Рассказ из далёкого советского времени

     Я нашёл этот свой рассказ из далёкого уже советского времени в своей старой тетради и решил опубликовать. Рассказ, к сожалению, не закончен. Он был написан 29 августа 1978г. по горячим следам. События, наверно, произошли в выходные, 26-27 августа 1978г., когда я поехал в свою бывшую воинскую часть в Подлипках, чтобы отвезти друзьям-сослуживцам дембельскую форму и отметить жизнь на гражданке. Отметили хорошо! Даже повалялись в объятиях с девушками на траве под августовским ночным небом. 
     У рассказа не было названия, и название рассказу я дал сейчас, когда решил его опубликовать и, перепечатывая, прочитал его. Эти события произошли через 3 месяца после моего возвращения со срочной службы в Советской Армии. Я тогда поступил в Университет Дружбы Народов на экономический факультет. Готовился к экзамену "сочинение" перед поступлением очень тщательно, поэтому рассказ удался. Чтение классической русской литературы и подготовка к сочинению наложили на рассказ отпечаток. Рассказ публикую впервые.

                *          *          *

     На моих часах 1 час 15 минут ночи. Я задержался в гостях у товарищей. Все мои помыслы сейчас сосредоточены на том, как бы попасть в метро до закрытия и добраться домой. Пригородная электричка подкатывает к перрону Ярославского вокзала. Я чуть ли не с силой распахиваю створки дверей вагона и бегу к станции метро.
     Стояла прекрасная тёплая ночь. Одна из таких, которые бывают в конце лета. Безветренно и очень тепло. Двери станции метро были намертво закрыты. Я заглянул в стекло двери и только сейчас заметил, что в зале, где стоят разменные автоматы, никого нет, и горит единственная люстра тусклым светом. Ещё какое-то мгновение я простоял, обдумывая, что делать дальше. Первым моим желанием было броситься к такси: машина за машиной подъезжали к зданию вокзала. Таксист, который только что подкатил, на мой вопрос: "Не подвезёт ли он меня в Кунцево?" - быстро ответил: "Иди на стоянку". Причём я понял, что к моему вопросу он был безучастен. Я было направился к стоянке, но, заметив, что там слишком много народу, повернул в сторону. Сейчас я понадеялся на частника, его широкую и не капризную натуру. Я залез в старенький "москвичок", водитель которого согласился довезти до Кунцево.
     Не успели мы тронуться с места, как он, не поворачивая головы, спросил:
 - А у тебя деньги-то есть?
Я ответил утвердительно.
 - Нужна десятка, - произнёс он.
Десятки у меня не было, и я честно ему в этом признался.
Поняв, что без десятки он меня не повезёт, я вылез из машины и пошёл искать более согласительного водителя, но потом у меня возникла мысль:
 - А что если мне податься до Белорусского вокзала? Глядишь-ка на электричку успею. С такими мыслями я вернулся к водителю "москвича". Через десять минут мы подъехали на площадь перед Белорусским вокзалом. Зануда настаивал на трёх рублях, а я ему дал два. И я насыпал в протянутую руку горсть мелочи. (Для тех, кто живёт сейчас и не знает цены советского времени, сообщаю, что тогда проезд в московском городском транспорте стоил 5 копеек на метро и автобусе, 4 копейки на троллейбусе и 3 копейки на трамвае. Это уже потом цены на проезд в городском транспорте выровнялись  и стали везде 5 копеек). Последние слова его были:
 - Ты уж извини, сейчас цены такие.
Я захлопнул дверцу "москвича". На меня нахлынула прохлада августовской ночи. Стрелой я побежал к табло с надписями движения пригородных поездов. Табло возвещало, что в 3 часа 57 минут ночи пойдёт электричка на Бородино. На моих часах было около двух часов ночи. Я ещё пытался поймать такси, но либо не хотели везти в Кунцево, либо требовали десятку. Я вернулся в здание пустого вокзала. Уборщица мыла пол. Я поднялся на свою платформу. На лавках спали запоздалые пассажиры. Постояв немного, пошёл разыскивать туалет. На двери красовалось расписание работы туалета с точностью до дня, со множеством перерывов. Туалет был закрыт. Я повернулся и вышел на платформу. Двое мужчин спросили, куда я путь держу? И узнав, что я всего лишь до Кунцево, а не дальше, разочарованно развели руками:
 - А мы бы тебя в почтово-багажном до Вязьмы подбросили бы!
Я поблагодарил за внимание и спустился в подземный переход, ведущий к моей платформе. Переход вывел меня к лестничному маршу, по которому я проник в просторный зал. Кроме двух уборщиц и нескольких запоздалых пассажиров я никого не усмотрел. Мне захотелось с кем-то пообщаться, и я облокотился об поручень перилы.
