Именем Революции. Глава 10

ИМЕНЕМ РЕВОЛЮЦИИ – ГЛАВА 10

Написан в соавторстве с Евгением Ташу – http://www.proza.ru/avtor/amulet1970

«Тот, кто не умеет смеяться, сам себя оплакивает»
Се Дук Сен


   Сидевший один в темной камере, Василий Иванович думал о чем-то своем, как уловил неясный звук. Василий Иванович прислушался - на миг ему показалось, что за стеной слева раздался какой-то металлический скрежет. Вдруг из стены появился свет – огонь факела. Какого же было разочарование Василия Ивановича, когда он увидел, что факел держит в руке подлец Оглоблин. Но, опустившаяся было до уровня зеро, надежда вновь возымела потенцию, когда он услышал голос Анки.

   – Бедный!.. Бедный Василий Иванович!.. – крикнула Анка и кинулась к нему.

   Василий Иванович же в этот момент так расчувствовался, что даже ненароком всплакнул. Пока Василий Иванович и Анка проявляли свойственные человеческой натуре чувство привязанности, Борька Оглоблин воспользовался ситуацией и сбежал: он воткнул в щель в стене факел, прошмыгнул по стене к невидимому лазу и нырнул в него - лишь послышался металлический лязг закрывающейся дверцы.

   – Вот сука! – всплеснула руками Анка и стала шарить руками по стене, в надежде найти выход. Однако, тайный ход находиться никак не желал.

   Внезапно в коридоре послышались шаги, и вскоре в замочной скважине загрохотал вставленный кем-то ключ. Анка поспешила спрятаться за широкой спиной Василия Ивановича. Дверь в камеру слегка распахнулась, и по полу по направлению к Василию Ивановичу проскользнула пнутая кирзовым сапогом миска с дурнопахнущей баландой.

   – Жри! – раздался голос старшего ефрейтора Клизмука. – Сегодня в полночь мы тебя того!.. И дружков твоих тоже!.. – гоготнул Петрило, после чего захлопнул дверь, не забыв закрыть ее на замок, и удалился, шаркая ногами по длинному коридору подземелья.

   – Блин! – тихо воскликнул Василий Иванович, обращаясь к Анке. – Они же тогда и тебя убьют! Блин!.. Слушай, а может, перед смертью мы с тобой того?.. – и Василий Иванович сделал весьма характерное движение обеими руками.

   – Чего того? – не поняла Анка. – На лыжах что ли покатаемся? Ты уже точно рехнулся здесь!

   – Да какие к черту лыжи!.. Я про… про… Я про коитус имею ввиду!..

   – Ах, ты кобель старый! – разозлилась Анка. – Нас через несколько часов повесят или еще чего, а ему лишь бы потрахаться, кобеляке!

   Анка обиженно отвернулась к стене и замолчала.

****
    Хеорась Гапондяев только что, уговорив очередную бутылку старого английского бренди, спустился этажом ниже – там как раз находилась хорошая зала, подходящая для ритуала жертвоприношения.

   На полу в центре залы была начертана пентаграмма, посередине которой, на надгробной плите, лежали перекрещенными святые символы – серп и молот. Узкие окна были занавешены пунцовыми шторами, на которых белой краской были написаны различные сатанинские заклинания - «Слава КПСОС!», «Решения съезда партии – в жизнь!», «Леин жил, Ленин жил, Ленин будет жит!» и многие другие.

   На трех концах пентаграммы Хеорась приготовил три каменных стола, представляющих из себя сложенные друг на друга старинные надгробные плиты, которые по его – Хеорася - приказу притащил со старого кладбища старший ефрейтор Клизмук. На четвертом конце пентаграммы стояла обыкновенная тумбочка, так хорошо знакомая любому, кто когда-нибудь бывал дневальным. На тумбочке красовался большой гипсовый бюст Вождя Революции Ленина. На пятом конце пентаграммы стоял пюпитр, на котором лежал увесистый том «Капитала» Карла Маркса, главы которого следовало читать вслух во время обряда жертвоприношения.

   Хеорась проверил свою ритуальную красную рясу, златую звезду на златой цепи и, убедившись, что все приготовления в порядке, вытащил из кармана часы на цепочке – до свершения ритуала оставалось еще четыре часа. Значит, можно было пойти перекусить. Хеорась, представляя себя весьма знатным барином, с надменным видом позвонил в колокольчик и приказал прибежавшему на зов Клизмуку приготовить шашлык, после чего отправился в отхожее место справить нужду.

