Именем Революции. Глава 7

Написан в соавторстве с Евгением Ташу – http://www.proza.ru/avtor/amulet1970


ИМЕНЕМ РЕВОЛЮЦИИ – ГЛАВА 7


«Терпение и труд – всех перетрут!»
Се Дук Сен.


   Мастерская полкового художника-арьергардиста Борьки Оглоблина располагалась в довольно просторной землянке, а если быть точнее, в сохранившемся со времён первой мировой немецком блиндаже со смотровым окошком в сторону пихтового леса. Боря лежал с цигаркой в зубах на топчане, обнимая баян, и сочинял советскую-народную песню: «Красная Армия всех красней!». По разным сторонам изголовья его топчана стояли две статуи: два мужика - один с кувалдой, а другой с ледорубом. Надпись под мужиком с кувалдой гласила «Ватинцев В.Г», а под мужиком с ледорубом – «Срамон Миркадур». Немного в стороне стояла недорисованная картина в стиле «ню» – «Обнаженная Анка». Вернее, картина была уже готова, но Анка требовала, угрожая своим пулемётом, чтобы он дорисовал ей красные трусы и бюстгальтер, обозвав обнаженную натуру буржуазной отрыжкой. Боря не воспринимал всерьёз её угрозы, насмехаясь над её мещанскими воззрениями относительно голого женского тела.

   – Сама ты отрыжка! – горячо спорил он с ней. - Посмотри какие перси!

   – Это я отрыжка? – не соглашалась Анка – Это же мои перси!

   – Тем более, – упирался художник.

   Спор, все же, решил пулемет, который однажды притащила с собой Анка. Она безответственно наставила на Оглоблина доверенное ей Советской властью орудие смертоубийства и спросила, ехидно помахивая торчащей из пулемета брезентовой лентой с искрившимися на солнце патронами:

   – Ну, что?..

   Под напором такой супер-железной аргументации Оглоблин сдался, но, все же, не спешил исполнять обещанное - больно уж хороша была «Обнаженная Анка». Глядя на свое творение, Оглоблин воочию представлял себя великим гишпанским живописцем Гренсисом Фойя, написавшим известную во всем мире картину «Обнаженная дахэ», натурщицей для которой, как поговаривают, выступила сама крутонравая герцогиня и грандесса Д'Альма Иббарури.

   Пришлось Борьке тогда сбежать из кавполка темной ночью, прихватив с собой свой непревзойденный шедевр. Так Борька поселился в заброшенном блиндаже и оборудовал здесь художественную мастерскую. Утром Оглоблин садился на свой трофейный – отбитый еще его дедушкой у австро-венгров – велосипед и отправлялся в Свято-Свинежский замок, где Хеорась Гапондяев и его пособник старший ефрейтор Петрило Клизмук – тоже, как и Борька, сбежавший из кавполка - в темном подвале держали пленников. Вечером же Борис возвращался в свой блиндаж и до утра занимался созерцанием Анкиного ню-портрета, попутно сочиняя различные песни, аккомпанируя себе на стареньком, видавшим все виды, измызганном самогоном баяне алеманской мануфактуры «Вельтмейстер».

   И так, Борька Оглоблин лежал и сочинял песню, как вдруг щеколда на двери в блиндаж задребезжала. Оглоблин встал и посмотрел в недавно встроенное в дверь новенькое немецкое смотровое отверстие – подарок Хеорася Гапондяева ему на день рождения - за дверью стояла Анка. Боря воссиял и открыл дверь, но Анка была не одна – она была с пулемётом. Держа ребристое тело пулемета в руках, подобно несокрушимому коммандос из тхакушинского аула Терминату Рембоеву, Анка предстала перед обалдевшим Оглоблиным.

   Боря поднял руки и выпалил:

   – Анка, я все исправлю!..

   – Поговорить надо… - сказала по-женски сурово Анка, притворяясь прожженной стервой.

   Опешивший Оглоблин с трудом сглотнул крупную слюну и кивнул в знак согласия. Анка взяла Бориса за локоток, нежно подвела к стене, а сама, раскинув ноги, легла за пулемётом и спросила, наставив смертоносное жерло на взбледнувшего от страха Оглоблина:

   – Ну, сука… Не ожидал?.. А зря… - усмехнулась Анка, полязгивая затвором пулемета. – А у меня ведь с моим портретом связь ментальная. Итак!.. Где находится Петька?

