Шкрабы глава Л

ЛИХИЕ ДЕВЧОНКИ. ЛИРИЧЕСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ.

Червячок-сынок червяку-отцу:
- Папа, а почему другие червяки в
                яблоках
                живут, а мы – в дерьме?
- Понимаешь, сынок, есть такое
                понятие:
                «Родина»!

                Анекдот.

Комплекс Экзюпери: Мы всегда в ответе за
                тех, кого вовремя не послали…

                Шутка.

Лето в разгаре. Я отправился домой на своих двоих. Сохранить форму можно только в движении. Тем более после такой изобилующей событиями первой половины дня нужно было привести мысли в порядок, а сделать это, согласно собственному опыту, можно только во время ходьбы пешком. В середине 70-х годов ХХ века железнодорожный парк, мимо которого я проходил, был буквально напичкан различными аттракционами и  пластическими шедеврами местных скульпторов, а также славился фонтаном,  танцплощадкой и летним кинотеатром, за что заслуженно носил громкое название «Парк культуры и отдыха». Теперь о славном прошлом напоминала лишь ободранная статуя работяги с девочкой на плече, незанятая рука которого была протянута, вероятно, к светлому коммунистическому будущему. Среди буйно разросшейся, вопреки всем постановлениям санстанции, ядовито-зелёной амброзии, мерно покачивались рогато-бородатые козьи морды да «закумаренные» рожи наркоманов с остекленевшими от «ширки» глазами.
Вдруг раздался душераздирающий крик – и прямо из кустов, расположенных в дальней, наименее просматриваемой с дороги части парка, выскочило и быстро понеслось к дороге какое-то странное белое тщедушное существо. За ним, шагах в десяти, бежали ещё три фигуры, которые, однако, увидев народ, не стали догонять свою добычу а, резко свернув направо, побежали вдоль железной дороги, хотя никто и не собирался их преследовать. Все, от случайных прохожих до хозяйки ближайшего домишка были потрясены внешним видом совершенно нагой девчушки, тело которой было покрыто синяками и кровоподтёками. Сквозь рыдания доносились едва различимые слова:
– Они били меня… палками… Я просто… не захотела…
Сердобольная хозяйка сняла с себя фартук и прикрыла дрожащую и рыдающую девчушку. Подошедший работяга накинул ей на плечи ветровку, которую нёс в сумке; вышедший из остановившейся машины толстяк вызвал по мобильному телефону милицию и скорую помощь. Худой чернобородый мужчина в летнем льняном костюме, с портфелем в руке с учёным видом знатока начал пояснять:
– Это, наверное, сатанистки. Насмотрелась детвора фильмов-ужастиков – и развлекаются, как могут.
Его мгновенно поддержали – все будто только и ждали, чтобы высказать своё мнение по сравнительно новой теме:
– И куда только школа смотрит? Чему их там учат?
– А при чём тут школа, если родители не «воспитуют»!  Опять же, куда им себя девать в свободное время?
– Во-во! Мыстику да еротику смотрют всяку – и вот нате, пожалуйста!
– Драки, разборки всякие устраивают прямо на уроках, причём больше девки дерутся!
– Да ещё записывают на мобильники, а потом крутят в интернете!
– Или идут на компутеры в стрелялки-догонялки играть на родительские денежки.
– Ну, да. А потом руки чешутся попробовать друг на друге.
– А то… И эти девчата, видно её же подруги. Ритуал «соплячки» какой-то выдумали.
– А ещё хуже, если ими кто из взрослых руководит.
Я стоял и смотрел на всхлипывающую девчушку, усиленно стараясь вспомнить, где я её видел. Похоже, она из нашей школы, хотя и не из моей параллели, а тогда и её мучители – «наши кадры». И, как бы в подтверждение моих слов, она на мгновение подняла глаза и как-то странно, почти враждебно посмотрела на меня, а потом снова уткнулась в ладони. У неё над головой, не видимая толпе, кружилась на месте, кувыркалась и подпрыгивала, как мяч, вездесущая Недотыкомка.
