Один день в аду

                Ни любви, ни семьи, ни надежды.
                Их место занимает ненависть.
                Сплошная ненависть, кочующая изо дня в день
                в тесной компании со злобой и отчаянием.

I
      Его утро началось как всегда преждевременно – ночью. Где-то около трёх часов ночи, если быть точнее. Смотреть на часы, которые беспомощно висели на стене, плотно зажатые между изображениями тираннозавра и сварливой соседки, проживающей в квартире прямо над ним, было бессмысленно. Он и без их помощи смог бы определить точное время своего пробуждения, которое, впрочем, не менялось на протяжении вот уже нескольких месяцев. Да и к тому же ему совершенно не хотелось испортить себе настроение ужасным изображением соседки, которое красовалось справа от часов, а возможно и слева. Нужно признаться, что он ужасно путался в этих изображениях. И временами попросту недоумевал, где же на самом деле изображён тираннозавр, а где старушка, с бесчисленным количеством советов и замечаний в его адрес, которая примерно через два часа начнёт расхаживать у себя по квартире, опираясь на трость, и издавать с её помощью монотонный стук, словно заведённый старинный метроном. Примерно в это же время, дворник примется мести площадку под его окнами, нещадно царапая морщинистый асфальт старой метлой, а хромой сосед с седьмого этажа начнёт свой ежедневный спуск. Он старьёвщик и приторговывает на рынке разным хламом. У него травма ноги, поэтому ему весьма трудно опускаться с седьмого этажа держа всю эту рухлядь в руках. Ему приходится волочить за собой тележку, задевающую своим металлическим дном каждую ступеньку, и выбивать на весь подъезд оглушительную чечётку. Весь этот адский оркестр зазвучит ровно через два часа, так что ещё достаточно времени для терзающих воспоминаний из прошлого, которые застают его по обыкновению на кухне, за чашечкой дешёвого кофе.
      Но всё же вернёмся к старушке и динозавру.  И действительно можно было выявить некоторое сходство между древним ящером, питающимся падалью и его соседкой, читающей по утрам на лавочке перед подъездом вчерашний номер газеты с идиотским названием. Но если рисунок ящера можно ещё было объяснить своего рода ребячеством, то рисунок ненавистного ему человека не поддавался никакому объяснению и тем более оправданию. Так зачем же он тогда повесил себе на стену портрет человека, к которому питает искреннюю ненависть? Уверяю вас, он к этому совершенно не причастен! Во всём виноват завод №10. Именно этот завод производит эти дурацкие обои тёмно-розового цвета разлинеенные тонкими, вертикальными, серебристыми линиями, между которыми втиснуты хаотичные переплетения цветов и бабочек, которые и являют в его голове эти странные изображения старушки и ящера. Вполне возможно, что кроме него их никто больше и не видит. Скорей всего так оно и есть. Но как же остальные пострадавшие, которых, так же как и его, угораздило обклеить свои комнаты такими вот обоями? Они что слепые? Или и впрямь думают, что это всего лишь цветы, бабочки и вертикальные линии? Он не мог ответить на этот вопрос, но допускал, что они со всей вероятностью могли наблюдать своих собственных соседей, возникших из тех же причудливых узоров. Кому же под силу заглянуть в чужую голову, когда и в своей-то разобраться не в силах? Вроде бы расставишь всё аккуратно и бережно. Все эти хрупкие стеклянные баночки с приятными воспоминаниями, которые подпитывают тебя живительной влагой в трудные времена отчаяния. Но нет! Угораздит же кому-то громко хлопнуть дверью и всё разбить.
      Если вам интересно, то громко хлопнула дверью его жена: самый дорогой человек в его жизни. Все частенько повторяют эти слова: «самый дорогой человек в жизни»! А спросишь у них, во сколько бы они оценили этого самого дорого человека и никто тебе вразумительно не ответит. Не ответил бы и он. Точную сумму он узнал только после развода. Сумма, которой и оценивались дальнейшие их отношения с женой, которые теперь с лёгкостью вмещались в короткое приветствие и такое же короткое прощание в те дни, когда он приходил к ней, чтобы забрать дочь к себе на выходные. И всё бы ничего, да только не устраивала его эта сумма. Ну, разве может какая-то горстка купюр вместить в себе всё то счастье, преследовавшее их на протяжении всей семейной жизнь? Разумеется, что нет! О таком даже и помыслить стыдно. Поэтому он и решил оплатить этот счёт своей жизнью. Конечно же, это было неразумно, ведь его жизнь не представляла какой-то реальной ценности. Это было дёшево и всё же чуть дороже, чем бумажки. А может, и нет.
      В любом случае после развода всё изменилось. После развода его жизнь превратилась в ад, выходом из которого он и избрал… Не помню уже в точности, что именно с ним произошло и какой способ он выбрал для побега из собственного ада. Может петля или машина направленная прямиком в обрыв, лезвие бритвы, таблетки с бутылкой виски. Это всего лишь выбор, в конце концов! И он не так уже важен. Гораздо важнее место, в котором он оказался после этого выбора. Но об этом чуть позже.
