Именем Революции. Глава 5
Написан в соавторстве с Евгением Ташу – http://www.proza.ru/avtor/amulet1970
«Мир – это иллюзия, а счастье – это когда ты полностью погружен в иллюзии
и блаженствуешь от того, что ты счастлив».
Се Дук Сен.
Наркомвоенмордел товарищ Троцкий совершил цикл молитвенных асан и движений – нечто среднее между намазом и комплексом упражнений «Готов к Труду и Обороне» вкупе с гимнастикой Понтий Пилатеса, отбивая поклоны у иконы Ленина, завершил свой регулярный утренний тренировочный, каббало-магический сеанс революционным шаманским камланием для соединения эгрегора революции с духом её Вождя.
Затем товарищ Троцкий перешел к основному: он нарисовал на черной доске белым мелом человечка, причитая каббалистическое заклинание «Палка, дралка, огуречик – вот и вышел человечек». Над рисунком он старательно вывел мелом слово «Коба», взял со стены лук и три стрелы с красным оперением, отошёл на дуэльное расстояние, выдохнул с криком «Ю-ю!» и выпустил одну из стрел – но промахнулся. Вторая стрела также легла мимо человечка. Ещё раз резко, по-самурайски, выдохнув неизменное «Ю!», товарищ Троцкий послал стрелу точно в яблочко – прямо в рыло Кобе. Удовлетворенный успехом, Лейба Троцкий и с криком «Ез!» отбил победную чечётку и пошел завтракать.
****
Когда Петька очнулся, голова его нещадно гудела после удара лопатой, как небольшой царь-колокол. С превеликим трудом открыв один глаз, Петька обнаружил, что находится в весьма темном и сыром подвале какого-то старинного здания. Другой глаз не открывался, но он, все же, напряженно вглядывался одним освобожденным пролетарским глазом. Кладка стен подвала была сложена из неотёсанных камней, покрытых мхом и какой-то противной зеленой слизью. Петька сидел на полу, будучи прикованным, словно титан Прометей, за ногу к стене ржавой цепью, разорвать которую не представлялось возможным без повреждения самой ноги.
Против стены, к которой был прикован Петька, виднелась железная, кованая дверь, над которой красовались начертанные кровью перевернутая пентаграмма и странные надписи, сделанные, по-видимому, на латыни:
«NULLA ALIA LENIN, NISI LENIN, ET KARL MARX EST ULTIMUS PROPHETAM EAM»
«AUT LENIN, AUT MORTEM»
«CATTUS NIHIL CUM – TESTICULORUM LICKS EST»
- Очнулся? – прозвучал справа до боли знакомый голос. – С прибытием – третьим будешь!
Петька оглянулся – справа от него, также прикованный ржавой цепью за ногу к стене, сидел сам комдив Василий Иванович, одетый в одни пожеванные кальсоны и майку с полувымороченной надписью - «Нет в жизни щастья!», и смотрел на него, как стервятник-падальщик и любитель свежей печени. Слева от Петьки стоял старый, полусгнивший гроб, в котором, кряхтя, ворочался связанный по рукам и ногам подпрапорщик Дуля с чьей-то портянкой вместо кляпа во рту.
- Где мы? – удивленно спросил Петька. – Что вообще происходит?!
- Где, где… - огрызнулся Василий Иванович. – Явно не в теплой рифме!.. В плену мы... У этого засранца и сатаниста Хеорася Гапондяева… Похоже, он нас в жертву принести задумал… Ирод!.. Контра!..
И Василий Иванович вновь зашелся своими весьма затейливыми и многоэтажными экспрессивными идиомами, столь знаменитыми в кавполку, но абсолютно неизвестными словарю Гдаля.
Угрожающе скрипнула входная железная дверь, и в подвал вошёл совершенно чёрный человек в чёрном одеянии с огромным топором наперевес, которым обычно пользуются мясники. Он посмотрел на несчастных приумолкнувших пленников и сладкоречиво изрёк:
– Ленин воскресе!
