Школьные друзья

Я не отношусь к тем людям, которые считают, что настоящие друзья могут быть только с детских и школьных лет.  С одной стороны, определенная логика в этом есть.  Это тот возраст, когда друзья  заводятся по состоянию души, дружат с теми, кто нравится по каким-то качествам, и в этом нет того налета меркантилизма, который появляется в более старшем возрасте. Тогда появляются такие друзья,  с которыми выгодно дружить. Студентам можно получить хорошую оценку на экзамене или выгодное распределение, если друг из семьи руководителей института. Когда люди начинают работать, многие могут назвать причины, по каким заводят таких «друзей», которые исчезают, как только выгоды нет. 

У меня есть три закадычных друга. Один со студенческих лет, это Сережа Куракин. Второй – мой родной дядя, который всего на год старше меня, и мы оба считаем, что мы не дядя с племянником, а друзья. Об этих друзьях я уже написал в своих воспоминаниях, посвятив каждому по отдельной главе. А вот о третьем, тоже моем родственнике, Яне Щербакове, я хочу рассказать в этом повествовании. Но сначала вспомню  и о других школьных друзьях, которых закадычными не могу назвать.

Я не помню, в каком году у нас в поселке появилась семья Огай, поселившиеся  в доме напротив. Глава семьи Апполоний Васильевич стал директором школы, его жена – медсестра, работала в нашей участковой больнице,  и пять сыновей, между старшим и младшим десять лет разницы.  Старший, Мирослав, учился в одном классе с моей тетей Ниной, младшей сестрой моей мамы, она жила с нами и училась в старших классах школы с 8 по 10 класс. Мирик, как звали его в семье, дружил с Ниной и,  как поговаривали, был влюблен в мою тетю. Эта дружба продолжилась до кончины моей тети в начале 2000-х годов уже в Хабаровске.  У обоих были свои семьи, дети, внуки, но они временами встречались, Мирослав помогал Нине бороться с раком, доставая ей кое-какие лекарства из-за границы.

Второй сын Рудольф после окончания школы поступил в Хабаровский педагогический институт на факультет физвоспитания, и через много лет стал заведующим кафедрой на этом факультете.  Третий сын Николай пошел по стопам не отца, а матери, стал врачом-анестезилогом в Хабаровском противотуберкулезном диспансере.  Еще один сын, Василий, имел психическое заболевание, и был болью семьи.  Пока Апполоний Васильевич работал в школе, Василий тоже работал то завхозом, то конюхом в школе.  Но мой рассказ пойдет о младшем в этой семье сыне – Алексее. Именно он был моим закадычным другом в детстве.

Алеша был типичный кореец – невысокий, с монголоидным разрезом глаз.  Наши родители дружили семьями, и мы часто с Алешей встречались и вместе играли. Постепенно уже не мыслили провести день, не увидев друг друга.  Я часто тусовался у Огаев.  Братьев у меня не было, а там были старшие по возрасту братья Алеши, которые оказывали на нас с ним кое-какое влияние.  Сейчас я уже не могу вспомнить, в чем это выражалось, но уверен, что так и было. Дети всегда тянутся к взрослым мальчишкам.  Ничему плохому нас они не учили.  У нас были вполне приличные игры, без всяких шалостей.  Ну,  разве один такой случай я припомню.  Во дворе Огаев  был сарай, с чердака которого мы решили прыгать в сугроб снега. Среди нас был еще один мальчик, Коля Еремин, на 2 года младше нас с Лешкой.  Мы с Лешкой прыгнули удачно, а маленький Коля упал на какую-то раму под снегом,  и ему осколком стекла разрезало ягодицу. Хлынула кровь, штаны и валенки стали наполняться кровью. На наши крики из дома выбежали старшие братья, потом Марья Михайловна.  Колю Еремина быстро унесли в больницу, где ему наложили швы на его рану, кровотечение остановилось.