      А сейчас он медленно, словно заключенный, поднялся с кровати и поплёлся на кухню. «А ведь когда-то я мечтал стать писателем, – невольно скользнуло у него в голове, когда он бросил беглый взгляд на полку с книгами».
      – Он? Да вы шутите! – выпалил мой собеседник, совершенно не смущаясь своего насмешливого тона. – В наше то время? Писателем?
      – Да. Именно писателем, – невозмутимо подтвердил я.
      – Наверно из-за этого жена его и бросила.
      – Она его разлюбила, – сказал я тоскливо.
      – Ну, разумеется, разлюбила. В наше время любят деньги, подлецов, лживые обещания, кофе…
      – Ну, хватит уже! – резко перебил я его.
      – И что-то я ничего не слышал о писателях, – добавил с негодованием мой собеседник.
      – Вы сегодня не в настроении?
      – Мигрень совсем измучила. Здешний климат меня добьёт.
      – Вас не устраивает жара?
      – Меня не устраивает невежество, – нервно бросил он и устремил взгляд на прохожих, медленно шаркающих по улице под нещадными лучами жестокого солнца. Все эти люди за кованым забором, которым было обнесено всё здание, вызывали злую улыбку на его лице.
      – Жару я как-нибудь переживу, – добавил он и замолчал, не отводя своих внимательных глаз от этой картины за окном, которая доставляла ему немалое удовольствие.
      – Ну что продолжим? – спросил я осторожно после небольшой паузы.
      – Да. Можем продолжать, – размеренно сказал он и вернулся к моим записям.
      Этот господин сидел напротив огромного панорамного окна: слева от меня и полностью был поглощён очередным моим повествованием, но иногда всё же позволял себе отвлекаться и наблюдать за прохожими. Роста он был среднего и немного сутулился при ходьбе, но при разговоре смотрел прямо в глаза. Был одет всегда в костюм и, причём, всегда в новый. Все костюмы были сшиты на заказ, что он сам мне сообщил на прошлой неделе, разгорячившись в споре чуть больше обычного. В его пожелтевших пальцах, что являлось следствием постоянного курения, были крепко зажаты пронумерованные листы измятой бумаги, которую мне любезно оставляли каждый вечер в палате на столике рядом с новым механическим карандашом. В этих записях были детально описаны все мои сны, которые неустанно истязали меня с самой первой ночи в этой больнице. Доктор посоветовал мне записывать их. По его словам это могло мне помочь справиться с болезнью. И после первого сна, который мне удалось записать, неожиданно  появился этот загадочный незнакомец, который сидел сейчас рядом и не отрывался от моего корявого почерка. С тех пор этот господин в строгом костюме навещал меня каждый день, когда солнце находилось в зените, и был моим критиком, любезно указывая на мои недоработки, которых было бесчисленное множество. И каждое его замечание прокалывало моё самолюбие зазубренным ножом.
Часы показывают 08:14.   
       Все люди представляют себе ад по-разному. Кто-то наивно полагает, что это гигантские горячие чаны, наполненные кипящими испражнениями, в которых варятся грешники, кто-то думает, что это нечто похожее на самый обыкновенный город населённый всевозможными тварями, которые неустанно мучают каждого, кому не посчастливится там оказаться, кто-то представляет себе только мрак и пустоту, по которой бродят неуспокоенные души. А некоторые, кроме огня и чертей ничего толком и представить себе не в силах из-за скудости собственного воображения. В любом случае, чтобы туда попасть, необходимо ещё миновать очередь. Конечно! А вы думали, что вот так вот запросто можно попасть в такое солидное учреждение?
      Спешу вас разуверить. Это вовсе не так.
      Вероятно вы сейчас в негодовании от неуместного, по вашему мнению, описания этого места как «солидного». Прошу меня извинить, но хочу обратить ваше внимание на то, что только солидные учреждения обладают достаточной степенью таинственности и конспирации присущей этому месту в полной мере.
      Так вот на чём это я остановился? Ах да! Очередь.
      Вереница людей растянулась в тоннеле у входа в здание, где он работал. Тоннель заканчивался турникетом, через который и просачивалась вся эта рыхлая масса с мутным взглядом, в надежде поскорей попасть на свои строго отведённые места, где каждый из них был вынужден либо страдать сам, либо донимать остальных. Именно так! Впрочем, эти роли неоднозначны и частенько меняются.
      Многие полагают, что здесь должны быть полчища всевозможных тварей предназначенные для пыток людей. Но это ведь совершенно не выгодно. Зачем нанимать кого-то со стороны, когда можно набрать персонал из обыкновенных людей, изобретательность которых временами превосходит те пытки, которыми нас запугивают ещё с детства, внушая ложный образ преисподней. Возможно, адом и вправду руководят жестокие твари, но глупыми их назвать сложно.
      – И какая же роль у него? – развязно спросил господин в костюме.
      – В смысле?
      – Он страдает сам или мучает других?
      – Мучает, – тихо ответил я.
      – Что ж. Это мне по душе. Не переношу всех этих страдальцев!
      – Отчего же?
      – Мне кажется, что все они трусы, бездельники, лицемеры и не более того.
      – Очень любопытно.
