Рука. Мопассан

Вокруг г-на Бермютье, следственного судьи, который высказывал своё мнение по таинственному делу Сен-Клу, образовали кружок. Вот уже месяц это необъяснимое преступление вселяло ужас в парижан. Никто ничего не понимал.
Г-н Бермютье стоял, прислонившись спиной к камину, и говорил, приводя доказательства, обсуждая различные мнения, но не делая заключения.
Несколько женщин встали и подошли, внимательно глядя на безусый рот судьи, из которого исходили веские слова. Женщины дрожали от страха и любопытства, от жадного и ненасытного желания ужаса, которое наполняет их души и мучит, словно голод.
Одна, более бледная, чем остальные, произнесла во время паузы:
- Это ужасно. Граничит со сверхъестественным. Мы никогда не узнаем правду.
Судья повернулся к ней:
- Да, сударыня, возможно, что не узнаем. Что же касается слова «сверхъестественное», которое вы только что употребили, оно не имеет к этому делу никакого отношения. Мы находимся перед лицом преступления, которое очень хитро замыслили, очень ловко исполнили, так искусно окутали тайной, что мы не можем избавить его от необъяснимых обстоятельств. Но лично мне раньше приходилось участвовать в деле, в котором действительно было что-то фантастическое. Его пришлось закрыть, впрочем, за отсутствием разумного объяснения.
Несколько женщин произнесли одновременно, сливая голоса в один:
- О, расскажите!
Г-н Бермютье важно улыбнулся, как должны улыбаться следственные судьи, и начал:
- Не подумайте, что я могу даже сейчас предположить в этой авантюре что-то сверхъестественное. Я верю только в объяснимое. Но если мы вместо слова «сверхъестественное» употребим просто слово «необъяснимое» для того, что мы не понимаем, будет намного лучше. В любом случае, в деле, о котором я собираюсь вам рассказать, меня особенно смутили сопутствующие, подготавливающие обстоятельства. Но вот факты:
Тогда я был следственным судьёй в Аяччо, в маленьком белом городке, который лежит на побережье восхитительного залива и со всех сторон окружён высокими горами.
Мне особенно часто приходилось там заниматься делами вендетты. Случаи порой бывали просто драматические, жесточайшие, героические. Мы найдём там все самые лучшие сюжеты мести, о которых можно только мечтать, ненависть, которая успокаивается лишь на секунду, но никогда не затихает совсем, отвратительные уловки и хитрости, убийства, которые становятся резнёй, причём зачастую – актом славы. На протяжении 2-х лет я слышал только разговоры о цене крови, только об этом страшном корсиканском суеверии, которое заставляет мстить за любое оскорбление как самому обидчику, так и его потомкам и родственникам. Я видел, как перерезали горло старикам, детям, кузенам, моя голова была полна таких историй.
Как-то я узнал, что один англичанин снял на несколько лет маленькую виллу в глубине бухты. Он привёз с собой французского слугу, нанятого в Марселе проездом.
Вскоре все только и говорили, что об этом странном персонаже, который жил один, выходя лишь на охоту и на рыбалку. Он ни с кем не разговаривал, никогда не ездил в город и каждое утро на протяжении пары часов упражнялся в стрельбе из карабина и пистолета.
Вокруг него начали роиться легенды. Говорили, что это знатный человек, который бежал с родины по политическим причинам, затем утверждали, что он скрывается после совершения гнусного преступления. Даже приводили в пример подробности и обстоятельства дела.
Я захотел, исходя из своей должности, навести некоторые справки об этом человеке, но мне не удалось ничего узнать. Он называл себя сэром Джоном Роуэллом.
Я начал следить за ним, но не заметил ничего подозрительного в его поведении.
Однако так как слухи продолжались и росли, я решил сам увидеть этого иностранца и начал регулярно охотиться в его владениях.
Я долго ждал подходящего случая. Наконец, он представился в виде куропатки, которую я убил под носом у англичанина. Собака принесла мне её, я взял дичь, но немедленно извинился за свою беспардонность и предложил сэру Джону принять мёртвую птицу.
Это был громадный мужчина с рыжими волосами и рыжей бородой, похожий на мирного Геркулеса. В нём не было и следа пресловутой британской чопорности, и он живо поблагодарил меня по-французски с заметным английским акцентом. Через месяц нам уже удалось побеседовать 5-6 раз.
Наконец, однажды вечером, когда я проходил мимо его двери, я заметил, что он курит трубку, сидя верхом на стуле в саду. Я поздоровался, и он пригласил меня зайти на кружку пива. Я не заставил себя упрашивать.
Он встретил меня с церемонной английской куртуазностью, рассыпался хвалами Франции, Корсике, утверждал, что очень любит «эту» край, «эту» берег.
Тогда я очень осторожно, маскируя под интересом, задал ему несколько вопросов о его жизни, о планах. Он отвечал без смущения, рассказал мне, что много путешествовал по Африке, по Индии, по Америке. Он добавил, смеясь:
- У меня было много приключений, да уж!
Затем я заговорил об охоте, и он рассказал мне очень занимательные подробности охоты на гиппопотама, на тигра, на слона и даже на гориллу.
Я сказал:
- Это всё очень страшные животные.
Он улыбнулся:
- Нет, самое страшное животное – это человек.
И он внезапно рассмеялся добродушным английским смехом:
- Мне приходилось много охотиться и на людей тоже.
Затем он начал говорить об оружии и предложил мне войти в дом, чтобы показать ружья различных систем.
Его гостиная была затянута чёрным шёлком с золотым орнаментом. Большие жёлтые цветы блестели на тёмной ткани, как сполохи огня.
Он сказал:
- Это японская обивка.
Но в центре самого большого панно меня поразила одна странная вещь. На квадрате из красного бархата выделялся чёрный предмет. Я приблизился: это была рука, человеческая рука. Не рука скелета, белая и чистая, а чёрная высохшая рука с жёлтыми ногтями, с обнажёнными мышцами и застарелыми следами крови на чисто срезанных костях, словно их отрубили топором.
Вокруг запястья была спаяна железная цепь, которая приковывала руку так крепко, что могла бы удержать и слона.
Я спросил:
- Что это?
Англичанин спокойно ответил:
- Это был мой злейший враг. Он был из Америки. Он был проколот саблей, с него содрали кожу, и он неделю сох на жаре. Очень хорошо для меня.
Я дотронулся до этих останков, которые, должно быть, принадлежали колоссу. Было страшно смотреть на эту руку, она наводила на мысли о какой-то первобытной мести.
Я сказал:
- Должно быть, этот человек был очень силён.
Англичанин тепло ответил:
- О, да, но я был сильнее. Я приковал эту цепь, чтобы удержать его.
Я подумал, что он шутит, и сказал:
- Эта цепь бесполезна теперь, рука никуда не денется.
Сэр Джон Роуэлл важно ответил:
- Она постоянно хочет улизнуть. Цепь необходима.
Я бросил быстрый взгляд на его лицо, спрашивая себя, находится ли передо мной сумасшедший или это просто плохая шутка.
Но его лицо оставалось непроницаемым и благожелательным. Я перевёл тему и начал восторгаться ружьями.
Однако я заметил, что на мебели лежали 3 заряженных пистолета, словно этот человек жил в постоянном страхе того, что на него нападут.
Я несколько раз ещё приходил к нему. Затем перестал. Все привыкли к нему, он перестал интересовать население.

