Деревенские грёзы

    
АЛЕКСАНДР САПШУРИК - http://www.proza.ru/avtor/sapshurik -  ПЯТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 44» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


 Всё детство мечтала Маруся о городском женихе. Представляла, как уедет в большой город, станет носить шёлковые платья, кушать мороженое. Мечта засияла ещё ярче, когда после окончания школы поехала в районный город получать паспорт.

     Ах, какие там тротуары, дома, магазины! Зашли они с бабушкой Верой к её давнишней подруге – Зинаиде, живущей здесь уже лет десять. И ещё больше очаровалась девушка городом. Какая же прелесть – все эти удобства! А ещё в квартире у Зинаиды Андреевны красивая мебель, много книг. Их Маруся украдкой читала даже лёжа в ванне.
     А телевизор! Цветной, с целыми тремя программами. Не то, что у них в деревне: старый, черно-белый и, несмотря на высоченную антенну, показывающий всего одну программу – хрипя, фыркая и чуть ли не плюясь в зрителей.
     Пока седовласые подруги за скромными порциями спиртного вспоминали былое, девушка осваивала городскую жизнь: то выйдет на балкон посмотреть вокруг, то на площадку – выбросить в мусоропровод толику мусора.
     Сын Зинаиды Андреевны с женой снова укатили на севера зарабатывать деньги, по её рассказам - большие, чем зарплата всех работников фермы в их деревне. Так что, гости по приглашению Зинаиды задержались ещё на сутки.
          – Вот бы нам жить в такой квартире, – жмурилась на люстру в центре зала Маруся, когда Зинаида Андреевна, получив от подруги очередную денежку, нырнула в их красивый и одновремено строгий лифт чтобы спуститься в магазин за винной добавкой.
    – И что тут хорошего? – недоумевала бабушка. – Баловство одно. Живут как попугаи в клетке. Узко у них.
    – Как узко? Вон, какие хоромы.
    – Душе узко. И тесно. Не понимаешь ты.
    – Бабушка, а ты помнишь своё обещание? – сменила тему разговора девушка.
 
    Трудно говорить о сокровенном с собеседником, не разделяющим твоё мнение. И потом, давно назревал совсем другой разговор: бабушка обещала на её совершеннолетие рассказать о родителях. И вот он, паспорт, новенький и пахучий. Кареглазая девчонка смотрит с фото так внимательно, словно уже слушает обещанный рассказ.
     Вряд ли бабушка расскажет много нового, разве слегка причешет знания, которыми Марусю и так щедро потчевали говорливые соседки.
        – Помню. Потом, в автобусе расскажу. Андреевна вон уже... скребёт ключом дверь. Раздухарилась тут, пока сына нет. Он же запрещает ей пить. А когда он уезжает, навёрстывает.
    И опять стопки вина, встраиваемые в задушевный разговор, продолжили красными вешками отмечать широту совместного жизненного поля подруг.

                * * *

    На заднем сидении автобуса покачивало, зато никто не мешал разговору. Похоже, бабушка и сама хотела выговориться, а утренний подружкин «посошок» совместно с картинами проплывающих пейзажей помогал лучше проникнуть в глубины памяти.
        – Влюбилась тогда твоя мама в художника, что приехал картины нашей природы срисовывать. Ох, как влюбилась! А ведь дочке, тебе то есть, было всего три годика.
    – Он красивый был?
    – Кто? – недоумённо поморщилась бабушка.
    – Да художник этот.
    – Какой там красивый? Щуплый, бородатый. Тьфу! Я бы с ним ни за что...
    – А папа большой был?
    – Папа твой такой был, что этот шкода развернулся бы в нём.
    – Почему же папа не мог его как-то отлучить от мамы? Побить, что ли.
    – Мог, конечно. Только не таким Иван был, не быдло какое. И маму твою любил очень. Вот и не хотел скандала. Взял ружьё и ушёл. Но, не в художника стрелять, а в лес, на охоту. Целую неделю искали. Только зря всё.
    – Почему зря?
    – Думаю, не для того он скрылся, чтобы могли его так просто найти. Я думаю – смерть он искал, милая моя внученька, – залилась слезами женщина.
 
