Панацея от Ангела

1.

История эта началась с маленькой девочки по имени Майя. Но тогда мы еще не знали её имени. Девочку доставили в нашу клинику после ужасной автокатастрофы. На мосту через Ангару их автомобиль протаранил на огромной скорости КАМАЗ. Машину буквально сплющило в лепешку. КАМАЗ протащил Жигули по асфальту метров сто пятьдесят и, врезавшись в бортик моста, скинул его с двадцатиметровой высоты. Машина перевернулась несколько раз в воздухе и упала на бетонное основание крышей вниз. Спасатели пять часов колдовали над ней, прежде чем им удалось вытащить оттуда тела. Они были крайне удивлены, когда обнаружили тело ещё живой четырехлетней девочки. Её родители погибли мгновенно. Сама она была в ужасном состоянии. Нагонять ужаса и рассказывать про все её переломы и травмы я не буду, скажу только, что надежды на выживание фактически не было. Несмотря на это мы сделали всё возможное, чтобы спасти Майю. Но, даже после всех наших усилий, шансов у неё было крайне мало.
Марина с Викой, наши медсестры в реанимации, ревя день-деньской, практически не отходили от её кровати. Маленькое хрупкое тельце всё обмотанное бинтами и увешенное системами и проводами жутко смотрелось на фоне белой простыни. Даже прожженный многоопытный хирург Дмитрий Вишневский тайком утирал слезу, выходя из палаты. На вопрос: “Будет ли она жить?» – Дмитрий, молча, пожимал плечами и запирался у себя в кабинете, где изрядно принимал на грудь медицинского чистогана и просиживал остаток дня за столом, упершись мутным взором в окно. Так прошло семь дней.
Утром восьмого дня клинику разбудил Маринин крик. Она так верещала в коридоре, что на её вопли сбежалось половина дежурного персонала больницы. Дмитрий попытался выяснить у нее, в чем дело, но она не могла сказать ничего вразумительного, только всхлипывала, вытирала нос платком и указывала на дверь Майиной палаты. Первой нашей мыслью было, что Майя наконец-то умерла.
- Вот и все, - сказал Дмитрий - отмучилась малышка.
Марина выпучила глаза, враз успокоившись и, покрутив пальцем у виска, выпалила:
- Типун тебе на язык, бессердечный! Ты что такое говоришь?! Жива она – жива!
Мы с Дмитрием недоверчиво переглянулись и, не сговариваясь, одновременно шагнули в палату. Невозможно описать наше удивление, когда мы увидели Майю, сидящую на кровати с прижатыми к груди кулачками. Её большущие голубые глаза удивленно обшаривали палату. Марина потихоньку подошла к кровати и села на краешек матраса.
- Здравствуй малышка. Как ты себя чувствуешь? – почти промурлыкала она.
Девочка несколько секунд, не мигая, смотрела на неё серьёзным изучающим взглядом, потом улыбнулась и сказала:
- Я кусать хочу.
Ох, что тут началось! Все как будто разом потеряли разум. Говорили все сразу, и разобрать в этом шуме что-то дельное было невозможно. Даже невозмутимый Дмитрий потерял привычную сдержанность и ходил по палате из угла в угол, нервно покусывая кончики своих усов.
- А ну тихо всем! – крикнул я – Соблюдайте тишину, пожалуйста, здесь ребенок. И уже спокойно добавил:
- Давайте-ка все по рабочим местам. Мы с Дмитрием Германовичем вдвоём во всем разберемся.
Народ замолчал и потянулся в коридор. Последней вышла Виктория и мягко закрыла за собой дверь. Я подошел к кровати,  присел на корточки и, стараясь говорить спокойным расслабленным голосом, что бы ненароком не испугать ребёнка, спросил:
- Как тебя зовут, солнышко?
- Майя. – ответило маленькое голубоглазое создание.
- А меня дядя Аркадий. Хочешь, я тебе супчика принесу? Он вкууусныыый.
Девочка подперла кулачком подбородок, нахмурила бровки, и сложила губки дудочкой.
- А он не гоячий?
- Нет, он тепленький. Я его сам готовил. Принести?
Майя быстро закивала головкой.
- И хйеба!
