4-я история Барта Дженкинса. Вне себя

      Ве­тер креп­ча­ет. Я чувс­твую, как по­токи воз­ду­ха про­ходят сквозь ме­ня, лас­кая и да­ря свою прох­ла­ду.
      Я чуть дро­жу – то ли от удо­воль­ствия, то ли от­то­го, что ве­тер из­ме­нил нап­равле­ние, и те­перь мне да­же не­много хо­лод­но. Но это при­ят­ный хо­лод. И я хо­чу боль­ше­го. Ещё!
      Сей­час так жар­ко, по­дари же мне час­тичку сту­жи, По­вели­тель вет­ров! По­вели­тель дож­дя, об­ра­ти свой лик на ме­ня – ис­тоско­вав­ше­гося по жи­витель­ной вла­ге, сник­ше­го от жаж­ды. Да бу­дет дождь! И пусть всё жи­вое умо­ет­ся и воз­даст те­бе хва­лу, о по­датель жиз­ни.
      Но­вые по­рывы вет­ра ше­лес­тят по мо­ему те­лу, пу­та­ют­ся в склад­ках ко­ры и иг­ра­ют с листь­ями, бес­по­рядоч­но те­ребя и взлох­ма­чивая кро­ну. Ис­тинное бла­женс­тво.
      Ког­да на­чина­ют па­дать пер­вые роб­кие кап­ли, я не­воль­но вы­тяги­ва­юсь вверх – что­бы встре­тить их рань­ше, что­бы пер­вым ощу­тить на се­бе эти тёп­лые по­целуи, пре­об­ра­жа­ющие мир.
      Но ка­пель ста­новит­ся всё боль­ше, и мне уже не нуж­но тя­нуть­ся и вых­ва­тывать их по од­ной то тут, то там. Я рас­слаб­ля­юсь.
      Тёп­лая во­да при­ят­но омы­ва­ет ме­ня – каж­дый лис­то­чек, каж­дую ве­точ­ку, – а ве­тер во­рошит кро­ну, не да­вая мок­рым листь­ям сли­пать­ся, и я чувс­твую, как во мне на­чина­ют бур­лить со­ки. Как буд­то толь­ко сей­час я на­чинаю по-нас­то­яще­му жить.
      Но я улав­ли­ваю что-то пу­га­ющее в воз­ду­хе и чувс­твую вол­ны, про­каты­ва­ющи­еся по зем­ле. И они всё бли­же. Од­на за дру­гой, они под­сту­па­ют. Гря­дёт неч­то не­от­вра­тимое.
      Что-то боль­но бь­ёт ме­ня в са­мую вы­сокую ветвь, ко­торой я по ут­рам при­ветс­тво­вал вос­хо­дящее сол­нце, а ве­чера­ми про­вожал за­кат­ное.
      Жжёт. От са­мого вер­ха и поч­ти по всей дли­не ство­ла – не­выно­симая, прон­за­ющая боль, ка­жет­ся, ме­ня раз­ры­ва­ет на час­ти, я не чувс­твую собс­твен­ные кор­ни, ка­жет­ся, что-то сло­малось, и вяз­кий сок, ка­па­ющий из ра­ны, пач­ка­ет листья, и дождь не в си­лах смыть его до кон­ца…
      Воз­дух ста­новит­ся не­ре­аль­но, бо­лез­ненно све­жим, но у ме­ня нет сил нас­лаждать­ся его чис­то­той, я го­рю, и ещё боль­ше уси­лив­ший­ся ве­тер лишь усу­губ­ля­ет мои му­ки. Я бес­силь­но прос­ти­раю листья навс­тре­чу дож­дю, но мне ни­как не на­пить­ся.
      Внут­ренний жар не сти­ха­ет, и моё соз­на­ние мед­ленно уга­са­ет. Пос­леднее, что я пом­ню, – это мяг­кие ка­сания тёп­лых ка­пель дож­дя и рез­кая, рву­щая на час­ти, но­вая боль. Ме­ня рас­ще­пило по­полам.


