Запахи

(отрывок из повести)

Молодая медведица замерла, принюхиваясь: очередной порыв ветра донёс еле уловимый сладкий, дурманящий запах.
Встав на задние лапы, вытянулась, усиленно фильтровала воздух.
Запах стал более плотным, более сильным. 
И он влёк к себе, притягивал, манил. Даром, что к нему примешивался запах человеческого жилья, который молодая медведица тоже знала и остерегалась до этого случая. Обходила стороной.
Но сейчас она пошла на манящий запах, совершенно забыв об опасности запаха человеческого жилья. 
Такой запах она уже слышала в своей жизни один раз, когда её мать – старая медведица, привела когда-то  двоих своих детёнышей  к высокой старой липе на опушке большого леса.
Они, дети, остались внизу, а мать взобралась на дерево.
Вот тогда на детишек пахнуло сладковатым, дурманящим запахом.
Но, помимо запаха, в привычные лесные звуки тогда добавились ранее неведомые звуки-жужжания. Они были назойливы, злы.
Когда мать спустилась вниз, к звукам добавилось несметное количество жужжащих мелких существ. Тогда ещё медвежата не были знакомы с дикими пчёлами, и не понимали всего.
Мать стала настойчиво принуждать детей взбираться на дерево.
Впрочем, почему принуждать? Тот, притягательный запах влёк к себе, манил, звал неудержимо.
Первым отважился взобраться на дерево к источнику манящего запаха её брат-медвежонок. А она, его сестра, оставалась ещё внизу, никак не могла решиться.  Уж больно зловещи были те жужжащие звуки. И высота дерева была пока ещё не исследованной: так высоко она ещё не лазила самостоятельно.
Мать-медведица подалась вслед медвежонку, подталкивая того мордой.
А она, его сестра, продолжала бегать внизу вокруг дерева, то и дело порывалась лезть следом, но её всё ещё пугали эти маленькие летающие существа. И высота пугала. И она отступала, неотрывно наблюдая за матерью и братом с земли.
Старая медведица засунула лапу в дупло, потом принялась облизывать её под непрестанным жужжанием  тёмного роя незнакомцев.
Она видела, как брат последовал примеру матери, засунул и свою лапку в дупло, туда, откуда продолжали и продолжали вылетать маленькие злые существа.
Ещё она обратила внимание, как эти незнакомцы накинулись на брата, почти скрыв за собой маленького медвежонка.
А потом она увидела, как летел её брат с высоты, ударяясь об сучья, как он упал у старой липы.
Падающего медвежонка всё время сопровождала жужжащая туча.
Не оставила эта туча его и на земле, где он корчился от боли и жалобно, по-детски ревел. 
Преодолев страх перед злобным жужжанием, она подошла к брату. Но не из-за чувства сострадания. Это чувство не было ведомо ей.
Её влёк запах: притягательный, манящий, дурманящий, и от того желанный, который теперь исходил от братца.
Она лизнула лапу брата, ту лапу, которая побывала в дупле, и в тот же миг почувствовала ранее неведомый удивительно сладкий, немного терпкий, с едва различимой кислинкой вкус. 
Потом продолжала вылизывать лапу, пока этот вкус не кончился совсем. 
Она не поняла, почему брат больше не двигается.
Да это её и не волновало.
Ей хотелось ощущать потрясающий вкус ещё и ещё, бесконечно долго, много- много раз.
И она смело стала взбираться на дерево, туда, где ещё была её мать, туда, откуда исходил столь притягательный и дурманящий запах.
Мать уступила ей место у дупла.
Маленькая медведица без раздумий и страха проникла своей лапкой в источник лакомства. То, что её облепили злобные жужжащие хозяева источника, малышка внимания не обращала, хотя и было больно. Её заботило иное: как не сорваться вслед брату, и как проникнуть туда, в эту не очень широкую щель с безумно вкусным яством. 
Извернувшись, кое-как ущемив в дупло одновременно и лапку и голову, маленькая сластёна приступила наслаждаться вкуснятиной, снаружи намертво вонзив коготки в мягкую кору дерева.
Она черпала лапкой всё то, что было в дупле,  не отделяя ни восковые соты, ни саму сладость, ни хозяев дупла. Ела всё вместе.  Подносила ко рту, и проглатывала, не жуя, не растягивая удовольствие, не смакуя. 
Наслаждение уже жило в этот момент в ней, и было неотъемлемо  с ни чем не сравнимым вкусом нового яства.
Ни боль, ни злобное жужжание, и даже шаткое, зыбкое и неуверенное положение на дереве не могли лишить её удовольствия.  Это было единым целым: боль, жужжание, наслаждение, опасность сорваться вниз.
Она готова была остаться в дупле навсегда, но рядом находилась мать, которая требовательно оттесняла малышку.
