Моя жизнь и судьба

Путешествие по жизни

“Наедине с памятью” C. Гиацинтова

“Это было недавно, это было давно.” М. Матусовский
 
               
               
Взвалил я на себя трудную задачу. Писать о себе тяжело: надо вызывать из тайников памяти прошедшие события, а спросить и напомнить о них не у кого, надо суметь правильно оценить свое поведение  в различных ситуациях; надо рассказывать о тайнах  своей жизни и своего я, а для этого нужна смелость и понимание; трудно второй раз пережить свою жизнь.

Для чего я это делаю! Ведь моя личность и мои дела мало кого интересуют, тем более, что издавать  это я навряд ли соберусь, разве что помещу в интернете. Я надеюсь, что мои сыновья заинтересуются своими корнями. До настоящего времени мое прошлое не вызывало у них большого интереса. И может быть на земле останется мой слабый след.
Кто же я такой? Я Анатолий Гринблат, мне 86 лет. Про-шло уже шесть лет как я перестал работать и у меня появи-лось время, чтобы подумать о жизни вообще, о себе в частно-сти и о судьбах моих родных, образующих мои корни.

Время до войны

Родился я 21 мая 1927г. в г. Бердичеве районном центре Житомирской области. Назвали меня Хаскелем в честь маминого отца. Чехарда с моими именами Хаскель-Анатолий проявилась в результате моих имен в школе и институте, и в конце-концов  я в документах стал Анатолием, о чем я рас-скажу в процессе изложения. Но дома и родственники назы-вают меня Тоня.
В XIXв. Бердичев был крупным еврейским центром не только на Украине, но и в Европе. Называли его Волынским Иерусалимом. В нем жило более 50 тысяч евреев( в 1863г. в городе было 51625 человек, из них евреев 93%.)
Моя мама Бася Гринблат (Уник) по профессии портниха-- модельер, а отец Ицко-Янкель Гринблат работал заведую-щим складов и подобных заведений. Жили мы на Садовой улице, недалеко от центральной Белопольской ул., в доме, который имел с одной стороны два этажа, а с нашей стороны-один высокий этаж, в двух комнатах с двумя входами-парадным и в кухне черным. В кухне была большая плита, вокруг которой всегда вертелась наша домработница Надя. В квартире была еще одна комната, в которой жила папина сестра Адель с мужем и дочерью Лелей, моей ровесницей. Тетя Адель болела белокровием и почти все время лежала. Перед началом войны она умерла. Вскоре ее муж Яша Альт-ман вновь женился и обменял комнату, в которую к нам въехала бедная одинокая женщина с множеством детей.
Что я помню о детских дошкольных годах? Семья у нас была спокойной. Помню свои посещения детского садика, который находился в конце нашей улицы, довольно круто спускавшейся на ул. Малая Юридика. Была у меня няня Полина, симпатичная молодая женщина. Я даже помню, что когда мы с ней выходили погулять на бульвар, который находился на Белопольской ул. , к нам сразу же подсажива-лись молодые люди заинтересовавшиеся Полиной. Еще я помню свою  поездку в детский санаторий в Люздорфе в Одессе и случай, когда мы на лодке вышли в море, и я почему-то оказался в лодке со старшими ребятами, и нас со сканда-лом вылавливали и возвращали на берег. Помню также дневной сон, когда к нам в комнату вползла змея, которую поймал повар. В эту поездку в Одессу помню пребывание у маминой сестры тети Сони, жившей на Пушкинской улице, и что у нее в комнате подоконник был так широк, что на нем можно было лежать.
В школу я поступил в 7 лет в нулевой класс. Русская школа №2 находилась на Училищной ул. в здании, в котором до революции была женская гимназия. В этой школе я проучился по 6-ой класс до начала войны. Из учителей я запомнил учительницу математики, которая старательно приучала нас к предмету. Для способных учеников у нее были отдельные задачи из “Золотого задачника” , которые доста-вались и мне. Учитель украинского языка был строгим и успешно нас обучал  языку и литературе. Я учил украинский язык только до 6-го класса, а после в основном жил вне Украины за исключением пяти лет учебы в институте, где нам преподавали на русском языке. Но до сих пор я помню отрывки из произведений многих украинских поэтов Шев-ченко, Котляревского, Леси Украинки и др. Как-то мы опоз-дали на урок украинского языка, играя в футбол на школьном стадионе, и получили серьезную взбучку от учителя. Изучали мы французский язык с учительницей из прежних особ и довольно успешно. Но, к сожалению, изучение его оборвалось войной и навыки  французского языка забылись. Во время занятий французским вдруг погас  свет, и я почему-то бросил чернильницу в стенку. Не пойму отчего, т.к. я особенными  хулиганскими поступками не отличался, но видимо взыграла кровь.  В результате меня собирались исключить из школы, но с трудом обошлось. Учительницу русского языка я не помню, но судя по тому, что до войны я получил основной багаж знаний русской литературы и грамотности, можно сказать, что преподавала она хорошо.
Еще с 1850г. в Бердичеве были открыты гимназии и училища, библиотека. Перед первой мировой войной там было 21 учебное заведение.
Если вспоминать своих одноклассников, то начинать следует с Люсика Каганова. Когда мы учились в 3-м классе я, Люсик и еще один мальчик отправились за город, чтобы искупаться в пруду. Когда мы поплыли подальше, почувство-вали, что нас затягивает водоворот вглубь, из которого мы не могли выплыть. На наши крики проходивший мимо косарь бросился в воду и вытащил нас, но Люсика откачать не удалось. И это была первая в моей жизни трагедия, о которой я до сих пор вспоминаю с ужасом. При этом мне пришлось об этом сообщить его родителям. Тяжелее этого ничего быть не может. Его родители были врачами относительно пожилого возраста, и Люсик был единственным ребенком. У меня сохранилась миниатюрная фотография Люсика.
Смутно помню свое посещение театра, где играли ка-кую-то классическую оперетту. Театр находился на Бело-польской ул. в саду. Здание театра было построено извест-ным врачом и предпринимателем Д.М.Шеренцисом. В 1920г. там открылся городской драматический театр. На сцене театра в те годы выступали известные артисты Собинов,  Качалов,  Бучма, Паторжинский, Яхонтов, Клара Юнг, Эпель-баум и трупы Мейерхольда, Михоэлса и Таирова, а также Маяковский. Тогда было время бурного развития искусств и пролетарских идей.
Мама со мной зачем-то посетила квартиру Шеренциса, в одной из комнат лежала девочка больная водянкой, и прохо-дить ее было страшно. 
В классе у нас сложилась дружеская тройка—Гриша Фурман, Лева Гланц и я. С Гришей мы встречались и после войны. Он закончил Черновицкий университет по русской филологии  и жил в Калининграде. А Лева продолжал жить в Бердичеве после войны. Я с ним виделся всего один раз, когда приезжал единожды в Бердичев. Была у нас в классе яркая девочка Мая Вильхер, которая мне нравилась, а моим соперником был Гарик Спектор, который потом жил в Ленинграде и мы с ним встречались. Мама Гарика была диктором радио в Бердичеве. Были у нас встречи и общения с цельным и интересным одноклассником Зуней Низгурецким : в эвакуации в Самарканде и в Ленинграде, где он после войны жил. Конечно,  я помню и других одноклассников: Шура Шевцов, ярый любитель футбола; тихие девочки близнецы Куликовы, сидящие на последней парте; Гарик Копыт, Неля Рубинштейн, проявлявшая ко мне симпатии.
Я был довольно подвижным мальчиком. Наш двор был большим и разветвленным. Там мы играли в футбол. Наш мяч часто попадал в сад польки Высочинской, у которой был в глубине двора свой дом с большим садом, в который мы часто забирались. Поэтому Высочинская с нами воевала: отобрать у нее мяч, когда он к ней залетал, можно было только прилагая большие усилия. У Высочинской  были две дочери-красавицы, которые впоследствии стали сниматься в кинофильмах. В нашем дворе помимо других домов был большой дом, в котором жил Борис Зайденберг , также ставший актером театра и кино. Рядом с нашим домом во дворе был дом, в котором жила моя ровесница Ляля Лангер, с которой у меня были приятельские отношения. А рядом с нашим домом на улице был небольшой дом, в котором жила пожилая пара с фамилией Кац, занимающаяся изготовлением белейших  хал на продажу, и приятнейший аромат всегда чувствовался у их дома.
 Из Бердичева вышла семья Рубинштейнов с тремя из-вестными братьями, Антон основал консерваторию в Петер-бурге, а Николай в Москве, Роман занимался просвещением в Бердичеве. Там жили писатели Менделе Мойхер Сфорим, Шолом—Алейхем, М.Д.Гарцман, А.Я.Кагана и В.С.Гроссман.
Наш двор в одном из ответвлений соприкасался с дво-ром и домом маминой сестры тети Фани. Дом был ее соб-ственным и имел большой сад, выходящий на нашу Садовую улицу, на которую нависали ветви вишневых деревьев, чуть ниже, через два дома от нашего на углу с ул. Большая Юриди-ка. В этом саду я проводил много времени. Туда приезжал  из Ленинграда мой двоюродный брат тоже Тоня , сын маминой сестры тети Юли. У тети Фани жила наша бабушка Кейла Уник и мамин и тети Фани брат дядя Мехл Уник. У дяди и его жены Этл было четверо детей: Роза, Соня, Тоня (старший среди нас) и Изя. Все они погибли в гетто. У каждого из нас была своя клумба, за которыми мы ухаживали. В больших зарослях кустов мы устраивали жилища с переходами полз-ком и разыгрывали в них различные спектакли. Рядом с домом тети Фани был дом, в котором жил начальник НКВД местного управления. Характерно для того времени, что начальники часто менялись. Эти дома были на одной терри-тории, и въезд к ним был общим. За несколько лет до войны тетя Фаня продала дом и переехала в Киев с мужем Борисом  Шапиро и бабушкой.  В Киеве Шапиро купили квартиру в доме кооператива научных работников на Пушкинской ул. 7. А дядя Мехл с семьей переехал в другую квартиру в Бердиче-ве. Муж тети Фани дядя Боря был врачом и часто, когда ему надо было ехать к пациенту, просил меня сбегать за извозчи-ком  Шаей на стоянку извозчиков на Махновской ул. Это было не далеко, и я с удовольствием приезжал обратно на извоз-чике.
Зимой улицы Бердичева были в снегу и ездили по ним в санях. А мы катались на лыжах  и санях. Я смастерил сани на четырех коньках, передние два из которых поворачивались и сани управлялись. Я обычно лежа съезжал по нашей Садовой ул. , имевшей приличный уклон , сверху от Белопольской до самого низа. На лыжах мы катались на приличных горках , которых в городе было много. Мы любили съезжать с до-вольно крутой и ухабистой горки у реки Гнилопятки. Гора называлась нами “Эцкой” за ухабы. Прямо по улицам ездили лыжники, держась за длинные постромки, прикрепленные к лошади с верховым. Летом я иногда ходил смотреть футбол на стадион. Помню, что в команде играл однорукий футбо-лист с футбольной фамилией Корбут, под которой был известен футболист и после войны. Там же я видел игру с мячом на лошадях. Изредка я участвовал в боях ”улица на улицу”. Правда, маленьким,  поэтому я только подносил “снаряды”. Конечно же я часто ходил в кинотеатр “Заря”, который находился недалеко от нашего дома на углу Садовой и Белопольской. В этом кинотеатре в оркестре на трубе играл мой дядя Шика Шумский, муж старшей маминой сестры тети Симы. Перед сеансом помимо музыки можно было погулять в фойе и в саду.  Они жили недалеко от нас на ул.Большая Юридика в полуподвальной квартире, и я у них бывал и виделся с их внучкой Лилей, которая приезжала из Киева. Они тоже погибли в гетто. Я как и все увлекался известными фильмами той поры “Чапаев”, “Тринадцать”, ”Семеро смелых”, “Cердца четырех” и др.
Хорошее лето я с родителями провел в районе, где отец заведовал предприятием  “Мосзаготторг”, которое вело заготовку фруктов и овощей для Москвы.  Жили мы на втором этаже бывшего барского дома, а на первом этаже стояли чаны, в которых солили огурцы и др. Целый день по территории сновали грузовики, привозившие и отвозившие продукты заготовки. И тут для меня находилось множество дел: прыгать на ходу на машины, сбивать из дощечек ящики и др. Однажды при попытке на ходу взобраться в кузов я сорвался и вырвал под коленом левой ноги кусочек тела. Все это быстро зажило, но треугольный шов под коленом можно разглядеть и теперь. У меня была более серьезная травма в Бердичеве, когда играя и бегая с ребятами, зацепился за пенек и ударился подбородком  о чугунную стойку уличного крана. В результате много крови, больница и установка на челюсть на подбородке заклепок. Шов на  подбородке посте-пенно уменьшался , но еще его можно и теперь увидеть. Раз заговорили о болезнях, можно вспомнить заболевание сердца, которое произошло по злой воле, но , слава богу, со временем прошло и больше не проявлялось. Все началось с простуды, и мама пригласила знакомую врача домой. В процессе увлеченной беседы врач выписала мне рецепт. А когда мама дала мне лекарство, то я потерял сознание. Проболел я с месяц, но когда впервые вышел во двор и попытался играть в футбол, то снова почувствовал себя плохо. Все это продолжалось с год, а потом я видно перерос недуг и недомогание прекратилось.

Помню свою вторую поездку в Одессу, где я отдыхал в Лузановке в пионерском лагере “Украинский артек”. А рядом в Лузановке отдыхали тетя Юля с Тоней. Вначале там я не мог босиком ходить по небольшой рощице акаций из-за колючек на земле, а к концу отдыха уже спокойно ходил по колючкам.
Ездил я с мамой в Киев, где жили тети Роза и Фаня, а также Изя Шумский, сын тети Симки, с женой Ривой и доче-рью Лилей. Там мне одновременно с дочерью тети Розы Гелей делали операцию по удалению гланд и агноид. Опери-ровал военный профессор с ромбами в петлицах у себя дома, где у него был медицинский кабинет с медсестрой. После операции я и Геля лежали на белоснежных постелях у тети Розы и ели мороженое. У меня все прошло спокойно, а у Гели было сильное кровотечение, окрасившее белоснежное белье. Но все завершилось благополучно. Тетя Роза жила на Б. Подвальной ул., совсем неширокой улицы древнего Киева, начинающейся от ”Золотых ворот”. Первое здание на ней было консульство фашистской Германии и над узкой улицей полыхало большое полотнище фашистского знамени. А  рядом находился храм бабтистов 7-го дня с многочисленны-ми узорами на стенах. И мы выискивали в узорах фашистскую символику. Тогда это было модно. Так репрессированного командарма Ионы Якира расшифровывали как – я контрре-волюционер иностранной разведки. Тетя Роза жила рядом в доме на углу с ул. И. Франко, на столько круто спускавшейся вниз, что вместо дороги там лестницы, в большой комнате с угловым балконом на втором этаже в коммунальной кварти-ре. Рядом в узкой комнате жил Изя с семьей. Мне кажется, что тетя Роза часть своей комнаты отделила, чтобы поселить Изю с семьей. Необходимо отметить доброту и порядочность в семье Уников. Изя работал в оркестре ресторана “Конти-ненталь” на ударных инструментах. Изя был шутником. Однажды тетя Роза пришла с работы домой. Дома тихо, никого нет, тетя поднимает голову и видит на шкафу сидя-щего человека с забинтованным лицом. От этой шутки Изя с трудом привел тетю в чувство. В то время шел фильм “Чело-век-невидимка” и все находились в тревожном состоянии. С тетей Розой в квартире жила прима-балерина Лиля Гера-симчук, умершая при родах. Ее тогда похоронили на Байко-вом кладбище на центральной алее и установили изящный памятник в виде танцующей балерины. После войны на этой же алее, но в конце,  появилось первое захоронение род-ственников, и это был Изя. В этот же приезд в Киев я помню как из окна квартиры тети Фани, выходящем в сторону Крещатика, который находится рядом, но внизу, смотрел фильм “Большой вальс” в открытом кинотеатре,  располо-женном на склоне между Пушкинской и Крещатиком.
Учился я играть на фортепиано и были даже успехи: я выступал на концерте в дворце пионеров. Но война прекра-тила мои музыкальные занятия, и в дальнейшем не было для этого условий. Я не чувствую  в себе особых музыкальных способностей, поэтому думаю, что при продолжении занятий я бы смог пользоваться своим умением в домашних условиях, что было бы совсем не плохо. Но любовь к классической музыке  я сохранил.
 В Бердичеве долго и упорно с трудом взрывали собор, стоящий на Соборной площади. Там также был костел святой Варвары, в котором венчался О. Бальзак с польской графиней Эвелиной Ганской. Я бегал смотреть на это печальное зрели-ще. Костел относился к монастырю босых кармелитов, который выстроен в виде мощной крепости. В 1928г. там открылся историко—культурный центр с мемориальными комнатами Шевченко, Шолом--Алейхема и Бальзака.
Я прекрасно помню героические события довоенного времени, бурно переживаемые всей страной. Это были бои с японцами на Дальнем Востоке. Мы восхищались нашими полководцами, разгромившими японцев (многие были репрессированы). Также это были бои с фашистами в Испа-нии, в которой участвовали многие добровольцы из разных стран и наши летчики и танкисты. Свою республику Народ-ный фронт защищал самоотверженно. Горячее участие в этом принимали литераторы Илья Эренбург и Михаил Кольцов, Эрнест Хемингуэй и Антуан де Сент-Экзюпери и много писали публикаций, стихов об этом. Помню я возмущение, которое вызвало у нас зверская бомбежка городка Герника, и написанная на эту тему гениальная картина Пабло Пикассо. В Россию были вывезены испанские дети, которые долго жили у нас. В те времена во многих странах и у нас была активная антифашистская обстановка. Этому вопреки мы заключили с ними мирный договор и жестоко поплатились за это. Помню Арктические экспедиции, эпопею  “Челюскина” с О.Ю.Шмидтом, Папаниным, Кренкелем, Ворониным и девоч-кой, родившейся во льдах. У меня тогда была книга большого формата с фотографиями и описанием экспедиции. Тогда наши авиаторы ( и летчицы) часто совершали рекордные перелеты, участвовали в спасении челюскинцев. Героев встречали в Москве пышно и торжественно в открытых машинах, осыпаемых конфетти. Но Сталин был великим (вернее подлым) мистификатором. Недавно я узнал, что на самом деле под видом полярной экспедиции было два корабля (и оба не ледоколы). На “Челюскине” ехал обслужи-вающий персонал и их жены и даже дети, а на другом корабле ‘’Пыжма” 2тысячи заключенных, перевозимых для работы по созданию шахт по добыче олова, недавно обнаруженного на Чукотке, почему-то зимой. Естественно корабли были раздавлены льдами.  “Пижму” велено было с людьми взорвать. Но взрыв не удался, и их спасали американцы. А челюскинцев вывозили наши летчики.


В те времена нас постоянно заставляли замазывать чер-нилами портреты вождей, героев гражданской войны, полководцев, которых много было в учебниках. В результате в душе рождалось какое-то чувство нельзя сказать недоволь-ства, но что-то похожее, но еще не осознанное. Этому еще способствовало тревожное чувство, когда отец по ночам при шуме машины вскакивал  и глядел в окно, и рассказы окру-жающих об арестах и валютных вымогательствах и т. п.
Мирное время закончилось тем, что к нам приехала из Ленинграда тетя Юля с Тоней, чтобы забрать меня с собой и поехать на юг к морю. До сих пор помню:  зловещий признак надвигающихся событий я и Тоник увидели 21-го июня вечером на Белопольской  ул.  Заходящее солнце в виде огромного багрового шара лежало на западном конце улицы и производило жуткое впечатление.

Война и эвакуация

Война для нас началась 22-го июня утром воздушной тревогой, которую мы - два Тоника просидели в спальне между шкафом и спинкой кровати. Тетя Юля помчалась в сберкассу и успела снять свои деньги, а через полчаса сбер-касса закрылась и очень на долго. Захватив Тоню, она поспе-шила на вокзал и успела сесть на последний поезд в Ленин-град, где у нее остались муж дядя Ионя и дочь Нина. Следую-щие бомбежки и воздушные тревоги мы пересиживали в “щелях” нарытых во дворе. Я помню как по Белопольской ул. к западу двигалась воинская часть на мотоциклах и на обочинах стояло много мотоциклов, в которых копались военные.
Все это продолжалось недолго, т.к. папа обеспечил нам эвакуацию на грузовой машине, набитой людьми. Таким образом, мы втроем с минимальным багажом приехали к своим родным в Киев. Немцы вошли в Бердичев вечером 7-го июля. Так что времени для эвакуации было мало. Тем более что она не была организована, не было поездов и не было автотранспорта, мобилизованного в армию. В Киев из Львова приехал мобилизованный Яша Спектор с женой дочерью тети Розы Миной и сыном - малюткой Ариком, где они жили с 1939г. Яша старался отправить в эвакуацию всех киевских родственников. Ему удалось пристроить нас в товарном вагоне, где кроме нас были и другие люди,  прицепленном  к эшелону с имуществом  и людьми киевского авиационного завода. Наших родных было 13-ть человек: тетя Роза с двумя дочками и внуком, тетя Фаня с дядей Борей и бабушкой,  Изя с Ривой и дочерью и наша семья.
Как только наш эшелон проехал мост через Днепр и остановился, мы шустрые ребятишки выскочили из вагонов, и тут началась бомбежка. Паровоз загудел, мы вскочили в вагоны, а поезд затянули на мост. Полагая это более надеж-ным, т.к. мост усиленно защищался зенитками. После этого наш эшелон в опасной зоне сопровождали истребители. Так мы доехали до Сорочинска, городишка Чкаловской ( Орен-бургской) области. Там мы высадились к вечеру и устроились на ночлег в избе на полу все 13-ть человек. Но отдохнуть  нам не удалось, т.к. всю ночь мы воевали с клопами и тараканами, особенно досаждавшими малютке Арику. Утром мы отправи-лись осмотреться и убедились, что работать там негде, поесть тоже негде, и решили ехать дальше, исключая Изю с семьей, который решил ехать в Чкалов. Там они и прожили в эвакуации, а Изя работал киномехаником. Сели мы в нор-мальный поезд и доехали до Самарканда. В поезде уже чувствовался среднеазиатский аромат и там я впервые попробовал дыню.
В Самарканде базары завалены фруктами и овощами. Помню, что первые дни помидоры стоили 30 коп. Но это длилось только пару дней и цены взлетели на недоступную высоту. И узбеки, привозя мешок продуктов на продажу, увозили мешок денег. На улицах стали появляться голодные и мертвые люди. Устроились мы жить все десять человек вместе в доме у известного специалиста по костному тубер-кулезу Петра Петровича Брзобагатова, живущего с дочерью Варварой в большом доме с садом на ул. Льва Толстого в центре города. Петр Петрович и Варвара к нам прекрасно относились. Жили мы в двух больших комнатах общим хозяйством. Взрослые устроились на работу, а дети пошли в школу. К нам регулярно наведывались Апа и Ака ( узбечка и узбек ), снабжая  нас продуктами.
Я стал учиться в 7-ом классе в русской школе, но с изу-чением узбекского языка. В классе было много эвакуирован-ных. Помню девочку из Ленинграда Свету Колесову, которая мне нравилась, и я ей иногда приносил букет цветов из ‘’нашего” сада. В 1942г. к нам приехала тетя Юля с Ниной и Тоней из г. Фрунзе, куда они были эвакуированы после выезда из блокированного Ленинграда по зимней Ладоге. Таким образом, я с Тоней оказались опять вместе, но учился он на класс моложе. Посылали нас в школе на уборку хлопка. Ехали мы в поезде, а меня почему-то раззадорило петь, и я всю дорогу призывал всех мне подпевать. Тетя Юля привезла из Ленинграда шевровые заготовки на сапоги. И Тоне и мне сшил сапоги знакомый мастер из Ленинграда. В новых блестящих сапогах мы пошли на танцы в школу. Нас сразу приметили уголовного типа ребята, и когда мы пошли домой, почувствовали за собой слежку. Нас спасла полная темнота, в которой нам удалось скрыться. Отправили меня и Тоню на месяц работать в табак-совхозе , расположенном в пустыне в дальнем кишлаке в очень малярийной местности. Там мы нанизывали огромные табачные листья на веревки для их сушки. Руки были в табачном соке черными. Место было скудное, малярийное, жители были желтыми от тропической малярии. Домой мы возвращались вдвоем почему-то пешком по пустыне в жару. Дорога была порядка 25-ти км. , на ней песчаной видны следы всякой живности и змей. Добрели мы домой, изможденные и голодные, и набросились на пищу, съев почти все запасы. Всю ночь потом мучились животами. Малярией мы не заболели, но желтуху оба подхватили и ходили совсем желтыми.
С нами рос Арик, в воспитании которого мы принимали живейшее участие, играя, дразня и обучая речи, рисованию. Когда он начал говорить, стал называть меня Геник (Грин-блат), а Тоню  Вексик (Вексельман). И потом нас еще долго так называли родные. Я с Ариком до сих пор в дружеских и равных отношениях, хотя живет он в Израиле. В Самарканде своеобразный климат: днем жара, а ночью холодина. Мы часто спали в саду в виноградной беседке, и ночью приходи-лось укрываться теплым одеялом. Вокруг видны горы, река Заравшан и пустыня. Приходилось встречаться с опасной живностью. Однажды проснувшись, обнаружил в постели скорпиона, но укуса не было. В табак - совхозе я еле увернул-ся от фаланги-опаснейшего паука, встречались и змеи.
Наша улица была немощеной, хотя находилась в центре, и переходить ее босиком  по песку приходилось галопом. Она начиналась от центрального парка культуры им. Горького. В этом парке мы часто гуляли. Там был летний кинотеатр “Шарк-Юлдузи” ( Звезда Востока ), в который мы ходили или смотрели фильмы, забравшись на дерево из расположенных вокруг. Смотрели американский фильм “В старом Чикаго”. Сестра Тоника Нина была уже барышней и встречалась с морским офицером, а потом с артиллерийским, ставшим впоследствии ее мужем. А мы, два шалуна, шли за ними в парке и приговаривали: “Покинутая морячка”.
После окончания восьмого класса мне уже было 16-ть лет , а в 17-ть лет призывали в армию. Мы стали задумывать-ся над тем, что следует к этому времени закончить школу. В то время я встретил своего бердичевского одноклассника Зуню Низгурецкого, проживающего тоже в Самарканде. И мы стали готовиться к сдаче экзаменов экстерном за 9-й класс. Мы хорошо потрудились и успешно их сдали. Таким образом, в 1943г. я оказался в 10-м классе 45-й школы. Состав класса был довольно разнообразным и хулиганистым. Впоследствии в Ленинграде я встретился с соучеником этого класса Вахи-товым, окончившим эту школу и учившегося  в киноинститу-те в Самарканде и с ним приехавшим в Ленинград. Впослед-ствии он стал преподавать в этом институте и стал профес-сором. В начале учебы нас как допризывников отправили в военизированный лагерь в пустыне. Руководили нами сержанты, пытавшиеся привить нам дисциплину. И нам часто приходилось сидеть на гауптвахте (губе ). Рядом был кишлак, в сады которого мы наведывались. И однажды одного из наших, когда он забрался в сад, узбек полоснул  садовым ножом по спине. Мы,  узнав об этом, собрались напасть на кишлак, но сержантам с трудом удалось нас сдержать. Таким образом мы проходили военную подготовку.
Тетя Фаня и дядя Боря устроились врачами в медчасть в кишлаке в провинции. Я туда приезжал их проведать. Там легче было прожить в то трудное время.
Сказать какое впечатление произвел на меня 2,5-тысячелетний город, сохранивший многое от древнейшей восточной цивилизации, весьма отличной от нашей, не трудно. Внешний облик города, в котором большая часть населения ходила: мужчины в теплых халатах, женщины в полностью закрытых паранжах; арыки, текущие по всему городу, из которых поливались улицы кетменями; ишаки, перевозящие людей и грузы; древняя архитектура, в боль-шом количестве сохранившаяся в городе, безусловно, захва-тывала. Шла война, и было не до того, чтобы устраивать экскурсии. Но живя в городе, я сталкивался с многими древними ансамблями. Наша улица выходила помимо парка и на ул. Горького, которая представляла собой бульвар с многорядными  тенистыми деревьями ( говорили, что подобный бульвар есть в Париже ). Вдоль бульвара с одной стороны расположен парк, а с другой – здания известного самаркандского университета. В конце улицы начинается старый город известной древней площадью Регистан. На площади находятся здания нескольких медресе. Величе-ственное медресе Улукбека, построенное в виде мечети с двумя высокими минаретами и облицованное изумительны-ми по цветовой гамме изразцами. В медресе расположилась эвакуированная из Ленинграда академия художеств. А мы там часто шастали, лазили на минареты по каменным сту-пенькам местами разрушенным. Таким образом знакомились с древностью. На площади была большая открытая чайхана, в которой в жару узбеки в теплых халатах пили зеленый чай. От площади отходили узкие с двух сторон наглухо огорожен-ные глиняными дувалами улицы, где жизнь людей не видна. Не помню каким образом , но посещал я обсерваторию Улукбека и усыпальницы Тимуридов. Мечтал я съездить в Самарканд в последующие годы, но не собрался.
Война висела над нами дамокловым мечом. Переживали мы все нюансы военных событий. В доме висела карта с положением фронтов. На ней мы регулярно отмечали изме-нения, всей душой желая побед, и мысли были на полях сражений. Несмотря на мальчишеский возраст забыться было невозможно, и мы непрерывно чувствовали давление событий.
К концу 1943г. в Самарканде формировался эшелон жи-телей Киева для возвращения в только что освобожденный город с целью восстановления там нормальной жизни. И мои киевские тети Роза и Фаня и дядя Боря решили ехать и взяли с собой бабушку и меня. У меня был такой возраст, что пора была подумать о моем устройстве. Тут надо заметить, что наши родные вместе в ответственные моменты принимали мудрые решения. Я это чувствовал, и не один раз, всегда тепло родственной поддержки было со мной. Так, недоучив-шись в десятом классе, я оказался в эшелоне едущих в дале-кий Киев. Эшелон был сформирован из старых товарных теплушек. Когда мы выехали из Самарканда, полил сильней-ший дождь, и мы промокли до костей. В Ташкенте  дырявые вагоны решили заменить. У дяди Бори был близкий прия-тель, который жил в Ташкенте и работал в университете профессором какой-то азиатской науки. И меня решили на ночь устроить в квартире Фальковичей. Какое блаженство я испытал, когда с меня сняли мокрую одежду и поместили в теплую постель. Но ночью за мной срочно прибежали, т.к. эшелон намеревается тронуться в путь. Напялив на себя мокрую одежду, мы помчались на станцию. Ехали мы долго, объезжая поврежденные пути в освобожденных местах, виляя по донецкой земле. Отправляя нас в дорогу, родные понимали, что с пищей в пути будет трудно, и заготовили нам в длинных капсулах мясо, залитое жиром. Все тети были большими мастерами.
В Киев мы приехали во второй половине ноября, когда немцы были в 40км от Киева и пытались контрударом его вернуть. В окне , выходящим на запад, в квартире тети Фани, были видны отсветы боев. Тетя Фаня в свою квартиру въехала без проблем, т.к. она была ее собственностью. А тете Розе пришлось побороться, чтобы получить жилье. Старую ее большую и хорошую комнату не вернули, а дали ей неболь-шую комнатку на пятом этаже в доме напротив. Вода на пятый этаж часто не доходила, т.к. это старинный высокий район Киева. Но тетя Роза постаралась ее сделать уютной  (имея вкус и золотые руки). Дом, в котором жила тетя Фаня, оказался единственным уцелевшим домом среди сплошных руин в этом квартале по Пушкинской ул. и Крещатику. До сих пор неизвестно кто взрывал-немцы или наши. Я думаю, что целость дома объясняется тем, что в доме жили видные украинские деятели, сумевшие откупиться. Многие вещи и мебель были украдены, а соседи подсказали некоторые адреса, где могут быть вещи. В это время Яша Спектор приехал в отпуск с фронта. Мы решили этим воспользоваться и вместе с ним сходили по этим адресам. И действительно удалось что-то вернуть. И мы на тележке привезли некото-рые предметы мебели и других вещей. Люди, бывшие в оккупации, опасались наказаний. И не напрасно, т.к. еще долгое время это каралось вне зависимости как ты вел себя при фашистах. В Киеве стали узнавать судьбу наших родных, хотя о многом догадывались. В Бердичеве погибли все, кто не уехал: тетя Сима с дядей Шикой, дядя Мехл с женой и че-тырьмя детьми и внуком Леней, а также дедушка Герш Гринблат. В Одессе тетя Соня и дядя Самуил погибли при попытке уехать на корабле, разбомбленном бомбардировщи-ками. Бабушке и нам было трудно это пережить. Бабушке казалось, что она на улице видела кого-то из погибших.
Из Бердичева удалось убежать порядка 10 тысяч чело-век. А осталось и погибло до 38 тысяч евреев. Чудом удалось выжить 15-ти евреям. Убийства, издевательства и мародер-ства начались с первого дня оккупации. Для этого немцы заранее создали специальные карательные соединения и привезли в Бердичев полицаев из западной Украины и Литвы, а также привлекли местных полицаев, увлеченно зверствующих над стариками, женщинами и особенно над малыми детьми. 15 сентября основные заключенные в гетто были зверски погублены. До этого и после продолжалось истребление отдельных групп людей. А 3-го ноября были уничтожены 400 человек, используемых немцами для своего обслуживания, и среди них, весьма вероятно, были дядя Мехл и Тоня Уник. 

Тем временем я устроился на подготовительные курсы политехнического института, уже созданные, хотя институт еще не приехал из эвакуации. Курсы были в здании химиче-ского факультета, где было много химической посуды целой и битой. На курсах набралось довольно много народа. Мы общались между собой, дружили, баловались, но все же учились. У меня сохранилась дореволюционная книжка с комплексом спортивных упражнений Миллера, подаренная мне приятелем по курсам Мишей Рогинским. Экзамены мы сдавали в 13-ой школе и там получили аттестаты, по которым нас зачислили в институт на разные факультеты. Я поступил на радиотехнический. К этому времени институт возвратился, и началось приведение многочисленных зданий институтского городка в какой-то порядок. С первого курса организовался на факультете поток из трех групп Р12, Р13 и Р14, в каждой из них на первом курсе было порядка 30-ти студентов.  Среди студентов была молодежь , только окон-чившая школу,  и люди, пришедшие из армии, среди которых было много перенесших ранения и инвалидов. Это была середина 1944г.  и условия были военными, трудными. Хлеб нам выдавали в институте по 400гр. желтого, кукурузного, горького. По дороге домой я иногда не удерживался и отку-сывал от него кусок , другой. В магазинах еще не торговали. Институт находится далеко от центра на Брест-литовском шоссе. На полпути к нему находился огромный базар “ Евбаз”,  на котором процветали широко торговля всем –всем, жуль-ничество и криминал. Нам в профкоме в качестве помощи иногда давали какие-то отрезы на одежду и подобное, а мы проезжая “Евбаз” эти дары продавали. После войны базар ликвидировали, устроили площадь Победы.
Несмотря на трудности и комендантский час, когда на улицу нельзя было выходить, мы устраивали вечера в инсти-туте. Так однажды я в темноте возвращался с вечера, удачно избежав встреч с патрулями, юркнул на нашу Пушкинскую в руинах и напоролся на трех грабителей, которые окружили меня. Я не стал выяснять что им нужно и, используя полней-шую темноту, побежал по улице и перескочил через груду обломков соседнего дома и затаился. Когда преследователи протопали мимо, я тихонько вышел и открыл дверь нашего дома, который крепко запирался. Помню казнь пяти немец-ких военных от фельдфебеля до генерала. Казнь осуществля-лась повешением в центре на площади Калинина, нынче названная “Майдан незалежности”. К виселицам подъехали пять грузовиков с небольшими будками, из которых выта-щили приговоренных и прямо с машин сунули в петли. Некоторые из них гордо перенесли процесс, а некоторые впадали в истерику. Дело было зимой, и трупы висели долго, а мальчишки пытались их раскачивать.
В институте было холодно и мы на лекциях сидели в пальто вокруг буржуйки, стоящей в середине аудитории. Все это не мешало нам заниматься всерьез. Преподаватели у нас были квалифицированные, в основном профессора и даже академики, и читали свои курсы так насыщенно, что прихо-дилось все свое внимание уделять лекции, чтобы не упустить суть. Преподавали нам очень большой спектр наук, в том числе и механики,  и химии, и др. и в полном объеме, несмот-ря на нашу радиотехническую направленность. В общем была обстановка фундаментального отношения к учебе, как со стороны преподавателей, так и с нашей стороны. У меня сохранились записи по математике, читаемой нам в широком объеме профессором  Зморовичем В.А. Деканом нашего факультета был профессор Огиевский В.В., носивший акаде-мическую ермолку. Он был старейшим ветераном радиотех-ники, заведуя кафедрой теоретических основ радиотехники. Преподавал нам и известный ученый профессор Тетельбаум С.И., с работами которого мне пришлось сталкиваться в процессе своей работы, и другие известные ученые.
Многие наши выпускники достигли высоких результа-тов и должностей. Печально было, когда в первые годы учебы ушли из жизни несколько наших сокурсников, пришедших из армии с тяжелыми ранениями: Миша Житомирский, Коля Тупчий и др. Добираться в институт к началу занятий было не просто. Трамваев, ходивших от Бессарабского рынка на Крещатике, было мало, и набивались они до предела. Вокруг трамвая снаружи висели студенты, стоя на незначительных выступах и держась за открытые окна. Поэтому мы часто пользовались попутными грузовиками, вскакивая в кузов на ходу. Из-за этого у нас с шоферами была “малая война”. Проезжая мимо института они увеличивали скорость, чтобы мы не могли соскочить. Приходилось накрывать переднее стекло чем попало и машина вынужденно останавливалась, а мы разбегались. Воевали мы также с милицией, которая пыталась навести порядок в трамваях. И когда забирали кого-нибудь из студентов и вели в отделение, весь трамвай выгружался и шли следом выручать. При таком массовом опоздании преподаватели обычно не реагировали.
Осенью первого года обучения послали нас в колхоз, расположенный в районе Борисполя, где тогда был военный аэродром, а сейчас киевский аэропорт “Борисполь”. Я там работал с худой и норовистой лошадью и назвал ее “Пу-тятой”, фамилией нашей преподавательницы по теории машин и механизмов, женщины весьма известной и своеоб-разной, худой и тоже с норовом. Потом об этом она узнала, но на  мне не отыгрывалась. Всюду видны были следы войны в виде бомб, снарядов и т.п. Собрали мы в кучу взрывоопасные предметы, проложили к ним толовую дорожку, укрылись на некотором расстоянии и подожгли тол. Мы ждем взрыва, и нам кажется, что ждем долго, тем более что накрапывал дождик. Я не выдержал и вскочил проверить, но ребята схватили меня за ногу. В это время раздался взрыв, и через некоторое время со свистом с неба свалилось колесо,  кото-рое лежало на куче, и врезалось в землю. На аэродроме раздался вой сирены, и в нашу сторону помчалась машина. Нам пришлось разбежаться.
Одежда моя износилась, а когда к нам заехал дядя Лей-зер (мамин брат), едущий на побывку из армии домой, он одарил меня кое-какой армейской одеждой, в которой я запечатлен на фотографии среди сокурсников. Но позже, когда родители устроились во Львове,  мне купили на базаре красивое французское пальто. Как-то во время толкучки за билетами в кино “Комсомолец Украины” на Прорезной ул. для нашей компании мне разорвали это пальто от вешалки до низа. Но, слава богу, по шву в середине спины и его уда-лось восстановить. А еще позже мне сшили во Львове в мастерской, где работала мама, изящный костюм, в котором я разгуливал по Львову и конечно в Киеве. 
Во время первого года учебы мы успешно сдавали экза-мены, чувствуя постепенное облегчение от наших побед на зарубежных территориях. И, наконец, война закончилась. Об этом я узнал, ночуя у тети Розы, окно комнаты которой было визави от окна соседнего дома, где располагался штаб партизан Украины. В середине ночи нас будят автоматные очереди почти у нашего окна и крики “ПОБЕДА”. Моменталь-но мы оказались на улице, а там уже ликующие толпы людей. Неистовствовали мы до утра. Непередаваемое чувство счастья. Такое счастье я испытывал в последствии только при рождении сыновей. Война окончилась, но след ее остался до сих пор. Фильмы о той войне я смотрю с таким же душев-ным трепетом, с каким слушал сводки о боевых действиях.


