У парадного...

   Когда возвращаешься домой под вечер с работы или с покупками из магазина,
или просто с прогулки с детьми, то у подъезда, (или как сказали бы коренные петербуржцы, у парадной,) всегда тебя встречает дежурная скамейка со старушками. В разных городах и дворах, независимо от сезона года и погоды, но старушки на скамейках не оставляют своих постов, самоотверженны и неутомимы.
Они всё видят, несмотря на подслеповатость, ни один слух не пролетит мимо их
"навострённых" ушек на макушках, и ни за что не забудут передать друг другу свеженькие новости, вопреки приписываемого им склероза и маразма.
Самое интересное, что они были когда-то все разных профессий, но как показала жизнь, в них дремал талант миссис Марпл, умерли необычайно проницательные аналитики.

   Вот и на скамейке под моим окном, (а я живу на втором этаже, и кухонное окно, выходящее на сторону входа в подъезд, всё тёплое время года открыто,)
находится такой наблюдательный и таможенно-пропускной пункт.

   Выдвигаются мои бабули на свой пост с утра раннего, известно ведь, что в старости не спится по утрам, да и пока держится свежесть и ночная прохлада в воздухе, пока не наступила дневная жара, не раскалился асфальт и ветерок не пропитался пылью. И начинается их неиссякаемая трескотня, сравнимая с разноголосым птичьим гомоном. Рассаживаются на "насиженные" места, некоторые приносят с собой подстилочку, чтоб помягче было, и громкогласно приветствуют друг друга: - Здоровенька, Трофимовна!
            - И тАбе не хворать, Клавдия. Каково спалось-та? Гроза-та ноне ночью как громыхала... А молнии, молнии-та шарахали одна за другой... Илья уж прошёл, а небеса гневаются... Ох, грехи наши тяжкие..!

   Наши две скамеечки друг напротив друга, в тени карагача с одной стороны и под сенью рябины и вишни - с другой. И они у бабулек пользуются большой
"привлекательностью" - привлекают их даже с других подъездов. Кое-кто из них ковыляет уже с бадиками, другие стали совсем "туги на ухо", - поэтому и разговоры такие громкие, кричат, перекрикивая друг друга.

   Они не все уроженки этого края. Есть и здешние, из близлежащих деревень,
их выросшие дети, теперь уже тоже ставшие бабушками и дедушками, привезли лет 25-30 назад в город. Кто-то из них сюда, в степь, переехал ещё ребёнком во время войны в эвакуацию. Сюда было переброшено много заводов из Ленинграда и других городов западной части СССР. А потом, после окончания войны, всё было разрушено и некуда было возвращаться, так и стало Оренбуржье второй родиной.
Кому-то с распадом Союза пришлось переехать из других республик с семьями взрослых детей по необходимости, хотя каждый тоскует по родной земле, и это особенно ощутимо в старости. Ну, что ж тут попишешь, жизнь не спрашивает, непростая она штука.

   "Стрекотали" бабули на разные темы, познания из поражали обширностью и многогранностью. Тут тебе и Гугл и Википедия отдыхают...
С элементарных санитарно-гигиенических процедур по перемыванию костей всем знакомым соседям и незнакомым прохожим переходили на финансово-экономические
проблемы родной многострадальной страны: цены в магазинах, прибавки к пенсии, кровожадность жилищно-коммунальных структур с их поборами. Под занавес у них на повестке дня были припасены вопросы международной политики. Доставалось всем. Весь свой президентский срок, должно быть, мучился икотой страдалец за демократию во всём мире Барак Обама, ведь не только бабульки нашего двора упоминали его всуе...

