Лучше бы они пришли

ЦАРИЦА ПРОФЕССИЙ
В этом году к ней не пришли. Позвонили накануне Дня Победы, как ветерану битвы на Курской дуге, капитану медицинской службы, заслуженному врачу СССР, предупредили, что придут поздравить, и не пришли. Дочь стол накрыла, торт купила: праздник-то какой, а она и не ходит почти – с кровати на кресло и обратно в кровать, – 93 года – не до парадов уж. Так весь день и просидела в подушках: нарядная, с укладкой на голове (дочь специально парикмахера вызывала), в ожидании звонка в прихожей. Не пришли. 

Если бы пришли, она рассказала бы им, что в медицинском она оказалась только потому, что её не приняли в авиационный. Сказали: сердце слабое. Она тогда рыдала как безумная, а утешающий её лётчик-инструктор, вдруг страстно заговорил о медицине. Вот, мол, она – царица профессий. Кем бы ты ни был, да хоть и лётчик – куда побежишь, если заболеешь? Конечно к врачу.

Вскоре она уже рыдала перед профессором в Томском медицинском институте, чтобы её приняли сверх потока.

Или нет, начать лучше сразу с того, что когда объявили нападение Германии, она окончила четвертый курс Томского мединститута, получила диплом врача «с отличием» и отправилась на ускоренные курсы военно-полевой хирургии. Конечно же, ей как лучшей из потока, предлагали остаться на кафедре, но куда там. В положенный день, она вместе «со своими» загрузилась в эшелон и поехала на фронт.
Несколько раз по эшелону пытались «пройтись» немецкие самолёты. Поезд в эти периоды резко тормозил, так что они слетали с полок, затем начинал двигаться в обратном направлении. Они выпрыгивали из вагонов, и рассыпались по укрытиям. Почему-то при этом всем было очень весело – они просто покатывались со смеху.
Годы спустя она узнала, что большая часть её курса осталась там, на войне, в разгромленных полевых госпиталях и на полях сражений. Но тогда они верили, что с ними, такими сильными и молодыми, ничего не случится, потому что они ещё ничего не успели сделать для фронта.


ПОЛЕВОЙ ЭВАКОПУНТ
Вот и отдел кадров Калининского фронта. Она уже получила распределение в дорожно-эксплуатационный батальон и ждала, когда за ней приедут, когда в кабинет влетел военный чин и потребовал себе самого высококвалифицированного врача – ему нужен зам в полевой эвакопункт (ПЭП). Возникло замешательство – прибывшие-то были вчерашними студентами. Однако её однокурсники, из тех, кто не успел разъехаться, тут же нашлись, и дружно повернулись к ней:

- Так вот же она – Люся Соловьева: сталинская и молотовская стипендиатка, красный диплом. Лучше и не придумать.

Дальше было море слёз. Их полевой эвакопункт объединял 11 госпиталей четырёх фронтов. Каждое утро, она обязана была выкладывать на стол начальника «портянку» метр на метр двадцать. Это была сводка о движении раненных солдат в госпиталях: операции, послеоперационные осложнения, газовые гангрены, кровотечения, умершие, живые – все на подпись. Далее комиссии: кого «списывать», кого обратно на фронт. И опять подсчёты, отчеты, гангрены, - цифры-цифры-цифры.
Когда она подала первый рапорт, с просьбой отправить её на фронт, начальник отделался строгим внушением. Во второй раз - просто выгнал. На третий - разразилась буря:
-Хотите на фронт? – стучал он кулаками по столу. - Я отправлю вас на фронт! Вы попадете туда через штрафбат! Я составлю рапорт, и вы перестанете мне трепать нервы!

Она была в отчаянии. По ночам плакала от усталости и невозможности уснуть, из-за мельтешащих в глазах цифр, которые сменялись гниющими конечностями, в те моменты, когда ей удавалось достигнуть зыбкого полусна.
Наконец, бог войны оценил её страдания и решил дать возможность отличиться.


КУРСКАЯ ДУГА
Связной из штаба армии ворвался к ней средь бела дня, оторвав от очередных цифирей. 

-Соловьева, в штаб, срочно!

В штабе, помимо прочих чинов, сидел и её непосредственный начальник.
-Вот вам врач, - кивнул он, едва она вошла, и уже ей пояснил. – 40-я армия просит помощи. Началось наступление на Курской дуге – медиков не хватает, поток раненых огромный. Быстро составляйте список необходимого для организации полевого госпиталя и мне на стол. Как только соберётесь – в путь.

Загрузившись в две подводы, и машину, она и вверенный ей личный состав, двинулись туда, откуда доносились звуки канонады. Нужно было найти место, для разбивки госпиталя.

Миновали останки деревни: сплошь печи, трупы скотины и удушающий запах гари. Далее – выжженное поле. Проехали ещё, и вдруг - три напоминающих ангары помещения, очевидно - овощехранилища. Идеально.