 ГОДЫ  УЧЕБЫ
Война закончилась и стали приезжать остальные родственники. Приехали родители, съездили в Бердичев и убедились, что жилья и вещей там нет. Приехала Мина с Ариком, муж которой Яша уже узнал, что можно им вернуться во Львов, где они жили с 1939г. Он также сообщил маме, что во Львове можно легко приобрести квартиру, т.к. поляки стали уезжать в Польшу. И мама поехала во Львов и действи-тельно приобрела прекрасную трехкомнатную квартиру и устроилась на работу. Отец уехал во Львов, а я остался в Киеве учиться на втором курсе. Приехали из Чкалова Изя Шумский с Ривой и уже двумя детьми Лилей и Симой, названной в честь своей бабушки, погибшей в Бердичеве. Изя стал работать в оркестре Киевского оперного театра на ударных инструментах и получил комнату в доме оперного театра на Пушкинской 21. В нашем разрушенном квартале Пушкинской стали восстанавливать дома. А  Крещатик стали чистить от обломков, которые завалили улицу так, что ходить по ней приходилось по тропинке меж ними. Жизнь потихоньку налаживалась, открылись коммерческие магази-ны, в которых цены были очень высокими. Так я помню, что пирожное стоило 25 рублей. Наш сокурсник Саша Тупчий (брат умершего Коли Тупчия) поспорил с нами, что съест 25 пирожных, и почти съел, но на последнем его замутило, и он выложил 625 руб. Вот такими “серьезными” делами мы занимались между учебными заботами.
Управлял Украиной Хрущев и восстановление нормаль-ной жизни шло плохо: транспорт ходил редко , хозяйство налаживалось медленно. И Сталин прислал Кагановича налаживать положение. Каганович своими крутыми метода-ми взялся за дело. Вызвал к себе транспортных руководите-лей и велел им оставить свои автомобили и ездить на обще-ственном транспорте и т.п. Как-то прихожу из института домой на Пушкинскую, а меня не пускают подойти к дому многочисленные охранники. Каганович приехал навестить своего брата, который жил на Пушкинской 11, а мы в 7-ом, и руководил на Украине кожевенной промышленностью. Подобного рода дела были у нас в доме в праздники. Наш балкон выходил в сторону Крещатика, где устанавливали трибуну. И с раннего утра у нас в квартире были гости.
Жилая резиденция Хрущева находилась на Лукьяновке, район Киева, где находится Бабий Яр. В Самарканде напротив нашего дома жила в эвакуации Нина Константиновна с сыном, жена Хрущевского главного охранника, адъютанта, доверенного или что-то в этом роде, который с Хрущевым прошел войну, а теперь жил на территории его резиденции. И вот Нина Константиновна приглашает нас к себе, прислав  за нами джип. В гостях были воспоминания и вкусное застолье, где я впервые попробовал водку и опьянел. Домой мы воз-вращались поздно и, как только мы вышли с территории, нас мгновенно  окружили появившиеся из темноты охранники, но увидев, что свои, вновь растворились во тьме. Домой мы ехали на том же джипе.
Появился в Киеве папин брат Ассир, его жена Фаня и дочь Лариса. Жили они на углу у площади возле Софийского собора. Я к ним периодически наведывался. Там меня часто кормили обедом и даже ликером. В это голодное время всегда хотелось есть. Дядя воевал, а сейчас работал началь-ником отдела в киевском исполкоме, а Фаня там же была начальником планового отдела. Лариса была маленькой и училась в младших классах школы.
В Киеве оказался и мой бердичевский одноклассник и приятель Гриша Фурман. Жил он на ул. Жертв революции (это название улицы обыгрывали), круто спускавшейся на пл. Калинина, У него мы часто собирались и бузили. Однажды мы выстрелили в открытое окно в воздух (среди нас был воен-ный). Мгновенно квартиру заполнили милиционеры. Мили-ция находилась напротив. Нас всех заграбастали и продержа-ли в камере до утра. С Гришей мы общались часто, но вскоре он уехал в Черновцы, где поступил в университет, который закончил по русской филологии, и жил в Калининграде.
На площади Калинина открылась школа бальных тан-цев, которую я посещал. С каким удовольствием мы танцева-ли Па-де-де, Па-де-катр и многие другие танцы. В те времена на танцевальных вечерах помимо танго, вальса, вальса-бостона и фокстрота танцевали и бальные танцы. Я всегда любил танцевать и танцевал не плохо.
Любили мы купаться в Днепре. Пляж находится на Тру-хановом острове, и переправляли туда на открытых баркасах. Моста еще не было. Был случай, когда поднялась буря, дождь и толпа ринулась к причалам. Возникла угроза многих жертв. И мы пытались утихомирить толпу. К счастью нам это удалось. Вообще Киев прекрасный, романтический и экзо-тичный город и я его полюбил. Ездил я в Киев при любой возможности. Только после самостийности Украины побы-вать в нем не приходилось. Последний раз я был в Киеве в 1989г., приехав на встречу с сокурсниками по случаю сорока-летия окончания института. В Киеве была мрачная обстанов-ка, как и во всей стране. И нам с трудом удалось организовать вечер встречи в ресторане на пл. Калинина. Организовывать пришлось мне, т.к. киевляне были в растерянности. Обычно на встречи приезжали наши сокурсники из многих мест нашей страны.
В Киев приехала папина сестра тетя Зоя Окунь с детьми Борей и Жанной. Прожив некоторое время, тетя с детьми уехала к своему брату Лене Гринблату в Карловку  Полтав-ской области, где дядя был директором совхоза. Ей трудно было содержать семью. Приехала в Киев и дочь тети Розы Геля, которая задержалась, работая в госпитале до его расформирования. Геля поступила учиться в институт пищевой промышленности им. Микояна.
В институте у нас образовалась небольшая группа, ко-торая первые два года учебы проводила вместе и в институте и вне его. Среди сокурсников у меня было много близких приятелей, но этот кружок друзей до сих пор оставил яркий след в душе и памяти. Учились у нас первые два года две девушки Кира Сухенко и Галя Герасименко, окончившие школу с красным аттестатом, но при своей хорошей учебе явно не были склоны к технике, что впоследствии подтвер-дилось, когда они ушли учиться в университет на англий-скую филологию. Были у нас студенты Толя Каганов и Гарик Шапиро. И мы стали вместе готовиться к экзаменам, гулять по городу, посещать филармонию и театры, знакомиться с поэзией. Появилась традиция отмечать мой день рождения в “Коктейль-Холле”, который появился на углу Прорезной и Владимирской улиц. Там были только коктейли крепкие, средние и десертные. К моим дням рождений Кира дарила мне свою фотографию. Таких фотографий было три и они до сих пор хранятся у меня. Так у меня с Кирой возникла крепкая и нежная любовь. Нашим любимым местом была прекрасная  Андреевская церковь Растрелли, стоящая на высоте у Андреевского спуска рядом с домом Турбиных Булгакова и над памятником Святому Владимиру в парке на крутом склоне к Днепру, который издавна в Киеве считается покро-вителем студентов: “А Владимир святой с колокольни боль-шой на студентов глядит, улыбается. Они курят и пьют и еще кое-чем занимаются. Через тумба - тумба раз, через тумба-тумба два, через тумба-тумба три занимаются”.  Прекрасные места и прекрасная любовь. В филармонии мы слушали симфонический оркестр Натана Рахлина, пение Обуховой, чтение Журавлева и Яхонтова и др. Мы ходили на спектакли русского драматического театра им. Леси Украинки, руково-димым отцом Кирилла Лаврова, где играли многие извест-ные актеры, многие из которых прошли потом службу у Товстоногова в БДТ. Посещали также Украинский драматиче-ский театр им. И. Франко с великими Ужвий и Бучмой. Бывали в оперном им. Лысенко на опере Гулака-Артемовского “Запорожец за Дунаем” с Литвиненко-Вольгемут и Паторжинским. В театре оперетты впервые увидел театральный капустник с Э. Быстрицкой. Мы увлека-лись постановками МХАТ, который привозил “Синюю птицу” Метерлинка и конечно “Три сестры” и “Вишневый сад”. Поражала игра великих артистов, мне кажется, что игра нынешних больших артистов происходит совсем в другой манере, и я не знаю-потеряли мы из-за этого что-то в искус-стве! Чеховские драматургия и рассказы всегда были очень популярны. Рассказы исполнялись часто со сцены известны-ми артистами и с удовольствием воспринимались слушате-лями. Мы еще увлекались шутливой литературой Чехонтэ. Недавно Валентин Гафт поделился своим мнением, что “переиграть” великих мхатовцев невозможно. И в этом можно убедиться, перечитав мемуары Софьи Гиацинтовой, беско-нечно влюбленной в актеров этого театра.
В институтском книжном киоске мы из-под полы поку-пали “ 12 стульев” и “Золотой теленок”, изданные и тут же запрещенные, ими увлекались и знали много текста наизусть.
Толя Каганов жил со своей мамой у своего дяди извест-ного детского врача профессора Сигалова, у которого до войны лечились мои двоюродные сестры. Дом у Сигалова был строгим и чопорным, в кабинете доктора было много живописи и литературы, т.к. он был известным коллекцио-нером. Иногда мы там готовились к экзаменам. Были случаи, когда мы готовились к экзаменам на пляже на Трухановом острове, а вода была еще холодной. Обычно мы занимались первую половину дня, а вторую гуляли. Мы старались неко-торые предметы сдать досрочно. В обычной сдаче экзамена надо было приезжать в институт пораньше и занимать очередь, которая была большой. И были случаи, когда экза-мен приходилось сдавать поздно вечером, находясь в инсти-туте с утра. В сессию у нас обычно было восемь и больше экзаменов. Так что нам прилично доставалось. Теперь в сессию экзаменов много меньше. Как-то пришлось сдавать сопромат дома у академика Свечникова В.Н. А академик Лысин Б.С. по химии устраивал на экзаменах разносы. Но мы сдавали сессии вовремя и успешно.
Весной 1946г. умирает бабушка. Гибель детей сильно подорвала ее здоровье, ей было 86 лет. Похоронили ее на еврейском кладбище на Лукьяновке. Я в это время сдавал экзамены и готовился переезжать учиться во Львов, чтобы освободить от нелегких забот тетю и дядю. Во Львове есть известная  “Школа Политехнычна” , в которой  на электро-техническом факультете была группа радиотехники. Препо-давали там хорошие преподаватели. Институт расположен в центре города в старинных фундаментальных зданиях. Большой актовый зал украшен по периметру живописью на античные сюжеты польского художника Матейко. С Кирой мы расставались тяжело. За год пребывания во Львове мы обменялись многочисленными письмами, перечитывая которые до сих пор обжигают меня.
Стал я учиться во Львове, появились новые друзья. Уче-ба проходила нормально. Львов представляет собой уютный город европейского вида, архитектуры и нравов. В центре города находится стометровая улица Академическая. На этой улице по вечерам проходит променад молодежи, знакомой друг с другом. В начале Академической находится площадь Мицкевича с одухотворенным памятником Адаму Мицкевичу. На этой площади было учреждение, в котором работала мама. В городе нет реки, поэтому в городе было много открытых бассейнов, в которых мы загорали и купались. Жизнь во Львове отличалась от киевской. В городе множество средневековых костелов, соборов и монастырей. Львов также славился обилием учебных заведений: таких крупных как университет, политехнический институт, полиграфический институт, связанный с именем первопечатника Ивана Федорова, и другие. Много там средних учебных заведений. Есть в городе театр оперы и балета и драматические театры. В те времена там было множество парикмахерских и неболь-ших кинотеатров, часто расположенных рядом. Много было базарчиков, недурно обеспечивающих горожан в то трудное послевоенное время. В городе  много  ухоженных улиц с небольшими удобными домами в садиках. Там было много исторических памятников, частично вывезенных в Польшу. В старинном Лычаковском кладбище много захоронений известных лиц в семейных  домовинах и с архитектурными памятниками. Там похоронен Иван Франко, на памятнике изображен каменяр из его произведения.  Все это было в ухоженном виде в парке, в котором приятно гулять. Вообще парков во Львове много. По узким улицам бегают проворные трамвайчики на узких рельсах, при поворотах изгибаясь от одного тротуара  к другому, чтобы вписаться в поворот.
Квартира у родителей была на бывшей ул. Офицерской, где жили в основном военные. Дом был ухоженным, на этажах висели зеркала, лестницы из блестящего камня с приспо-соблениями для дорожек. И как обычно во Львове, вход не с улицы, а с прохода ( брамы), черный вход со двора и опо-ясывающего здание балкона в большую кухню. Три комнаты и большой балкон, на котором отец усилено разводил цветы, были обставлены мебелью, приобретенной вместе с квартирой. Жизнь во Львове отличалась от киевской не-сколько на европейский лад и была более провинциальной и более обеспеченной. Люди были наряднее, жили в более комфортных условиях и были менее озабочены жизненны-ми проблемами. Я во Львове проводил все каникулы, при-езжая из Киева, и у меня там было много знакомых. Знако-мые из г.Новоград-Волынска рассказали мне о живущих там Униках, которые, как я решил, были родом моего деда Хаскеля Уника по целому ряду признаков. Надо было съез-дить туда и все выяснить, но заботы и неразумная моло-дость не дали это сделать. И очень печально. У тамошних Уников была семейная легенда о своих предках, занимаю-щихся  извозом. Когда Екатерина II ехала навестить Тавриду, ее карета застряла в грязи под Новоград-Волынском, и Уники своей упряжкой вытащили ее. За это Екатерина осво-бодила Уников от повинности служить в армии кантониста-ми. Работа моего деда в Бердичеве была развозить на своей упряжке пиво местного чешского пивовара по окрестным поселкам и селам.   

Учился я благополучно, но стал задумываться о возвра-щении в Киев. Мне казалось, что обучение в КПИ было на более высоком уровне. Я возвращаюсь в Киев и продолжаю учиться на 4-ом курсе в ”старой” группе. Сокурсники встре-тили меня благосклонно. В институте изучаем специальные предметы тоже в широком спектре: от проводной связи до радиолокации, передающие и приемные устройства, антен-ны, телевидение и много других. Заниматься приходилось  много.  У Киры в университете также напряженное время. И мы как-то незаметно стали встречаться реже. В переписке с Кирой  сейчас мы не можем объяснить причину этого.
На каникулы я ездил во Львов. После окончания 4-го курса во Львов я полетел самолетом, который представлял собой транспортный Боинг с железными скамьями вдоль бортов. В полете нас болтало и мне стало не по себе. Рядом со мной сидела симпатичная девушка, она помогла мне прийти в себя. Так я познакомился со своей будущей женой Аллой Костюченко. Она была балериной, закончившей балетную школу в Москве в музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко, и работала во Львовском оперном театре солисткой. За время учебы на 5-ом курсе мы несколь-ко  раз встречались.
После 9-го семестра выдали нам задание для дипломной работы, и началась преддипломная практика. Мой диплом был на тему ” Приемник аэро-фото-телевизионной установ-ки”, а практику я проходил в Ленинграде на заводе им. Козицкого. Я с большим удовольствием поехал в город, где жила тетя Юля, и у которой я поселился. У тети в это время жила Нина с мужем Леней и сыном Олегом, которому тогда было три года. И  все помещались в двух малюсеньких комнатках. Утром я просыпаюсь, и ко мне в постель забира-ется Олежка. И мы путешествуем по разным странам вместо того, чтобы бежать на завод. Тетя Юля меня познакомила с дочкой своей знакомой.  И я с ней знакомлюсь с городом. Тогда еще по Невскому ходили трамваи, а дорога была мощена деревянными плитками. Ездили мы в ЦПКО кататься на коньках, а после голодные забегали в булочную и съедали целый батон. Квартиры отапливались круглыми печами, обитыми железными листами и называемые “голландками”, у которых мы с удовольствием грелись, дровами, которые хранились в подвалах, разделенных на сараи. Телефонов, водогреев и многого другого еще не было. Дома и дворы крепко запирались,  приходя поздно, приходилось звонить дворнику. Вообще дворники были “хозяевами” в доме. Улицы от снега убирались быстро и тщательно.
В Киеве усиленно пишу дипломную работу, ее защищаю и получаю диплом “ инженера-радиста” вместе со своими однокурсниками. Диплом мы, я и Гарик Шапиро, обмываем в открытом ресторане “Ротонда” в парке на слонах к Днепру. Все! Учеба закончена. Начался волнующий этап распределе-ния на работу. Места распределений разбросаны по всей стране. Мы узнаем, что в Киеве на радийном заводе создается особое конструкторское бюро. Идем туда на собеседование, и нам обещают принять нас в количестве 25-ти человек на работу. Но министерство образования не утверждает такое распределение, т.к. все распределения утверждены. И мне достается работа в Куйбышеве на объекте, где начальником тов. Кавтарадзе. Что это такое - никто не знает. Должен ехать куда-то один и тут появляется Алла и предлагает ехать со мной. Иногда поступки человеческие необъяснимы: хорошая балерина, увлеченная своей работой, и в глушь … Так неожи-данно закончилась пора учебы и началась моя самостоятель-ная жизнь.
В это время в стране продолжали происходить ужасные  вещи, не замечать которые было невозможно. Продолжались поиски врагов и уничтожение людей. Многие науки  были запрещены. Дикое варварство. Сталин оказался великим светилой в языкознании. Мы знали, что Михоэлсу устроили аварию на Минском шоссе, уничтожались члены антифа-шистского комитета, врачи и другие деятели. Массово бичевались писатели, ученые и вообще  вся истинная культу-ра. Было известно, что Сталин готовится к выселению евреев в Сибирь и Дальний Восток. Таким образом закончить геноцид-дело Гитлера. Поэтому в то время я четко осознал положение вещей и не подавался общему обалдению. Можно только удивляться, как легко можно охмурить и загипноти-зировать целый народ.
Хочу отметить свою первую серьезную ошибку, совер-шенную мною и осознанную много позже. Это охлаждение отношений с Кирой, с которой у нас была истинная любовь и отношения. Терять такие вещи недопустимо. Жизнь у меня пошла бы совсем по другому руслу.

               
РАБОТА В КУЙБЫШЕВЕ

Приехали мы в Куйбышев и занялись поисками объекта, где начальником Кавтарадзе. Идем в управление связи, а там говорят: “Подождите пару часов, будет автобус на объект”. Едем в разбитом автобусе по разбитой дороге. Вернее дорога только указывает путь, а едем по обочинам, переезжая с одной обочины на другую. Едем долго, значит объект далеко от города, в самарской глуши. Приезжаем, и глазам представ-ляется миниатюрный поселок в степи. Заходим в админи-стративное здание и попадаем в руки огромного моложавого грузина, встретившего нас приветливо и определившего для начала наше местожительство. В поселке кроме администра-тивного здания несколько двухэтажных небольших домов и несколько бараков. Нам выделили комнату в двухкомнатной квартире на первом этаже с минимальным числом мебели. Наше состояние? Пока не ясно, так много впечатлений, что некогда реагировать. Но вроде не падаем духом. Вообще нас принимают и с радостью устраивают наш быт и работу, радуясь кадрам. При оформлении не обращают внимания на то , что мы не женаты и что я по паспорту Хаскель , а в ди-пломе Анатолий.
Что собой представляет все селение? В административ-ном здании помимо дирекции и общих служб находился клуб, пекарня и пожарная часть. С полкилометра от поселка располагалась большая огороженная территория, на которой в первую очередь виднелись два узла по четыре в каждом мачты высотой 200м. и250м. А в остальном на территории небольшие строения. Рядом с поселком проходила узкоко-лейная  железнодорожная ветка, по которой два раза в день ходили рабочие поезда из города в селение Красная глинка на Волге, где были сосредоточены авиационные заводы. Недалеко находилось мордовское село Новосемейкино. Такова была диспозиция нашего места обитания. О техниче-ской стороне и об истории создания объекта я узнал уже на работе и в рассказах сотрудников. Объект представлял собой радиопередающий вещательный центр средних и длинных волн большущей мощности (более 1000квт), а мачты пред-ставляли собой излучающие антенны, стоящие на земле на больших изоляторах и обеспечивающих сложение излучае-мых мощностей в эфире. Кроме этого на объекте были два трофейных коротковолновых 25квт передатчика, установ-ленные позже и для них антенное поле, малозаметное на фоне мачт. Мачты-антенны были уникальными сооружения-ми, стоящими на трех изоляторах и рассчитанных так, что изоляторы нагружались вдоль оси, а не в боковые стороны. Как-то я в люльке поднялся на высоту 250м и там мачты раскачиваются на несколько метров и люлька тоже. На территории были небольшие строения: антенные павильо-ны, собачий питомник и др. А вся основная многочисленная габаритная техника находилась в подземном многоэтажном здании, вход в которое с земли был не заметен.
Построена станция была в военные годы с помощью за-ключенных. Работали над созданием станции видные ученые, идеи которых в ней реализовывались. В военное время тут работали академики Модель, обосновавший идею сложения мощностей в эфире, и Вологдин, мощные ртутные выпрямители которого использовались в станции, и другие. Зачем все это загнали под землю, я не знаю, но очевидно на это повлияла война и намерение переезда правительства в Куйбышев. Но станция и в наш приезд охранялась кагебеш-никами, гарнизон которых жил за ограждением, а офицеры- с нами.
Определилось мое место работы - старшим сменным инженером на трофейных передатчиках, расположенных в боковом помещении под землей. Каждый из двух передатчи-ков представлял собой основное оборудование в 8-ми шкафах и вспомогательное---ниже этажом. Основные станции средних и длинных волн находились в основных больших залах и комнатах. Работа была круглосуточная тремя смена-ми. Аппаратура работала с короткими перерывами на пере-стройку частоты и переключения антенн. Программой было вещание на большие территории, а также на сеансы шумопо-давления зарубежных передач. Студия находилась в Москве. Настройка на подавление и шумовой сигнал также управля-лись из Москвы.
В смене была пультовщица Лена Вдовина из деревни Новосемейкино и еще дежурные электрик и сантехник. Передатчики были немецкими и сделаны по-немецки осно-вательно. Перестройка осуществлялась в одном из шкафов, и одновременно перестраивались все остальные шкафы с различными каскадами. В станции было много сложной  автоматики и защиты, а при монтаже не смогли полностью ее задействовать. Сложность работы заключалась в том, что аппаратура должна функционировать без перерывов, всяких сбоев и вынужденных простоев. Ее работа контролировалась в эфире, и за каждую секунду перерыва приходило грозное предупреждение. В реальной работе бывали выходы из строя по разным причинам, и приходилось на ходу быстро во включенной аппаратуре ее исправлять. Работу и аппаратуру я быстро освоил, и работать было комфортно. Старшим на наших передатчиках был опытный и молодой человек Ларин. Он ведал сменами и ремонтно-профилактическим персона-лом.
Раз в неделю полдня выделялось на профилактику, все выключалось и мы занимались приведением аппаратуры в порядок. В один из таких дней в мою смену случилось траги-ческое событие—погиб техник, прибывший из Москвы по распределению. Все было обесточено и он, сидя на верху шкафа модулятора, менял лампу, на которую в рабочем режиме подавалось напряжение 12кв. И вдруг он валится со шкафа на мои руки мертвый с черной точкой на лбу. Ужасное событие и главное, что с трудом  удалось выяснить причину: в связи с тем, что при нашем монтаже до конца не удалось разобраться в автоматике. При включении источника напря-жения для его проверки часть напряжения обходными цепями все же попала на лампу. Был случай, когда ночью вышел из строя один из каскадов, и пришлось в этот  каскад  влесть, выключив его питание. И меня “ударило” током, а исправлять надо и я дрожащей рукой снова полез туда. Все обошлось, т.к. это был разряд конденсатора.
Нашим районным центром было местечко Красный яр, куда мы иногда ездили. Я там в военкомате получил звание лейтенанта, т.к.  в институте не успели его оформить. Кроме того мы ездили покупать некоторые продукты питания. Время было скудное и на зиму покупали замороженную тушку барана, которую держали в сарае. Морозы в тех краях устойчивые. Весной заводили огород, с которого питались овощами и зеленью. Обычно в тех местах в июне случались заморозки, ложившиеся на землю полосами: так на огороде полоса подмороженная и рядом нетронутая. В Куйбышев ездили редко.
На объект были распределены также наш сокурсник Леня Кошарский и выпускник электротехнического факуль-тета Миша Ходорковский. На объекте была мощная энерге-тическая  система. Леня работал на больших передатчиках. Первый новый год мы устроили с выдумкой: соорудили из проволоки и материи лошадь, в которую влезли я и Леня Кошарский, и пытались веселить публику. Но окончилось все тем, что я с Леней еле убежали от пьяных, упорно пытавших-ся оседлать лошадь. Алла, тоскуя по балету, обучала меня балетным поддержкам. И на выступлениях в клубе смело бросалась на меня, а я должен был изящно ее подхватить и изобразить нужную позу.
Зимой случалась пурга с сильным ветром и огромными кучами снега. В такую метель пройти путь от поселка на работу было не просто, приходилось сгибаться и идти, держась друг за друга. Как-то с нами на работу в такую непогоду шел сотрудник в возрасте, и ему стало плохо. Пришлось нести его на руках. Зимой случился пожар в одном из антенных павильонов, где находились контура настройки антенн в виде катушек из медных труб и много другого оборудования. Для восстановления павильона отбирали добровольцев, в число которых  и я попал. Работали мы на улице в сильные морозы и нас согревали спиртом. За неделю павильон восстановили. Нам за это дали премию в объеме недельного оклада. Наша соседка по квартире (выпускница Одесского института связи) была рассеянной особой и, случалось, уходила на работу, не выключив электрическую плитку с кастрюлькой супа. И вскоре черный дым заволаки-вал квартиру и улицу. И мне приходилось вскрывать ее комнату и выключать плитку. За это пожарники меня награждали.
Был у нас здравпункт в бараке. В нем работал молодой человек, довольно сведущий в медицине, постоянно обсле-дующий нас. Он писал диссертацию по своим исследованиям влияния на здоровье условий труда в поле мощного радио-излучения и работы в подземных условиях. У него накопился приличный материал. Но когда об этом узнали, его срочно перевели на другое место работы.
Через два года работы меня перевели на должность старшего (вместо Ларина ), управляющего персоналом коротковолновых передатчиков. Работа стала дневной, люди знакомые и работа тоже, поэтому дела пошли легко.
В собачьем питомнике содержались породистые овчар-ки с длинными родословными из немецких псарен. И мы решили взять себе щенка. Так у нас появился Анчар. Жизнь свою мы переносили спокойно и надеялись после трех лет работы уехать. Старые друзья меня не забывали. Несколько писем я получил от Киры, и они были очень теплыми. Писал мне и Толя Каганов, работающий на телезаводе в г. Алексан-дрове. Ездили в отпуск во Львов с пересадкой в Москве, где останавливались у тети-дяди Аллы, известных  клоунов Бим-Бом, живших в коммунальной квартире на Павелецкой ул.
Я в 2014г. услышал, что этот центр ликвидирован, про-существовав под землей более 70 лет.
Неожиданно в марте 1952г. меня переводят на работу в другой передающий центр, который создавался на окраине Безымянки—района Куйбышева. Центр содержал два отече-ственных коротковолновых передатчика мощностью по 200квт. В момент моего перевода центр еще налаживался московской бригадой настройщиков из высококвалифициро-ванных специалистов, занимающихся наладкой по всей стране. Таким образом, я сумел вплотную включиться в процесс наладки и хорошо и быстро освоить технику. Пред-приятие представляло собой жилой поселок из нескольких коттеджей и двухэтажных домов. Техника располагалась в трехэтажном здании довольно больших размеров, антенного поля с многочисленными антеннами, натянутыми между 75-ти метровыми мачтами, большого бассейна с брызгалами системы охлаждения мощных ламп. Поехали мы с Анчаром. Нас поселили в отдельной квартире из комнаты с эркером-спальней на втором этаже дома.
Начальником центра был старослужащий министерства связи Тюленев, крупный человек, регулярно в течение дня выпивающий по стакану водки. Главным инженером был Петр Петрович Нестеров, интеллигентный приятный чело-век, сын Петра Нестерова - известного летчика-исполнителя “петли Нестерова”. С Тюленевым у меня были серьезные стычки по работе, а с Нестеровым - самые добрые отношения. Моя должность старший инженер предприятия предполагала руководство  радиотехническим персоналом предприятия, состоящим из дежурных работников, бригад профилактики и ремонта, бригады антенщиков в общем количестве порядка 70-ти человек. Кроме того на станции был главный энерге-тик со своим персоналом, ведающий мощной энергетикой, и главный механик со своим персоналом, ведающий сложной сантехникой.
Радиотехнический персонал состоял из молодых людей, присланных из разный ВУЗ-ов страны. Мы быстро сдружи-лись и начали успешную эксплуатацию станции, сообща осваивая технику. Одновременно возникали идеи улучшения тех или иных узлов и мы, подготовившись, в короткие перерывы работы днем налетали на оборудование и переде-лывали, что нам казалось улучшением. Обычно старослужа-щие работники боялись что-либо трогать, но у нас в основ-ном были молодые и дерзкие. Кстати мне присвоили какое-то звание инспектора, по которому полагалась форма, но я ее ни разу не одевал.
Аппаратура в станции почти вся была высоковольтной  и поэтому очень тщательно блокировалась от доступа без ее выключения и заземления. Но бывали случаи, когда во время работы случались пробои и дуговое свечение, пока не вы-ключающие аппаратуру, но грозящие это произвести. У меня одного был так называемый “офицерский ключ”, позволяю-щий не отключая аппаратуры открыть дверь аварийного каскада и длинной изоляционной штангой устранить неис-правность. Бывали ночные звонки дежурных с сообщением о неполадках. Я хорошо знал аппаратуру и подсказывал, что делать или прибегал и участвовал в работе. На работе регу-лярно и часто проводились с персоналом проверки знания техники и правил безопасности. У меня была высшая катего-рия по безопасности.
Антенное поле было большим и дежурным зимой при-ходилось ходить на лыжах. Проблема также была в замене сигнальных ламп на мачтах, т.к. специальных площадок для этого не было (экономия при проектировании) и приходи-лось ползти по горизонтальным трубам на мачтах, прикреп-ляясь защитным поясом. Зимой бывало, когда сотрудник повисал вниз головой на поясе и с трудом выходил из этого положения. Однажды, когда трос, оторвавшийся от антенн, упал на антенное полотно, я полез первым вверх по мачте, пытаясь отцепить трос, а следом полезли и другие,  помогая мне удержать тяжелый трос.
Мы не только дружно работали, но и общались вне ра-боты, делали волейбольную площадку, играли в футбол и др. В последующие годы случалось встретить сослуживцев. Отдыхая на юге, я встретил Ротенберга Леню, которого готовил себе в замену и которого прозвали Ленька Бефстро-ганов, т.к. всегда в Куйбышеве он ел это блюдо. Работал он на радийном заводе в Саратове. При поездке в командировку в Ростов/Д в НИИ я встретил Борю Шапиро, с которым потом переписывался. А в Ленинграде я встречался и общался с несколькими нашими сослуживцами.
Несмотря на то, что мы жили в глуши, жизнь наша про-ходила по порядку принятому для всей страны. Мы регулярно занимались ”политическими науками”, изучали биографию вождя и его труды по идеологии и языкознанию. Регулярно мы обязаны были подписываться на облигации в большом объеме от заработка. В то время почему-то по всей стране процветали уголовные разбойные группы под названием “Черная кошка”. Нас от них ограждала глушь, а в Куйбышеве, как и в других городах, периодически возникали разбойные эксцессы.
В Куйбышев ездили с нового места жительства доволь-но часто. Появилась возможность посещать театры, питаться в ресторане, покупать продукты. Однажды я с Аллой  уехали в Куйбышев на 1.5-2 дня, оставив Анчару еду. Возвратившись с опаской открывали дверь квартиры, из которой Анчар выскочил пулей на улицу. В квартире было чисто. Что значит аристократ!
Приближалось время моей работы к трем годам. Мест-ные отделы кадров не имели права увольнения специали-стов, а только министерство связи. И я начал переписку с министерством, доказывая , что наряду с окончанием обяза-тельного срока службы, у меня есть еще и другие основа-тельные причины увольнения и что я подготовил себе замену на службе. Но в ответах мне предлагали переводы на передающие центры на Дальнем востоке и т.п. При поездках в отпуск я заходил в министерство, пытаясь добиться уволь-нения, но разговор у нас получался типа “немого с глухим”. И вот на четвертом году моей службы в августе 1953г. пришло предложение перевестись на работу в передающий центр под Каунасом. И я решил рискнуть и согласился, но договорился с нашим инспектором по кадрам, что он мне сделает две трудовых книжки: одну с переводом в Каунас, а другую с увольнением по собственному желанию. Я не стал брать денежных авансов, положенных при переводах. И в Каунас не явился. Это было рискованно, т.к. еще правили сталинские законы. Расчет мой оказался верным и меня никто не искал. Таким образом, я освободился от рабской зависимости.
С Анчаром, который вырос в прекрасного пса, расста-ваться было трудно, но пришлось. И я его пристроил к пограничникам в Куйбышеве.
Смерть вождя я и многие из нас встретили как освобож-дение от ужасных событий, достигших невыносимого преде-ла.
Так закончилось начальная стадия моей длинной рабо-чей эпопеи .


