Глава 3

- Да нет же! – вздохнул Гарри, покачав головой, - не так! Пунктир слишком большой, в конце концов, ты просто портишь карту!
       - Да ну и черт с ней! – в сердцах выпалил Смит. – Я ненавижу географию. Здесь на тройку сделано?
       - Разве что на тройку, - пожал плечами Гарри. – Если тебе этого достаточно, хотя, я не понимаю, почему, будучи таким смышленым, ты себя ведешь как типичный двоечник.
       - Слушай, - Джон закрыл тетрадь и с грохотом захлопнул учебник, - я просто не понимаю, на кой черт все это нужно. Чтобы знать географию, не нужно уметь чертить карту. Куда интереснее будет путешествовать, узнавать города и страны в лицо, видеть и понимать их колорит. Что толку от того, знаю ли я площадь Лиссабона или нет, если я не разу там не был, и не могу сказать, какие люди там живут, как в городе пахнет, какая там атмосфера? По-моему, никакого толку.
       - Но это же наука! – возмущенно возразил Гарри, взъерошив волосы. – Это очень серьезно, понимаешь?
       - Это забивание мозгов людям, не более! Так же и с механикой. Я умею чинить машины, знаю, что для этого нужно, как обустроен мотор. Для жизни мне нужно это, а не глупые буковки в формулах.

       Гарри примирительно вздохнул. Встал, походив по комнате.
       - Да, Смит, знаешь, я со всем этим согласен. Черт, да ты правильно все говоришь! Прошлым летом мы с отцом ездили в Париж. Я смотрел на Эйфелевую башню, вспоминал все, что о ней знаю, но понимал, что, какая, к черту, разница, что раньше ее хотели снести, как уродскую, если она прекрасна? И с литературой так же. Знаешь, меня всегда донимал вопрос, почему историю о двух суициднувшихся подростках все называют историей великой любви? И люди? Действительно ли они так любят эту сказку, или следуют мнениям умников, которые считают эту сказку великой любовью?
       - А эти интегралы? – кивнул Саксон. – Ну зачем они нужны, вот скажи? Они же никак не помогают зарабатывать деньги, никак не помогают эти деньги тратить. В конце концов, человек, понятия не имеющий о том, что такое интегралы, спокойно может рассчитываться за покупки и определять уровень своих доходов и расходов.

       Гарри закурил, чем вызвал приступ кашля у своего приятеля. Озорно усмехнувшись, протянул Смиту сигарету.
       - Я пас, не курю – с улыбкой отмахнулся Джон.
       - Как хочешь – пожал плечами Саксон. – А я смолю с четырнадцати.
       - Ясно.

       Некоторое время они просидели молча. Гарри отрешенным взглядом смотрел в окно, где туда-сюда шмыгали машины, разнося весть об этом всей округе, Джон принялся за заданное сочинение по Стейнбеку, так что, некоторое время единственное, что было слышно в комнате – звук шурщания ручки по бумаге.

       Закончив свой труд, Смит придвинул приятелю тетрадь:
       - Зацени!
       Вздрогнув, Гарри вышел из своего отрешенного состояния, беря тетрадь и начиная читать.