Первый приказ по всему личному составу – быстро очистить «бункеры» (так она почему-то сразу стала их называть) от грязи, нарвать сухой травы и плотно закрыть пол. Поверх травы расстелить плащ-палатки и простыни.
Далее, сёстры готовили перевязочный материал, инструменты и сыворотку, а она в это время объясняла им свой план.

 - На каждый бункер мы повесим крупные таблички с цифрами «1», «2», «3».  В первый бункер должны помещаться только тяжелораненые, нуждающиеся в экстренной помощи. Во - второй: те, что «полегче». Третий: обычные перевязки, швы, противостолбнячная сыворотка, обезболивающее. Никакой путаницы быть не должно, поэтому за каждой сестрой закрепляется строго определенный участок….


И МАЛЬЧИКИ КРОВАВЫЕ
Едва закончился инструктаж, как хлынули раненые: кого-то несли, кто-то держался друг за друга, кто-то брёл сам, словно слепой котёнок.

О, она могла бы рассказать про состояние, что пережила тогда, когда исчезла дрожь в руках, и она почувствовала каждый свой мускул, словно её тело вдруг превратилось в идеальный механизм, четко реагирующий на малейший импульс мозга.

Дальше всё пошло как бы само собой: быстро, чётко и безупречно точно. Тут важно понять, что она была не просто начальником госпиталя, но и единственным врачом в этом госпитале. Вот о чём она рассказала бы.

Раненные солдаты поступали день и ночь в течение двух суток. И она лично осматривала каждого и направляла в тот или иной бункер, передавая указание сёстрам, что следовало срочно предпринять. И сёстры не подвели – ни одной жалобы, ни одного сбоя. Спонтанный госпиталь работал как безупречный конвейер.   
Уже обработанных раненых следовало отправлять в госпитали. Этот вопрос решился буквально на ходу. Грузовики, поставляющие снаряды на фронт пулями носились туда-сюда по дороге в паре десятков метров, от которой находился госпиталь. Причем с фронта они неслись порожняком.

Первую партию раненых вынесли-вывели к дороге. Показался грузовик. Госпитальный водитель вылетел ему наперерез с пистолетом в руке. Визг тормозов. Машина ещё не успела до конца остановиться, а погрузка раненых уже началась. Две-три минуты и грузовик вновь скрылся в клубах пыли.

Двое суток на одном вздохе. Сколько человек прошло за это время через её руки, она так и не узнала (вот уж когда довелось ей отдохнуть от статучёта).

Затем фронт ушёл вперёд и раненые перестали поступать. Она помнит глаза последнего из них, совсем мальчишки. Его буквально на ходу (грузовик тронулся с места) закидывали в носилках в переполненный кузов. Он был из первого бункера, того самого, в котором содержались «тяжёлые» и у него были широко распахнутые голубые глаза с застывшими в них озерцами слёз. Он не сводил их с её лица, пока мог видеть. Железные тиски сжали тогда сердце – довезут ли?

-Довезут, - сказала сама себе и огляделась, словно хотела проверить, не забыла ли чего. Весь личный состав смотрел на неё, ожидая дальнейших указаний. И вдруг что-то случилось


УЗОРЫ НА ЛИЦЕ
Первым засмеялся водитель. Затем уже остальные. Вскоре, все, включая повара и её саму, хохотали как безумные. Оказывается, за те двое суток, что она провела возле стола, при свете чадящих ламп, её лицо покрылось сажей, на которой струйки пота прорисовали весёлые, замысловатые узоры. Так вот, наверное, почему раненый мальчишка не отрывал от неё глаз! Но дело было, конечно, не в узорах, а в невероятном облегчении оттого, что всё закончилось, причём их победой.

О том, что победа эта была абсолютной, она узнала спустя трое суток.
Первые двое, она проспала, едва добравшись до своей кровати в полевом эвакопункте. На третьи сутки прибежал связной: вызывает начальник. Едва вошла в кабинет, навстречу ей бросился незнакомый полковник. Глаза светятся искренним восхищением, жмёт руку:

-Молодец, Вы просто… слов нет! Где этому учат? Вы не потеряли ни одного солдата!

- Томский медицинский институт. Четыре курса и лето военно-полевой хирургии.

- Спасибо томскому мединституту, за то, что выпускает великолепных врачей!

Тут она окончательно растаяла и пунцовая от смущения, сказала:

- Пожалуйста.

Большой военный чиновник, словно и не заметил  её «ляпа», а вот непосредственный начальник, после его ухода, устроил ей целый разнос, с угрозой штрафбата и ещё каких-то жутких репрессий – как же: нарушила субординацию. 

И опять она плакала, и опять коллеги ходили просить её и за неё. Один из просителей, толковый хирург, стал впоследствии её мужем. И хоть прожили они недолго - от него осталась светлая память – дочь и внуки.

Вот о чём бы она рассказала, если бы они пришли. Кто они? Она и не помнит – два года уж как её накрыл инсульт, - память стала дырявой и речь не очень внятной. Так что Бог с ними. И все же лучше бы они пришли. 
Ольга Волгина.
г. Пермь