Улу Юл

   Голубые ели и зеленые пихты обступили берега таежной речки.
   Острой как бритва стрелой трасса железной дороги Асино-Белый Яр рассекает тайгу, иногда спотыкаясь недостроенными мостами у голубых прожилок таежных речек.
   На пологом берегу у излучины – лагерь.
   Палатки, два командирских вагончика. Чуть ниже – навес-столовая, кухня и складик с продуктами.
   Мостовики из НИИЖТа.
   Студенческий стройотряд. Август 1969 года.
    Напротив, на высоком берегу, как бы пытаясь зачерпнуть своим языком живительную улуюльскую водицу, царство кедровника.
   Со стороны высокого берега волнами накатывает смоляной дух кедрача, разгоняя тучи комаров над мокрыми спинами бойцов стройотряда, занятых на обустройстве лагеря.
   Лева Кипнис, командир отряда, торопит в первую очередь закончить к вечеру благоустройство мест не столь отдаленных, в шутку предупредив бойцов о завтрашнем  торжественном открытии первостепенного объекта.
   Вечером Кипнис с удивлением обнаруживает объект «первостепенной» важности, подготовленный к вводу в эксплуатацию.
   К дверям с надписями «М» и  «ЖО», сковывая их, прибита голубая лента. В центре композиции красовался большой бант из красной девичьей косынки.
   Выше банта, слева и справа на дверях – две устрашающие таблички. На одной: «Не влезай – убьет!», на второй: «Перед пуском машины дай сигнал!»
   А пока на сколоченных из досок столах смена девчат накрывает обед. Запах наваристого борща витает над кухней, вытесняя аромат медового разнотравья таежной луговины.
   Парни из бригады мостовиков, занятых на укреплении откосов, отмывают первую трудовую грязь. Стоя по колено в воде, оголившись по пояс и подвязав рубахи на бедрах, ребята кидают воду пригоршнями мускулистых рук, ухая от прохлады таежной воды.
   Витька Ковалев и Володька Прибаловец тащат бак с  остывшим компотом к столам, выудив его из песчаного плена мелководья.
   Галка Клинцова, светило медицины отряда, горячась и размахивая руками, убеждает командира отряда: «Надо, чтобы мальчики натаскали запас воды из речки для ужина и завтрака» и, видя недоуменное пожимание плечами, добавляет, удивляясь своей смелости: «Да, да и запретить Вашим «орлам» пить воду прямо из речки!»
«Нам легче один раз отнести девчат в речку»- встревает Володька Устюжанин. И после небольшой паузы, добавляет: «Прямо с кухней!».
   «И обед мы будем кидать тебе в воду. Лови по течению»- подхватывает идею Ирка Медведева.
   «Натаскают, натаскают»- прекратил дружескую перепалку мастер Качесов, пообещав Галине, что этим займется звено, занятое на обустройстве лагеря.
   «Завтра»- добавил Кипнис – «это звено должно быть за 16 километров отсюда на рубке мостового бруса».
    Наверное, впервые за всю историю мостостроения студентам было поручено выполнить врубку мостовых брусьев для готового к сдаче моста. Работа ответственная и сугубо профессиональная. Топорами надо было подготовить симметричные пазы с соблюдением точности в полмиллиметр.
   Назавтра летела щепа из под топоров. Запах опилок  забивал дыхалку приятным дурманом. Ребята старались.
   Чтобы не тратить  время на переезды к песчаному кряжу рубщиков бруса, обеды подвозили в армейских зеленых термосах.
   Чай, заваренный девчатами на таежной голубике с листом дикой смородины, завершал трапезу. И снова за топоры.
   Утром, после завтрака, Леша Непей-пиво, обращаясь к Галине Клинцовой, спросил: «Галочка! А Вы сегодня к нам с обедом не приедете?». На что Галина, подумав, ответила: «Нет, Алексей, не приеду, потому что ты опять воду пил прямо из речки. Несмотря на запрет!».
   «Тогда пишите  письма мелким подчерком»- пропел Леша и продекламировал по слогам: « как сладкий десерт  приложите к зеленому термосу с чаем!».
   А вечером Алексей обнаружил у себя под подушкой: «Я Вам пишу, чего же боле…».
  Дня через два над дверью вагончика, где обитала медсестра, ночью появилась крупная надпись: «Коновал!». Это был знак доброжелательного приема медсестрички в студенческую среду мостовиков. А над дверью другого вагончика, того, где жили мастера и Кипнис, дня через три красовалась надпись: «Прозаседавшиеся!». Подпольный штаб партизан-обличителей действовал по ночам.
