Числа и идентичность. Глава 50

1. В этой главе мы продолжим разбор свидетельств Олмстеда о торговле рабами на Юге США как примере рыночного отчуждения социальных отношений. Как я уже указывал в предшествующей 22й главе вторую стадию отчуждения, связанную с самим актом продажи, в терминах матрицы социальной идентичности можно описать как перевод продаваемых рабов (контекстное поле ценностей Н)из проксимономной связки НС (ценность/личность) в архономную/морфономную связку HD (ценность/мир), то есть переход их из положения личной (находящейся в личных проксимономных отношениях с владельцем С и другими людьми)безусловной и неразменной ценности в ценность безличную, условную и разменную, определяемую контекстным полем мира D, как аггрегата сырьевых ресурсов и отходов.

2. С другой стороны, по отношению уже не к обьекту, а к субьекту власти, то есть в данном случае рабовладельцу (контекстное поле субьекта власти F)тот же акт продажи мог означать регрессию экзистенциальной пропозиции, сведение многообразной реальности, представленной всей верхней горизонтальной сигнификативной линией АВ, от абстрактных принципов А, таких как справедливость или истина, до жизненных форм/традиций и чувств (контекстное поле форм В) к одной только точке F в середине этой линии, в ее пересечении с вертикальной центральной инструментальной линией HF иными словами к данности наличного интереса, простого расчета и моментальной выгоды (калькулономика/моментономика). Именно такое сведение/регрессия многосложной реальной мотивации к инструментальной выгоде непосредственного материального интереса наглядно представлено в цитируемом мною ниже рассказе Олмстеда.

Джентльмен…рассказал мне,что, когда он проезжал через Виргинию этой зимой, в вагон в котором он сидел вошел человек в сопровождении девушки негритянки, лицо которой выражало страх и печаль. Он подумал что она совершила преступление и спросил его, что она сделала."Что сделала? Да ничего". "Так что же вы собираетесь с ней сделать" "Я везу ее в Ричмонд (столица Виргинии ЛБ) на продажу." "Она принадлежит вам?" "Нет, она принадлежит Н. он ее и вырастил."Так почему же он продает ее, чем она провинилась?" "Провинилась? Да, как я полагаю, ничем." "Тогда почему же он хочет ее продать?" "Почему? Да почему он не должен ее продавать? Он продает одну или две каждый год, деньги за них хочет, как я думаю".Раздраженный тон и суровый взгляд с которыми это было сказано убедили моего друга прекратить дальнейшие расспросы (Olmsted 1856, 56-57)

3. В этом отрывке мы сталкиваемся с двумя альтернативными подходами к акту продажи. Первый, не вполне инструментальный и не полностью регрессивный тематизирует всю сигнификативную линию АВ, включая контекстное поле принципов справедливости А и проксимономное контекстное поле жизненных форм т.е. чувств,обычаев и традиций и поэтому предполагает, что продать раба можно в наказание за те или иные проступки и нарушения или может быть за какой либо конфликт с хозяином. Второй, целиком инструментальный и регрессивный тематизирует только точку субьекта власти F, где верхняя горизонтальная сигнификативная линия АВ пересекается с центральной вертикальной инструментальной линией FH частного материального интереса, непосредственной денежной выгоды.

4. Вот это сведение общественной власти в данном случае отдельного рабовладельца, как совокупного представителя рабовладельческого южного общества к голому частному вертикальному инструментальному интересу в таких парадигмах как эгономика/эпиномика CFD имело громадные общественные последствия. Более чем что либо еще оно делегитимизировало рабство, как социальное учреждение, лишая его патерналистского проксимономного оправдания.

5. Но почему мы можем считать данного рабовладельца выразителем характера общественной власти на Юге 1850х годов, накануне Гражданской войны? А потому,что авторитетные и влиятельные представители Юга и защитники рабовладения, такие как сенатор Хэммонд с его лежневой теорией общества,  своими восторгами по поводу рынка и работорговли, по сути дела санкционировали такое регрессивное инструментальное поведение, тем самым превратив проксимономный патернализм в прикрытие неприглядной действительности массовой торговли людьми. Если царем на Юге действительно был хлопок, то есть хлопковый рынок, как это утверждал Хэммонд в своей знаменитой речи, то тем самым "особое учреждение", как на Юге называли рабство превращалось в концентрированное выражение голого частного интереса.

6. Но когда власть превращается в слепое орудие частного интереса, она теряет свой общественный  характер и свою легитимацию, тем самым открывая дорогу для экзистенциального общественного кризиса, который в конце концов может принять форму революции или гражданской войны.