   – Ты…. Ты…. Ты не имеешь права меня убивать! - сказал обиженно Оглоблин.

   – Это почему же? – надменно спросила Анка.

   – Потому, что я сотрудник НКВД! – гордо ответил Борис Оглоблин и, быстренько скинув левый кирзовый сапог и размотав давно нестиранную портянку, вытащил аккуратно сложенный лист, на котором красовалось слово «Мандатъ».

  юИз поданного Борькой документа следовало, что он является тайным лейтенантом НКВД. Документ удостоверялся печатью Совершенно Особого отдела НКВД с подписями трижды комиссара государственной безопасности товарища Павло Лаврентьевича Ёберия и самого великого Вождя всех народов товарища Кобы!

****
   Чио Чаво Саня и Пян Се почивали по очереди в своем напихтовом убежище. Чио Чаво Саня, после своих изысканий и распития со скитайцем А Ли змеёвки, крепко спал, когда Пян Се вместо того, чтобы следить за обстановкой вокруг их наблюдательного пункта, читала священную книгу цитат любимого вождя североскорейской революции товарися Се Дук Сена «Танцыбяо», что значит «Рожица в красненькой книжице», и не заметила, как младший штабс-капитан ВЧК Макар Лопатин увел из дубль-части не того Гнома. Пение разных птичек отвлекало Пян Се от чтения, и Пян Се приходилось закрывать любимое чтение, закладывая страницы книги каким-то странным листиком, который ночью выпал из кармана Чаво Саня, пришедшего в ужасно пьяном состоянии. Наконец, Пян Се не выдержала и прочитала то, что было написано на том листке. Воспитывавшаяся в детстве в католическом монастыре ордена Святого Тарантина, Пян Се вполне владела древней латынью, а потому ей не составило труда прочесть то, что некогда написал шевалье Мигелес де Пуаньи. Из прочитанного она ничего не поняла, но странная тревога поселилась в ее сердце. «Монг…Монг… Монг…» - непонятное имя зверя завладело рассудком Пян Се.

   К вечеру пробудился Чио Чаво Саня и сменил Пян Се на посту. Ничего необычного не происходило. Как обычно, в полночь, мираж кавполка начал размываться и исчез, но как же был удивлен Чио Чаво Саня, когда ослик Гном, не желая растворяться, собственной персоной разгуливал по пихтовому лесу, отгоняя от себя надоедливый гнус куцым хвостом!

   Товарися Чаво Саня поспешил спуститься с пихты наземь, захватив с собой маскировочную сеть, но от спешки сам запутался в сетях и повис на пихте, барахтаясь в масксети, как пойманная в паутину муха с позолоченным брюхом. Пока он звал на помощь Пян Се, пока та его выпутывала – ослик Гном как в воду канул.

****
   Василий Иванович очнулся от того, что кто-то волочил его за ногу по каменному полу темного подземного коридора, отчего голова его скакала по камням, доставляя неудобство и страдания своему голововладельцу. Через некоторое время Василий Иванович понял, что его волокут по кругу. Совершив сто одиннадцать кругов, неведомый садист затащил Василия Ивановича в освещенную камеру, и Василий Иванович узнал в своем мучителе свинопаса Петрило.

   - Ну, что? - с чувством собственного превосходства в голосе мерзко произнёс Петрило. - Выбирай: ты хочешь, чтобы тебя принесли в жертву или унесли в жертву?

   – А какая разница? – с трудом произнес Василий Иванович, отхаркиваясь кровью.

   – Да никакой! – загоготал Петрило, довольный своей дурацкой шуткой.

    – Тогда хочу, чтобы меня в жертву отпустили отсюда, – сказал Василий Иванович. – И моих сослуживцев тоже. За это ты получить самый Большой Орден…

   – Да, нет у меня к тебе веры – вы умеете раздавать только свинцовые пули. Да и не отпустят тебя в жертву, дурачина, а опустят! – еще громче загоготал Петрило, пнув лежачего Василия Ивановича носком кирзового сапога по ребрам, которые и без того нещадно болели.

   – А помнишь, сука, – продолжал Петрило, – как ты мне два наряда вне очереди влепил за неподшитый воротник гимнастерки? А?.. Я тебе, сука, все припомню, гаду!..