       «Жизненная философия, о которой говорит нам Стейнбек в своих книгах, направлена явно не на то, чтобы люди могли нормально жить. Оправдать роман «Гроздья гнева» только тем, что в нем изображена жизнь и тяжелый труд людей, переживших Великую депрессию, невозможно и неправильно. Потому что даже в самых тяжелых ситуациях надежда должна всегда присутствовать в жизни человека, всегда питать его. Что мы видим в романе? Бабушка Тома отчего-то теряет волю к жизни после смерти мужа, будто бы у нее нет большой семьи, ради которой нужно держаться, и умирает при переезде через пустыню. Ее мужа, озорного любимца семьи, насильно тащат на переезд, как скот. Пострадавшему с рождения Ною так же не нашлось места в семье и он остается скитальцем. Молодой и наивный Конни бросает семью, отягощенный трудностями жизни, хотя, будь он мужчиной, держался бы непременно, его жена, Роза, в финале рождает мертвого ребенка, потому что пережила массу стрессов и неправильно питалась. Что хочет показать нам Стейнбек в своем романе? Что жизнь полна ужасов и нужно сложить руки, не предпринимая ничего, ни за что не борясь. «Вы все не просто умрете, но подохните страшной смертью, как собаки» - обещает нам автор. Очень оптимистично. Вся семья, которая вроде как по идее ищет лучшей жизни, оказывается совершенно не приспособленной к этой самой лучшей жизни. Вообще не способной к ней. Им нечего делать, они беззащитны и сдаются, не смотря на то, что ищут выход из тупика, он оказывается сильнее их. Человек должен властвовать над обстоятельствами, пытаться их победить в любом случае. Вот такой должна быть философия писателей, которые хотят преподать урок своему читателю. Книги, пропагандирующие отчаяние и не оставляющие места для надежды, я бы сжигал на костре. Ничего хорошего для человека, кроме паники, в которую он обязательно впадет, прочитав подобного рода книги, где понятие хотя бы возможности будущего попросту нивелируется, такие произведения не несут и рассуждать о них нечего".

       Закрыв тетрадь, Саксон присвистнул:
       - Знатно ты Стейбека дерьмом полил.
      - Ковальски нам сказал высказать свое мнение относительно философии автора в книге – я его высказал – пожал плечами Смит.
       - Вижу, спорить с писателями тебе нравится больше, чем алгоритмы решать и рисовать карту – усмехнулся Гарри, садясь на кровать, и вытягивая длинные ноги.
       - И, вижу, тебе это не очень по душе – хмуро посмотрел на него Джон.
       - Не то, чтобы не нравилось – протянул Гарри, снова затягиваясь, - просто ты осуждаешь Стейнбека за категоричность, но сам не менее категоричен. И надежда у тебя должна быть обязательно, иначе никак, и люди должны быть оптимистичны. Какой уж там оптимизм, если война и голод гонят в далекие дали, о которых ничего не известно, а будущее темное и страшное? Что должен чувствовать дед, которого в преклонном возрасте заставили куда-то идти, по сути – в неизвестность? Или бабушка семьи, где дети и внуки уже взрослые и ставшая, по сути, обузой для них, лишним ртом? Мне кажется, ничего кроме отчаяния. Так что, думаю, с этой точки зрения роман очень даже правдив.
       - Ты не оставляешь людям надежды – Смит покачал головой.
       - А твое представление о добре вообще однообразно и однобоко. Впрочем, фишка сочинения как раз в том, чтобы выразить свою точку зрения. Ты ее выразил. Интересно, какая дискуссия получится из этого.
       - Будет дискуссия?
       - Да. Ковальски их очень любит. Он прямо фанат дискуссий.

       Взглянув на часы, которые отмеряли приближение вечера, Гарри подошел к вешалке, надевая кожаную куртку.
       - Ладно, я пойду уже. Завтра увидимся.
       - Поужинать с нами не хочешь?
       - Нет. Прости, Смит, я не питаюсь китайской лапшой.
       - Оккей – пожал плечами Джон. – Как пожелаешь.

       Они вышли в коридор. Джон наблюдал, как приятель надевает мотоциклетный шлем, достает из кармана куртки ключи, заводит мотоцикл.
       - Не хочешь однажды устроить гонки? Я тоже езжу.
       Саксон посмотрел на него особо внимательно, в глазах плясали лукавые бесы:
       - Посмотрим.
       И, посигналив на прощанье, завел мотор, с ревом отправляясь в дорогу.

       Некоторое время Джон смотрел ему вслед, вдыхая запах пыли, поднятый мотоциклом, а затем зашел в дом, разрешая счастливому псу запрыгнуть ему на руки – Гарри собак особо не жаловал и малыш просидел под столом целый день, не решившись показаться на глаза.