     Напротив меня стоял молодой человек, если можно назвать молодым мужчину в тридцать лет. Одет он был очень по-обычному. Типичный молодой рабочий. Лицо вытянутое. Кожа далеко не молодая. Выражение глаз - сознательное, и я бы даже сказал: несколько задумчивое. Около него на поручнях лежала книга. Я разглядел надпись: Алексей Толстой "Хождение по мукам". Некоторое время мы сидели и молча смотрели друг на друга, как бы оценивая, стоит ли открыть рот и заговорить или не стоит. Разговор начался как всегда с мелочей. Он попросил сигарету - я ответил, что не курю.
     Тогда он слез со своего импровизированного насеста и отправился на поиски курева. Кроме нас в зале я заметил гуляющую молодую парочку и двоих захмелевших пожилых мужчин, которые мирно устроились в каком-то полутёмном закутке. В глаза бросалась их низкорослость. Лица, рано увядшие и сильно испитые. В голову бросилась навязчивая мысль: "Они, наверняка, и со степенью инвалидности".
     В зале появилось новое лицо: мужчина лет сорока, подвыпивший. Лицо с весёлой ухмылкой. На вид рабочий, трудяга. К нему и направился мой новый знакомый. Сигарет у него не оказалось, и мы смогли начать наш разговор.
     Я не буду приводить его дословно, но молодой человек меня сразу расположил к себе. Я узнал, что ему 31 год, что он работает фрезеровщиком на заводе. Задержался у товарищей по работе. Я поинтересовался, что делали? Они часто собираются, обсуждают книги, писателей, идеи, много спорят. Сегодня был спор по поводу Алексея Толстого. Спор вокруг идейного содержания "Хождения по мукам". По его мнению, в творчестве А.Толстого много от Маяковского и Хлебникова.
     Я прервал его и спросил:
 - Много чего? Футуризма?
     Он утвердительно кивнул головой. Хлебникова он читал, но многое ему непонятно. У него своё мнение о А.Толстом. Чтобы его аргументированно доказать, он взял "Хождение по мукам" на встречу со своими друзьями. Он мне рассказал о своей женитьбе и себе самом. Сам он родился в старых улочках Москвы, выходящих на улицу Горького. О Москве он говорил с особой теплотой и искренностью. Но слова его относились к старой Москве. О новой Москве он отзывался скорее отрицательно. Сейчас он живёт в Орехово-Борисово, в 12-ти этажном доме, на 9-м этаже. У него есть мечта. А это явление - довольно редкое в нашей обыденной жизни. Мечта эта может показаться несколько странной. Он мечтает обойти пешком всю старую Москву. Ему нравится церквушка, что стоит у гостиницы "Россия". Та, в которой находится Музей "Боярского быта". Я ему задаю вопрос:
 - А нравится ли церквушка на Калининском проспекте?
И наш разговор меняет своё русло. О Калининском он отзывается насмешливо, называя его челюстью, зубным протезом города. Я узнаю о его женитьбе. Он увлекался туризмом. В один из походов попал в деревушку в 12 километрах от Можайска. Здесь он познакомился с девушкой. Она ему понравилась. И он ей. Но местные парни рассудили по-другому. Он был сильно побит, но от девушки не отказался. Продолжал с ней встречаться. Заочно поколотил тех ребят.
 - А когда люди друг друга бьют, они сближаются, - его слова.
Короче, он на ней женился. Сейчас уже ребёнок.
 - Жена у меня добрая! Мы верим друг другу, - сказал он.
Вот почти всё, что он о себе рассказал. О себе я обмолвился, что недавно вернулся из армии. А сейчас навещал товарищей по службе. Мы друг другу не представились. В этом не было необходимости.
     Наш разговор постоянно прерывался. Он ещё сделал одну попытку найти курево. Обратился к молодой парочке. Девушка, которая не показалась мне чем-то привлекательной, из бокового кармана своего демисезонного салатового пальтишка достала 1 штуку "Беломорканала". Мой знакомый поблагодарил её, и до меня долетели обрывки незнакомой мне речи. Мой знакомый вернулся и произнёс:
 - I am sorry! - и пояснил. - Я увлекаюсь английским. Это моё хобби. Я с 1947 года. И время моей юности совпало с появлением ансамбля "Битлз".
 - Ты знаешь? - я утвердительно кивнул головой.
     В это время я заметил, как парочка, до этого не обращавшая на нас внимания, бросила в нашу сторону взгляд. Я услышал, как девушка произнесла:
 - Посмотри, это - какие-то иностранцы.
Мой собеседник заулыбался.
 - Ну, так вот, - продолжал он, - сначала английский давался мне с трудом, а сейчас у меня калифорнийское произношение.
Произношение, действительно, было неплохим.
 - Ты знаешь, - мы уже перешли на ты, - к нам часто на завод приходят американские и английские технические проспекты, и инженеры не в состоянии быстро и толково перевести с английского. Обычно обращаются ко мне, и я в этом не нахожу ничего удивительного.

