Дорогая Софья Алексеевна

ДОРОГАЯ СОФЬЯ АЛЕКСЕЕВНА

От Софьи Алексеевны веяло спокойствием, благожелательностью, весь её облик был такой домашний, милый, уютный… Привычки Цаловой – от них тоже исходила какая-то надёжная стабильность. Например, она любила батистовые платочки в мелкую клеточку – у неё их была дюжина, самых разных оттенков, и всех очень забавляло наблюдать, какого цвета платочек вынет из сумки учительница сегодня.

Она пришла в 7-ю едва ли не раньше всех из того «золотого учительского поколения» – в 47-м. Окна школы ещё были забиты досками, занимались при керосинках, в учительской стояла «буржуйка», дети сидели на уроках в верхней одежде – школа не отапливалась. С мебелью тоже была проблема – девочки (это было время женской школы) принесли из дома и подарили школе по стулу. Первый этаж залило водой из подвала. Зимой она замерзла, и получился каток. Дети катались на одной ножке, да и молодые учителя, когда никто не видел, не прочь были прокатиться «для куражу». Софья Алексеевна помнит своих первых учениц , с некоторыми общается до сих пор.

В 1978 году, когда Софья Алексеевна уходила на пенсию, её очень тепло провожали все классы, в которых она работала. Александра Черных вспоминала тот «розовый урок» в своём классе…

Софья Алексеевна провела урок литературы, улыбнулась, сказала ребятам какие-то напутственные слова и вдруг, по чьему-то незаметному знаку , ребята зашелестели чем-то в ящиках своих столов и – весь класс наполнился благоуханием! Каждый принёс в класс по розочке и подарил любимой учительнице – получился букет из 31 розы – по числу отработанных ею в школе лет…

Она так тепло, доходчиво рассказывала о литературных героях, что они становились понятными и близкими. Очень любила театр и научила ребят любить его тоже. Они ездили с ней в Ясную Поляну и Спасское, благодаря Софье Алексеевне, не пропускали литературных новинок. Кто-то из учителей вспоминал, как взволнованно она рассказывала в учительской о только что прочитанном (ещё в журнале) «Белом Биме-Чёрное Ухо», так что всем немедленно захотелось повесть прочитать. И так было всегда.

Лучшие сочинения в её классах оформлялись в специальные альбомы (у нее в доме такие сохранились). И ещё традиционными были дневники дежурств. Сюда дежурные записывали всякого рода новости и проблемы, но было и много другого: кто в кого влюбился, кто подрался, о разных проказах и… об учителях.

…Она родилась в 1923-м, младшая из восьми детей. Все получили образование, выросли дружными, всегда помогали друг другу.

Войну объявили наутро после выпускного. Но отец сказал: «Все равно надо учиться», и Соня поехала к своей замужней сестре в Уфу. Муж сестры работал в Академии наук Украины, которую эвакуировали на Урал. Соня Цалова поступила в институт нефти и газа. Было голодно. Уезжая от родителей с каникул, тащила в Уфу мешки с картошкой и луком – на родине все это росло в изобилии, несмотря на войну. Потом Академия переехала в Свердловск, и Соня перевелась в технологический институт.

В 43-м, после освобождения Киева, Академия вернулась в столицу Украины. И тут уж Соня (кстати, у неё прекрасно шли и технические дисциплины) осуществила своё давнее намерение – поступила на филфак Киевского университета. На второй курс, спешно досдав старославянский, латынь, греческий, польский и украинский.

Жили в общежитии от Академии, в соседней комнате проживал будущий классик украинской литературы Максим Рыльский. И вообще окружение было достойное.

Окончила университет в 47 году. Это был первый выпуск в стране, получивший вместе с дипломами «поплавки». Этот значок до сих пор хранится у них в семье, не чета тем, что появились потом – чистое серебро, голубая эмаль, тяжёлый, с гербом Советского Союза. Её послали работать в редакцию газеты во Львов, но там свирепствовали бандеровцы. И тогда на семейном совете решили отправить младшенькую к другой сестре, ее муж работал в Курске секретарём обкома.

И вот седьмая школа, и единственная запись в трудовой книжке: «Принята на работу в 1947-м. Освобождена в связи с уходом на пенсию в 1978-м».