– Ну, что, Артефакт Армагеддонович, ты ещё сомневаешься в силе нашего влияния на молодёжь? – триумфально зашелестела недоделанная крыса, наблюдая, как почти одновременно к собравшимся причалили сначала скорая помощь, а потом милицейская «копейка». Я не стал дожидаться, чем всё закончится, а медленно побрёл к мосту.
Переходный железнодорожный мост исполинской металлической  гусеницей неуклюже замер над пространством, где «вьются рельсы монотонные, как серебристые ужи»… Уже не один десяток лет он добросовестно соединяет центральную часть города с его Гавриловской стороной. На островке между колеями высится серая кирпичная громада вокзала сталинской постройки с одиноко трепыхающимся выцветшим государственным флагом на башенке. Больше сотни лет к обеим сторонам вокзала облегчённо вздыхая, торопливо причаливают запыхавшиеся поезда.
Каждое утро, проходя по мосту на работу, я пересекаю сверху это подчинённое расписанию размеренное движение, ощущая иногда сквозь щели деревянного настила и крыши вагонов несущуюся мимо чужую жизнь с её неведомыми проблемами, надеждами и страстями. Бывает, мне хочется тихонько запеть под убыстряющийся перестук колёс: «А мимо суда проплывают, ждёт их приветливый порт…», – и от песни Высоцкого на душе становится светло и спокойно…, если, конечно, до начала уроков не остаются десять-пятнадцать минут, и пора включать третью космическую скорость.
Поднялся по лестнице и двинулся по серым ссохшимся доскам настила обратно в город. На середине моста остановился, оглянулся.
Среди буйной зелени садов частного сектора слева едва виднелся живописный, всё ещё внушительный саркофаг старой, дореволюционной школы, а справа – слегка поблёкший за два десятка лет трёхэтажный скворечник новой…
Внизу, под мостом, к островку вокзала медленно причалила электричка из Харькова. Я на минуту остановился и, облокотившись о перила моста, несколько минут наблюдал, как измочаленные в душных вагонах пассажиры лениво растекались по перрону, заполняя прохладное здание вокзала и маршрутки на привокзальной площади. Память услужливо раскрыла забытый файл встречи, которая произошла несколько лет назад в Харькове.
Был тёплый погожий сентябрьский денёк… …
Несмотря на то, что впереди намечалась трёхчасовая тряска в душной дребезжащей электричке, которая согласно расписанию должна доставить моё изнасилованное командировкой тело домой, в райцентр Лузговая, душа безотчётно радовалась солнцу, свету, жизни…
         – Гражданин, вас можно на минутку? – негромко, но внушительно прозвучало прямо над ухом – и огромная розенбаумовская лысина, выпуклые глаза и застрявшая в усах ироничная усмешка не оставили ни малейших сомнений, что передо мной ¬– однокурсник Ромчик Кузин, с которым я не виделся лет двенадцать.
– Не только мо…но, но и ну…но, – слегка прогнусавил я, потряхивая вспотевшей рукой величественно протянутую холёную длань с массивным перстнем на пальце, лихорадочно прикидывая, сколько осталось времени до отправления сразу ставшей родной и почти комфортабельной электрички.
– Ну, ты, брат, сдал, – неожиданно с оттенком теплоты в голосе произнёс Ромчик, не выпуская моей руки.
– Да и ты, брат, того…вроде, тоже не мальчик уже, – попытался неловко отшутиться я, мысленно представив свои обвисшие дешёвые джинсы и выгоревшую серую ветровку рядом с импозантным фирменным костюмом, в который были аккуратно упакованы телеса весьма раздобревшего однокурсника.  «Ну, прямо как чеховские толстый и тонкий, – промелькнуло в голове, – сейчас посыплется горох воспоминаний…» И, опередив уже открывшего рот Ромчика, быстро спросил:
– Ты Валерку давно видел?
– Пару недель назад. Он приезжал из Запорожья. У него тут что-то вроде ночного клуба было или дискотеки, а теперь решил организацией каких-то шоу заняться в домах культуры и на стадионах. А помнишь?...
– А Жорика не слышно?