   Тихая, чистая вода степенно катила мимо лагеря, полукругом омывая песчаную отмель, на которой по вечерам  разжигали костер.
   Небосвод звездным покрывалом накрывал кедровник и речку, лагерь и нитку железной дороги. Пляски огня, отражаясь огненными сполохами в реке, выхватывали лица бойцов стройотряда.
   Негромко звучала гитара. Шелест ветра в кедровнике поддерживал общий настрой гармонии и умиротворенности.
   Звучали студенческие песни.
   «Большая дыра Сибирь. Новостроек там не счесть. И на берегах реки Улу Юл там Мостопоезд есть…..».
   Слаженно подхватывали припев две Нинушки  две подружки – Нина Плескач и Нина Гудошникова. Вела первым голосом Ира Медведева. Подхватывала низы Тамара Матюшенко. Оля Ивченко вторила, дирижируя, невольно, рукой. Люба Коротких распевной мощью расставляла акценты.
   Накинутые поверх плеч телогрейки и белые косынки, прикрывающие лоб и шею от полчищ комаров, делали девушек похожими  на сказочных восточных принцесс, бочком восседающих на поваленных деревьях, словно на верблюдах где-нибудь в арабской пустыне.
   Где-то рядом заливались сверчки, хлюпала рыба в реке. Вдалеке шумел перекат. Легкий ветерок золотым дождем рассыпал по звездному небосклону горящие искры.
   Кипниса просили рассказать, как он занялся гипнозом.
   Долго еще у костра обсуждали подробности всех историй, связанных с применением Левой Кипнисом своих "гипнотических" способностей.
   «А Лилька-то Гринимаер. Левка ей записку напишет. Так она от этой записки прямо на лекции в гипнотический транс бухается» - оправдывая свое подневольное положение, делился с друзьями Санька Иванников.
   Гитара переходила из рук в руки.
   Передавая гитару, и что-то рассказывая, Юра Демидов положил гитару на колени Гале Клинцовой. Та вздрогнула. Подняла руки, как будто хотела скинуть гитару с колен. Сидящий чуть поодаль Лева негромко попросил: «Спой, Галочка!».
   «Я не поддаюсь гипнозу!» - чуть помедлив, ответила Гала.
   Она подняла гитару, повернулась направо, протягивая ее соседу, и тут же вернула к себе на колени.
   «Сыграй, Галина! Сыграй!»  – настойчиво и твердо, не повышая голоса, еще раз попросил Кипнис.
   Воцарилась тишина. Был слышен только треск догорающих углей.
   Галина медленно провела рукой по струнам и резко оборвала звуки, зажав струны левой рукой. Повернув голову к Кипнису, улыбнулась.
   В раздумье наклонила голову. Подняла и прижала гитару к груди. Выпрямила спину. Закрыла глаза. Провела пальцами по струнам, как бы разминая правую руку. Взяла один аккорд, второй.  Зазвучало вступление к старинному романсу.
   Мягкий, шелковистый, как вода Улу Юла, обволакивающий душу голос Галины, волнуясь, вибрировал.
   Костер перестал потрескивать. Пламя упало оземь, как бы уступая место голосу.
   Все застыли, затаив дыхание.
   Тихо и проникновенно, постепенно набирая силу, катился вал сольного распева.
   Тревога и надежда, грусть, перерастающая в душевную боль и вырвавшаяся истошным криком страсть. Все в этот момент смешалось с пламенем костра. Казалось, звуки гитары обволакивались дымом.
   Еще немного и небосвод под звуки струн гитары рухнет на землю.
   Собравшиеся у костра, сжавшись, слушали  старинный русский романс.
   «Как поздней осенью порою,
     Бывают дни, бывает час,
     Когда повеет вдруг весною,
    И что-то встрепенется в Вас…»
   Грассируя, голос Галины достиг своей вершины. Пламя костра взметнулось вверх.
   В рядах слушаталей прошелестел вздох.
   Резко оборвался последний аккорд.
   Воцарилась тишина. Казалось было слышно  мерцание звезд.
   Оцепеневшие от гипноза романса, молодые люди застыли, как будто их опустили  в расплавленный парафин.
   Первым очнулся Кипнис. Еле слышно прошептал: «Браво! Галочка, браво!».
Галина сидела, судорожно сжав гитару, и только звук аплодисментов, отдающихся эхом в кедровнике, вывел ее из оцепенения.
   Галочку в Омск, продолжать учебу, провожали в конце августа.
   Попрощаться с ней выстроился весь стройотряд.
   Она, растерянная, прижимала к груди прощальный подарок студентов-мостовиков.
   Белые, белые туфли.
   На высоком каблуке!