    Пауза в рассказе  заполнилась негромким плачем обеих. Наконец, бабушка успокоилась, притихла. А когда автобус подтолкнул её, качнувшись на ухабах, продолжила.
            – Художник этот шустрым оказался. Понял, что нужно уезжать из села, иначе за жизнь Вани деревенские ребята могли так расписать, что и картинкам его не снилось. Осталась моя Валюша одна. Было двое мужчин, а не стало ни одного. По ком она больше страдала, до сих пор не пойму. Неделю ходила черная от горя. И вода наша чистая речная не отмыла, когда решилась на такое.
    – А письмо её предсмертное сохранилось?
    – Конечно, милая моя! Когда следователь его отдал, я трижды перечитала и положила подальше. Это же она, мама твоя, написала, чтобы я тебе в твои шестнадцать рассказала всё.
    – И кого ты, бабушка, в той ситуации больше жалеешь, папу или маму? – задумчиво спросила Маруся.
     Взрослая девушка уже, с паспортом. И хоть слёзы на щеках покрупнее бабушкиных,  вопросы серьёзные задаёт, почти философские.
    – В том-то и дело, детонька, до сих пор не знаю – на ком больше вины. И нужно ли её считать-пересчитывать теперь, вину эту.
    – Я никогда так не поступлю, – прижалась девушка к плечу единственного родного человека.
    – Вот, почему не люблю я этот город. И людей городских. Особенно мужиков, гусаков этих сладкоголосых, – улыбнулась своим же словам Вера, освобождаясь из цепких объятий грусти. – Только ты всё равно уедешь. Учиться тебе нужно. Ты же отличница у меня. Так, что всё равно путь твой – туда, в этот проклятый город.

                * * *

    Не оправдалось пророчество. Заболела бабушка, как раз к подаче документов в институт. Словно так хотела удержать внучку от опасного выбора. Конечно, не того желала, чтобы внучка по её стопам пошла – на ферме жизнь тратить. Только, похоже, так и случилось. Не поехала Маруся в институт, как не уговаривали: и бабушка, и школьная учительница, и даже директор совхоза. Боялась больную оставить.
     Много раз она перечитывала материнское письмо. Ничего не поняла про любовь.  И про смерть тоже. Скорее всего не понял и следователь, и бабушка, а может и сам Создатель. Кто знает, что творится в душе человека, решившегося на такое.

     А мечта о городской жизни осталась. Даже во сне видела, как приезжает за ней рыцарь на белом автомобиле и с паспортом, где городская прописка и чистая страница для отметок о браке.
      Только не разделились ещё в юной девичьей головке отдельные понятия сути города и людей, живущих там. И когда приехавший к соседям молодой городской гость увидел свежую от молока и молодости доярку, не преминул воспользоваться её особым отношением к своему статусу.
        – Ты повторяешь судьбу матери, – назидательно и как-то отстранённо, словно шаманствующая старуха, изрекла тогда Вера.
    – Не повторяю. Мама тогда уже была замужем. И у них с папой была я, – беззаботно отвечала девушка.
    – Ты пойми, мне недолго осталось, старею я. Предчувствую что-то...
    – Бабушка, глупости говоришь. Какие предчувствия?
    – Зашла я вчера вечером в кустики по нужде. А над головой так соловушка затейливо распевает. Вот не поверишь – слушаю его, писаю и плачу. И смех и грех... Слабая я стала, Марусенька.

      Городской парень угостился теплом золотого деревенского лета, свежим молоком да Марусиной любовью, и уехал не прощаясь. Поплакала девушка, прячась среди своих подопечных, потом обозвала себя и их – «рёвы-коровы», и успокоилась.

