Исполняй заветы ильича

Когда мне было 25 лет, я случайно оказалась в компании совершенно не знакомых мне людей с ужасно неинтересными разговорами. Поскольку обсуждалось светско-пустое, а именно: прелести отдыха в Куршевеле, неаккуратность и бестолковость домработниц, новые тенденции в маникюре и прочая дребедень, которую я обычно предпочитаю пропускать мимо ушей, а гаджетозависимости у людей в то время пока не наблюдалось в силу неразвитости Интернета и поэтому воткнуться в экран телефона не было физической возможности, я сидела, производя в уме подсчеты затрат в рамках вверенного мне проекта. И тут, совершенно неожиданно, разговор перешел в другую плоскость – что такое настоящая женщина. Я тут же забыла про проект и навострила уши: мне всегда интересно послушать рассуждения людей в рамках какой-нибудь глобальной темы. По сравнению с обсуждаемыми темами она действительно была глобальна. Какая-то девушка начала нудно рассуждать, что настоящая женщина – это идеальная жена, мать и так далее по списку, но тут же была перебита соседкой, которая с некоторым эпатажем в голосе и позе заявила, что настоящая женщина – это женщина, у которой было много романов. Началось некое подобие спора, и тут одна симпатичная блондинка сказала: «Я знала одну настоящую женщину. Это была моя учительница русского и литературы в школе. Вот когда она просто даже шла по коридору, было видно, что она – настоящая женщина. Ее даже звали необычно…». У меня чуть-чуть задрожало внутри, поскольку я тоже знала такую женщину. «Извините, а в каком городе Вы заканчивали школу?» - обратилась я к этой женщине, и все за столом замолчали и посмотрели на меня, поскольку этот была первая сказанная мной за вечер фраза. «Да какая разница? В Свердловске, так вот, эта наша учительница….», - продолжала свой рассказ блондинка, но я ее резко перебила, поскольку волнение во мне росло все больше: «Вашу учительницу звали Изи Михайловна?» Она даже встала с места. «Откуда Вы знаете? Вы тоже там учились????» - Она с огромным удивлением смотрела на меня.

Нет, Изи Михайловна была моей бабушкой. И она на самом деле была настоящей женщиной!

На самом деле полное имя бабушки – Исполняй Заветы Ильича. Ее мама, Глафира Яроцкая, происходила родом из благородной семьи, но, когда наступила революция, будучи девушкой молодой и горячей, она вычеркнула из сердца и из биографии свою семью и с бешеным энтузиазмом занялась борьбой за светлое будущее. Вступив в Коминтерн, она окончательно забыла о правилах воспитания благородных девиц и приняла новые ценности, в частности, и отрицание официального брака. История умалчивает, кто из гражданских мужей Глаши стал отцом бабушки, но именно он внес во все последующие поколения азиатчину – широкие скулы и восточный разрез глаз. Замуж Глафира вышла уже практически перед смертью. Ее гражданский муж, полковник Михаил Коштанов (через «О»), со слезами уговаривал зарегистрировать их брак, чтобы удочерить мою бабушку и заботиться о ней после смерти Глафиры. Поэтому во взрослую жизнь моя бабушка вошла будучи Изи Михайловной Коштановой. Некоторое время семья жила в Ашхабаде, и бабушку по праву называли Звездой Ашхабада – она была натуральной блондинкой с совершенно раскосыми голубыми глазами и восточными скулами. Ко всему прочему, она занималась балетом, что не могло не сказаться ни на фигуре, ни на осанке. Молодые годы бабушки пришлись на военное время, и основные кавалеры образовывались по переписке и обмену фотографиями. У нас сохранились некоторые письма. Особенно умилительно одно, где молодой человек, с которым бабушка долго переписывалась, решил поставить вопрос ребром и написал: «Иза, выходи за меня замуж! Напиши мне обязательно в следующем письме: ДА или нет».