               
ВНЕДРЕНИЕ в ЛЕНИНГРАД

И я решил ехать прямо в  Ленинград и там устраиваться. Почему я выбрал именно Ленинград, сейчас не могу сказать. Алла поехала во Львов ждать результатов. С помощью тети Юли я пытался у нее прописаться. Но законы были жесткими, и прописаться не удалось. Меня стала преследовать милиция и велела мне из города уезжать. Пришлось ночевать у сосед-ки Дуси и у брата мужа тети Юли Исаака Вексельмана на Петроградской стороне. Надо было уезжать во Львов.
Алла тем временем во Львове вновь стала работать в оперном театре. Я стал искать работу, и оказалось, что это не просто. Обращался я на телевизионный завод и в академиче-ский институт, где  обнаружил знакомого по львовскому политеху, но на работу меня не брали. Пришлось устраивать-ся в местный промкомбинат в цех динамиков инженером-радистом. Цех выпускал динамики для трансляционной сети. Динамики были плохого качества. И я взялся за их переделку. В первую очередь требовалось сделать качественными мембранные резонаторы. Для этого я написал в ленинград-ский институт радиоприема и акустики ( ИРПА ), чтобы они посоветовали и прислали нам состав для изготовления резонаторов. И они довольно быстро откликнулись и при-слали, что позволило отливать резонаторы хорошего каче-ства. Кроме того требовалось переделать общую конструк-цию, чтобы она была более жесткой и не дребезжала. В результате качество воспроизведения передач стало вполне приличным, что было оценено  тем же ИРПА.
Проработал я таким образом до февраля 1955г. и снова отправился в Ленинград. На этот раз я довольно быстро прописался, т.к. помогла взятка, которая и в то время была в ходу. Деньгами мне помогли родители, помогавшие мне  всегда в трудные моменты жизни. Я старался, чтобы нужда в этом была минимальной. И так в марте 1955г. я начал обход многочисленных радийных предприятий. Но принимать меня не желали, т.к. процветал махровый антисемитизм. Как только в отделе кадров брали мои документы в руки, так сразу же на лице отражалось полное неприятие. Обращался я и в НИИ “Интеграл”, в котором мне потом пришлось работать. И тогда я узнал, что он славился ярым антисемитизмом. Но, слава богу, у меня был родственник Леня Барышек, который служил военпредом на радийном заводе. И он меня успешно устроил работать на этом заводе. Когда я договаривался, меня обещали принять в лабораторию ОКБ, но когда я стал оформляться, то мне предложили в конструкторский отдел ОКБ. Выхода у меня не было, и я согласился. В конструктор-ских кадрах всегда была нужда.
И 4 апреля 1955г. я поступил на работу на предприятие, в котором  проработал до 80-ти лет. За это время с предприя-тием происходили всякие метаморфозы, но специализация и тема моей работы оставалась неизменной. Мы, четверо вновь принятых,  в ожидании допуска к работе сидели в отдельной комнате. Начальник КО Воронов нам выдал первые задания. Мне досталось сложное поворотное устройство. Так как у нас в КПИ основательно преподавали механические дисциплины, проблем с работой и чертежами не было. Отношения между нами четырьмя были дружескими, и мы общались и вне работы. Это был Миша Гвяздо, который потом работал в группе по созданию медицинской радиокапсулы, заглатыва-емой и определяющей некоторые параметры желудочного тракта. Был Дима Гоберман, который проработал долго специалистом по конструированию сложных механизмов. И был Марк Бейлинсон, балагур и шутник, прошедший войну и в Китае. Пришло разрешение и мы влились в довольно большой и продуктивный коллектив КО.
Надо было устраиваться с жильем. У тети Юли жил ее сын Тоня с женой Валей и дочерью Ирой. Тетя нашла свою знакомую, работающую на Севере и сдающую свою комнату. И стали мы жить на Кузнечном переулке в третьем дворе в комнате коммунальной квартиры с окном, выходящим в четвертый двор на брандмауэр. Приехала Алла и мы стали приводить в порядок запущенную комнату, борясь с много-численными клопами и проведя небольшой косметический ремонт. На работу я ездил 34-ым трамваем от ул. Марата до завода почти в конце маршрута на Петроградской стороне. В набитом вагоне ехали обычно одни и те же люди. В трамвае я знакомился с жизнью в Ленинграде, с бытом и обычаями. Посадка в вагон была в заднюю дверь в порядке очереди, что было характерным для города тех времен. В городе все еще чувствовалась пережитая блокада: во внешнем облике, в отношении к хлебу и какое-то непередаваемое ощущение. Мы тоже включились в послеблокадную жизнь, регулярно посещая мемориальные места.
Но город тогда жил полнокровной жизнью, обилием в магазинах качественных продуктов. Необходимо отметить, что разнообразие и качество продуктов было очень высоким. В последствии такого уровня я не наблюдал. Правда через какое-то время количество и качество продуктов резко уменьшилось. Видно посчитали, что хватит, наелись и живите как все обычные города страны. В Ленинграде тогда говорили на хорошем русском диалекте с четким произно-шением. Мне это очень нравилось, и я старался его освоить. Позже, когда в город были приглашены многочисленные рабочие руки со всей страны, речь, порядки и поведение значительно ухудшились.
В конструкторском  отделе  я проработал три года. В ра-боту конструктора вошел полностью и занимался наравне с остальными самостоятельными задачами, конструируя отдельные элементы и изделия, компановку больших изде-лий на автомобиле и т.п. Помню как начальник  КО Воронов приносил чертежи к начальнику бюро нормоконтроля  Врублевскому и,  положив большие листы на стол, они начинали бурное обсуждение достоинств и недостатков чертежей, напоминая полководцев, обсуждающих планы сражений. Вначале я работал в группе Игоря Шпигеля, с которым мы подружились и проводили много времени вместе. Дружеские отношения были и с другими сотрудни-ками.
Зимой я с несколькими сотрудниками КО и антенщиком  Яшей Рубинчиком в выходные ездили кататься на лыжах в лыжную Мекку Ленинграда Кавголово. Легко одеваясь, на простых лыжах мы объезжали все горки, съезжая с самых крутых. Домой возвращались, когда было совсем темно. Полустанки совсем не освещались. Тогда еще не было элек-тричек и ходили паровозики с небольшими вагонами. Вдруг полнейшую тьму среди мощных хвойных деревьев прорезал яркий луч прожектора, высвечивая фантастическую картину. Огромная толпа с лыжами на перевес по обе стороны вагонов штурмует поезд, застревая в дверях. Но ездили мы несколько лет регулярно. У меня сохранилась фотография, на которой мы  под солнцем голые до пояса стоим на горе и лыжными палками изображаем число XXXI (31 марта).
Конечно, у меня были многочисленные походы и поезд-ки знакомств с городом и его окрестностями. Я с большим увлечением осваивал все чудеса города и его окружения. С молодежью завода ездили в походы по Карельскому пере-шейку, в Кронштадт, тогда еще закрытый город, к подшеф-ным морякам, играли с ними в баскетбол и волейбол. Наш завод находится в соседстве со стадионом “Динамо”, где мы часто состязались в различных видах спорта, устраивая соревнования между отделами. Футбольная команда “Дина-мо” вся “работала” у нас, т.к. тогда футболисты не считались профессионалами. И мы их часто использовали в своих соревнованиях. У меня есть фотография нашей волейбольной команды с несколькими футболистами, Яшей Рубинчиком и я и др.
  Посещали регулярно различные театры, знакомясь с постановками известных режиссеров и игрой известных артистов. В те годы в Ленинграде властвовал Аркадий Райкин. Мы часто посещали его театр эстрады на Желябова.
Постоянно соприкасаясь с различными атрибутами множества великих людей, жившими в Петербурге, начина-ешь ощущать атмосферу истории России и ауру незабывае-мых личностей. Это некрополи в Александро-Невской лавре, Волково кладбище и кладбище Новодевичьего монастыря на Московском пр., а также Смоленское на Васильевском острове и другие. Это многочисленные музеи-квартиры и просто места, связанные с их пребыванием или историческими событиями. И невольно ты воспитываешься и преобража-ешься. 
Большой стадион в приморском парке Победы функци-онировал регулярно. Вместимость стадиона была 100 тысяч человек. На футбольные матчи собирались огромное количе-ство народа и туда направлялись почти все городские трам-ваи и автобусы, набитые людьми. И по парку от остановок к стадиону образовывались целые демонстрации. В городе очень увлекались футболом. Я не помню, чтобы случались скандальные истории, как это часто бывает теперь.
Игорь Шпигель в то время был холост, хотя у него были две дочери-близнецы, и жил на 5-ой Советской ул. , где устраивал вечера, в которых я и Алла часто участвовали. У Игоря была автомашина “Волга’, на которой мы ездили в Таллинн и в Прибалтику. Раз под первомайские праздники мы застряли  на дороге в Ригу в большой яме, около которой дежурил трактор. Но когда мы застряли, трактор уезжал домой. И нам стоило больших усилий его вернуть.
Автолюбителей тогда было не много. В витрине автома-газина в Апраксином  дворе стояла машина ЗИМ  и стоила 40 тысяч додевальвированных  рублей.  На заводе организова-лась  группа для освоения вождения автомобиля. Занятия проходили в обществе ДОСААФ на набережной реки Карпов-ки. Завод для этого выделил УАЗ. Мы быстро и успешно освоили автовождение и получили права. Но своих автома-шин было мало и первое время мы пытались воспользовать-ся автопрокатом, но это оказалось не очень удобным. Приоб-рести автомобиль оказалось проблемой, хотя стали выпус-кать “Жигули”. И стали возникать длинные очереди на много лет. В конце концов эти очереди “лопнули” и вместо “Жигу-лей” предложили “Москвич”, которого покупать не очень хотели. У Игоря Шпигеля к тому времени “Волга” постарела и ему требовалась замена. У меня денег на машину не было, и Игорь попросил меня сходить попытаться получить разре-шение сменить “Москвич” на “Жигули”. Я сходил в отдел продажи автомобилей с просьбой. К моему удивлению начальник отдела был так удивлен, что у меня нет машины, и подписал заявление. И мы с Игорем для него выбрали “Жигу-ли”.
Летом в отпуск я поехал в восточный Крым в Коктебель, где был дом Волошина и писательский поселок. Жил я вместе с большой группой молодежи, среди которой был сын Панте-корво (итальянского физика-атомщика, перекочевавшего в Россию). Как так получилось, что незнакомые люди жили вместе, не помню, но с молодежью это случается. Купаться мы ходили в бухты среди скал с изумительно прозрачной водой, но добраться к ним можно было, спустившись на веревках со скалы, или по воде.
В 1957г. хозяйка комнаты сообщила, что возвращается, и нам пришлось искать новое жилище. Так мы стали жить на Невском в доме 42 напротив “Гостиного двора” на четвертом этаже в многонаселенной квартире. Окно выходило во двор на Армянскую церковь. Теперь на работу я ездил на 7-ом троллейбусе. Алла стала работать в зале демонстрации моделей в “Пассаже”, т.к. она была еще неплохим модельером.
Меня в 1955г. поставили в очередь на жилье. Это было неожиданно и удивительно, т.к. законы по этому поводу были неумолимыми. Я удачно попал в тот редкий момент продления очереди. Необходимые для этого справки и ходатайство мне  дали на заводе. Но очередь  двигалась очень и очень медленно, и надеяться на разрешение жилищной проблемы не приходилось. Здесь уместно отметить,  что обстановка на заводе была нормальной во всех отношениях и без антисемитизма. Директор Нестеров Г. С. был решительным и приятным человеком. Он побывал в заключении по “ленинградскому делу” Попкова, был реабилитирован, но в партийную верхушку не был допущен, и стал хорошим директором. У меня с ним были хорошие отношения. Главным инженером был Витковский В.В. приятный деловой человек, с которым можно было решать многие вопросы.
В 1957г. я и Тоня Вексельман проводили отпуск в Киеве у наших родственников. По этому поводу тетя Роза, большая мастерица, “давала” обед, который был обильным и очень вкусным. Мы его съели чуть ли “не с пальцами”, и тут вносят огромное блюдо вареников с вишнями, фирменная вкусня-тина. А мы уже не в состоянии что-либо есть. Пришлось побегать по крутым улицам Киева и вареники все же съесть. А у тети Фани и дяди Бори нас кормили по- иному в соответ-ствии со своими вкусами и поили наливкой из рюмок разме-ром с наперсток. А дядя Боря, как скромный человек, пытал нас: “Неужели мы можем выпить большую посудину водки?” Все были рады нашему приезду. В это время Лиля Шумская, дочь нашего старшего двоюродного брата Изи Шумского, сдавала экзамены в институте и от волнения ничего не ела. Мы затащили ее в ресторан “Украина” на ул.Ленина и покор-мили обедом. А там сидели украинец из Канады, куда эми-грировало много украинцев, с сельской теткой, которой он рассказывал- сколько “галонив вышняка” у него заготовлено дома. Ночевали мы у всех родственников. У Шумских была одна комната и четверо человек, и нам постелили на полу. Но маленькая и шустрая собачка Зита не давала нам покоя, пришлось ее выселить. У наших родственников мы всегда были дома.
Я и Тоня сшили себе сначала пальто, а потом и по ко-стюму у известного портного в мастерской на Загородном пр. недалеко от метро “Технологический институт”. Это когда еще трудно было покупать хорошие вещи. В этом костюме я еще был на торжественной регистрации рождения Глеба в 1969г. Это были последние вещи, сшитые на заказ. Тут я вспомнил замечательный рассказ Джона Голсуорси о бед-ственном положении некогда известного в Лондоне сапож-ника, обувавшего весь бомонд  Лондона изящнейшей, точно перчатки, обувью и не сумевшего пережить наступление индустриализации.
У Тони был близкий приятель детства Леня Тарасюк. Он был известным историком оружия и членом британской, итальянской и других академий оружия. У него было много печатных работ по истории оружия. Работал он в Эрмитаже, заведуя отделом оружия. Я с ним подружился и частенько заглядывал в Эрмитаж, знакомясь с рыцарскими доспехами и оружием. Леня был юмористом, и мы там разыгрывали  различные шутки. Он с детства увлекался фехтованием и привлек к нему и Тоню. И Тоня долгое время занимался фехтовальным спортом. Тарасюк был консультантом по фехтованию и оружию во всех шекспировских фильмах Козинцева.  Как неординарного человека у него с советской властью были характерные для того времени дела. Его обвинили в антисоветских разговорах и присудили к трем годам лагерей, которые он провел, управляя лошадью на севере северо-запада. Его отец тихий еврей-шапочник не выдержал этого и умер. Мы его похоронили. А мать, активная женщина, занялась реабилитацией Лени, дошла до Хрущева и добилась, но дело затянули до окончания срока. На прежнюю работу его приняли с трудом на полставки. Жил он с родите-лями в одной комнате на Невском напротив ул. Марата. Как-то присутствовал Тарасюк в Москве на приеме по случаю приезда лорда-хранителя королевского оружия, который произнес тост в честь Тарасюка и этим поставил Фурцеву в неудобное положение, т.к. она не знала кто это такой. Были мы на бракосочетании дочери Тони Вексельмана Ирочки в дворце. Во время процедуры я оглянулся и увидел Тарасюка, окруженного американскими туристами, приглашенными посмотреть нашу счастливую жизнь. Леня им что-то расска-зывает, а они смеются, вместо того, чтобы глядеть на проце-дуру. Он французским и английским владел абсолютно. В конце концов он эмигрировал в США, где работал в Метропо-литен- музее по  истории оружия.
Я увлекался музеями большими и маленькими, художе-ственными и литературными, зоологическим и другими. Сходил я в академию художеств, где мне любезно показали свои хранилища. Потянуло меня посмотреть знаменитую художественную школу барона Штиглица в Соляном переул-ке. Там мне повезло, выставок там не было, но сотрудница меня подробно ознакомила с имеющейся в нем коллекцией.
 В выходные летом ездили на пляжи Карельского пере-шейка ( Курорт, Солнечный, Зеленогорск и др.). Часто на пляжах дул сильный ветер и приходилось лежать под при-крытием за кустами. Чтобы искупаться,  нужно было захо-дить далеко в воду, чтобы достигнуть приемлемой глубины. Иногда  зимой ездили по однодневным путевкам в Зелено-горск, где катались на финских санях по льду залива. Прово-дили время в загородных парках в Павловске, Царском селе и Ориенбауме, посещали памятные места Петербурга и Псков-щины, связанные с Пушкиным, Набоковым и др. После посещения Пушкинских мест на Псковщине я очарован местной аурой и красотой тех мест, и захотелось посещать их чаще.
В 1958г. меня перевели из КО старшим инженером в ла-бораторию передатчиков и назначили ведущим по большому и сложному изделию, которое надлежало освоить и выпус-кать заводу. Изделие разрабатывалось в ЦНИРТИ в Москве. Вообще наш завод выпускал изделия разработки ЦНИРТИ ( центрального научно-исследовательского радиотехническо-го института), который являлся первым основным учрежде-нием внедрявшим в стране радиолокацию и сопутствующие изделия. Начальником института был известный ученый академик и адмирал Берг А.И., и в нем было много ученых и специалистов высокого класса. Завод, работая в паре с такими разработчиками, был не большим, но весьма продук-тивным. Завод успешно осваивал и выпускал сложные изделия, хотя происхождения был послевоенного на базе мастерских по автомобильной электрике. Главные конструк-тора, в основном профессора из ЦНИРТИ, часто бывали на заводе. А хорошая школа создает хороших специалистов. ОКБ завода обычно вело изделие в производстве, но и само разрабатывало некоторые изделия. На заводе сложился хороший рабочий коллектив и упорно осваивал самые современные и сложные технологии и изделия. На заводе также была весьма грамотная военная приемка во главе  с ктн Вейцером М.Н., с которой приятно было работать. К сожалению, со временем качество военной приемки значи-тельно снизилось. А тогда споры между главным конструк-тором изделия, которое мне надлежало вести, Альтманом И.Я. и Вейцером только помогали делу. Вообще отношения между различными сотрудниками завода, ОКБ и военной приемки были не только деловыми, но и благожелательными, понимающими друг друга. Выполнение месячных и квартальных планов проходили, как обычно в Союзе, усилен-ной работой к концу месяца и в поддержке спиртом. Спирта было много, использовали его как вспомогательный стимул не только в работе, но и при испытаниях, праздниках и пр. Однажды, еще в лаборатории передатчиков, в свободное от работы время во время застолья со спиртом к нам пожаловал директор Нестеров и потребовал налить ему стакан спирта. Выпив его, он приказал: “Чтоб это было в последний раз”.
В ЦНИРТИ я часто бывал в командировках , а сотрудни-ки оттуда- у нас. В селении Протва Калужской области был филиал ЦНИРТИ. Раз зимой я туда ездил по делу. Поселили меня в гостинице предприятия в номере, где жил молодой специалист. Видно он готовился к аспирантуре и ночью у открытого окна занимался наукой, а я, плотно укрывшись одеялом, пытался уснуть. Я позавидовал такой трудоспособности, у меня  так не получалось. Еще приходилось бывать там на полигоне предприятия целым коллективом на испытаниях по проводимой нами научно- исследовательской работе. В нашем ОКБ проводилась НИР по использованию генераторной лампы мощностью 2 квт в наших изделиях под руководством главного инженера ОКБ Хантвергера. Лампа была разработана и изготов-лена на кафедре передающих устройств родного КПИ профессо-ром Тетельбаумом и нашими сокурсниками ( Костя Лиждвой и др.). Лампа была большой с вакуумным насосом и охлаждением. У нас с ней долго возились и повезли в Протву на полигон для проверки ее эффективности в реальных испытаниях по бомбо-прицелам. Там собралась теплая компания в свободное время и ночами играющая в преферанс. Там были сотрудники нашей лаборатории Яша Гутин, в дальнейшем первым защитивший кандидатскую диссертацию и ушедший на преподавательскую работу в ЛЭИС, и Володя Друян, с которым мы долго и приятно общались.
 При поездке в Протву я проездом побывал в научном го-родке Обнинске. Очень понравился уют, архитектура и много зелени. В те времена создавали много научных городов не только занимающихся наукой, но и творческим процессом образования. В результате в стране появилось много творческой молодежи. Об этом много говорили с воодушевлением в стране. Появились и во многих городах школы высокого уровня.
Мне пришлось с головой окунуться в процесс изучения ведомого мною изделия и в технологию его выпуска. Для этого приходилось работать до совсем позднего  часа. И особенно, когда началась настройка изделия в целом, кото-рой я вплотную занимался. Изделие располагалось в кузовах двух автомашин и двух больших прицепах и было сложным, с новой технологией и  современным исполнением. Мне помогали настройщики выпускного цеха. Работать приходи-лось до 1-2 ночи, когда меня увозили  домой, а рано утром я уже был на работе. Нестеров и Витковский утром уже были в цеху и интересовались ходом дела, т.к. тогда это была глав-ная работа. Помимо психологического напряжения (я даже раз на вопрос огрызнулся ) была еще физическая нагрузка. На крыше были антенны, магнетроны и их обслуживание. И приходилось многократно курсировать из прицепов на крышу. А в прицепах с большим трудом, лежа на полу, необ-ходимо было откручивать разъемы. И изделие было успешно сдано.
Для проверки изделий некоторые характеристики должны проверяться в свободном пространстве. Для этого собрав большую группу транспортных  средств ( изделие на тяжелых машинах с большущими прицепами, вспомогатель-ное  оборудование, обслуживающий персонал и заказчики ), выехали за город в сторону Лигово для поиска подходящего поля. Нашли место и устроились работать. При взгляде на город поражала черная шапка смога, висевшая над городом. Тогда город отапливался углем. Пошел дождь и под нами почву так развезло, что все машины постепенно увязли в грязи. Только один уазик-вездеход беспомощно вертелся между нами. Долго мы выбирались из этого плена и только к ночи сумели собраться домой. За это время шофера так упились, что пришлось их втаскивать на свои места. Я ехал на машине изделия с шофером под фамилией Чапаев, которого мы с трудом усадили на место. И вот эта пьяная громада двинулась на приличной скорости, впереди едущий тяжелый прицеп раскачивался из стороны в сторону метра на два-три. Вся эта большая колонна ночью промчалась по Невскому, удивляя своей необычностью редких прохожих.
Наконец я смог уехать на юг отдохнуть. Правда случи-лась заминка при настройке, и хотели посылать за мной на юг, но обошлось. Отдыхал в Сочи, был уже октябрь и в Крыму прохладно. Там в это время отдыхал Тоня Вексельман и много знакомой ленинградской молодежи.
Изделие успешно выпускалось, и им оснащалась армия. Мне впоследствии приходилось ездить в части, эксплуати-рующие эти изделия. Так в мае 1959г. я был в Тбилиси, где меня радушно по-грузински принимали, хотя служили там не грузины. Воинская часть располагалась в городе в армянском районе Тбилиси. Поселили меня в кабинете заместителя командира по технике. Утром приходил повар и согласовывал со мной меню. Работал я в прицепе, где располагалась довольно мощная аппаратура. Было очень жарко, и я перио-дически вылезал из прицепа и загорал на его крыше. В это время подошел генерал командир части. Мы с ним побеседо-вали,  я, не слезая с крыши. Посетил я знаменитые серные бани, которые находятся в этом районе. Обстановка в Грузии в то время была напряженной, связанная с осуждением Сталина и массовыми демонстрациями на Руставели. Так при отъезде поездом из Тбилиси в Кутаиси забрали пассажира, который на станции присел  на пьедестал памятника Стали-ну.
В июне я уже летел на ИЛ-14 в Оренбург, где на поли-гоне “Донгузский” , сейчас часто упоминаемый, проходили испытания изделия. Это был первый летний рейс и при промежуточной посадке в Куйбышеве местный журналист зафиксировал меня и попутчицу с ребенком как семью. А из Оренбурга я полетел во Львов. При промежуточной посадке в Киеве было очень холодно и нам не хотелось выходить из самолета. И нас не высадили, потому что в это время призем-лился самолет, в котором летел шах Ирана Реза Пехвели. Из Львова я поехал поездом в г. Драгобыч, где располагалась нужная мне часть. А оттуда я поехал в область в село Маге-ров, где находилась позиция с нашим изделием. В Магерове я поселился в небольшой хате-гостинице, где спал на пуховике и на многочисленных подушках. Утром завтракал на базар-чике, где купил большую банку клубники со сметаной. На позиции осмотрел изделие и познакомился с офицером, который потом служил в министерстве обороны, куда прихо-дилось неоднократно наведываться.
Приходилось часто бывать на Фрунзевской набережной в главном здании МО. Там каждое управление имело свой вход и свой пропуск. Заходя туда, мы обычно загадывали: кого мы первым встретим генерала или офицера; в раздевал-ке висели одни генеральские шинели. В нашем отделе нас там хорошо знали и охотно решали нужные нам дела. В обеденный перерыв военные и мы устремлялись в столовую. Столовая находится в отдельном здании во дворе и путь туда проходил по подвалу длинного здания, где приходилось часто сгибаться, чтобы  головой не врезаться в балки.
Как-то посылают меня в командировку в воинскую часть в г. Дмитров. Я остановился в Москве в гостинице “ Украина” и поехал в Дмитров на электричке. Зачем я там нужен,  мне не сказали, т.к. не знали. Оказывается,  там проходил большой сбор высшего командного состава, а от меня требуется им рассказывать об изделии. В это время появилась моя первая статья, занимающая весь журнал “Военная радиоэлектроника”. Статья не научная, но начало положено.
В те далекие времена изделие предназначалось для борьбы (подавления) локаторов диапазона 3-3,75см, выпол-няющих функции прицела при самолетном бомбометании. Состояло изделие из трех магнетронных 600 ваттных пере-датчиков этого диапазона, работающих раздельно или совмещено, и приемного устройства, обнаруживающего локаторы и наводящего передатчики на них по частоте и направлению. В изделии было много сложных систем уни-кальной разработки,  автоматизирующих различные функ-ции. Для контроля исправности магнетронов при установке изделия на позиции на 50м. от станции устанавливалась тренога с простейшим приемником и антенной, которые фиксировали уровень излучения. Я где-то вычитал, что константановая пластинка, помещенная в высокочастотное поле, нагревается в зависимости от мощности. И решил попробовать и в стенку волновода  встроил константановую пластинку с измерением ее температуры ( и градуировкой в мощности ). Все получилось, и было применено в изделии.               
Вскоре у нас в ОКБ начинается разработка крупной мо-дернизации этого изделия, требующая довольно сложных решений. Главным конструктором работы назначается ведущий инженер нашей лаборатории Галеркин Я.Н. , меня—заместителем по лабораторной части, а по конструкторской части Шпигеля И.М. И мы дружно включились в работу и в короткий срок ( меньше года) работа была завершена. Всю настройку изделия и государственные испытания провела бригада из четырех человек: Волович М.И. ,инженер  с тяже-лым ранением лица, полученным в 1941г. на фронте, инже-нер Жарков И.Д. , настройщик Токарев Е. и я. Испытания проходили в г. Калинине в 30-тиградусные морозы. Испыта-ния проводила большая комиссия из различных военных ведомств. Когда мы приехали в Калинин (Тверь), были приятно удивлены белому снегу, лежащему по всему городу, и стали резвиться в снегу, в том числе и солидные люди. В Ленинграде тогда снег с улиц убирали быстро. Поселились мы в гостинице “Селигер”. Но как-то придя после тяжелого дня работы на морозе, мы застаем свои вещи кучей свален-ными в коридоре. Оказывается, что намечался комсомоль-ский съезд области и гостиницу освободили для делегатов. Мы пытались возмущаться и даже звонили прокурору, но безуспешно. Приютила нас директор другой старенькой гостиницы “Волга”, очень приятная женщина, старый боль-шевик. Оказалось, что в “Селигер” никто не поселился, т.к. делегаты имели родственников и знакомых, экономя деньги. И мы вернулись в “Селигер” , т.к. в “Волге” мы жили в боль-ших комнатах по многу человек при неважных удобствах. Испытания прошли весьма успешно. Генерал, который управлял испытательным самолетом,  отчаянно ругался по радиосвязи, но так и не сумел выполнить свои функции бомбометания. Изделие было внедрено в производство в г. Брянске. В свободный день мы, несколько наших сотрудни-ков, на нашем УАЗ-е из Калинина съездили в Москву. Я был в туфельках и по дороге изрядно промерз. В Москве мы встре-тили нашу сотрудницу Лилю Хмылко и отправились на ВДНХ в узбекский ресторан. Ночевал я у родственников Изи Жар-кова в Марьиной Роще в деревянном доме с удобствами на улице. В разработке отдельных устройств, входящих в изделие, принимали участие наши сотрудники из других лабораторий. Нина Львовна Мухина разработала, а Сеня Ходос сконструировал, уникальное электромеханическое устройство запоминания частотного положения трех магне-тронов. С этими сотрудниками у нас были близкие довери-тельные отношения и не только по работе. При завершении испытаний в день отъезда мы отпраздновали это событие в ресторане “Селигера” конечно со своим спиртом, которого у нас был запас на все испытание. Тут один из офицеров комиссии пожаловался, что его не угощали спиртом, я попро-сил наших угостить его как следует, т.к. я был старшим от нашего предприятия ( Галеркин давно болел). И закончилось наше празднование не совсем мирно. К нам привязались грузинские ребята, которых много училось в местном медин-ституте. А нам уже пора было на поезд, и мы отбивались от них на лестнице ногами, кто-то из них даже был с ножом. Закончилось это благополучно.
К этому времени ОКБ отошло от тематики, заложенной в эти изделия, и нашу лабораторию передатчиков ликвиди-ровали, а нас перевели в лабораторию приемных устройств. Мы занялись разработкой немного другой техники. По новой работе мы контактировали с кафедрами Уральского поли-технического института (УПИ) и Челябинского политехниче-ского института (ЧПИ). Я вплотную подключился к совмест-ным работам, обеспечивающих взаимодействие комплекса изделий. Для отладки  мы организовали на Карельском перешейке работу с макетом изделий, по которой сумели оценить и отработать систему. Для этого мы договаривались с Ржевским полигоном, что они будут работать на нас РЛСтанциями. Я с военпредом Леней Михайловым для этого побывали на полигоне. Когда мы шли там, нам на встречу ехал танк с орудием направленным в нашу сторону. И в это время раздался орудийный выстрел, которых там соверша-лось много, а у нас создалось ощущение, что это выстрелил танк, и мы почти легли на землю. Бывали мы на различных полигонах и на известной и сейчас подмосковной Кубинке, где была и наша техника. Во время Вьетнамских событий я как-то из окна штаба вдали увидел большую группу детей, но оказалось, что это малорослые вьетнамцы.
Чаще всего я ездил на полигон “Донгузский” в Орен-бургской области. Это один из основных полигонов нашего заказчика. Летом там жарища и вся степь выгорает до осно-вания ( особенно жаль цветущие маки, которые покрывают буйно степь весной ). Как-то был я там в жару. Командиро-вочных из разных регионов было много и в гостинице мест не хватило, меня поселили в бывшей казарме, где размести-лись человек 30. В выходной день, когда делать нечего и деваться некуда, и всюду жарища,  я оделся в легкую спор-тивную одежду, а документы положил в задний карман. Когда уже выдержать не было сил, я становился под струю поливочного шланга. В результате мои документы изрядно пострадали. И еще долгое время при посещении режимных предприятий меня пропускали с трудом.          Бывал я там и зимой. Объекты полигона были в нескольких километрах от поселка в степи. Туда ходили  автобусы, доставляя людей на работу и с работы. Когда я был на одном из объектов, случил-ся мощный буран, и мы оказались  заблокированными, т.к. даже мощный военный транспорт не смог пробить дорогу. Очень похоже на рассказ о тамошних буранах Пушкина в Капитанской дочке. Пришлось сидеть там дня два.
Приходилось  ездить в командировки в Свердловск и Челябинск.  Как-то в Свердловске в обеденный перерыв нас повели поесть в деревянное заведение “Шарташ”, располо-женное сзади УПИ уже в лесу. Оказывается,  туда привезли пиво, которое в Свердловске было большой редкостью в отличие от Ленинграда. Декан радиотехнического факульте-та исчез и через некоторое время победно тащит огромную кастрюлю с пивом. Пришлось изображать хорошую мину на лице. Жили мы в гостинице “Большой Урал” и питались в ее ресторане, но если было пиво, то туда не попасть.
В Челябинске я подружился с Рудольфом Чапцовым, за-ведующим кафедрой вычислительных устройств, автором диссертационной работы на тему идентификации результа-тов работы двух изделий. В дальнейшем я на эту тему писал диссертацию, на защите которой Рудольф  был вторым оппонентом. Когда мы проводили испытания на Карельском перешейке, то в них участвовали челябинцы и свердловчане.
В это время во главе ОКБ становится Славин Н.В.  Рань-ше он у нас появлялся в форме морского офицера. Как очень деловой человек он приложил много сил для нашего разви-тия. На Кантемировской ул. стали строить большое здание для ОКБ. И далее пошли большие перемены, о которых будем говорить по мере изложения. Из лаборатории приемных устройств нас  несколько человек перевели в большую лабораторию Башина Н.А., занимающуюся вопросами обра-ботки информации. И там я продолжал свои работы. Кроме того для создания сложной аппаратуры обработки информа-ции была подключена кафедра вычислительных устройств ЛПИ, затем ставшей самостоятельным ОКБ Соколова. Я их работу курировал и часто у них бывал.
Славин затеял устроить с размахом вечер сотрудников ОКБ в ресторане “Восток” в Приморском парке Победы. Было очень много сотрудников, веселящихся от души. У меня сохранились фотографии и хорошее впечатление. В последу-ющие годы такого задушевного массового общения у нас не было.
Летом обычно отдыхать ездили на море и чаще всего в Ялту. В одно лето Олег Лурье, Яша Рубинчик и я жили в одной комнате на Массандровской ул. в Ялте. В то время отдыхаю-щих было не очень много и Массандровский пляж был почти пуст. Мы на нем купались, загорали и играли в преферанс. Как-то мы решили съездить в Симферополь, где у Яши жили родственники. Возвращались в Ялту мы на такси, машине ЗИМ. В это время в Крыму охотились Йосиф Броз Тито с Хрущевым, и вся милиция была в напряжении. Во время поездки мы, сняв табличку “такси”, пристроились к колонне машин с зарубежными туристами в сопровождении ГАИ. А т.к. дорога в то время была узкой и  чрезвычайно извилистой (сплошная экзотика), машины из колонны часто останавли-вались, приводя пассажиров в порядок. Постепенно мы оказались впереди колонны. И когда при въезде в Ялту милиционер отдал нам честь, шофер говорит: ”Пора отвали-вать!”.
Много раз мы ездили отдыхать с разными сотрудниками и чаще в Ялту. При этом бывали всякие ситуации. В одно лето мы застали в Крыму холодное море. Такое в Крыму бывает при определенном ветре, сдувающим с поверхности моря теплый слой воды. А мы ждем и ждем,  когда это безобразие прекратится. Но конца ему нет, и мы решили перекочевать в Сочи на большом белом корабле, которые тогда украшали Черное море. Но с билетами было трудно и мы с трудом добываем места в большую каюту и одно место в двухместную. Олег Лурье был с молодой женой и ей это место досталось. Второе же место оказалось у импозантного грузи-на, который сразу же выставил коньяк “Енисели”. Молодоже-ну пришлось ночь провести у дверей каюты, а для нас это было морем насмешек.
Но обычно погода была отличной. Мы помимо загара и купания ходили на горный Крым в различные пещерные города и государства (Мангуп-кале и др.). Следует отметить, что в коллективе нашего предприятия до его объединения (разгрома) было много приятных людей достаточно умных и близких по интересам. Поэтому у нас были близкие отноше-ния. А в большом конструкторском отделе ( руководил им тогда замечательный человек Лобастов В.В.), успешно работающим над сложными вещами, было много творческих людей, организующих интересные выступления КВН и тотализаторы мировых первенств по футболу по сложному алгоритму, требующего размышлений.  Я люблю южный берег Крыма (ЮБК) и чаще всего ездил туда:  вначале сам и с сотрудниками, а затем и с детьми.  ЮБК красив горами и скалами, подступающими к морю и в море , образуя причуд-ливые бухты с прозрачной и ласковой водой. Горы и скалы живут своей жизнью, постоянно меняя свои цвета от фиоле-тового  в коричневый и желтый,  завораживающе глядятся с моря и ограждая его от северных ветров. И это все перемежа-ется буйной зеленью, стройными кипарисами и белыми дворцами. Природные виды также бесподобны и с берега. Любил я пешком пройти от Ялты по череде пляжей до Золотого пляжа и Левадии, откуда  по Царской тропе до Алупки. По дороге с каждым поворотом открываются такие виды, что невольно  вырывается клич восторга. Хорошо ездить  на катере  купаться на различные пляжи, осуществ-лять это легко и быстро. Таким образом я купался в изуми-тельной воде бухты Симеиза со скалой Диво, в Алупке с Воронцовским дворцом, в Левадии с Царским дворцом, на Золотом пляже, в Никите с знаменитым ботаническим садом, в котором мы с восторгом проводили время, и в Гурзуфе с имением Раевского, в котором бывал Пушкин, и с лагерем “Артек”, куда мы тайком забирались. Климат там изумитель-ный. С моря обычно дует бриз и смягчает жару. Воздух бесподобно чист и дышится легко, ночью ощущаешь будто тебя что-то приятно обвалакивает и поднимает ввысь. Однажды в Ялте мы поселились в комнате, в которой до нас жила женщина с тяжелой формой астмы и которая не могла ходить, а уезжала  она бодрой и даже ходила в горы. Я отдал Крыму такой панегирик за радости подаренные им мне.
Ездили мы с Игорем Шпигелем на его машине в гранди-озное турне по Прибалтике, Западной Украине, Закарпатье, в Черновцы ( там я повидался с папиной сестрой Ривой и ее сыном Семой и его женой и четырьмя дочками ), по Молдавии с отдыхом в Кара-Бугасе на Черном море. Затем посетили Одессу, на корабле переехали в Ялту, а оттуда домой.
В 1962г. Игорь пригласил меня сходить с ним в гости-ницу “Европейская” , где остановился его знакомый из Москвы, работающий в общем отделе Академии Наук. И он нам сообщает замечательную новость—вышло постановле-ние об организации ЖСК с оплатой 40% стоимости жилья и 60% ссудой на 15 лет. И мы, заинтересованные в жилье, бросились самостоятельно организовывать и проходить все многочисленные этапы оформления своего ЖСК, не дожида-ясь создания в городе соответствующих структур. Мы хотели использовать хороший проект и обратились в институт архитектуры, где нам предложили двухэтажные квартиры в большом доме. Но это оказалось несбыточным, т.к. постанов-ление разрешало только пятиэтажные “хрущевки”, которые тогда только и строили. Мы выбрали два одинаковых кир-пичных дома, соединенных в один под углом 90 градусов. Я ходил к главному архитектору Каменскому за разрешением строительства домов из-за их привязки к сторонам света несколько не по стандарту. Характерно, что даже Каменскому с большим трудом удалось добиться разрешения построить шестиэтажные некоторые дома, выходящие на проектируе-мую им улицу Ланское шоссе, и которую он задумал сделать парадной. Мы обходили службы архитектурно-планировочного управления, проектного института, где нам считали стоимость дома ( при этом мы старались, чтобы она была минимальной ), договаривались со строительным управлением, добивались быстрейшего освобождения пятна застройки от склада мебельной фабрики. И главное, выбрали хорошее место постройки на Черной речке у места дуэли Пушкина. Все это делали своими силами небольшого кружка наших сотрудников. К зиме 1962г. стройка началась под нашим неусыпным контролем. Фундаменты заливали в морозы,  и мы проводили анализы качества бетона и т.п. Потом ездили на обойную фабрику выбирать обои, следили, чтобы столярка в доме была сухой и многое другое. Я себе выбрал двухкомнатную квартиру на третьем этаже. Деньги для этого собрать мне помогли родители. Стоимость оказа-лась не дорогой, однокомнатные и двухкомнатные квартиры разошлись среди наших сотрудников, а на трехкомнатные у инженерной  братии “духу” не хватило и пришлось пригла-шать офицеров из военно-морской академии.
В 1961г. Славин Н.В. и Джема Дайн, руководитель науч-но-информационного отдела, организовали курс лекций по бурно развивающейся теме” Статистическая  радиотехника”. Лекции замечательно читал начальник кафедры профессор полковник военно-воздушной академии Гольдштейн Л.Д., начитывающий курс по статьям, зарубежной литературе и редким нашим изданиям. Читал он превосходно, и мы с увлечением и пользой осваивали тему, по которой в июне 1962г. сдали кандидатский экзамен. Затем мы прошли курс английского языка и исторического материализма, по которым также сдали кандидатские экзамены, получив полный комплекс кандидатского минимума. Я увлекся возможностями оптимальных статистических теорий и стал заниматься их применением в системе, которой я занимался “ Идентификация сигналов, принимаемых на разнесенных постах”. Это увлечение у меня сохранилось до конца моей работы, применяя ее в сложных системах  распознавания. Я стал самостоятельно без руководителя работать над диссер-тационным материалом. Работа меня увлекла, и  я стал ее применять в реальных изделиях.
После 20-го съезда КПСС в шестидесятых годах насту-пила “оттепель” в вопросах литературы, художества, театра, науки и др. Словно зерна, сидящие в земле и ждущие тепло, все вырвалось, взорвалось неистовым  энтузиазмом: во весь голос  заговорили молодые поэты, писатели, художники и музыканты различных стилей, заработали запрещенные ранее науки. Стали издавать популярную литературу, объяс-няющую достижения физики , бионики, кибернетики и др., начались диспуты” Физики-Лирики”. И мы были вовлечены в эту атмосферу. Жизнь закипела, но к большому горю для нас и для страны все это закончилось печальными событиями. Но мы за это время ощутили веяние свободы и что плохо стране, когда во главе ее стоят люди недостойные, не умные и не соответствующие  нужному уровню интеллекта.
К сентябрю 1963г. почти синхронно заканчиваются строительства первого дома нашего ЖСК “ Ждановец” и производственного здания на Кантемировской. Перед этим мне пришло извещение, что моя очередь подошла и мне предоставляют комнату в малой двухкомнатной квартире далеко на правом берегу Невы в районе Уткиной заводи. Мы недолго думаем и решаем отказаться и жить в своей кварти-ре. В новое здание наша лаборатория переехала одна из первых, а мы в нашу квартиру переехали, так же не задержи-ваясь.  От дома до работы оказалось недалеко и мы  на работу добирались пешком не более 20 минут.
Вот тут и заканчивается процесс внедрения в  г. Ленин-град и мы стали его полноценными жителями. Необходимо отметить, что наше проживание в Ленинграде в те годы  было более приятным и комфортным в сравнении с после-дующими годами. Несмотря на небольшую зарплату и платежи за съемную комнату нам были доступны все жиз-ненно необходимые блага. Еда была разнообразной, каче-ственной  и доступной как дома, так и в ресторанах. Доступны были также частые посещения театров, концертов ( в том числе и зарубежных коллективов), филармонии и др. Различ-ного рода поездки и в городе и между городами на любом виде транспорта также были не обременительными. Город и в том числе Невский проспект были близки и доступны. На Невском, особенно летом, когда многие разъезжались по дачам, приятно было прогуляться, в саду Аничкова дворца играл оркестр, атмосфера была приятной. Постепенно все эти черты города стали пропадать, многое стало менее доступно. А жаль, была своя ленинградская жизнь. Когда приезжал из частых поездок в Москву и выходил на Невский, то после московской напряженности и суеты тут чувствовал спокой-ствие и умиротворенность.
В то время ленинградские театры процветали с выдаю-щимися режиссерами и артистами: в Александрийском Вивьен с Черкасовым, Симоновым, Меркурьевым, Борисовым и др., гениальный Акимов с плеядой актеров в театре коме-дии, блестящий Толстоногов в БТД, который прошли чуть ли не все известные артисты, театр Додина и др.   Тогда я просмотрел множество спектаклей. Стали к нам приезжать иностранные артисты. В 1957г. я посетил концерт Ива Монтана. В театре консерватории я слушал мюзикл Гершви-на “Порги и Бесс” в исполнении Нью- йоркской труппы. Театры работали обычно до 23-х ч., а такие магазины как Елисеевский, рыбный на углу ул. Рубинштейна, Соловьевский  и др. до 24-х. Заходишь после спектакля, например, в рыбный и просишь нарезать 100г. балыка. И солидный продавец-профессионал отвешивает ломтики лоснящейся рыбы, которая пойдет для ужина. И стоило это 50 копеек. Кстати в то время я обедал на работе не более чем за 50 копеек. К продавцам тогда предъявляли довольно жесткие требования. В нашем доме на Невском был специализированный колбас-ный магазин, где были всевозможные колбасы, которые были вкусны и не дороги. Мы любили там покупать обрезки от различных колбас, продаваемые на вес. Продавцы там были высокой квалификации. В городе стали широко торго-вать черным кофе в разлив во многих закусочных и магази-нах, чашка кофе стоила примерно копеек 15, а в одном месте даже 7. Стали мы пить кофе и дома. При поездках в Москву я заглядывал в специализированный магазин “ЧАЙ” на улице Кирова и покупал кофейные зерна “Арабика”.
Когда наступало лето, можно было наблюдать колонны автобусов, вывозящих детей в лагеря. Все дети летом поки-дали город, отдыхая в лагерях, на дачах в различных местах страны. Завораживающая была картина. Такую же картину можно было наблюдать и осенью, когда весь город выезжал в ночь на сбор грибов. Я пробовал увлечься грибами, ездил на ночные сборы, но не увлекся. А весь город жил грибами, разговоры были только о грибах.
В театральном мире появился Михаил Жванецкий, вы-ступления которого запрещались. Но я однажды все же посетил его выступление во дворце культуры им. Дзержин-ского на углу Староневского и Полтавской ул., где больше половины мест занимали солдаты войск КГБ. Кстати, теперь, по моему мнению, его выступления сильно попахивают черным цинизмом.
Так как руководство страны оберегало нас от “ненуж-ных” нам, по их мнению, событий и понимания смысла жизни, то тратились огромные средства и усилия, чтобы заглушить зарубежное радио, запретить “ненужную” прессу и литературу. Но не только, но и запрещало внутренние выступления и литературу, особенно критические. И это вызывало неуемное желание тайком послушать радио и запрещенные песни и почитать тайком распространяемую литературу. Нас заставляли заниматься партийными “наука-ми”. Я даже одно время числился агитатором, но, честно говоря, делал это плохо. Прельщали свободные дни для посещения агитационных семинаров в лектории на пл. Пролетарской революции, где вместе с идеологией кормили дефицитными вещами в буфете. Я обычно на лекциях не засиживался. Наши рабочие помещения заваливали партий-ными плакатами, я как-то насчитал на стенках нашей комна-ты 20 портретов Ленина на плакатах.
Одно время я был редактором настенной газеты нашего отдела. Я, конечно, политических статей не печатал, а старал-ся развлекать наших сотрудников юмором и иронией. К 8-му марта поздравляли женщин стихами и рисунками, а рядом на стенку я принес из дома кашпо, в котором поместили букет цветов, но кашпо быстренько стянули. 
На фоне этого пьесы Евгения Шварца “Тень”, “Обыкно-венное чудо” и др. , поставленные Акимовым, многое отража-ли происходящее у нас. В 70-80-ых годах Марк Захаров поставил эти пьесы в кинематографе с блестящими актера-ми.
На Невском были любимые места, где можно было с удовольствием поесть. Это было кафе “Ленинград”. Там все было свежим и вкусным. А обслуживание было на высшем уровне. Я помню директора кафе, выглядывающего в зал из своего кабинета, а официантки в этот момент подтягивались и становились стройнее. Прекрасной была пища в “Сосисоч-ной” от мясокомбината, находящейся на Невском у Москов-ского вокзала. Различные мясные блюда, солянка и закуски были бесподобны. Пообедать вкусно и дешево днем можно было в ресторанах “Метрополь”, “Европейская” и др. И, конечно, популярным было известное маленькое кондитер-ское кафе с магазином и небольшим струнным оркестром “NORD”, которое потом превратилось в магазин “ СЕВЕР”.
Одним из любимых мест в городе является площадь Ис-кусств. Живя рядом, я часто сидел там в скверике у блестяще-го творения Аникушина Пушкину и чувствовал полное раскрепощение и умиротворенность. Оттуда я как-то наблю-дал теплую встречу музыкантов симфонических оркестров нашей филармонии и Нью-Йоркской, приехавших к нам на гастроли. Объятья были жаркими, т.к. большинство “амери-канцев” были выходцами из России и были знакомы.
Много времени мы проводили у тети Юли. Там была своя домашняя атмосфера, где было хорошо. А тетя Юля и Тоник всегда были близки и желанны. Тоня работал в фирме, которая курировала и управляла работами по созданию ракетных пунктов по стране, и часто ездил в командировки в Москву и другие города. Обычно перед его отъездом мы засиживались за столом до предельного времени. И Тоня вынужден был бежать,  лавируя между многочисленной публики, по Невскому от Марата до Московского вокзала, а его жена Валя и я старались от него не отстать. Много было общих событий. Тетя Юля работала в бухгалтерии завода местной промышленности в Парголово, а летом в лагере в Лисьем Носу, где была внучка Ира. И мы ее часто навещали.
Тетя Юля была великолепным  рассказчиком. Когда я часто посещал ее на Стремянной ул., она могла рано утром, лежа в постели и дымя постоянно потухающей тоненькой папироской “Звездочка” , увлеченно  рассказывать целый ряд историй, а мы с удовольствием их слушали. Ей было о чем рассказывать, ее жизнь была яркой. В 17 лет каким-то образом оказалась в политотделе первой конармии Буденно-го. Там она сошлась с бывшим офицером дворянином и в 22 году родила дочь Нину. После окончания гражданской войны тетю направили работать в райком где-то на Украине. Насмотревшись страшных деяний в отношении крестьян, она покинула работу, уничтожила партийные документы и далее об этом не упоминала. Этим она проявила мудрость: ушла от гнусных дел и избежала  неминуемых репрессий. Ее даль-нейшая жизнь тоже была связана с интересными событиями, особенно до войны.
В то время удобств в основной массе квартир не было ( телефонов, тепла, горячей воды и отопления ), но это не очень нас расстраивало. Еженедельные посещения бани были событием приятным. Мы ходили в бани на Пушкинской ул. , а позже на Дегтярной ул. Постепенно стали появляться телефоны, водогреи, отопление и телевизоры с миниатюрным экраном, на котором мы умудрялись смотреть хоккей .   