7. Об этом очень хорошо говорил Токвиль в своей знаменитой речи во французском парламенте, накануне февральской революции 1848г. В этой речи, произнесенной 27 января 1848г., он обьяснил удивленным депутатам, что власть правительства Луи Филиппа, утратила свое влияние в массах именно потому, что ее считают орудием частного инструментального интереса, и что поэтому внешнее спокойствие, которое они наблюдают обманчиво, а на деле они депутаты сидят на вулкане.

Это болезнь, которую надо вылечить во что бы то ни стало, иначе, поверьте мне, она унесет нас всех…Я говорю, что то, что происходит в правящем классе возмущает и пугает меня.То,что я вижу,господа,можно одним словом выразить так: общественные нравы меняются и уже глубоко изменились, эта перемена становится со дня на день все больше, общие интересы,чувства и идеи все более и более заменяются особыми интересами, целями и точками зрения, взятыми из частной жизни и частных интересов…Франция была первой,кто бросил в мир, среди грома ее первой революции, принципы,которые  сделались принципами обновления во всех современных обществах.В этом была ее слава и наиболее ценная часть ее.Но теперь, господа, именно эти принципы подрываются каждый день нашим собственным примером.То, как мы их по видимому применяем, заставляет мир терять веру в них…Европа задается вопросом, на самом ли деле, как мы это утверждаем, мы ведем человеческие общества к более счастливому и процветающему будущему или мы тянем их вместе с нами вниз, в нравственный развал и разрушение. Это, господа, причиняет мне особую боль в том зрелище, которое мы являем миру. Это вредит не только нам, но нашим принципам и нашему делу, это вредит тому отечеству мысли, которое я, со своей стороны, как француз,считаю более важным, чем физическое и материальное отечество, которое мы видим перед нашими глазами (Общее волнение)…

Посмотрите на то, что происходит среди трудящихся классов,которые, я согласен, в данный момент спокойны…Разве вы не видите, что среди них понемногу распространяются мнения и идеи, сосредотачивающиеся на том, чтобы свергнуть не тот или иной закон, ту или иную администрацию, даже то или иное правительство, но само общество, сами основы, на которых оно сейчас существует. Не слышите ли вы, что говорят среди них каждый день? Неужели вы не понимаете, что они постоянно повторяют, что все, кто имеет над ними власть, неспособны и недостойны ими управлять? Что нынешнее распределение собственности в мире несправедливо? Что основания собственности несправедливы? Неужели вы не верите, что когда такие мнения укореняются и распространяются почти повсюду, когда они уходят глубоко в массы, они должны рано или поздно, я не говорю когда или как, привести к ужаснейшим революциям? ((Tocqueville 1969, 750-753).

8.Характерно, что Токвиль в этом отрывке, протестуя против инструментализации власти, настаивает на необходимости ее интеграции вдоль верхней горизонтальной сигнификативной линии АВ с включением контекстного поля принципов справедливости А и контекстного поля традиций и жизненных форм В (в  данном случае исторических традиций французской революции). Но, каким же образом могло случиться так, что этот великий политический мыслитель и социолог, более чем многие из его современников способный к острому наблюдению социальной реальности, только что правильно предсказав надвигающийся ряд социальных революций,не понял, что с этим требованием горизонтальной интеграции он срывается в чистый утопизм, что в политике нет места морали? А что если ошибаемся мы с нашим разделением политики и нравственности, а вовсе не Токвиль?

9. Классическая европейская мысль, даже в лице основного теоретика рыночного общества Адама Смита, понимала, что эгоистические частные и групповые интересы (отображаемые в матрице идентичности вертикальными и полувертикальные линиями, такими как диссоциативная линия карьеры и успеха CF, соединяющая нижнее правое контекстное поле автономной личности С с верхним средним контекстным полем субъекта власти F)неспособны в комбинации составить общество, которое по сути своей является системой преимущественно горизонтальных и полугоризонтальных обязательств и отношений. Поэтому в системе Смита вертикальные рыночные интересы дополнены горизонтальными и полугоризонтальными чувствами симпатии и сострадания, солидарности и взаимопомощи. О них он написал отдельный философский трактат, который к сожалению получил гораздо меньшую известность, чем его экономические труды. Фактически система Смита таким образом опирается на просопономику CFE (от греческого слова prosopon личность) где полувертикальная карьерная диссоциативная диагональ CF уравновешивается полугоризонтальной ассоциативной диагональю СЕ, симметрично расположенной по другую сторону биссектрисы угла CFE, нормативной диагонали СА.

10. Таким образом одним из условий сохранения реальной, а не мнимой ориентации индивидов С на общие принципы А, о необходимости которой говорил Токвиль в своей речи, является равновесие между диссоциативной и ассоциативной диагоналями, в отсутствие такого равновесия,декларации о приверженности к общим принципам неизбежно превращаются в маску, прикрывающую защиту узких личных и групповых интересов.