      – Они трусы, потому что бегут от своих страхов, которые зачастую сами и выдумывают, словно мальчишка, испугавшийся ночью шороха за окном, который накрывается одеялом с головой в надежде, что всё исчезнет. Они бездельники ведь думают, что монеты просто так станут сыпаться к ним в карман, любимые женщины вешаться к ним на шею, а простые смертные упадут на колени перед их образом. Они не желают прикладывать чрезмерных усилий, чтобы достичь всего этого. И, в конце концов, все они лицемеры! Они вопят под ударами кнута брошенного судьбой в руки сильных и умоляют пощадить их, но стоит только на миг поменяться им местами со своими истязателями и вот увидишь, что бить они умеют гораздо сильней и беспощадней.
      – Ладно, это всего лишь отступление, – добавил он тут же. – Вернёмся к твоему творчеству.
Время на циферблате у входа в кабинет 10:15.
      Как и обычно он опоздал на своё рабочее место ровно на пятнадцать минут. Он всегда так приходил, и это утро не оказалось исключением. Заглянув мельком в кабинет к директору, он не увидел на своём привычном месте секретаршу, а это означало лишь одно: она сейчас либо под столом, либо на столе у шефа. В этом не было совершенно ничего постыдного. У шефа была мерзкая жена с тонной макияжа на лице и властным голосом, а секретарша была в разводе. Это было ежеутренней процедурой, которую он подметил недавно и после которой начал задерживаться каждый день на пятнадцать минут. Так что пока все сотрудники сидели по своим местам с напускным и важным видом, он мог позволить себе спокойно выпить кофе.
      Помещение, где он работал, было прямоугольной формы с квадратными ячейками у стен, в одной из которых и находилось его рабочее место. Каждая ячейка была отгорожена от остальных звукоизолирующей перегородкой, чтобы сотрудники не мешали друг другу вести переговоры с потенциальными жертвами банковского кредитования.
      Прошло уже полчаса после того как он занял свою ячейку, а значит, пора приступать к работе. С экрана его компьютера на него вызывающе смотрели строчки цифр, за которыми скрываются люди, а точнее жертвы. Это был его список на сегодня. Всех этих несчастных необходимо обзвонить и попытаться им всучить банковский кредит. Попытаться купить их жизнь и чуть позже стать для них самым большим страхом. Это произойдёт неизбежно после того как денежная единица ада рухнет.
      Да! Там тоже будут деньги! И там вам их тоже будет не хватать, так что придётся брать кредиты. Или вы думали, что в аду все услуги предоставляются бесплатно?
      Но вернёмся к обвалам, которые всех пугают. Так вот, к примеру, после последнего обвала произошло четырнадцать попыток суицида, девять из которых увенчались успехом. И всё это только среди его клиентов. Они совершили глупость и позвонили ему сразу же после обвала. Некоторые из них жаловались и чуть не рыдали в трубку, а некоторые возмущались, проклиная его и всю банковскую систему. Ни тем, ни другим это не помогло. Знаете, бывают телефоны доверия, по которым можно позвонить, когда вы находитесь в отчаянии. Так вот его номер являлся абсолютной противоположностью этим номерам. Никогда не звоните ему. Я прошу вас. Никогда этого не делайте! Потому что вполне возможно, что после этого звонка ваше отчаяние перерастёт в расплывшуюся на бежевом кафеле с персидским орнаментом по краям лужу крови. И ещё хочу добавить. Я бы на месте клиентов расклеивал его номер в местах большого скопления людей, чтобы остальные, увидев этот проклятый набор цифр на экране своего телефона, ни в коем случае не вздумали отвечать, а ещё лучше занесли его сразу же в чёрный список. Но впрочем, это их проблемы. Маленькая стрелка часов медленно переползла за цифру очень похожую на цифру одиннадцать, а это значит, что всё-таки пора немного поработать.
      – Алло.
      – Здравствуйте. Вы знаете, что вам сегодня ужасно повезло?
      – Даже не догадываюсь, – послышался усталый и раздражённый голос на фоне детского прерывистого крика.
      «Скорей всего молодая мама, – мелькнуло у него в голове».
      – Если не выслушаете моё предложение, то никогда не сможете позволить себе отдых на побережье.
      – Да мы только оттуда, – прорычала она, не скрывая сарказма. – Сейчас прочищу свои уши от песка и перезвоню вам, – язвительно добавила она и тут же бросила трубку.
      И вот он уже набирает следующий номер.
      – Алло.
      – Здравствуйте. Меня зовут Джек Вильямс (вымышленное имя). Я представляю банковскую холдинговую компанию Берл-Групп. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
      – Нет. С чего вы взяли что…
      – Простите мою нерасторопность, – перебил его наш «скромный» герой. – Дело в том, что условия кредитования кардинально изменились, а ваша заявка была рассмотрена ещё до этих изменений. И я хотел бы согласовать с вами подтверждение для рассмотрения её уже по новым условиям.
      – Спасибо конечно, но что-то не припомню, чтобы я пользовался услугами вашего банка, – промямлил растерянно голос в трубке.