– Ах, ты ж паскуда! – закричал Петька, признав по голосу в черном человеке сослуживца по кавполку старшего ефрейтора Петрило Клизмука, лицо и руки которого были измазаны наичернейшей сажей разведенной на жиру.
– Несознательный ты человек, – ответил преспокойно Клизмук и поставил в угол свой топор, – не верующий ни в Ленина, ни в коммунизм.
– Это кто здесь не верящий? – вскипел Петька.
– Вот вы и есть неверующие! – не унимался Петрило.
– Да я за Ленина и коммунизм готов, не задумываясь, отдать жизнь!
– Я тебя за язык не тянул, – оскалился старший ефрейтор.
– Кто это? – встрял в перепалку Василий Иванович.
– Это ж старший ефрейтор Петрило Клизмук, Василий Иванович, свинарь из хозвзода! Не признали, что ль?..
– И что хочет этот Петрило? – спросил сурово Василий Иванович.
– Изнасиловать он нас хочет! – почуяв неладное, принял участие в несветской беседе подпрапорщик Дуля, который к тому времени разжевал и раскусил портянку, выплюнув одну половину оной и проглотив другую.
– Да!? – сильно удивился Василий Иванович и, подумав, добавил: – Вот он!..
– Кто он? – спросил Петька.
–Вот он, – продолжил свою мыслю Василий Иванович, – звериный оскал гомосоциалистической контрреволюции!
– Хорош зудеть, ироды! – вдруг раздался новый голос. В подвальную камеру вошел полковой художник-арьергардист Борис Оглоблин. – Ну, соколики, кто из вас готов добровольно отдать жизнь за революцию и бога революции, прогрессивного человечества и всей необъятной Вселенной?
Оглоблин с усмешкой посмотрел на пленников, покачивая в руке сантехническим вантузом, от которого весьма дурно пахло.
– Иди в жопу, - отозвался подпрапорщик Дуля.
– Вот и нарисовался первый оппортунист, - со скрипом засмеялся Оглоблин и с размаха опустил вантуз на дулино лицо.
Василий Иванович хотел еще что-то сказать – что-то типа военной поговорки, что лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора - но, получив обухом топора по голове, обмяк и свалился в беспамятстве на холодный, каменный и покрытый мерзкой слизью пол.
****
Рано утром комиссар Рманов получил пиктограмму из Генштаба, из которой явствовало, что в часть едет белорусский партизан товарищ Геннасе Даков, оставивший весьма прибыльное дело по олимпийской подготовке выездковых лошадей в непризнанной Лигой Наций Советской Республике Ратомака. В годы Гражданской войны Геннасе Даков был отважным командиром красного партизанского отряда и вместе с войсками Василия Ивановича воевал против войск генерала от инфантерии Коли Чакова, против отрядов генерала Йудовича и орд атамана Вздутого, против свободной армии батьки Сохно, против банды Хеорася Гапондяева и иных кровожадных врагов молодой Советской Республики. Потому и поспешил Геннасе Даков на помощь, едва услышав о пропаже своего лепшего кореша. Комиссар встретил гостя, как и положено – самогоном и закуской. Но Геннасе, не будучи большим любителем застолий, так горел желанием приступить немедленно к поискам своего друга, что Рманов поручил ему и сержанту Чорниму найти в округе старое здание, которое могло бы быть логовом провокатора Хеорася Гапондяева.
****
Агент Киминтерна 021 (позывной Косое Очко) товарися Чио Чаво Саня слез с пихты, на которой он оборудовал тайный наблюдательный пункт, и исчез в темноте. Через некоторое время он появился перед дверью вагончика Анки и постучал в дверь условным сигналом. Дверь неслышно отворилась, и Чаво Саня исчез за ней.
- Здравствуйте, товарися Чаво Саня! – раздался в темноте приглушенный голос комиссара Ф.У. Рманова, и над столом, застеленным военной топографической картой, вспыхнула тусклая керосиновая лампа, едва освещая лица присутствовавших в анкином вагончике людей.
