических пьес, изображённые на стене, журчащий декоративный фонтанчик.
Они поднялись по лестнице, на которой расположилась бордовая дорожка, после чего спустились вниз ещё раз и пошли через пустой коридор, один из которых вёл за сцену.
– Никогда здесь не был. Такое сложное здание, – поделился своим впечатлением о большом количестве коридоров, входов и выходов Гирс.
– Я уже тут десятый год работаю. Всех звёзд перевидал, сколько я декораций воздвигал – не упомнишь. Театр я знаю хорошо, – ответил Ксамуил. – Я по сути живу в нём. Жена умерла, дети поразъехались, так я и дома редко бываю. Вы ведь… – он понизил тон, – пришли..?
– Да, – поняв, о чём идёт речь, кивнул Гирс.
– Мда-а, этот самодовольный татуинский тушкан получит своё. И правда, надоело слушать его тупые речи. Кстати, чем он прогневил «Третью Силу»? Не скажете? Нет? Ну ладно, я понимаю, секретно.
– Есть чем, – нахмурившись, ответил Гирс.
– Ну ладно, кажется, пришли, – сказал Ксамул, когда они оказались возле выхода на сцену.
Кулисы, театральные механизмы, которые были зачехлены и лежали рядом. Ряд декораций. Динамики, пульт для озвучки. А за кулисами уже была сцена.
Гирс занял место рядом с кулисами, да так, чтобы было видно сцену, вернее – выступающего. Его рука нервно сжала рукоятку автомата.
«Спокойно, спокойно. Главное – не паниковать. Главное – не паниковать».
Вдруг словно гром ударил – Весь Большой Зал разразился приветственными овациями.
Рука сжала рукоятку автомата. Большой палец был на спусковом крючке. «Та-ак, спокойненько – мысленно сказал себе Гирс. – Сейчас он выйдет».
Будас ждать себя не заставил. Одетый в белую парадную форму со знаками различия и Имперским крестом на груди, он, холёный и прилизанный, вышел на сцену, готовясь выступить с речью перед публикой.
Овации смолкли.
«Сейчас будет говорить. Приготовься…» – мысленно сказал себе Гирс, доставая из-под плаща оружие.
– Дорогие имперцы… – торжественно начал речь Будас.
«Ну, сейчас ты получишь, ублюдок. За Камиллу» – Гирс нацелился на гранд-моффа, который был на расстоянии выстрела.
– …пусть Святая Империя проживёт вечность, на что я, как её покорный слуга, надеюсь на это и уповаю Создателя…
«За Камиллу», – Гирс прицелился. Его палец начал давить на спусковой крючок. Но тут… произошло что-то невообразимое.
Земля закачалась, как корабль во время шторма. «Что за чёрт?» – подумал Гирс, и увидел, как гранд-мофф испуганно обернулся.
Но что было дальше, он не знал. Потому что его сознание накрыла беспросветная тьма…
Сотрудник ИСБ
– Пойдём со мной, милый, – раздался знакомый голос, который Гирсу был дороже всех голосов на свете. Это был её голос. Голос Камиллы.
Он был в каком-то саду. Стоял летний день. Светило солнце. Рядом с Гирсом стояла Камилла, такая, какой была прежде – стройная, чуть сгорбленная, насмешливо глядящая на Гирса.
– Камилла, – грустно улыбнулся Гирс, нежно взял её за руку.
Они поцеловались, прижавшись друг к другу, чувствуя, как в них разгорается костёр страсти.
– Стоять! Не двигаться! – раздался железный гневный голос.
Рядом с Гирсом и Камиллой возникла тень, контурами походившая на человека.
Ошеломлённые столь неожиданным поворотом событий, влюблённые посмотрели на человека-тень.
Человек-тень превратился в зверя и одним прыжком схватил Камиллу.
– Нет! Камилла!!! – вскричал Гирс.
И проснулся…
Он проснулся, вспотевший, тяжело дышащий. Ну и сон!
«Так, кстати, а где я нахожусь?» – Гирс озадаченно оглядел своё помещение.
Помещение было комнатой, похожей на каменный ящик. Серые стены, кровать с грязным матрасом, унитаз, к которому, казалось, не прикоснулась рука человека, чтобы помыть его. И, почти под потолком, – маленькое решётчатое окошечко, из которого лился утренний солнечный свет.
Где это он?
Гирс сунул руку в карман, чтобы закурить трубку, но – трубки с табаком в кармане не было. Он дотронулся до головы, чтобы её почесать, и – ничего себе!! – волос не обнаружил – он был наголо обрит!
Что за чёрт?
Изменения претерпела и его одежда. Вицмундир был растрепан, знаки различия и пуговицы – спороты, а на груди чернел номер: 3181.
Что за чёрт? Что за чёрт, что за чёрт?
И словно молния ударила – Гирс находился в штабе ИСБ! О нет! Не может быть!
Он начал вспоминать прошедшие события. Итак, он прицелился в Будаса, уже готов был выстрелить, а дальше… будто всё исчезло…
Чёрт возьми, его взяли! Что же теперь делать?
Раздался щелчок, и железная дверь камеры раздвинулась. В сопровождении надзирателей – крепких безмолвных мужчин в чёрных формах – вошёл Сайм.
– И ты у них! – вскрикнул Гирс, увидев Сайма.
– Ну, уже четыре года, – пожал плечами Сайм, заметив вытянувшееся лицо Гирса.
Гирс был поражён до глубины души. И понял. Сайм – сотрудник ИСБ! Но продолжать мыслительный процесс прервало следующее.
Сайм кивнул надзирателям, и те с готовностью начали надвигаться на Гирса.
«Что за..?» – и не успел Гирс понять, как…
Удар!!! – крепкий кулак надзирателя вонзился в живот Гирса. Гирс охнул – сильный удар надзирателя ИСБ перехватил дыхание – и рухнул на пол.
Град ударов обрушился на Гирса – надзиратели знали своё дело. Удары в лицо, в грудь, по спине. Гирс сжался в позе эмбриона, надеясь спасти от избиения хоть что-то.
Но тут…
– Хватит, – приказал Сайм, и надзиратели отступили, повинуясь.
Гирс лежал избитый, его лицо было в крови. Сжавшись, он стонал от неописуемой боли, вызванной кулаками и сапогами надзирателей.
– Вот так всё и закончилось, Гирс, – Сайм наклонился к своему коллеге по работе, сочувственно вздохнув. Надзирателям: – Ведите его в 300-й кабинет.
Надзиратели без особого труда подняли избитого Гирса и потащили его из камеры. Закрыв дверь камеры, Сайм пошёл следом.
В кабинете было ослепительно чисто – он напомнил Гирсу больницу, в которой он был год назад. Столик, на котором аккуратно были разложены хирургические инструменты, в углу на стеллаже – несколько выключенных допрашивающих дроидов, рядом со столиком – уютное креслице с кофейным столиком, на котором была пепельница и коробка дорогих сигарет.
Гирс стоял, крепко пристёгнутый ремнями к вертикально стоящей решётчатой койке, от которой к стоявшему рядом пульту с электронным циферблатом и рычагом. Что это такое?
Он сплюнул слюну и кровь на пол – плевать на стерильность. Ощутил языком, что некоторые зубы выбиты, а нижняя часть лица пульсировала болью. Как, впрочем, и остальные части тела, которые Гирс не смог защитить от побоев надзирателей.
Он огляделся. В кабинете никого не было. Лишь он один, пристёгнутый к вертикально стоявшей койке.
Он дёрнулся, пробуя высвободиться – не тут-то было.
Раздвинулись панельные створки двери и в кабинет вошёл Сайм. Его было не узнать – он был одет в чёрную униформу ИСБ, на груди которой виднелся ранг различия – капитан. Гирс не переставал удивляться – ещё только вчера это был болтун, секретный сотрудник «Третьей Силы», заместитель начальника в Отделе Искусств, а теперь – суровый капитан ИСБ, вершитель имперского правосудия.
– Ублюдок, – сквозь зубы произнёс Гирс и плюнул в сторону Сайма, но не попал.
– Ты так думаешь, Гирс? – брови Сайма взметнулись вверх. – По-моему, ублюдок – это ты, – он плюхнулся в креслице, с усмешкой продолжил, – сошёлся с не-людью, нарушил законы, писал антиимперские слова в дневнике, и, в итоге, пытался убить гранд-моффа Будаса.
«Этот урод читал мой дневник!!» – с возмущением подумал Гирс.
– Пойми, Гирс, ты проиграл и уже у нас. Да, – Сайм захохотал.
– Что же тут смешного?
– Ну, – Сайм достал из коробочки на столике сигарету, щёлкнул зажигалкой, – самое смешное было в том, что ты великолепно довёл игру до конца – и привёл себя сюда. А как натурально-то, а?
– Так… – Гирс сплюнул на пол, злобно посмотрев на Сайма, – это был спектакль, который устроили вы. Вы… ты знал, что так и будет и, устроил всё это… «Третья Сила», покушение. Сыграл на моих чувствах, подстроил так, чтобы Камилла покончила с собой, ты, мразь!
– Поверь мне, всё было так, кроме мести. А месть сама дала мне способ развить мой сценарий, где главный герой мстит за поруганную честь героини. Достаточно вовремя схватить момент – и наш герой в клетке с разбитым носом и обосранными штанами валяется в камере. Причём, я удивился, что ты согласился на это.
– Ублюдок…
– Можешь обзывать меня, сколько хочешь, Гирс, только от этого тебе станет не легче, – Сайм посмотрел на пульт с рычагом, проводами присоединённый к койке, к которой был привязан Гирс.
– Ну конечно, – усмехнулся Гирс. – легче у ИСБ никогда не было.
– Гирс, Гирс, Гирс, – Сайм встал и подошёл к привязанному, – чиновник… а хотя нет… уже никто… ещё один кусок вонючего предательского мяса, который наивно полагал, что может обойти имперские законы. Пойми, мой друг, ты проиграл.
– Нет, Сайм, – помотал головой Гирс, – проиграли вы. Знаете почему?
– Ну скажи.
– Вы проиграли оттого, что не отняли у меня любви. Она оказалась сильнее законов, мой друг. Вы ничего не сможете сделать, вы не запретите любовь. А она – для всех.
– Неужели? – улыбнулся Сайм, затем подошёл к пульту, взялся за рычаг. Глянул на Гирса и повернул рычаг.
Тело Гирса взорвалось мучительной болью – теперь-то он понял, для чего были провода присоединены к койке. Гирс трясся от электричества, крича, крича, крича.
Сайм опустил рычаг, и тряска прекратилась. Гирс повис на ремнях, отупевший от боли.
– И где же твоя любовь? – с усмешкой спросил Сайм. – Чего же она не остановит меня?
Гирс промолчал.
– Это ещё цветочки, мой друг, – сказал Сайм, – Когда я поверну рычаг до упора вверх, то ты пожалеешь, что родился на свет.
– Что тебе от меня надо, Сайм? – спросил Гирс, морщась от боли.
– Для начала самую малость – подписать признания, что ты – враг Империи, агент повстанцев, который пытался убить нашего славного гранд-моффа Юлианиуса Будаса, защитника Империи. И, кстати, нарушил статью номер 85, полюбив лицо нечеловеческой расы.
– Пошёл ты знаешь куда! – ответил на это Гирс.
Ааахх!!!! – электрический разряд вновь пронзил тело Гирса, накладывая на чуть поутихшую боль ещё одну.
– Не надо изображать из себя героя, Гирс, ты не герой и никогда им не был, – Сайм опустил рычаг. – К чему это?
– Ты… ты всё это устроил… ублюдок, козёл, мразь имперская. Я не буду подписывать ничего, – прохрипел Гирс. – Я скажу, что ты…
– Тебе никто не поверит, Гирс. Знаешь почему? А?
– Почему же?
– Просто потому, что ты – одна галочек в отчёте по итогам раскрываемости за месяц. И – вот чудеса! – ты 400-й по счёту. Могу тебя поздравить. Здесь нет невиновных или виновных, – есть только враги Империи, поднявшие руку на неё. Сколько бы ты не утверждал, что не виноват – ты уже враг Империи, независимо от твоих слов или доказательств. Галочка в отчёте. Не думай, что ты можешь уйти – отсюда никто не выходил без срока или без казни.
– Так… ты устроил весь этот кавардак с «Третьей Силой» только ради..?
– Да, Гирс, ради галочки в отчёте, – ответил Сайм.
– Интересно, сколько ты своих друзей и коллег продал, а, Сайм? Ради того, чтобы была хорошая раскрываемость на бумаге?
– Столько, сколько надо, – кратко ответил Сайм. – И, чтобы ты не считал меня зверем, я скажу тебе, что мне было жалко тех, кого я отправлял сюда. И тебя в том числе, мой друг.
– Я тебе не друг, – зло ответил Гирс.
– Ах, конечно, конечно. Казалось, что же ты такого противозаконного совершил – влюбился в красотку из Инвисека, развлекался с ней на Окраинной улице, – увидев злобный взгляд Гирса, Сайм пояснил, – не удивляйся, я об этом давно знал, – ради своей любви ты нарушал законы…
– Интересно, какой закон запрещает любить?
– Имперский закон, Гирс, имперский. Без него не было бы Порядка в Империи.
– Что же это за порядок такой – сажать расы в огороженные кварталы, запугивать страхом, тюрьмами, войсками?
– Это самый совершенный порядок, мой друг, который спас Галактику от анархии. Все на местах, и всё на местах. Это – атрибут любой власти. Вспомни, что я тебе говорил: повстанцы похожи на имперцев, только у них другие лозунги. Но ¬– лозунги с обещаниями это лишь повод заграбастать правительственным чиновникам много-много денег. Империя покончит с этим навсегда.
– Да ну?!
– Конечно, есть изъяны, вроде коррупции и прочего зла, но благодаря тебе и твоему подвигу у правительства и у нас развязаны руки. Так что, Гирс, хоть ты и никчемный, но сослужил нам хорошую службу. И скоро мы покончим и грязными мятежниками, которые думают иначе.
– Боюсь, что покончат с вами всеми, Сайм, – с деланным сочувствием посмотрел на Сайма Гирс.
– Не надейся, что о тебе услышат в Галактике. Ты думаешь, что, повстанцы или ещё кто-то услышат о том, что ты содержишься у нас? Не надейся, мой друг, никто тебя не услышит, и толпа даже не пошевелится, чтобы спасти тебя. Это в прошлом, Гирс. Толпа посмотрит на тебя совсем по-другому: ты для неё – враг, жалкая козявка, которую можно раздавить. Одним движением пальца. И усилиями твоих коллег по работе, которые, наверное, издадут какую-нибудь книжку с твоим позорным прошлым.
– Вот уж не думал, что я стану героем книги, – ухмыльнулся Гирс.
– Да нет, не угадал. Тебя сделают не героем, а злодеем, первопричиной всех несчастий, которые свалились на голову нашей Империи. А твою девушку… хм, не буду торопить события, если книга выйдет – буду почитывать перед сном и вспоминать тебя. Так что, мой друг, ты ничего не сделаешь против нас. На нашей стороне – самые лучшие передовые технологии, самые лучшие войска. А что имеешь ты? Ничего.
– Возможно, Сайм, – ответил Гирс, – но когда-нибудь ты вспомнишь мои слова о том, что ваш час расплаты придёт. Повстанцы, кто-нибудь скажет «хватит!» и восстанут против вашей Империи. Вы не продержитесь вечность.
– Ты наивный мечтатель, Гирс. Очень наивный, – покачал головой Сайм, глядя на Гирса, словно отец на непутёвое дитя. – Что есть у повстанцев, и что есть у нас? Я не отрицаю, у них есть сплочение перед опасностью, благородные цели. Но на нашей стороне – лучшая техника, лучшие бойцы, власть, и, главное, пропаганда, а она сильнее пуль и гранат. Мы можем сделать даже так, чтобы человек превратился в тупое животное, и покорно пошло на убой. А что же могут повстанцы? Или не-люди? Или другие? Прятаться от наших войск, как трусы, иногда нанося удары исподтишка?
– По крайней мере, у них благородные цели: свобода, равенство для всех…
– … и создание анархии в государстве, мой друг, – закончил Сайм с кривой усмешкой. И добавил. – Запомни теперь мои слова, если ты выживешь: свобода не всегда даёт нам то, что нужно. Она даёт нам только хаос.
– А что же дала Империя?!
– Она дала нам возможность исправить ошибки, которые натворила Старая Республика. Она прекратила ту бессмысленную гражданскую войну, покончила с сепаратизмом, с глупыми мечтами о каком-то самобытном государстве, и дала право людям управлять страной, поставив их на законное избранное место.
– Это такой бред! Нет избранной расы! Вы насочиняли всякие сказки про Святую Империю со сверхрасой людей, и носитесь с ними повсюду! И, прикрываясь Святой Империей, пускаете кровь только за то, что у кого-то не такая кожа, или кто-то не говорит на основном галактическом. Что у вас, что не у вас – одинаково звучат слова и проповеди. Помню, я читал про Третий Рейх – это кажется, из Древней Истории. Это государство в чём-то похоже на Империю, кстати.
– Не очень хороший пример, – поморщился Сайм, зная историю.
– У Третьего Рейха были такие же порядки, как сейчас. Истинная светловолосая раса, всё такое прочее. И что же? Они рухнули, Сайм. И так же Империя рухнет. Как Третий Рейх.
– А потом создастся республика, у всех будет много денег, у всех будет по дому, все будут плясать, и петь Песню Мира, взявшись за руки – ты это хочешь сказать? – улыбнулся Сайм.
Гирс ничего не ответил.
– Кажется, я порядком утомился говорить с тобой, причём не по делу, Гирс, – Сайм закурил новую сигарету. – Надеюсь, ты подпишешь признания?
– Нет, Сайм, не буду.
– Ты всё ещё веришь, что можешь отвертеться? Думаешь, что суд рассмотрит твоё дело и ты уйдёшь с высоко поднятой головой? Как бы не так, мой друг. Судье легче признать тебя виновным и пойти домой спать, чем разбираться в деталях дела. Подумай об этом.
Высокое напряжение
Надежда… она есть у каждого из всех. Она греет своим далёким взглядом, к которому тянутся умы, сердца и души. Путеводная звезда, которая не гаснет долгое время. Пока ты сам не перестаёшь её видеть.
У Гирса была надежда – то, что в его деле справедливо разберутся, а его самого выпустят на свободу, вернув прежнее положение (Хотя, можно и без него обойтись!).
Но надежда исчезла после нескольких дней тяжёлой пытки электрическими разрядами, которые проводил Сайм, к слову, делая это дело с удовольствием.
Пытки не прекращались – наоборот, боль от электричества становилась сильнее. Гирс сопротивлялся пытке как мог.
– Что ты всё кричишь да ругаешься, Гирс? – устало спрашивал Сайм после очередного пуска электрического разряда в измученное тело Гирса. – Ты глуп. Никто тебе не даст оправдательный приговор, ради которого ты здесь терпишь пытки. Зачем тебе мучиться, мой друг? Признай свою вину, и всё, подпиши признания. Кстати, спешу тебя обрадовать, твоя бывшая жена настрочила про тебя всяких гадостей в газете, и твои коллеги по работе – тоже. На целую книгу хватит. – Сайм подошёл и прошептал в ухо повисшему на ремнях Гирсу, – Тебе некуда деться.
Гирс посмотрел на него отсутствующим взглядом, что-то прохрипел, и вновь опустил голову.
Сайм нахмурился, потёр руки. Его раздражало упорство Гирса. Еле живой, а ещё сопротивляется!
– Ну что же, мой друг. Мне жаль, конечно, но придётся перейти к более радикальным мерам, – он встал рядом с пультом, нежно положил руку на рычаг, – то, что ты перенёс – это только детская забава по сравнению с высоким напряжением. Вот когда я потяну рычаг до упора, ты будешь мёртв. Тебе придётся испытать самую настоящую боль, после которой сердце не выдерживает. А, насколько мне помнится, с сердцем у тебя проблемы? Вот. Кстати, как сердечко? – участливо поинтересовался он, – не болит после курсов электротерапии?
И Гирс сдался. Окончательно. Бесповоротно. Высокое напряжение сделало своё дело, подавив всякую волю к дальнейшему сопротивлению. Жажда жизни взяла вверх.
– Ладно, – тяжело кивнул Гирс. Поединок был выигран, только не в его пользу, – Подпишу…
– Прекрасно, – оживился Сайм, чьё лицо магически преобразилось. Это был не капитан ИСБ, а прежний Сайм, жизнерадостный коллега по работе, – Зачем тебе умирать, правда? Может, потом под императорскую милость подпадёшь. Но не скоро, не завтра. Сигарету хочешь?
– Давай, – кивнул Гирс, повисший на ремнях.
Он подписал. Всё. Все бумаги, которые подсовывал ему Сайм. Он признал, что являлся агентом повстанцев, который работал для прикрытия в КОСНОП-е, вербуя себе сторонников с целью заговора против Императора, признал, что обесчестил постыдным браком жену Матильду, заставляя её заниматься шпионажем, признал, что совершил покушение на гранд-моффа Будаса по заданию Альянса повстанцев. Это не считая того, что он нарушил 85-ую статью Имперского Уголовного Кодекса «связь с нечеловеческой расой» и распространял антиимперскую и антихрамовую литературу (а точнее, вёл свой дневник, который был изъят при обыске квартиры Гирса). Подписав целый букет признаний, Гирс в сопровождении надзирателей вернулся в камеру.
«Вот и всё, – думал Гирс, лёжа на кровати, покуривая сигарету (Сайм дал ему целую пачку) – был ты чиновник VIII-го ранга, влюблённый в Камиллу, а теперь – просто номер 3181. Никто и ничто. Человеческий материал, потерявший облик гражданина Империи, вернуть который не представится возможным.
Что он хотел? Он хотел любви.
Но не получилось. Империя оказалась сильнее любящей личности.
Он хотел просто отстраниться от неё, но – она не отстранилась. Каждый гражданин должен служить своему государству, чтить его законы, думать так, как оно думает.
Но он не думал. Он не жил с государством. И потерял всё ради другой жизни, которая, оказалось, была закрыта томами законов и его непосредственных исполнителей. Он потерял статус гражданина Империи. Но Гирс об этом не особо грустил. Он грустил только о ней.
О Камилле. Она снилась ему, такая, какой была. Её любовь, её тепло он каждый раз ощущал во сне, пока не появлялся человек-тень, который уносил Камиллу с собой. Уносил любовь с собой. Любовь, без которой Гирс не мог жить.
Гирс затянулся сигаретой, пустив дым в потолок. Он понял смысл сна. Он любит Камиллу, а её поглощает Имперский Центр – человек-тень, унося с собой. Да, это было так на самом деле.
Суд будет через три дня. Гирс уже настроил себя на то, что его не оправдают – статей, по которым он обвинялся, было много. Тюрьма гарантированна. Но что будет дальше, как он будет жить – Гирс не знал. Он жил сегодняшним днём, терпеливо ожидая суда.
Он знал: через три дня его утром поднимут с кровати, дадут завтрак, и доставят на суд, за которым будет удовлетворённо наблюдать Имперский Центр.
Сентябрь 2011 года.
Ханты-Мансийск.
Имперский Центр
Вступление
Огонёк сигареты погас, и рука затушила окурок в пепельнице. Глаза заглянули в пачку. Там покоились три сигареты – до завтра хватит.
Заключенный номер 3181 вытянулся на кровати и уставился на потолок, размышляя. В очередной раз он возвращался к тому моменту, который круто изменил его жизнь.
А началось всё ещё тогда…
Часть I
Сокрытая любовь.
Невезучий человек
Утро Григория Гирса начиналось, как обычно: спешно приготовленный скудный завтрак, переругивание с женой и стремительный торопливый ход к своему аэроспидеру, на котором он мчался на работу, лавируя между встречным транспортом, который железной рекой тёк по улицам столицы Империи – Имперского Центра.
Гирс был несчастливцем вплоть до самых мелких деталей, которые его окружали в жизни. Нескладный, небритый, с унылым выражением лица, с зачёсанными назад волосами, начинающий лысеть (слава Богу, настоящей лысины ещё не было), в вечно мятом вицмундире чиновника VIII ранга двадцати четырёх лет от роду, служащего в КОСНОП (читай: в Комиссии по Сохранению Нового Порядка, одного из самого важного имперского органа власти, отвечающего за идеологическую пропаганду в Империи), живущей в браке с нелюбимой женой и не пользовавшийся успехом на службе. Одним словом, человек, которому не повезло и никогда не везёт.
Невезучий человек, чуть не столкнувшись с аэробусом (еле удалось вывернуть руль), покинул улицу Победы и влился в общий летучий железный поток транспортов, которые направлялись в сторону Центральной улицы, где располагался штаб КОСНОП.
Поглощая на ходу наскоро сляпанный бутерброд (на работу спешить надо, не до хорошего завтрака), Гирс ударил по тормозу – летящий перед ним аэроспидер остановился.
Пробка! Только этого не хватало! – Гирс зарычал, жуя бутерброд. Глянул на часы. Двадцать минут девятого. Ну всё, конечно же он не успеет! И опять, в очередной уже раз, его будут отчитывать на работе за опоздания, и даже выговор могут влепить (уже в третий раз)!
Гирс в бессилии откинулся на сиденье своего транспорта. В зеркале заднего вида было видно его страдальческое лицо, которое с тоской глядело на затор впереди.
– Ну вот опять, – простонал Гирс, готовый распсиховаться и в сердцах стукнуть по рулю.
Передний аэроспидер двинулся вперёд
Наконец-то! – Гирс поддал ускорение, но уже ехал на средней скорости, зная, что изменить он не вправе ничего, поскольку безнадёжно опоздал.
Он пролетел мимо роскошных остеклённых небоскрёбов, мимо парка «Единая Империя», и приближался (к несчастью или счастью?) к штабу КОСНОП – огромному высокому зданию, отличавшемуся от других высотой – его стеклянно-металлический остов был готов пронзить густооблачное утреннее небо. На здании был огромный плакат с гербом Империи – окаймлённое солнце, похожее на какую-то механическую деталь. Солнце, исполненное в военном железном стиле.
Гирс сбавил обороты и взял курс на парковку, где уже находилось бесчисленное множество транспортов сотрудников КОСНОП – причём, большинство из них было не по карманам простым смертным – что поделаешь, умеют люди жить и устраиваться на работу. Если у них есть к этому денежный и родовой подход.
Припарковавшись, Гирс запер аэроспидер и, с портфелем в руках, побежал к зданию, расталкивая встречных прохожих.
Быстро показав пропуск охраннику, Гирс побежал к лифтам, нажал кнопку вызова, и ждал, нервно топчась и барабаня пальцами по стене, что свойственно торопящемуся человеку.
Пинг! – раздался звук – лифт приехал. Наконец-то! Григорий уже нервно переминался, готовясь втиснуться в приехавший лифт, который вот-то откроется.
Разверзлись двери лифта, и, протискиваясь сквозь выходящих сотрудников, одетых в вицмундиры, Гирс оказался в кабине лифта, нажал кнопку «13й этаж».
Захлопнулись двери, и лифт, урча, начал подниматься вверх. Затем неожиданно раздалось – пинг! – и лифт остановился.
О чёрт! – Гирс чуть не топнул ногой в ярости.
Открылись двери, в лифт вошло трое чиновников КОСНОП, одетых в одинаковые, как у Гирса, вицмундиры, со спокойными лицами.
– Нажмите на 34-й, – бесцветным голосом попросил Гирса один из них.
Гирс нажал на нужный чиновнику этаж. Лифт закрыл двери и вновь начал подниматься вверх.
Гирс с интересом начал разглядывать «попутчиков». Безмолвные серые лица без эмоций, на вицмундирах – Гирс покачал головой – отличительные знаки Выборного Комитета – самой что ни на есть, элиты в КОСНОП, мечты каждого честолюбивого карьериста.
Заметив, что на них смотрят, один из безмолвных чиновников сделал вопросительное выражение: чего? Затем презрительно посмотрел на Гирса и отвернулся.
Гирс знал, почему. По прихоти жизни он начал службу в Отделе Искусств КОСНОПа. Проще говоря, критиковать и клеймить «безыдейные» литературу и искусство, что считалось самой низкой ступенью службы в организации Империи. Другие двигают народ к прогрессу, воодушевляют молодёжь на подвиг во славу Империи, а какие-то зачухленные ленивцы и халтурщики сидят в кабинетах на тринадцатом этаже и пишут бумажки на бумажки: «допущено к печати» или «не допущено к печати». Просто позор и стыд, что такие нахлебники служат в Империи и получают деньги за многократные росчерки перьев, когда в то время другие занимаются действительно настоящим делом, – другими словами по-настоящему служат рабами Империи, придумывая ухищрённые способы закабаления мысли.
