Плеяда

Это было его прозвище, Кика, на самом деле его звали Тенгиз. Он жил рядом с нами, в соседнем дворе, на Варанцове. Тогда, будучи еще школьником я не понимал, почему бабушка называла улицы города как-то по-странному: Воронцов, Головинского…когда их названия были – Маркса, Энгельса, Ленина и «братьев их». И только несколько улиц национальных,-Руставели, Палиашвили. Позже, поковырявшись в истории, понял, - то были дореволюционные названия, которые коммунисты изменили на своих кумиров и героев, но старые люди тяжело привыкают к новому.

Он был слабоумный, лет под тридцать. Внешне  был похож на дауна: грузное телосложение, круглое лицо с опухшими губами, совершенно лысый. Зимой и летом ходил в одних трусах. Но иногда приодевался, да, по серьезному. Глаженые брюки со стрелкой, туфли, натертые кремом, белая рубашка. Просто так, без повода. Кика жил один, но у него было две старших сестры, которые постоянно к нему приходили, следили и ухаживали за ним. Он всегда был выбрит и чист. Оказалось, в детстве, после смерти матери, он заболел менингитом, и последствия оказались трагическими.

Каждое утро Кика спускался на Воронцов - или площадь Маркса – садился в троллейбус и катался до самого вечера. Первый номер троллейбуса «крутился» между площадью и стадионом, а там всего два с половиной километра. Его знали все и никто его не трогал. Но бывали дебилы, - тут точно подумаешь, кто же из них сумасшедший,- которые, чтобы позабавиться дразнили его, дергали, а потом ржали как лошади на его реакцию.

Катаясь в троллейбусе, завидев какую-нибудь интересную девушку или женщину, он вдруг начинал бубнить: «жену хочу, жену хочу, хочу жену…». Женщины его жалели, иногда разговаривали с ним, причем он вполне понимал односложный разговор. Это был порванный судьбой, но добродушный и неагрессивный человек.

В городе был еще один Тенгиз, того же «порядка». Их было человек пять шесть, известных во всем городе людей с нарушенным сознанием. Тенгиз (второй) был худощав, с усами и бородкой, с огромным перстнем на пальце.
Как то случилось, что два Тенгиза попали в один и тот же троллейбус, причем Кика сидел сзади, а Тенгиз на переднем сиденье. Шпана решила позабавиться и стала подзуживать Кику ударить Тенгиза сзади. Кика сначала сопротивлялся, но потом легонько коснулся затылка. Тенгиз отмахнулся, словно от мухи. Троллейбус хохотал. «Еще, еще»- поддевали Кику. Два, три раза Тенгиз отмахивался как он назойливой мухи. Не только молодежь, но взрослые мужчины и женщины хохочут. Кто-то робко запротестовал «отстаньте от них», но хохот был громче. Тенгиз встал и пересел:
-Что вы смеетесь? Что вы гогочете? Что вы ржете?- разразился Тенгиз.- Думаете, я сумасшедший? Это вы все сумасшедшие, - над чем смеетесь?
В троллейбусе наступила тишина, и долго было слышно только жужжание электромотора.

В «анналах истории» осталась постановка тех лет, когда шутники соединили Кику и Тенгиза в одну «мизансцену». Где-то откопали старенький кабриолет, и стоя в обнимку, прокатили их по городу, пародируя Хрущева и Фиделя.

Позже появилась Марина.  Ох, какая это была женщина. Как там говорят: ни в сказке сказать, ни пером написать.  Да, именно такая. Возраст? Неопределенный. Ну, женщина, ну какой у нее возраст на вид? Может тридцать, может сорок, может меньше, может больше. Высокая, красивая, мощное телосложение, а главное грудь. Грудь – это был ее неоспоримый аргумент. Она тусовалась по мужским забегаловкам, хинкальным. Марина приходила со своей бутылкой вина, наливала его в граненый стакан, клала стакан на грудь и наклоняясь назад, так с груди без рук, опустошала его. Мужики были в восторге, рассыпались в комплементах и взаимном выражении любви. «Я вас всех люблю»- говорила напоследок Марина, а они ее хвалили и желали удачи. Ох уж эта любовь. Рассказывали, что на этой  почве она и «сошла». В юности это была деревенская девушка, еще красивей (хотя, куда еще, не знаю), влюбилась без памяти (бывает, оказывается такое), а он просто воспользовался и бросил. И она пошла по рукам…

Есть в женщине, тем более с минусом в голове, некая непредсказуемость. Она могла быть агрессивной, а могла изливаться юмором.
Как-то на остановке автобуса она приметила пожилого армянина. Тот был ей до пупка, маленький, щупленький, небритый. Марина подошла к нему и пнула его животом: «хочешь пойти со мной?». Мужичку стало неловко: в своем районе, все его знают. А Марина продолжала толкаться: «что, я тебе не нравлюсь?». «Нравишься, Марина, нравишься, но перестань, неудобно». «Что неудобно? Трахаться неудобно? Брось, пошли, не бойся, ты будешь сверху». Мужичок бледнел и пытался куда-то отойти, тут Марина рассмеялась и похлопала его по плечу: «не парься, я пошутила».

В кафе на втором этаже было несколько столиков. За одним сидели две молодые, даже юные пары-мальчишки, девчонки. Марина закончила трапезу и собралась уходить, но «заприметив», подошла к их столику. «Что, наркоши, подцепили шлюшек-минетчиц и думаете, что с девушками гуляете?». Кто знает, может быть, в этот момент где-то в подсознании случилось извержение воспоминаний собственной юности. «Марина, заткнись и уйди по-хорошему»- пытались отделаться ребята. А девчонки сидели тихо как мышки. «Хорошо посмотри на них, это же профессиональные минетчицы»- не унималась Марина. «Я тебя предупредил»- сказал один из парней, встряхнул бутылку шампанского и вместе с пробкой выпустил Марине в лицо. От неожиданной атаки она сбежала по лестнице вниз и выбежала на улицу. А там, почувствовав себя в безопасности, разразилась бранью, самой разной, громко и долго, потом голос стал удаляться…