ЖИЗНЕННЫЕ     ПЕРЕВЕРТЫШИ

Мы и остальные стали обосновываться в доме. Нам надо было приобрести хотя бы минимум необходимой мебели. Для кухни мы покупали немецкие гарнитуры за 200руб. и делили его на двоих, т.к. гарнитур был велик, и практически все было в двойном количестве. Стали обустраиваться, делая необходимые работы: приводили полы в порядок, сооружали вешалки и полки в встроенных шкафах и т.п. Мы в предве-стии жизни в “своем” доме мечтали жить общественной жизнью, общаться побольше и делать совместные вещи. Но это удавалось отчасти,  все “закопались” в квартирных доделках. Но все же было хорошо, облагораживали террито-рию, на доме выращивали дикий виноград. Наша квартира потихоньку приобретала жилой вид, и в душе стало спокой-нее.
В то время собирались ввести дачное строительство наподобие ЖСК по готовым проектам с рассрочкой оплаты стоимости. В городе завели структуру, которая этим занима-лась, и я решил организовать такое заведение у нас на работе. Ездил в городскую организацию на пр. Газа, где знакомился с проектами дачных домов и получил участки для их строительства на 63км по железной дороге на Выборг. Но эти намерения не реализовались, а предлагали свое строительство за полную стоимость. И мне пришлось отка-заться. А некоторые наши сотрудники построились. Место там превосходное.

 
Но вскоре случилось печальное событие. Приехала тетя Фаня с больным дядей Борей, которого определила в онколо-гический институт в п. Песочный. Там его оперировали, но через несколько дней на глазах у тети он умирает от тромба. Тетя Фаня уезжает в Киев, а я с Тоником занимаемся тяже-лым делом  отправления дяди в Киев. Для этого пришлось приложить много усилий помещения тела в ящик, обшитый запаянным цинком, на земле в парке института. Мы летели тем же самолетом, что и печальный груз. А в Киеве получили груз и сами режем цинк и перекладываем тело в гроб, приве-зенный в аэропорт и добытый киевлянами с большим трудом. Это для того, чтобы меньше травмировать тетю Фаню, т.к. тогда хоронили из дома. Дядю похоронили на Байковом кладбище рядом с могилой Изи Шумского. Изя наш старший двоюродный брат погиб трагично в 1961г. дома на тесной кухоньке, расположенной в прихожей, обварившись кипящим бельем, падая с лестницы, по которой он добирался до антресолей. На Байковом кладбище образовалась семей-ная усыпальница киевлян. Несмотря на разницу в возрасте мы его любили, он был общительным, веселым юмористом. В их большом доме театра постоянно между жильцами проис-ходили розыгрыши. Потом я с его женой Ривой привезли из Львова тую, которую посадили на его могиле.
Закончилась большая работа в ОКБ, большая группа наших сотрудников поехала в Москву на защиту работы. С собой у нас были секретные документы, поэтому одному сотруднику вручили пистолет, у которого это право было оформлено, для сопровождения, и у нас в поезде были отдельные купе без посторонних. После успешной защиты мы отпраздновали это событие в ресторане высотной гости-ницы “Украина”. И оказалось, что носитель пистолета люби-тель выпить, и в заварушке в ресторане он потерял пистолет. Чем это ему обошлось, я не знаю, но были большие неприят-ности. Продолжение празднования происходило в Ленингра-де в квартире нашего сотрудника Проворного Э.С. на Пуш-кинской ул. Квартира  бывшего царского генерала отца жены Проворного была большой. Были у нас два сотрудника-армянина Саркисян и Хачатрян, которые взялись делать коньяк. Но видно они намешали такое, что я совершенно опьянел, и при поездке домой в 46 автобусе, набитом людьми,  вокруг меня было свободное место. Я обычно не напивался.
На работе начинается научно-исследовательская работа (НИР) по сложной проблеме во главе со Славиным Н.В. Одновременно на эту же тему начались НИР в ЧПИ во главе с ректором Мельниковым В.В. и в Томском ОКБ во главе с директором  Перегудовым  Ф. И.  Но каждая НИР рассматри-вала свой отличающийся путь решения. Я включился в эти работы. В это время в ЧПИ праздновали 20-тилетие его основания, и я попадаю на праздничный вечер. На нем странно себя повел Мельников, недавно назначенный ректо-ром и имеющий в коллективе значительное число противни-ков. Он напивается так, что его вынуждены были увести на глазах у всех. Вообще-то у Мельникова были замашки сибир-ского купца, и его всегда опекал мощный хранитель Быстров. Я с ними еще много раз встречался. Я еще съездил в Миасс на автозавод, который поставлял нам машины для нашей техники и был гигантским, по нему курсировали автобусы. Посетил я в Миассе музей уральских минералов.


Через некоторое время я и Сеня Иерусалимский, основ-ной исполнитель нашей НИР, летим в Челябинск для участия в комиссии по приемке в ЧПИ отчета по НИР. Для этого же приехали Перегудов со своим замом по науке Денисовым Д.М. На бурном обсуждении результатов работы отчет был утвержден. А нам участникам было предложено  отдохнуть в горах на базе на озере Увельды, куда мы отправились на микроавтобусе. Увельды—это большое озеро с многочислен-ными каменными островками. Шутки ради мою лодку отогнали от острова, и мне пришлось до нее плыть в холод-ной воде. Перегудов и Денисов были альпинистами и трени-ровались бегом по горкам, а я за ними увязался. К месту сказать, что Перегудов Ф.И. в дальнейшем стал министром образования СССР. Недалеко от базы в селении Карабаш находится медеплавильный завод. Мы поехали на него посмотреть. Впечатление было жутким. Подъезжая к нему,  мы увидели безжизненные  окрестности медного цвета, а поселок и завод выглядели как-то не реально сохраненные с демидовских времен. После заслуженного отдыха мы на “ нашем” автобусе поехали с юга Урала на север в Свердловск на защиту кандидатской работы в УПИ сотрудника ЧПИ. По дороге мы проезжали ужасные места разлива радиоактивной воды в комбинате “ Маяк”. Местность  напоминала фильм Тарковского “ Солярис” . Кругом предупреждения ” НЕ ОСТА-НАВЛИВАТЬСЯ”. После участия в защите и в банкете мы,  наконец,  отправились домой.
С Мельниковым был случай, когда он приехал в Ленин-град и остановился в “ Астории”. Звонит мне Славин и просит на машине поехать в “ Асторию”  и привести Мельникова, т.к. запланирована его лекция в ОКБ, а он не едет и не откликает-ся. Просит меня, потому что знает, что я с ним довольно близко знаком. В “ Астории” Мельников лежит на кровати и “лыка не вяжет”. Я с Быстровым пытаемся его оживить, но это плохо получается. Кроме того в номер пришла дама с девочкой, которую Мельников пригласил к себе вчера вечером в ресторане. После долгих усилий мы его поднимаем и сажаем в машину, туда еще пришлось посадить и даму с ребенком. У здания нашего предприятия мы даму выпрова-живаем, а Мельникова ведем в кабинет Славина, поим кофе. Что он наговорил на лекции, я не знаю. Были у меня с Мель-никовым и более приятные встречи. Когда он привез свою докторскую диссертацию в ЛЭТИ на предварительную защиту на кафедре систем, я выступал экспертом, т.к.  мате-риал был мне знаком. На защите я также присутствовал.
В то время у нас были тесные связи со многими пред-приятиями нашего профиля гражданскими и военными. В Киеве я был тесно связан с военным высшим училищем КВИРТУ, где была кафедра нашей специализации. Начальник кафедры Смирнов Ю.А. участвовал в наших работах, бывал у меня дома. Там часто проходили научно-технические конфе-ренции ( НТК ), в которых я регулярно участвовал и печатал-ся в их изданиях. Адъюнкты КВИРТУ для нас  набирали необходимые статистические характеристики реальных сигналов. В КВИРТУ я еще общался со специалистами и из других кафедр. У меня сохранилась монография по интере-сующему меня вопросу о распознавании радиолокационных сигналов, выпущенная группой сотрудников КВИРТУ и подаренная мне с посвящением. В Киеве я еще бывал в НИИ “Квант”, где я также выступал на конференциях, печатался и общался с сотрудниками, тем более, что среди них были сокурсники. В Москве были тесные отношения с ЦНИРТИ и другими военными институтами. В нашем предприятии периодически выходили журналы “Вопросы радиоэлектро-ники”, в которых я помещал свои статьи. Печатался я также в журнале “Военная радиоэлектроника”. Таким образом, мы были в курсе дел, происходящих в области нашей деятельно-сти,  и вносили свою посильную лепту.



Интересен эпизод, произошедший с Ю. А. Смирновым во Вьетнаме, куда он был направлен в командировку во время войны с американцами. Там находились изделия борьбы с бомбежками нашего изготовления, которыми я занимался. Смирнов был с ними хорошо знаком, и там он обучал вьет-намцев работе с ними. Американцы для борьбы с ними (помехами), обнаружив помехи, направляли на них ракету. В ответ на это было применено переключение работы не-скольких наших изделий с одного на другое. Этим меняли направление излучения, и ракета уводилась в сторону. Но это была опасная игра. Раз Смирнов сидел на позиции в тесном окружении вьетнамцев, ракета угодила невдалеке и поразила вьетнамцев. Когда Смирнову присвоили  награду “Герой Вьетнама” и предложили подождать ее вручения до появле-ния отсутствующего Хо Ши Мина, он отказался и просил прислать награду в Россию.
 

В это время происходят всякие личные хорошие и плохие события. В Киеве умирает тетя Роза, и я лечу на ее похороны. Когда тетя почувствовала себя совсем плохо, живя одна, она пришла умирать к своей сестре тете Фане, где тогда жила ее дочь Мина с Ариком. Я и Мина провели ночь с покой-ной в одной комнате. На Байковом кладбище семейная усыпальница пополняется.
Зимой я с двумя сослуживцами летим в Приэльбрусье, где останавливаемся в поселке Терскол и катаемся с горы Чегет. Летим по чужим студенческим билетам со скидкой, а когда при регистрации билетов стали выкликать Белялетди-нов, я не сразу откликнулся. Старые польские лыжи я приоб-рел у нашего сотрудника Севы Рождественского. Катаясь и загорая, я потихоньку осваивал слаломные лыжи. Я сказал себе,  что каждую зиму буду ездить в горы, но это удалось еще пару раз.
В 1965г. родители решают переезжать в Ленинград. Они уже на пенсии, во Львове у них никого нет. И мы ищем обмен, но из Ленинграда во Львов переезжать хотят очень и очень мало охотников. И тут попадается военнослужащий, которого переводят во Львов. И родители меняют свою комфортную трехкомнатную квартиру на однокомнатную “хрущевку” на Новоизмайловском  пр. , перевозят свои вещи, устраиваются, знакомятся с соседями. И всем этим они остаются довольны-ми, не жалея оставленного и радуясь возможности общения со мной и родственниками.
Летом 1966г. я и тетя Юля съездили в Даугавпилс и сня-ли там место для дачи родителей и тети с внучкой Ирой, где они и отдыхали все лето.
Телевизор для родителей приобрести было трудно, пришлось обратиться к знакомому Игоря Шпигеля директору магазина. Так что жизнь их нормально наладилась.
И я задумал резко изменить свою жизнь. В 1966г. я с Ал-лой развожусь по тривиальной, но важной причине—она не может иметь детей, а мне уже под 40 и пора об этом поду-мать. Этот неприятный процесс мы провели очень  мирно и, я бы сказал, благородно, если можно так оценить такое небла-городное  событие, чтобы друг другу доставить минимум неприятностей. Нашу квартиру мы обменяли на две одно-комнатные в нашем доме. Так совершился серьезный пово-рот в моей жизни. Я покупаю для пустой комнаты немецкую мебель, которая называется “кавалеркой” и которая украша-ет мое жилище до сих пор.
В этом же году я поступаю в заочную аспирантуру ЛЭИС им. Бонч-Бруевича. Материалы для диссертации к этому времени были уже собраны и решены многие задачи, но для обеспечения места защиты я решил это сделать. Руководите-лем был назначен заведующий кафедрой приемных устройств Палшков В.В. И тут впервые при оформлении обращают внимание на различие имен в дипломе и в паспор-те. Единственным способом это уладить можно было изме-нением своего имени. Таким образом я получил паспорт с именем Анатолий.
Наше ОКБ за это время прошло целый ряд модифика-ций: вначале оно отделилось от завода, затем превратилось в НИИ  “Экспресс” и  потом подчинило себе завод. Славин старался повысить уровень нашего предприятия, в том числе и научный. Заканчивается строительство второй очереди нашего здания, предполагается, что для нас будет построено здание-башня перед нашим зданием. Фотография этого проекта висела у Славина в кабинете.
Для оформления материалов диссертации мне дали ме-сячный отпуск, который я присоединил к очередному. И мы, я и мои приятели Валерий Прейсман и Леня Муляр, едем путешествовать с рюкзаками, спальными мешками и палат-кой. Поездом поехали в Литву в Игналину, где  на турбазе Палуши берем лодку и едем по обширной системе прекрас-ных озер, соединенных экзотическими протоками. Там мы путешествуем неделю, ночуя в разных пустынных местах. Путешествие получилось не менее интересным, чем у Дже-рома К. Джерома. Мы трое в одной лодке, но без собаки, соблюдаем экзотику в одежде и повадках, ведем судовой журнал и нашим принципом был “Вперед”, каждый день на новом месте. На одном из больших озер подул сильный ветер, и мы натянули из плаща парус и помчались на хорошей скорости мимо удивленной официальной группы туристов, тяжело гребущих нагруженные лодки. Валерий был бывалым яхтсменом и ловко “ловил” ветер. На одной длинной и совершенно прозрачной протоке ясно просматривались растения и плывущие рыбки, а над головами носилось множество ярко раскрашенных стрекоз. Много там было интересного. Жаль, что судовой журнал, долгое время хра-нящийся у меня, я отдал Лене.
Затем, познакомившись с Вильнюсом, Тракаем и Кауна-сом, едем в Карпаты, где разбиваем палатку на территории турбазы Яремча. Там решили сделать небольшое самодель-ное путешествие по вершинам Карпат. Влезли на Гаверлу,  когда уже стемнело и стало очень холодно. И мы, ничего не видя и дрожа от холода, легли в спальные мешки там, где стояли. Утром пошли по хребту до Поп-горы, с которой намеревались спуститься на плотах по Тиссе. Но плоты “ходили” только в определенные дни недели и нам пришлось спускаться на лесовозах, лежа на бревнах, что оказалось весьма неприятным занятием. Вернулись мы на турбазу, где оставили часть вещей. На территории базы местные маль-чишки со скалы прыгали в весьма малое озерцо, Валера не выдержал и прыгнул. Вылез из воды бледным, т.к. промах-нуться мимо воды можно было весьма вероятно. Валерий отличался активным характером, склонным к острым собы-тиям. Так он покинул нашу службу и устроился в институте Артики и Антарктики и ездил в экспедиции и в Артику и в Антарктиду.
Дальше наше путешествие продолжилось в Крым. Прие-хали в Ялту к вечеру и устроились переночевать наверху в горах над домиком Чехова на улице. Я помню изумительный аромат и чистоту воздуха, который буквально ласкал тебя. Утром поехали в Форос, где расположились с палаткой на берегу моря на территории погранзаставы. Там не было никаких столовых и магазинов, а только санаторий ЦК, в который мы иногда с трудом проникали. Жили мы аскетично, но раз в неделю мы поднимались к верхней дороге к Байдарским воротам, где было закусочное заведение в виде большого шалаша, и там мы расслаблялись. Таким образом прошел месяц и Валере пора было ехать домой. У Лени тоже был двухмесячный отпуск. Мы собираем свои вещи и едем в Ялту провожать Прейсмана.
Валерий уехал,  а мы остались в Ялте. И тут началась иная жизнь. Мы повстречали многих знакомых и даже приятелей. .Целой группой пошли в ресторан Горка, после которого переночевали в школе. На другой день приятель Витя Тафт купил путевку в санаторий “Золотой пляж”. И мы устроились нелегально жить в номере Тафта в своих спаль-ных мешках. Там мы прожили до конца отпуска, но жизнь была активная, много бузили развлекаясь.
Такова была моя работа с материалами диссертации. Но на самом деле я работал с ними много и увлечено.
Я с Прейсманом получили авторское свидетельство, по которому сделали аппаратуру. Чтобы испытать ее и прове-рить метод, мы и антенщик Олег Ванеев поехали в Москву, где договаривались об испытаниях. Остановились мы в гостинице “Националь” все трое в люксе с огромным пись-менным столом на львиных лапах и с альковом. Обедать, как всегда, мы ходили по ресторанам. Деньги и командировка подходили к концу. Но оказалось, что у Валерия в день отъезда день рождения (22 сентября) и его необходимо отметить. Собрав остатки финансов, мы отправились в “Славянский базар”, где скромно посидели, боясь, что денег не хватит. А в гостинице тоже боялись, что от нас потребуют плату за полсуток, но обошлось и мы отправились на вокзал, а билеты у нас уже были. Подъезжая к Ленинграду, сообрази-ли, что денег у нас на транспорт нет. Ванеев договорился с молодой пассажиркой, что поможет ей донести вещи, а она одарила нас копейками.
Это изобретение предполагалось  использовать в кос-мическом аппарате для определения местоположения наземных источников излучения. Для этого я ездил в Реутово  на фирму известного физика-конструктора космической техники  Пчеломея. Меня поразила разумная организован-ность предприятия. Обычно, когда приезжаешь на режимные предприятия, приходится долго дожидаться разрешения, пока получат необходимые подписи лиц , может и отсутству-ющих. А у Пчеломея в проходной сидел специальный человек, который за 5 минут оформлял пропуск. Также все просто было и внутренние посещения отделов и цеха со спутником.
С Валерием мы как-то ездили в Москву и  обедали в ре-сторане “София”, когда там еще работали болгарские повара и пища была обильной и вкусной. После супа и салата мы заказали по блюду “Мэшанэ агнешко” (ассорти барашка). Нам принесли на мангале огромную сковороду мяса, с которым мы с большим трудом справились в сопровождении вина “Хемус”. И вот сытые, отдуваясь, мы шагаем по ул. Горького и встречаем группу наших сотрудников, которые намеривают-ся идти в кафе “Арагви” поесть шашлыки. И как мы не отби-вались, нас затащили в “Арагви”, где сидел старший Бондар-чук в окружении дам.
Во время многочисленных поездок в Москву я старался увидеть новое, что появлялось в ней. Так я помню как заби-рался в Городок пионеров, который произвел прекрасное впечатление. Конечно гулял в привлекательных местах Москвы, чаще всего по Арбату, старому и новому. Однажды, гуляя по улице, отходящей от высотного здания МИД парал-лельно  новому Арбату, на которой было множество посоль-ств , я увидел, что все подворотни забиты солдатами КГБ. Это было связано с какой-то заварушкой вокруг посольства Израиля.  Я, конечно, старался посещать различные театры. В те времена отличался театр “На Таганке”. Спектакли там давались обычно несколько раз в день. Мы “стреляли” там билеты и часто попадали на представление. Раз по входному билету я сидел на ступеньках в проходе, а там практикова-лись необычные вещи, и во время массового прохода арти-стов на сцену из зала меня чуть не уволокли с собой на сцену. Посещал я “старые театры”- Большой, МХАТ, Малый и др. Бывал и в кукольном театре С. Образцова с его удивительной играющей панорамой на фасаде. Посещал различные музеи и часто Третьяковку. Несколько раз плавал зимой в открытом бассейне, который находился на месте нынешнего собора.
Проблемы всегда были с устройством в гостиницу. И я побывал во многих различных гостиницах. Чаще всего удавалось устраиваться в центральных, в высотной “Укра-ине”, “Киеве” у Киевского вокзала и др. Но чаще всего в гостинице “Россия” , когда ее еще достраивали и достроили, и где было комфортно и не дорого ( 2,50 р. ), и вкусно кормили утром перед уходом на работу. А сейчас ее зачем-то разобра-ли, но понятно, что привлекло место в самом центре у Крем-ля. А иногда все же приходилось податься в район ВДНХ, где с трудом удавалось в очереди и поздно пристроиться. Не-сколько раз я жил в гостинице “Останкино”, в которой у фирмы Тони Вексельмана были забронированы места и где он меня пристраивал. Однажды я жил в гостинице “Пекин”, но во флигеле, относящимся к ведомству КГБ ( у нас был отдел, который на него работал).
Я часто ездил по путевкам по Золотому кольцу вокруг Москвы. А однажды в год сильнейших пожаров ездил в Москву, где знакомился с ее историей, а затем поехали в Суздаль. При поездке наш автобус вынужден был проезжать под горящими сверху деревьями. Ощущение было не очень приятным. 
В 1966г. в моей группе появилась новая сотрудница, вы-пускница ЛПИ, Солтан Лариса, довольно толковый специа-лист по вычислительной технике. Мне она показалась скром-ной и домашней. Мать ее жила в Казахстане, а она пыталась как-то собрать деньги и вступить в ЖСК, чтобы приобрести свое жилье. При этом она снимала комнату и в день тратила на себя 50 коп. В компании сотрудников мы ездили на о.Валаам, участвовали в домашнем вечере. И я стал за ней ухаживать. Правда она пыталась меня убедить, что не хочет замуж и не хочет стирать мужу носки. Но постепенно у нас возникло некоторое чувство. Мы вдвоем и с компанией моих друзей поехали в отпуск в Игналину, где путешествовали на лодках. Потом Ларису услали на месяц в Тихвин в колхоз, как принято было поступать с молодыми специалистами. Оттуда она мне присылала письма, в которых довольно сильно выражалось чувство. Затем Лариса перебралась жить ко мне. И через некоторое время забеременела. Мы не расписыва-лись, чтобы Ларису не выгнали из ЖСК. В это время приехал мой школьный товарищ Гриша Фурман и жил у нас. Мне до сих пор кажется, что я не уделил ему должное внимание, увлеченный предстоящими родами. В июне 1969г. на седь-мом месяце беременности Лариса настойчиво просит ехать в Крым. И мы поехали в Ялту, где вели себя осторожно. Домой возвращались на поезде из Севастополя, до которого доехали на палубе теплохода, большого и красивого.
Рожать мы пришли в Снегиревку. Роды проходили туго, несколько дней и с эксцессами. А я торчал в Снегиревке, пытаясь что-либо узнать и обмениваясь записками и переда-чами. И по моей просьбе ночью мне позвонили, что 28-го августа в 0ч.10м. родился хороший мальчик весом 4,3кг. Я был на вершине счастья. Записки из роддома были полны чувств. Назвали мы сына Глебом. Глеб был большим, краси-вым и спокойным мальчиком. Мы ему отдавали все свои чувства. Когда мы его купали, я держал над ним детские книжки и читал детские стихи. Ночи он спал. Ходили мы в кинотеатры по очереди: один гуляет с коляской, а другой в кино, и наоборот. Через 1,5 месяца происходит торжествен-ная  регистрация ребенка во дворце “Малютка”. На церемо-нии присутствовали мои родители, Тоник с Валей, Прейсман с Неллей, Муляр с Леной и другие друзья. Должен был быть Олег Барышек с беременной Леной, но она в этот день родила дочку Юлю.
В январе 1970г., готовясь к защите, в кухне одноком-натной квартиры я учил выступление, а Глеб спал в комнате. Защита проходила 22-го января на большом совете ЛЭИС, т.к. работа была закрытой. Защищаться на большом совете много сложнее—в его состав входят “киты” всех факультетов. Говорили, что математик Вороновская много внимания обращает на математический аппарат. У меня в работе было много математики. Первым оппонентом был Апорович А.Ф. , договариваться с которым я ездил в Харьков, где он препода-вал в высшем авиационном училище. Дело в том, что я искал в качестве оппонента ученого известного и знакомого с нашей специализацией. Намечал я ранее Гольдштейна или Седякина из “можайки”, но оба покинули наш мир. В день защиты было морозно и была сильная метель. Время при-ближалось к моему выходу, а Апорович не появляется. Появился он перед самой защитой, с трудом добравшись до Ленинграда. Вторым оппонентом был Чапцов, который из Челябинска приехал заранее. Отзывы на работу пришли от различных организаций военных и гражданских из разных городов. Статей и изобретений у меня было достаточно. Защита прошла хорошо(22-мя голосами <за> и один против). Отметили событие в “Европейской”. Работа получилась солидной, содержала 310 страниц, хотя по требованию ВАК необходимо много меньше. В ней дан полный анализ про-блемы и пути решения задачи, применены современные теории, решены математические проблемы, проведено моделирование на ЭВМ и приведен экспериментальный материал. В мае ВАК утвердил ученую степень.
Приближалось лето, и мы стали думать: куда повести ребенка. Тетя Фаня настойчиво советует поехать на дачные места Черниговщины  на р. Припять. И мы проводим там отпуск в местечке Остер у местных жителей, с которыми потом встречались. Глебу было около 10-ти месяцев, и он там стал ходить. В этом году Лариса получила ключи своей квартиры. И мы поженились и обменяли наши квартиры на трехкомнатную на 2-ом Муринском пр. 14. Совершенно случайно оказалось, что Муляры живут с нами в одном парадном. Наступало лето 1971г. и Глеба надо было пристра-ивать к летнему отдыху. Для этого его перевели в ясли, у которых есть своя дача. Таким образом,  Глеб в возрасте менее двух лет оказался в районе погранзоны с Финляндией. А я и Лариса стали каждую неделю ездить туда с продуктами для всех детей. Путь был таков: электричкой в Выборг, далее поездом по справкам в погранзону до ст.Лужайка, а оттуда пешком 7км. с рюкзаками по необъятным лугам буйно цветущих трав. Первый раз мы застали ребенка одиноко слоняющимся по территории. В этом возрасте дети еще не общаются. И это зрелище было так печально, что мама не выдержала и заплакала. Возвращаясь, мы в Выборге покупа-ли детские вещи, запасаясь впрок. Как-то мы договорились с Муляром и другими ребятами встретиться в Выборге и пойти  там на залив. Но со мной случился после перехода по лугам такой аллергический насморк, что я не мог и слова сказать.
В мае 1971г. мне, наконец, дают должность старшего научного сотрудника и нагружают работой. Работа заключа-лась в том, чтобы создать аппаратуру обработки информации и обеспечения взаимодействия комплекса. Аппаратура должна быть унифицированной и обеспечить все наши заказы имеющиеся и предстоящие. До этого ничего подобно-го не было и работу надо было начинать с нуля. При этом конкретных требований также не было, и я должен был полагаться на свои знания. Директор обеспечил меня широ-кими полномочиями и наказал всему штату мне содейство-вать. И я включился в работу, стараясь в нее вложить лучшие из известных мне подходов, современную технику и соб-ственные наработки. Прознав про эту работу, забеспокоились наши конкуренты из военного НИИ и организовали комис-сию для проверки неизвестно чего, т.к. работа только нача-лась. Потолкавшись некоторое время и поругивая главного инженера, чтобы он не мешал их работе, комиссия, наконец, уехала. Вообще сотрудники этого военного НИИ долгие годы стремились мешать нашей деятельности, являясь нашими конкурентами и имея  “большую силу” в МО. Я своими мыс-лями и решениями делился с руководителем нашей военной приемки Вейцером М.Н., и мы все это творчески обсуждали. Вообще Славин поручил и по другим системам унифициро-вать  аппаратуру и даже пульты управления, стараясь в дальнейшем улучшить качество, облегчить и убыстрить выполнение работ. Но разгром нашего НИИ помешал все это осуществить, исключая моей работы, которая довольно быстро была доведена до исполнения. И это спасло предсто-ящие работы, т.к. альтернативы не было.
В сентябре 1971г. я с семьей собираемся в отпуск на нашу базу отдыха на берегу моря в окрестности Адлера. Но меня вызывает Славин и велит лететь в Оренбуржье, где проходят испытания нашего изделия. Зачем мне туда лететь я не понял, т.к. к этому изделию я имел весьма коственное отношение. Билеты в Адлер в кармане и семья готова. Но Славин говорит мне ехать в Адлер отвести семью и из Адлера слетать в Оренбург на пару дней. Так я и сделал. Устроив Ларису с Глебом на базе, полетел в Оренбург. От полета я получил огромное удовольствие. В ясную погоду под самоле-том простиралась дикая горная панорама Кавказа от моря и до моря, а дальше простирались дикие выжженные калмыц-кие степи до Волги, а за ней снова выжженная степь. Приехал я на полигон когда как раз из экспедиции по этим степям вернулась наша техника  с черными и до нутра запыленными нашими ребятами. По этому случаю мы устроили банкет и я вернулся в Адлер. Наша база место не большое, но чудесно обустроенное растительностью у самого моря с домиками, кухней, холодильниками. И отдыхать там хорошо. К концу отдыха  на базу заехал Славин и рассказал, что его срочно отзывают из отпуска. И это было началом нашего конца.
Мы по дороге домой заезжаем в Киев повидаться с род-ными. Там мы 30-го сентября в годовщину “Бабьего яра” идем поклониться трагическим местам, а там местные власти пытаются довольно грубо воспрепятствовать поминальным посещениям и создают неприятные эксцессы, кое-кого даже арестовывая. И в дальнейшие годы я старался заезжать в Киев и посещать это место. Киевские власти решили засы-пать “Бабьий Яр” песком, но это закончилось новой трагеди-ей. Когда прошел дождь, весь этот песок в виде ужасной пульпы затопил низкую часть города Подол. И в ней утром, идя на работу, погибло множество людей, застревали и переполненные трамваи. Таким образом, было наказано зло и тупость, жаль людей.
В Ленинграде узнаю совсем плохую новость: В нашем НИИ работает обкомовская комиссия и копается во всех делах. Ясно, партийные власти не любят, когда их обходят, а Славин многие вещи делал через Москву. Стало понятно, что комиссии велено разгромить институт. Так оно и случилось. Славин не выдержал этого и с ним случился микроинсульт. Мы остались с главным инженером, который струсил и вел себя безвольно. А в этот момент решалась наша судьба. Тогда увлекались укрупнением и объединением, так и поступили с нами, присоединив нас к институту “Интеграл” без всякого смысла и анализа полезности этого деяния. А эти институты занимались совершенно разными тематиками с разными принципами и разной техникой. И пользы от слияния не было никакой. Так оно и получилось, кроме вреда это не принесло ничего полезного. Надо было бороться и доказывать абсурдность этого, но некому было это делать. И не удивительно, что в министерстве приняли такое решение. Мне приходилось бывать в нашем управлении министерства радиотехнической промышленности,  Славин заставлял нас работать активно. И оно не произвело на меня впечатления основательного заведения: правят клерки, обращаясь с директорами как с мальчишками, а они должны перед ними заискивать, т.к. от них зависят нужные решения, премии. И этот стиль восприняли машинистки и т.п. Для того, чтобы напечатать нужную для подписи бумагу директорам прихо-дилось привозить презент. А когда мне нужно было напеча-тать, машинистка охотно это сделала. Окончательное оформ-ление слияния произошло в мае 1972г.
Я задумал подать документы в ВАК на присвоение мне ученого звания старший научный сотрудник. Для этого нужно было ходатайство с места работы и список трудов и изобретений, изданных после защиты диссертации (они у меня были). Надо было спешить, т.к. говорили, что руковод-ство в “Интеграле” этого не любит. И я успеваю отослать документы до официального слияния.
О НИИ “Экспресс” можно сказать, что оно не было высо-конаучным заведением, но стремление к этому было. Был также хороший практический задел в нашей области дея-тельности, хорошие связи и знание задач развития отрасли. И это позволяло надеяться на хорошие результаты развития и работы. И все это было утеряно в дальнейшем и даже искоренено. До объединения на нашей фирме был строгий порядок формирования своих перспективных работ. Регу-лярно проводились системные НИР-ы, определяющие разви-тие нашей техники и ее построение в будущем. В этих НИР-ах участвовали различные структуры министерства обороны. По ним формировались наши будущие заказы. Таким обра-зом, наше будущее было в наших руках. После объединения этот порядок был нарушен. По инерции подобная НИР была еще раз задана, во главе ее был назначен интегральский  человек,  незнакомый с отраслью. Естественно, что  работа была завалена, ее руководитель наказан, но дальнейшая судьба нашей отрасли уплыла из наших рук. Началась чехар-да с нашими работами.
На примере развития НИИ “Интеграл” можно прона-блюдать на сколько система управления в СССР позволяла имитировать активную деятельность. Институт был создан на заре радиосвязи известными учеными и успешно работал. Но в наше время он превратился в большое предприятие, но с весьма не высокими результатами. И как я уже писал, в нем специалисты были в основном невысокого уровня, а научные кадры сбежали, особенно евреи. Во главе был явно не фигура в радиосвязи, но зато специалист в имитации большой деятельности и в антисемитизме. Когда я искал работу, я туда пытался устроиться, но со мной даже не стали разгова-ривать. Тогда в стране основным показателем деятельности было выполнение месячных планов. И на этом происходила полная профанация дела: планы к концу месяца корректиро-вались, а в магазины доставлялся дефицит ( так хорошо обыгрываемый Райкиным ). На предприятиях военной продукции план надо было подправлять и у заказчиков, для этого в МО обычно были большие умельцы составлять для этого нужную бумагу. Все хорошо и будет квартальная премия. И тут не важно – нужна ли ваша продукция или не нужна.


ГОДЫ  СЧАСТЬЯ  и  ГОРЯ


В первую очередь  в объединенной фирме разгромили основные подразделения “Экспресса”. Те подразделения, где начальниками были евреи, просто ликвидировали. Так исчезли крайне важные и необходимые специализации, а людей раскидали по разным отделам. Так наша лаборатория была смехотворно расформирована и разбита на несколько кусков после того, как к ее начальнику пришел посланник руководства начальник местного отдела вычислительной техники, который должен был оценить ее дела. И по его заключению - все это тоже самое, что мы делаем - и была она ликвидирована. А на самом деле ничего похожего, суть работ была существенно разная. А этот начальник, у которого мне пришлось работать,  оказался полной никчемностью, и даже пришлось его уволить в дальнейшем по жалобе военпредов, чрезвычайно редкое событие. Первое что он сделал, подослал ко мне своего человека с угрозами, что если я буду возражать, чтобы он стал главным конструктором моей работы, то он меня уволит. Кстати, он уволил двух основных ведущих сотрудников нашей бывшей лаборатории с целью сокраще-ния фонда зарплаты. Меня с двенадцатью сотрудниками влили в сектор “Интеграла”, где я продолжал свою работу, т.к. без нее не были бы выполнены заказы, перешедшие от “Экспресса”,  и они были обязательными. Во главе многих подразделений были поставлены свои люди, которые в основном почему-то были не вполне грамотными и не знакомы с техникой.