   Особенно "подкованной" политически была старушка из соседнего подъезда Михайловна, или как звали её все в окружении - Михална, дочь её работала в каком-то отделе областной администрации, а зять был отставным военным. Голос у Михалны был грубый, громкий, "надтреснутый". Она была остра на язык, резка, и не моргнув глазом, могла так "отбрить" любого за дело и без повода, только по одному её разумению, так что частенько на неё были в обиде напарницы по "насесту"*. Она не стеснялась в выражениях, как говорится, называла вещи своими именами.
            - Зажрались тамА совсем в эНтой Думе, дармоеды, пиЩЩат да лезут тудЫ, чтоб не работать и денюжки загребать. Наели хари, размером что ж...пы,
Народные избраннички... Нас...ать им на тот народ, как выживают большинство на свои нищенские копейки... - другие старушки одобрительно поддакивали и кивали головами, но такого решительного критиканства открыто не высказывали.

   Если абстрагироваться от реального, то эти вахты-посиделки напоминала сидящих на ветке нахохлившихся птиц: неброские взъерошенные воробьишки, которые на каждый любопытный для них звук, шорох не голову поворачивали, а всё маленькое тельце и встревоженно щебетали без умолку; непоседливую и взбалмошную сороку-трещётку напоминала приехавшая несколько лет назад с Кубани, (вернее, перевезённая зятем и дочкой,) пожилая колоритная казачка, эмоциональная, черноглазая, с быстрым и пронзительным говором; на старую хитрую ворону, хозяйку на любом сборище, смахивала вышеупомянутая Михална...
Такой птичий базар дворового разлива.

   И вот иногда, с краешку, робко, к этому постоянному птичьему сообществу стала подсаживаться белая голубка. Она со стороны, молча, безучастно наблюдала за происходящим. Её не гнали, но и не принимали, просто как-то игнорировали. На некоторое время она пропадала, но через несколько дней появлялась снова. Постепенно все привыкли к её присутствию, поняв, что тут
и её территория. Тогда голубка немного осмелела и стала подсаживаться чуть поближе, слушая несмолкающую болтовню, она склоняла головку то на один, то
на другой бочок, внимательно присматриваясь своими иссиня-чёрными бусинками глаз к "ораторам". Сама она искрилась своей белизной и чистотой, грациозной, пёрышко к пёрышку, внешностью. Она была похожа на случайно залетевшего ангела, присевшего передохнуть...

   Милой бабушке, этой голубке, было 80 лет, она была генеральская вдова.
Красоты она была необыкновенной, родись она в XVIII-XIX веках, была бы музой и предметом восхищения поэтов, музыкантов и художников. Даже теперь, в своём почтенном возрасте, она была очень красива: огромные глаза с умным, спокойным взором, тонкие правильные черты лица, по-молодому стройная фигура и походка, белокурые волнистые волосы были всегда уложены в причёску. Одета всегда со вкусом. Я, честно говоря, думала, что она артистка или балерина, а она работала вместе с супругом на заводе, сначала оборонной, а потом космической промышленности.
Только два года прошло, как покинул свою подругу жизни седовласый, подтянутый по-военному, с благородной статью генерал в отставке. Мы многие и не знали, кто он, но все восхищались этой красивой, любящей и светлой парой.
Он с трепетом, любовью и вниманием в каждом взгляде и жесте относился к своей единственной... Они прожили вместе долгую, непростую и счастливую жизнь.
Ушёл он внезапно и неожиданно для соседей, а для неё - мучительно больно, наполнив страданием душу и разбив на осколки сердце. Она долгое время после случившегося не появлялась на улице. Но надо было как-то привыкать дальше
жить в одиночестве, без его надёжного плеча и твёрдой горячей руки, (они всегда ходили подручку или её ладошка в его руке!) Теперь она себя ощущала раненой одинокой птицей, совсем чужой на этом галдящем птичьем базаре.

   Какие жестокие у жизни законы... Зачастую их невозможно понять, но приходится принимать - они неоспоримы.
   И вот с приходом утра наступает новый день, то ли солнечный и жаркий, то ли серый и дождливый, или вовсе хмурый зимний и морозный... Но пока ещё силы не покинули, жизнь продолжается, и вновь рассаживаются по скамеечкам на посиделки бабушки-старушки...

            10.08.2017г.

    *насест - жёрдочка, на которой садятся птицы.