В этот столь поздний час в вагончике собрался Оперативный Штаб по разработке плана поиска и спасения Василия Ивановича. Кроме комиссара товарища Рманова, в Штаб входили, лично преданные не только ленинской партии и делу революции товарищи, но и преданные самому Василию Ивановичу товарищи: хозяйка вагончика боец Анка, сержант Вовка Шигорецский, командир кавалерийского отделения старший сержант Артемий Чорний и партизан Геннасе Даков.
В деле поиска и спасения своих однополчан нашим заговорщикам рассчитывать на ВЧК или НКВД не приходилось – трижды комиссар государственной безопасности товарищ Ёберия скорее сам расстрелял бы Василия Ивановича и остальных, нежели просто спас их от маньяка. Поэтому и было решено привлечь к операции опытного следопыта и охотника из Маньчжурской тайги – северо-скорейского партизана и агента Киминтерна 021 товарища Чаво Саню.
Товарися Чаво Саня! Доложите, пожалуйста, Штабу обстановку! – скомандовал Ф.У.Рманов.
Чио Чаво Саня откуда-то выудил красненькую табакерку, достал щепоть коричневого порошка, нюхнул и склонился над картой, водя по ней красным остро отточенным карандашом, а затем начал лопотать что-то на своем скорейском языке, который все присутствующие почему-то понимали без переводчика. Наверно, сказывалась вся важность происходящих событий.
Из рассказа товарися Чио Чаво Саня следовало, что он шёл по следу Хеорася Гапондяева аж с самой Североскорейско-Манчжурской границы. И что он – Чаво Саня – наконец сел ему на пятки. Что он совсем недавно вышел на некоего пана Ефгена, и описание, данное паном Ефгеном, вполне соответствуют облику и почерку провокатора Хеорася Гапондяева.
– Нэт сомнэньня, – подытожил на приличном, хотя и ломанном русском языке Чаво Саня, – что Дула и Петручка находатся вместэ с Васил Иваныч. Место их нахождэньня пока нэ ясно. Но надо искать какой-ныбуд старий зданя. Это почерк Хаораса. Ест ешо одина шанса. Мине говориты, что осел Гном имеет с Дула телепитычески связ. Но Гном находится ув ВЧК. Нэ думаю, что его силно охраняй. Они на ном чтот возит. Можно поброброват достат Гном.
****
З.А. Бубённый открыл глаза и, увидев склонившееся над ним увядшее, одутловатое от бессонницы и пьянки, лицо бабы Дуни, ещё хранящее следы былой красоты, удивленно спросил:
– А где я нахожусь?
– У себя дома, – ответила без всякого лукавства баба Дуня.
– А кто ты? – удивленно спросил Бубённый.
– Совсем мозги пропил, штоле?.. – удивилась Дуня. - Я, мой рыцарь веселого образа, Дульсинея Тамбовская - твоя любимая жена.
З.А. Бубённый тужился, но ничего не мог вспомнить и лишь растерянно оглядывал помещение с вездесущими рюшечками-игрушечками, накомодными слониками да репродукцией картины «Три медведя во ржи» живописца Шишкинбешкина, которые очень хорошо гармонировали с его жинкой.
– И я… эээ… здесь живу? – оглядевшись, спросил с сомнением З.А.
– Ага… Живешь… А ещё живёшь со мной, и еще у нас есть сыночек! – успокоила Дульсинея Бубённого. – Посмотри вон - на стене портрет евойный висит…
С висящей на стене фотографии, увеличенной и раскрашенной в райцентровском фотоателье, смотрел бравый красноармеец в лихо сдвинутой на бок бубённовке с синей кавалерийской звездой, чей внешний вид показался Бубённому странно знакомым, однако, откуда ему знаком сей бравый воин – Бубённый, как он ни силился, вспомнить не мог.
- Эээээ… Это наш сын? – спросил с тревогой в голосе З.А. Бубённый.