– Строчит докторскую: «Воздействие лунного света Украины на творчество известного афро-российского поэта первой половины ХІХ века А.С. Пушкина во время южной ссылки»… «Шютка»! Весь по уши в науке, – некогда бедному и лишний раз перепихнуться.
– Ну, не скажи, что шутка: вчера по радио сам слышал очередное доказательство, что Украина – колыбель всех земных цивилизаций, видите ли в какой-то египетской пирамиде нашли изображение мужика с оселедцем. Ромчик, а Вадик Губенко точно уже доктор наук?
– А то… Давно уже. Большая голова и предки крепки, а коль всё схвачено – пройдут к кормушке детки. Между прочим, завкафедрой. Правда, бухает сильно, и чего не хватает?
– А как Антошка?
– Антошка - журналюга уже битый – собственный корреспондент  немецкой волны по трём областям, представляешь? Дома прямой телефон с Берлином установили. Ну, а Сонька, Милка и Аркаша давно уже в Штатах. Они туда переехали ещё…
– Извини, что перебиваю, Елена Прекрасная чем занимается? – я переключил внимание Ромчика на нашу однокурсницу, удивительное воздушное создание, предмет мужского восхищения всего курса, к которой и сам когда-то весьма неровно дышал. Мне помнилось, что после довольно бурных отношений с первым мужем, тоже весьма колоритной личностью, Леночка стала женой Ромы.
– Не чем, а кем… Не знаю и, честно говоря, не горю желанием узнать. Короче, мы расстамшись…– даже слегка потемнел Ромка, видно расставание было не из лёгких.
– А Игорька, правда, уже нет? – увёл я собеседника от скользкой темы.
– Правда, - совсем поскучнел Ромчик. – Не поверишь: алкогольное отравление! Ты помнишь, какой он здоровый был? Он же за троих выпить мог и «тренировался» регулярно…
– Сам-то ты где работаешь, если не секрет? – как-то рассеянно спросил я, с трудом представляя жизнерадостного нагловатого Игорька в деревянном макинтоше.
– Да я сейчас бумажное дело развернул. Кстати, держи визитку. Если нужна хорошая бумага или картон – звони!
– Да зачем? Конспекты к урокам почти не пишу, романы тем паче…
– Оба-на! Так ты ещё в школе торчишь? – аж присвистнул Ромчик. Скорострельный диалог замер так же резко, как и стартовал. Случилось именно то, чего больше всего я опасался, разгоняя зелёный фургон воспоминаний. Нет, я  не боялся насмешек и приколов, которых всегда хватало за кружкой пива в добрые студенческие годы, хотя Ромчик был непревзойдённым  мастером розыгрышей и обладал необыкновенным чувством юмора. Никто на курсе не мог так артистично прочесть покрытую хрестоматийным глянцем «Аристократку» Зощенко или рассказать анекдот о вечно юном Вовочке. Во время его импровизированных выступлений все буквально катались по полу от смеха, а он невозмутимо затягивался очередной сигаретой. Хотя я понимал, что, скорее всего, никакого подвоха не было, и нет, – крепко засевший в глубинах сознания комплекс держал меня в таком же напряге, как и в молодые годы. Вот и сейчас Ромчик сканировал меня своими голубовато-выцветшими навыкате глазами, в глубине которых мерцало  то ли сочувствие, то ли даже лёгкое презрение к неудачнику. Однако, с другой стороны, ну как, скажите на милость, смотреть на человека, который больше двадцати лет сеял разумное доброе, хотя и недолговечное, простым учителем в обычной общеобразовательной школе. При этом не продавал оценки, принципиально   не карабкался в директорское  кресло,  не халтурил,  не шабашил и не подторговывал  на стороне и, как результат, – бывало, не знал, как  оплатить обучение  дочери в техникуме или выкроить деньги на туфли себе и на пальто жене, тоже учительнице… 
Всё дальнейшее происходило, как это принято говорить, – словно во сне: урезанное прощание с Ромчиком, бесконечная поездка в раздолбанной электричке, во время которой бегущей строкой в сознании струилось четверостишие трагически погибшего друга Гриши Галалы, тоже учителя:

