о кумирах

Первого своего кумира я сотворила по малолетству в Борисполе, где провела тогда целый месяц с родителями. Формально -- с родителями. На самом деле я целыми днями бродила по городку с соседскими мальчишками на целых три года меня старше. Кажется это был август, потому что асфальт плавился от жары, и на нём оставались следы даже от детских сандалий. Сотворенный кумир был другом моего юного отца, умел летать на большом самолёте и мечтал стать разведчиком. Он любил поговорить об этом. Моя, ещё более, чем отец, юная матушка бегала вечерами с мамами соседских мальчишек на танцы. И квартира оставалась в полном распоряжении мужчин. И меня. Хотя -- кто меня принимал всерьёз. Конечно, никто из этих юных созданий, внезапно ставших родителями или их друзьями. Так что в такие вечера я засыпала в кресле под громкие мужские споры о чём-то по-взрослому важном. Лампа светила в глаза, остывающий воздух через открытое окно наполнял комнату прохладой, и жизнь пульсировала молодостью и надеждами.

Наверное, была какая-то закономерность обретения моих кумиров. Возможно это происходило тогда, когда мне не хватало разнообразия и оттенков вкуса к жизни. Или просто было холодно. В конце концов кумиры надоели мне, я купила клетчатый плед, наварила сорок банок варенья, и научилась согреваться в осенних сумерках обычными средствами. Но один кумир остался. Конечно, он здорово поблек и поизносился за долгие годы. И всё же иногда я слышу его голос. Странность в том, что теперь это происходит вовсе не тогда, когда я мёрзну, а когда надежда начинает вновь пульсировать во мне горячим кровотоком.

>>> Тип изящного мало-помалу изглаживается из моей памяти. Напрасно ищу его в книгах, в произведениях искусств, в видимом, окружающем меня мире. Красота для меня — баснословное предание; символ граций — иероглиф необъяснимый. В глубине казематов мой сон был исполнен мечтаний поэтических; теперь он спокоен, но нет видений и впечатлений. Излагая мысли, я нахожу доводы к подтверждению истины; но слово, убеждающее без доказательств, не начертывается уже пером моим. Иногда я жажду аккорда, черты, оттенка, слова; иногда хотел бы истребить эти формы, стесняющие сношения между умами и свидетельствующие наше падение. К полноте бытия моего недостает ощущений опасности. Я так часто встречал смерть на охоте, в поединках в сражениях, в борьбах политических, что опасность стала привычкою, необходимостью для развития моих способностей. Здесь нет опасности. В челноке переплываю Ангару, но волны ее спокойны. В лесах встречаю разбойников; они просят подаяния. Тишина, происходящая от таких прозаических обстоятельств, может быть, прилична толпе, которая влечется постороннею силою и любит останавливаться, чтоб отдыхать на пути. Я желаю, напротив того, окончить странствование, перейти за пределы, отделяющие нас от существ прославленных, вкусить спокойствие, которым они наслаждаются в полном познании истины. Мое земное послание исполнилось. Проходя сквозь толпу, я сказал, что нужно было знать моим соотечественникам. Оставляю письмена мои законным наследникам мысли, как пророк оставил свой плащ ученику, заменившему его на берегах Иордана.<<<