Однако, из всех ухажеров только один покорил ее сердце раз и навсегда – военный летчик Сергей Щербаков. Он был ненамного ее старше, и она стала для него первой настоящей любовью. Она влюбилась в него с первого взгляда. Однако, времена были такие, что романтические свидания не могли затягиваться надолго – Сергею надо было отправляться в воинскую часть и поэтому вопрос был поставлен четко: женимся ли? Иза была в замешательстве: сердце кричало «Да!», но тут, совсем некстати, в процесс принятия судьбоносного решения включилась голова. Студентка Педагогического института Иза испугалась, что, уезжая из Ашхабада, она положит конец всей своей прошлой жизни: разорвет отношения с семьей (помимо Изы, в гражданском браке с Коштановым у Глафиры родился сын Володя), не сможет продолжать обучение и не получит высшего образования. После мучительных раздумий Иза, неожиданно для Сергея и для себя, ответила «Нет». Ответ означал конец отношениям. Сергей  быстро собрался и отправился на вокзал, Иза все-таки не смогла не поехать его не проводить. Он сел в поезд и уехал, а она долго стояла на перроне, смотря вдаль, и вдруг громко разрыдалась: «Что же я наделала? Я разрушила свою жизнь!»

В это время Щербаков Сергей пошел в вагон-ресторан, чтобы купить сигареты. Когда вернулся на свое место, то обнаружил, что украли все документы. Без документов ехать в воинскую часть он не мог, поэтому сошел с поезда на ближайшей станции и отправился обратно в Ашхабад. Когда он вышел на перрон, Изи стояла и смотрела на него глазами, полными слез.

Он прилетел забирать ее для свадьбы и последующей жизни в военном городке на Урале из Маньчжурии и в качестве приданого привез  чемодан шелков. Ехали они на поезде несколько суток. На остановках Сергей открывал чемодан, доставал отрез ткани, выходил на станции и обменивал ткань на арбузы, дыни, орехи и другие вкусности. Соседи по купе, цыгане, только качали головами – какой расточительный молодой человек!!! К концу путешествия отрезы закончились, и цыгане, кивая в сторону молоденьких Сергея и Изи, сидящих в шелковых халатах и скромно доедающих остатки орехов, шептались: «На животе шелк, а в животе – щелк». Когда прибыли в Свердловск, то было запланировано на ночь остановиться у родственников Сергея, а потом уже ехать в военный городок. Выходя из поезда, Изи была так взволнована предстоящей встречей, что заторопилась и забыла в поезде туфли, осталась в тапках. Обнаружила она это только по приезду к родственникам и очень опечалилась, поскольку хотелось произвести впечатление и на родственников, и на жителей военного городка, а туфли были единственные. Видя печаль любимой, Сергей решительно сказал: «Не переживай! Найдем тебе подходящую пару у кого-нибудь из жен офицеров». Изи кивнула, а сама про себя подумала: «Как же, найдешь ты туфли на мои ноги». У нее одна нога была 39 размера, а другая – 40, чего она ужасно стеснялась: мало того, что неприлично огромные для девушки ноги, так еще и разных размеров!

Родственники, конечно же, не обратили внимания на такую мелочь, как тапки на ногах, поскольку разглядывание избранницы Сергея с точки зрения внешних данных было занятием интересным. Изи пришлась всем по душе, ведь мало того, что красавица, так еще и студентка Педагогического института! Красивая речь, поставленный голос и просто сногсшибательное чувство юмора не могли не расположить!