Пинг! – звон.
Ну наконец-то тринадцатый! – счастливо выдохнул после столь длительного томления в лифте Гирс и, протиснувшись сквозь чиновников Выборного комитета, оказался в Отделе Искусств – месте своей работы.
И вздохнул – вновь предстоит разговор с шефом.
Отдел Искусств занимал весь тринадцатый этаж, включая кабинеты сотрудников, технического персонала, и, разумеется, кабинет начальства – главы КОСНОП. Весь этаж отделан по последнему слову техники и архитектуры – никакой лишней, портящей общей картины, детали. Всё в Главном Идеологическом Центре должно соответствовать идеальному Новому Порядку. Как, впрочем, и во всей Империи.
Гирс привычным шагом вошёл в 101й кабинет, где он работал.
Кабинет был общим – в нём гнездилось несколько работников. Атмосфера бумажной работы. Щёлканье компьютерных клавиш, шелест бумаг, скрип перьевых ручек, табачный дым. Сотрудники работали, иногда переговариваясь друг с другом – хотя в уставе работы сотрудников КОСНОП это было запрещено, так как это отвлекает сотрудников от главной заветной цели – верному служению Империи. Но, как известно, правила существуют, чтобы их нарушать. И начальство, видя, что этот пункт в уставе не соблюдается, давно махнуло рукой на нарушение.
Войдя, Гирс застал сотрудников КОСНОП в их обычной стадии канцелярской жизни – работа вперемешку с разговорами обо всём на свете.
– Вы опять опоздали, Гирс, – увидев вошедшего Гирса, укоризненно заметил сухощавый человечек по имени Лоури, словно учитель, видя опоздавшего двоечника.
Все взоры впились в опоздавшего.
Гирс промычал что-то извинительное в ответ и прошёл к своему месту.
Рабочий коллектив проводил взглядом опоздавшего чиновника VIII ранга и потерял к нему всякий интерес, вернувшись к обыденному.
Гирс расстегнул портфель, вынул приготовленный на сегодня заданный материал, который, увы, был переписан от руки – по причине того, что домашний компьютер был безнадёжно сломан и нуждался в ремонте. И сейчас, не отвлекаясь ни на что, в спешке Гирс, включив свой компьютер, начал перепечатывать рукописный текст, пытаясь успеть до прихода начальства, в надежде загладить вину за очередное опоздание работой.
Пальцы истово барабанили по клавишам, глаза бегали от монитора к исписанному мелким неразборчивым почерком листу. И, минут через десять к этому прибавилась третья деталь – курительная трубка, зажатая в зубах.
Гирс работал… Пальцы стучали по клавишам с такой неистовостью, с такой злостью, будто хотели раздробить клавиатуру вместе со столом.
– Гирс! Гирс!! – сквозь толщею работы прорвался голос одного из чиновников – Сайма, соседа Гирса по дому на улице Победы, тощего невысокого человечка с лошадиным лицом и лисьими зелёными глазами.
Пыхнув крепким табаком из трубки, Гирс раздражённым взглядом спросил: чего тебе надо?! Не видишь, я работаю!
– Магнус вызывает тебя, я только что от него пришёл. Просил передать, чтобы ты сейчас зашёл. По важному делу, – для вескости добавил Сайм.
У Гирса упало сердце. Отлично! У него и так дел невпроворот, так ещё и это. Очень вовремя! Ссыпав пепел из трубки в пепельницу, предварительно сохранив файл с недопечатанным текстом, Гирс встал из-за стола и направился из кабинета прочь, с пасмурным настроением.
Разговор с начальством
Робкий стук в дверь…
– Войдите, – ответил скучно глухой баритон.
Гирс вошёл в роскошно обставленный кабинет и, как положено по уставу, склонился перед начальником Мебиусом Магнусом.
Хозяин кабинета, обставленного дорогой мебелью, лениво развалился в кресле. На письменном столе был серебряный подносик, на котором расположилась чашечка с недопитым кофе и полная тарелка всевозможных сладостей – от конфеток до дорогого шоколада. Гирс, позавтракавший бутербродом, отвёл глаза, стараясь не смотреть на снедь – есть захочется моментально.
Сам начальник Отдела Искусств выглядел так: дородный человек средних лет, облачённый в роскошные одежды, на которых, видимо, ткани не жалели. Круглая, словно шар, с огромной лысиной голова, маленькие поросячьи глазки, сонно смотревшие на мир, красное лицо, на котором было отчётливо видны отличительные черты чиновника – уверенность в собственной значимости, тупое невежество, и, конечно же, преклонение перед старшими. Пухлые красноватые руки Магнуса были сплошь в драгоценных кольцах, и довершал всё это приколотый на груди серебряный крест «За заслуги», которым Магнус особо гордился – не каждый день такую столь почётную награду вручают «за храбрость и службу Империи», как любил хвастать он.
«Храбрость» Магнуса состояла в следующем. В бытность свою чиновником VI ранга он разоблачил заговор не-людей уборщиков, которые покушались на жизнь инспектировавшего отдел главы КОСНОП, в качестве оружия используя… щётки, которыми моют полы. Проклятые уборщики как-то странно посмотрели на главу, но тот не заметил опасности. А Магнус, убеждённый вместе с пропагандой в том, что не-люди – это самая низшая ступень жизни, заметил назревающий заговор. И немедленно сообщил куда следует – в ИСБ (Имперскую Службу Безопасности), после чего присланные оттуда сотрудники арестовали нехороших уборщиков, тем самым, предотвратив плохое событие. За предотвращение злодейства Магнус был награждён крестом «За заслуги» и был из VI го ранга сразу повышен в III-й, получил должность главы Отдела Искусств и теперь с видом восточного сатрапа смотрел на челядь, имя которой было «Григорий Гирс».
Григорию Гирсу тем временем стало не по себе от начальствующего взгляда. Он знал – Магнус не терпел нарушения устава – и готовился слушать.
Воцарилось молчание. Гирс старался не смотреть на Магнуса и сфокусировал свой взгляд на серебряном чернильном приборе в виде Императорского дворца (он стоил жалования Гирса за двадцать, а то и более, лет).
И, в мыслях произнеся «умирать так умирать», Гирс нарушил молчание, вежливо спросив:
– Что вам угодно?
– Гирс! – заговорил сатрап, моргая полусонными глазками, – надеюсь, мне не нужно объяснять, зачем я вас вызвал? – его пухлая рука в перстнях взяла кусочек сладкого пирога и отправила в рот.
– Нет, сэр, – словно провинившийся школьник перед учителем печально произнёс Гирс. И добавил, – Я понимаю.
Прожевав еду, Магнус продолжил:
– Я уже слышу этот ответ сто раз, если не больше, – туповатая физиономия начальника стала злой, – и в сотый раз вы не понимаете! – его голос перешёл на крик, ¬– Что Империи! Не нужны! Такие! Безответственные! Слуги!!!
И – началось… Отступив от такой произнесённой короткой преамбулы, Магнус начал говорить, махая в такт кулаком, какой он раздолбай! В смысле, Гирс, а не Магнус. Что дисциплина в Отделе Искусств хромает благодаря таким как Гирс. Что недовольные и еретики появляются из-за таких, как Гирс. Что Гирс – халтурщик, и таких следовало бы увольнять и даже судить за опоздания. И, задаётся вопросом ритор Магнус, откуда же взяться патриотизму и верному служению Империи, когда такие как Гирс подают дурной пример остальным гражданам Империи? Неудивительно, подчёркивал Магнус, что повстанческое движение набирает силы, когда такие как Гирс работают спустя рукава!
А Гирс без осознания вины за свои ошибки слушал да смотрел, как разоряется жирный хряк, ожидая того момента, когда он сможет покинуть этот роскошно обставленный кабинет.
Закончив свою гневную речь, Магнус тяжело задышал, будто работал не языком, а пробежал стометровку. Лицо покрылось капельками пота, раскраснелось.
Отдышавшись, он сказал:
– С этим всё. Но, предупреждаю, – беспощадным голосом произнёс Магнус, – что если вы, Гирс, ещё раз опоздаете – на работу можете не приходить. Теперь вот ещё что…
Магнус с трудом оторвал своё габаритное тело от кресла и пропыхтел к книжной полке, с которой достал скреплённую пачку листов с отпечатанным шрифтом, затем вернулся, и, кряхтя, с листами в руках, уселся в кресло, предварительно подвинув тарелочку со сладостями в сторону.
У Гирса похолодело на душе – в пачке листов он узнал написанную им рецензию на пьесу одного из новоявленных авторов Имперского Центра – некоего Бенедикта Корна, про которого Гирсу было известно, что он: являлся офицером Имперского флота, происходил из бедной рабочей семьи, и, (самое интересное), не был членом Ассоциации Писателей, членство в которой давало право на издание произведений. Причём, грустно заметил в пачке немятых листов Гирс – Магнус рецензию не читал.
Мысленно готовясь к увольнению, он выжидающе посмотрел на Магнуса, который, послюнявив палец, раскрыл первый лист.
– Это ваша рецензия, Гирс, – начал Магнус.
– Да, – кивнул Гирс и с робостью продолжил, – я написал её три дня назад.
– Да, да, – кивнул в ответ Магнус, пробегая глазками текст, – кажется пьеса одного из офицеров флота.
Гирс кивнул. «Да давай уже, старый боров, говори, не тяни, а то надоело здесь торчать и смотреть, как ты её читаешь», – мысленно он торопил Магнуса.
Магнус не торопился, с безразличностью проглядывая испечатанные листы. Затем он оторвался от текста.
– В рецензии вы пишете, Гирс, о публикации пьесы и одобрительно о ней отзываетесь, однако этот ваш автор, как его… – Магнус глянул в листы – Бенедикт Корн – не является членом Ассоциации Писателей, да и к тому же, из бедной семьи. Как это понимать – печатать автора, не состоящего в официальной литературной организации?
– Сэр, господин Магнус, – с волнением перед начальством ответил Гирс, – пьеса очень хороша, и я думаю…
– Что-о-о?!!! – взревел Магнус – его поросячьи глазки злобно глянули на Гирса, – Вы так думаете?! Да вы, чиновник VIII ранга, забываетесь, кто здесь должен думать, а кто – выполнять работу! Не забывайте, что вы – он ткнул пальцем в сторону Гирса, – подчинённый, а я, – он гордо ткнул в себя пальцем в грудь, на которой висела награда, – начальник, причём, с почётной наградой! Так что вот вам мой указ: пьеса не допускается до печати. Тем более, она – Магнус глянул в листы под общим названием «А. Калланджо, или дуэт в тёмной ночи», – аморального содержания, разлагающая молодёжь.
Гирс не удивился. Он давно привык, что Магнус живёт по распространённому в Империи принципу – «я начальник, ты подчинённый и сделаешь так, как я скажу». Следовательно, ничего не оставалось, как кивнуть и виновато признать свою оплошность, считаясь не с собственным мнением, а с ранговыми различиями. Кто выше – тот имеет право на мнение, а тот, кто ниже – не имеет никаких прав. Закон… несмотря на то, что пьеса не аморального содержания, а просто о любви певицы-красотки и рыцарственного юноши, которые противостоят невежественным родителям, считавшими свои сумасбродные мнения насчёт брака и любви – первыми и последними. Но как объяснишь это человеку с III-м, самым высоким рангом в чиновничьей лестнице?
Но Гирс не сдался и начал объяснять, выстраивая свою защиту:
– Если вы прочтёте пьесу внимательно, то увидите, с какой яркостью автор раскрывает характерные черты героев…
– Этот автор – жалкий плебей, который едва выучился писать. Он, – Магнус глянул в листы, – подлец какой, осмелился написать: «милая, моя любовь к тебе подобна имперской власти». То есть это что получается – герой сравнивает себя с Императором?! За это надо в тюрьму сажать! Вот жалко нет такой статьи в Имперской Хартии.
Гирс понял: он сам проиграл и пьесу утопил. Магнус своим кабаньим бегом прорвал и сломил наспех построенную защиту Гирса.
Гирс кивнул. Он ничего не мог сделать больше. Увы, господин Бенедикт Корн, не суждено вам претворить свой литературный талант в жизнь, так что простите.
Магнус жестом повелел Гирсу идти.
Гирс ушёл.
Он вышел из кабинета Магнуса с таким чувством, будто побывал в преисподней. Вытерев пот со лба, остановился, не веря своим глазам, что избежал смертной казни через увольнение.
Вдруг раздался плеск воды и шлепок мокрой тряпки – похоже, что уборщики мыли полы.
Гирс посмотрел на висевшие на стене электронные часы – половина десятого. Что ж, надо до обеда успеть доделать прерванную работу. И он направил свои стопы в нечищеных ботинках обратно на место работы.
Пройдя по коридору он наткнулся на уборщика, вернее, уборщицу из не-людей. Уборщицей была хорошо сложенная девушка. По сложению она могла бы дать фору самой лучшей раскрасавице из людей, но бледно-синяя кожа, красные миндалевидные глаза, и робкая, чуть сгорбленная фигура делали её облик инопланетным. Чёрные длинные волосы были стянуты в хвост, а сама девушка была облачена в видавшую виды одежду – длинную юбку, ношеные туфли и не менее ношеную кофточку. Её тонкое миловидное лицо глядело вниз, а тонкие губы были сжаты. На запястье правой руки Гирс заметил медный браслет с надписью на основном галактическом: «инвисек». Гирс знал: все нечеловеческие расы обязаны были носить этот браслет – его отсутствие сулило смертную казнь по 85-й статье Имперского Уголовного Кодекса.
Что же касается надписи, то она означала место жительство молодой особы – Инвисеком назывались кварталы, выделенные для нечеловеческих рас, границу которых охраняли боевые отряды. За нелегальный переход в другую часть города (не-люди могли покидать территорию Инвисека только на время работы – да и то в людской части города на них косились патрули, а на месте работы, (как правило, предполагавшей чёрную работу – выше уборщиков не-людей не нанимали), на них заводились дела, не говоря уже о том, что эти бедные чернорабочие не имели никаких прав, кроме одного, – быть покорным любому движению полноценного гражданина Империи.
Что-то в Гирсе заставило его остановиться. Что? Он не знал, да и сам себе удивился, когда осознал, что не движется по обыкновению к месту работы, а стоит и наблюдает за работающей девушкой.
Девушка не смотрела на него, занятая своей работой. «Наверное, приняла меня за проверяющего», – подумал Гирс.
Она оторвалась от работы и с покорным видом глянула на него: чего изволите, господин?
Гирс помотал головой: ничего, я просто шёл.
Девушка посторонилась, пропуская Гирса, который застыл на месте, глядя на неё.
– Изви…ните… – выдохнул он и пошёл прочь на своих двоих.
Внутри всё сжалось, словно там находилась сильная рука. Руки и ноги тряслись. Гирс не знал, почему. Справляясь с этим столь необыкновенным явлением, он толкнул дверь кабинета…
… не зная того, что вслед ему глядела девушка, мимо которой он прошёл.
В столовой тихо переговаривались: из отдела искусств исчез Ленриус, заместитель начальника Отдела Искусств. Исчез внезапно: вышел из отдела позвонить жене, и больше не вернулся. Словно во мрак канул. После этого над столовой царил холод: не было привычной застольной и очерёдной болтовни на различные темы, как и не было самих желающих болтать. Потому что знали: они исчезнут вслед за бедным Ленриусом. Туда, откуда не возвращаются – в ИСБ (Имперскую Службу Безопасности).
Гирс взял поднос и встал в очередь, дыша в затылок технику из его же отдела, ожидая с нетерпением того момента, когда ему положат обед, и он может сесть за столик.
– Похоже, у Ленриуса совесть была нечиста, Гирс, – послышался сзади знакомый (к сожалению) голос. Это был Сайм.
– Возможно, – кивнул Гирс, которому неохота было вступать в разговор – рабочая усталость брала своё. А ведь вечером ещё служба.
– А я думаю, что не «возможно», а точно, – продолжил с жаром Сайм. – То-то он уходил с работы раньше времени.
– Ну и что? – устало произнёс Гирс (изыди, болтун!) – мне это не особо интересно. Может, к какой-нибудь любовнице, я не знаю.
– А я знаю! В общем, наш герой любовных похождений втюрился в одну из местных красоток, а та оказалась агентом Альянса повстанцев. Ну, и ради любимой он продавал секреты Империи, – и Сайм захихикал – это его забавляло.
Гирс промолчал и коротко кивнул с безразличным видом.
– Прошу вас! – услужливо сказала разносчица из не-людей Гирсу.
Очередь дошла! Наконец-то! Гирс поставил свой поднос, на котором стараниями разносчицы оказались две тарелки с едой и чашка с кофе. Рядом лежали аккуратно завёрнутые в салфетки ложка и вилка.
Гирс взял поднос с обедом и быстро зашагал к свободному столику, пока тот не был занят.
Обеденный паёк не был четой ресторанной еде. Суп напоминал по цвету мочу, в которой плавали мелкие кусочки картофеля и крохотный кусочек мяса вместе с хилым пучочком петрушки, по виду которой Гирс предположил, что она побывала кое-где, но никак ни на столовской доске. Второе блюдо по виду напоминало блевотину – некая жёлтая густая жидкость с красными кусочками мяса, отдалённо напоминавшая жаркое. А о кофе можно было и не упоминать – оно было кофе только по внешнему виду, по сути же – подкрашенная в чёрно-коричневый цвет водичка без сахара. Приятного аппетита!
Вооружившись ложкой, Гирс принялся за еду, но…
– Я присяду, Гирс?
…чуть не вылил содержимое ложки на свой вицмундир – к нему напротив подсел Сайм.
О, чёрт! – с тоской в душе протянул Гирс, и, мысленно склонив голову, готовился слушать болтовню коллеги по работе и соседа, хлебая суп.
Болтовня не заставила себя ждать – слова сыпались из Сайма, словно горох из распоротого мешка.
Сначала разговор зашёл о семье и домашних заботах – после героического эпоса о бытовой жизни последовали жалобы – на этот раз Сайм возмущённо рассказывал о своём поваре вуки, который-де его обманул, украв из кладовой кусок превосходного рыбного филе, на которое Сайм потратил колоссальную денежную сумму. Что же, пришлось выгнать повара. Выгнали. Дальше – хуже. Добыть нормального (то есть сносящего всяческие придирки хозяев) повара было нелегко – работодатели подсовывали залежалый товар. Пожаловавшись на работодателей, обругав не-людей, что было обязательно в разговоре, Сайм завёл разговор о храмовой службе, отчего душу Гирса накрыл крупный циклон. Тщательное описание быта, рассказы о семье, сплетни за последнее время было ещё терпимым делом, но храмовая служба…
– Ты был в Имперском храме в воскресенье? – задал вопрос Сайм.
– Нет, – покачал головой Гирс, поедая второе блюдо. – Я работал.
– А жаль, – ответил Сайм так, словно Гирс пропустил, по меньшей мере, всю свою жизнь, – В воскресенье была интересная проповедь Старшего Брата Тобиаса.
– Так, насколько мне известно, проповеди обычно читает Главный Храмовник. Как-то странно… – заметил Гирс.
– Главный Храмовник готовится уходить со службы – ему уже за шестьдесят, и он уже готовит преемника, – пояснил Сайм и с увлечением продолжил, – Говорят, Главного Храмовника хотят возвести в Священный Канон.
– Ну что же… – начал Гирс, но его перебил Сайм.
– Причём, Возведение при жизни… Необычно… Я понимаю, когда в Священный Канон возвели майора Релтигга. Как защитника от нечисти.
Гирс знал про Канон. И про майора Релтигга тоже знал. Святость майора заключалась в том, что он сжёг селение не-людей. Один. Из огнемёта. Женщин, стариков, детей. Всех. За то, что жители селения тайно делали и поставляли оружие мятежникам. Хотя каким образом в селении можно производить, а то и поставлять оружие – никто не мог объяснить. Но уничтожение мирного населения похвалили, и готовы были уже храброму майору-огнемётчику дать орден, как – вот несчастье! – майор Ретлигг скончался от разрыва сердца, по рассказам же – с Имперским Священным крестом на груди, шепнув «Хвалю Тебя. Ты даровал мне смерть во имя Империи». Гирс не особо верил в святость Ретлигга и в его предсмертные слова. По работе он знал, что личность человека раздвоена. Человек существует как собственно человек, так и сотканный из пороков или добродетелей – и помогает в этом КОСНОП, тщательно и умело ретушируя личность человека всеми возможными средствами, ключевым словом которых есть ложь. «Защитник от нечисти». Защитник от не-людей и убийца, если быть вернее.
Но виду Гирс не подал, как и все. Иначе бытие сменится небытиём в месте не столь отдалённом. Как случилось с Ленриусом, которого уже не существовало в Имперском Центре, если не существовало вообще. Жажда жизни была дороже жажды правды.
– Хотя, я согласен с Возведением в Священный Канон Главного Храмовника – это будет достойный пример для молодёжи, которая образумится и перестанет слепо идти на убой ради повстанческой ереси.
Гирс шумно отхлебнул кофе из чашки.
Главный Храмовник Амос Рехиерш. И вновь те же краски КОСНОПа узнал Гирс. Инициатор расправы на не-людьми – по слухам, именно он предложил Императору план переселения нечеловеческих рас в Инвисек, за что удостоился (опять же, слухи, конечно, негласные) ордена Галактики 1-й степени лично из рук Императора. Именно он вместе со сворой таких же святош пропагандировал неполноценность нечеловеческих рас. Именно по его инициативе были устроены «суды справедливости» в Инвисеке – по сути, дутые дела о «ересях», где преобладали деньги и невежество. Что же, за добрые деяния можно возвести в Канон. Особенно за богатую усадьбу в Имперском Центре, парк роскошных аэроспидеров и – симпатичных покорных служанок – Главный Храмовник был особо неравнодушен к грешницам, которых старался наставить на путь истинный, нередко (опять же слухи) приглашая их в свою храмовую обитель для бесед душевных, заманивая их изречениями из Новой Редакции Книги и обещаниями наставить их на путь истинный.
– Главное – вера, – равнодушно ответил на это Гирс, отхлебнув так называемого кофе.
– Конечно! – согласился Сайм. – Но… вернёмся к теме. Итак, Старший Брат Тобиас произнёс блистательную проповедь о нечеловеческой нечисти. Цитирую: «Не стоит приближать к телу Истины тех, кто не обладает телом сим. Только люди, граждане Империи, могут нести свет истины во мрак невежества, который породили так называемые естественные права, опускающие нас до уровня животных нечистых».
– Неплохой стиль у Старшего Брата, – с некоторой иронией произнёс Гирс.
– Стиль тут не при чём. Тут главное – суть. Вот тебе, Гирс, не помешало бы вовремя приходить во Храм, – ведь именно под его сводами можно познать Истину. Ибо вне Храма нет истины.
«Мда, столько Истины-ы-ы… Особенно об уничтожении во имя Истины» – мысленно протянул Гирс, допив кофе.
Он быстро перевёл разговор в другое русло. На этот раз речь зашла о детях Сайма – старшем сыне и двух дочерях. В основном, на темы поведения – сын Ронан явно пошёл не в отца по убеждениям и образу жизни – вместо того, чтобы преданно служить Империи, сын шляется по ночным клубам, просаживая папины деньги на азартные игры, выпивку и доступных нимф. Но Сайм уже договорился с родственником о зачислении Ронана в Имперский Флот. Пусть уж лучше Галактику на благо Империи бороздит, чем постели злачных борделей. А дочери… Старшую Сайм думает выдать за гранд-моффа Сиренса, который происходил из древнейшей аристократической семьи и которому уже было за пятьдесят. Через полгода должна состояться свадьба. Младшая пока не достигла замужнего возраста, но что же… когда достигнет, Сайм тоже выдаст замуж за какого-нибудь человека из высшего общества.
Тут раздался звонок – пора приступить к работе. Сотрудники КОСНОПа, торопясь, покидали столовую. Допив свой кофе, Гирс и Сайм быстро присоединились к уходящей толпе.
Случай на парковке
«Наконец-то я вышел!»
Это была первая мысль, посетившая голову Гирса, когда он выходил из здания КОСНОПа. Усталый, выжатый, словно лимон, но всё же…
«Наконец-то я вышел!»
Гирс посмотрел на небо. Над свечками зданий Имперского Центра розовел закат. Мимо железным потоком неслись авто, отработавшие смену сотрудники КОСНОПа направлялись к своим аэроспидерам, чтобы ехать домой.
Как и Гирс. Но если дом у остального общества ассоциировался с домашним очагом, то у Гирса – нет. Дома – жена, бытовые проблемы (ох, чёрт, надо же дроида-уборщика отдать в мастерскую, как же он забыл!).
С невесёлыми мыслями о доме Гирс направился к своему аэроспидеру. Как только он приблизился к парковке, то увидел следующую сцену.
То, что он увидел, напоминало ему действие из драматической пьесы, которую он видел недавно. Только не было достойных декораций, спецэффектов, и драматической музыки. Толстый человек, чей вицмундир едва сдерживал непомерного вида живот, грязно ругал… уже знакомую Гирсу инопланетную девушку, нередко сопровождая свою отповедь замахиванием руки, отчего девушка сжималась в страхе.
– Грязная воровка! – орал неистово толстяк, – Тварь!!!
Хлоп!!! – толстяк ударил девушку по щеке своей пухлой клешнёй.
– Клянусь, я ничего не воровала! Я проходила мимо! – вскрикнула девушка, схватившись за ушибленную щёку.
И тут – впоследствии Гирс сам не мог дать этому определения – собрав все свои хилые силёнки, Гирс уверенным шагом (откуда это? Никогда не было!) с гордой головой (удивительно!), словно заправский аристократ, подошёл к толстяку и девушке.
– Что тут происходит? – строго спросил он, в недоумении глянув на персонажей сцены. Голос, слава ему, не споткнулся о ногу коварного страха. «Так, спокойней. Гляди ему в глаза…»
– А вы кто? – толстяк изумлённо уставился на чиновника в вицмундире.
– А кто вы? – спросил строго Гирс, который уже вошёл в роль.
– Я – сотрудник Молодёжного движения. А вы?
Гирс сделал чопорное лицо и безапелляционным голосом ответил:
– А я сотрудник Выборного Комитета, толстая невежда.
Что сталось с лицом толстяка! Будто выключили лампочку. Его гневное лицо превратилось в испуганное.
Гирс рассчитывал на такой эффект – как сотрудник КОСНОПа, он знал, что члены Выборного Комитета имеют высшее превосходство над другими отделами в силу своей значимости, аристократического происхождения, и близости к Императору. Поэтому на лице толстяка уже началась усиленно-лихорадочная работа мыслей – как бы отделаться от этой чопорной птицы.
– М-мы… я… я ничего… просто она… – толстяк дрожащим пальцем указал на девушку, которая удивлённо переводила взгляд своих красных глаз то на «аристократа» Гирса, то на испуганного (куда теперь девался его крик?) толстого борова. – Она пыталась обокрасть мой аэроспидер, и…
Что произошло с Гирсом! Был ли это чиновник VIII ранга самого непопулярного отдела неудачник Григорий Гирс или самоуверенный чопорный аристократ из Выборного Комитета? Лицо его превратилось в каменную гневную маску, злые глаза уставились на невежду, губы сжались от наплыва эмоций.
– Не гневайтесь, господин, прошу вас… – залепетал толстяк.
– Она моя рабыня, и вы понимаете, что за этим следует, правда? – «мрачно» задал вопрос Гирс.
На толстяка было жалко смотреть. Маска страха на круглом лице: рот раскрыт, руки дрожат, лоб покрылся капельками пота.
– Д-да, – обречённо кивнул толстяк, мысленно прикидывая, как откупиться от аристократа.
– Значит, вы работаете в Молодёжном движении? – учтиво поинтересовался Гирс, затем достал из кармана мятую записную книжку, огрызок карандаша.
«Всё, мне конец», – обречённо вздохнул толстяк, готовясь расстаться с должностью, квартирой на улице Императора (чёрт возьми, она новая совсем, ещё не пожил толком!).
Толстяк кивнул.
– Ну что же, я лично позабочусь о том, чтобы вас отправили в какую-нибудь отдалённую часть Галактики.
– Послушайте, – тихо подал голос толстяк, воровато поглядел по сторонам и шепнул, – а может, договоримся? Уладим, так сказать, конфликт.
Гирсу предлагали договориться! Гирсу предложили откуп!! Откуп?! Не обманывают его уши? Тогда это меняет дело!
Гирс охотно закивал. Лицо его оживилось, глаза засверкали.
Толстяк запустил свою пухлую руку в карман и достал оттуда пачку купюр, вопросительно глянул на Гирса:
– Сколько вас устроит?
Охо-хо! Вот это да! Гирс задумался, сколько можно снять денег с этого толстяка. Подумав, он тихо сказал:
– Десять. И разойдёмся с миром.