У меня сохранилось немало фотографий, на которых мы с Алешей вместе. И у новогодней елки, и с родителями, и просто вдвоем летом и зимой.  Ни с кем другим в детские годы у меня нет столько фотографий.  Для меня была трагедия, когда после окончания первого класса я узнал, что главу семьи Огай назначили директором школы в районном центре поселке Тахта на берегу Амура.  Мы расстались с Лешей. Я не помню, плакали ли мы при расстоянии,  вполне возможно, ведь мы были с ним настоящие друзья.  Позже  мы с ним встречались, когда наша семья проезжала мимо Тахты, когда ездили в Хабаровск. Помню, однажды наша семья даже ночевала у них дома, пока дожидалась парохода. А один раз, когда я учился в 5 классе, меня послали на районный пионерский слет в Тахту.  Всех ребят и девчонок из Херпучей поселили в интернате, причем девочки спали на кроватях, а мальчишки на матрацах под кроватями. Я помню, как толкал пальцем в матрац лежащей надо мной девочки. Уснуть там было просто невозможно, поэтому на следующий день Апполоний Васильевич забрал меня к себе в дом.  Там было несравненно лучше спать, тем более на отдельном диване.  Правда, мешал спать богатырский храп главы семейства в соседней комнате, но я скоро уже не реагировал на него.

Во время этого пребывания в Тахте мне заполнились три факта.  Один из них связан с Алешей.  У них в семье была школьная «воздушка» (Прим. - в те годы много внимания уделялось стрелковой подготовке учеников, и  так называлось ружье, стреляющее сжатым воздухом. Его использовали во всех тирах страны). Пульки для стрельбы отсутствовали, но мы нашли выход. Скатывали шарик из бумаги, обильно смачивали его слюной и заряжали этим «снарядом» ружье.  Нашей целью  были мухи, в большом количестве сидящие на стенах летней кухни.  Выстрел в муху – и остается мокрое пятно. То ли от «пульки», то ли от мухи.  Вот так мы и развлекались.  Второй факт был связан с тем, ради чего я и ехал на этот слет.  Я участвовал в соревнованиях по прыжкам в высоту и победил, прыгнув на 115 см.  Смешной результат, но для меня была важна сама победа над сверстниками.  Алеша был рядом со мной во время всего соревнования и болел за меня.

А еще один факт  не связан ни с моим другом, ни с районным центром.  Просто смешной для кого-то, и обидный для другого.  В это время сдавали нормативы по физической подготовке призывники в армию, причем на той же спортивной площадке, где были и наши соревнования.  Обычно все бегали в спортивных шароварах, но у одного призывника были  только брюки. Ему предложили их снять и бежать в трусах.  И вот представьте картину.  Впереди бежит парень, у которого семейные трусы задрались и все его мужское «хозяйство» вывалилось из трусов и мотается из стороны в сторону на виду всех присутствующих. А он в азарте борьбы этого не замечает. Все это произошло у меня на глазах, и у других тоже. Сейчас пишу об этом и с трудом сдерживаю смех, когда вспоминаю тот случай. А вот самому парню было совсем не до смеха, когда все оглядывались на него и шушукались, посмеиваясь.

Много позже мы встречались с Алешей в Хабаровске.  Он в то время жил вместе с матерью,  к тому времени Апполоний Васильевич умер от диабета.  Но долгие годы  врозь сказались на нас с  Алешей,  жизнь разъединила нас. Мало что мы могли сказать друг другу, у нас остались только отрывочные детские воспоминания.  Леша был одно время женат, но теперь жил один.  Это была единственная наша встреча в 70-90-е годы.

После отъезда в Тахту  Алеши Огай я несколько лет дружил с Мишей Павловым. Я ничего не помню о его родителях, есть одна фотография, где его мать рядом с моей мамой, Агнией Иннокентьевной Кокориной, Марией Михайловной Огай и с нами с Лешкой. Вот и все, что осталось в памяти. Да еще, как мы врали друг другу, придумывая разные истории, иногда совершенно фантастические.  Но вскоре Павловы уехали, и у меня друзей не было. Но я в это время стал играть в школьном духовом оркестре, ходил в судомодельный кружок, стал увлекаться спортом, много читать журналов и книг о спорте. Так что вполне обходился без общения с каким-то одним другом.