Пришлось подчиниться, но не сразу, а только тогда, когда маленькая медведица насытилась лакомством.
С полным желудком, довольная, она спустилась вниз, и уже на земле принялась избавляться от надоедливых и злых жужжащих существ.
Лапками очищала мордашку, каталась по земле, а то и кувыркалась через голову.
И когда спустилась вниз мать, малышка с трудом побежала за ней к речке, к воде. Полный желудок лакомства не позволял резво бежать, и она скорее не бежала, а с трудом переваливалась с боку на бок, имитируя бег, трюхала. Мама понимала дочку, и не спешила. А может тоже насытилась.
Медведица-мама смело шагнула в реку, принялась плескаться, и нежно, но требовательно ревела, приглашая в воду дочь.
Малышка подчинилась, и сразу же почувствовала облегчение от боли, которую причинили маленькие владельцы лакомства.
Утолив жажду, искупавшись, медведи уснули под старым дубом на краю обрыва по-над рекой.
Малышка спала, уткнув мордашку под бок матери.
Солнечные лучи бабьего лета ласкали, согревая.
Муравьёв тоже тянуло на сладкое, и они забирались в ноздри, щекотали там, отчего малышка фыркала во сне.
Старая медведица просыпалась тут же, зорко окидывала взглядом окрестности, и снова засыпала.
…Но сегодня молодая медведица была одна, без матери.
Они вместе перезимовали в одной берлоге две зимы. Но по весне старая медведица не проснулась.
Напрасно медвежонок ползал по матери, толкал мордашкой, будил.
Мать не просыпалась. И от неё стал исходить совершенно не материнский запах. 
Тухлый.
Молодая медведица была вынуждена одна покинуть родительский дом: голод влёк на свободу, к солнцу.
В то первое лето после мамы-медведицы, ей, маленькому, по сути, медвежонку, было безумно одиноко. А ещё очень голодно и очень страшно.
 Несколько раз она покидала берлогу в поисках пищи, но была вынуждена возвращаться обратно.  Без мамы страшно. И её влекла в берлогу мама. Пусть без движений она, но такая привычная, до боли знакомая. Потому что мама. С ней было не так страшно.
От матери стал исходить тяжёлый, но удивительно притягательный дух.
Сильный голод и притягательный дух накладывались друг на друга. И однажды малышка ткнула мордашкой в мамин бок, и он удивительным образом обнажил вдруг доселе скрытый от неё источник пищи. 
…К тому времени, как мама закончилась, её дочь уже настолько окрепла и подросла, что уже могла позволить себе надолго покидать родительский дом. Тем более, мамы уже  там почти не осталось. Так, жалкие остатки.
А ещё это место обнаружила росомаха. И находиться здесь становилось опасным.
Две последующие зимы молодая медведица уже провела одна. Но не в родительском доме. Она даже не стала разыскивать углублений, вывороченных корней больших деревьев. Нет. Она поступила проще: в чаще, в густом ельнике нашла место со свисающими к земле хвойными лапами. Три старые ели стояли рядом друг с другом. Их ветки переплетались. Большие, густые и тяжёлые, они  надёжно укрыли молодую медведицу в суровую сибирскую зиму.
Совсем недавно медведица почувствовала себя по-новому, необычно. Появились желания, ранее неизвестные ей.  Они, желания эти, будоражили, волновали, влекли к поиску сородичей. Она стала неспокойной, нервной, и даже злой без видимой на то причины.
То вырыла вдруг яму на берегу таёжной речушки, то, озорничая, сломала там же молодую берёзку. А то принималась кувыркаться через голову, танцевать на задних лапах.  И ревела утробно, глухо, словно жалуясь окружающему миру, или делилась с миром своей тревогой, своим новым состоянием, новым настроением и мироощущением.
Но когда появился ранее не знакомый ей матёрый медведь, она не только не испугалась, а, напротив, возрадовалась его появлению и с благодарностью приняла его ухаживания. Правда, потом изгнала его от себя, хотя медведь настойчиво навязывал ей своё присутствие.
…А сегодня она забрела на этот запах совершенно случайно.
Бродила в поисках пищи, и вдруг - запах!
И она пошла на него. Ибо этот запах будил в ней приятные воспоминания: присутствие рядом мамы и полный желудок удивительно вкусного лакомства.
Запах человеческого жилья она просто игнорировала.
Длинный забор из густого штакетника, одинокий дом вдалеке, в противоположной лесу стороне, густой сад. И там, в саду, три ряда ульев. Именно оттуда идёт притягательный, манящий и дурманящий запах.
Молодая медведица, не раздумывая, пошла на него.
Однако забор не поддался, не упал под её напором. Пришлось перелазить через него.
Собачий лай не остановил медведицу. Напротив, она смело пошла на небольшую юркую собачонку, которая так и норовила ухватить её за ноги.