Толстяк оживился и, опять воровато оглянувшись, быстро отсчитал десять тысяч имперских кредиток и быстро сунул в карман Гирсу.
Гирс запихнул деньги в карман, посмотрел на толстяка, напустил на лицо чопорное выражение, и сказал:
– Убирайся.
– Да-да-да, конечно, – толстяк поклонился «аристократу», сел в свой аэроспидер и улетел от греха подальше.
Гирс вздохнул с облегчения, пересчитал деньги. Ого-го! Десять тысяч! Замечательно!
Сунув деньги в карман, он глянул на девушку, которая так же безучастливо стояла рядом, благодарно глядя на Гирса.
– Спасибо вам, – поблагодарила она своего неожиданного спасителя, – даже не знаю, как вас благодарить!
О, каким звонким был её голос! Словно лютня в Имперском Оперном Театре. Но даже лютня не сравнится с таким очарованием.
Она хотела глубоко поклониться, но Гирс вовремя схватил её за руку:
– Не стоит благодарности. Кстати, – вспомнил он, – мы же вроде виделись.
– Да, – кивнула девушка. Передние фиолетовые пряди волос колыхнулись, – вы мимо меня прошли.
– Да, да, – ответил Гирс.
Девушка улыбнулась, озарив Гирса взглядом миндалевидных красных глаз.
– Хочу спросить, а чего он к вам пристал? – поинтересовался Гирс.
– Я просто шла к аэробусу, решила сократить путь, пошла через парковку. Потом у меня туфля порвалась, – она показала на ноги, на одной из которых – на правой – туфля давно вопила, требуя ремонт, – а потом этот господин выскочил, начал на меня кричать, что я воровка, хотела обокрасть его машину. Но я не воровала, я клянусь! – воскликнула девушка, да так, словно перед ней стоял не Гирс, а сам Верховный Инквизитор.
– Я понимаю, – успокоил её Гирс.
– Я просто шла мимо. Не виновата же я, что у меня туфля порвалась! – девушка не успокоилась, – Скажите, – её объятые страхом красные глаза глянули на серые глаза Гирса, – ведь меня осудят, да? Столько народу видело.
– С чего вы взяли! Успокойтесь, девушка, ничего с вами не случится. Этот боров в суд не станет обращаться – ведь я же аристократ, – улыбнулся Гирс.
– Да. А вы что, правда, аристократ?
– Нет, я не аристократ, девушка. Я из средней семьи, чиновник VIII ранга, только и всего, – ответил Гирс.
– Я думала… вы так убедительно играли. Вам бы в театре выступать.
– Спасибо, – улыбнулся Гирс – ему нравилось. Нравилось говорить с ней.
– Вы так отважны. Другой бы на вашем месте просто не пошевелился. Одно слово – не-людь, – ответила девушка.
– Для меня все равны, и все имеют душу, – ответил Гирс.
Девушка с интересом посмотрела на него. Необычный человек! На такой строгой должности – как никак КОСНОП, страж Нового Порядка, а Порядком пренебрегает. И смелый… Хотя внешность не эффектная, но и сама девушка красавицей себя не считала.
– Спасибо, – нежно посмотрела на него девушка. – Ладно, мне идти пора.
– Вы домой? – с некоторой грустью спросил Гирс.
– Да. Аэробус скоро подъедет.
– Слушайте, – Гирс набрался духу. Пускай его будут порицать, плевать! Плевать на всякие законы! Пусть эти упыри из КОСНОПа и властительные лицемеры в Имперском Храме подавятся своими законами! – Давайте, я вас подвезу?
¬– Нет, нет! – замахала руками девушка, – Это лишнее, спасибо. Вас могут увидеть…
– Но… – хотел начать Гирс, но взгляд девушки был непреклонный. – Ладно, хорошо.
– Спасибо, – уже который раз поблагодарила Гирса девушка, – Как вас зовут?
– Григорий Гирс. А вас?
– Камилла, – ответила девушка.
– Какое чудесное имя, – бросил комплимент Гирс.
– Ну ладно, я пошла, – увидев подлетающий к парковке аэробус, сказала девушка, – пойду чинить туфлю.
Гирс подумал, глянул на её видавшие виды туфли, достал незаконно приобретённые деньги, отсчитал пять тысяч, и протянул девушке со словами:
– Вот, возьмите это. Купите себе хорошие туфли.
– Не надо, пожалуйста.
– Возьмите, – Гирс сунул купюры в руку Камиллы, – купите себе самые лучшие туфли.
Камилла невесело усмехнулась, спрятала деньги в карман, и пошла к толпе работников из нечеловеческих рас, которые ожидали аэробус.
Аэробус – вот проклятье! – остановился на парковке. Раскрашенный в голубоватый цвет, с решётками на окнах. Гирс заметил двух штурмовиков в салоне. Это был аэробус из Инвисека, возивший тамошних жителей на работу.
Загрузив в себя пассажиров, аэробус взмыл в небо и влился в железный поток летящего транспорта.
Долгим взглядом Гирс проводил улетевший аэробус и направился к своему аэроспидеру.
Вечер
Можно разделить несчастье на две категории: временное и постоянное. И в зависимости от несчастья человек чувствует себя соответственно. Временное несчастье, ясное дело, преследует человека недолго (в зависимости от того, как он сам хочет), а постоянное несчастье преследует человека до самой смерти.
Если говорить о несчастьях Гирса, то постоянным (не временным) его несчастьем была и остаётся на данный момент жена, временным же была жизнь с родителями. Не без причин. Ибо временное несчастье Гирса превратилось в постоянное.
Родители Гирса владели небольшим консервным заводом на окраине Имперского Центра, чья продукция приносила неплохую прибыль, на которую можно было бы прожить. Но… всегда в этом случае это следует – доходы с консервов породили в родителях Гирса известную черту – алчность. Как утолить её? Для этого есть много всевозможных путей. Родители Гирса выбрали самый лёгкий – они женили сына на дочери одного знатного моффа, с которым Гирс-старший был хорошо знаком. Так Гирс, только-только выпустившийся из Имперского Политического Университета, получивший X-й ранг в чиновничьей карьере, вдруг обрёл молодую красивую жену, прекрасную квартиру на улице Победы, богатство, и, следовательно, аристократическое происхождение.
Отношение Гирса к такому непредвиденному обороту событий было смешанным. С одной стороны – богатство, деньги, жена, положение, но и с другой стороны этот брак поневоле обернулся для Гирса проклятием.
Он и Матильда – жена – не полюбили друг друга с первого взгляда. Гирс не вынес этой принудительной женитьбы, а Матильда разочаровалась во внешнем виде новоиспечённого мужа – худосочный, нескладный, да и к тому же чиновник X ранга, низшей ступени корпоративной лестницы. Разве к такому мужу можно было относиться с уважением? Конечно же, нет. И, таким образом, благо обернулось проклятием. Дом стал для Гирса неуютным, как для грешника – ад. Вот и сейчас…
Гирс вернулся домой, усталый после долгой езды с пробками. Припарковав машину, он открыл дверь своим кодом и очутился в нелюбимом доме.
– Эй, я дома! – громко возвестил о своём прибытии Гирс, хотя интонация этих слов была похожа на выражение «иди в ж…».
Ответа не было. Но Гирс явственно слышал возню и стоны в спальне жены.
Что за чёрт?
Гирс подошёл к прикрытой двери спальни, заглянул в щёлочку и…
О Боже!!! Увидел неописуемую сцену. На большой кровати класса «брачная двуспальная» были: его жена Матильда и какой-то белокурый красавец. Оба были в неглиже. И оба занимались тем, чем обычно занимаются мужчина с женщиной.
– Да! Да!! Да!!! – вдруг вскрикнула Матильда, отчего красный как помидор Гирс чуть не подпрыгнул к потолку.
– Я хочу тебя! Хочу-у-у!!!! – Страстно вскричал белокурый красавчик И вдруг сник, прекратив спортивные движения, в бессилии упав на обнажённую жену Гирса.
Что сталось с Гирсом! Брови его приняли гневный вид, кулаки сжимались, сердце наполнилось вином гнева, нервы превратились в стальные струны. Гирс Озлобленный.
Забежав на кухню, прихватив скалку (любимое оружие Матильды, которым она любила поколачивать Гирса. Ну что же, удары скалки смоет сама скалка!), решительным шагом, каким он не ходил, он шёл к спальне.
В мозгу стучали все семь лет ненависти к жене. Мало того, что она обращается с ним, как со скотом, так ещё и промышляет поисками знатненьких красавчиков. Ну что же, пролитую кровь смоет только кровь.
Трраххх!!! – резко раскрылась дверь ударив стену.
Жена и любовник, обняв друг друга, застыли, уставившись на дверной проём, в котором стоял Гирс.
– Что такое...? – в изумлении прошептал красавчик.
Матильда отошла от шока и заверещала на пришедшего Гирса.
– Ты почему не на работе, тварь поганая?!!
– Я уже отработал, жена, – сквозь зубы произнёс Гирс, сжав в руке скалку, словно световой меч. – А ты, похоже, тоже.
– Слушай, а ты вообще кто такой, дядя? – поднялся красавчик, сжав свои крепкие кулаки.
– Сейчас узнаешь, ублюдок худосочный! – в гневе Гирс взмахнул скалкой, и ударил, целя красавчику в голову.
Скалка рассекла воздух, и тут красавчик схватил руку Гирса, без труда повалив того на пол.
Стукнувшись головой, Гирс распластался на полу. Раз. Два…
Но он поднялся и, подняв скалку, начал осыпать ударами красавчика, пока, (наконец-то!) красавчик не сбежал со своей одеждой и не заперся в туалете.
С праведным гневом на лице Гирс, занеся скалку, подошёл к Матильде, которая прикрыла свою наготу мокрым от пота и истомы одеялом.
– Ты не смеешь меня бить! – заверещала Матильда. – Да ты знаешь, кто я?! Я дочь известного моффа! И только посмеешь коснуться меня, ты сильно пожалеешь об этом!!!
– Уже жалею, тварь, – произнёс Гирс и…
– Помогите!!!! Убивают!!!! – визг жены оглушил Гирса, и тот невольно остановился. – Люди добрые!!!! Мой муж с ума сошёл!!!!! Убивают!!!!
Тут вдруг послышался грохот входной двери (Чёрт возьми, дверь забыл запереть, – поздно спохватился Гирс), топот сапог, и в спальню ворвался лейтенант ИСБ Шейм, статный молодец, который в это время случайно проходил мимо – разбирался с неуплатой налогов за квартиру.
– Стоять, ублюдок, назад! – закричал Шейм, вынув пистолет из кобуры.
Матильда вздохнула с облегчением. Наконец-то прибыло подкрепление. Лейтенант Шейм её в обиду не даст – в конце-концов, об этом он говорил после проведённого с ней времени (в то время Гирс разговаривал с начальником). Ну теперь узнаешь ты, плебей, как поднимать руку на аристократию!
– Что тут происходит? – строго спросил Шейм, вперив гневный взгляд в Гирса.
– Он, – Матильда ткнула пальцем на Гирса, – избил меня. Раздел и избил! Умоляю, защитите меня!
Гирс расхохотался от души. Что за бред! Но тут же смех смолк – возникла ещё одна проблема – проблема в лице лейтенанта.
– Послушайте, лейтенант, я… – пытался он объяснить истинное происхождение вещей, но лейтенант прервал его:
– Господин Гирс, вам уже не в первый раз известно, что по закону то, что вы сделали, называется «покушением на человека». И вам уже давно известно, что это ведёт к пяти годам лишения свободы. Но у меня и без вас хватает проблем, так что – ещё раз такое повторится, посажу. Ясно?
– Да, – тяжело кивнул Гирс. Служитель закона был не на его стороне.
– Спасибо вам, лейтенант, что защитили меня, – кокетливо проворковала Матильда.
– Защищать людей от беззакония – это моя работа, госпожа, – учтиво поклонился Шейм, предвкушая грядущую волшебную ночь.
Гирс скривился. Нежности!
Погрозив пальцем Гирсу, лейтенант Шейм покинул квартиру, оставив Гирса и Матильду один на один. Муж против жены.
Теперь преимущество было на стороне Матильды.
– Ты грязная фурия! – крикнул Гирс.
– Забыл своё место, скотина?! – ответила Матильда, которая, прикрывшись дверцей шкафа, начала одеваться.
– Иди к чёрту, – пробормотал Гирс, бросил скалку и пошёл к себе в комнату. Лишнего он говорить не стал – это было равносильно самоубийству. Юридически закон был на стороне Матильды и этого белокурого – ведь Гирс первым поднял скалку и первым устроил погром в спальне. Что же, остаётся только надеяться, что это несчастье не будет постоянным. Но, вынужден признать Гирс, нервно покуривая трубку в своей комнате, это несчастье по имени Матильда будет преследовать его до самой смерти. Развестись было делом невозможным – родители не дадут ему это сделать – они трясутся за богатство и знатное родство. Но и теоретически это было невозможно – где он будет жить? Квартира, деньги и аэроспидер принадлежат Матильде по брачному контракту, а подпиши он акт о разводе, то и исчезнут навсегда. Можно было, конечно, убить жену (такие мыслишки приходили в голову Гирса, когда ему совсем невыносимо становилось в доме), но толку от этого было так же мало. Суд будет на стороне покойной жены – подмажет папочка Матильды судье – и пойдёт Гирс в тюрьму, а то и на казнь. Да что за бред! – одёргивал себя Гирс, – в любом случае суд будет явно не на его стороне. Дать на лапу судье он не может – не нажил за честную службу денег, да и знакомых судей у него как-то не завелось. Как не крутись, смерть всюду смотрит за тобой. И медленная, и быстрая. В зависимости от той, какую ты выберешь.
Гирс знал с самого начала – Матильда его не любит. Как и он – её. У него не было той любви, которую нам показывают служители Муз. Впрочем, её, по мнению Гирса, не существовало вовсе. И он давно потерял надежду изменить ситуацию.
Гирс оглядел свою комнату. Кровать, компьютер, книги. И бумага, в которую он в свободное время записывал свои переживания по поводу пережитого. А пережитого у Гирса накопилось много, что и в одну записную книжку не вместится.
Вести записи в записной книжке он решил не так давно. Бумага всё стерпит, и глупо бы было полагать обратное. Бумага и перо были единственными друзьями Гирса с недавнего времени. Там он преображался, только там он мог излить свои переживания. Наедине с ней. Излей кому-нибудь другому он свои мысли – путь на казнь был уже отмечен, как бы ты не оправдывался – кто-нибудь другой обратится в соответствующие органы.
Вот и сейчас, заперев дверь, он достал из ящика стола заветную книжку в красном, уже потрескавшемся переплёте, достал перо с чернильницей, открыл чистую страницу и своим косым почерком написал:
7 сентября. Вечер.
Потом задумался, сжав перо в руке. Что писать? И, подумав немного, он вывел следующее:
Сегодня опять была ссора с женой. То, что я увидел, было результатом нашей жизни. Глупо удивляться, что за эти семь лет что-нибудь изменится. Это невозможно. Невозможно выбраться из капкана, который поставили тебе те, которых твои интересы не волнуют. Так же было и со мной. Вспоминая прошедшую ссору, на которой закон остался не на моей стороне, я вспоминаю тот проклятый день, когда священник обвенчал нас. Все забрасывали нас подарками, благословляли на счастливую жизнь. Шумный стол, шумные гости, вино, угощения. Но я и она – мы делали вид, что счастливы, хотя в душе никто не счастлив был. Это было похоже на Имперский Центр – счастливы все только с виду, а внутри наше несчастье сторожит ИСБ, не давая ему вырваться наружу. А теперь то мнимое счастье превратилось в ничто.
Он поставил точку. И вспомнил большой белый праздничный зал. Большой стол, на котором готовились к атаке спиртное и съестное. Празднично одетые гости восседали на своих местах. Гирс, одетый в богато расшитые яркие одежды сидел рядом с новоиспечённой женой – стройной блондинкой Матильдой, одетой в белое подвенечное платье.
Все были веселы как никогда. Гирс чувствовал себя неуютно на этом празднике жизни. Он видел отца, видел мать, видел своего тестя, которые с неподдельным восхищением глядели на виновников торжества.
Но назавтра… Уже не было ничего… Пустота под имитацией жизни. Холод, проникнувший всюду и везде. Он целовал Матильду – но этот поцелуй не горячил – он был холодным дуновением ветра. И сама Матильда была холодна, как лёд.
И он вспомнил Камиллу, ту девушку-уборщицу, которую Гирс защитил. Он ощутил то, о чём давно забыл. То чувство, которое было чуждо и ему и Матильде. Оно было полной противоположностью – не холодное, а тёплое, как истома. Гирс записал:
Сегодня я встретил её. Девушку звали Камиллой, она – уборщица, и…
И сердце наполнилось тоской, когда он представил эту худенькую, чуть сгорбленную фигурку, тонкое лицо с прямым носиком, и главное – эти красные миндалевидные глаза.
… она была прекраснее всего, чего я видел в жизни. Её походка, фигура, лицо, даже две передние пряди фиолетовых волос – всё это создавало красоту, которую мало кто может увидеть и понять. Я до сих пор не могу понять, как это произошло. Оно было неожиданным. То событие, первый разговор. Я вспоминаю это – и во мне нарастает то тёплое ощущение, которое поэты называют любовью. И меркнет всё остальное перед ней. Исчезло всё. Исчезли страдания, волокитная работа в КОСНОПе, непонятливость начальства, атмосфера страха Имперского Центра, Новый Порядок. И я их сломал в этот день. Одним разговором, одним движением, одним даром – деньгами на туфли. Я разговаривал с ней как с равной, я ощущал этот интересный благодарный взгляд – остальное было всё равно. Мне было всё равно на остальных, кто ходили мимо. Пусть же она купит новые туфли – мне плевать на обратное утверждение! Я буду готов на следующий день с радостью лицезреть её новое приобретение. К чёрту Новый Порядок…
В дверь постучались.
Гирс молниеносным движением спрятал книжку в ящик стола, кинул туда же и перо с чернильницей, запер ящик на ключик, и отпер дверь.
На пороге стояла Матильда, одетая в дорогое платье. Её светлые завитые волосы скрывал тёмный платок.
– Чего? – недовольно спросил Гирс.
– Нужно ехать на службу, – холодно ответила она.
Служба в Храме! Гирс про неё напрочь забыл из-за этих неурядиц.
– Езжай сама, а я здесь останусь, – так же холодно ответил он ей.
– Как это так?! Это обязательно для всех! – возмутилась Матильда.
– Ты уйдешь, или нет? – Гирс зверем посмотрел на неё.
– Я-то уйду, скотина. Ну-ка собирайся и поехали, ничтожество! – злобно прикрикнула на него жена.
Делать нечего. Придётся ехать, а то не отвяжется. Забыв про переодевание (ничего, и в вицмундире можно), Гирс вышел, запер свою комнату и вместе с женой покинул квартиру под вечер.
Служба.
Вечерняя храмовая служба в Имперском Центре – дело обязательное и сугубо важное, поскольку, если верить всевозможной агитации, именно Храм и Божественная Вера вкупе с Новым Порядком, армией и флотом символизировали могущество и порядок и веру в самое лучшее.
Но не так думал Гирс, когда парковался возле Имперского Храма. Нет наказания хуже, чем долгое топтание на одном месте, слушание велеречивости проповедника, и – совсем невыносимо! – пение восхвалений и торжественных молитв. До чего он ненавидел именно это – пение.
Гирс выключил мотор аэроспидера, и, выйдя вслед за Матильдой, запер авто.
Матильда безропотно направилась к воротам Храма, через которые уже торопливо шли прихожане, благоговейно преклоняя головы перед высеченным из камня Имперским Священным Крестом.
Гирс согнулся в полупоклоне перед Крестом, в отличие от Матильды, которая склонилась глубоко, пробормотав молитву.
«И почему нельзя просто помолиться дома, причём без этих поклонов и благоговений?» – с грустью подумал Гирс, который уже миновал ворота вместе с женой. По крайней мере, рядом есть отхожее место.
Гирс фыркнул. Ему вспомнился случай, когда он однажды пришёл на проповедь. Всё было бы хорошо, но случилась следующая оказия. Перед поездкой Гирс забыл сходить в туалет по малой нужде, и, когда он стоял и внимал старческому голосу священника, то у него случился конфуз. С вытекающими оттуда последствиями. Мочевой пузырь не вытерпел долгого отсутствия слива содержимого в унитаз, и Гирс почувствовал, что его штаны намокли. Не дослушав проповеди, он, пробормотал «извините», пулей вылетел из Храма и уже за воротами облегчился окончательно.
Вместе с толпой наплывших прихожан, Гирс и Матильда вошли в залу.
В нос Гирса ударил запах свеч, перемешанный с елеем. Он – жена сразу отошла от него – пристроился возле колонны и уже готовился терпеть очередное издевательство над душой.
Зала была отстроена на славу. Высокий потолок был обильно раскрашен росписями со сценами из Священной Книги Новой Редакции – сцены рождения Создателя, его добрые деяния, сцена казни, Возрождение. Далее следовали сцены рая и ада, на которые приглашённый художник не пожалел времени, красок и таланта. Они были до того живописны, что только осталось взмыть в потолок и влиться в толпу праведников и грешников.
Алтарь и иконостас не уступали по красоте фрескам. Обильно украшенные золотом, они были как солнце при свете свечей. Изображение Создателя глядело с иконостаса со спокойным лицом, будто не замечая, сколько людей собралось в зале. Словно он один существовал – и больше никого. Высокая кафедра пристроилась ровно посередине, и на ней уже лежала раскрытая Священная Книга Новой Редакции в окованном переплёте, на котором искрились при свете драгоценные камни.
Народу в зале собралось – яблоку негде было упасть. Мужчины, женщины, дети. Все ждали проповедника.
Гирс со скучным лицом ждал.
Баммм! – ударил колокол.
Баммм! – ударил ещё раз.
Баммм! – ударил в третий раз.
И замолк.
Дверь сбоку от иконостаса открылась, и оттуда в сопровождении молодых прислужников вышел толстенный в годах человек, облачённый в белую парадную ризу и такую же белую шапочку, на лбу которой блестел Имперский Священный Крест. Это был не кто иной, как сам Главный Храмовник Амос Рехиерш. Пыхтя от ходьбы вследствие своего объёмистого живота (уж точно не на постах нажил!), он взошёл на кафедру. Прислужники стали по обе стороны от Главного Храмовника. «Хорошо хоть не прислужницы!» – усмехнулся Гирс, вспомнив слухи о сластолюбии Храмовника.
Тяжело дыша, и подозрительно качнувшись, Главный Храмовник раскрыл Книгу, нашёл нужную страницу и начал завывать:
– Хвалим тебя-а, Создатель Вселенной и рода человеческого.
– Хвалим тебя-а… – пропела толпа.
– Преклоняемся пред Тобой, смиренные рабы Твои. Дал ты нам жизнь и спасение в приюте Твоём. Дал Ты нам хлеб Свой, и мы наслаждаемся Им… Ик! – икнул Храмовник, отчего толпа уставилась на него.
Гирс уловил знакомый до боли запах. Запах вина! Во-от оно что… Видно Главный Храмовник успел принять. Но он не вдрызг – значит, ограничился одной рюмкой.
– Твой хлеб прекрасен, и не надо мне ничего другого. Славен Твой хлеб, Создатель! – наконец-то закончил Храмовник.
– Твой хлеб прекрасен, и не надо мне ничего другого. Славен Твой хлеб, Создатель! – благоговейно прогудела толпа, и Гирс тоже.
– Сла-авься-а-а-а… ик! – вновь икнул Храмовник, и, развернувшись, вышел. Прислужники безропотно проследовали за ним.
Тишина. Гирс украдкой взглянул на часы. Осталось немного. Полтора часа.
Минут через десять Главный Храмовник вместе с прислужниками вышел. В руке у него было кадило, из которого несло благовонием. Прислужники встали возле кафедры с Книгой, словно стража.
Толпа образовала круг. Когда она образовала таковой, гремя кадилом, Главный Храмовник прохаживался по кругу, обдавая каждого благовонием.
«Ну скорее!» – молил Храмовника Гирс, чувствуя, что стоять уже становится невыносимо.
Однако Главный Храмовник не торопился, возясь со своим несчастным кадилом, обхаживая каждого, и в особенности, каждую, стреляя глазками больше по статям юных прихожанок.
Наконец, это закончилось, и Главный Храмовник вместе с прислужниками исчез за боковой дверью.
Уже через три минуты он вернулся со своими стражами, и уже за кафедрой начал читать нараспев Книгу.
– Славься, Создатель.
– Славься, Создатель.
– Да снизойдёт нам милость от Тебя.
– Да снизойдёт нам милость от Тебя.
– Слава Тебе.
– Слава Тебе.
Тишина…
«Что? Молитва так быстро кончилась? – изумился Гирс. Ну наконец-то, а то замучился здесь стоять. Ещё проповедь потерпеть, и всё».
Прислужники убрали Книгу с кафедры и тихо ушли. Главный Храмовник остался один на один с толпой. Настало время проповеди.
Главный Храмовник что-то пробормотал, а затем начал проповедь.
– Братья и сестры! Сегодня вы все пришли в обитель Создателя, ибо только она – приют для нас, грешных. Но мы об этом не думаем, когда входим во Храм, молимся, раскаиваемся в грехах своих. Мы, граждане Империи, привыкли видеть в службе некое обязательное действо, которое можно перетерпеть. А сами думаем о грешной жизни за порогом Создателевой обители. Мы забыли, что мы – единственное государство, сохранившее Божественную Веру. Мы – Святая Империя – оплот мудрости в противовес варварству, которое исходит от нечистой силы – нечеловеческих рас. Но мы это не чувствуем, нам всё равно. «И закрыли они очи свои, да отвернулись. И были их очи пусты и холодны». И мы уподобились тем хулителям, которые отвернулись от Божественной Веры. Равнодушие ведёт к забвению, забвение ведёт к гибели, а гибель ведёт к вымиранию.
Если говорить о равнодушии перед Святой Империей, то невозможно не вспомнить с болью нашу Имперскую молодёжь. В последнее время среди молодёжи появилось увлечение республиканскими идеями, про которые нам вещают мерзкие варвары, прислужники ада – повстанцы. Они вбивают в голову соблазнительные идеи о некоем свободном рае с равными правами, о свободе слова, свободе религии. О тех мнимых свободах, которые они называют «демократией». «И соблазнился он перед дарами Хозяина Ада, и принял дары, благодарно поклонившись. И Хозяин Ада сказал ему: “в путь”». Задумайтесь, братья и сестры, и взгляните внимательно на те дары, которые предлагают нам повстанцы. Настоящие ли они? Нет, о братья и сестры, они не настоящие. И слово «демократия» есть слово: «В путь». В путь, идите, творите хаос и разрушайте! Задумайтесь. И не жалейте того, кто принял повстанческую адскую печать, ибо доносительство не означает предательство, наоборот – это дело угодное Создателю. «Благо есть то дело, которое сделано во имя Создателя» – изрёк старец.
Следующий момент нашей проповеди состоит в ещё одной серьёзной проблеме. Это проблема людей и не-людей. Как не прискорбно это осознавать, но в нашей среде тайно ходят возмущения по поводу так называемого бесправия не-людей. Глупые мысли!
Мы не лишали их прав – они сами лишились их, вместе с Хозяином Ада отринув Божественную Веру и Создателя, и создав себе какое-то варварское кровавое действо, которое они осмеливаются именовать Верой. Но даже к своей Вере они не относятся, как подобает, творя в своих домах оргии и языческие пляски на потеху повстанцам и им подобным. По наущению Хозяина Ада они берут оружие и идут на Святую Империю, насаждая культ невежества, смерти и вандализма. Их уродливые руки тянутся к нашим богатствам, их грязные босые ноги стремятся выломать двери наших домов, убить наших мужчин, надругаться над нашими непорочными девами, замучить наших невинных молочных детей. И, спрашивается, за это мы должны дать им права? Те, кто со состраданием смотрит на эти отвратительные лица в клетках – задумайтесь, прежде чем подать им на пропитание или приглашать их за стол.
Толпа благоговейно склонилась перед Главным Храмовником. Пришлось это делать и Гирсу, который благоговел не перед сказанным, а перед тем, что можно хоть немного размять затёкшие кости.
– Идите с миром, братья и сестры, – закончил свою проповедь Храмовник и направился к боковой двери.
Толпа встала. И зала наполнилась шумом, словно стакан водой.
Все начали расходиться.
Не дожидаясь, пока Матильда помолится, Гирс вышел из Главного Храма.
И вновь он почувствовал то же самое ощущение, когда вышел из здания КОСНОПа. «Наконец-то я вышел!» Гирс походил около своего аэроспидера, разминая ноги, и закурил трубку, ожидая, когда Матильда покинет Храм.
