Экзамен в кандидаты

Пётр Константинович был необычно мрачен, и это никак не согласовалось с его всегда позитивными жизненными установками и жизнерадостной натурой: опять препятствие на пути к защите диссертации. Первым оказалась война – дата защиты была назначена на начало сентября 1941 года, но в это время стране было не до диссертаций. Пройдя всю войну от первого до последнего дня, он вышел из неё живым, с орденом на груди и с пылящейся на полке незащищённой диссертацией. К счастью, содержание этого пухлого опуса не потеряло своей актуальности, потому что там всё было о вечном – о детях. А значит можно было продолжить с момента этой неожиданной остановки, затянувшейся на целых четыре года. Но вот тут-то и подстерегало его непредвиденное и очень коварное препятствие: экзамен по иностранному языку. Этого удара он уж никак не ожидал, потому что таких требований до войны ему не предъявляли.

Забавно, что Пётр Константинович мог свободно читать, писать, говорить и даже делать доклады на трёх иностранных языках. «Эка невидаль, - скажет читатель, - и не такое бывает! И вообще, какие у человека с такими лингвистическими познаниями могу быть проблемы?» Но дело в том, что всё это Пётр Константинович лихо проделывал на латыни, древнегреческом и церковнославянском языках, которые были обязательными предметами в духовных семинариях, пока эти семинарии не разогнали самым что ни на есть недуховным образом в определённый период российской истории. Но ни одним современным иностранным языком Пётр Константинович не владел даже в самом минимальном, объёме. Практической необходимости в этом не было никакой, да и опасно было не лингвистам и не дипломатам проявлять нездоровый интерес к изучению иностранных языков, которые советский гражданин тридцатых годов, по понятиям руководства страны того времени, мог бы применить только для установления контактов с агентами империалистической разведки. А вот обвинить человека, свободно владеющего латынью, в шпионаже в пользу Древнего Рима даже это правительство не додумалось.

Но это всё лирика, а делать что-то было надо: не выбрасывать же весь накопленный опыт работы, плод его многолетних трудов, как ему уже давно советовала супруга, не терпевшая в доме присутствия невостребованных предметов. И, смирив свою гордыню, наш герой пошёл на поклон к своему сыну, над которым он всегда посмеивался за выбор такой бесполезной профессии, как преподаватель иностранных языков.

Решиться на это было сложно, потому что, по понятиям универсально образованного Петра Константиновича, «яйца курицу не учат». Но делать было нечего, и «яйцо» принялось с большим рвением обучать своего папашу основам английского языка. Однако после первой недели упорного просовывания языка между зубами для произнесения смехотворного шипящего звука, противного разуму каждого мыслящего человека, стало ясно, что для достижения элементарно проходного уровня соискателю потребуется по крайней мере года полтора. Это было уж слишком! Полтора года на освоение абсолютно бесполезных для него знаний, когда ещё столько непознанного и важного нужно было узнать, а возраст уже нашёптывал язвительно: «Торопись, Петруша, я тебя ждать не собираюсь!»

На помощь пришла смекалка – сынок у него был с юмором и талантом принимать нестандартные решения. Сын рассудил так: «Слушай, отец, я тебе сейчас запишу одну фразу, а ты её, хоть кровь из носа, заучи наизусть - как произносить, и как писать. А когда предстанешь перед экзаменационной комиссией, то просто не давай им тебя ни о чём спрашивать, а прям так, с места в карьер, им эту фразу в лоб и залепи. Они тебя после этого, скорее всего, больше допрашивать не будут, проходной балл поставят, а тебе больше и не нужно».

