Кузьмич

Пассажирский поезд тащился по серой в сибирских сумерках степи. На календаре весна, а здесь еще лежал снег и от того окрестность казалась еще унылее. Поезд делал частые остановки. В вагон входили и выходили люди, старались говорить негромко, но дверь хлопала, как пистолетный выстрел, и было трудно понять, как большая часть пассажиров умудрялась спать.
Алексей Борисович сидел недалеко от входа и наблюдал за окном суету привокзальной ночной жизни, а когда поезд трогался дальше, то смотрел, как собственное отражение в оконном стекле неслось по окружающим увалам.
В его кармане лежала путевка в санаторий. И он думал, что ранним утром, когда будет на месте, пожертвует завтраком, но выспится вдоволь.
Автобус доставил отдыхающих к административному корпусу. Их уже ждали. Белокурая медсестра, когда очередь дошла до Алексея Борисовича, как бы между делом капризно пожаловалась своей помощнице: «Какая тоска – эти ночные дежурства!». Алексея Борисовича будто кто дернул за язык: «С удовольствием составлю вам компанию». «Посмотрим, посмотрим…» - многозначительно протянула та, успев заглянуть в графу «семейное положение» и дала бумажку с указанием комнаты.
Не успел он устроиться, как вошли двое мужчин, оба крупные, оттого в небольшой комнате сразу стало тесновато. Они поздоровались.
- Алексей…инженер-строитель, - коротко представился Алексей Борисович.
Один из вошедших ему не понравился – выутюженный, при галстуке, взгляд настороженный. Второй был одет в светло-коричневый костюм, на котором виднелись две орденские планки. Привлекали внимательные,  добрые и слегка усталые глаза. Он первый протянул руку: «Василий…Кузьмич, ваш сосед. - И тут же обратился к своему спутнику: - Пойдем, посидим в холле у телевизора по-стариковски. Человек ночь ехал, пусть отдохнет.» Они ушли. Но спать уже расхотелось. В окне было видно, как по асфальтовой дорожке прогуливаются отдыхающие, и Алексей Борисович решил прогуляться.  В комнату вернулся только после обеда. Кузьмич лежал на койке поверх одеяла. Он не спал и приветливо улыбался. Алексей Борисович, раскладывая постель, заговорил: «Отличный воздух. В городе такого нет. Вот и врачи говорят, чтобы человек не захирел, надо ежедневно проходить не менее десяти километров».
-Эх, парень,- добродушно отозвался Кузьмич,- я бы рад целый день ходить, да ноги у меня, - он приподнял штанину, показав два глубоких багровых рубца.- Вот, здешняя грязь выручает. Спасибо хирургу, что в медсанбате не оттяпал, времени мало прошло после ранения.
Алексей Борисович боялся его, когда возникла пауза, спросил: «Из окружения, Кузьмич, выходили?»
- В сорок третьем, уже зимой. Две недели в тылу немцев с разведротой. Взяли языка, офицера-штабиста. Через линию фронта переходили ночью. Шпарили они, головы не поднять, а я волоку этого на себе и думаю: только бы в него не попали. А чтобы не брыкался, связали его по рукам и ногам, и кляп воткнули. Да промашку дали, мы все в маскхалатах, а его видать издалека.
Уж до своих совсем немного осталось, да ранило меня в обе ноги. А когда хлопцы меня понесли, еще и в спину добавило. Убивался после мой товарищ боевой, Артем (отчаянный был разведчик), что его пуля мне досталась, Да на войне разве разберешь, где, чья пуля? – Кузьмич часто и прерывисто задышал, сел в кровати.- Да и не пуля его ждала. Подорвался на мине,- Кузьмич опять прилег на подушку и, отвернувшись к стене, замолчал.
Сон уже не шел к Алексею. Ему хотелось узнать, что было дальше, да видел, как нелегко даются старому солдату воспоминания.
- Не спишь, Леша?- вдруг негромко окликнул сосед.
- Нет, нет, Кузьмич, - обрадовался Алексей.- Лежу вот, думаю. Интересно, а как дальше судьба повернулась?
- А дальше орден мне вручили, уже второй, а затем списали вчистую. Вот вы, молодые, шебуршитесь чего-то. Взялись все перестроить. А если, к примеру, я всю жизнь и так честно жил? Каждый год, день, час. Как вы меня перестроить хотите?- в голосе Кузьмича послышалась насмешка. – Вот ведь и машины нынче есть думающие, а додумались же отправлять уголь из Воркуты во Владивосток! Машина, конечно, такую дурость не надумает. Это дело рук человеческих…Кузьмич заметно рассердился.- Недавно видел, по центральному телевидению, шахтеры рассказывали о Воркуте, и тоска на меня накатила - брат там сгинул после войны. Четверо нас братьев было. Двое с фронта не вернулись. Отец после войны недолго прожил. Мать к себе зову, ни в какую, говорит от отца не поеду.
