Награды моего деда

               
Знаете,  когда заканчивается Память и начинается История? Та история, которую пишут в назидание потомкам; которая должна воспитывать и вдохновлять;  которая никакого отношения к правде не имеет? Я думаю,  что в тот момент, когда люди утрачивают личную  связь с событиями, когда уже вспоминает не сердце, а  только разум. Потому, что память – это наши чувства, а История – всего лишь информация…
Но День Победы я помню сердцем. Не парады и салюты, не фильмы и фронтовые песни в парках, а висящий на стуле пиджак моего деда с множеством орденов и медалей.
Это сегодня 9 мая – насквозь официальный, грозный и невероятно пафосный праздник. Когда новейшие танки и тягачи с ядерными ракетами едут по Красной площади столицы, а над ними кружат стратегические бомбардировщики. Чтоб весь мир знал – тогда врагов победили, и сейчас кого хочешь победим.
А лет тридцать – сорок  назад не нужно было километрами георгиевской ленточки всю страну обматывать, чтобы помнили. Потому что и так помнили хорошо – живы были те, кто добывал эту победу. И это был больше домашний праздник, а не государственный. Собирались семьями за столом, приглашали друзей. Чтоб вспомнить тех, кто не вернулся, и порадоваться за тех, кто дожил до сегодняшнего дня. Выпивали, пели песни, плакали.
При застольях этих во главе стола на самый удобный стул с высокой спинкой всегда сажали деда. И бабушка обязательно надевала на него парадный пиджак с наградами.
Дед сидел на почётном месте при параде минут пятнадцать, до первого тоста. Затем вставал, вроде как по делам, снимал  пиджак, вешал на спинку стула и выходил из комнаты. Когда же возвращался, устраивался уже не на самом виду, а где-нибудь на диване, потеснив остальных гостей. Так застолье и продолжалось – пиджак висел на стуле во главе стола сам по себе, а дед сидел где-то сам по себе. День победы они праздновали отдельно друг от друга – наградной пиджак и дед.

Дед  прошёл всю войну - и германский фронт, и японский. С июня 41 по март 46. В пехоте, рядовым. Лишь до ефрейтора дослужился. Несколько ранений, госпиталя, потом опять передовая. И про войну категорически не хотел ничего рассказывать. Все деды как деды - в школах воспоминаниями делились, на трибунах стояли. А мой – отказывался.
Вот наград у него было много. Но относился он к ним... Дарил нам, внукам, чтоб играли. Если я выменивал боевой орден на зыканский значок "Ну, погоди!" – всегда хвалил за это. Внуков четверо, все мы карапузами игрались дедовскими медалями. Сколько потерли, сколько раздарили друзьям! Но всё равно – оставались! Много было у деда наград. Хотя пехоту вроде как и не жаловали знаками отличия...
Наградной пиджак – это вообще бабушкина инициатива. Если б не она, дед бы все свои награды за месяц профукал. Но бабуля зорко следила за парадным пиджаком, чистила ордена и медали, всегда отсылала деда получать новые,  недополученные на войне или юбилейные.
– Ну что ты неумеха какой! Зайди в медальках в мАгазин-то, глядишь – чё без очереди купишь, все ж так делают, – ругалась бабушка.
– Эхххх, – вздыхал дед.
Но «торжественный» пиджак позволял надеть на себя лишь по праздникам, да и то ненадолго.

Вообще, очень интересно они с бабушкой жили. Та верховодила в семье всем, руководила каждой мелочью –  что деду одеть, что покушать, когда спать ложиться. Он не спорил и не возражал.
Но в редких и действительно важных вопросах решал единолично всё сам, ни с кем не советуясь. И говорил об этом один раз – никто не спорил. Так, он просто решил, что все трое детей-погодок окончат институты, дневное. Хотя семья жила очень бедно, бабушка не работала. Хотя тётка моя и учиться-то вообще не хотела. Хотя мой отец нашёл было после школы выгодную работу. Но дед просто сказал – и всё. Все дети с высшим образованием.
Ещё бабушка вечно его пилила - какой он к жизни не приспособленный, ничего по хозяйству не умеет, все ей приходится... Дед лишь вздыхал и соглашался. Но вот как-то бабулю положили в больницу,  и я был поражен насколько ловко, умело и с явным удовольствием дед делает домашние дела. И поесть сготовить, и постирать, и убраться. Лучше, чем бабушка. И лишь много лет спустя я понял  –  если ты кого-то любишь,  недостаточно стать необходимым этому человеку. Куда важнее дать  почувствовать его необходимость тебе...
Дед с бабулей никогда не ругался, вообще очень молчаливый был. Русский был для него не родным, язык до конца он так и не смог выучить. Говорил с акцентом и множеством ошибок, в принципе не мог понять грамматическую категорию "род". Поэтому все больше молчал. Но почему-то очень любил русские песни, чуток выпив, всегда пел, безбожно путаясь в окончаниях.
 Гремела буря, дождь шумела
Во мраке молнии блистала
И непрерывно гром гремела
И в дебрях ветер бушевала…
Но дед – один из очень немногих людей в моей жизни, с кем комфортно было молчать. Не просто молчать. Те редкие слова, которые он произносил, заставляли задуматься, размышлять о чём-то важном и нужном. Он так умел.