Но только его внешняя оболочка ждала жену. Его душа с грустью думала вовсе не о жене. Она думала о Ней.
О Камилле…
Камилла.
В то время, когда Гирс терпел семейные неурядицы с вмешательством лейтенанта ИСБ, Камилла вместе с толпой не-людей вышла из аэробуса с зарешечёнными окнами. Поправив волосы, она одна направилась по неровным улочкам Инвисека – домой.
Лёгкий ветер трепал её длинные чёрные волосы, ласкал лицо, трепал края юбки. Камилла невесело улыбнулась, нащупав в кармане пять тысяч Имперских кредиток, которые ей отдал тот человек, спасший её от тюрьмы.
– Что же, Камилла, твои труды не были напрасны, – сказала она себе, идя по грязному тротуару.
Унылые серые многоэтажные дома, нечищеные тротуары – транспорт жителям Инвисека не полагался. Унылый пейзаж, сравнимый только с днями в тюрьме. И вокруг – оборонное заграждение – высокая стена, по периметру которой несли караул имперские штурмовики.
В Инвисеке под вечер бурлила жизнь. На улицах активно шла торговля – открытая и неоткрытая. Торговцы и ремесленники зазывали прохожих, предлагая купить свой товар – а продавцы торговали всем, чем можно – от украшений до наркоты. Прохожие проходили, заглядывали в лавки, торговались, покупали или не покупали – в зависимости от наличия денег и желания. А нет ни того и не другого – иди не задерживайся.
– Девушка, красавица, не хотите ли купить? – подскочил к ней джав – карлик, лицо которого, по уже вросшей в пустынную жизнь привычке, закрывал большой капюшон. Через темноту скрытого лица на неё глядели сверкающие глаза. Джав-торговец предлагал Камилле купить шляпу с цветами.
– Нет, спасибо, – отказалась Камилла и пошла дальше. Но низкорослый гадёныш не отставал, горячо предлагая свой товар. Но, признав, что эту девушку и красавицу шляпа не интересует, джав переключился на других прохожих.
Ей было не до шляпы. Она так устала, что ей хотелось только одного – добраться до дома, принять ванну и лечь в постель.
– Туфли! Хорошие туфли! Покупайте! Останетесь довольны! – вещал во весь свой басистый голос торговца мон-каламари. Сам торговец стоял возле открытой двери в лавку, на витрине которой красовались выставленные напоказ недавно привезённые туфли. И мужские, и женские.
Камилла посмотрела на свои разорванные туфельки, нащупала в кармане деньги. «Да, конечно, исполню обещание, – сквозь усталость прорвалась мысль, и Камилла свернула к лавке.
– Хотите купить туфли, девушка?
– Да, хотелось бы, – кивнула Камилла.
– Ну, проходите – мон-каламари галантно пропустил девушку в лавку.
Лавка потеряла свою просторность – всюду были коробки с обувью – видно, товар не успели разгрузить. За прилавком сидел рослый вуки. Увидев вошедших продавца и покупательницу, он безропотно покинул прилавок и скрылся за дверью сзади.
– Какие бы выбрать… – задумалась Камилла.
– О, вам не придётся выбирать. Я знаю, какие туфли вам подойдут. Прекрасные туфельки для прекрасной девушки! – и продавец направился к коробкам.
Камилла ждала, когда продавец найдёт нужное. С еле слышным бормотанием он копошился в коробках, иногда вслух жалуясь на нераспакованный товар. И…
– Вот они! – с улыбкой он поднял нужную коробку, открыл её, показал Камилле.
Туфельки Камилле понравились – такие красивые. Высокий каблук, изящный контур, искусно сделанные пряжечки, острый носик – такие туфельки она до этого видела издалека.
– Можно примерить? – застенчиво спросила она.
– Конечно, – закивал продавец.
Камилла сбросила свои опорки и обулась в новые туфельки. И – вот чудеса! – они ей оказались по размеру!
– Чудеса! И, главное, вам они подошли впору. Видимо, вы счастливая, – тоже удивился продавец.
– Почему?
– Видите ли, мой отец всегда говорил: «если человеку обувь идёт впору с первого раза, значит, у него будет счастье», – начал говорить мон-каламари.
– Сколько? – мягко прервала его Камилла, зная, что после этого восторга придётся слушать рассказ о всей родословной продавца.
– Тысячу кредиток. Но… за это сделаю вам скидку. И это будет, – продавец задумался, потеребив свои отростки-щупальца, отчего он напоминал красного осьминога, – Восемьсот. Берите – дешевле нигде не возьмёте.
Выросшая в Инвисеке и знавшая обычаи и нравы местных жителей, Камилла удивилась – чудеса! Только она хотела поторговаться, как вдруг проблема разрешилась сама собой!
– Да, я беру, – закивала головой Камилла.
– Упаковать?
– Нет, я в них пойду.
Рассчитавшись с продавцом, радостная, Камилла вышла из лавки. Кинув старые туфли в урну, надев новые, стуча каблучками, она продолжила путь.
Пройдя торговый квартал, на вышла на центральную площадь, свернула налево и направилась к арке, которая вела к двору. Пройдя арку, пройдя неубранный полупустой двор, мимо играющих детей, она подошла к одному из подъездов многоэтажного серого дома, набрала код квартиры. Дверь открылась, и Камилла оказалась в грязном неубранном подъезде, после чего поднялась на первый этаж.
Щёлкнул дверной замок. Камилла открыла дверь и – наконец-то! – оказалась дома.
– Камилла! Ты пришла! – нежные грубые руки матери обняли девушку.
– Мама, привет…
Камилла чмокнула маму в щёку, затем отступила чуть назад, попросила:
– Включи свет! Посмотри!
Мама зажгла свет и увидела на ногах дочери новые туфельки.
– Какая прелесть! Ты где их достала? Они же дорогие, – поразилась она.
– Купила, – ответила Камилла.
– Но у тебя зарплата только через неделю! – мама до сих пор была поражена увиденным.
– Случилась одна ситуация…
И, сбросив туфли, Камилла рассказала историю о толстяке и славном защитнике по имени Григорий Гирс, приукрасив рассказ эпитетами и метафорами – Камилла любила читать романтические истории, которые покупала в книжной лавке (насколько хватало денег), и тот случай очень напоминал случай из книги. Правда, Гирс на образ великого принца явно не тянул – лысеющий, нескладный, одежда неопрятная, Но ничего… Главное место занимал этот случай.
– Признайся, ты всё придумала! – не поверила рассказу дочери мать, когда они ужинали на кухне.
– Нет, клянусь, – заверяла Камилла обратное.
– Да ну, не придумывай, этого не бывает. Не бывает того, что человек вдруг взял да вступился. Это просто немыслимо. Мы для них – бесправный скот.
– Слушай, мам, давай спокойно поедим, – Камилла прервала уже готовую маму разразиться громадной речью о плохой жизни в Инвисеке и принялась за еду – котлетку с салатом.
Они поужинали.
– Кстати, мам, возьми, – Камилла вынула остатки денег Гирса и протянула их маме.
При виде денег мама посмотрела на Камиллу, как чиновник на неожиданную взятку.
– Деньги?
– Тут четыре тысячи. Бери!
– Ну ладно, – оторопело произнесла мама, беря пачку купюр. – Правда, откуда…
– Не беспокойся, деньги получены честным путём, – заверила Камилла, догадавшись, куда клонила мама.
– Всё-таки есть добрые люди… – мама положила деньги в жестяную коробку.
– Давай я помою посуду, – Камилла одела на себя грязный передник, закатала рукава своей кофточки, – а ты иди отдыхай.
Мама ничего не сказала и ушла в гостиную. А Камилла занялась уборкой и мытьём посуды. Но тут вспомнился тот случай на парковке, и её защитник – Григорий Гирс. Камилла тряхнула головой, стараясь прогнать эти мысли, и продолжила оттирать сковороду от грязи. Наконец это ей удалось, и она принялась за тарелки. Аккуратно расставив вымытую посуду, она сняла передник, и направилась в туалет за совком и щёткой. Без особого труда подметя пол, она свободно вздохнула: на кухне порядок. Подметать полы ей было не в новинку.
Камилла приняла ванну, оделась в видавший виды халат, расчесала волосы, повертелась перед зеркалом и пошла к себе в комнату.
Комната Камиллы была образцом чистоты и порядка – на полках книги выстроены в ряд, на столе и тумбочке – ни пылинки, ни соринки. Кровать…
Кровать! Наконец-то! Камилла, чувствуя, что её после душа клонит в сон, обессилено рухнула на кровать, зарывшись в подушку. Какое блаженство – мягкая кровать! Приют для уставшего работника.
– Доченька, можно к тебе? – постучалась в дверь мама.
– Да, мам, – ответила Камилла.
Мама вошла в комнату, села на кровать рядом с Камиллой.
– Расскажи мне что-нибудь, мам, – промурлыкала Камилла, развернувшись и положив голову на колени мамы.
– А что рассказать тебе, девочка моя? – мама неторопливо гладила волосы дочки. Продолжила:
– Не знаю. Вроде тебе я всё рассказала. И ты мне. Угостила меня придуманной историей.
– Это правда, я не придумала, – блаженно заулыбалась Камилла – иначе бы меня здесь не было. Он меня спас.
– Опять он! Он же – человек.
– Он – защитник. И я чувствую, что он одинок, – с улыбкой на лице произнесла Камилла.
– Уж не влюбилась ты в него? – подозрительно спросила мама.
– Не знаю, мама, – ответила Камилла. – Может, и влюбилась.
– Доченька, ты меня поражаешь. Он же человек, а люди ненавидят нас. Они не могут и не умеют любить!
– Ты жреца нашего наслушалась? Опять ходила на собрание?
– Ну, ходила, и что. Тебе тоже не помешало бы походить, а то на меня уже все косятся: где Камилла? И вечно мне приходится говорить, что ты на работе.
– Скажи, что заболела, долго сидеть не могу, – хихикнула Камилла.
– Но так нельзя, девочка моя. Я понимаю, что это не для тебя, но как ты приходишь, то постоянно сидишь с книжкой или бумажкой на заднем ряду.
– По-моему, всё это глупость – собрания, великая война, призыв начать резню. Великую войну нужно объявить тем, кто всех – и нас, и людей – рассадил по клеткам и нам наездил по ушам про всякое там превосходство. Я понимаю того человека, который меня защитил – он рисковал собой и положением. Он не такой, мам. Не такой, как все остальные. Он другой. Да и к тому же, чего восторгаться этим жрецом. Он только пожертвования собирает и празднует на них. Я сама видела.
– Да, я знаю, но помолиться…
– Если бы я и помолилась, то помолилась бы за то, чтобы снова его увидеть, – мечтательно протянула Камилла. – Я так хочу с ним поговорить, понять его, помочь ему… – и Камилла зевнула.
– Кстати, Камилла, насчёт «увидеть». Опять приходил Мец. Увидеть тебя.
– Ох, опять, – застонала Камилла.
Мец был сыном успешного торговца посудой. Из той же расы, какой и Камилла с матерью. Он был хорош собой, набожен, но имел скверный характер и массу тёмных слухов. Когда отец умер, Мецу досталось богатое наследство – посудная лавка и скопленный предприимчивым отцом капитал. Для полного счастья и превосходства оставалось только жениться. Вот и стал торговец и сын торговца заглядывать к Камилле, заманивая его обещаниями золотых гор и счастливой жизни, но Камилла не любила его, считая, что брак без любви – пустое дело. Какой смысл выходить замуж только ради обеспеченной жизни? Если так, то получается, что Камилла выйдет замуж за денежный мешок, а не за любящего человека. Тогда и жить смысла нет – это жизнь в пустоту. Но не была согласна мама, которая покровительствовала Мецу в его стремлениях. Маме нужен был богатый муж для дочки, чтобы хоть как-то свести концы с концами – зарплаты Камиллы едва хватало, чтобы покрыть расходы на жизнь. Так что – прекрасная партия! Соглашайся, Камилла! Но Камилла не соглашалась.
И разговор зашёл о том же самом.
– Мама, ну зачем ты его впускаешь! Ты, наверное, его ещё и чаем угостила! – Камилла схватилась за голову.
– Ну… да… – кивнула мама, мысленно добавив к чаю салатик с котлеткой, которые уписывал Мец. Но лучше про это не говорить.
– И опять он предложит свою руку. Я уже знаю, что он сказал. «Дражайшая матушка самой красивой девушки в Галактике! – передразнила Камилла гнусавый голос Меца, – Я преодолел такой путь, чтобы увидеть Камиллу». И так далее по тексту.
– Но он любит тебя, доченька.
– Мама, не смеши меня! Он не любит меня, я это чувствую. Он хочет, чтобы я была его посудой на полке, которую он продаёт, только и всего. Украшением. И плевать он хотел на любовь. Похвастаться хочет: вот смотрите на меня, у меня такая прекрасная жена, завидуйте мне, как многого я добился. Да и к тому же он ходит по борделям.
– Это ты уже придумала! – вступилась за Меца мама.
– Но говорят же…
– Мало ли что говорят. Они просто завидуют.
– Слушай, мам, давай закончим эту тему, а то тошно уже, – поспешила Камилла свернуть разговор.
– Ну хорошо, хорошо, – согласилась мама, в душе же противясь такому повороту событий.
– Видно, мне тебя никогда не выдать замуж – очень ты на папу похожа, – продолжила с улыбкой мама, погладив Камиллу по голове.
– Да… папа… – лицо Камиллы погрустнело, – хотелось бы мне его увидеть ещё раз.
Но отца своего Камилла никогда не увидит. Он умер от разрыва сердца, когда Камилла была ещё малюткой. Он любил маму, посмеивался над проделками Камиллы, и даже усталый после работы он не был мрачен – наоборот, он старался делать так, чтобы всем было хорошо. Когда-то его хотели женить на местной красавице, но Корэм влюбился в маму Камиллы и, вопреки железной воле родителей, женился на ней и переехал вместе с ней в Имперский Центр, тогда ещё Корусант. Это было то время, когда в кулуарах власти правительство вело свою игру, чьи правила не всегда совпадали с интересами остального народа. Невидимое противостояние совместно с гражданской войной раздирало Старую Республику, словно яд – организм человека. Но этого родители Камиллы не знали. Они просто жили.
– Ну ладно, Камилла, – слеза пробежала по щеке матери, – ложись уже спать. Завтра трудный день.
– Хорошо, – Камилла встала. Мама тоже.
– Спокойной ночи, доченька, – мама поцеловала дочку.
– Доброй ночи, мам, – дочка поцеловала маму.
Мама ушла, прикрыв за собой дверь.
Уже через три минуты Камилла лежала в расстеленной кровати и безмятежно спала.
Неожиданное утро.
Гирс мог себя поздравить. С праздником. Великим. Ибо ему, чиновнику VIII ранга Григорию Гирсу удалось встать рано утром. Собрав все свои силы воедино, он прорвал настойчивую осаду лени и встал с кровати. Он чувствовал дискомфорт – глаза слипались, части тела плохо слушали, норовя сделать помеху в идеальном движении рабочего человека.
Встав с кровати, Гирс оделся и направился в ванную. Там он успел принять душ (до работы оставалось ещё три часа), почистить зубы, побриться (в кои-то веки!). Чистенький, побритый, Гирс вышел из ванной и направился на кухню. Стараясь не шуметь – Матильда и слуги ещё спали – Гирс сварил себе кофе и разогрел в микроволновке оставшееся после вчерашнего ужина рагу. Позавтракав, он вернулся в комнату за трубкой с табаком, открыл на кухне окно (одним нажатием кнопки) и, раскурив трубку, затянулся крепким табаком. В мозг с наслаждением ударил табачный дурман – как-никак первая затяжка за всё утро.
Вчера он с женой вернулся со службы. Какое облегчение он испытал, когда вернулся домой и забрался в постель, укрывшись одеялом! Словно гора с плеч свалилась. Поужинав, Гирс и Матильда разошлись (они давно не были вместе – их разделяла холодная линия нелюбви) по своим комнатам. Как всегда. И этому в душе Гирс был частично рад, потому что он уже не чувствовал обузу надежды на то, что Матильда любит его. Вчерашний случай измены супружеским узам склонил чашу весов в сторону свободы, а возникшая любовь к Камилле разрушила те путы супружества, ключевым словом которого было слово «обязан». Любовь к этой инопланетной девушке была символом независимости Гирса. Для обновления новой эпохи осталось лишь сказать Матильде последние слова и получить свидетельство о разводе.
Гирс встрепенулся, отбросив от себя эти мысли, глянул на часы: без двадцати семь. Мда, лучше торопиться, а то совсем задумался. Облачившись в свой вицмундир, причесавшись, захватив папку с бумагами (результаты археологической экспедиции по раскопкам на Рилоте), курительные принадлежности (куда уж без них!), Гирс покинул квартиру, направившись к своему аэроспидеру.
Над Имперским Центром забрезжил рассвет. Редкий транспорт проносился мимо сверхсовременных зданий. Рабы-дворники убирали мусор на парковке. Жизнь начиналась.
Заведя свой аэроспидер, Гирс покинул парковку и взял курс к штабу КОСНОПа, как и было всегда.
На этот раз конфузов по дороге не возникало, и Гирс благополучно припарковался возле места работы. Выйдя из своего транспорта, он зевнул – всё ещё хотелось спать.
«Ну что же, Григорий, с добрым утром», – мысленно он сказал самому себе и направился к парадным остеклённым дверям, возле которых курил охранник. Поздоровавшись с ним, Гирс показал свой пропуск и скрылся в здании. Пройдя пустой вестибюль, он неторопливо зашёл в лифт и без особого труда поднялся на тринадцатый этаж.
В до боли знакомом коридоре никого не было, но Гирс заметил, что пол уже помыт. Ступая по вымытому полу, Гирс вошёл в 101-й кабинет, и застыл от изумления на месте.
В кабинете была не кто иная как Камилла. Одетая в ту же одежду, что и вчера, она занималась своим делом – мыла полы. Обернувшись, она вздрогнула, но, увидев Гирса, успокоилась.
«Это судьба!» – промелькнула в голове у Гирса.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался он
– Здравствуйте, – тепло улыбнулась она, глянув своей краснотой глаз на вошедшего. – Я не знала, что вы так рано придёте.
– Ну, я в кои веки решил не опоздать, – пожал плечами Гирс и уселся на своё место. – И ради этого стоило прийти.
– Ради чего?
– Ну… – замялся Гирс, но продолжил, схватив уверенность в голосе. – Ради того, чтобы увидеть вас. Кстати, купили туфли?
– Да, – улыбнулась девушка и, оставив щётку и тряпку, подошла к Гирсу.
Одним нажатием кнопки Гирс запустил компьютер и повернулся к Камилле.
Они молчали, пристально глядя друг на друга.
«Вот он, этот момент. Скажи ей то, что ты таишь в себе. Время пришло» – шептала смятенному в этот момент Гирсу душа.
– Камилла… – начал он.
«Смелее, Гирс! Не таи в себе то, что боишься сказать»
– Да? – вопросительно посмотрела на него девушка, заметив непонятную метаморфозу на лице Гирса – он хочет что-то сказать, но медлит или не решается.
«Скажи ей… Скажи».
– Камилла… – вновь начал он.
«Смелее. Если ты её любишь, ты ей скажешь. Сейчас. Пришло время»
И время пришло!
– Я… я люблю тебя, – выдохнул Гирс, потупившись.
Что стало с Камиллой! Она не поверила своим глазам. Он сказал! Он сказал ей это! Её душа наполнилась радостным теплом.
«Скажи ему тоже»
– И я тебя, – с нежностью произнесла она. – Я люблю тебя.
Красные глаза взглянули на серые глаза, руки заключили тела в объятия, уста потянулись друг к другу, и – слились в нежном поцелуе, соединяя невидимой нитью двоих влюблённых, две жизни, две души, невзирая на их внешние особенности, оставив позади беспросветное прошлое. Их текущая жизнь была на данный момент прошлым. Не существовало гражданина Империи и инопланетной девушки, были лишь Гирс и Камилла, целующие друг друга в то неожиданное утро.
Они касались друг друга – и вспыхивали на месте прикосновений огоньки страсти, норовя превратиться в неуёмный кострище, который не в силах остановить даже бурный поток воды.
Камилла оторвалась от Гирса, поправила волосы и сказала, посмотрев на настенные часы:
– Мне пора, любимый, – в её голосе слышались нотки сожаления, – увидимся ещё.
– Когда? – грустно спросил Гирс.
– Скоро. Не скучай, – она погладила его по щеке, ободрительно улыбнулась и, взяв все свои принадлежности, вышла из кабинета, помахав ручкой на прощание.
Гирс молча глядел на то, как она ушла. С неподдельной грустью на лице он сидел на стуле, барабаня пальцами по крышке стола.
На губах был свежий след поцелуя, в душе – любовь, а в сердце – тоска. Тоска оттого, что она ушла. Ему хотелось последовать за ней, быть с ней побольше, ощущать рядом человека, ради которого стоит жить. Ради которого стоит любить.
– Привет, Гирс, – оторвал его от размышлений бодрый голос Сайма.
Он ворвался в кабинет, как ураган, сел за своё место. Гирс заметил довольное лицо Сайма, словно у ребёнка, которому подарили долгожданную игрушку.
– Что за праздник? – спросил Гирс.
– А-а-а, – в предвкушении скорого события протянул Сайм. – Я вчера был назначен заместителем начальника Отдела Искусств. Вместо Ленриуса. Представляешь, Гирс, теперь я скоро получу IV-й ранг, если, конечно, зарекомендую себя на должности.
– Рад за тебя, – Гирс уткнулся в донесение. Радость Сайма его явно не интересовала.
– Да что с тобой такое?! – видя отсутствия внимания публики (Гирса), с недоумением спросил Сайм.
– Да ничего, – помотал головой Гирс.
– А-а, понимаю, – просветлел лицом Сайм, видимо, имея в виду вчерашнюю ссору с Матильдой, слухи о которой с пикантными подробностями облетели дом № 16 на улице Победы. Уже в очередной раз Гирс готовился ощутить на себе насмешливые взгляды, шёпот за спиной, а иногда и далёкий смех. Ну что ж, не привыкать, раз уж ему родители сделали именно такую жизнь.
– Я видел тебя на службе, – поделился своим открытием Сайм.
– Да что ты говоришь! Очевидность! – воскликнул Гирс.
– Ты заметил странности в поведении Главного Храмовника?
– Ну, заметил, и что?
– Что-то с ним нехорошо. Да и немудрено – дожить до такого возраста и трудиться.
– Ну да, ну да, – Гирс вновь отвёл глаза, витая не в настоящем, а несколько минут назад.
А Сайм вновь разразился длинной тирадой по поводу самоотверженности Главного Храмовника и остальных святош. Гирс не стал слушать и уткнулся в донесение, которое он получил уже перед окончанием работы, но, уставший от рутины, он решил посмотреть его дома. Не посмотрел – помешали семейные обстоятельства и чёртова служба, после которой он окончательно потерял силы. И сейчас он читал донесение археологической экспедиции и мысленно прикидывал – одобрит ли Магнус или нет? Одобрит, – уверил в себя Гирс, ибо экспедиция была финансирована не частным лицом (тогда этими бумажками можно было бы подтереться), а самим гранд-моффом Будасом, который (чего греха таить!) интересовался искусством нечеловеческих рас (врага надо знать!). Тогда посмотрим, как этот жирный боров Мебиус запоёт. А запоёт, знал Гирс, он соловьём. Ибо для Магнуса слова «гранд-мофф» и «Будас» означали «Галактическая империя» и «страж Порядка». Так что Гирс, не замечая Сайма, отложил донесение в сторону, намереваясь отдать его Магнусу, вынул свою любимую трубку, набил её табаком и раскурил, вдыхая ароматный дым.
101-й кабинет начал наполняться сотрудниками и, следовательно – шумом. Отстав от Гирса, Сайм влился в толпу пришедших, вступив в бесконечную трескотню, которая мало интересовала Гирса в тот момент.
Работа проходила как обычно – бумажная волокита, заказы, посещения Магнуса (как и предсказывал Гирс – увидев вышеозначенные слова, Магнус внимательно ( Гирс был удивлён) прочитал донесение и дал добро позаботиться о том, чтобы бесценные скульптуры с Рилота были направлены в роскошный особняк гранд-моффа Будаса). Переписываясь через Имперскую сеть с заказчиками, Гирс терпеливо ждал звонка на обед. А было так долго ждать.
И наконец-то раздался звонок – перерыв. И весь 101-й кабинет как ветром сдуло – сотрудники торопились занять очередь в столовой.
Гирс в столовую не пошёл. Не хотелось, да и к тому же он предусмотрительно купил утром в магазине пончики и сок. Не густо, конечно, но по сравнению со стандартным обедом в столовой КОСНОПа пончики и сок выглядели деликатесом. Конечно, это будет подозрительно, но, право, столовская еда уже приелась. Тем более, что финансы теперь позволяли. До поры до времени.
Гирс удивлялся самому себе. В первый раз за всю службу он не пошёл в столовую, не встал в очередь, не поел мясной блевотины, мочеподобного супа и водяного кофе. И не встретился с надоедливым Саймом, готовым часами трепать языком.
Распечатав упаковку с пончиками, открыв сок, он принялся за еду.
После сока захотелось помочиться, и Гирс, выйдя из кабинета, направился к нужнику. Проделав нехитрую процедуру, он вышел из туалета и встретился с Камиллой.
– Привет, – улыбнулся Гирс.
– О, привет, – ответила Камилла.
Они осмотрелись вокруг – не ходит ли мимо какой-нибудь сотрудник? – и обнялись, словно не виделись много лет. О, какое блаженство было это для Гирса.
– Ты не в столовой. Почему? – спросила Камилла.
– Не захотел, – отмахнулся Гирс. – еда там уже надоела.
– Я сейчас не об этом, – Камилла отстранилась от Гирса – она услышала шаги. Гирс и Камилла сделали вид, что они незнакомы.
Мимо прошёл Сайм (проклятье!), с удивлением посмотрел на Гирса и зашёл в 101-й кабинет.
Когда опасность миновала, Камилла обернулась к Гирсу и тихо спросила:
– Ты сегодня свободен?
– Ну, не особо, понимаешь, опять эта служба. Хотя… – Гирс подумал, – ну её к чёрту!
– Хорошо. Тогда давай встретимся.
– Где?
– Ты знаешь, где Окраинная улица?
– Да.
– Там строится новый дом. Ты сразу его увидишь, когда приедешь. Встретимся там. Только будь осторожен, не попадись, ладно?
– Со мной-то всё ясно. А как же ты выберешься?
– Не беспокойся, милый. Главное, приди туда.
– Ладно.
– До скорого.
И Камилла быстро ушла, оставив Гирса одного.
Перед встречей: Гирс.
Закончился очередной рабочий день – и Гирс с большим нетерпением скорой встречи вышел из здания КОСНОПа, откуда быстро направился домой – ждать скорой встречи. Да, встречи. Ибо она была ему дороже всех встреч на свете. Встреча с Камиллой.
Но его раздирали противоречия и волнения. Первые были вызваны по призыву законопослушного гражданина Гирса, который боялся трений с законом. Ведь за отношениями с нечеловеческой расой в лице Камиллы бледной тенью маячила статья 85-я Имперского Уголовного Кодекса «связь с нечеловеческой расой», за нарушение которой Гирс мог отделаться: в лучшем случае – бессрочной ссылкой в отдалённые части Галактики, в худшем – несколькими годами тюрьмы. Но – к делу подключался Гирс-возлюбленный, ведя с Гирсом-законопослушным диалог о сущностях любви, пересказывать который нет смысла – о чём ещё мог говорить возлюбленный, как не о любви?
Волнения были вызваны обычным человеческим страхом. А вдруг? А вдруг их заметят вместе, и наступит несчастливый конец? Тогда что? От случайности никто не застрахован. Объясняй потом всем, что он тут случайно оказался, прогуливался по стройке. Судье объяснять будешь!
С этими мыслями Гирс пересёк порог квартиры. Матильды дома не было – видимо, куда-то ушла. Куда – Гирс этим не интересовался. Кстати, а не устроить ли встречу здесь? Но сразу отогнал от себя эту идею, которая была равносильная самоубийству. Допустим, он пригласит сюда Камиллу, и что? Вдруг Матильда вернётся? Или сосед заглянет, соли спросить? И, увидев Гирса с Камиллой, в стыду захлопнет дверь, и побежит. Куда? Правильно, в ИСБ.
Остаётся Окраинная улица. И Гирс, чтобы подождать наступления службы, то есть встречи, решил скоротать время, делая записи в своей тетради.
Вот что он написал:
8 сентября. Вечер.