      Я от­кры­ваю гла­за. Всё вок­руг по­доз­ри­тель­но бе­лое и за­лито яр­ким све­том. Пы­та­юсь по­нять, что со мной и где я на­хожусь. Это оп­ре­делён­но не моя по­лупод­валь­ная ком­натка с за­сижен­ным му­хами по­тол­ком.
      Пы­та­юсь по­вер­нуть го­лову – она на­чина­ет ос­тро бо­леть. На зад­нем пла­не мер­но по­пис­ки­ва­ет ка­кой-то при­бор, и я смут­но по­нимаю, что на­хожусь в боль­ни­це. Вот это сюр­приз. На­шари­ваю ру­кой кноп­ку вы­зова мед­сес­тры и жду. Сей­час ожи­дание – и боль – это единс­твен­ное, что у ме­ня есть.
      Ти­хий шо­рох – от­кры­лась и тут же зак­ры­лась дверь в па­лату, – и око­ло ме­ня воз­ни­ка­ет смуг­лая де­вуш­ка при­мер­но мо­его воз­раста. Смот­рит, как на боль­но­го ко­тён­ка, – с уми­лени­ем и жа­лостью. Гла­за доб­рые, но грус­тные. Кра­ем соз­на­ния от­ме­чаю для се­бя, что она кра­сива и что у неё, дол­жно быть, ин­дий­ские кор­ни.
      Улы­ба­юсь ей, по­ка она ре­гули­ру­ет вы­соту мо­ей кро­вати, но, ка­жет­ся, у ме­ня вы­ходит не очень убе­дитель­но, и де­вуш­ка от­во­дит взгляд. Ко­сит­ся на при­бор, сто­ящий ря­дом со мной. Что-то вни­матель­но пе­репи­сыва­ет с эк­ра­на к се­бе на лис­ток. Я раз­лепляю гу­бы – ни­ког­да не ду­мал, что это мо­жет быть так труд­но – и пер­вым на­рушаю мол­ча­ние:
      — Что со мной про­изош­ло?
      Зву­ки собс­твен­но­го го­лоса пу­га­ют – хрип­лые, низ­кие. Слов­но мне не двад­цать во­семь, а все де­вянос­то.
      Взгляд, пол­ный со­жале­ния. Де­жур­ная по­лу­улыб­ка, не вя­жуща­яся с вы­раже­ни­ем ос­таль­ной час­ти ли­ца. Ког­да она за­гова­рива­ет глу­боким бар­хатным го­лосом, я вздра­гиваю.
      — Мис­тер Джен­кинс, всё хо­рошо, — быс­трый взгляд на мо­нитор и сно­ва на ме­ня. — Те­перь. У вас был сер­дечный прис­туп, но про­хожие выз­ва­ли вам не­от­ложку, и те­перь с ва­ми всё бу­дет в по­ряд­ке. Чуть поз­же я по­зову к вам вра­ча, и мис­тер Джонс вам всё под­робно разъ­яс­нит. А по­ка от­ды­хай­те, вам нуж­но на­бирать­ся сил.
      Ког­да де­вуш­ка раз­во­рачи­ва­ет­ся и нап­равля­ет­ся к вы­ходу, на до­лю се­кун­ды мне ме­рещит­ся, что у неё на по­ясе тус­кло блес­нул ви­дав­ший ви­ды изог­ну­тый меч.
      Я зак­ры­ваю гла­за. В го­лове са­ма со­бой на­чина­ет иг­рать пес­ня од­ной рус­ской груп­пы, с твор­чес­твом ко­торой ме­ня поз­на­комил кол­ле­га по ра­боте. Мне нра­вит­ся этот над­ломлен­ный го­лос че­лове­ка с труд­нопро­из­но­симым име­нем Вя­чес­лав [1], и каж­дый раз, про­ся Юрия пе­ревес­ти оче­ред­ную пес­ню, я удив­ля­юсь: так стран­но и ал­ле­горич­но, но при этом на­писа­но как буд­то обо мне! От­ку­да он взял эти сло­ва? Обыч­но в от­вет Юрий по­жима­ет пле­чами и на­чина­ет бор­мо­тать что-то о за­гадоч­ной рус­ской ду­ше.
      Я ле­жу, пе­рева­ривая но­вую ин­форма­цию и прис­лу­шива­ясь к ощу­щени­ям (го­лов­ная боль на­чала сти­хать, хва­ла бо­гам), а Вя­чес­лав в мо­ей го­лове по­ёт, все­ляя в ме­ня на­деж­ду и ма­ло-по­малу вну­шая спо­кой­ствие:

      Я оч­нулся ра­но ут­ром,
      Я уви­дел не­бо в от­кры­тую дверь.
      Это не зна­чит поч­ти ни­чего
      Кро­ме то­го, что, воз­можно, я бу­ду жить. [2]


RF 10 VIII 2017
__________
Примечания:

[1]  Вячеслав Бутусов — советский и российский рок-музыкант, лидер и вокалист рок-групп Nautilus Pompilius и «Ю-Питер», писатель.
[2]  Nautilus Pompilius – Доктор твоего тела