- Конечно. Как же без хлеба!? Обязательно с хлебом. И компот?
- И кампоть!
- Хорошо. Вот здесь стоит дядя Дима, он очень хороший и добрый доктор. Давай, пока я буду ходить за супчиком, он посмотрит, где и что у тебя болит. Ладно?
- Угу.
- Вот и замечательно. Дмитрий!
- Не шуми, тут я.
Дмитрий стоял прямо у меня за спиной и внимательно слушал наш с Майей разговор. На его лице отражалась глубокая задумчивость. Да, подумать было о чем.
Через пятнадцать минут я вошел в палату с чашкой жидкого куриного супа. Дмитрий сидел за столом и задумчиво барабанил пальцами по коленке.
- Как она? – спросил я.
Дмитрий поднял голову, посмотрел на меня и пожал плечами.
- Это невероятно Аркадий Вениаминович. Я не знаю, что и сказать. Впрочем, посмотри сам.
Я подошел к закутанной в простыню Майе, и поставил суп на тумбочку рядом с кроватью.
- Ну, как ты малышка? Можно я посмотрю?
Майя скорчила недовольную, но очень милую рожицу и неохотно распахнула простынь. Это действительно было невероятно: на теле не было ни ран, ни ссадин, ни даже кровоподтеков и синяков. Шрамы от операций и рваных ран выглядели тоненькими белыми ниточками. Никаким другим словом, кроме, как чудо, это объяснить было невозможно.
- А как переломы? – бросил я фразу в направлении Дмитрия.
- Никаких переломов нет. – тут же отозвался Дмитрий. – Я конечно не рентген, но…
- Я понял Дим. Ладно. Вопросы будем задавать потом, а сейчас нужно накормить ребенка.
Я достал из кармана халата пакетик с куском мягкого батона и маленькую серебряную ложечку. Взяв с тумбочки чашку с супом, я поднес её к лицу Майи.
- Давай, открывай ротик, нужно покушать супчику.
- Я сама. – гордо вскинув носик, сказала девочка.
- Ну, сама, так сама. Держи ложку.
Я протянул Майе ложку. Она посмотрела на неё, а потом на свой крепко сжатый кулачок.
- Что у тебя там?
- Это подалок.
- Подарок? От кого?
- От ангела.
- От кого?!!
- От ангела.
- Вот как?! И когда же ты его видела?
- Вчела. Ночью. Он плилител меня летить.
- Лечить?
- Да.
- Как интересно. И что же тебе подарил ангел? Можно посмотреть?
- Свои полышки.
Девочка разжала кулачок, и я увидел на ладошке комочек мятых белых перьев. Первой моей мыслью было, что это перья из подушки. Но потом я сообразил, что в реанимации не может быть перьевых подушек. Ладно, разберемся с этим позже.
- Малышка, давай эти перышки полежат у дяди Аркадия в кармашке, а ты пока покушаешь. Хорошо?
- Холошо. Только не отдавайте их никому.
- Конечно – конечно, никому не отдам. Кушай.
Я взял комок слипшихся перьев из руки девочки и положил в карман халата. Майя выхватила у меня из рук ложку и стала жадно поедать теплый суп. Бедный ребенок изголодал совсем, семь дней ничего не ел. Через две минуты с супом было покончено. Полстакана компота завершили пиршество. Глазки девочки начали предательски моргать, тельце расслабилось, её морил сон.
Я уложил ее на кровать и накрыл простыней. Она не сопротивлялась.
- Спи солнышко. Тебе нужно набираться сил. Спокойного сна.
Майя сладко зевнула и, поджав под себя ножки, закрыла глаза. Сквозь наступающий сон она спросила:
- А ангел ещё плилетит?
- Конечно, прилетит, и расскажет тебе что-нибудь хорошее и красивое. Спи.
Через несколько секунд Майя уже спала сном безвинного агнца. Я тихонечко подошел к Дмитрию.
- Надо бы найти её родственников Дима. Позаботиться об одежде для девочки… ну, что там ещё положено?
- Обижаешь, Аркадий Вениаминович, Марина еще в первый день через милицию связалась с её дедушкой и бабушкой. Они давно уже здесь, живут на квартире у родственников. В связи с критическим состоянием девочки их в палату не пускали, но Марина уже ушла им звонить. Так что через час или два они приедут.