     В это время к нам присоединился тот сорокалетний, к которому первый раз обращался мой собеседник. Он - пьян, но неплохо соображает.
 - Простите, где вы достали папиросу? - спрашивает он, растягивая слова заплетающимся языком.
 - Беломор Кэмэл - вон у той девушки, - произносит мой собеседник.
Сорокалетний скоро возвращается, попыхивая Кэмэлом, и угощает ещё двумя папиросами той же марки. Мой собеседник сначала отказывается, но переубедить "старика" не удаётся. И два Кэмэла помещаются на обложке "Хождения по мукам".
     Мы узнаём, что "старику" 41 год. И он держит путь до станции Баковка. То есть всем нам по пути.
 - Разрешите к вам присоединиться, - начинает "старик".
На лице играет полупьяная улыбка.
 - Пожалуйста! Будем очень рады, - произносит мой собеседник.
 - Вы говорите об Алексее Толстом. Кто лучше? - Лев или Алексей? Я думаю, Лев лучше, - произносит "старик" с видом человека, довольного своей умно высказанной мыслью.
 - Нет, постойте! - произносит мой собеседник, - мы не сравниваем Льва с Алексеем. Мы просто говорим об Алексее. Может быть, вы нам сможете о нём что-нибудь рассказать?
"Старик" начинает что-то говорить об Алексее Толстом. Что он хороший писатель, но Лев всё равно лучше. Говорит он невразумительно. На лице играет всё та же полупьяная улыбка. Мой собеседник начинает проявлять признаки нетерпения. Наконец "старик" замолкает, глубоко наполняя свои лёгкие клубами дыма. Бычок от "Кэмэла" медленно затухает в его руке. Он почему-то не берёт у нас папиросы, а направляется к девушке в салатовом пальтишке и возвращается с новеньким "Кэмэлом" во рту.
 - Ну, а скажи, - начинает мой собеседник, - вот, ты прожил 41 год.
Почему-то обращение на ты не устраивает "старика", и он начинает ворчать.
Мой собеседник выслушивает это ворчание без особого внимания.
 - Каждый год даёт что-то новое в жизни человека. Так? - продолжал мой собеседник.
 - Верно, - утвердительно произносит "старик".
 - Ну, так ответь нам. Вот, мы - молодые, - продолжает мой собеседник, указывая на себя и меня пальцем. - В чём лично для тебя смысл жизни?
По лицу моему скользит улыбка. "Старик" оторопел и дико смотрит на нас.
Поняв, наконец, вопрос, он браво выпаливает фразу:
 - В чём смысл жизни, говоришь?.. и он тут же отвечает, - в коммунизме.
На лице его опять сияет довольная улыбка.
     Казалось, всё встало на свои места. Но моего собеседника, видно, не так-то просто удовлетворить.
 - Ладно, - говорит он. - Ты мозги не запудривай. Оставь это для кого-нибудь другого. Ты ответь по-человечески: в чём для тебя лично смысл жизни?
Вся эта сцена напоминает мне кусок из поэмы Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?", где мужики из деревень встретились и заспорили: "кому живётся весело вольготно на Руси".
     Брови у "старика" сходятся к переносице, лицо неожиданно трезвеет и принимает жёсткий, угрюмый вид.
 - Ты чего хочешь? Я - член партии.
Меня эти слова ошарашивают. Но моего собеседника этим не сразить.
 - Я тоже член партии, - произносит он.
Лицо "старика" выражает крайнюю степень недовольства.
 - Я восемь лет в партии, - говорит он.
 - Ну, и что? Я - шесть лет, - отвечает мой собеседник.
Лицо "старика" постепенно просветляется. На нём снова появляется весёлая полупьяная улыбка.
 - Смысл жизни? - и он делает паузу, - в женщинах! Чем больше женщин - тем лучше!
"Старик" начинает смеяться. На лице - полное самодовольство.
     Пока он смеётся, к нам приближается парочка. Девушка держит в руках коробку английских дорогих сигарет "Dunhill", в темноте поблескивающей золотыми буквами на чёрном глянцевом фоне большой квадратной коробки. Эти сигареты отличались особым пьянящим ароматом.
     Старик уже инстинктивно тянется к карману её салатового пальтишка, где покоится пачка с "Кэмэлом".