– Сукин ты сын!.. Ты, что всё позабыл, ирод ты окаянный? – чуть не плача, вскричала Дульсинея Тамбовская. – Это же наш сыночек Петька!.. В армии он сейчас…
****
Младший штабс-капитан ВЧК Макар Лопатин вывел арестованного ослика Гнома из ворот местной тюрьмы и направился, держа скотину на длинном поводу, в ближайшие поля да перелески, где ослику следовало справить естественные нужды и пощипать травку. Жарко светило солнце, и пот градом лил из-под фуражки, застилая глаза Макару. Соленый пот щипал глаза, отчего Макару Лопатину казалось, что ослик Гном подмигивает ему глазом и посматривает на него весьма странным взглядом. Макар остановился возле лесополосы, привязал ослика к дереву, а сам расположился в тенечке. Но вскоре прохлада, пение птичек и стрёкот кузнечиков разморили его утружденное солнцем тело, и он уснул. Как только Макар уснул, ослик Гном стал грызть поводок, которым был привязан к дереву. Ровно через пять минут он уже был свободен.
Младшему штабс-капитану ВЧК Макару Лопатину снился странный сон – будто трижды комиссар государственной безопасности товарищ Ёберия приказал расстрелять его - Макара Лопатина. Вот прямо ни за что и ни про что, а просто взять – и расстрелять к чертям собачьим! Почему черти собачьи – Макар также не знал, но считал, что это не спроста, что это было завещано далеким предками… Что – это, Макар, опять-таки, не знал. Макар многого не знал в своей жизни и не отличался образованием. Три класса церковно-приходской школы - вот и все его образование, что, впрочем, было весьма неудивительным для кадрового состава ВЧК тех лет. Макар Лопатин спал и не видел того, как тихонько крадучись, осторожно ступая на цыпочках, сняв свои подковы, куда-то исчез его подопечный арестованный ослик Гном. В это время над головой Макара раздался сухой треск – то вспорхнула в небо ворона, от чего хрустнула старая ветка. Спросонья Макару даже показалось, что прозвучал выстрел, от чего младший штабс-капитан моментально вскочил на ноги, еще не успев до конца проснуться.
Когда Макар Лопатин, наконец, проснулся, он понял, что ему в пору застрелиться – арестованный осел пропал!
- Сон в руку!.. – с ужасом подумал младший штабс-капитан, мигом покрывшись крупным потом и в панике озираясь по сторонам.
Когда первая паника прошла, Макар пошел по следу, который вел по травостою от того места, где ещё недавно пасся осел. Перейдя поле, он углубился в пихтовый лес, где случайно зацепился подковой кирзового сапога за корягу и кувырком свалился в овраг. Когда изрядно перепачкавшийся Лопатин, матерясь и отплевываясь, выкарабкался из оврага, он узрел-таки беглеца – ослик Гном, как ни в чем ни бывало, лежал в зарослях лесной ежевики, мотая своей плюшевой головой, и поедал сладкие черные ягоды. Однако, как заметил младший штабс-капитан ВЧК, на ослике не было недоуздка.
«Потерял, гаденыш! – с ненавистью подумал Лопатин. - Мля, теперь из жалованья вычтут же!».
юМакар затратил немало усилий, чтобы обратно заполонить Гнома. Наконец, он накинул на осла остаток поводка и повел его обратно в тюрьму.
****
Поп-расстрига, бандит и провокатор Хеорась Гапондяев сидел в тронном зале Свято-Свинежского замка - затерявшегося средь полесских болот и лесов Златовежской Пущи полуразрушенного памятника архитектуры XIV века, построенного итальянским архитектором Нахрабом Церетдали по приказу спольского королевича Сигизмуда Круковского - и писал на имя наркома НКВД Павло Ёберия прошение о передаче ему в вечное личное пользование арестованного намедни осла по кличке Гном.