Был бурный день. Наконец-то идиот Мебиус прочитал донесение. Я был удивлён, когда увидел его читающим! Вот что делает с чиновниками слово «Империя»! Не говоря уже о гранд-моффе Будасе, который увлекается искусствами. Правда, ходили слухи, что не только ими, точно не знаю.
Сегодня виделся с Камиллой. И произошло то, что должно было произойти, по крайней мере, когда-то произойти в Империи – мы признались друг другу в любви.
Гирс поставил точку, вспоминая тот сладостный первый поцелуй. И его сердце наполнилось нежностью. Он записал:
Наш поцелуй расцвёл, словно запретный плод. Среди Империи. Камилла и я – и больше никого в то прекрасное утро (Гирс подчеркнул дату сегодняшнего дня). Между нами не было ничего, кроме нашей любви. Противно слышать, что любовь – это деньги, власть и родство. Замолкните вы, грязные святоши, утверждающие, что любви между людьми и не-людьми нет! Любовь была и есть, она – равна для всех, а не для какого-то сброда, назвавшего себя избранными и насаждающего Святую Империю. Сброда святош и политиканов, которые истребляют жизнь, прикрываясь Новой Редакцией Книги и законами. Это такой бред! Любовь существует для всех!
Перед встречей: Камилла.
Камилла смотрела на своё отражение в зеркале. Как всякая девушка, она придирчиво глядела на себя, оценивая надетый на неё наряд для грядущей встречи.
На ней была надета зелёная кофточка, с расшитыми изящными изображениями экзотических цветов, и зелёная же юбка, которая доходила до колен. Её оборки были шиты золотыми нитками, которые, правда, немного потускнели от времени – сколько Камилла не надевала этот наряд, которым очень дорожила, предпочитая более простую одежду, наподобие той, в которой она ходила на работу. И теперь случай представился.
Повертевшись перед зеркалом, Камилла надела новые туфельки, ещё раз посмотрела в зеркало, глядя, идут ли туфельки вместе с нарядом. Похоже, что идут. Удостоверившись в этом, она причесала волосы, ещё раз посмотрела на себя в зеркало – ничего, пойдёт. Интересно, как любимый оценит? Будем надеяться, что ему понравится.
Камилла посмотрела на часы, которые тускло показывали время: 19:01. Ещё рано.
На вечернее собрание в храме бога Даллагиса Камилла отказалась идти. Не только из-за встречи, но и по целому ряду причин. И первая из них – нудные проповеди жреца Шалы о священной войне против людей. И обязательные поучения о том, чего не должно делать существо женского пола. Не говоря о неполноценности людей. Противно было слушать этого гнусавого жреца, который потом раскрывал сумку, в которую принимал пожертвования на постройку нового храма, который подозрительно долго строили – пожертвования не доходили до строительной конторы. Но люди верили, заражённые фанатизмом, и свободно отдавали деньги, которые потом (по слухам) оказывались в каком-нибудь кабачке, где развлекался жрец. Камилла сама случайно заметила благочестивого жреца в обществе двух подруг, которых он вопреки учению Великой Книги, свободно обнимал и тискал. Явно не в школе жрецов научился.
Итак, Камилла осталась одна – смирившись с упорством дочери не идти на собрание, мать пошла одна. Предупредив маму, что она будет в гостях у подруги, Камилла готовилась к встрече.
…Ещё раз посмотревшись в зеркало, Камилла посмотрела на часы: 19:24. Уже пора идти – до места встречи путь пешком был неблизкий. Заперев квартиру на ключ (у мамы был ещё один), Камилла поправила волосы и вышла из дома, стуча каблучками по безлюдной улице – как уже известно из выше сказанного, все отправились на собрание.
Внезапно она почувствовала, что кто-то за ней следит. Она обернулась – и успела заметить тень, которая шмыгнула за угол дома. Уже оглядываясь, Камилла шла к одному тайному месту.
...не замечая, как за ней летит на безопасном расстоянии дроид-разведчик, неизвестным образом оказавшийся в Инвисеке – имперские власти для охраны правопорядка в Инвисеке обходились поддержкой штурмовиков и местных осведомителей ИСБ. Тусклое круглое обтекаемое тело с антеннами-рожками гудело и пищало, отслеживая движение Камиллы.
Она дошла до стены Инвисека – серой конструкции из железа, по периметру которой были расположены наблюдательные посты с тяжёлыми пулемётами и орудиями. По стене лениво прогуливались штурмовики в тяжёлой броне белого цвета с оружием в руках.
Зайдя за дом, который находился близко от стены – старый, обшарпанный, – девушка нашла прочную железную дверь подвала, которую охранял кодовый замок. Но подвалом он был не для всех. Камилла уверенно набрала комбинацию символов, замок негромко пискнул, и дверь открылась. Выросшая непутёвой девушкой, сующей нос куда не надо, Камилла случайно узнала об этом подвале, подсмотрев однажды за подозрительными людьми, которые, нагружённые объёмными сумками, входили в подвал и долго не появлялись. После чего юную Камиллу объяло любопытство, и, запомнив несложный код замка, она проникла туда и обнаружила секретный ход.
Она включила фонарик, который предусмотрительно захватила с собой. Луч осветил подвальное помещение, битком набитое различными закрытыми ящиками. Камилла знала, что это. Контрабандный товар из остальной части города, на котором наживаются торговцы Инвисека, получая его от контрабандистов-людей.
Пройдя мимо ящиков, она нашла то, что искала – люк, ведущий в подземный ход, соединяющий Инвисек с остальным городом. Но, в отличие от подвальной двери, люк был избавлен от такой меры предосторожности, как кодовый замок. Повернув задвижку, Камилла откинула люк…
Встреча.
– Улица Окраинная, – спокойно провозгласил женский голос из динамика, который был встроен в потолок аэробуса.
Единственный пассажир – Гирс – встал и вышел из аэробуса на остановку, за которой виднелись свечки жилых домов – это и была улица Окраинная.
Аэробус взмыл в небо и исчез, оставив Гирса наедине с улицей.
На улице стояла тёплая погода. Над домами наливался красно-жёлтым цветом закат, то и дело норовя превратиться во тьму ночи.
Гирс шёл мимо домов, оглядываясь, словно шпион. Не хватало наткнуться на знакомое лицо – на этой улице жило несколько знакомых коллег по работе, которые удивились бы и задали себе и ему вопрос: а что собственно забыл здесь их коллега по работе? Подозрительно-о…
Гирс спрятался за угол дома, – мимо кто-то прошёл. Гирс замер до такой степени, что он услышал – тук-тук, тук-тук, – как бешено колотилось сердце. Удостоверившись, что неизвестный ушёл, Гирс продолжил свой опасный путь.
– Эй ты, грязный ублюдок! А ну вернись!!! – Гирс чуть не наложил в штаны, когда он проходил возле дома. Так оглушил этот голос своей неожиданностью. «Видимо, кто-то ругает нерадивого раба» – предположил он, когда отошёл на безопасное расстояние от дома, откуда кричали.
Без происшествий пройдя ещё ряд домов, Гирс оказался перед забором, за которым возвышалась серая громадина недостроенного здания, которое строили уже четвёртый год – денег на постройку всё время не хватало – дело житейское в Имперском Центре, ибо деньги, выделенные на постройку оказывались в карманах чиновников, которые были не прочь поживиться, объясняя высокому начальству неожиданную утрату денег происками повстанцев, не-людей, Хозяина Ада и прочих.
Итак, забор, за ним – место встречи. И тут у Гирса встал вопрос: интересно, забор электрифицирован? Дотронуться? Если забор под напряжением, то коснись Гирс его, будет больнее обычного. Ну что ж, проверим…
Гирс дрожащей рукой дотронулся до забора, уже готовый быть ударенным током, но – такого не произошло. Забор не под напряжением. Отлично!
Гирс ухватился за забор и перелез через него. Отлично, он оказался на стройке.
Стройка напоминала поле битвы. Куча бетонных блоков, штабеля железа, ряд ветхих бараков для строителей (как догадался Гирс – не-людей). И кругом – ни души, что не может не радовать.
Вдруг ему в лицо ударил свет фонаря, отчего Гирс зажмурился. Вот чёрт!
– Эй! – воскликнул он.
– Привет, Григорий Гирс, – раздался до боли знакомый голос. Камилла…
– Камилла! – произнёс Гирс.
Стоявшая перед ним Камилла ослабила яркость света. Она приветливо улыбнулась ошарашенному от такого сюрприза Гирсу.
– У меня чуть сердце не выскочило. Ну нельзя же так пугать! – воскликнул с возмущением Гирс.
– Что, страшно? – задала провокационный вопрос Камилла.
– Да не то слово!
– Ладно, идём скорее, там у меня уже всё приготовлено, – сказала Камилла и поманила Гирса за собой.
Зайдя в тёмное здание, они быстро поднялись наверх, благо лестницы строители успели возвести. Впереди поднималась Камилла, фонариком указывая путь, за ней, пыхтя (ходить по лестнице было явно не в привычку) Гирс.
Наконец, они дошли до последнего этажа. Луч фонарика осветил старый матрас, который Камилла достала из бараков строителей, благо они не были заперты.
– Наконец-то мы вместе, – произнесла Камилла и впилась страстным поцелуем в губы Гирса.
– Да… я ждал этого, – ответил тихо Гирс.
– Тогда смысл ждать ещё? – Камилла загадочно улыбнулась. Сверкнули её красные миндалевидные глаза, и она своими изящными руками нежно потянула Гирса на матрас.
Они уселись на него.
– Любимая… – простонал Гирс, когда она неторопливо провела ладонью по его щеке, отчего та вспыхнула огнём нежности и вожделения.
Он притянул её к себе и поцеловал. Внутри него начала бить ключом обжигающая сердце страсть, остановить которую было невозможно.
Они говорили то, что хотели сказать, они делали то, что хотели делать, целовали друг друга, ощущая ту сердцевину счастья. Счастья любви.
Завершив поцелуй, Камилла игриво начала расстёгивать пуговицы вицмундира Гирса, который, впрочем, и не сопротивлялся этому…
Вицмундир полетел в сторону, следом за ним штаны, обувь, одежда Камиллы, и, – Империя с Новым Порядком. Время ночи. Ночи великой любви.
Их тела сплелись в единое целое, символизируя любовь. Их движения были страстны, они обнимали друг друга, разжигая горнило страсти, впиваясь губами друг в друга.
Они были счастливы вместе.
Спустя время они лежали на матрасе в переплетении рук, после бурной страсти.
– Ты знаешь, – заговорила Камилла, поглаживая взмокшие волосы Гирса, – иногда мне кажется, что всё это – сон.
– Почему? – спросил Гирс.
– Такого же не бывает. Наша любовь, любовь человека и инопланетянки, запретная любовь.
– Значит, это уже есть, – усмехнулся Гирс.
– Ты нехороший человек. Ты нарушил закон, и тебя посадят в тюрьму, – с насмешкой произнесла Камилла.
– Мне это неважно. Я люблю тебя, Камилла, и мне неважны эти законы, поучения всяких святош. Мне важна лишь ты.
– И мне, Григорий. Ты не представляешь, как это прекрасно – любить. Любить свободно, без запретов. Как я хочу этого, милый. Пройтись с тобой под руку, зная, что ты – свободна, и тебе нечего и некого стыдиться.
– Любить? – невесело усмехнулся Гирс, подумал, сказал – я никогда не знал этого чувства. До тебя.
– У тебя не было любви?
– Дело в том, что меня насильно женили на женщине, которую я не люблю. И, знаешь, мы не жили – мы существовали. То есть, ты живёшь, у тебя есть жена, работа, дом, но… нет того, что на самом деле объединяет семью. Нет любви.
– У меня тоже вроде сходная ситуация, – скривившись, ответила Камилла. – Меня пытаются выдать замуж за торговца, смысл жизни которого только в деньгах. Всё деньги, деньги, деньги! Но я его не люблю. И он – тоже не любит меня. Но все говорят: – она передразнила кого-то, – «Выходи замуж за Меца, не пожалеешь, будешь жить как королева». А мне не хочется жить, как королева, мне нужно любви.
– Твоего парня зовут Мец? – спросил Гирс.
– Нет, – загадочно улыбнулась Камилла, – моего парня зовут Григорий, и он здесь. И я его люблю, надеюсь, что он – тоже.
– Я люблю тебя. Правда.
Они поцеловались.
– Кажется, нам пора, Григорий. Аэробус твой ждёт, служба скоро закончится, – Камилла поднялась с матраса и начала одеваться.
– Но постой, – приподнялся и Гирс. – Может, останемся ещё?
– Если мы останемся ещё, то никогда уже не встретимся, милый, – отрезала Камилла.
Лицо Гирса сделалось, как у ребёнка, у которого отняли его любимую игрушку.
– Не скучай, любимый, – Камилла поцеловала Гирса в щёку, – мы ещё увидимся. Скоро, – и, заметив неодетый вид Гирса, сказала: – одевайся уже, опоздаешь.
Спохватившись, Гирс начал быстро одеваться. Тем временем уже одетая Камилла скатала матрас и сунула его под мышку, ожидая, когда Гирс приведёт себя в порядок.
Застегнув последнюю пуговицу на вицмундире – символе Империи, в которую Гирсу пришлось вернуться (лучше бы этого не было!), он последовал за Камиллой.
Когда они достигли забора, Камилла поцеловала Гирса на прощание и ушла, оставив Гирса одного.
Гирс перелез через забор, и уже шёл мимо домов к остановке, окрылённый и счастливый.
В эту ночь Гирс спал безмятежно, улыбаясь во сне, словно ребёнок, пребывая в ночной реальности, имя которой – сон. В его реальности центральным персонажем была только она – Камилла. Самый любимый человек в этом жестоком мире.
Спала Камилла, уткнувшись в подушку, вспоминая тот высший момент истины и любви, который подарила жизнь. Она улыбалась, она была счастлива. Он был с ней. Она была с ним.
Не спал Мец, просматривая записи, сделанные имперским дроидом, который за оказанную услугу подарил один гранд-мофф. Он смотрел на компьютере записи и до сих пор не мог прийти в себя. Он узнал о Камилле много нового. Но то, что он узнал, было не самым лучшим в его жизни. Он мог снести всё: нелестные отзывы суженой о его страсти к деньгам, язвительные насмешки за ужином, отсутствие внимания к нему. Но не это.
На записи он ясно видел, как она поцеловала человека. Человека! Этого лютого врага Инвисека, одного из тех, кто запер их туда как скотину!
Сердце Меца наполнилось злобой, какая была тогда, когда его конкурент – торговец мебелью – начал процветать. И теперь его суженую, его Камиллу уводит из под носа какой-то худощавый отброс из людей! Как он смеет посягать на его собственность?!
Этому нет прощения! – клокотал Мец. Правильно жрец говорил, люди – худшее, что может быть. Не надо с ними миндальничать, их нужно нещадно уничтожать. Надо, кстати, посоветоваться с жрецом по этому поводу, может, он это добавит в свои проповеди.
«Да, Камилла, – хрустнул пальцами Мец, который, казалось, в этот момент был соткан из злости. – Ты предала мою любовь, но скоро… да, скоро ты поплатишься за то, что связалась с этим отродьем».
Будни.
И снова будни пошли своим чередом. Гирс вставал рано, шёл на работу, работал, обедал в столовой, уходил с работы. Но – теперь он не тяготился работой, считая её бессмысленным коротанием своей никчемной жизни. Он знал, что работать стоит. Потому что вместо службы его ожидала неземная любовь, которую бескорыстно дарила Камилла.
Строящийся дом на улице Окраинной стал его настоящим домом. Только там он ощущал любовь, которую отверг дом на улице Победы. Ему хотелось чаще быть с Камиллой, ощущать её, жить рад неё. И в связи с этим его неоднократно посещали мысли: а не развестись ли с Матильдой, чтобы потом прийти окончательно к обретённому счастью? Он думал два дня, пока однажды не сказал Камилле.
С той встречи прошло уже пять дней. Они снова после атаки страсти нежной лежали рядом на старом матрасе, вокруг которого парила истома.
– Камилла, – спросил Гирс.
– Да, любимый?
– Камилла, я знаю… это трудно… не знаю, как ты отреагируешь…
– Говори уже, – поторопила девушка.
– Я хочу быть с тобой, любимая.
– Но ты и так со мной, разве не так?
– Не-ет, – покачал головой Гирс. – быть вместе навсегда, жить, воспитывать ребёнка, если он у нас будет, ну, ты понимаешь.
– Но у тебя есть жена, работа, деньги.
– Я разведусь с ней.
– Григорий, не глупи. Ты же знаешь, что это невозможно. Никто не даст тебе свидетельство о разводе.
– Я готов рискнуть, милая. Ради тебя.
Камилла захохотала, обнажённой рукой ударив матрас.
– Не надо, Григорий. Уж ради меня никто не даст развод.
– Но, как ты не понимаешь?! – обидчивым голосом воскликнул Гирс. – Я хочу быть с тобой…
– Я знаю это, но, прошу, не делай ничего.
– Тогда давай улетим отсюда. Плевать, что скажут!
– Куда мы улетим, милый?
– Куда угодно. Туда, где нет Империи. Туда, где мы можем смело сказать другим: «мы любим друг друга», без страха за то, что нас осудят. Ты же сама об этом говорила, почему же ты отрекаешься от своих слов?!
– Григорий, – Камилла приподнялась положив Гирсу руку на грудь, – ты же прекрасно знаешь: я люблю тебя, как не любила никого другого. Но пойми, наша жизнь простирается только здесь, а за этим домом её нет – кругом законы и порядки, железная стена. И что мы можем сделать? За нашу инициативу нам прямая дорога в ИСБ. Всё то, что ты говоришь – это мечты. Прости меня, милый, но… так получается. Но разве ты не рад, что я сейчас рядом? – Камилла улыбнулась. Гирс уже было открыл рот, пытаясь возразить, но девушка нежно прижала свою ладонь к его губам. И тихо сказала, наклонившись к лицу Гирса, – мы вместе, мы счастливы. Давай потом поговорим, ладно?
И она поцеловала его…
Что бы не говорила Камилла, насчёт развода она была права: развод – дело тягостное. Дело не в самом процессе, а в том, как на это посмотрит общество. Ведь Империя – сторонница нерушимого брака, а легко разрушенный развод ¬– это повод косо на тебя смотреть. И повод платить помимо квартирной платы ещё холостяцкий налог сверху. То есть вместо одной суммы – уже две.
Да и уехать… Гирс сам отругал себя за такую мысль. Как он может покинуть Имперский Центр? Никак, ибо в документах по месту жительства он значится именно здесь. В космопорте сразу подозрительно посмотрят: как это понимать? Гражданин Империи Григорий Гирс хочет уехать, несмотря на то, что он прописан в Имперском Центре?! А не повстанческий агент ли он?!! Надо в ИСБ позвонить, пусть проверят. И всё. Срока, правда, он не получит, но надзор за ним будет проводиться тотальный.
Как не крути, везде расставлены ловушки. И Гирс решил не возвращаться к этой теме. Пока.
Но Гирс был счастлив. Омрачал счастье только подозрительный взгляд Сайма. Гирс знал причину – он пропускал службу в Храме, и отправлялся на улицу Окраинную, где у него и Камиллы была своя служба – служба любви. Нередко Сайм спрашивал Гирса, почему тот не был на службе. Зная характер Сайма, Гирс придумывал отговорки, в глубине души боясь, как бы Сайм не начал копать под него. То-то лисий взгляд Сайма буравит Гирса, пытаясь просверлить отговорки и докопаться до истины. Так что нужно быть предельно осторожным.
Уже прошла неделя, и наступила следующая. Арестовали несколько сотрудников КОСНОПа, сотрудникам Отдела Искусств урезали зарплату в пользу казны, поступили тревожные слухи о какой-то таинственной боевой станции, способной уничтожать целые планеты. В КОСНОПе заговорили о повстанцах, которые уже начали нападать на имперские корабли.
Гирса это не волновало. Он тихо работал, но о работе, повстанцах, и прочем не думал. Он думал о том, когда же закончится рабочий день, и он отправится на ту самую улицу, где родилась его любовь.
Ревность Меца.
Мать Камиллы накрыла дочь одеялом. Камилла безмятежно спала, чему-то во сне улыбаясь. Мама расстроено покачала головой, и, тихо прикрыв дверь, вышла из комнаты.
Как всякая мать, она чувствовала, что с дочерью что-то не так. Эти таинственные исчезновения только дополняли это тревожное чувство. И это никак не было связано с собраниями, ни даже с отношениями к Мецу, который, впрочем, не стал приходить с предложениями руки и сердца.
Странно всё это… – думала мать, ложась в постель и засыпая.
Камилла возвращалась с работы, как и всегда – тем же маршрутом. Но она знала – её усталость исчезнет в связи с очередной встречей с любимым на том же самом месте. Усталая, но живая, она шла домой.
Когда она подошла к дому, то увидела…
…Меца, который её ждал. Он был хмурым, словно туча, руки сжались в кулаки.
«Вот только тебя, Мец, ещё недоставало» – невесело подумала Камилла, и пыталась пройти в подъезд.
Но Мец не пускал её, тихо сказав:
– Есть разговор, Камилла.
– Интересно, какой, Мец? Мне что-то не хочется говорить с тобой, – Камилла оттолкнула Меца и уже хотела войти в дом, но крепкой хваткой Мец схватил её за руку.
– Ты что делаешь?! Больно же! – взвизгнула девушка, пытаясь вырваться.
– Мне ещё больнее! – крикнул Мец.
– Да что случилось, чёрт тебя возьми?!
– Ты отвергла меня, бессердечная тварь! – продолжал кричать Мец.
Из окон выглянули соседи, но потом вернулись к своим делам – пусть влюблённые сами разбираются, не нашего ума дело.
– Я любил тебя, а ты… ты – Мец перешёл на шёпот, дыхнув в лицо Камилле перегаром. – ты предала меня ради какой-то человеческой твари! Я видел, что вы делали. Тр…сь в здании как животные!
Хлоп! – раздался шлепок – Камилла с силой ударила Меца по щеке, злобно посмотрев на него. Она резко вырвала руку, и сказала:
– Ты бредишь, Мец. Иди проспись, придурок!
– У меня есть запись, милочка, – Мец вынул из кармана диск, на котором содержалась информация с имперского дроида-разведчика.
Внутри у Камиллы всё похолодело. Этот ублюдок следил за ней! И знал всё!
– Как мы ошеломлены, правда? – заметив ошеломлённое лицо Камиллы, насмешливо произнёс Мец.
– И что с того, что ты ей владеешь.
– Но я могу показать это, – Мец, мерзко улыбаясь, повертел диск в руке, – твоей матери, да и не только ей, как я думаю. Посмотрим, как ты теперь заговоришь, красотка. Бесплатная эротическая запись, – хохотнул Мец.
– Что же ты хочешь? – потухшим голосом спросила Камилла.
– Выходи за меня замуж – и я при тебе (клянусь!) уничтожу запись, и всё будет как прежде.
Он победил, он достал её, – Камилла обречённо опустила голову, чувствуя себя окончательно раздавленной. Этим проклятым диском её превратили в безвольную рабыню, которая под таким давлением сделает всё, что пожелает. Если хочет прожить благополучно в дальнейшей жизни. Но… она не может предать то, ради чего рисковала столько времени. Ради истинной любви к любимому человеку, а не к этому денежному мешку, который диском шантажирует её. Это не любовь, это просто ревность, ощущение потери вещи, а не живой любви. Но она не будет рабой бездушного ревнивого подлеца. Никогда!
И Камилла расхохоталась. От души. Мец в недоумении уставился на неё. Он ожидал от неё мольбы, потоки слёз, обещания выйти замуж, но только не смеха. Видеть обречённое существо веселящимся для Меца было удивлением.
– Не думай, что ты можешь так меня купить, Мец, – отхохотавшись, сказала Камилла. – Если ты думаешь, что самый состоятельный житель, то это не значит, что я должна быть твоей служанкой.
– Что это значит?
– Это значит, что я тебя НЕ ЛЮБЛЮ, – чётко сказала Камилла, подчеркнув два последних слова. И добавила. – Тупица. Я не буду твоей рабой, даже если бы ты сотню дисков собрал. Ты не любишь меня Мец, ты просто бесишься из-за того, что я не стала украшением, которое можно приобрести за деньги. И даже не мечтай об этом, я не покупаюсь. Я готова бродить по городу, жить в нищете, плевать! Но отдать сердце за твои проклятые деньги – ни за что на свете! Я не продажная девка, чтобы покупаться на твои ухаживания, Мец!
– Так ты...? – Мец был раздавлен такой резкой отповедью.
– Да, я люблю другого. Доволен? Дру-го-го.
Мец нахмурился ещё больше. Особенно страшным был его взгляд – полный ненависти. Казалось, если бы взглядом можно было убивать, то Камилла уже корчилась в предсмертной агонии.
– Это мы ещё посмотрим. Ох, я тебе это припомню. А потом на тебя посмотрю, как ты, – голос Меца захлёбывался от безудержной ярости, – ты… приползёшь ко мне и будешь мне туфли целовать, тварь поганая! Когда эту прекрасную запись, – он махнул диском, – посмотрит весь Инвисек. Готовься, продажная шлюха, быть опозоренной и побитой! Готовься! – он погрозил пальцем и направился прочь.
– Так он всё знал?
Гирс переваривал рассказ Камиллы о сегодняшнем происшествии. Он не мог поверить в то, что за ним и девушкой следили, причём не ИСБ, а ревнивый торговец.
– Да, знал, – кивнула Камилла, полулежа на матрасе, – и теперь он предлагает мне выйти замуж в обмен на то, что он уничтожит запись.
– Так что же ты не согласилась? – хмуро спросил Гирс.
– Слушай, Григорий, мне и так одного придурка хватило на сегодня, так ещё и ты. Давай закроем эту тему.
– Но Мец…
– Пошёл он, этот Мец! И пошли бы эти чёртовы предрассудки в одно место. Любить – ещё не предрассудок. Пусть он показывает этот чёртов диск кому угодно, пусть даже крутит его целыми днями, мне наплевать! Я сделала выбор, и всё. – Камилла наклонила к Гирсу лицо, да так, что его коснулись её фиолетовые пряди, – Это – ты.
– Ты рискуешь собой, – начал Гирс, но Камилла поцеловала его, не дав выговорить слова.
– Рискую тем, что люблю? – Камилла оторвалась от любимого.
– Камилла.
– Что «Камилла»?
– Я не хочу, чтобы тебя опозорили и забили камнями на площади.
– Ты мне предлагаешь… выйти за него замуж? – брови Камиллы удивлённо взметнулись вверх.
– Ты потом можешь развестись, – робко произнёс Гирс.
– Нет, Григорий, – криво улыбнулась девушка, – это у вас можно получить свидетельство о разводе, а у нас это не так-то просто. Разводиться может только муж, да и то, если ему разрешит Старший Суд.
– Прямо как у нас, – произнёс Гирс.
– Что же ты хотел! Обычаи, будь они прокляты. Давай не будем возвращаться к этой теме, ладно? Это уже моё дело.
– Ладно, – кивнул Гирс, я просто… волнуюсь за тебя, дорогая.
– Ага, интересно волнуешься, предлагаешь мне выйти замуж. Я не выйду замуж, и не надейся, – отрезала Камилла.
– Я и не надеюсь, милая, – усмехнувшись, Гирс притянул Камиллу к себе.
И вновь они соединились в объятьях, которые пустили на дно все вопросы и сомнения, рождённые ревностью Меца. Как бы угроза не была сильна, Камилла не собиралась сдаваться – она говорила правду. Пусть там в Инвисеке хоть задохнутся со своими обычаями, предрассудками, ненавистью к людям, ревностью, всем-всем-всем – она будет любить того, кто ей любим. Она уже мысленно подготовила себя к тому, Что её привяжут к столбу позора и забьют камнями, как изменницу. Плевать! Лучше это, чем холодная роскошная жизнь. Ревность Меца сделала этот плод запретной любви более сладким, чем когда-либо. И, целуя Гирса, можно было бы сказать ему «спасибо».
Разговор с гранд-моффом
Мец чувствовал себя полным кретином. Дело было не в том, что он перепутал здания, обругал отца с матерью или накричал на жреца – это были отголоски вчерашнего вина, в котором он пытался утопить своё горе.
Дело было в следующем: во время своих похождений по злачным местам он умудрился потерять диск. Тот самый, которым он угрожал Камилле, склоняя её к брачному обету. Это, плюс ещё указанные выше выходки, – это и делало Меца кретином в своих же собственных глазах. Такая оплошность, стоившая ему Камиллы.
Мец глянул на себя в зеркало. Мда, не красавец – лицо осунулось, волосы, прежде уложенные и смазанные специальным гелем – чтобы блестели – напоминали развороченный лес.
