Любовь

Ночь. Я курю на балконе и пытаюсь понять, почему я отпустил её. Я смотрю на луну, только что вышедшую из-за облака. Она была единственной для меня: словно луна, мерцание которой я сейчас вижу. Но всё же, мои раздумья не дают мне покоя. Она была не просто женщиной, которая появилась в моей жизни, как большинство других, ничего не отдающих, а лишь требующих нескончаемого внимания к себе. Она любила подолгу оставаться одна, и в моменты её уединения ничто, и никто не могло привлечь её. Но как только её грусть проходила, никакими силами нельзя было от неё отделаться: она становилась настолько разговорчивой, что ей было совершенно неважно, слушают её или нет. Я чувствовал, что могу рассказать ей что угодно и она бы поняла это так, как я хотел бы, чтобы она поняла. Эта удивительная женщина редко показывала свои чувства, и в такие моменты я удивлялся, как я терпел её, ведь гнев и радость, которые она держала в себе дни, а то и месяцы, возрастали втрое и бурным потоком выплёскивались из неё, будто вода из гейзера.

В некоторые дни она была в таком хорошем расположении духа и так мила со мной, что я мог простить ей всё на свете, даже то, что она совсем не любила меня. Моя любовь льстила ей, и она отдавала свои нежные чувства к нему мне, чтобы они не так сильно переполняли её. Я никогда не слышал её плача, но очень часто видел её красные уставшие глаза, которые она прятала от меня всеми возможными способами, чтобы я не начал расспрашивать её. Я знал, что она не любила меня, хотя сначала она всегда отнекивалась, но затем мы могли подолгу разговаривать о человеке, которому она была предана. В один из таких разговоров я в сердцах выпалил, что она должна быть благодарна за синицу в её руках и что не нужен ей тот журавль в небе, который летает так высоко, что даже не замечает её. Она подняла на меня глаза и впервые я увидел, как она заплакала: тихо, плотно сжимая губы, чтобы не издать никаких звуков. А я, ошеломлённый этим, безо всяких движений и попыток её успокоить, смотрел, как её слёзы падают на пол. Но вдруг она перестала плакать; вытерев слёзы ладонью, она медленно двинулась к входной двери. Опомнился я лишь тогда, когда она уже почти спустилась со ступеней. Я окликнул её. Взгляд, долгий и пронзительный, настолько врезался в мою память, что я никогда не забуду его: в её глазах читалась боль, настолько сильная, что я до сих пор не могу поверить, как она жила с этой болью. А потом она ушла. Я молча смотрел ей вслед. Кажется, это самая ужасная ошибка, которую я совершил за всю свою жизнь. На следующий день после того, когда она ушла, я смотрел новости по телевизору и узнал, что она сбросилась с моста. В её вещах нашли записку, в ней были слова, которые затем выгравировали у неё на надгробии: «Я не могла жить с этой любовью».