Наступила ночь, а молодых разместили в одной комнате. Всю ночь Изи не сомкнула глаз в волнении, не зная, как себя вести: она спала на кровати, а Сергей расположился на полу. Сергей же каждые 20 минут закуривал сигарету и начинал ходить из угла в угол. Под утро Изи окликнула его, присела на кровати и отодвинула одеяло… Интересно, что об этом смелом поступке она, спустя долгие-долгие годы, рассказала не своей дочери, а своей невестке, моей маме.
Потом они приехали в военный городок, где сыграли свадьбу, и через год у них родилась дочка Наташенька. Сергей носил Изу на руках, плакал от нежности и умиления и всегда брал в полет описанные пеленки. Через 2 года после Наташи родился сын Саша, мой папа. Молодая семья жила счастливой жизнью. Изи всем своим девичьим сердцем любила мужа, он с огромной нежностью относился к ней и к детям. Они были настолько эмоционально привязаны, что, казалось, на расстоянии чувствовали  друг друга. Когда Сергей отправлялся в полет, Изи, будучи девушкой волнительной и эмоциональной, отправлялась на танцы, чтобы отвлечься.  Девятимесячному Саше в качестве игрушки выдавалась бутылка из-под молока и газета. Он сидел с кроватке, рвал газету и складывал обрывки в бутылку. Наташа же в свои 3 года чувствовала себя настоящей хозяйкой – одна дома да еще и за брата ответственная. А Изи танцевала! Как же она любила музыку и танцы! Сергей ни разу не высказал недовольства по поводу этого ее пристрастия.

Как-то, когда Сергей был на очередных учениях, Наташа, пятилетняя малышка, подошла к маме утром и сказала: «Мама, мне приснился сон, как будто папочка уходит далеко, оборачивается и машет мне рукой». У Изи оборвалось сердце, а чашка с чаем выпала на пол из рук. Когда в дверь позвонил почтальон с телеграммой, она уже стояла в черном платье. Самолет-истребитель, пилотируемый Сергеем, врезался в сопку. Иза осталась молодой вдовой с двумя маленькими детьми на руках. Сергей навсегда остался ее единственной любовью, он унес с собой ее сердце.

Жизнь – суровая штука, иногда вынуждающая совершать поступки, которые ты сам от себя не ожидаешь. Несмотря на все страдания, Изи не смогла жить одна с детьми. Вскоре в их жизни появился чудесный человек Ефим Александрович Шварц. Он был подполковником, на 15 лет старше Изи, но окружил ее и детей такой нежной заботой, что Изи согласилась выйти за него замуж. Так, у «папы Фимы», как называли его всю жизнь Наташа и Саша, появилось трое детей, поскольку к Изи он относился как к ребенку, не позволял ей ничего делать по дому, даже стирал ее белье. Лишь изредка он ругал Изи за то, что она приобрела дурную привычку – щелкать семечки. Поэтому Ииа делала это втайне, когда Ефим был на работе. Когда он приходил, она вскакивала, как школьница, и быстрыми движениями пыталась запихнуть шелуху в наскоро свернутый кулечек из газеты. Ефим каждый раз замечал это, но в большинстве случаев лишь качал головой. Семечки впоследствии были заменены другой пагубной привычкой – курением. Изи курила всегда строго 4 сигареты в день – одну после завтрака, с чашечкой кофе, другую – после обеда, третью в 5 часов и четвертую перед сном. Она никогда не нарушала это количество, вплоть до конца жизни. Увидев ее с сигаретой, самому хотелось закурить – так красиво она это делала. Она сидела в кресле с совершенно прямой спиной, в одной руке – элегантная чашечка с кофе, в другой – зажатая между длинными , с идеальным маникюром, пальцами сигарета. Она никогда не курила стоя и никогда не курила на улице.
Изи всегда чудесно пекла, ее беляши, чебуреки и пироги улетали за считанные минуты. Рогалики с черносливом, курагой и орешком вообще были притчей во языцех среди всех знакомых. Дом всегда был полон гостей. Дом Изи и Ефима стал местом сбора еврейской интеллигенции Свердловска. Еще со студенческих времен, когда она перевелась учиться в Педагогический институт в Свердловск, у нее было несколько подруг, которые, независимо от того, были еврейками или нет, все поголовно вышли замуж за евреев. Шумная компания с интересом обсуждала выходящие в свет литературные произведения, новости медицины, политические события. Говорили очень красиво, потому что большинство девушек в компании закончили филологический.  Всегда много шутили, поскольку все участники компании обладали прекрасным чувством юмора. Правда, кое-кто не всегда знал меру, например, Герман, муж Тани, лучшей подруги Изи, мог то соли насыпать в чайник, когда все с придыханием ожидали Изину выпечку с чаем, то зашить рукава у пальто и прибить ботинки к полу, чтобы владелец решил, что чуть перебрал с выпивкой и не может засунуть руку в рукав и с места сойти. Наверное, такое специфическое чувство юмора очень пригодилось Герману, когда его посадили, обвинив в кошмарном – убийстве первой жены.