****
   В этот момент поисково-спасательная компания пробралась в шахту древнеримской канализации и начала двигаться по следам свежего налета дерьма. Через некоторое время следы дерьма раздвоились – канализация разделилась на два рукава. Ослик Гном, обладавший не только разумом, достойным восхищения, но и совершенным обонянием, присущим представителям собачьих, чья кровь, как мы помним, так же текла в жилах ослика, принюхался и сказал:

   – Налево пойдешь – голову потеряешь, направо пойдешь – друга обретешь.

   – Яснее можешь? – потребовал Командарм Сечка.

   Гном ещё раз понюхал потоки дерьма и сказал:

   – Слева, судя по запаху, идет поток помета Хеорася и ещё какого-то субъекта. Кажись, Клизмук... Справа чую дерьмо Дули, Петьки и Василия Ивановича.

   – А дерьмо Анки не чувствуешь? – спросил комиссар Рманов. – А то вдруг она тоже тут взаперти сидит…

   – Нет, – категорически твердо ответил Гном.

   – Какая жалость, – разочарованно сказал Ф.У. Рманов.

   – Ладно, – сказал Гном, – дальше я не пойду. У вас хоть сапоги есть, а мне каково по дерьму голыми копытами идти? Нет уж – увольте. Направление уже знаете – не собьетесь.

   С этими словами ослик Гном развернулся и порысил на выход. Остальные, снова взвалив на плечи мертвецки пьяных дублей, повернули по следу дерьма своих друзей, и уже через дюжину шагов перед ними выросла темная фигура – это был художник Оглоблин собственной персоной.

   – Давненько вас жду… – невозмутимо сказал Оглоблин. – Анка тоже тут – она у Василия Ивановича. Время у нас нет, поэтому объясняться будем потом, а сейчас – за мной!

   Оглоблин повернулся и уверенно зашлепал по дерьму.

****
   Солнцеподобный советский фараон Коба сидел за столом в своем хремлевском кабинете, курил трубку и размышлял о том, как бы ему свернуть шею этой подколодной змее Ёберии. До него тоже были товарищи… эээ… как их там?.. А!.. Ягодицын и Ёжиков… Коба немало сделал, во имя Революции, грязных делишек руками этих упырей, которые, впрочем, и сами были готовы ради Кобы идти на любые подлости и преступления. Историю ведь чистыми руками не делают, стадо надо сплотить, надо его вести. Но использованные кондомы, как известно, подлежат утилизации. Что же... Видать, и Ёберина очередь пришла быть использованным кондомом – это уже настолько очевидно, что сам Ёберия должен это понимать. А он и понимает – хитер, подлец, ох, как хитер!

   Коба выкинул в форточку окурок трубки и плесканул в солдатскую кружку грамм двести сярмянского коньяка «Аро-Ра». Коба весьма полюбливал этот превосходный напиток, но, блин, этот назойливый поц Винстон Черхолл каждый день звонит из Лонтона по линии межправительственной связи и просит прислать пару бутылочек. Совсем оборзел!.. Да и агенты VI управления РСХА явно засекли повышенный трафик связи и теперь голову ломают о причинах повышенной частоты переговоров между Лонтоном и Хремлем. Так и до войны не далеко…

   Коба отпил из кружки и, закурив новую трубку, продолжил тяжкие раздумия. Что Ёберия подлец и негодяй – это и ослу понятно. Ослу?.. Ну, да… Сетх же не раз на это намекал. Впрочем, одно грязное дельце Ёберия должен для Кобы доделать – убрать эту политическую проститутку Троцкого. А вот потом можно и самого Ёберию… А вот как?..

   Коба выкинул в окно очередной окурок трубки и решил немного поразвлечь мозги – отвлечься для отдыха. Он подошел к обширному книжному шкафу, вытащил наугад книгу, открыл какую попало страницу и прочитал первую попавшуюся фразу - «Но примешь ты смерть от коня своего».

   Коба аж подскочил от волнения и снова закурил трубку. Ну, конечно же!.. Конь!.. И как он раньше не догадался до этого! Коба сделает ход конем – и кранты этому паскуде Ёберии!

****
    Анка все продолжала дуться на Василия Ивановича, как внезапно в коридоре послышались голоса, и вскоре дверь камеры распахнулась, и перед ними вырос Оглоблин.

