Сбитые простыни

В наше время сложно найти человека, который бы любил пластинки. Старые, поскрипывающие в граммофоне, они не дают такой качественный звук как новенькие CD, легко ломаются, да и вообще, сложно их сейчас купить. Кому в голову взбредет собрать у себя дома пластинки из 80-х, крутить их на старом бабушкином граммофоне, видавшем больше, чем сама его обладательница, и валяться на мятых простынях, наслаждаясь этим скрипучим звуком? Ей.

      По белой простыне разметались кудри цвета темного бургундского вина. Всегда поражало, какой бледной казалась мне ее и без того молочная кожа, в контрасте с этими волосами. Мария всегда была эксцентричной девушкой. Для нее не существует правил, она живет сегодняшним днем, никогда не задумывается о будущем и не жалеет о прошлом, но всегда знает точно, что происходит с окружающими ее людьми. Она эстет, умеет видеть прекрасное в обыденном. А я умею видеть прекрасное в ней.

      В этих хрупких запястьях, коже цвета парного молока, сквозь которую отчетливо видны тонкие прожилки вен. В ее изящных пальцах, и в каждом мягком, почти невесомом, словно робкий поцелуй, прикосновении. Порою мне кажется, что ее пальцы настолько длинные и тонкие, что стоит подуть ветру, как он сломит их. Вся она такая. Утонченная, словно балерина, и энергичная как самый лучший танцор хип-хопа в округе. Я вижу прекрасное в каждой ее черте, это сродни зависимости. Как сидеть на героине. Не можешь остановиться, и с каждым днем понимаешь, что все глубже погружаешься в бездну этого чувства. Этой мании.

      Бесконечно долго могу рассматривать ее. Эти глубокие темные глаза, растворяюсь в них. У нее выступающие скулы, которые очень выделяются на ее миловидном, почти кукольном личике.

      Как же хорошо контрастирует клубника в этих тонких пальцах. Сочная, мясистая, пахучая клубника. Мария с улыбкой отправляет ягоду себе в рот. Она играет со мной. Словно кошка потягивается на кровати, как бы невзначай проводит языком по пухлым губам, слизывая с них капельки сладкого сока. Зовет к себе, призывает насладиться этим утром и этим чудным завтраком вместе. А я лишь успеваю заметить, что ее атласная ночнушка цвета спелого винограда поднялась выше, чем нужно, обнажая стройные ноги и широкие бедра. Зачем она это делает, мне же приходится смущенно отводить взгляд в сторону.

      Я живу с девушкой уже несколько недель, но все еще так смущаюсь от осознания того, что часами разглядываю ее. Каждое ее действие, я знаю их наизусть. Каждый шаг как балетное па, каждый взгляд, заставляющий меня дрожать. Иногда мне кажется, что прикажи она мне прыгнуть с крыши ради нее, я бы пошла и на такое. Особенно, если бы на фоне играла ее любимая песня.

      Со временем я стала замечать, что влюбляюсь в те вещи, которые любит она. Это что-то безумное, но когда любишь человека, невольно перенимаешь от него его странности, фетиши и многое другое. Его музыку, жесты, вкусы, даже запах. Запах особенно. У нее потрясающие духи, а еще она любит потрясающую музыку. Я готова часами растворяться в ней, чувствуя лишь странное тепло внутри, от объятий Марии. Музыка проникает в самые дальние уголки разума, затуманивает его, позволяет ей делать со мной все, что ее душе угодно. А я и не против.

      Меня всегда раздражали сбитые простыни. Это выглядит настолько неаккуратно, что хочется потянуть за край и выровнять все, даже самые незаметные на первый взгляд складочки. Но наблюдать за этим зрелищем было приятно даже на них.

      Она вновь тянется за ягодой. Сладко причмокивает губами, косясь на меня. Мария не может не видеть моих пунцовеющих щек. Знает, что я тоже хочу. Но не попрошу. А она, наверное, сладкая. И сочная. Не зря же Мари так соблазнительно облизывает губы. Затем девушка уже перегибает палку. Откусив маленький кусочек, проводит языком по клубнике, словно стараясь распробовать ее мякоть. Ощутить этот вкус, показать мне, что я теряю. Жмурится от удовольствия, как кошка, объевшаяся сметаны.

— Жень, иди сюда.

      Она сама зовет меня. Манит пальцем, на котором еще остались следы розоватого сока. Замечаю каждую деталь. В душе я перфекционист, мне все еще сложно смириться со сбитыми простынями. Со слишком высоко поднятой ночнушкой. С растрепанными волосами, не схваченными заколкой. С неубранными с вечера вещами.

— Уберись в комнате, — шепчу, почти не размыкая губ, игнорируя ее слова. Главное, что диалог был начат не мной, краснеть в итоге я не буду. Даже когда соседи будут жаловаться на нас. Ну и пусть.

— Возьми клубничку, — уберусь, — она хитро улыбается, все еще маня меня пальцем. Берет ягоду в рот, зажимает губами и ждет моей реакции. Она знает, чего хочет. Знает, что добьется этого.

— Я делаю это лишь ради того, чтобы ты убралась, — поднимаю палец в воздух, поднимаясь с места.

      В ее взгляде читается победа. Да, Мария, ты добилась своего. Теперь не убежишь.

      Приблизившись к кровати, наклоняюсь к девушке. Та и сама с удовольствием подается вперед, позволяя заполучить сладкую ягоду. Брызгает сладкий сок, быстро стекающий по губам. Нет, я не потеряю ни капли. Припадаю к губам партнерши, слизывая с них капли сока, отвоевывая языком каждый миллиметр желанной мякоти.

      Это будет сладкая битва.