   В это время заработал сигнал звонка громкого боя, и замигала синяя лампа. Петрило Клизмук, который уже было замахнувшийся для следующего удара, казалось, передумал. Плюнув на лежащего на грязном полу Василия Ивановича, вконец принявшего вид изможденного Христа, Оглоблин процедил сквозь зубы:

   – Считай, что тебе сегодня повезло – отче Хеорась наверх вызывает… А то я бы тебе показал…

   С этими словами Петрило вышел из помещения и запер на ключ железную дверь, не забыв выключить электричество. Василий Иванович остался лежать один на холодном полу в темной комнате. Все тело нещадно болело, кружилась голова, ужасно хотелось есть и, конечно же, пить. Даже не есть и пить, а жрать и нажраться – сейчас Василий Иванович съел бы целиком жаренного коня и выпил бы две бочки водки! Но…

****
Комиссар Рманов открыл глаза и, увидев перед собой слюнявую морду Гнома с шероховатым и любвеобильным языком, свалился с кровати, обеспечив себя большой шишкой на голове. Не обращая внимания на боль, Рманов перекрестился партбилетом со словами, недостойными комиссара и идейного коммуниста:

– Чур, меня!.. Чур, меня!..

   – Привет, – сказал Гном, слизав языком со лба комиссара выступивший у того пот.

   Товарищ Рманов лишь только интенсивнее стал креститься:

   – Чур, меня! Чур, меня!

   – Ты что, веришь в бога? – с неподдельным интересом спросил Гном, обнюхивая Рманова широкими ноздрями.

   – Конечно, нет! – ответил уверенно Рманов. – Я же коммунист!

   – А зря… – неопределенно сказал Гном. - Бог - он везде, и бог есть все. Мы все есть часть бога.

   – Что ты несёшь, осёл? – разозлился Рманов.

   – Ещё неизвестно, кто из нас осёл, –  с усмешкой парировал Гном.

   – И это говорит мне осёл! – рассмеялся комиссар Рманов. – Но что-то в этом есть. Итак, если ты сам ко мне пришёл, значит, что-то от меня хочешь?

   – Совершенно верно, мне нужна твоя помощь! – ответил Гном и, помолчав, добавил: – А тебе - моя.

   – И что же ты можешь предложить?

   – Я знаю, где находятся Дуля, Василий Иванович и Петька.

   – Можно ли верить какому-то ослу? – подумал Рманов.

   – Если какому-то комиссару верят, почему бы не поверить ослу? – зазвучал голос Гнома в его голове…

****
   Хеорась Гапондяев, исходясь злобой из-за того, что чекисты упустили чёртового осла, потягивал старый английский бренди из тыквы. Раздался стук в дверь: это пришли его сподручные - старший ефрейтор Петрило Клизмук и художник Бориска Оглоблин.

   – Войдите! – коротко бросил Гапондяев.

   Дверь отворилась и в залу вошел лишь один Петрило Клизмук. Оглоблина не было…

   – А где этот мазило? Черт бы его побрал! – раздраженно спросил Хеорась и грязно выругался.

   – А хрен его знает… - беспечно отозвался Клизмук.

   – Видать, сбежал, - нахмурился Гаподяев. – Это плохо – втроем с тремя жертвами сподручнее было бы ритуал проводить. Но да ладно… Вдвоем справимся…

   – Какой еще ритуал? – недоуменно спросил ефрейтор.

   – Блин! Ну, тупой! – отозвался Хеорась. – Завтра в полночь мы принесем в жертву трех бойцов кавполка – Василия Ивановича, бойца Петьку и подпрапорщика Дулю. Этим жертвенным ритуалом мы вызовем страшного демонического ослозверя, который проберется в преисподнюю и привезет на себе оттуда нашего Вождя товарища Ленина, и мы вместе с ним утопим мир в крови коммунизма и захватим власть во всем мире! Никто не сможет противостоять мне и моему Вождю! Все в мире падут к ногам нашим!

   – Ээээ… - простодушно протянул Клизмук. – А я вот вчерась был на станции, так от бабок на базаре слух подхватил…

   – Слух не триппер – не страшно и подхватить… – равнодушно сказал увлеченный своими тёмными делишками Хеорась.