Помимо шумных еврейских компаний, Изи много угощала и прочих гостей, которых в ее доме водилось всегда много – она была преподавателем русского языка и литературы в школе, причем очень талантливым и уважаемым как учениками, так и коллегами педагогом – и постепенно количество желающих дополнительно заниматься дома у Изы Михайловны достигло такой величины, что было трудно найти окошко для того, чтобы пойти сделать маникюр. Изи всегда выглядела так, как будто собиралась на официальный прием – отлично уложенные волосы, идеальный макияж и всегда ухоженные руки. Когда я подросла и стала превращаться в девушку, она мне всегда говорила: «Никогда не выходи из дома с ненакрашенным лицом: даже, чтобы опустить письмо в почтовый ящик или выбросить мусор на помойку. Ты в любой момент можешь встретить знакомых, которые потом скажут: «Не так уж она и хороша без макияжа-то», и вообще это неуважение к прохожим ходить неприбранной». Когда были в моде бабетты, Изи делала укладку в парикмахерской 2 раза в неделю, и ночью спала на диванном валике, дабы сохранить целостность прически. Она всегда носила четкие формы, не терпя размытости в фигуре. Хорошая осанка и гордая посадка головы делали ее везде заметной. Ее знали в школе все ученики. Как-то у нее на колготках поехала стрелка, а поскольку капроновые колготки были в дефиците и женщины обычно не имели запасного варианта в сумочке, как сейчас, то возможности как-то замаскировать сей дефект не было. Она шла по коридору, когда ее обогнала коллега и доверительно прошептала: «Изи Михайловна, у Вас поехала стрелка..». Изи изобразила искреннее изумление: «Неужели! Айяйяй, какая оплошность! Спасибо большое, что сказали!» и пошла дальше. Пока она дошла до класса, еще человек пять посчитали нужным тихо сообщить о произошедшей неприятности. Каждый раз Изи округляла глаза и произносила что-то вроде «Ну надо же! Благодарю Вас, что сказали». Когда в конце рабочего дня к ней подошла очередная коллега и сообщила про стрелку, Изи произнесла: «Ой, и правда! Ну надо же, как же я не заметила!» «Изи Михайловна, Вы уже мне так говорили сегодня утром», - сказала учительница математики.

Изи Михайловна была очень терпеливым педагогом, никогда не раздражалась и уважительно относилась даже к самым отпетым двоечникам. Поскольку она со всем сердцем отдавалась профессии, материал она преподносила легко, понятно и запоминаемо. Практически все ученики, которые ходили домой к Изе брать частные уроки, потом всю жизнь помнили о ней, и каждое первое сентября Изи всю жизнь получала огромные охапки цветов и поток телефонных звонков с поздравлениями. Как-то ей позвонил очень известный в нашей стране адвокат и сказал: «Вы меня помните? Вы меня вытянули из вечных троечников в отличники. Благодаря Вам, я полюбил родную речь, что позволило мне в будущем стать тем, кто я есть. Вы – самая замечательная женщина, которую я встречал в жизни».

Тем временем, дети выросли. Наташу Изи выдала замуж за капитана дальнего плавания. Она давно присмотрела жениха для своей дочери, и каждый раз, когда она видела, что Володя приближается к дому, открывала двери балкона и просто гнала Наташу к фортепьяно, чтобы та громко играла и Володя услышал, что такая красивая девушка еще и талантлива. Александр закончил физтех и начал карьеру ученого. Научная деятельность настолько его влекла, что он просто забывал о том, что есть еще и реальная жизнь. При этом он успел жениться, развестись и еще раз жениться – в этот раз на моей маме.