Не всіх дурних війна побила –
Іще лишились на землі.
І я скажу вам, друзі милі, –
То ж українські вчителі.

Вспомнилось выступление по телевидению директора херсонской гимназии, который справедливо отметил,  что мужчина-учитель звучит гордо, но это звучит гордо для школы, а не для учителя, а также интервью с другим директором, который поставил бы памятник учителю в виде чугунной фигуры с огромной протянутой рукой. Но зато „чиновноустые” каждые полгода трезвонят из экранов телеикон об очередном повышениии зарплаты бюджетникам, стыдясь назвать „это” обыкновенной индексацией...
А потом была дорога от вокзала домой и десятки прохожих, которые, будто сговорившись, приветливо здоровались, – очевидно, мои бывшие выпускники или их родители.

– Здравствуйте, Артём Аггеевич! – неожиданно вывел  меня из грустных воспоминаний звонкий, почти мальчишеский голос Васи Пополамченко, моего бывшего ученика, который только что выскочил с огромной сумкой из харьковской электрички. Полгода назад он попал в «сети» сетевого маркетинга и теперь энергично старается завлечь в те же «сети» побольше такого же простого народа.               
 – Приветствую тебя, мой юный друг! – почти нараспев отозвался я, пожимая вспотевшую руку молодого мелкого, хотя и довольно энергичного независимого предпринимателя.
Будучи одним из активных членов клуба «Нота Бене», Вася слегка баловался стихоплётством, доводя порой меня своими поэтическими изысками до тихого помешательства. Слава Всевышнему, наплывы поэтического вдохновения нечасто посещали его неугомонную рыжую голову, но сегодня, по всему, мне не удастся увернуться от бурной графоманской струи, ибо позади – перила моста, а передо мной – Васина сумка.
– Послушайте, что я по дороге в электричке нацарапал,– как и следовало ожидать, Вася извлёк из нагрудного кармана исчёрканный листок и тут же, не дожидаясь моего согласия, стал читать очередной продукт своего поэтического зуда: 

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО В МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ УКРАИНЫ ОТ ВЫПУСКНИКА 2002Г. ПОПОЛАМЧЕНКО ВАСИЛИЯ
  Короче… Это… Вы достали!
Колбаситься двенадцать лет.               
 Вот! Не было другой печали:
 Полжизни в школе… Обалдеть!

Чай не в Японии ж ютиться.
Работать – лень – какой навар?
Двенадцать лет лохам учиться.
Офонареть! Фильтруй базар.

Мне пополам – я выпускаюсь.
Свой срок отбыл. А пацаны?
Сидел я в школе и не каюсь,
А сколько ж им тереть штаны?

Двенадцать лет. Двенадцать баллов.
Ну и придумал же урод!
А «бабок», знать, у тех навалом,
Кто этот бред пускает в ход.

Была нормальная отметка:
В какой журнал ни посмотри,
Ты двойку за год встретишь редко, –
Есть «государственная» «тры-ы-ы».

И лишь за то, что входишь в списки
Да кой-когда плетёшься в класс –
Курить, прикалываться с «киской»
Или кому заехать в глаз.

Какие «двойки»? Обалдели?
Что, крыша съехала у вас?
Нас на экзаменах жалели,
Нас на руках вносили в класс.

Ведь если с чьей-нибудь подсказки 
Да бодро что-то промычать
Или списать всё в масть, как в сказке,
«четвёрки» можно получать.

А если кто решил прогнуться –
За год полкнижки прочитал, –
Мог на «пятёрку» натолкнуться,
Хоть ни фига там не догнал.

А как теперь? Двенадцать баллов!
Тут задолбаешься считать:
«Шо», где, почём, и «чо» так мало?
Вот «тройкой» стала цифра «пять».





«Один», «два», «три» вам не поставят –
«Низзя» народ так опускать!
А в вузах чётко доллар правит –
На аттестаты там плевать.



И в вуз поступит по-любому
Любой, кто с «баксами» дружил,
Чьи предки крепки и в законе,
Кто на законы «положил».


Да, я недавно в туалете,
В газете буквы узнавал:
В американском Новом Свете
Запас своих мозгов пропал!

Теперь их школе – гроб и свечка:
Толпа безграмотных ослов.
Ну а у нас – мозгов утечка –
И в Штаты мозг утечь готов.


Пускай дебил я и моментов
«Усех» за раз не смог «усечь»,
Но хватит нам экспериментов,
Чтоб было всё ж чему утечь!

Вот тут мой кореш предлагает
Учителям платить в год раз –
Сквозняк лишь двери открывает –
И их в окно выносит! Класс!

А захотят, пускай бастуют
Неделю, месяц, круглый год.
Каникулов таких, в натуре,
Лишится только идиот.

Спасибо школе! Я усвоил,
Что дважды два – примерно пять,
Что Македонский сдуру Трою
Взял, чтоб с Мазепой «пробухать».




Что деревяшки ток проводят,
Что Пушкин утопил Муму.
Но как потомство производят
Ежи?... Убейте, не пойму…

Короче! Это…Я конкретно
Хочу вам классный дать совет:
Оставьте всё, как было это…
Шо? Усекли? Базара нет!