*
Прошёл целый год. Однажды утром слуга известил меня, что сэр Джон Роуэлл был убит ночью.
Через полчаса я вошёл в дом англичанина с комиссаром и капитаном жандармерии. Растерявшийся лакей в отчаянье рыдал у двери. Я вначале подозревал этого человека, но он был невиновен.
Преступника так и не нашли.
Войдя в гостиную сэра Джона, я с первого взгляда заметил труп, лежащий на спине в центре комнаты.
Жилет был разорван, болтался оторванный рукав рубашки, и всё указывало на то, что здесь происходила ожесточённая борьба.
Англичанина задушили! Его чёрное распухшее лицо выражало страшные муки. Он держал что-то в стиснутых зубах, а на покрытой кровью шее были 5 ран, сделанных, казалось, острой металлической пикой.
К нам присоединился врач. Он долго изучал следы пальцев на теле и, наконец, произнёс странные слова:
- Можно подумать, что его задушил скелет.
У меня по спине прошла дрожь, и я бросил взгляд на стену, где раньше висела ужасная рука. Её там не было. Разбитая цепь болталась.
Тогда я наклонился к покойнику и нашёл в его стиснутых зубах один из пальцев этой исчезнувшей руки, откушенный ровно до второй фаланги.
Затем мы приступили к протоколу. Ничего не было обнаружено. Ни одна дверь не была взломана, ни одно окно. Два сторожевых пса не проснулись ночью.
Вот рассказ слуги в нескольких словах:
В последний месяц его хозяин был очень возбуждён. Он получал много писем, которые сжигал.
Часто он брал тесак и с гневом, похожим на безумие, бил эту сухую руку, прикованную к стене и необъяснимым образом исчезнувшую в час преступления.
Он лёг поздно и тщательно заперся. У него под рукой всегда было оружие. Часто по ночам он разговаривал вслух, словно ссорился с кем-то.
Этой ночью он не производил никакого шума, и слуга нашёл труп только тогда, когда пришёл открывать окна. Он никого не подозревал.
Я сообщил судье и офицерам всё, что знал об убитом, и по всему острову произвели тщательные дознания. Ничего не нашли.
Однажды ночью, через 3 месяца после убийства, я увидел страшный кошмар. Мне казалось, что я вижу руку, страшную руку, которая бежит, как скорпион или паук, по моим занавескам и стенам. Я три раза просыпался, три раза засыпал вновь и три раза видел эти отвратительные останки, которые бегали по моей комнате, шевеля пальцами.
На следующий день мне принесли эту руку. Её нашли на кладбище, на могиле сэра Джона, которого похоронили здесь же, на Корсике, ничего не зная о его семье. Указательного пальца не хватало.
Вот, сударыни, моя история. Я больше ничего не знаю.

*
Растерянные женщины побледнели и дрожали. Одна воскликнула:
- Но в ней нет ни развязки, ни объяснения! Мы не заснём, если вы не скажете, что же там случилось, по вашему мнению.
Судья сурово улыбнулся:
- О, да, сударыни, я испорчу вам сон! Я просто думаю, что законный владелец руки был жив и вернулся со второй оставшейся. Но я не знаю, как он это сделал. Это разновидность вендетты.
Одна из женщин прошептала:
- Это не должно быть так.
Следственный судья заключил, не переставая улыбаться:
- Я же сказал, что моё объяснение вас не удовлетворит.

23 декабря 1883
(Переведено 15 августа 2017)