Август

  Серпень, жнивень. Выцветший ситец неба. Безбрежный шатёр над дышащей жаром землёй. Ветерок притих, едва шевелится в ещё зелёных и свежих, но уже чуть усталых луговых и лесных травах.
 Красные дни. Страда и страдание.
 Тёмные от пота рубахи, ручьи соли на лицах. Рябит в глазах от зноя и движений с косой и граблями в руках, от марева солнца и света. Ещё кое-где всплывают в отдалённых деревнях и частных хозяйствах такие картинки. Травы накосить для коровок и лошадей, газон возле дома выровнять. Не всем по нраву вой электрокосилки, противный запах бензина. Там на больших, вчера ещё колхозных полях, рокочут с утра до ночи комбайны, густая пыль и труха от срезанных стеблей и колосьев стоят в воздухе, не давая дышать. А здесь вжикают косы, как сто, двести, тысячу лет назад, и жнецы, вытирая рукавом рубахи потное лицо, посматривают на небо: не собирается ли дождь. На вылинявшем куполе шатра, по краям, проступают белые пятна облаков. Они не двигаются, словно припечённые к противню неба, такие нежные, млечные, точно нарисованные воздушной гуашью. Но всё под солнцем изменчиво. Дохнёт далёкое северное море, оживут паруса облаков, двинутся армадой на юг, захватывая новые и новые пространства империи по имени синь - и, глядь, на утро уже потемнели лазурные очи небес, зарокотали жернова небесной мельницы, не дожидаясь помола. Пошли гулять по полю волны размётанных скошенных трав. А там и последний тёплый ливень обрушит на землю из гигантского сита тонны небесной влаги.