В комнате Меца (он жил в отдельной квартире) царил беспорядок. После вчерашнего загула. На столе и возле дивана валялись ёмкости из-под вин, остатки роскошной снеди из ресторана «Расцвет килликов». Это – прошлое. Настоящее – Мец глядел на себя в зеркало, одетый в помятые одежды. Будущее – объяснение перед родителями, публичное покаяние перед жрецом (да можно и так извиниться. Перебьётся! Можно подумать, сам не пьёт!), и… Камилла.
И душа Меца вновь наполнилась безудержной яростью, когда он вспомнил (Мец помнил всё) Камиллу, эту смазливую мордашку с этими фиолетовыми прядями впереди густых волос, ради прикосновения к которым он заваливал дорогими вещами и её и её мать. Как она могла?! Продать успешного торговца, истинного верующего, ненавистника людей ради человека?!
Сжав тонкие губы, представитель расы чиссов, (к которым, забыл я сказать, принадлежала и Камилла), еле контролировал себя, чтобы не разнести всю комнату.
Месть. Только месть способная всё изменить! Отвергнутой – только смерть! И ничего больше!
Но как? По своей дурости он потерял безвозвратно диск. Можно, конечно, убить самому, но… как-то не хотелось. Месть, – говорил себе Мец перед зеркалом, – должна быть сладкой, как наказание за преступление. Тогда и силы потрачены не зря. Вот только надо подумать.
И Мец пошёл на кухню за вином.
Гирс допечатывал отчёт для Магнуса. Документ не представлял собой ничего интересного – результаты проделанной работы по рецензиям. Остановившись, он затянулся табачным дымом из трубки, затем снова застучал по клавишам.
Остальные сотрудники ушли в столовую. Гирс, конечно же, не пошёл, довольствуясь едой не из столовой. И сейчас, жуя бутерброд, он печатал и печатал.
С Камиллой ему удалось встретиться утром, после чего он её не видел – видимо, занята.
– Ты снова здесь, Гирс? – распахнулась дверь, и вошёл Сайм, что не особо обрадовало Гирса.
– Здесь, и что с того? – Гирс оторвался от компьютера и поднял на лисий взгляд Сайма лицо.
– Ты не был в столовой.
– Ну и что?
– С тобой всё в порядке, Гирс? – Сайм взял стул и подсел рядом.
– Да, Сайм, со мной всё в порядке, – Гирс мысленно приготовился слушать очередную болтовню Сайма.
– Объясни мне, Гирс, что всё это значит? – лисьи глаза глянули в глаза Гирса.
– Что? Что значит? – с недоумением спросил Гирс.
– Ты не ходишь на службу, вечно куда-то пропадаешь. На улице Окраинной, – выпалил Сайм.
– Ч-что? – Гирс опешил, чувствуя, что раскрыт.
– Я знаю твою тайну, Гирс. – прошептал Сайм, суровым лицом глянув на Гирса.
Мец был горд за себя – несмотря на загул, удалось заработать неплохие деньги. Довольный собой, он шагал домой, неся на плече довольно пухлую сумочку, в которой и находилась прибыль от торговли.
Он подошёл к дому, где находилась его квартира – серому дому, каких было множество. И сердце ёкнуло у него в груди.
Возле подъезда расположилось четыре имперских штурмовика, которые, заметив опешившего Меца, сразу направились к нему.
Бежать было бессмысленно – застрелят, и не вспомнят. Мец, чувствуя ледяной страх, стоял на месте, как вкопанный.
– Торговец Мец? – спросил один из штурмовиков.
Мец судорожно кивнул.
– Пройдёмте со мной. Вас хочет видеть господин гранд-мофф Будас.
Будас?! О нет! Мец поник головой и покорно двинулся за штурмовиками.
– Для результата необходимо честное сотрудничество, Мец, а не обман, – гранд-мофф Будас раскурил сигару и с наслаждением выдохнул ароматный дым.
Они сидели в роскошном авто – длинном аэроспидере тёмного цвета, который двигался в сопровождении боевых спидеров штурмовиков.
Будас был мужчиной средних лет, с волевым лицом, ясными голубыми глазами. Редеющие светлые волосы были зачёсаны назад, на пухлых пальцах блестели кольца. Самоуверенный и надменный вид, какой бывает у людей высокого положения. Серая форма, на которой красовались знаки различия и Имперский Крест.
– Да, господин, – в раскаянье склонил голову Мец.
– Я поставил тебе имперского дроида, а ты мне – плохой товар. Она была строптива, и мне стоило это больших затрат.
– Я понимаю, господин. Девчонка оказалась не та… Я думал…
– Это нехорошо, Мец, – Будас выдохнул дым, отпил вино из бокала.
Мец в глубине души не терпел этого чванливого урода в форме, но с ним приходилось сотрудничать, поскольку страсть Меца к деньгам давала о себе знать. Эту страсть он утолял, утоляя страсть гранд-моффа, – другими словами, поставляя ему девушек из своей расы, к которым Будас был особенно неравнодушен. Предпочитал он, как правило, самых красивых, отбирая их для своего штата прислуги. Не для того, чтобы следить за домом, конечно, – не-ет, а для того, чтобы ублажать похоть высокочинного сластолюбца. Но, как правило, рабыни у него долго не задерживались – некоторых находили на окраинах с простреленной головой. ИСБ не проводило расследования – не-люди, только и всего. Да и Будаса трогать себе дороже.
– Ладно, я тебя пригласил не для того, чтобы ругать, – перевёл разговор в другое русло Будас, – Есть к тебе дело.
Мец встрепенулся. Дело? Ещё один повод заработать кучу денег. Отлично!
– Мне нужна девчонка. Можешь это устроить?
– Понимаю, господин. Развлечься?
– Ну, – Будас снисходительно улыбнулся, потянувшись на кожаном сиденье, – просто хочется расслабиться.
– А плата?
Будас улыбнулся, достал из кармана бумажник, неторопливо отсчитал деньги и протянул купюры Мецу.
– Тут шесть тысяч. Это аванс, Мец. Поможешь в деле – получишь ещё больше.
Мец жадно посмотрел на деньги, да ещё с таким видом, словно готов был с аппетитом их съесть. Если всё будет удачно, то он может… – и голова торговца посудой закружилась от перспектив.
И тут в мозгу Меца словно включили свет. Теперь-то он знает, как расквитается с Камиллой. Любишь другого – почувствуй месть отвергнутого!
– Я знаю, кого вам посоветовать, – интимно произнёс Мец гранд-моффу, наклонился к его голове и начал рассказывать…
…Когда он, выйдя из гранд-моффского авто, шагал к своему дому, душа Меца ликовала. «Скоро ты заплатишь за всё, Камилла, продажная тварь» – со злорадством думал Мец, похихикивая.
Месть скоро свершится!
«Третья сила»
– Я знаю твою тайну, Гирс. – прошептал Сайм, суровым лицом глянув на Гирса.
На пол упала трубка. Весь окружающий мир словно застыл для Гирса, Да и сам Гирс в данный момент напоминал безвольную куклу, которая была человеком. Лицо вытянулось, рот раскрылся, губы дрожали. Его раскрыли!
– Т-ты о ч-чём? – волнуясь, спросил Гирс.
– Я знаю, что ты влюблён в уборщицу Камиллу, Гирс. Брось делать из себя идиота, мой друг.
Гирс промолчал, опустив глаза, словно провинившийся школьник перед директором.
– Ты, наверное, хочешь спросить: как я узнал об этом. Что же, пока сотрудники едят, я расскажу. Не против?
– Рассказывай, мне уже нечего терять, – наконец-то выдавил из себя слова Гирс, но с такой интонацией, словно учился говорить.
– Тебя не было на службе в очередной раз. Любой бы на моём месте задумался: почему? И я тогда понял, почему. Ещё тогда я увидел, как ты и твоя девушка были вместе возле кабинета.
– Я просто проходил мимо, и всё…
– Не надо, – хитро ухмыльнулся Сайм, – ты не умеешь маскироваться, Гирс. Думаешь, я не заметил, что ты смотрел на неё? Заметил. Да и странно для уборщицы мыть уже помытые полы.
Потом, как я уже сказал, ты начал пропускать службу. С чего бы это? Ты говорил, что у тебя работа, плохое сердце. Но, извини, во время службы КОСНОП закрывается, а в то, что ты болезненный, я не поверил. Слишком резво для больного ты двигался по улице Окраинной. К строящемуся дому.
– Ты… ты следил за мной…
– Да, – кивнул Сайм. – Её я засёк ещё раньше, чем тебя. Вот и всё.
– Ублюдок, – сплюнул Гирс.
– И ты называешь своего друга так?
– Ты мне не друг, Сайм. И я тебе тоже, – грубо ответил Гирс. – Ты, наверно, сообщил в ИСБ, как ты всегда и делал, впрочем. Это ты донёс на Ленриуса. И донёс на меня. Что, неправда?
– Это… – пробормотал Сайм, явно задетый за живое, – не относится к делу.
– Ну да, конечно же, не относится. Чего же ты сидишь? Иди в ИСБ, донеси на меня, если не донёс.
Сайм улыбнулся, будто Гирс отмочил шутку. И сказал:
– Тебя не удивляет, что ИСБ ещё нет? Если бы я донёс им, они бы повязали тебя давно. Не-ет, Гирс, я не доносил никуда, не беспокойся, – Сайм наклонился, поднял с пола трубку Гирса, протянул её хозяину. Тот взял её дрожащими руками, затем дрожащими руками вновь зажёг в чашечке трубки огонь, судорожно затянулся дымом.
– Тогда чего тебе надо, Сайм? – спросил Гирс.
Сайм мило улыбнулся Гирсу, словно добрый отец, наблюдавший за шалостями ребёнка.
– Ты мне ничего не хочешь сказать? – неожиданно спросил он.
– Чего?
– О твоих отношениях с… – Сайм задумался, подбирая нужное слово, – с необычной возлюбленной.
– Ага, а потом ты пойдёшь в ИСБ и сдашь меня с потрохами, – криво усмехнулся Гирс.
– Удивишься – нет, – ответил Сайм.
– С чего бы это?
– Я не из таких, Гирс, мой друг, я не похож на этих олухов, которые на человеке мечтают выслужиться.
– А из каких же ты олухов?
– Я… – Сайм понизил голос, – состою в «Третьей силе».
– Что…? – Гирс был поражён до глубины души.
«Третья сила»? И в голове Гирса всплыла всё, что ему было известно об этой организации.
История «Третьей силы» была окутана ореолом тайн и всевозможных слухов. По одной из версий, эта группа была создана бывшими республиканцами, которые не приняли ни Имперской Хартии, ни Петиции 2000 (документа, выражающего протест Императору), и заняли свою позицию – отсюда они и прозвали себя «Третьей силой». То есть, ни за кого. За себя. «Третья сила» была, пожалуй, самой таинственной партией в истории Галактики. Но потом… Гирс поворошил память, вспоминая передовицы газет и новости Голонета. «Третью силу» обвинили в антиправительственном заговоре и судили показательным судом, в результате которого лидерам организации вынесли смертный приговор, но – опять же слухи, – некоторые члены группы избежали преследований правительственных сил и ушли в подполье.
– Да, Гирс, это так.
– Но… но… не может быть! Я помню суд, это просто невозможно! – чуть не сорвался на крик Гирс, которого делал озадаченным происходящий абсурд. – «Третья сила» была ликвидирована, я помню!
– Не совсем так, мой друг Гирс. Она жива и поныне, – покачал головой Сайм, и хотел уже продолжить, как послышались шаги – пообедав, сотрудники возвращались на рабочее место.
– Договорим потом, – скороговоркой произнёс Сайм, и быстро сел на своё место.
– Мой отец был одним из основателей «Третьей силы», когда Империя только-только создавалась. Ему удалось избежать расправы, и он дожил свою жизнь в спокойствии…
Гирс и Сайм сидели в парке «Единая Империя» и продолжали прерванный разговор.
– После того, когда интерес к тому судилищу пошёл на убыль, – продолжил Сайм, – перед смертью отец передал мне регалии «Третьей силы» – лавровую ветвь, кинжал, и копию Хартии «Третьей Силы». Вот они.
С этими словами Сайм достал из своего дорогого портфеля следующие вещи: сделанную из золота изящную лавровую ветвь, кинжал, напоминающий миниатюрный меч, и сложенный вчетверо лист и протянул Гирсу. Рассмотрев ветвь и кинжал, Гирс развернул лист. Он был пожелтевшим от времени. Под пунктами документа, написанными красивым чётким почерком, стояли неразборчивые подписи.
– Это подписи основателей «Третьей силы», – прокомментировал Сайм. И добавил, – я захватил это для того, чтобы ты не считал меня выдумщиком и агентом ИСБ.
Гирс бегло просмотрел лист и отдал его вместе с вещами Сайму, который тут же, озираясь по сторонам, сунул их в свой портфель.
– Так это правда, что она существует?
– Абсолютная, – подтвердил Сайм.
– И что же вы делаете?
– Творим мудрые поступки, чтобы в Имперском Центре царил мир и покой.
– Интересно как?
– Очень просто, мой друг. Устраняем, – сделал ударение на последнем слове Сайм.
– То есть как?
– Мир не может быть достигнут при помощи переговоров и соглашений, мой друг. Кроме этого, есть ещё один способ сохранения мира.
– Война?
– Не-ет, – хохотнул Сайм, – война не приносит мир, она его уничтожает. Как та, которую Империя ведёт с повстанцами. Шум, грохот, взрывы, и больше ничего.
– Так что же ваша «Третья сила» не прекратит эту проклятую войну? – усмехнувшись, спросил Гирс.
– Всё не так просто. У нас ещё нет широкой разветвлённой организации, которая бы действовала по всей Галактике. Мы ведём свою работу на уровне Имперского Центра. Но это только начало. Итак, – Сайм вернул разговор в прежнее русло, – лучший способ сохранить порядок – это обезглавить противостоящие стороны, не тратя время и силы на вырезание всех. Например, ты помнишь смерть проповедника Хорста?
Гирс поворошил память. Нет, не помнил. И покачал головой.
– Ах да… Проповедник собирал сторонников для того, чтобы в День Империи устроить погром в Инвисеке. Отметить, так сказать, великий праздник, – хмыкнул Сайм. И продолжил. – Но на следующий день он умер во время выступления от разрыва сердца. Позже, – продолжил Сайм, – в Инвисеке жрец Лануу Т’рай призывал начать великую войну против людей и громить Имперский Центр. На следующий день он случайно упал с лестницы. А ведомые за ним и поклонники разбежались по своим домам. То же было и с поклонниками Хорста. Пали зачинщики – и стада разбежались. А сделали всю эту работу – мы.
– Очень оригинально – убийствами сохранять мир, – иронично произнёс Гирс.
– Ты наивный человек, Гирс. Думаешь, что мудрыми законами, красивыми фразами и прочей чушью можно добиться стабильности? Такого не бывает. Бумага с печатью – это фикция власти, но не сама власть. Власть неминуемо связана с убийством и интригами. Те плохие люди – тот проповедник и тот жрец – хотели поссорить и без того закабалённые расы, мы же их примирили. Но не до конца.
– Так почему же вы не убьёте Императора и не захватите власть?
– Было такое, – Сайм скривился, словно у него заболел зуб. – Один мофф, который работал на нас, решил порвать с нашей организацией и выступил против Императора с отрядом штурмовиков. Это плохо кончилось.
– Движение против ситхов? – вспомнил Гирс.
– Именно, Гирс.
– А повстанцы?
– Повстанцы предлагали нам сотрудничество, но наши взгляды не совпали. Поверь мне, Гирс, повстанцы очень похожи на имперцев – их лидеров не волнуют права и свободы, а только власть над Галактикой. Придут к власти они – Галактика ничуть не изменится – будут лишь новые лозунги и плакаты, а под ними – произвол и коррупция, как сейчас.
– А почему ты говоришь всё это именно мне? – задал главный вопрос Гирс.
– Потому что ты мог бы стать хорошим сотрудником группы. Как и твоя Камилла. Что скажешь?
– Я даже оружие держать не умею, не то, что стрелять, – улыбнулся Гирс
– Это не так сложно, как кажется. Я тоже прошёл через это. Скажу по правде, я не никогда не думал, что мне придётся взять в руки оружие. Но я предпочитаю действовать имперским оружием.
– Доносами.
– Именно, мой друг, именно. Так чище, безопаснее, и не приходится ходить в Храм на исповедь. Доносы лучше штурмовых винтовок и прочего дерьма.
– А скажи мне, Сайм, почему ты не рассказал мне об этом раньше? – спросил Гирс, закуривая трубку.
– Извини, я вынужден был играть роль болтуна и ревностного служителя Империи, чтобы пустить пыль в глаза Магнусу и его подобным, иначе меня бы раскусили в два счёта. Всегда будь с толпой – и останешься жив… Так что, Гирс?
– Что?
– Принимаешь моё предложение о сотрудничестве, или нет?
– А если я скажу «нет», тогда что?
– Я не обижусь, если на то пойдёт, – развёл руками Сайм.
– Я подумаю.
– Как знаешь, Гирс, – Сайм поднялся со скамейки и зашагал к выходу из парка, оставив Гирса одного.
– «Третья сила»? Я ничего не понимаю, – недоумённо сказала Камилла, когда Гирс закончил свой рассказ.
Они снова были на улице Окраинной, в том же самом строящемся доме, сидели на старом матрасе. Чтобы не утаивать от Камиллы услышанное сегодня, Гирс поделился секретом с девушкой.
– Я тоже не понимал, но когда он показал мне регалии…
– По-моему тут нечисто, Григорий, – высказала мнение Камилла. – С чего это вдруг он решил тебе открыться?
– Я не знаю, любимая. Не знаю. Но, может…
– Не надо, Григорий. Может, «Третья сила» и вправду существует, но зачем это нам? Что мы изменим? Мы только искалечим себе жизни этой грязной политикой, только и всего.
– Да, – кивнул Гирс, чувствуя правоту Камиллы.
– Милый, я чувствую, что ты в каком-то смятении от услышанного.
– Я даже не знаю, Камилла, что делать.
– Давай не будем об этом вообще думать. Будем любить друг друга и всё. Как прежде. И никакой политики, никаких грязных дел. Только мы с тобой. Разве моей любви недостаточно? – и уста Камиллы приникли к устам Гирса, вновь разжигая огонь страстного поцелуя.
И вновь Гирс окунулся в любовь, которая утопила сегодняшний разговор с Саймом, унося его на тёмное дно.
Её нет.
Как всегда, Гирс пришёл на работу рано утром, надеясь встретить Камиллу. Войдя в пустой 101-й кабинет он включил свет и по обыкновению сел за своё место, раскурил трубку и, чтобы скоротать время до появления Камиллы и до собственно работы, он решил немного поработать, переправляя текст рецензии, который был напечатан на черновике. При виде этого листа – мятого, со следами чёрной краски, с какими-то пятнами, можно было подумать, что его использовали по прямому назначению. Но дело есть дело, придётся перепечатывать или опять объясняться с Магнусом.
Камилла не появлялась. Надеясь, она появится, Гирс продолжил работать, дымя своей трубкой.
Но Камиллы не было. Заметив, что её всё ещё нет, Гирс удивился. Обычно она приходит и занимается уборкой (ну, в присутствии Гирса – формально), а сейчас – её нет! Странно, – подумал Гирс, раскуривая погаснувшую трубку, – необычно с её стороны.
Выходной день отпадал – не-людям давали выходной только в воскресенье, а сегодня только среда. Может, её переместили на другое место. Вполне возможно, но это было не так-то просто – как правило, не-люди были прикреплены к своим местам работы, а утроиться на другую работу можно было лишь с помощью специального разрешения, которое выдавалось не так просто – нужно пройти тщательную проверку, но это занимало много времени. Да и Камилла бы сказала.
Дверь в кабинет чуть приоткрылась. Гирс воспрянул духом. Сейчас она войдёт, сейчас они оставят свои дела и…
– Извините, можно войти, господин? – робко спросил женский голос, а затем в кабинет заглянула…
Гирс чуть не выронил трубку и озадаченно уставился на уборщицу.
Это была не Камилла. Уборщица была твилечкой, одетая в ту же форму, что и Камилла. Она была красного цвета, хорошо сложена, прямая, отростки-лекку вместо волос на голове.
– Э… можно, – кивнул Гирс и уставился во все глаза на твилечку.
Неизвестная уборщица кивнула и пошла к двери, провожаемая озадаченным взглядом Гирса.
– Из…извините! – окликнул он её.
– Да, господин? – обернулась твилечка, покорным взглядом посмотрев на чиновника VIII ранга.
– Вы… э-э-ээ… – замялся Гирс, затем, сформулировав вопрос, спросил, – вы давно работаете?
– Ну-у, давно так-то. А что?
– Просто, раньше была другая уборщица.
– Камилла? – догадалась твилечка, – Она куда-то исчезла, и мне приказали помыть здесь полы. Вообще, я убираюсь в Выборном Комитете.
– Ладно. А вы не знаете, где Камилла?
– Я не знаю, господин, – покачала головой твилечка.
– Ну ладно, – кивнул Гирс и вернулся к столу, а твилечка-уборщица – к своим тряпкам-щёткам.
Её нет. Гирс подпёр руками подбородок, глядя в монитор компьютера.
Куда же она исчезла?
Вчера вечером.
Вино горячило. Вино охмеляло. Вместе с дорогой сигарой.
Гранд-мофф Юлианиус Будас был пьян. Он полулежал на диване и курил сигару, пуская в расписной потолок кольца дыма. Вид усталого от большого количества вина человека, который вместе с полковником и майором отметили день рождения малолетней дочки: Сесилии исполнилось шесть лет, и, естественно, не выпить в этот день было бы глупым делом.
На улице была ранняя ночь
Кстати, где полковник и майор?!
¬– Эй, вы, олухи! – крикнул Будас.
– Ну чего?! – в роскошно обставленную гостиную, едва держась на ногах, вошёл заместитель Будаса – полковник Трент, лицо которого раскраснелось от пьянки. Форма его была в пятнах от еды и вина, на одной ноге отсутствовал сапог, а на штанах отчётливо виднелось мокрое пятно.
– Че-чего над-до? – спотыкаясь на словах, выговорил Трент и опёрся на диван, чтобы не грохнуться на пол.
Будас строго посмотрел на него, потом покачал головой. Трент окосевшим взглядом посмотрел на него:
– А… ч-его, – Трент замолчал, пытаясь построить предложение, – ты эт-то… ну, эт-то… грустный такой.
– Да не знаю. Выпили вина – что-то мало.
– Так давай… – Тренд с готовностью посмотрел на начальника.
– Не-ет, Тренд…
– А-а-а-а… По-по-понял, – пьяная физиономия Трента расплылась в дурацкой улыбке. Шеф хочет расслабиться. Да и он сам не прочь. Жена с детьми у родителей. Если уж так пошло – не надо отказывать себе в удовольствии побыть с какой-нибудь нечеловеческой тварью (женского пола, естественно!). Тем более они такие… ух, какие! Одним словом… потрясные тёлки. Лучше человеческих в сто крат. Да и проблем не будет. Попользовался – и голову ей с плеч. А если вопросы всё-таки возникнут – так ничего страшного. Сколько диверсанток из не-людей хотят смерти Святой Империи, которую Трент и охраняет!
– Да, дубина. Значит так, – Будас с трудом встал с дивана, и неровным голосом скомандовал, дыша вином в Трента, – Найди мне… – Будас порылся в карманах своей формы, где должен лежать адрес одной девки, которую сегодня порекомендовал Мец. Вывернув карманы (да куда этот чёртов листок делся?!), он пошарил глазами вокруг и – вот оно! – обнаружил валяющийся листок с адресом, затем, с трудом наклонившись, поднял его и протянул Тренту, – возьми своих штурмовиков и… – Будас икнул, – едь туда, понял?
– Да, – Трент кивнул, и, пошатываясь, вышел из гостиной.
Камилла расчёсывала волосы перед зеркалом. Закончив с причёской, она посмотрела себя в зеркало, повертелась, состроила смешную гримаску.
– Дочка, ну хватит перед зеркалом смотреться, – к Камилле подошла мать.
– Да, мама, – кивнула девушка, затем спросила, увидев одетую в лучший наряд мать. – Ты куда?
– Уж точно не к подружкам, как ты. На собрание. Тебя не зову, – ответила мать, положив руку на плечо дочери.
– Может, не пойдёшь, мама? Зачем?
– Так надо, доченька…
Мама хотела что-то сказать ещё, как вдруг.
Бум! Бум! Бум! – раздался грубый стук в дверь.
– Кто это ещё? – мать уже подходила к входной двери, как…
Трах! – от сильного удара дверь вылетела, словно картонная, после чего…
… в дверь ворвались четыре имперских штурмовика. С оружием.
Один из штурмовиков очередью из импульсной винтовки убил мать, которая рухнула на пол. Из её ран потекла кровь.
– Мама! – вскричала Камилла и повернулась к штурмовикам. Это всё, что она могла сделать – оглушающий разряд попал ей в грудь…
Мир исчез неожиданно – его сменила темнота.
– Она готова.
– Держи её!
– Давай сюда.
Один из солдат принёс простыню, в которую секундами спустя была завёрнута оглушённая Камилла.
– Ну что… т-там? – в квартиру, покачиваясь, вошёл пьяный Трент, у которого в одной руке была початая бутылка вина, в другой – пистолет.
– Порядок, сэр, – ответил один из штурмовиков.
– Ну, порядок должен быть всегда. Поняла?! – Тренд выстрелил в лежащее тело матери Камиллы. – В-вот те… теперь порядок, – удовлетворённо сказал он. – С такими классными офицерами, как я, Святая Империя может быть спокойна, – и Тренд опрокинул остатки вина в себя, смачно рыгнул, кинул пустую бутылку в угол.
– Забирайте её и поехали, – сказал он и направился к выходу.
Ну, сегодня вечером развлечёмся!
Сознание вернулось в реальный мир. Камилла открыла глаза, дотронулась до ушибленной головы.
Она была в какой-то комнате без окон. Дорогие обои, тумбочка, кровать, а к её спинке были – Камилла тряхнула головой – не померещилось ли ей? – прикреплены кандалы.
Она села на кровать и начала вспоминать. Она собиралась прогуляться, потом ворвались штурмовики, убили маму (сердце Камиллы наполнилось горечью), а потом. Голубоватая вспышка попала в неё, и всё.
Она встала, подошла к двери, подёргала её за ручку – дверь была заперта. Что происходит?
Она приложила ухо к двери и услышала пьяный хохот, крики, после чего послышались шаги, которые усиливались по приближению к комнате.
Камилла отпрянула от двери. Всё ясно, её похитили. И, похоже, известно кто. Глазами Камилла поискала что-нибудь, что могло бы сойти за оружие, но такового не оказалось. Проклятие! Камилла выругалась.
Но послышалось пиканье кнопочек, дверь раскрылась, и на пороге, нетвёрдо держась на ногах, застыл человек. Его глаза застлала пьяная пелена, редеющие волосы растрепались, от него несло сногсшибательным запахом алкоголя. Это был не кто иной, как защитник Империи гранд-мофф Юлианиус Будас.
– Ну что, тварь, развлечёмся?
– Что такое? Почему я здесь?! Отпустите меня, прошу вас! – поняв, что будет потом, закричала Камилла, чуть не оглушив вошедшего Будаса.
– Кричи, кричи, тебя ни-и-кто не услышит. Ты никому не нужна, и ты сейчас – моя, – с насмешкой ответил Будас. Распалённому выпитым алкоголем сверх меры, ему уже не терпелось заняться тем, что обычно является следствием выпитого.
– Помогите… – еле успела выдавить из себя Камилла, как пьяный Будас, словно дикий зверь, кинулся на неё. А дальше началась настоящая трагедия.
Камилла рухнула на кровать под весом тяжёлого, пьяного, распалённого страстью мужского тела, от которого, как, уже было неоднократно замечено, несло алкоголесодержащими продуктами. Тяжело пыхтя, Будас протянул свои волосатые руки к вырезу на кофточке…
Камилла закричала и вцепилась Будасу ногтями в лицо, словно дикая кошка.
Бах!!! – лицу девушки сделалось больно – Будас ударил её в лицо, и, продолжил наносить удары девушке, как того учили в Имперской Армии.
Постель окрасилась в красный цвет. Ослабив защиту Камиллы, Будас хищно улыбнулся…
Одна рука потянулась к вырезу на кофточке, другая – к краю юбки… Затрещала одежда…
– Нееееет!!! – вскрикнула Камилла.
– Да, тварь, да! – словно злодей из кинофильмов захохотал гранд-мофф, скидывая халат.
Он властвовал над ней… Как того и велит Святая Империя. И Создатель!