Меня лишили возможности вести активную и творче-скую  рабочую жизнь и перестали выпускать в командировки даже связанные с моей работой. Так по вызову из министер-ства по моей работе  послали одного из замов директора, который потом мне жаловался, что не сумел ответить ни на один из поставленных вопросов. Я ему посочувствовал, но не мог помочь. Полностью прекратились связи с другими организациями. Работа моя продолжалась успешно. Коллек-тив, с которым я работал, был вполне сплоченным и продук-тивным. И в 1975г. пять комплектов аппаратуры (для обес-печения всех заказов) были изготовлены на заводе в Нарве, куда я все же съездил в командировку. Настройка аппарату-ры была осуществлена нами менее чем за два месяца, хотя обычно такой сложности аппаратура настраивается по году и более. Я пытался рассказать военпредам все тонкости работы аппаратуры, заложенные в нее и расширяющие ее возможно-сти. Но к этому времени Вейцера М.Н. уволили в запас, и приемка стала резко терять свой уровень и желание совмест-ной работы над повышением уровня изделий. В дальнейшем деградация института и приемки дошла до предела.
В это время семейные дела шли своим благополучным путем. Лариса по моему совету перешла на работу в НИИ постоянного тока в вычислительный центр. Глеб прекрасно развивался, посещал детский сад, а летом с ним отдыхал на даче. В сентябре мы отдыхали на море и заезжали в Киев. Зимой мы вместе с  Мулярами и другими друзьями ездили обычно в Юкки, где катались на лыжах и маленький Глеб также на лыжах тащился за нами.
В январе 1974г. Ларисе исполнилось 30 лет, и мы устро-или широкое и творческое празднование. Я оформил много настенного материала с шутливыми и ироничными поздрав-лениями. Я, видно вдохновленный счастливой семейной жизнью, сочинил много стихотворных шутливых  произведе-ний и рисунков, на мой взгляд, удачных. Среди заметок есть одна под названием “Золотая лихорадка” в связи с тем, что юбилярша начала копить ювелирные изделия. У нас в доме было много моих друзей и моих родственников. Празднова-ние прошло весело и со всякими розыгрышами.
К концу 1974г. 23-го декабря у нас родился сын Сева в роддоме на Свердловской набережной на Охте. И я с пяти-летним Глебом в холода через весь город каждый день приезжали в роддом, где Сева с мамой провели и Новый год, и привозили подарки, елочку и обменивались письмами. К их приезду домой я приготовил поздравления. Мальчик родился с черными волосами и пухлыми щечками, за что был прозван Хомячком. Меня очень увлекало участие в развитии ребенка, и я говорил в шутку, что готов “рожать” каждый год. А всерьез считал, что детей должно быть хотя бы двое, чтобы в длинной жизни им было на кого опереться. Мама, к моему удивлению, первое время как-то стала мало обращать вни-мания на Глеба. Я ее пристыдил, и она  стала нормально себя вести. Летом мы сняли дачу в Токсово и все четверо там отдыхали. А я оттуда ездил на работу и был вдвойне счаст-лив. Я много времени уделял Севе, мы с ним гуляли, он любил держаться за мою руку. И я ему бесконечно фантазировал истории про Би-би –шку или про козла, а он просил еще и еще. Он рано стал ездить на велосипеде и на лыжах. Совсем маленьким зимой в парке Лесотехнической академии со склонов озерца он смело съезжал на лыжах.
А Глеб в 1976г. достиг школьного возраста и поступил в 105-ую школу с уклоном английского языка. Это была наша районная школа в двух шагах от дома, но все равно при приеме устроили экзамен, который Глеб без усилий выдер-жал. В первом классе детей разделили на “звездочки” по пять учеников. И ребята из звездочки Глеба часто собирались у нас, и я с ними делал различные задания. К концу первого года заканчивалось обучение по букварю. И мы сочинили хорошее стихотворение “Прощание с букварем”. На следую-щий год Глеб поступил в музыкальную школу  Петроградско-го района по классу фортепьяно.
Во второй половине 1976г. начинаются государствен-ные испытания наших изделий, содержащих мою аппаратуру. Испытания проходят в Оренбуржье, и мы большим коллек-тивом едем туда. Совместная настройка изделия с моей аппаратурой не проводилась, несмотря на мои настойчивые требования. И перед выездом в экспедицию я собрал ко-мандный состав и пытался им объяснить суть дела, но все равно мы выехали без стыковки. Это говорит о низком уровне профессионализма нашего предприятия, т.к. от аппаратуры обрабатывающей информацию во всех режимах работы изделия и задающей основные характеристики изделий зависит успех испытаний. Обычно стыковочные работы длятся довольно длительное время. А тут стыковку пришлось проводить в полевых условиях на глазах агрессив-но настроенной комиссии, стремящейся, из-за конъюнктур-ных  причин, завалить изделие. Пришлось работать очень напряженно в условиях начинающейся зимы, живя в палат-ках и при совсем скудном питании от полевой кухни. Испы-тания проходили долгое время до весны при переездах в разные места. Только благодаря тому, что унифицированная аппаратура была тщательно продумана и настроена , удалось в этих условиях обеспечить благополучную работу всего изделия. Но напряжение было так велико, что когда мы по окончанию испытаний возвращались на полигон, я на мгновение потерял сознание.
В процессе скитаний по европейской части Оренбуржья пришлось нам останавливаться у села с нежным названием “Родничий  дол”, в котором был свиноводческий совхоз. Но грязнее места я не встречал, проходя по нему, приходилось высматривать куда поставить ногу, т.к. местные жители выбрасывали внутренности, потребляемых ими животных, прямо на улицу. А в центре на площади на возвышении красуется загаженный туалет. При нашем желании отметить 8 марта мы не смогли на складе совхоза  выбрать приличную свинину. В отделениях совхоза на хуторах при денежной получке все население запиралось в одной избе и пьянство-вало до окончания денег. А рядом было немецкое село с совхозом им. Тельмана изумительно ухоженное и процвета-ющее.
В процессе работы появилась необходимость , т.к. наши позиции находились на приличном расстоянии друг от друга,  обговорить наши дела. И мы встретились в ресторане на станции Сорочинск, той самой на которой  наша семья высадилась в далеком 1941г. при эвакуации. У меня сохрани-лось меню, в котором цены были копеечными.
На нашей позиции старшим был Лева Венгринович, бывший начальник пеленгаторной лаборатории в “ Экспрессе “ и снятый при объединении. Хотя мы жили в огромной палатке и питались от полевой кухни совсем пустой пищей и с примесью солярки, но все были в одинаковых условиях и чувствовали старания Венгриновича заботиться обо всех. Пришлось мне на вертолете слетать на другую позицию, где старшим был Ахапкин А. А. , главный конструктор всего изделия, и жили люди в общежитии в городке рядом. И там меня поразило отношение к сотрудникам: ели за столом частично укрытым палаткой и стоящим в воде таящего снега, а командный состав ел в отдельной сухой палатке. Меня пригласили к обеду в командную палатку, но я отказался, говоря что буду есть с ребятами.
Путешествуя по Оренбуржью, мы как-то заехали в посе-лок при нефтеобрабатывающем заводе, на котором горели огромные факелы на трубах, чтобы поесть в столовой. Но через некоторое время поспешно уехали, т.к. дышать там невозможно и запах невыносим. Много позже я услышал по ТВ, что дети в этом поселке уже на втором уроке перестают соображать.
Последнее место наших испытаний было под Бузулуком. Там мы жили и питались в гостинице нефтедобывающего предприятия. Это уже было весной, и местная черная почва была такой грязью, что, чтобы войти в гостиницу, нужно было долго с ней бороться на специальных приспособлениях у входа. Но жили мы и ели превосходно. Рядом с Бузулуком находится уникальная большая роща реликтовых деревьев. А вокруг нее вообще деревья не хотят приживаться. Тайну этой рощи не могут разгадать. В Бузулуке в годы войны формиро-вались  военные части Чехословакии и все улицы названы именами чехов, а на каждой улице висел портрет соответ-ствующего чеха. Чувствуется, что чехи оставили в городе глубокие следы.
Второй этап испытаний проходил в ГДР, туда меня не взяли. По советской логике я как еврей обязан проводить работу и испытания своего изделия в грязи, холоде и голоде, но за рубеж, даже и такой неполноценный, ни-ни, а то сгла-зишь советскую власть. В результате так там не удалось провести испытания и показать возможности изделия, т.к. о них никто и понятия не имел. А в аппаратуру были заложены возможности, которые только в последнее время вводят в аналогичные зарубежные изделия. Надо бы покинуть наше неродное заведение, но у меня зародились новые интересные задумки, и хотелось их где-то реализовать, а другая фирма подобного профиля не находилась.
В мае 1977г. мне исполнилось 50 лет, и я отметил это событие с двумя бердичевскими соучениками Зуней Низгу-рецким и Гариком Спектором, жившими в Ленинграде, в промежутке между командировками. 
В этом году умирает тетя Юля, и хороним ее на Север-ном кладбище, открывая там ленинградскую семейную усыпальницу. Тетя Юля и ее дом всегда были любимыми. Я там себя чувствовал дома. Жила она на Стремянной ул. 19 в маленькой квартире, построенной “своими” руками еще в 1932г. , и там она себя чувствовала комфортно. Вернула свою квартиру после эвакуации. Я часто посещал ее гостеприим-ный дом , там мы проводили приятно свое время, общаясь с ней , Тоником и его семьей. Но в 1973г. квартира попадает на капитальный ремонт, а тетю и Тоника с семьей переселяют в район Ульянки. Тетя и Тоник проявили невероятные усилия, чтобы после ремонта остаться в своей квартире, и обраща-лись за помощью даже к Буденному, в Первой конармии которого она служила. Но ничего не получается. И тетя, которая прожила долгие годы в центре, и там у нее было много друзей и знакомых, не может оправиться от шока. Я старался посещать тетю Юлю и на ул. Народного ополчения. И все-таки переселение  на нее подействовало, уже не чув-ствовался в ней  прежний задор и юмор.
В 1978г. Глеб стал посещать бассейн СКА, и был намечен для поездки на лето в Ялту как  подающий надежды в плава-нии. Но при этом потребовали, чтобы мы перевели его в спортивный класс другой школы. На это мы не согласились и его отчислили из бассейна. Я стал думать каким видом спорта заняться мальчику, чтобы это был его вид спорта не на время, а на всю жизнь, и решил, что это большой теннис. Но чтобы попасть на серьезные занятия, необходимо иметь какие-то связи. А так как наш завод находился в тесных отношениях со стадионом “Динамо”, я попросил начальника выпускного цеха Поясова З.Л. составить протекцию. И Глеб стал ходить на занятия на стадион “Динамо” к известному тренеру Иванову. Походил он солидное время, но я чувствую, что Иванов им не занимается, и движения никакого нет. Я пытался поговорить с Ивановым, но понял, что дела не будет. Глеб перешел в общество “Труд” и стал ходить на Каменный остров.
Отдыхать мы стали летом, т.к. Глеб стал школьником, как всегда в Ялте или на базе в Адлере или в Зеленодольске на Волге у моей двоюродной сестры Софы Гринблат. Софа и ее муж Леня Кун-Беренфельд, очень родственные люди,  радушно принимали всю нашу семью и устраивали нам отдых на берегу Волги на базе судостроительного завода, где Леня работал, и у себя дома. Леня был замечательным рассказчиком и развлекал нас всякими историями и стер-ляжьей ухой. Потом я привозил от Софы ведро вишневого варения ( вишни из их сада ). Софа старше меня и сейчас живет там одна. Это беспокоит меня, я давно пытался пересе-лить их в Ленинград и нашел им обмен, но они не решились переезжать.
В 1978г. мне снова предстояла командировка на испы-тания другого изделия, в  которое входила моя аппаратура, но уже в Горьковской области. Жили мы в гостиницах Бого-родска и Павлово, а питаться заезжали на машине в какое-нибудь инструментальное предприятие, которых много в сельской местности области, где можно было поесть. В городишках питаться было негде. Как-то решил я отдохнуть в гостинице в Богородске и зарекся больше этого не делать. Поесть так и не удалось: в питательных заведениях ничего не было и в магазинах кроме старых плавленых сырков тоже ничего. Испытания закончились вроде бы благополучно, но сказать по совести совсем неблагополучно, но не по вине моей аппаратуры. Квалификация сотрудников местного полигона и комиссии, в которую входил и представитель нашей приемки, была удручающе низкой в противовес сотрудникам оренбургского полигона, которые были весьма квалифицированы в организации испытаний, экспедиции и самих испытаний.
Еще до испытаний изделие долгое время находилось на полигоне, куда мы часто и помногу ездили для отладки, надо заметить , с малой эффективностью. Жили мы в гостинице в миниатюрном поселке в лесу. Летом эту местность одолевали комары, сменяемые другими более мощными насекомыми, вытерпеть которых в машине нашего изделия можно было с большим терпением. Кормили нас в столовой три раза в день в определенные часы. Однажды, ожидая приезда командую-щего ГРАУ, в столовой готовили грандиозный прием, и нас накормили пораньше. А когда мы возвращались с работы, увидели изумительную картину. В связи с тем, что маршал не приехал, все обилие алкоголя и еды пришлось одолевать офицерам. Из столовой вышел знакомый подполковник с пакетом подмышкой, из которого выпала бутылка шампан-ского.
Оттуда ездили на своей машине в городки на Оке и в Владимиро-Суздальский район. Однажды мы с изделием переехали на левый берег Оки и остановились на высоком берегу у поселка Горбатово, где под крутым берегом распо-ложен большой прекрасный и пустой пляж с белейшим песком, напоминающим Копа-ко-бану  в Рио-де-Жанейро. Поселок оказался диким из прошлых веков: на нас из ма-леньких окошек с удивлением глядели испуганные лица, в центре на площади, где расположена милиция, дрались подростки с ножами. Жили мы в доме отдыха на дебаркадере на Оке. Работы было не много, и мы развлекались, разыгры-вая различные спектакли. Обычно в таких случаях изделие охранял наряд солдат. Как-то зимой ночью сгорела палатка, в которой было два солдата, и сгорела охранная шуба, вызвав-шая у офицера переживания, а не угроза жизни солдат. Еще я заметил, что в пайке солдатам недоставало консервов и др. На мое удивление мне ответили, что это постоянная практи-ка.
Во время командировки получаю телеграмму о смерти тети Фани. Каким-то образом я добрался до Москвы и пытал-ся улететь в Киев, но погода была нелетной и мне это не удалось. И я об этом сожалею до сих пор - многое тетя для меня сделала. И я поехал домой.
Стал я замечать, что дома не все в порядке. Дети стали менее ухоженными, на них мама только покрикивала, не обращая внимания, питание стало просто бедным. Мои некоторые вещи оказались заложенными в ломбарде. И это при том, что моя немалая зарплата и ее в том числе полно-стью была в ее руках в течение многих месяцев, а я существо-вал на командировочные. На домашнем занятии Глеба музыкой мама садистки над ним издевается, все больше впадая в раж. Пришлось мне резко прекратить эти издева-тельства. К месту, я вспомнил и другие проявления ее садиз-ма. И она в конце концов грубо и напористо в своей манере, не объясняя причин и мотивов, требует развода. Хотя что-то недоброе уже висело в воздухе, но я был совершенно ошара-шен. Настолько я был охвачен атмосферой счастливой семьи, что ее потерять и особенно детей, казалось немыслимым. В принципе расстаться с таким чудовищем это благо, но судьба детей, для нормального развития которым нужна семейная любовь и без которых я свою жизнь не представляю, просто убивала меня. И, несмотря на дикость ситуации, я пытался предотвратить ее. Мои друзья также делали попытки угово-рить Ларису не делать глупостей, а вернее гадостей. Но она, как танк, не объясняя и не оправдываясь, пошла напролом. Я разрывался между детьми, с которыми старался больше видеться, и родителями, которые уже прилично одряхлели и требовали ухода. Лариса в это время, как всегда, поругалась на службе и ушла работать конструктором в другую органи-зацию. А я каждый день спешил с работы забрать Севу из детского сада и погулять с ним. И видя безвыходность в 1979г. я написал заявление в суд о согласии на развод, чтобы не участвовать в бракоразводном процессе, претившем мне.
В конце декабря 1979г. я с Глебом по путевке собрались ехать на Кавказ кататься на лыжах в Приэльбрусье. Но путешествие сопровождалось драматическими коллизиями. Тогда природа нас одарила сильнейшими морозами и поезда остановились, в них замерзло отопление. На Московском вокзале мы узнаем: наш поезд не пойдет, а когда - неизвест-но, и ждать сообщений только по радио в неотапливаемом и не оснащенном сидениями зале. И мы сидим на своих вещах в холодном  зале и прислушиваемся к плохо разбираемым раскатам. А уже ночь и,  борясь с холодом и сном,  досидели до 6-ти утра. Наконец влезли в вагон, но именно наш вагон не отогрели. Но нам уже было все равно, и мы забрались на полки, накрылись матрацами и уснули. Подъезжая к югу, наш вагон отогрелся и в нем стало невыносимо жарко. В Минво-дах мы вышли и переехали в аэропорт, откуда ходили авто-бусы и нужный нам. Но очередное но!, автобусы не ходили из-за лавинной опасности и обледенения  шоссе. Пришлось нам устраиваться в набитом людьми зале на цементном полу и ждать погоды. Ночью один из шоферов не выдержал и решил рискнуть и поехал, и мы решили рискнуть и забрались в его автобус. Но проехал он совсем немного и застрял перед фурой, которую развернуло поперек дороги. Пришлось вернуться и ждать. Утром разрешили движение и мы доехали до Боксанского  ущелья и по нему до 13-го км. от гостиницы “Чигет”. Там нас высадили и поместили в летний пустовав-ший лагерь пережидать лавинную обстановку, завалившую снегом дорогу. Через несколько часов колонну наших автобу-сов пропустили к гостинице  под ответственность министра туризма Кабардино-Балкарии. И колонна осторожно проеха-ла по снежному коридору высотой с трехэтажный дом. В гостинице пришлось устраиваться в толчее прибывших. Но, наконец, мы в своем номере и можем поваляться в своих кроватях. Десятилетний Глеб все эти мытарства перенес стойко и не ныл.
На другой день все те же лавины и нас на гору не пусти-ли. Но через день мы на гору вышли я на своих лыжах, а Глеб на гостиничных. Инструктор с нами повозился на нижнем склоне, далее мы поднялись по канатной дороге на самый верх и катались осторожно голые по пояс. В один из дней наверху у Глеба с ноги сорвалась одна лыжа и резво помча-лась в сторону обрыва, на котором было написано: “Не подходить  - ЛАВИНА, и к счастью не полетела вниз, а во-ткнулась в снег у самого обрыва. И я, что оставалось делать, потихоньку пополз на животе и достал лыжу. Внизу у горы продавали шашлыки, которые, накатавшись, мы ели. В вестибюле гостиницы стояли теннисные столы, куда Глеб ходил играть. Но ребят часто прогоняли местные дядьки, с которыми пришлось объясняться. Ненавязчивый местный сервис.
Приключения на обратном пути нас тоже не миновали. Лавиноопасность опять перекрыла дорогу. Но вниз к Боксану мы с трудом доехали, а на основной магистрали транспорт категорически не ездил. А у нас обратные билеты и нам надо было в Кисловодск. Мы и другие пассажиры мечемся, но ничего не получается. Было у нас 30 руб. и я стал уговаривать таксиста повести нас. И он согласился, и мы взяли к себе семью с детьми из Москвы, у которой денег не было и им надо было в аэропорт. Мы приехали в Кисловодск совсем впритык к отправлению поезда. Ехали мы без еды, но счаст-ливые.
В 1980г. Сева в шестилетнем возрасте стал посещать бассейн “Спартак” на Крестовском острове. Мама его не сопровождала, и он ездил на транспорте сам. Я уходил с работы чуть пораньше и старался его из бассейна забирать. Как-то я не сумел его встретить и ждал его дома, а он не приходит. Я буквально извожусь от беспокойства, а у мамы никакой реакции, полное равнодушие. Оказалось, что на его сидении сидел пьяный и спал, не давая возможности ему выйти, и он доехал до кольца и на обратном пути вышел. Хорошо, что сообразил и не растерялся.
В декабре 1980г.  на ночной телефонный звонок подо-шла Лариса и буркнула мне: “ Твой папа умер”. Я помчался к родителям, мама с трудом открыла дверь. Похоронили отца на Северном кладбище. Это удалось сделать с большим трудом и везением, т.к. на этом кладбище тогда не хоронили. Помогал мне мой брат Тоня. Я стал жить у мамы, за которой требовался уход. Хорошо, что ближайшая соседка за ней присматривала, когда я на работе.
Я “разрывался” между детьми и мамой. После работы я хоть на мгновение старался увидеться с детьми. В 1981г. Севе пришла пора становиться школьником. Я с Глебом и Севой едем в ДЛТ покупать школьную форму и втроем фотографи-руемся с Севой в форме. Поступил Сева в ту же 105-ую школу, где учился Глеб.
В это время я произвел,  так называемый,  семейный обмен жилплощади, при котором Лариса с Севой прописались в родительской квартире, а я мама и Глеб—в нашей. Лариса как-то легко на это согласилась, а это мне потом очень помогло справиться с Ларисой, замышлявшей избавиться от меня и остаться в трехкомнатной квартире. Но пока все остались жить по своим местам. Чувствуя, что трудно спра-виться с ухаживанием за мамой, я перевез ее к нам, полагая, что это облегчит положение, и я смогу одновременно об-щаться с детьми. Но Лариса устроила такой скандал, что я поспешил вернуть маму на старое место.
Глеб и Сева пошли в школу. У Глеба в школе дела были в полном порядке, а Сева только начинал, и я старался ему помогать по мере возможностей.
В январе 1982г. умирает мама и после кремации я под-хораниваю ее к отцу. Надо было развязывать тяжелый узел, хотя бы разъехавшись по своим углам. Стали искать обмен наших двух квартир на две двухкомнатные. Лариса, когда поняла, что я могу ее просто переселить в бывшую мамину квартиру, я этого не хотел из-за Севы, стала активно искать обмен. Находим две двухкомнатные квартиры: одна недалеко от моей службы 32кв. м , а вторая на 2 Муринском пр. рядом с нашим домом 28 кв. м. Я выбрал себе на Муринском,  чтобы быть поближе к школе, то есть к ребятам.
Со мной прописался Глеб, а Сева с мамой, но жить пред-полагается Глеб будет с мамой. Прошла трудная процедура раздела и переезда. Мне помогали мои друзья Валерий Прейсман, Леня Муляр и др. Завалили мы малую комнатку вещами, поднимая их на 9-ый этаж, и повалились на них отдыхать.
Глеб стал настойчиво просить меня забрать его к себе, т.к. мама просто изводит его. И действительно психологиче-ское состояние его было таким, что я стал его водить на лечебные сеансы к психотерапевту. Стали мы с ним жить вместе. О нашей совместной жизни я расскажу позже.
Я стал анализировать, как это так случилось, что благо-получная и счастливая семья вдруг распалась и превратилась в осколки несчастных людей за исключением мамы, которая достигла своей цели. И я решил, что виновным нужно считать только себя самого. Я не сумел правильно оценить человека, с которым собирался  делить жизнь и строить семью, а признаки нездоровой и нехорошей личности были. Молодая девушка пять лет проучившаяся в Политехе не имеет подруг и все вечера проводит у телевизора, ни с кем не встречаясь. За пару лет работы  также не приобретает подруг. Потом она мне с восторгом рассказывала о своих сокурсниках, но встреч с ними или хотя бы звонков от них не было. Ее заявления о том, что она не желает выходить замуж и стирать мужу и детям носки, не было бравированием, а ее жизненным кредо, которое теперь и проявилось. Наблюдались такие черты характера как напористое отрицание явной своей вины в серьезных и несерьезных случаях; выбор человека без особых причин, которого начинает ненавидеть. И начинает об этом человеке много и часто говорить агрессивно, долго и скороговоркой. И это было на разных службах. И было мне даже, не знаю, как это назвать, предупреждение. Когда я за Ларисой ухаживал и провожал ее поздно домой, разразился сильный ливень. Мы сильно промокли и вместо того, чтобы укрыться от дождя, Лариса насупившись продолжает идти и изрекает” Не надо на мне жениться!”. Я ее  постарался успокоить и довел домой. И какое-то время эту ее суть поборола необычная для нее человеческая обстановка счастливой семьи. Я ее ввел в круг своих друзей и в круг своих родственников. Жизнь ее коренным образом измени-лась и не ограничивалась запретами. Съездила она несколько раз за рубеж. Но когда я почти четыре года проводил в командировках, редко приезжая домой, и у нее бесконтроль-но оказалась и моя немалая зарплата, она почувствовала возможность присваивать деньги и во всю еще экономить на детях и обеспечивать свою будущую жизнь “для себя”. Мне кажется, что она много раньше это задумала и начала копить и прятать ювелирные изделия. Вспоминая ее поведение,  я не помню, чтобы она обнимала детей,  целовала и дружески беседовала.
Так закончилась моя счастливая семейная жизнь. И мои дальнейшие дела были направлены только на попытки как-то  вернуть детям нормальное существование.
Много позже я изобразил этот трагический период сво-ей жизни в стихотворной форме. Я думаю, что к месту пред-ставить его здесь.
ТЕРРОРИСТКА
I
Дожив до сорока годов,
Жизнь ограничить я готов
Семейным кругом.
И тут избрал подругу.
Как  мне казалось, Гименей
.Подарит счастье нам на много дней.
И как писали ранее,
Все пошло как на экране.
Жили славно и блаженство,
Мир, согласие, любовь
Тут царили в совершенстве.
Сей пример волнует кровь!
Трудов напрасно не губя
Тут появляется дитя.
II
Наследник славный и родной.
И жизнь становится иной.
Пеленки, прогулки и кашки,
Ясли, обувки, какашки,
Прививки идут чередой
Остальное течет стороной.
Но юмор и умение,
Надежды и терпение
Наводят позолоту
На труд и на заботу.
И постепенно появляются просветы
И забываются какашки
И всей семьей едятся кашки.
О жизнь моя, в чем видишь смысл ты!
III
И снова трудов напрасно не губя,
Второе появляется дитя.
Милый по прозванью Хомячок,
Чудное созданье,
Покажи нам хохолок
И прими признанья!
Будет он вначале спать,
Нас не замечая,
И “ трясти “ родную мать,
Крепнуть вырастая.
И снова юмор и терпение,
Надежды и умение
Озаряют лучом золотым
Мир, который кажется малым, но является большим.
  IV
И так досталось маме трех мужчин вниманье
И их сердца и пониманье.
И мир тепла и рыцарства ее не покидают.
Друг друга крепкая рука,
Как альпинистов, выручает.
И жизнь становится ярка.
Но мать у нас не той породы,
Такая жизнь ей не нужна.
И суть ее природы
Жить только и только для себя.
Чтобы никто ей не мешал
Трясти втайне скопленный капитал,
Где можно тратиться
Без наблюдений и сумятицы.
V
И вдруг тревожно прозвучал
Давно уж заготовленный сигнал,
Свершивший “бомбы” взрыв,
Без всякой жалости убив
Любви и верности семейный круг—
Основы детского гнезда, доброты.
Теплоты, дружбы и душевной чистоты.
Сломав защитный слой вокруг
Еще не оперившихся птенцов,
Еще не превратившихся в бойцов.
Дела такие не подсудны.
А это так абсурдно.
Пусть грянет вещий рог
И пусть ее осудит Бог.

А я ведь удачно изобразил знак—символ нашей семьи, верной и единой в мыслях и делах, но это оказалось только в моем воображении.   



ЖИЗНЬ с ГЛЕБОМ

И стали мы жить вместе. Заниматься пришлось обедами, белыми рубашками в школу и т.п. и без проблем. Глеб пошел в 7-ой класс. С учебой у него было все в полном порядке. У меня до сих пор хранятся фотографии с доски почета за все классы 105-ой школы. Перед учебным годом мы съездили в “нашу” любимую Игналину покататься по озерам. Но поездка была не совсем удачной, т.к. непрерывно шли дожди. Вначале на лодке мы решили навестить соученика и приятеля Глеба Борю Вахромеева, который отдыхал с бабушкой на хуторе вблизи от Игналины. Приплыли мы к хутору, прибежал Боря, и ребята пообщались, но тут разразился дождь и наши вещи в лодке стали мокрыми. Мы быстренько разбили палатку и затащили туда вещи и себя. На следующее утро, когда вышло солнышко, вывесили вещи сушить. Но дождь полил снова. Нам пришлось сидеть в палатке несколько дней, а потом перебраться в сарай на хуторе. Питаться пришлось ездить в Игналину (следующая остановка на поезде), где молочные и другие продукты нас радовали. Дожди не прекращались, и нам пришлось собираться  домой. По дороге к Палуше на ходу поймали большую щуку и привезли ее домой.
В прошлом году я съездил в Игналину с Севой, и поездка оказалась прекрасной. Маленький Сева успешно справлялся с греблей, с походной жизнью, палаткой, приготовлением пищи. И мы объездили много озер.
Глеб зимой стал заниматься хоккеем  в “коробке” на стадионе  “Светлана” почти у нас во дворе. Но основным спортивным занятием у него стал волейбол в спортклубе “Экран”, славящегося  плаванием и волейболом. Занимались там волейболом серьезно  и команды всех возрастов участво-вали в городских соревнованиях. Я, конечно, ходил “болеть” и переживал довольно эмоционально. У меня сохранились многие грамоты Глеба различных лет за призовые места.
У клуба “Экран” свой спортивный лагерь в Барышево на р. Вуоксе, куда Глеб почти на все лето уезжал. Прекрасное место, где их кормили по-спортивному, тренировали и развлекали. В дни родительских посещений нас туда достав-ляли автобусами, т.к. самому туда добраться почти невоз-можно. Там я тоже играл в волейбол в смешанных командах. Нас даже там кормили.
Обычно я Глеба забирал в августе, и мы ездили в турпо-ходы. Так в 1982г. мы поехали в Крым по пешеходному маршруту Перевальное—Судак.  Глебу было всего 13 лет, а на маршрут допускали с 16 лет, но т.к. он был рослым, то возраст не заметили, а другого мальчика 15 лет с мамой так и не пустили в поход и в Судак доставили на транспорте. Поход был не легким, т.к. шли с рюкзаками, набитыми пищей на весь поход. Мне трудно было первый переход всего 12км., но с непрерывным подъемом в гору, а у Глеба без проблем. Уставшие приходим в лагерь и пищу надо готовить  самим, дрова для этого заготовлены предыдущей группой. Дальше переходы были до 25км. , но уже не с таким тягучим подъ-емом. После еды еще резвились. Таким образом добрались до Судака, где жили в гостинице, купались и веселились. На обратном пути, как всегда, заехали в Киев, где гуляли по Крещатику и заходили во все мороженицы, т.к. Глеб увлекал-ся мороженым.
Следующий год отличался от этого тем, что в юноше-ском волейболе намечались всесоюзные соревнования. Для этого в Ленинграде выделили команду “Спартак” А для его усиления подобрали несколько ребят из других команд и туда попал Глеб. Команда призового места не заняла, как объясняют тренеры, что там было все куплено, а у нас был молодой неопытный в этих делах тренер. Приехали ребята и их всех отправили в пионерлагерь “Светофор” в Лугу. Глеб в свой лагерь не попал. Когда я приехал в августе в Лугу забрать Глеба для поездки на Кавказ, на меня с кулаками набросились девочки, не давая его забрать. И мы поехали на маршрут в Приэльбрусье на базу “Андырчи” , где жили и гуляли по окрестностям, привыкая к горам. Глебу было всего 14 лет, а в группе много студенток, которые с ним обраща-лись как с равным. Немного акклиматизировались, и нас повели на Эльбрус на приют “Одиннадцати”. Поднялись на канатной дороге до верхней площадки на высоте 4000м. А выше до приюта на высоте 4300м. мы пошли с рюкзаками пешим ходом. Ползем мы вверх, а навстречу нам спускаются спасатели, тянущие по снегу спеленатый  труп. Добравшись до приюта, мы узнали, что группа молодых киевских альпи-нистов, поднимаясь на Эльбрус  с другой стороны,  уронила одного в расщелину и не смогла его вытащить. А за ночь он замерз. Когда пришли спасатели, они его вытащили за 5мин., но было уже поздно. А когда мы расположились в приюте, спасатели привели всю группу. Мы все выскочили ее встре-чать, на ребят больно было смотреть, вид у них был подав-ленный. В приюте мы в основном лежали, т.к. двигаться на такой высоте тяжело. Пищу готовили сами, вылезая за водой из кухни в окно на гору, где располагался полузамерший кран. Мы с удовольствием слушали многочисленные альпи-нистские песни, которые пели опытные альпинисты из Перми. Через пару дней мы стали спускаться, съезжая по снегу до канатки на “пятой” точке с такой скоростью, что вещи из  рюкзака оказались на снегу. На базе стали собирать-ся на основной маршрут через перевал в Грузию. Мы должны были идти через перевал Бичо, но там непроходимая обста-новка. И нас повели к перевалу Донгуз-Орунбаши, один из высочайших перевалов. К вечеру мы заночевали в северном приюте базы ЦСКА в большом холодном сарае со сплошными нарами. Чуть свет нас разбудили и повели по снегу и камням на перевал, поднимаясь осторожно вверх. На перевале нас встретил седой, но стройный и ловкий сван. После перевала нам предстояло пройти 25км. с рюкзаками до южного приюта Накра в Сванетии. Стало жарко, появились свиньи, пасущиеся в диком состоянии, стали попадаться большие водопады. Уставшие мы добрались до приюта у истоков бурной реки Ингури. В приюте нас разделили по двум комнатам для мужчин и женщин. Но обстановка в приюте оказалась напря-женной. Там нас встречали местные дяди, которые интересо-вались женской половиной группы. И мы решили смешаться по комнатам для защиты женщин. Вечером во время танцев пришлось применять силу. А один “гость” даже размахивал ножом. Опять дикий туристский сервиз. Но все обошлось благополучно и на автобусе нас доставили в столицу Верхней Сванетии местечко Местиа, маленькое селение с каменными башнями и редкими прохожими в черном. Первое о чем нас предупредили  не ходить в селение, особенно девушкам.  Все же мы прошлись по местечку. Затем нас повезли по ущелью р. Ингури в Зугдиди. В Зугдиди нас тоже  предупредили не ходить в город. Но нас Зугдиди не интересовал и мы с удо-вольствием уехали на конечный пункт нашего маршрута Новый Афон, где нормально отдохнули и купались.
В эти годы Глеб активно участвовал  в олимпиадах по математике и физике, устраиваемых различными ВУЗ-ами. В результате он получил много дипломов и почетных грамот и приглашений учиться в 9-ом классе в 239 и 30 школах, лучших в городе. И мы решили сходить на день открытых дверей в 239 школу. Обстановка нам очень понравилась и решили туда поступать. Для этого пришлось рано утром занимать очередь желающих это сделать. После собеседова-ния Глеб был принят. Но он опоздал на отъезд в спортлагерь. Поэтому нам пришлось добираться самостоятельно на электричке до Приозерска, а оттуда идущим один раз в день пароходиком до Барышево. Меня, как назло, впервые и единожды  прихватил острый радикулит. Вещи мы с Глебом дотащили до лагеря, который располагался на острове. Мне повезло, что домой меня довезли на своей машине родители, которые навестили своего сына. А так домой добраться не на чем. Радикулит мне удалось быстро вылечить иглоукалыва-нием.
239 школа действительно оказалась совершенно отлич-ной от 105 школы творческой и свободной атмосферой, равным отношением к ученикам и учеников к учителям, глубиной изучения всех предметов, а не только математики и физики. Я изредка посещал школу и нас даже приглашали присутствовать на некоторых уроках. Нам говорили, что не надо беспокоиться об успехах в учебе и что учителя сами с этим разберутся. У Глеба проявились и литературные спо-собности. Читал его сочинение- миниатюру “Владимир Высоцкий” я с удовольствием. Он участвовал в работе лите-ратурной секции творческой конференции в 239 школе и был награжден.
Но случилось непредвиденное: Глеб ушел жить к маме, даже не предупредив меня. Мама уговорила это сделать, т.к. ее одолевала жажда получать алименты. И конечно не ребенок был ей нужен, как это показало будущее. Еще в прежней школе учителя меня предупреждали, что она приходит и бурно беседует с Глебом. В настойчивой энергии убеждать ей не откажешь. Я сразу же подал заявление в бухгалтерию нашего предприятия о выплате алиментов. Но Ларисе этого было мало, и она подала в суд. Узнав об этом, я пришел к судье и объяснил, что я плачу, и оставил заявление. Но суд состоялся без меня и мне почему-то присудили и расходы по суду. Следующую зарплату я не получил.
В это время я часто проводил вечера у Лены и Лени Му-ляров. Леня всегда отличался общительным характером, и у него было много друзей, с которыми и я был в дружеских отношениях. Он любил самолично готовить какое-нибудь оригинальное блюдо, радуя нас и себя. И он всегда зазывал меня к себе провести вечер. Это как-то скрашивало мое уныние.  В выходные дни я и Леня часто ездили в Таллинн, как бы путешествуя в Европу. Ночевали мы в поезде, а рано утром шли завтракать обычно в женское кафе “Perl”, где уже сидели посетительницы-ухоженные дамы, которых мы потом видели за прилавками магазинов. Днем увлекались старым Таллинном  и обедали в хорошем ресторане. Вечером перед отъездом в каком-нибудь кафе потягивали “Vana Tallinn” и возвращались к своей трудовой деятельности.
В год, когда Горбачев ввел сухой закон, я поехал в отпуск с Тоней Вексельманом в Пицунду (Абхазия). Тоня там отдыхал много лет, и у них организовалась прекрасная компания из ленинградцев и москвичей. Тогда это был довольно фешенебельный курорт. Жили мы у местных жителей. Проводили целые дни на прекрасных пляжах. Но без продажи алкоголя местные заведения как-то зачахли. После посещения заведения с кавказкой острой пищей без вина чувствовалась какая-то неудовлетворенность и дикость. Там же в Пицунде ежегодно отдыхал наш сотрудник Саша Венедиктов, игрок знаменитой баскетбольной команды ЛЭТИ, прогремевшей на всю страну. Но жил он и многие другие из всех регионов страны ежегодно в палатках на окраине Пицунды на мысу, вдающимся в море. Чтобы к ним добраться,  пришлось некоторое время идти по воде.  Там он меня познакомил с балериной из оперного театра Душанбе, которая тоже регулярно туда приезжала. Уезжая, они зака-пывали посуду и другие вещи, чтобы ими воспользоваться в следующем году.
В России долгое время сильно увлечение бардской пес-ней: и огромное количество любителей собираются на природные праздники послушать и спеть песни у Волги на Самарской земле, на озере Селигер, в Сибири и др. Барды Окуджава, Висбор, Высоцкий, Никитины и др. часто выступа-ли в залах, заполняемых многочисленной публикой. Песни записывались на магнитофонах, прослушивались дома, тем более, что многие песни запрещали (любимое занятие защитников “пролетарской морали”- коммунистов). До сих пор при исполнении старых бардских песен зал активно подпевает исполнителю.
Это было время, особенно интенсивное при Брежневе, ухудшения экономического состояния страны. Все значи-тельно подорожало, и мы уже не могли многое себе позво-лить. Изменились стандарты качества в худшую сторону. Я, например, сосиски в Ленинграде есть не мог, а когда бывал в Киеве, привозил их оттуда. Раньше на такси можно было себе позволить ездить на любое расстояние, а теперь очень редко. Рестораны мы перестали посещать, а когда меня пригласил мой приятель Сева Полонский на свой 50-ти летний юбилей в ресторан, я был шокирован обстановкой в нем. Там весь зал занимали уголовного вида посетители. Хорошо, что мы были в отдельном помещении, а когда надо было проходить основной зал, то делали это быстро и с омерзением. И это привело к отсутствию продовольствия и мануфактуры почти по всей стране. Тогда появились массовые поездки в Москву за продовольствием  и вещами.
Вообще это было время полного упадка страны. Маразм руководителя, да и его окружения, привел к состоянию страны, приведшем в дальнейшем к развалу. Тогда в “Лите-ратурной газете” журналист Рубинов регулярно на всю большую страницу вскрывал подробно ужасные уголовные вещи, происходящие в различных местах. Так Узбекистан оказался под пятой его руководителя, многие городки оказались под мафиозной властью. И странно, что об этом можно было писать, но при этом борьбы с этим не было. Удивляться этому не приходится, учитывая моральный и интеллектуальный уровень наших правителей. В военных воспоминаниях полковника  Григоренко П. Г. описываются его встречи с начальником политотдела армии Брежневым. Впечатление было ужасным: в армии он считался недалеким простачком, угодливо-подобострастным перед начальством, основная деятельность которого была подписывать прото-колы партсобраний, пьянствовать и заводить ППЖ. Кстати, в одну из поездок во Львов к родителям меня познакомили с его ППЖ, у которой был его телефон, когда он уже был Генсекретарем. Еще ужаснее было поведение на войне члена  военного совета фронта Булганина Н. А. , занимающего после войны посты министра обороны и даже председателя совета министров СССР. У него был перевозимый дворец ( как его называли в армии ), в котором он со своим окружением пьянствовали и содержали “ гарем”. На военные советы приходил пьяным, а потом оказывалось, что немцы узнавали о готовящейся операции и она проваливалась ( очевидно в его окружении был шпион ), его перестали приглашать или меняли план  операции. Григоренко рассказывает,  как ему пришлось идти к Булганину для подписи какой-то бумаги и его останавливали несколько раз патрули НКВД и пытались не пустить.   Потом к руководству привлекли “молодого” Горбачева М. С. в надежде, что он исправит положение, но идей и силенок у него не оказалось. Но он все же сделал благородное деяние: ликвидировал военный “ Варшавский договор” и оккупацию Германии, а по сути, и восточной Европы. Наивность и неопытность Горбачева помешали при этом закрепить международным соглашением в ООН ликви-дацию военного союза НАТО и оккупации Европы США, которые сохраняются до сих пор.
С Севой я регулярно встречался после работы, вызывая его по телефону. И мы с ним обычно шли в кафе. Кроме того я его встречал с занятий в музыкальной школе на ул. Некрасо-ва поздно –поздно вечером, где  он учился играть на флейте. В субботу я приходил  к нему в школу. Он был не ухожен. Это чувствовалось  и  в еде и в одежде. Так зимой я его встречаю в старой рваной, малой и тоненькой курточке еще малого Глеба. Я пытался ему купить одежду, но Сева упорно отказы-вался, видно боялся мамы. Я ему привез из Киева кожаную куртку, но она так и осталась у меня. Проследить за его занятиями я не мог. Он также был способным и подавал большие надежды, но условия его жизни с пятилетнего возраста не позволили им  развиться. В 1985г. Сева прислал мне письмо о том, что он в пионерском лагере в Лемболово, и просил приехать и привести рыболовные принадлежности. В этом лагере он отдыхал и последующие годы. Я к нему ездил в выходные регулярно.
В 1989г. я с ним поехали в Карпаты в турлагерь. Во Львове мы переночевали у моей двоюродной сестры Гели, а я ему показал Львов и место, где жили бабушка с дедушкой. Наша база была “Горная”, откуда предполагался пешеходный маршрут к базе “Серебряные водопады”. Но это уже было время намечавшегося распада Союза и гуцулы вели себя довольно непочтительно. Группа у нас была хорошая, я с Севой участвовали в творческих инсценировках. Но там уже халтурили и нас часто подвозили. Но Сева чувствовал себя комфортно, собирал малину и общался с предыдущей груп-пой, которая состояла из одних  женщин. В “Серебряных водопадах” местная молодежь вела себя демонстративно агрессивно. Возвращаться домой мы решили через Киев из г. Ивано-Франковск, но билетов  вообще не продавали. И нам пришлось заплатить проводнику общего вагона и ехать без мест. В Киеве мы пожили у Мины с Ариком и погуляли по Киеву, на Крещатике,  как с Глебом , обошли все мороженицы. Это было время после Чернобыльской аварии и Мина с Ариком непрерывно убирали пыль в квартире и готовились к отъезду в Израиль.
В 1987г. мне исполнилось  60 лет. Я не хотел отмечать это событие на работе и пригласил к себе домой весь наш коллектив сектора. И мы очень тепло и весело провели время. Сотрудники подготовили целый ряд представлений и весело их разыгрывали. К юбилею приехал из Каунаса мой сокурсник и приятель Гарик Шапиро с женой Ирэной. Юбилей пришлось проводить три дня, еще для родственников и еще для друзей.
С Гариком мы часто встречались, т.к. он часто приезжал в Ленинград, а я в Киев, где он раньше жил. Но потом он женился на литовке из Каунаса, и она его уговорила пере-браться в Каунас, по которому тосковала. Там он чрезвычай-но быстро освоил литовский язык и стал работать, общаясь на литовском. Я к ним в Каунас тоже приезжал.
Достигнув пенсионного возраста, я стал заниматься тренировками по пауэрлифтингу (штанга и тренажеры). Меня к этому привлек мой приятель Володя Фрадкин, уни-кальный по силе и вообще человек. Однажды в обеденный перерыв он уговорил меня сходить в спортзал общежития ЛЭТИ, расположенного рядом с нашим предприятием, где наши ребята организовали штангу и все прочее. Там я попро-бовал жать лежа штангу и подтягиваться на перекладине. И мне понравилось, хотя ранее я о тяжелой атлетике и не помышлял. А далее мы с Володей посещали профессиональ-ный клуб Политеха, где тренировались под руководством уникального спортсмена Виктора Абаева.  Я конечно трени-ровался для себя, но нагружался основательно и вжился в профессиональную атмосферу. И я стал три раза в неделю регулярно ходить на тренировки и в течение долгого време-ни. Володя участвовал в городских и всесоюзных соревнова-ниях ветеранов, завоевывая первые места, а я ему обычно ассистировал. Атмосфера в клубе была приятной, доброжела-тельной и даже дружеской. Посещали занятия люди различ-ного уровня и спортивные профессионалы. Абаев любил веселить нас различными байками, но держал в клубе поря-док. Занимался ремонтом клуба, и мы ему активно помогали. По воскресеньям после занятий посещали небольшую клуб-ную сауну. Вообще жизнь в клубе была общественной и с интересом даже к личным делам. В это же время мы занима-лись волейболом в спортзале  подшефной школы, где ярые любители волейбола сражались до “седьмого пота” два раза в неделю. Таким образом, пять дней в неделю были посвящены спортивным занятиям. На наши занятия иногда приходил Глеб с приятелем, когда он уже учился в институте.
В 1989г. исполнилось 40 лет нашего выпуска в КПИ и я с Гариком Шапиро едем  в Киев для участия в юбилейной встрече, которые у нас проводились каждые пять лет. Наши сокурсники жили почти по всей России, но многие на встречи приезжали, а в Киеве жила большая часть наших сокурсни-ков. Встречи были теплыми и солидные люди, занимающие важные посты, превращались в прежних мальчишек и девчонок. Но встреча не была организована, т.к. уже наступило смутное время. И пришлось организацию ее взять в свои руки, и проходила она в это трудное время тяжело. Встретились мы в институте, где запечатлели себя в последнем коллективном снимке. Затем посидели в ресторане “Красная звезда” на площади нынче независимости. Все прошло как всегда сердечно и с удовольствием.
При выборе института для поступления Глеб со мной не советовался и поступил в кораблестроительный. Встречались мы изредка на волейболе, в филармонии и т.п. Однажды он мне позвонил из Мечниковской  больницы, где ему вырезали аппендицит. Я его из больницы забрал к себе, но жить он продолжал у мамы, о которой я детям никогда ничего плохо-го не говорил. Из разговоров я понял, что с Севой дома обращаются плохо, он не участвует в разговорах и делах и чувствует себя лишним. Я с Глебом виделся в Рощино, когда пришел в пионерлагерь, где он был вожатым. Там же была его любимая девушка Лена, с которой он долго встречался. Лена тоже училась в ЛКИ, но позже перешла в институт им. Герцена. В лагере я заметил, что  подопечные дети его любят. В Рощино я часто бывал, т.к. Леня Муляр приобрел там дачу.
В этом же 1989г. в Москву в командировку приехала из Нью-Йорка моя двоюродная сестра Лариса Гринблат. Она работала на фирме, которая что-то нам сооружала. В Москве уже было серо, темно и неуютно. Встретились мы в гостини-це, пообщались, ходили в гости к москвичам-приятелям Лариного мужа. Ночевал я у своего приятеля и сокурсника Толи Каганова. На следующий день приехал Глеб повидаться с Ларисой, он был знаком с ее сыном Кириллом (когда мы заезжали в Киев, они общались). Глеб также остановился у Каганова. И еще через день к Глебу приехала Лена. Толя куда-то уезжал и предложил Глебу с Леной пожить у него. А я уехал домой.
Я часто посещал большой зал филармонии, покупал абонементы на концерты. Старался поддерживать свою долгую любовь к музыке и к этому месту. Глеб с Леной там тоже бывали, и мы частенько там виделись. В большом зале ранее довольно часто выступал замечательный рассказчик своих историй Ираклий Андронников, я его слушал много раз.
В 1990г. я поехал в отпуск на нашу базу в Адлере в ок-тябре. Жил в домике с нашим сотрудником из лаборатории электропитания Володей Квитко. Там мы организовались в единую группу с сотрудницами Людой Барун и Ларисой Боровой. И мы не только купались и загорали, но вели подвижный образ жизни. Вертолетом отправились  на Красную поляну, где погуляли и знакомились с местностью. Помимо поселка там был санаторий военных, обслуживае-мый целым военным подразделением, и дача министра обороны Гречко. Спускались мы на автобусе. Потом ходили самовольно в ущелья, продвигаясь вглубь вдоль бурных рек, посещали различные места по побережью.
В одну из поездок в Адлер съездили мы на теплоходе в Су-хуми. Там нас всей оравой ввели в один двор и мгновенно распределили на ночевку по многочисленным местам прожива-ния. Я не могу понять как на юге обычно не казалось бы на небольшом пространстве проживает многочисленное число жильцов. Приятно поразила меня умиротворенная, спокойная жизнь города. С раннего утра старики на улице попивают кофе, беседуют и играют в нарты. А вечером в здании правительства тихо, никакой охраны, у открытой двери на улице на стуле сидит старушка с вязанием.
В связи с этим уместно выразить удивление метаморфозе, происходящей при преобразовании недемократичного общества в демократическое. Ранее у нас не было охраны в детских садиках, в школах, магазинах и учреждениях, не было стальных дверей в квартирах и домах, решеток на окнах и домофонов. И все было более или менее благополучно, а теперь при всей защите, да еще и камер наблюдения, криминала масса. Противно смотреть, как состоятельные люди перемещаются в окружении охраны. Какие-то мало приличные и мало привлекательные порядки.