У деда было два класса образования. То есть - ровно столько, чтоб кое-как научиться грамоте. Но  читать он очень любил. Читал всегда - книги, газеты, брошюры какие-то. Читал очень медленно, по слогам, шевеля губами и явно переводя написанное на родной язык. Читал всегда, а вот телевизор и радио терпеть не мог.
Дед, человек глубоко верующий, никогда не ругался матом. Вообще бранных слов не произносил, делая лишь одно исключение. Стоило хоть кому-то где-то упомянуть Отца народов Иосифа Виссарионовича Сталина, как дед тихо выдавливал «сууукааа», протяжно так, с шипением каким-то. И столько ненависти было в это слово вложено, сколько не получалось аккумулировать ни диссидентам в их обличительные речи, ни позднее новым демократам при строительстве карьеры. Сталина сукой дед называл всегда. Даже в те времена,  когда жив был гений всех времён, когда за подобный эпитет в его адрес червонец запросто могли намотать. Почему, отчего – не известно. Ни сам дед, ни кто-то из его родни от сталинских репрессий не пострадали... Бабушка боялась, одёргивала деда – «накликаешь». Но – пронесло…
Мой отец занимал высокий пост и часто приглашал на семейные праздники людей с работы. Коллег, подчинённых, начальство. Как-то на День Победы был у нас в гостях один очень крупный партийный босс. Дед сидел с одной стороны длинного стола, а этот товарищ с другой, вроде как оба на почётных местах. Выпили за Победу, выпили за не вернувшихся с фронта. И тут встаёт этот руководитель и предлагает тост за вдохновителя всех побед товарища Сталина, имя которого незаслуженно забыто. За столом повисла тишина. Дед молча поставил наполненную стопку с водкой, встал, снял наградной пиджак и аккуратно повесил на спинку стула. Лишь потом сказал:
– Спички кончились, да… Пойду, купить надо…
И ушёл, так же молча. Дальнейшее застолье продолжалось уже без деда, скомкано и принуждённо. Лишь пиджак с наградами висел на стуле. А дед гулял где-то до позднего вечера.

Последний раз он надел наградной пиджак в 87 году. Дед уже старый был. И вот на День Победы пошёл гулять при своих орденах и медалях. В самый разгар горбачевской антиалкогольной компании. Встретил фронтового друга, что редкость – уже поумирали большинство, да и страна большая. А тут  встретились. Взяли бутылочку у таксистов, сели на лавку, выпили, войну вспомнили. Тут их и забрал милицейский патруль, за распитие спиртного в общественном месте. Двух ветеранов в наградах на День Победы. Но –  у милиции план....
Дед просидел в отделении всю ночь, до утреннего развода. Отец мой в то время власть имел не малую... Можно было даже не звонить, а просто патрулю номер телефона продиктовать, по которому сообщить о задержании надо. Сразу по стойке смирно вставали б  и пожелали приятно побезобразничать. Но дед не стал.
Утром отпустили, конечно. Бабушка вся в слезах дома  встретила. Отец мой узнал, в бешенство пришёл. Даже не за деда, по факту. Нашёл тут же всех милиционеров к делу причастных, устроил разнос. И начал действия по увольнению из органов и исключения из комсомолов-партий. Он мог. Сказал об этом деду – и дед запретил. Категорически. Просто, как он умел, сказал один раз, чтоб ментов - обидчиков батя оставил в покое. "Я сам виноват". Но парадный пиджак не надевал больше ни разу, как бы бабка не заставляла. И все последующие годы та просто вешала пиджак с орденами и медалями на спинку стула в День Победы…

Как-то я спросил у деда, почему у него такое пренебрежительное отношение к боевым наградам. Столько их, гордиться ж надо!
– Чем гордиться? –  спросил дед. – Тем, что я людей убивал?
– Ты же фашистов бил!!!
           – Я убивал людей... Гордиться тут нечем... Тут плакать надо…
Рано или поздно история и память всегда расходятся  и идут каждая своей дорогой…