Потрясение
Гирс терзался тревогой. Она, как яд, ела его разум, не спеша, как садист, который старается насладиться болью, которую он сам же и наносит. Тревога надрывала сердце, резала не спеша, словно масло, душу.
Время приближалось к обеду. Гирс сидел, как обычно, за компьютером и работал. Но работа у него не получалась – в голову лезли всякие мысли. В итоге он перепутал адреса, послав по Имперской электронной почте вместо ответа на рецензию книги – отчёт о проделанной работе, не сохранил документ, и, рыкнув от ярости, принялся его перепечатывать.
Сайм сидел недалеко – несмотря на повышение в заместители, кабинет ему пока не давали. Зарекомендует отлично себя на службе – тогда дадим. На Гирса он не смотрел, не заговаривал…
Камиллы не было, ни утром, ни сейчас. Гирс терзался тревогой. Куда она пропала? Не случилось ли с ней ничего плохого? Но чем больше надвигалось тревожных вопросов, тем больше он терял стабильность в душе, пока ещё не превратившись в невротика.
Звонок на обед. И весь 101-й кабинет как ветром сдуло. Вместе с ними пошёл и Гирс, надеясь там увидеть Камиллу. Конечно, это призрачно, но – надежда всегда умирает последней.
В столовой, как всегда, было шумно от обилия сотрудников КОСНОП-а. Длинные шумные очереди за едой.
Но Гирса интересовала не еда – у него в кабинете в столе спрятаны булочка с сахаром и сок. Он глазами искал среди разносчиц и поварих Камиллу, надеясь на безмолвную, но тёплую встречу. Он представлял, как они встретятся взглядами, она тихо улыбнётся, одетая в запачканный передник и сине-белую шапочку, во что обычно одеты разносчицы и поварихи, наложит ему порцию мерзкой стряпни, они дождутся вечера и встретятся на улице Окраинной, украдкой от Имперского Центра воссоединив свои сердца.
Но как бы Гирс не искал, он не нашёл. Камиллы здесь не было.
– Решил перекусить, Гирс? – сзади раздался голос Сайма, напугав Гирса.
– Ну… что-то вроде этого, – рассеянно кивнул Гирс, и, чтобы не привлекать внимания, встал в очередь. Сайм за ним.
Наконец-то дождавшись очереди, Гирс получил еду, и, найдя свободный столик, сел, готовясь проглотить обед.
Рядом сел Сайм, положив свой поднос с едой рядом.
– Ну что, Сайм, покорил Магнуса? – спросил Гирс.
– Не совсем, – с набитым ртом проговорил Сайм. Проглотив, продолжил, – Магнус не терпит молодых выскочек, но и заместителем быть тоже неплохо. Денег не так уж и мало…
Они поговорили, после чего надо было идти на место работы. Отнеся поднос, Гирс пошёл в кабинет.
Доехав до Окраинной улицы, Гирс вышел на остановку и направился к строящемуся дому.
Он понимал, что смысла идти туда не было, но… вера в чудо, от которой Гирс никак не мог избавиться, заставляла его верить и надеяться на лучший исход событий. Камилла скорее всего, там, надо ехать на Окраинную улицу.
Матильда не заметила исчезновения Гирса – навесив ей длинной лапши на уши про важную работу, он собрался и ушёл из дома. Не на работу. С Матильдой проблем не было – муж и жена жили сами по себе.
Проблем по пути к заветному дому не было – никто не встретился. Гирс перелез через забор, обогнул казармы и скрылся внутри дома.
Хорошо, что он захватил с собой фонарик! – темно было как ночью. Включив фонарь Гирс начал подниматься по знакомым ступенькам.
Он добрался до того самого места, где они обычно были вместе. И Гирс увидел…
…Камиллу. Она лежала навзничь, в… крови, избитая. Одежда была растерзанна, обнажив стройное тело, а глаза, эти красные миндалевидные глаза, которые Гирсу были милее всех глаз! – они безжизненно глядели в никуда. Рядом, в луже крови, лежал кусок стекла. Камилла была мертва.
Гирс был потрясён. Нет! Нет! Нет! Этого не может быть! Я не хочу верить, что она умерла! Не хочу! Не хочу!
Но она была мертва. Её больше не было. Лишь избитое окровавленное тело лежало на полу в крови, напоминая разбитую куклу.
– Камилла! Нет!!! – Гирс рухнул на колени рядом с Камиллой, забыв про то, что штаны испачкались в крови.
Что-то защекотало щёки – Гирс дотронулся и ощутил влагу. Это были слёзы. Он всхлипнул и впервые со времён детства заплакал.
Он плакал, не замечая никого и ничего, дав волю горю и слезам.
С оглушённым от горя видом он посмотрел на мёртвую Камиллу. Вся в крови, по всему телу – следы избиения. А на правой руке были вскрыты вены. Самоубийство.
А это что? Гирс только сейчас обнаружил листок, который лежал рядом с покойной. Вернее, в листок было что-то завёрнуто. Наверное, он был до того убит горем, что просто не заметил. Посветив фонарём, Гирс развернул листок.
Внутри листка был завёрнут прощальный дар Камиллы – амулет в форме солнца и собственно листок, на котором красивым почерком девушка написала прощальную записку. Гирс бережно развернул её и начал читать, подсвечивая фонарём.
Григорий!
Я знаю, что ты получишь это письмо от меня, но, увы, увидеться я с тобой больше не смогу – кому нужна та, которую облекли позором?! Невыносимо жить после того, что над тобой совершили те, кто прикрывают свои грязные дела святостью. Я знаю, что ты почувствуешь, но я тебя прошу, милый – не расстраивайся и не плачь. Что бы ни случилось, твоя любимая верная уборщица Камилла будет всегда с тобой. По крайней мере, не поруганная Камилла, которая подарила любовь тебе. И я благодарна твоей любви. Те недели счастья были живой жизнью. Прими мой дар,– пусть это изображение солнца будет напоминать тебе о нашей любви.
Прощай, любимый!
Твоя Камилла.
Гирс аккуратно свернул записку, и бережно положил медальон в карман. Вот и всё, что осталось от его любви – Камиллы, которая покинула Имперский Центр, оставив Гирса наедине с миром и с собой. Мир в лице Имперского Центра ждал его, силясь вновь захватить душу Гирса в свои когтистые правоверные лапы – и от этого на Гирса вновь нахлынуло горе. Камиллы нет…
Никто не видел… Население Окраинной улицы, возвратившись с вечерней службы, проводило время в своих заботах.
Никто не видел…
… как на стройке, за углом недостроенного дома человек копал яму. Могилу.
Лопата вгрызалась в землю, словно штык. Вспотевший, Гирс копал и копал, выбрасывая из ямы землю, пока там не образовалась приличная куча.
Выкопав могилу, Гирс перевёл дух, вытер пот со лба и посмотрел на лежащее рядом тело Камиллы.
Он смахнул набежавшую слезу…
Он положил любимую на дно ямы и склонился перед ней.
Отсутствующий взгляд на лице. И глаза, самые любимые миндалевидные, красного цвета глаза, которые он, Григорий Гирс, не увидит.
Он всхлипнул, стараясь сдержать накатившиеся слёзы, затем аккуратно закрыл Камилле глаза, после чего положил её руки на грудь.
Прощай, любимая…
Он в последний раз глянул на неё.
– Прощай, любимая, – горестно прошептал он, вылез из ямы и начал засыпать могилу землёй.
Земля брала своё… Она постепенно скрывала ту, которую Гирс любил. Исчезло под землёй её стройное, чуть сгорбленное тело, теперь избитое и поруганное, и земля скрыла лицо Камиллы, взяв его в свои объятья навсегда.
Покончив с этой нелёгкой работой, Гирс нашёл на стройке бетонную глыбу и с трудом перенёс на могилу, сделав таким образом, могильную плиту.
Он стоял перед могилой любимой. Долго стоял… Слезы бежали по его лицу.
Он достал прощальную записку Камиллы, развернул, посмотрел…
И сердце его наполнилось яростью. Яростью к тому, кто сделал это, по чьей вине он хоронит свою любимую. Такой ярости Гирс ещё никогда не ощущал.
«Клянусь, я достану того ублюдка, который сделал с тобой такое. Я отомщу, придёт время» – зло сказал себе Гирс.
Но горечь вновь взяла своё. И он продолжил горевать по любимой, забыв про время и город, в который ему вновь придётся возвратиться.
Часть II
Жизнь после…
Мысли
Прошёл месяц, который сменился непрерывными дождями, на который многие негодовали, но мирились – как-никак за всю историю жизни Галактики достигнуты многие достижения, но природным явлениям нечего было противопоставить – природа есть природа.
Гирс сидел за своим столом и покуривал трубку, пуская дым в потолок. Коллег по работе не было – они ушли в столовую. Как и было всегда.
За месяц Гирс изменился. Он осунулся, в его зачёсанных назад волосах засеребрилась седина – в память о том горе. Даже не хотелось вспоминать – было очень тяжело.
С Матильдой он развёлся. Навсегда. И наконец-то! К слову, развод прошёл без сучка без задоринки – причём стороны – муж и жена – не возражали. Даже скандала не было. Теперь Гирс жил один, снимая квартиру на улице Императора – благо с деньгами помогли, как ни странно, родители. Раскусив инициативу сына в семейной жизни, они в один голос прокляли его, скрепя сердцем дали немного денег и, лишив наследства, мягко послали. Что ж, чёрт с ним, с наследством, если бы они знали, что ему досталось в наследство в прошлом месяце.
А ему досталась боль… И любовь, которую больше не вернёшь. И месть, которую следует осуществить.
Кстати о мести…
Он узнал виновника гибели Камиллы. И думать было не надо – это был гранд-мофф Юлианиус Будас, который, впрочем, не отрицал. Дело в том, что в газете появилась статья: «Враг наступает». В статье автор гневно говорил о засилии в городе повстанческих агентов, которых вербуют в основном из представителей нечеловеческих рас и под видом рабочих, служащих, прислуги направляют вершить своё дело. Убивать защитников Империи, славных военных гениев, одним из которых и являлся гранд-мофф Будас. Далее, после гневной преамбулы не менее гневно рассказывалось о нападении агента повстанцев на славного гранд-моффа, причём агент исчез в неизвестном направлении. Под статьёй была изображены две фотографии: одна – жертвы покушения – гранд-моффа Будаса. У него было исцарапано лицо. И ещё одна – комната Будаса с двуспальной кроватью, которая была заляпана кровью.
Да, это был гранд-мофф Будас. Тем более, слишком уж часто именно у него в доме орудуют шпионки и диверсанты – статья в газете была не первой. Гирс знал из слухов, что гранд-мофф питает слабость к прекрасному полу из нечеловеческих рас, особенно из той, к которой принадлежала Камилла, поэтому немудрено, что этот мерзавец похитил её, а дальше… нет, лучше об этом не думать – сердце… И память… Всё сходится, «повстанческим агентом» и была Камилла.
Но как осуществить месть? Да и поднимет ли руку простой чиновник VIII-го ранга на величественного военного сановника? Сложно ответить. Гирса терзали противоречия, как тогда – перед первой встречей с Камиллой. Способен ли он на убийство? Здесь речь шла не о любви к Камилле – по сравнению с грядущим это казалось мелкой шалостью. Шутка ли, всадить несколько зарядов в задницу гранд-моффу?! Хотя, надо отдать покойной Камилле должное – лицо она успела исцарапать.
Но с другой стороны, трудно оставаться в стороне от произошедшего. Сидеть и наблюдать, как мерзавец гранд-мофф будет вершить свои похотливые пакости, прикрываясь должностью и служением Империи. А потом, чего доброго, выйдет на покой, и будет жить-доживать свои года, неспешно потягивая вино, куря сигару, и с ностальгией вспоминая каждую ночь прожитой жизни! Гирс представил этого самодовольного индюка, старого, отдыхающего – и его захватила ярость, отчего он чуть не разнёс вдребезги компьютерную мышку.
Нет! Это не должно произойти! Он будет заслуженно отдыхать, а Камилла так и останется неотомщённой, оклевётанной и забытой?!
Но вставал вопрос – а как ты будешь осуществлять месть? Ведь это же не так просто, как показывают нам сценаристы и писаки! К гранд-моффу Будасу подойти непросто – он сидит в своём защищённом доме, похожем на цитадель (он так и назывался), окружённый охраной. Да и без оружия – невозможно драться с охраной и гранд-моффом голыми руками. Это не кино.
Ну, размышлял Гирс, допустим, добуду я где-нибудь оружие, проникну в цитадель Будаса, если не схватит охрана, доберусь до него, направлю оружие прямо в лицо, и превращу гранд-моффа в отбивную. Да, и скажу ему: «Это за Камиллу». И уйду, спокойный, удовлетворённый местью, под дождь. До первого поста ИСБ. «Мда, Гирс, тебе стоило не в чиновники идти, а в писатели. Сейчас бы не бумажки печатал, а в Ассоциации блаженствовал».
Но добраться до Будаса невозможно без плана, помощи, будь ты сверхгероем и штурмовиком в одном лице. А…
Вошёл Сайм и отправился на своё место.
«Может, он поможет мне..?» – возникла мысль в голове Гирса, который наблюдал за вошёдшим коллегой по работе.
А согласится ли он? Это уже другой вопрос.
И можно ли ему доверять?
Но Гирс сразу отмёл второй вопрос, поскольку он казался ему глупым. Если он открылся мне, что состоит в «Третьей Силе», и показал регалии с Хартией, то это означает, что он доверяет мне. Если бы не верил – с какой бы стати показывал и рассказывал?! Это просто глупо.
Но оставался вопрос о взаимопомощи. Поможет ли он?
Это скоро выяснится.
Клятва
Гирс вышел после работы из здания штаба КОСНОП-а и остановился на входной лестнице, покуривая трубку и ожидая Сайма.
Дождь прошёл, уступив место хмурому серому вечеру. Небо было затянуто в серый доспех туч, дул холодный ветер, забираясь в форменную шинель Гирса, которая уже порядком обветшала – новый комплект униформы выдадут не скоро.
Раздвинулись стеклянные двери и, одетый в шинель, с портфелем в руках, неторопливо вышел Сайм. Наконец-то! Гирс невидимым движением руки поманил его.
Сайм вскинул брови: чего?
– Мне нужно переговорить с тобой по поводу… ну, ты понял, – тихо произнёс Гирс, предварительно оглянувшись – не подслушивает ли кто?
Сайм понял. Кивнул и ответил (так же тихо), подойдя вплотную к Гирсу:
– Я сам приеду к тебе, там и поговорим.
Гирс кивнул, и Сайм направился в сторону парковки, оставив Гирса одного.
Докурив трубку, ссыпав пепел в урну, Гирс направился к остановке, чтобы сесть на аэробус и направиться домой.
– Улица Императора, – провозгласил равнодушно невидимый женский голос в салоне аэробуса.
Гирс оторвался от своих мыслей, вернулся в реальный мир и вышел с толпой пассажиров на остановку, за которой виднелся ряд домов, которые пытались дотянуться до неба.
…через пять минут он вышел из лифта на десятый этаж, набрал нужную комбинацию цифр для кодового замка на двери и вошёл в квартиру.
Квартира! Квартира! Какие же радость и облегчение были на душе у Гирса, когда он вернулся в свою квартиру. Ну, не совсем свою – хозяева сдавали своё жильё постояльцам, а сами уезжали куда-то. Куда – Гирс уточнять не стал. Да и не нужно ему было это знать.
Сбросив ботинки, форменную шинель, он прошёл в гостиную, где и расположился – в другие комнаты он не заглядывал.
В гостиной царил беспорядок – вокруг валялись вещи, книги (компьютер остался в прежней квартире на улице Победы). Журнальный столик был забит всякой всячиной – от конфетных обёрток до всяких ненужных бумажек. Пепельница, стоявшая на краю стола, была забита табачным пеплом. В довершении к этому в воздухе витал табачный аромат.
Гирс нажатием кнопки открыл окно. В комнату ворвался уличный шум – смешение звуков. Проветрив окно, Гирс закрыл его и, кинув вицмундир на спинку дивана, лёг на диван.
Внезапно он сморщился от того, что в спину кольнуло чем-то острым. Он вытащил… амулет в форме солнца – прощальный дар Камиллы.
И ему стало грустно. Грустно оттого, что её нет рядом. Как солнца, изображение которого Гирс грустно вертел в руках. Солнца не было. Как не было и Камиллы.
Но остаётся отомстить. Исполнить последнюю волю любви. Придётся. С твёрдостью, с ясностью мысли и дела. А в деле, возможно, может помочь Сайм, который скоро придёт.
Гирс набил трубку табаком и зажёг её, пустив облако табачного дыма в потолок. Он лежал и курил, в мыслях.
В дверь раздался звонок. Гирс встал, оставил свою трубку и подошёл к двери. Он включил видеоэкран. Возле двери стоял Сайм и с ним – ещё какой-то худой человек с белыми волосами и худым лошадиным лицом.
Гирс открыл дверь и впустил гостей.
– Привет, мой коллега по работе, как дела? – жизнерадостно поприветствовал Сайм Гирса.
– Нормально, Сайм. Есть разговор.
– Да, я понял, – вид у Сайма сделался серьёзным. Кивнул в сторону человека, – Это Арним, мой коллега по работе. В смысле, другой работы, ты понял, – добавил он.
Арним и Гирс обменялись рукопожатиями. Арним улыбнулся, коротко сказал:
– Приятно.
– Мне тоже, – кивнул Гирс.
– Ну что же, пройдём, поговорим, – и Сайм в обуви прошёл в гостиную. Гирс и Арним прошли следом.
– Мда, ну и видок у квартирки, ничего не скажешь, – Сайм плюхнулся на диван, да ещё с таким видом, будто пришёл к себе домой. – Курить, надеюсь, можно? – и не ожидая утвердительного ответа, он пододвинул пепельницу поближе, достал сигарету и закурил.
– Так что у тебя случилось? – после долгой затяжки спросил Сайм.
– Дело в том… – начал Гирс. Но перед тем, как рассказать, доверительно спросил:
– Надеюсь, ты мне доверяешь?
– Ну конечно, что за вопрос!
Получив столь обнадёживающий ответ, Гирс рассказал им историю о смерти Камиллы.
Надо отдать должное Сайму и Арниму – они умели слушать. Пока Гирс рассказывал, они не проронили ни слова. Сидящий в кресле Арним пристально смотрел на рассказчика, словно изучал его.
– И теперь, – закончил Гирс, – я хочу отомстить, но не знаю, как подступиться к этому ублюдку.
– Мда, Гирс. Стоило тебе втюриться в эту красотку, так у тебя сразу ум за разум заехал, – прокомментировал Сайм рассказ.
– Будас ублюдок ещё тот, – ответил Арним. – Каких ещё Империя не видала.
– Как я понял, ты хочешь вступить в нашу организацию для того, чтобы свести счёты с гранд-моффом – я правильно понял?
– Да, – утвердительно кивнул Гирс.
– Я так и думал. Но ты мог бы это сам.
– Дело в том, что я не могу, потому что не знаю, как подступиться к нему. От вас мне нужно немногое: оружие, план цитадели Будаса, прикрытие и – ваше молчание.
– Ну что же, тебе повезло, Гирс, что у тебя есть такой коллега по работе. Но подумай, стоит ли эта игра свеч, мой друг? Зачем тебе брать лишний грех на душу?
– Есть определённые причины, Сайм.
– А ты не думаешь, что это убийство всколыхнёт Империю, и тебя найдут?
– Если вы не сдадите меня ИСБ. Или у вас так заведено в «Третьей Силе» – сдавать своих?
– Да что ты! – сделал обиженный вид Сайм, – мы не такие. Если ты – наш сотрудник, то мы прикроем тебя так, что ИСБ и не пронюхает, что существует такой человек по имени Григорий Гирс.
Арним молча кивнул.
– Я… – и голос Гирса сорвался. Он собирался с силами сказать предложение, которое, наверняка, изменит его жизнь. Он стоял рядом с границей, которая отделяла две стороны, две жизни – жизнь чиновника и жизнь таинственного мастера тёмных дел. И, вдохнув побольше воздуха, Гирс выпалил, – Я хочу вступить в вашу организацию.
Воцарилось молчание, словно Гирс сказал нечто неслыханное для ушей простых смертных. Арним безмятежно сидел в кресле и внимательно глядел на Гирса – ни один мускул не дрогнул на его лице. Сайм же нахмурился, покуривая сигарету. Наконец, он затушил окурок и строго спросил:
– Это твой выбор?
– Да, – ответил Гирс, чувствуя, что переступил невидимую границу неизвестного будущего.
– Ты это окончательно решил?
– Да, – снова ответил Гирс.
– Ну что же, – Сайм встал, внимательно посмотрел на Гирса, – Встань.
Гирс встал.
– Сейчас вы дадите клятву служения «Третьей Силе», – Арним тоже встал и подошёл к Гирсу и Сайму. – Повторяйте за мной. Я…
– Я…
– Клянусь служить…
– Клянусь служить, – повторил Гирс.
– Делу отцов-основателей и учителей…
– Делу отцов-основателей и учителей…
– До самой смерти…
– До самой смерти…
– И отдам жизнь…
– И отдам жизнь…
– За мир в мире…
– За мир в мире…
– Клянусь…
– Клянусь…
– Ну вот и всё, – ответил Сайм, – ты дал клятву «Третьей Силе». Поздравляю, Гирс, ты теперь – наш.
Гирс только кивнул, ещё не поборов волнение, с которым он повторял за Арнимом слова клятвы.
Клятвы, которая перевела его на другую сторону, чьи земли были скрыты беспросветной темнотой.
Арним и Сайм ушли, оставив Гирса наедине со своими мыслями.
Гирс снова лежал на диване. Теперь это был другой Гирс – не чиновник VIII-го ранга, которому не везло в жизни, а секретный сотрудник не менее таинственной организации, о которой ходило много слухов.
«Зачем ты это сделал?» – спрашивал Гирс-чиновник.
«Я хочу отомстить за Камиллу. Да, отомстить. И никому это не понять. Я сделал свой выбор» ¬– убедительно ответил Гирс-мститель. И продолжил, – «А что бы ты сделал на моём месте? Промолчал и продлил свою никчемную жизнь в Имперском Центре, а Будас продолжал бы вершить свои грязные дела? Он довёл Камиллу до самоубийства, а я должен стоять в стороне?»
«Но есть кара, есть более удобные способы отомстить. Суд, донос, много чего!»
«Нет! Этого недостаточно. Да и что толку – подавать заявление в суд или строчить на гранд-моффа в ИСБ?! Меня просто-напросто пошлют. А суд? Будаса и так и так оправдают, как-никак – защитник Империи. Все у него в друзьях, попробуй ударь – ответят градом ударов».
«Но… – и Гирс-чиновник в бессилии опустил руки, – как хочешь».
И Гирс, вздохнув, готовился к жизни в неведомом грядущем.
Информация
Гирс проснулся через силу: его клонило в сон, на работу идти не было никакого желания. Хотелось выключить будильник, кинуть его куда подальше и безмятежно спать.
Но надо идти.
Приведя себя в порядок, Гирс на утреннем аэробусе добрался до места работы, причём, в отличие от того времени, когда он жил на другой улице, он добирался медленно – аэробус – не аэроспидер, и двигался с меньшей скоростью, останавливаясь на многочисленных остановках.
Гирс сел на своё место за компьютером. Несмотря на круто повернувшуюся со вчерашнего дня жизнь, работа была по-прежнему рутинной. Чем и занимался Гирс, покуривая свою неизменную трубку.
Как всегда, Сайм пришёл вторым, ободрительно улыбнулся новоиспечённому сотруднику «Третьей Силы», то есть Гирсу и сел за своё место. Разложив свои бумаги на столе, он, оглядываясь на дверь, подошёл к Гирсу и тихо произнёс:
– Сегодня будь у себя. Мы принесём то, что тебе нужно. И ещё кое-что.
– Понял, – кивнул Гирс и углубился в работу. Сайм отошёл, сел за свой стол, и, включив компьютер, начал работать.
Как и прежде, 101-й кабинет начал наполняться прибывшими сотрудниками Отдела Искусств. И вновь царил шум, болтовня, после чего сотрудники притупили к работе.
Закончив перепечатку отчёта Ассоциации писателей о книге «Воины Святой Империи», Гирс вывел информацию на принтер и передал готовую продукцию Сайму, чтобы тот отнёс её Магнусу. Сайм кивнул, принял листы, и вышел из кабинета. Покончив с этим делом, Гирс затянулся табачным дымом и принялся за следующий документ…
Так он работал и работал, пока окончательно не выдохся. К счастью, настал обеденный перерыв, в результате которого весь личный состав 101-го кабинета (кроме Гирса, конечно) как ветром сдуло.
Пончики и сок сменили быстрый завтрак (нечто среднее между яичницей и пиццей, которое собственноручно приготовил Гирс – денег было мало) и вода из под крана в пластиковой бутылке. Кушайте на здоровье!
Откушав, Гирс ждал только одного – окончания работы. После чего он отправится в свою квартиру и ему принесут… но об этом рано ещё говорить.
Решив размять ноги, он вышел из кабинета в коридор.
Никого из сотрудников в коридоре, естественно, не было. Только Гирс слышал плеск воды и шлепок тряпки об пол – уборщики. И Гирсу стало грустно. Звук мокрой тряпки напомнил ему о том дне, когда он встретил Камиллу. Только это было недалеко от кабинета Магнуса.
Показалась уборщица – уже знакомая твилечка, у которой Гирс спрашивал про Камиллу.
Уборщица, похоже, тоже узнала Гирса. Она поклонилась ему и продолжила мыть пол, делая свою работу умело и безмолвно, не ведая, что на неё смотрел Гирс, погрузившись в горькие мысли об утерянной любви. Он не видел твилечку – он представлял себе Камиллу. Но это был образ. Образ, который не заговорит, не подойдёт, не назначит встречу. Он будет только образом, но не живым существом.
Постояв немного, Гирс зашёл обратно в кабинет…
Гирс вернулся домой, уставший и промокший – на улице опять шёл дождь. Гирс сбросил с себя шинель, как всегда прошёл в неубранную комнату, кинул вицмундир на диван и плюхнулся на него.
Он устал. Работа выдавила из него все соки, оставив сморщенное сознание, которое требовало отдыха. Поэтому Гирс не отказался от него: он удобно поправил под головой подушку и захрапел.
…Проснулся он оттого, что звонили в дверь. Сонный, замученный, с растрепанными волосами Гирс пошёл открывать…
В квартиру вошли Сайм и Арним, у которого был объёмистый пакет с чем-то неизвестным внутри.
– Ну и дождь, чёрт меня забери! – пожаловался Сайм, вешая промокший плащ на вешалку.
– Да, погода… – пожал плечами Гирс.
Сняв свой плащ, Арним безмолвно поздоровался с Гирсом и прошёл в гостиную вслед за Саймом.
– Спешу тебя порадовать, Гирс, – Сайм закурил сигарету, – у тебя будет прекрасная возможность всадить несколько выстрелов в задницу Будаса.
Арним скривился – видимо, он был человек дела. Начал:
– Мы принесли для вас план операции. Так как у вас нет средства просмотра, мы захватили с собой ноутбук. Потом вернёте, когда изучите. Планы получены от нашего агента, – с этими словами Арним аккуратно достал из пакета чёрный ноутбук и упаковку, в которой Гирс разглядел диск. Продолжил:
– Также я принёс вам оружие, – и достал небольшой продолговатый предмет, аккуратно завёрнутый в тряпку, протянув его Гирсу.
– Время пришло, мой друг, – протянул Сайм.
Гирс развернул тряпку. В руках оказалось оружие – бластерное ружьё Е-11, с которым обычно ходят по городу патрули штурмовиков. Удобное короткоствольное оружие, точное и надёжное. К тому же, Е-11 можно было легко спрятать под плащом.
– Заряжено, проверено, исправно, – ответил Арним, пристально наблюдая, как Гирс изучает оружие.
– Это… конечно, хорошо, – поднял свои глаза Гирс, и с неловкостью ответил, – только я стрелять не умею.
– Это не так сложно. В том же диске я на этот случай записал инструкцию по стрельбе. Тем более вам не надо будет стрелять издалека.
– Хорошо, хорошо, – закивал Гирс, положив оружие на кресло.
– Лучше спрячьте, а то вдруг увидит кто-нибудь, – посоветовал Арним, после чего Гирс сунул оружие в шкаф.
– Ну что же, Гирс, – оживился Сайм, до этого со скучающим видом покуривая сигарету за сигаретой. – У тебя, как я сказал, появился шанс отомстить Будасу за свою девушку. Теперь время настало, так как Будас является не только твоей целью, но и нашей.
– О чём идёт речь? – спросил Гирс, раскуривая трубку.