В 1991г. Гарик Шапиро пригласил меня отдохнуть в Литве на Куршской косе по путевке его предприятия в частном секторе. Там мы купались и гуляли по дюнам. За день до моего отъезда Гарик предложил съездить на его машине и посмотреть дачу, которую они собираются купить. Но эта поездка оказалась роковой. Было воскресенье, и в одной деревне в нас врезалась лоб в лоб машина, управляе-мая пьяными юношами. Мы сидим  в машине неподвижно в шоке, а пес, который был с нами, пулей выскочил в разбитое окно и скрылся. Результаты оказались плачевными: Гарика поразил инсульт, Ирэна сломала руку, а мне повредило грудную клетку. Нас развезли по разным больницам: Гарика и Ирэну в Каунасе, а меня в больницу небольшого городка рядом с местом аварии. В больнице по- русски почти никто не говорил. Лежать на кровати было мучительно, а в туалет я полз полчаса. Повреждение грудной клетки не лечится, плохо диагностируется. Поэтому, когда приехали знакомые Ирэны заняться машиной и навестили меня, я их попросил забрать меня отсюда. Они увезли меня в Каунас, в пустую квартиру Шапиро. Там я съездил в медицинское заведение, где меня просветили и попросили ехать домой; уже чувствовали свою независимость. Я позвонил ребятам и попросил кого-нибудь приехать и забрать меня. Приехал Глеб, и мы поехали домой. Во время моего пребывания в Каунасе произошло ГКЧП, и что реально происходило, было  непонятно и  тревожно. В Ленинграде меня опять пытались просветить. И через какое-то время боли стали затухать и все прошло без последствий. У Ирэны рука срослась, а вот Гарик от инсульта не оправился и через четыре года умер.
До этого я посещал Каунас при более приятных событи-ях. Однажды мы съездили в небольшую деревеньку с не-большим деревянным костелом, где служил один просве-щенный ксендз Станиславас. Дом у него был открытым и там всегда кто-нибудь из приезжих проживал. В наш приезд там была молодая пара с беременной женой. А до этого там были две интеллигентные женщины из Москвы, у которых был философский интерес к общению с ксендзом.  Еду готовили гости, к столу приглашались все. Я сидел за столом, где все говорили по- литовски, а Станиславас почувствовал мою неловкость и говорил со мной по-русски. Службу он справлял один без помощников, соорудив некоторые приспособления. Он следил за культурой окружающих жителей и пропаганди-ровал ставить на кладбищах знаменитые художественные кованные кресты.
В другой раз меня повезли в деревню на торжество к родственникам Ирэны по случаю окончания строительства своего дома. Дом был построен и оснащен самим хозяином, у которого были золотые руки. Дом получился большим, удобным и красивым, украшен разными кованными издели-ями. За столом было много национальной пищи и алкоголя. Я сидел рядом с хозяином, и мы с ним дружно переговарива-лись, он на литовском а я на русском, и нам было хорошо. По дороге в деревню меня завезли к небольшой горке, усыпан-ной установленными крестами от маленького самодельного из двух палочек и до больших деревянных и металлических. На каждом кресте бумажка с просьбой. Считается, что прось-ба на этой горке исполняется. Одну просьбу мне прочли: ” Боже сохрани литовский народ от пьянства”.
А на моей службе в это время мое изделие стали изго-тавливать на заводе “Топаз” в Донецке. И мне пришлось туда ездить и не раз. Завод оказался вполне квалифицированным, и изделие довольно быстро было освоено. Я близко познако-мился с коллективом и дирекцией. В 1986г. я летел в Донецк во время Чернобыльской аварии, но об этом не знал. Донецк мне понравился чистотой и ухоженностью, хотя включает в себя много шахтерских  поселков, отапливаемых углем. Шахта им. Засядько выходит на главную улицу Артема, которая по всему длинному протяжению по центру засеяна розами, и выглядит прекрасно. Как принято на юге, осенью там повсюду продавали овощи и фрукты по копеечным ценам и жители приезжали с тележками и закупали их в большом количестве для заготовок. Мне нравилась там торговля соками в разлив в большом ассортименте во всех продуктовых  магазинах.
Мне приходилось в командировках бывать в различных городах. В середине 60-ых годов я с сотрудницей лаборато-рии автоматики ездил в Йошкар-Олу. Город находится недалеко от Зеленодольска, где жила моя двоюродная сестра Софа Гринблат, к которой мы заехали, и оттуда автобусом в Йошкар-Олу. Там нам надлежало ознакомиться с выпускае-мым электромеханическим устройством расчета местополо-жения объекта по  пеленгам. Там мы приобрели книги стихотворений русских поэтов и др., которые у нас были труднодоступны. В начале 80-ых годов большая группа наших сотрудников, и я в том числе, ездили в Кишинев, где на заводе изготавливалось одно из наших изделий, и участ-вовали в настройке. Главная улица там широкая и в то время была застроена большими правительственными отличными зданиями, а от нее отходили улицы старого Кишинева. Там мы увлекались покупкой художественной литературы, которая   широко продавалась. К месту осуществить неболь-шой экскурс в литературные проблемы тех времен. Нас в школе и обществе воспитывали в любви к литературе, и мы были читающей страной. Но обеспечить наши потребности в книгах страна, как и многое другое, не могла и придумала жуткие порядки: долгую сдачу макулатуры в очередях и розыгрыши в  магазинах. Поэтому книги для нас были всегда желанны.
Другое наше изделие изготавливалось в Могилеве, где был завод, который присоединили, по тогдашней моде, к нашему предприятию, и пришлось туда ездить и знакомиться с городом на Днепре. Город был весь в спелых яблоках на деревьях, свисающих на улицы. Директор завода в беседе со мной просил меня воздействовать на нашего директора прислать машину за бесплатными яблоками для наших сотрудников. Но реакции никакой не было.
Была поездка с Изей Жарковым в Омск. Прилетели мы туда поздно вечером и устроились переночевать на ржавой дырявой барже на Иртыше. Завод, на который мы приехали, изготавливал радиостанции в кузовах автомобилей, и мы их применяли в наших изделиях. Завод создан на базе эвакуиро-ванного Ленинградского завода в войну. Главный инженер был бывшим ленинградцем и принял нас тепло и поселил в общежитии, освободив для этого женскую комнату.
Была у меня, можно сказать, семейная поездка в Горь-кий. Славин получил наряд на “Волгу” для предприятия, и ему захотелось, чтобы цвет у нее был вишневым. А я как-то проговорился, что мой двоюродный брат заведует транс-портным цехом на крупном предприятии в Горьком. При-шлось мне ехать в Горький с Женей Евдокимовым, занимаю-щимся подобными  делами у нас ( молодой мощный человек, недавний хоккеист ). Он быстро подружился с моим братом Ильей Уником, сыном маминого брата Лейзера Уника, живу-щего также в Горьком. И “Волга” оказалась вишневой. А я получил удовольствие от общения со своими родственника-ми, с которыми общения были чрезвычайно редки. Во- первых, с дядей, который к тому времени ушел на пенсию, но свозил меня на завод, где он работал начальником пожарной охраны. У Ильи я познакомился с его женой Верой, горьков-чанкой, с его сыном Леней, работающим в металлургическом цеху ГАЗ-а и его семьей. Меня даже свозили в гости к теще Лени, где меня угощали местной пищей. Интересна судьба Ильи. Он и его брат Леня учились в Суворовском училище. Илья попал в кремлевскую охрану и был послан на выселение чеченцев. Там он был ранен и освободился от службы. А Леня служил в армии и участвовал в боях на о. Доманском. Он занимался гандболом, когда учился заочно в военном институте физкультуры, приезжал к нам для сдачи экзаменов. Илья позже при поездке на машине в Москву попал в аварию и сломал  бедренный сустав, ему вставили металлический стержень. В результате он хромал и ходил с палкой. Он в 1989г. приезжал к мне и мы ходили навестить Тоню Вексельмана, когда он уже болел.


В эти годы я задумался над новыми принципами работы и архитектуры изделия в связи с довольно серьезными изменениями сигналов и условиями их функционирования, а также обстановки, в которой должна работать современная и перспективная система.  В первую очередь я занялся синте-зом распознающей системы, работающей в сложнейших условиях. В теориях  распознавания нужной сложности подход не существовал. И мне удалось создать такой подход и на его основе алгоритмы, позволившие строить реальную систему. На этой основе можно было защитить докторскую диссертацию, но не стал я этим заниматься, т.к. в стране было плохо, и на фирме совсем перестали платить и обращать внимание на научную работу. Я обрадовался, когда появился сотрудник Бронислав  Франкив, разбирающийся в распозна-вании и желающий написать работу и защититься. Я стал им руководить, передал ему часть материала и с удовольствием с ним обсуждал нюансы и проблемы, т.к. до этого мне прихо-дилось все решать в одиночестве. И он успешно защитился в ЛЭТИ. Но в момент развала предприятия ушел в коммерцию.
Необходимая система обработки представляет собой последовательный ряд обязательных сложных и тонких задач, требующих решения в реальном времени. Сложность определяется тем, что необходимо не пропустить нужные сигналы и определить их суть в потоке многих разнообраз-ных сигналов, когда искомые сигналы работают кратковре-менно и быстро меняют свои параметры.
Ранее радары работали на одной частоте с постоянными импульсными сигналами и долгое время. Поэтому обнаружить и засечь их было относительно легко. По мере усовершенствования радаров  с целью улучшить  характеристики и уменьшить возможности их обнаружения ввели внутриимпульсные модуля-ции, изменения всех параметров от импульса к импульсу и выход в работу на краткие времена. Это неимоверно затруднило возможности их обнаружения и подавления. Потребовалось создать совершенно иные принципы работы. И я стал над этим размышлять. Потребовалось значительно увеличить число измеряемых параметров принимаемого сигнала, измерения производить с большой точностью и внутри каждого импульса в широкой частотной полосе. В связи с тем, что в широкой частот-ной полосе принимаются много сигналов, в том числе и однотип-ные, нужно было решать целую группу сложных тонких задач. Для этого необходимо использовать оптимальные вероятностные методы. Так как все задачи представляют собой системы различных распознаваний, то пришлось создавать свой подход, а известных теорий  оптимального распознавания в таких сложных условиях не сущесвовало.
 Каждая задача представляет собой распознающую си-стему, для решения которой применим со своими парамет-рами решенный синтез. Подставив в полученные соотноше-ния реальные вероятностные распределения, полученные в результате специальных экспериментальных исследований, и решив сложные математические выражения, были получе-ны алгоритмы каждого распознавания. Уделялось особое внимание общей архитектуре, позволяющей решения осу-ществлять в реальном времени, и строилась система на конвейерно- параллельных вычислительных структурах и управлялась входными сигналами. Для предварительной оценки системы проводилось моделирование ее работы в сложных условиях. Я подробно обдумывал поведение систе-мы в различных возможных ситуациях. Трудности возникают обычно при выборе элементной базы, которая буквально менялась “на глазах” и сильно отставала от достигнутого уровня. За долгие годы работы приходилось применять лампы, транзисторы, этажерки, схемы малой интеграции и схемы большой интеграции. Применение программируемой элементной базы превратило мою аппаратуру в сложном варианте и увеличенном числе функций в совсем небольшое устройство. Я давно, еще в диссертации,  ввел понятие “Экземплярное распознавание”, которое обосновал  теорети-чески , совершенствуя со временем и применяя в реальной аппаратуре. За рубежом  это понятие и его важность появи-лось много позже. Первое свое изделие пришлось строить на элементной базе малой интеграции “посол”. Тогда еще не было ячеек памяти, пришлось сооружать память на диодах и строить большущие сооружения для необходимого объема памяти с необходимым доступом к ней. Но в ходе работы появились ячейки памяти, и устройство вылилось в блок. Малых вычислительных устройств тоже не было, и была применена первая военная ЦВМ с памятью на ферритах и со сложным доступом и управлением. Отображение тоже надо было делать на отдельных ячейках. Таким образом, выпол-нение таких основных функций: анализ и отображение принимаемых сигналов, их распознавание, передача техниче-ской информации на другой пост, идентификация сигналов принимаемых на разных постах, вычисление местоположе-ния источников излучения разными методами (и изобретен-ного мною) и др., осуществлялось аппаратурой в виде шкафа с блоками, ЦВМ и пульта. В шкафу было порядка 10 тысяч проводов, соединяющих блоки и столько же контактов на разъемах. Проблемы с разъемами всегда были острыми, к этому времени появились разъемы с гиперболической формой контактов, и это спасло изделие, т.к. на старых разъемах достигнуть надежной работоспособности было невозможно. Но “умельцы” сразу же подали рацпредложение и параллельно появились такие же разъемы с обычными контактами. В результате из Донецка пришло сообщение, что изделие не хочет работать. Я съездил туда и восстановил ситуацию, объяснив что к чему. Вообще технологи на наших предприятиях стояли на страже - никаких новшеств. Мне пришлось долго и упорно с ними бороться, чтобы жгуты проводов в шкафу прокладывали небольшими и по всей задней поверхности, а не единым толстым жгутом, как принято было ранее. И изделие сразу заработало без помех. Такая же история была с пультом, я хотел, чтобы оператору было легче управлять, и функционально скомпоновал органы управления и оттенил их линиями разного цвета; технологи были в трансе.
За время работы у меня почти всегда было свое направ-ление, своя специализация, в которой я старался совершен-ствоваться, знакомясь и создавая теоретические подходы и реальную аппаратуру. При этом я постоянно старался быть в курсе условий, в которых аппаратура должна работать и в курсе развития аналогичной техники  за рубежом. И, к сожалению, мне приходилось все это делать в одиночку. Обычно такой набор обязанностей выполняется коллекти-вом, но так складывались обстоятельства, что или еще не успевали создать подразделение или надо мной стояли некомпетентные люди. Ранее мне очень полезно и квалифи-цировано подбирали информацию в отделе информации, но отдел угас в библиотеку. Я не понимаю сотрудников, которые работают в разных направлениях по мере разных заданий. Совершенствуясь в своем направлении, ты сам знаешь что делать и куда развиваться.
В 1992г. Глеб и Лена женятся во Дворце на Петровской набережной. Я и Лариса присутствуем, конечно, порознь, присутствует и Сева. После процедуры все катаемся по Неве на адмиралтейском катере, добытым Лениным отцом, работающим в судостроительной фирме.  Праздновали свадьбу у Лениных родителей. А жить решили у меня, я это воспринял с удовольствием. Молодожены переехали ко мне, и мы сообща стали налаживать жизнь. Вскоре у Глеба начи-налась преддипломная практика в Болгарии. Отъезд с Мос-ковского вокзала, где его ожидали едущие с ним сокурсники, т.к. билет на всю группу был у него. Но Глеб, как всегда, не спешил и затянул время до предела. И я с Леной бежим за ним и пытаемся поймать машину, но не удается. Прибежали на вокзал перед самым отходом. Что ему наговорили спутни-ки в вагоне, можно догадаться. Лена пожила без Глеба несколько дней у нас, потом у родителей. Приезжает Глеб и начинается мне до сих пор непонятная катавасия. Глеб объявляет, что порывает жизнь с Леной. Лена и я в шоке, а Глеб не объясняет мне причину. И я ему вполне спокойно  высказал свое мнение о его поступке. А он на меня серьезно обиделся и перестал со мной разговаривать. Так напряженно прожили до начала 1993г. когда мы обменялись: Сева стал жить у меня, а Глеб у мамы. Лариса на это согласилась сразу, т.к. Севе в декабре исполнилось 18лет, алименты кончились и он ей уже не нужен. И я стал жить с Севой, и живем мы вместе до сих пор. Сева уже к этому времени учился в ЛИТМО. До этого он “убегал” из дома в общежитие ЛЭТИ, расположенное рядом с домом Ларисы, а затем в общежитие ЛИТМО, куда я ходил его искать. Видно жизнь дома была ему невмоготу. Глеб у мамы задержался ненадолго, они вскоре повздорили и он ушел жить к своей девушке. Так он исчез из моей жизни и долго не давал о себе знать. И это было моим большим горем, спрятанным глубоко в сердце и о котором я ни с кем не делился.
В эти неблагоприятные годы происходят трагические события и у наших ленинградских родных. В 1990г. тяжело умирает очень близкий мне двоюродный брат Тоня почти при моем присутствии в больнице. По выражению Тютчева:
“Брат, столько лет сопутствовавший мне,
И ты ушел, куда мы все идем,
И я теперь на голой вышине
Стою один, -- и пусто все кругом”. 
В этом же году умирает и Леня Барышек—человек, с ко-торым я много лет встречался почти ежедневно и дружил. А в 1992г. умирает его жена и моя двоюродная сестра Нина Барышек. Все они похоронены на Северном кладбище.
С Барышеками я общался также часто как и с тетей Юлей и Тоней. С Леней мы работали вместе и общались регулярно. Нина училась в сельскохозяйственной академии и была агрономом, но не работала (вела жизнь офицерской жены), стала работать только последние годы жизни, но в аптеке. Но дом у них велся в хорошем хозяйственном достатке, а Нина была умелым кулина-ром. Я часто их навещал, а праздничные общения были сердеч-ными и застолья обильными и вкусными.

ЖИЗНЬ с СЕВОЙ

Я пытался наладить нашу жизнь на семейный лад, т.е. об-щие обеды, общение и открытые отношения. Но Сева к этому не был готов и сразу же заявил, что питаться будет в свое время. И он оказался совсем скрытным и считал, что рассказывать куда идет и что делает является покушением на его свободу. Пришлось с этим смириться, хотя это противоречило моему пониманию взаимоотношений. Учился он на первом курсе ЛИТМО. Мальчик он вообще толковый. В учебе я ему старался помогать. Но он убедил себя, что ему надо заниматься предпринимательством, а не сидеть за инженерным столом. В результате в каникулы и во время учебы он ездил в Саратов, где организовал фирму, которая просуществовала некоторое время. Но за прогулы он после 3-го курса был отчислен из института. И восстановить его стоило больших усилий. Институт он закончил в 1998г. Когда он был на практике в ЛОМО,  мне позвонила женщина, у которой он проходил практику, и просила уговорить Севу работать у них, но Сева наотрез отказался. Я полагаю, что Сева совершил большую жизненную ошибку, отказавшись от  инженерной карьеры и твердой специализации. Правда, в то смутное время вообще нельзя было понять какая специальность является перспектив-ной. Люди уходили в бухгалтерию, торговлю и вообще в коммер-цию. Сева стал работать руководителем отделения торговли в поездах и проработал несколько лет . В это время к нему прихо-дили друзья и  девушки и он казался довольным.
В 2000г. при выходе из дома на работу его захватывает военно- милицейский патруль и препровождает в военкомат. Сева звонит мне на работу по мобильнику и сообщает о событии и о том, что их держат взаперти. Я бегу туда и вижу бродячих неприкаянных “арестантов”. Севу как раз ввели на медкомиссию, которая продолжалась несколько минут, и при этом начальник отдела полковник еще и подгоняет комис-сию: ”Здоров! Здоров”! А у Севы была на завтра повестка в военкомат, но никто на это не обращает внимания. Я пытался с начальником поговорить, и он мне прямо заявляет, что мы могли бы договориться, но поздно, т.к. списки уже отправле-ны. Приехал директор Севиной фирмы и пытается отстоять Севу, но удается только договориться, что его не отправят далеко. Я съездил домой и привез Севе одежду, т.к. его схватили совсем легко одетым. Когда ребят отправляют на городской сборный пункт у Витебского вокзала, я мчусь туда и жду событий у запертых ворот. Выехал битком набитый автобус ребятами, отправляемыми на Дальний Восток. И,  наконец,  дождался, когда вывели Севу и еще пять ребят в сопровождении сержанта и повели к метро. Я у них узнал, что их ведут в Осиновую рощу. На следующий день я туда съез-дил и чудом у дежурных солдат узнал, что их определили в Сертолово в учебный полк. Поехал я в Сертолово и с трудом, но Севу нашел. Оказывается, что военкомату было некогда заниматься оформлением документов и ни к чему, и он вроде должен отслужить два года. Я привез в часть документы, и там переоформили на один год. И я стал часто ездить к Севе, даже уходя с работы.
Бездарная деятельность военкомата проявлялась и раньше. Меня часто привлекали к занятиям по военной связи, к которой я был приписан. Обычно рассказывали одно и тоже о старых надоевших  радиостанциях на военных кафедрах какого-нибудь ВУЗа и все. Когда я обратился в военкомат  с предложением перевести меня на специальность, по которой я работаю  и знаком с техникой и ее работой, никакой реакции не было. А когда у меня заканчивался мобилизационный возраст, меня прикрепили к мобилизаци-онной комиссии. Тут уж совсем все выглядело жалким комизмом. Во-первых, никак не могли твердо назначить у всех должности, во- вторых, когда нас собирали, не знали о чем говорить и что с нами делать. А раз ночью домой  прибе-жал призывник  с приказом  срочно  явиться в школу, где была приписана комиссия. Я, конечно, пошел туда утром и застаю сонных болтающихся на улице людей у закрытой школы. А представитель военкомата  появился позже  и как всегда не знал, что с нами делать, отметил повестки и отпу-стил нас гулять.
Сева был подавлен окружающей обстановкой. Учебы никакой нет, командуют сержанты, требуя денег и в основ-ном убирать территорию. Офицеры беспрерывно ездят на автомобилях в часть и из нее, что-то вывозя. Это было время пика развала армии, и офицеры перебивались всякими заработками. Севе удавалось несколько раз получить отпуск-ные на несколько часов, и он появлялся дома. Как-то еду я к Севе, подхожу к проходной и вижу, что из части выходят строем три солдата во главе с сержантом и среди них Сева. Я к ним пристраиваюсь и узнаю, что это больных на обще-ственном транспорте доставят в госпиталь в Осиновой роще. Температура у Севы была 38*с, определили пневмонию. И я уже навещаю Севу в госпитале до его выздоровления. Перед днем присяги без подготовки ребят погнали на кросс бегом 12км. с полной нагрузкой. Многие ребята с непривычки падали в обморок. Сева добежал благополучно. А родителей пригласили в часть на торжество, посвященное присяге. В большой казарме человек на 40 с двух сторон открыты окна и всюду раздается кашель простуженных ребят. А сержанты валяются на кроватях в середине казармы. Впечатление не из приятных. Через месяц Сева опять заболевает и на этот раз попадает в окружной госпиталь на Суворовском пр. А там карантин, но я проникаю туда различными путями и один раз даже через забор. Что происходит с Севой непонятно. Пришлось обратиться к маме, чтобы она привезла Севины детские медицинские диагнозы. До этого мама не принимала участия и не навещала Севу. Оказывается, что у него были серьезные заболевания. Совершенно непонятно почему эти диагнозы не попали на призывную комиссию, когда его приписывали в военкомате. И Севу от службы освободили. После этого Сева продолжал свою прежнюю работу.
На моей работе продолжился развал, и наш  институт распался на ряд отдельных отделов, как лавочек на рынке. Каждый отдел сам себе добывал работу и деньги. Оконча-тельно ликвидировалась специализация. В директорах побывали различные случайные фигуры. Развалился и наш сектор. И мне пришлось перейти в отдел, который имел работу и взялся использовать мою  будущую аппаратуру.

Переходил я туда без особой радости, т.к. знал его начальника как неумного, недалекого и не совсем грамотного человека. Еще до объединения институтов, когда он пришел на работу, его считали несмышленышем. Но уже после объединения его выдвинули в резерв начальников по моло-дости лет, не оценивая его способности. Вначале удалось создать схемы и конструкции входящих устройств. Но реали-зация их затянулась и надолго, т.к. реальных денег не было. Мы часто не получали зарплату и даже доходило до восьми месяцев подряд. Приходилось для отдела подрабатывать случайными работами.
Так я занимался разработкой грузовзвешивающего  устройства для лифтов импортной фирмы “OTIS”.Необходимо было обеспечить сигналы перегрузки и недогрузки (для защиты от детей) лифта с учетом этажа (подвешенный кабель менял вес лифта на разной высоте). Датчиком веса было положение лифта на резиновом амортизаторе, на котором кабина висела. Мы сконструировали и изготовили десять небольших устройств. Я и наш сотрудник  Леша Тюрнин в испытательной башне завода провели настройку и испытание  устройства, нагружая лифт чушками. Во время разрухи в стране и у нас на предприятии меня поразил этот завод, построенный на Химическом переулке, где торчали останки заброшенного химического комбината. Небольшое двухэтажное здание с тонкими стенками, но внутри с полным комфортом для работы и обихода. Я с удовольствием пользо-вался вкусной и дешевой ( для сотрудников бесплатной) столовой, туалеты тоже поражали, и, конечно, сборочный цех. Работу мы закончили, но у завода дела были не блестящими, т.к. лифты в трудное время не очень раскупались. Я наладил хорошие отношения в бухгалтерии, и они скрипя оплатили нашу работу 90 тысячью долларов. Но нам эти деньги не достались, т.к. наш начальник у нашего предприятия набрал долгов, а меня даже не отметили.  В отделе также занимались работами по заземлению компьютеров в отделениях мили-ции. А в институте даже не работало отопление. Мы мастери-ли ‘’электрические обогреватели “козлы”. Но все равно к концу дня озноб пробирал до костей. За это время возникали трудности из-за ухода различных сотрудников, причастных к разрабатываемой аппаратуре. Но постепенно дела продвига-лись и были изготовлены входящие устройства и настроены. А затем был настроен и комплекс аппаратуры, и она ожидала натурных испытаний.
Надо отметить, что в прежнем стиле никто не пытался с ее сутью познакомиться. Как-то на заседании научно-технического совета я, подготовив плакаты, пытался расска-зать принципы и причины такого построения системы, но меня прервали и попросили доложить состояние  устройств  в производстве.
Итак,  каждый отдел самостоятельно разрабатывал од-ни и те же системы, но по- своему. Раздробленность добавля-ла еще больше технической слабости, и так не сильному предприятию, неразумной траты финансов и времени.
К этому времени у меня стали возникать нелады в от-ношениях с начальником. Он стал вести себя неприлично и недопустимо, отдавать  распоряжения вопреки разумной необходимости, не советуясь и не предупреждая меня. Я пытался его урезонить, но он никак не мог поддерживать нормальные отношения. И мне пришлось отказаться от обязанностей заместителя главного конструктора по двум работам, проходящим в нашем отделе, и даже подать не-сколько заявлений об уходе с работы. Начальник не спешил меня увольнять. А меня интересовали натурные результаты работы моей системы, которые начали поступать. Я кропот-ливо работал с многочисленными данными, оценивая функ-ционирование системы в соответствии с задуманным и необходимым. Я убедился, что задуманное, являясь новым словом в нашей технике, работоспособно и пригодно для использования в современных и перспективных условиях. Это время я также использовал для написания статей, посвя-щенных принципам и самой системе. Теперь можно было покинуть работу, дело сделано. Тем более  условий для нормальной работы нет, и мне уже исполнилось 80 лет.
У  нас проводились две подобные работы: одна для установки на самолете, другая – на корабле. Оснащением самолета занималась специальная фирма, которая по моим алгоритмам и заданию осуществляла программирование для своего вычислительного устройства. И я в течение несколь-ких лет был там своим человеком, затем при установке на самолете проводил время на самолете до конца моей службы, отрабатывая и проверяя свое устройство.
Когда приближалось мое 70-летие, случилось неприят-ное событие. До этого медицина со мной серьезно не обща-лась. А тут ночью меня поразили судороги ног. При чем, не только икроножных мышц, но всего обилия ножных мышц. Ужас моего состояния не передать: адские боли, весь скрю-ченный и холодный пот умирающего. Прибыла неотложка и избавила меня от этого. И я заснул, боясь пошевелиться. И это не прошло  мне просто так: стресс на долгие годы и гипертония. Сумбурный прием таблеток не успокаивал кровеносное давление. И я обратился к приятелю Олега Барышека и  мне знакомого, который заведовал кардиологи-ческим отделением в больнице. И он меня положил к себе, где меня обследовали и подобрали лекарство. Стрессовые явления я старался одолеть и по совету того же Олега обра-щался к его знакомым психологам, большой помощи от них не почувствовал. Я продолжал работу и ходил на тренировки.
Как ни странно, но в то смутное время относительно легко можно было приобрести путевку в санаторий. Из взносов, отчисляемых на работе на это дело, нам полагался какой-то процент для путевок, и кроме того за малую сумму можно было приобрести “горящую” путевку в санаторий. Таким образом я впервые, не считая детских поездок в Одессу, несколько раз отдыхал в санаториях.
В 1997г. я побывал в Торжке в межколхозном санатории в пригороде  Митино.  В Торжке мне почудилось, что я нахожусь в старой Руси, настолько он сохранил старый облик. К этому добавим дом Олениных, где бывал Пушкин, могилу Анны Керн и многое другое. В последующие годы я отдыхал в кардиологических санаториях “Репино” и “Черная речка” , в которых получал удовольствие от  таких лечебных процедур как физкультура, массаж спины, подводный массаж, галоте-рапия и особенно от интенсивных танцев с “подругами” по столу питания.
В последующем добывать путевки стало невозможно, да я уже насытился санаторным отдыхом и стал подумывать о зарубежных поездках. В 2003г. я добился на работе снижения уровня секретности и получил загранпаспорт. Поехал я в Израиль навестить Мину с Ариком и моих друзей Валерия Прейсмана и Сашу Витензона. Встретили меня Арик и Вале-рий. Валерий уговорил Арика, а потом и Мину, отпустить меня прямо сейчас к ним на пять дней. Валерий и Неля разработали маршруты, по которым меня и возили. Мы съездили в пустыню Негев на Рамон, где находится глубо-чайший провал, и к древнему городу. Были мы в кибуце, в котором работала Неля, а раньше и Валерий. Кибуц произвел на меня очень приятное впечатление ухоженностью, зеленью и порядками. Съездили мы в танковый музей под открытым небом, тогда в танковых войсках служил внук Прейсманов. Большое впечатление было от горы Масада с ее героическим прошлым. Взбирались мы на нее пешком в 30* С  жару, а не по канатной дороге. После я жил у Мины и ездил на экскурсии в Иерусалим, на Мертвое море  в СПА, в Тель-Авив и в Сафари. Три дня прожил у Витензонов  и знакомился с районом горы Кармаль и городишка Зихрон-Яаков, с парком и гробницей Ротшильдов.
На следующий год, соскучившись по морю, я  две недели провел на Золотых песках в Болгарии, где купался и загорал. Затем я поехал в Крым, свою старую любовь, в Мисхор. Нынешнее состояние Крыма  мне не понравилось своей запущенностью, санаторий превратился в гостиницу с питанием, знаменитый парк “Чаир” совсем разрушен, на его и санаторных территориях построены частные особняки.
Возвращение Крыма привело к неописуемому вооду-шевлению и единению большинства нашего народа. И я это с удовольствием наблюдал. Такую радость я видел только в день победы. Оно и понятно: Крым история России, и это подобно пришитой оторванной руки.
Многие родственники и приятели за эти смутные годы уехали жить за рубеж и, по прошествии ряда лет, стали приезжать в гости. Своих друзей и приятелей я старался у себя принять, позвав с работы людей им приятных, встречи проходили очень тепло и эмоционально. Первым приехал Лева Венгринович из Филадельфии, с ним у нас было много-много общих дел и интересов, затем из Израиля приехал мой приятель Валерий Прейсман с Нелей, а потом и другой приятель Леня Муляр с Леной из Бостона.
В 2006г. мне показалось, что пора провериться у меди-ков, т.к. долгое время моим здоровьем никто не занимался. Воспользоваться поликлиникой безнадежно и неэффективно. И я опять обратился к приятелю Олега Барышека и он положил меня к себе в больницу. При тщательном обследо-вании при УЗИ брюшной полости обнаружили аневризму аорты (размягчение стенок сосуда). Эта неприятность не проявляется, не болит, но сосуд может прорваться, и исход ясен. Передо мной стала проблема оперироваться или нет. Неделю я раздумывал и решил оперироваться, т.к. жить с такой угрозой невыносимо. И в этой же больнице в отделе-нии сосудистой хирургии меня готовят к операции. А я еще успел съездить домой и устроить празднование моего 79-тилетия, на которое приехал из Бостона Леня Муляр с Леной. Сева занялся покупкой дорогой трубки, предназначенной для протезирования удаленной части аорты, и общался с хирур-гами. Операция предстоит полостная под общим наркозом. Меня оперирует заведующий отделением, как выразилась анестезиолог: “ Хирург от бога”. На следующий день меня переводят из реанимации в палату. А ночью со мной ночует Сева, хотя необходимости в этом не было. Три недели я отдыхал в кардиологическом отделении, пока мне не сняли швы. Никаких болевых ощущений я не чувствовал. Мне хирург велел три месяца носить медицинский пояс и год не поднимать свыше 5кг. Идя за покупками, я носил более тяжелую ношу, а через полгода я уже начал тренироваться со штангой. На работу я пошел через три месяца после опера-ции, включая отпуск.
В начале 2000-ых годов Сева приобрел автомобиль: “АУДИО” 200-отремонтированный, в хорошем состоянии. Когда он ушел со своей работы, стал использовать машину для подработки. Он пытался устроиться на другую работу, учился в Политехе на двухгодичных курсах по информатике, но устроиться не удалось, и работа на автомобиле стала основной. Понадобилось более удобное транспортное сред-ство и Сева покупает микроавтобус, помогая  я отдаю ему 250 тысяч-все мои сбережения. И сейчас он на нем работает. В то время я  предложил сделать ему дарственную моей кварти-ры, считая что это облегчит и уменьшит налог при оформле-нии по завещанию. Пришлось несколько лет его уговаривать, и он согласился. По сути ничего в нашей жизни не измени-лось. Сева по-прежнему мало раскрывается, но я надеюсь на постепенное смягчение влияния одиозного воспитания. Когда он везет меня при нужде: в медицинское заведение, для посещения кладбища и др. он становится совершенно другим, общительным, мягким, то есть тем, что в нем сидит.
Мой приятель Володя Фрадкин в трудные годы стал тренером по пауэрлифтингу в различных спортивных заве-дениях. И у него это прекрасно получалось. Был создан дружный коллектив тренерующихся, который с удоволь-ствием тащил тяжести и общался друг с другом и Володей, обсуждая интересные темы и попивая после тренировки вкусный чай. Я тоже туда ходил и тоже получал удоволь-ствие. И потом Володя задумал создать у нас на предприятии тренажерный зал. На первом этаже нашего здания в эти годы располагался магазин, как тогда было принято сдавать аренду для приработка, и затем из-за нашего режима магазин был изгнан и осталось захламленное помещение. И вот Володя стал добиваться, чтобы выделили это помещение и денег для создания спортзала. Процесс его создания прохо-дил трудно, но все же он появился. Я принимал активное участие в этом деле. Володя провел интенсивную рекламу среди наших сотрудников и сотрудниц и занятия начались с большим количеством желающих. Проводил занятия Володя после окончания рабочего дня каждый день. Ремонта поме-щения тогда добиться не удалось.
В 2007г. умирает Олежка Барышек,  последние десяти-летия воплотивший в себе все родственные связи и чувства ранее обильного родственного гнезда, перед своим 61-летием. Остались его жена Лена и дочь Юля, с которыми я поддерживаю самые теплые отношения, но многое ушло. Последнее десятилетие  приход Нового Года я встречал в семье Олега. Лена очень умело восприняла кулинарное искусство мамы Олега Нины и кормила нас вкусными вещами и создавала Олегу привычную жизнь. Олег радовался нашему приходу и присутствию своих давних друзей. И раньше я участвовал у них в семейных торжествах, еще когда были живы Ленины родители, с которыми они жили.
В этом же году я отмечаю свое 80-тилетие—переломный момент в моей жизни: перехода из рабочего режима к “свободному” существованию. Это один из труд-нейших психологических моментов. Как я его пережил, расскажу далее. А сейчас я отмечаю это событие дома только со своими друзьями. Готовил стол я один, целый день прове-дя за изготовлением множества вычитанных кулинарных блюд. Все прошло тепло. Закончилось мое 58-летнее служе-ние обществу и себе.