Кузьмич опять сел в постели, выпил залпом воды из графина и продолжал: «После госпиталя я вернулся домой, подлечился, забрал жену с сыном и, ближе к теплу, в теплые края подался. Да и врачи советовали климат поменять. Родила там жена второго сына. Сел я на машину, шоферил. И работал же я, Леха! Да вдруг, приходит весточка от брата. Приехать собирается и после лагеря. Вот моя разлюбезная начала хлюпать носом: зачем, дескать, нам такой родственник? Всё у нас есть, а из-за него всё потеряем. Добром просил её утихнуть, однако, гляжу - не унимается. А рука у меня тяжелая, прибью, думаю, а дети сиротами останутся. Завербовался на северный прииск. Спохватилась потом, писала: «Прости глупую, возвращайся, ведь дети у нас». Не смог я супротив самого себя, брата в ту пору уже не стало.- Кузьмич снова умолк.
- А сыны как?- спросил Алексей Борисович.
- Выросли. Один уже армию отслужил, университет закончил. Нужды они, пока росли, не знали. Работал я на Севере, на дальних рейсах. Мне одному много ли надо? Потом старые раны стали беспокоить. Уехал с Севера. Устроился на базу, дали автофургон. Работа непыльная, несколько раз в месяц развозил ящики с торговой базы по квартирам. Иной раз не дадут сопровождающего, сам занесу груз. Да однажды, видать, на погоду разболелись ноги. Машину оставил внизу, поднялся, позвонил: « « В машине для вас груз, сходите, сами заберите». Мадам в халате с какими-то диковинными птицами губки надула крашенные: «Альбертик, сынок, сходи, принеси продукты». Появился «сынок», дверной косяк подпирает, на меня глянул: «А что мужик? Ему за что деньги платят?» Сдержал я себя и говорю: «Через пять минут не заберете ящик, брошу на улице!»- и на прощание саданул дверью. Забрали они груз, а я - в гараж. Смотрю, бежит завгар, аж белый весь: «Ты что, Кузьмич, натворил? Знаешь, откуда звонили?!»
Тут я ему всё и высказал. Стали меня потихоньку выживать. С машины сняли под видом капремонта. Посадили на старую. В президиум перестали сажать. Да в ту пору пенсия подошла, и решил я податься в родные края, в Сибирь. Слышал потом, что завгар все одно плохо кончил, пошел по делу с конфискацией. А мне его жалко даже. Всю жизнь прожил под страхом.
Кузьмич притих. Тут без стука вошел его приятель. Кузьмич не очень приветливо указал ему на стул: «Посиди-ка, я доскажу вот про свою жизнь человеку…  Приехал, значит, в родное село и решил первым делом дом поставить. Нашли мне дело при мастерской. Сошлись с вдовой. Дочь при ней уже на выданье. Зачастил к ней музыкальный деятель.  Мне он сразу не понравился. Тискает девку при всех, потом оказалось,  что у него жена и двое детей. И забыл дорогу к нам в село. Растет теперь в доме дите малое без отца. Кто виноват? Кого надо перестраивать? Какую машину кибернетическую спрашивать? Про то, что на совхозной ферме что ни зима, то падеж скота. А уж молоко…то слезы, а не молоко. А сидит при управляющем целый штат, шесть человек и все, вроде, при деле, а в поле работать некому, городских ждем. Написал я письмо в газету, да всё осталось по-прежнему. Только управляющий здороваться перестал. А мне что? Не могу же я супротив самого себя. Уволился из мастерской, поставил несколько ульев для внучки. Приглашают на встречи с учениками. Встречаюсь с ними, смотрю в их глазенки и думаю, какими вырастут?- Кузьмич грузно оперся на подушку. Встал: «Ну, что, приятель, надо бы тебе за «козла» отыграться».
После их ухода Алексей долго думал. Вспомнилась последняя отчетная конференция, на которой хотел рассказать он о беспорядках на стройке, о приписках и рвачестве…Уже записался для выступления, да бумажку подал последним и всё сидел, как на иголках. И радовался потом, что не дали слова. А вот сейчас перед ним сидел человек, которого, казалось не мучали никакие сомнения. Крепко расшевелил его Кузьмич.
Через несколько дней путевка у Кузьмича закончилась, они тепло распрощались, обменялись адресами. В комнату вселился геолог-ровесник Алексея. По утрам они делали хорошие пробежки, вечерами ходили в клуб.
Из санатория Алексей Борисович уезжал с хорошим настроением. Дома, в суете дел, он снова завертелся, но к празднику послал Кузьмичу поздравительную открытку, приглашая приехать в гости. Ответа не получил. Или приболел, или забыл старик. Мало ли у него в жизни встреч?