В 8 классе у нас появилось трое новых учеников. Две девочки – Вера Туникова и Рита Кандала, и мальчик – Ян Щербаков. Все они приехали из  Колчана и Чля, где перестали добывать золото и работников Колчанского прииска распределили по другим приискам, в том числе и в Херпучи.  У Яна здесь жил дядя, брат его матери, Комаровский Матвей Антонович с семьей, и, чтобы  Ян не жил в интернате, мать попросила брата приютить племянника. Самостоятельно разобраться, однофамильцы мы с ним или родственники, мы не могли, обратились к моему отцу.  И он рассказал, что наши с Яном дедушки – родные братья,  Гавриил у Яна и Иван у меня.  Так что получалось, что мы с ним оказались троюродные братья.  Ян не был очень общительным от природы, поэтому стал держаться ближе ко мне, своему родственнику, тем более долго живущему в этом поселке.

Так началась наша дружба, которая продолжается по сию пору. Мы знаем друг о друге все,  про детей, внуков, болячках и прочее-прочее.  Я не могу описать все, что нас связывает, это займет много времени.  Расскажу о некоторых эпизодах в нашей жизни.  Я, как моим землякам известно, был неплохим спортсменом, много тренировался, и Ян стал вместе со мной тренироваться.  Мы с ним стали даже осваивать игру бадминтон, о которой я вычитал в спортивном журнале. Из ивовых веток согнули ракетки, натянув внутри её леску. А вместо волана у нас была пробка от шампанского, в которую мы вставили настоящие перья, вырванные у курицы.  И ничего, играли, старались освоить новый вид спорта. Я по характеру сангвиник, а Ян флегматик, т.е. его реакция на внешние раздражители была несколько медленнее, чем у меня. А в спорте это играет большую роль, особенно в игровых видах спорта. Бывало, во время игры в баскетбол я кричу ему: «Дай пас!». Пока он начинает соображать,  я подбегаю к нему, выхватываю из рук  мяч и бегу в атаку.  Вообще все Щербаковы по природе флегматики, я этой части я пошел в мамину породу.  С Яном мы вместе ходили в баню, парились, а после этого шли к нам домой,  и играли с моим отцом в шахматы на двух досках. Отец обычно нас обыгрывал легко, лишь в 11 классу я стал играть лучше,  и иногда даже выигрывал у своего родителя.

Ян еще на Чля стал заядлым рыбаком, и это его увлечение продолжилось в Херпучах. Я стал тоже ходить с ним на рыбалку, хотя это времяпровождение меня не очень увлекало, в отличие от большинства моих сверстников.  Но как говорят, за компанию и жид удавился. Особо больших уловов у нас не было, а если и были, но все забирал Ян. Возится с мелочевкой, всякими гальянами и пескарями,   мама не любила.  Когда у нас должно было начаться производственное обучение, наша семья на несколько дней задержалась в Хабаровске из-за нелетной погоды. Учеников надо было распределять – кого в швеи, кого в автослесаря, а кого учиться на радиста.  И Ян записал меня туда, куда и сам пошел – в радисты, вернее, в радиооператоры. Так и учились мы с ним и еще с Сашей Гальцевым принимать азбуку Морзе, самим передавать сигналы на ключе.  По окончании школы получили удостоверение радиооператора третьего класса.  В жизни это мне  не пригодилось, а вот у Яна это оказалась  военная специальность. 

После окончания школы наши пути с Яном разошлись. Я поступил в медицинский институт, а Ян не прошел по конкурсу на исторический факультет педагогического.  Помню, когда он приехал в Хабаровск, чтобы подать документы в институт, я встречал его в аэропорту. Ян впервые был в Хабаровске, прилетел он поздно вечером, и пока мы добрались до дома под Хабаровском, где жила моя бабушка с дедушкой, было уже за полночь.  Когда мы утром вышли на крыльцо дома, я попросил Яна ответить, где, по его мнению, город. Он показал в противоположную сторону.