      «Наверное, потому что ты олух! – решил про себя Джек». Будем его во время работы называть этим именем, ведь он сам его выдумал. Джек просто обожал олухов и поэтому уверенно продолжил:
      – Как же так. У меня перед глазами лежит ваш бланк, где чёрным по белому написано, что вы оформляете кредит под триста процентов годовых на сумму в пятьдесят тысяч. Смею вам напомнить, что это минимальная сумма для выдачи кредита. Но если вы позволите себе кредит в размере ста тысяч, то процентная ставка для вас снизится на треть и составит всего лишь двести процентов годовых.
      Вас, возможно, возмутят эти невероятные проценты, но для ада это ещё вполне сносные условия.
      – Что ж. Это выгодно, – медленно проговорил олух в трубке. – И всё же никак не могу вспомнить, чтобы я пользовался услугами вашего банка.
      – Именно поэтому я вам и перезваниваю. Вы просто обязаны пересмотреть условия кредитования и сделать правильный выбор.
      – Двести процентов?
      – Именно! Всего лишь двести процентов. Что скажете?
      – Хорошо. Я подумаю. Мне нужно посоветоваться с женой.
      – Конечно. Это серьёзная сумма и ваши колебания вполне обоснованы, но дело в том, что эти выгодные условия будут действовать только до конца недели. Поэтому лучше не затягивать. Да и я думаю, что ваша жена обрадуется, тем более, если вы сделаете ей небольшой подарок после получения кредита.
      – Что ж. В любом случае мне нужно это обдумать.
      – Да. Конечно. Вам будет удобно, если я перезвоню во второй половине дня, чтобы уточнить окончательное ваше решение?
      – Не совсем. Лучше завтра и можете звонить в любое время.
      – Тогда договорились. Всего доброго.
      – До свидания.
      «Очень знакомый набор цифр. И где же я его встречал?» – прошептал Джек задумчиво. Выудив из кармана свой мобильный телефон, он быстро набрал номер из списка у себя в телефонной книге и удивился счастливой случайности. Это оказался номер парня, который отбил у него девушку ещё в университете. Кажется, её звали Джессика Морвин, а имени парня, если честно, он даже не помнил, но ненависть всё же осталась. Принято считать, что надежда умирает последней. Так вот я полагаю, что умирает последней ненависть. Хотя в последнее время мне всё больше кажется, что она бессмертна.
      – Добрый день. Это Джессика Морвин?
      – Нет, а что вы хотели?
      – Извините. Я, наверное, ошибся номером. Никак не могу связаться с мисс Морвин. Телефон, который она указала в заявке, не отвечает, – растерянно проговорил Джек.
      – Это моя жена. Может, я могу ей что-то передать? – доверчиво предложил парень.
      – Я даже не знаю. Это конфиденциальная информация. И мне бы нужно было переговорить именно с мисс Морвин, – замялся было Джек, но тут же внезапно выпалил: – А вас это не затруднит? Просто мы ей уже многократно звонили и безрезультатно, – попытался он оправдаться. – Дело в том, что мы хотели бы уточнить некоторые детали.
      – Какие детали?
      – На нашем сайте она заказывала двухсторонний фаллоимитатор. Но, к сожалению, на складе остались только односторонние.
      – Фаллоимитатор? – запнувшись, проговорил растерянный голос в трубке.
      – Да. Вы не ослышались. Ну, знаете, есть такие штуки, которые вставляют... Я думаю, что вы и сами знаете, куда их вставляют. И я хотел бы уточнить у мисс Морвин, может ли она подождать, когда мы получим новую партию. Это будет буквально через пару недель. Пусть она нам перезвонит как можно быстрей, пожалуйста, – нахально протараторил Джек в трубку.
      – Хорошо, – ответил беспомощно парень.
      – Огромное вам спасибо. Вы даже не представляете, как вы нас выручили. Если вдруг решитесь и себе заказать такой же, то можете звонить по этому номеру. Я непременно сделаю вам хорошую скидку, – добавил развеселившийся Джек и повесил трубку.
      Этот поступок был крайне непорядочным. Хотя какая же порядочность может быть в аду? После этого он прозвонил ещё номеров пятнадцать, заключил пару сделок и побрёл на крышу, чтобы спокойно покурить и выпить стаканчик кофе.
      Крыша была ограждена высоким бетонным ограждением. Джек уже допивал свой кофе, когда на крышу поднялся его коллега из соседней ячейки и по совместительству недоумок. Забрался он туда с взглядом победителя, который неотступно его преследовал. Мне иногда кажется, что у всех недоумков такой взгляд, который идёт в комплекте с ярко-красным галстуком.  Только он носил такой галстук в отделе. Да и вообще некоторым казалось, что он был помешан на этом цвете. И кстати в этом месяце он должен был стать сотрудником года и получить денежное вознаграждение. Он действительно работал лучше всех и больше всех. Только вот он забыл, наверное, где он находится! Справедливость здесь не в чести. И тем более в том случае, когда его угораздило работать вместе с Джеком.
