Оставшиеся во тьме - Пролог

Я открыл глаза, но в комнате было настолько темно, что даже не смог разглядеть себя: ни ног, ни рук, ни всего тела в целом. Сделав протяжный вдох, почувствовал резкую боль в груди (судя по всему до того, как очнулся, где-то умудрился сломать пару ребер). Как и любой другой человек, оказавшийся в кромешной темноте, я начал судорожно размахивать руками, дабы использовать единственный в моем  случае рабочий орган чувств “к месту” – осязание, но тут же одернул руку от соприкосновения со стеной. Она была влажная, но этого эпитета недостаточно, чтобы описать насколько мерзким был контакт с тем, что окружало меня со всех сторон. Из стен сочилось что-то слизкое с запахом гниения. Осознав, что соприкосновением со стеной я не получил ответ на вопрос “Где я нахожусь?” – попытался подняться на ноги. Слишком низкий потолок не дал мне совершить задуманное, ибо моя голова въехала в него при подъеме. Вот тут я запаниковал. По-настоящему запаниковал.
Не помню ничего. Совершенно ничего. Ни моего имени, ни того, где я был вчера, что ел на завтрак и завтракал ли вообще. С кем живу и где. Есть ли у меня семья или одиночество – мой конек? Вопросов было много, но всех их можно было бы обозначить под одним: “что со мной произошло?”. Такой вопрос мы задаем себе в любой ситуации, будь то ссора с человеком или же когда узнаем, что случилось что-либо, о чем мы ничего не знаем. Порой нам не нужно знать ответа на этот довольно-таки простой бытовой вопрос, но мне нужен был этот чертов ответ от кого-либо, а лучше от того, кто запихнул меня в это место. Просто так мне этого не узнать, но чем больше и старательнее, напрягая все извилины своего содержимого черепной коробки до последней, я пытался вспомнить хоть какую-либо деталь из прошедшего времени до того, как был в отключке, медленно убивал себя с помощью своего собственного разума, а именно с помощью приема “самовнушение”. Я истошно боролся с ним и многими другими факторами, не позволяя тьме заполучить себя, но в конце концов я сдался.
Проходили секунды, минуты, казавшиеся мне часами, а после - вечностью. Одни симптомы паники сменялись другими, более жуткими признаками схождения с ума: в комнате становилось все теснее и теснее, воздуха все меньше. Кислородное голодание. Вся штука в том, что со мной было все в порядке, ибо страх делал всю эту грязную и самоуничтожающую работу, вот-вот отделяющую меня от неминуемой гибели в муках с собственными кошмарами, с боязнью взглянуть в лицо смерти. Здорово, наверное, умереть в ситуации неизведанного, когда ты ничего не помнишь и не знаешь что к чему. Когда кажется, что ты уже мертв, или же что это всего лишь сон, и все происходящее вокруг тебя лишь плод твоего воображения или результат перебора с алкоголем или тяжелыми наркотическими веществами. Но все эти варианты не имеют места быть в данной ситуации, потому что я уже обречен утонуть в пучине паники и страха, что и приведет меня к летальному исходу, от которого будет мне только лучше. Самое страшное во время приступа паники – это тяжесть остановки своего страха и переключения мыслей на что-нибудь другое. Когда смерть дышит тебе в спину исхода два: пан либо пропал. Мне выбирать не приходится, я уже пропал.
Внезапно я услышал, что где-то вдалеке включился какой-то механизм. Это было странно, ведь я в очень тесной комнате, стены которой от страха казались мне все ближе и ближе к моему телу, а скрежет металлической конструкции исходил с расстояния 100 метров примерно. Звук усиливался, растекаясь вокруг меня по стенам, тем самым приближаясь к моему разуму. Нарастание металлического треска способствовало появлению оглушительного звона в ушах, от которого я почувствовал нестерпимую боль. Я закричал, но не слышал собственного крика, лишь только гул, собравший в себя самые различные звуки, в том числе и те, что издавало мое тело.
Хруст костей, головокружение и запах плоти, а после – яркий ослепительный свет, заставивший меня вспомнить то, что за секунды вернуло меня к жизни. Но было поздно, он уже был здесь, и, медленно занося мясницкий нож надо мной, готовился покончить раз и навсегда не только со мной, но и со всем кошмаром, в который мы и многие другие вляпались по собственной неосторожности.