      На деревенских парней она по-прежнему не обращала внимания. Могла легко обнажиться перед ними до купальника и плавать вдоль и поперёк большой реки, словно нарочно отвергая судьбу покойной матери. Стояла потом на берегу -  стройная, загадочная, недоступная.
    «Кого она ждёт?» – задавались вопросами сельские аналитики мужского пола, пахнувшие зрелым ароматными самогоном. – «Что ей, планетян теперь подавай, если не нравятся уже ни городские, ни деревенские?».
 
    Такая живописная река у них рядом с деревней! А в этом месте месте ещё и с мелким чистым песком, ровным дном. Может, поэтому сюда однажды вечером подъехала машина с весёлыми пассажирами и грустным водителем – папой мальчика лет двенадцати и двух девочек – лет восьми и четырёх.
     Искупавшись, семейка расселась на берегу и стала жадно поглощать консервы, запивая лимонадом. Маруся исподтишка наблюдала за ними. А потом, удивляясь собственной смелости, подошла к ещё мокрой малышне и их отцу.
           – Что же вы кормите детей этой едой, да ещё в такую жару? –  вполне дружелюбно спросила у черноглазого небритого мужчины возрастом лет тридцати пяти. И конечно, нарвалась.
    – Вам какое дело? – ощетинился отец семейства.
    Учитывая его настроение, это было неудивительно. Удивительным было то, что девушка, обычно не терпящая грубость, не обиделась. Напротив, продолжила поучать непутёвого папашу.
    – Вот поэтому они у вас такие худенькие, – жалостливо констатировала она.
    – Плывите лучше отсюда, девушка, – сказал мужчина.
    – Побудьте ещё с нами, тётенька, – говорили глаза детей.

       Хорошо хоть сын этого нелюдимого оказался словоохотливым. Пока отец водил младшую в кустики, разговорились с мужчиной «номер два». Оказалось, приезжают они второй раз. Потому что здесь неподалёку похоронена их мамка. Ехать приходится долго – живут они далеко. Ночевать будут здесь, в машине. Завтра на кладбище навестят маму и поедут обратно.
     Вспомнила Маруся о разбившейся в этих местах пару лет назад женщине. Красивая была и смелая. Люди говорили, что не справилась с управлением после ямы на крутом повороте. Предложила приезжим переночевать у неё в доме. Отец семейства отказался.
     И не нужен он был Марусе с его гордостью. О детях думала. Принесла на реку бидон свежего молока и увесистую банку сметаны. Подарок от заведующей молочной фермы детям погибшей женщины с извинением за плохие местные дороги.
       – Спасибо, – выдавил мужчина, пытаясь улыбнуться. – Меня Антон зовут.
    – Спасибо, тётя Маруся, – поочерёдно говорили дети, вытирая белые усы.
    Что творит деревенское молоко! Добреют от него люди. Она им и с собой дала. Вместе с листком из школьной тетради, где по просьбе Антона дрожащим почерком написала свой простой деревенский адрес. Скучала, когда уехали. Вот бы ещё погостили... После мыслей о них даже мечты о городе туманились и блекли.
      

                * * *

    Ветерок в очередной раз подпитал душный город свежей порцией воздуха. За окнами весна уже прилежно готовилась к передаче полномочий тёплому и уютному лету.
     Розовая, разгорячённая уборкой, молодая женщина широко распахнула дверь балкона и, пройдя вперёд, полной грудью вдохнула обновлённый московский воздух. Постояла, задумавшись. А ведь мечта её исполнилось: теперь она не просто в городе, она в самой Москве! Только сейчас подумала об этом. Хотя уже полгода живёт здесь с тремя детьми, а ещё с любимым и любящим мужем. Вспомнился разговор с Верой перед отъездом из деревни.
   - Ты не представляешь, какие трудности ждут тебя там, с тремя-то детьми, - говорила бабушка.- Это не на ферме с телятками управляться.
- Не могу я по-другому, бабушка.
- Любишь хоть его?
- Жалею.
   Сегодня взяла на работе отгул. Впереди много дел. Вот вернутся из школы старшие, придёт с работы Антон, и станут они вместе собираться, чтобы поехать в деревню – в очередной раз уговаривать бабушку Веру переехать жить к ним, в город.