      А вот появляется и секретарша, которая поедает Джека глазами. Ему иногда кажется, что она сексоголик. Возможно, так оно и есть, а возможно её просто не удовлетворяет шеф. В любом случае он совсем не видит причин противиться её биологическим потребностям. Да и к тому же после быстрого секса в кабинке туалета, оформленного полностью в синий цвет у него остаётся ещё немного времени для того чтобы отправить с её телефона сообщение шефу, пока она одевается и приводит себя в порядок. Текст небольшой, но весьма содержательный: «На мне сейчас красные трусики. Я надела их специально для тебя. Мне известны твои слабости. Я хочу тебя и хочу немедленно. Встретимся в кабинете у шефа ровно через пять минут. У нас будет минут сорок, пока этот придурок не вернётся с конференции. Я надеюсь, что ты успеешь сделать со мной всё то, что и на прошлой неделе. Поторопись!»
     Теперь лишь нужно отослать это смс шефу (якобы по ошибке) и всё. По его мнению, шеф должен был догадаться о ком идёт речь в этом послании. Ну а если нет, значит, он ещё глупее, чем предполагал Джек. Вы считаете, что после такого смс шеф должен был возненавидеть и секретаршу. Вы ведь так подумали? Нет. У него совершенно отсутствует сила воли. Он не устоит и пяти минут под напором её ножек. А вот недоумок за перегородкой скорей всего лишится премии, а возможно и работы. Зачем Джеку всё это надо? Да всё просто. Он ненавидит первых. Терпеть не может все их довольные лица и блестящие медальки на шее. Если уж он в аду, то можно позволить себе не стесняясь ставить подножки всем этим победителям.
      «И как же удачно совпало, что именно сегодня она надела красное бельё, – подумал он про себя и улыбнулся».
      – А ваш герой изрядная сволочь. И где же вы его только нашли? – громко спросил мой собеседник.
      – Сам не знаю. Я записываю только то, что мне снится и не более того.
      – Разве? Но вы же писатель! Почему бы не приукрасить всё это?
      – Приукрасить или переврать?! А после этого немного преобразить моего героя, чтобы он выглядел в чуть лучшем свете, от блеска которого его бы наверняка стошнило, – раздражительно бросил я.
      – Даже не знаю, – сказал немного растерянно господин, не ждавший от меня таких резких высказываний, которые, как мне показалось, задели его за живое. – Я продолжу с вашего позволения? – сухо добавил он, указывая на листы.
      – Как вам будет угодно.
Точное время 14:20.
      Вторая половина дня прошла обыкновенно. Джек, совершенно позабыв о своём послании, звонил, курил, пил кофе в перерывах и вёл себя достаточно сносно. Только выругал голубя, который имел неосторожность обгадить его рубашку в то время, когда он в очередной раз курил на крыше. Голубь же, внимательно выслушав все оскорбления в свой адрес с безопасного расстояния на проводе, предпочёл, судя по всему улететь, прочь, оставив кричащего в гневе Джека в полном одиночестве.
Точное время 18:14.
      Детская площадка была расположена прямо в его аккуратном, но всё же изгаженном котами, дворике. После работы он всегда сидел на скамейке напротив этой площадки и наблюдал за детьми. Как они бегают, качаются на качелях, съезжают с визгом с небольших горок. Перед этим он всегда заглядывал в небольшой магазинчик по дороге, чтобы купить себе бутылку виски, которую он предварительно обматывал полиэтиленовым пакетом и только потом занимал свой привычный наблюдательный пункт. Он не мог слушать райскую музыку детского смеха без выпивки. Она заглушала боль от чужого счастья.
Поскольку наш герой находится в сильном алкогольном опьянении, не берусь обозначить точно время.
      В квартире раздаётся звонок:
      – Алло. Пап ты как?
      – Привет солнышко. Как прошёл твой день? Что нового в школе?
      – Всё нормально. Сегодня снова репетировали наше представление, которое мы готовим для выпускного вечера. Ты ведь придёшь?
      – Не знаю.
      – Ты обязан прийти и точка, – властно заявила она. – К тому же я забронировала тебе самое лучшее место в зале.
      – Рядом с мамой?
      – Да, – ответила она сквозь улыбку.
      – Это и впрямь будет самое лучшее место.
      – Всё пап мне пора бежать. Извини. И буду ждать тебя на представлении.
      – Подожди минуту. Она ещё одна?
      – Да. По крайней мере, мне так кажется. И я хочу, чтобы вы помирились. Извини. Мне и правда, уже пора. Я завтра тебе позвоню. И… я тебя люблю пап.
      – Я тоже, – ответил он уже после того как услышал гудки.
      Бросившись к пакету, он к своему ужасу обнаружил, что бутылка уже практически пустая. Сверху послышались проклятые звуки. Это была трость, которая, как ему показалось, колотила не по дощатому полу в квартире над ним, а прямо по его воспалённому мозгу. Ещё этот кусочек рая, бесцеремонно ворвавшийся через телефон в его тёмную жизнь, постепенно озлоблял его. «Без выпивки не обойтись!» – решил он мысленно. А через минуту он уже торопливо спускался вниз по лестнице.

II
      Дверь приотворилась и в проёме застыла девушка лет восемнадцати.
      – Здравствуйте. Можно?
      – Да. Проходите, – оживлённо сказал мужчина в белом халате, накинутом поверх светло-голубой рубашки.
      Он отложил в сторону медицинскую карту очередного пациента, которую внимательно просматривал, и торопливо извлёк из верхнего ящика стола измятые листы.
    Девушка тихо вошла и присела на удобный небольшой диванчик напротив него.