   – Это уже не смешно! – сказал, увидев художника, Василий Иванович, но вслед за Оглоблины на глазах изумленных происходящим Василия Ивановича и Анки в камеру вошли товарищ Генассе Даков, старший сержант Чорний и комиссар Рманов, которые внесли в камеру… Василия Ивановича, от которого за версту несло перегаром! Следом в камеру вошли Петька, Дуля, Шигорецский и Командарм Сечка.

   – Тихо, – предупредил удавленных друзей не менее удивленный Рманов, видя, что те готовы завопить от радости и кинуться им на шеи.

   – Ну, собирайся, друже! – сказал Маршал Обороны, обнимая Василия Ивановича, который прислушивался к словам Петьки, целующего заплаканную Анку. Генассе Даков, улыбаясь, теребил своего друга за загривок.

   – А откуда он? – показала на Оглоблина Анка.

   – А он оказал добровольное содействие, – рассмеялся Гном, удивив напрочь Василия Ивановича своей членораздельной речью.

   – Он приставал к тебе?.. Лапал?.. – пытал расспросами Петька свою возлюбленную, но та лишь нервно всхлипывала, утирая слезы Петькиной бубённовкой.

   – Ладно!.. – скомандовал Командарм. – Харэ телячьи нежности разводить! Валим отсюда! По дороге все расскажем!

   Пленники и их освободители заперли пьяного дубля Василия Ивановича в камере и поспешили к замковому колодцу, из которого был выход в древнеримскую канализацию.

****
   Наркомвоенмордел товарищ Троцкий пил чай в своем штабном вагоне и почитывал газету «Истинная Правда», как вдруг увидел, как к его смексиканскому бронепоезду подъехали несколько бронированных автобусов с тонированными стеклами и надписью ОССОН.

   – Это конец! – подумал Троцкий, сунув руку в карман в поисках валидола.

   Это действительно был конец – ОССОН просто так ни к кому не приезжал. Бойцы ОССОН – Отряда Слатышских Стрелков Особого Назначения, или как их еще называли в народе, просто Слатышские Стрелки или СС – были безжалостными и хорошо натренированными убийцами, которым никто не мог противостоять. В течении пяти минут ОССОНовцы окружили бронепоезд и перестреляли скитайсих головорезов Троцкого. Причем, колдуна А Ли хладнокровно застрелил из своего маузера сам Гранитный Эдмунд – Эдмунд Бржинский, безжалостный убийца, лично преданный товарищу Кобе, чекист с проклятым сердцем и липкими руками. Наркомвоенмордел Троцкий, чувствуя, как предательски намокло его галифе, в ужасе шарахнулся от окна, когда мозги А Ли вперемешку с кровью и костями черепа забрызгали окно, у которого он стоял.

   Гранитный Эдмунд безэмоционально осмотрел поле побоища и сделал почтительный жест в сторону одного из бронированных автобусов. Через минуту из броневика, поигрывая ледорубом вышел трижды комиссар товарищ Ёберия и отправился прямехонько в штабной вагон к Троцкому, который с ужасом взирал на приближавшегося наркома НКВД.

   – Ну, здравствуй, Лёва, – по-доброму сказал Ёберия, зайдя в вагон. – Что ж это ты, а? Я к тебе, Лёвушка со всем своим открытым сердцем, а ты что?..

   – Да ты что, Ёберия ты мой дорогой! – отозвался Троцкий. – Ты же знаешь, что ты для меня – как брат родной!

   – Врешь… – равнодушно сказал трижды комиссар.

   – Вру… – обреченно подтвердил Троцкий.

   – А знаешь, Лёва, – продолжал Ёберия, – я сегодня всю ночь молился живому богу революции товарищу Кобе. И знаешь, что он мне на счет тебя посоветовал? Нет?.. Сказать?.. Он мне так сказал: да херани-ка, Павло, ты этого марамойца ледорубом по башке – и все дела!

   Ёберия, поигрывая ледорубом, смотрел пристально в глаза Троцкого. Они были не в силах оторвать взгляд друг от друга, как кролик не может оторвать свой взгляд от удава, который давит другого кролика. Поэтому и не удивительно, что ни Ёберия, ни Троцкий не заметили, как в потолке вагона приоткрылся люк, в который влетела шашка с удушаемым газом. Уже через три секунды Ёберия и наркомвоенмордел лежали распростёртыми на полу штабного вагона. Еще через несколько секунд через люк в вагон спустился человек, чье лицо было скрыто под маской портативного противогаза.