   – Но бабки говорят, – продолжал Петрило, –  что из адского мира придет зверь страшный, подобный дьяволу. Но этого зверя поборет и изгонит в геенну огненную добрый зверь, имя которому Монг, как говорит древнее пророчество какого-то французского колдуна. А еще говорят, что этим Монгом является ослик Гном из кавполка, но ослика замучили вусмерть в подвалах НКВД. Но ослик воскреснет и победит зверя.

   С этими словами Клизмук рьяно перекрестился троеперстным пальцесложением.

   – Кретинос! – слабо выразился Гапондяев. – Сколько можно учить дурака, что надо креститься пятиконечной звездой, если ты беспартийный и не комсомолец! Идиот!.. И бабки твои идиотки!.. Никто не может победить дьявола! Тем более, какой-то осел, у которого интеллекта не больше, чем у тебя! Ступай прочь!.. Дай нашим пленникам пожрать чего, чтобы до завтрашнего ритуала не околели!.. Дебил, мля...

   Петрило Клизмук вышел из зала, затворив за собой дверь, и пошел в подвал замка готовить баланду пленникам. Хеорась Гапондяев же бросил бокал с недопитым бренди в пустой камин и плюхнулся в кресло.

   - Блин!.. – размышлял Хеорась. – Черт!.. Бабки эти!.. Откуда, блин, всплыло пророчество этого Пуаньи, черт бы его побрал! Вроде я все книги Пуаньи в мире уничтожил… Или не все?.. Блин… Ну да хрен с ним!.. Какой, нафиг, может быть Монг из тупого осла? Нет… Бред все это… И куда, сука, Оглоблин подевался, а?..

   Успокоенный сами собой, Хеорась Гапондяев налил себе новый стакан бренди и погрузился в изучение астрологических схем и старинных сатанинских заклятий.

***
   Было уже далеко за полночь, но Рманов продолжал допрос Гнома.

   – И что же за переговоры ты вёл с Хеорасем?

   – Я хотел выяснить, почему он заинтересовался моей скромной, ослиной персоной. Я постоянно чувствовал за собой слежку.

   – Выяснил?

   – Он очень скрытный. Предложил вступить в его банду, обещал золотые горы: золотой загон, золотой недоуздок и золотое седло от самого Василия Колчановича! Идиот!..

   – А ты что?

   – А я предложил ему покаяться.

   ¬– В чем покаяться?

   – Какая разница в чем... Был бы человек - а грех всегда найдётся!

   – А он?

   – Из разговоров я понял, что он, как я уже сказал, готовит жертвоприношение, но, все же, он так и не выдал, в чём его истинный интерес. В конце концов, пригрозил снять с меня шкуру и превратить её в шагреневую кожу.

   – Возможно, что и мы точно так же с тобой поступим, – пригрозил Рманов, чтобы сделать осла ещё разговорчивее.

   Гном усмехнулся во всю ослиную пасть и молвил:

   – Бросьте, товарищ Прежнев!

   Рманов вскочил, выпучил глаза и, воздвигнув свои толстые брови на лоб, потеряно прошептал:

   – Откуда ты знаешь?

   – Ослы всё знают! – рассмеялся Гном, – Но будь спок, никому не выдам – могила! – и Гном сделал движение копытом около своих зубов, как бы говоря этим «зуб даю!»

   – Говоришь, ослы всё знают?.. Интересно… – почесал брови Рманов. – А в чём заключалась роль Анки?

   – Она организовала нашу встречу.

   – Откуда Хеорась знал Анку?

   – Во всей округе всего два бабы: Анка, да кобыла Василия Ивановича Королева Анастасия. А на станцию ему соваться нельзя.

   – Сомнительный довод.

   – Какой есть...

   Рманов минуту помолчал и сказал:

   – Что ж, я подумаю над твоим предложением.

****
   Петька-великан, изваянный известным в своём кругу, великим скульптором Сухробом Кукрыниксоном, ожил и начал кричать, что это он открыл Америку. Озлобленные зомби со всей страны за ним долго гонялись, наконец, поймав, припомнили, что до этого он открыл ещё и окно в Европу, и продали богатым австралийским аборигенам на металлолом. А потом… Однако это был совсем не тот Петька, поэтому это происшествие никакого отношения к нашему повествованию не имеет, и мы не будем больше упоминать о нем…


Предыдущая часть – Глава 6 - http://www.proza.ru/2017/08/14/1542
Следующая часть – Глава 8 -  http://www.proza.ru/2017/08/14/1754