ПЕНСИОННАЯ   ЖИЗНЬ

Ее начало совпало с печальным событием. Мой друг, с которым я последние годы много общался в общих делах, Володя Фрадкин на моем юбилейном общении был каким-то необычным, не в своем привычном виде. И через полтора месяца он скончался от внезапно обнаруженной болезни века. И я не выдержал и написал письмо президенту с раз-мышлениями дилетанта о нашем здравоохранении. Основной смысл в письме заключается в том, что в нашей медицине нет разумной организации и поэтому она совсем не эффективна. Следует взглянуть на нее как охрана здоровья, вести не больничные карты, а карты здоровья. Для этого создать по стране диагностические центры, оснащенные современным оборудованием, позволяющим быстро и с высокой вероятностью обследовать всего человека, и пропускать через него все население с периодичностью, к примеру, два года. Прекратятся жалобы врачей, что к ним поступают больные с сильно запущенными болезнями. И маловероятны будут такие случаи как с моей аневризмой и с Володиной болезнью. Володя был неимоверно здоровым человеком и к тому регулярно проходил медицинские комиссии на нашем предприятии по профессиональной причине и часто проверялся у врачей перед соревнованиями: совершенно бесполезные процедуры. А сейчас у нас первичная медицинская помощь на уровне фельдшера. Почему-то наши соотечественники, уехавшие за рубеж и не работавшие там,  оказываются полностью медициной обслужены и бесплатно. Письмо скорее всего затерялось в чиновничьих джунглях. Правда, в нынешние годы проявляются изменения в здравоохранении, напоминающие мои предложения.
Первое время моя голова была еще занята идеями по работе. И я написал две статьи: одну об обработке радиотех-нической информации в многопозиционной системе и вторую об организации экспертной системы в области моей специализации. Таким образом, мой научный багаж составил 44 научно-технических статьи, 18 патентов и авторских свидетельств и 45 научно- технических отчетов.
В 2008г. я решил найти Киру Сухенко. Я позвонил моему институтскому приятелю Оте Цыбульскому в Чикаго, где живет и Галя Герасименко-Кирина подруга (и моя приятель-ница ),  и попросил узнать Кирин телефон. И он мне его сообщил, и я позвонил Кире. Она теперь живет в Калифорнии у своего сына. Моему звонку Кира очень обрадовалась, и мы решили поддерживать постоянное общение и писать друг другу, т.к. надо было многое рассказать о своих жизнях. Мы ведь не виделись 60 лет. Переписка получилась сердечной и интересной, а получать друг от друга письма стало необхо-димостью. Мы переписывались несколько лет и рассказали о себе все. Я старался вспомнить всю свою жизнь, т.е. снова ее пережить. И это надоумило меня начать писать эти воспоми-нания. Теперь мы с Кирой связываемся по интернету.
Теперь я стал острее реагировать на события в мире и вокруг меня. А делиться впечатлениями, можно сказать, не с кем и я стал их высказывать в стихах, как наиболее краткая и острая форма выражения. Поэтом меня нельзя назвать, но некоторое поэтическое шевеление во мне иногда проявля-лось: по поводу рождения детей, на их дни рождения, жен-щинам к 8-го марта и др. Собрал я эти стихи и к ним стал приписывать новые на самые различные темы затронувшие меня. Так появился сборник моих стихов. В сборнике при-мерно 75 стихотворений на различные темы, объединенных под именами:
Семейное—15 стихов
Стариковские  брюзжалки—6 стихов
Посвящения—18 стихов
Женщинам—10 стихов
Человечество—7 стихов
Мы во вселенной—2 стиха
Разное—16 стихов (пока)
Уже 21(2016г).
К примеру, приведу посвящение Анне Нетребко после прослушивания в очередной раз ее концерта >>                Ах! Аня Нетребко, Твой голос властно обнимает, К небесным высям поднимает. И ты нужна нам крепко. Рожденный солнцем России южной Теплом он делится своим И он не может быть чужим И он всегда нам дружный. Когда с открытым сердцем ты поешь О чьей-то излюбленной судьбе, Которая близка тебе, Ты вся в том образе живешь. Облик твой живой, Явленье трепетной души, В столичной жизни и в глуши Он живет всегда со мной. Восторженный народ В блестящих театрах мира Ей рукоплещет и  как олимпийской лире Священный долг свой отдает.
Родители мои жили в больших семьях и имели много-численных сестер и братьев, родившихся в основном в конце 19-го века, а у меня соответственно было много родных мне людей. Слово было соответствует  истине, т.к. в настоящее время все они и по большей части их потомки исчезли в небытие, а я чувствую вокруг себя все больше пустого про-странства. И почувствовал необходимость рассказать о близкой мне общности людей, которые были и которые канули в вечность, как будто не существовали. И этим возро-дить их следы на земле. И я написал краткие воспоминания о ближайших родственниках “Корни и среда”. Говорить о моей родословной сложно, т.к. у моих бабушек и дедушек были бедные провинциальные еврейские семьи, и их жизненным делом было как-то их содержать. Поэтому я попытался сказать, известное мне, о моих корнях и среде, в которой я рос, а спросить не у кого. Послал я эти воспоминания млад-шему поколению, живущему сейчас в Нью-Йорке, и они в восторге  благодарили меня.
Я еще раз попросил моего знакомого доктора проверить меня и немного укрепить, т.к. прошло много времени, а в поликлинике сделать элементарные анализы целое событие и реакции на них почти никакой. А в больнице меня тща-тельно проверили и подкрепили капельницами. Но теперь я остаюсь незащищенным, т.к. “мой” доктор ушел на пенсию.
В Израиле Валерий Прейсман заболевает лейкомией, с которой долго борются врачи и в том числе его сын, извест-ный врач. Но в 2011г. он умирает. Это большое горе и я пишу поминальное стихотворение, в котором вспоминаю все наши общие события.
А в 2012г. к нам приезжала Неля Прейсман из Израиля посетить могилы родителей, побывать в родных местах и пообщаться с приятелями. Я с ней сходили в театр на балет, и мы несколько раз встречались. Как всегда встречи были теплыми. Дочь Олега Барышека Юля в 2011г. вышла замуж и мы весело отгуляли это событие в грузинском ресторанчике с такой хорошей музыкой и пением, что я не выдержал и много танцевал со всеми гостями и невестой.
В 2012г. произошло для меня грандиозное событие: возобновились мои с Глебом общения. Юля Барышек (теперь Кузьмина ) где-то вычитала рабочий телефон Глеба и сооб-щила мне. Я позвонил ему и встретил с его стороны весьма радостную реакцию. Он пришел меня навестить, принес подарки,  и мы много говорили, рассказывая о своих делах. В следующий раз он приехал со своей подругой Наташей и забрали меня с собой на горнолыжный “ Верхне-Охтенский парк”, где Глеб катался, а мы гуляли. Я дал Глебу почитать мои настоящие воспоминания еще в рукописном виде. И меня поразило, как он среагировал на те моменты, где я описываю 50-тые годы,  когда я жил на Невском и писал о легкости доступа к его “прелестям”. Во-первых, он с Наташей свезли меня в ресторан, во- вторых, после ресторана он провез меня по Невскому мимо тех мест, о которых я писал, и даже мимо Снегиревки, в которой он появился на свет. Он ничего при этом не говорил, но я все понял.
 
Вернулся Глеб и все былое В душе застывшей ожило И счастье некогда большое Сняло с души что было тяжело.
И Глеб решил привести меня в “порядок”. Повез меня заказывать очки, потом повел заказывать слуховые аппара-ты, т.к. слух у меня значительно ослаб. После этого он принес мне ноутбук и наладил Skype и mail.ru . И я стал связываться со своими абонентами по интернету и стал печатать “ Корни и среда” и затем стихотворения и настоящие воспоминания. Перед Новым Годом Глеб поздравил меня и уехал с Наташей отдохнуть в Финляндию. Мой день рождения мы вместе отметили у меня. Глеб подарил мне спортивный костюм, считая, что он мне пригодится, и действительно я им пользо-вался при прогулках и поездках.
Приведения моего состояния в норму продолжилось операцией по удалению катаракты в центре им. Федорова. Но прежде чем попасть на операцию необходимо получить направление поликлиники и быстренько сделать кучу анализов. И это несмотря на то, что операция платная и дорогая. Попасть к офтальмологу просто так невозможно и пришлось применить настойчивость. Оказывается, что направления на платное лечение дают только в два заведе-ния: парадоксы нашего чиновничества. Анализы сделали в центре за деньги, а за тем целый день проводили со мной разные проверки и к концу дня, наконец, разрешили опера-цию и направили в местную гостиницу. Глеб весь день провел со мной при неотложных делах на работе. Утром следующего дня меня оперировали, а на третий день после проверки отпустили. Свои впечатления я тут же выразил стихом:
Настойчивость моего сына Глеба, Желающего почти в конце моего века Сделать меня полноценным человеком, Говоря, что нужна мне зрительная потреба.
И стали мне делать хрустальный глаз: Одели в белые почти космические одежды И ввели в апартаменты надежды, Утверждая, что засверкает как алмаз.
А там все забито массой зрячих аномаликов, Готовых в тревожном ожидании Испытать судьбу и предзнаменование. И заработал конвейер хрусталиков.
А на следующий день, как будто это снится, Гордые люди с загороженным глазом Толпами шляются по коридору разом И довольная улыбка озаряет их лица.
И действительно все стало вдруг Глубоким, знакомым и прежним, Голубым, прозрачным и нежным, Раскрывая прелести вокруг.
Глеб уехал в отпуск в Киргизию на озеро Исык-куль. И через неделю после операции на проверку меня повез Сева. Все в порядке и надо готовиться к операции второго глаза.
Моему сыну  Севе досталось трудное детство. По его нынешнему поведению, и зная его маму, я могу представить условия, в которых он рос с 5-ти до 18-ти лет, хотя он мне об этом не рассказывал. Он о тех годах не хочет и вспоминать. Но я навряд ли ошибаюсь. Тем более, что Глеб был знаком с этими условиями и, прочитав эти строки, не возражал. Я же с детьми о вещах, связанных с их мамой старался не говорить. Рос он в атмосфере отсутствия любви-главного условия нормального детства, при полном пренебрежении. Он не участвовал в семейных делах, разговорах, с ним не делились и просто не беседовали. Существовал он в комнате, где была свалка ненужных вещей, за закрытой дверью без права пошуметь и принять приятелей. Общение с ним  было в основном с претензиями. Я всеми силами стараюсь нейтра-лизовать пагубное влияние этого, но удается мне это с трудом. Но все же я твердо надеюсь. Я вижу в нем  доброту и честность, работоспособность и хорошие руки, увлечение книгами на интересные темы и т.п. О Севе я еще буду гово-рить по мере развития событий.
А сейчас наверно пора подводить некоторые итоги сво-ей жизни. В течение жизни я старался повысить свой интел-лектуальный уровень. В своей записной книжке студенческих лет я нашел записи поставленных перед собой направлений совершенствования. В Ленинграде я посещал по абонементам музеев и центрального лектория циклы лекций по живописи и литературе. Регулярно посещал большой зал филармонии и различные театры. Ездил на экскурсии по стране и в Ленинграде и его окрестностям. Но я не могу сказать, что доволен результатами своих усилий, что я достиг желаемого уровня, не хватает фундаментальности знаний. Многие годы я регулярно подписывался на журналы “Новый мир”, “Иностранная литература”, “Юность”, “Наука и жизнь” и др. Так что я регулярно знакомился с нашей и зарубежной литературой. На фоне любви классики русской и националь-ной прозы и поэзии, а также иностранной литературы,  хочу поделиться,  не в укор к ней, а просто я недавно перечитал Джона Голсуорси и получил огромное эмоциональное удо-вольствие. Меня восхищают его блестящие портреты боль-шого числа действующих лиц, особенно тонкие и изящные описания таких женских фигур как Ирэн и Динни, душевные картины смерти старого Джолиона и Катберта Портминстер-ского. И вообще глубочайшее видение английского общества того времени. Из поэтов мне близок Ф.Тютчев, проживший долгую жизнь и одаривший нас поэзией и взглядом на жизнь в разные годы, близкие и мне.
Своей рабочей эпопеей я почти удовлетворен. Работая в Куйбышеве, я не отсиживал необходимый срок, а работал активно и творчески, применяя свои знания и энергию. И творческая работа стала моим  главным стимулом. Даже на вынужденной короткой работе во Львове я постарался сделать что-то полезное. А дальше на основном своем трудо-вом пути я обрел свою специализацию и всеми мне возмож-ными силами старался быть на высоте: разработать необхо-димые теоретические предпосылки и на их основании строить реальную аппаратуру, испытать ее в реальных условиях и довести до эксплуатации. При этом я не ограни-чивался заданием и использовал мною накопленную инфор-мацию и свою логику  необходимого уровня.  И это несмотря на отсутствие нормальных для этого условий работы и коллектива. 
Своими отношениями с окружающими меня людьми я тоже почти доволен. Я относился к окружающим меня людям благожелательно и внимательно. В результате у меня всегда было много приятных общений и приятелей и приятельниц, как на месте моего местожительства, так и в других местах, куда я приезжал. Непримиримо я относился к людям, кото-рые позволяли себе непорядочное поведение или отрицаю-щие принципиальные, по моему мнению,  вещи. Но таких было не много. Не всегда я правильно оценивал человека, этому пример моя женитьба. Не во всех случаях я вел себя подобающим образом в отношениях с родственниками и друзьями: это  с двоюродной сестрой Лелей Альтман и с Гришей Фурманом, да и родителям, мне кажется, я не всегда в нужный момент помогал. Чувствую угрызения совести перед тетей Фаней. У них не было детей, а когда родился Сева, тетя попросила назвать его Борей в память о дяде. Но Лариса категорически отказалась, а я не настоял.
Своими семейными делами я не могу быть удовлетво-рен, как это понятно из их описания. Но обвиняю я не судьбу, а себя. И хвалю я свою стойкость по отношению к детям: не женился, чтобы не охладеть к детям и им не потерять род-ственное чувство ко мне. И все это время до сих пор связано с заботой о них, несмотря на возникавшие периодически трудности в общении. В этом заключается почти вся моя жизнь и мои радости и печали.
Можно отметить, что я никогда не угождал властям непосредственным и высшим, не стремился таким образом обеспечить свою карьеру и благополучие.
Свою жизнь я провел в дружбе с не профессиональным, но со спортом. Любимым был волейбол, хотя рост мой не волейбольный, но занимался я им почти все годы. Я обычно организовывал команду отдела и конечно участвовал в межотдельческих  соревнованиях. И к этому мы просто играли в различных местах в зале или на улице. Я также часто участвовал в соревнованиях различных видов спорта, устраиваемых на предприятии. А в тренажерном зале я продолжал заниматься несколько лет после 80-ти лет.
2014-тый мы встретили у Глеба, где были Наташины родственники. Я стал готовиться к операции другого глаза, которая прошла благополучно и позволила мне нормально читать. И находясь в “своей” больнице я с удовольствием зачитывался литературой. А в больницу я в очередной раз напросился провериться с помощью “моего” доктора, кото-рый позвонил заменившего его заведующему. И тут я интуи-тивно сделал правильно, т.к. у меня обнаружили пневмонию правого легкого, внешних признаков которой не было. Лечащий меня врач внимательно меня обследовал. Так что, я считаю, польза от этого большая. Со слухом дела похуже, т.к. я к аппаратам пока плохо приспосабливаюсь, и их надо еще отстроить.
Политикой я обычно не занимался, но естественно реа-гировал на всякие острые события. Но в мире творятся такие ужасные дела, на которые невозможно не реагировать. И я написал стихотворение “Мировой непорядок”, выдержки из которого я буду приводить при изложении своего видения этого.
 Просвещеньем и умом, Упорным делом и трудом До сокровенных тайн природы Настырные земляне добрались. И это их дела толкает ввысь. И жизнь становится иной, Совсем, совсем уж не такой, К какой привыкли все народы. 

Но просвещение и ум, Ростки добра, высоких дум Никак не могут одолеть Стремление враждой, агрессией болеть, Заложенные в нашу породу Той же самой природой. Все это без нашего желания Задумано для выживания И превращает нашу суть В кошмар, в сплошную жуть.

Обратим внимание на Штаты, Рожденные когда-то Не так давно конкистадорами, Авантюристами и франдерами И просто смелыми людьми народов В жестокой борьбе с аборигенами и дикой природой, Образуя жесткий сплав человечества, По Льву Гумилеву, пассионарии, Упорно трудящиеся пролетарии, Бурно развивающие отечество.

Очищаясь от могучей мафии и ку-клукс-клана, От беззакония и прочего изъяна, В богатейшую державу превращаясь И величайших успехов добиваясь В науках многосложных и во всем: Хозяйстве, спорте и культуре и при сем Не забывая о судьбе людей, Подобно матери, не покидающей своих детей, Творя трактат Свободы Для всех своих народов.


Но сила и богатство Приводят к святотатству В отношениях к иному миру И требуют почтения как к кумиру, Стараясь быть ментором в мирских делах Как бог и даже как аллах. Так мнится конгрессменам, словно не в своем уме, Восседание на Олимпе, а не на капитолийском холме. Жаль: правление такой страной Теряет голову порой, Ввергая в трагедии большие Те или иные народы земные.
Я кратко поделюсь своим пониманием причин ужасного состояния мирового общества. И это крик души, вызванный обилием истерзанных стран и непрерывной гибелью множе-ства людей.
Вижу я причиной этого поражение некоторых человече-ских структур психической болезнью “ манией величия”, которая для человечества страшнее эпидемии чумы. В 20-ом веке опустошительная первая мировая война, возникшая для очередного передела мира, ослабила мир и создала условия для возникновения сначала Сталина, а затем и Гитлера, уникальных представителей этой болезни погубивших огромное количество людей. А вторая мировая война, развя-занная Гитлером, породила паранойю у верхушки США, которая по современной технологии осуществляет свое паранойное руководство человечеством.
Особенно это развилось в послевоенное время, когда США прочно и надолго обосновались в Европе для оккупации Германии. Тогда и началось покорение Европы. За это дело они взялись основательно. Началось перемещение больших специалистов к себе ( и в первую очередь атомщиков ), внедрение американской культуры и конечно военных структур, и даже были приютены большое количество известных нацистов для работы в разведывательных орга-нах.
Когда были живы великие европейские руководители        ( Черчиль,  Де Голь и др.), они интенсивно этому сопротивля-лись, стараясь защитить традиции и культуру своих стран.
Твердому обоснованию американцев в Европе способ-ствовала “холодная война”, когда Сталин организовал “Вар-шавский договор”, а американцы военные организации. Европа затряслась боязнью атомной войны и обучилась негативному отношению к России.
К концу войны умер Рузвельт-последний великий пре-зидент США ( за исключением Дж. Кеннеди, который за это поплатился своей жизнью). И началась эра сереньких прези-дентов, как будто этим процессом управляют инкогнито               ( манипулировать выборами очень легко ).
Заработало в США мощное ФБР, превосходящее печаль-но известные КГБ и СД, СС и Гестапо. 
А великие независимые с большой историей страны превратились в марионеток.
 

Великобритания-- Великая и великолепная страна, Не может отойти от сна И от своей давнишней мании “Правь Британия” И что она все еще владычица морей. На самом деле она страна больших детей, Играющих серьезно в королей. Давно ее коллеги нидерландцы, Португальцы и испанцы Реалии жизни осознали И жить делами своими стали. А англичане, несмотря на свое величие, Явно проявляют свое вассальское наличие.
Это совсем не преувеличение. Последний пример выбо-ры президента во Франции: нежелательному  Доминику Стресс-Кану в Нью-Йорке устроили провокацию и избран был желанный Олланд, который тут же заспешил в Вашингтон исполнять малейшие желания Обамы. Создание ЕС облегчает США управление Европой и ее СМИ. В управляющие органы выдвигаются люди с одобрения США незначительные и покорные, которые ведут себя довольно нереспектабельно, не чувствуя стыда спешат исполнять любые явно несуразные желания Вашингтона. Я что-то не припомню, чтобы в Европе кто-то из руководства высказал свое мнение, отличающееся от Вашингтонского. На бытовом уровне с такими людьми перестают общаться. Почему-то в политике это не считается аморальным, а только может быть пожурено ай-яй-яй! При этом для исполнения не гнушаются использовать провока-ции и ложь, уголовные элементы и воинские формирования.
Многочисленные войны, развязанные США, ( говорят о психических нарушениях в умах) интенсивно поддерживают-ся Европой. Так почти полностью разрушен мусульманский мир, который после войн остается в растерзанном состоянии с междоусобными  боями. И их трудно считать человеческим  существованием. Так реализуется мировое господство и передел мира.
Но главными врагами США считает Россию, Китай и Ин-дию, независимые страны, обладающие значительными экономическими ресурсами. И от ненависти там теряется разум, что приводит часто к “смешным и детским” поступкам. Если бы удалось одолеть Россию, следующими в атаке были бы Китай и Индия, к которым сейчас подступиться сложно.
России повезло. После ее распадка и упадка мягкие и недалекие руководители с помощью многочисленных совет-ников довели страну до обрыва, когда оставалось чуть-чуть ее столкнуть к полному обрушению. В это время появился, слава богу, сильный и умный человек, который сумел с большим трудом вернуть Россию на путь развития и незави-симости, на путь человеческого достоинства.
Каким-то странным вниманием Европа свои влиянием На Россию давление пытается оказать. На что метко сумел сказать Финский наблюдатель выборы судить: “Чтобы Европа выборы у других И в России признала, они должны быть На порядок идеальнее своих. Такое отношение к Руси Подогревают всяческие СМИ.”

Россия давно уж никому не угрожает И упорным титаническим трудом себя преображает В развитую благодатную страну, Преодолевая прошлые условия жития, А главное, в порядочную и одну Из независимых в условиях мирового бытия. А ранее показалось кое-кому, Что Россия приближается к тому, Чтобы стать зависимой в миру, Но такое не позволено никому. Зачинщикам стало обидно, От которой отойти им стыдно.

ЕС по желанию босса привлекает в союз страны восточ-ной Европы, хотя считает это нежелательным и определяет их странами второго сорта. Но это нужно, чтобы создать вокруг  России враждебное кольцо. Так с помощью ЕС была растерзана такая крепкая страна как Югославия, которая не подчинилась Гитлеру и не хотела подчиниться и США. А теперь растерзали и Украину, не гнушаясь при этом исполь-зовать, опекать и поддерживать наиболее близкие к гитле-ровскому фашизму силы. Но методы, выбираемые для реализации своих черных задумок, обычно самые гнусные. А тут есть возможность на границе России насадить русофоб-скую взрывную “бомбу”.
Давно уж запад Украины оказался под властью наци-стов, в открытую задавивших инакомыслящих  и возводящих памятники бендеровцам и портреты гитлеровцам. А теперь прямые наследники гитлеризма, выпестованные и обучен-ные американскими ястребами и вскормленные “булочками” добренькой, слабой и опять беспечной Европой , захватили  Киев, где водрузили сразу же огромный портрет Бендеры и свою власть, и центральную Украину методами гитлеризма. И далее пытаются овладеть и остальной Украиной, осу-ществляя свою давнюю мечту.
В противовес уголовному и не умному поведению вла-стей США по отношению к человечеству радуют умственные, морально-этические и человеколюбивые действия нашей страны. Удивляет очередная беспечность мира. Кроме отдельных толкований здравых людей никакие действия не
предпринимаются. А ведь давно пора заболевшему ор-ганизму провести медико-психологическую реабилитацию и передать управление миром существующей для этого ООН.
Человечество, ошеломленное германским сумасшествием Повторившим варварское нашествие На одураченный и беспечный мир, Создало ряд гениальных акций, Породивших Организацию Объединенных Наций. И роль ООН достойна восхищения, Если бы не внешние интриги и давления. Организацию следует укреплять, Ее денежную зависимость уменьшать,
Отношение к Украине у меня трепетное. Все мои предки и родственники жили на Украине. Я рожден и прожил на Украине 21 год. Многие мои друзья и сокурсники жили также там. Я приезжал в Киев ежегодно и в отпуск и в командировки. Я знаю украинский язык и не чувствовал антагонизма между русским и украинским языками. В 80-тые годы мне приходилось часто ездить в Донецк, где изготавли-вали мое изделие, и там у меня было много приятелей. Но некоторое время мне пришлось прожить во Львове, когда на западе орудовали бендеровские банды и многочисленные убийства происходили каждый день. А когда я был в Карпа-тах в турпоездке, то почувствовал, что молодежь там воспи-тана в духе бендеровщины. Поэтому я понимаю, что они давно готовы творить то, что сейчас происходит на Украине. Уничтожаются непокорные во всех регионах страны. Вели-кая, гордая и непередаваемого темперамента и юмора Одесса, родившая множество великих людей и никому не подчинявшаяся, вдруг оказалась жестоко избичеванной прямыми наследниками гитлеризма. Надеюсь, что одесситы не оставят издевательств над собой без ответа и сумеют отстоять свою Одесскую гордость. Мне до боли жаль людей, которые попали в чудовищную ситуацию. Только мужественный Донбасс единолично пытается оградить себя от фашизма.
Приближается Новый Год. Если отметить события 2014-го, то можно сказать, что он прошел нормально. Глеб с Наташей часто приезжал ко мне и вывозил меня на прогулку. Я регулярно связывался со своими приятелями по skype. Получил я деньги от Германии в качестве “ компенсации “ за военные лишения. Они оказались нужными для ремонта кухни и туалетных заведений, которые настолько износи-лись, что потребовали капитального ремонта. Всеми этими делами занимались Глеб с Наташей, а меня поселили во временно пустующей квартире на другом конце города почти на два месяца. При этом им пришлось самоотверженно оснастить мой быт необходимыми атрибутами и регулярно навещать меня. Наташа убрала квартиру, а Глеб обеспечил освещение, занавесил окна и проделал другое обеспечение. Я им конечно помогал. Они выбирали материалы и стиль ремонта, советуясь со мной, и покупали все необходимое, общаясь с ремонтниками.
Наконец, я дома перед самым Новым Годом. Глеб и Наташа впускали меня в дом с сюрпризом, ожидая моего удивления. И действительно, мой восторг был неописуем. Ремонт и оснащение сделаны блестяще, я такого и не ожидал. Они у меня тайком выпытывали мои вкусы, но я понимал, что на них нужны большие деньги. Но ребята сделали все по максимуму. К тому же они все убрали в местах ремонта и добавили элементы украшения и новогодние атрибуты для моей одинокой его встречи, т.к. они уехали на север Финлян-дии к Санта-Клаусу покататься на лыжах и отдохнуть от повседневных дел. Тем более, что с ремонтом им здорово досталось. И провели они его самоотверженно.
Но моя комната была мною вся завалена вещами и дета-лями, вынесенными из мест ремонта и покрытыми большим слоем пыли. И мне предстояло все это разобрать, промыть, разделить на нужные и на выброс. Нужные разместить в кухне и туалетной комнате, а ненужные скомпоновать  для дальнейшего удаления. Я с этим провозился целыми днями и до приезда 8 января успел это исполнить. За это время я освоил новые условия жизни и новую технику. Наступает новая жизнь. Но еще следует навести порядок в моей комна-те, а Севе в его комнате. Сева привез окно для моей комна-ты и пока его оставил в комнате. Так что я пока “живу” с окном и жду потепления, когда его установят.
А у Севы и у меня большая радость: у него родился сын, а у меня внук. Но он еще в роддоме. Сева в своей манере не знакомил меня с матерью, и тайно для меня живут они инкогнито. Но с радостью сообщил о событии. Дальше нас ждут большие перемены, о которых я сообщу по мере их реализации. Предсказать их я не берусь, т.к. Сева не предска-зуем.
Мне исполнилось не много и не мало, 88 лет. Глеб с Наташей повезли меня в ресторан, где мы в узком кругу отметили это событие. Дома я не стал устраивать празднова-ние, не было особого желания. Кроме того у моих петербург-ских родственников не все в порядке, заболела Лена Бары-шек, да и друзей тут почти нет.
Мне захотелось поделиться с моим отношением к такой деликатной проблеме как эмиграция. Многие мои друзья, знакомые и родственники посчитали необходимым уехать жить в Израиль, США и Германию. К своему еврейскому происхождению я отношусь трепетно, и все события в еврейских делах и в Израиле касаются и меня. Когда я с трудом добился разрешения выезжать за рубеж, я сразу же поехал посетить землю обетованную. Там я почувствовал душевное удовлетворение. Но уезжать из России я никогда не собирался, несмотря на многие жизненные нюансы в течение жизни. Воспитан я на российской культуре, быте и языке, и тут я себя чувствую дома. И, слава богу, дети не собрались уезжать. Тут моя история, моя жизнь и родные могилы. В России я болею, переживаю за ее дела и чувствую с ней единение. А что могут чувствовать наши люди, например, в Германии (исключая Израиль).
 

Сева свез меня на кладбище, которое я давно не посе-щал, и это меня тревожило. Там пришлось серьезно потру-диться, чтобы привести могилу родителей в порядок: убрать много земли вокруг, насыпанной при ремонте соседних могил, подкрасить надписи и ограду, посадить цветы. Основ-ную работу провел Сева и потрудился он основательно. А Глеб меня вывозит на природу. Съездили мы на озеро у Всеволожска, а в другой раз провели день в прекрасном парке Павловска, где я давно не был, и куда мы в былые времена ездили и зимой. Последнее воскресение мы провели на Елагином острове в ЦПКО, где гуляло большое число людей. Получил удовольствие: погода хорошая и воспоминания о частых посещениях парка. Мы там на профессиональных площадках играли в волейбол, катались на коньках. Были у нас две сотрудницы Муза Барсукова и Люда Микшта, которые активно занимались физкультурой в парке, и нас часто заманивали на эти занятия.
Сейчас в сентябре Глеб с Наташей уехали в Испанию на две недели. Меня радуют добрые у них отношения и конечно и ко мне. Стараются жить разумно: в свободные минуты от повседневных дел и суеты куда-нибудь съездить или сходить в театр. И меня они по возможности не забывают. А у Севы, как мне кажется, жизнь проходит больше в работе, к тому же сейчас полно заботы о дите. И навещать стал он меня пореже и обычно к ночи, но если у меня возникла острая нужда, он прибегает для помощи.
Постепенно мои воспоминания превратились в дневни-ковые записи и отдельные дополнения некоторых моментов, о которых я вспомнил. А 15 год XXI века н. э. неуклонно приближается к завершению. Моя жизнь проходит относи-тельно спокойно, не очень активно и не очень развлекатель-но и есть время обращать внимание на происходящее в мире. Если отбросить всю шелуху, так присущую СМИ, то впечатле-ние от состояния мира не вызывает радости и волей-неволей приходишь к мрачным выводам. Конечно, вызывает неприя-тие хулиганская вседозволенность руководства штатов, но нынешнее состояние Европы чрезвычайно огорчает. Дело в том, что воспитаны мы были на любви к европейским стра-нам, на европейской литературе и художестве. Хотя мы их не посещали, но чувствовали атмосферу жизни каждой страны и увлекались ею. Так два года тому назад, проверяя свое здоровье в больнице, я  перечитал “Комиссар Мегре” Ж. Сименона, увлекаясь не только детективным сюжетом, но и подробным описанием парижских районов и быта. А о Голсуорси я уже писал, у него я прочувствовал лондонские районы и жизнь там в начале прошлого века. Это к примеру. Теперь, мне кажется, Старый Свет неуклонно теряет свою национальную культуру и ведет себя очень неумно и не самостоятельно.
Еще одна область, захватывающая мои мысли, это эко-номика. В 2012г. в стихотворении “Мировой непорядок”, выдержки из которого я приводил по поводу политики, я изложил некоторые сумбурные свои впечатления от дей-ствия мировой экономики. Главная мысль: основной глубин-ной причиной всего безобразия в мире являются потаенные действия денежных супермагнатов. К примеру возьмем баронов оружия, непрерывно снабжающих и заваливших мир всевозможным вооружением и заинтересованных в непре-рывных в мире войнах. И человечество проявило бы трезвый разум, если бы сумело и решилось каким-то путем ограни-чить заработок больших денег персонами (они им не нужны и вредны).
Сходил я в продуктовый магазин в нашем доме за оче-редными покупками, и кассир при расчете крупно ошиблась, выдав мне сдачу больше положенного. Т.к. обычно расчеты были всегда верными, я взял сдачу и чек и сунул в карман, не проверяя. А дома сообразил и быстренько вернулся в магазин и вернул лишние деньги. Тут уместно поговорить о моем отношении к деньгам. Я,  конечно, радовался, когда мне повышалась зарплата, особенно когда в 1971г. мне присвои-ли должность CНС и зарплата у меня значительно выросла. Но не горевал, когда она была совсем небольшой, и не стре-мился где-нибудь сорвать куш, как это делали некоторые знакомые мне люди.  Так у нас на предприятии был отдел внедрения, сотрудники которого занимались оформлением заказа на изготовление наших изделий на других заводах. И я узнал, что когда один из них занимался этим моего изделия в Донецке, он выманил там себе какую-то сумму. А я, который часто туда ездил и участвовал в работах и был в весьма близких отношениях с руководством завода, даже об этом и не задумывался. Это не в укор себе. Мой близкий приятель Гарик Шапиро был другого мнения и за свою рабочую жизнь занимался денежным обеспечением постоянно и не всегда законным путем. Занимал он должности не в основных подразделениях, а в вспомогательных (например, отдел надежности ) и занимался небольшими НИР, деньги на которые получал из министерства. Распоряжаться этими деньгами и отчитываться было легко. Еще я заметил стран-ную связь: люди, озабоченные добыванием денег, ведут себя в общественном транспорте странно-врываются в вагон и стараются скорее занять сидение. Я это наблюдал на многих примерах. Так Шапиро занимал место и для меня, а я от него отказывался, предпочитая, чтобы сидел пожилой человек. Видно тут проявляется психология личности-все себе. Еще когда я ездил с моими малыми детьми в транспорте, мы отказывались садиться, приучая детей к приличию. Я и теперь не стремлюсь в транспорте сидеть. Не покинул я свою работу в трудные времена развала страны, когда многие уходили в мелкую торговлю или использовали появившиеся  возможности подзаработать бухгалтером или коммерцией. Не мог покинуть свои задумки, хотя дела шли медленно и с натугой. Я теперь не могу представить, как просуществовал в дни, когда нам не платили зарплату аж восемь месяцев. Помню, что были карточки на продукты, что мы покупали суррогаты ( например, маргарины вместо масла ) в местах, где они были наиболее дешевы. Помогали нам и благотвори-тельные организации ( евреям “Хэсэд” ) продуктовыми наборами, родственники, уехавшие за рубеж, старались присылать нам вещевые посылки. Но в общем, мы это время пережили без большой трагедии, хотя время было трагиче-ским.
Показали по ТВ гимназию в Москве в связи с проверкой знаний у учеников начальной школы. Я смотрел на детей с былым удовольствием. Еще когда мои дети были школьниками, и я часто посещал школу, меня всегда восхищали дети. Меня увлекала их неуемная энергия, лица, глаза и непосредственность. Глаза светятся ожиданием будущей радости и полны жизни. И тут я подумал, что пора поделиться впечатлениями о жизни в зрелые годы. Я об этом задумался раньше и в 2011-13гг. написал шесть стихотворений под общим названием “Стариковские брюзжал-ки”, выдержки из которых я приведу в процессе изложения.
Когда я еще работал, знакомые говорили, что пора освобо-диться от зависимой жизни. И так родилась первая брюзжалка. I Говорят, что к старости жизнь упрощается И в реальную свободу превращается: Рабочую повинность не надо соблюдать И “лишними” рубликами не надо обладать,   Успеха и карьеры не надо добиваться, Сомнительным начальникам не надо подчиняться. Не надо думать и мечтать И о судьбе своей гадать. Не надо женщин обхождать, Увлекаться и страдать. Не надо спортом заниматься, Своей фигурой увлекаться И джентльменом выглядеть стараться. . . . На самом деле все не так, Во многом чувствуется легкий кавардак: Если ты профессионал, Профессионалом ты остался, Используй свой потенциал, Чтоб родине достался. Если женщин вы любили И женщины любили вас, То явно вы это не забыли И вспоминаете об этом и не раз. Очарованье их и прелесть без труда Вселились в вашу душу навсегда. Если же со спортом вы дружили, То измена дружбе- не резон, Живите так как жили, Сохраняя стать и крепкий сон. Не глядя на жалкое довольствие Не смеем отказать себе в удовольствии Дарить друзьям подарки и женщинам цветы.
Когда я проверял свое здоровье в больнице, меня хвалили врачи за бодрость и подвижность. И это подтолкнуло меня написать второе стихотворение брюзжалок. II Ущербна радость от похвал: “Ах! Как вы молодо глядите, В вас ваших лет и не видать. И нам скорее расскажите Как удалась такая благодать!” Но это вряд ли тешит душу И в этом что-то не в ладу. И истины я не нарушу, Коль чувства я в душе найду: Уж нет той радости, Рожденной растущей силой изнутри, И нет той самой малости, Дающей смысл твоему пути. Для тебя, как не тянись, Возможности стремятся как-то вниз. Хоть иногда ты просто молоток, Глядишься как испытанный игрок. Глядишь на ловких стремительных ребят И думаешь- вот мне бы так. Прекрасных женщин видишь рой, Неплохо быть в таком раю и это я и не таю.                Отсюда бытие не позволяет жить в раю, Хотя и держишь ты фасон и роль свою. Как истинный актер играешь до конца. И в этом есть судьба- дарение творца.
О тяжелых ощущениях, когда уходят из жизни близкие лю-ди, я уже упоминал. С годами потерь родных, друзей и вообще людей, которые сопутствовали нашей жизни и определяли наше ее восприятие, становится все больше. Обойти это молчанием невозможно, и я написал третью брюзжалку, короткие выдержки из которой я привожу. III Ах, как мало радости Доживать до старости И наблюдать, скорбя, Как жизнь уходит вокруг тебя. Словно на рубеже боевом Падают бойцы кругом, А ты должен стоять и стоять, Чтобы помнить и вспоминать. . . . Ты должен всех, как и отца, Любить и помнить до конца.
Тема человеческого тепла отражена в четвертой брюзжалке как продолжение предыдущей темы. I V Как тепло было на белом свете, И все казалось в нежном цвете, И все ощущалось любят меня Куда б не направился я. . . . Но погасли огоньки, согревавшие меня, И как холодно теперь.
У Фридриха Ницше я обнаружил изречение, которое мне показалось полезным для применения в реальной жизни. Так родилась пятая брюзжалка. V Мудрый НИЦШЕ завещал, Чтобы черт нас не побрал: “ПОМОЛЧАТЬ, КОЛЬ ДЕЛО ЛАДНО, ЕСЛИ Ж ХУДО- ПОСМЕЯТЬСЯ”, Чтоб унынью не податься. Ведь в мире так заведено, Что напасти мелькают как в кино, Существование наше разбавляя, Чтоб оно текло не процветая. . . . Поэтому умение смеяться- Единственное средство нам добраться По линии судьбы людей До ладной старости своей. Ведь есть еще любовь И ценности добра, И солнце светит вновь, В природе прелести творя. Дары искусства и ума Рассеют жизненный дурман, Вселяя в человеческий чертог Благую радость и восторг.
В шестую брюзжалку вошла фантазия о беседе с незваной дамой, которая пришла мне напомнить, что я уже старик. VI Ко мне пришла любезная Дама И сказала она проникновенно: O - Синьор, не волнуйтесь, это драма, Но я обязана Вам напомнить непременно, Что к Вам пришла уже старость
И что это своеобразная радость O -Любезная Синьора, если бы Вы не так спешили, Я был бы счастлив и Ваш друг, Ведь столькими делами нас одарили Во всем, в событиях вокруг. . . . O -Что Вы, что Вы, я от всей души Желаю Вам светлого умиротворения. Как не старайся, не пляши, Но это результат естественного явления. O А мне кажется, что пришло время шутить И со смехом полезным дружить. Этому ничто уж не мешает: Не надо изображать внушительный вид И притворяться, что что-то вас занимает, А вы значительный индивид. O  Что Вы говорите, Синьор. O Я вполне серьезно, это не позор, А полное раскрепощение от придуманных устоев И желания наград, От необходимости изображать героя, И от искусственно созданных преград. O Шаловливый Вы старик. O Это не душевный крик. Так много чудного в миру, Посудите сами, разве можно это забыть, Ведь многое прекрасно и к добру… O Таков, Сеньор, миропорядок. O Пошел бы он куда-то вон, Ведь он довольно гадок И пора его менять как трон…
Еще мне захотелось поделиться ощущением восторга и ра-дости при прослушивании таких блестящих конкурсов как “Большая опера” и “Синяя птица”. Видишь, что в мире существуют добро, таланты и яркая жизнь для себя и окружающих, несмотря на зло, которое расползается по всему миру. И особенно радует, что доброта постепенно утверждается в жизни нашей страны, несмотря на то, что ее безжалостно толкают к пропасти.
Когда я занимался пауэрлифтингом, к нам приехала коман-да из какого-то города Соединенных штатов. У нас устроили соревнование. В команду из США входили спортсмен 70-ти лет и лилипут, и нас восхитило, как любовно остальные спортсмены к ним относились. В то время у нас не было заботы об инвалидах и об условиях их существования, исключая слепых и глухонемых, по которым у нас всегда была богатая традиция. Поэтому сейчас радует работа по обеспечению жизнедеятельности инвалидов во многих наших городах, не говоря о широких возможностях им заниматься спортом на всех уровнях. В России в рамках культур-ных программ стали ставить серьезные спектакли с известными актерами совместно с актерами-инвалидами. Также в стране появляются центры реабилитации детей-инвалидов с новейшими техническим обеспечением и методиками.
2015-тый год приближается к завершению. Приехали Глеб с Наташей и одарили новогодними подарками, т.к. на Новый Год они уезжают на север Финляндии кататься с гор и отдохнуть на длинных каникулах. А у меня теперь задача разослать всем поздравления, а также от всех принять.
Новый Год встречал один, ребята уехали. Все хорошо, но меня одолела грусть, и я после нескольких грустных дней решил взбодриться и стал перечитывать Кирины письма во Львов. Эмоциональная нагрузка была колоссальной. И я написал об этом Кире. Приведу это письмо:
Кирочка, на Новый Год я оказался один. Глеб уехал в Финляндию на длинные каникулы кататься на лыжах, а Сева у нас "кошка гуляющая сама по себе". И меня одолела грусть. Я решил перечитать твои письма. И я с головой и сердцем окунулся в атмосферу нашей большой любви, дружбы и единения во всем.    "...Как после вековой разлуки,
                Гляжу на вас, как бы во сне,-
                И вот-слышнее стали звуки,
                Не умолкавшие во мне...