Некогда в Свято-Свинежском замке располагалась королевская дача – короли Речи Посполлитрой приезжали сюда отдохнуть да поохотится в заповедны местах, столь богатых различной дичью и зубрами. Затем замок был захвачен псами-рыцарями из Пижонского ордена, установивших в округе суровую теократческю диктатуру. Однако, пижонские псы-рыцари не долго владели замком – пижонцев в битве на Даве-реке разбил золотоордынский русский князь Алесандр Давский, подаривший замок своей любовнице, чье имя история не сохранила. Затем замок опять перешел под юрисдикцию Речи Посполлитрой. Затем Российская империя, как она всегда это делала, наглым образом захватила часть королевства Спольша и Великого княжества Слитофского, а Свято-Свинежский замок был передан Минской православной епархии. Однако, архиереи не стали пользоваться замком по причине того, что в замке объявились страшные привидения, пугавшие иерархов чудовищными скрежетами и завываниями. Ни сила молитвы, ни святая вода, ни свечи с ладаном не помогли справиться с потусторонними привидениями, а потому митрополит Минский и Витебский Иеоаеофант продал Свято-Свинежский замок балто-татарскому барону Уран-Гелею. Однако, вскоре произошли, сменяя друг друга, Первая мировая война, Февральская революция, Октябрьский переворот и Гражданская война, в результате которых Свято-Свинежский замок был разграблен, пришел в упадок и полуразрушение, а барону Уран-Гелею удалось сбежать из красного плена в эмиграцию.
При Советской Власти замок был объявлен Всесоюзным памятником архитектуры и взят под охрану войсками Главного Управления НКВД по охране особо важных объектов. Войска охраняли замок лишь снаружи: входить в замок – на встречу с кошмарными привидениями – охотников не находилось. Парочка отчаянных добровольцев, дерзнувших исследовать замок, пропали без следа, и больше никто не рисковал совершить подобное безрассудство. Потому и охранялся замок лишь снаружи – в основном от проникновения самоубийц, копателей масонских сокровищ, последователей сатанинских культов и прочих искателей приключений. Подобная внешняя охрана была лишь на руку такому изощренному преступнику, которым являлся Хеорась Гапондяев – еще бы! – его враги охраняли его от самих себя!
Хеорась седел в тронном зале замка в старинном кресле, оставшемся от былой роскоши, и попивал английский бренди, чудом сохранившемся в неразграбленном подвале замка. В этот момент раздался стук в дверь: это пришли, вызванные Хеорасем, его пособники по нечистым делишкам и преступлениям – старший ефрейтор Петрило Клизмук и художник Борька Оглоблин, которых Хеорась отрядил сторожить и пытать пленников, содержащихся в необъятном подвале замка.
***
Королева Анастасия ночью выбралась из загона, в который ее выпускали из душного денника, выскользнула из части по известным только ей лазейкам и отправилась на ночное бдение, где ее дожидался пан Ефген Надвидовский. Когда Королева Анастасия в новеньком, сверкающем разноцветными стразами гламурном недоуздке от Василия Колчановича, поцокивая своими копытами с серебряными подковами, доскакала до пана Ефгена, тот с ней поздоровался подчеркнуто вежливо, ибо был весьма галантен в силу своего шляхтичского воспитания:
– Чест, госпожа Анастасия! Добжече пшапшевоч!
– А хочешь я тебя покатаю, – игриво сказала Королева, виляя хвостом.
– Поджинковач… - ответил пан Ефген. – Извините, пожалуйста, моя Королева, вас могут хватиться, давайте лучше займёмся делом.
С этими словами пан Евфген сел около пенька, зажег небольшую лампадку, раскрыл книжицу в переплете из желтой кожи и приготовился писать.
– Ах!.. – кокетливо сказала Королева Анастасия. – Я и сама бы написала, да вот копыта мешают!
****
Вечером тоже дня в здании Рейхсканцелярии, находящейся по адресу Вильгельмштрассе, дом 77, раздался громкий выстрел. В течении пяти минут Гестапо окружило здание Рейхсканцелярии и перекрыло все выходы, объявив операцию «Вихрь-Антитеррор». Что произошло в здании Рейхсканцелярии - доподлинно осталось неизвестным, но, как поговаривают компетентные источники, вполне вероятно, что бесноватый канцлер Германии А.А. Шикльгрубер выстрелил в рот американской шпионке Мандике Блевински. Однако, это происшествие никакого отношения к нашему повествованию не имеет, и мы не будем больше упоминать о нем…
Предыдущая часть – Глава 4 - http://www.proza.ru/2017/08/14/1547
Следующая часть – Глава 6 - http://www.proza.ru/2017/08/14/1592
Свидетельство о публикации №217081401549