      – Как он себя чувствует сегодня? – спросила она с тревогой.
      – Его состояние не изменилось, – сухо ответил доктор. – И позвольте задать вам вопрос?
      – Да. Я вас слушаю.
      – Что произошло на вашем выпускном вечере?
      – А почему вы спрашиваете?
      – Это его вчерашние записи. Прочитайте, пожалуйста, – сказал он и протянул ей листы.
      Она с любопытством схватила их и жадно принялась читать. Ей был хорошо известен этот неровный почерк ещё с детства.
      – Я так обрадовалась, когда увидела, что он пришёл, – торопливо начала она. – Они с мамой разговаривали о чём-то и даже улыбались, но потом между ними что-то произошло.
      – Что именно?
      – Не знаю. Я не придала этому большого значения, а мама об этом ничего не захотела рассказывать, – сказала она, как будто оправдываясь сейчас перед ним.
      – И всё же я полагаю, что произошло нечто серьёзное. Ведь на следующий день он пытался покончить с собой, – запальчиво сказал врач, не заметив, что взболтнул лишнего.
      Девушка заплакала.
      – Вы думаете, что виной этому послужил их разговор? – спросила она, вытирая слёзы рукой.
      – Простите за навязчивость, – виновато сказал доктор, предлагая ей платок. – Но попытайтесь вспомнить хоть что-нибудь. Нам бы это очень помогло.
      – Я хотела бы вам помочь, – сказала она, чуть успокоившись. – Но мама мне ничего не рассказала после того вечера, а на следующей неделе сбежала со своим любовником. 
      – Выслушайте меня спокойно, – размеренно начал он. – Вы и сами прекрасно знаете, что после того как ваш отец сюда попал, он ежедневно и детально записывает каждый прожитый день начиная с того самого момента когда его отношения с вашей мамой были официально расторгнуты, – доктор пытался говорить как можно бесстрастней, как говорят обычно, чтобы сообщить пациенту о неизлечимой болезни.
      – По его словам он словно попал в ад, после разрыва отношений, – продолжал он. – Для него это было сильным потрясением. Он стал слишком уязвим. И если бы не этот господин, с которым он постоянно общается. А мне кажется, что он именно тогда возник, то никто не знает, чем бы это всё могло закончиться для него. Всё могло бы быть гораздо хуже.
      – Разве это оправдывает всё это! – воскликнула она и нервно бросила листы на стол. – Да и куда уже хуже!
      – Зря вы так, – сочувственно сказал он.
      – Я не верю, что он был способен на все те гадости, которые записывает на бумаге. Мне и в голову не могло прийти такое, – сказала девушка, указывая на записи отца.
       – Разумеется, что этот таинственный господин уже в то время оказывал влияние на вашего отца и на все его поступки и слова, но всё же мне кажется, что для этого была какая-то веская причина. Возможно, он и вправду думал, что они в аду, поэтому и применял модель поведения, которая, по его мнению, была наиболее подходящей для этого места, не смотря на всю свою жестокость и циничность.
      – Но со мной папа всегда разговаривал, как и раньше.
      – Скорее всего, это происходило из-за того, что вы были для него частичкой рая, то есть другой жизни, – исправился он тут же. – И не относились к числу тех людей, которых, вполне вероятно, он недолюбливал и раньше. Даже больше того: вы являлись их абсолютной противоположностью. Мне кажется, что вы тоже имеете влияние на вашего отца и гораздо большее влияние, чем сами думаете.
       – Так было раньше, но сейчас всё изменилось. Я думаю, что к нему теперь вообще невозможно достучаться, – обречённо сказала она, опустив голову.
       – В любом случае, судя по дате на записях, до выпускного вечера осталось ровно двадцать четыре дня. И тогда мы всё узнаем. Узнаем, наконец, о чём они говорили, и имеет ли это отношение к его болезни или нет.
      – Если вы только не ошибаетесь, – прошептала она.
      – Если я ошибаюсь, то даже не знаю, сможем ли мы ему вообще помочь, – задумчиво сказал врач. – Случай с вашим отцом уникальный в своём роде и редко встречается на практике.
      – Я могу забрать эти записи? – резко перебила она его. И, наверное, только из-за того, что не хотела больше слышать, насколько безнадёжен её отец.
      – Конечно! Можете забрать и предыдущие, – сказал он и вывалил перед ней стопку листов. – Я снял с них копии, так что теперь они ваши.
      – Спасибо.
      – Простите меня, пожалуйста, мне необходимо сделать осмотр пациента из шестой палаты, – быстро сказал он, ненароком взглянув на часы.
      Они вышли из кабинета и, продолжая разговаривать на ходу, даже не заметили, как оказались в холле. Людей здесь было мало. Напротив окна расположилась пара стульев, на одном из которых сидел её отец, задумавшись о чём-то важном, судя по его сосредоточенному взгляду.
      – А вы не пытались его забрать? – осторожно спросила она, указывая на пустой стул. – Он же его мучает ежедневно.
      – Конечно же, пытались. Но после этого состояние вашего отца резко ухудшается, поэтому мы оставляем всё как есть. Некоторые просто не могут обойтись без страданий. Для них это как воздух.
      – Но почему?
