Мир поглощенный
Горожане, которые еще оставляли надежду, не желая бросать свой кров, потянулись вслед за отступающей армией, бросая взгляды на свои дома, все порывая вернуться и забрать что-то ценное, что будет навечно потеряно. Они смотрели на родной город, который вскоре станет пустыней, растаяв под густыми, розовыми, красными и зелеными водами, став пустым местом, ничем не напоминающем о былом присутствии человека.
— Деда, может и мы пойдем? – мальчишка лет двенадцати с тоской смотрел на последние сгорбленные фигурки людей, все дальше уходящие вниз по улице.
— Впереди их ждет то же самое. Не бойся, Тошка, я с тобой.
Тошка кивнул, доверившись деду. Конечно, ему было страшно. Страшно оставаться в пустом городе, страшно вновь увидеть эти с шипением ползущие разноцветные волны, которые пожирали все на своем пути и выбрасывая вперед языки охватывали все пространство. Страшно было умирать.
Но страшнее было увидеть, как эти толпы людей будут гибнуть, увидеть их обезумевшие лица, их руки, желающие схватиться хоть за что-то, что оттянуло бы их гибель хотя бы на мгновение. Тошка это уже видел. Но все же он проводил взглядом людей до конца, проводил все черные фигурки, скрипящие гусеницами танки и бронетранспортеры, несколько вертолетов, улетевших на запад. Город окончательно погрузился в тишину.
— Дед, а может все-таки пойдем?
Дед ничего не ответил, грустно улыбнувшись и погладив внука по голове. В глазах деда не было страха и обреченности, давно уже застывшей в лицах других людей и мальчику это нравилось. Дедушка стоял на балконе, смотря на восток, где лениво поднималось солнце, осветив желтыми лучами холодный город, на который надвигались пожирающие мир волны. В комнате еще продолжал гудеть беззвучно телевизор. Показывали вечнозеленые леса и водопады, показывали бушующие и спокойные океаны, показывали мегаполисы и провинциальные города, с потоком людей в метро и трамваями, в которых сидели усатые дядьки, разгадывающие кроссворды. Картины сменялись одна за другой, продолжая показывать окружающий мир, некогда обыденный и отныне очень быстро угасающий. Большинство показываемого было уже мертвым. Парки развлечений превратились в зеленые жижи, а небоскребы растаяли, будто их и не было. Не было картинных галерей, не было многовековых статуй и даже египетские пирамиды стали желтой шипящей плазмой. Волны ползли по всему миру, во все стороны, ползли неторопливо, преодолевая все преграды, с шипением задерживаясь на бесчисленных фронтах, где их пытались сдержать огнем. Снаряды и ракеты разрывались во всем мире, не в силах не развернуть, не удержать врага, желающего лишь одного – все поглотить.
— Скоро уже все успокоится, - сказал дед то ли мальчику, то ли себе и повернулся к внуку. – Боишься, Тошка?
Тошка отрицательно помахал головой, чем вызвал смех деда.
— Вот и правильно. Чего бояться, раз так надо?
— Кому надо?
— Не знаю. Природе, мирозданию, планете, или Богу, если он вдруг существует, что я теперь отрицать не хочу.
— Зачем? – все не понимал мальчик.
— Не знаю. Устал мир от нас, вот и очищается.
Тошка промолчал, но ему стало обидно. Он не успел миру надоесть и мир ему тоже не надоел. Но он сглотнул обиду и подошел к деду, который продолжал улыбаться. Ленивое солнце наконец выглянуло из-за высоток, залив теплым светом серые дома и где-то запела птица, почему-то еще не покинувшая город.
Уже было слышно страшное шипение. Волны перевалились через холмы и вливались в город, начав его пожирать.
Мальчик заплакал, вцепившись в деда, вспомнив, как волны поглотили под себя отца с матерью.
Дедушка крепко прижал внука к себе, глубоко дыша и смотря вглубь темной улицы. Краем уха он вновь слышал отчаянное буханье пушек и грохот взрывов на западе. Волны окружали, загнав людей в ловушку.
Птица замолчала и вспорхнула с зарослей сирени, последней покидая погибающий город. С главной улицы на площадь вылезала волна. Медленно и величаво красная масса обрушилась на площадь, выбросив в разные стороны рыжие языки, которые тут же обвили фонари и скамейки. Фонари таяли в шипящей плазме, и вскоре вся площадь превратилась в ровное красное поле, которое колыхалось, застыв на мгновение.
— Может оно обойдет нас? – сказал Тошка шепотом, вцепившись крепко в деда.
Дед покачал головой, судорожно погладив внука по голове.
По глади прошлась рябь и вновь языки полезли вверх, начав пожирать дома.
— Смотри, Тошка, смотри, - дед показывал вперед, на некогда стоящие впереди высотки.
Они таяли подобно кусочкам масла на сковородке, стремительно сползая вниз. Красные и оранжевые языки спешили вверх, захватив крышу, залив ее и стекая вниз, превратив строение на секунду в красный куб. Волна поднималась вновь, уходя дальше на запад, уже не заинтересованная погибшим городом.
— Ведь она живая, сволочь, живая! – закричал дед, засмеявшись, чем напугал мальчика.
От мысли, что эти страшные, шипящие воды живы, Тошке стало жутко и холодно в груди. Он заплакал.
Красно-оранжевые языки перегнулись через балкон и дед инстинктивно отступил в комнату, спрятав за собой внука. На мгновение задержавшись, языки плазмы расползлись по комнате, все ее залив. Тошка почувствовал холод, пронзивший все тело. Мальчик зажмурил глаза и протянул руку вперед, желая вцепиться в деда. Деда уже не было.
— Холодно, - тихо вымолвил Тошка и в последний раз посмотрел в окно на голубое небо.
На месте, где некогда был город прошла зябь и все затихло, прекратив шипеть. На запад ползла волна, стремясь охватить все, оставив после себя опустевший, оголенный мир. Новая жизнь шипела и бурлила, проглатывая остатки старого мира и бросала разноцветные языки вверх, недовольно чувствуя недосягаемость голубого неба. Солнечные лучи тонули в густой тьме разноцветных вод, навсегда забыв о былом присутствии человека.
Свидетельство о публикации №217081400285