- Замечательно.
- Странно все это Аркадий. Ох странно. – пробормотал задумчиво Дмитрий.
- Да уж. Но, главное, что с девочкой все в порядке, а вопросы и ответы будем искать потом, если они вообще нужны. Если что, я у себя в кабинете. – сказал я и поправил сползшие на нос очки.
Потрепав Дмитрия по плечу, я вышел из палаты и пошел к себе в кабинет. Там я долго курил, вертя в руке загадочный комок перьев. Потом меня вызвали к очередному пациенту. Я бросил перья в колбочку с физраствором, поставил её на полку в шкаф и благополучно забыл о них.
Через два дня Майю выписали. Счастливые дедушка и бабушка со слезами на глазах благодарили нас с Димой за подвиг, которого мы не совершали. Они увезли Майю к себе в деревню и больше я её никогда не видел. После этого случая прошло три года, и эта история так бы и закончилась, если бы не…

2.

2002 год начался достаточно проблематично: сначала нам сильно урезали финансирование, потом началось сокращение штатов, многие мои коллеги ушли в другие больницы, а кое-кто в частную практику. Дима Вишневский вообще иммигрировал в США, где у него, по слухам, жил родной дядя. Из всего старого персонала остались - я, да Виктория Киселева. Больница буквально разваливалась на глазах.
Вот в это смутное, невероятно неприятное время, к нам в отделение и поступил Руслан Шакиров – семнадцатилетний парень, избитый в глухой подворотне какими-то отморозками. Восемь ножевых ранений в грудь и перелом основания черепа не сулили ему ничего хорошего. Возможно, ранее, мы и смогли бы что-то сделать, но в том катастрофическом финансовом и кадровом положении, в котором находилась наша больница в тот момент, мы были бессильны ему помочь. Парню оставалось жить несколько часов, максимум сутки. Мы с Викой тихо стояли у кровати умирающего и соображали, что вообще можно сделать в такой ситуации? При всём моём медицинском опыте и желании помочь, я не находил ни одной возможности это сделать. Вика обречённо вздохнула и произнесла фразу, которая полностью, кардинально, изменила ход человеческой истории:
- Эх, вот сейчас бы не помешало явить чудо. Ну, или хотя бы найти ангельские перья.
Меня словно током ударило. Я несколько секунд изумленно таращился на понурую Вику, а потом развернулся, и чуть ли не бегом, понёсся к себе в кабинет. Колба всё ещё стояла в шкафу на второй полке, аккуратно закрытая резиновой пробочкой… вот только перьев там не было. Вместо них в колбе бултыхалось миллиграмм пятьдесят нежно-розовой жидкости со слабым флуоресцентным эффектом. Я покачал колбу в руке, посмотрел на свет, даже понюхал содержимое, открыв пробку. На несколько мгновений зажмурился, потер тыльной стороной ладони уставшие глаза.
- Была – не была, хуже всё равно некуда. - сказал я вслух и пошел обратно в палату. Там, у кровати, всё ещё стояла растерянная Вика.
- Что случилось Аркадий Вениаминович? – спросила она дрогнувшим голосом.
- Всё нормально Викуль. Набери это в шприц и отправь в капельницу. – ответил я, протягивая ей колбу с «ангельским раствором».
- Что это Аркадий Вениаминович? – принимая склянку, спросила Вика.
- То самое, что ты просила – ангельские перья, памятный подарок нам от девочки Майи.
- Но…
- Что «но», Вика?!
- Аркадий Вениаминович, а если оно его убьёт?! Я не хочу грех на душу брать!
- Вика, солнышко моё яхонтовое, ты же сама просила чуда. Если ни это, то, что ему ещё поможет?! У нас разве есть какие-нибудь другие варианты? Ему жить-то осталось… он с минуты на минуту может умереть… ну, хочешь, я сам всё сделаю, а ты просто постоишь в коридорчике минут пять. – сказал я и с мольбою посмотрел на неё.
Вика ответила мне печальным всё понимающим взглядом, потом улыбнулась и полезла в бокс за шприцом. Она сделала всё быстро и точно, как и положено профессиональной медсестре, а потом молча ушла к себе в сестринскую. Проходя мимо её двери, я услышал, как она плачет.