   Спрыгнув на пол, человек первым делом поднял оброненный товарищем Ёберией ледоруб и с силой вонзил его в череп товарища Троцкого. Вторым делом человек в противогазе вытащил из вагонного камина увесистую кочергу, рукоять которой была отлита в виде головы лошади. Вошедший размахнулся сильнее и проломил череп лежащему в беспамятстве наркому Ёберии лошадиной головой. Сделав свое черное дело, человек в маске вытащил из буфета бутылку сямериканского бурбона и, опустошив ее из горла, аккуратно поставил на место. После этого незнакомец в маске подпрыгнул, схватился руками за край люка и через секунду его уже не было в вагоне.

   Никаких следов профессиональный убийца после себя, разумеется, не оставил, лишь слабый, едва различимый только самыми чуткими спектрометрами, запах масляных красок, используемых художниками–арьергардистами, витал в воздухе вагона.

   На следующее утро Кобе доложили, что неизвестным убийцей, присланным, по всей видимости, странами Сантанты, были убиты нарком НКВД Ёберия и наркомвоенмордел Троцкий. Объявив в стране трехдневный траур, Коба приказал найти убийцу и сослать его урановые рудники на Сахаляску. По окончании траура, решением Политбюро, состоялись похороны Ёберия, чей прах был захоронен в стену Новодонского монастыря. Тело же наркома Троцкого было утеряно и по ошибке отправлено авиапочтой в Смексику, где и захоронено во дворе какого-то дома в Койокане.

****
   Уже через двадцать минут после побега, перепачканные антикварным навозом, наши герои вылезли из лаза канализации на лесную полянку, где их ждали скорейские следопыты товарися Чаво Саня и товарисика Пян Се. Рядом паслись полковой ослик Гном и кобыла Королева Анастасия. Наспех умывшись из ручья, герои нашего повествования уж было собрались отправиться в путь, как вдруг с криками «Порублю, суки!» на поляну вылетел маршал кавалерии З.А. Бубённый. Босой, в одних кальсонах и майке, с развивающимися по ветру усами и растрёпанной прической, маршал лихо крутил двумя шашкам, готовый вступить в бой с несметными полчищами врагов.

   – Но-но, друже… - успокоил боевого товарища Командарм. – Все позади, все целы… Но пора, однако, выбираться отсюда по добру, по здорову…

   Маршал Бубённый, лихо всунул шашки в ножны и стал озираться по сторонам, ища кого-то. Вдруг маршал увидел Петьку и, распахнув объятия, кинулся к нему, отчего Петька слегка струхнул и было собрался дать деру от этого сбрендившего маршала. Однако, маршал просто обнял Петьку…

   – Сынок!.. Кровинушка моя! – приговаривал маршал, лобызая бойца Петьку.

   Остальные с удивлением смотрели на происходящее. Первым пришел в себя Командарм:

   – А я давно подозревал… Как ни приеду в кавполк, как ни увижу Петьку, так и думаю – ну кого же он мне напоминает?.. Морда-то знакома, будто из одной лоханки хлебали. А оно воно как… Да…

   – Не понять тебе, Андрюша, отцовских чувств… - сказал маршал Бубённый Командарму, отрываясь от сына. – Просто ты не женат и не имеешь детей...

   – Ну, почему же, друже?.. – возразил Бубённому маршал Сечка. – У меня двое детишек – мальчик и девочка. Помнишь лет много тому назад я был в Северной Скорее военным советником у Се Дук Сена? Так вот… Тогда-то у одной пламенной скорейской революционерки и просто красавицы Ы Пат от меня родились двойняшки. Ы Пат и была моей женой… Военно-полевой женой…  Эх, жаль, что потом мою любимую Ы Пат сяпонские интервенты расстреляли… Она, как сейчас помню, тогда отправилась вплавь через Амноган к сяпонцам в тыл - на разведку. Разделась она, значит, представ передо мной полностью обнаженной, как Афродита, связала одежку в узелок и поплыла. А узелок тот волной у нее из рук и выбило… Вот и попала она в плен к сяпонцам в чем мать родила… Поймали, значит, ее сяпонцы и, как была она голой, так голой и привели бедную мою Ы Пат на допрос. «Где секретные документы?» - спрашивают сяпонцы у Ы Пат. Она и ответила им, типа, где-где… Ну, ты сам знаешь - где… Сяпонцы проверили – и точно там! Ну, а дальше ты и сам понял, что было… А потом сяпонцы ее расстреляли… Так нам доложил скорейский резидент «Микадо», засланный в Сяпонию.