Фраза была записана и старательно разучена. Надо сказать, что память как слуховая, так и фотографическая, у Петра Константиновича была феноменальная. Раз увидев или услышав что-либо для себя интересное, он этого уже никогда не забывал, поэтому его лекции всегда сопровождались запоминающимися примерами и почти всегда заканчивались под радостные аплодисменты аудитории. Так что отец с заданием сына справился с честью и всё заучил, не понимая ни слова. Он, правда, робко поинтересовался у сына, что всё-таки эти фразы обозначают? Но сын наотрез отказался посвятить отца в тайное содержание магического текста. Он лишь пояснил, что содержание не придётся ему по вкусу, поскольку не соответствует классическим понятиям о том, что можно говорить, а что нет, и узнав смысл фразы, он уже ничего толком произнести не сможет. А вот экзаменаторам, чьи знания выходят за рамки советских и древнегреческих текстов, это точно понравится.

Пётр Константинович смирился, у него просто не было другого выхода. В назначенный день он вошёл в клетку с тиграми, то есть в экзаменационную аудиторию, выдавил старательно заученное «гуд морнинг», и тут же с самым непринуждённым видом и с подсказанной сыном интонацией произнес свою заветную тираду. У экзаменаторов глаза полезли на лоб, и Пётр Константинович решил, что его так и не начавшейся защите пришёл конец. Но после первого шока экзаменаторы дружно покатились со смеху. Они хохотали, кашляли, давились от смеха и всё равно хохотали, пока председатель комиссии, взяв себя в руки, не попросил экзаменуемого: «Вы не могли бы нам это записать на память? У нас ещё никогда таких весёлых экзаменов не было!». «Сильву пле», - не к месту ляпнул Пётр Константинович, не зная английского эквивалента этого выражения и решив, что в данной ситуации сойдёт любой иностранный язык. Этого, к счастью, никто уже и не заметил. А удачливый соискатель быстренько записал свою речь на предложенном листке бумаги (память-то у него, как уже говорилось, была фотографическая) и, распрощавшись с экзаменаторами, пулей вылетел в коридор, пока им не пришло в голову с ним по-английски поболтать.

Вечером в кругу семьи праздновали его победу, но сын и тогда категорически отказался открыть отцу, что же это было за волшебное заклинание, открывшее ему двери в официальную науку. «Чем меньше будешь знать, тем скорее кандидатом наук станешь!» - резонно заметило «курице» его мудрое «яйцо».

Пётр Константинович был в мрачном состоянии своего обычно позитивного настроенного «Я»: опять препятствие на пути к защите диссертации. Первым оказалась война – дата защиты была назначена на начало сентября 1941 года. Но в это время стране было не до диссертаций, и пройдя всю войну от первого до последнего дня он вышел из неё живым, с Орденом Боевого Красного Знамени и с пылящейся на полке незащищённой диссертацией. К счастью, содержание этого пухлого опуса не потеряло своей актуальности, потому что там всё было о вечном – о детях. А значит можно продолжить с момента этой неожиданной остановки, затянувшейся на целых четыре года. Но вот тут-то и подстерегало его непредвиденное и очень коварное препятствие: экзамен по иностранному языку. Вот этого удара он уж никак не ожидал, потому что таких требований до войны ему не предъявляли.

Забавно, что Пётр Константинович свободно мог читать, писать, говорить и даже делать доклады на трёх иностранных языках. «Эка невидаль, - скажет читатель, - и не такое бывает! И вообще, какие у человека с такими лингвистическими познаниями могу быть проблемы?» Но дело в том, что всё это Пётр Константинович лихо проделывал на латыни, древнегреческом и церковнославянских языках, которые были обязательными навыками для выпускников духовных семинарий до определённого периода российской истории, когда все эти семинарии просто разогнали самым что ни на есть недуховным образом. Но ни одним современным иностранным языком он не владел ни в каком, даже самом минимальном, объёме. Практической необходимости в этом не было никакой, да и опасно было в те исторические времена не лингвистам и не дипломатам проявлять нездоровый интерес к изучению иностранных языков, которые применять советский гражданин тридцатых годов, по понятиям руководства страны того времени, мог бы только для установления контактов с агентами империалистической разведки. А вот обвинить человека, свободно владеющего латынью в шпионаже в пользу Древнего Рима даже это правительство не додумалось бы.