Яна  забрали в армию, где он служил два года в  частях связи. Потом вернулся работать на прииск, и вместе с Сашей Гальцевым был направлен от прииска учиться в Москву, в горный институт.  Там он женился, вернулся в Херпучи с женой уже дипломированным инженером.  Все эти годы мы иногда встречались в Хабаровске, когда он проезжал через этот город в Москву или обратно. 

В Херпучах Яна заметили как очень ответственного работника,  сознательного члена партии и избрали секретарем парткома прииска.  К этому времени мои родители уже уехали из Херпучей,  и семья парторга заселилась в ту квартиру, где жили мои родители и где вырос я.  С тех пор этот дом часто называют дом Щербаковых.  Чуть позже на районной партийной конференции по предложению первого секретаря райкома партии Самарина,  коммуниста Яна Васильевича Щербакова избрали вторым секретарем райкома КПСС. Щербаковы переехали в село Полины Осипенко. В этот период времени я ездил  в командировку в райцентр и останавливался у Яна. Тогда я познакомился с членами его семьи – женой Катей, тещей, дочерью Лидой и сыном Андреем.  Это был период высшего пика карьеры моего кузена и друга Яна Щербакова.

Потом начались лихие 90-е.  КПСС была распущена, все её органы на местах перестали финансироваться и функционировать, и Ян остался безработным.  Он перебрался на Бриакан,  стал там работать заместителем директора прииска.  Его старшая дочь в это время училась в Хабаровске в педагогическом институте,  стала жить на квартире у Агнии Иннокентьевны Кокориной, которая была уже пожилой и довольно больной женщиной,  и стала бояться жить одна. На руках Лиды она и скончалась в 1993 году.  После смерти Кокориной Лида переехала жить в общежитие, наши контакты с семьей Яна стали очень редкими, а потом вообще прекратились. 

Однажды я зашел в магазин, который был в нашем доме. Местные называли его «Мальчики и девочки», хотя он имел название «Товары для мужчин и женщин». Жил я на улице Шевчука, а именно на этой улице стояло здание объединения «Приморзолото», которому подчинялся Бриаканский прииск.  И в магазине нос к носу столкнулся с Яном.  Мы оба обрадовались встрече,  пошли ко мне домой. Там никого не было, мы имели возможность  откровенно поговорить о нашем житье-бытье.  Я впервые увидел слезы на глазах Яна. Нет, он не плакал навзрыд, просто на глазах появились слезы, когда он сказал, что он, человек, долгие годы работавший на приисках по добыче драгоценного металла, не может выдать свою старшую дочь замуж как положено, чтобы была свадьба, свадебное платье, фата у невесты, гости.  А он приехал в командировку, привез с охранником золото, чтобы сдать его в объединение «Приморзолото», и на эту поездку с трудом наскребли нужную сумму.  Он рассказал, что вся золотодобыча в нашем районе имени Полины Осипенко дышит на ладан.  И не только в районе, в Хабаровском крае и в стране тоже.

Потом мы встречались еще несколько раз.  Последний – накануне моего отъезда в Сибирь. Тогда у нас на квартире собрались несколько моих родственников, в числе которых были Ян со своим сыном Андреем. Андрей в это время сдал выпускные  экзамены в пединституте и получил диплом учителя истории. Именно им хотел стать 40 лет назад Ян Щербаков, но не сложилось.  И вот мы последний раз могли пообщаться вживую, глядя в глаза друг другу.

Позже, после моего отъезда в Сибирь,  мы разговаривали по телефону и скайпу. Ян не так давно по  программе переселения из районов Севера переехал из Бриакана в поселок Хор  в 60 км к югу от Хабаровска. С ним живет жена Катя, а вот дети в Хабаровске. Лида вышла замуж, имеет трех детей, старший из которых Алеша закончил второй курс медицинского института. Андрей женился, но детей пока нет.

Вот небольшой рассказ об Яне Щербакове. В январе этого года я разместил на своей страничке в «Одноклассниках» материал, где опубликовал несколько фотографий и небольшой текст к 70-летию со дня рождения Яна, на него  откликнулись многие земляки и его коллеги, поздравляя юбиляра.  Так что наша жизнь продолжается.  Настоящая дружба не заканчивается, пока живы люди.