   – А дети?.. – удивился маршал Бубённый. – Их тоже сяпонцы поймали?

   – Да, нет, слава богу! – радостно отозвался Сечка. – Живы они! И сынок мой Ы Пун жив! И доченька Ы Пёх жива! Да вот же она! – Командарм показал в сторону сидевших на еловом бревне скорейских следопытов.

   Взоры всех присутствующих устремились на красавицу Пян Се, однако, Командарм подбежал к товарися Чаво Саня, которого на глазах изумленных сослуживцев поднял на руки, обнял и поцеловал.

   – Ээээ… Он – твоя дочка?! – спросил ошарашенный маршал кавалерии.

   – Не он, а она! – обиженно ответил Командарм. – Прошу любить и жаловать – моя любимая дочурка Ы Пёх! Под прикрытием она работает…

   – А сын?.. Сын-то твой где? – не унимался З.А. Бубённый.

   – Вот он! – Командарм похлопал по спине Пян Се, опустившую от смущения глаза в землю и теребившую кружевной платочек одной рукой, другой же застегивая вторую пуговку на груди, славно стыдливо пряталась от чужих взоров. – Вот мой сын!.. Вот мой отважный и непобедимый Ы Пун! Под прикрытием он работает…

    – Блин… Вот ведь… - забормотал подпрапорщик Дуля. – А ведь я ее… его… блин… чуть не того… блин… Вот засада!..

     – Ах, ты сука!.. – подскочил к Дуле Командарм, сжимая в руке наган. – Если ты, контра гомосексуалистическая, еще раз вздумаешь залезть к моему сыну под юбку, то я тебя самолично пристрелю, как пса бешенного!

   – Ну… блин… – сконфуженно оправдывался Дуля. – Я же ведь не знал, что она – это он, а не она…Если бы я знал, что она – это не она, а он, то я бы – ни-ни!.. А то я ведь вижу – она, откуда же мне знать, что это он, а не она…

   – Ах, сейчас бы кофейку… – мечтательно сказала Анка и требовательно посмотрела на Гнома, но ослик только пожал плечами. Командарм Сечка, который стоически перенес непереносимые миазмы канализационной шахты, услышав этот невинное Анкино желание, внезапно подорвался с места и ломанулся в кусты, обильно блюя на ходу.

   Но это же мгновенье внезапно в лесу раздался треск ломаемых сучьев, и на поляну, сбив с ног блюющего Маршала, который в падении умудрился облевать почти всех своих к тому же издермённых товарищей, выбежал гололобый абрек с обрезом винтовки в одной руке и кавказским кинжалом в другой. Не спуская собравшихся с мушки своего обреза, абрек кинулся к Анке. Петька, подумав, что абрек хочет Анку умыкнуть, было преградил путь джигиту, но тот, будучи весьма умелым борцом, смёл Петьку, как пёрышко воробушка. Подбежав к Анке, абрек обнял ее и закричал:

   – Патя!.. Сестра моя!

   – Ахмед!.. - радостно закричала в ответ Анка.

   Потрясенный увиденным, маршал кавалерии Бубённый беззвучно двигал челюстями – видно, хотел еще что-то сказать, но не находил от изумления слов. Однако, старший сержант Артемий Чорний показал на часы и негромко сказал:

   – Пора!..

****
   Примерно в это же время сгерманский линкор «Трипперц», проходя на траверзе мыса Канаверел, налетел на подводную мину, установленную сгерманской же субмариной еще в предыдущую по счету мировую войну. Взрыв был такой силы, что вызвал гигантскую волну-цунами, которая пять раз обошла вокруг света, начисто смыв легендарную Сятлантиду и её столицу Смехаян-Шахар. Однако, это происшествие никакого отношения к нашему повествованию не имеет, и мы не будем больше упоминать о нем…


Предыдущая часть – Глава 9 - http://www.proza.ru/2017/08/14/1756
Следующая часть – Глава 11 - http://www.proza.ru/2017/08/14/1765