В здании на Дзержинского, кроме самой средней школы, проводили занятия торговый техникум и вечерняя школа. Учителем русского языка там работал молодой фронтовик Владимир Букреев. Владимир и Софья не всегда совпадали по времени – работали в разные смены, и записки он подкладывал в журнал её класса.

С семьёй сестры Софья Алексеевна жила в том самом красивом старинном красном доме в стиле модерн на улице Дзержинского. Когда поженились, молодая семья сняла отдельное жильё. Потом им дали квартиру в старом доме на Дружининской. Муж Софьи Алексеевны стал со временем инспектором облоно, а потом завучем в 28-й школе, где тоже преподавал русский язык и литературу.

Дочери – Лена и Наташа Букреевы обе окончили пушкинскую школу. Кроме того, в ней училось ещё много цаловских племянников. Причём все закончили её с медалями, считались в педколлективе «золотыми головами», доставшимися по наследству. «Одна я в семье дура», – сетует Наташа Букреева, младшая дочь Софьи Алексеевны, выпускница 70-го года:

– «Ты только подумай! В 56 году золотая медаль у Алевтины Плюсниной и Ады Черепановой – дочерей двух старших маминых сестёр. Чуть позже медаль у Луизы Плюсниной. В 65-м – золотая медаль у Леонида Цалова, в 68-м – тоже золотая плюс Пушкинская премия у его брата Саши Цалова (сыновья одного из маминых братьев). И моя родная сестра Лена Букреева, несмотря на то, что всю школу проездила по спортивным соревнованиям, училась прекрасно , получила золотую медаль в 66-м». Софье Алексеевне никогда не было стыдно за своих родственников. Они прекрасно учились и росли скромными, порядочными людьми.

Наташа Букреева – пухленькая (в маму), хохотушка, умница и хороший товарищ – все её одноклассники говорят об этом в один голос. Да и не могло быть в этой семье по-другому. Основное богатство – книги. Везде. Стеллажи, шкафы, полки… В угол детей ставили так – сажали на скамейку у книжных стеллажей в коридоре. Словари, энциклопедии, художественные альбомы… Наказанная маленькая Наташа с пользой проводила время. С папой ходили на рыбалку, он научил ее всему: вместе делали из дедушкиного столового серебра блёсны, паяли крючки…



Оба педагога категорически не принимали никаких подношений, поэтому родители и выпускники старались подарить что-нибудь нейтральное – эстетическое, духовное. «Помню, у нас в сарае долго стояла огромная фигура лося, подаренная папе-охотнику», – смеется Наташа.

– Половина учительниц – мамины подруги. Хотя для меня Лидия Гавриловна Ягодовская или Мария Григорьевна Иванова, которые приходили к нам в гости, в школе были совсем другими людьми – мне и в голову не приходило, что кто-то сделает мне снисхождение. Наоборот. Я помню их всех с раннего детства, и когда они уже стали бабульками-одуванчиками – это были те же наши школьные дамы – жизнелюбивые, активные, остроумные. Мой муж, если, приходя домой, заставал их за столом, всегда предлагал: «Ну что, девочки, споем?» И они с удовольствием откликались. Хорошо, кстати, пели.

И вообще они у нас на все руки. Марья Григорьевна и шьёт, и вяжет. Какие она нам костюмы шила для спектакля «Теремок»!..Лене Ивановой – Лягушке – зелёный наряд, мне – Мышке – серый, Мишке Чеканову – Медведю, – коричневый, Тане Кариковой – Лисе –рыжий. В первом классе мы ставили для английского вечера старшеклассников «Теремок». Тоже на английском. Дело в том, что все мы, дети учителей (у Мишки бабушка тоже в нашей школе работала завучем и дед преподавал когда-то, в первые послевоенные годы ) ходили в гороновский детский сад на Ломоносова, и с нами там занимался английским преподаватель иняза, да и потом мы продолжали учить язык с репетитором. Вот и удостоились чести участвовать в вечере старшеклассников.

Так вот, про «домашних учителей»… Лидия Гавриловна потрясающе готовила. Её муж – охотник, и она так запекала всяких куропаток, рябчиков, тетеревов! Мама пекла вкуснейшие пирожки, засаливала рыжики, делала грибную икру, суп из сухих грибов (мы все грибники), делала холодец из гусиных потрохов.