      – Исходя из его предыдущих записей, можно предположить, что всё это происходит из-за навязчивого чувства вины.
      – Вины?
      – Он чувствует себя виноватым за то, что ему не удалось сохранить семью, и он потерял жену и дочь, – сказал он и тут же замолк, заметив, что девушка не отводит глаз от пустого стула и совершенно его не слушает.
      Они постояли ещё минуты две молча, после чего доктор поспешил к пациенту, к которому опаздывал, а девушка немного замешкалась, пытаясь достать какой-то свёрток из сумочки. Когда она оглянулась, то обнаружила, что в холле никого не осталось, кроме безобидной (после приёма утренней дозы лекарств) кучки людей у телевизора и её отца. Она подошла к нему пододвинула стул и присела напротив него. Он её не замечал и смотрел сквозь неё. Её это ни капли не смутило, ведь она не с ним пришла поговорить.
Прошёл ровно один год…
      Больничная ограда осталась за спиной.
      – Куда мы едем? – всполошившись, спросил я у дочери, которая сидела за рулём.
      – Домой папа. Домой.
      – Я не хочу к себе домой, – категорически заявил я.
      – Мы едем ко мне домой. Точнее к нам. Теперь ты будешь жить с нами, – радостно сказала она. – Мы с мужем всё подготовили к вашему переезду. Мы недавно купили замечательный особняк на берегу моря. И у вас там будет прекрасная комната. Окно в ней, к сожалению, не такое большое, как в больнице, но вид открывается потрясающий! Ещё мы предусмотрительно поставили у окна небольшой столик и два плетённых стула.
      – Два?
      – Ну конечно. Мы же не заставим твоего друга стоя любоваться волнами, – задорно бросила она и принялась наблюдать в зеркало заднего вида за моей реакцией.
      – Милая ты же знаешь, что я абсолютно здоров, – смутившись, начал я. – Всё осталось в прошлом.
      – Что ж, тогда я бы настоятельно рекомендовала тебе прочитать вот это письмо, – бегло проговорила она, бросив светло-зелёный конверт мне на колени.
      Я дрожащими руками раскрыл конверт и развернул письмо. В горле пересохло. Следующие минуты две оказались самыми длинными в моей жизни.
      – Так значит тебе всё известно. Тебе известно, что я не твой отец? – пролепетал я озадаченно.
      – Да. Мама тебя никогда не любила, да и меня тоже. Именно это она и сообщила тебе на выпускном вечере.
      – Постой! – воскликнул я, ошарашенный внезапной догадкой. – Ты хочешь сказать, что это он написал тебе?
      – Да. Это он написал мне, – спокойно ответила она. – Вчера пришло на почту.
      – Вчера? Но этого не может быть! – возмутился я. – Ведь я уже почти год его не видел.
      – Не переживай ты так. Просто взгляни направо.
      Это было невероятно. Тот же самый господин сидел рядом со мной, только теперь он был одет в бежевый летний костюм и добродушно улыбался во весь рот, чего раньше себе не позволял. Добродушие было не самой сильной чертой его характера. Раньше он всё больше ворчал.
      – Я снова болен? – с беспокойством спросил я у дочери.
      – Нет, чудак! Ты здоров, – развязно начал он. – Два месяца в больнице ты исправно записывал все мои мерзкие проделки и, между нами говоря, – сказал он, понизив голос. – Они и вправду были мерзкие, но они были необходимы. Я в первую очередь заботился о тебе. В аду ты бы без меня и дня не протянул, но теперь мы направляемся к морю, а значит, пора всё менять.
      – Что менять? – спросил я беспомощно.
      – Я окончательно исправился и намереваюсь, вести себя благопристойно, хоть это будет и нелегко, учитывая их глупое выражение лица. Нет. Ну, ты посмотри на них! – воскликнул он, указывая на пролетающих за окном прохожих. – Посмотри на их кислые лица. Мерзость! – крикнул он, скорчивши такую же кислую гримасу, как и у людей за окном.
      – Прекрати немедленно, – скомандовала дочь, повернувшись к нему с грозным видом.
      – Извини, я забыл, – быстро сказал господин справа от меня. – Смотри, пожалуйста, на дорогу. Не хватало ещё попасть в аварию по твоей милости, – испуганно завизжал он.
      И только после того как она повернулась он с облегчением выдохнул и убрал руку от сердца.
      – Теперь мы расскажем миру о самых счастливых днях, которые я повидал, а точнее ты повидал. Так что готовься писать, – весело прогорланил он уже через минуту и толкнул меня по-дружески в плечо.
      – Миру? Что вы хотите этим сказать?
      – Пап. Ну а как ты думаешь, за какие деньги мы купили особняк у моря? – вмешалась дочь.
      – Даже не представляю. Возможно, у тебя свой бизнес или богатый муж? – наивно предположил я.
      – Да брось! – выпалил собеседник справа. – Бизнес это скучно, как впрочем, и муж, – добавил он, лукаво прищурившись. – Гораздо веселее быть писателем.
      – Мне казалось, что вы не любите писателей, – едко заметил я, обращаясь к нему. – Ты пишешь? – спросил я сразу же у дочери.