     Только сейчас я по-настоящему способен рассмотреть эту молодую особу. Её вид меня приводит по крайней мере в изумление. Она среднего роста, худенькая, тело слабое. Пальтишко на ней болтается. Я смотрю на её лицо. Это лицо человека, который много пьёт. Ярко намалёванные губы, безжизненный взгляд. Но главное - это щёки! Они... в синяках. В руках она держит чёрную полиэтиленовую пакет-сумку. На ногах - коротенькие носочки, на которых сидят красные комнатные тапки, мягкие и тёплые. Она достаёт начатую пачку "Беломорканала" и даёт две папиросы "старику" и две кладёт на "Хождение по мукам", к нашим двум. Итого - четыре.
 - Послушайте, юноша! - начинает мой собеседник, обращаясь к парню девушки.
 - Вы сказали, что у вас нет курева.
Молодой человек не придаёт этим словам особого внимания, но произносит:
 - Послушай, - он обращается к девушке, - отдай ему эту пачку.
И он указывает на "старика". Девушка некоторое время держит пачку английских сигарет этикеткой к нам, а затем убирает в карман своего салатового пальтишка.
     Через некоторое время мы видим её одну в дальнем плохо освещённом закоулке. Парня уже нет. "Старик" направляется в её сторону. Мы молча наблюдаем.
     Зрение у меня слабое. И я не вижу ни выражения лица девушки, ни выражения лица "старика". "Старик" подходит к ней и о чём-то быстро говорит. Девушка от него отшатывается. Поднимает руки со сжатыми кулаками, и до нас доносится её крикливый полуматерный голос:
 - Я-те постираю рубашонку! Я-те покажу! Дрянь ты этакая!...
Как писал В.В.Маяковский: "Ругань раздавалась от писка до писка...".
"Старик" выглядит несколько ошарашенным. Он подходит к нам и бросает на "салатовое пальтишко" полупрезрительные, полунасмешливые взгляды. Ещё через несколько мгновений девушка приближается к нам, прямо глядя злыми глазами в сторону "старика" и изрыгая из своей разукрашенной пасти матерщину. Почерневшие от никотина пальцы судорожно сжимают потухшую папиросу.
 - Ух, ненавижу! Я такую морду, как у тебя, уже не раз видела, - зло выкрикивает "салатовое пальтишко" в лицо "старику".
 - Я-те, скотина, покажу! Я тебя в раз к Финогееву спровожу. Посидишь у него суток 15, - продолжает "салатовое пальтишко".
     Старик начинает мрачнеть. Он сжимает кулаки с покрасневшими суставами и, кажется, вот-вот пустит их в ход. Девушка уже доходит до последней степени экзальтации. Глаза навыкат. Рука резко поднимается и наносит сильную пощёчину "старику". Тот рычит и готов сам вступиться в схватку. В этот момент мой собеседник разъединяет их.
 - Девушка, - говорит он. - Вы, пожалуйста, только без резких слов и движений.
 - Девушка, - спрашивает он. - А как вас зовут?
 - Валентина. Валентина Николаевна. Я к вам, ребята, ничего плохого не имею, - говорит она голосом, в котором чувствуется сила и власть.
 - Вы работаете и идите себе спокойно. А эта сволочь, - и она переходит на шёпот. - С этой сволочью я буду сама разговаривать.
     Она крепко хватает "старика" за рукав пиджака и увлекает его за колонны.
Пока их нет, мой собеседник еле слышно говорит мне:
 - Я сам подстроил этот концерт. Ты знаешь, кто это такая Валентина Николаевна и те двое пьяненьких, что сидят в полутёмном углу?
Я, конечно, не знаю.
 - А я здесь появился немного пораньше тебя и понаблюдал кое-что.
 - Это, - говорит он, - воры - не воры, а обдираловщики. Работают они втроем. Валентина Николаевна выбирает жертву. Это - пьяный, но не всякий пьяный. Заводит жертву в какой-нибудь полутёмный угол. А там их поджидает двое старичков, которые скоренько выгребают всю звонкую монету из карманов, документы не трогают. И всё это делается для того, чтобы назавтра напиться вдрызг и закусить. Валентина Николаевна здесь работает не первый день. У неё большой опыт.
 - А как же милиция? - наивно спрашиваю я. - Куда она смотрит? Разве она не знает?

     Только сейчас, напечатав этот свой рассказ, я обнаружил, что к сожалению, рассказ не закончен. Домой я добрался под утро.



  Рю С.Ю. - 29 августа 1978 года

  Рассказ публикуется впервые.