Сайм кивнул Арниму, тот без промедления переложил пепельницу на диван, взял принесённый ноутбук, включил, вставил диск в дисковод…
На экране ноутбука показалась схема какого-то помещения.
– Это план Имперского Оперного Театра. К сожалению, голографического плана у нас нет, так что не обессудьте, – начал говорить Сайм. – Будас приедет туда завтра в шесть вечера и выступит с речью перед высшим светом Имперского Центра. По данным нашей разведки, Будас будет говорить об ужесточении порядка в Империи, вплоть до перевода города на карательную диктатуру. Причём, сторонников у него немеренно.
– Интересно, чего же ещё ужесточать? Вроде бы всё сделали, чтобы создать большую клетку.
Сайм хмыкнул, затем продолжил:
– Всё не так просто, Гирс. Теперь будут урезаны права у людей, вплоть до смертных казней на месте за какой-нибудь неосторожный шаг. Представь, что будет при такой жизни. Кроме того, Будас хочет придать погромам в Инвисеке законный характер. И погибнут не единицы, а сотни, тысячи с обеих сторон. Так что ты подвернулся нам весьма кстати. Ты установишь мир. Теперь дальше. Арним! – повернулся Сайм к Арниму, который был занят с ноутбуком.
Арним понимающе кивнул и вывел на экран несколько фотографических изображений Большого Зала Имперского Оперного Театра.
– Будас будет выступать с речью на сцене. Здесь, – Сайм ткнул пальцем на сцену. Кивнул Арниму. Тот вывел на ноутбуке схему Большого Зала, всю испещрённую пометками.
Сайм ткнул пальцем в схему.
– Красным крестиком изображено месторасположение объекта твоего задания. Синими крестиками – расположение штурмовиков-охранников. Закрашенные штриховкой места – это публика. Затем идёшь по фойе, встретишься с нашим агентом. Далее займёшь позицию за сценой – тебя проводит туда агент. Его имя – Ксамуил, он работает театральным рабочим и постоянно там ошивается. Пароль – «Кажется, я не туда попал», отзыв – «А-а, понял. Туалет наверху».
Ты займёшь место за кулисами и выстрелишь по гранд-моффу. Конечно, я понимаю, что ты хочешь сказать ему на прощание, но этого лучше делать не стоит – мы же не хотим, чтобы убийство гранд-моффа повесили на друзей Камиллы, верно? – Сайм улыбнулся.
– А потом? – спросил Гирс.
– Далее выберешься через запасной выход. Там тебя будет ждать Арним на аэроспидере. Вот, пожалуй, и всё, – закончил Сайм.
– Изучите планы как можно лучше и потренируйтесь в стрельбе, – добавил Арним.
– Кстати, забыл, вот, возьми, – Сайм порылся в карманах и достал билет. – Это на завтрашний вечер, который, – Сайм хихикнул, – будет незабываемым.
– Да, это точно, – протянул Гирс, чувствуя, что месть близка.
Театр
Человек волновался, покуривая трубку, поглядывая на проходящую в Имперский Театр публику.
Время близилось к шести. Небо клонилось ко сну, становясь всё темнее и темнее. Имперский Оперный Театр, напоминавший свадебный торт со сливками, весь светящийся разноцветными огнями, принимал и принимал в себя потоки людей, одетых, в основном, в дорогие наряды, сверкая разноцветными каменьями. Это были сливки общества – граждане Империи.
Человек волновался, глядя на часы. Скоро надо идти.
Гирс, а это был именно он, сжал под плащом рукоятку бластерного автомата Е-11. Плащ ему одолжил Сайм – идти в форменной шинели в театр было делом идиотским. Чиновника VIII-го ранга, да ещё худо-бедно одетого, туда не пропустят. Да и неузнаваемость в деле нужна, иначе ИСБ догадается, где искать убивца.
«Спокойно, спокойно, Гирс, ты справишься, ты сможешь, сможешь» – внушал самому себе Гирс. Но волнение было сильнее внушения. Мысленно внушая себе обнадёживающие мысли, Гирс докурил трубку и вошёл в парадный, вычурно обрамлённый вход в Имперский Оперный Театр. Предъявив билет на кассе, Гирс посмотрел на часы – без двадцати семь – и, согласно плану, на изучение которого он потратил ночь, остался в фойе. Ждать агента, как там его… Ксамуила.
План он знал назубок: дождаться за сценой выступления Будаса, затем прицелиться и открыть из автомата огонь по гранд-моффу. За Камиллу. После чего вместе с Ксамуилом бежать со всех ног к запасному выходу, и сесть в аэроспидер Арнима. И всё.
Теперь оружие. Ту же ночь Гирс потратил на то, чтобы обучиться владению плазменным оружием, сверяясь с инструкцией. Что ж, вроде получилось. Гирс надеялся, что промаха не будет. И непредвиденных последствий. Оружие, уверили Сайм и Арним, исправно и заряжено.
К нему подошёл коротышка, одетый в форму театрального работника. Он был сед, лыс, и от него несло табаком.
– Могу ли я чем-нибудь помочь? – поинтересовался он у Гирса.
– Э… да, – замявшись, кивнул Гирс, и, волнуясь, спросил, – Кажется я не туда попал.
– А-а, понял. Туалет наверху, – ответил, хитро улыбнувшись, коротышка. Шепнул, – Вы ведь Гирс, правильно?
– Да.
– Ксамуил, – театральный работник протянул свою грубую руку Гирсу. Тот пожал её.
– Очень приятно.
– Ладно, – кивнул Ксамуил. И громко, – Пойдёмте со мной, я вас сопровожу.
Гирс последовал за Ксамуилом, через роскошно вытроенное фойе, которое напоминало классический райский сад ¬– экзотические растения в кадках, изящные колонны, сцены из классических пьес, изображённые на стене, журчащий декоративный фонтанчик.
Они поднялись по лестнице, на которой расположилась бордовая дорожка, после чего спустились вниз ещё раз и пошли через пустой коридор, один из которых вёл за сцену.
– Никогда здесь не был. Такое сложное здание, – поделился своим впечатлением о большом количестве коридоров, входов и выходов Гирс.
– Я уже тут десятый год работаю. Всех звёзд перевидал, сколько я декораций воздвигал – не упомнишь. Театр я знаю хорошо, – ответил Ксамуил. – Я по сути живу в нём. Жена умерла, дети поразъехались, так я и дома редко бываю. Вы ведь… – он понизил тон, – пришли..?
– Да, – поняв, о чём идёт речь, кивнул Гирс.
– Мда-а, этот самодовольный татуинский тушкан получит своё. И правда, надоело слушать его тупые речи. Кстати, чем он прогневил «Третью Силу»? Не скажете? Нет? Ну ладно, я понимаю, секретно.
– Есть чем, – нахмурившись, ответил Гирс.
– Ну ладно, кажется, пришли, – сказал Ксамул, когда они оказались возле выхода на сцену.
Кулисы, театральные механизмы, которые были зачехлены и лежали рядом. Ряд декораций. Динамики, пульт для озвучки. А за кулисами уже была сцена.
Гирс занял место рядом с кулисами, да так, чтобы было видно сцену, вернее – выступающего. Его рука нервно сжала рукоятку автомата.
«Спокойно, спокойно. Главное – не паниковать. Главное – не паниковать».
Вдруг словно гром ударил – Весь Большой Зал разразился приветственными овациями.
Рука сжала рукоятку автомата. Большой палец был на спусковом крючке. «Та-ак, спокойненько – мысленно сказал себе Гирс. – Сейчас он выйдет».
Будас ждать себя не заставил. Одетый в белую парадную форму со знаками различия и Имперским крестом на груди, он, холёный и прилизанный, вышел на сцену, готовясь выступить с речью перед публикой.
Овации смолкли.
«Сейчас будет говорить. Приготовься…» – мысленно сказал себе Гирс, доставая из-под плаща оружие.
– Дорогие имперцы… – торжественно начал речь Будас.
«Ну, сейчас ты получишь, ублюдок. За Камиллу» – Гирс нацелился на гранд-моффа, который был на расстоянии выстрела.
– …пусть Святая Империя проживёт вечность, на что я, как её покорный слуга, надеюсь на это и уповаю Создателя…
«За Камиллу», – Гирс прицелился. Его палец начал давить на спусковой крючок. Но тут… произошло что-то невообразимое.
Земля закачалась, как корабль во время шторма. «Что за чёрт?» – подумал Гирс, и увидел, как гранд-мофф испуганно обернулся.
Но что было дальше, он не знал. Потому что его сознание накрыла беспросветная тьма…
Сотрудник ИСБ
– Пойдём со мной, милый, – раздался знакомый голос, который Гирсу был дороже всех голосов на свете. Это был её голос. Голос Камиллы.
Он был в каком-то саду. Стоял летний день. Светило солнце. Рядом с Гирсом стояла Камилла, такая, какой была прежде – стройная, чуть сгорбленная, насмешливо глядящая на Гирса.
– Камилла, – грустно улыбнулся Гирс, нежно взял её за руку.
Они поцеловались, прижавшись друг к другу, чувствуя, как в них разгорается костёр страсти.
– Стоять! Не двигаться! – раздался железный гневный голос.
Рядом с Гирсом и Камиллой возникла тень, контурами походившая на человека.
Ошеломлённые столь неожиданным поворотом событий, влюблённые посмотрели на человека-тень.
Человек-тень превратился в зверя и одним прыжком схватил Камиллу.
– Нет! Камилла!!! – вскричал Гирс.
И проснулся…
Он проснулся, вспотевший, тяжело дышащий. Ну и сон!
«Так, кстати, а где я нахожусь?» – Гирс озадаченно оглядел своё помещение.
Помещение было комнатой, похожей на каменный ящик. Серые стены, кровать с грязным матрасом, унитаз, к которому, казалось, не прикоснулась рука человека, чтобы помыть его. И, почти под потолком, – маленькое решётчатое окошечко, из которого лился утренний солнечный свет.
Где это он?
Гирс сунул руку в карман, чтобы закурить трубку, но – трубки с табаком в кармане не было. Он дотронулся до головы, чтобы её почесать, и – ничего себе!! – волос не обнаружил – он был наголо обрит!
Что за чёрт?
Изменения претерпела и его одежда. Вицмундир был растрепан, знаки различия и пуговицы – спороты, а на груди чернел номер: 3181.
Что за чёрт? Что за чёрт, что за чёрт?
И словно молния ударила – Гирс находился в штабе ИСБ! О нет! Не может быть!
Он начал вспоминать прошедшие события. Итак, он прицелился в Будаса, уже готов был выстрелить, а дальше… будто всё исчезло…
Чёрт возьми, его взяли! Что же теперь делать?
Раздался щелчок, и железная дверь камеры раздвинулась. В сопровождении надзирателей – крепких безмолвных мужчин в чёрных формах – вошёл Сайм.
– И ты у них! – вскрикнул Гирс, увидев Сайма.
– Ну, уже четыре года, – пожал плечами Сайм, заметив вытянувшееся лицо Гирса.
Гирс был поражён до глубины души. И понял. Сайм – сотрудник ИСБ! Но продолжать мыслительный процесс прервало следующее.
Сайм кивнул надзирателям, и те с готовностью начали надвигаться на Гирса.
«Что за..?» – и не успел Гирс понять, как…
Удар!!! – крепкий кулак надзирателя вонзился в живот Гирса. Гирс охнул – сильный удар надзирателя ИСБ перехватил дыхание – и рухнул на пол.
Град ударов обрушился на Гирса – надзиратели знали своё дело. Удары в лицо, в грудь, по спине. Гирс сжался в позе эмбриона, надеясь спасти от избиения хоть что-то.
Но тут…
– Хватит, – приказал Сайм, и надзиратели отступили, повинуясь.
Гирс лежал избитый, его лицо было в крови. Сжавшись, он стонал от неописуемой боли, вызванной кулаками и сапогами надзирателей.
– Вот так всё и закончилось, Гирс, – Сайм наклонился к своему коллеге по работе, сочувственно вздохнув. Надзирателям: – Ведите его в 300-й кабинет.
Надзиратели без особого труда подняли избитого Гирса и потащили его из камеры. Закрыв дверь камеры, Сайм пошёл следом.
В кабинете было ослепительно чисто – он напомнил Гирсу больницу, в которой он был год назад. Столик, на котором аккуратно были разложены хирургические инструменты, в углу на стеллаже – несколько выключенных допрашивающих дроидов, рядом со столиком – уютное креслице с кофейным столиком, на котором была пепельница и коробка дорогих сигарет.
Гирс стоял, крепко пристёгнутый ремнями к вертикально стоящей решётчатой койке, от которой к стоявшему рядом пульту с электронным циферблатом и рычагом. Что это такое?
Он сплюнул слюну и кровь на пол – плевать на стерильность. Ощутил языком, что некоторые зубы выбиты, а нижняя часть лица пульсировала болью. Как, впрочем, и остальные части тела, которые Гирс не смог защитить от побоев надзирателей.
Он огляделся. В кабинете никого не было. Лишь он один, пристёгнутый к вертикально стоявшей койке.
Он дёрнулся, пробуя высвободиться – не тут-то было.
Раздвинулись панельные створки двери и в кабинет вошёл Сайм. Его было не узнать – он был одет в чёрную униформу ИСБ, на груди которой виднелся ранг различия – капитан. Гирс не переставал удивляться – ещё только вчера это был болтун, секретный сотрудник «Третьей Силы», заместитель начальника в Отделе Искусств, а теперь – суровый капитан ИСБ, вершитель имперского правосудия.
– Ублюдок, – сквозь зубы произнёс Гирс и плюнул в сторону Сайма, но не попал.
– Ты так думаешь, Гирс? – брови Сайма взметнулись вверх. – По-моему, ублюдок – это ты, – он плюхнулся в креслице, с усмешкой продолжил, – сошёлся с не-людью, нарушил законы, писал антиимперские слова в дневнике, и, в итоге, пытался убить гранд-моффа Будаса.
«Этот урод читал мой дневник!!» – с возмущением подумал Гирс.
– Пойми, Гирс, ты проиграл и уже у нас. Да, – Сайм захохотал.
– Что же тут смешного?
– Ну, – Сайм достал из коробочки на столике сигарету, щёлкнул зажигалкой, – самое смешное было в том, что ты великолепно довёл игру до конца – и привёл себя сюда. А как натурально-то, а?
– Так… – Гирс сплюнул на пол, злобно посмотрев на Сайма, – это был спектакль, который устроили вы. Вы… ты знал, что так и будет и, устроил всё это… «Третья Сила», покушение. Сыграл на моих чувствах, подстроил так, чтобы Камилла покончила с собой, ты, мразь!
– Поверь мне, всё было так, кроме мести. А месть сама дала мне способ развить мой сценарий, где главный герой мстит за поруганную честь героини. Достаточно вовремя схватить момент – и наш герой в клетке с разбитым носом и обосранными штанами валяется в камере. Причём, я удивился, что ты согласился на это.
– Ублюдок…
– Можешь обзывать меня, сколько хочешь, Гирс, только от этого тебе станет не легче, – Сайм посмотрел на пульт с рычагом, проводами присоединённый к койке, к которой был привязан Гирс.
– Ну конечно, – усмехнулся Гирс. – легче у ИСБ никогда не было.
– Гирс, Гирс, Гирс, – Сайм встал и подошёл к привязанному, – чиновник… а хотя нет… уже никто… ещё один кусок вонючего предательского мяса, который наивно полагал, что может обойти имперские законы. Пойми, мой друг, ты проиграл.
– Нет, Сайм, – помотал головой Гирс, – проиграли вы. Знаете почему?
– Ну скажи.
– Вы проиграли оттого, что не отняли у меня любви. Она оказалась сильнее законов, мой друг. Вы ничего не сможете сделать, вы не запретите любовь. А она – для всех.
– Неужели? – улыбнулся Сайм, затем подошёл к пульту, взялся за рычаг. Глянул на Гирса и повернул рычаг.
Тело Гирса взорвалось мучительной болью – теперь-то он понял, для чего были провода присоединены к койке. Гирс трясся от электричества, крича, крича, крича.
Сайм опустил рычаг, и тряска прекратилась. Гирс повис на ремнях, отупевший от боли.
– И где же твоя любовь? – с усмешкой спросил Сайм. – Чего же она не остановит меня?
Гирс промолчал.
– Это ещё цветочки, мой друг, – сказал Сайм, – Когда я поверну рычаг до упора вверх, то ты пожалеешь, что родился на свет.
– Что тебе от меня надо, Сайм? – спросил Гирс, морщась от боли.
– Для начала самую малость – подписать признания, что ты – враг Империи, агент повстанцев, который пытался убить нашего славного гранд-моффа Юлианиуса Будаса, защитника Империи. И, кстати, нарушил статью номер 85, полюбив лицо нечеловеческой расы.
– Пошёл ты знаешь куда! – ответил на это Гирс.
Ааахх!!!! – электрический разряд вновь пронзил тело Гирса, накладывая на чуть поутихшую боль ещё одну.
– Не надо изображать из себя героя, Гирс, ты не герой и никогда им не был, – Сайм опустил рычаг. – К чему это?
– Ты… ты всё это устроил… ублюдок, козёл, мразь имперская. Я не буду подписывать ничего, – прохрипел Гирс. – Я скажу, что ты…
– Тебе никто не поверит, Гирс. Знаешь почему? А?
– Почему же?
– Просто потому, что ты – одна галочек в отчёте по итогам раскрываемости за месяц. И – вот чудеса! – ты 400-й по счёту. Могу тебя поздравить. Здесь нет невиновных или виновных, – есть только враги Империи, поднявшие руку на неё. Сколько бы ты не утверждал, что не виноват – ты уже враг Империи, независимо от твоих слов или доказательств. Галочка в отчёте. Не думай, что ты можешь уйти – отсюда никто не выходил без срока или без казни.
– Так… ты устроил весь этот кавардак с «Третьей Силой» только ради..?
– Да, Гирс, ради галочки в отчёте, – ответил Сайм.
– Интересно, сколько ты своих друзей и коллег продал, а, Сайм? Ради того, чтобы была хорошая раскрываемость на бумаге?
– Столько, сколько надо, – кратко ответил Сайм. – И, чтобы ты не считал меня зверем, я скажу тебе, что мне было жалко тех, кого я отправлял сюда. И тебя в том числе, мой друг.
– Я тебе не друг, – зло ответил Гирс.
– Ах, конечно, конечно. Казалось, что же ты такого противозаконного совершил – влюбился в красотку из Инвисека, развлекался с ней на Окраинной улице, – увидев злобный взгляд Гирса, Сайм пояснил, – не удивляйся, я об этом давно знал, – ради своей любви ты нарушал законы…
– Интересно, какой закон запрещает любить?
– Имперский закон, Гирс, имперский. Без него не было бы Порядка в Империи.
– Что же это за порядок такой – сажать расы в огороженные кварталы, запугивать страхом, тюрьмами, войсками?
– Это самый совершенный порядок, мой друг, который спас Галактику от анархии. Все на местах, и всё на местах. Это – атрибут любой власти. Вспомни, что я тебе говорил: повстанцы похожи на имперцев, только у них другие лозунги. Но ¬– лозунги с обещаниями это лишь повод заграбастать правительственным чиновникам много-много денег. Империя покончит с этим навсегда.
– Да ну?!
– Конечно, есть изъяны, вроде коррупции и прочего зла, но благодаря тебе и твоему подвигу у правительства и у нас развязаны руки. Так что, Гирс, хоть ты и никчемный, но сослужил нам хорошую службу. И скоро мы покончим и грязными мятежниками, которые думают иначе.
– Боюсь, что покончат с вами всеми, Сайм, – с деланным сочувствием посмотрел на Сайма Гирс.
– Не надейся, что о тебе услышат в Галактике. Ты думаешь, что, повстанцы или ещё кто-то услышат о том, что ты содержишься у нас? Не надейся, мой друг, никто тебя не услышит, и толпа даже не пошевелится, чтобы спасти тебя. Это в прошлом, Гирс. Толпа посмотрит на тебя совсем по-другому: ты для неё – враг, жалкая козявка, которую можно раздавить. Одним движением пальца. И усилиями твоих коллег по работе, которые, наверное, издадут какую-нибудь книжку с твоим позорным прошлым.
– Вот уж не думал, что я стану героем книги, – ухмыльнулся Гирс.
– Да нет, не угадал. Тебя сделают не героем, а злодеем, первопричиной всех несчастий, которые свалились на голову нашей Империи. А твою девушку… хм, не буду торопить события, если книга выйдет – буду почитывать перед сном и вспоминать тебя. Так что, мой друг, ты ничего не сделаешь против нас. На нашей стороне – самые лучшие передовые технологии, самые лучшие войска. А что имеешь ты? Ничего.
– Возможно, Сайм, – ответил Гирс, – но когда-нибудь ты вспомнишь мои слова о том, что ваш час расплаты придёт. Повстанцы, кто-нибудь скажет «хватит!» и восстанут против вашей Империи. Вы не продержитесь вечность.
– Ты наивный мечтатель, Гирс. Очень наивный, – покачал головой Сайм, глядя на Гирса, словно отец на непутёвое дитя. – Что есть у повстанцев, и что есть у нас? Я не отрицаю, у них есть сплочение перед опасностью, благородные цели. Но на нашей стороне – лучшая техника, лучшие бойцы, власть, и, главное, пропаганда, а она сильнее пуль и гранат. Мы можем сделать даже так, чтобы человек превратился в тупое животное, и покорно пошло на убой. А что же могут повстанцы? Или не-люди? Или другие? Прятаться от наших войск, как трусы, иногда нанося удары исподтишка?
– По крайней мере, у них благородные цели: свобода, равенство для всех…
– … и создание анархии в государстве, мой друг, – закончил Сайм с кривой усмешкой. И добавил. – Запомни теперь мои слова, если ты выживешь: свобода не всегда даёт нам то, что нужно. Она даёт нам только хаос.
– А что же дала Империя?!
– Она дала нам возможность исправить ошибки, которые натворила Старая Республика. Она прекратила ту бессмысленную гражданскую войну, покончила с сепаратизмом, с глупыми мечтами о каком-то самобытном государстве, и дала право людям управлять страной, поставив их на законное избранное место.
– Это такой бред! Нет избранной расы! Вы насочиняли всякие сказки про Святую Империю со сверхрасой людей, и носитесь с ними повсюду! И, прикрываясь Святой Империей, пускаете кровь только за то, что у кого-то не такая кожа, или кто-то не говорит на основном галактическом. Что у вас, что не у вас – одинаково звучат слова и проповеди. Помню, я читал про Третий Рейх – это кажется, из Древней Истории. Это государство в чём-то похоже на Империю, кстати.
– Не очень хороший пример, – поморщился Сайм, зная историю.
– У Третьего Рейха были такие же порядки, как сейчас. Истинная светловолосая раса, всё такое прочее. И что же? Они рухнули, Сайм. И так же Империя рухнет. Как Третий Рейх.
– А потом создастся республика, у всех будет много денег, у всех будет по дому, все будут плясать, и петь Песню Мира, взявшись за руки – ты это хочешь сказать? – улыбнулся Сайм.
Гирс ничего не ответил.
– Кажется, я порядком утомился говорить с тобой, причём не по делу, Гирс, – Сайм закурил новую сигарету. – Надеюсь, ты подпишешь признания?
– Нет, Сайм, не буду.
– Ты всё ещё веришь, что можешь отвертеться? Думаешь, что суд рассмотрит твоё дело и ты уйдёшь с высоко поднятой головой? Как бы не так, мой друг. Судье легче признать тебя виновным и пойти домой спать, чем разбираться в деталях дела. Подумай об этом.
Высокое напряжение
Надежда… она есть у каждого из всех. Она греет своим далёким взглядом, к которому тянутся умы, сердца и души. Путеводная звезда, которая не гаснет долгое время. Пока ты сам не перестаёшь её видеть.
У Гирса была надежда – то, что в его деле справедливо разберутся, а его самого выпустят на свободу, вернув прежнее положение (Хотя, можно и без него обойтись!).
Но надежда исчезла после нескольких дней тяжёлой пытки электрическими разрядами, которые проводил Сайм, к слову, делая это дело с удовольствием.
Пытки не прекращались – наоборот, боль от электричества становилась сильнее. Гирс сопротивлялся пытке как мог.
– Что ты всё кричишь да ругаешься, Гирс? – устало спрашивал Сайм после очередного пуска электрического разряда в измученное тело Гирса. – Ты глуп. Никто тебе не даст оправдательный приговор, ради которого ты здесь терпишь пытки. Зачем тебе мучиться, мой друг? Признай свою вину, и всё, подпиши признания. Кстати, спешу тебя обрадовать, твоя бывшая жена настрочила про тебя всяких гадостей в газете, и твои коллеги по работе – тоже. На целую книгу хватит. – Сайм подошёл и прошептал в ухо повисшему на ремнях Гирсу, – Тебе некуда деться.
Гирс посмотрел на него отсутствующим взглядом, что-то прохрипел, и вновь опустил голову.
Сайм нахмурился, потёр руки. Его раздражало упорство Гирса. Еле живой, а ещё сопротивляется!
– Ну что же, мой друг. Мне жаль, конечно, но придётся перейти к более радикальным мерам, – он встал рядом с пультом, нежно положил руку на рычаг, – то, что ты перенёс – это только детская забава по сравнению с высоким напряжением. Вот когда я потяну рычаг до упора, ты будешь мёртв. Тебе придётся испытать самую настоящую боль, после которой сердце не выдерживает. А, насколько мне помнится, с сердцем у тебя проблемы? Вот. Кстати, как сердечко? – участливо поинтересовался он, – не болит после курсов электротерапии?
И Гирс сдался. Окончательно. Бесповоротно. Высокое напряжение сделало своё дело, подавив всякую волю к дальнейшему сопротивлению. Жажда жизни взяла вверх.
– Ладно, – тяжело кивнул Гирс. Поединок был выигран, только не в его пользу, – Подпишу…
– Прекрасно, – оживился Сайм, чьё лицо магически преобразилось. Это был не капитан ИСБ, а прежний Сайм, жизнерадостный коллега по работе, – Зачем тебе умирать, правда? Может, потом под императорскую милость подпадёшь. Но не скоро, не завтра. Сигарету хочешь?
– Давай, – кивнул Гирс, повисший на ремнях.
Он подписал. Всё. Все бумаги, которые подсовывал ему Сайм. Он признал, что являлся агентом повстанцев, который работал для прикрытия в КОСНОП-е, вербуя себе сторонников с целью заговора против Императора, признал, что обесчестил постыдным браком жену Матильду, заставляя её заниматься шпионажем, признал, что совершил покушение на гранд-моффа Будаса по заданию Альянса повстанцев. Это не считая того, что он нарушил 85-ую статью Имперского Уголовного Кодекса «связь с нечеловеческой расой» и распространял антиимперскую и антихрамовую литературу (а точнее, вёл свой дневник, который был изъят при обыске квартиры Гирса). Подписав целый букет признаний, Гирс в сопровождении надзирателей вернулся в камеру.
«Вот и всё, – думал Гирс, лёжа на кровати, покуривая сигарету (Сайм дал ему целую пачку) – был ты чиновник VIII-го ранга, влюблённый в Камиллу, а теперь – просто номер 3181. Никто и ничто. Человеческий материал, потерявший облик гражданина Империи, вернуть который не представится возможным.
Что он хотел? Он хотел любви.
Но не получилось. Империя оказалась сильнее любящей личности.
Он хотел просто отстраниться от неё, но – она не отстранилась. Каждый гражданин должен служить своему государству, чтить его законы, думать так, как оно думает.
Но он не думал. Он не жил с государством. И потерял всё ради другой жизни, которая, оказалось, была закрыта томами законов и его непосредственных исполнителей. Он потерял статус гражданина Империи. Но Гирс об этом не особо грустил. Он грустил только о ней.
О Камилле. Она снилась ему, такая, какой была. Её любовь, её тепло он каждый раз ощущал во сне, пока не появлялся человек-тень, который уносил Камиллу с собой. Уносил любовь с собой. Любовь, без которой Гирс не мог жить.
Гирс затянулся сигаретой, пустив дым в потолок. Он понял смысл сна. Он любит Камиллу, а её поглощает Имперский Центр – человек-тень, унося с собой. Да, это было так на самом деле.
Суд будет через три дня. Гирс уже настроил себя на то, что его не оправдают – статей, по которым он обвинялся, было много. Тюрьма гарантированна. Но что будет дальше, как он будет жить – Гирс не знал. Он жил сегодняшним днём, терпеливо ожидая суда.
Он знал: через три дня его утром поднимут с кровати, дадут завтрак, и доставят на суд, за которым будет удовлетворённо наблюдать Имперский Центр.
Сентябрь 2011 года.
Ханты-Мансийск.
Свидетельство о публикации №217080901869