Но это всё лирика, а делать что-то было надо: не выбрасывать же весь накопленный опыт работы, плод его многолетних трудов, как ему уже давно советовала его супруга, которая терпеть не могла в доме никакого присутствия невостребованных предметов. И, смирив свою гордыню, наш герой пошёл на поклон к своему сыну, над которым он всегда посмеивался за выбор такой бесполезной профессии, как преподаватель иностранных языков. Решиться на это было сложно, потому что, по понятиям универсально образованного Петра Константиновича, «яйца курицу не учат». Но делать было нечего, и «Яйцо» принялось с большим рвением обучать своего папашу основам английского языка. Однако, после первой недели упорного просовывания языка между зубами для произнесения смехотворного шипящего звука, противного разуму каждого мыслящего человека, стало ясно, что для достижения элементарно проходного уровня соискателю потребуется по крайней мере года полтора. Но это было уж слишком! Полтора года на освоение абсолютно бесполезных для него знаний, когда ещё столько непознанного и важного нужно было узнать, а возраст уже нашёптывал язвительно: «Торопись, Петруша, я тебя ждать не собираюсь!»

На помощь пришла смекалка – сынок у него был с юмором и талантом к принятию нестандартных решений. Сын рассудил вот так: «Слушай, отец, я тебе сейчас запишу одну фразу, а ты её, хоть кровь из носа, а заучи наизусть и как произносить, и как писать. А когда предстанешь перед экзаменационной комиссией, то просто не давай им тебя ни о чём спрашивать, а прям так, с места в карьер, им эту фразу в лоб и залепи. Они тебя после этого, скорее всего, больше допрашивать не будут, проходной балл поставят, а тебе больше и не нужно». Фраза была записана и старательно разучена. Надо сказать, что память как слуховая, так и фотографическая, у Петра Константиновича была феноменальная. Раз увидев или услышав что-либо для себя интересное, он этого уже никогда не забывал, поэтому его лекции всегда сопровождались запоминающимися примерами, и почти всегда заканчивались под радостные аплодисменты аудитории. Так что отец с заданием сына справился с честью, всё заучил, не понимая ни слова. Он, правда робко поинтересовался у сына, что всё-таки эти фразы обозначают? Но сын наотрез отказался посвятить его в тайну содержания этого магического текста. Он пояснил, что содержание ему не придётся по вкусу, поскольку не соответствует его классическим понятиям о том, что можно говорить, а что нет, и узнав его, он уже ничего толком произнести не сможет. А вот экзаменаторам, которые кроме советских и древнегреческих текстов были знакомы и с другими материалами, это точно понравится.

Пётр Константинович смирился, у него просто не было другого выхода. В назначенный день он вошёл в клетку с тиграми, то есть в экзаменационную аудиторию, выдавил старательно заученное «Гуд морнинг», потом с самым непринуждённым видом и с подсказанной сыном интонацией произнес свою заветную тираду. У экзаменаторов глаза полезли на лоб, и Пётр Константинович решил, что это конец его так и не начавшейся защите. Но после первого шока экзаменаторы дружно покатились со смеху, и хохотали, кашляли, давились от смеха и всё равно хохотали, пока председатель комиссии, взяв себя в руки, не попросил экзаменуемого: «Вы не могли бы нам это на память написать? У нас ещё никогда таких экзаменов весёлых не было!». «С-ильву – пле», - ни к месту ляпнул Пётр Константинович, не зная английского эквивалента этого выражения и решив, что любой иностранный язык сойдет по ситуации. Но этого, к счастью, никто уже и не заметил. А удачливый соискатель быстренько записал свою речь на предложенном листке бумаги (память-то у него, как уже говорилась, фотографическая была), и распрощавшись с экзаменаторами, пулей вылетел в коридор, пока им не пришло в голову с ним по-английски поболтать.

Вечером в кругу семьи праздновали его победу, но сын и тогда категорически отказался открыть отцу, что же это за волшебные заклинания были, которые открыли для него двери в официальную науку. «Чем меньше будешь знать, тем скорее кандидатом станешь!» - резонно заметило «Курице» его мудрое «Яйцо».