…Сейчас в родительской квартире живём втроём – мы с мужем и мама. У мамы четверо внуков (2 внука и 2 внучки) и шестеро правнуков. И хотя все живут отдельно, в доме редко бывает тихо. Маленькие дети у нас в доме постоянно. Так что скучать ей некогда. Мама до сих пор любит читать.

Софье Алексеевне, дай бог ей здоровья, 91 год ! Разговаривать с ней – удовольствие! Ей часто звонят, поздравляют, приходят ученики. Пару лет назад выпуск 69 года во главе с «американцем» Сашей Кашлинским (он сейчас живёт в Москве) нагрянул – с сюрпризами, цветами. Смеху было, воспоминаний! Очень хохотали, когда читали классный дневник. Там было столько ностальгически смешного! И про тот случай, когда мальчишки (все здоровые как на подбор лбы) играли в «козла», прыгая друг через друга. И, не заметив директора Шкляра, чуть не сшибли его с ног. А уж как на них отрывалась потом нянечка тётя Лиза! (Ещё одна школьная достопримечательность, личность колоритнейшая!) У Софьи Алексеевны огромный архив – филиал школьного музея. Она помнит всех своих учеников. А уж как они помнят и любят ее!..



И ЕЩЕ…

Рассказывает Марк ПРИМАК: «Я помню ее добрую улыбку…»

Софья Алексеевна Цалова… Мысленно произношу её имя, в моей памяти сразу же возникает её улыбка, хотя нельзя сказать, что она улыбалась часто… Входила в класс быстрой походкой, с румянцем на щеках и неизменной сумкой в руках, садилась за учительский стол, спокойно и уверенно приступала к делу. Мне нравились её уроки – ведь сразу видно: знает ли человек свою работу и любит ли её. Софья Алексеевна и знала , и любила. На уроках литературы я отдыхал, что называется, душой, если только не нужно было учить и читать стихи. Тут я должен пояснить… Во время учебы в школе у меня были проблемы с речью, и на этом фоне каждый вызов к доске являлся для меня сильнейшим стрессом (а тут ещё эти стихи).

Софья Алексеевна человек деликатный, делая опрос, практически всегда пропускала мою фамилию.

В старших классах я с удовольствием посещал факультатив по литературе. В связи с этими занятиями вспоминается следующая история. Мой одноклассник Валера Морозов, афганец, потом трагически погибший (уже вернувшись с войны) принес несколько старых номеров знаменитого тогда журнала «Юность», в котором в 1966 году был напечатан роман «Бабий Яр» Анатолия Кузнецова и сказал мне, что эта вещь запрещена. Этот факт вызвал у меня сильнейшее любопытство. То был сокращенный вариант романа (работала цензура) Сейчас опубликован полный текст «Бабьего Яра».

Роман был запрещен, поскольку её автор писатель Анатолий Васильевич Кузнецов выехал в Лондон в 1969 году собирать материалы для книги о 2 съезде РСДРП (тогда собирались праздновать 100-летие В.И. Ленина) и стал "невозвращенцем", "предателем Родины" и т.д и т.п.

Книга меня ошеломила, и я решил на факультативных занятиях по литературе спросить своего учителя, почему этого произведения нет в школьной программе? Вопрос, конечно, был и дурацким и провокационным одновременно, учитывая тогдашние реалии, но мне он тогда казался очень умным. Софья Алексеевна, выслушав мой вопрос, ответила, что у нас в стране очень много хороших писателей и включить всех в школьную программу невозможно. Ответ меня не удовлетворил, но научил тому, что в жизни иногда приходиться отвечать на вопросы, фактически не отвечая на них…

В 5-м классе по болезни я месяца полтора не ходил в школу. Софья Алексеевна была единственным учителем, которая занималась со мной по своему предмету индивидуально. В результате я не только догнал по школьной программе своих одноклассников , но и перегнал их. Я был в восхищении от этих занятий и наивно мечтал, чтобы они повторились …

Учились мы тогда по замечательному экспериментальному учебнику русского языка (в красной обложке). Обучение по этому прекрасному учебнику внезапно отменили и полгода мы изучали материал, который только что прошли. Индивидуальные уроки с Софьей Алексеевной больше никогда не повторились, но до сих пор я помню её улыбку, и как мы сидим в классе за первой партой, и она мне тихо, почти шёпотом, что-то рассказывает…

 (Из книги "Седьмая.Родная.Пушкинская")