А рано утром, где-то около пяти часов, она прибежала ко мне в дежурку, схватила меня за руку и повела в палату, где лежал наш «умирающий ангел». Почему-то в тот момент я точно знал, что увижу: Руслан стоял вполоборота у окна, абсолютно живой и абсолютно здоровый, и как-то странно лучисто улыбался, как будто знал что-то такое, чего не знал больше никто во всём мире. Я вдруг почувствовал, что у меня дрожат колени и обессиленный плюхнулся на стул возле двери. Руслан обернулся на звук, свел брови, вроде как задумавшись над чем-то, а потом сказал:
- Если честно, я не уверен доктор, что Вы поступили правильно. Вы выпустили, если так можно сказать, ангела из бутылки. Будут очень серьёзные последствия. Теперь всё изменится. И всё действительно изменилось.
Спустя семь месяцев — это явление стали называть «ангельской чумой». Она распространялась с невероятной скоростью, захлестывая весь мир. Каким образом передается от человека к человеку эта странная, если не сказать больше, «болезнь», выяснить не удалось даже самым выдающимся специалистам в области медицины. По оценкам экспертов, «ангельская чума» поглотит всех людей на планете меньше чем за четырнадцать месяцев. Заболевшие люди… или правильнее будет сказать, выздоровевшие люди, враз избавлялись от всех своих как телесных, так и духовных недугов. Они изменялись, перевоплощались, перерождались, приобретая истинно ангельские свойства: просветлённое сознание, чистые помыслы, всепрощающие сердца и божественное понимание сути вещей. Человечество вдруг получило то, о чём твердили много сотен лет все религиозные деятели и романтики всех видов – рай на земле, мир добра и света: без войн, без уродства, без рабства и прочих необходимых атрибутов техногенной цивилизации. Люди стали чисты и прекрасны, как ангелы. Везде вокруг сияли чистые открытые улыбки и радостные взгляды. Мир замер в благоговейном божественном экстазе, впервые за всю историю человечества забыв о горестях и мучениях несправедливой жизни и невоплощенных мечтах. Он, как нежная ласкающая слух мелодия, струился из всех дверей и окон. И все было бы замечательно и возвышенно, если бы не, как всегда, одно жирное и жуткое «НО». Переродившиеся люди настолько сильно и быстро меняли свою энергетическую структуру, что их тела не успевали приспособиться. Они были просто не в состоянии справиться с таким энергопотреблением и быстро разрушались. Средняя продолжительность жизни сократилась до пяти-шести лет. И хотя человечество стало счастливым и чистым, факт оставался фактом - оно вымирало. Через семь, максимум десять лет, на планете не останется ни одного разумного существа. Только первозданная природа в своем божественном проявлении. Может быть, так и было задумано?

P.S.

Честно говоря, рассказывая своему, немного пишущему другу, историю про маленькую Майю, я не ожидал, что он вдруг решит написать об этом рассказ. Хотя я и слабый ценитель подобного фантастического творчества, мне кажется, что рассказ получился достаточно оригинальный. Не знаю, была ли где-нибудь уже использована такая идея о конце света, но мне кажется, что это был бы не самый худший вариант, чтобы оставить этот суетный мир. Всяко лучше, чем те известные и до тошноты затасканные чудовищно ужасающие вариации западной киноиндустрии, что так часто нам сливают с больших голубых экранов.
В принципе всё это ерунда и я мало задумываюсь о подобных вещах. Моя головная боль лежит совсем в другой плоскости. Вот уже пятнадцать лет, изо дня в день, я прихожу в свой кабинет, сажусь за рабочий стол и смотрю в шкаф напротив, где на второй полке стоит запыленная колбочка с нежно-розовым настоем из ангельских перьев. Меня все время мучает извечный, так сильно выматывающий душу и не дающий покоя разуму вопрос: «Что делать?»
Либо оставить всё как есть, и смотреть, как день за днём наш мир погружается в пучину безграничного зла, либо послать всех к ангелам, использовав жидкость из колбы, и тем самым очистить мир, приведя человеческую цивилизацию к полному вымиранию и забвению.