      – Пап, ты и вправду чудак. Ну, куда тебе без твоего друга? Это ведь ты пишешь рассказы, точнее писал раньше, а я их публикую и получаю высокие гонорары. К тому же мы заключили с ним сделку, – добавила она, улыбнувшись и кивнув головой в сторону хорошо знакомого мне господина.
      – Сделку? – переспросил я с недоумением.
      – Да. Мы сговорились в тот самый день, когда я тебя навещала, хотя ты наверно этого и не помнишь. Ты был слишком сосредоточен на чём-то, – проговорила она и, не сдержавшись, залилась звонким смехом.
      – И в чём же заключается сделка? – серьёзно спросил я.
      – Он должен был на время исчезнуть, чтобы все посчитали тебя здоровым.
      – Я согласился сразу же, – вставил мой старый собеседник. – Сразу же после того как увидел пистолет.
      – Пистолет? – удивился я.
      – Извини, проболтался, – выпалил пассажир в летнем костюме, обращаясь к дочери, и отвернулся к окну, скорчив виноватое лицо.
      Я вопросительно посмотрел в зеркало заднего вида и заметил, что лицо дочери также искривилось.
      – Прости пап. По-хорошему он бы просто не согласился на мои условия. У меня уже начинали заканчиваться аргументы, поэтому и пришлось приставить пистолет к его голове, а точней к твоей, – добавила она виновато и вполголоса.
      – Ты хотела убить меня?!
      – Нет! Конечно же, нет! – воскликнула она возмущённая тем, что мне могла прийти такая мысль в голову. – Но я знала его слабость.
      – И какая же у меня слабость? – не сдержавшись, вмешался господин.
      – Ты хоть и ненавидишь людей, но дорожишь своей жизнью и не хочешь умирать в отличие от отца.
      – И как же ты об этом догадалась?
      – Я догадалась об этом через неделю после того как папа решил уйти из жизни, когда узнал, что он мне не родной отец, – размеренно сказала она.
      – Да. У него забрали единственный райский ломоть, – язвительно ввернул господин справа.
      – Я считаю, что всё же это был глупый поступок! – решительно отчеканила дочь. 
      – В тот вечер твоя мать заявила, что тебе уже всё известно. И ты теперь презираешь меня, – оправдался я.
      – Ну что за человек! – раздражённо воскликнул господин в бежевом костюме. – Разве можно верить словам в наше то время, – укоризненно заявил он.
      – Так вот, через неделю после того случая, я пришла к тебе домой: туда где всё это произошло.
      – И что дальше? – не унимался я.
      Меня всё больше и больше распирало любопытство, сдерживать которое было крайне трудно.
      – Ровно половину таблеток, которые ты намеревался проглотить, я случайно обнаружила между подушками дивана.
      Я заметил, как мой старый собеседник смутился после её слов.
       – Что ты хочешь этим сказать? – спросил я.
      – Он спас тебе жизнь, спрятав их от тебя. Я поняла, что он боится умирать, поэтому и пошла на риск: приставила к твоему лбу пистолет, который откопала среди нижнего белья у мамы в комоде.
      – У неё был пистолет?
      – Да. Он был крохотный. Она им обзавелась после того как бросила тебя.
      – Нащупала слабое место и безжалостно ударила по нему, – пробурчал господин справа.
      – И после этого твои сны прекратились. И записи тоже, – сказала дочь, повернувшись ко мне.
      – Я тебя прошу, смотри на дорогу, – бесцеремонно вмешался наш пугливый пассажир, когда увидел, что она снова повернулась.
      Выглядел он очень встревоженным, что и вызвало у неё очередной приступ смеха. Она была очень весёлой сегодня, прямо как в детстве, когда я ей подарил рыжего котёнка на день рождения.
      – Так значит, это ты мне помогла? А я-то думал, что это снотворное, которое в меня насильно засыпали, начало действовать.
      – Да нет! Нужно что-то посерьёзней снотворного, чтобы меня устранить, – заявил с гордостью пассажир справа от меня.
      – Вы же не собирались торчать там вечность! А теперь вы будете наслаждаться жизнью и писать. Я купила тебе пишущую машину, так что теперь буду ждать от тебя новых шедевров! – радостно воскликнула она. – Да и ещё одно. Я тебя люблю пап, поэтому позволь дать тебе совет.
      – Конечно.
      – Этот господин справа – неотъемлемая часть тебя. Причём не менее важная, чем рука, нога или голова. Так что учись понемногу договариваться с ним и уживаться. Не позволяй ему тебя истязать, но и сам не мучай его, что не менее важно.
      – Дельный совет, – вмешался господин в бежевом костюме. – Хоть я и буду немного скучать по тем людям за оградой и по своим проделкам на работе, но думаю, что морской климат всё же пойдёт мне на пользу.
      – Пап ты ни в чём не виноват, – участливо добавила она, смотря на меня через зеркало заднего вида. – Теперь у тебя будет новая семья и наша любовь, а значит, вскоре появится и надежда.
      Мы уже приближались к побережью и промчались мимо рекламного щита. Название компании и услуги, которые они предоставляют, я не рассмотрел, а запомнил только слоган, выведенный жирными белыми буквами на голубом фоне: «добро пожаловать в рай»!

- Eugene Gets