                Тут не одно воспоминанье,
                Тут жизнь заговорила вновь,-
                И то же в нас очарованье,
                И та ж в душе любовь!..."
                Ф. Тютчев
Мне Тютчев близок тем, что он блестящими стихами выразил вос-приятие своей длинной жизни, близкое мне. Читая твои письма, я снова испытал эмоциональное потрясение, опять пережил свою любовь и восхищение тобой. Мне кажется, что тебя следует поста-вить в один ряд с блестящими тонкими портретами Ирэн из "Саги о Форсайтах" и Динни из "Конец главы" Джона Голсуорси.
В одном из писем ты привела выдержки:  "Сквозь радость и муки,
                Сквозь горе разлуки,
                Возьми мои руки,
                Твои это руки."
Не взял. И это самая большая моя глупость.
Прости, что я будоражу тебя. Но с кем я могу поделиться. Твой То-ля.

Как метастаз письма родилось стихотворение ГОРЯЧИЕ ПИСЬМА
                Нам с любимой пришлось расстаться
                Почти на год
                И потоком писем обменяться,
                Обжигающих как кипяток.

                Как трудно рвать единое,
                Все ноет как нарыв,
                Пытаясь хоть бы письмами
                Зарубцевать разрыв.

                Душа как птица
                К любимому летит
                И ей все время снится,
                Что милый уж в пути.

                Говорят-разлука
                Любови эликсир.
                Нет, это судьбина-злюка
                Душевный разрушает мир.

Вдове близкого моего двоюродного брата Тони Вексельма-на исполнилось 90 лет. Живет она в Нью-Йорке. Уехала она туда после смерти Тони и где живет ее дочь Ира, через которую я и поздравил, т.к. прямой связи с ней у меня нет. Хотя мы всегда были в хороших отношениях. Поженились Тоня с Валей, когда он служил на аэродроме в Томилино (под Новосибирском), в 1952г., Ира  родилась в 53г. и в скорости они приехали в Ленинград и жили у тети Юли. Так что мы постоянно общались. Валя родилась в семье пленного венгра и русской женщины. Семья у Тони с Валей была крепкой и мирной, хотя отличалась некоторыми особенностями. Были они друг другу надежными до конца, так Валя самоотверженно ухаживала за Тоней и особенно последние годы, когда он тяжело болел. В то же время у каждого была своя жизнь, свои интересы и даже некоторые средства. Когда Валя собиралась, я ей помогал продать ненужные вещи, собирать свои пожитки, провожал. Так как она любила и имела хорошие вещи, то в дорогу она надела на себя многое ( подобно Остапу Бендеру, когда он переходил румынскую границу ), боясь что ее не пропустят ( в то время порядки были строгими ). Но все обошлось. Когда у нас началось трудное время, они начали посылать нам вещевые посылки, от которых я и Олег Барышек с трудом отбоярились.
Покидая работу, я забрал с собой большое количество наработанных мною материалов, которые уже были реализованы и которые некому было передать. Я еще не остыл и надеялся с ними поработать. Первое время я действительно написал две статьи (о которых я уже писал). И затем занялся другими делами, но теперь мне захотелось просмотреть их и подумать. Только что прослушал выступление великих певцов Анны Нетребко, Пласидо Доминго и Рональда Виллазона и еще раз был в восторге не только от талантов, но и от их удовольствия, любви и безмерной свободы, с которыми они выступают. С таким увлечением делать свою работу, очевидно, и есть счастливая жизнь. Я это к тому, что в своей работе стремился делать ее с любовью и желанием осуществления своих задумок. И иногда это получалось, несмотря на частые отсутствия для этого благоприятных условий.
Разработанную и реализованную систему я назвал “Сиг-нальный процессор сквозной потоковой обработки (СП);О “УНИКУМ” (по фамилии моей мамы Уник). Последняя реализация была осуществлена на ПЛИС (программируемая логическая интегральная схема) и мини ЭВМ и все задания на программиро-вания, алгоритмы решения задач, которые позволили создать систему, остались у меня. И очень печально, что продолжение деятельности в этой области может заглохнуть. Кроме обработки данных во время сеансов работы предлагалось организовать в этой области экспертную систему для обучения и совершенство-вания систем. Но понятно из ранее описанного, что обратиться для этого было не к кому. Для правильной организации системы использовались многочисленные информационные данные из зарубежной и нашей литературы о развитии техники, о сигналах, с которыми  должна работать наша аппаратура, а также технологии работы целей. Оставить их тоже было некому.
Также у меня остались материалы моделирования работы системы в различных сложных условиях и сравнительные табли-цы характеристик нашей системы с зарубежными.
Отдельная история с документами, связанными с моей ра-ботой в 70-х годах, когда я занимался разработкой унифициро-ванной системы обработки информации. В эту аппаратуру я вложил функции, обеспечивающие работу комплексов средств: идентификацию сигналов, принимаемых на различных постах и определение местоположения целей. По идентификации сигна-лов я писал диссертацию и заложил в аппаратуру различные виды идентификации для различных случаев работы. По определению местоположения целей также были заложены несколько методов ( в том числе и по моему изобретению ), обеспечивающих точный расчет в широком пространстве и различных случаях приема сигналов ( я об этом упоминал ) и используемых за рубежом только не так давно. Для того чтобы обеспечить автоматический выбор подходящего наиболее точного метода расчета были все ситуации многочисленно промоделированы и заложены в аппаратуру. И эти материалы оказались бесхозными и их очевидно надо уничтожить. Это вместо продолжения полезной деятельности последователями, иметь которых я всегда стре-мился, но почва была не плодородной.
Вчера у меня был счастливый день, я пообщался с внуком. Сева пришел с Яном, которому 10 месяцев. Прелестный мальчик, очень подвижный и общительный. Сева  занимался стиркой на руках с Яном, т.к. он на столько вертлявый, что оставить его опасно. Мне очень понравился Сева своим отношением и умением, любовью к ребенку. Я с ним с удовольствием поиграл и побаловался.
Мне повезло снова прослушать стихи Анны Ахматовой в ис-полнении одаренной Светланы Крючковой, раскрывающей трагическую судьбу поэтессы. Она это оригинально выразила в виде долгого вскрика А-А-А-… , прослеживаемого в ее псевдони-ме, взятом Горенко у ее давнего предка. Трагичными были и жизни близких ей людей Николая и Льва Гумилевых. Лекции Льва Гумилева о истории Человечества, излагаемые им на основе своей изумительной теории о законах зарождения, развития и умирания цивилизаций, я слушал с огромным интересом, несмотря на дефекты его речи. Постичь глубину одаренных поэтов невозможно, читая их стихи, и это нам помогают одолеть актеры с большой буквы, долго и талантливо работающие над этим. Так Вениамин Смехов в своих Вечерах и поэтических спектаклях раскрывает могущество русской поэзии и в Золотой ее Век (романтизма) и Серебряный Век (модернизма), в трудное время Советской власти и поэтов-фронтовиков. Это ошеломляет и учит нас быть людьми.
Яну год! Пришел Сева починить кран и принес кучу снимков Яна. Прелесть! Я отобрал себе фотографии и несколько поместил в своем facebook. Я не напрасно ждал и надеялся, что в Севе оживет все человеческое, что в нем виделось и было запрятано ужасным воспитанием. С каждым днем проявляется все больше приятного и общение с ним радует. Я счастлив.
Приближается мой день рождения. Глебова Наташа уехала в Москву на юбилей своей подруги и поздравила меня рано утром по skype. А я с Глебом поехали в ресторан “Наша дача” в Курортном районе и отметили мой день вкусной пищей. Глеб подарил мне сканер. Я его уже использовал для помещения фотографий в мой facebook (о моей цели в facebook я расскажу попозже). А на другой день Глеб и Наташа приехали ко мне, и мы пообщались за чаем с пиццей. Сева поздравить меня пришел с Яном, и мы часа два гуляли по нашей очень зеленой улице. Ян только начал ходить и ходит с большим удовольствием, очень подвижный и энергичный мальчик и уже пытается освоить сооружения на детских площадках. Помимо поздравлений родственников, друзей и знакомых меня обрадовало очень теплое поздравление от Киры, хотя она чувствует себя не очень бодро.
Только что пришел Сева с Яном и потащил меня на прогул-ку, несмотря на приличный дождь. Яна Сева упаковал в коляску, прошлый раз Ян гулял на ножках и на папиных плечах. И мы сделали большой круг и через “Серебку” (это у нас прелестный небольшой парк с озером и серебристыми ивами ) вернулись домой. А вокруг буйно цветет сирень, ее у нас много, и жасмин, белеют конусы на каштанах, поют птички. Весна в расцвете. Это все у нас перед домом на улице.
Вначале возможности facebook не произвели на меня впе-чатления его полезного использования. Но постепенно в нем я стал формировать нашу семейную фотобиографию и увлекся. И родственникам тоже это понравилось и оказалось полезным делом. Старые фотографии пылятся в ящиках и их мало кто видит, а сейчас вместе с новыми они формируют историю большой семьи на долгое время. Этим можно будет воспользоваться многим нашим родственникам и продолжать ее формирование. Я сам периодически ее просматриваю с большим воодушевлением.
Великолепный поступок совершила французская чета из го-родка Флоренсак Мишилин и Жан-Клод Магэ, передав родителям молодого офицера героически погибшего в Сирии Александра Прохоренко семейные награды предков в первую мировую войну ( орден Почетного легиона и Военный крест ). Это всколыхнуло мои добрые всегдашние отношения к Франции и французам. Росли мы на произведениях Дюма и Жуль Верна, Дрюона и Сент-Экзюпери, а потом Гюго, Золя, Стендаля и Бальзака и многих других. Поэтому знали ее историю, культуру и быт и любили Францию. Вообще у России и Франции всегда были близкие отношения, несмотря на периодические конфронтации ( Наполеон, Севастополь и пр.). Русская аристократия общалась на французском, детей учили французские гувернеры, а в России служили видные деятели-французы. Россияне привозили из Франции многие различные идеи в различных областях ( полити-ке, культуре и моде). Поэтому нынешнее положение вещей как во Франции, так и во всей Европе вызывает и удивление и огромное сожаление.
На немецкой литературе мы тоже учились и с Гете и Гейне, Шиллером, братьями Гримм и более поздними Ремарком, братьями Манн, Фейхтвангером, Беллем и т.д. Русский престол занимали немецкие принцессы, а немцы массово эмигрировали в Россию, занимая для жизни целые районы на Украине, в Одессе, в Поволжье (со столицей немецкой автономии в г. Энгельс), Урале и в Сибири. Вспомним о немецкой слободе в Москве, где Петр I проводил свои юные годы и оттачивал свои будущие замыслы. А в Петербурге были места, насыщенные немецкой жизнью ( лютеранские церкви, кладбища, магазины и аптеки и пр.). Таким образом, несмотря на жестокие войны, у нас были тесные отношения и взаимные дела.
Непревзойденная Италия, страна древней истории, зодче-ства, художества и ваяния, страна музыки и песни. Нам тоже досталась частичка ее архитектуры и скульптуры. Наши художни-ки и певцы регулярно ездили в Италию на обучение и  стажировку и у нас итальянцы приживались, находя широкое поле для творчества. Так что Италию трудно отнять из нашей души.
Англия нас тоже всегда привлекала своим укладом не-сколько отличным от остальной Европы в силу своего островного расположения и истории развития. С наших сцен не сходят произведения Шекспира, Б. Шоу, Теккерея и др. Мы увлекаемся Байроном, Майн Ридом, Свифтом, Шелли. Диккенсом и Голсуор-си. Англия всегда с нами.
Эти и другие страны Европы, некогда могущественные и самобытные, были колониальными державами со своим нацио-нальным лицом, бытом и культурой, превратились сами в колонии дядюшки Сэма. Для этого Европа была насыщена войсками и зарубежными чиновниками, которые ее ведут куда нужно. Также ее превратили в однообразную снивелированную массу, в которой постепенно стираются уникальные националь-ные черты. Каждая европейская страна отличалась своим характерным национальным уникальным типом населения и психологии. Вначале отдельные руководители пытались этому противодействовать, но были быстро сменены людьми серыми, способными к послушанию. И эти люди охотно и даже с вооду-шевлением исполняют все предписания, в основном не порядоч-ные, наносящие вред всему человечеству, в том числе и себе.
И очень печально как на похоронах наблюдать на закат ко-гда-то блестящей Европы. Как говорят, что разум оставил Европу. А началось это еще в 50-60-тые годы прошлого века, когда появились движения битников и затем хиппи-людей с явно нездоровой психикой, требующих разрушения общества и жизни свободных людей ради удовольствий. А затем гомосексуалисты потребовали прав, движение ”чайлд-фри”-жизнь без детей, начался распад семьи как основы человеческого общества. И как результат паталогического понимания равенства, свободы и ценностей Европа все больше загоняет себя в тупик. Все это напоминает падение великой Римской империи. И признаки этого все больше проявляются абсурдными правилами жизни.
Моей ближайшей родственнице нынче в Петербурге Ле-ночке Барышек исполнилось 70-ят лет, и я с Глебом участвовали в празднике по этому поводу в том же грузинском кафе, в котором отмечали свадьбу ее дочери Юли. Было очень тепло, сердечно и по домашнему уютно, который умело поддерживали хозяева кафе. Я там увиделся с многими знакомыми людьми, с которыми в предыдущие годы много раз встречался у Барышек: это и родственники Лены и друзья Барышек, с которыми и у меня образовались дружеские отношения (в том числе и “мой” доктор Саша Кучинский ). Было очень сердечно и весело, я, как всегда, танцевал с юбиляршей под хорошую музыку. Глеб тоже себя чувствовал комфортно, пообщался с Юлей, познакомился с многими приятными людьми. Я Глеба брал на семейные сбори-ща, когда он школьником жил у меня, приобщая его к семейному клану, считая это большим жизненным достоинством. В даль-нейшем я пытался и Севу к этому приобщить, но он сопротивлял-ся, не приученный маминым воспитанием к семейной верности.
На мировом небосклоне появилась новая патологическая “забава” “властителей земного шарика”- закрыть России доступ к мировому спорту. И за это взялись с психически нездоровым энтузиазмом. В первую очередь разгромили ФИФА и УЕФА, организации, нормально относящиеся к России. Затем определи-ли существенный ключик, позволяющий закрыть нам доступ в мировой спорт вообще. Узнали, что в нашем спорте для восста-новления здоровья применяют мельдоний, средство, применяе-мое в медицине для подержания здоровья у пожилых людей. И тут же его включили в допинг, хотя и непонятно на каком основа-нии. Вообще мне не ясно и я не слышал, чтобы у нас заинтересо-вались методикой определения допинговых средств и кто это делает, а просто с этим смирились. У меня сложилось впечатле-ние, что это сделано без оснований по приказу. И сразу стали перепроверять старые антидопинговые пробы и огульно обви-нять наших спортсменов и чиновников во всех грехах и не допускать к соревнованиям, т.е. рать спортивных чиновников приказное дело сделали. Меня удивляет покорное поведение наших чиновников, но радует спокойная реакция без злобы и паники. Бесконечно жаль спортсменов, отдающих все свои силы и эмоции своему делу.    
Меня заставляет задуматься, что происходит с нашей при-родой, на фоне непрерывных и повсеместных тяжелых природ-ных катаклизмов. События серьезные и требуют профессиональ-ного анализа. А в СМИ не чувствуется в мире озабоченность положением вещей. Может быть, в профессиональной печати эти проблемы обсуждаются, но не видна озабоченность. В основном все это относят на счет парникового эффекта, который мы сами себе создали, но боремся с ним чрезвычайно нехотя, т.к. это связано с заработками, т.е. с деньгами, а конец мира далеко и не при нас. Но это очевидная причина не единственная (есть еще периодические космические и планетные процессы, изменявшие нашу планету и не раз). Вообще мы живем на вулкане и все возможно. Можно еще вспомнить, что между событиями на Земле и природой существует некая связь. Было доказано, что перед большими войнами усиленно рождаются мальчики. А теперь на нашей планете происходит такое, что можно назвать геноцидом человечества, и это должно повлиять на поведение природных явлений. И в результате резко изменились условия нашей жизни, размываются времена года и даже наше существо-вание. И действительно можно заметить, множество людей не дорожат своей жизнью и бессмысленно увлекаются опасными трюками, часто стали выпадать из окна взрослые и дети. Ну а стрельбу по людям можно объяснить многими психологическими причинами: мир перенасыщен оружием и продолжает насы-щаться, большое количество людей воюют и обучаются изощ-ренно убивать, а после такого человек находится в трансе и требует долгой реабилитации (помню, что было с людьми, пришедшими с отечественной войны). Вообще психологическая атмосфера на земном шарике настолько возбуждена и не спокойна и опасна, что не может не отразиться на психике человека, и она продолжает нагнетаться. Как будто люди сошли с ума и их ждет бесславный конец. К этому еще природа также себя ведет. По этому случаю я разрядился стихотворением.
Природа сердится
В конторе бога шухер преогромный, Там катаклизмы всех мастей К нам рвутся в качестве гостей, Чтоб учинить налет погромный.
Вопреки порядку и законам, Не соблюдая время года И разрешенных мест природой, Толпою заспешили к нам.
Ошалело Землю поливают как хотят, Ветрами шальными продувают, Пожарами и жарою закаляют И молниями и градом нас бомбят.
Этому по всей Земле не рады. И это нам за явный непорядок, Который так жесток и гадок. И нет тут нам ни капельки пощады.


Глеб, Наташа и ее дочка Маша съездили в отпуск в полю-бившийся им горный Казахстан. И опять были довольны отды-хом. Прислали фотографии на фоне гор, я их поместил в своем facebook, и на них сразу же откликнулись много друзей и зна-комых.
Порадовали меня соревнования, устроенные у нас пара-лемпийцам взамен подлого и беспардонного устранения их участия в международных по инициативе и мелкой патологич-ной злобности руководства США. Реакция у нас конечно как к отвратительной нечеловеческой акции, но поведение относи-тельно спокойное. Надо признать, что наши спортивные чинов-ники отдали бесконтрольно в первую очередь антидопинговую структуру и все остальные в руки международных органов. И там можно творить, что заблагорассудится нашим недругам. А разум у них злобный, если можно это назвать разумом. Все это прекрасно описали наши детские произведения Чуковского, Успенского, Чаповецкого и др. и в поставленных по ним мульт-фильмах ( Бармалей в Добром докторе Айболит, Шепокляк в Крокодиле Гена и много др. ).
 В связи с этим, меня просто поражает процедура выборов президента штатов, которую сейчас много демонстрируют, она мало напоминает что-то разумное и демократичное, а больше представляет собой бессмысленное веселое  шоу, выстроенное за большие деньги. Тут и претендентов мизер и личности на столько обескураживающие, что становится понятными глупые действия президентов, и взаимные сплошные обвинения. А у меня раньше было убеждение, что США демократическая страна. Теперь понятно, почему такое творится в нашем мире. Твердая уверенность в своей исключительности ( что тоже не от ума ) превращает наш мир во всем в руины. Я не могу вспом-нить, чтобы хоть одно деяние штатов было добрым. Сейчас много показывают Сирию. Мы знаем, что там между Тигром и Евфратом зарождалась цивилизация, и видим, что история в современной Сирии сохранялась, видим большие города и селения, которые были благополучны и теперь разрушены, а жители безмерно страдают и мечтают вернуться к прежней жизни. Видно старание правительства в сложных условиях помочь обездоленным людям. И какая злая сила из-за своей глупости все это разрушает и порождает в нашем мире еще больше своих черных последователей.
Нынешний президент штатов говорит, что президентом у них должен быть человек, ненавидящий “ империю зла Рос-сию”, а не другой. Таким образом вмешивается в процедуру выборов. И это называется страна свободы и демократии. Все больше вскрываются событий полностью это исключающие и вызывающие шоковую реакцию. Да, наша страна была импе-рией зла при Сталине и глупости последующие годы. Но теперь, живя в России, чувствуется человеческая атмосфера.
Слежу я за состоянием в нашей стране. И вижу в первую очередь разумные старания правительства обустроить нашу жизнь. Я отмечал, что наша страна уникальна по протяженности и по национальному составу, живущему в своих регионах, со своим языком, бытом и культурой, со своими природными условиями. И мирным общежитием все это сохраняется и поддерживается. Уникальная страна. Может служить примером для всего мира. Эти условия требуют множества усилий, кото-рые повсеместно и предпринимаются. Общая атмосфера дело-вая, спокойная, профессиональная и разумная, несмотря на значительные сложности в бытии и на внешние давления нера-зумного мира, активно привлекаются к полноценной и между-народной жизни раннее заштатные города и  районы. Радует, что судьба подарила нам основных правителей, страстно боле-ющих за душу нашей страны и старающихся осуществить все что возможно, а не отсидеться. Но не все это видят, а надо бы. И дай бог, чтобы и далее мы управлялись такого рода людьми.
Просмотрел я большой концерт выступлений национальных коллективов, которые регулярно проводятся в нашей стране и с большим энтузиазмом воспринимаются и участниками и зри-телями. И тут мы видим все разнообразие нашей страны. Тан-цуют и поют многочисленные народы побережья Ледовитого океана в  своих теплых одеждах и в своих традициях, много-численные темпераментные народы Северного Кавказа отме-чаются в отчаянных плясках мужчин и плавных движениях женщин. Выступают ансамбли многих десятков народностей Поволжья и даже староверы Сибири. Панорама всеобъемлю-щая демонстрирует наше разумное общежитие. Каждый народ живет на своей родной земле и осуществляет свою националь-ную атмосферу при полной поддержке всей России.
Последние события вручения ордена Героя России родите-лям погибшего дагестанского полицейского произвели глубо-чайшее впечатление обстановкой общей печали и глубочайшего сочувствия. Истинная доброта живет в нашем обществе, и она проявляется и в нашем отношении к внешнему миру.
Меня удивляет надежда договориться с явными руководи-телями непорядочного толка ( мягко говоря ): это насчет зами-рения на Украине и общие дела в Сирии с американцами. Зло и ненависть к России и отсутствие разума настолько велики, что тут можно ожидать подлости и ложных обвинительных подде-лок. И так оно и происходит. Ненавистны дела России в борьбе с общечеловеческим злом и помощью, угнетаемых злом, людям. И это даже во вред себе, лишь бы навредить нам.
Александр Александрович Зиновьев, известный социальный философ, вначале XXI века отметил: “Начался XXI век, но вместо обещанного футурологами необычайного прогресса во всех сферах человеческого бытия мы наблюдаем глобальное помутнение умов и поворот к дремучему мракобесию”.
Точнее выразить суть развития нынешнего человеческого существования нельзя. И мы это с болью наблюдаем, а мир все более проваливается в болото низости. Я еще помню, когда нам обещали, что развитие технологий приведет даже в такой простой области как рабочий день к его снижению и освобож-дению человека для свободной творческой жизни. Но теперь еще дольше пытаются заставить трудиться во всех сферах деятельности. Образ жизни на планете действительно изме-нился, но, наряду с прогрессом, часто он сопровождается и психологическим воздействием на личности. И особенно паде-ние порядочности проявляется в области политики, которая наиболее негативно сказывается на существовании всего чело-вечества.
Просмотрел фильм “ Таинственная страсть “, поставленный Владом Фурманом по одноименной повести Василия Аксенова о шестидесятниках, о коротком времени оттепели и последую-щих депрессиях талантливых людей. И остался под огромным впечатлением от талантливого фильма, от прекрасного испол-нения молодых актеров, передавших ауру того времени, кото-рую я чувствую до сих пор. Как будто снова пережил те одухо-творенные события.
Наступило время глубокой осени, но зима пришла почти на всю нашу страну в своем самом неприглядном виде, парализуя нашу жизнь во всех ее аспектах. И все необычно рано и снега слишком много, и дождей, и обледенений. Наши жизненные сооружения этого не выдерживают. Не напрасно я выразил некоторую тревогу о состоянии нашего существования в усло-виях человеческих и природных катаклизмов.
Я уже писал, что меня радует добрые отношения к детям в нашей стране. Это на фоне пагубного влияния интернета на психику детей. Регулярно собирают одаренных детей для представления своих работ и проведения мастер-классов  специалистами и учеными. Организуются представления та-лантливых детей в различных видах искусств. И даже создаются юношеские теневые органы управления страной. Я думаю, что это приведет к интеллектуальному развитию нашего общества. Даже в советское время некоторая теплая вспышка в обучении детей привела к появлению многих талантов.
Заканчивается и 2016 год, встречать Новый Год буду с Гле-бом и Наташей и ее родственниками. Глеб и Наташа не поедут на этот раз в Финляндию, т.к. у них заботы с окончанием строи-тельства жилья во Всеволожске. Но они съездили на три дня в Прагу, где провели время с удовольствием, присылая мне фотографии. А Сева уехал всей семьей на отдых в Таиланд до 28 декабря. В его день рождения 23-го я не смогу его поздравить, это огорчительно, но скайпа у меня с ним нет (он им не пользуется). Я просил Глеба свести меня в магазин для приоб-ретения новогодних подарков. И он с Наташей приехали за мной в 8-ом часу вечера, и мы поехали в IKEA. А там, хотя и поздно, демонстрация народа и с малыми детьми, и все во-одушевленно гуляют по огромному пространству магазина и перекусывают в кафе. Поражает умная продуманность всех деталей заведения до мелочей, приводящая без всякой опеки свободно гулять целыми семьями, развлекаясь и обязательно что-то покупая, в течении всего дня. Я вспомнил, что в прошлом веке в США был период, когда руководители государственных и частных компаний менялись местами для обучения эффектив-ной работе государственных служащих. И это все здорово и обеспечивает основную цель-шопинг (на русском довольно неблагозвучно звучит, лучше продажа: сейчас так много ино-странных слов  в речи, что я иногда не понимаю о чем говорят). Но у меня возникла мысль, что это имеет и отрицательный эффект, т.к. приучая к такому проведению времени, отвлекает от творческих занятий. Я как раз “поучаствовал”  в конкурсе “Синяя птица” и нахожусь в восторженном состоянии, хотя смотрел этот конкурс не первый раз. С “Синей птицей” Метер-линка я познакомился еще в сороковые годы в Киеве, когда МХАТ привозил спектакль. А тут я увидел как дети от пяти лет во всех видах искусств: от народной до оперной музыки, от цирковых номеров до джаза и всех других, профессионально и уверенно с высочайшим уровнем исполняют свои выступления, и что восторгам жюри и зрителей нет предела. Захватывает атмосфера всеобщей любви и обожания детей. И у мастистых членов жюри и зрителей появлялись слезы  умиления и у меня тоже. Если вспомнить советскую Россию, несмотря на злую глупость правящих структур, в стране проявлялась интеллекту-альная суть ее общества. Это можно было видеть и в литерату-ре, науке, в стремлении к качественному обучению, к понятию о смысле жизни. Мне прививали понятие мещанство, которое говорило, что стремиться надо к высокому, а не к своему обо-гащению. Ясно, что смысл в компромиссе.
Встретил я Новый Год в семейной Наташиной компании, у ее мамы. Была теплая обстановка. Меня одарили подарками. Глеб привез меня домой в 4 30.
Глядя на то- что происходит в человеческом обществе труд-но удержаться, чтобы не ощутить его шоковое состояние. Овцы за долгие годы, приученные к пастуху, вдруг оказались само-стоятельны. (это в первую очередь Европа и многие другие). И это тайные силы, правящие миром и долгое время готовящие своих ставленников на управляющие должности, неожиданно оказались в проигрыше. От отчаяния они пытаются дело испра-вить и вернуть взор к женщине, непрезентабельнее которой трудно отыскать. Я удивляюсь американскому обществу, кото-рое не видит жалкое состояние личности, которую хотят видеть в своем президенте. Но рано или поздно это должно было произойти, так дольше продолжаться не может. Порядки суще-ствования человечества должны меняться. И по моему твердо-му мнению надо менять многое в экономике, в первую очередь лишать возможности владеть половиной богатств Земли не-скольким личностям- это приводит к тем обескураживающим делам в мире, которые мы переживаем.
Появились статьи, утверждающие, что уровень образования в Штатах очень сильно снизился и привел к сильному снижению интеллекта общества, к выращиванию бездельников и неучей. И что это привело к плачевным результатам в стране и во всем мире. Очень печально это наблюдать в стране, которая была блестящей и к которой мы относились с почтением. Но радует, что эта чехарда с “ дебильной свободой во всем и от всего” нас не коснулась и мы наблюдаем усилия по воспитанию высокообразованных людей. Это конечно то, что сможет под-нять уровень нашего общества.
У нас большая радость, Яну исполнилось два года. Сева привел его ко мне. Мальчик прелестный и хорошо развивается. Я с удовольствием с ним пообщался, т.к. я его сейчас не часто вижу. Но начинается весна, и я надеюсь видеться с ним чаще.
Но весне всё труднее пробиться сквозь сплошные природ-ные катаклизмы. Обычно к моему дню рождения она уже устанавливалась и зацветала, а нынче я радуюсь малейшим появлениям зелени, фотографирую и помещаю в facebook, делясь восторгом.
Моё 90-летие я с Глебом и Наташей тепло отметили в ре-сторанчике, а меня одарили колоссальным букетом чайных роз и подарком. Сева также принёс букет алых роз и подарок. Устраивать домашнее пиршество у себя, как я это делал ранее, у меня не было ни желания, ни энергии. Было множество по-здравлений по разным каналам. Вообще вошёл в десятое десятилетие как-то незаметно, но в то же время и очень замет-но.
Наблюдаю за положением дел в мире. Восхищаюсь энерги-ей, доброжелательностью даже в общении с “неприятелями”, компетентностью во всех делах, трудолюбием и вообще любо-вью к людям и стране нашего президента, чего не было много-много лет в нашей стране, а может быть и в мире. Его попытки образумить человеческое существование. Но это проходит ой как трудно.
Меня также поражает Сирия по кратким показам её тепе-решнего состояния. Но чувствуется, что там была вполне нор-мальная жизнь. Сохранялась древнейшая история человеческой цивилизации с научной работой, а сейчас сразу же приступили к восстановлению порушенного. Вообще несмотря на тяжёлые условия в освобождённых местах идёт восстановление медицины, которая там видно была на хорошем уровне, энергетики, высшего и школьного образования, древнейших ремёсел чеканки  и кузнечных изделий, которые передавались в семьях из поколений в поколение, и многое другого. И как люди радуются, возвращаясь в свои разрушенные дома. Сколь-ко надо иметь зла, чтобы разрушать человеческую жизнь без малейшей причины. Сколько дьявольского сохранилось в людях. К слову, я вспомнил о замечательных виртуозах в Даге-стане, о которых раньше много говорили и показывали, это и тонкие ремёсла, стихотворцы (Расул Гамзатов из аула Цада, например), канатоходцы, циркачи и многое другое, веками присущие отдельным селениям. А теперь почему-то об этом не вспоминают. Но сегодня показали весёлый Сабантуй ( праздник сбора урожая) в Саратовской земле, на которой проживают до 40% населения волжские тюркские народы с далёких историче-ских времён, и всё население вместе веселятся.
Прошедший в Екатеринбурге Форум и промвыставка “Ин-нопром” опять обратила моё внимание на бурное развитие инноваций, меняющих нашу жизнь в корне. Это конечно захва-тывает. Я в своей работе с этим постоянно сталкивался, чтобы добиться нужного быстродействия приходилось городить параллельные структуры. И всё менялось на глазах, но теперь происходит это с космической скоростью и будет менять чело-веческое существование заменой во многом роботами. В Ле-нинграде в старое время был создан НИИ робототехники, вселившийся в новое здание необычной архитектуры с претен-зией на необычность. Некоторые из наших сотрудников пере-шли туда работать. Но значимых результатов там не добились. А теперь малые дети создают различные роботы, осуществля-ющие тонкие нужные функции. Правда, к этому созданы мало-габаритные вычислительные многоядерные процессоры, раз-личные датчики и исполнительные элементы, основанные на новых наноматериалах и технологиях изготовления. Это создаёт возможности добиваться многого, что ранее было невозможно. И пошла эпоха масштабного внедрения роботов, искус-ственного интеллекта, во все сферы жизни.
Но при этом возникают мысли о другой стороне, на воздей-ствие на человеческую психологию. Человек ведь создан на определённые условия существования, на ограниченный темп жизни, а теперь происходит бешеное убыстрение. Недаром высокие умы предвидели негативное влияние цивилизации.
Так З.Фрейд писал: ”Мы живём в очень странное время и с удивлением отмечаем, что прогресс идёт в ногу с варварством”.
А великий А.Эйнштейн говорил: “Я боюсь, что обязательно наступит день, когда технологии превзойдут простое  человече-ское общение. И тогда мир получит поколение идиотов”. И признаки этого можем сейчас наблюдать.
А.Зиновьев утверждал: ”Начался XXI век, но вместо обе-щанного необычайного прогресса во всех сферах человеческого бытия мы наблюдаем  глобальное помутнение умов и поворот к дремучему мракобесию”.
Я думаю, что большим психологам необходимо серьёзно задуматься и оградить будущее человечество от большой опасности.
Есть ещё одна негативная сторона размножения искус-ственного интеллекта. Никто не может предсказать как себя поведёт сообщество искусственного разума. Не возьмёт ли оно правила существования в свои руки. Даже такая “безобидная игра” fidget spinner проявляет себя в качестве покорителя человека. Надо хорошенько думать об этом.
Заодно, не мешает оценить влияние обилия иностранных слов, засоривших русский язык. Я иногда даже не понимаю, о чём идёт речь. Я надеюсь, что великие наши русисты занима-ются чистотой языка.
Я часто обращаю внимание на состояние наших детей. По-мимо удовольствия смотреть на детей, их воспитание и уровень интеллекта определят состояние нашей страны в будущем, достигнет ли она высокого уровня внутренней культуры и жизни. И часто вижу активное поощрение и воспитание такой молодёжи. В образовательном центре “Сириус” в Сочи 800 одаренных детей из 66 регионов страны проходили обучение и отдых. На встречу к ним приехал президент, и там состоялось совершенно раскованное общение в течение  трёх часов. Меня поразили полная независимость ребят, задававших президенту настолько выразительные вопросы, что журналистам стоит у них поучиться. Меня восхитил президент, который умеет разго-варивать с людьми самого высокого уровня в самых сложных условиях. А тут он стал полностью самим собой, без всякой рисовки и с большой радостью открыто делился самым сокро-венным и задумывался над сложными детскими вопросами, ища в себе внутреннее понимание. Это вселяет надежду.
Несколько слов о президенте. Я уже писал, что нам повезло с сильным и целенаправленным человеком, приобрёвшим эти твёрдые свойства в занятиях дзюдо и сумевшим нас вытащить из омута. Наблюдая за его деятельностью, видишь ум и спо-собности охватить весь необозримый уровень проблем, суще-ствующих в процессе становления такой огромной и сложной страны. Видна истинная любовь к стране и её людям и умение улучшать их положение, стремление демократизировать обще-ство. Огромная работоспособность позволяет быть в курсе всех дел, происходящих в стране и мире. Умение подбирать кадры на всех постах позволяет добиваться успехов в сложных усло-виях. Стремление советоваться с различными общественными организациями, которые специально для этого и для обще-ственного контроля и работы созданы. Миролюбивое отноше-ние ко всем и стремление улучшать их даже с заядлыми нена-вистниками и при этом не подаваться ни малейшим ущемлени-ям интересам страны.