Большая Белая Лошадь

               


                А ещё он думал о Лошади: как она там, в тумане (с)





                — Сначала найдём,а потом красота моя будет, да? Чтобы сверкала, чтобы была самая главная... — Девочка задумалась, подбирая слова, — чтобы никто-никто не отнял!
— Ты эту свою красоту никому не дашь? даже посмотреть? Вот, значит, ты какая! — отец прикоснулся к затылку Девочки тёплой ладонью.
— Ну я ж сама хочу!
— Значит, никто никогда не узнает, что есть такая красота?
— А можно, чтобы  и всехная, и моя?
— Да, — отец заглянул в глаза Девочки.
— А как же она моя-то будет?
— Про неё можно просто знать.
— По секрету?
— По секрету.
— А ты мне дашь такую красоту? Тебе не жалко?
— Девочка моя, — отец прижал к себе малышку, — я тебе её покажу, а ты уж сама решай, что с ней делать, ладно?
— Когда?
— Я позову тебя.

                Они жили в небольшом доме, на берегу тихой речушки, поросшей осокой на одном берегу, и кустарником на другом. Под самым домом, отец соорудил спуск к реке, мастерив из досок ступеньки. Ближе к берегу выбрал со дна камни, чтобы получилась небольшая тёплая купальня. Маленький островок посреди реки ограждал это уютное местечко и делал его совсем безопасным. Летним утром Девчонка сбегала по ступенькам, плюхалась в воду (всякий раз ойкнув), прихлопывала до высоких брызг ладошками, а потом окунала ещё сонную свою мордашку с открытыми глазами и замирала: ждала, когда мальки ткнутся в её ноги. Но под большой камень, ограждавший заводь, заглядывать опасалась: там жил старый рак. Его легко можно было спутать с корягой. Без папы смотреть на него нельзя. Зато можно залезть на сам камень — летом он наполовину торчал из воды — и греться на солнышке, считая  стрекоз. Если сидеть тихо, то обязательно какая-нибудь смелая сядет на тебя, пока другие раскачиваются на осоке, вцепится своими лапками и будет щёкотно и смешно.
                У высокого крыльца дома, вдоль дорожки по сторонам и  до самой калитки росла настурция. Огненные цветки выглядывали из-за  листьев-блюдечек, густо стелились и призывно пахли. Эти цветы никогда не срывали в букеты.  Их место до самой осени было здесь, возле дома. В благодарность за это, цветы щедро дарили семена к следующему году. Девочка собирала в ладошку их кругляшки, чтобы потом  завернуть в пакетик из старой газеты и хранить всю зиму. А весной, в прогретой рыхлой земле делала пальчиком  дырочки,  опускала туда отдохнувшие семена и ждала  зелёные  росточки.


                — Завтра рано-рано утром пойдём за красотой, — отец поправил одеяло и, легонько щёлкнув Девочку по носу, погрозил, — спать!
Она приоткрыло было рот, чтобы узнать тайну, но отец приложил палец к губам и слегка нахмурил брови. Глаза Девочки закрылись сами собой, она тихонько вздохнула и стала думать про завтра. В голове рисовались, сменяя друг друга, как кадры диафильма, расчудесные картинки  про красоту: и красная-прекрасная, и золотая, и голубая с блёстками, и белая-белая... такая белая и тёплая, что даже в руку никак не взять и ничего не видно вокруг, и ...
И кто-то вдруг коснулся её лба, таким тихим касанием, как влажный нос собаки. Она улыбнулась и тут же увидела смеющиеся глаза отца:
— Вставай, соня, красоту проспишь.

                Они вышли на крыльцо дома, и Девочка сразу узнала это белое-белое, которое уплывало за калитку к реке.
— Смотри, — отец присел на корточки и осторожно приподнял лист-блюдечко настурции. В самой серединке его, слегка покачиваясь, переливалась на солнце огромная капля. Свет её был столь притягательным, что Девочка нагнулась и, коснувшись губами, вдохнула каплю в себя.
— Вкусно!  — прошептала она.
— Красота, — отец легонько тронул лист, и капля, дрогнув светом, перекатилась.
Девочка ойкнула, испугавшись, что  всё сейчас пропадёт.
— Тише, красота не любит шума, — улыбнулся отец.
— Это моя?
— Теперь и твоя.
— И всехная?
— Всех, кто умеет слышать.
— Я знаю, она из белой ночи пришла. Там всё-всё белое и тихое.
Белая-белая наша река, и белые стрекозы с огромными глазами, и наш белый камень, и белая трава с вот такими вкусными каплями. А за  рекой в поле ходит Белая Лошадь.  Совсем одна. Такая большая, что её никто не видит, потому что все думают, что это просто туман. А это не туман, это — Большая Лошадь. Просто она Белая. Как же она одна там?
— Когда солнце поднимется выше, все увидят, что Лошадь вовсе не туман, — отец подхватил на руки Девочку и поцеловал в курносый нос. Девочка зажмурилась и увидела Большую Белую Лошадь. Свою. Навсегдашнюю.