Бальзам на раненую душу

Детские воспоминания порой таят в себе гамму самых волшебных и неповторимых чувств, окунаясь в которые, можно исцелиться от многих ран взрослой жизни.
Помню, жила в последнем подъезде нашего дома одинокая старушка. От других бабуль её отличало многое, а точнее сказать – всё: начиная одеждой и заканчивая манерами. Называть её бабушкой даже как-то язык не поворачивался. Скорее, это была интеллигентная леди почтенного возраста, лет восьмидесяти пяти, а может и больше.
Одевалась она всегда в длинные, по фигуре, платья со сменными манжетами и воротничком. Мода на них давно прошла и, кроме нас, советских школьниц, никто уже не пришивал манжеты с воротничками к платьям. Поэтому соседи смотрели на неё с явным удивлением, если не сказать, с жалостью – мол, ослабла умом, что с неё возьмёшь… А я, в свою очередь, с удивлением смотрела на соседей, поскольку для меня её появление было настоящим подарком, незабываемой сменой декораций.
Её серебристые волосы всегда были аккуратно уложены в элегантный пучок, а величественная осанка и гордая посадка головы выдавали в ней настоящую аристократку. Особенно она выделялась на фоне тех соседских бабок, (как мы называли их тогда между собой), которые не стеснялись выйти в булочную в старом засаленном халате без нескольких пуговиц или в растянутых трико и майке с пятнами. Чтобы заметить такой диссонанс, необязательно было родиться эстетом.
Не помню, как произошло наше знакомство, но только с тех пор я стала почти ежедневно бывать у неё в гостях. Мне тогда было лет восемь или девять. Как и все девчонки, я очень любила гонять на роликах, играть в «Казаки-разбойники» и другие игры. Но только не в то время, когда меня приглашала к себе моя новая знакомая. Имени её, к сожалению, я не помню. Зато отлично помню обстановку её уютной маленькой квартирки.
Жила она в одиночестве в тесной однокомнатной хрущёвке, где царил какой-то неповторимый торжественный дух. Светлая комнатка была обставлена старинной мебелью, состоявшей из кровати, круглого тяжёлого стола, нескольких стульев, пары изящных кресел, серванта и старого комода. Атласная обивка стульев и кресел цвета слоновой кости сразу привлекала внимание. Подобные им я видела только в музеях и в фильмах о царской семье.
Я подолгу засиживалась у неё за чаем, который каждый раз неизменно подавался в красивых чашках из тончайшего фарфора, в коем я неплохо разбиралась благодаря хорошему вкусу моих родителей. Мы часами могли проводить за беседой, которая всегда носила характер живого диалога. Если старушка рассказывала о своей жизни, то попутно я засыпала её вопросами, которым, казалось, не было конца. Она была интересной рассказчицей, а я – заядлой почемучкой. Когда же наставал мой черёд поведать о своей наполненной озорством и пока не очень долгой жизни, то моя почтенная подруга, не желая оставаться в долгу, также с интересом расспрашивала меня обо всём. Это был удивительный альянс двух родственных душ.
Но самое яркое впечатление на меня произвела её коллекция старинных кукол, в определённом порядке расставленных на комоде, серванте и везде, где только позволяло свободное место. Никогда прежде мне не доводилось видеть таких удивительных кукол. У каждой из них было своё, неповторимое выражение лица. У одной глаза выражали неподдельную грусть, у другой – искреннее удивление, у третьей – оживляющую её радость. Целый мир таился в одном таком персонаже, не оставляя тени сомнений, что если бы он ожил, то смог бы поведать много интересных историй из своей непростой жизни. Невозможно было отвести глаз и от их одежд. Это были бесподобной красоты шикарные бальные наряды из парчи и шёлка у одних кокетливых барышень и скромные домашние платья из хлопка и льна, украшенные кружевом, у других. Туфельки на их ножках тоже были очень изящными, элегантными и выглядели по-королевски дорого. Завершали образ кукольных леди великолепные причёски, о которых я, несмотря на свои косы почти до колен, могла в то время только мечтать.
Вряд ли я тогда отдавала себе отчёт в том, что  и м е н н о  меня так волновало и притягивало к этим милым и прекрасным феям, поселившимся по соседству со мной, но сейчас я абсолютно точно знаю, что глубоко в душе я испытывала безотчётную тоску по тем временам, когда женщин называли «Дамы», а мужчин – «Господа». Тоску по целомудренным отношениям, правильному воспитанию, умению вести беседу и ещё многому тому, чего мы, в большинстве своём, были уже лишены. Не говоря уже о нарядах…
Каждый раз, когда я вспоминаю о тех драгоценных часах, проведённых с моей мудрой и благородной приятельницей, меня окутывает приятная грусть и чувство глубокой благодарности моей судьбе, которая преподнесла мне по-настоящему щедрый подарок, познакомив меня с удивительной женщиной из другой эпохи.