Ефим Александрович умер, когда мне было 3 года. Изи Михайловна после его смерти долго одна не осталась. У нее была масса поклонников, романы – длительные и не очень.

Через три года после смерти Ефима у Изи обнаружили рак молочной железы. Врач вызвал Наташу и Александра и сообщил, что маме остался месяц. Рак в последней стадии, операцию, конечно, сделать можно, но нет никаких прогнозов. Скорее всего, мама умрет, поэтому выбор за вами: сообщать ей об этом или нет. Они сообщили. Изи, убитая услышанным, ехала в трамвае и размышляла, что нужно успеть сделать в этот месяц. Потом вдруг она улыбнулась - ее мысли переключились на то, что хорошего в ее предстоящей смерти. «А! Зубы делать не надо!» - с ликованием  подумала она, по плану ей предстояла имплантация через 2 месяца. С таким настроем Изи победила рак. Ей сделали операцию, «оттяпали грудь», как она говорила, и рак больше никогда не постучался в ее жизненную дверь и никак о себе не напомнил. Она умерла практически через 30 лет после операции и совсем от другого. С одной грудью она умудрялась крутить роман да такой бурный, что семидесятилетний любовник не выдержал накала страстей и скончался от сердечного приступа.

Все в семье росли, взрослели, старели, любили, женились, рожали – а Изи как-будто была неподвластна времени. Когда я была маленькой, я ее всегда называла на «Вы», почему-то она у меня никак не ассоциировалась с бабушкой. В подростковом возрасте она мне всегда казалась неприступной королевой с правильной донельзя речью, учительскими интонациями и горделивой осанкой. Она всегда громко смеялась, шутила, ее никому бы в голову не пришло назвать старухой. Когда я на даче внезапно могла прибежать с подружками, она громко возмущалась: «Не входите, я без прически!» И через пять минут появлялась, ухоженная и готовая напечь беляшей и пирожков. Когда моей мамы не было поблизости, она подзывала меня и шептала заговорщически: «Давай по кофейку и сигаретке, а? Иди, принеси из моей спальни красную длинную пачку с надписью «Море». Однажды бабушка смотрела передачу про Плисецкую, вдруг встала с дивана и легкими пируэтами пропорхала по коридору. Я просто потеряла дар речи. Очень часто на даче ко мне подходили пожилые мужчины и интересовались, замужем ли моя бабушка. Ей было в это время около восьмидесяти.
 
Первый инфаркт случился у бабушки в моем присутствии, по стечению обстоятельств. К этому времени я уже более десяти лет жила в Москве, уже была замужем и уже родилась наша первая дочка. Мы с моим мужем прилетели навестить родственников в моем родном Екатеринбурге: тетя Наташа и бабушка объединили квартиры и жили вместе. Собралась, в лучших традициях бабушкиного дома,  шумная компания, состоящая из внуков Изи и их вторых половин. Мы много смеялись, пили шампанское, слушали музыку. В полночь бабуля пошла спать, а через два часа мы вызвали скорую. После этого инфаркта бабуля недолго соблюдала постельный режим, и уже через недельку тетка ее ругала за «кофеек с сигареткой». Более того, пуще прежнего начала давать частные уроки, давно уже освоив программу для сдачи ЕГЭ. Через три месяца бабушка, после третьего инфаркта, покинула этот мир. Она просто уснула и не проснулась.

Я не поехала на похороны, потому что просто не могла себе представить, что увижу ее не живой, без ее эмоций и молодого заводного блеска в глазах. А моя тетя Наташа хранит записку, которую Изи Михайловна написала, отправляясь на операцию по удалению груди: «Дороги дети, если я умру, не надо меня оплакивать и переживать. Я прожила очень интересную жизнь. Всю свою жизнь я любила и была любима. Я благодарна Богу за такую жизнь».